Аннотация: Во время паводка люди оказываются на острове. Ни одного выстрела и никакой поножовщины. Все живы. подлость - это когда спасаешь шкуру. Подвиг, когда - душу.
Глобальное потепление
Подлость, это когда спасаешь шкуру. Подвиг, когда - душу.
Древний, как небо, и столь же вечный пассажирский самолет Ан-24 старательно вкручивал свои пропеллеры в чистый холодный воздух над восточной Сибирью. Он делал это, с небольшой передышкой, уже третий час к ряду. На его борту находилось шесть человек. Двое - управляли его полетом, один - следил за работой его двигателей и систем. Одна - была стюардессой и ничего не делала. И двое - были, собственно, пассажирами, из-за которых всё это и происходило.
Пассажиров, на самом деле, в начале пути было больше. Их почти целый день собирали в Хабаровском аэропорту, постоянно объявляя, что желающие улететь в Зею, Тынду и Зеленеевку, могут сделать это немедленно, достаточно подойти к стойке N5. Долго никто не подходил. Но к вечеру набралось восемь человек. Желающих лететь в Тынду так и не нашлось. Шестеро летели до Зеи и двое - до Зеленеевки.
Зеленеевка - это аэродром и поселок около него. Аэродром располагался на высокой каменистой отмели, которую насыпала за много веков своего течения небольшая река, размером с Оку при её слиянии с Упой. Здесь эта река вырывалась из теснины между крутых сопок и, плавно поворачивая на восток, грызла крутой каменистый левый берег, откладывая огрызки по правому. Так она и сложила эту отмель длиной около четырех с половиной километров.
Ниже, по течению, отмель примыкала к гористому берегу, а между верхним её концом и сопками была неглубокая обширная заводь с небольшим ответвлением к впадавшему в неё ручью. Там где отмель примыкала к берегу, река упиралась в теснину, образованную высокими каменными воротами, а за ней, после небольшого водопада, впадала в обширное круглое озеро.
Время основания и первоначальное название аэродрома история не сохранила, как и имя основателя. Возможно, это был капитан инженерных войск, который высадился сюда со своим стройбатом и бульдозером, чтобы построить здесь взлётно-посадочную полосу, рулежные дорожки и прочие аэродромные сооружения. Возможно, честь называться основателем посёлка принадлежит геодезисту, который, подбирая место для аэродрома, обратил внимание на эту отмель и на открытые с воздуха подходы к ней с двух сторон, а может - и генералу, который ткнул, не глядя, пальцем в карту, и приказал построить аэродром подскока для перехватчиков именно здесь.
Некоторое время здесь текла вялая военная жизнь. Периодически, в моменты обострения международной обстановки, базировался на этом аэродроме полк истребителей-перехватчиков. И тогда он оживал. Основными жителями аэродрома были техники и прочие специалисты, сосланные сюда на срок до двух месяцев за прошлые и возможные в будущем прегрешения перед уставом. Быт их был неприхотлив и секретен, поэтому никакого гражданского поселения около этого аэродрома в то время не было. А потом и сам аэродром опустел. Сначала перехватчики стали более совершенными и перестали нуждаться в аэродромах подскока, а потом и человечество остепенилось и поняло, что на войне побеждает только смерть. В общем, однажды, с этого аэродрома улетела очередная вахта, а новая, на смену ей не прибыла.
И аэродром, и все его сооружения стали зарастать кустами и высокой травой. Но сделано все было на совесть и так и стояло, не разрушаясь, несколько десятилетий, пока в стране шла перестройка, демократизация и прочие массовые обострения психических заболеваний. Но всё проходит, и это прошло.
И вот, в один из обычных дней, на аэродроме приземлился вертолет и из него вышел Эдуард Михайлович Зеленеев. Это был бодрый мужик около шестидесяти лет от роду одетый в зимний комплект лётного обмундирования. Его худощавое, морщинистое лицо с крючковатым острым носом и слегка оттопыренной нижней губой выражало спокойную решимость быть здесь хозяином. Молча, оглядев глубокими прищуренными серыми глазами, окружающий пейзаж, он коротко приказал, вышедшим следом за ним мужикам:
- Разгружаемся.
Эдуард Михайлович мог всё, и начальство очень ценило эту его особенность, нещадно гоняя его по свету. Эдуард Михайлович имел приказ построить здесь базу для геологов и прочей разной братии, которая в поисках чего-то, очень нужного, забралась гораздо дальше этих мест, и построил эту базу. Но он полюбил эти места и остался здесь жить. А делал он всё основательно, и поэтому, на высоком берегу реки, за затокой, образовался посёлок со школой, больницей, клубом, гостиницей и прочим, и прочим, и прочим, который люди и назвали Зеленеевкой.
А Михалыч, которого старость не брала, оставался в Зеленеевке начальником восстановленного им аэродрома. Значение этого аэродрома плавно росло и, когда аж из Хабаровска стал летать сюда регулярный рейс, аэродром переименовали в аэропорт, а Эдуарда Михайловича - в начальника аэропорта.
К нему и летели два пассажира Ан-24.
Один из них, крепкий мужчина лет пятидесяти со строгим, но добрым лицом и карими глазами, а второй - парень двадцати пяти лет от роду, высокий черноволосый, чернобровый и черноглазый. Крепкого мужчину звали Юрий Павлович, а парня - Борис. Сейчас они внимательно смотрели через иллюминаторы вниз, на то, как самолет заходит на посадку, опускаясь над рекой между сопками. Вот он лихо выскочил из тесноты между ними, на малой высоте довернулся на полосу и, опустившись на неё, побежал через бугор вниз, интенсивно тормозя колесами и винтами. Быстро свернув направо, в ближнюю перемычку, он проехал по рулежной дорожке обратно вверх, к вершине холма, на котором располагались стоянка и здание аэропорта. Хотя, здание - это звучит слишком громко. Просто одноэтажный щитовой домик приличного вида с вывеской "АЭРОПОРТ". Слова "Зеленеевка" на вывеске не было. Михалыч не любил лишнего шума вокруг своего имени.
Стоянка прилетающих самолетов была пуста, за исключением одного самолета - биплана Ан-2, стоявшего в её дальнем конце.
Михалыч встречал гостей у трапа. Джек, крупная овчарка с идеальной, очень приятной на ощупь блестящей шерстью и чрезвычайно умными глазами дисциплинированно сидел у ноги своего хозяина, внимательно наблюдая за происходящим.
