Козина Юлия, Коровина Маргарита : другие произведения.

Как становятся, часть 2 Соперницы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   Маргарита Коровина, Юлия Козина.
   Как становятся...
  

Часть 2.

Соперницы.

  
   Глава 3. Как становятся...
   .... бойцами стройотряда.
  
   На общую кухню ввалился взлохмаченный парень в тренировочных штанах, пузырящихся на коленках.
  -- Здорово, мужики! - сказал он, ковыляя к плите и водружая на кривую решетку закопченный чайник с оплавленной пластмассой на ручке.
  -- Привет, Серега, - отозвались ребята.
  -- О, да тут еще и барышня, - лохматый парень, склонил голову в Марусину сторону, - здрассьте, девушка, извините, я в неглиже, - он смущенно почесал голый живот.
  -- Ты что это такой заспанный? Опять вчера в преф резались до утра?
  -- Да нет, третьего не нашли. Просто чаи до утра гоняли, - объяснил полусонный Серега, - вот только встал. Куревом не угостите?
   Ему протянули пачку, из которой он ловко вытащил "беломорину", дунув в бумажный мундштук, он закрутил его, затем сунул в рот, вернувшись к плите, зажал вихры ладонью, чтобы случайно не опалить их, и просунув папиросу между изгибом решетки и чайником, прикурил. С удовольствием затянулся, и, выпустив дым, объявил:
   - Меня сегодня Муза посетила.
   - И что?
   - Пришла, понюхала воздух, ругнулась смачно и ушла, - мрачно сообщил Серега.
   - В таком случае это не муза. Это Ирка с третьего этажа зашла деньги занять, но, узнав, что вы все пропили, сказала, что вы придурки, и гордо удалилась.
   - А я думал, что мне приснилось. Решил, что вот проснусь, встану и сразу напишу отчет по лабе. Послезавтра сдавать, а я неделю не могу за нее взяться. Ложная тревога, значит?
  -- Обломайся, Серега.
  -- Значит, придется писать отчет без вдохновения, - сокрушенно резюмировал он.
   Чайник обиженно засопел, Серега приоткрыл крышку, и, обнаружив, что тот закипел, достал из заднего кармана смятый цибик заварки, расправил на нем складки и щедро посыпал черными сморщенными листочками воду.
  -- Зашибись! - сказал он с удовлетворением.
   Маруся улыбнулась, уловив знакомые интонации. Точно так же говорил и дворовый Вовка, только он при этом всегда шмыгал носом, возвращая обратно свисающую зеленую соплю, и слово он говорил немного другое, матерное. Тем не менее, девушка вдруг прониклась симпатией к этому неряшливому парню, опознав в нем кого-то родного и с детства знакомого.
   - О, а вот наконец-то и наш поспел, - сказал Петька, - пошли, Марусь, тоже чайку попьем и "о делах наших скорбных покалаякаем".
   Маруся кивнула одногруппнику и взяла конспекты с подоконника. Полчаса назад она спустилась на мужской этаж общежития и постучала в комнату Петьки, с которым они договорились вместе готовиться к контрольной по теоретической механике. Теормех девушке не давался, хотя она, не взирая на лень, ходила на занятия и тщательно записывала за лектором почти каждое слово. В обмен на доступ к ее аккуратным конспектам Петька пообещал ей помочь разобраться с предметом. Он уже давно понял, что Маруся разобралась в теории, но ей не дается математический аппарат. Дифференциальные уравнения, составлявшие его основу, по какой-то странной причине им будут читать только в следующем семестре. Эта непоследовательность учебной программы для многих сыграла роковую роль, и не только их группа значительно поредела после первой сессии. Вторая грозила унести еще больше студенческих жизней. Марусе завершение первого семестра не слишком удалось, она, получив пару на экзамене по теормеху, "слетела" на допсессию и, с трудом сдав-таки сложный предмет на тройку, осталась без стипендии. За что получила строгий выговор от мамы, поехав, как и большинство ее однокурсников, домой на время коротких зимних каникул.
  
  -- Машка, - ворчала Вера Егоровна, - это все из-за твоей рассеянности и мечтательности. Наверняка, ворон за окном ловила, как обычно, или занятия прогуливала. Знаю я, как ты не любишь вставать по утрам.
  -- Ладно, мать, не ворчи, - примирительно сказал отец, - девочка сдала первую сессию, а первый блин всегда комом. Она у нас с тобой молодец, на таком сложном факультете учится. Я в свое время не решился, а она с первого раза умудрилась поступить в столичный ВУЗ. Да, еще на какой факультет! Я, честно говоря, не ожидал. Молодец, дочка. Не грусти, мы с матерью не разоримся, поможем.
  -- Спасибо, пап, - облегченно вздыхая, откликнулась Маруся, насупившаяся было от материнских упреков.
   До окончания восьмого класса девушка всерьез не задумывалась о выборе будущей профессии. Детские мечты стать продавщицей газировки в деревенской бане были легко забыты, как только она пошла в школу, где ей нравились практически все предметы, которые они проходили. Каждый раз, при переходе в следующий класс, появлялась новая наука, в которую девочка влюблялась безоглядно с первого месяца обучения. География манила ее за собой, и она путешествовала по разным странам, поражаясь многообразию природы. История переносила ее в прошлые века, в которых она становилась то английской королевой, то знатной дамой французского двора, то роковой испанской грандессой. Химия завораживала превращениями простых вещей в сложные соединения. Ботаника уводила в лес, в котором она знала все растения до единого. Зоология позволяла наблюдать за жизнью неведомых доселе животных. А физика раскрывала секреты скольжения коньков по ледяной поверхности катка и колебаний голоса диктора по радио, а потом плавно переходила к астрономии, ведавшей тайнами движения планет. Предметов было так много, и все они казались Марусе такими важными и интересными, что она никак не могла решиться остановиться на чем-нибудь одном. К концу десятого класса нужно было определиться с выбором, и, наверное, задумчивая и мечтательная девушка долго пребывала бы в состоянии буриданова ослика, если бы в школе не решили провести эксперимент, сделав один из выпускных классов математическим.
   Завод, на котором работали Марусины родители, остро нуждался в программистах и операторах. Программистов можно было набрать из выпускников местного ВУЗа, а организовывать специальное училище для операторов было слишком накладно, тем более, что новая перспективная работа могла обеспечить неплохое будущее для детей своих же заводчан. Во всех газетах славили потомственных рабочих, особо восхваляя тех, кто сделал блестящую карьеру, пойдя по стопам родителей. Галереи портретов, иллюстрирующих историю целых династий: от деда-подмастерья и отца-начальника участка до внука-главного инженера, украшали коридоры и красные уголки завода, не упускавшего случая влиться в общесоюзный хор о небывалых возможностях, которые открывает перед своими гражданами советская страна и могучая коммунистическая партия, твердо и уверенно ведущая свой народ к победе коммунизма, как завещал... и так далее. Твердую руку, правда, давно уже замучила старческая немощь, о чем, не особо опасаясь, вовсю говорили на кухнях и в курилках, и, наверное, чтобы заглушить вполголоса рассказываемые анекдоты из жизни дорогого Ильича и саркастические комментарии по поводу материалов очередного курултая, на котором тот опять выступил, пафосные речи становились с каждым годом все громче и напыщеннее.
   Как бы то ни было, экспериментальный класс был хорошей возможностью подготовить дочь к поступлению в приличный ВУЗ, о чем сообщила Вера Егоровна мужу, вернувшись домой после очередного совещания в Конструкторском бюро, в котором аккумулировались все заводские новости и сплетни. Семейный совет, состоявшийся после этой новости в спальне родителей, заседал недолго, выгоды и преимущества экспериментального класса были бесспорны и очевидны, поэтому утром Марусю ознакомили с принятым решением. Она, выслушав аргументы родителей, кивнула в знак согласия. Пятерочный аттестат о восьмилетнем образовании позволил ей беспрепятственно попасть в класс, моментально объявленный престижным. И через два года Маруся так же легко закончила школу, получив помимо стандартного аттестата зрелости картонное свидетельство о присвоение ей звания "оператор-лаборант". Увлечение программированием, которое постигло ее в начале девятого класса, перевесило любовь к гуманитарным наукам, отравленную "Обществоведением", заставляющим учить повестки заседаний Политбюро и материалы многочисленных съездов, похожих друг на друга, как две капли воды, окончательно запутывая римской символикой нумерации. Родители, мечтавшие увидеть дочь студенткой московского Университета, были поражены твердостью в голосе девушки, заявившей, что ни о какой Москве она не знает, а поедет покорять Ленинград.
  -- Маруся, подумай, это же так далеко, Москва гораздо ближе, - увещевала дочь Вера Егоровна, - можно будет даже на праздники домой приезжать.
  -- Дочка, прямого поезда нет, в Ленинград можно только самолетом, а ты их не любишь, - приводил свои весомые аргументы Дмитрий Андреевич.
  -- Никакой Москвы! Только Ленинград, - упрямо сказала Маруся.
  -- Там сыро, дожди все время, а у тебя такое здоровье хрупкое, болеть будешь постоянно, - пыталась вразумить непокорного ребенка мать.
  -- Плевать! Я буду закаляться, - отмахнулась девушка. И, поняв, что надо пустить в ход тяжелое оружие шантажа добавила, - или я еду поступать в Ленинград, или я остаюсь здесь и иду работать парикмахером!
   Родители сдались. И в середине июля Маруся, нагруженная чемоданом и родительскими напутствиями, вышла из метро "Политехническая" и, без труда разыскав приемную комиссию, заполнила стандартные бланки заявления и анкеты абитуриента. А затем, с полученным направлением, отправилась в студгородок на Лесном проспекте, в здание общежития, носившем гордое название "Первый корпус".
   Первым, кого Маруся увидела, войдя в общежитие, был Альберт Эйнштейн. Великий физик весело улыбался, удобно устроившись на стене. Портрет седого взлохмаченного старика был точно скопирован с известной всему миру фотографии. Девушка улыбнулась гению в ответ и пошла к коменданту. Сердитая женщина взяла из ее рук направление, полистав журнал, назвала номер комнаты, в которой Марусе предстояло провести несколько недель абитуры, и загремела ключами на огромной связке:
   - Отнесешь вещи в комнату и спустишься ко мне, я выдам матрац и белье.
   Через час Маруся, застелившая железную пружинистую сетку кровати грязноватым матрацем, который вначале было страшно взять в руки, и казенными простынями, вышла из комнаты, решив совершить маленькую экскурсию по своему новому жилищу, которое, должно было заменить ей родной дом в ближайшие пять с половиной лет. Длинный мрачновато-пыльный коридор с дверьми в комнаты-купе, железные двухэтажные кровати, шумные толпы абитуриентов с чемоданами и постельными принадлежностями, все это напоминало ей поезд, который то ли вот-вот тронется, то ли уже отправился в путь. Марусе очень захотелось выглянуть в окно, чтобы помахать оставшимся на перроне провожающим и увидеть, как мелькают мимо набирающего скорость вагона столбы и городские здания. И вот уже проводник разносит дымящийся в стаканах чай, а железные подстаканники весело дребезжат и, сталкиваясь друг с другом, позвякивают от вибрации движущегося поезда, аккомпанируя ритмичному стуку колес, словно говоря: "Привет! Привет-привет! Привет-привет!"...
   Две четверки, полученные ею вначале, лишили Марусю возможности пройти "по девятке", сдав только два первых экзамена, а тройка за сочинение на тему "В жизни всегда есть место подвигу", поставила под угрозу ее студенческое будущее. К счастью, проходной балл она все-таки набрала, но возможность учиться на кафедре прикладной математики была упущена. Обрадовав родителей лаконичной телеграммой "Поступила", Марусе вынуждена была выбирать что-то более приличное из менее популярных специальностей.
  
  -- Маруся, что с твоими волосами? - спросила Вера Егоровна дочь после того, как улеглись первые охи и ахи по поводу приезда дочери на каникулы.
  -- Не знаю, мам, - озабоченно ответила Маруся, разглядывая в зеркале свои длинные осветленные пряди. - Они так секутся и выпадают, что самой страшно!
  -- Наверное, вода не подходит, - предположила мать.
  -- Вероятно, - согласилась девушка.
  -- Да ты еще их перекисью добиваешь. Нормальные у тебя волосы, - недоуменно произнесла Вера Егоровна, - зачем ты их портишь?
  -- Мам, они такие серые, ну, просто никакие, - отмахнулась дочь.
   Действительно, светлые когда-то волосы с возрастом потемнели и стали неопределенно серо-русого цвета, который очень не нравился Марусе. Поэтому еще в десятом классе по совету парикмахера она попробовала покрасить их в пепельный цвет, но неестественная седина юной старшеклассницы возмутила строгих учителей, осуждающих учениц даже за простенький маникюр и скромный макияж. Естественно, что на танцы девчонки могли себе позволить и более яркую боевую раскраску, не говоря уже о смелых нарядах, в которые они с радостью облачались, швырнув в шкаф надоевшую коричневую форму. Борьба за обязательные для школьницы фартуки учителями была проиграна, поэтому они махнули рукой на выпускниц, которым оставался только год, сосредоточив свое внимание на ученицах младших и средних классов, потянувшихся к запретному плоду вслед за старшеклассницами. В классе ее новый цвет наделал небольшой переполох, поэтому Марусе пришлось срочно перекрашиваться в блондинку. Вторая попытка была более удачной. Девушка повеселела и с тех пор регулярно стала пользоваться "Блондораном", едва заметив отрастающие темные волосы у корней. На стройную блондинку мужчины восхищенно оборачивались на улице, с ней пытались познакомиться, но Маруся избегала встреч с местными поклонниками, твердо уверенная в том, что настоящая любовь ждет ее в том самом волшебном городе на свете.
   Ухаживать за длинными волосами в общежитии, где в старенькой душевой с облупившимися кафельными стенами работали только две "лейки" смесителей, а перебои с горячей водой утомляли своим постоянством, было очень трудно. Марусе не помогал даже испытанный и такой надежный "Блондоран", от которого волосы раньше сияли, напоминая своим блеском свежую позолоту отреставрированных куполов. Теперь после мытья девушка долго возилась с похожей на лыковое мочало шевелюрой, оставляя на расческе целые пряди с раздвоенными концами.
   - Надо стричься, Маруся, - констатировала мама. И добавила, - жалко, конечно, но поверь, тебе же будет лучше.
   Перед самым отъездом Маруся, мысленно попрощавшись с детской мечтой о тоненькой девушке с длинной косой, ждущей у тропинки своего всадника, решилась кардинально изменить свою внешность и зашла в городской салон красоты. Бойкий мужчина-парикмахер, заглянув в отраженные в зеркале девичьи глаза, сказал:
  -- Ну, что ж, красавица моя, стиль сафари уходит постепенно в прошлое, в моду входит ретро. Вам очень пойдет романтичный образ кокетливой барышни 30-40х годов. Высокие плечи, платье с широкой юбкой - миди, летящий шифоновый шарф, маленькая шляпка и стрижка "каре".
  -- Отпад! - мрачно сказала Маруся. И мастер защелкал острыми ножницами, роняя любовно отращиваемые длинные пряди на линолеум.
  -- Отпад! - удивленно повторила Маруся, взглянув на вполне современную девушку, которая задорно смотрела на нее из зеркала.
  -- Вам очень пошел бы темный цвет волос, - мужчина задумчиво посмотрел на произведение своего искусства, - Совсем черный я не советую, хотя, если покрасить в тот же цвет брови...
  -- Я подумаю, - пообещала девушка, решившая, что торопиться с превращением не стоит. И что пока нужно привыкнуть к этому, совершенно новому для нее, образу, тем более, что ее гардеробчик, действительно, требовал обновления, о чем надо бы как-то намекнуть родителям.
   Но мама, увидев преобразившуюся за несколько часов дочь, сама начала разговор о необходимости новых нарядов. Дочка на выданье возвращается в столичный город, конечно же, она должна выглядеть не хуже других, чтобы никто не подумал...
   - Вы самые клевые родители! - проникновенно произнесла Маруся, целуя родных на прощанье.
   "Клёвые родители" польщенно улыбнулись, хотя, конечно, им не совсем нравился новый лексикон дочери, называвшей институт школой, а Ленинград Питером и пересыпавшей речь словечками "халява", "стебово", "рюхать" и разнообразными производными от этих то ли наречий, то ли имен существительных.
   - Береги себя, детка, - говорили они, по очереди обнимая дочь, которая уже нетерпеливо переминалась у зала отправления, - пиши почаще и обязательно звони.
  -- Конечно, мам. Конечно, пап, - соглашалась Маруся, поглядывая на часы. Посадку на самолет объявили двадцать минут назад, и с той поры мысленно она была уже в пути, мечтая о том, как ахнут девчонки, увидев ее преображение.
   Она промечтала все время полета, очнувшись только в автобусе N 39, который вез ее из аэропорта к метро "Московская". Снова она почувствовала то самое волнение, впервые испытанное в детстве, подъезжая к памятнику на Площади Победы, за форму стеллы цинично именуемому в народе "стамеской". "Это мой город", - снова, как когда-то в детстве, подумала Маруся.
   Суетливая толпа, толкающая друг друга необъятными сумками и неподъемными чемоданами, увлекла девушку в подземелье метро. Кинув в щель турникета заготовленный еще перед отъездом пятак, она подошла к ленте эскалатора, у которой робко мешкали приезжие, опасаясь не удержаться на ногах на движущейся дорожке. Маруся, гордо усмехнувшись, спокойно сделала шаг на ступеньку, вспомнив свои детские страхи, когда она, десятилетняя, в первый раз должна была наступить на эту быстро бежавшую вниз лестницу. Единственным, что еще до сих пор внушало ей страх, были выдвигающиеся неожиданно решетки турникета. Она не разу не испытывала на себе их удар, но знала о том, что они могут довольно-таки больно стукнуть, а главное, неожиданно, с громким лязгом выскочить из своего убежища.
   Марусе не нравилась Московская ветка метрополитена, потому что станции на ней были преимущественно закрытыми, а значит, безликими, и всю дорогу, на остановках в окно были видны только пыльные стены тоннеля. Нетерпеливо отсчитывая остановки, оставшиеся до перехода, она дождалась станции "Технологический Институт", и, перейдя через подземный вестибюль, с радостью пересела в электричку, идущую по родной Кировско-Выборгской ветке.
   Через минуту замелькала грязноватая "Пушкинская", и в вагон хлынула толпа приехавших в город через Витебский вокзал. Затем не заставил себя долго ждать и мало изученный Марусей вестибюль станции "Владимирская". Когда голос, записанный, наверное, еще во времена детства ее родителей, объявил, что следующая станция "Площадь Восстания", сердечко девушки начало стучать быстрее. На этой станции, украшенной вылепленными на белых оштукатуренных стенах дубовыми венками, студенты бывали часто. Не только днем, когда можно было после (или вместо) занятий приехать, чтобы прогуляться по Невскому, но и вечером. На Московском вокзале продавали очень любимые почти всем общежитием пирожки в форме трубочки. Чаще всего с мясом. Поговаривали, что начинку для них, скорее всего, делают из кошек, крыс и собак, но, тем не менее, именно за этими "тошнотиками" ездили по вечерам, когда столовая студгородка уже закрывалась, а то и раньше. Жилистые котлеты, гордо именуемые шницелем, и жирный суп из столовой вызывали у большинства изжогу еще в процессе абитуры. Серые расплывающиеся макароны, которые не спасал даже острый томатный соус, были способны за полгода довести любого до язвы желудка, а, обнаруженный под толстым слоем панировки сплошной кусок сала в свиной отбивной наводил на мысли о мщении. И студенты, бойко выстраивались в очередь в небольшой киоск за салатами, которые были расставлены на полках, открывающейся с обеих сторон витрины. И пока первые покупатели отвлекали продавщицу перечнем списка ватрушек и булочек, расположенных в другом углу киоска, тарелки с салатами передавались по цепочке на столы, где заседала дружная компания. Экспроприация у экспроприаторов, так называлась подобная операция, не всегда принимала столь грандиозный размах, чаще всего, просто к одному оплаченному воровался дополнительный салат. Ни для кого не было секретом, что среди поваров процветало воровство. Работники столовой расходились в конце дня, сгибаясь под тяжестью сумок, а студенты, угодившие на время трудовой академки в мойщицы и уборщики столовой, делились впечатлениями об их содержимом. Столовую студенты называли по-разному, то просто "Тошниловкой", то рестораном "Голубая вода", что по английски звучало, как "Блю вота". Всеобщим уважением пользовался только молочный буфет, в который часов в пять утра привозили свежие молоко и кефир в бутылках. Помимо этого, там можно было разжиться вареными яйцами, булочками и творогом.
   Серенькую "Чернышевскую" Маруся не жаловала, слишком унылым казался ей этот вестибюль. А белые стены "Площади Ленина", переименованной в станцию Леннона, украшали толстые башенки цвета, который Марусе раньше казался похожим на цвет крепко заваренного чая. И только теперь, после визита в родительский дом, девушка поняла, что ошибалась. Прямоугольные колонны были похожи на фарш для котлет, которые готовила мама. Точно такой же темно-бордовый цвет мясного фарша был разбавлен белыми прожилками сала и хрящей и кусочками лука. Таких котлет в студенческой столовой не делали никогда, и девчонки, нахватавшись первых последствий неустроенного быта и казенной кормежки, быстро перешли на самостоятельную готовку. Сначала они вскладчину покупали только сыр, хлеб, чай, масло и сахар. Но после первых колик, решили увеличить сумму, и не только завтракать, но и ужинать дома.
   За окном вагона замелькали строгие колонны цвета кофе с молоком. Прохладный вестибюль станции "Выборгская" всегда напоминал Марусе готический коридор старинного замка, ведущий в прекрасную бальную залу. И каждый раз, проезжая мимо, она обещала себе, что как-нибудь выйдет на этой станции, чтобы, дождавшись отъезда электропоезда, станцевать в этом пустынном, как ей казалось, помещении что-нибудь вроде менуэта. Но каждый раз, когда за окнами снова начинали мелькать трубы тоннеля, девушка совершенно забывала о своей мечте. Тем более, что через три минуты темноты, поезд вплывал в уютную зелень стен "Лесной"
   "Ну, вот, я и дома," - подумала Маруся, подхватывая сумку с вещами, не замечая, что называет домом не родительскую квартиру, а комнату общежития, которую делила с четырьмя сокурсницами.
   Эйнштейн приветливо улыбнулся старой знакомой со стены общаги, и девушка, подмигнув старику, как родному дедушке, весело застучала каблучками по лестнице.
   В сентябре кроме двух девчонок, с которыми Маруся познакомилась на абитуре, в их комнату поселили еще двух незнакомых первокурсниц, приехавших после окончания вступительных экзаменов в Ленинград из московского ВУЗа, где проходной балл был чуть выше. Обе девушки были из Подмосковья. Ленинград для них был вынужденной необходимостью, они надеялись, что им удастся перевестись после первого семестра обратно в столицу, которая была ближе к отчему дому. Но после зимней сессии, одна из них, Марина, роскошная брюнетка с фигурой, при взгляде на которую впадали в ступор даже девушки, не выдержав экзаменов без родительской опеки и заботы, "вылетела". Но, к сожалению девушек, она решила не уезжать сразу домой, а поступить летом снова, и осталась в общежитии. Ее неуравновешенный характер, нежелание поддерживать порядок в комнате, а, главное, капризные истерики, которые она закатывала девчонкам в ответ на их попытки приучить ее к принятым в маленьком коллективе правилам, начали раздражать всех еще осенью. К зиме истерики участились, и соседки, которым тоже нелегко было привыкать к самостоятельной жизни, объявили красавице бойкот. О чем Марина рассказала всем желающим ее выслушать и пожалеть, а таковых нашлось много. На Марусю и ее соседок по комнате начали смотреть с осуждением, считая их обыкновенными завистливыми стервами, которые третируют несчастную красавицу за популярность у сильного пола. От несправедливых пересудов на кухнях девчонкам было досадно и обидно. Они с нетерпением ждали конца февраля, когда шестой курс, защитив дипломы, покинет общежитие и разъедется по домам и местам распределения. Марина давно объявила, что переедет в комнату старшекурсницы Марты, одной из тех, кто не просто осуждал, а испепелял презрением соседок третируемой красотки. Девушки, забыв о неприятных косых взглядах, в предвкушении разочарования, которое неизбежно должно было постигнуть немку из Поволжья, потирали руки: "Скорее бы!" Наверное, так же чувствовали себя купцы, сбывая с рук негодный, но хорошо сохранившийся, залежалый товар.
   Маруся, узнав о скором переезде Марины, вздохнула с облегчением. Наконец-то утратят силу Маринкины наговоры, из-за которых ей перестали улыбаться, сменив радушное приветствие на сухой кивок, люди, которые ей так нравились. К немке Марте, чей характер, как подозревала Маруся, был не слаще, чем у Маринки, а также к девушкам из комнаты напротив, приходила компания ребят. Они очень весело отмечали вместе все праздники, и вечерами в выходные, а то и в будни гоняли чаи, выходя шумной гурьбой в коридор на совместный перекур в ожидании, пока закипит вода в двух или даже трех чайниках. Когда их вечерние посиделки совпадали с днями Марусиного дежурства по кухне, девушка специально подольше копошилась с приготовлением ужина, прислушиваясь к шуткам, которыми они обменивались друг с другом. Она уже поняла, что они не только учились вместе на одном курсе, но и ездили в один стройотряд. О том, как здорово в стройотрядах Маруся знала от родителей, работавших на стройках в годы студенческой юности. Они нравились ей все: и девушки, и молодые ребята, которые время от времени, заметив интерес, который проявляет к ним худенькая первокурсница, лукаво подмигивали ей. В такие минуты Марусе казалось, что, ее, хоть и не приглашали не разу присоединиться к ним, но тоже негласно приняли в эту компанию. И она мечтала о том, что летом тоже войдет в это особое студенческое братство. Но после ноябрьских праздников дружная компания, весело раскланивающаяся с ней почти всю осень, перестала улыбаться Марусе. Девушки сдержанно здоровались, столкнувшись на кухне, в коридоре же просто не замечали. Ребята сухо кивали, когда она проходила мимо них, курящих у подоконника, чтобы поставить на плиту чайник или вымыть стопку посуды после ужина. И Марусю это ужасно задевало, хотя она старалась не подавать вида. Она смотрела на выступление их команды на факультетском "Дне Физика", болея только за них и сожалея о том, что так неудачно прервалась зарождавшаяся взаимная симпатия.
   Через две недели, после переезда Марины, соседка Маруси, Джамиля, пришла с кухонного дежурства в комнату и торжествующе объявила:
   - Девки, со мной сейчас Корней поздоровался!
   В ответ ей раздалось дружное:
   - Ага! Дошло наконец-то!
   Стройный и курносый блондин с улыбочкой завзятого хитрована Иван Корнеев, которого все звали просто Корнеем, был парнем Марты. Он не сводил со своей подруги глаз, но злые языки поговаривали, что он это делает не только от большой любви, но и ради всеобщей, и в первую очередь, собственной безопасности. Марта была на редкость ревнива. Как она согласилась на переезд к ней столь красивой барышни, которая могла увести у нее суженного, никто не понимал. Хотя Маруся и ее соседки прекрасно знали, что Марина любит поначалу прикидываться маленькой несчастной девочкой, первое время прячущей под этой обаятельной маской каскад своих капризов, который рано или поздно прорвется. Тем не менее, то, что именно терпеливый и снисходительный к женским взбрыкам Корней сделал первый шаг, значило очень много. К концу марта вся компания, большинство из которой Маруся уже знала по именам, снова весело здоровалась с ней. И неторопливый в движениях Корней, и медноволосый балагур Стас, и всегда испытующе смотрящий в глаза собеседнику Сергей Фесенко, и красивый черноглазый Ахмат, напоминающий Марусе величественного азиатского вельможу, то ли калифа, то ли эмира. Глядя на последнего, девушка все время вспоминала свои детские мечты о всаднике на тропинке, но сказочный герой ее грез казался ей не блистающим принцем, а скорее простым, но очень отважным воином. И не азиатом. Тем более, что мудрая бабушка всегда советовала внучке:
   "Маруся, никогда не выходи за инородца. Они не плохие. У них другая культура, другие традиции и обычаи. Тебе будет очень нелегко к ним привыкать. Это не всегда возможно".
   Девочка кивала, не особо задумываясь в те дни о замужестве. И теперь, вспомнив слова любимой бабули, сожалея о том, что не стоит влюбляться в красивого парня, просто улыбалась ему в ответ.
   После шумного карнавала, который устраивали, отмечая День Советской Армии, общительная Джамиля принесла в комнату новость:
  -- Девчонки! Летом на Карельский перешеек поедет ближний стройотряд "Альфа". Командиром будет Корней, а комиссаром - Стас. Девчонок возьмут только восемь штук. Те, кто едет в стройотряд, освобождаются от осеннего колхоза.
  -- А как туда попасть? - спросила Маруся.
  -- Брать будут только самых красивых, - убежденно сказала Джамиля. - В дальние берут только тех, у кого уже есть опыт. Ну и жен основных бойцов. А в ближний - по усмотрению командира и комиссара. Надо подлизаться к Стасу, чтобы взял.
  -- А почему не к Корнею? - удивилась Маруся, но тут же сообразила: "Марта!"
  -- Да ты что?! Марта от тебя камня на камне не оставит, если увидит рядом с Корнеем. Он с ней ссориться не будет, а тебе достанется так, что мало не покажется.
   Подлизываться Маруся не умела. Даже к родителям. Поэтому при первой же возможности, она, улучив момент, когда Стас пришел на кухню ставить чайник, подошла к нему и спросила:
  -- Стас, а правда, что ты будешь комиссаром в стройотряде?
  -- Да, - важно ответил ей медноволосый, просунув, в подражание Ильичу, большой палец в пройму жилетки, сделанной из старой стройотрядовской куртки.
  -- А вы меня возьмете? - без обиняков задала вопрос Маруся.
  -- Конечно, - расцвел Стас, - в мае напишешь заявление. Сейчас рано пока. Еще даже не известно, куда поедем.
  -- Ты не шутишь? - не поверила ему девушка.
  -- Да нет, мы же тебя каждый день видим. Красивая и спокойная по характеру девушка. То, что нам нужно. В самый раз. Так что, заходи после майских к нам.
  -- Ура! - сказала Маруся. Потом, вспомнив, что она договаривалась с Петькой о совместной подготовке к контрольной по теормеху, добавила, - ладно, спасибо, я пойду. У меня контрольная скоро.
   Стас кивнул. А она зашла в комнату за конспектами, а потом спустилась на второй этаж, где жил одногруппник.
  
