Аннотация: Когда сон стал явью, бежать уже некуда...
Часть 2. Сон.
Я проснулась от ветра, ласково перебирающего мои волосы. Мимолетно удивилась, я же закрывала вечером окно. А потом обрадовалась, я дома, значит, ничего не случилось. Можно еще не много поваляться, а потом готовиться к экзамену. Какой там следующий? Я протянула руку, пытаясь нащупать расписание экзаменов, которое вечером аккуратно положила на стол. Но вме-сто стола пальцы нашли деревянный столб, украшенный резьбой. Глаза открылись сами. Ариве-лена сдержала слово. Я действительно разделила с Элариэль её жизнь. Теперь осталось не разде-лить смерть. Я вылезла из постели и огляделась. Комната была большой и светлой. Огромное рас-пахнутое окно пропускало свет и ветер, дробя мир на осколки разных цветов, повторяющих узор витража. Широкий подоконник так и манил на него сесть. Кровать, тоже большая и удобная, с тяжелым пологом на четырех узорных столбах. Мягкий ковер на полу, в углу - кресло и столик рядом с ним. У другой стены - шкаф и зеркало. Все. Да больше ничего и не надо. Ой, не заметила. Камин. Здорово! От радости закружилась голова. На короткий миг я потеряла равновесие, а когда оно вернулось, я уже забыла, как и зачем здесь оказалась. Я снова стала Элариэль. Спокойной, рассудительной Хранительницей мира.
Я глубоко вздохнула и принялась одеваться. Медан ждет меня на старой мельнице. Инте-ресно, зачем он выбрал такое, мягко говоря, странное место? Впрочем, сам Медан тоже непростой человек. И, наверняка, причины у него самые веские. А мне неплохо бы поторопиться. Нужно ус-петь на встречу, а потом помочь с приготовлениями к балу. Завязав волосы в косу, я подошла к окну, убедилась, что никого нет внизу, и спрыгнула. Я знала, что это отдает детством. И мне, принцессе, не пристало покидать дом так, тем более в день своего совершеннолетия. Но меня ждут, я опаздываю, а так - гораздо быстрее.
Я с вечера предупредила конюха, что Полночь мне понадобиться рано утром. Так что, если поторопиться - вполне могу успеть. Я не думала, что Медан уйдет без разговора. Просто ни-когда не любила опаздывать.
Полночь действительно уже оседлали. Я коротко поблагодарила молодого паренька, ко-торый передал мне поводья, взлетела в седло, и конские копыта глухо застучали, поднимая пыль на утоптанной дороге. Все, поехали.
Ветер привычно свистел в ушах, Полночь несла меня знакомой и любимой нами дорогой. По левую руку - огромное озеро, где живут русалки. Маленькие озорные девочки, которые вы-глядят лет на пять человеческого возраста. Но самая младшая старше меня в мои триста тридцать. По правую - сад. Древние деревья терпеливо ждут, когда с их ветвей снимут тяжелые плоды. Ждать им осталось совсем не много. Уже сегодня к последним из них подойдут дети с корзинами. И снимут оставшиеся плоды с самых высоких ветвей. А потом взрослые отнесут корзины на кух-ню. Я вздохнула пьянящий аромат вишни и задумалась, зачем же все-таки Медан меня позвал. Что случилось такого, что не могло подождать до вечера, когда будет праздник, на который он приглашен? Память вдруг вытолкнула на поверхность чьи-то серебряные глаза и голос: "...Первой была стрела...". Этот голос заставил меня пригнуться, к гриве Полночи. Тонкий свист ветра про-вожающего стрелу, я не могла перепутать ни с чем. Резкий удар по плечу развернул меня в седле, больно ударив щекой о конскую холку. Руки обдало кипятком боли, от пальцев, которые петлями захлестнули поводья, мешая привычному току крови, к плечам, напрягшимся от непривычно-страшной позы. Последним судорожным движением я натянула поводья, вынуждая Полночь ос-тановиться. Сначала - пальцы. Я осторожно освободила их, мысленно пообещав себе, что отныне ни при каких обстоятельствах не буду мчаться наперегонки с ветром. Потом дыхание, которое никак не хотело успокаиваться, вырываясь из горла со странными всхлипывающими звуками. И в этот миг боль добралась до левого плеча. Оно забилось в этой боли, повторяя стук сердца. Яд, по-няла я. Стрела отравлена. Боги, кому я нужна? Мысли судорожно метались в голове, а руки взя-лись за поводья. Через милю живет лекарь. Может, успею доехать...
... Мир поплыл перед глазами значительно раньше. Голова наполнилась звоном и стала прозрачно-легкой. Все моё существо наполнило странное безразличие. Ко всему. К собственной смерти, которая терпеливо ждала моего последнего вздоха и последнего удара сердца. Она знала, что её терпение вот-вот будет вознаграждено. Разум еще пытался спастись, но земля стала неожи-данно близкой. И мое тело тяжелым мешком свалилось в густую зелень травы.