***
Как положено у русских, гостей сразу накормили, потом показали хозяйство. Оно было обширным. На бывшем военном аэродроме сохранились бетонная взлётно-посадочная полоса, проще - полоса или ВПП, длиной почти в два с половиной километра и шириной около шестидесяти метров, рулёжные дорожки, в просторечии - рулёжки, и множество аэродромных построек. Взлётно-посадочная полоса служила для разбега самолётов перед взлётом и пробега - после посадки. По рулёжным дорожкам ездят машины и самолёты. Езду самолётов авиаторы называют рулением. Отсюда и название - рулёжные дорожки.
Взлётно-посадочная полоса лежала вдоль реки, направлением с юга на север, немного, градусов на 25, довернутая северным концом на восток. Начиналась и оканчивалась она на небольших возвышениях, а середина проходила по низинке между ними, причем, южный конец ВПП был немного выше северного.
Если смотреть на аэродром с юга, то справа от ВПП, на расстоянии метров ста, параллельно ей проходила магистральная рулежная дорожка. Она соединялась с ВПП четырьмя перемычками, две - у самых торцов ВПП, а две - немного ближе к середине. Те, которые начинались от торца, назывались дальними, а те, которые располагались ближе к центру ВПП - ближними.
На удалении около километра от концов ВПП располагались большие огороженные колючей проволокой зоны. Здесь группами по четыре располагались железобетонные укрытия арочного типа.
Внешне каждое из укрытий напоминало большой продолговатый земляной холм, которым, в сущности и являлось. Одна из коротких сторон этого холма была обрывисто срезана и прикрыта толстой железобетонной стеной. Эта стена разделялась на две половины, каждая из которых стояла на рельсах и могла отодвигаться в сторону, открывая доступ внутрь холма. Это были въездные ворота укрытия.
Внутренние стенки и потолок укрытия были образованы ребристыми железобетонными арками. Объем сооружения позволял без труда разместить в нём школьный спортивный зал. Задняя, от въездных ворот, стена имела большие открывающиеся наружу стальные ворота, в которые мог въехать грузовой автомобиль. Ворота прикрывали выход в длинный изогнутый тоннель, ведущий на другую сторону холма. Этот тоннель служил для отвода реактивной струи из работающего двигателя самолёта.
Ближе к въездным воротам низко над бетонным полом в боковой стенке имелись два квадратных лаза. Каждый из них вёл в бетонный бункер размером с большую комнату. Бункеры назывались паттернами и служили для хранения имущества и защиты личного состава. Из паттерны можно было выйти наружу холма через бронированные ворота в противоположной от лаза стенке.
Сейчас в этих укрытиях не было никаких самолетов. Они использовались для размещения мастерских и складов. Их передние тяжелые противоатомные железобетонные ворота были наглухо закрыты, а вход и въезд в них осуществлялся через задние стальные ворота.
На передних воротах укрытий крупными белыми буквами были написаны номера и, помельче, - наименования учреждений, размещенных в них - типа "склад авиационно-технического имущества", "авторемонтная мастерская", "склад геологоразведочной партии N 4" и тому подобное. Везде было чисто, не видно никаких следов заброшенности или упадка.
Укрытия стояли попарно въездными воротами друг к другу, но не напротив друг друга, а в шахматном порядке. Между укрытиями проходила рулёжная дорожка с ответвлениями к въездным воротам каждого из них. Четыре укрытия образовывали звеньевую зону.
Рулёжная дорожка, выйдя из звеньевой зоны, на расстоянии около ста метров от крайнего укрытия сходилась с такой же рулёжкой, но ведущей из другой звеньевой зоны. Через одну из звеньевых зон можно было вырулить на магистральную рулёжную дорожку и дальше - на ВПП. Три радиально расположенные звеньевые зоны образовывали зону эскадрильи.
Вблизи того места, где сходятся рулёжные дорожки звеньевых зон, стоял одноэтажный сборно-щитовой эскадрильский домик. В нем обитали канцелярии организаций, названия которых были написаны на укрытиях.
Эскадрильские зоны располагались по разные стороны ВПП, так, что от одной из них до другой было не меньше двух километров, а то и все три.
Справа от направления нашего взгляда, ближе ближнего конца ВПП, располагалась зона первой эскадрильи, слева - третьей, а правее и дальше дальнего конца - второй. Она находилась дальше всех от ВПП, так как между ней и магистральной рулёжной дорожкой располагалась четвёртая зона - зона дежурного звена.
За зоной первой эскадрильи, если смотреть с ВПП, ближе к берегу заводи, находился склад горюче-смазочных материалов, по простому - ГСМ.
Если ехать по магистральной рулежной дорожке от зоны первой эскадрильи, справа к ней примыкали две большие ровные площадки со столбами освещения по свободному периметру. Первая, засыпанная гравием, называлась стоянкой прилетающих самолетов, а вторая, бетонированная - позицией централизованной заправки самолетов, или коротко - ЦЗ.
На ЦЗ в ряд, вдоль магистральной рулежной дорожки были установлены колонки для заправки самолетов. Они стояли так, чтобы самолет мог проехать позади них и, повернув, въехать между ними, а потом выехать с заправки и повернуть прямо на магистральную рулежную дорожку.
Дальше, у северного края ЦЗ, стояло здание аэровокзала. Вообще-то, это был бывший лётный домик, в котором размещалась столовая, комната предполетной подготовки, и комната отдыха. Здесь же была комната для гостей, оборудованная как гостиничный номер.
Дальше, примерно на середине аэродрома, под прямым углом от магистральной рулежной дорожки, уходила вправо бетонированная дорога к бывшей позиции подготовки ракет - ППР. Эта позиция представляла собой огороженный колючей проволокой двор с несколькими подземными укрытиями, похожими снаружи на входы в погреба, которые Михалыч использовал для хранения особо ценного имущества.
Дальше, за позицией подготовки ракет, размещалась технико-эксплуатационная часть, в просторечии - ТЭЧ. Это был большой бетонированный двор, соединенный с магистральной рулежной дорожкой. Сюда, при желании, можно было закатить не один самолет. На въезде в ТЭЧ с ВПП, стояло двухэтажное здание с примыкающим к нему большим ангаром. Напротив него, наискось через двор, - одноэтажное здание с хорошо оборудованными мастерскими. В двухэтажном здании Михалыч разместил свой офис и все аэродромные службы. В ТЭЧ он ремонтировал и обслуживал всю аэродромную технику и выполнял различные заказы для поселка. Варил ворота, делал красивые изгороди. В общем, это был миниатюрный механический завод. Здесь же, в полуподвале располагалась роскошная баня.
