Аннотация: Песен Высоцкого не пою, командирский патрон и переходную башенку не изобретаю. Просто воюю.
- Ниии фига се бабахнуло,- пробормотал я, ослепший и оглохший от близкого упавшего разряда молнии, - с какого банана гроза, на небе ни тучки, да что там тучки, видимость как говорят лётчики миллион на миллион? Не успев додумать, что явилось причиной такой грозы, как вдруг ощутил, как волосы на голове встали дыбом. Успел оглядеться вокруг, вроде вокруг полно высоких деревьев, недалеко столбы высоковольтной ЛЭП, тем не менее "сухая гроза" по всей видимости, охотилась именно за мной. Вспомнились слова старшины,- метр глубины окопа, даёт шанс бойцу дожить до Победы,- поэтому недолго думая прыгнул рыбкой в ближайший кювет. Прыгнул, но вот упасть на дно кювета не успел, ещё в коротком полёте, теряя сознание, я ощутил как тело скручивает попавший в него разряд. Затем мрак в сознании, и вдруг слышу, кто-то кричит, - По немецко фашистским захватчикам - огонь! Слева и справа бах, бабах, пулемёт та- та- та-та. Фигасе! Я что, опять заснул и не выключил телевизор? Откуда у меня опять телевизор? Я ж его выбросил пару месяцев назад, надоело на одни и те же морды каждый день смотреть. Все правильные слова говорят, а толку ноль.
Ой-ё-ёй! Больно же! Кто-то пнул меня по рёбрам , слышу кричат , - Стреляй Алексей , танки же прут. Голова раскалывается, как будто вчера лишнего накатил, ну да, выпили, ребята уговорили отметить второе призовое место в стрельбе среди охотников города, но выпил- то я как говорили старые моряки,- в плепорцию, с чего тогда такие глюки? Открыл глаза, меня мутузит какой то жлоб, орёт про какие-то танки, я в окопе, жара, во рту пустыня Сахара, очень хочется пить. Что за херня? Откуда окоп! Жара! Что вообще происходит? Снимают кино?
- Да ты охренел боец! Какие нахер танки?
- Какие? Ты выгляни из окопа урод, сейчас нас давить как тараканов будут! Боец брызгал слюной и завывал от страха.
- Отставить! Скомандовал я,- дай воды, сомлел я от солнца, не понял что ли? Боец суёт мне флягу, делаю несколько глотков тёплой воды. Над головой вжикнуло, бруствер слегка причесало пулемётной очередью. Таак! А тут всё по настоящему, ну что же сначала решим проблему с танками и потом осмотрюсь внимательней. Привстаю, смотрю за бруствер, по фронту редкая цепь в мышиного цвета униформе, чуток впереди штук пять угловатых танка рыская со стороны в сторону ползли на наши позиции. И с чего они решили, что я истребитель танков? Агаа! Вот оно что, рядом со мной в окопе прикрытое холстиной лежит здоровенное ружьё. ПТР. А я значит бронебойщик, боец мой второй номер и мы все, в глубокой жопе второй мировой. Ну что надо стрелять, а то закопают нахрен если не те, так другие. Эх, где мои семнадцать лет? - Патрон! Кричу я открывая затвор ружья, и второй номер суёт в патронник нехилый такой патронище. Ну что Алекс, поехали? Патрон в патроннике, закрыл затвор, ищу цель. До переднего танка метров 200 до последнего 250. Глазомер у меня от отца, учил стрелять меня с детства, купил мне пятикласснику,"воздушку", сделал на работе матрицу для пулек, а свинца вокруг валялось немеряно.
-Глаза Лёшка, даны чтобы видеть, а голова чтобы думать,- говорил он,- поэтому сначала думай, а потом стреляй, думай как определить то место, где пуля должна встретиться с целью. Через пару лет, я стрелял и попадал на слух, через зеркало, навскидку, и от бедра. Каким-то образом перестроилось зрение, я мог разглядеть цель на любом расстоянии, будь она в двадцати шагах или в километре от меня.
Решаю стрелять в последний танк, дабы передние не сбежали раньше времени. Навожусь на танк как учили, и тут же возникла мысль,- интересно где меня учили стрелять по танкам? Ладно, потом выясню, сначала надо решить проблему с танками. Идут фронтом ко мне под небольшим углом, значит пока наиболее уязвимо ведущее колесо, бью в колесо, лопается гусеница, танк разворачивает, бью моторную группу, именно в такой последовательности и действую. Бэмс ! Хера себе! Ружьишко лошадиным копытом лягнуло в плечо,- патрон,- кричу второму номеру, тот торопливо суёт следующий боеприпас. Так и есть, у замыкающего танка слетела гусеница, и его развернуло ко мне бортом, вторым выстрелом я разбил ему двигатель. - Патрон! Следующий танк, вполз на рубеж огня, и пара выстрелов остановила и его. Первый танк уже горел во всю, а над вторым поднялся сизый дымок, однако наслаждаться видом гибнущего врага некогда, вон ещё кандидаты в покойники ползут. - Патрон! Выстрел. Патрон! Выстрел!
- Блядь с прикладом надо что-то делать, - подумал я,- плечо уже практически не чувствую.- Патрон! Выстрел! Патрон! Выстрел! Последний вражеский танк, докатился до позиций метров за триста от меня и его там упокоили гранатой. Всё! Я сполз на дно окопа, прикрыл глаза и отключился. Последней мыслью было,- а не хило мы им вломили.
Опять прихожу в сознание, вокруг тишина и воняет тленом. Попытался подняться на ноги, но не смог этого сделать, оказывается, я по шею засыпан землёй. Как в тумане вспомнился последний бой, как стрелял по танкам.
- Ну и каким боком встретились я и война, тем более через шестьдесят лет после её окончания? Мне двадцать три года, по профессии я электросварщик, образование среднее, армия, сержант ВВ, разведён, детей с бывшей женой нет, беспартийный, в гробу видел всех фюреров от Зюзи, Жирика, и до того, кто скачет на медведе. Но ближе к теме, я осмотрелся, но что я мог увидеть засыпанный почти до бровей?
- По всему видать попал, - подумал я, - читал я в книгах о подобных случаях. И что мне теперь делать? Знаниями, кроме того, что наши победят, не обладал, ни переходной патрон, ни танк не нарисую. С песнями вроде тоже напряг, ну не дал мне Бог таланту, ах да, можно же Хрущёва заложить, Горбачёва замочить, и Ельцина завалить, но будет ли с этого прок? Херонимо его знает, там такой клубок пауков, если и валить, то валить надо всех, а не ну ли их нахер. Если такая могучая страна, развалилась из-за десятка предателей, то может, она этого достойна. Узнать бы ещё, а в какой год и куда я попал?
- Надо выбираться потихоньку. Мало-помалу, я сгребал с себя землю, благо она была рыхлой и легко осыпалась куда-то в низ, освободил сначала левую руку, потом грудь, старался добраться до зажатых какой-то железякой ног. Опять захотелось пить, и жрать.
- Что за скотина такая человек? Без еды и питья жить может, но не долго,- думал я,- и если в брюхе пусто. то ни о чём другом думать не хочет... Вдруг справа, где как я помнил раньше была пулемётная ячейка, послышались чьи то голоса. Я затих и прислушался, говорили по-русски, голоса стариковские и бабьи. Дед ругал баб за то, что они боялись мертвецов.
- Ну чаво он теперя может исделать тебе Мария? Всё, он болезный уже никому ничаво не сделаить. Которого уже находим, а ты всё боииси. Мёртвые они все, но неможно им так лежать, похоронить воинов русских мы должны. Он чё могли сделали, видела, танки горелые немаки тащили, а кладбище немецкое? Я посчитал ихние могилки, и скажу вам бабы, дорого немакам обошёлся этот бой, не считая танков, сотня могил, а ранетых должно быть втрое больше. Ето пулемётчик и кладбище немаков его видать работа, всё бабы, утрите слёзы и тащите его в воронку к своим товарищам, а я далее полезу, посмотрю где ещё герои лежат. Чтобы не испугать до смерти своего спасителя я застонал и выматерился, чем самым сразу определился как свой и раненый. Дед от неожиданности сначала присел, а потом шустро перебирая конечностями по - крабьи подполз ко мне.
- Сынок! Ты што, ранетый?
- Не знаю дед, может и раненый, но скорее всего контуженый и засыпанный. Вишь вот откопаться никак не могу, сил нет, помоги а? А воды нет ли, уже не помню сколько не пил, изнутри высох как саксаул в пустыне.
- Сей минут сынок ! Ты ведь один тута живой остался, остальных немец побил, налетели самолётами и закидали вас бонбами. Третий день мы вас хороним, полсотни солдатиков наших уже закопали. Немаки своих побитых похоронили, танки горелые утащили, оружье ваше какое целое собрали, а вас бросили. Наши выселки недалёко, вот и хороним своих солдатиков, ну и где чего собираем для общества, кто сидор найдёть, кто обувку кто и шинелку, а чего добру пропадать. Война по всему видать не завтра кончиться, а жить то надо.
- Бабы,- закричал он, - ранетый тута наш! Воды тащите, да поболее! Плача и причитая, 'на полусогнутых' пришкандыбали три женщины, одна с бидоном.
- Пей сынок. Тут молочко, воды нет. Спас тя Бог. Ужо мы тя чичас откопаем. Мы осторожненько, не боись, ран твоих не тронем и дружно в шесть рук начали откапывать. Сначала откопали ноги, потом вытащили из окопа, ощупали, осмотрели меня всего, с ног до головы,
- Крови вроде нет, руки ноги не ломаны,- одна из женщин отчиталась перед стариком, и перекрестившись продолжила, - чудо Господнее, все кругом убитые, а на ём ни царапины. Подо мной, оказалось, лежал вещмешок и противотанковое ружьё, бабы удивились его длине, а старик пощупав его спросил,
- Никак крепостное ружжо?
- Нет дедушка, это противотанковое ружьё, говоришь видел как немцы горелые танки уволокли? Так вот, это я их залудил, бронебойщик потому что. И тут же мне вспомнился художественный фильм, уже не помню как его название, но слова киношного генерала, почему-то вспомнились отчётливо,- надо выбивать у них танки. Во что бы то ни стало надо выбивать танки.
- Надо? Значит, будем выбивать!
- Дед в деревне немцы есть? Спросил я.
- Да откуда сынок, все что были, прошли и ушли, вас чаю оставили паромную переправу боронить, последний наший и взорвал паром уходя. Тута недалече, вёрст десять мост есть, вот тудой и прёт немчура. Паром был небольшой, мы на нём, на луга косить сено ездили.
- А несознательных дезертиров, беглых заключённых, бывших репрессированных?
- Репрессированный есть. Я это сынок. Бывший председатель сельсовета, а дезертиров и воров с бандитами спокон веку в наших выселках не было.
- Добро дед. Мне бы помыться, постираться, оружие в порядок привести, да поклевать чего нито, а дальше война план покажет.
- Суседка! Позвал дед, возьми солдатика к себе домой, подсоби раненому, помыться там, постираться, да покорми яво. Обчество тебе зачтёт.