   Пока они пили чай из щербатых бокалов, доставшихся в наследство от старшего курса, Петька объяснял диффуры, рисуя формулы на грязных листках, вырванных из старой тетради, Маруся слушала объяснения приятеля вполуха, рассеянно думая о предстоящей поездке.
  -- Петь, ты куда летом поедешь? - прервала она объяснения приятеля.
  -- Не знаю, - он почесал плечо, - меня мужики в дальний зовут. А я думаю, не махнуть ли домой, на уборке больше заработать можно, да и родителям помочь нужно. Ты же знаешь, с этого года отменили отсрочку для студентов, так что мы все под ружье пойдем. Я, правда, в следующем году. У меня день рождения летом, поэтому только под осенний призыв подпадаю. И следующим летом как все... ать-два... ать-два.
  -- А меня, кажется, в ближний берут, - задумчиво сказала Маруся.
  -- Здорово, - он опять почесал плечо, на этот раз левое.
  -- Петь, ты что чешешься? У тебя что, блохи?
  -- Да нет, клопы заели. Полночи с ними воевал.
  -- Скоро травить будут, - сообщила Маруся, которой об этом сказала все та же всезнающая Джамиля.
  -- А, бесполезно, - махнул рукой парень, - ну, да, ладно, ты слушаешь или нет?
  -- Ага, - кивнула девушка и постаралась сосредоточиться на его объяснениях.
  
   Маруся очень боялась экзамена по теормеханике, но на удивление сдала его легко. Математика для нее тоже не представляла трудностей, историю КПСС преподавательница зачла "автоматом" всем девушкам из их комнаты, потому что они ходили на все экскурсии, которая та устраивала. На этот раз камнем преткновения стала физика. Мордастый преподаватель долго не принимал у них с Петькой отчет по лабораторной, к которой сам писал методичку, поэтому они не были допущены к экзамену в срок. Была надежда, что у них получиться сдать экзамен вместе с параллельной группой, но краснорожий именно в тот день ассистировал лектору, и, увидев Марусю среди сдававших, он расплылся в злорадной улыбке:
   - Кого я вижу! Мешелева!
   "Фашист!" - подумала девушка и поняла, что зря напрягалась, впихивая в свою бедную голову все эти длинные формулы.
  -- Мамочка! Ты только не сердись, пожалуйста, но, я опять осталась без стипендии, - сообщила она Вере Егоровне, сразу, как только взяла трубку телефона на пункте междугородной связи.
  -- Но ты все сдала? - строго спросила мать.
  -- Да, все, - подтвердила Маруся, - и завтра я еду в стройотряд. Буду деньги зарабатывать.
  -- Смотри там, не надорвись, - затревожилась Вера Егоровна. И начала советовать, - тяжестей не подымай, под грузом не стой, смотри под ноги, а то я знаю тебя... замечтаешься, как обычно...
   Маруся рассеянно слушала мать, время от времени кивая головой, как будто та могла ее видеть и регулярно повторяла:
   - Хорошо, мам. Ладно, мам.
   Когда советы иссякли, она с облегчением сказала:
   - Мамусик, у меня время заканчивается. Я побегу. Поцелуй за меня папу.
   Десять минут закончились, и в трубке раздались гудки. Маруся, вздохнув, положила ее на рычаг. Пора было возвращаться в общежитие и собирать вещи. Обычно после переговоров, на которые студенты общежития приходили целыми стайками, они шли в кинотеатр "Спорт", расположенный как раз напротив. Но на допсессии общежитие быстро опустело, да и в кинотеатре шел фильм, который она уже смотрела дома, когда училась в школе. Клуб студгородка, который все дружно именовали "Лопухами", расшифровывая таким образом аббревиатуру "ЛПИ", был закрыт до осени. Поэтому Маруся решила ехать в стройотряд на следующий день после экзаменов, хотя это была суббота - нерабочий день.
   "Что ж, - подумала она, - зато я смогу спокойно обустроиться на новом месте, осмотреться, познакомиться. Все уехали еще неделю назад, наверное, подружиться успели. Тем более, что многие участвовали в агитбригаде, а я даже в ней не участвовала. А тут еще и опаздываю..."
  
   В конце апреля в "Лопухах" прошел шумный и веселый Фестиваль стройотрядовских агитбригад, на который Маруся пришла в качестве зрителя. С восторгом и легкой завистью она смотрела на ребят на сцене, с которыми ей предстояло провести лето. На фоне благопристойных постановок других отрядов, бесшабашная агитка "Альфы", написанная в духе пародии и маразма, вызывала гомерический хохот зала.
  -- Стас - босяк и пошлый гопник, - важно констатировала Джамиля, вернувшись в комнату общежития после просмотра. И хотя она вместе со всеми смеялась над выступлением, ей больше понравилась агитбригада другого стройотряда, одному из бойцов которого она безуспешно строила глазки. - А эта кривлялка мне вообще не понравилась. Слишком много выпендрежа!
  -- Да я бы не сказала, - живо возразила Маруся, - мне она, наоборот, понравилась. Красивая девушка. И пела здорово.
  -- Она не пела, - отмахнулась Джамиля, - она только на барабане стучала. И вообще была в каждой бочке затычка.
  -- У нее просто талантов много, - рассудительно ответила Маруся.
  -- Наивная ты, Машка, - скептически отозвалась та, - знаю я какие у нее таланты. Они во время репетиций в общаге ночевали. И я даже знаю, с кем, эта фифа...
  -- Ты что там свечку держала? - ехидно перебила ее Маруся и досадливо поморщилась, - мало ли кто где ночует. Мы с тобой здесь ночуем уже год. И тоже иногда засиживаемся с ребятами допоздна.
  -- Не хочешь - не верь, - не могла угомониться Джамиля, - знаю я этих ленинградок. Дома они паиньки, а сюда приезжают, как в бордель. Вон Светка с Ольгой приезжают исключительно за этим...
  -- Они тебе сами докладывали, зачем приезжают, - осведомилась Маруся, - или ты за ними следила?
  -- Маш, да это же все знают, - вдруг вступила в разговор Татьяна.
  -- Ну и пусть знают, а я не хочу. И вообще, я пошла чайник ставить, - отрезала Маруся и, взяв чайник, вышла из комнаты.
   Когда она вернулась с кипятком, неприятная тема была закрыта, потому что Джамиля побежала узнать, не будет ли по поводу Фестиваля дискотеки в комнате отдыха. Маруся была рада, что больше не придется обсуждать девушку, которая так понравилась ей. Черноволосая худощавая ленинградка, так непринужденно чувствовала себя на сцене, как будто на ней родилась. Маруся была застенчивой и всегда смущалась, когда оказывалась в центре внимания, поэтому, разглядывая незнакомую девушку, только восхищалась ее раскрепощенностью.
   Маруся жалела, что не приняла участия в агитбригаде, но разговор, состоявшийся несколько недель назад, лишил ее такой возможности. А придти на репетицию без приглашения девушка попросту не решилась.
   За месяц до Фестиваля Маруся встретила на лестнице Стаса.
  -- Марусь, ты в самодеятельности когда-нибудь участвовала? - спросил он.
  -- Не-ет, - с сожалением протянула она.
  -- А петь умеешь? Или на музыкальных инструментах играть?
  -- У меня со слухом не очень, - созналась Маруся.
  -- Понятно, - подытожил рыжеволосый. И добавил, - мы тут ищем барышню для участия в спектакле на Фестивале стройотрядов. Он в апреле будет. Слышала, наверное.
   Маруся покачала головой и развела руками:
  -- У меня с талантами не густо. Меня даже в танцевальный кружок не взяли, потому что я все время отвлекалась от объяснений преподавательницы.
  -- Бывает, - утешил ее Стас, - а как твоя контрольная?
  -- Написала, - облегченно вздохнула девушка. И встревожено спросила, - а меня из-за этого в стройотряд не возьмут, да?
  -- Ничего страшного, найдем кого-нибудь. Может, среди ленинградок кто-нибудь будет подходящий. То есть подходящая. Так что, не переживай.
   Стас кивнул ей и заторопился наверх по лестнице.
   О том, что подходящая девушка нашлась, Маруся, позабывшая о диалоге, узнала только на Фестивале. "Вот бы подружиться с ней, - думала она, по привычке начиная мечтать, - может, в стройотряде мы познакомимся и даже подружимся? Это было бы здорово!" Она рассматривала ее все время, пока длился спектакль, и представляла, как та здоровается с ней, Марусей, и дружелюбно улыбаясь, протягивает руку. "Интересно, а как ее зовут?" Она хотела об этом спросить у всезнающей Джамили, но реакция той была настолько неожиданно-неприязненной, что Маруся решила отложить знакомство до лета, и самой узнать имя незнакомки.
   Наговоры соседок по комнате на Марусю, выросшую в небольшом городке, а потому привыкшую к всевозможным слухам, не произвели никакого впечатления. Она навсегда запомнила сцену, однажды разыгравшуюся в родительском доме. Как-то за ужином мама оживленно начала рассказывать новость, почерпнутую в своем КБ, о каких-то Ане Васильевой и Петре Симановском. Отец оборвал жену на полуслове:
  -- Вера! Перестань немедленно! Вы там со своими бабами все с ума посходили! Вечно суете нос туда, куда Вас не просят! Живут люди вместе или не живут, какая вам разница?! Я прекрасно знаю Аню. Ей от ваших пересудов тошно уже. Петькина жена из-за этих сплетен ей начала звонить и угрожать. Петька с тех пор, как разговоры ваши начались, на работе до последнего сидит, лишь бы домой не идти, потому что она пилить его начинает. Она вам верит, а ему нет.
  -- Но ведь... - оторопела Вера Егоровна.
  -- Не важно! - отрезал Дмитрий Андреевич. - Запомни, это тебя не касается. Это чужая жизнь. И тебя в нее не приглашали.
   Вот это - "чужая жизнь, в которую тебя не приглашали" - стало уроком и для Веры Егоровны, с тех пор ни разу не обсуждавшей дома подробностей очередной сплетни, и для Маруси, пополнив ее небольшую пока копилку житейской мудрости, в которой уже находилось еще одно правило, гласившее: "Не гуляй там, где живешь и где работаешь". Архаичную бабушкину заповедь: "не давай поцелуя без любви" внучка отвергла еще в детстве, как несовременную, а вот идея о сохранении невинности вплоть до брака ей импонировала, тем более, что в романах о доблестных рыцарях, которые ей понравились больше, чем прочитанные после знакомства в Ленинграде истории о мушкетерах, непорочные дамы всячески восхвалялись. И Маруся, не решаясь спросить об этом напрямую у родителей, считала, что так часто упоминаемая в этих книжках добродетель - это ничто иное, как девственность.
   Вооруженная таким нехитрым багажом жизненных правил, и, убедившись в их истинности в первые же месяцы своей самостоятельной жизни в общежитии, Маруся не позволяла себе заходить в отношениях с молодыми людьми дальше легкого флирта. Ей нравилась эта игра взаимных взглядов и жестов, обмен любезностями и намеками, такими многозначными, многообещающими и в то же время совершенно не обязывающими ни к чему. До сих пор никто из молодых людей, ни в общежитии, ни на лекциях, не поразил ее воображение настолько, чтобы она начала думать о ком-то больше часа - двух. Она наблюдала на дискотеках и на кухнях за целующимися парочками, часто слышала истории о взаимоотношениях очередного нового союза, подробности похождений той или иной персоны, и ей было интересно узнавать о том, как развиваются события и к чему приводят в конце, но очень не хотелось, чтобы ее имя точно так же трепали в разговорах досужие сплетницы, разносящие последние новости по всему общежитию. Поэтому она пресекала все попытки молодых людей, знакомящихся с ней, завести более близкие отношения, чем просто дружеские.
  
   Всю дорогу до стройотряда Маруся представляла себе картину будущего доблестного труда, вспоминая рассказы родителей, в ее воображении смешивались кадры кинохроники о БАМе и фрагменты старых фильмов, вроде "Как закалялась сталь". Молодые полуголые мужские торсы, крепкие руки, сжимающие кирку или молот, белозубые улыбки на правильных плакатных лицах, блестящие каски на головах. И, конечно же, она, Маруся, среди них. В синей новенькой спецовочке с карманом на груди. В легкой светлой косынке, закрывающей волосы, которые все равно непослушно выбиваются из-под нее.
   В стройотряд она приехала после обеда. На территории ПМК стояло несколько вагончиков, рядом с одним развевался флаг с эмблемой "Альфы".
   "Это, наверное, штаб", - догадалась Маруся и, легко взбежав по ступенькам высокого крылечка, постучала в дверь. На стук вышел Иван Корнеев:
  -- О! - сказал он, улыбаясь, - Маруся приехала. А Петька с тобой?
  -- Нет, он завтра прибудет, - ответила девушка.
  -- Ну завтра, так завтра. Так, тебя нужно поселить. Значит, так....
   Через несколько минут объяснений Маруся уже входила в дверь своего вагончика, где на одной из кроватей лежала стопка белья и два пушистых одеяла. Две других койки были заправлены, на тумбочках рядом в беспорядке лежали конфеты, расчески, косметика и прочие женские безделушки. Хозяйки всего этого отсутствовали. Заправив постель, переодевшись в платье, и, разложив часть одежды по полкам тумбочки, Маруся захлопнула замки на чемодане и засунула его под кровать. "Ну, что, - сказала она себе, оглядев свое новое место жительства, - пора идти знакомиться с людьми".
   Она вышла из вагончика и снова увидела командира. На улице кроме него никого не было. "Странно", - подумала она.
  -- Ну, что, - осведомился Иван, - разместилась?
  -- Да.
  -- Вот и славно.
  -- А где все? - спросила в свою очередь Маруся.
  -- На поляне, - ответил Корней. И, увидев, как недоуменно подняла брови девушка, услышав его ответ, он пояснил, - сейчас выйдешь из лагеря, перейдешь через дорогу, увидишь лесок. А за ним полянка. Там Стас устраивает репетиции. Да не бойся, - добавил он, заметив ее растерянность, - туда тропинка ведет. Она одна. Так что не потеряешься.
   Маруся, услышав о тропинке, улыбнулась, вспомнив любимые тропки в лесу рядом с бабушкиным домом в деревне. Она кивнула Ивану:
   - Я не потеряюсь, - и побежала к воротам ПМК.
   Перейдя дорогу, Маруся без труда отыскала тропинку, которая огибала небольшую рощицу и была так хорошо утоптана, что по ней приятно было идти. Солнце просвечивало сквозь ветви деревьев, заставляя девушку время от времени весело щуриться, ветер слегка колыхал листву, донося приятный запах воды. Где-то рядом должен был быть водоем: река или озеро. И Марусе на какой-то момент показалось, что сейчас она обойдет несколько деревьев и выйдет к знакомому дому, где на кухонном столе, как обычно, ее ждут банка парного молока и свежие лепешки. А потом можно будет помчаться к друзьям, вот уже даже слышны их голоса...
   "Куда ты, тропинка, меня привела? Без милой принцессы мне жизнь не мила. Ах, если б, ах, если бы славный король..." - Маруся, пользуясь отсутствием публики, шла, напевая вполголоса любимую песенку и слегка помахивая легкой косынкой. Когда она дошла до пышной березки, за которой, по ее расчетам, лесок должен был закончиться, то вдруг замолчала, потому что ей показалось, что она услышала стук копыт. Да-да, точно. Этот звук она не смогла бы спутать ни с каким другим. Девушка с замирающим сердцем сделала еще пару шагов и вышла на опушку. Взгляду ее открылась вытянутая поляна, по которой навстречу ей верхом на коне, сжимая в руках поводья, мчался всадник... Маруся замерла.
   Конь летел, едва касаясь копытами земли, грива его блестела ярким шелком на солнце, развеваясь на ветру, и точно также сияли растрепанные темные волосы всадника. Это был Он. Тот самый. От неожиданности Маруся зажмурилась. И перестала дышать. Она боялась вздохнуть, открыть глаза и увидеть, что видение ее исчезло. Потому что такого не могло быть! Это случается только в сказках...
   - Не бойтесь, девушка, он смирный, - услышала она мужской голос и распахнула глаза.
   Молодой человек остановил своего скакуна рядом с ней и, улыбнувшись, протянул к ней руку. Такое буквальное воплощение детской мечты казалось ей нереальным, но она уже поняла, что это не мираж, не сон и не ее буйная фантазия. Она взглянула на протянутую к ней руку и восторг ее несколько поугас. Жест у этого наездника был точь-в-точь, как у Медного всадника - повелительный. Девушка выпрямилась и гордо подняла голову:
   - А я и не боюсь, - сказал она, взглянув молодому человеку в глаза. И, обойдя всадника и скакуна, пошла по тропинке к группе ребят, сидевших в нескольких метрах от нее на длинной скамейке у берега озера и весело наблюдавших за ними, и которых она только теперь разглядела.
   Он, увидев свое отражение в огромных голубых глазах, слегка вздрогнул, весь его гордый пыл мгновенно куда-то улетучился. Он понял, что ошибся, приняв эту девушку за простую деревенскую девицу. Эта была больше похожа на принцессу. Просто на ней не было короны. Или была? Мягкие золотистые волосы светились под солнечными лучами, может быть, он просто не увидел маленькой диадемы, венчавшей эту гордо поднятую головку? Молодой человек смотрел ей вслед, а девушка, разглядев Стаса в компании, к которой направлялась, улыбнулась и, приветственно помахав ему рукой, ускорила шаг, сразу забыв о покровительственном тоне того, кто был так похож на ее детскую мечту.
   - Привет всем, - сказала она, подходя к шумной группе.
   - Привет! - вразнобой ответили ей.
   А ее глаза сразу выхватили насмешливый взгляд черноволосой незнакомки, глядящей куда-то за спину Маруси. Девушка оглянулась. Темноволосый парень, тот самый всадник, о встрече с которым она мечтала с самого детства, пересекал полянку, пустив коня легкой рысцой.
   "А-а, так это ее парень, - догадалась Маруся и вздохнула с сожалением, - ну, конечно, раскатала я губу, такой красивый молодой человек не может быть свободным. Конечно же, они встречаются и, наверное, уже давно. Может быть с агитбригады, а может, и еще раньше. Не надо было отказываться, Мария Дмитриевна, от участия в общественной жизни! Так можно все пропустить. Ох, говорила мне мама, что пока я мечтаю, кавалер сбежит, а я ее не слушала. И вот, получите и распишитесь."
  -- Маш, ты давно приехала? - Стас отвлек ее от грустных размышлений о родительском пророчестве.
  -- Да, нет, часа два назад, а что? - отозвалась она.
  -- Одна?
  -- Да. Петька завтра приедет. В общаге пусто, скучно, и я не стала его ждать. А что вы здесь репетируете? - решила она сменить тему.
  -- Вообще-то мы на сегодня уже закончили, так что сейчас обратно собираемся, - сообщил ей комиссар.
  -- Ну, ничего, я, по крайней мере, прогулялась, не слоняться же по лагерю без дела. А что вы все-таки делали? Опять агитбригаду готовите? - не сдавалась Маруся. Медноволосый комиссар, с удовольствием начал ей объяснять, - да ты понимаешь, народу нового много, нужно же знать, кто на что способен. У многих есть таланты, о которых они даже не подозревают. Вот, например, ты сказала, что не умеешь ни петь, ни танцевать, но я так не думаю...
   Он взял девушку под руку, и церемонно повел ее по тропинке. Маруся засмеялась:
  -- Ой, Стас, я начинаю себя чувствовать светской дамой на приеме.
  -- Вот-вот, представь, что ты на балу. И уже придворный оркестр грянул полонез или там еще что-нибудь, и ты чинно подаешь руку своему кавалеру и начинаешь первые движения танца. Помнишь, как в исторических фильмах...
  -- Да, - смеясь, ответила девушка, - там еще танцы такие смешные. И все такие важные...и все так манерно-манерно....
   Она отошла от него на шаг, перекинула косынку через спину и, соорудив из нее что-то вроде легкой накидки на плечи, отвесила ему церемонный поклон. Он в ответ важно надул щеки, и, чинно наклонив голову, протянул руку, которой только что держал ее локоть. Девушка гордо выпрямилась и положила поверх его кисти свои пальцы. Невзирая на недоуменные смешки окружающих, пара церемонно возглавила процессию, лениво двигающуюся обратно в лагерь.
  -- А, кстати, ты знаешь, что мы очень правильно идем? И что под руку раньше не брали, как это показывают у нас в фильмах? - спросил Стас.
  -- Да, знаю, - ответила Маруся, - и в "Войне и Мире" у Бондарчука и в "Анне Карениной" сплошные ляпы по части манер того времени.
  -- Ну, вот, а ты говоришь, что у тебя талантов нет, - сказал комиссар, продолжая все также важно шествовать по тропинке, - еще как есть.
  -- Ну, да, - согласилась девушка, - есть. Я иногда пою, но только когда вокруг нет никого. А иногда пишу стихи. Только я их никому не читаю.
  -- Почему? - удивился Стас.
  -- Они смешные, - смущенно призналась Маруся. И добавила, - и совсем-совсем детские.
  -- Ну-ка, ну-ка, прочти что-нибудь, - заинтересовался парень и замедлил шаг.
  -- Стас, ты сбиваешь танец, - строго сказала она и задумалась. "Зря я призналась, ну да ладно...", - ну, например, вот:
   Мама мне вчера сказала, что сбежит мой суженый,
   Я в ответ рыдать не стала, ведь такой не нужен мне.
   А еще сказала мать, что просплю свиданье я,
   Вновь не стала я рыдать, ну и до свидания.
   Стас захохотал. Маруся повела плечами:
  -- Ну, вот, я же сказала, что они смешные.
  -- А еще, - попросил медноволосый. Глаза его насмешливо блестели, он надеялся, что девушка прочтет еще что-нибудь такое же забавное.
  -- Можно и еще, - разошлась Маруся, - вот, например, такое...
   Я была вчера в лесу,
   Там увидела лису,
   У лисы в лесу нора,
   Я нашла ее вчера.
  -- Маш, я понял, тебе нужно играть роль Красной Шапочки.
  -- Ага, - согласилась девушка, - и я буду волку зубы заговаривать. А еще лучше роль Колобка. Знаешь, бегал такой круглый по лесу и всем зверям свои стихи читал, а они от него прятались, потому что терпеть не могли современную поэзию. Нет, это еще не все! У меня еще такое стихотворение было:
   Я нашла в шкафу пирог,
   Думала, с повидлом.
   Оказалось, с творогом.
   Было мне обидно.
   У нас у бабушки в деревне вечером ребята собирались, частушки пели. Сами сочиняли и пели. Ну и я тоже придумывала всякие.
  -- А матерные? - заинтересовался комиссар.
  -- Ну, тоже пели. Но мне за это дома влетало. Поэтому я старалась не петь.
  -- Но помнишь?
  -- Конечно, а как же, - пожала плечами девушка.
  -- Спой что-нибудь, умоляю...
  -- Ну, Стас, это так неприлично.
  -- Да брось!
  -- Стас, мы уже пришли, я как-нибудь потом, когда публики меньше будет, - пообещала Маруся и, церемонно присев перед комиссаром на глазах у изумленного Корнея, который вышел встретить своих бойцов, сняла пальцы с руки молодого человека и пошла к своему вагончику.
   На крыльце она обернулась и увидела, что темноволосый парень идет под руку с черноглазой девушкой, которая что-то говорит ему, доверительно наклонившись почти к самому уху.
   "Наверное, они счастливы вместе, - с сожалением подумала Маруся, - да уж, я как-то о таком повороте событий не думала, когда представляла себе свою встречу с всадником. Мне всегда казалось, что он всю жизнь должен ждать только меня. Как и я жду только его."
   Девушка помедлила немного, надеясь, что черноглазка окажется ее соседкой, но пара прошла мимо, не обращая на нее никакого внимания. Маруся зашла в вагончик. Следом за ней вошли Кира с Володей - "пара неразлучных канареек", как звали их в общежитии. Эти двое начали встречаться с первого семестра, их постоянно можно было застать целующимися или тихо воркующими где-нибудь на черной лестнице или в неосвещенном углу коридора. Они учились в разных группах, но каждую перемену старались встретиться, чтобы побыть вместе короткий промежуток между занятиями. Странно было, что никто из них еще не перевелся в группу другого. Воркующая пара уселась на кровать напротив Маруси и тихо зашепталась, не обращая внимания на ее присутствие. Девушка вздохнула и, взяв форменную куртку-строевку, вышла из комнаты на улицу. У штабного вагончика на ступеньках, весело комментируя что-то, курили ребята. Рядом на лавочке пристроились девчонки.
  -- Машка, ты что такая грустная? Иди к нам!
  -- Да мне "неразлучники" в соседи попались, - с сокрушением сообщила Маруся, присаживаясь на освобожденный для нее краешек скамейки.
  -- Придется тебе начать курить, - сказал ей Виталик - знакомый по лекциям сокурсник, который сумел-таки добыть справку и отвертеться от армии, по крайней мере, до осеннего призыва, - что еще делать по вечерам, пока семья занимается своими брачными играми?
  -- Да ладно тебе, - шикнули на него, - тебе завидно, что ли?
  -- Да нет, - отмахнулся тот, - я с Вовкой в одной комнате живу. Знаю, каково это. Поселили бы их в одной. Да и дело с концом. А так Машке придется торчать на улице до ночи. Так что, - заключил он насмешливо, - придется тебе начать курить, Машка.
  -- У нас нет столько вагончиков, чтобы их вместе поселить, - нахмурился командир, - а курить девушке незачем. Гадость такую в рот брать! Не женское это дело, - и он затянулся с видимым удовольствием.
   Маруся увидела, что к ним присоединился темноволосый парень и черноглазая девушка.
   "Вместе. Они вместе, - грустно констатировала она, - наверное, они уже давно встречаются".
  -- Маш, ты мне обещала частушки спеть, - напомнил девушке Стас.
  -- Ты что?! - ужаснулась она, - я тебе не обещала.
  -- Обещала-обещала!
  -- Не-ет, Стас, не проси, я при всех это не спою.
  -- А ты слова пропускай. Мы догадаемся.
  -- Нет, это не поможет. Они не только матерные. Они еще и пошлые. Что там в деревне поют, как ты думаешь?
  -- Откуда ж я знаю. Про урожай, наверное. Про надои, там. Про сено...
  -- Ага, про урожай, как же. И про сено особенно, - Маруся хмыкнула и вдруг неожиданно для себя пропела, - я упала с сеновала, зацепилась за ольху..., - вспомнив продолжение, она осеклась, - дальше я петь не буду, сами догадывайтесь.
   Девчонки захихикали. Ребята начали предполагать окончание частушки. А Маруся боялась поднять глаза, чтобы не встретить осуждение во взгляде темноволосого "всадника".
  -- Маш, так нечестно, - сказал Стас, - давай еще что-нибудь, попроще. Так чтобы только слово одно оставалось неразгаданным.
  -- Знаешь, как мне от бабушки досталось однажды, когда она услышала, - сообщила ему Маруся.
  -- А ты не бойся, мы твоей бабушке не скажем, - насмешливо сказала ей черноглазая девушка, - правда же, Стас?
  -- Маш, не сдадим! - поклялся комиссар, - только пой.
  -- Маш, а как там дальше про ольху?
   "И кто меня за язык тянул?! Что он теперь обо мне подумает? - сокрушенно подумала Маруся, - хотя, какая теперь разница?" А вслух сказала:
  -- Ну, про ольху все просто: поднялась и отряхнулась, оказалось, это...пень.
  -- Маш, еще! - попросил Серега Андреев, которого все называли Животом за прожорливость.
  -- Онли фор ю, Сережа, - сказала Маруся, - я миленка зря ждала - комбайнера Васю, за ночью он на кухне съел все мои запасы.
  -- Еще! - потребовали бойцы, вдоволь насмеявшись над смущенным Животом.
  -- А я милку целовал, думал, что здоровая... утром глянул - обомлел: ночь провел с коровою, - Маруся, по обычаю, заведенному в деревне, выдерживала небольшие паузы между первыми и последними строфами частушки, услышав смех, она решилась спеть свою любимую, - мой миленок на коне прискакал в ночи ко мне..., с тех пор не уверена, от кого беременна.
   От дружного хохота вороны, оккупировавшие ближайшее дерево, взмыли с испуганным карканьем вверх.
  -- Рус, это она про тебя, не иначе, - смеясь, сказал темноволосому кто-то из ребят, - ты к ней сегодня так лихо подскакал...
  -- Теперь придется отвечать, боярин, - насмешливо добавила черноглазая девушка, толкнув покрасневшего приятеля локтем в бок.
  -- Я, как, порядочный человек, - сказал темноволосый парень, - если виноват, то женюсь.
  -- Вот так нас наивных ленинградцев и ловят провинциальные красотки, - елейно пропел Жора, облокотившийся о стенку вагончика рядом с певуньей, - девушка сама не знает от кого беременна, но...
   Маруся гневно посмотрела на него:
  -- Не бойся, Жорик, тебе умному это не грозит. Ты лучше всех знаешь, что нужно от тебя девушкам, потому что ленинградская прописка - твое единственное достоинство.
  -- Вот-вот, - ехидно отозвался он, - вы все только об этом и мечтаете...
  -- Не надейся, - жестко отозвалась Марусина сокурсница Ленка, - тебе даже это не поможет.
   С Жориком Маруся регулярно встречалась на лекциях. Он с приятелем часто садился рядом с ней, и под мерную речь лектора говорил:
   - Машка, вот мы вырастем, закончим институт, ты будешь простой секретаршей, а я - доктором наук. Мы будем работать в одном НИИ, ездить к нему одним и тем же трамваем. И представь себе, ты заходишь себе в трамвай, едешь в институт до моей остановки, а потом захожу я, и вагоновожатый салютует мне специально, завидя меня на остановке, а потом, когда я вхожу внутрь салона персонально приветствует меня: "Здравствуйте, Егор Владимирович, счастлив видеть Вас, профессор, в своем трамвае. Как у Вас дела? Я слышал, Вы недавно получили очередную степень?" А я киваю ему. И мне аплодирует все пассажиры, и ты, стоящая сзади тоже аплодируешь, а я спокойно сажусь на освободившееся специально для меня, место и еду до института, а ты трясешься сзади, понимая, какой шанс в жизни тебе представлялся, а ты, глупая....
   Молодой человек разглагольствовал, пытаясь завоевать расположение юной провинциалки, но та с насмешкой глядела на склонное к полноте тело, не поддаваясь ни на чары распускаемого хвоста очередного столичного павлина, ни на радужные перспективы, которые открывались перед нею, его тщетными, но очень живописными, усилиями.
   "Пой, пташечка, пой, - думала в ответ на его разглагольствования Маруся, - ты пытаешься изобразить из себя вальяжного барина, пускающего пыль в глаза перед деревенской барышней-бесприданницей. Тебе кажется, что если ты встанешь передо мной в позу величественного Медного всадника, повелевающего покориться, потому что он - столичный властитель дум, так я сразу и сдамся... Как бы не так".
   Она пропускала обидные речи сокурсника мимо ушей и совершенно не задумывалась об отношениях между полами в разрезе квартирно-прописочного вопроса, хотя наблюдала за некоторыми обитателями общежития, стремящимися во что бы то ни стало закрутить роман с обладателем вожделенной прописки. Как правило, этим отличались старшекурсники, перед которыми уже начинал зависать дамоклов меч распределения. У первокурсников эта забота еще не омрачала лица, они предпочитали наслаждаться свободой, завидуя ленинградцам лишь из-за наличия ванны с горячей водой, доступной в любое время дня и ночи. Но сегодня это нелепое обвинение задело Марусю и как-то по-новому заставило взглянуть на понравившегося ей молодого человека.
   "Да, в детских сказках не было ни слова о прописке и квартире в столице. Он, наверное, тоже так думает. Поэтому так покровительственно сегодня мне сказал: "Не бойтесь, девушка!" Сам-то он ленинградец. И девушка, - Маруся перевела взгляд на брюнетку, - у него ленинградка. Это очень похоже на сословные браки. Только со своими. А вы все остальные - простолюдины и выскочки. Люди не нашего круга, а, значит, второго сорта. И все мои мечты... Не зря мне мама говорила, что я фантазерка и мечтательница. Вот такая она, Маруся Дмитриевна, реальность жизни."
   Легкую перебранку между Ленкой и Жорой закончил призыв на ужин. Вместе со всеми Маруся поплелась к вагончику столовой.
  -- Маш, ты чего пригорюнилась? - услышала девушка и обернулась на голос. За нею следом шел старшекурсник Леха, которого все называли почему-то Бонивуром, - не обращай внимания на всяких дураков, - ободряюще продолжал он, - собака лает, знаешь ли...
  -- А ветер-то носит, - вздохнула она. - Неприятно просто, Леш.
  -- А ты когда дерьмом пахнет, что делаешь? - хитро улыбнулся парень.
  -- Нос зажимаю, - расцвела ответной улыбкой девушка.
  -- Ну, вот и решение! - Бонивур придержал дверь вагончика, пропуская первокурсницу вперед, - прошу, мадмуазель.
  -- Мерси! - кокетливо присела Маруся и, забыв о печальных раздумьях, впорхнула в столовую.
  