Если, выезжая из первой эскадрильи, повернуть не на магистральную рулежную дорожку, а налево, то по перемычке вы попадёте на южный конец ВПП. Переехав её поперек, и проехав по прямой рулёжной дорожке метров двести, вы окажетесь в зоне третьей эскадрильи или - третьей зоне, за которой располагался бывший склад вооружения. Сейчас этот склад был пуст, но не заброшен.
Все эскадрильские зоны располагались в низинах, у подножий двух невысоких пологих холмов по которым пролегала ВПП. Между собой зоны соединялись длинной грунтовой дорогой, которой сейчас практически не пользовались. Все ездили по рулежным дорожкам.
От лётного домика к контрольно-пропускному посту аэродрома, называемому коротко - КПП, и дальше, по небольшому мосту через конец заводи, шла асфальтированная дорога. За мостом она поворачивала вправо и круто поднималась на высокий берег заводи, входя там прямо в поселок. Внизу, прямо около моста, от неё ответвлялась дорога, ведущая к поселковой лодочной пристани, расположенной напротив такой же пристани на аэродроме, возле склада ГСМ. Заводь здесь была широкая, метров пятьдесят - шестьдесят.
Вдоль этой нижней дороги, со стороны поселка стояли бани, сараи и иные постройки нижней улицы.
***
После осмотра хозяйства Михалыч повез гостей в баню. Попарились на славу и, как водится, сели в предбанничке отметить это дело. Здесь собрался весь народ, оказавшийся на аэродроме в этот вечер.
Заправлял всеми делами начальник аэродромной службы Валентин Георгиевич Зелёный, большой громогласный мужик с густыми кудрявыми бровями. Чувствовалось, что он здесь хозяин. Двигался неторопливо, говорил коротко и весомо, смеялся свободно и, как-то по-особенному добро. Стоя у торца стола, он давал указания, что и куда положить и поставить. Все присутствующие подчинялись ему беспрекословно. Закончив приготовления, он сел в торце стола, напротив Эдуарда Михайловича.
Справа от него сидел водитель Эдуарда Михайловича - Александр Николаевич Шабанов. Серьезный мужик лет сорока пяти. Худощавый, аккуратный, с большими седоватыми усами на узком лице. Внимательный и ненавязчиво предупредительный. Сейчас он молчал, а когда парились, помогал Валентину Георгиевичу по банному делу. Веники, простыни, наддатие парку - всё это было за ним. В парилке равных ему не было. В этом деле он знал толк. Впрочем, как и в любом другом деле, которое ему поручали или за которое он брался сам.
Дальше сидел старший инженер аэродромной службы Владимир Егорович Хмелев. Эдуард Михайлович для всяких творческих дел организовал у себя небольшое конструкторское бюро. Владимир Егорович руководил его работой. Невысокий плотный, лет около пятидесяти пяти, со странно заискивающим взглядом на крупном круглом лице. Навязчиво услужливый. Постоянно стремился суетиться около начальства и его гостей.
За Владимиром Егоровичем притаился его подчинённый, конструктор Володя Попов. Невысокого роста, лет сорока, с круглым лицом и темными, почти черными глазами. Тихий и незаметный. Он никогда и не от чего не отказывался, но и по своей инициативе никогда и никуда не лез. Володя прекрасно конструировал и чрезвычайно аккуратно чертил. За это его все уважали. Одновременно Володя был тихим пьяницей. Пил он запоями, поэтому за ним всегда был нужен глаз да глаз. Эта особенность Володиной личности сильно напрягала Владимира Егоровича. Он тихо ненавидел Володю, так как практически все срывы сроков исполнения разработок случались из-за Володиных запоев, и в то же время очень боялся остаться без него, так как практически все победы Владимира Егоровича в деле конструирования зиждились на Володиных разработках.
За Володей поповым шустро суетился Валик Губанов. Радист. Невысокий, худой и подвижный. Узкое лицо с остреньким носом, чёрные кучерявые волосы, узкие губы и хитрые чёрные глаза придавали его облику что-то цыганское. Умелый рассказчик разных баек и анекдотов, сопровождающий свои рассказы забавными показами в лицах и жестах, всё время кого-нибудь подкалывал. Было Валику на вид, лет двадцать пять.
Напротив Валика тихо сидел Женя Иванов. Приборист. Ровесник Валика Губанова. Маленький скромный человечек с добрыми серыми глазами на морщинистом и чрезвычайно худом лице. Внимательно слушал шутки Валика и как-то спокойно и очень добро улыбался. Исполнительный. Любитель выпить. Все обращались к нему - Джонни и он откликался на это обращение.
Рядом с Женей основательно восседал Валера Шумихин, начальник Жени. Роста - ниже среднего, плотный, круглолицый и светловолосый. С открытой улыбкой. Немного, года на два постарше Жени. Изредка Михалыч называл Валеру глазником. На вопрос Юрия Павловича о причине такого прозвища, Михалыч ответил, что Валера любит вправлять глаз Валику, когда тот уж слишком расшалится. Валик Губанов побаивался Валеру и старался не задевать своими шуточками.
Эдуард Михайлович возглавлял стол. Рядом с ним сидели гости - Юрий Павлович и Борис.
Все были одеты одинаково, в чистые белые простыни.
В самом начале, когда мужики только собирались в бане, туда заскочила Зоя Павловна, буфетчица и хозяйка. Полная, аккуратная женщина лет пятидесяти с чрезвычайно добрыми, и в то же время строгими глазами. Красивая, очень опрятно причесанная и одетая. Она проверила готовность припасов к приему гостей и тактично удалилась.
***
- Ну, дедовщину в армии никто не отменял, - начал своё выступление за столом Эдуард Михайлович, поднимаясь с наполненным стаканом, - поэтому командовать парадом буду я.
- Внимание! - Постучал по бутылке Валентин Георгиевич, приструнивая шепчущихся о чём-то Хмелёва с Володей.
- Так вот, - продолжил Эдуард Михайлович, - сегодня у нас не просто коллективная пьянка. Мы собрались здесь по случаю прибытия моего большого друга и соратника по былым сражениям, уважаемого Юрия Павловича и его ученика Бориса Борисовича. - Эдуард Михайлович чинно указал на гостей полупоклоном головы и, после того как гости, легонько привстав, обозначили себя, продолжил:
- Мы прошли с Юрием Павловичем большую жизненную школу и, как он любит говорить, на этом пути вылили из своих сапог воды больше, чем некоторые из вас её видали.