- Ты чё старый, обиделась женщина,- может мою кровиночку, сей минут кто-то обиходит. Оообчество тебе зачтёт. Чтоб тебя черти зачли, пень ты старый. Пошли солдатик, дай чего понесу.
- Ружьё мамаша пуд весит, сидор полпуда. Давай я ружьё, ты сидор, а ты дед поищи здесь хорошенько, может патроны к моему слонобою найдёшь, да приходи после, поговорить надо серьёзно.
- Принесу и приду, тебе ещё чего надо?
- Надо дед много, поэтому и приглашаю поговорить. Война и вправду не завтра кончится, да и не послезавтра. Я солдат и у меня приказ, выбивать у немца танки. Приказы сам знаешь, надо исполнять.
Старушка подхватила сидор и бидон, я вздохнув поднял ружьё, и поплёлся за белым платком маячившем впереди. Минут через сорок добрались до околицы, ещё минут через десять мы зашли во двор с небольшим домиком-мазанкой. Во дворе летняя кухня, тут же у кухни, росло раскидистое дерево, а под ним стоял стол с двумя вкопанными лавками у забора колодец в глубине двора сараюшка.
- Садись сынок, сымай с себя всё, надо замочить твою одёжку, вода нагрета, вон в корыте и помоешься. А я тебе поесть спроворю.
-Погоди мать. Давай познакомимся, а то я мать да мать, дед да дед. Неудобно как то своих спасителей безымянно величать. Меня к примеру, Алексеем звать? А вас как ?
- Так Пелагея я. Отца Георгием звали, а старосту нашего Иван Дмитриевич, он и кузнец и первый тракторист и председателем сельсовета у нас был, да вот не сполнил какой-то приказ и сняли яво и с председателя и с партии выгнали. Ну да мы звали его Старостой спокон веку, он и сейчас у нас Староста, нонешные все вакуировались. В выселках живут три деда да десяток баб, да детишек десяток, хорошо лес да река рядом, ягода да грибы не переводятся, река опять же рыбкой нас балует, так что с голоду не помираем, да и животинка кака ни кака есть, молочко, маслице, опять же куры, яйцо есть, что на пасху красить да и себя инда побаловать.
- Пелагея Георгиевна, тут вот какая беда со мной, бомба близко разорвалась, мне мозги стряхнуло, контузия по-медицински, так я подзабыл кое-чего. Помоги вспомнить, вот год, число и месяц ныне какие?
-Так 17 мая 41 года, неделя как война.
- А местность как называется?
- Так Могилёвская область, выселки Залужье, речка Сож. Ты мойся солдатик, а я пошла хозяйничать. А то за разговорами ты немытый и нестираный, да и некормленый останешься. На печке казан с горячей водой, рядом бочка с холодной, там же корыто, вот мыло, снимай грязное, сейчас принесу чистое бельё, да ты не стыдайся сынок, мой-то чуть постарше тебя, тоже где-то воюет, а я поесть спроворю, ни то придеть Староста, а я ничё и не успела, сраму не оберёшься.
- Слегка охренев от упавшей в голову информации я побрёл в сторону лёгкой кухни. Про то, что Великая Война, началась 22 июня 1941 года, я знал точно. - Делааа,- пробормотал я,- так это ещё и параллельная реальность что ли, вот угораздило? Говорила же мне мама, - не пей Лёша , козлёночком станешь,- не послушал, вот красноармейцем и стал. Вздохнул, смотал обмотки, снял ботинки, стянул с себя гимнастёрку, глянул на петлицы два треугольника. - Ого, да я командир отделения, полез в карманы гимнастёрки. В одном красноармейская книжка, читаю, Кожемяка Алексей Алексеевич, год рожденья 1918, место рождения г. Красноярск. Охренеть! Всё, кроме года рождения соответствовало моим данным, читаю дальше, окончил курсы бронебойщиков, по результатам стрельб присвоено звание младший сержант. Назначен, на должность командира отделения бронебойщиков. В книжку вписан ПТР номер такой то и карабин Мосина номер сякой то. Имею три благодарности, за отличную стрельбу. Вторым документом оказался Комсомольский билет. Во втором кармане оказался платочек с вышитыми инициалами "О.П." и серебряный крестик, и по первому и по второму никаких воспоминаний, сердце даже не трепыхнулось. Хоть я и был атеистом, но крестик решил надеть, хотя бы в пику комсомольскому билету. Нашёл сидор, развязал узел, выложил на стол небогатый солдатский скарб, котелок, мыльно рыльное, полотенце, рубаха с кальсонами, запасная гимнастёрка и галифе, судя по паре треугольников в петлицах гимнастёрки сидор мой, а вот и пять пачек патронов, три подсумка с шестью снаряжёнными обоймами, значит где-то должно быть и мое ружьё. Смутно помнилось, карабин Мосина. Быстро намутил теплой воды, куском хозяйственного мыла намылил голову, смыл, что солдату помыться, голова, мудя и жопа, с остального грязь сама отваливается. Бриться не стал, не на свиданку идти, да и до ближайшего старшины как до Киева ...
Переоделся в чистое бельишко, одел запасные галифе и гимнастёрку, подпоясался ремнём, и сразу почувствовал себя частью великого воинского братства, которое сражалось сейчас по всему фронту, от Заполярья до причерноморских степей. Слил грязную воду, сел за стол и задумался,- Фронт далеко, немцы прут как наскипидаренные, хрен за ними угонишься, но и сидеть в деревне где "грибы да ягоды", для меня стрёмно. Остаётся партизанить, а это жизнь на подножном корме, озираясь и прячась. Надо найти того кто до фронта довезёт и недорого возьмёт. Кто может довезти? Танкист на танке, шофер на машине, лётчик на самолёте. Первые два отпадают, на дорогах полно немцев и доедем мы до первого поста жандармов. Лётчика найти не проблема, раз недалеко мост, его наши просто обязаны бомбить, немцы обязаны оборонять, потери и с той и с другой стороны неизбежны. Другое дело найти наш брошенный или немецкий едва устроенный аэродром. Чаще всего это одно и тоже, немцы не заморачиваясь сбрасывали в близлежащие овраги брошенные советские самолёты и использовали взлётные полосы по назначению. Солнце уже склонилось к закату, старушка наконец спроворила на стол, я молча похлебал жидкой ушицы, съел глазунью из пары яиц и всё это запил крынкой простокваши. Георгиевна собрала мое бельё, гимнастёрку, галифе, посмотрела на обмотки и сказала.
- Надысь мы командира вашего схоронили, от него сапоги остались добрые, не побрезгаешь обуть?
- Нет Геогиевна, не побрезгую. На хорошие портянки да хорошие сапоги, это ж цены такой обувке нет! Лишь бы впору были. Старушка пошла в дом за сапогами, а я принялся за чистку ружья, положил его на стол и стал внимательно его осматривать. Во первых я его второй раз в жизни держал в руках, те десять минут боя и сейчас, во вторых надо как то разобрать его, почистить ствол, а ни каких приспособ я не видел, ствол то под полтора метра. Затвор с грехом пополам я снял, глянул в ствол, нагар присутствует. Эх,- керосинчику бы сюда, да шнура бы какого метра два, да тряпку какую ни будь,- подумал я, а в это время калитка открылась и показался дед с противогазной сумкой, сидором и карабином!
-ТА-ДААМ! Оказалось, дед еще покопался, и нашел в том месте, где меня нашли, всё это добро, выгрузил сидор, оказался вещмешком моего второго номера, а в нём все приблуды для чистки ПТР. Пузырёк с оружейным маслом, ёршик, пара белья, пара банок тушёнки, пачка чая, пол кило пиленного сахара, буханка хлеба, кусок сала и ещё пара полных фляжек. Открутил колпачки в одной спирт, в другой вода.
- Спасибище Иван Дмитриевич! Я уже хотел сам вернуться на позиции и поискать этот вещмешок сам видишь ружьё какое, простым шомполом не почистить, а вот его родной скручивается из четырёх частей. Карабин мой вообще вещь зачётная, я с него за пол версты в голову немцу пулю кладу, вот найду снайперский прицел, вообще немцам кисло будет. Я тут же занялся ПТРом, дед сидел молча, смотрел как я чищу оружие.
- Так что ты далее будешь делать сынок, - дед после недолгого молчания начал разговор.
- Как что? К своим подамся, я бронебойщик и снайпер. Мне на печи лежать нельзя, там мои товарищи бьются насмерть, одолевает пока немец, сука исподтишка под дых ударил. Вот мы и потерялись, силищи ж у него немеряно, вся Европа на него работает, да с ним на нас прёт. Всякой твари по паре. И французы и чехи, итальянцы, испанцы, венгры и румыны, финны, даже болгаре, мать их братушек долбанных, и те с ними. Ништо Иван Дмитриевич, мы упрёмся, помотаем им жилы, а там и попрём их. Что первый раз нам в берлинах и парижах девок ихних драть? А, дед?
- Не впервой сынок, но кровушки прольёться... Не одна, не сотня, да что там сотня, сотни тысяч матерей не дождутся своих сыновей, жёны мужей, а детки отцов. Воевал я в имперьялистическу, повидал горюшка,- вздохнул дед, вспоминая свою войну.
- Что да, то да Иван Дмитриевич, но то доля наша мужская, землю пахать и в землю когда придёт пора, ложиться. Ты мне лучше подскажи, аэродром поблизости есть?
- Как не быть. Вот река, вот мост, пальцем на столе рисовал дед, вот наши выселки, а вот туточки, он ткнул пальцем ниже деревни в двенадцати верстах, как раз наш эродром. Скольки раз мы туды провизию возили, не счесть. А зачем тебе эродром, ты ж не лётчик.
- Что правда то правда, я не лётчик, но этих лётчиков тут скоро будет как грибов после дождя. Наши мост бомбить будут? Будут. Вот и посыпятся наши летуны как горох с неба. Мост это серьёзный объект, немцы его охранять будут крепко, а наши как всегда,- шашки ввысь, рысью марш! И башкой о зенитку бах, на землю ляп, только успевай спасать, они то мне и помогут долететь до своих. Не тащить же мне мою пушку две сотни вёрст на плече, ленюсь я. Завтра схожу, аэродром разведаю, а вы глядите в небеса, оттуда наши летуны падать будут. Кого сможете, спасите и спрячьте, я вернусь заберу их с собой. Вот ещё что, мне старой сети метра три надо.
- Да зачем тебе? Рыбы мы и так наловим, вершами.
- Не для рыбалки дед, для маскировки. Ты главное найди мне кусок сети, завтра всё сам увидишь.
- А чё её искать то? Вон у соседки сынок рыбалкой баловался, и сети были, спроси Георгиевну найдёт она тебе кусок бредня.
Проходившая мимо Георгиевна сказала,
- Есть сети Лёша, вон в сараюшке на стенке висят, выбери кусок какой нужен, не скоро видать, сынку моему рыбачить придётся. Всхлипнув она пошла в дом, а мы посидели ещё немного молча, потом я попросил деда,
- Дмитрич, а нет ли у тебя ножа лишнего, говорят ты кузнец знатный, ну не может такого быть чтобы ты нож не сковал.
