У нас это произошло одновременно - я аккуратно сложила свои крылья на пол шкафа, пересыпав их апельсиновыми корками от моли, а ты отказалась улыбаться.
Я была слепа той особенной слепотой, которую и выбираешь для себя осознанно, вроде свадебного платья, я была зашоренной лошадкой перед скачками, умри кто-нибудь из моих друзей, я бы и не заметила, и желала всем добра, а на тебя и внимания не обращала.
Сейчас мне вдруг понятно - я всегда тебя боялась, боялась быть с тобой наедине. Приходилось - а куда деваться. Ты была умнее и смелее, ты смеялась над моей сентиментальностью и отсекала все ненужное на твой взгляд. Мне неведомо чувство ненависти, иначе бы я ненавидела тебя.
Мы говорили с тобой и раньше, но я больше слушала. Еще я никогда не рассказывала тебе о своих мечтах, хотя была глупой и доверчивой, потому что хотела нравиться тебе. Не то, чтоюы твое мнение имело какое-то особое значение, вовсе нет - просто я не люблю кому-то не нравиться.
Я очень хотела Его ребенка, но ведь ты не позволила бы мне, ты как внутренний страж.
Больше всего мне не хотелось однажды убедиться в твоей абсолютной правоте.
Почему же люди на улицах стали вдруг желать мне счастья?
Я хожу и смотрю на всех из-под вод реки своих тайн, радужки глаз превратились в линзы, сквозь которые пустой солнечный день выжигает жалкие остатки разума.
Мне должно быть очень плохо сейчас, но солнце милосердно, постепенно превращая меня в растение.
Сейчас почему-то пришла в себя...я стебельком росянки смотрела на солнце из глубины (все большей с каждым днем), бездумно хлопая ресницами-лепестками, приманивая самых красивых насекомых.
Я смотрю на тебя, на твое лицо, которое всегда казалось мне чужим и красивым. Сегодня ты выглядишь не такой - бледная, с темными кругами под глазами. Зато во взгляде - печаль черной Мадонны, и ты тоже жалеешь о том ребенке, который мог родиться и не родился у меня, потому что думаешь, что он мог бы спасти от безумия.
Я молча касаюсь твоей руки в глубине прохладного зеркала.
Мы скоро расстанемся навсегда.
Потому что зачем рассудок водяному растению, чтобы бездумно хлопать ресничками и зазывать пестрокрылых стрекоз, и когда Он, пройдя в избранном им одиночестве все свои дороги, придет на берег озера - пусть почувствует в сердцевине белых водяных лилий мой запах, аромат великой печали, данной мне неизвестно за что и под тяжестью которой я вот-вот сломаюсь...