   На следующее утро Маруся проснулась рано, голова слегка гудела, а от неприятного вкуса во рту немного мутило. "Какая гадость эта водка! Не буду больше ее пить," - подумала она и повернулась на постели, кровать громко скрипнула, но вопреки опасениям Маруси, ее соседок это не разбудило. Судя по свету, пробивающемуся сквозь серое от пыли окно, вымыть которое мешал кустарник, плотно прижавшийся к стеклу, на улице уже давно сияло солнце. Девушка взглянула на часики: "Ого! Уже почти девять утра! Пора вставать. Наверное, все уже позавтракали. Странно, что никто нас не позвал".
   Она тихонько поднялась на кровати и натянула на тело платье, брошенное ею вчера на железную спинку. Взяв с тумбочки зубную щетку с пастой и перекинув через плечо полотенце, Маруся на цыпочках вышла в коридор. В соседней комнате тоже царила тишина. Было непонятно, девчонки спят или уже давно на улице.
   "Вообще-то, по выходным вроде бы завтрак переносится на десять, - подумала Маруся. а затем, вспомнив прошедшую ночь, полную событий, сообразила, - наверное, все-таки спят. Это я рано ушла спать, а все, наверное, до утра гулеванили..."
   Она вышла на улицу и зажмурилась от яркого солнца.
   "Ух ты! А хорошо сегодня..."
   Умывшись, она заглянула в вагончик-столовую, и, найдя холодный чай и кусок зачерствевшего за ночь хлеба, позавтракала. За это время никто так и не появился ни в столовой, ни на улице, и девушка решила прогуляться до озера, тем более, что дорога ей была уже знакома.
   Выйдя с территории ПМК, она пошла по тропинке мимо рощицы, вспоминая свою вчерашнюю встречу с всадником. У последней березки она остановилась и закрыла глаза, надеясь снова пережить те незабываемые минуты и ни с чем не сравнимые ощущения. Тропинка. Солнце светит сквозь листву. Топот копыт. И вот Он перед ней. Ее всадник. Как Он хорош! Гордая посадка. Темные спутавшиеся на лбу волосы. Серо-зеленые, такие неожиданные для брюнета, глаза смотрят приветливо и ласково. Только на нее...
   Сердце ее снова застучало, а в животе какой-то мягкий клубок начал медленно распускаться, и незнакомый до сих пор трепет постепенно охватывал все ее существо. Вот сейчас всадник протянет ей руку и, подхватив, усадит рядом с собой в седло, и они помчатся в неведомую даль. Но вместо этого перед Марусиными глазами всплыло лицо другой - черноглазой Женьки, его девушки, его подруги. И девушка вспомнила, что вчера пообещала себе больше не думать о Руслане. Потому что у него есть другая. А на чужом несчастье, как говаривала бабушка, своего счастья не построишь. Маруся снова вздохнула и вышла на полянку, устремившись к длинному бревну, которое она вчера приняла за низкую скамью. Она бросила на него полотенце и огляделась. Вокруг не было никого. Минуту или две она боролась с искушением просто раздеться и искупаться нагишом, вспоминая, как два года назад она купалась вместе с мамой и ее коллегами, когда родители взяли ее с собой на сенокос. Но тогда вокруг были взрослые женщины, а сегодня она одна, мало ли кто выйдет из кустов. Она и так вчера отличилась со своими частушками. Вспомнив свое выступление минувшим вечером, Маруся чертыхнулась и пошла к ближайшим кустам, чтобы переодеться в купальник, захваченный по пути к озеру из вагончика, в котором все по-прежнему спали.
   Через пять минут она входила в прохладную воду. "Надо было вчера искупаться, - с сожалением думала она, слегка поеживаясь, - вечером, наверное, вода была, как парное молоко. Вот мы дураки с этим костром. Если бы не эти как бы сектанты, придуманные комиссаром, то я бы не забыла, а так пришлось водку пить. Фу, какая же гадость! - поморщилась она и решительно нырнула, - а-а! Холодно! Ох, нет, вот уже и тепло! Нет, это я правильно придумала. Искупаться после вчерашнего костра с этими глупыми печатями на груди... Самое милое дело!"
   Минут через двадцать Маруся вышла из воды и, слегка обтеревшись маленьким вафельным полотенцем, уселась на бревно, и, подставив тело солнцу, вспомнила подробности вчерашнего вечера.
   Она уже заканчивала свою неравную борьбу со слипшимися макаронами, когда в вагончик неожиданно ввалился Петька. Маруся обрадовалась ему:
  -- Ой, Петька! Ты передумал! - воскликнула она, увидев приятеля, - иди сюда, здесь место свободное!
   Тот кивнул ей:
  -- Сейчас!
   И через пару минут он уже сидел напротив нее, и, водрузив на стол тарелку, деловито по-столовской привычке, тщательно вытирал полой куртки алюминиевую вилку.
  -- Вообще-то у нас все чистое! - неодобрительно прокомментировала его действия ленинградка Анечка.
  -- Извини, у меня привычка такая, - ответил он и на всякий случай соврал для пущей убедительности, - я даже дома вытираю вилку с ложкой.
  -- Петь, я же говорила, что ты там с тоски помрешь, - перебила диалог Маруся.
  -- Да нет, я просто встретил Сашку с Серегой, а они сказали, что я зря пропускаю выходные, - возразил Петр, - мол, это самое интересное в строяке. А сегодня, мол, намечается важное событие...
   Он не успел договорить, потому что как раз в этот момент Стас хлопнул в ладоши и объявил, что после ужина начнется праздник посвящения в бойцы стройотряда. Все оживились. Концерт у вечернего костра - неотъемлемая часть той самой стройотрядовской романтики, о которой им так много рассказывали.
   Но после нескольких песен в лагере появился незнакомый Марусе парень из местных, который начал рассказывать что-то о сектантах, решивших принести в жертву черного кота. Ребята загалдели, а Маруся испугалась, представив, как все сейчас кинутся в драку со страшными мужиками, которые, конечно же, пустят в ход длинные ножи, а то и что-нибудь похуже. С большой неохотой она вышла следом за шумной толпой ребят, стараясь не отстать от всех, потому что в одиночку идти гораздо ужаснее. Но когда она разглядела фигуры "сектантов", закутавшихся в простыни, наподобие ку-клус-клановцев из какого-то старого зарубежного фильма, или нет, они были похожи на персонажей из "Хижины дяди Тома", читанной ею в подростковом возрасте, девушка узнала знакомые голоса, завывавшие из-под капюшонов, и успокоилась. Эти "сектанты" часто встречались ей на общажной кухне, точно также, кутаясь зимой в казенное одеяло, они выходили из комнаты, чтобы поставить на огонь чайник или просто покурить у подоконника. Один из них был тот самый Серега Егоров - Петькин сосед по этажу.
   Новобранцы, узнав о розыгрыше, вздохнули, кто облегченно, кто - разочарованно. И вот уже "сектанты" достали из кустов припрятанный ящик водки, а Иван Корнеев - печать, вырезанную из картошки. Одним из первых к командиру шагнул Руслан. И Маруся загляделась на раскрасневшееся от бега красивое лицо.
  -- Он у тебя первый? - услышал вдруг она голос Женьки.
  -- Кто? - растерялась Маруся.
  -- Стакан, - насмешливо произнесла брюнетка.
   Маруся перевела дух и кивнула. На что Женька протянула ей кусок хлеба и дала несколько советов, которые Маруся пропустила мимо ушей, потому что в голове билась только одна мысль: "Она заметила и, наверное, смеется надо мной." Когда девушка сообразила, что надо было сказать спасибо за предусмотрительно захваченную закуску, черноглазая Женька уже легко опустошала протянутый ей стакан. На самом деле, Маруся уже пробовала водку, и не один раз. Сначала в восьмом классе, а потом и в десятом, на выпускном вечере. Горький вкус и сивушный запах жидкости надолго запомнился ей, поэтому она с содроганием представляла себе, как поднесет стакан к своему рту и сделает глоток. Но к тому времени, когда пришла ее очередь, задорные комментарии уже успевших причаститься были настолько смешными, что Маруся и не заметила, как водка очутилась в ее желудке, и сразу же влажная картофелина прижалась к ее ключице, оставив на память о себе темную отметину. После прыжков через костер, положенных в конце ритуала, закопченные бойцы какое-то время пели песни под гитару, а затем вернулись в лагерь, где в продолжение вечера была объявлена дискотека. Руслан куда-то увел захмелевшую Женьку, Маруся надеялась, что танцы развеют грусть, накатившую на нее, когда она увидела, как он, приобняв подругу, уходит. Спустя полчаса томительного ожидания из стареньких колонок грянула "Life is life", которую вскоре сменила другая бодрая мелодия, а затем зазвучала красивая баллада "Скорпионз", и после минутного замешательства кавалеры шагнули к дамам, Жора наклонился к рядом с ним стоявшей Ленке, а к Марусе подошел Серега Егоров:
  -- Маш, можно?
  -- Да, - кивнула она, не желая обижать парня отказом.
   Сергей прижал ее к себе, и девушка, вдохнув густой запах водочного перегара и мужского пота, пожалела о своем согласии. К концу длинного танца она почувствовала, что к ее горлу подступила тошнота, от которой можно избавиться, только покинув вагончик. И с облегчением вздохнув, Маруся улыбнулась своему партнеру и вышла из "танцзала" на улицу. Свежий ночной ветерок обдул ее разгоряченное тело, она, поежившись, решила пойти и лечь спать, на ходу обещая себе, что не будет больше мечтать о Руслане.
   - Загораешь? - вдруг раздалось за спиной у Маруси.
   Она оглянулась и увидела, что к ней приближается Женька. Маруся приветливо кивнула ей в ответ.
  -- Как вода?
  -- Ничего. Сначала прохладно, а потом привыкаешь, и даже хорошо.
   Брюнетка быстро скинула с себя брюки и стянула футболку. Маруся с любопытством оглядела ее худощавую фигурку.
   "Везет же некоторым, уже загореть успела, - подумала она, не найдя у соперницы изъянов, - а она красивая. Очень красивая. И глаза у нее, оказывается, не черные совсем, а серые. Надо же! У брюнетки не карие, а серые глаза. Поразительно! И у Руслана тоже необычный цвет глаз. Вот это пара!".
   Тем временем, красавица, слегка разбежавшись, с шумным плеском нырнула в воду и спустя несколько секунд, отфыркиваясь, вынырнула в нескольких метрах от берега. Смотреть на далекую темноволосую голову в сияющей от солнца воде было больно, поэтому Маруся закрыла глаза. Но тут же к ней вернулись мысли о Руслане: "Интересно, а почему они не вместе? Может быть, он следом идет, я просто не заметила?" Девушка снова оглянулась, но тропинка была по-прежнему пуста. Решив, что неплохо было бы переменить положение тела, чтобы загар "прилипал" равномерно, она развернулась на бревне, и, вытянув ноги по другую сторону, подставила солнцу лицо.
   Через несколько минут мокрая Женька, не вытираясь, плюхнулась рядом с Марусей на бревно:
   - Ух! Классно!
   Маруся скосила глаза и молча улыбнулась. Но той не терпелось поделиться собственными ощущениями, и она пустилась в воспоминания о вчерашнем вечере. Сначала Маруся отвечала односложно, но когда разговор зашел о Стасе и других бойцах, она оживилась, потому что ей было любопытно сравнить свое впечатление с чьим-то сторонним, тем более не критиканским, как это было принято в их комнате. В отличие от соседок Женька доброжелательно отзывалась о ребятах, с которыми общалась. Ее наблюдения были довольно-таки точными, и очень похожи на Марусины. Маруся слушала рассуждения Женьки и с удивлением отмечала, что та говорит очень просто и как-то естественно, не хихикает постоянно, не жеманится, как это делала та же Джамиля. И не так цинично-опытна, как Маринка, которая больше всего напоминала ей Лушку из "Поднятой целины" Шолохова. Теперь она начинала понимать, почему ребята предпочитают Женькино общество.
  -- А ты почему в Политех поступила? Ты же, вроде бы, не ленинградка, - задала та вопрос Марусе.
  -- Ну, - Маруся замялась, - я хотела заниматься программированием, но не прошла по конкурсу, не добрала баллов на "Примат". Наверное, нужно было в Универ поступать, но я почему-то поехала именно в Политех. Не знаю, почему. Знаешь, - она оживилась, вспомнив, - как-то странно вышло. Приехала на "Политехническую", вышла из метро и увидела здание института, и подумала, что я его где-то видела. А где, не помню. Вроде бы никогда не была. И каждый раз приезжая в школу, все время мучилась от странного ощущения, что где-то когда-то это все уже было, в какой-то другой жизни... А недавно, летом, на сессии, я вдруг поехала в школу не на метро, а на трамвае, и, подъезжая, вдруг вспомнила. Когда мне было десять лет, мама привезла меня в первый раз в Ленинград, город показать, а я сбежала от них с дядькой и отправилась в путешествие по городу, села в трамвай и поехала искать Летний Сад. Смешная была такая, не знала, что он в центре города. И приехала я в Сосновку. Представляешь? А там познакомилась с девочкой. И мы с ней пробегали в парке до вечера...
  -- Это было восемь лет назад? - неожиданно заинтересовалась собеседница.
  -- Да, мне было десять лет, - кивнула девушка.
  -- А ты не помнишь, как звали эту девочку? - спросила ее Женька, глядя на нее блестящими глазами.
  -- Не-ет, - протянула с сожалением Маруся, - помню только, что она показалась мне похожей на пацана, и имя у нее тоже было какое-то мальчишеское...
  -- Может быть, Жека?
  -- Да! точно! А откуда..., - удивилась Маруся и вдруг до нее начало доходить, - не может быть! - она уставилась на смеющуюся Женьку, - нет, это, правда, была ты?!
  -- Ага, - кивнула Женька.
  -- С ума сойти! Ну, нет, это же надо! - Маруся не могла найти слов, чтобы выразить свое удивление и восторг. Оказывается, что с этой девушкой они были знакомы уже столько лет, и вот, встретившись, не узнали друг друга. Бывают же совпадения! Нет, ну, мало того, что вчера она встретила своего всадника, так сегодня еще и эта встреча. И надо же такому случиться, что ее давняя подружка по играм оказалась девушкой ее всадника!
  -- Тебе тогда, наверное, влетело дома, - усмехнулась Женька.
  -- Нет, - улыбнулась Маруся, - мы с матерью встретились на углу Невского и Фонтанки и кинулись друг другу в объятья на глазах у изумленной публики. Наверное, это выглядело очень трогательно. Такая толпа собралась! А дядя Леня ходил вокруг нас и всех успокаивал: успокойтесь, граждане, дочь с матерью друг друга потеряли в большом городе. Они, оказывается, всю ленинградскую милицию на уши поставили, пока мы с тобой играли в мушкетеров, - Маруся вдруг вспомнила, что бабушка долго качала головой и посоветовала матери, рассказывавшей о проишествии, в следующий раз хорошенько выпороть гулену. Но, подумав, не стала рассказывать об этом. Тем более, что старушка никогда бы такого не позволила, она максимум только веником на внучку замахивалась. - Ой, а ты помнишь, ты была дАртаньяном, а я - Констанцией, и ты меня спасала от всяких онанистов? Ой, кстати, ты представляешь, я этим летом сессию сдавала, на экзамене отпросилась и вышла на черную лестницу в конспекте посмотреть формулу. Сижу, листаю судорожно, ищу... и тут сверху спускается такой хмырь со спущенными штанами, лицо мученическое: девушка, отдайся! А я ему: уйди, идиот, не до тебя, у меня экзамен по матану! Представляешь?!
  -- Не-ет, - протянула Женька, - мне они только в Сосновке попадались, а чтоб в институте...
  -- Среди бела дня. Представь: полдень, вовсю солнце светит. И тут это чудо с членом наперевес...
  -- Это кто это на тебя с членом наперевес, Машка?
   Девушки оглянулись на голос и увидели заспанного Бонивура, который подходил к ним по тропинке, и услышал последние Марусины слова.
  -- Ой, Леха, ты нас напугал! - весело отмахнулась Маруся, - это ко мне на сессии в институте мужик пристал, пока я пыталась в конспекте нужную формулу найти.
  -- А мы вас найти не можем, там уже все позавтракали, между прочим, - сообщил парень, и, повернувшись к ним спиной, стал стаскивать с себя брюки.
   Следом за ним к бревну подошел Серега Егоров, и, окинув оценивающим мужским взглядом двух девушек, слегка прикрытых узкими лоскутами-купальниками, облизнулся и по обыкновению почесал живот:
  -- Как водичка, барышни?
  -- Мокрая, - отрезала Женька, которой не понравился его взгляд.
   Маруся вспомнила вчерашний запах от бывшего партнера по танцу и отогнала мысль о том, что неплохо было бы повторить купание. Она взглянула на подругу:
  -- Может быть, пойти поесть? До обеда долго ждать придется, а я проголодалась? А потом можно и вернуться, как ты думаешь?
   Женька кивнула. И девушки поднялись с бревна.
  -- Посмотрел, как рубль отнял. Какой он все-таки неприятный, этот Серега, - сказала Маруся, когда они отошли от ребят на приличное расстояние.
  -- Самец, - пожала плечами Женька, - они все такие...
  -- Ну не скажи, - не согласилась Маруся, - не все.
  -- Да, - согласилась Женька, - некоторые управляют своим желанием. Но в большинстве все-таки желания управляют ими. Вот и вся разница.
   Маруся хотела возразить, что по ее мнению, у некоторых при взгляде на женщину возникает одно только желание, а для других это не главное, но тут они услышали смех и навстречу им вышла целая группа бойцов, спешащих к озеру:
   - Девчонки, а вот и вы! А мы вас ищем! Бегите скорее завтракать!
   Но после завтрака Женька куда-то пропала, а Маруся, посмотрев на часы, решила не возвращаться на озеро. Солнце было в самом зените, и девушка хорошо знала, чем заканчиваются для ее нежной кожи солнечные ванны в это время. К тому же, выйдя из вагончика, она встретила Стаса, отдыхающего на лавочке в тени, который, судя по всему, тоже избегал солнцепека.
   "Ну, да, конечно, - сообразила Маруся, - у рыжих кожа на солнце сгорает быстро".
   Комиссар, увидев ее, приветственно замахал рукой:
   - Маш, иди сюда!
   Когда она присела рядом с ним на скамейку, он сообщил, что Корней поручил ему ознакомить ее с некоторыми правилами, касающимися дежурства по кухне. Маруся выслушала краткий перечень обязанностей и узнала даты своего дежурства. По вечерам девушке должны были помогать двое ребят, которым поручили таскать воду и мыть посуду после ужина. Так как Маруся приехала вместе с Петькой, то его и назначили к ней в помощники, а в напарники к нему попал Кирюха, тоже первокурсник, и так же, как и они, приехавший позже остальных ребят. Девушка не возражала.
  
  
   Глава 4. Как становятся ...
   ....влюбленными.
  
   Лекция по истории партии подходила к концу. Сейчас заголосит звонок, преподавательница соберет свои записи в портфель, беззвучно попрощается и уйдет. И Женя, наконец, будет свободна. Сегодня, в этот солнечный мартовский день, когда хочется гулять по мокрым от тающего снега ленинградским улицам, а не сидеть в холодной аудитории, любуясь квелой и скучной Рыбой, Женина очередь присутствовать на лекции и отметиться в листке посещений. Записывать, что вещает Рыба, все равно невозможно. Эти лекции читаются всему курсу в огромной аудитории с партами, расположенными в виде амфитеатра, и на третьем-четвертом ряду уже ничего не слышно. Видно только, как преподавательница беззвучно открывает рот. Отсюда и ее прозвище. В общем, Рыба тетка вполне нормальная, студентов понапрасну не мучает, и всем, кто исправно посещал лекции, обещала поставить "пятерки" "автоматом". А чтобы определить этих счастливцев, она и придумала свой листок посещений. И ее мало волнует, что фамилий в этом листке раза в два больше, чем студиозусов, сидящих в аудитории. Одно неприятно, свою бумажку она может посылать по рядам в любой момент лекции. Вот и приходиться Жене с Валей по очереди на них ходить.
   Валя во время лекций делает домашнее задание по вышке, а Жене лень лишний раз напрягать мозги, и она рисует картинки. Многосерийные приключения дворовой хрюшки Матильды. То свинюшка едет в спортлагерь, то в турпоход, то просто идет по магазинам. Когда лекция заканчивается, шедевр безжалостно разрывается в клочки и оказывается в урне.
   В сегодняшней серии Матильда едет в стройотряд. Женя старательно вырисовывала хрюшкину строевку с эмблемами - эта зеленая рубашка последнее время стала Жениной голубой мечтой. В феврале на факультете начался набор в стройотряды, на стендах появились красочные плакаты, а в аудитории первокурсников в перерывах между лекциями заглядывали мужественно-романтичные парни в зеленых или голубых куртках, обшитых эмблемами, и рассказывали о прелестях стройотрядовской жизни. Вот только была одна проблема - мальчишек брали в эти отряды всех подряд, а девчонок - за особые заслуги. И Жене с Валей срочно надо было что-то делать, чтобы заиметь эти самые заслуги.
   Для начала надо было записаться в один из стройотрядов. И сегодня после лекции девушки собирались поехать в общежитие и заполнить анкету будущего стройотрядовца. Женя здорово волновалась. А вдруг они не понравятся командиру отряда? И он откажется взять у них заявление. Это будет крах всех надежд. И о песнях у костра и бессонных ночах можно будет позабыть навсегда. Первый раз в отряд берут только первокурсниц. И вместо стройки целых четыре года будет колхоз с удобствами в сарае и водой в колодце в соседней деревне. Правда, всего в течение тридцати дней, но лучше два месяца что-то строить, чем месяц копаться в земле. В этом Женя с Валей были единодушны.
   Звонок, наконец, прозвенел, и Женя пошла к выходу из аудитории. У самых дверей ее нагнала стройная блондинка со стрижкой "каре" и голубыми, как весеннее небо, глазами. Женя иногда видела ее на общекурсовых лекциях, и лицо этой девушки казалось ей смутно знакомым. Где-то она уже видела эти глаза-озера. Но где? Женя не могла вспомнить. Голубоглазка проскальзывала мимо нее, не здороваясь, как будто они совсем не были знакомы. Хотя, скорее всего, она, действительно не узнавала Женю. На их курсе было почти триста человек, и запомнить всех, встречаясь три-четыре раза в месяц, было невозможно. Сама Женя запомнила эту блондинку только из-за смутного беспокойства, которое она вызывала в Жениной душе.
   Валя сидела в холле здания с лицом святого мученика.
   - Где ты шляешься? Уже весь курс прошел, вечно ты в конце плетешься, - заворчала она, - думаешь, одни мы хотим в строяк записаться? Из-за твоей нерасторопности нам придется в очереди стоять.
   - Будешь ворчать, я в другой строяк запишусь, - оборвала ее Женя.
   Валя замолчала, надувшись. И до самой общаги не вымолвила ни слова.
   Прием заявлений в стройотряд шел полным ходом. Около комнаты, где жили командир и мастер отряда, шумела очередь из первокурсников, выбравших именно "Альфу". И среди них было немало девчонок. Они смотрели на конкуренток с ревностью и презрением. Каждая считала именно себя самой достойной зеленой куртки. И, естественно, это превосходство высказывалось подружкам в самых резких выражениях. От критических замечаний в их адрес Валя разнервничалась и уже готова была уйти. Женя стояла молча. Долгие годы в гандбольной секции приучили ее к такой моральной борьбе. И она даже научилась не отвечать той же монетой. Потому что с ее точки зрения это было грубым и некрасивым. Может быть, даже не совсем женским. Женя всегда дружила только с мальчиками, и в общении с ними усвоила, что девочка должна быть нежной и мягкой. И когда, в один прекрасный день, она поняла, что принадлежит к женскому полу, от ее детской резкости не осталось и следа. Грубые выражения исчезли из ее лексикона, как будто их и не было. Это было похоже на змеиную линьку. Хотя, может быть, кто-нибудь предпочел бы сравнение с гусеницей и бабочкой. Но сама Женя считала произошедшие с ней метаморфозы именно линькой. Она ведь какой была, такой и осталась. Изменилась только ее шкура. И крепкие словечки, к которым она привыкла сызмальства, нередко слетали с ее губ, когда она была одна.
   Наконец, очередь дошла и до Вали с Женей. Они вошли в комнату. Командир, Иван Корнеев, или просто Корней, невысокий блондин со светлыми глазами и ироничной усмешкой на губах, поморщился:
   - Опять девчонки, - не стеснясь, бросил он сидящему рядом мастеру Паше Черепанову по прозвищу Череп - рыжему амбалу в строевке с теми же эмблемами, что и у него, - имейте в виду, дамы, у нас всего девять мест для девушек, и нам кажется, что они уже заняты.
   - А вы посмотрите получше, - не растерявшись, ответила Женя.
   - Да? А что вы умеете? - поинтересовался командир.
   - А что надо?
   - Красить, штукатурить, варить обед, петь, танцевать, играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, - мрачно перечислил амбал.
   - Ну, со штукатуркой проблема, а остальное - пожалуйста. Если хотите, можем прямо сейчас вам что-нибудь покрасить, - нахально глядя командиру в глаза, ответила за себя и за подругу Женя. А Валя испуганно вздрогнула.
   - Бойкая девочка, - констатировал мастер.
   - Да, даже очень, - ухмыльнулся командир, и обратился к девушкам, - красить не надо, лучше спойте.
   - И что вам спеть?
   - Ну, - ребята переглянулись, - ну... что-нибудь душевное.
   - Гитара есть?
   Командир встал, вынес из-за ширмы старенькую обшарпанную страшилку и подал Жене. Она уселась на его место, изумлено поднявшего при виде такой наглости одну бровь, попробовала инструмент, подтянула струны и запела:
   Лица стерты, краски тусклы,
   То ли люди, то ли куклы,
   Взгляд похож на взгляд,
   А тень на тень...
   Это была ее любимая песня. Аккорды ей показал в спортлагере их тренер Виктор Витальевич, влюбленный в творчество "Машины времени" еще с середины семидесятых, когда записи группы можно было получить только из-под полы и ужасного качества.
   Когда песня закончилась, молодые люди демонстративно зааплодировали.
   - Браво, браво! Так и быть, тебя мы возьмем, но чтобы доказать свою нужность отряду, ты будешь участвовать в постановке нашей агитбригады.
   Женя кивнула:
   - Хорошо, поучаствую.
   - А ты что умеешь? - обратился командир к Вале.
   Она покраснела и выскочила из комнаты. Женя рассердилась.
   - Она умеет то же, что и я, только она стесняется.
   - А нам стеснительные не нужны, - сказал командир.
   - Да? Если ее не возьмете, то и я уйду.
   Рыжий амбал мрачно заметил:
   - Экая ты шустрая, еще сама на птичьих правах, а уже шантажируешь.
   Женя пожала плечами. А молодые люди задумались. Они сверлили друг друга глазами, прикидывая варианты, и после пары минут мысленного диалога командир повернулся к Жене:
   - Ладно, пусть твоя подруга тоже в агитбригаде участвует. Там посмотрим.
  
   Валя выдержала месяц. А потом, с претензией глядя на Женю, выдала:
   - Из-за этой дурацкой агитбригады мы сессию завалим. Я уже пару на контрольной по линейке получила. Придется на зачетной неделе пересдавать. Так что, ты как хочешь, а я завязываю.
   - А я нет, - ответила подруге Женя.
   Ей нравилась такая жизнь - суматошная, с полным отсутствием свободного времени, когда утром она из общежития бежала домой, завтракала, принимала душ после ночи в пыльной учебке, потом ехала на лекции, потом снова домой обедать и делать домашнее задание к завтрашним семинарам и лабам, а вечером возвращалась в общагу на репетицию, которая заканчивалась далеко за полночь. Остаток ночи ленинградские агитбригадовцы либо травили анекдоты, либо спали на широких партах учебки.
   Женя похудела, под глазами у нее появились черные тени, но контрольные она сдавала во время и двоек не получала. В отличие от Вали, которая была менее способной, и за пару часов между лекциями и репетицией не успевала решить и половины домашнего задания. Последнее время в глазах подруги Женя замечала огоньки черной зависти. И это почти огорчало ее. Огорчало, потому что все-таки в течение этого года она привыкла к Вале. А почти, потому что у нее появились новые друзья-агитбригадовцы, веселые, талантливые, заводные, легкие на подъем и всегда готовые к шуткам и розыгрышам. Они были ей гораздо ближе, чем занудная и правильная подружка. Женя не задумывалась о том, что менять подруг, как перчатки, не очень красиво. И что дружбу надо беречь. Она выросла, похорошела, перестала напоминать мальчишку, но по-прежнему предпочитала жить по принципу "Делай то, что тебе нравится". Ей было интересно учиться, решать трудные задачки, разбирать заумные лекции преподавателей вышки, физики и линейной алгебры, и она с удовольствием все это делала. Агитбригада тоже увлекла ее, и хотя физически было очень тяжело почти не спать, работать по восемнадцать часов в сутки, метаться между домом, Политехом и общагой, Женя не обращала на это внимания. Ее энергии вполне хватало на все. И даже на кокетство с симпатичными агитбригадовцами.
  