- Как же нет, есть. Вот до дома дойду и принесу, сковал я его Алексей лет двадцать назад из обломка старого немецкого палаша, веришь ли, в тоже время и заточил, с тех пор только правил на оселке, бриться можно. Поимеешь ты его Лексей не просто так, а в награду за те танки. Видел я их близко, воняли палёной мертвечиной. Спас тебя Бог, видать должон ты еще чего-то доброго сделать, а что за работа у солдата как не супостата бить? Дед довольно быстро поковылял к своей хате и также быстро вернулся, положил передо мной на стол нож в деревянных ножнах. Сразу скажу, на вид нож был неказист, видно сразу, что нож не парадный, а рабочий. Но в ладонь лёг как влитой, что прямым, что обратным хватом, как говорится и сальце нарезать и при случае горло перехватить. Я поднялся, приложил правую руку к сердцу, поклонился и сказал,
- Спасибо Иван Дмитриевич, покуда жить буду, не забуду. С тем и распрощались, а я метнулся к сараюшке, нашёл сеть с мелкими ячейками, отмахнул ножом на глаз метра три и опять пристроился за столом кроить маскировочную накидку. Подошла хозяйка, принесла сапоги и пару кусков материи на портянки, я споро намотал их и обул сапоги, прошёлся по двору, привыкая к обновке,
- Отлично Георгиена, как доктор прописал. Эх, теперь бы ещё шинелишку найти, - мечтательно проговорил я.
- Найдём касатик, сейчас пробегусь по соседкам, шинелка есть и у меня, даже две, но они маловаты тебе будут, да и дырявы. Дай я на тебя поближе погляжу, чтобы размерами не обмишулиться. Ого, да ты богатырь парень. Небось все девки на деревне твои?
- Городской я. Сибиряк из Красноярска. Мама вот крестик мне на войну дала, да тесьма потерялась, нет ли у вас Георгиевна чего-либо похожего.
Женщина молча пошла в дом и принесла метровый кусок тонкого шнура, я продел в него крестик примерял на шее, завязал узелок и надел крестик, спрятав его под рубаху. Так ещё одно дело сделал, осталось собрать сидор, поужинать пока светло и спать. В свой сидор сложил всё своё. Отдельно котелок и НЗ продукты, патроны к карабину. Набитые обоймы в подсумки их на пояс, одну зарядил в карабин. Флягу с водой и нож на пояс, благо была такая возможность у ножа. Шинель принесут, сделаю скатку и готов молодец как зелёный огурец! Накидка практически готова. Осталось поутру нацепить в ячейки сети травы да веточек и будем посмотреть на аэродром. Хозяйка принесла чугунок с вареной картошкой, кусок сала, горбушку хлеба и луковку. Сама ушла к соседям за шинелью и довольно быстро принесла не новую, но довольно хорошо сохранившуюся кавалерийскую шинель. Я примерил,- Спасибо Гергиевна, шинель как по мне сшита,- поблагодарил я хозяйку.
Ну что, оружие обихожено, сам помыт, обстиран, обут и одет. К бою и походу готов, но пока отбой. Лёг в сараюшке, что бы в случае чего уйти быстро и незаметно. Ночь пролетела птицей, закрыл глаза - ночь, открыл глаза - утро. Солнце едва приподнялось, а я уже был на полпути к аэродрому. Тропка вилась вдоль речки, то отдаляясь то приближаясь к её берегам, где-то по объяснениям деда должна появиться дорога, она вела прямо к аэродрому ибо её накатали водовозы. В эти времена никто водопроводом не заморачивался, черпали воду из реки в бочки и везли куда надо.
-Обеззараживание,- спросите вы?
- Не смешите мои тапочки, отвечу я! Распугают лягух и ладно. Вроде дошел до дороги, по которой на аэродром возили воду? Да, вон появился просвет между деревьями, и полянка какая-то на берегу. Опа! Чьи-то голоса, жеребячий гогот, потянуло дымком от костра. Да никак немчура пикник забацала, вот это славно я зашел. Обошёл поляну чуть выше от реки, как раз взгорок и с него, видно всё как на ладони. Два водочерпия наполняли бочку водой, чуть ниже по течению пятеро немцев расположились на отдых. Горел костерок, стояли раскладные стулья, столик. Один уже купался и судя по крикам и жестам предлагал своим 'камерадам' присоединится. Была мысль перестрелять их по быстрому, да притопить в реке, но потом, поразмыслив понял, что водовозов надо отпускать, их ждут и если они вернутся, то пошлют ещё кого ни будь на их поиски. А на сегодня я серьёзно воевать с немцами не планировал, моя бой сними впереди. Наконец водовозы собрались и уехали, а я начал понимать, что смерть этих шестерых лётчиков мне ничего не даст. Я же планировал улететь с шиком и блеском. Ну убью я этих уродов, немцы насторожатся, охрану увеличат, на хрена мне эта головная боль? Я ж в разведке, а в разведке главное разведать. Сплюнул и подался вслед за водовозами, не по дороге конечно краем поля по лесополосе, но главное в правильном направлении.
- Ага, вот и аэропорт отбытия. Двухмоторные машины взлетали, делали круг над аэродромом собираясь в стаю и потом устремлялись на восток.- Бомбардировщики мать иху, наших полетели бомбить,- я заскрипел зубами вспомнив лунный пейзаж на своей позиции.- Ну я вам гандоcам оставлю память о себе, пока не знаю как, но я упорный, чего ни будь придумаю. - Таак, бомбы тащат из того кустарника, а бочки с топливом катят из воон того сарая. Стройными рядами стояли палатки для личного состава, чуть дальше полевая кухня, около кухни длинная палатка,- понятно столовая, Народу не так много, на мой взгляд сотня максимум,- надо дождаться возвращения вылетевших самолётов и определиться с численностью лётного состава. Два самолёта стоят отдельно ,техники ковыряются в моторах. Так вот почему у тех летунов пикник, самолёты на ТО. Что с охраной? Зенитное прикрытие? Да они охренели! Вам что тут Папуасия? Непуганые что ли? Так я вас напугаю до икотки. Эх, мне бы напарника потолковей, да с пулемётом. Я б их не до икотки, до смерти напугал бы. Всё, что мне надо было, я увидел, обошёл по длинной дуге аэродром, пересёк набитую транспортом грунтовку и залёг на склоне невысокого холма под небольшим кустом. Под самодельной маскировочной накидкой, меня немец может обнаружить разве что, наступив мне на спину, еда и питьё у меня с собой, так что ждём-с. Проснулся я от воя моторов, на посадку заходило с десяток самолётов. Один за другим они касались полосы, катились в конец аэродрома, там разворачивались и заезжали на стоянки где их тут же облепила орава техников, заправляя и подвешивая бомбы, открывая и закрывая многочисленные лючки. Лётчики же направились к столовой, у них работа такая, улетел-прилетел, сдал самолёт технику и пошёл сам заправляться.
- Красиво живут ссуки,- меня трясло от злости на эту сволочь и ох как чесались левый глаз и правый указательный палец, я даже руку засунул в карман. В это время на дороге показалась колонна машин, часть из них повернула на склад бомб, часть на склад топлива, откуда-то появились грузчики и споро начали разгружать машины. Порядок блин, и всё это без мата, быстро и красиво, один сбрасывает бомбу с машины на старый скат, четверо откатывают её на склад, думаю с бочками работают так же. Час и машины уехали за новой порцией. Летуны в это время поели и вышли на перекур. Потом потянулись в палатки.
- У них что сиеста? Точно! Надо уходить, а то доведут эти гансы до греха. Значит делают два вылета, один до, другой после обеда, затем отдых, сон и по новой. Народу много, человек сто - сто двадцать, бедаа. Может поймать их на взлёте? Я свободно попаду в бомбоотсек метров с трёхсот, штук пять самолётов взорву, делаю выстрел по бензоскладу, немцы ломанутся с аэродрома, что лоси, поймут же, что следующим выстрелом взорвут хранилище бомб. Мои летуны захватывают первый попавшийся бомбовоз, подхватывают меня и адьё Килиманджаро! Гениальный же план, надо обмозговать с лётчиками и как в песне,- Вот пошли на дело я и Рабинович.... Дождаться и увидеть очерёдность взлёта и если что подправить план.
Нет, всё как и рассчитывал, самолёты гуськом потянулись к взлётной полосе и по одному пошли на взлёт, последний десятый слегка замешкавшись ещё только выезжал со стоянки. Этого буду валить последним, дабы поторопить другие экипажи быстрее покинуть машины. Но вот и последний самолёт взвыл моторами, разбежался и прыгнул в небо,
- Улетели суки, ну ничего скоро вы у меня долетаетесь! Сам не улечу, но и вам крылья укорочу,- в полголоса поклялся я сам себе. Направление на деревню я знал, поэтому решил идти домой полями, торопиться мне некуда, дети по лавкам не плачут есть не просят. Может, найду чего полезного или кого-нибудь тоже полезного. Отполз метров двести, привстал, никого не вижу. Прислушался, тихо вроде, птицы щебечут, опасности не чую. А чуйка у меня хочу вам сказать ну ооочень сильно развита. Сколько раз меня выручала, не сосчитать. Начиная с детства, чуйка то не пускала меня на дорогу, по которой через секунду проносился грузовик, то наоборот заставляла прытью бежать с места, на которое через мгновение падала глыба льда с крыши. Вот так вспоминая прошлую жизнь, и размышляя о будущем, я потихоньку брёл по лесопосадкам в сторону деревни. В очередной раз, окидывая взглядом примерное направление движения, вдруг заметил какое-то неправильное пятно метрах в пятидесяти, резко упал и откатился с места падения, не спуская глаз с пятна. Карабин прыгнул в руки, мгновенно дослал патрон и взял пятно на мушку.
- Боец! Ко мне! Послышалась команда, и я едва не вскочил и побежал исполняя приказ.
- Хрена себе. Кто там такой борзый, выходи! Только медленно и держи руки на виду, я человек нервный, бомбой контуженый, шутки плохо понимаю. Ответил я командой на команду.
- Ви как разговариваете с командиром Красной армии боец? Кусты раздвинулись, и на божий свет вышло огородное пугало. Вот честное слово! Но с наганом в руке.
- Чем докажете, что вы командир Красной армии? Я вот сохранил форму, документы и оружие.
- Боец, ви что, не знаете, что немцы расстреливают командиров, коммунистов и евреев. Мне пришлось переодеться, в спешке я забыл там же и документы. Ви поступаете под моё начало как к старшему по званию, в случае неподчинения я отдам вас таки под трибунал.
- Ты сначала дойди до трибунала пугало, объяснишь им там кто ты, командир, коммунист, или еврей, мне к такому командиру идти не с руки. Ты своих солдат уже потерял, тебе и меня потерять не жалко будет. Всё кончен разговор, не по пути мне с тобой. Как говорится вот Бог, а вон в ту сторону восток. В той стороне мост и немцы, в той аэродром и тоже немцы, в той стороне речка неширокая, переплывёшь и двигай далее куда хочешь. Иди с богом и не попадайся мне больше командир в душе тыща дыр.