На этих словах Эдуард Михайлович вдруг прервал свою речь, заметив, что Женя Иванов его не слушает. Деланно строго посмотрев на Женю, он продолжил уже не торжественно, а назидательно:
- Это я тебе говорю, Женя, старший товарищ выступает, а ты селёдочкой занялся. Нехорошо.
Женя Иванов засмущался и отложил вилочку, которой он тянулся к селёдочке, чтобы положить кусочек к себе в тарелочку.
- Правильно. Закусочкой нужно было раньше заниматься. А сейчас нужно взять в руку стакан и быть готовым. - Продолжил назидания Эдуард Михайлович.
- К чему готовым? - недоумённо прервал его Женя.
- Во первых, нехорошо перебивать старших. Во-вторых, нужно быть готовым немедленно выполнить команду старших, вдруг я скажу: "Давайте выпьем", все выпьют, а ты в это время за селёдкой тянешься. Засуетишься, поперхнёшься, непорядок за столом возникнет. Понял?
- Понял, - ответил Женя, беря в руку свою рюмку.
- Вот! - подтвердил Эдуард Михайлович правильность жениных действий и собрался продолжить прерванную речь. Но, набрав в лёгкие воздуху, понял, что забыл, о чём говорил.
- Да ну тебя, с мысли сбил со своей селёдкой, - деланно огорчился Эдуард Михайлович и спросил - чём я говорил?
- О воде, подсказал Шумихин.
- А ты не подсказывай, - тут же наехал на него Эдуард Михайлович, - лучше за подчинёнными присматривай. Не учишь их и не воспитываешь. За столом себя вести не могут.
Все с удовольствием смотрели, как Эдуард Михайлович куражится над Женей Ивановым и Валерой Шумихиным. Все видели, что у него прекрасное настроение и, он действительно очень рад приезду Юрия Павловича. И это хорошее настроение, и радость передавались от него всем участникам действа. Им становилось хорошо, и они охотно старались подыграть своему начальнику, которого действительно любили и очень сильно уважали. Это желание стало превращаться в лёгкий гул голосов за столом.
- Ну - шутки в сторону, - прервал Эдуард Михайлович, зарождающийся разброд, и подытожил, - давайте выпьем за то, чтобы, как бы много воды не протекло через наши сапоги...
- Мы бы никогда не отрывались от коллектива - перебил его Валик Губанов, и все дружно засмеялись.
Эдуард Михайлович грозно глянул на Валика. Все затихли, но Зеленеев вдруг улыбнулся и сказал, оглядывая довольные лица всех присутствующих:
- Вот за что я вас всех люблю здесь, чертей? - и, глядя на Юрия Павловича, продолжил, - уж скажут - так скажут, ни дать - ни взять. И главное дело - вовремя.
Потом, выдержав паузу, поднял стакан и, произнеся. - Ну - за коллективно сказанное, - выпил.
Выпили. Стали закусывать. Но очень скоро Эдуард Михайлович, кивнув Валентину Георгиевичу, прервал паузу словами:
- Давайте послушаем Юрия Павловича.
Услышав это, Юрий Павлович встал со стаканом в руке. Все затихли.
- Все мы знаем, - начал он неторопливо, - что для того, чтобы вырастить у себя в огороде, что-нибудь вкусненькое, нужно сначала бережно прорастить семена, потом в тёплую землю высадить рассаду, аккуратно удобрить почву, окучивать грядки, освобождать их от сорняков и вредителей и терпеливо делать массу других квалифицированных и своевременных дел. И, если всё сделано вовремя и правильно, то, аккурат, в назначенный Богом час плоды созреют и всем будет хорошо.
Но почему-то наше руководство, захотев, например, помидоров, всегда вспоминало об этом посредине зимы. Тут же всучало нам в руки сухую палку и, приказав воткнуть её в мёрзлую землю, начинало трясти нас денно и нощно, не давая ни окучивать, ни поливать, а требуя - кровь из носа, любой ценой выложить им на стол помидоры к Первому мая...
Мы мучались, оправдывались, писали промежуточные отчёты. А помидоры не зрели. Холодно им. В конце концов, боясь высокого гнева, или просто, на всё наплевав, мы срывали недозревшие плоды... Начальству они не нравились. Начальство их кушать отказывалось. Начальство решало свои проблемы за счёт импорта. Но, гневаясь, оно не кормило нас за труды наши, и мы сами, чтобы не сдохнуть с голоду, поедали выращенную нами же зелень. И от зелёных помидоров у всех нас случался сильный понос.
И так у нас было во всём. В науке, в промышленности, в инженерном деле. Мы не кормили учителей, врачей, инженеров, не лелеяли мастеров. Зато устраивали рекорды, научно-технические революции, перестройки, ускорения, демократизации и прочее, прочее, прочее. А помидоры, к Первому мая всё равно не зрели, понос не проходил, и жили мы среди вечно зелёных помидоров в вечно вонючем дерьме. А страну свою называли страной дураков.
И только когда мы наконец-то издристались до такой степени, что перестали служить дуракам, в стране появились спелые помидоры, в том числе и к первому мая, в теплицах, которые мы научились делать.
Одним из самых первых, кто стал работать действительно не за страх, а за совесть был Эдуард Михайлович Зеленеев. Нет, не стал работать, а работал всегда...
- Сам такой, - деланно недовольно перебил Юрия Павловича Эдуард Михайлович.
- Не перебивай, - строго осёк его Юрий Павлович. И продолжил: - Так вот, давайте выпьем за то, чтобы мы никогда не покорялись дуракам, как бы много шишек нам не сулило неповиновение.
- Ну - за спелые помидоры, - вставил кто-то.
Потому - то он и здесь, - вдруг негромко сказал Валера. Но на него зашикали, и он замолчав, выпил.
Выпили и все остальные. Стали шутить о том, что спелые помидорчики действительно лучше зелёных, Особенно - мочёненькие, да вслед за водочкой... А рассольчик с утра... Нет, рассольчик лучше от огурчиков и так далее, и тому подобное...
В общем, дальше всё пошло по обычному сценарию.