* * *
Перед глазами качались тонкие высокие травинки, ласково перебираемые ветром. Я смотрела на их движение и пыталась понять, где я и что со мной. Почему я лежу в траве? И вооб-ще, откуда такая трава в Москве? Почему из моих глаз текут слезы, словно я потеряла кого-то очень близкого? Почему так сильно болит плечо? Последний вопрос был единственным, на кото-рый мне удалось найти ответ. Какая-то деревяшка торчала из моей плоти. Я с трудом протянула руку и дернула. Боль красной струёй ударила в череп, рассыпаясь перед глазами крохотными ис-корками. Она же привела меня в чувство. И я вдруг ясно осознала, что произошло. Элариэль умерла. Умерла только что от яда, которым была смазана стрела. Я не смогла предотвратить её смерть. Размышляя обо всем этом, я пыталась подняться на ноги. Получалось с трудом. Меня ша-тало от потери крови и ужаса. Господи, думала я, судорожно цепляясь за конскую гриву, Господи, что же мне теперь делать? А что делать, неожиданно жестко ответил внутренний голос. К лекарю ехать. Он тебя уже лечил, и у него хорошо получилось. Полночь тыкалась мордой мне в руки мяг-ко фырча, словно предлагая помощь. Но что она могла для меня сделать? Ноги постепенно пере-стали дрожать. С третьей попытки мне даже удалось оказаться в седле. Как же мне далеко до врожденной эльфийской грации, которой в полной мере была одарена Элариэль. И эта, самая лег-кая, потеря ясно напомнила мне, что все. Сказки и игры кончились. Я хочу знать, кому так пона-добилась моя смерть. Ведь если Элариэль мертва, значит, и я тоже уже не живу. Очень хотелось спрятать лицо в прогретой солнечными лучами гриве Полночи и не сдерживать острый хрусталь слез, который резал веки, но я понимала, что нельзя. Если я сейчас заплачу, то не успею доехать до лекаря. А мир этот, похоже, держится сейчас только на глупой девчонке, которая с таким тру-дом забралась в седло. Одной рукой я подобрала поводья и тронула Полночь пятками. Лошадь неспешно двинулась в сторону леса. Она знала дорогу гораздо лучше, чем я, и постепенно уско-ряла шаг, не меньше моего стремясь успеть. Выиграть у смерти тот миг, за которым торопиться будет уже некуда. Я смутно запомнила эту дорогу. Только боль, что плещет перед глазами. И глухую ярость в груди. Ярость на того, кто взял на себя право играть чужой жизнью.
Лекаря я перепугала насмерть. Он долго смотрел на меня, словно видел перед собой при-зрака. Потом кинулся к лошади, и я сползла с седла к нему на руки. Он внес меня в маленький домик, весь пропахший травами и опустил в кресло.
- Принцесса, что случилось? - в его голосе звучала плохо скрытая паника.
- Не знаю, - с трудом ответила я. Язык и губы плохо шевелились, перед глазами все плы-ло, а уверенные пальцы лекаря мяли руку.- Кто-то пустил стрелу.
- Вы думаете, это случайность? - он разговаривал со мной, не переставая работать. Я по-нимала, что он старается отвлечь меня от боли, но рука, отзывавшаяся на его прикосновения, бо-лела совсем не так сильно, как грудь, в которой словно плескался кипяток, бьющий за край при малейшем движении. И его такой знакомый голос только отвлекал меня сейчас.
- Конечно, - рассеяно сказала я. А что еще можно было сказать? Что кто-то хочет меня убить и полюбоваться на смерть этого мира?
Боль неожиданно выпустила когти в моё плечо, словно пытаясь оторвать себе кусочек. Я закусила губы, и поморщилась, ощутив чуть горьковатую соль крови на языке, а лекарь отломил наконечник и сквозь мою плоть вытянул стрелу, сразу отбросив ее в сторону.
- Принцесса, я настаиваю, что нужно сообщить вашим родителям и приставить к вам те-лохранителей.
- Нет, - чем поможет мне охрана, если Элариэль уже убили? - Андорос, не говори никому ничего. Я сама расскажу всем, кому посчитаю нужным. И еще, мне нужно, чтобы вечером никто не мог даже заподозрить, что у меня какая-то рана на руке. Это возможно?
Я с ужасом поняла, что повторяю уже сказанные слова. Что история катится по второму кругу. Что меня хотят убить, а вся моя защита - голос Аривелены: "Запоминай. Первой была стрела. Потом - яд в бокале с вином, бокал принесёт Медан. Третьими будут собаки, натасканные убивать. А потом тебя зарежут в собственной постели. Все".
Потом действительно не будет ничего. Для меня, по крайней мере. Лекарь отошел к шкафу со смесями, а я попыталась собрать осколки доступного мне знания. Они были острыми, эти холодные кусочки. И каждый - оставлял маленькую кровоточащую ранку. Что у меня есть? Задачка, на уровне третьего класса начальной школы. Условие: убийство одной синеволосой де-вушки. Что нужно узнать? Кто хочет ее смерти. Что еще известно? Что Медан убийства не совер-шал. Туманная картинка. Дополнительный вопрос: зачем им все это понадобилось. Ответ: чтобы доказать лживость легенды. Мир снова поплыл перед глазами. КАКОЙ легенды? В чем смысл? Эти вопросы ярко вспыхнули в моей голове. Аривелена высказалась очень туманно, и половину я уже успела забыть. Что-то про связь цвета волос и жизнь этого мира... И в этот миг вернулась боль. Она сжала мир до крохотной точки вокруг моей руки. И посмеивалась из уголка, глядя в мои глаза. Мне нечем было ей отвечать. Только отчаянным решением спасти Медана. Да, Элари-эль погибла. Но допустить его смерти я не могла.