На том, расплевавшись, разошлись. Я присел, вот не хватало привести такого командира в деревушку. И сам пропадёт и стариков под петлю подставит, нет пусть пылит 'нах остен' сам. Минут через тридцать я снова пошёл в сторону деревни и через час входил во двор к Пелагее Георгиевне. Увидев меня, она всплеснула руками и запричитала
- Мы же подумали, что ты насовсем ушёл. Не попрощавшись.
- Георгиевна! На разведку я ходил, я солдат мне надо знать, где враг, что он делает, как навредить ему и вас под монастырь не подвести. Не всё так просто в военном деле. Покормишь? Я сегодня вёрст двадцать отмахал, чегой-то уставать я стал быстро после контузии.
- Сейчас Алексей, ты умойся с дороги, а я на стол накрою и бабка включив повышенную передачу заметалась по двору. Минут через пять на столе стояла сковорода с жареной рыбой краюха хлеба и крынка простокваши. И на том спасибо.
- А где ваш староста? Спросил я
- Так он с мужиками лодку смолит. Наши-то, уходя паром взорвали, а у нас на лугах скотинка теперь маемся с дойкой. Солдатики, не подумавши при коровах бабахнули теперь они плыть домой боятся, а нам доить их кажное утро и вечер надо, там у нас и лошади есть. В это время в той стороне, где стоял мост, прозвучали взрывы и зло застрекотали автоматические зенитки, а высоко в небе загорелся один костерок чуть в стороне другой, третий. Женщина замолчала и начала крестится.Я же вглядывался в надежде увидеть парашюты. Большие четырёх моторные самолеты, отбомбившись по мосту, сделали левый плавный поворот и полетели в сторону аэродрома и вскоре там прозвучали взрывы. Один из этих гигантов вдруг вспыхнул, накренился, и заскользил к земле, а три парашюта ветром сносило в нашу сторону.
- А вот и таксисты,- подумал я, однако собирать их в кучу надо. Прятать летчиков в деревне нельзя, прятать их надо там, где их искать не будут. А искать их не будут около аэродрома.
Во двор вошёл Иван Дмитриевич .
- Смотри Лексей всё как ты говорил, об пушку бах, на землю ляп, ну что ты будешь делать!
- Дмитрич не о том говоришь, надо собрать лётчиков в кучу. Пошли пацанов, пусть приведут их в какой-нибудь овраг подалее от села, да поближе к аэродрому. Это первое. Второе, потом пусть меня к ним отведут, третье, соберите чего поесть на пару дней в мой второй мешок, ну и кого ни будь мне в помощь донести еду да патроны. Давайте прощаться, не поминайте лихом Кожемяку Алексея, жив буду, вернусь с победой, ну а не вернусь, так не взыщите строго, одно знайте, я сделал всё что мог. Толкнув речь и озадачив народ, я пошёл к колодцу набрал свежей воды в флягу. Ко мне подбежал пацан лет тринадцати и запыхавшись доложил,
- Лётчиков будут собирать в Кривую балку, я отведу вас туда и помогу донести чего надо.
- Нужен ещё один помощник, амуниции много вдвоём тяжело нам будет, сказал я.
- Так сеструху свистну, поможет.
- Ну, давай свисти, пацан метнулся через забор и через пару минут привёл девочку тех же лет и скорее всего близнеца.
- Вот Маха. Поможет. Она сильная, как я.
- Так ребятишки, мешок он полегче, понесёт Маша, сумку с патронами, понесёшь ты, -указал я на пацана,-ты же, идёшь впереди и ведёшь нас к балке. Сам я закинул за спину свой сидор, перекинул через плечи по-кавалерийски карабин и куда деваться, поднял на плечи ПТР.
- Ну, с богом, я поклонился старикам, меня перекрестили, с тем и отбыл.
До балки добрались уже в темноте, Мишка засвистел, ему ответили и он потянул нас на дно оврага к каким то кустам.
- Стой! Кто идёт? Раздалось из темноты.
- Кто, кто? Скорая помощь в пальто. Младший сержант Кожемяка, истребитель танков.
- И много ты их истребил?
- Всех не помню, контужен был, но последние четыре штуки не далее как четыре дня тому назад. Что так и будем издалека переговариваться. Я вас, между прочим, давно жду, уже переживать начал, что пёхом до линии фронта идти придётся.
- Мы тебе что таксисты? Ты часом умом не тронулся, лбом танки разбивая, да и безлошадные мы, видел наверное как нас сбили.
- Так, пионеры, обратился я к ребятам,- домой доберётесь? Вот и ладушки, спасибо вам, дальше мы сами. Вы же, забудьте пока всё что видели и слышали, немцы, лётчиков завтра с утра искать будут, лучше им на глаза не попадайтесь. Всё, всё, никаких вопросов, всем до свидания и верьте, Красная армия вернётся. Теперь о делах наших скорбных вернулся як лётчикам. Вы товарищи красные военлёты, немецкий самолёт сможете пилотировать?
- Блядь, сержант сейчас ты скажешь, что у тебя самолёт где-то стоит готовый к взлёту. Ты точно здоровый?
- Я граждане лётчики, не настаиваю на своём предложении, базар как говорится большой, походите, приценитесь, может вам кто чего лучше предложит. Я подожду, не гордый. Не вы, так другие. Это я представляю самолёт вам, а не вы мне. Что за народ, - пробормотал я, удобнее устраиваясь, - ты им самолёт, а они тебе пошёл на хрен, больной на голову. Нет, буду ждать других лётчиков, посговорчивей. Я демонстративно развязал вещмешок, достал кусок сала, луковицу, краюху хлеба. Ножом отрезал сальца и смачно захрустел луковицей. Из темноты подошли лётчики, присели молча рядом.
- Ну что сержант давай знакомиться, - я майор Горюнов командир эскадрильи, это штурман эскадрильи капитан Земелько, это стрелок-радист старшина Коровин. Так где говоришь у тебя самолёт стоит?
- Ну, стоит он не у меня, а у немцев. Хотя у меня на немцев тоже стоит, вот оцените, какой длинный,- я указал пилотам на ПТР. Аэродром, который вы бомбили, видели? Там самолётов двенадцать штук. Бомбардировщики, двухмоторные, я провёл разведку и составил предварительный план захвата самолёта. Собственно мне нужны были летчики, что бы улететь. Неохота ноги бить до фронта. Фузея тяжёлая, бросить жалко. Я готов обсуждать детали плана, но по месту, поэтому садитесь поближе, угощайтесь, чем народ с нами воинами поделился, и давайте поспим, ибо рано утром нам надо совершить марш бросок в сторону немецкого аэродрома, там спрятаться понаблюдать и обсудить наши теперь общие планы. Утром едва начало рассветать я поднял лётчиков, распределил поклажу, и мы двинулись в сторону аэродрома. Привёл их к тому же кусту, под которым прятался накануне. Теперь мы устроились основательней, слегка проредили куст, натянули сеть, в которую вплели новую траву и ветки получился идеальный наблюдательный пункт. Немцы уже позавтракали, пилоты стояли строем перед своим командиром, видимо обсуждая предстоящий вылет, потом экипажи потянулись к своим машинам. Запустили моторы, и самолёты, словно гуси один за другим, покатили к началу взлётной полосы.
- И вот тут я начинаю играть соло на своей трубе. Стреляю по бомбоотсекам первого, второго ,третьего и .четвёртого самолёта, потом стреляю в замыкающего, следующий выстрел по бензохранилищу. На всё про всё у меня уйдёт пара минут, если у меня будет второй номер. У меня к вам как к специалистам есть несколько вопросов. Взорвутся ли бомбы от попадания бронебойно зажигательной пули калибра 14,5 мм, и второй вопрос взорвавшийся самолёт, не разнесёт ли остальные на хрен? Нам же нужен хоть один, но целый.
- Умеешь ты задавать вопросы сержант. У тебя кстати какое образование, языком треплешь как помелом, сомневаюсь я, что ты такой стрелок. Вот не люблю я людей, у которых всё так просто решается.
- А вы товарищ майор не сомневайтесь, вот моя красноармейская книжка, вот три благодарности за снайперскую стрельбу. Одна подписана начальником курсов бронебойщиков майором Зинченко, вторая от командира батальона капитана Муравьева и третья тоже от него. Вы лучше ответьте на мои вопросы. Давайте ещё подождём, вы увидите второй вылет, он будет после обеда часа в три, и будем выбирать время нашей акции. И любить меня совсем не обязательно товарищ майор, я сторонник двуполой любви, это когда кто не понимает, мужик с бабой, а не мужик с мужиком, и мне ваши ухаживания ни к чему. Штурман и стрелок слушали нашу перепалку с майором, раскрыв рты, видимо давненько так с их командиром разговаривали.- Кстати,- продолжал я,- могу предложить ещё один план. Если самолёты всё-таки взрываются, то последний в строю самолёт можно не взрывать, а просто перестрелять экипаж. Повторяю, я снайпер, мне это сделать как два пальца об лёд. Мы со старшиной стреляем и взрываем, вы товарищ майор со штурманом захватываете самолёт, подбираете нас и все вместе делаем ноги с этого неприятного места. Вот теперь можете спорить между собой, сколько хотите, я на крайний случай имею ещё один план, но вам он не понравится.
- Значит так сержант, майор обратился ко мне. Отвечаю по порядку. Бомба взорвётся. Радиус поражения большой. Тут взлохматит всё к чёртовой бабушке, Мы со штурманом понаблюдаем ещё второй вылет и после уже точно скажем тебе наше решение.
- Да не вопрос товарищ майор, наблюдайте, думайте, я жду вашего положительного решения до завтрашнего обеда. Майор опять набычился.
- Ты как разговариваешь со старшим по званию сержант?
- Могу вскочить, встать по стойке смирно и отдав честь, громко доложить.
- Ты что, сумасшедший, совсем страх потерял?
- Нет товарищ майор, я контуженный, и три дня лежал засыпанный в окопе, рядом с убитыми моими товарищами, пока меня старухи с ближней деревни не откопали. Я уже умер, и мне по херу все ваши звания, с вами или без вас, я доберусь до наших, у меня к немцам масса вопросов и первый из них, почему они суки до сих пор живы. Я отвернулся, забрался поглубже в куст и заснул, ибо всем известно,- солдат спит, а служба летит. Проснулся от того, что кто-то опять дёргал меня за ноги.
-Просыпайся сержант, надо поговорить. Майор не глядя на меня начал обсуждение плана. Самолёт Юнкерс-88, мне знаком, летал я на Юнкерсах, правда пассажирских трёхмоторных, но разницы в приборах и управлении думаю нет. Теперь по захвату самолёта. Стрелять будешь отсюда? Здесь практически середина поля видно прекрасно в обе стороны, захватывать будем последний самолёт. Мы заметили, что стоянка первого бомбардировщика практически рядом со столовой. Если удастся взорвать его, в то время когда лётчики будут принимать пищу то можно угробить практически все экипажи, останутся техники. Они кинутся тушить огонь, просто обязаны это сделать, когда подбегут, стреляешь по следующему самолёту и бегом к последнему, теперь по времени захвата. Мы решили, что утром лучший вариант, народ ещё спросонья запаникуют сильнее, а нам чем больше паники, тем лучше. Что скажешь?