   Из маленького существа непонятного пола выросла симпатичная девушка. Высокая, стройная, спортивная. Черные волосы по-прежнему были жесткими и непослушными, но именно поэтому модная короткая стрижка смотрелась на Жене особенно стильно. Аккуратно нарисованные стрелки и удлиняющая тушь подчеркивали красоту серых глаз, а розовая жемчужная помада придавала лицу какое-то загадочное свечение. И, хотя стиль Жениной одежды нельзя было назвать женственным - верная своей детской клятве, она носила свободные брюки со складками у пояса, белоснежные блузки-рубашки с разноцветными мужскими галстуками, жилеты и туфли на ортопедическом каблуке - никто уже не путал ее с мальчиком. Даже маразматические старушки в транспорте. А уж молодые люди и подавно. Они вились вокруг Жени, как осы над сиропом. Некоторые были весьма опасны. Она видела в их глазах нескрываемое желание овладеть ею, может быть даже против ее воли. Они раздевали ее глазами, иногда пытались ущипнуть пониже спины или облапать за грудь, а девушка отвечала им столь же откровенным презрением и, не задумываясь, била по шаловливым ручкам. Она прекрасно знала, что нужно мужчине от женщины.
   В той стране, где не приято было разговаривать о сексе, Женю научил этому ее тренер Виктор Витальевич. Он не просто показывал девушке гитарные аккорды. Во время уроков, когда она садилась около него, и когда рядом не было ее подруг по секции, он как будто случайно прикасался к ее груди, поправляя постановку пальцев, прижимался своим горячим бедром к ее бедру, обнимал ее за талию и смотрел на нее мутно-потусторонним взглядом. Виктор Витальевич не был груб или навязчив. Когда Женя стала превращаться в девушку, он влюбился в нее странной любовью зрелого мужчины к расцветающей женщине. И даже дал девочке почитать самиздатовскую "Лолиту", затертую почти до дыр, чтобы предмет его обожания лучше понял его чувства. Результат знакомства с набоковским шедевром был прямо противоположным тому, которого добивался Виктор Витальевич.
   Женя отчаянно влюбилась в главную героиню. И когда выпадала свободная минутка, забивалась куда-нибудь в укромный уголок и мечтала. Лолита, нежная, юная, пусть и не очень "правильная", но такая живая, стала главной героиней Жениных грез, которые почти повторяли сцены из книжки, но на месте мерзкого педофила была Женя. А Гумберта она, естественно, возненавидела лютой ненавистью. И с детской непосредственностью перенесла свои чувства на беднягу-тренера. Но показывать свое новое отношение к Виктору Витальевичу девочка не спешила. В ней проснулся интерес исследователя. Взрослые никогда не обсуждали с ней отношения между мужчинами и женщинами, и Жене захотелось узнать о них побольше. Но не из книг, а на собственном опыте, которому она доверяла больше, чем бумаге. Девочка видела, как Виктор Витальевич реагирует на ее близость, но изображала наивную дурочку, которая не понимает таких прозрачных намеков, как подсунутая книжка, и не замечает сексуальных домогательств тренера. Она внимательно наблюдала за его как будто случайными ласками. И за его реакцией на ее тело. На ее провокационные позы, "нечаянно" задирающиеся футболки и выглядывающие из штанов трусики. С садистским ехидством Женя следила, как заливается краской лицо тренера, как он нервно облизывает губы и забывает, что хотел сказать. И как у него в штанах просыпается и становится твердым и упругим загадочный отросток - царь и бог любого мужчины - тот самый, который обозначают словом из трех букв, которым, по маминым словам, мужчины писают, и который, по Жениным наблюдениям, начисто лишает даже самых сильных и умных способности здраво рассуждать и отвечать за свои поступки.
   Но от урока к уроку прикосновения тренера все больше и больше раздражали Женю. Помимо ее воли они возбуждали в ней странные чувства. Ее тело реагировало на них совсем не так, как разум. Под тканью лифчика соски становились твердыми, а внизу живота появлялась странная тяжесть. Раньше такая тяжесть возникала у нее после снов с участием Оли Смирновой или Кати Стрельниковой, сменившей Олю, когда Женя была в седьмом классе.
   У Оли начала расти грудь, вытянулся нос, на лбу появились прыщи, а волосы стали сальными и тусклыми, и Женя нашла себе новую любовь - второклассницу Катю, крохотную блондинку с ярко-зелеными глазами. Днем Женя наблюдала за своей фавориткой, а по ночам ей снились обнаженные девчоночьи тела, худенькие, беленькие, безгрудые и безволосые. И она прикасалась к ним, гладила их тонкую теплую кожу, и ей было больно и сладко.
   Естественно, Женя никому и никогда не рассказывала о своих фантазиях. Ни приятелям-мушкетерам, с которыми она раздружилась в конце пятого класса, когда мушкетерская романтика стала ей неинтересна, ни своим друзьям по гандбольной секции - Мишке и Сереже, ни маме. Каким-то чутьем она понимала, что в этих фантазиях есть что-то неправильное, то, что будет не просто осмеяно, а гневно осуждено, если предать их гласности.
   А с Виктором Витальевичем Женя поняла, что это запретное сладкое удовольствие можно испытывать и в обществе мужчин. Она с брезгливым интересом разглядывала его тело, когда он выходил утром на зарядку. Ее тренер был красивым мужчиной. Большинство девчонок в секции сохли от любви к нему, и завидовали Жене, когда он стал учить ее игре на гитаре во время двухмесячного заточения в спортлагере в Карпатах. Женя их не понимала. Рельефы его мышц, широкие плечи, большие ступни, чисто мужская красота лица, густая растительность на ногах, животе и груди бесили ее. От одного взгляда на это торжество мужских гормонов тошнота подкатывала к горлу девочки, и она едва сдерживалась, чтобы не накричать на тренера. Но любопытство побеждало отвращение, и девочка снова шла на урок гитары и снова терпела его ласки.
   За день до возвращения домой Виктор Витальевич стал ее любовником. Женя стоически вытерпела все до конца. В какой-то момент ей даже было приятно. И боли, о которой твердили все девчонки в секции - некоторые с облегчением прошедшего, большинство с ужасом ожидания - она не почувствовала. И никакой крови не было. Этот факт вызвал у тренера презрительное удивление.
   - Так ты уже не девочка! Что ж ты недотрогу-то из себя строила?
   Женя окинула "учителя" холодным взглядом, а потом, решив, что женская мягкость в данной ситуации неуместна, констатировала:
   - Ну ты и мудак.
   Он разозлился:
   - Сучка.
   Женя молча схватила одежду и выскочила из комнаты тренера. Виктор Витальевич попытался ее удержать, но ей до двери было ближе, чем ему, а выходить в коридор в костюме Адама горе-любовничек не решился. Женя быстренько натянула треники и футболку, засунула нижнее белье в карман штанов и выбежала из тренерского корпуса.
   На улице было тихо и тепло. Запахи ночных цветов, тихий шелест крон деревьев, огромные звезды в темном небе быстро вернули Жене обычное веселое настроение.
   - Ничего особенного в этом сексе нет. И пахнет противно. Нет, замуж я, пожалуй, не пойду. Жить с мужчиной и терпеть это каждый день? Это не для меня.
   Женя не сожалела о случившемся. Она переспала с Виктором Витальевичем из любопытства. Теперь она знает, что происходит между мужчинами и женщинами. Цель достигнута. О чем же жалеть?
   Через пять минут Женя подошла к небольшому озерцу. Купаться в нем было строго запрещено, но теперь это было не важно. Завтра вечером их группа все равно едет домой, а осенью в секцию девочка решила не возвращаться. Она прекрасно понимала, что теперь у нее с Виктором Витальевичем будут совсем другие отношения.
   Женя сняла одежду и вошла в озеро. Теплая вода приятно обволакивала тело, щекотала грудь и низ живота... Карпатский лагерь запомнился девочке именно этим ночным купанием. И еще "Лолитой". А подробности ночи "любви" с тренером быстро выветрились из памяти, оставив после себя неприятное "послевкусие". И в глазах мужчин Женя теперь легко распознавала "тренерский синдром".
   В то лето Жене было всего четырнадцать, и эта история надолго отбила у нее желание кокетничать с мальчиками. Она не понимала, что поспешила сорвать все покровы с отношений между мужчинами и женщинами, что надо было подождать, что любовь - это не только секс, и в результате первая влюбленность обошла ее стороной. Ее одноклассницы сходили с ума от любви, сочиняли стихи и пели грустные песни, а Женя морщила носик и презрительно фыркала, когда ее приглашали на свидание. Но к восемнадцати годам противный осадок после первой ночи несколько подзабылся, желание нравиться мальчишкам постепенно взяло верх над скепсисом, и Женя стала отчаянной кокеткой, не упускающей возможности отточить свое мастерство. К тому же она, в отличие от многих ее ровесниц, четко знала, что самое чувствительное место у мужчин находиться в брюках, и лихо этим пользовалась. Ухитряясь, впрочем, не доводить дело до насилия.
  
   В агитбригаде были в основном мальчишки, и Женя, естественно, не могла упустить такой шанс. Хотя флиртовала девушка далеко не со всеми. Среди агитбригадовцев были разные ребята. Одни сразу же понравились Жене, как Коля Стасов - руководитель агитбригады, рыжеватый веснушчатый парень с широкой и плутоватой физиономией, или ленинградец Руслан Морозов, высокий шатен с болотно-зелеными глазами, немного надменный, но, в общем, веселый и общительный, или очаровательный, по-детски непосредственный Леха Кротов. С ними Женя была мила и приветлива. Других девушка возненавидела с первой встречи. За похотливые взгляды, двусмысленные шутки и слишком длинные руки. Эти скоро поняли, что у нее хорошая реакция и поставленный удар.
   Душой и автором всех постановок агитбригады был комиссар отряда Коля Стасов, которого все называли просто Стас. Он заканчивал третий курс и казался Жене взрослым и опытным. К тому же Стас умел самую простую историю превратить в комическое представление, и ребята частенько подбивали его на длинные рассказы о его весьма бурном прошлом. Это значительно удлиняло репетиции, но и делало их гораздо веселее. Со Стасом у Жени сразу же установились иронично-уважительные отношения. Девушка восхищалась талантом молодого человека, а он смотрел на нее снизу вверх (его рост был едва метр шестьдесят) с забавным уважением маленького мужчины к высокой и красивой женщине. Они иронизировали друг над другом, но Стас все лучшие роли отдавал именно Жене, а она хоть и огрызалась шутливо на его замечания, но всегда принимала их к сведению.
   Леха Кротов имел в агитбригаде амплуа Иванушки-дурачка, недалекого, но доброго. Женя была очень удивлена, когда в конце июня узнала, что Леха дошел до четвертого курса без единой тройки. На их факультете это было под силу только очень умным ребятам. Но, как ни странно, Леха не был заучкой и занудой. Наоборот, это был редкий хулиган со склонностью к опасным забавам. У него даже была судимость. Условная. За глупую кражу "на спор". Причем, под суд он пошел один, без своих приятелей, которые подбили его на рискованную шутку. Они не признались в своем участии в воровстве, а он их не выдал. Когда репетиция заканчивалась Бонивур (такое прозвище Леха получил за свое партизанское молчание на суде), в отличие от других общажных агитбригадовцев не уходил к себе в комнату, а оставался с ленинградцами в учебке, и они вели длинные беседы "за жизнь". О нравах в провинциальных городках и столицах, о характерах преподов, о будущей работе, о любви и дружбе, о международном положении и кризисе социализма, о... В общем, темы были неисчерпаемы, как сам Бонивур. И Женя с удовольствием слушала его рассуждения и даже с ним спорила. И все их споры, несмотря на различие мнений и горячность участников, заканчивались вполне мирно. Поссориться с Лехой было практически невозможно.
   Но самым задушевным приятелем Жени стал Руслан Морозов. Он был коренным ленинградцем из семьи с дворянскими корнями и старинными традициями. По утрам после репетиции Руслан провожал Женю - единственную в агитбригаде (после ухода Вали) ленинградскую девушку до ее дома на окраине, а сам потом ехал к себе на Чернышевскую. Женины доводы о том, что по утрам ездить совершенно не опасно, все бандиты уже устали и спят, совершенно его не впечатляли, и он с невозмутимостью английского джентльмена садился вместе с девушкой в поезд, идущий в направлении, противоположном его дому. По дороге он рассказывал Жене о своих впечатлениях после поездок по стране с отцом-геологом, о конной секции, в которой он занимался уже много лет, о характерах лошадей и о любимой музыке. Руслан был поклонником Led Zeppelin, Queen, Nazareth и Pink Floyd.
   Заграничный рок был Жене абсолютно не известен. Она слушала "Машину времени", "Воскресенье", "Зоопарк", иногда "Землян", а о Фредди Меркьюри и Джимми Пейдже ничего не знала. Руслан с удовольствием делился с Женей всем, что он знал о любимых группах, у него за много лет скопилась масса самой разной информации о творчестве и личной жизни рокеров. В комнате девушки появились плакаты, фотографии из журналов и газет и коробки с кассетами, подаренные ей молодым человеком. Едва появившись дома, она включала магнитофон на полную громкость и, пританцовывая под забойные мелодии, готовила себе обед, мыла посуду и делала уроки. К счастью, ее визиты домой стали так редки и кратковременны, что соседи не успевали озвереть от непривычной музыки и к Жене не приставали.
   Стас использовал в агитбригадовской постановке все Женины таланты по полной программе. Она и пела, и изображала различных персонажей - от мальчика-попрошайки до сказочной принцессы, и танцевала, и играла на различных инструментах. Кроме гитары ей дали балалайку (для роли нищего), на которой девушка быстренько подобрала частушечный мотив и задорно лабала его, распевая со сцены веселые, но не очень приличные куплеты. Еще Жене выдали флейту, которая была просто необходима в сценке с принцессой и отражала нежную и трепетную душу королевской дочери, влюбившейся, как и положено, в королевского пастуха. А этот подлец, оказывается, был женат, причем его жена, как выяснялось в конце сценки, приходилась бедной принцессе младшим братом, что разбивало ее влюбчивое сердечко, и она уходила в монастырь. Причем в мужской и под именем своего предателя брата. Потом Стас раздобыл для сцены разгула в немецком кабаке (Женя в ней была пьяным в дупель шланг-фюрером, который, в результате оказывался шпионом российской разведки да еще и женщиной) губную гармошку. Последним появился барабан, видимо, спертый кем-то (скорее всего, Бонивуром) в пионерской дружине ближайшей школы. Барабанная дробь открывала и закрывала каждую сценку гениальной постановки талантливейшего режиссера современности Николая Стасова. На роль барабанщика планировалась невзрачная маленькая Света Носкова, но она отказалась от этой почетной роли, а потом и, вообще, ушла из агитбригады, и барабан по наследству передали Жене, которая была согласна на все.
   Когда постановка была готова, ее представили на суд строгим цензорам из комсомольской организации факультета. Лощеные мальчики в серых костюмах были в шоке.
   - Стас, что это такое? Объясни нам, какого хера ты все это насочинял? Какой в этом смысл? Стройотрядовский театр должен нести массам основную идею стройотрядовского движения - работать на благо нашей Родины. Где тут благо Родины?
   - Ашот, кроме блага Родины, мы еще не должны забывать о происках капитализма, о загнивающем Западе, тлетворное влияние которого все больше проникает в неокрепшие души нашей молодежи. И наша постановка говорит именно об этом. О лжи и подлости, царящей в странах капитала, о разврате и подмене истинно человеческих ценностей - любви и дружбы на деньги и поиски выгоды, - отбрехивался Стас, с трудом сохраняя серьезность на физиономии. Остальные агитбригадовцы тихо ржали в кулаки.
   - И где тут происки капитала? - вопрошал Ашот.
   - Так все действие происходит в капиталистических странах. Мы видим предвоенную Германию, и сам знаешь, чем весь этот разврат закончился - войной и бедами для всего мира. А противостоит военной машине нацистов простая русская девушка, что показывает величие русского народа и его превосходство над нацистами. Женя, скажи Ашоту, что ты об этом думаешь.
   Женя, задушив в себе смех, подошла к комиссии и, преданно глядя на серых мальчиков, отрапортовала:
   - Я с тобой совершенно согласна, Стас. Когда ты поручил мне эту роль, я сначала задумалась: а как ее нужно играть?. Потом вспомнила подвиг наших родителей, наших отцов и матерей, отдававших жизни за наше светлое будущее, и поняла, что как шланг-фюрер моя героиня должна быть смешна и отвратительна, но когда выясняется, что это на самом деле русская разведчица, в ней появляется внутренняя красота и величие.
   - Ну, хорошо, - сдался Ашот, - а с этой принцессой? Разврат какой-то. Педерастия.
   - Ну так это у них. Ты газеты читаешь? В Америке СПИД именно от педерастии и появился. А мы ее высмеиваем. Сам знаешь, сатира - лучшее оружие.
   Ашот вздохнул. Потом подозрительно оглядел агитбригадовцев. Все спокойно и сурово смотрели ему в глаза. Комсомолец, конечно, подозревал, что над ним издеваются, но доказать это возможности у него не было. На любые его замечания у Стаса находился ответ в духе последних решений партии и правительства. И крыть Ашоту было нечем. Скрепя сердце, он разрешил "Альфе" выступать на Дне стройотрядовца.
   Когда цензоры отошли на достаточно большое расстояние, агитбригада дружно рухнула на парты, задыхаясь от смеха. Ржали все, даже невозмутимый Руслан.
   - Интересно, он в самом деле дурак или просто прикидывается? - поинтересовался первокурсник Виталик, в постановке принцессин брат.
   - А пес его знает, - смеясь, ответил Стас, - я с ним три года знаком, и все три года понять это не могу.
   - А чего тут понимать, мальчик карьеру себе делает. Плевать ему на идеи и на нас. У него куча свидетелей есть, что Стас ему лапши на уши навешал, если кому-то повыше наша постановка не понравится. И отвечать ты, Стас, будешь. По полной программе, - мрачно констатировал Антон Лоскутов. В агитбригаде он числился штатным критиком и в постановках не участвовал. Но внимательно следил за процессом, и подмечал все нелепости и несообразности.
   - А-а-а, ну и отвечу, одним грехом больше, одним меньше, подумаешь, - махнул рукой Стас.
   - Из института вылетишь, - с видом дельфийского оракула уточнил Антон.
   - Я и так из него вылечу. У меня две контрольные по теорфизике не сданы. И зачет по английскому. На зачетной, как пить дать, не управлюсь.
   Женя с удивлением смотрела на Стаса. Ей было непонятно его безразличие к собственной судьбе.
   - Так ведь в армию загребут, - робко заметила она.
   - Заберут. Служить Родине - почетная обязанность каждого советского мужчины, - подтвердил Стас.
   - Неужели не боишься?
   - А чего бояться-то? В армии тоже агибригады есть, и режиссеры в них нужны. Или ты думаешь, что наши вояки могут что-то путное придумать?
   - Нет, не думаю, но только с твоим чувством юмора тебя быстро в штрафбат отправят.
   - Нешто я не понимаю обстановки? Что Родина потребует, то и изобразим.
   - Стас, так ты у нас хамелеон? Меняешь ориентацию в зависимости от обстановки? - сыронизировал Бонивур.
   - Ну, не то что бы хамелеон, а так, только учусь, - отшутился Стас, смущенно смеясь.
   После чего вся агитбригада отправилась отмечать прохождение комиссии в комнату руководства отряда.
  
   Зал рыдал. День стройотрядовца превратился в бенефис отряда "Альфа", и никому и в голову не пришло, что постановка высмеивает пороки капитализма. Студенты середины восьмидесятых были далеки от политики и коммунистических идей. Высокое начальство не смогло ничего сказать, победителей не судят, а зрители дружно присудили альфовцам приз своих симпатий и каждое их появление на сцене приветствовали дружным ревом.
   Женя была счастлива. Это волшебное ощущение победы было даже сильнее, чем после выигранных гандбольных матчей. Агитбригадовцы стали героями всего факультета, и все подходили к ним поздороваться, выразить свое восхищение или просто послушать, о чем они между собой разговаривают. А сколько молодых людей смотрели на нее, Женю, с нескрываемым восторгом! Еще вчера они даже не замечали обычную (хотя и хорошенькую) первокурсницу, а сегодня она была звездой факультета, и они искали ее внимания, кокетничали с ней, пытались пригласить в кафе или на дискотеку. У Жени голова шла кругом от количества поклонников. И неизвестно, чем бы это закончилось, но тут пришло время зачетной недели, потом сессии, и студентам стало не до любви.
   Женя сдала все довольно удачно, даже получила стипендию. При их с мамой доходах пятьдесят рублей были совсем не лишними. Дату отъезда и название поселка, в котором будет базироваться отряд, она узнала от случайно встреченного Корнея. Командир велел ей зайти в общежитие получить форму и эмблемы, которые следовало пришить до отъезда. Женя запрыгала от радости.
   - Ура, теперь я настоящая стройотрядовка!
   - Погоди радоваться. Вот поломаешься месяцок на штукатурке, поешь столовские харчи, да погуляешь по ночам до третьих петухов, тогда и посмотрим, какая ты стройотрядовка, - ухмыльнулся командир.
   - А, ерунда. После вашей агитбригады мне ничего не страшно.
   - После нашей агитбригады, Женя, после нашей, - поправил ее Корней.
   Женя улыбнулась ему:
   - Ага, после нашей. Ура-а-а!
   Корней с улыбкой смотрел на девушку:
   - Ладно, стройотрядовка, мне пора, у меня консультация по политэкономии. Мадам Ржевская дама суровая, опаздывающих не любит.
   - Пока, Корней, я сегодня вечером заеду за формой.
   - Давай.
   И они разошлись по своим делам.
   Мама отнеслась к предстоящей поездке дочери совершенно буднично. Помогла подогнать серо-зеленую форму по фигуре, нашить эмблемы и велела Жене подготовить список необходимых вещей. А потом стала рассуждать о покупке резиновых сапог и кепки от солнца. После чего плавно перешла к активированному углю и йоду.
   - Эти стройотряды очень опасны, Женя. Сын Лидии Петровны ездил в позапрошлом году куда-то в Тюменскую область, и у них там парня задавило бетонным блоком. Насмерть. А у другой моей знакомой дочь жениха потеряла. У него зуб заболел, а врача не было. В результате воспаление мозга, и все. За два дня парень сгорел.
   Жене стало скучно. Она совершенно не понимала, как уголь и йод смогут ей помочь в критической ситуации. Нарисованные мамой ужасы ее не пугали, но поездка уже не казалась такой уж желанной, тем более, что в общаге ей сообщили, что Руслан не сдал теорфизику и, скорее всего, в отряд не поедет.
   - Ну, и что я там буду делать? - рассуждала Женя через десять дней, доставая вещи из шкафа, чтобы собрать рюкзак, - без Руслана там будет скукотища, зуб даю. И Виталик обещал приехать только в середине июля. И Бонивур с практикой своей не разобрался. Хвостисты хреновы. Из-за них мне придется общаться с этим придурком Животом. Терпеть его ненавижу.
   Живот был как раз одним из тех, кого Женя невзлюбила с первой минуты. Он так плотоядно на нее смотрел, что девушка поставила ему диагноз "тренерский синдром высшей степени" после получаса общения. У Живота было имя - Сергей, но из-за его постоянной привычки выискивать жратву в любое время дня и ночи общажные ребята давно это имя забыли и называли юношу исключительно по прозвищу. Несмотря на постоянно жующие челюсти, Живот был худым, как палка, и костлявым, как Кощей Бессмертный. Росту он был среднего, но это не помешало ему при первой же встрече положить глаз на хорошенькую Женю, хотя она была на пару сантиметров его выше. Жене мелкие (с ее точки зрения) парни не нравились. Она предпочитала высоких. Желательно черноволосых и смуглых. Хотя такие, как Руслан, ее тоже устраивали. Впрочем, она не думала о Морозове, как о мужчине, для нее он был просто хорошим товарищем. То, что у него была приятная внешность, просто добавляло ему баллов в ее иерархии друзей, знакомых и поклонников. Причем, эта иерархия была выстроена именно в такой последовательности, и поклонники стояли в ней ниже простых знакомых. Во-первых, потому что они были докучливы. Ходили за ней по пятам, звонили в самое неподходящее время, приглашали в какие-то бары, гадко прижимались к девушке во время медленных танцев и жарко дышали в ухо. Иногда это дыхание было весьма зловонным. Женины уверения, что они ей совершенно неинтересны, не производили на них никакого впечатления. Они продолжали ходить за ней как привязанные. Поэтому девушка абсолютно их не уважала. И это было второй причиной, по которой поклонники стояли ниже знакомых. А в-третьих, они были рабами своего члена. Он становился твердым и выпирал из штанов при малейшей ее провокации, и бедные поклонники бледнели и краснели и, вообще, выглядели глупо. По Жениным представлениям, выглядеть глупо для мужчины было совершенно недопустимо.
   - Представляю, как этот гад слюни пустит, когда увидит меня в автобусе, - тут Жене на глаза попалась хорошенькая блузочка с короткими рукавами и глубоким вырезом, в которой ее не очень большая грудь выглядела весьма соблазнительно, - не-е-ет, это я, пожалуй, брать не буду. Там кустов, наверняка, немерено. Не дай бог, Живот перевозбудится! Придется от него отбиваться.
   Женя повесила блузку в шкаф и вытряхнула содержимое рюкзака на пол. После чего еще раз проинспектировала свою одежду на предмет излишней откровенности. В результате обратно на полку отправились очень коротенькие шорты и маечка в обтяжку. Но это окончательно испортило Жене настроение. В конце концов, она была девушкой, и привлекать взгляды мужчин ей нравилось, как и всем остальным представительницам женского пола. Ворча себе под нос, Женя собрала рюкзак заново и, написав маме прощальную записку, поехала в общежитие. Автобус отходил завтра в семь утра, а вставать рано она не любила. Лучше уж провести ночь в компании агитбригадовцев.
  