- Спасибо, - мне с трудом удалось разомкнуть губы. Лекарь сжал зубы и низко опустил голову. На миг мне показалось, что в глубине его глаз промелькнула искорка сожаления. Показа-лось...
Прости, Медан. Ты не дождешься меня сегодня. Хотя, меня ты и не ждал, а Элариэль не приедет к тебе уже никогда. А я поеду в библиотеку. Мне нужно знать, что такого особенного в цвете моих волос. Мне нужно знать, есть ли кто-нибудь, кого я могла обидеть, или кто-то просто заинтересованный в моей смерти. Нет, не в моей. Я действительно никому здесь не нужна. Кому нужна здесь жизнь или смерть московской студентки? А вот жизнь или смерь Хранительницы - другое дело... Полночь неспешно несла меня к дому. А я прощалась с Элариэль. С частью своей души, которая осталась лежать в мягкой траве леса. Которую никто никогда не найдёт. Я не пла-кала. Только под веками жгло все сильнее...и я все плотнее сжимала ресницы, чтобы хоть на миг избавиться от этого жжения.
Поездка с закрытыми глазами дорого мне стоила. Слишком поздно я заметила тоненькую девичью фигурку, под раскидистым деревом. А когда заметила, было уже поздно, меня тоже уви-дели.
- О, Боги. Элариэль. Что с тобой произошло? - Этот испуганный возглас сорвался с губ Алори, когда Полночь подошла достаточно близко, и солнце перестало слепить моей сестре глаза. Цветы из дрогнувших рук медленной красно-желто-зелёной волной падали к её ногам, ковром по-крывая подол ее яркого платья. Я не ожидала встретить её здесь. Хотя бы потому, что прекрасно понимала, как выгляжу Испуганные серые глаза, перепутанные пряди обрамляют бледное лицо с искусанной верхней губой, одежда в крови... Что я могла сказать в ответ? Я специально выбирала дорогу, на которой никого не должно было никого быть. Слишком много мой вид сейчас вызыва-ет вопросов. Слишком мало у меня ответов. Слишком хочется поверить первому, кто протянет ладонь, чтобы утешить меня. Слишком велик шанс, что он тоже хочет меня убить. Я молчала, пы-таясь удержать рвущую по сердцу и глазам боль. И она молчала, с возрастающим ужасом глядя на меня. Отмечая малейшую деталь. Вырванные с корнем волосы, так плотно сплетенные друг с дру-гом, что остались рваной прядью в косе. Скулу, налившуюся жаркой краснотой. Разорванный во-рот белой блузы, кровяные потеки на ней.
- Больно? - тихо произнесла она, не отводя широко распахнутых глаз от моего лица.
- Уже нет, - ответила я, и сама испугалась того карканья, в которое превратился мой го-лос.
- Что ты скажешь родителям? - Я запоздало вспомнила, что моя сестренка всегда отлича-лась редкой проницательностью и способностью ЗНАТЬ о недавних, но уже свершившихся собы-тиях. А она наклонилась, осторожно подбирая цветы, так заботливо выращенные к сегодняшнему дню.
- Ничего. - Боль развлекалась, оттачивая когти на моем горле. И слезы, так, казалось бы, надежно спрятанные под ресницами нашли дорогу к моим щекам и часто закапали на темную ко-жу седла.
Алори не стала говорить, чтобы я упокоилась. Не стала, и пытаться обнять, утешая. Про-сто молча подбирала с земли цветы, заботливо распутывая стебли, и сама, кажется, с трудом сдерживала слезы.
Птицы пели все громче, и солнце ласково распахивало руки, стремясь обогреть весь мир. А нам было очень холодно посреди этого света. И я, не сдерживая струящихся слез, молча смот-рела на девушку, которую не имела права называть сестрой. А она не отрывала глаз от своих тон-ких пальцев, что осторожно собирали цветы. Я не знаю, сколько мы так простояли. Время, в кото-рый раз за эти четыре дня остановилось. Помогая мне. Давая мне сил. Я понимала это, но могла быть благодарной... Это чувство тоже осталось на поляне, с отравленной стрелой в теле.
* * *
В свою комнату я попала тем же путем, что и покинула её. Через окно, по крепким вет-вям многострадального дуба. Алори сама отвела Полночь на конюшню. Показываться в моём ви-де перед кем-либо сейчас было поменьшей мере опрометчиво. Я по-прежнему не хотела никому рассказывать о произошедшем. И безумно боялась. Там, в солнечной Москве, под веселым поло-сатым зонтиком, все казалось простым и нестрашным. И даже сны были просто снами. От них ос-тавалось чувство реальности, но они были лишены боли и страха. И смерти. Там все казалось кра-сивой сказкой. Здесь - оказалось холодной реальностью. И все мои чувства были густо опутаны ажурной сеточкой боли. И поэтому я пробиралась в родной дом как вор. Следя, чтобы ничьи глаза не увидели меня.
Уже в комнате я внимательно посмотрела по сторонам, наконец, увидев неприметную дверь. Так и есть, это ванная комната. Рубашку я уже никогда не смогу надеть, слишком сильно разорван рукав, слишком много крови на этом белом льне. Штаны еще можно спасти, но как ска-жите мне объяснять темные потеки, которые в воде обязательно поплывут кровавыми ручейками?