- Скажу, что пол контуженой головы хорошо, а три с половиной лучше. Сейчас наметьте ориентиры и с вечера ползите в сторону последнего капонира, там на месте осмотрите подходы. Может ночью можно будет сделать какую-то мелкую диверсию, чтобы мотор не сразу завёлся. Действовать злодействовать начинаем по взрыву самолёта, и ради бога не бросайтесь в атаку с криками 'Ура'. Случайная пуля, попавшая в пилота и писец нашим наполеоновским планам. Предлагаю обсуждение плана закончить, приступить к ужину, надо хорошенько подкрепиться завтра с утра, у нас ну оочень нервный день. Развязал сидора, достал всё съестное, фляжку со спиртом, фляжку с водой, что можно открыл, что можно нарезал, и так как кружка была только у меня, на правах хозяина я брызнул в неё с пятьдесят грамм спирта, жахнул его одним глотком и занюхал хлебушком.
- МогЁшь сержант! Уважительно сказал капитан.
- Не могёшь, а мОгешь,- ответил я, захрустев лучком.
- Однако ты хозяйственный мужик сержант, всё у тебя есть, оружие сохранил, документы сохранил, в чистом обмундировании, выпить закусить есть, план спасения придумал, прямо сказочный богатырь.
- Чего то я вас не пойму товарищ майор, вам что, лучше было бы если бы к вам прибился какой ни будь чмошник? Без оружия, без еды, но заглядывал бы вам в рот и постоянно козырял 'есть тащ майор', 'так точно тащ майор'? Встретил я тут одного командира, в панике выкинул гимнастёрку с документами, потом ободрал огородное пугало. Но гонору, так прямо Ворошилов и Будённый в одном стакане,- ' Ви боец поступаете в мое распоряжение как к командиру више вас по званию, в случае неповиновения я таки отдам вас под трибунал' передразнил я 'Пугало'. Ох чую я товарищ майор, поимею я от вас неприятностей. Непонятно только за что?
Утро. Майор с капитаном уползли ещё с вечера. Шума никакого не было значит, устроились нормально. Проснулись наконец и немцы, умылись, оправились и в столовую, первыми завтракает обслуга, механики, водители, оружейники, связисты. Позавтракали и разбежались по объектам. Время полетело соколом, вот и экипажи потянулись выпить утреннее кофе, а значит осталось всего ничего от того момента когда уже нельзя повернуть назад. Мы со старшиной уже с пол часа были готовы открыть огонь, а немцы словно чувствуя свою гибель, тянулись не спеша в столовую. Наконец вроде последний экипаж зашёл в палатку и я пробормотал,
- Ну, с богом! Навёлся на ближний к столовке самолёт, выстрел! Патрон! Выстрел! Нихера не взрывается! Патрон! Немцы выбегают из палатки. Выстрел! Взрыв! Еще один! Ещё! Ещё! Навожу на бензосклад, кричу старшине, - патрон,- выстрел. Слава Аллаху! После первого же выстрела бочки загорелись и начали взрываться. На аэродроме творится чёрт знает что, немцы бегают с огнетушителями, забрасывают горящие самолёты землёй. Старшина дергает меня за плечи и кричит,
-Бежим! Бросай всё нахрен.
Ну, всё не всё, а сидор, скатку и карабин я прихватил, и мы рванули к последнему самолёту. Там уже вращались пропеллеры, пилот прогревал моторы. За спиной рвануло ещё пару взрывов, что придало нам скорости. Штурман стоял у самолёта и махал нам руками и когда мы подбежали, прокричал,
- Старшина, давай к верхнему пулемёту, а ты сержант, давай к нижнему, пристёгивайтесь и взлетаем!
Я щукой нырнул в люк, если пулемёт нижний значит надо искать его в полу. Ага, вот он, знакомый мне МГ, ничего сложного, лента уже заправлена и передёрнув затвор, приготовился к бою. Я своё дело сделал, осталось довериться 'таксистам'. Самолёт трясся по неровному полю как то резко развернулся, завыл моторами, присел, и вдруг резко сорвавшись с места, рванул вперёд. В нижний блистер пулемётной точки мне виделась только убегающая назад земля и близость этой земли мне не нравилась. Но вот тряска прекратилась, желудок вдруг подкатило к горлу, земля провалилась вниз, взлетели. Я представлял, что мы поднимемся повыше, повернём на восток и ноги мои ноги, но майор решил разбомбить мост, благо немцы не ожидали подлости от своего самолёта. Взлетев в сторону Запада, набрал высоту, развернулся, сориентировался по шоссе, прицелился и высыпал полторы тонны бомб на мост. Попал! Досталось всем и колонне танков и зенитчикам. С тем мы и убыли по прописке. Вот после моста майор снизил самолёт метров до двухсот и по известным штурману ориентирам полетел на восток, на этой высоте ждать нападения истребителей снизу не приходилось и расслабившись после такого нервного напряжения, я задремал. Проснулся от того, что меня опять кто-то грубо тормошил.
- Просыпайтесь сержант! Вылезайте из самолёта. Оружие не ищите, его у вас изъяли. До выяснения обстоятельств вы арестованы. Сдайте патроны и нож. И без фокусов сержант. Вылез из самолёта, наряд три человека фиолетовые околыши фуражек, примкнутые штыки передо мной сержант НКВД. Я медленно снял пояс, положил на землю и сидор со скаткой, сделал два шага назад. Попросил сержанта,
- Сохрани нож, перед законом моей вины нет, а нож моя первая награда от народа. А это дорогого стоит. Веди. Привели меня к неказистому домику, но имеющий полуподвал с крепкими решётками на окнах и закрыли в камере.
- Кормить точно не будут, но на всякий случай спросил.
- Служивый, а с кормёжкой у вас как? На что служивый пробухтел примерно следующее,- Что для предателей и фашистских прихвостней у них одно блюдо ВМСЗ. (Высшая Мера Социальной Защиты) расстрел по-простому.
-И как? Они на боли в желудке от такой еды не жалуются?
- Нее, ответил охранник, после пули в затылке все боли проходят на раз.
-Итическая сила! Да у вас тут санаторий.
- Ага, завтра с утра придёт главный доктор, так он тебе и в ухо и в горло и в нос лекарство выпишет. А у него, чтобы ты знал, два ассистента уролог и проктолог. Так что готовься, петь будешь аки соловей.
- Да я что? Я с детства как пионер всегда готов. Правда, певец с меня хужее чем балерун, а балерун я вообще никакой.
- Ничего. Ты же знаешь как у нас? Не можешь - заставим, не хочешь - научим. Так что и споёшь и спляшешь.
- Ладно, убедил, как говорится, утро вечера мудреней. Раз не кормите, будем спать, говорят четыре часа сна, заменяют сто грамм сметаны.
- Да что за ёкарный бабай! Меня опять кто-то пинает. Блядь, на мне что, написано пни меня? Поднимаюсь какой-то узкоглазый гандон орёт непонятно что и всё пытается меня пнуть. Ловлю его ногу, делаю шаг назад и прямо слышу, как у него трещит промежность. Гандон теряет сознание от болевого шока и падает на пол, свернувшись червяком.
- Часовой! - Кричу я.- Часовой подь сюды, тут человеку плохо, сам же отошёл от греха подальше в дальний угол камеры. Часовой выглянул из-за угла, увидев лежащего сказал,
- Это был уролог, и засвистел в свисток.
-Так что, это уже обход у вас начался? А завтрак? Ну хоть воды дадут? Не знаю как у фашистов, не пришлось бывать у них в гостях, но у вас мне точно не нравится.
- Ты вот что, - часовой вполголоса начал со мной разговор,- смотрю, ты парень простой, поэтому дам тебе совет, если умный воспользуешься. Лейтенант наш, умных не любит, поэтому держи лицо попроще, попридурковатей что ли, глядишь и обойдётся просто фронтом, а то он большой любитель штрафбатов и стенки.
- Спасибо за совет, Если можешь, дай воды напиться, а то жрать так хочется что и переночевать негде.
- Не положено! Вдруг громко заорал он, косясь на полуоткрытую дверь.
- Что случилось Каблуков? В дверь вошёл давешний сержант и ещё один караульный.
- Да вот задержанный, позвал караульного, меня то-исть, прихожу, на полу лежить Халдеев не двигается. Я сразу засвистел как положено по уставу товарищ сержант.
- Что с ним сержант,- это он уже ко мне обратился
- А я што вам доктор? Может он больной, я его не трогал, зашёл он значить ко мне в камеру чего-то сказал, я не понимаю по-узбекски, он ещё шаг сделал и упал, я потрогал вроде живой, вот позвал караульного.
- Он не узбек, он киргиз.
- Так я и говорю, не понимаю по-киргизски. Пальцем не тронул!
- Ладно, выходи. Лейтенант тебя на допрос требует. Не повезло тебе, не в духе он.
- Да хрен на него сержант, бог не выдаст, свинья не съест.
- Ты что верующий?
-Комсомолец. Но в окопе под бомбами, чаще Бога вспоминаешь, чем Ильича.
Меня привели в кабинет, где за столом откинувшись на стул, сидел плюгавый такой очкарик. У окна стоял амбал на лбу которого чётко была видна надпись 'два коридора ЦПШ'.
Подумалось почему-то, - у окна видать проктолог, а лейтенант значит ухо-горло-нос, вряд-ли наоборот? Сейчас увижу.
- Так, Кожемяка Алексей Алексеевич,18 года рождения, комсомолец. Вы обвиняетесь в дезертирстве из части и предательстве Родины. Почему у вас на ногах офицерские сапоги? Мародёр? Значит ещё и в мародёрстве. По совокупности преступлений расстрел. Увести.
- Хуясе у вас порядки, и удивлённо спросил,- что, вот так сразу и расстрел? А воевать ты, что ли будешь сморчок? От окна на меня прыгнул амбал, я перехватил его ещё в воздухе, крутанул за руку и бросил его в лейтёху. Он впечатался в очкарика и оба едва не вынесли стенку. По быстрому раздел обоих и сотворил из них композицию 'Содом сношает Гоморру на столе'. Прихватив ТТ лейтенанта и ППШ амбала, сел в уголке на стул и стал дожидаться когда они наконец придут в себя. Первым пришел в себя амбал. Руки и ноги участникам инсталяции, я привязал к дубовым ножкам массивного письменного стола, ремнями и портупеей снятыми с "докторов", осталось дело за малым, убедить амбала трахнуть эту мразь. И у меня таки был аргумент в виде лимонки которую я вставил амбалу в рот слегка расслабив усики чеки и привязав метра три шпагата который я нашёл в столе к кольцу взрывателя.
- Ну что родной,- спросил я его,- хорошо устроился? Предлагаю тебе на выбор два варианта, я могу прямо сейчас дёрнуть за верёвку и вы оба отправитесь а ад, а могу дёрнуть чуть-чуть позже, но ты успеешь трахнуть эту мразь. Я думаю, ты давно этого хотел, и вот он твой последний шанс, выбирай. По тому, как задёргал задом амбал я понял, что он выбрал второй вариант.
- Сержант, позвал я,- зайди. Приоткрылась дверь. Сержант увидел композицию всё понял, амбал вошёл в раж, глаза лейтёхи заблестели видимо прочувствовал кайф.