Эдуард Михайлович с Юрием Павловичем вспоминали множество разных случаев и приключений, которыми изобиловала их разнообразная жизнь. Александр Шабанов управлялся за столом, аккуратно разливая по командам Валентина Георгиевича водочку или коньячок, кому что, по рюмочкам. Владимир Егорович постоянно пытался перехватить у Александра Николаевича инициативу. Иногда ему это удавалось. Тогда он как-то уж очень подобострастно наливал Эдуарду Михайловичу, потом Юрию Павловичу и Валентину Георгиевичу, потом - себе, всегда полный стакан. А потом - ставил бутылку на стол. Возникала неловкая пауза, которую, тактично берясь за бутылку, устранял Александр Николаевич.
Постепенно в разговор включалось всё больше участников. Хмелея, пытались дойти до сути. Суть оказалась проста для стариков и непонятна молодым. Старики утверждали, что раньше всё было лучше, а молодые никак не могли понять, что именно было лучше и куда это всё подевалось, если им и сейчас не плохо. Вывод напрашивался сам собою - молодым быть лучше, чем стариком, но чтобы это стало понятным, нужно прожить жизнь.
Никто никого и не в чем не ограничивал. Володя Попов тихонько отключился. Остальные слушали разговоры, закусывали и не пьянели, аккуратно ставя на стол недопитые рюмки, в которые потом никто не доливал. Здесь существовал старый авиационный порядок - наливать только в пустые рюмки. У некоторых в рюмках пускала пузырьки минералка. Это тоже никого не волновало. Всегда есть дежурные летчики или водители, которым сегодня пить нельзя, а в компании посидеть хочется. Это тоже привычно авиаторам.
***
Разошлись далеко за полночь.
Ночь была светлая и в меру, для этого времени года, прохладная. Распаренные мужики покурили у входа. Юрий Павлович восхищался звездами на небе и тишиной, все вяло поддакивали. Чувствовалось, что мужики уже достаточно довольны всем и хотят домой. Помолчали. Попрощались. Мужики сели в вахтовку и отчалили.
Вахтовка, это обыкновенный автомобиль "Урал" с будкой - кунгом. Будка обустроена как салон автобуса, оснащена радиостанцией и мощной печкой. Вахтовка используется для патрулирования Зеленеевки и района вокруг неё. Места здесь суровые и требуют постоянного внимания. Особенно зимой. В морозы здесь просто подвернутая нога может стать причиной трагедии.
Эдуард Михайлович с Юрием Павловичем и Борисом провели взглядом, удаляющуюся по рулежке вахтовку, и на командирском "УАЗике" Михалыча поехали к летному домику, он же - здание аэропорта.
Войдя в домик, они оказались в недлинном коридоре с дверьми налево и направо. Первая дверь налево вела в столовую.
Михалыч толкнул эту дверь, и она легко, без скрипа, открылась. Небольшой зал освещался светом от буфетной стойки. Шесть четырехместных столиков были аккуратно накрыты чистыми скатертями. На каждом из них стоял стакан с салфетками. Дверь за стойкой буфета была открыта, в помещении за дверью горел свет. Михалыч прошел туда, а Юрий Павлович с Борисом остались в уютном зальчике.
- Ты чего здесь делаешь? - громко спросил Михалыч, увидев в небольшой кухне Зою Павловну.
- Так гости же, Михалыч. Нужно завтрак приготовить. Да и так, вдруг люди сейчас захотят чего поесть, - ответила она спокойно, с доброй улыбкой светлых, серых, чуть прищуренных глаз.
- Ничего они уже не захотят. Заканчивай тут и иди отдыхать. Завтра выходной. Люди, наверное, поспать захотят. И пусть поспят до обеда. Правильно я говорю? - крикнул в дверь, обращаясь к Юрию Павловичу и Борису.
- Ну, дежурных всё равно утром кормить, возразила Зоя Павловна. Иди, Михалыч, не разоряйся. Гостей лучше укладывай. Я там всё приготовила.
- Эк-кая ты у нас, всё - то ты знаешь, всё предвидишь, - с явным удовольствием и гордостью сказал Михалыч, выходя из кухни. И, загребая Юрия Павловича за плечо и подталкивая его впереди себя, добавил, - пошли, мужики, здесь без нас разберутся.
- Хояйка, - понимающе проговорил Юрий Павлович.
- Да. Она у нас здесь всё, и готовит, и подает, и за порядком следит. Старшина аэродрома, одно слово. Мужики её жу-утко уважают.
Пошли по коридору. Юрий Павлович впереди, Борис чуть позади него. Сзади - Михалыч.
- Пряменько шагайте, - подал он команду.
Шли мимо дверей с надписями: "Диспетчер", "Метеослужба" и т.п. Дошли до двух дверей в торце коридора. На правой висела табличка "Комната отдыха летного состава".
- Здесь телевизор, шахматы, нарды там разные, - давал пояснения Михалыч, - а здесь, указывая на левую дверь, - комната для гостей.
Вошли в комнату для гостей. Это был уютный гостиничный номер. Две кровати, столик, кресла и прочие атрибуты.
- Располагайтесь. Будьте как дома.
- Спасибо, Михалыч, - повернулся Юрий Павлович к Эдуарду Михайловичу, - поезжай, тебе тоже нужно отдохнуть. Завтра как, на дачу?
- Какую дачу? Нет у меня дачи. Тут моя дача, - наигранно возмутился Эдуард Михайлович, а потом спокойно добавил - Ладно, разбирайте постели. Ложитесь. Завтра увидимся. Спокойной ночи, - и ушел.
***
На улице его ждал Александр Николаевич.
- Засиделись, однако, - протянул Эдуард Михайлович, подходя к машине.
Александр ничего не ответил. Дождался, пока Эдуард Михайлович усядется, запустил мотор и неторопливо поехал с аэродрома.
За КПП аэродрома дорога спускалась в небольшую низину и поворачивала вправо, огибая невысокий холмик. Михалыч недолго смотрел на неё. Задремал.
Проснулся он оттого, что Александр резко затормозил. Открыв глаза, Михалыч увидел прямо перед собой габаритные огни вахтовки. Она стояла прямо на дороге. Спереди неё, в свете фар толпились люди.
- Че такое? - громко крикнул Михалыч, вылезая из "Уазика" и направляясь к толпе.
- Да сам посмотри, - ответил кто-то, похоже, Шумихин, и тихо добавил - Кажется, мы попали.
- Оп-па, - проговорил Эдуард Михайлович, выйдя вперед толпы, - Ничего себе.
Прямо у его ног дорога уходила под воду.
***
Юрий Павлович проснулся рано. Голова была свежей. Он не стал валяться в постели. Быстро умылся, привел себя в порядок и вышел из номера. В коридоре стоял гул приглушенных голосов. Разговаривали в столовой.