Двумя руками зачерпнув холодной воды, я опустила лицо в ладони, чувствуя минутное, но такое сильное облегчение. Вода смыла следы слез и упокоила глаза. Я подняла голову, не стряхивая тяжелые капли с лица. Следующая пригоршня воды досталась руке, плотная корочка крови стала скользкой и грязной, только в прозрачной воде возвращая свой природный цвет. К горлу вдруг подкатил тяжелый комок, заставляя благодарить Богов, что я ушла из дома без зав-трака. Я замотала головой, пытаясь отогнать липкую пелену мути. И она, неохотно, скаля зубы, отступила. Сегодня я оказалась сильнее. Я выплеснула воду и оглядела кучу перепачканной кро-вью одежды. Что с ней делать? Завтра, я резко заправляла новую рубаху в новые же штаны. Я по-думаю об этом завтра. Сегодня у меня другие планы.
Пальцы распутывали кожаный шнурок, который удерживал волосы, а глаза внимательно смотрели в зеркало. Рубашка вполне скрывала следы от поводьев на запястьях. Эти тонкие полос-ки успели налиться глубоким фиолетовым цветом и жаром повторяли удары сердца. Левая рука все еще отзывалась на движения легкой болью, но с каждым мгновением - все меньше, и это по-зволяло надеяться, что к вечеру все будет в порядке. Я тряхнула головой, и волосы распались по спине, удивив меня длинной... им какой-то пяди не хватало до колен. Пальцы сами нашли про-стой деревянный гребень, и волосы мягко потекли сквозь редкие зубья. Я осторожно распутывала пряди, удивляясь их мягкости и послушанию. Расчесывание отняло у меня на удивление мало времени. Куда больше его ушло на то, чтобы снова заплести косу. Наконец, я закрепила шнурок и еще раз пристально посмотрела на себя в зеркало. С лица сошла краснота от удара, мягко уступив место чуть лихорадочному румянцу, туго зашнурованные белые манжеты скрывали запястья, плотный шелк густо собранный в мягкие складки не позволял увидеть руки. Только глаза лихора-дочно блестели отчаяньем и слезами, но это легко списать на ветер, который любит так наказы-вать тех, кто пытается обогнать его. Я... нет, это не я... Элариэль выглядела, как обычно. В де-вушке, которая смотрела на меня из зеркала, моей была только боль, притаившаяся на самом дне глаз. Все остальное было - ее... И кто я такая, чтобы отнимать это?
Мои руки мягко толкнули дверь, чуть задержавшись пальцами на неровностях фантасти-ческой резьбы. Я шагнула в коридор, по щиколотку утонув в мягком песочного цвета ковре, усти-лающем коридор. Мне сразу захотелось скинуть обувь и пойти босиком. Но нельзя. Я так хотела в сказку, и вот она - спокойно лежит на ладони и ехидно подмигивает, что, получила? Вот уж дей-ствительно про меня сказали - бойтесь своих желаний, они могут сбыться...
Коридор раскинулся передо мной небольшим морем. Справа - двери. Слева - двери... А куда идти мне? Я не знаю дороги. Я никогда не была здесь. Эти простые мысли холодной водой плеснули в лицо. Заставили смаргивать и стирать влагу, но охладили воспаленные мысли, и вер-нули задремавшую было осторожность. Я подошла к широкому окну и опустилась на подокон-ник. Сквозь распахнутые створки был виден чисто выметенный двор и солнечно-желтая пыль, по-крывавшая его, слепила глаза. А окна библиотеки выходят на озеро, где солнечные лучи играют с темной водой. Значит, она расположена в другом крыле. Но как туда попасть? Я закинула обе но-ги на подоконник и уткнулась в них лбом. Куда я пришла? На что согласилась? Меня убьют сего-дня вечером, а я ничего не смогу сделать. И этот мир, который так мне нравится, рассыплется на мелкие песчинки и покроет дно реки времени. И все. И даже памяти не останется.
- Грустишь, сестренка? - мужской голос над ухом заставил меня вздрогнуть. Глаза мет-нулись вверх, выхватывая зеленую рубаху и светло-коричневый плащ. Длинные светлые волосы и теплые серые глаза. Идалин. Старший брат Элариэль, поняла миг спустя, но до этого сердце успе-ло оборваться, да и теперь трепыхалось у горла.
- Не совсем, - осторожно ответила я. - Скорее - думаю...
- О чем? - он сел рядом, одной рукой довольно бесцеремонно скинув мои ноги на пол. Его серые глаза участливо смотрели в мои. И у меня появилось подозрение, от которого закружи-лась голова. А что, если он тоже? Если ему тоже интересно проверить достоверность легенды?
- Понимаешь, - слова с трудом шли на язык, выскальзывали и разбивались о мысли, за которые я готова была себя возненавидеть, но которые никак не могла прогнать. - Я теперь со-вершеннолетняя. А после вечерней церемонии - стану полноправной Хранительницей. (Господи, что я говорю?) Да, я знаю, что вот уже сто лет, я итак единственная Хранительница...
Слов не осталось. Совсем. Только беспомощное движение головой, от которого несколь-ко прядей вырвалось из-под ремешка и упало мне на глаза.
- Тебе страшно? - его рука опустилась на мое плечо, прижимая к себе, согревая теплом.