   Все оказалось не так плохо. Работа была, правда, не связана ни со штукатуркой, ни с покраской, а скорее напоминала так нелюбимый Женей колхоз, но трактористы с ПМК были веселыми ребятами, и охотно обучали девушку премудростям вождения гусеничного ДТ-75. И погода стояла хорошая, поэтому резать торфяные коврики или укладывать глиняные мелиоративные трубки было просто удовольствием. И, к полному Жениному счастью, Руслан появился в отряде на третий день. Девушка как раз поужинала и собиралась пойти на озеро помечтать, когда ее приятель вошел в ворота ПМК, на территории которой базировался стройотряд.
   - Руслан! Ты приехал! - изумленно завопила она, увидев приятеля.
  -- Ага. Заходский посоветовал мне прийти к нему осенью, ну, я и решил забить на это дело и ехать отдыхать. Рад тебя видеть, Васечка.
   Жене стало так весело оттого, как он произнес ее прозвище, образованное от фамилии Васильева, что она засмеялась и кивнула:
   - И я тебя тоже, Рус.
   - Как тут дела?
   - Никак. Половина народа еще не приехала. Хвосты сдают. Здесь только Корней с Черепом, несколько ленинградцев, занудных, как столетние старушки, штук пять общажных, я их не знаю, и почти все девчонки. Стаса нет, Бонивура нет, даже Живота нет, представляешь?
   - А куда ж вы отходы деваете?
   - Да местным теткам для поросят отдаем, - ответила Женя, и оба засмеялись.
   Тут из столовой вышел Корней и радостно констатировал:
   - О, в нашем полку прибыло. Ужинать будешь?
   - Непременно, - с достоинством короля, приглашенного на ужин к вассалу, ответил Морозов.
   - Давай, заходи, это наша столовая. Поварят по очереди девчонки, - махнул рукой командир.
   - Вась, сегодня, случайно, не твоя очередь? - опасливо поинтересовался Руслан.
   - Нет, моя очередь послезавтра, и если ты будешь ехидничать, я знаю, чем тебя накормить.
   - Ну, что ты, Васек, какое ехидство? Я ведь к тебе очень нежно отношусь, практически как к родной.
   - Посмотрим, - скептически ответила девушка.
   Вся троица зашла в столовую, где Руслан был встречен радостными воплями.
   - Рус, какими судьбами?
   - Морозов, никак ты теорфизику сдал?
   - Как же тебе удалось от Заходского живым выйти, поделись опытом.
   - Народ, предлагаю по поводу приезда товарища Морозова устроить дискотеку.
   Все кричали одновременно, жали Руслану руки и тащили к себе за стол. Он смущенно улыбался, пытался отвечать, но не успевал, и растерянно вертел головой.
   - Так, народ, что вы на человека накинулись, как голодные крокодилы. Дайте ему поесть, - восстановил порядок Корней.
   Тут же кто-то поставил перед Русланом тарелку с макаронами и странного вида котлетой.
   - Угощайся, - широко улыбаясь, предложил командир.
   Морозов взял в руки вилку и под внимательными взглядами альфовцев отправил в рот кусок котлеты со слипшимися желтыми макаронами. У Руслана была репутация ленинградского барина, и всем было интересно, как он отреагирует на местные деликатесы.
  -- М-м-м, пища богов, - промычал с набитым ртом Морозов.
   Народ разочарованно вздохнул. За три дня отрядной жизни деревенские макароны из муки пятого сорта и покупные котлеты, производства местной столовки, даже у неизбалованных общажных ребят начали вызывать отвращение. Корней хмыкнул и торжествующе обвел взглядом альфовцев:
   - Вот, смотрите и учитесь, как надо относиться к мелким неприятностям.
   - Посмотрим, что наш Руслан через три дня скажет, - отозвался скептически Лоскутов.
   - То же самое, - иронично улыбаясь, ответил Руслан, - нас, потомственных аристократов, - продолжил он высокомерно, - с детства учат относиться к еде с должным уважением. Ибо, - он направил в потолок указательный палец левой руки, - еда есть суть источник энергии, позволяющий поддерживать наше бренное существование, и пренебрежение посланной нам Богом пищей есть пренебрежение к нашему Творцу и преступление против нашей коммунистической морали, ставящей во главу угла благо человека и счастье человека.
   Он победно оглядел притихших стройотрядовцев.
   - Ну, ты загнул, - уважительно протянул Череп.
   - Особенно насчет бога и коммунизма, - поддакнул Корней, - по-моему, так это вещи несовместимые.
   - Это ваша котлета с желудком не совместима, - мрачно ответил Руслан, отправляя в рот очередную порцию ужина. Все засмеялись.
   Часов в девять по просьбе трудящихся была устроена дискотека. В самом большом вагончике, предназначенном для отрядных собраний, были свалены в кучу столы и стулья, и включен старенький магнитофон с большими колонками. Звуки он издавал громкие, но хриплые. Студентам было все равно. Ведь главное в танце - это ритм, а он был вполне различим.
   Женя веселилась от души. Привычка к сумасшедшей жизни, с отдыхом в течение двух-трех часов, сложившаяся у нее весной, сослужила ей хорошую службу. Часам к одиннадцати большинство альфовцев тихо отчалили спать, утомленные десятичасовым рабочим днем, и в вагончике остались самые стойкие. Одним из них был Руслан. Он еще не работал, а потому не чувствовал никакой усталости. Потом Корней. Он, как представитель отрядной власти вынужден был остаться, чтобы следить за порядком. Впрочем, это обязанность вовсе не была для него неприятной. Его Марта еще не приехала, и он наслаждался свободой.
   Весной, во время подготовки агитбригадного выступления, Женя с удивлением следила за разворачивающейся каждый вечер сценой. Часов в десять в учебку входила Марта и, сурово глядя на Корнея, говорила:
   - Иван, тебе пора спать.
   Корней вздыхал, прощался с народом и уходил. "Любовь зла", - вспоминала Женя народную мудрость. Покорность командира была ей непонятна, как и желание Марты контролировать каждый шаг своего парня. "Зачем он ее слушается? Я бы без долгих разговоров рассталась бы с такой подругой, будь я парнем. А она? Зачем ей это нужно? Чтобы почувствовать свою власть? Или чтобы быть уверенной, что после репетиции он не будет обжиматься с какой-нибудь хорошенькой девчонкой?" - думала Женя. И в ее голове возникала дикая мысль соблазнить Корнея. Просто так. Из чисто спортивного интереса. Командир ей не нравился. Во-первых, он был блондином. А Женю блондины не привлекали. Они казались ей женственными. А во-вторых, коренастая фигура Корнея, его короткий курносый нос и большие руки с точки зрения Жени были мужиковатыми. Она предпочитала мужчин с более аристократичной внешностью.
   Был в этом странный парадокс. С одной стороны, она отрицала в мужчине женственность, а с другой, ее совершенно не привлекали "стопроцентные" мужчины с широкими плечами, узкими бедрами и крупными чертами лица. Она думала: "Вот если бы у Васи были более изящные руки и не такие густые брови, он мог бы мне понравиться. Или если Петины губки бантиком сделать чуть-чуть потоньше, а то он похож на Орнеллу Мути, то я бы согласилась с ним поцеловаться". И так у каждого своего поклонника она находила какую-то нежелательную черту, либо слишком мужскую, либо слишком женскую. Но Женя не переживала: какие ее годы, ей еще встретится тот самый, единственный, соответствующий ее туманному представлению об идеале.
   На импровизированной дискотеке Корней ни на шаг не отходил от Жени, что, впрочем, говорило не о его увлечении девушкой, а скорее об усталости от общества Марты. Казалось, только протяни руку, Женя, и он твой. Но ей вдруг стало совсем не интересно соблазнять Ивана. Кроме командира около нее собралась целая группа молодых людей. Они наперебой приглашали ее на медленные танцы, рассказывали анекдоты, иногда весьма пошлые, но Жене это даже нравилось, подшучивали друг над другом, старясь выставить соперников в смешном свете, и ели девушку влюбленными глазами. А она снова чувствовала себя звездой.
   Женя любила быть в центре внимания. Еще в детстве, когда малышня млела от ее страшных рассказов, или когда ее ровесники с завистью смотрели на нее после мастерски забитого гола, или когда девчонки из гандбольной секции крысились на нее из-за ерунды (но Женя понимала, что причина их злобы в последнем матче, в котором она блистала), девушка поняла, что есть совершенно особенное удовольствие стать в чем-то лучше всех: наиболее умной, наиболее сильной, наиболее хитрой, и, наконец, наиболее красивой. Впрочем, быть самой красивой оказалось самым легким. Ведь оценку выставляют мальчишки, а они так падки на взгляды из-под ресниц, нежные улыбки и вовремя соскользнувшую ниже дозволенного маечку.
   После дискотеки многие альфовцы уже не казались Жене скучными занудами, и утром за завтраком она приветствовала своих новых друзей с радостной улыбкой. Руслан, шедший вслед за ней, так как его комната была в том же вагончике, что и Женина, тихонечко прошептал девушке на ухо:
   - Ты теперь со мной и разговаривать не будешь, да, Васек? Вон сколько у тебя поклонников.
   - Так то ж поклонники, Руслан. А ты друг, - серьезно ответила Женя.
   - Ты думаешь, дружба между мальчиком и девочкой возможна? - иронично поинтересовался он.
   - Конечно. Я всегда дружила только с мальчиками.
   - А я думал, ты в меня влюблена, - грустно сказал ее приятель. Женя бросила на него испуганный взгляд, а он засмеялся:
   - Шучу. Не пугайся.
   - Глупая шутка, - обиделась Женя, - понимаешь, дружба - это гораздо важнее, чем любовь.
   - Это почему? - несколько растерялся Руслан.
   - Ну, не знаю. Любовь кажется мне таким несерьезным чувством. Вот она есть, и вот ее нет. И люди злятся друг на друга, а вчера клялись любить до самой смерти. Глупо как-то. Если уж говоришь "до смерти", то так и должно быть. Или не говори ничего. А дружба... Люди если хотят, то дружат, не хотят - расходятся, без всяких дурацких слов. И без напрасных оскорблений. Ты со мной не согласен?
   - Не знаю. Мне надо подумать. Честно говоря, я несколько обалдел от твоего взгляда на любовь и дружбу. Чем ты мне, Вася, нравишься, так это своей нетривиальностью. Полет твоей мысли непредсказуем, как броуновское движение.
   Женя с подозрением посмотрела на приятеля. Иногда ей казалось, что он над ней подшучивает, сохраняя при этом совершенно серьезный вид. Вот как сейчас. Она вздохнула и подошла к раздаточному окошку. Взяла свою тарелку с кашей и чай и уселась за свой любимый столик в углу. Морозов за ней не пошел, его позвал к себе за стол Череп, Паша Черепанов, отрядный мастер.
   Еще через пару дней в отряд приехал Стас, встреченный даже более тепло, чем Руслан. Комиссар тут же развернул бурную деятельность. В отряде было много новичков, и их следовало посвятить в бойцы стройотряда. По этому поводу было решено устроить грандиозный праздник. Естественно, Женя должна была участвовать в его подготовке. Стас выдал ей тексты традиционных альфовских песен с аккордами, и она по вечерам разучивала их в компании длинного худого Сергея Прохоренко. Ребята называли его Прохором. Или Прохорём. Или просто Хорём. Устроившись в вымытой после ужина столовке, Женя с Прохором раскладывали перед собой мятые листки, и пытались разобраться в Стасовом почерке. Занятие это было не из легких и требовало недюжинных талантов дешифровщика. Терпения ребят хватало только на час, после чего Хорь начинал учить Женю импровизации. Это был новый мир звуков, девушке еще не знакомый. Но до чего же он оказался увлекателен! Сначала Хорь показывал ученице мелодию, и она ее тщательно повторяла. Женя казалась сама себе щенком, посаженным на короткую цепь возле мамы-собаки. Потом цепь постепенно удлинялась, и девушка шаг за шагом отходила от основной мелодии. Но вскоре к ней возвращалась, потому что боялась потерять. И через некоторое время снова отходила. Но уже значительно дальше. И так до бесконечности, пока не начинали болеть пальцы и звенеть в ушах.
  
   А в первый же выходной Стас назначил большой сбор агитбригады. Место проведения вводного собрания было выбрано весьма романтичное. Светлая полянка недалеко от ПМК с парой поваленных деревьев и пеньками от них. На самый высокий пень уселся сам Стас, а остальные расположились вокруг него кто на траве, кто на поросших мхом бревнах. Женя выбрала травку. Рядом с ней уселся Руслан, и во время пламенной комиссаровой речи вставлял свои комментарии. Женя тихо над ними посмеивалась. Стас косился на милую парочку минут десять, а потом не выдержал:
   - А сейчас слово для ответного доклада предоставляется товарищу Морозову. Прошу вас, проходите на мое место и сообщите народу, что вы обо всем этом думаете, - в голосе начальства угадывалась обида.
   Руслан лениво поднялся, отряхнул брюки и влез с ногами на пень, оставленный Стасом.
   - Эй, Рус, какого черта, я на этом пне еще сидеть собираюсь, - совсем разозлился комиссар.
   - Спокойно, Стас. Я тебе его потом протру. Так вот. По поводу ВПС и фестиваля я думаю только одно: под руководством нашего дорогого комиссара, - Руслан плавно указал на Стаса рукой, - мы легко обойдем наших конкурентов. Единственное, что от нас требуется - это приложить максимум усилий, чтобы воплотить его гениальные идеи в жизнь. На наше счастье, Ашота тут нет, и наше выступление никто просматривать заранее не собирается. То есть нам, а конкретно Стасу, дан карт-бланш. В общем, флаг тебе в руки, барабан на шею, дорогой товарищ комиссар. Твори, а мы поддержим. Я все сказал, - Руслан поклонился, спрыгнул с пня, сорвал лопух и вытер им пень. После чего сел на свое место и преданно уставился на Стаса.
   Остальные агитбригадовцы тоже дружно вперили взгляды в своего руководителя. Комиссар несколько секунд поколебался, но было видно, что он уже почти не обижается. Потом Стас махнул рукой, уселся на свой пень и продолжил:
   - В общем, так, первым у нас намечается ВПС, то есть военно-патриотический слет. Для выступления агитбригады заявлена тема: постановка песни соответствующей направленности. Я так подозреваю, что остальные отряды будут ставить всякие "Эль пуэбло венсидо" и "Но пасаран". Мне этого делать не хочется...
   - Не тебе одному, - вернул Лоскутов. Остальные засмеялись.
   - Замечательно, значит, пробуем писать песню самостоятельно. Хорь, ты сочиняешь музыку, а я стихи.
   - Лады, - меланхолично кивнул Хорь.
   - Ну, а теперь, народ, давайте вспомним наши упражнения. Положили руку на грудь, набрали воздух и...
   Эти упражнения были маленьким пунктиком Стаса. Он подсмотрел их на репетиции Политеховского театра, и решил любой ценой внедрить в агитбригаде. Поначалу разгильдяи-студенты сопротивлялись, но потом, заметив, что их голоса звучат со сцены гораздо лучше, пристрастились к ним.
   После упражнений перешли к сценкам на заданные темы. Это тоже было взято из репертуара профессиональных актеров. Лоскутов утверждал, что через полгода агитбригадовцев с радостью примет любой театр. Если они, конечно, захотят.
  -- На хрена нам эти театры сдались? - презрительно отвечал за всех Виталик.
   Его родители были учеными-физиками, и в знаменитом споре о преимуществах физиков и лириков он отдавал предпочтение естествознанию. Все остальное было, по его мнению, только надстройкой на базисе науки, призванной немного разнообразить человеческое существование. В агитбригаду он пришел исключительно из уважения к Стасу. Но, как часто бывает, выдающиеся способности Виталика к точным наукам мирно уживались с такими же выдающимися актерскими талантами, и Стас, со свойственным ему максимализмом, вовсю это использовал.
   Через пару часов народ устал, и Стас объявил перерыв. Женя легла в траву, сорвала ромашку, и, пожевывая ее стебелек, уставилась в небо. Руслан пару минут посидел рядом, а потом встал, несколько минут потоптался на месте, что-то высматривая сквозь ветки деревьев, а потом ушел куда-то. Женя села и попыталась понять, куда направился ее приятель.
   За деревьями просматривался небольшой луг, и пасущиеся на нем кони. Естественно, заядлый лошадник Руслан, просто не мог упустить такой возможности! Девушка снова улеглась в траву. В голубом небе медленно плыли полупрозрачные облака. Они меняли свои очертания, клубились и таяли. Это было красиво и так умиротворяюще, что девушка постепенно начала дремать. Ей что-то снилось. Что-то хорошее. Теплое, как мелкий песочек под ее ладонью, нагретый июльским солнцем, и нежное, как летний ветерок. Как будто кто-то ее целует, и как будто это некто с голубыми глазами-озерами, светлыми пушистыми волосами и белой как облака кожей. Женя хотела разглядеть лицо этого человека, но оно таяло, как облака, а потом снова появлялось, маня блеском бездонных глаз и розовым свечением губ.
   - Смотрите, Руслан, - закричал кто-то рядом с Женей.
   - Ого, ну просто джигит! Только бурки и папахи не хватает, - подхватил другой голос.
   - Рус, смотри, не упади...
   Женя проснулась и села. Посреди поляны гарцевал на гнедой лошади ее приятель.
   - Не, вы только посмотрите на него, просто поручик Ржевский...
   - Какой Ржевский, это Хаджи Мурат...
   - Рус, а вдруг этот конь бешеный?
   Руслан улыбался, слушая вопли альфовцев.
   - Неужели тебе не страшно?
   - А как ты на него залез, у него же седла нет?
   - А вдруг упадешь и шею сломаешь?
  -- Не сломаю, - так же улыбаясь, ответил Руслан.
   А потом легко тронул рыжие бока коня пятками. Конь послушно поднялся в галоп. Студенты бросились врассыпную. А Морозов направил скакуна по кругу, объезжая поляну. И резко остановился. И наклонился к кому-то или чему-то. Альфовцы замерли. Жене стало любопытно, что же остановило всадника, и она поднялась с травы.
   Рядом с Русланом стояла изящная блондинка со стрижкой каре, та самая с лекций по истории партии, которая казалась Жене смутно знакомой. Девушка что-то сказала склонившемуся к ней Руслану и спокойно пошла к "альфовцам". Выражение лица Морозова было странным. То ли удивленным, от ли обескураженным. "Влип, гусар", - каким-то шестым чувством поняла Женя. Ей казалось, что она слышит, как отчаянно бьется сердце ее приятеля, как застит белый свет сияние голубых глаз незнакомки, как что-то обрывается у него внутри, и ему хочется идти за ней, как известные крысы за дудочкой.
   А девушка тем временем подошла к стройотрядовцам и поздоровалась. Стас радостно приветствовал ее:
   - Привет, Машка.
   Девушка что-то ответила, и между ними завязался шуточный диалог, на который Женя смотрела с некоторой ревностью. За все время ее пребывания в агитбригаде она была единственной любимицей комиссара, а тут приперлась эта коза белая и пожалте, сначала Руслан на нее повелся, а теперь и Стас. Женя сделала вид, что дремлет, а сама потихоньку следила за девушкой. И минут через пять поняла, что эта Машка очень смущена вниманием начальства и старается это скрыть. Но ее то розовеющие, то бледнеющие щеки выдавали ее с головой внимательному наблюдателю. Такому, как ревнивая соперница. А потом ревнивице удалось поймать быстрый взгляд, украдкой, из-под ресниц, который голубоглазка бросила вслед Руслану, решившему вернуть коня на пастбище. "Так это она из-за Морозова так смущена?" - мелькнула в голове Жени гениальная мысль. И ревность вдруг куда-то исчезла, а появился странный азарт, сродни охотничьему. Или предвкушению сводни, почуявшей возможность сплести две человеческие судьбы в узел, а потом смотреть на то, что получится.
   "Он ей понравился - стала рассуждать Женя, - и она ему тоже. Это очевидно. Но Рус, хоть и корчит из себя поручика Ржевского, теленок еще тот. Что он там про свою первую любовь рассказывал? Вроде, его пассия на него, отличника, не смотрела, а выбрала местного уголовника. Извечная женская дурость. Вот он, наверное, лупцевал ее по пьяни. А Рус, дурачок, переживал. Хотя я бы тоже переживала, если бы меня наша школьная шлюшка Ирка обошла. Слава богу, у меня с ней разные вкусы... Но это лирика. Вот классно было бы, если бы Руслик с этой птичкой сошелся. Они классно друг другу подходят. Надо голубям помочь".
   Придя к такому выводу, Женя поднялась с травы, и обнаружила, что ребята уже ушли с полянки. Из кустов слышались их голоса и смех. Девушка бросилась вслед за отрядом, но, сделав пару шагов, остановилась. "А где Руслан? Он повел коня на пастбище и еще не возвращался. Нужно его подождать. Не стоит упускать возможность выведать его чувства. Он сейчас еще не отошел от первого шока от встречи с женщиной его мечты, и у меня есть шанс вызвать его на откровенность", - справедливо рассудила Женя, и остановилась на краю полянки.
   Через пару минут из леса появился Руслан, и они пошли вслед за отрядом. Лицо юноши было грустным и напряженным. Жене стало с одной стороны смешно, а с другой жалко приятеля. Она взяла его под руку и тихо, чтобы никто не слышал, прошептала ему на ухо:
   - Да, мой друг, блондинка едва не лишилась чувств, когда вы с лошадью перед ней возникли.
   Морозов мрачно глянул на Женю и попросил:
   - Ты не могла бы обойтись без комментариев?
   - Нет, дорогой друг, не могла. Как настоящий товарищ я должна обратить твое внимание, что не только тебя сразила стрела Амура. Девушка твоей мечты тоже пала жертвой коварного божка.
   Руслан молча смотрел на подругу секунд тридцать, а потом печально спросил:
   - Это было так заметно? Что она мне понравилась?
   - Увы, да. Ваша аристократическая выдержка на сей раз вам изменила. А что она тебе такого сказала?
   - Не что, а как. Так, как будто я мусор на дороге.
   - Не бери в голову. Это она притворялась. Честная девушка не должна сразу показывать парню, что он ей нравится. Но поверь мне и моей женской интуиции, девчонка твоя.
   Руслан скептически глянул на Женю, потом перевел взгляд на спокойно болтающую со Стасом голубоглазку, и пробормотал:
   - Твои слова бы да богу в уши...
   Женя рассмеялась:
   - Это лишнее. Один такой бог тут уже пролетал и напакостил, еще какого-нибудь хочешь? Лучше подумай о правильной осадной компании. Эту девушку легко не возьмешь.
   - Ты так говоришь, как будто я ее в кусты затащить хочу! - возмутился Руслан.
   - А что, не хочешь?! - притворно-изумленно поинтересовалась Женя, - Ты что, импотент?!!!
   - Ну, нет...То есть да... То есть хочу, конечно. Но не в кусты. И не только в кусты. Понимаешь, я, когда ее увидел...
   - Ага, понимаю. "Пора пришла, и он влюбился", - переврала его собеседница слова поэта, - в любом случае тебе придется доказывать искренность и серьезность своих чувств, мой друг. А это дело непростое. Особенно если опыта нет. Ведь нет?
   - Нет, - согласился юноша, - то есть женщины у меня были...
   - Можно без подробностей. Мне твои мужские подвиги малоинтересны. Лучше скажи, что ты собираешься делать?
   - Не знаю... Может, ты что посоветуешь? Ты ведь тоже женщина, - насмешливо бросил Руслан, к концу разговора несколько пришедший в себя.
   - Спасибо, что заметил, дорогой... Мне надо подумать... Вот что, я попробую познакомиться с ней, а ты пока веди себя тихо. Можешь есть ее глазами, но не нахально, а так, исподтишка. Если она заметит, сразу отводи взгляд и красней. Не хами ей и не строй из себя принца. Да, и еще. Уступай ей дорогу в дверях, вежливо здоровайся, и подавай руку, если поедешь с ней на машине на работу. И не забывай вставать, когда она входит в комнату.
   - Ты что, меня за полного мужлана держишь?
   - Нет, но мужчины от любви обычно глупеют, - съехидничила напоследок Женя, - ну, до вечера, я сейчас переоденусь и пойду на разведку.
   И она вошла в свою комнату.
  
   После ужина Стас собрал весь отряд в "кафе" - так стали называть большой вагончик для собраний. Когда все расселись на колченогих стульях и ободранных скамейках, комиссар выступил с речью:
   - Народ! Сегодня в вашей жизни знаменательный день. Сегодня вы будете посвящены в бойцы стройотряда. Наша агитбригада подготовила к этому дню небольшой концерт. Но сначала слово для поздравления предоставляется нашему любимому командиру Ивану Корнееву.
   Корнеев встал, солидно прокашлялся и начал речь:
   - Товарищи! Позвольте вас поздравить с вступлением в дружную и веселую семью стройотрядовцев. Теперь вы не зеленые салаги, у которых еще молоко не обсохло на губах. Теперь вы бойцы. И бойчихи. И имеете полное право с гордостью носить зеленые рубашки с эмблемами стройотряда. И ловить восхищенные взгляды девушек... Ну и юношей тоже...
   Альфовцы заржали, и Лоскутов прокомментировал:
   - Только смотрите, пацаны, будьте осторожны, а то сейчас такие юноши встречаются...
   - Прекратить балаган! - сурово прикрикнул Корней, - право открыть наш концерт предоставляется... Сергею Прохоренко. Он исполнит для вас песню "Мне приснилось море денежное...". Прошу, - и командир уступил место Прохору.
   Потом на импровизированную сцену вызвали Женю. Она спела пару песен, и комиссар встал, чтобы объявить следующий номер, как вдруг в "кафе" влетел взлохмаченный парень в грязных брюках и рваной рубашке. Альфовцы остолбенели. Женя узнала в парне тракториста Колю, веселого и общительного парня, который помогал им на объекте. Он даже давал ей порулить трактором.
   - Ребята! Там в лесу, - Коля перевел дух, - недалеко от коттеджей, сатанисты собрались. Поймали, сволочи, котенка и хотят его в жертву принести. Нужна ваша помощь, нам и милиции с ними не справиться. Их слишком много.
   Лица альфовцев стали суровыми и серьезными. Они молчали, ожидая слова командира.
   - Что скажете, народ?
   - Что за вопрос?!
   - Конечно, поможем.
   - Бей гадов!
   - Спокойно, спокойно, - поднял руку Корней, - от нас требуется не мордобой, а культурное задержание. Вы что, в институтском оперотряде не участвовали? Никому не нужно, чтобы вас потом судили за рукоприкладство.
   - Ладно, Корней, не беспокойся. Все будет нормально.
   - А девчонки с нами пойдут? - поинтересовался Руслан.
   - Нет, не пойдут, - ответил командир.
   - Это почему, - взвилась Женина соседка по комнате Анечка, - мы можем идти в последних рядах, для массовости. И раны вам перевязывать.
   Комиссар с командиром переглянулись, потом Стас сказал:
   - Ладно, но только в последних рядах. А теперь пошли, нечего тянуть время.
   Альфовцы бросились к выходу из вагончика, а Женя на пару секунд замешкалась, укладывая гитару в чехол, и вдруг в блестящем кружочке на динамике увидела отражение лица Стаса. Комиссар довольно улыбался. Девушка быстро наклонила голову. "Это посвящение, а никакие не сатанисты. Они еще вчера с Колькой договорились. Я ведь видела, как он беседовал с Корнеем. Ну, мы и дурачки. Повелись на такую утку. Ну, ничего я тебе еще отомщу, товарищ комиссар. За то, что кокетничал днем с белобрысой Машкой, и за то, что выставил нас дураками". И Женя решительно поставила гитару в угол и вышла за всеми из вагончика.
   Сатанистов оказалось всего шестеро. Когда обескураженные альфовцы окружили поляну с ярко горящим костром посередине и отчаянно орущим котенком в корзине, укутанные в длинные плащи с капюшонами "сатанисты" открыли лица и оказались знакомыми большинству присутствующих старшекурсниками. Ребята взвыли. Одни от обиды, другие от смеха. Корней встал рядом с костром и сказал:
   - Как вы поняли, это и есть настоящее посвящение. Сейчас каждый из вас выпьет по стакану водки (девушки могут выпить только полстакана), потом прыгнет через костер, споет любую частушку и получит на грудь печать, удостоверяющую его принадлежность к отряду "Альфа". Виталик, начнем с тебя.
   Виталик взял из рук комиссара водку, одним махом выпил ее, перепрыгнул с грехом пополам через костер и спел, уже заплетающимся языком:
   По реке плывет утюг до села Кукуево
   Ну и пусть себе плывет, железяка хренова...
   Под дружный хохот стройотрядовцев один из сатанистов поставил ему на грудь печать с надписью "Альфа", после чего бедняга шлепнулся на землю у костра. А к комиссару шагнул следующий боец...
   Женя тихо подошла к Машке, испуганно смотревшей на поглощающих водку парней, и поинтересовалась:
   - Он у тебя первый?
   - Кто? - не поняла Машка.
   - Стакан, - спокойно ответила Женя.
   - Да.
   - Тогда запомни: глотай все сразу, во рту не держи, она, зараза, горькая. И противная. А на закусь возьми вот хлеб. Я с ужина заначила. Так и знала, что Стас какую-нибудь пакость придумает, - и, не дожидаясь ответа, Женя сунула Машке горбушку и пошла поближе к Руслану.
   - Слышь, Ромео, ты девушке помог бы, а?
   - А ты чего, водку не пила ни разу?
   - Да я не обо мне, а о златовласке твоей. Вот она эту гадость точно не пробовала. Я у нее специально спросила. Для тебя.
   Руслан сердито сдвинул брови:
   - А тебе не кажется, что ты суешь свой длинный нос не в свое дело?
   - Неправда, у меня нос не длинный, - и Женя ретировалась от приятеля подальше. И тут же попалась в лапы Стасу.
   - Причащалась? Нет? Держи стакан.
   Девушка взяла в руки полный стакан водки, протянутый ей комиссаром, и моментально его опустошила. Стоявшие поблизости бойцы обескураженно молчали, глядя как Женя засовывает в рот кусочек еловой ветки с комментарием "лучший закусон", делает пару шагов и прыгает через костер. Приземлилась она почти на ноги. Ее подвела песчаная почва пригорка, на котором горел костер.
   - Чертов песок, так и ногу сломать недолго, - выругалась Женя, поднимаясь из кустов, в которые она скатилась.
   - Эй, Вася, ты как? - заботливо поинтересовался Корней, помогая ей подняться.
   - Неплохо, - ответила быстро косеющая девушка.
   - Грудь давай, печать ставить будем, - подошел к ним один из "сатанистов".
   - А петь? - запротестовала Женя.
   - Не стоит, - твердо сказал командир, - грудь давай.
   - А ему какую, левую или правую? - покачиваясь и глупо улыбаясь, выдала новопосвященная бойчиха. Корней тихо заржал и начал успокаивать хулиганку:
   - Спокойно, Вася, ты ему потом дашь и левую, и правую, а сейчас нам нужно то место, которое повыше будет.
   - А почему? Я хочу, чтобы мне именно там пропечатали. Вон, у Виталика где печать? Чуть выше левого соска. И я так же хочу.
   Тут к спорщикам подошел Руслан.
   - Васек, давай ты не будешь мальчиков смущать. Они еще молоденькие, неопытные, белые женские груди только на картинке видели. Пожалей их.
   - Ну, если ты просишь, Руслик, - легко согласилась Женя. И "сатанист" поставил ей печать в открытый вырез рубашки.
   Дальнейшие события прошли для девушки как в тумане. Она помнила, что все сидели у костра и пели песни. Кто-то даже сбегал в лагерь и принес гитары. И одну из них дали Жене. И она на ней играла. А потом все пошли спать, и кто-то проводил ее до комнаты и помог раздеться. Вот только кто?
  