Юрий Павлович направился туда.
За стойкой стояла Зоя Павловна. Одета в розовый, тонкой вязки свитер, и темно-синие брюки. Поверху - белый передник. Аккуратно причёсана.
У стойки, лицом к залу стоял Эдуард Михайлович. Шесть человек сидели за столиками лицом к Михалычу. Седьмой, Александр Николаевич Табанов, одетый в расстегнутую черную теплую куртку поверх черного же свитера, в синие джинсы и теплые ботинки, стоял у двери и отвечал на вопросы Михалыча.
- Ты всё посмотрел? - спросил тот.
- Да, весь периметр.
- Ну и что?
- Затоку залило, теперь там река. Прет - будь здоров. Моста и не видно. Даже буруна над ним нет. Гладкий поток.
- Широкий?
- Да по берега, на всю ширину.
- Где прошлый год был?
- Да. Может чуть побольше.
- А во второй эскадрильи?
- Там уже домик заливает. Почти до второй ступеньки поднялась.
- И в третьей?
- Михалыч, ну ты же знаешь. Всё как всегда.
- Как всегда - как всегда, - передразнил Александра Михалыч, - Как всегда, да не так.
- А что не так?
- Рано очень. Паводок только на следующей неделе должен был начаться. И вода очень быстро поднимается.
- Ну, быстро поднимается, быстро и сойдет. Здесь пересидим.
- Так то оно так, да только, на сколько она поднимется? Ты знаешь? А ну, как она столько же дней, как обычно, будет подниматься? Представляешь, на какую глубину мы все тут опустимся?
- В первый раз, что ли? - тихо и очень спокойно возражал ему Александр Николаевич, - Каждый год нас тут запирает, и каждый год отсиживаемся. Отсидимся и теперь. Народу, правда, многовато в этот раз, - и замолк, посмотрев на вошедшего Юрия Павловича.
Выглядело это так, как будто Александр Николаевич не возражает, а уговаривает Эдуарда Михайловича. Он был образцом добросовестности. И это не просто слова. Это действительно наиболее краткая и точная характеристика его доброй совести. И сейчас ему было очень неловко за то, что кроме них в неприятность попали и гости.
- Ты на них не смотри. Они тут не просто гости. Они мои друзья, а значит - наши. Да и припасов у нас достаточно. Не первый год тонем, - решительно начал бороться Эдуард Михайлович с душевными муками Александра Николаевича. Но, вдруг остановившись, серьёзно добавил - А всё-таки река меня тревожит. Больно рано она в этом году разливаться стала. Да и резво как-то.
Сказал, помолчал, и стал давать указания.
- Так, сейчас позавтракаем, - и к Зое Павловне, - накормишь?
- Куда я денусь, - улыбнулась Зоя Павловна, - Идите, руки мойте. Покурите, а я тут накрою.
- Ладно. Пошли мужики. Там поговорим. Джонни, окликнул Эдуард Михайлович Женю Иванова, - останься, Зое Павловне поможешь.
- Не могли Шумихина оставить. Он не курит - забурчал Женя Иванов, выполняя команду.
- Ладно, я останусь, - с улыбкой, как будто смущаясь, ответил Валера, снимая демисезонную техническую куртку. Во всём этом не было никакого подтекста, кроме того, что Валера дружил с Женей и не считал зазорным подменить друга на кухне.
Михалыч ничего не сказал на эти разговоры, а просто пошел к двери. Мужики потянулись за ним.
На улице светило низкое яркое солнце. Часы Юрия Павловича показывали один час ночи. Но это было Московское время. Стало быть, здесь сейчас шесть часов утра, быстро вычислил про себя Юрий Павлович, прибавив к московскому времени разность часовых поясов.
Расселись на лавках в беседке у входа в летный домик. Закурили. Ждали, что скажет Михалыч. Михалыч ничего не успел сказать. Приоткрылась входная дверь и в нее выглянула Зоя Павловна.
- Михалыч, тебе с берега звонят, - коротко доложила она и пошла обратно.
Михалыч молча встал и ушел в домик. Все курили, дожидаясь, когда он возвратится.
Возвратился он скоро. Лицо его выражало крайнюю озабоченность. Подойдя к курилке, он сразу заговорил.
- Так, мужики. Дело - дрянь. Звонили из поселка. Предупредили - идет большая вода. Нужно тут всё срочно закрывать, швартовать и уматывать отсюда. Значит так, Валентин Георгиевич, бери всех и дуй в зоны. Выводите оттуда на ЦЗ технику, которая не в укрытиях, выстраивайте в ряд на самом высоком месте. Там всё позакрывайте. Сам посмотри всё. Документацию, какая есть собери. Всю сюда вези, - и - к Юрию Павловичу, - Палыч, у тебя Борис машину водит?
- Да, легковую, а что?
- Поднимай его. Александр, отдашь ключи Борису. Сам пойдешь со всеми, тяжелую технику выводить. Нас Борис повозит. Да, сперва позавтракайте. Потом Борис развезет вас по зонам. Мы с Юрием Павловичем здесь остаемся, на связи. Ну и подумаем, как отсюда смываться.
На том и закончили. Сразу посерьезневшие мужики пошли в столовую. Юрий Павлович зашел в номер, разбудил Бориса.
- Вставай, Борис, завтрак проспишь.
- Юрий Павлович, куда торопиться, выходной же. Обещали до обеда не будить, - шутливо заныл Борис, но, тем не менее, стал подниматься.
- Шустрей, Борис. Есть работа, будешь на "УАЗике" мужиков по зонам развозить. Умывайся и приходи в столовую. Там объясню, что случилось, - и ушел.
В столовой завтракали. Ели сосредоточенно и молча. Увидев входящего Юрия Павловича, Эдуард Михайлович позвал его за свой столик.
- Похмеляться будешь? - потянулся Михалыч к бутылке на столе.
- Никогда не похмеляюсь. Да и водочка у тебя, Михалыч, не палёная. Глова после неё лёгкая, как и не пили вовсе, - ответил Юрий Павлович, обратив внимание, что бутылка стоит только на их столике.
- Плохого не держим, - ответил Михалыч, и наливать не стал.
***
Быстро позавтракав, мужики ушли выполнять поручения, а сам Эдуард Михайлович остался с Юрием Павловичем в столовой.
- Пойдем на воздух, предложил он Юрию Павловичу, когда тот допил чай, - поговорим на свободе.