- Не знаю. - Ложь. Откровенная ложь. Страх - почти единственное чувство, которое у меня осталось. - Просто, как-то непривычно. Так мало осталось тех, кто в это верит. И так много, кто говорит - сказки. Во что верить мне?
- Я верю в эту легенду, - он убрал руку и отвернул от меня голову. Теперь я видела толь-ко его профиль, частично скрытый волосами. - Ты была совсем маленькой и не помнишь Майэль, а она тоже была Хранительницей.
- Майэль? - растерянно переспросила я, пока в памяти всплывали чьи-то тонкие руки и мягкий голос. И густые локоны цвета одинакового с тем, в который сейчас были окрашены мои собственные волосы. Я вспомнила еще и лютню в её руках и песни, которые она пела. - Кажется, она была твоей невестой?
- Да. - Идалин нервно сплетал пальцы, словно стремясь телесной болью вытеснить ду-шевную. Дар это или проклятье - но эльфы любят только раз. - Когда она погиба тебе было около восьми лет. И я был рядом, когда она умирала. Какая глупая случайность, мы в тот день поехали в горы, и попали под обвал. Камень попал ей в шею и сломал её. Она умерла сразу. Вот только я видел, как потемнело небо, и задрожала земля. Видел, как заволновалось море, слышал, как завыл ветер, и заплакала скала, убившая её. Это продолжалось не больше минуты, но, поверь - скорбь природы была куда сильнее моей. Хотя я люблю её сильнее, чем что-либо или кого-либо в этом мире. А потом я видел это еще раз, когда лошадь сбросила Нэлу. Неужели ты не помнишь этот день?
- Майэль я действительно почти не помню. А день смерти Нэлы - конечно. Значит, ты считаешь, что я должна верить? Я верю. Я знаю, что на мне лежит ответственность за этот мир. Я просто не уверена, что нужна церемония.
- Нужна. В первую очередь - для тебя. На церемонии ты получишь оружие, которое по-может тебе. Ты сможешь сама защитить себя.
Смогу защитить? О чем он говорит? Что он знает? Если этот мир не знает о войнах, если здесь никто никогда ничего не делил, если все Хранительницы либо уходили из жизни добро-вольно, устав от нее, либо гибли от несчастных случаев, то зачем мне защита оружия? А если он полагает, что нужна (справедливо полагает, между прочим), то что он знает? И откуда? Подозре-ния ядовитой змеей жалили меня. Я опустила голову, пальцами теребя кончик косы.
- Зачем мне такая защита? - моё удивление прозвучало настолько фальшиво... Хрупкое доверие разговора разбилось от этой фальши и со стеклянным звоном упало к нашим ногам. Я внимательно изучала осколки, не решаясь поднять глаза.
- Я испугался за тебя сегодня утром. - Он отвечал совершенно спокойно, то ли не услы-шав этой фальши, то ли - не захотев услышать. А может - он просто верил мне, незнакомой де-вушке, занявшей тело его сестры и подозревающей его в самом страшной преступлении. - При-рода плакала, оплакивая гибель Хранительницы. - Он замолчал, давая мне возможность что-то сказать, но я молчала опустив глаза, словно солнечный зайчик, от пряжки его пояса был самым важным в этот миг. Пауза затянулась, и он продолжил. - Но ты - жива, а значит, кто-то или что-то сильно тебя напугало, или ранило. Ты сильная, сестрёнка, ты справишься с этим званием и с этой ответственностью. Сто лет наш мир держится только на тебе. Я люблю тебя, я люблю эту жизнь и не хочу, чтобы вы исчезли.
- Знаешь, - я поднялась с гладкого дерева, стремясь закончить этот такой тяжелый для меня разговор. - Следующая Хранительница родится очень скоро. Буквально на днях.
- Что ж, - он тоже встал. - Я рад этому известию. Тебе будет полегче, ты будешь знать, что не одна. Тебе стало спокойнее?
- Не много, - я с трудом смогла поднять глаза, чтобы увидеть его красивое лицо. - Зато появилось желание закопаться в старинные легенды. Перечитать легенды и подумать. - Я улыб-нулась плотно сжатыми губами. Дома эта гримаска с успехом служила мне знаком смущения и просьбы простить. Здесь получилась сама собой, с успехом сыграв ту же роль.
- Я понимаю тебя. - Идалин невесело усмехнулся, - пойдем.
- Тоже хочешь что-то найти? - Я удивилась и насторожилась. Но послушно развернулась вслед за ним и подстроилась к его неспешным шагам. Просто потому, что без него ни за что не нашла бы нужную комнату.
- А я туда не пойду, мне нужно в сад, а это по дороге. - В его голосе впервые прозвучала горечь, и я поняла, что обидела его. Своими подозрениями, своей ложью, своим молчанием. Мне стало стыдно. Очень стыдно, до жаркой волны, которая прилила к щекам, окрасив их ярко-алым цветом. Но я упрямо промолчала всю дорогу. Чувствуя, что не права, чувствуя, что могу ему ве-рить. И боясь это сделать. Слишком велика цена ошибки. Это не моя жизнь, которая действитель-но мало что стоит, тем боле - здесь. Это жизнь - мира. Жизнь всех, кто живет в нем. И что этой жизни до чьих-то обид и чьего-то стыда? Но эти мысли плохо помогали. Брат довел меня до ши-роко распахнутой двери, за которой высились книжные шкафы, наклонился, слегка коснувшись губами щеки и ушел, оставив мне груз сомнений, который только тяжелел с каждой минутой, ко-торую я проводила здесь.