- Ну и что теперь? Спросил сержант,
- А хер его знает что, вызывай старшего начальника. Только не шути со мной, там, в столе, если ты не знаешь, лежит противотанковая граната, в случае чего я падаю верёвка натягивается чека вылетает, и мы все в момент перед Святым Петром.
- Ты сумасшедший!
-Я знаю, мне это уже говорили. Скажу тебе даже больше, я мертвец! Я контуженный пролежал после того как подбил четыре танка три дня, засыпанный по шею в окопе рядом с сотней моих убитых товарищей. И чем вы суки хотели меня испугать? Смертью? А пошли со мной сержант на передовую, где немецкие танки наматывают наши кишки на гусеницы, а немецкие самолёты вбивают нас в землю по самые уши. Вызывай начальника, и принесите мне мой сидор и нож, патроны не нужны, я поменял калибр. Эй, проктолог! Давай по второму разу у вас педерастов нынче праздник, день открытых дверей.
Сержант косясь одним глазом на композицию поднял с пола телефон и через барышню вызвал к телефону какого-то капитана, попросил срочно приехать ибо без него тут ничего не решить. Мне принесли мой сидор, я достал последнюю банку с тушёнкой, луковку и какой то сухарь, во фляжке со спиртом ещё чего то булькало. Налил в кружку, выпил спирт медленно как воду, занюхал сухарём и загрыз луковицей, ножом взрезал банку и ножом же, как вилкой стал есть тушёнку загрызая мясо сухарём. На душе стало спокойно и благостно. Минут через пятнадцать у домика взвизгнув тормозами, остановилась машина, сержант выскочил доложиться. По коридору кто-то уверенно шёл чеканя шаг подбойками, остановился у двери наблюдая картину маслом 'Чёрт наказывает грешника', затем безбоязненно зашёл в кабинет.
- Ты что творишь сержант,- обратился ко мне вошедший капитан.
Я встал по стойке смирно и доложил,- Как что, товарищ капитан? Обратите внимание, картина маслом, "Содом совращает Гоморру". Заржали все, даже часовые заглядывавшие в окна.
- Слышал я о твоих подвигах сержант. Вчера ещё ко мне обратился командир эскадрильи майор Горюнов. Он подал раппорт командиру полка, и в своих объяснительных расписал твой подвиг при захвате самолёта и разгроме аэродрома. Да закрутился я. Забыл позвонить этой Гоморре. И что мне теперь с тобой сделать?
- Как что? Понять и простить! Меня уже приговорили к расстрелу, ну считайте что я обжаловал приговор. Есть просьба, направьте меня пожалуйста на самый танкоопасный участок фронта товарищ капитан. Мне очень надо танки у немцев выбивать. Очень надо. Я бронебойщик, снайпер, немцы мне сильно задолжали. Сотню танков. Не меньше. За каждого погибшего на переправе моего товарища.
- Сотня танков? Экую ты брат фиговину отлил. Сам-то в это веришь?
- Верю! Война не завтра закончится, и не послезавтра, а я только в одном бою четыре танка подбил. На фронт мне надо, товарищ капитан.
- Ну что же фронт так фронт. Сержант Кожемяка! Обратился он по уставу ко мне.
- Я.
- В сложных условиях окружения вы сохранили оружие и документы, проявили смекалку и героизм, спасли экипаж майора Горюнова, учувствовали в разгроме вражеского аэродрома и бомбёжке стратегического моста. Вы честно исполняли свой долг солдата перед Родиной, и поэтому у НКВД к вам претензий нет. Более того мы направим ходатайство о награждении вас за проявленный героизм. Вы направляетесь в распоряжение командира пехотного батальона который формируется в городе. Батальон насколько я знаю, отбывает на фронт через трое суток. Вам сейчас вернут ваше оружие и документы, накормят и сопроводят в расположение батальона. Вольно!
- Ну, что я говорил, обратился я к сержанту,- Бог не выдал! И свинья не съела! Через час, я подходил к трёхэтажной казарме бывшего драгунского полка, ныне же служащей перевалочным пунктом для формирующихся батальонов и рот. Меня сдали с рук на руки, в штабе батальона. Кроме того сопровождающий меня сержант отдал начальнику штаба пакет о получении которого тот расписался в блокноте сержанта.
- Ну, бывай сержант. Обратился ко мне НКВДэшник,- может ещё встретимся, не поминай лихом.
- Встретимся? Ну это вряд ли, ты же ко мне в окоп вторым номером не пойдёшь. На том и разошлись.
- ' Из наградного листа на младшего сержанта Н-ского полка Н-ской дивизии,' поданного командиром полка дальней бомбардировочной авиации в штаб армии.
'Находясь в окружении, младший сержант Кожемяка Алексей Алексеевич сохранил личное оружие ПТР и карабин Мосина, а также документы, (комсомольский билет и красноармейскую книжку). Организовал разгром немецкого аэродрома у деревни Залужье, Могилёвской области, где из ПТР поджег четыре бомбардировщика врага и склад ГСМ. От взрыва бомб в самолётах погибло не мене сорока человек лётного состава, Затем помог экипажу майора Горюнова, сбитого при бомбёжке стратегически важного моста через реку Сож, у той же деревне Залужье, захватить исправный, заправленный и загруженный бомбардировщик Юнкерс-88. Уже в составе экипажа майора Горюнова участвовал в налёте на стратегический мост, который и был разрушен вместе с колонной танков находящихся на мосту(подтверждено аэрофотосъёмкой).
За оба подвига считаю возможным младшего сержанта Кожемяку Алексея Алексеевича представить к боевой награде, ордену' Боевого красного Знамени'
23 мая 1941 года
Ком. полка ДБА полковник(подпись.)
Начштаба, старший лейтенант, прочитал сопроводиловку и обратился ко мне,
- Да ты прям Илья Муромец, первый раз в жизни читаю такую сопроводиловку из НКВД. Что прямо и снайпер и бронебойщик?
- Так точно товарищ старший лейтенант! И снайпер и бронебойщик.
- А вот завтра у нас итоговые стрельбы. По результатам получишь должность.
Назавтра нашу роту вывезли на полигон, где я фанерному фашисту с полукилометра выбил глаза, залепил пулю в лоб, нос и рот, потом стрельба из ПТР, метров с четырёхсот я выбил пулей трак на гусенице и второй пулей попал в моторное отделение старому, ещё наверное времён первой мировой войны танку, изображавшему из себя мишень.
- Ну что, стреляешь ты действительно отлично, свою должность командира отделения подтвердил. Хочу предложить тебе должность помощника командира взвода бронебойщиков. Пойдёшь? Начштаба испытывающе посмотрел на меня.
-Нет! Не с руки мне командовать людьми. Не обучен, я этому. Дайте мне ПТР и второго номера, я вам больше пользы принесу. И ещё если можно, снайперский прицел на карабин и снайперскую книжку.
- Добро. Не хочешь, не надо. Ружьё, прицел и книжку получишь. Я распоряжусь.
Вернулись в казарму, меня вызвал зам по вооружению, и вручил новенькое противотанковое ружьё конструктора Симонова и самозарядную винтовку того же конструктора в снайперском варианте, то есть с оптическим прицелом. Уговорил его, передать мой карабин моему второму номеру. Делов-то сделать запись в красноармейской книжке. Полученное оружие мне понравилось, полуавтомат, красота, теперь не нужно будет орать каждый раз,- патрон! Магазин на пять патронов! А дульный тормоз? Это же песня, завтра же отпрошусь пристрелять оружие. Ха! Дрожите Фрицы! Доктор Смерть идёт к вам. Не ждали? Пока получал оружие, подошло время ужина. Отнёс карабин и снайперку в пирамиду, а противотанковое ружьё в оружейную комнату. Ужин дело святое, на голодное брюхо не повоюешь особо. После ужина старшина роты подвёл ко мне солдата и сказал,
- Вот тебе второй номер Кожемяка, рядовой Вольцов, учи уму разуму. Слышал ты опытный бронебойщик. Сам знаешь, дураки на фронте долго не живут, постарайся не угробить пацана.
- Да не вопрос старшина! Есть просьба к вам старшина и условие к Вольцову.
- Шо за просьба?
-А поменять его мосинку на мой карабин, с оружейником я договорился. Очень убойный у меня карабин товарищ старшина, не хотелось бы потерять. А условие Вольцову только одно.
- Какое товарищ сержант?
- А вот прикажу упасть. Надо будет плюхнуться не спрашивая зачем, хотя бы и пришлось падать мордой в дерьмо, а прикажу прыгай - прыгай опять же не спрашивая. И ради бога молчи. Смотри, учись и молчи. Выживешь в первых трёх боях, станешь бронебойщиком. Всё. Иди со старшиной к оружейнику меняй оружие и ко мне, у нас есть пару часов личного времени, пойдём в оружейную комнату, ПТР будем чистить.
Наутро я отпросился со второй ротой на полигон. Пристрелять ПТР это вам не хухры- мухры. Пять обойм я отстрелял, пока не стал класть пулю в пулю, Вольцов молча снаряжал обоймы, молча подавал, и молча же приглядывался. Хорошо вычищенная и смазанная самозарядка Симонова это вообще уникальная винтовка. Добившись приемлемого результата на обеих винтовках, я обмотал оба ружья тряпками, и мы вернулись в расположение батальона. Пообедали, и нам раздали сухой паёк, перевязочные пакеты, боеприпасы. Вечером батальон должен был, погрузиться в эшелон и отбыть на фронт. Слух пошёл, что везут в Крым.
- Херово,- мне вспомнился фильм, где берег был чёрен от бескозырок, на море тонули горящие корабли, а раненые солдаты умирали в катакомбах от удушья. Немцы травили их, какой то гадостью. Ничего! Прорвусь! Ещё один самолёт захвачу, но уйду.- Так Вольцов, тебя как зовут ?
- Павлом.
- Паша, с этого момента ты рядом со мной. Для полного счастья нам нужны патроны, и запомни, патронов как и водки много не бывает. Кусок брезента, два на два метра, кусок сети можно три на три, ещё пару простыней. Пошёл рысью по территории, через полчаса жду. Потом я пойду, ты посидишь у сидоров и оружия. Вперёд! Через полчаса Паша притащил старое полушерстяное одеяло и пару замызганых простыней.
- Молодец, похвалил я его, теперь сидишь здесь, и никуда ни под каким видом не уходишь от сидоров ни на шаг, пока я не приду, понял?
- Так точно товарищ сержант.
Теперь я в поиске. Сеть конечно здесь не найти, но вот брезент можно поискать. Пробежавшись по двору и не найдя искомого обратил внимание на высокую крышу казармы. ЧЕРДАК! Орлом взлетел на третий этаж, нашёл люк, он был завязан куском проволоки. Меня это естественно не остановило и вот я на чердаке. Клондайк! В углу лежали свёрнутые палатки, горка топоров и лопат. Выбрал топорик поухватистей, лопату с черенком покрепче, размотал палатку и отхватил от неё метра четыре ткани. Алилуя! Не спеша спустился вниз, добрался до Вольцова. Аккуратно сложили брезент, подвязали лопату к ПТР. Я научил Пашу сворачивать скатку, мы потренировались переноске оружия с полной выкладкой, через пару раз получилось более или менее удачно я объявил отдых. Сам пошёл к старшине роты.