Они вышли в беседку, закурили. День обещал быть теплым, но утро еще отдавало морозцем. Чувствовалось дыхание реки.
- Палыч, - начал Эдуард Михайлович разговор. Дело нехорошее. Где-то в верховьях интенсивно тает снег. Глобальное, видишь - ли, потепление. Паводок начался раньше срока и обещает быть аномально высоким. Это по всей реке. На электростанции, выше по течению, того и гляди, начнут аварийный сброс воды из водохранилища. Нигде не готовы к такому обороту. Сейчас по всей реке все стоят на рогах и спасают всё, что можно спасти.
Юрий Павлович молча слушал, облокотясь на колени и глядя себе на ботинки. Он ещё не понимал всей сложности ситуации, но тревога Эдуарда Михайловича начинала беспокоить и его.
- Надо срочно отсюда выбираться. - Подвёл итог своим речам Эдуард Михайлович и добавил, - а дорогу - то, вишь, затопило.
Юрий Павлович продолжал молчать.
- Что молчишь? - спросил Эдуард Михайлович.
- Слушаю. - Ответил Юрий Павлович.
- Хватит слушать, начинай думать.
- О чём?
- Как отсюда выбираться.
- Ну, я не знаю, - начал тянуть Юрий Павлович, - что тут у вас и как. Нету дороги, давай переплывём затоку на лодке.
- Одиннадцать человек? Это не лодка нужна, а целый баркас. А баркаса- то, тут и нету. Да и лодки - тоже. Все лодки в посёлке.
- Ну, пусть перегонят лодку из посёлка. На ней и переправимся. Какие дела? - спокойно посоветовал Юрий Павлович.
- Пробовали уже, - ответил Эдуард Михайлович, глядя куда - то вдаль. Я мужикам не всё сказал. Видишь вон, Ан-2 стоит. Так вот, его экипаж с утра пытался переплыть затоку на лодке.
- Ну и что?
- Не доплыли. Снесло лодку. Течение жуткое. Еле к берегу прибились. Лётчик руку сломал, когда на кручу карабкался.
- Ну, давай плот соорудим.
- Плот то мы соорудить можем. Из подвесных баков, например. Их тут от истребителей много осталось. Но далеко на таком плоту не уплывешь. Вниз по течению нельзя. Там, видишь скальные ворота? - он кивнул головой по направлению течения реки и продолжил, - так вот, там водопад. Там и в тихую-то воду не пройдешь, а сейчас там такой кавардак. Думать даже не хочется.
Всё это Эдуард Михайлович произнес очень взволнованно и резко остановился.
- Давай трос какой-нибудь между берегами натянем и на плоту, как на пароме переправимся.
- Ну и как мы его натянем?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю.
- Да... - длинно протянул Юрий Павлович, - выпуская дым и поворачивая голову туда, куда до этого показал Эдуард Михайлович. Там он ничего не увидел кроме совсем не страшного отсюда узкого прогала между двух скальных гряд, где-то далеко за краем аэродрома. Он знал, что Эдуард Михайлович, уже что-то придумал, и ждал, когда он эту придумку озвучит.
Дождался.
- Полетим на Ан-2, - прервал паузу Эдуард Михайлович. И добавил коротко - Ты поведёшь.
Юрий Павлович выпрямился. Внимательно посмотрел в глаза Эдуарда Михайловича и медленно произнёс:
- Тебе что, разбиваться нравится больше чем тонуть?
- Ты не ёрничай здесь, пожалуйста. Я не за себя думаю, - раздражаясь, заговорил Эдуард Михайлович - Вас тут юмористов много, а мне людей спасать нужно, - и уже с улыбкой добавил - Ты же носишь лётную куртку, вот и полетишь.
Юрий Павлович никогда не летал на Ан-2 даже пассажиром и видел этот самолет только снаружи. Но он был профессиональным авиатором и не догадывался, а точно знал - сколь опасен неопытный пилот на незнакомом самолете в незнакомом месте. Но он так же знал, что раз Эдуард Михайлович, тоже, кстати, профессиональный авиатор, предложил ему сделать это, значит, он действительно не видит другого выхода.
- Но и это не выход - думал Юрий Павлович, но что предложить в альтернативу не знал. Он вообще очень мало знал о данном месте и о ситуации вокруг него. И поэтому ничего путного придумать не мог. В том месте головы, которым он привык придумывать, было пусто. Нужно было выиграть время и поэтому, подумав немного, Юрий Павлович сказал:
- Ладно, готовьте самолет - потом встал и добавил - инструкция к нему какая-нибудь есть? Я бы почитал.
***
К обеду аэродромную технику выстроили на ЦЗ. Спустили колеса, чтобы машины не всплыли в воде. Загрузили кузова тяжелым балластом, в качестве которого использовали имущество и оборудование ТЭЧ.
После этого Эдуард Михайлович дал команду собирать припасы, шанцевый инструмент, продукты, посуду, паковать всё это в чехлы и картонные коробки. Коробки и тюки грузить в Ан-2.
Всё время, пока всё это происходило, Юрий Павлович сидел в кабине самолета, внимательно читая техническое описание, нашедшееся у Валеры Шумихина, разглядывал надписи около всех рычажков, выключателей и лампочек, пытаясь мысленно составить образ полёта как последовательность манипуляций со всем этим хозяйством. Стройной картины не получалось.
Он всю жизнь занимался реактивными самолетами и двигателями к ним. Это были автоматизированные донельзя машины. Там всё управление было сведено к двум рычагам и двум педалям. Самолет управлялся ручкой управления и педалями, а двигатель - единым рычагом. Запуск всего этого хозяйства осуществлялся простым нажатием на единственную кнопку белого цвета с надписью "Запуск". И всё.
Здесь же было множество кранов, рычажков и кнопочек, назначение которых оставалось Юрию Павловичу неизвестным. Инструкции лётчику на аэродроме не нашлось, а техническое описание содержало ответы только на вопрос - как это устроено. Как этим пользоваться нужно было догадываться самому.
В конце концов, преодолев все страхи и сомнения, Юрий Павлович определил для себя то минимальное количество органов управления и алгоритм манипуляций с ними, которые позволят ему иметь надежду на взлёт и удачную посадку. Через некоторое время он, мысленно проигрывая этот алгоритм, научился уверенно находить руками намеченные рычажки, а глазами - намеченные приборы.