* * *
Телефонный звонок расколол утреннюю тишину московской квартиры веселой трелью. Раз, два... После третьего гудка трубку подняли.
- Да? - спокойно и равнодушно спросил мужской голос.
- Здравствуйте, - Аривелена на другом конце провода нервно кашлянула и намотала пла-стиковую спираль на палец. - А Свету можно?
- Вы знаете, - голос замялся, словно что-то решая. - Она еще не проснулась, но если это срочно, то я разбужу.
- Н-не стоит, - совсем растерянно произнес девичий голос. - Я перезвоню попозже. Спа-сибо.
Трубки опустились на законные места, тишиной обозначив конец разговора. Светловоло-сая девушка постояла минуту, закусив губу и барабаня тонкими пальцами по светлому лакиро-ванному дереву стола. Потом резко сняла трубку, набирая другой, давно знакомый номер.
Ждать пришлось долго. Десять гудков, пятнадцать... Пальцы отбивали дробь все чаще, словно прося поторопиться того, кто спал по ту сторону провода. И гудки, наконец, прекратились. Появилось невнятное мычание поднятого с постели человека, которому есть, что сказать, но ко-торый не хочет, чтобы это слышал собеседник.
- Ленка, не трясись. Стоит твой мир на месте - раздалось, наконец, сквозь потрескивание помех. - Ничего ему не сделалось, радуйся.
- Я почувствовала смерть - тихо произнесла девушка. - И Светка еще не проснулась.
Повисла пауза. Голос, который прозвучал после нее, уже не был сонным и явно очень ос-торожно подбирал слова:
- Не проснулась, или...?
- Не знаю. - Так же тихо ответила девушка. - Кто-то умер, Светка - глубокий вздох пе-ред следующим словом - спит, а мир живет, как ни в чем не бывало. Так не может быть... Просто не может. Это противоречит всем основам...
- Но это есть - жестко ответил Толя. - Через час буду. Жди.
* * *
В библиотеке было тихо. Косые солнечные лучи проходили сквозь распахнутые окна и падали на небольшие столы. Книжные шкафы заполонили все вокруг. Они стояли вдоль всех стен, и окружали даже окна. Я подняла голову и увидела далеко вверху стеклянную крышу, через кото-рую тоже било радостное осеннее солнце. Зажмурив глаза, которым совсем не понравилось столь бурное приветствие, я вновь ощутила, как опускаются руки. Мне и десяти лет не хватит, чтобы найти здесь нужную книгу. А ведь я даже не знаю, что искать.
Книги в длинных рядах выглядели близкими родственниками. Они были разных разме-ров, у них были разные переплеты. Некоторые оделись в прочную кожу, другие - в элегантное серебро или ажурное золото. Их роднило только одно. Ни на одном корешке не было ни одной надписи. В голову мне вдруг пришла простая мысль, которая ледяной рукой сжала сердце. А я умею читать на этом языке? Да, говорю свободно, но смогу ли прочесть? Если нет, значит, и дальше я буду тыкаться подобно слепому котенку, без малейшей надежды найти выход.
Стремясь проверить это, я мазнула пальцами по рядам книг, кончиками ногтей зацепи-лась за какой-то переплет и наугад потянула за него. Толстый том неохотно покидал свое место, видно давно стоял здесь и не хотел вылезать, только чтобы удовлетворить любопытство неуклю-жей девчонки. Мне нескоро удалось победить его, но, наконец, мне в руки упал теплый переплет и пальцы, наугад перелестнули древние страницы. Глаза метались по тексту, пытаясь что-то по-нять, но не видели ничего. Я прикрыла их, поразившись боли под веками. А когда открыла, уже спокойно посмотрела на текст. Слева направо, сверху вниз. И, о чудо, изящная вязь незнакомых рун вдруг сложилась в понятные слова.
"...И будет рождена не в этом мире дева, от чьей судьбы будет зависеть судьба этого ми-ра. Аривеленой нарекут её люди, что значит - Светлейшая. И в знак этого имени любая одежда на ней - будет белой, и не посмеет грязь коснуться даже подола ее платья..."
Я судорожно сглотнула, не отрывая глаз от текста. Ленка? Это о ней? Я отступила на шаг назад, стремясь найти какой-нибудь стул, ноги отказывались меня держать. Стул оказался прямо позади, следующим шагам я зацепила его ножку и перелетела через подлокотник, больно уда-рившись всем телом о холодный мраморный пол. Книга захлопнулась, скользя по гладкому полу прямо под шкаф. Я оперлась на ладони, подтягивая колени к груди, чтобы встать. Левая рука под-ломилась в самый неподходящий момент и только чудом я не упала лицом вниз. Но обошлось, я встала и подняла книгу, твердо решив, что открою ее только у себя в комнате. На обложке, кото-рую не было видно, пока том стоял на полке, обнаружилась надпись: "Легенды и предания Ми-ра". Это показалось мне добрым знаком. Я нашла книгу, ради которой сюда пришла. Я могу чи-тать. Теперь, по крайней мере, я буду знать легенду, из-за которой меня (вернее, не меня, но ре-зультат все равно одинаковый) хотят убить. Знание - сила. Эти мысли приносили мне ни с чем не сравнимое облегчение.