- Старшина,- обратился, я к маме и папе всех солдат, - в результате личной разведки, обнаружил на чердаке склад имущества. Топоры, лопаты, палатки. Интересует?
- От знал я Кожемяка, шо ты справный солдат! Выражаю тебе благодарность. Пойду, гляну, если шо-то стоящее, то благодарность будет повышено питательной.
Вечером батальон построили на плацу, командир зачитал 'Боевой приказ', и мы поротно с полной выкладкой, проследовали на погрузку в вагоны. Грузились в теплушки, эшелон как удав кроликов глотал взводы и роты, наконец, погрузились, паровоз коротко свистнул, дёрнул состав раз, другой, третий и наконец, покатил эшелон застучав колёсами на стыках рельс та-дам та-дам. Во взводе бронебойщиков нас было нас было тридцать два человека, вместе со вторыми номерами то есть четыре ПТР на роту, или один бронебойщик на взвод пехоты. Не густо. Ещё на сборном пункте, когда меня попросили выступить перед бронебойщиками и поделиться боевым опытом я сказал коллегам,
- Забудьте про пятьсот и триста метров, броня у немцев крепкая, выстрелишь на пятьсот, тебя засекут и закидают снарядами танки или расстреляет пулемётами пехота. Я стреляю с трёхсот метров по слабо бронированным целям и с двухсот метров, по пушечным танкам. Самый важный, первый выстрел по ходовой части, если попал и разбил гусянку, танк твой. Его развернуло к тебе боком и ты его как в тире, спокойно добиваешь, второй номер не спит в оглоблях, а наблюдает за полем боя и отстреливает опасных пехотинцев врага ну и само собой немецких танкистов с подбитых танков. Ибо танкист это специалист. Вот кто из вас умеет водить танк? Никто! А стрелять из пушки? То-то. Танк можно сделать за день, а научиться им пользоваться надо минимум полгода. Почаще меняйте позиции, заранее приготовьте их две три, за камнем, за кустом. Со временем придёт опыт, вам надо выжить в первых боях. Да вот ещё что, мертвый и недалеко лежащий немец это не просто труп врага, но и источник хабара. Часы, оружие, бритвы, еда, курево, да мало ли чего. Приучите пехоту, что с танка, хабар ваш! Кончились танки, если пехота успешно отражает атаку, упал в окоп и не высовывайся. Если вас ранят или убьют, то в следующую атаку, танки некому будет остановить, и пехоту выбьют с занимаемой позиции. Ваш враг номер один, танк! Номер два - бронетранспортёр с пулемётом, номер три - пулемёт в пехоте, номер четыре - самолёт врага. Почувствуйте себя охотником, а врага дичью, появится азарт, сами будете искать цель. Пока я рассказывал про стрельбу по танкам, меня слушали так себе, невнимательно, но после слов о хабаре глаза у многих заблестели. После лекции ко мне подошёл политрук с обвинением, что я учу бойцов мародёрству.
- Я учил их, как выжить и уничтожить врага, вы сами товарищ политрук на фронте были, вас танками давили?
- Нет. Но есть законы...
- На фронте, товарищ лейтенант, есть один закон, убей врага и сам выживи. Давайте поговорим на эту тему спустя пару месяцев на фронте.
В это время немцы прорвались к Киеву и эшелон развернули на запад. Мне было по-хрену где воевать, в голове звучал приказ генерала, - 'Выбивать у них танки!'
Уже под самым Киевом эшелон попал под бомбёжку, опытный машинист пытался увести эшелон, но немецкие лётчики были ещё опытней, и первые бомбы упали не на состав, а на дорогу, рельсы от взрыва вывернуло заковыристой фигой, эшелон встал, и вот тогда-то немцы оторвались по-полной. Прежде чем их отогнали наши истребители, батальон потерял половину личного состава. Я же, после первых взрывов скомандовал, ' из вагона!' и мы с Пашей и нашим имуществом совершили марш бросок метров на двести в сторону от горящего поезда, и упали под дерево загнанными зайцами. Пока пришли в себя, кино кончилось, немцев отогнали, эшелон догорал, а командиры пересчитывали уцелевших. Уцелел штаб, старшина, и триста - четыреста бойцов, в строю я разглядел четыре ПТР. Могло быть и хуже. Оставив взвод похоронить убитых и обиходить раненых, батальон пешим маршем двинулся к Киеву. Ночью на привале уже была слышна канонада, костров не жгли, ужинали всухомятку. Народ еще находился под впечатлением бомбёжки, для большинства это первые увиденные убитые и раненые товарищи. К вечеру второго дня подошли к Днепру. Мосты немцы не бомбили, им они нужны целые и мы без задержки перешли на правый берег. А вот городу досталось, немцы бомбили ранее разведанные штабы округов ,армий, склады. Пострадали и жилые кварталы, то тут, то там, по пути следования батальона нам мы видели разрушенные многоэтажные дома, сгоревшие и полностью выгоревший частный сектор, настроения это конечно не добавляло. Вышли за город нас отвели, в какой-то лесок на привал, пора уже было, по моим прикидкам мы отмахали за пару суток километров восемьдесят. Перекусив чем бог послал, мы заснули там, кто где сидел. Утром, быстрый завтрак и колонна пошагала вперёд. Время от времени нас бомбили, пару раз прилетало от штурмовиков Хеншелей. Ох и злющая тварь! Вот от них мы понесли такие же потери, как и от первой бомбёжки. Короче говоря к фронту пришёл батальон в составе роты, при одном бронебойном ружье и с двумя пулемётами. Без командира, без штаба, нас возглавил старший лейтенант командир второй роты. В строю остался один командир, шесть сержантов, старшина и сто шестьдесят три солдата. Наконец под вечер нас привели принимать участок обороны. Бойцы, которых мы меняли жиденькой колонной человек тридцать молча прошли мимо нас, последний остановился и сказал,
- Маловато вас славяне, нас неделю назад полк здесь стоял, не полный конечно, но всё-же больше чем вас сейчас. Что скажу? Жмёт сука! Танками давит, потом бомберы, потом пехота, блядь не успеваешь передохнуть их трое, ты один. Задрали. Закапывайтесь в землю, она родимая спасает. Оставляем вам свои окопы, блиндажи и кладбище павших однополчан. Не поминайте лихом. Поклонился и ушёл. Утро застало нас уже в окопах. Как оказалось, они были выкопаны вдоль какой-то речки, местами пересохшей, местами ставшей мелким болотцем. Мост через речушку был взорван, но помехой для немецких танков это не стало пара выгоревших танков стояло на этой стороне реки. Мне надо было определяться с позицией. Самым танкоопасным направлением я посчитал обмелевшую речушку справа и слева от ею же сотворённого болотца. В других местах берег был неприступен для танков из-за обрыва, а луг был явно болотистый. Это я и доложил старшему лейтенанту, обходящему позиции.
- Разрешите занять позицию на берегу болотца товарищ командир, вон там, метрах в ста впереди позиций, мимо меня танки не пройдут, что справа, что слева. Это я вам обещаю. Предупредите сержантов, что танки я не пропущу, пусть не боятся, а вот пехоту ко мне не пускайте, по ходу пьесы я как снайпер, офицеров и унтеров отстреляю.
- Добро сержант, иди устраивайся.
- Так православные, обратился я к бойцам, кто донёс сюда боеприпасы для ПТР, прошу сдать мне. Это я ещё при первой бомбёжке озаботился и предложил командирам такую форму транспортировки боеприпасов для своего слонобоя. Каждый солдат взял по два три патрона, в вещмешок, в итоге у меня собралось полторы сотни патронов. Штук тридцать я взял с собой, остальные сдал старшине. Затем мы с Павлом поползли к месту предполагаемой позиции, сделали две ходки, за своим имуществом и затем в две лопаты начали копать окоп полного профиля. Благо берег у болота был метра два высотой, рядом рос куст лещины, если наклонить его над окопом, то они хорошо его замаскируют. Была ещё одна причина моего решения уйти так далеко от основной позиции батальона. Линия обороны немцами выявлена и мне не хотелось попасть под снаряд немецкого артналёта или бомбу немецкого авианалёта. Перед глазами стояли те тридцать человек оставшиеся от полка ранее занимавшего здесь оборону.
Земля была мягкая смесь песка и глины, копали споро, и через пару тройку часов, три метра окопа было готово. Приказал Паше вырубить два куста мешавшие стрельбе, ветки он приволок в окоп, ими и замаскировали позицию. Из окопа покопали ход к берегу и там уже в метре от уреза воды выкопали копанку для воды. Ибо не жрать можно три недели, а пить надо каждый день. Вот тут нам пригодился кусок палатки, накрыли им окоп, набросали сверху травы и веток, получилась идеальная маскировка. Замызганые простыни мы нарезали на полосы, измазали травяной зеленью и обмотали им оружие. Во первых маскировка, во вторых намочив тряпки быстрее охлаждаешь ствол.
Эх бинокль бы, мечтательно сказал я,- разглядывал в снайперский прицел левый пологий берег речки. Справа от нас, шоссе Житомир-Киев и взорванный мост, вдали виднелся лес, слева дамба, колхозные поля и вдали опять лес. Приполз солдатик приволок буханку хлеба, четыре банки тушёнки и кисет махорки на двоих .
- Вольцов, ты куришь,- спросил я своего второго номера.- Нет, тогда я меняю махру на тушёнку, - и предложил солдатику,
- Три банки.
- Две, - ответил он.
- Три, и не меньше, голосом кролика из мультфильма ответил я. Солдатик побурчал, но обменял банки на махорку. Живём! Доедали тушёнку уже под артобстрелом. Как я и предполагал, по позициям батальона отработала батарея 105 мм гаубиц , затем полезло штук десять танков. За ней густо поднялись цепи пехоты. Десять танков, и все мои. Радость-то какая! Я жевал веточку ивняка, говорят, из него какое-то лекарство делают, очень полезное между прочим, и прикидывал как я их буду убивать. Танки ползут медленно, пехота держится за ними метрах в тридцати, пора начать естественный отбор. Умных и храбрых в могилу, тупых и трусливых в госпиталь. Ловлю в прицел офицера, блядь он улыбается! Что-то весело обсуждает с коллегой. Выстрел! Офицер взмахнул рукой, как будто хотел поймать улетевшую фуражку и грянулся об землю. Второй собеседник не понял, что его коллега уже на пути в Вальхаллу, решил ему помочь встать. И прилёг тут же с пулей в ухе,
- Пиши, два офицера,- сказал я Паше, дальше пошли унтера четыре штуки, пулемётчик и его второй номер. Ага вот мне принесли бинокль, ещё один офицер разглядывал нашу оборону, которая огрызалась редкими выстрелами. Боясь за бинокль я уложил его носителя выстрелом в грудь, рядом легли связисты. Пехота, потеряв командиров отстала, и танки вылезли ко мне под выстрелы птр в гордом одиночестве. Двадцать точных выстрелов, в дёргавшиеся со стороны в сторону танки, не оставили им шансов, два последних танка, не разворачиваясь и паля в белый свет как в копейку, успели удрать за косогор прихватив за собой отступившую пехоту. Едва танки скрылись я перемахнул через бруствер и крикнув Пашке,- Жди,- пополз за биноклем. Четверо связистов и офицер лежали кучкой. Снял с унтер-офицера связиста ранец, обыскал солдат, с офицера, снял планшетку, часы, бинокль, пистолет, вывернул карманы, достал документы, забил хабаром ранец, накинул его на плечи и уполз к себе в окоп. Пашка смотрел на меня как Ленин на буржуазию. Но когда я, пошарив в ранце, достал часы и отдал их ему, взгляд его заметно потеплел, а когда ещё повесил ему на грудь бинокль, он готов был стать моим Санчо Пансой на веки вечные. Перебрав ранец, я отложил нужные в хозяйстве вещи. Остальное, кроме планшетки и документов немцев выбросил в болото. Ну кому скажите на милость нужны были здесь презервативы? Ранец был удобнее сидора и без раздумий переложил своё добро в него.