   Утром, естественно, Женина голова гудела как царь-колокол. В вагончике было душно, и девушка, натянув брюки и футболку, выползла на улицу. Солнышко светило в ярко-голубом небе во всю свою июльскую силу, и даже в тени было жарко. "Это невыносимо, - сердито думала Женя, - это гадкое солнце все делает мне назло. Когда мне хочется прохлады, оно жарит, как ненормальное, а когда я хочу тепла, прячется за тучи. Пойду-ка я, пожалуй, на озеро. Вода, говорят, в нем холодная, может, полегче будет". И девушка вышла с территории ПМК.
   У озера ей, действительно, стало получше. Ошалевшее солнце скрывали высокие деревья, а от воды тянуло прохладой. Царь-колокол в Жениной голове превратился в Валдайские колокольчики, а желудок перестал стремиться наверх. Девушка побрела вдоль кромки воды, наслаждаясь тишиной и легким ветерком, и вдруг увидела Машку. Русланова дама сердца сидела в купальнике на дереве у воды, на том самом месте, где Стас устраивал репетицию.
   - Привет, как водичка? - поинтересовалась Женя, подходя к голубоглазке.
   - Замечательная, - ответила Машка.
   - Тогда я, пожалуй, окунусь, - и Женя стала стягивать с себя одежду.
   После купания ей стало совсем хорошо. Даже Валдайские колокольчики почти заткнулись, только при резких движениях их звон становился громче, и мир вокруг Жени вдруг начинал кружиться. Она села на тот конец бревна, который был в тени, и поинтересовалась у выглядевшей вполне бодро Маши:
   - Как самочувствие?
   - Нормально, - с понимающей улыбкой ответила блондинка.
   - А у меня не очень, голова трещит. Гад этот Стас. Он, видите ли, шутил. Он вовсе не хотел, чтобы я целый стакан пила. Ну, ничего, я ему отомщу. Ты, кстати, не знаешь, куда тот котенок девался, которого "сатанисты" зарезать хотели?
   - Как куда? Ты же его с собой забрала.
   - Я?!!! Не помню.
   - Ну, может не ты, а тв... ну, Руслан.
   - А-а-а. Скорее всего. Я помню, я просила его об этом... А здорово Стас все придумал, да?
   - Да. Я только на поляне поняла, что это розыгрыш.
   - А я еще в "кафе", - и, видя недоумение на лице Маши, Женя пояснила, - я замешкалась, чтобы гитару убрать и увидела, что Стас улыбается. Ну, и догадалась обо всем.
   - Понятно.
   - Ага. А мне не понятно, зачем Стас к нам в Политех пошел. Ему бы в театральный. На режиссера. Правда?
   - Точно.
   - И Хорь тоже. Он импровизатор классный. Но вместо нот альфа-бета-гамма частица гоняет. Зачем?
   - А ты зачем в Политех пошла?
   - А у нас это семейное. Дедушка тут учился. Мама потом. А теперь я. Такая вот семья, - срифмовала Женя, - мне все равно было, куда идти. Лишь бы не в путягу. Не люблю руками работать. А тебя каким ветром сюда занесло? Ты ведь не ленинградка?
   Маша неторопливо рассказывала историю своего поступления в Политех, а Женя слушала ее вполуха, отвлекаясь, то на парящую над озером жирную чайку, то на маленькие фигурки людей на далеком том берегу, вдруг выскакивающие из темного леса, а потом вновь в нем исчезающие, как вдруг одна фраза резко вывела ее из состояния полудремоты:
   - Мы с этой девочкой до вечера по Сосновке пробегали, в мушкетеров играли, - весело вещала девушка Руслановой мечты.
   - Подожди, это когда было? Лет восемь назад, да?
   - Ну да, - подтвердила Маша, - мне десять было.
   - А девочку как звали?
   - Не помню. Помню только, что она на мальчишку была похожа, и имя у нее мальчишеское было.
   - Не Жека случайно?
   - Точно, Жека. А ты откуда... знаешь? - уже догадываясь об ответе, спросила новая, но вдруг оказавшая старой, подружка.
   - Так ты со мной в Сосновке играла, - ответила Женя, - странно, правда? Я уже почти забыла эту историю, - и она замолчала, потому что воспоминания вдруг вторглись в ее спокойный нынешний мир, принося с собой те детские страхи и горести, о которых девушка предпочла бы забыть.
   Ей вспомнилась ее нелепая кража. И легкий покорный шорох, с которым украденное платье проскользнуло в мусоропровод. Женю потом долго мучило чувство вины. Но не перед плаксивой хозяйкой платья, а перед ярким солнечным куском материи. Это платье было сшито на радость людям, оно, наверняка, должно было принести его обладательнице счастье, а вместо этого оказалось в грязном и вонючем мусоропроводе, с помоями и крысам. И, когда Женя проходила мимо мусорного люка, ей слышался тихий шепот: "За что? Зачем?".
   Или эта ее дурацкая клятва: никогда не носить платья. Она ведь именно тогда ее дала. А год назад, закончив школу, торжественно порезала школьную форму на куски и теперь мыла ею пол. И на выпускной она пришла в брюках. Классная руководительница сначала даже не хотела выдавать ей аттестат.
   - Женя, посмотри, все девочки вокруг такие нарядные. А ты в чем пришла?
   - Это, Людмила Сергеевна, джинсы-бананы. Последний писк моды, - насмешливо ответила девушка. Эти "бананы" она сделала себе сама, купив с боем в ДЛТ джинсы пятьдесят второго размера и ушив их в талии, - а что у нас запрещено приходить на выпускной в брюках? Это где-то записано? По-моему, это мое личное дело.
   Людмила Сергеевна стушевалась от дерзкого взгляда девушки и отдала ей серую книжечку, результат десятилетних трудов.
   Глупая девочка, глупые поступки. Женя оглядела свои валяющиеся на земле брюки. Потом свои стройные уже успевшие загореть ножки. "Ну, я и дура. Сколько раз парни говорили мне, чтобы я носила юбки. Так ведь нет, уперлась как баран. А из-за чего? Смешно вспомнить. И стыдно", - с горечью рассуждала Женя. И неизвестно, до чего она дорассуждалась бы, но тут на поляне появились Бонивур, к посвящению успевший решить проблемы с прохождением практики и вчерашний "сатанист" Егоров, и девушки предпочли уйти с поляны. У Егорова, по Жениной классификации, был тяжелый "тренерский сидром", и парень злил девушку до зуда в ладошках, так ей хотелось съездить по его похотливой роже.
   Придя в лагерь, Женя разыскала Руслана, и поинтересовалась судьбой котенка.
   - У меня в комнате спит, проглот. Всю мою сметану выкушал, а теперь дрыхнет, - с горечью ответил приятель.
   - Извини, Рус. Я его сейчас заберу. И буду кормить своей сметаной и котлетами.
   - Ты думаешь, он будет есть наши котлеты?
   - Не знаю, но вырезку я ему покупать не могу. Да и негде ее здесь покупать. Сам знаешь репертуар местной лавки: молоко, сметана, макароны, хлеб и "Лидия".
   Женя пошла в вагончик, забрала кота к себе и села писать письмо. У нее созрел план страшной мести Стасу, который сначала бессовестно предпочел голубоглазую блондинку, потом подшутил над всем отрядом, заставив их поверить в дурацких сатанистов, а потом влил в Женю целый стакан гадкой горькой водки. Ладно бы она просто опьянела. Но в результате все подробности посвящения, ее первого стройотрядовского праздника, прошли мимо ее памяти. Причем, видимо, строем и с веселыми песнями. "Берегись, Стас, месть не за горами!" - предвкушала девушка, выводя на бумаге:
   "Уважаемый штаб!
   В связи с известными событиями в нашем отряде появилось пополнение. И хотя новый боец водку не пил и через костер не прыгал, в посвящении он участвовал. Посему может считаться полноправным членом отряда. К сожалению, у него до сих пор нет имени. Это дискредитирует гордое звание бойца отряда "Альфа". Поэтому, от имени и по поручению нового бойца, я прошу дать ему имя, достойное этого звания. Наиболее подходящим я и мой подопечный считаем имя Стас, ибо, перефразируя поэта:
   Стас и "Альфа" - близнецы братья,
   Кто из них ценнее для нас?
   Мы говорим Стас, подразумеваем "Альфа",
   Мы говорим "Альфа" - подразумеваем Стас.
   С уважением, рядовая доблестного стройотряда "Альфа"
   Васильева Евгения Сергеевна.
   7 июля 198... года."
   Женя сложила лист бумаги треугольником, надписала адрес и побежала искать местного почтальона. С синеньким дядечкой ей удалось договориться за бутылку все той же "Лидии". В поселке дешевое вино было конвертируемее, чем все валюты мира. "Жди, Стас. Скоро собью я с тебя спесь", - ехидно думала Женя. Она уже заметила, что рыжий комиссар невероятно самолюбив, и просьба назвать кота его именем, наверняка, заденет его. Тем более, если об этом узнает весь отряд.
   День прошел быстро. Как и любой выходной. Сначала "альфовцы" лениво шлялись по лагерю, а потом кто-то достал мячик, и время от обеда до ужина было отдано игре в "картошку". Женя с удовольствием лупила по мячу, не забывая при этом кокетничать со всеми отрядными мальчишками. К ужину она с мрачным удовлетворением отметила, что большинство отрядных девушек смотрят на нее волком. "Там вам и надо, клуши ленивые. Чем морду штукатурить и кости всем мыть на скамейке, лучше бы спортом занялись. Это и для здоровья полезнее." Отрядные девчонки не нравились Жене. Причем не только общажные сплетницы, к которым она относилась с частым для столичного жителя презрением, но и ее ленинградские соседки по комнате.
   Анечку Женя не любила за ту же страсть к сплетням, что и у приезжих красоток, и за полное отсутствие вкуса, которое сочеталось с непомерным самомнением и восхищением собственной персоной. Любимая Анина фраза: "Мы, красивые девушки", вызывала у Жени брезгливое удивление. Она не считала себя особенной красавицей, а уж Аня, с редкими жирными лоснящимися волосами, с выпуклыми глазами без ресниц, с маленьким красным носиком, тонкими губами, грубыми руками и бюстом нулевого размера, по мнению Жени, вообще, была уродиной. К тому же малопривлекательная внешность сочеталась с умопомрачительной страстью к модным шмоткам и полным неумением их носить. Анины гаремные шаровары из серо-голубого атласа с розовыми разводами скомбинированные с зеленой строевкой и красно-черными кедами приводили Женю в состояние эстетического шока.
   Людочка, вторая Женина соседка, была из "хорошей" семьи. Что постоянно подчеркивалось. Причем, частенько не к месту. У Людочки были и мама, и папа, и Женина безотцовщина вызвала у "благовоспитанной" девушки высокомерное удивление. К тому же родители были "со званиями". Мама - кандидат наук, папа - профессор. Поэтому Людочка считала себя особой в высшей степени избранной. Она отказывалась есть без вилки и ножа, а, оставшись дежурить в столовой, довела командира до полуобморока требованием предоставить ей овощечистку. Чистить картошку обычным ножом она не умела. В результате этим грязным делом пришлось заниматься самому Корнею и проспавшему работу Стасу. После чего комиссар воспылал к "нежной" красавице нешуточной страстью. Жене это казалось смешным и нелепым. Если бы объект любви был хоть чуть-чуть поприятнее, она бы ничего не имела против. Но в этой ситуации ей было обидно за комиссара, умного и талантливого в обычной жизни, а в сфере чувств проявлявшего такую пошлую тривиальность.
   После ужина, когда стройотрядовцы расселись около "кафе" наслаждаться вечерним солнышком, настало время мести. Почтальон вошел в лагерь, слегка покачиваясь - он уже приложился к заработанной "Лидии".
   - Эй, кто тут у вас будет начальством?
   - Я буду, - степенно ответил Корней.
   - Получите, - и почтальон протянул командиру Женин треугольник.
   Иван развернул письмо и прочитал. Сначала про себя, а потом вслух. Женя-Мстительница из-под ресниц следила за Стасом. Веснушчатое лицо комиссара стало красным, и, хотя он смеялся вместе со всеми, девушка видела, что письмо его задело. Корней дочитал просьбу и, улыбаясь, обратился к комиссару:
   - Ну, что, Стас, позволим коту стать твоим тезкой?
   Что оставалось бедняге? Он развел руками и сказал:
   - А что поделаешь? Придется, - а потом метнул в непочтительную нахалку обиженный взгляд.
   "Так тебе и надо. Не будешь задаваться. Ты думал, я кукла хорошенькая, да? Теперь будешь осторожнее". И Женя ласково улыбнулась Стасу в ответ, как будто извиняясь за свой поступок.
  
   Дни шли. Студенты привыкли к работе, и уже не расползались по вагончикам после ужина, а собирались все вместе либо около столовой, либо в "кафе". Играли в волейбол, пели песни или просто болтали. А по выходным устраивали традиционные стройотрядовские праздники. Сначала отметили Новый год и Старый Новый год, устроив детский праздник, с хороводами и детскими стишками, переиначенными на взрослый, весьма двусмысленный лад, плавно перешедший во взрослую попойку. Женя принимала самое активное участие и в хороводе, и в попойке. И в понедельник после празднования у нее и других неопытных первокурсников были зеленые личики и трясущиеся руки. Местные работяги ехидничали по поводу городских неженок, а старшие ребята покровительственно похлопывали салаг по плечам и обещали: "Через пару недель втянитесь".
   Чтобы поддержать деморализованный молодняк, в следующие выходные Стас решил отметить мужской праздник 23 февраля. Вся подготовка этого события была отдана в руки девчонкам, которые, видимо из желания насолить Жене, многими нелюбимую за повышенное внимание к ней ребят, главной выбрали Анечку. Но месть не удалась. Жене было совершенно все равно, кто будет командовать парадом. У нее за эти две недели появились свои проблемы, которые ни днем, ни ночью не давали ей покоя.
   Возникли они тихо и незаметно для девушки, из благого побуждения помочь ее влюбленному приятелю. Очаровательная Маша не обращала на бедного Руслана никакого внимания. Большую часть времени девушка проводила с лохматым Петькой. Морозов возненавидел парня с детской непосредственностью, и на работе постоянно насмехался над ним. Женя видела, что "альфовцам" непонятно такое отношение Руслана к добродушному и спокойному Петьке, и прекрасно осознавала, что эти "непонятки" до поры до времени. В один прекрасный день ребята (а еще скорее девчонки) сложат А и Б, и бедняге не поздоровится. Загрызут. Отношение к ленинградскому барину в отряде было неоднозначным. Одни им восхищались, а другие ненавидели. Например, та же Джамиля. Еще весной она попыталась охмурить Морозова, а теперь при каждом удобном случае поливала грязью.
   Женина натура не позволяла ей оставаться равнодушной зрительницей. Что из того, что приятель не хочет обсуждать с ней свои сердечные проблемы? Достаточно того, что Женя их видит. Он, конечно, обрывал все ее разговоры о Маше, но девушка была упрямее осла. То, что Руслан с каждым разом становился все грубее, только раззадоривало Женю. К тому же азарт сводничества, внезапно проснувшийся в ней в ту субботу на поляне, подталкивал ее к активным действиям. "Кто, если не я? Машке он ведь понравился, так какого черта она теперь нос воротит? И с Петькой этим везде таскается? Странная она все-таки... И красивая". И рядом с желанием свести Руслана с Машей, помимо Жениной воли, потихонечку появлялась ревность. Это чувство с каждым днем становилось все сильнее и сильнее, и, в конце концов, его стало невозможно игнорировать. Голубые глаза и светлые волосы уральской девушки завладели Жениным рассудком. Она втихаря любовалась гармоничными чертами лица Маши, непослушными легкими прядями волос, выбивающимися из-под косынки, светлой, слегка загоревшей кожей, небольшим бюстом, округлой попкой и длинными ногами. А по ночам ей снова снился некто светловолосый и голубоглазый, и от его (или ее?) поцелуев Женя просыпалась и долго потом не могла заснуть.
   В субботу утром перед мужским праздником, сгорая от стыда и любопытства, Женя специально пошла в душ вместе с подружкой. Делая вид, что тщательно моет свои коротенькие волосики, она жадным взглядом шарила по обнаженному телу Руслановой сердечной зазнобы. И с тайным превосходством Женя думала, что именно смог бы сделать с этой красотой ее приятель. И что бы при этом чувствовал. "Он, наверняка, целовал бы ее в эти розовые милые кнопочки на вершинах упругих грудей... И гладил эту очаровательную попку... И запускал бы руку в этот рыжий мысок... И сгорал бы от желания... Но он не знает, как именно она красива... А я знаю... Я могу все это видеть... А он не может..." В этот момент Маша кинула на подружку странный взгляд, и Женя поспешила зажмуриться, как будто шампунь попал ей в глаза. "Интересно, а что она о нем думает? Как бы узнать? А губы у нее такие розовые, как лепестки цветка... И вкус у них, наверное, нежный и сладковатый... Ему было бы приятно их целовать... И мне тоже было бы приятно".
   И тут Женя испугалась. Она давно уже догадалась, что ее страсть к девочкам не слишком нормальна. И много лет старательно изживала ее. И даже имела глупость решить, что изжила окончательно. Во всяком случае, последние годы ее внимание привлекали только мальчики. Томительная слабость уже не охватывала Женю, когда ее взгляд проникал выше уровня юбки или ниже линии декольте. Или когда она чувствовала запах свежей девичьей кожи вперемешку с дешевыми духами, которыми любили душиться ее сокурсницы. И вдруг такой удар! В самое слабое место.
   "Во всем виновата та история с Сосновкой. Тогда я еще влюблялась в девчонок, и в Марусю влюбилась. А сейчас это просто эхо той любви. Я не буду больше за ней подглядывать", - Женя выскочила из душа и стала вытираться. Сердце ее стучало, кончики пальцев похолодели, а в низу живота стремительно разгорался пожар. И тут, как назло, в предбанник вышла сама Маруся, розовая и улыбающаяся. Женя бросила на нее быстрый взгляд и обреченно призналась сама себе: "Нет, все равно буду, она такая красивая..."
   Праздник прошел, как в тумане. И не только от бессонных ночей. Измученная Женя для поднятия духа решила прибегнуть к старому русскому способу и, закупив бутылку "Лидии" в местном магазинчике, уединилась на берегу озера, и полбутылочки этого пойла уничтожила. Хотя и с большим трудом. Бормотуха имела гадостный вкус и запах.
   Потом, уже на празднике, добавилась водка и сухое вино, и Женя проснулась в воскресенье утром от естественной головной боли. И от стука молотков. Сначала она решила, что в ее голове кто-то затеял ремонт, но потом выяснилось, что это мальчишки заколотили дверь в их комнату досками. А чтобы не было никаких сомнений в причинах этого поступка, завалили постели девчонок цветами. Начиналось Восьмое марта, ответный ход мужской части отряда вчерашнему празднику.
   Из комнаты пришлось выбираться через окно. Вчера Женя легла спать в чем мать родила, а сегодня ей было лень одеваться, она завернулась в простыню и, сдерживая тошноту, вылезла на улицу. Там ее и Анечку с Людочкой ждали ребята с большим алюминиевым тазом. В нем по поверхности выглядевшей весьма холодной воды плавали лепестки шиповника.
   - Умываться, девочки, - провозгласил Антон Лоскутов, зачерпнул воду кружкой и сделал шаг к девушкам. Анечка и Людочка мерзко заверещали и полезли обратно в вагончик. Женя молча терпела, пока Антон лил на нее воду. Холодная струйка потекла по ее спине, а в голове несколько посветлело. Настолько, что девушка даже сумела вытерпеть процедуру кормления сладкой кашей.
   После завтрака ребята бросились собирать одежду девчонок. Все, что нашли, замочили в большом тазу посреди лагеря. Женя флегматично полюбовалась на злых бойчих, вылавливающих свои шмотки из воды, и решила не утруждать себя заботой о своем белье. К тому же ее опять начало подташнивать. Надо было срочно поправлять здоровье, и Женя направилась к себе в комнату. Едва она сделала первый глоток заначенной вчера "Лидии", как в комнату вошел Корней.
   - Что это у тебя? - удивился он.
   - Моя подруга Лидочка. - церемонно ответила Женя.
   - Ты никак под мухой? - неодобрительно поинтересовался командир.
   - У меня сегодня выходной, имею право.
   - А в этом ты сильно ошибаешься. По уставу в стройотрядах спиртные напитки употреблять запрещено, и я запросто могу тебя отчислить.
   Девушка равнодушно пожала плечами:
   - Ну, так отчисляй.
   Командир оторопел на секунду, а потом сменил тон:
   - Что происходит, Женя?
   - Иван, шел бы ты к своей Марте, а? А то она опять истерику закатит.
   - Слушай, я ведь к тебе по-человечески. Вижу, что с тобой что-то не то, - начал Корней, но тут у дверей вагончика раздался требовательный голос его подруги:
   - Иван, ты здесь?
   Командир чертыхнулся шепотом, бросил на юную пьянчужку укоряющий взгляд, мол, накаркала, и вышел из комнаты. Женя решила, что любопытных на сегодня достаточно, тихонечко вышла из вагончика, осторожно прокралась к забору ПМК, быстро через него перелезла и углубилась в лес. Остаток дня она проспала на небольшой лесной поляне.
   Девушка вернулась на ПМК как раз перед началом праздничного ужина. Ее приход прошел почти незамеченным. Девчонки судорожно наводили красоту, а ребята суетились в столовой, заканчивая подготовку к мероприятию. Только Руслан попытался что-то спросить у подружки, Женя в ответ скорчила презрительную рожу, и он отстал. Потом Бонивур метнул в нее странный взгляд, и быстренько отвернулся к Марусе, от которой он последнее время не отходил ни на шаг, вызывая ревность у Морозова и злость у Жени, чувствующей, что все, кого она весной считала друзьями, бросили ее ради блондинки. И, уже садясь за праздничный стол, девушка увидела масляную улыбку "сатаниста" Егорова.
   Маруся была очаровательна. Ее глаза радостно блестели, когда девушка с удовольствием уминала "Негра в пене", фирменный торт Васеньки Левина. Губы и пальцы она испачкала в шоколаде, которым было полито кондитерское чудо, и Жене вдруг захотелось слизать с подружки коричневую сладкую массу. Особенно с нежно-розовых губ. И с маленького мизинчика. Торт вдруг стал невкусным, как кусок картона, и девушка отодвинула тарелку.
   - Тебе что, не нравится? - обиделся Вася.
   - Нравится, но у меня птичья болезнь в тяжелой форме. Можно, я завтра это съем?
   - Можно, конечно, - великодушно разрешил Левин, - я его в холодильник уберу. Слышь, бойцы, кто слопает торт моей тезки Васи, тот станет моим личным врагом. Всем понятно?
   Не слушая ответы альфовцев, Женя встала из-за стола и вышла из столовой. После ужина по программе следовала дискотека, и девушка решила немного прогуляться. А заодно и отдохнуть от общества. Ее дурацкие мысли не давали ей ни минуты покоя. Она все время боялась, что кто-нибудь заметит ее слежку за Марусей и обо всем догадается.
   Но прогулка мало что изменила, и в "кафе" несчастная пришла все в том же смятении. "Надо поскорее свести Марусю с Русланом, от греха подальше. Не то неизвестно, чем все это закончится. Сколько натуру не дави, она все равно вылезет", - думала бедняжка, сидя во тьме праздничной дискотеке. Морозов, расположившийся в паре шагов от нее, мрачно следил, как Маруся кокетничает с Бонивуром.
   - Слышь, Рус, пойдем выйдем, поговорить надо, - толкнула Женя приятеля.
   - Опять о Машке? Не пойду.
   - Нет, обо мне.
   - О тебе? Это что-то новенькое, - ехидно бросил Морозов, но встал и вышел из "кафе".
   Они пошли к озеру. Карельская природа была романтично-прекрасна, в голубоватом сумраке метались огни светляков, и по темно-голубому небу плыли серые облака.
   - Красиво как, - завязала беседу Женя.
   - Та-а-ак. Начало многообещающее, - протянул Руслан насмешливо.
   - Поверь мне, окончание будет еще лучше, - в тон ему ответила девушка.
   - Ты, никак, в любви решила признаться?
   - С чего ты решил?
   - Это просто. Лезешь ко мне с дурацкими намеками о блондинке этой, ходишь за мной, как привязанная. Диагноз очевиден.
   - Ты угадал. Почти. Я, действительно, решила признаться в любви... Хотя, боюсь, ты будешь шокирован. В общем, Рус, я люблю... Марусю.
   Морозов медленно повернулся к девушке, его лицо было таким ошеломленным, что Женя невесело рассмеялась.
   - Что, не ожидал?
   Он медленно покачал головой. Девушка продолжила:
   - Я знаю, это неправильно... Я никому об этом не говорила... Я еще в школе влюблялась в девчонок... А потом с тренером переспала... Чтобы понять, что между мужчиной и женщиной должно происходить... Тогда мне не понравилось... А с Марусей я в детстве встречалась... И влюбилась в нее, как кошка... В общем, если ты меня от нее не спасешь, я повешусь.
   - Ты чего, Женька, на солнышке перегрелась? - только и сумел вымолвить Руслан.
   Она усмехнулась:
   - Ты подумай, ладно? - и убежала в темноту леса. Морозов остался стоять на поляне, как языческий идол.
   Отбежав достаточно далеко, Женя замедлила шаги. Сквозь лес была проложена почти незаметная тропинка, и девушка пошла по ней, грустно размышляя. Ей было стыдно за эту дурацкую беседу. Она-то хотела поговорить совсем о другом. Но насмешки Руслана вывели ее из себя. В ее голове перемешалось давнее прошлое и недавние события: смешная девчонка в зеркале, напялившая ворованное платье, "мушкетеры" и желание быть сильнее, умнее и лучше ее приятелей, насмешки взрослых над ее угловатой фигурой и отсутствием отца, неожиданная встреча с девочкой своей мечты, ставшей красивой и нежной "стопроцентной" девушкой, нелепая мечта стать такой же, как она, разговоры девчонок о сексе, в котором они не понимали почти ничего, похотливые взгляды парней, прекрасно знающих, что они хотят от женщин, ожидание "настоящей" любви и неумение понять, что такое любовь - этот коктейль взорвал Женину броню, и она по-девчоночьи разрыдалась. "Дура, дура набитая. Зачем я ему все сказала? Он теперь со мной разговаривать не будет. И с Марусей подружится. И целоваться с ней будет... Я убью его, если увижу их вместе... Идиотка, никого я не убью. Я люблю ее...".
   Женя дошла до озера, села на берегу и уставилась на воду. И тут из темноты к ней подошла та, из-за которой ее душа лишилась покоя.
   - Привет, Жень, ты чего тут одна сидишь? С Русланом поссорилась?
   Женя молча кивнула. Маруся села рядом.
   - Не переживай, помиритесь.
   - Вот спасибо, успокоила. А я уж собралась вешаться, - Женя, усмехнулась, вспомнив разговор с Морозовым.
   - Не сердись, я просто помочь тебе хочу. Вы с Русланом такая красивая пара.
   - Как и ты с Петькой.
   - Вот и нет. У меня с Петькой ничего нет. Мы просто дружим.
   - Ну и мы с Русланом просто дружим.
   Маруся улыбнулась понимающе:
   - Да ладно тебе. Все знают, что вы с ним любите друг друга.
   Женя испытующе оглядела подружку. "Вот возьму сейчас и скажу то же самое, что Руслану ляпнула. Вот смеху-то будет". Но досчитала до десяти и ответила:
   - Надо же, а мы и не знали.
   Маруся грустно вздохнула. Женя смотрела на ее изящный профиль и мучительно жаждала узнать, что эта девушка чувствует к Руслану. Но ничего, кроме прямого вопроса в ее голову не приходило. И она решилась:
   - Он тебе нравится?
   Даже в полумраке было видно, что Маруся покраснела. Но врать не стала:
   - Да.
   - Я так и думала, - Женя не сумела скрыть разочарование.
   - Ты не думай, я на него не претендую, - стала оправдываться подружка.
   Женя молчала. В ней мучительно боролись дикая ревность и желание видеть Марусю счастливой. После довольно продолжительного молчания, когда с южными страстями в душе было покончено, девушка нехотя, сквозь зубы процедила:
   - Я тебе серьезно говорю, между нами ничего нет. Так, нечто вроде дружбы. И та почти сдохла. Так что флаг тебе в руки. Пошли Петьку в отставку и бери Морозова себе. Пока он тепленький. А мое несчастное сердце отдано другому человеку. Светловолосому и голубоглазому.
   И Женя встала и пошла в лагерь.
  
  
   Глава 5. Как становятся...
   ...ленинградками.
  