Я вышла через высокие двери библиотеки, обеими руками крепко прижимая к груди най-денное сокровище. Впервые за это невероятно длинное утро надежда показала мне свое лицо. И, хоть окованные металлом уголки книги больно впивались в тело, с моего лица не сходила улыбка.
Я на удивление легко нашла свою комнату, бросила книгу на кровать и сама упала рядом. Пальцам не терпелось прикоснуться к пергаменту страниц, но я вдруг поняла, что мне чего-то не хватает, что-то еще должно быть со мной сейчас. Конечно же! Я, с непонятно откуда взявшейся энергией, вскочила с кровати и добралась до шкафчика, за деревянными дверцами которого пря-тались кувшин с ключевой водой, глиняная чаша и набор трав, которые я и хотела заварить. Вода, согретая огнем камина, быстро пошла веселыми пузырьками в которые я высыпала по щепотке каких-то неизвестных мне трав, твердо зная, что делаю все правильно. Так, как делала сотни раз до сегодняшнего дня. И так, как уже никогда не сделает Элариэль. В мою голову впервые прокра-лась мысль о собственном будущем. Интересно, а что будет со мной? Аривелена сказала, что если Элариэль убьют - я тоже умру, а утром в моей постели окажется труп. Но Элариэль уже мертва. А я стою перед камином в день ее рождения и смерти и зачем-то завариваю какой-то напиток, кото-рый она же очень любила. Боль в груди снова плеснула кипятком, и, отзываясь на нее, веки смо-чили слезы. Это просто дым, упрямо твердила я себе, снимая огня чашу и осторожно, через ме-ленькую серебряную сеточку переливая напиток в другую. Просто дым, который ест глаза. Я так привыкла ко лжи за сегодняшнее утро, что же вру даже сама себе. Я солгала всем кого видела се-годня, почему же для себя должна делать исключение? Почти истеричный смешок вырвался из моей груди. Как-то в моем мире было принято считать, что только добрый, милый и главное - Че-стный человек способен спасти мир. А тут все зависит только от меня, которая притворяется принцессой, готовится пройти какую-то церемонию, и - лжет. Лжет всем. Лекарю, который спас её никчемную жизнь. Алори, которая так ей помогла, Идалину, который искренне хотел помочь. А еще скоро солжет Медану. Потому, что сказать правду - не мыслимо.
Хватит, Светка, хватит. Это - истерика. Банальная истерика. Для нее просто нет времени сейчас. Время... как же сейчас мне хотелось отмотать его назад и снова попасть под яркий крас-но-белый зонтик, увидеть Ленку напротив и сказать: "Нет". И какая мне была бы сейчас разница, что она обо мне думает?
От окончательного падения в бездну боли и страха меня спасла каминная решетка. При-косновение раскаленного металла к голой коже сильно действующее средство. Я прекрасно знала, чего мне сейчас не хватает. Истерики. С потоками слез и причитаниями, с промоченной подушкой и до звенящей легкости в душе. Той, которая приходит, когда не остается слез. Впрочем, у меня не было еще одной вещи. Времени. Я до сих пор не понимаю, каким усилием воли мне удалось в очередной раз загнать слезы внутрь. Ночью. Твердо пообещала я себе. Ночью у меня будет время для всего. И даже для слез.
А сейчас я осторожно подняла полный кубок и поднесла его к кровати. Накидала в изго-ловье подушек и села. Спина утонула в мягком пухе, а руки подняли тяжелый том, аккуратно от-крывая прохладную старую медь застежки. Но прежде, чем глаза скользнули по оглавлению, пальцы зацепились за резную ножку кубка, и теплый напиток скользнул по моим губам. Его вкус, сладкий и одновременно с чуть заметной ноткой горечи показался мне до боли знакомым, и я вдруг ясно представила, сколько раз Элариэль сидела точно так же. Так же опустив газа в книгу, ища что-то интересное и так же поднося ко рту этот странный напиток, точное название которого я вряд ли узнаю. Ночью, строго оборвала я себя. Жалеть, плакать, и страдать ты будешь ночью. А сейчас - читать.
Пальцы медленно переворачивали тонкие желтоватые листы старого пергамента, ища нужную страницу. Я нашла полную версию легенды о Ленке. Точнее, Аривелене, Светлейшей или, по другой версии Дважды Светлой Деве, на руке которой горит Браслет Времени. Я вспом-нила липкую жару московского кафе, собственные, неоформленные подозрения и чашку кофе в тонких пальцах. Еще нетронутые загаром руки, в широких белых рукавах. Вот руки поднимаются, поднося к губам чашку, и рукава падают, а широкий браслет жадно ловит луч солнца. Тогда мне еще показался знакомым знак на нем. Теперь я точно знала откуда. Это не я знала этот символ - Элариэль. Вот эта безделушка, похоже, и отправила меня сюда...
Пальцы все нетерпеливей листали страницы, стремясь как можно быстрее найти ответы на все вопросы, которые не давали мне покоя. Вот оно...
"И будет Мир, жители которого никогда не узнают войн. И будет Мир, в котором будут жить те, кто любит его и желает только добра. Но не будет такой Мир прочным, а значит - защита понадобится ему. И будут этой защитой - девы..."