- Так, Павел хватай документы планшетку и снайперскую книжку, сдай командиру, у него же подпиши книжку и узнай новости. В это время сзади кто-то засопел и в окоп едва ли нам не на голову свалился лейтенант.
- Твою маман Кожемяка, блядь, ты почему не показал где твой окоп, я полчаса тут лазаю, хорошо голоса услышал. Что ты творишь Кожемяка? Восемь немецких танков стоят перед позицией роты! Одним ПТР! Никто ж не поверит! Восемь танков!
- Ну, кроме танков товарищ командир я тута маленько офицеров пострелял, вот документы их старшего и подал планшетку и документы немцев. Вот снайперская книжка, там всех записал ,подпишите, а. Старлей взял книжку и подслеповато стал читать написанное. Я подобострастно подсветил странички трофейным фонариком. Вот, три офицера, пять унтеров, пулемётчики, связисты, да и Павел пару экипажей упокоил. Короче на банку тушёнки и кусок хлеба мы заработали.
- Эх Кожемяка, хули мне ихние офицеры, мне эти танки дороже всего на свете. Веришь ли, у нас ни одной противотанковой гранаты. Нечем их остановить! Только ты. И ты их урыл! Восемь штук! Сегодня же подам представление на тебя к ордену, а второго номера к медали. Фонарик я забираю, ты себе ещё добудешь, подписал страницу и уполз. Пока немцы нас не трогали, и мы с Павлом вышли на тропу Мародёра. Фонарь, у меня конечно был, еще лучше чем тот, что я отдал командиру и мы подсвечивая синим узким лучом ползали от танка к танку собирая дань с мёртвых захватчиков. К двенадцати ночи мы собрали бутылок двадцать вина, ящика два консервов, галет и растворимого эрзац кофе, четыре печки спиртовки и четыре банки спиртовых таблеток штук шесть пистолетов и автоматов, десятка три гранат. Вино прикопали в болоте, около нашей копанки. Себе оставили пару складных ножей бритвенный набор с зеркалом, пару хороших зажигалок, два пистолета, два автомата и боеприпасы к ним и гранаты, остальное опять в болото, консервы и галеты сложили в специально выкопанную нишу. Хороший всё-таки строительный материал земля, час работы лопатой, спальня, полчаса работы, кухня. Перекусили тушёнкой с галетами, запили кисленьким вином и начали устраиваться спать.
- Павел сейчас полпервого ночи, я сплю до трёх часов, потом ты меня будишь, я постою на часах до утра. Будь очень внимателен, слушай ночь, немцы могут приползти на разведку, если застанут нас обоих спящих, то нам с нашим хабаром, звездец. На твоих часах есть будильник, ставь при мне на три часа. Всё понял?
- Понял товарищ сержант, не подведу.
- Блядь ну что за жизнь? Ну почему я не родился безногим? Опять меня дёргают за ноги. Шёпотом, прямо в ухо Павел говорит,
- Немцы. Прямо за бруствером ползут по берегу болота, много.
- Паша,- также шёпотом ответил я ему,- я тебя учил пользоваться немецкими гранатами берёшь три гранаты и бросаешь одну за другой, я делаю тоже самое, но с другой стороны, всех кто вылезет из болота стреляй. Погнали наши городских.
Павел пригнувшись ушёл влево по окопу, я вправо. Вылез из-под палатки и мягко как мячики в детстве начал бросать гранаты. Отвинтил колпачёк, дернул за шнурок, бросил и так три раза. Шесть взрывов раскололи ночь вдребезги. Стоны и проклятья на немецком языке кто-то попытался влезть на берег я срезал его очередью, с другой стороны Павел аналогично, кто-то прыгнул в болото, я тут же бросил в ту сторону колотушку, взрыв и опять вопли. Короче ночь мы повеселились от души. Утром едва рассвело, к нам приполз старшина с тремя бойцами.
- Ну шо ты ночами не спишь як усе нормальные человеки, Кожемяка?
- Так не дают суки спать, я как белый человек помыл ноги, подстриг ногти, побрызгал духами подмышки, прилёг посмотреть во сне, что-нибудь такое с голыми бабами. И тут представьте себе товарищ старшина, ко мне в сон вместо бабы вламывается, небритый, грязный немецкий пидорас. Вот с Пашей мы еле гранатами отбились. Ещё немного и поимели бы нас комсомольцев, фашистские гомосеки. Лезь пожалуйста товарищ старшина за бруствер и посчитай их, весь хабар с них, ваш. Через час старшина отправил рядовых с хабаром в расположение роты, сам остался у нас.
- Героический ты сержант! Ты один уложил больше немцев, чем вся рота. Вот прямо тут за бруствером лежит восемнадцать немцев. И танки. За танки тебе вся рота кланяется. Спасибо выручил. Сам смотрю, прибарахлился маленько, окопчик обжил, о а это що? Старшина углядел спиртовку.
- Так старшина! Не лапай, а то наебнёт. Мина это немецкая противопехотная, ночью выставляю для охраны себя любимого, а утром снимаю. Ты в минах разбираешься? Нет? А то у нас ест ещё одна, называется мина лягушка, тронешь её за каку-то фиговину , она прыг на метр вверх и кааак долбанёт. Дать тебе, может потрогаешь?
- Нее! Нахрен мне твоя лягушака. Чего тебе передать сюда? Патронов, еды, воды, курева?
- Бабы есть? Нету? Ну, тогда ничего не надо. Есть предложение, Танки я подбил, но они не взорвались, немцы их починить смогут, поэтому надо их поджечь, бензину в них хоть залейся, если поджечь, то боезапас ахнет так, что от танка рожки да ножки останутся, только на переплавку. Посылай бойцов пока немцы в ауте. А через два часа над нами раскрылись врата ада, и оттуда упали на нас демоны с крестами на крыльях, Юнкерсы, Хейншели, сменяя друг друга в течении четырёх часов бомбили и штурмовали нашу оборону. Штук пять бомб упали в болото недалеко от нашего окопа. Три безвозвратно, а две всё-таки взорвались в глубине болота, выплюнув вверх фонтан грязи и выбросив убитого мной немца чуть ли не нам в окоп. Старшина успел-таки, подорвать танки и они дополняли картину Апокалипса жирными мазками копоти. Честно говоря, я подумал, что опять остался один, но после бомбёжки приполз боец и сказал,
- Не ссы Кожемяка, лейтенант отвёл людей, немцы молотили пустые окопы. Ты знай, тебя не бросят, народ просил передать тебе, что мы присмотрим за тобой и днём и ночью, так что отдыхай спокойно. И уполз.
- Ага, отлыхай! Надо менять позицию. Немцы не дураки. Полезут танками в другом месте, вот только где? Справа, вряд ли. Восемь коптящих небо остова ясно намекали, что здесь проезда нет. Только слева по насыпи, и наверняка пустят первым тяжёлый танк, прикроют арт-огнем и ага. Мотнусь ка я к командиру, судя по всему, человек он опытный, подскажет, как быть. Нашел старлея на нп, объяснил причину своего появления.
- Вот нутром чую, товарищ командир попрут они в этот раз через дамбу. Да, узкая она, но танк пройдёт, и пустят они впереди тяжёлый танк прорыва. Хрен я ему чего могу сделать. Прикроют его прорыв более слабыми танками, арт-огнём и амбец. Сапёры у нас есть? Нет? Гранаты? Нет, той немецкой дрянью только лягушек в болоте глушить. О! Бензин есть? Вот не поверю что бы этот долбаный хохол не заныкал канистру бензина? Блядь ну что же я такой тупой, всю ночь танки простояли там и бензин и масло и бутылки. Горючая же смесь! Пару бутылок всего надо! Старшина! Давай сюда! Дело жизни и смерти! Командир дави хохла! Бензин есть?
- Е, маленько.
- Автол? Я затаил дыхание.
- Е, маленько.
- Бутылки?
- А, от чого нэма, того нэма. Старшина даже как-то обрадовался тому, что чего-то у него 'нэма'.
- Мухой ко мне в окоп бойца, пусть передадут Вольцову, чтобы откопал пять бутылок и передал сюда срочно. Старшина, тащи бензин и автол. Да быстрее, можем же не успеть, мне ещё в засаду ползти надо. Командир, я с Вольцовым спрячусь в болоте возле дамбы, когда танк проползёт нас, мы бросим ему на моторный отсек бутылки. Танкисты почуют гарь, выпрыгнут из танка, мы их перестреляем, там всего-то четыре человека. Танк большой его не объедешь, а если взорвётся боеукладка, то и не столкнёшь, немцы дальше не полезут, просто не рискнут. Ну а мы если повезёт, вернёмся, если нет, то прощенья просим. Долго ли коротко ли, принесли бутылки, автол и бензин, слили старшине в котелок вино, смешали автол с бензином в пропорции три к одному в какой-то бадье, разлили по бутылкам. Я взял две бутылки, глотнул из котелка вина как из братины, передал её ротному и со словами,- прощайте славяне,- уполз.
Из наградного листа на младшего сержанта Кожемяку Алексея Алексеевича.
- ' При отражении атаки на позиции роты Н-ского полка ,Н-ской дивизии В районе стратегического шоссе Житомир- Киев у деревни Небылица, младший сержант Кожемяка Алексей Алексеевич снайперским огнём убил двенадцать немцев среди убитых были три офицера, пять унтер-офицеров, пулемётчик и его второй номер, а также четырёх связистов. Из-за потери управления, атакующая пехота отстала от танков, и младший сержант Кожемяка, сменив снайперскую винтовку на ПТР, двадцатью выстрелами подбил восемь танков, его второй номер рядовой Вольцов меткими выстрелами убил не менее десяти членов экипажей фашистских танков. Ночью этих же суток, вражеская разведка, в составе одного унтер офицера и семнадцати рядовых, наткнулась на замаскированную огневую позицию младшего сержанта Кожемяки Алексея Алексеевича и попыталась захватить его и второго номера рядового Вольцова Павла Сергеевича в плен. Но были Кожемякой и Вольцовым обнаружены и забросаны гранатами. Не сдавшихся немцев уничтожили из личного оружия.