   С понедельника начались трудовые будни. Но не на стройке, как представлялось Марусе, а в поле, на мелиорации. И не было никаких новеньких спецовок, как на плакатах, обыкновенная старая роба, к тому же, весьма поношенная. На работу бойцов отвозил крытый автофургон с жесткими лавками, на которых было очень неуютно, особенно, когда машина съезжала с асфальта и начинала трястись по ухабам и рытвинам лесных трасс.
   Петька с Марусей попали в разные бригады. Он - к Руслану Морозову, а она - к Лехе Бонивуру, который практически с первого рабочего дня взял над ней шефство, и относился с какой-то особой нежностью, время от времени ласково называя сестренкой. Маруся поначалу смущалась от такого неожиданного и непривычного внимания, но, узнав причину, начала отвечать взаимной заботой своему названному "старшему братцу". Ее другу повезло меньше, Руслан с первого дня по непонятной причине невзлюбил своего нового подчиненного и распекал за малейшую провинность. Петька, действительно, был неопытным работником, но старался вовсю, а бригадир словно не замечал его стараний. По вечерам, по дороге к озеру, девушка утешала расстроенного приятеля, ведь он был не только ее одногруппником, но и земляком. У них вообще было много общего. Оба любили лес и рыбалку, оба разбирались в камнях и растениях. А еще каждый вечер они вдвоем ходили купаться. Воду для душа, по установленному порядку, для бойцов грели раз в неделю, поэтому после работы все смывали пыль и пот на озере. Но ближе к ночи вода, прогретая за день, становилась совсем теплой, а муть, поднимаемая во время общих омовений, оседала. И именно в это время купание превращалось в огромное удовольствие. Несколько дней Маруся думала, что только они с Петькой знают эту тайну, но вскоре поняла, что ошибалась. В один из вечеров они столкнулись у озера с Бонивуром, который, оказывается, все это время приходил немного раньше и успевал искупаться и вернуться в лагерь до того, как Петька с Марусей отправятся в свое ежевечернее плаванье по лунной дорожке. После этой встречи они начали ходить к озеру уже втроем. Маруся рассказала Лехе, что самые восхитительные ощущения она испытывает именно в тот момент, когда в лунную ночь, ей удается плыть по серебристой дорожке в воде.
  -- Почему? - удивился тот.
  -- А-а, - загадочно протянула девушка, - ты понимаешь, везде темно, вода вроде бы тоже черная, и тут ты попадаешь в лунный свет, а он такой серебристый. И вода от него серебристая. И мне начинает казаться, что я тоже вся становлюсь серебряной. Ну, кожа мокрая же, она же светиться начинает под лунным светом. И кажется, что это уже не кожа, а чешуя. Мелкая-мелкая. Блестящая-блестящая.
  -- Как у рыбки, - хитро прищурился Леха.
  -- Нет, ты ничего не понимаешь, - махнула рукой Маруся, - как у русалочки! Ты смотрел этот мультик японский? Я на него раз двадцать ходила! Мы с девчонками после него тоже все пытались также плавать, как русалочка, - сидя на бревне, девушка изобразила русалочий стиль, вытянув вперед руки и болтая ногами по воздуху, но не удержалась и свалилась на траву.
  -- Вот-вот, - недовольно проворчал Петька, - она тут тоже попробовала, чуть не утопла.
  -- Ха, - сказала неудавшаяся "русалка", - ну, ты же у нас заправский рыбак! Я же не зря с тобой купаться хожу, знаю, что вытянешь.
  -- Ну, ты ребенок, Машка, - рассмеялся Бонивур.
  -- Я не ребенок, я взрослая, - обиженно поправила его Маруся.
  -- Не обижайся, - миролюбиво сказал он, - ты просто на сестру мою младшую похожа. Она у меня точь-в-точь, как ты, только помладше.
  -- У тебя сестра есть? - удивилась девушка.
  -- Да, - он недоуменно пожал плечами, - а что ты удивляешься?
  -- А у меня нет, я одна у родителей. И Петька тоже единственный сын. Так ты меня поэтому стал сестренкой называть?
  -- Ну, - кивнул Леха.
  -- А меня так никто никогда не называл, - призналась Маруся и добавила, - нет, ну у меня есть братик с сестренкой, но они маленькие совсем и к тому же двоюродные. И вообще, я их редко вижу, потому что они живут в другом городе.
  -- А-а, вот почему ты так ежишься, а я думал, что ты меня боишься.
  -- Я тебя не боюсь, - сообщила Маруся, - ты хороший. Вот Петька Руслана побаивается, а я тебя нет.
  -- Ничего я не побаиваюсь, - возразил Петька, - все ты придумываешь.
  -- Он на тебя злится, а ты дергаешься.
  -- Я не дергаюсь, я стараюсь, - надулся приятель.
  -- Да ладно вам, - примирительно сказал Бонивур, - все видят, что ты стараешься. Он не на тебя злится.
  -- А на кого? - хором удивились ребята.
  -- Да ни на кого. На себя, наверное. А, может, на девушку одну.
  -- Какую девушку? - спросил Петька, а Маруся, замерев, промолчала.
  -- Да есть тут одна, - неопределенно ответил Леха, искоса посмотрев на Марусю, - но это чужая тайна. Пойдемте-ка в лагерь. Держи, русалка, - Бонивур накинул на ее плечи свою строевку, - я смотрю, ты замерзла уже.
   Они вернулись к вагончикам. Ложась спать, Маруся задумалась об услышанном.
   "Интересно, кого он имел в виду? Наверное, Женьку. Может быть, они ссорятся? Или у него еще кто-то есть? или у нее? Девчонки на нее злятся. Она красивая, яркая и смелая. Возле нее всегда много ребят крутится. Она многим нравится, а он, наверное, ревнует. Вот и злится..."
   С этими мыслями она заснула.
   После этого разговора Маруся стала внимательнее наблюдать за отношениями красивой пары, но не замечала никаких следов ссор или размолвок. Так же, как и всегда, в автофургоне Женька опиралась на своего друга, а он приобнимал ее, чтобы ей было удобнее ехать. Точно также Бонивур заботливо усаживал свою "сестренку" рядом с собой, девушка быстро оценила разницу между жесткой холодной стенкой кузова и теплым телом бригадира. Руслан всегда выходил из машины первым, чтобы помочь девушкам спуститься с высокого кузова, Маруся каждый раз задерживала дыхание и опускала глаза, касаясь его теплой руки, и старалась побыстрее отойти, чтобы никто не заметил ее волнения. Искоса, осторожно, девушка наблюдала, как он подает руку другим, но не замечала, чтобы кого-то из них он особо выделял. На Петьку с некоторых пор он, действительно, реже стал сердиться, очевидно, заметил, как старается его боец. И тем более непонятна была причина насмешливого взгляда Бонивура, когда Руслан заходил на участок их бригады.
   "Эти мужчины - такие загадочные существа, - приходила к выводу Маруся после анализа собственных наблюдений, - не поймешь их".
   В очередную субботу был объявлен Новый год, на котором маленькую хрупкую Ленку выбрали Дедом Морозом, а крупного Жорика (который, как всем было ясно, был к ней неравнодушен) - Снегурочкой. Все дружно водили хоровод вокруг импровизированной елочки, роль которую играла кривая сосенка, похожая на большой японский бонсаи, изображали зайчиков, лисичек и снежинок, читали положенные стишки, танцевали обязательную полечку и пели традиционные песенки. В качестве подарка сказочный "дедушка" со своей "внучкой" выдавали каждому исполнителю бутерброд с колбасой и стакан с водкой - ребятам, вина -девушкам. Захмелевшая Маруся развеселилась и вспомнила деревенскую игру в "козла и принцессу", услышав о которой не менее хмельные бойцы радостно заржали и, подвинув елку, дружно заскакали, скандируя простой текст. Но после третьей пары общий хохот помешал продолжить игру, которую заменили обычной дискотекой. Воскресный опохмел назвали старым новым годом. А следующим праздником по календарю, конечно же, был день Советской Армии, к которому девушки готовились всю неделю. Власть должна была на время перейти к ним. К удивлению Маруси в вожаки была избрана ленинградка Анечка, которая руководила написанием сценария. Марусе с Ленкой и Людочкой был поручен выпуск боевого листка. Девушки неплохо рисовали, а она придумывала подписи к рисункам. Конечно же, не обошлось без обсуждения персон, во время которого Маруся узнала о ребятах много нового. И Жорка был изображен французом Жоржем, как, оказывается, называла его мама, а Руслан - гордым боярином, покрикивающим на нерасторопных "холопов": Петьку с удочкой, Кирюху с самодельными крыльями и других.
   Увидев газету, Морозов помрачнел, и Маруся поняла, что он задет за живое. Текст она составила простой, переделав строки классика: "Мороз не даром злится, всех гонит со двора, без дела не сидит он: работать вам пора!" Но Ленка, не любившая ни его, ни Жорика за спесь и ленинградский гонор, как она говорила, изобразила его очень надменным.
   Зайдя после дискотеки в общий коридор своего вагончика, Маруся услышала скрип кровати: "неразлучники", как обычно, тихо ворковали в комнате, но она махнула рукой на собственную деликатность и вошла. "Голубки" моментально затихли, а девушка спокойно разделась и легла. Заснула она под легкий шепот, напоминавший об осеннем дожде.
   Марусе приснился Морозов. Она снова шла по тропинке к озеру и на полянке увидела, как по кругу скачут всадники. Их было много, и они не обращали на нее никакого внимания. А она искала среди них одного - Руслана, но, увидев его вдалеке, теряла из виду каждый раз, когда, по ее представлениям, он должен был проехать рядом. Вместо него около нее почему-то постоянно оказывался улыбающийся насмешливо Бонивур, которому она, конечно, была рада, но не так, как радовалась бы Руслану. Она вновь и вновь отводила взгляд от бригадира, ища глазами Морозова, который горделиво гарцевал на своем скакуне на далекой стороне круга, не обращая на нее никакого внимания. Девушке становилось грустно, поэтому она пошла к воде, расстегивая пуговицы маленького сиреневого платьица-халата, в котором обычно приходила на озеро. Топот копыт стих. Она оглянулась и увидела, что все лошади и всадники исчезли, а рядом с ней остался только Лешка, который тоже собирался купаться. Как обычно, они вдвоем зашли в воду и поплыли, а вода такая теплая, что приятная истома охватила Марусю, которой захотелось просто полежать и покачаться на волнах, так, как научил ее отец, когда они ездили втроем в Крым. Она повернулась, легла на спину и, раскинув руки, начала смотреть в небо, которое слегка покачивалось в такт волнам. Но вскоре девушка услышала свое имя: это Бонивур окликал ее тихо-тихо. Она повернула голову к парню и увидела, что это не Лешка зовет ее, а Руслан стоит рядом в воде, которая доходит ему только до пояса. Его обнаженный торс весь в каплях воды, которые переливаются на солнце, а сквозь эту алмазную россыпь влаги просвечивает загорелая матовая кожа, обтягивающая рельефы крепких мускулистых плеч и рук... И зачарованная этим зрелищем Маруся протянула руку, чтобы дотронуться до этих маленьких сияющих бриллиантов, но вместо этого вдруг начала гладить упругое бронзовое тело, а Руслан в ответ притянул ее к себе, и она снова увидела перед собой его зеленовато-серые глаза, гладкий высокий лоб, по которому очень хочется провести пальчиком и разогнавшись по ровному трамплину носа, приземлиться на мягких губах, которые так неумолимо приближаются к ее лицу, еще пара секунд и...В предвкушении поцелуя, на который она сейчас ответит, Маруся закрыла глаза и потянулась к Руслану, продолжая гладить его широкие плечи, и никак не могла дождаться этого волнующего прикосновения его губ. Но вместо этого, кто-то снова назвал ее имя и Маруся, открыв глаза, обнаружила, что проснулась в вагончике на своей кровати, вся в цветах, сжимая в руках платье, упавшее со спинки.
  -- Сегодня восьмое марта, - сообщила ей Кира, собирая со своей постели цветы, - мальчишки ночью зашли в вагончик, закидали каждую букетами, потом забили двери досками. Теперь ходят всей толпой и будят серенадами. Слышишь, поют?
  -- Ага, - прислушавшись, сказала Маруся, разочарованная в первый момент пробуждения, но приятно удивленная - в следующий.
  -- Скоро к нам придут, так что ты бы оделась...- соседка кинула осуждающий взгляд на Марусину наготу.
  -- Зачем? - пожала плечами девушка, - так даже интереснее получится...
   Но на всякий случай, она потянулась за сиреневым халатиком, который кинула на спинку, чтобы был под рукой, а сама спокойно улеглась в ожидании праздничной побудки, натянув одеяло до подбородка.
   Вскоре сквозь наглухо забитое окно, закрытое от солнечного света еще и густым кустарником, донеслось нестройное мужское пение, которое неожиданно оборвалось. Бойцы наткнулись на непреодолимое препятствие.
  -- Интересно, как они выкрутятся? - хихикнула Кира. И добавила озабоченно, - вообще-то Вова знал, что наше окно не открывается, наверное, опять его мальчишки не послушали...
   Маруся потянулась к халату, но в этот момент вагончик сотрясли звуки ломаемых досок.
  -- А-а, - протянула понимающе Кира, - все-таки пришлось им доски обратно отколупывать. Зря забивали! Ты бы оделась, на всякий случай...
  -- Не-а, не буду, - отказалась Маруся.
   Дверь распахнулась, зазвучала гитара, в соседней комнате раздался визг, и на пороге появились Володя и Леха Бонивур с ведром воды, в котором плавали алые лепестки шиповника:
   - Девчонки! С праздником! Умываться будем?
   С этими словами ребята с вымоченными в воде полотенцами подошли к девушкам. Маруся натянула одеяло на голову, но Бонивур без церемоний его отдернул и завопил:
  -- А-а, Маруська! Да ты нагишом спишь!
  -- Где?! - раздался хор мужских голосов из коридора.
   А Маруся с визгом и брыканием потянула одеяло на себя. Вообще-то на ней были маленькие белые трусики из остро модного набора "неделька", но Лешка, сорвав одеяло, оголил только верхнюю, обнаженную, часть ее тела.
  -- Ну-ну, парни, отошли, нечего на сестренку мою пялиться! Ишь, чего захотели!
  -- Леха, гад! - закричала Маруся, вцепившаяся в одеяло, чувствуя, как вода с мокрого полотенца потекла по ее шее.
  -- А теперь завтракать! - довольный своей работой сообщил девушке Бонивур, вытирая ее мокрое лицо Марусиным сухим полотенцем, которое лежало тут же, на тумбочке.
   Но не успела Маруся и слова сказать, как сильные руки завернули ее в одеяло и подняли с кровати.
  -- Лешка, дай одеться! - закричала девушка, пытаясь сопротивляться.
  -- Не-ет! Сначала завтракать, а потом одеваться, - невозмутимо отвечал "братец".
  -- А давай мы ее оденем, - предложил чей-то голос.
  -- Вот еще, - сообщил Бонивур, - я девушек одевать не умею, только раздевать.
  -- Давай я!
  -- Нет, не дам, - сказал Леха, вынося визжащую и брыкающуюся Марусю, - она мне сестра, а ты ей неизвестно кто, еще обидишь! Машка, перестань брыкаться, я все равно не отпущу, пока до столовой не донесу, а одеяло может свалиться. Так что подумай сама, кому хуже будет.
  -- Леш, ты мерзавец, зачем ты так сделал? - бурчала девушка всю дорогу до столовой, приняв во внимание столь железный аргумент.
  -- У нас для девушек сегодня полный сервис: серенада под окном, умывание, завтрак.
   Дверь в столовую держали наготове смеющиеся Петька с Виталиком. Марусю внесли в зал и посадили за стол. Рядом с ней тотчас очутился Стас, одетый в фартук и держащий полотенце на согнутой руке:
  -- Чего изволите?
  -- Завтрак для леди! - провозгласил Леха.
  -- Сей момент. Не извольте беспокоиться.
   Маруся огляделась. За соседними столиками точно так же, как и она, сидели девушки, закутанные кто в простыни, кто в одеяла. Судя по всему, многие не стали одеваться утром, узнав о предстоящем празднике. Но на большинстве под покрывалом были заметны футболки или ночные рубашки, и только трое: она, Женька и Маринка Крестова предпочитали спать без подобных излишеств. Рядом с каждой девушкой сидел довольный молодой человек, а то и двое, которые кормили свою подопечную кашей, принесенной расторопными "официантами". Завтрак сопровождало дружное пение под гитару. Те из девчонок, кто уже успел оправиться от смущения, вошли в образ и требовательно покрикивали на своих кормильцев, требуя лучше размешать масло или насыпать сверху сахара. Порция с пшенкой оказалась и перед Марусей. Леха зачерпнул полную ложку:
   - Маш, давай! За папу...
   Но девушка посмотрела на горку разваренной крупы, которая приближалась к ее лицу:
  -- Леш, так не пойдет. У меня рот меньше твоего, столько не влезет....
  -- А мы запихнем...давай, сестренка, не капризничай, открывай рот... За папу!
  -- Леш, а я в туалет хочу, - не подумав о последствиях, сообщила Бонивуру Маруся.
  -- В туалет?! - громогласно повторил он.
   Все поглядели в их сторону. И дружно заулыбались.
  -- Сейчас дорогая, отнесу, и помогу, и подержу, - под дружный хохот пообещал Бонивур.
  -- Уже не хочу! - отказалась Маруся, представив предстоящую процедуру.
  -- Точно?!
  -- Да!
  -- Смотри, пеленки менять я не буду!
   Через полчаса кормилец вытирал лицо своей подопечной влажным полотенцем и выговаривал ей с укоризной:
  -- Экая ты, Марьюшка, непоседа. Вся перепачкалась.
  -- Кормилец! - насмешливо протянула девушка, - сам-то ел?
  -- Да мы успеем, - флегматично отозвался Бонивур, - тебя отнести или сама дойдешь?
  -- Отнести, - подумав, сказала Маруся, представив, как она босиком будет возвращаться, кутаясь в одеяло и демонстрируя всему лагерю тот единственный предмет туалета, который на ней был.
   Лешка кивнул и, завернув в одеяло, отнес обратно в вагончик, где бережно посадил на кровать. Когда он ушел, девушка быстро накинула халатик и побежала в туалет. На обратном пути, она столкнулась с Русланом, который улыбнулся ей ласково. Она хотела улыбнуться в ответ, но, вспомнив свой утренний сон, смутилась, и постаралась быстро проскочить мимо него.
   Перед обедом бойцы устремились купаться на озеро, предварительно к полному неудовольствию девушек замочив захваченные во время утренней побудки вещи в общем корыте. Таким образом, сервис, обещанный поутру Бонивуром Марусе, дополнился еще и "стиркой". На озере девушка искоса поглядывала на Руслана, который вышел из воды точь-в-точь таким, каким ей приснился. Она, наблюдая за тем, как кокетничали с молодым человеком другие девушки, отчаянно завидовала той легкости, с которой они общались, и тщетно старалась отогнать воспоминания о событиях утреннего сна, напоминая себе о надоевшей за эти недели правде: он встречается с Женькой. Остаток дня прошел в веселой суете и розыгрышах, закончившись традиционным концертом и праздничным ужином, для которого ребята постарались вовсю проявить свои многочисленные таланты.
   Накануне праздников Петька с Животом, с подачи последнего, сообразили на двоих, и вечер воскресенья провалялись, маясь от последствий собственной неумеренности. Бонивур был занят наладкой аппаратуры, о которой никто не подумал, решив, что она сама по себе заиграет, узнав, что будут танцы, поэтому вечером Марусе некому было составить компанию на озере. Поколебавшись немного, она решилась пойти одна. На бревне сидела всхлипывающая Женька.
   - Поссорились? - спросила ее Маруся.
   Та кивнула в ответ. И девушка решила утешить подругу, которая вдруг спросила, нравится ли ей Руслан. Вопрос был неожиданным, больше похожим на утверждение, и Маруся, растерявшись, не стала врать, но сразу же заверила, что никаких намерений влезть в их отношения, у нее нет. Женька оборвала поток робких оправданий и посоветовала не терять времени даром, а брать парня, как она выразилась, тепленьким. Судя по всему, ссора у них была бурной, потому что сероглазая красавица, дав совет, сразу же умчалась в темноту июльской ночи. И Маруся осталась одна со своими мыслями и со своим смятением. Она подозревала, что знает причину ссоры. И что эту причину зовут Марусей. И фамилия у нее Мешелева.
   В четверг перед днем очередного дежурства по кухне Кирилл повредил ногу, и неожиданно Морозов вызвался заменить его на кухне. Маруся, услышав об этом, занервничала, представив, как этот придирчивый ленинградец будет командовать ею весь вечер. Каково же было ее удивление, когда утром на кухне она обнаружила, что он встал раньше нее и уже включил разогреваться обе электрические плиты, что, в общем-то, в его обязанности не входило. Ребята помогали ей только по вечерам, а днем, как положено, работали вместе со всеми.
  -- Руслан, а зачем ты так рано поднялся? - удивилась девушка, - вы же только вечером дежурите.
  -- Я проснулся рано, - спокойно ответил он, - понял, что спать не хочу, решил прийти и помочь.
  -- Ну, хорошо.
   Морозов остался в столовой и начал аккуратно нарезать хлеб, а Маруся прошла к плитам и, достав сковородки, поставила их разогреваться, подвинув предварительно баки с водой. Вспомнив, что масло лежит в холодильнике, расположенном в маленькой прихожей, она собралась выйти в зал, а в это время Руслан решил за чем-то вернуться на кухню. Они столкнулись в проходе, и девушка неожиданно уткнулась ему в грудь, стукнувшись лбом об его подбородок.
  -- Ушиблась? - спросил он, обняв ее за плечи.
  -- Ушибся? - в один голос с ним спросила она, подняв голову.
   Широко распахнутыми глазами она взглянула ему в лицо и замерла, понимая, что не может оторвать от него взгляда и совершенно не хочет, чтобы он разжимал свои сильные руки, сомкнувшиеся у нее за спиной. Легкая тревога в его глазах сделала необычно мягким и участливым выражение его лица. Обычно суровое или горделивое, оно было совсем рядом с ней, она даже разглядела незаметные издалека крапинки веснушек на носу и зеленоватые искорки в серой радужке глаз, и почувствовала легкий приятный запах одеколона на гладко выбритом подбородке... Раскрасневшаяся у плиты, с выбившимися из-под кокетливо повязанной косынки прядями, с алым полуоткрытым ртом, она была так хороша, и, главное, так близко... Руслан, почувствовав, что цветочный запах ее волос кружит ему голову, не смог удержаться. Он наклонился и поцеловал ее. А Марусины губы, неожиданно для нее, ответили ему, и поцелуй получился затяжным. От удовольствия девушка закрыла глаза и вдруг отчетливо представила картинку: богатый барин целует горничную в белом переднике и кружевном чепчике, прижав ее в укромном углу своей роскошной гостиной. Она не помнила, как называлось полотно, и кто художник, но изображенная на нем сцена, пришедшая на ум, отрезвила ее, начинавшую расслабляться в крепких объятьях. Маруся уперлась руками в грудь Руслана и слегка оттолкнула его. Он нехотя оторвался от ее губ, а она, не давая ему сказать ни слова, потому что боялась, что еще немного и сопротивляться ему просто не сможет, произнесла со смущенно-лукавой улыбкой:
   - Ну, и шалун же вы, барин! Так и норовите смутить бедную девушку...
   В следующую минуту, ловко выскользнув из его рук, и, на ходу поправляя косынку и передник, как та самая горничная, Маруся вернулась к плите, где, как ни в чем не бывало, начала засыпать на раскаленную сковороду крупу. И хотя губы ее горели, а коленки слегка дрожали от пережитого волнения, она делала вид, что ничего не произошло, и что пять минут назад, не она была готова на все, лишь бы только он не размыкал рук и не отрывал губ...
   "Маша, он не твой парень! Нельзя зариться на чужое!" - повторяла она сама себе, чтобы не дай бог, не обернуться и не броситься ему на шею. Остаток утра и весь вечер она делала все возможное, чтобы не остаться с ним наедине и не коснуться его ненароком...
  