Потренировавшись немного, он встал с пилотского кресла и пошел на выход. В проходе между откидными лавками он увидел гору тюков. Всё пространство под лавками тоже было заполнено грузом. Не спеша, он вышел из самолета и спросил у мужиков, перекуривающих около:
- Груз кто-нибудь взвешивал?
- Нет, а что? - испуганно ответил Шумихин. Ему очень не хотелось снова вытаскивать всё из самолёта и взвешивать.
- Да так, ничего, - ответил Юрий Павлович, - и медленно пошел к домику, укрепляясь в уверенности, что лететь на этом самолёте ему не нужно.
- Зря Валера пугается, - думал Юрий Павлович на ходу, - Незачем эти грузы перевзвешивать. Ясно и так, что самолет перегружен, и груз расположен не как положено, а как попало. А как положено - никто не знает. И как тут взлетать? А главное - куда лететь когда в кабине не обнаружилось ничего похожего на карту.
***
Эдуард Михайлович сидел в комнате отдыха летного состава и что-то быстро писал в тетради.
- Оперу пишешь? - спросил Юрий Павлович, входя и пытаясь шутить.
- Да, оперу, - коротко и зло ответил Михалыч, а потом с обидой добавил - записываю, где что оставил. Может, пригодится ещё, - и отвернулся к окну.
Юрий Павлович понимал Эдуарда Михайловича. Тонуло, считай, главное дело его жизни. Конечно, жизнь на этом не кончалась, но сделанного было жаль. Всё это, и многое другое, можно было сказать. Но мужики молчали, глядя в окно. Наверное, Михалыч пытался представить себе, что здесь будет после окончания наводнения и хоть как-то спланировать работы по восстановлению своего хозяйства. Ну а Юрий Павлович думал, как сохранить самого Михалыча, да и себя вместе с другими, заодно. И их мысли по обоим этим поводам нельзя было назвать светлыми.
- Ты чего, по делу, или так, поболтать пришел? - прервал паузу Михалыч.
- Да, болтать нам, сам понимаешь, особенно-то и некогда, - начал Юрий Павлович издалека.
Михалыч посмотрел на него пристально. Он знал, что Юрий Павлович решения принимал всегда сам, и своими проблемами других людей нагружать не любил. Дело, стало быть, и впрямь, было важное и очень непростое, раз он пришел с ним к нему.
- Что еще стряслось? - поторопил он Юрия Павловича, - Давай уж сразу, вали всё на больную голову. Самолет не в порядке? Или что еще? Бензин не той марки?
- Да как тебе объяснить, попроще?
- Да так и объясни - попроще.
- Видишь - ли, бензин - тот, и в количестве - под заглушки. Да и самолет, вроде бы, в порядке.
- Вроде, или в порядке?
- В порядке самолет, в порядке.
- Ну?
- Карты нет.
- Какой еще карты?
- Обыкновенной. Географической карты, по которой я мог бы узнать, где находится место нашей посадки относительно места взлёта.
- А что его узнавать. Оно находится в Зее. На аэродроме. Ты чего, Палыч?
- Так то оно так. Но ты дорогу туда знаешь?
Михалыч наконец - то понял, о чем говорит Юрий Павлович. Он не раз слышал от него прежде, в ходе рассказов разных авиационных баек, что на земле ничего не подписано. И про "компас Кагановича" в виде хорошо читаемых с воздуха названий железнодорожных станций он тоже знал. И знал, также, что никакого "компаса Кагановича" в этом районе Сибири нет по причине отсутствия железнодорожных станций.
- Ты никогда не задумывался - как летчики местной авиации находят дорогу над этим воспетым в песне и действительно бескрайним "морем тайги"? - спросил спокойно Юрий Павлович.
Ответа не последовало. Тогда Юрий Павлович, уже назидательно, продолжил:
- Так вот, в силу особенностей своей летной подготовки я могу ориентироваться в воздухе только методом сличения карты с местностью. И, если местность, худо ли бедно ль - в наличии, то карты, с которой я мог бы эту местность сличать - нету, - развел он руками. И голос его при этом сделался скорее обиженным, чем недовольным.
- Ну и что? - спокойно спросил Эдуард Михайлович, и добавил, распаляясь, - Значит, полетишь так - без карты.
- И куда? - тихо спросил Юрий Павлович.
- В...Зею!
- Михалыч, ни в какую, как ты выразился, Зею мы так не попадем. Мне нужна карта, - очень медленно и твёрдо проговорил Юрий Павлович, - простая, любого масштаба карта.
- Слушай, - взвился Эдуард Михайлович, - нету у меня карты! И у мужиков - нету. Они тут и без карты каждый ручеек знают. Спросишь у них куда лететь. Ну не тонуть же нам всем только потому, что у тебя нету карты, - крикнул он с досадой.
- Лучше попасть под машину, чем взлететь, не зная, куда ты летишь, - упрямо ответил Юрий Павлович.
Они стояли друг напротив друга и молча смотрели друг другу в глаза. Юрий Павлович не отводил взгляда, терпеливо ожидая, когда до Эдуарда Михайловича дойдёт вся сложность ситуации.
- Ладно, Палыч, придумаем что-нибудь, начал успокаивать Эдуард Михайлович Юрия Павловича, - Пойдем вверх по реке. Там - поровнее. Газовики там. Сядешь где-нибудь, поближе к людям.
Юрий Павлович внимательно посмотрел на Эдуарда Михайловича.
- Не дошло, - подумал он и, круто развернувшись, ушел.
***
Нужно было искать выход самостоятельно, исходя из того, что разбиваться всё-таки веселее, чем тонуть. В том, что он разобьёт самолёт, сомнений не было.
- Только бы не на взлёте, - думал Юрий Павлович по пути к самолёту, - а то и разобьемся сразу, и утонем.
Осмотрев аэродром, Юрий Павлович подумал, что места для взлета много. Мешает крутой берег за северным торцом полосы. Но до него далеко, да и высоту можно набирать с лёгким отворотом влево. Это его немного успокоило.
- Нужно навести порядок с центровкой самолёта, правильно уложив груз, - уже деловито подумал он и зашагал быстрее.
А Зеленеев, докончив свои записи, обошел домик внутри, проверил, чтобы были закрыты все окна и форточки, выключен свет. Потом вышел на улицу, плотно прикрыл за собой дверь. Запер её. Ключ положил в карман. Постоял немного. Хотелось покурить. Но закуривать не стал, а медленно, вдоль выстроенных на ЦЗ машин, пошел на стоянку прилетающих самолетов, к Ан - 2, у которого его уже ждали все, кого наводнение застало на аэродроме.