Все... следующие страницы были аккуратно вырваны. Этого почти не заметно со сторо-ны. Только - если специально искать именно эту легенду. Только чуть шире шов, в котором за-стряли крохотные обрывки бумаги и моей такой нелепой радости. Все. Надежды у меня не оста-лось. Сегодня или завтра - меня убьют, а потом - как карточный домик у основания которого вы-дернули карту рассыплется этот мир. Слезы, сдерживаемые целый день, щедро полились на по-душку и книгу, заставляя плакать с собой и древние чернила, их темные струйки мешались с влажными пятнами на ткани, создавая абстрактные картины. Словно отзываясь на мою боль и слезы, по подоконнику забили частые капли дождя. Я, не глядя, отбросила книгу и зарылась ли-цом в подушку. Я ничего не смогу, только потянуть время, рассчитывая на рождение новой Хра-нительницы, но что новорожденная девочка может сделать против тех, у кого достаточно сил и связей, чтобы убить - принцессу?
Слезы все лились и лились, и я сама не заметила, как уснула под них...
... Я проснулась от тупой головной боли. Медленно села на кровати, прижимая ко лбу холодную ладонь. Оглядела знакомую до мельчайших деталей комнату, запоздало удивляясь и ужасаясь собственным поступкам в течение утра. Зачем я обидела Идалина? Почему не попросила помощи у брата, который любит меня и будет только рад поймать того, кто угрожает моей жизни? Я ведь прекрасно понимаю, что играю не только своей жизнью, от меня зависит жизнь всего этого мира. О, боги...
Я вспомнила разговор с братом. Как я могла? Как посмела усомниться в истинности дав-но произнесенных слов? Да, среди ныне живущих уже не осталось тех, кто помнит о временах, когда эти слова были сказаны, но я, видевшая, как отзывается природа на каждую каплю моей крови, как я могла усомниться?
От окна повеяло сквозняком. Я поежилась, закрывая цветной хрусталь. Боги, что я тво-рю? Зачем пошла в библиотеку, вместо того, чтобы помочь с приготовлениями к балу? Комната выглядела так, словно полдня в ней хозяйничал кто-то другой. Старинная книга, отброшена безо всякого почтения угол, древние сухие страницы погнулись и местами надломились от столь не-почтительного обращения. Как же я могу называться Хранительницей, если не с силах сохранить древние вещи? На полу комнаты для умывания грязно-бурым комом лежит залитая кровью одеж-да. О, Боги, Элариэль, да что же с тобой происходит?
Собственное поведение плохо укладывалось в голове, но ужасаться ему уже не было времени. До церемонии оставалось всего около четырех часов, а мне еще нужно встретиться с ру-салкой. Традиция есть традиция и она гласит, что каждая Хранительница в день своего совершен-нолетия должна встретиться на берегу старого озера с русалкой, которая расскажет ей о будущем. Вот чем мне нужно было заняться, вместо поисков древних легенд, которые я итак знаю наизусть.
Меня затопила жаркая волна стыда. Я же обещала помочь с приготовлениями! Это же МОЙ праздник. Да, никто ни скажет мне и слова, о том, что я не сдержала обещания. И это за-ставляло меня переживать еще сильнее...
Голова по-прежнему отзывалась тупой болью на любое движения, но гораздо больше я была недовольна сама собой. У меня всего четыре часа. Потом небо расчертят широкие полосы красного, желтого и всех оттенков цветов и праздник начнется. Мне нужно много успеть. Мне нужно приготовить платье, переодеться, а главное - поговорить с русалкой, которая ждет меня у озера.
Озеро... я вздрогнула от внезапного холодного испуга. Мне вспомнилась боль в плече и красные пятна на белой ткани. Ощущение беспомощности было внезапным и мимолетным, как ветер, что на мгновенье прикоснулся к коже и улетел по своим делам. Я присела на кровать, за-крыла глаза и на какой-то краткий миг позволила себе стать маленьким ребенком, только на миг.
Боги, не ужели страх за собственную жизнь оказался так силен, что я забыла о своих обя-занностях и посчитала себя в праве обижать близких? Боги, как же мне стыдно.
Но время слабости миновало. Я сбросила с себя измятую сном рубаху и аккуратно вер-нула ее на место, в шкаф. Темно-лиловые полосы на запястьях заставили меня поморщиться, и открыть резную дверцу шкафчика со снадобьями.
Пальцы нащупали гладкий бок нужной банки, и сняли с нее крышку. Темно-зеленое зе-лье из нее хорошо разгоняло кровь, которая стремится скопиться на месте удара. Надо было на-ложить это средство сразу же, как только я вернулась от лекаря. Вот только мне почему-то было безумно страшно задуматься, почему я не сделала этого. Но даже без этих мыслей я прекрасно понимала, что за оставшееся до церемонии время, кровоподтеки не пройдут. Боги, мне остается только надеяться, что церемониальное платье окажется с длинными рукавами, иначе вопросов не оберешься.
Воздух в комнате, выстуженный за время моего сна с распахнутым окном, заставил кожу покрыться мурашками. Я поежилась и вынула из шкафа тонкое белое платье. Еще одна традиция. Девушка должна идти к озеру в белом платье и с распущенными волосами. Что ж, традиции надо соблюдать. Я туго затянула шнуровку на груди и, не оглядываясь, вышла из комнаты.