  -- Марьюшка, вот ты где, - услышала Маруся голос Бонивура, - а я тебя ищу по всему лагерю. Ты что здесь одна сидишь, сестренка? Еще обидит кто. Там же из-за музыки ничего не слышно.
  -- Да искупаться хотела, - отозвалась она, - а одной страшновато, вот сижу и думаю.
   Названный брат обнял ее за плечи:
  -- Пойдем-ка лучше потанцуем! Завтра будем купаться.
  -- Пойдем, - согласилась она.
   И они вернулись в лагерь. Дискотека была в самом разгаре. Но в танцующей толпе не было ни Женьки, ни Руслана. Бонивур быстро начал зевать, поэтому очень скоро ушел спать. Маруся, оглядев танцоров, поняла, что остались преимущественно новообразованные парочки, которые заняты только друг другом, и решила последовать примеру "братца".
   А на следующее утро отряд проснулся под мерный стук дождя. После недолгих колебаний штаб дал команду ехать на работу, несмотря на погодные условия, и бойцы уныло поплелись к автобусу, мечтая отоспаться после вчерашнего веселья. Маруся со смешанным чувством смотрела на хмурое небо: с одной стороны - противная морось была ей, как и всем, неприятна, а с другой - она давала возможность не пускаться вечером в долгие объяснения по поводу отказа пойти на озеро. В восемнадцать лет не так просто сообщать молодым людям о естественном женском недомогании.
   Дождь зарядил на всю неделю, и большую часть рабочего времени все отсиживались в вагончике: дремали, пили чай и играли в карты. А по вечерам Стас проводил репетиции агитбригады и концертных номеров к предстоящему в субботу районному смотру. Маруся, незадействованная в обязательной для каждого стройотряда самодеятельности чаще всего отсиживалась в углу с книжкой или, как и многие, ей подобные, уходила к себе, где, невзирая на трепетно прижавшихся друг к другу "неразлучников", ложилась спать под убаюкивающий ритмичный стук капель по железной крыше вагончика.
   В субботу на смотре девушка вместе с остальными смогла сравнить привычных с первого курса приятелей и приятельниц с бойцами других стройотрядов, значительная часть которых была из Механического Института имени Устинова, именуемого попросту Военмехом. Девушек на Смотре было очень мало, поэтому обаятельные физмеховские красавицы пользовались повышенным вниманием окружающих молодых людей, внешне очень привлекательных. Но застегнутые до единой пуговицы рубашки и строевки вкупе со строгой дисциплиной быстро напомнили девчонкам о цирковых дрессированных собачках, что изрядно повеселило их.
   Вернувшись вместе со всеми в лагерь, Маруся увидела приехавшего за время их отсутствия Александра Чернова, который, как она уже знала, в августе должен был заменить Бонивура, уезжавшего в институт на летнюю практику. Девушка, услышав о предстоящей рокировке, слегка расстроилась, потому что уже привыкла к своему названному "братцу", но тот обещал приезжать каждые выходные, поэтому Маруся смирилась с предстоящим расставанием. Тем более, что с Сашей она была уже знакома.
   Так же как и Лешка, он жил в общежитии, на том же этаже, что и Петька, и девушка часто сталкивалась с ним на кухне или в коридоре, когда заходила к приятелю. Высокий стройный темноволосый Саша, с вечно мечтательным выражением лица и взглядом, устремленным в какие-то невидимые окружающим дали, был предметом мечтаний многих студенток. Он был приветлив и вежлив со всеми, но до сих пор ни одну из них не выделял из общей массы. Девушки вздыхали, стараясь завладеть его вниманием, но напрасно. Марусе, ходившей по студгородку и институту с такой же абсолютно мечтательной задумчивостью, Саша казался очень симпатичным молодым человеком, но не более того. Новый боец вызвал легкое волнение в женском обществе еще во время своего первого визита: он был одним из лжесектантов, приглашенных Стасом на праздник посвящения в бойцы. Но тогда он не задержался в отряде, уехав с остальными гостями в город воскресным днем, да и Марусе, взволнованной первыми впечатлениями не только от стройотрядовской жизни, но и от неожиданной встречи со своим всадником, было не до наблюдений за реакций прекрасной половины. Теперь же девушка с интересом прислушивалась к оживленным барышням, обсуждающим внешность и характер приезжего, не забывая внимательно наблюдать и за поведением того, кто завладел девичьими умами. У Анечки горели глаза, на лице у Ленки блуждала легкая улыбка, Джамиля, по обыкновению, жеманно хихикала, сообщая то, что ей было известно. А сам Александр искоса бросал взгляды на Маринку Крестову, которая с присущей ей снисходительной ленцой время от времени вставляла свои комментарии в общее обсуждение. Маруся не слышала содержание беседы, но примерно представляла, о чем шла речь. Она видела, что от опытной во многих отношениях Маринки не укрылись Сашины "косяки", и что эта раскованная бестия легко распознала их причину.
   Маруся еще в общежитии заметила, как на эту девушку, глядящую на окружающих сквозь приопущенные ресницы, свысока и снисходительно, как на детей, реагируют молодые мужчины. Она словно гипнотизировала их своей ленивой, какой-то особенно расслабленной походкой, такими же жестами и немногословными ответами, за которыми скрывался неясный Марусе подтекст, понятный, казалось, только Маринке и ее собеседнику. В ней чувствовалось что-то животное, дикое и разнузданное, которое ей лень прятать и скрывать тоже лень. Она была похожа на короткошерстную кошку, но не домашнюю, а хищную, не грациозную, а такую, которая просто может движением хвоста сбить с ног. Блудной мартовской кошкой называли Маринку девчонки, и не только за глаза, а та только усмехалась своей довольной и ленивой полуулыбкой. У нее не было иллюзий по поводу того, какие именно первобытные чувства вызывала она у мужчин. Романтичную Марусю Маринка просто шокировала спервоначалу, но после того, как этой "кошке" без труда удалось привязать к себе одного из очень неприступных ребят, к которому многие были неравнодушны, девушка с любопытством начала приглядываться к сокурснице и, главное, к реакции на нее. "Лушка. Лушка Нагульнова! Так вот она какая," - каждый раз повторяла Маруся, вспоминая, что никак не могла представить себе эту героиню Шолоховского романа. Она долго пыталась подобрать подходящий эпитет, поточнее описывающий "кошку", но единственное, что приходило на ум кроме простого русского слова на букву "б", - это порочная.
   И теперь, увидев, как мечтательный романтичный Сашка, подобно загипнотизированному кролику, попавшему в поле зрение удава, постоянно возвращается взглядом в тот угол, где сидела Маринка, девушка понимала, что ей предстоят очень интересные две недели. В начале августа "Лушка" собиралась покинуть стройотряд. Поэтому несколько ближайших дней она, почуяв волнение потенциальной жертвы, не откажет себе в удовольствии поиграть в свою любимую игру, которую Маруся называла про себя, "искушение пороком".
   Погода после выходных постепенно стала налаживаться, и поутру все старались вытащить слегка отсыревшие одеяла на улицу, чтобы те хоть немного просохли. Из-за этого лагерь, в который бойцы возвращались вечером с работы, больше напоминал цыганский табор. Но после частых простоев из-за дождей руководство подсуетилось, и отряд с полным правом получил возможность называться именно строительным, перейдя от скучной мелиорации к отделке поселковых коттеджей, и к всеобщему удовольствию необходимость два раза в день трястись в неудобном автофургоне отпала. Пора белых ночей подходила к концу, и по вечерам прожектор над ПМК зажигали раньше, чем прежде. На тенистой лавке Маруся часто засиживалась допоздна со своим названным старшим братом, от которого не укрылось внимание подопечной к Саше. На третий день ее наблюдений за тщетными стараниями Анечки обратить на себя взоры приезжего и многозначительными репликами, которыми обменивался тот с Маринкой, Бонивур спросил девушку в лоб:
   - Марьюшка, ты не влюбилась ли часом?
   Она вздрогнула от неожиданного вопроса, решив, что Лешка наконец-то расшифровал ее волнения по поводу Руслана, мрачного вот уже несколько дней. Но она решила не сдаваться без предварительной разведки:
  -- С чего ты это взял?
  -- Да ты смотрю, глаз от Сашки не отводишь.
   Маруся вздохнула с облегчением, тревога оказалась ложной.
  -- Не-ет, - рассмеялась она.
  -- Что нет? - строго спросил ее Бонивур, - я же вижу. Он хороший парень, так что бояться тебе нечего...
   Ей пришлось рассказать о настоящей причине своего внимания, после чего рассмеялся уже Леха:
   - Ах, вот ты какая, оказывается... Вот в чем дело. А я уж начал надеяться, что Морозов, наконец-то, покинул твое маленькое сердечко.
   Девушка, услышав последние слова, замерла. Бонивур понял, что сморозил глупость. Он смущенно почесал затылок, задумавшись, как выпутаться из этой ситуации, но не нашел ничего лучшего, чем вернуться к теме с искушением:
  -- Ты, кстати, права, насчет этой особы, - признался он Марусе, - я сам сперва от нее цепенел. Только она не кошка, она - вроде кобры. Раскачивается так лениво, смотрит нагло в глаза и ты ничего ей сказать не можешь. Тебе этого не понять.
  -- Почему? - удивилась Маруся, сообразившая, что Леха сам не обрадовался своему замечанию, которое, судя по всему, просто случайно вырвалось. А с другой стороны, ей было любопытно его мнение о Руслане и о том, кто еще догадался, что она чувствует к этому парню.
  -- Ну, ты девушка, у вас все по-другому работает, - просто ответил Бонивур, - тем более, если ты еще не с кем не была близка. Да и вообще, женщины спокойнее к этому относятся, и обычно не заводятся с полоборота. Это мы почти все время об этом думаем.
  -- А ты ... - начала Маруся, которой вдруг в голову пришла мысль о том, что, наверное, Бонивур должен был испытывать какие-то неудобства, когда она опиралась на него в автофургоне, но не знала, как он отреагирует на этот вопрос.
  -- Ну, я же мужчина. Я тоже легко завожусь, - признался он.
  -- И когда мы на работу едем? - выпалила девушка.
  -- А-а, ты об этом. Ты другое дело. Я к тебе, как к своей Аленке отношусь. Это совсем другое, - повторил он.
  -- Какое? Это как я к папе?
  -- Ну, - хмыкнул парень, - не совсем. Но похоже.
   У Маруси чесался язык, ей хотелось поговорить о Руслане, наконец-то, хоть с кем-то. Но она боялась произнести его имя вслух. Боялась Лешкиного осуждения за то, что положила глаз на чужого парня. Хотя, последнее время она замечала, что Женька с Русланом уж не вместе, но думала, что влюбленные просто поссорились, и теперь тем более, не стоит вмешиваться в их отношения. Однажды, выйдя вечером из вагончика, она увидела, как в лагерь, целуясь с Серегой Егоровым, возвращается сероглазая подруга Руслана. У Маруси от удивления округлились глаза, и она уставилась на новую парочку, недоумевая, как такое может быть. Но в этот момент она разглядела в Женькиных глазах что-то похожее на вызов, и, обернувшись по сторонам, заметила мрачного Руслана, который тоже наблюдал за ними.
   "Это она нарочно делает, чтобы позлить его, - догадалась девушка. И вдруг вспомнила, что тогда, на берегу, Женька сказала, что любит кого-то другого. В Марусиной голове мелькнула мысль, что, может быть, речь шла о Сереге. Но она тут же отогнала такую нелепицу, - нет, глупости. Он такой неухоженный. И они так друг другу не подходят. Это она, чтобы Руслан ревновал".
   Может быть, она и махнула бы рукой на все и вся, и рискнула воспользоваться моментом, но в те редкие минуты, когда Руслан оказывался поблизости, она боялась поднять на него глаза. А, встретившись случайно взглядом, она моментально вспоминала тот поцелуй на кухне и сон, приснившийся ей после этого случая. И смущенно отводила глаза.
   Собственно, в надежде прогнать мысли о нем она так заинтересовалась взаимоотношениями Саши с двумя, такими не похожими друг на друга девушками, избравшими такую разную линию поведения. В противовес Маринкиной небрежности Анечка старалась окружить молодого человека заботой и весельем, постоянно шутила в его присутствии и по поводу и без оного обращалась к нему за советом или комментариями, давая ему возможность показать себя во всей красе мужского превосходства. Поединок между умом и инстинктом отвлекал Марусю от Руслана, который вот уже несколько дней ходил мрачный, вяло реагируя на происходящее вокруг.
  -- А ты не знаешь, Леш, что у нас на этой неделе будет? - спросила Маруся, сообразив, что пауза слишком затянулась.
  -- В выходные? - уточнил он. И заметив, что собеседница кивнула, ответил, - если погода не испортится, то в поход пойдем. Тут недалеко очень красивые озера. Палатки мы привезли.
  -- Здорово! Надо будет Петьке сказать, - обрадовалась девушка.
  -- А он в курсе. Уже удочки готовит.
  -- Так надо сказать, чтобы и мне сделал.
  -- А он для троих и готовит, - флегматично отозвался Бонивур.
   Маруся вдруг заметила, что не только Руслан, но и Леха в последнее время стал каким-то грустно-задумчивым.
  -- Леш, а ты что смурной в последнее время ходишь? Дома что-то стряслось?
  -- Нет, - покачал головой парень, - дома все в порядке.
  -- А что случилось?
  -- Да так, есть одна причина... - он взглянул на нее, как будто задумавшись, стоит ли ей рассказывать о том, что его угнетает в последнее время, но решил замять разговор, - ничего страшного, сестренка, так, думаю, что на практику нужно будет ехать, а я тут как-то привык к вам ко всем...
  -- Ну, ты же будешь приезжать в выходные, - беззаботно произнесла девушка.
   Бонивур покачал головой, соглашаясь, но продолжил думать о чем-то своем. Она не стала его расспрашивать, рассудив, что не стоит залезать человеку в душу, тем более такому взрослому и сильному, как Леха. Мысли ее вновь вернулись к Руслану и Женьке, и Маруся, вздохнув, сообщила, что пора спать, и что она, пожалуй, пойдет.
   К пятнице солнце засияло ярче прежнего, и навьюченные бойцы отправились в поход к дальнему озеру, сразу после обеда, потому что штаб решил по такому случаю объявить короткий день. Петька всю дорогу рассказывал Марусе, разглядывающей лесные заросли в поисках знакомых с детства трав, о карасях, лещах и подлещиках, а она с неудовольствием сообщала ему, что не видит ни любимой мяты, ни пахучей душицы. И оба, отвлекаясь от разговоров, сетовали на то, что землянику в этом году пропустили, а такую ароматную дикую клубнику, как на родных полянах, эта кисло-сладкая черника заменить не может. Последнее, впрочем, совершенно не помешало обоим объесться ягодами до черных губ, по ходу перепачкав в темном соке и руки, и щеки, и даже лоб. Бонивур увидев, в какую чумазую девочку превратилась его "сестренка", сразу потащил ее умываться к воде, как только отряд выбрал место и остановился для разбивки лагеря. Маруся попробовала возмущаться тем, что он превращает ее из взрослой девушки в малолетнюю соплячку, но Леха был непреклонен в своей заботе, и, советуя ей посмотреть на себя и сравнить с остальными, действительно, взрослыми барышнями, долго оттирал пятна черники под насмешливыми взглядами всего отряда.
   Расстроенная и отмытая Маруся надулась и громко сообщила всем присутствующим:
  -- Теперь я буду называть тебя папашей! Ты бы еще ремень достал!
  -- В следующий раз всенепременно, - пообещал Бонивур и занялся установкой палаток.
   А девушка, нахохлившись от пережитого унижения, села на травяную кочку у воды и некоторое время долго смотрела на озеро. Ленка, окликнув ее, оторвала от мрачной задумчивости, а деловито-суетливая Анечка поручила разобрать рюкзак с посудой. Молча справившись с заданием, слегка отойдя от гнева и обиды, девушка пошла прогуляться по лесу. Но вскоре наткнулась на спрятавшихся в зарослях девчонок, куривших тайком от всех. Пообещав никому не сообщать об увиденном, и, выслушав утешительные слова сочувствия по поводу этого гада Бонивура, она стрельнула у приятельниц сигарету и спички, решив в отместку попробовать тоже покурить где-нибудь в укромном месте, благо таких вокруг было предостаточно.
   Тропинка привела ее к берегу озера, недалеко от лагеря, где Маруся обнаружила сидящих рядом и мирно разговаривающих Руслана и Петьку, закинувшего удочку в воду. Поколебавшись с минуту, она решительно шагнула к ним. Ребята обернулись на треск сучьев, хрустнувших под ее ногами:
  -- О, Маш, а вот и ты, - приветливо отозвался Петька, - а я тебя поискал-поискал и решил один сходить на пробу. А тут вот Руслан...
  -- Садись, Маш, - подвинулся на бревне неожиданный Петькин собеседник, освобождая место рядом с собой.
  -- Ты представляешь, Марусь, - продолжал Петька, - а Руслан, оказывается, тоже рыбачить любит. И он у нас на Урале с отцом часто бывал.
  -- Он у меня геолог, - пояснил парень, глядя на девушку с какой-то грустью.
   Маруся от возмущения на Бонивура и все еще переживаемой обиды, забыла все свои прежние страхи и спокойно уселась на предложенное место рядом с Русланом. Она взглянула на Петькин поплавок, мерно качающийся на поверхности воды.
  -- Клюет? - нетерпеливо спросила она.
  -- Какое там, - отмахнулся приятель, - я думаю надо подкормить сегодня вечером, а утром, на рассвете...
  -- А ты уверен, что тут кто-нибудь есть? - деловито осведомилась девушка.
  -- Должен быть, - уверенно произнес Петька.
  -- А я тоже хочу, - сказала Маруся.
  -- На, - он протянул ей удочку и поднялся, - а я пойду, остальные принесу.
   Маруся ловко перехватила удилище, коснувшись грудью руки Руслана, и тут же сообразила, что приятель оставляет их вдвоем на некоторое время. Она заколебалась, соображая, а не сбежать ли ей, но тут же взяла себя в руки, решив, что пока Петька ходит за удочками, она будет смотреть за поплавком. Приятель скрылся в кустарнике. Некоторое время она и Руслан молчали. Маруся не выдержала первой:
  -- А где вы с отцом были?
  -- Да много где, - ответил он, и начал перечислять районы Среднего и Северного Урала.
   Она искоса посмотрела на него, но он тоже не отводил взгляда от поплавка, лицо у него было таким спокойным, каким-то даже задумчивым. Но постепенно рассказ об экспедициях, в которые брал его отец, увлек его и он оживился. Оказалось, что гордый боярин на самом деле может вести себя просто и совершенно не заносчиво. Этот Морозов гораздо больше был похож на того самого приветливого всадника, о котором она мечтала, и таким он нравился ей чем дальше, тем сильнее, но в отличие от прежних ощущений, девушка не чувствовала неловкости и смущения. Наоборот, с каждым его словом Маруся все больше успокаивалась. И к тому времен, когда Петька вернулся, они, уже улыбаясь, наперебой рассказывали друг другу какие-то истории, связанные с детством, проведенным в горах.
  -- А где же удочки? - спросила приятеля Маруся.
  -- Я прикорм принес, - сообщил тот, показывая куски белого хлеба, - а нас там уже зовут, уже костер развели, и все пить собираются. Завтра утром вернемся сюда, а я тут хлеба накрошу пока.
  -- А я пойду дров наберу, - сказал Руслан, поднимаясь, - с утреца нужно будет костерчик развести.
   Маруся разгребала место для кострища, аккуратно собирая в кучу мелкие щепки и сухие ветки, которые завтра смогли бы пригодится для растопки, когда услышала треск от чьих-то шагов. Уверенная в том, что это вернулся Руслан с дровами, она подняла голову, но увидела Бонивура, продирающегося сквозь кустарник. Решив достойно встретить обидчика, девушка села на бревно и, закинув ногу на ногу, демонстративно достала из кармана сигарету, о которой за болтовней уже успела забыть, и помятый коробок спичек.
  -- А-а-а, - произнес "старший брат", - вот как мы, значит...
  -- Маш, ты что?! Куришь?! - ужаснулся вышедший к берегу с другой стороны Руслан, - Леха, отними у нее...
   Маруся, не удостоив его взглядом, невозмутимо сунула сигарету в зубы и зажгла спичку.
  -- Подожди, Рус, девочка собирается мне доказать, что она уже взрослая, - остановил приятеля Бонивур, спокойно уселся на камень напротив "сестренки" и, не делая никаких попыток отобрать "игрушку" у "ребенка", стал наблюдать за ней. Маруся поняла, что назад дороги нет, и осторожно сделала первую затяжку.
   В школе она из любопытства уже пробовала затягиваться, поэтому знала, что торопиться и сильно вдыхать дым не стоит. Небрежно выпустив первый клуб дыма, она с вызовом посмотрела на Леху.
  -- Молодец! - похвалил ее невозмутимый парень, - давай дальше.
   Она сделала вторую затяжку.
   - Какая умница! - с притворным восхищением произнес Бонивур, - еще, пожалуйста. Да не халявь! Кури, как полагается, а то сидишь, дым из ушей пускаешь.
   Маруся разозлилась и от гнева затянулась по-настоящему. От неожиданного обилия дыма, она закашлялась, на глазах выступили слезы. Руслан бросился к ней, но Леха снова остановил его:
  -- Не-ет, пусть докурит, раз начала. Давай-давай! И на халяву не надейся!
  -- Лех, да перестань ты! - рванулся к девушке Руслан.
  -- Морозов, не мешай воспитательному процессу. Один раз покурит, как следует, второй раз не захочет, - но Маруся уже бросила сигарету на землю и обиженно затаптывала ее ногой.
  -- Мария, перестань злиться! Тебе это не идет, - сообщил ей Бонивур, и, заметив, что она готова расплакаться от обиды, сменил тон, - Маш, ну, я виноват, ну, не сердись...
  -- Хочешь с кем-нибудь нянчиться - женись и роди себе ляльку или купи куклу! А я тебе не пупсик какой-нибудь! - сообщила ему обиженная девушка. Она насупилась и попыталась пройти мимо него к кустарнику, но он поймал ее и усадил к себе на колени.
  -- Маш, ну я был не прав. Я прошу прощения. Ну, не обижайся, сестренка. Но ты была такая чумазая, что я не удержался. Правда.
  -- Не делай так больше никогда, - пробурчала Маруся.
  -- Не буду, - пообещал тот, - ну что? Мир?
   Девушка кивнула.
   - Вот и славненько! Пойдем, там все ждут... - улыбнулся Бонивур.
   Маруся подняла голову и увидела, что Петька насмешливо смотрит на нее, а Руслан с каким-то сожалением уставился в сторону. Через десять минут они вернулись в лагерь, где Стас, увидев их, протянул:
   - Ну, наконец-то!
   Маруся, обнаружив, что за ее отсутствие девушки уже приготовили ужин, и, вспомнив, что последний раз ела днем, поняла, что за это время сильно проголодалась. Взяв протянутую ей миску с вареной картошкой и подцепив кусок рыбы из банки консервов, она села рядом с приятелем:
  -- Петь, ты во сколько завтра вставать думаешь?
  -- Надо бы часов в пять, - жуя, ответил он, и, подумав, добавил, - в шесть - это уже самое позднее. Мы с отцом обычно начинали до того, как солнце взойдет. Перед самым рассветом. Тебя будить?
  -- Ага, - сказала Маруся, а про себя подумала: "Может, он все-таки проспит? И мы пойдем часов этак в семь?"
  -- Тогда спать надо пораньше лечь. Я сейчас поем и пойду. Ты тоже ложись.
   Маруся кивнула, но решила еще немного посидеть у костра. Тем более, что Хорь взял в руки гитару, а она знала, что такого удовольствия пропускать ну никак нельзя. Не зря же Женька в свое время говорила ей, что ему самое место на сцене какого-нибудь концертного зала, а не в пыльной технической лаборатории. Да и сама она пела замечательно! Маруся заслушалась, не заметив как место Петьки, завалившегося, как он и обещал в палатку, занял Бонивур, а невдалеке от нее пристроился еще и Руслан.
  -- Марусь, ты все еще дуешься на меня?
  -- Нет, - искренне ответила девушка, - я просто не знаю, как себя вести, чтобы ты больше не выкидывал таких фортелей. Мне было приятно, что ты обо мне заботишься, но не до такой же степени...
   Она пожала плечами и налив себе в кружку из чайника, принесенного Лехой, как она думала, чай, продолжила:
  -- Ты давно дома был?
  -- Два года назад.
  -- А ты съезди осенью, навести сестру. Ей же уже четырнадцать, кажется? - дождавшись ответного кивка, девушка предложила, - ну, вот, попробуй при ее друзьях и знакомых, нос ей вытереть, сообщив окружающим, что у нее сопли или еще там что-нибудь. Я не думаю, что ей это понравиться. Посмотришь, что она тебе скажет, может быть, дойдет. Ой, - воскликнула она, сделав глоток из кружки, - а это что за компотик?
  -- Глинтвейн, - сообщил Леха, - ребята закупили портвейна и решили сварить глинтвейн для разнообразия.
  -- Вкусненько! - Маруся сделала еще один глоток. И еще. Кружка быстро опустела, и Маруся протянула ее Бонивуру, - а мне добавочки можно?
  -- Запросто! - он наполнил кружку и вернул ей, - только не...
  -- Что? - быстро спросила она, понимая, что должна пресечь сейчас всяческие его попытки изобразить отеческую заботу.
  -- ... не разлей! - быстро ответил Леха, - я полную налил. По-взрослому, - он хитро прищурился, что, мол, не поймала.
  -- То-то же, - строго и слегка высокомерно заметила Маруся, и тут же рассмеялась весело, - выкрутился, гад!
  -- Я не гад, я - утюг, - возразил он ей, намекая на шутливые названия физмеховских кафедр. "Гадами" называли студентов Марусиной кафедры гидроаэродинамики, а он учился по специальности "теплофизика".
  -- Убедил, - весело отозвалась девушка, в чьих венах забурлил коварный "компотик", - обвинение снимается.
  -- Как твои научные исследования порока продвигаются? - спросил Бонивур, протягивая ей наполненную в третий раз кружку.
  -- Да порок уехал, - повела плечами Маруся, - но я поняла, что она все равно бы своего не добилась.
  -- Почему?! - изумился собеседник.
  -- Не знаю, мне так показалось.
  -- А как ты смогла в этом убедиться? Разведка бы донесла? Или ты подглядывала бы?
  -- Да нет, зачем? Дело же не в констатации физического акта. Дело в ... - она замялась, ища подходящее слово, - ну, в общем, ты понимаешь, победа порока, она не в том, чтобы один раз или даже несколько совершить действие, ну ты понимаешь какое. Порок он внутри должен поселиться. К нему человек должен ... Вернее, человек должен попасть к нему в зависимость. А это видно сразу. По взгляду. Вот когда она Славку совратила, это сразу все увидели. Он вначале... до того, как, ...ну ты понимаешь... посмеивался над ней, говорил, что он никогда на это не купится, что он умнее, хитрее, так прогуляется, попользуется и уйдет. А потом у него такой взгляд стал... Он изменился... Как бы тебе это объяснить?... Ну, он раньше был такой легкий, свободный, веселый. А затем у него взгляд стал другим... Как у пса на веревочке. Как будто он каждый раз думал: накормит его хозяйка или нет...
  -- Ну ты психолог, Маруська. Что ты на Физмех пошла?
  -- Да так. Вообще-то я программистом хотела быть. А не добрала баллов. Теперь буду инженером. Как родители. Я, правда, не хотела этого, но как-то не бросать же, раз поступила, - Маруся вдруг вспомнила, как несколько недель назад о том же самом ее расспрашивала Женька, и неожиданно для Бонивура сказала, - знаешь, а она странная.
  -- Кто? - удивился Леха.
  -- Женька, - сообщила девушка, не заметив, как изменилось лицо ее собеседника, - знаешь, иногда бывает, встретишь человека, и тебе кажется, что знаком с ним всю жизнь. Я ее увидела, мне тоже так показалось. А потом, представляешь, выяснилось, что мы с ней и вправду полжизни знакомы. Встретились случайно в Сосновке, когда я в десять лет приехала сюда в первый раз. Я тогда сбежала от родни, чтобы погулять. Искала Летний Сад, а попала в Сосновку, а там она за онанистом подглядывала, а я на него тоже напоролась и убежала. И столкнулась с Женькой. А она ждала, что сейчас тетка с авоськами ему по голове съездит, но она его не заметила.
  -- Не онанист, а эксгибиционист, - машинально поправил разговорившуюся девушку Бонивур.
  -- Знаю, - она махнула рукой, - я из-за этого слова двойку на истории схватила. Назвала работу Ленина "Материализм и эксгибиционизм", весь класс надо мной ржал, а историчка орала, как резанная. Она старая большевичка с 812 года, парторг школы. Пообещала меня из комсомола выпереть, потащила меня к директору, завучу. Я страху натерпелась! Думала - попрут! А директор узнал, тоже засмеялся. Обошлось... А Женька она такая красивая, к ней подойти страшно, правда?
   Дождавшись кивка друга в знак согласия, Маруся продолжила:
  -- Мы с ней как-то в душе вместе мылись. Я хотела предложить ей спину потереть. Ну, и чтобы она мне потерла. Знаешь, на работе так спина потеет. Пыль. Работа. Жарко. Мы с девчонками друг другу в душе всегда помогаем, самим же нормально всю грязь со спины не достать. Я на нее посмотрела, хотела попросить. А она так взглянула на меня, что мне как-то неловко стало, будто я за ней подглядываю. Смешно! В общем, пришлось мне остаться с невымытой толком спиной.
   Увидев, что Бонивур слушает ее внимательно, не перебивая, в отличие от отца, оборвавшего когда-то рассказ матери своим: "Это чужая жизнь. И тебя в нее не приглашали", девушка решилась поделиться своими наблюдениями с тем, кому она доверяла, надеясь, что ее не осудят:
  -- С ней происходит что-то непонятное, хочется подойти, спросить, а как-то страшно немного. Мне она так нравится. С ней интересно разговаривать. Она не такая, как другие. Но она такая... - Маруся снова замешкалась, ища подходящее определение.
  -- Порочная? - тихо полувопросительно продолжил за нее Леха.
  -- Не-ет, ты что! - девушка протестующе замахала руками, - это ты из-за Егорова, что ли, так подумал? Глупости какие! Она не порочная. Она... не свободная, нет... как же это слово?... О! Вспомнила, она - неприкаянная. Ну, как бы тебе это объяснить, вот говорят, что у человека нет царя в голове. Или нет стрежня. А у нее, по-моему, нет компаса. Царь есть. И стержень есть. А вот компаса нет. Ориентиры сбиты. Помнишь книжку "Пятнадцатилетний капитан"?
   Бонивур кивнул.
  -- А помнишь, там Негоро под компас молоток подложил? Или что-то железное?
  -- Топор - машинально подсказал парень.
  -- Ну не важно! Важно то, что компас начал врать, и корабль сбился с пути. И все попали в Африку к работорговцам. Вот такая же и здесь картинка. Я это еще в детстве заметила. Мы с ней начали в мушкетеров играть. Не в классики, там какие-нибудь. Не во что-нибудь обычное для других девчонок. Тогда я думала, что это в Ленинграде все люди такие необычные, особенные. А в институте посмотрела, да нет, вроде. Все такие же, как и везде, только гонора побольше. Прописка. Папа - профессор. Всякие тут понаехали, за пропиской охотятся, чтобы съесть всю нашу колбасу! А что нам их колбаса?! У нас в городе снабжение не хуже. И квартиру сразу дают. И дачный участок. Живи и радуйся! И места у нас получше этих. И зима, как зима. И лето, как лето. Вот только один театр на весь город. Один музей. И два кинотеатра, в котором каждый фильм по две недели крутят. И артисты редко приезжают. Город-то закрытый. Нет, я знаю, в глубинке с продуктами хуже, там местами даже талоны введены. А нам жаловаться не на что! Все друг друга знают, поэтому сильно не выпендриваются, как здесь. И графов с боярами у нас нету. Всех повывели в восемнадцатом году! - торжествующе заключила Маруся.
   Леха хмыкнул:
  -- А ты, оказывается, боевая девушка.
  -- А ты думал! У меня прадед в Гражданскую у Буденного воевал. Шашки наголо! Ой! - Маруся заметила, что последние фразы она говорит уже громко, и окружающие с любопытством смотрят в их с Бонивуром сторону. Она смутилась и протянула ему кружку, - налей, пожалуйста, у меня пусто.
  -- А ты потом буянить не будешь? - ехидно спросил ее друг, но подчинился. Протягивая ей наполненную "компотиком" кружку, он увидел сидевшего рядом Руслана, который, судя по его бледному лицу, слышал весь разговор. - А что, Маш, аристократов ты не любишь?
  -- Нет, - твердо произнесла она. - У нас в роду только мастеровые были. И хорошие, между прочим, мастера. Золотые руки. У мужиков прадедовы хомуты до сих пор в хозяйстве используются. И деревья, посаженные моими стариками, до сих пор растут. Они не белоручки какие-нибудь... - заметив, что ее повеселевший приятель насмешливо смотрит на кого-то за ее спиной, Маруся обернулась, и к своему ужасу увидела Руслана, лежащего рядом на траве и смотрящего на огонь костра. Ей стало неловко.
   "Черт, Леха, мог бы и сказать!" - подумала она, а вслух произнесла:
  -- Лех, а ты не знаешь, Егоров, он, что стихи пишет?
  -- Нет, вроде, - в очередной раз ошеломленный ее неожиданным вопросом сказал Бонивур, - а с чего ты это?
  -- Да ты знаешь, я когда его увидела в первый раз в общаге, он так поэтично сказал, что его Муза посетила... ну, в смысле, ему так показалось... а потом пошел отчет писать без вдохновения, ну он так выразился... И я подумала, что он похож на поэта какого-нибудь или писателя... Они ведь тоже все в своих муках творчества, за собой не следят...
  -- Да он раздолбай, - уверенно произнес Бонивур, - наивная ты, Машка.
  -- Вовсе нет, - возразила она, - он просто неухоженный. Его не приучили просто. У меня приятель был во дворе... ну, не приятель, так знакомый... Вовка... у него родители пили...он тоже такой ходил... В семь курить начал, в двенадцать - пить... а сам с детства вечно мастерить что-нибудь пытался... Мама говорила, талантливый мальчишка, жаль, что пропадает...
  -- Да Егоров - лентяй и халявщик, каких мало, - снова возразил Леха, но добавил, - соглашусь, талантливый лентяй.
  -- Вот, - торжествующе сказала девушка.
  -- Что вот? - насмешливо отозвался приятель, - таланта мало в жизни. Нужно еще и уметь свои способности развивать и применять. А не ждать, пока все на блюдечке с голубой каемочкой...Не знаю, может быть, ты и права, и Егоров сочиняет нежные мадригалы по ночам, а не пулю расписывает под портвешок, но я, по крайней мере, особой поэтичности за ним не замечал. В физике он неплохо рубит, это точно, иначе бы давно выгнали...
   От недовольного бормотания друга Марусю, опустошившую пять кружек глинтвейна, потянуло в сон. Воспользовавшись тем, что они уже давно разговаривали лежа на животе, девушка уткнулась в плечо Бонивура, и через минуту уже спала.
   Утром невыспавшуюся Марусю растолкал Петька. Спросонья, в первый момент, она хотела отказаться от рыбалки, но передумала и поднялась, обнаружив, что кто-то, наверное, Бонивур, укрыл ее одеялом. Голова ее раскалывалась, но она помнила, что сама просила приятеля, сделавшего к тому же специально для нее удочку, разбудить ее. Нехотя она поплелась к вчерашнему месту рыбалки за бодрым Петькой и молчаливо-хмурыми Русланом и Бонивуром, сжимая под мышкой сложенное одеяло: прохлада августовской ночи, такой теплой вечером, и такой неприятной спозаранку, грозила возможностью простуды. Дойдя до знакомой полянки на берегу, рыбаки вспомнили, что их четверо, а удочек всего три. Маруся предложила удить по очереди, сообщив приятелям, что займется костром, затем пару часов еще вздремнет на берегу, а потом сменит кого-нибудь, кто тоже захочет поспать. Молодые люди согласились, и она начала раскладывать заготовленные вчера дрова. Когда огонек весело побежал по сухой древесине, девушка завернулась в одеяло и, улегшись на траву рядом, моментально заснула.
   Ей приснился дом. Мама готовит ужин, Маруся помогает ей расставлять посуду на столе, за которым отец, как обычно, читает вечерние газеты, комментируя прочитанное вслух. И вот уже они втроем идут по лесу, высматривая под яркой зеленью травы скромные коричневые шляпки подберезовиков или нежно-рыжую россыпь лисичек, расковыривая специальной палкой кучи старой слежавшейся листвы, в поисках желтовато-серой семейки груздей. Отец с сосредоточенным видом вышагивает где-то сзади, а они с матерью как обычно торопятся, обгоняя друг друга, то и дело пропуская вожделенную добычу, о чем сообщает им Дмитрий Андреевич своим ворчливым: "Торопыги! Такого красавца не заметили!" И каждый раз, оглядываясь на его возглас, Маруся видит, как неторопливо и основательно отец достает, зажатый прутьями корзины нож, выточенный им для этой цели из обломка старого ножовочного полотна, словно поклонившись, нагибается, аккуратно срезает ножку, и проверив, нет ли в находке червей, кладет ее поверх собранных грибов, а затем тщательно вытирает лезвие платком, привязанным к ручке.
   А потом они выходят вдвоем с отцом к реке, где у берега качается на воде лодка, в которую они садятся и плывут куда-то. Отец на веслах, а Маруся на корме. Он гребет, а она смотрит на бурный след, который оставляет за собой в воде лодка, прозрачные струи переливаются на солнце, ненадолго поднимаясь из темной глубины реки, и снова сливаются с ней.
   Проснувшись, Маруся обнаружила, что лежит на еловых лапах и папоротнике, кем-то собранным и постеленным специально для нее. "Какой все-таки Леха заботливый!" - подумала она и решила сказать "братцу" спасибо, но обнаружила, что на бревне сидит один только Руслан, а Петька с Бонивуром куда-то ушли.
  -- А где все? - спросила она.
  -- В лагерь пошли, за продуктами, - объяснил Руслан, обернувшись на голос. Увидев ее заспанное лицо, он улыбнулся, - выспалась?
  -- Ага! Мне дом снился, - потягиваясь, сообщила она, - будто мы с папой за грибами пошли, а потом куда-то поплыли на лодке. Я после отряда домой поеду, соскучилась.
  -- Бывает. Когда отец надолго уезжал, я тоже по нему скучал.
  -- Ну-у, ты же с мамой оставался...
  -- А мама с ним тоже часто уезжала, меня с дедушкой и бабушкой оставляли.
  -- А мама тоже геолог?
  -- Нет, она врач. В "поле" не только геологи нужны, врачи тоже...
   В это время из кустов появились Леха с Петькой, сжимающие в руках чайник, пару кружек, хлеб, пакет с картошкой и банку консервов.
  -- Привет, добытчики! - весело улыбнулась им Маруся, - Петь, ты поймал что-нибудь?
  -- Двух окушков! А одного Бонивур выловил, - гордо сказал приятель и продемонстрировал девушке полиэтиленовый пакет с водой, в которой болтались три мелкие рыбешки.
  -- Какие они маленькие! - не удержалась девушка. И тут же ободряюще сказала, - все равно здорово!
  -- Стасу скормим, ему понравится, - также важно сказал Петька.
  -- А что, комиссар так любит рыбу? - недоверчиво спросила Маруся.
   Ребята в ответ захохотали:
   - Маш, ты что? Это он про котенка.
   Маруся тоже засмеялась, вспомнив, что спасенного от лжесектантов кота Женька назвала Стасом в честь комиссара, что время от времени вносило веселую путаницу и служило темой для беззлобных подколов в его адрес. Вспомнив, что хотела поблагодарить Бонивура за проявленную заботу, она сказала ему:
  -- Ой, Леш, я же тебе хотела сказать спасибо за лежанку. Очень мягкая!
  -- А я здесь не при чем, - признался тот, и, усмехнувшись, добавил, - у тебя теперь новый заботливый папочка появился.
   Он кивнул в сторону Руслана.
   - Пока мы рыбачили, Рус для тебя постарался, вот ему и скажи спасибо. И одеяло вчера тебе он принес.
   Маруся посмотрела на парня, повернувшегося к ним спиной, и делающего вид, что его занимает только поплавок на воде:
   - Спасибо, Руслан.
   Не оборачиваясь, тот кивнул. Бонивур насмешливо взглянул на него, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но переведя взгляд на Марусю, которая, посерьезнев, смотрела на одинокую спину, передумал:
  -- Марьюшка, тут твой любимый компотик остался, - он потряс чайником, в котором послышался плеск, - не желаешь здоровье поправить? Головушка-то после вчерашнего, небось, до сих пор бо-бо?
  -- Не вспоминай, - пробурчала девушка, - я утром едва встала.
  -- Накушалась вчера, буянить начала, пляски у костра устроила...
  -- Не ври, - отозвалась Маруся, - я все помню, не было никаких плясок. И не буянила я.
  -- Ну, как же! А кто кричал: "шашки наголо!" и призывал к революции?
  -- Неправда! - возразила она смущенно, вспоминая, что, действительно, позволила себе слишком многое. И Руслан слышал, что она говорила о боярах и ленинградцах. И о Женьке.
  -- А кто вчера требовал вернуть колбасу?
  -- Это был Киса Воробьянинов. А не я.
  -- Вообще-то у отца Федора колбасу пытался отобрать Остап Сулейман Бендер Мария Бей, - поправил ее Бонивур и процитировал, - "Отдай колбасу! - взывал Остап. - Отдай колбасу, дурак! Я все прощу! Но отец Федор уже ничего не слышал." Ладно, я серьезно спрашиваю: пить будешь?
  -- Нет, - мотнула головой Маруся, - я чаю хочу. И теперь моя очередь рыбу ловить. А что там в лагере делается?
  -- Стас репетицию затеял, так что я вас скоро покину, - ответил Леха.
   Маруся кивнула:
   - Понятно.
   И через час, ожидая, пока закипит вода для чая и запечется картошка, засунутая в кучу горячего пепла, она присоединилась к Руслану и Петьке, молча наблюдавшими за замершими на поверхности воды поплавками.
   В ПМК отряд вернулся воскресным вечером. По дороге Маруся набрала полный пакет черники, решив побаловать бойцов пирогом на следующий вечер, потому что в понедельник подошла очередь ее дежурства по кухне. Неделя пронеслась быстро, а выходные, из-за суеты очередного выезда на всеобщий фестиваль, принесший бойцам "Альфы" несколько заслуженных наград, промелькнули еще быстрее, и снова начались рабочие будни. Работать на отделке коттеджей было куда веселей, чем на торфяных разработках. Обрабатывать олифой и красить деревянные наличники гораздо приятнее, чем снимать квадраты жесткого дерна или укладывать в канавы черепичный дренаж.
   По вечерам отрядные парочки уединялись в укромных местах, стараясь не мешать друг другу: Стас с Людочкой в столовой, Анечка с Сашей в сушилке, Танечка с Мишей в душевой, а Женька с Антоном и Хорем музицировали в комнате отдыха или на улице. Маруся теплыми вечерами по-прежнему ходила купаться на озеро, но после похода к привычному Петьке, заменив Бонивура, присоединился еще и Руслан, которого она , наконец, перестала избегать.
   Она приглядывалась к молодому человеку, который, в чем она уже почти не сомневалась, тоже был неравнодушен к ней. Маруся все чаще замечала, как он смотрит на нее, и ее сердце от этих его взглядов, начинало стучать быстрее. В те минуты, когда они по какой-нибудь, как им казалось, случайности оставались вдвоем, она, чтобы побороть неизбывное пока смущение, старалась занять время разговорами на отвлеченные темы, не понимая, как себя вести с этим парнем, который так нравился ей. Когда его не было рядом, она становилась рассеянной, прислушиваясь, не идет ли он. А когда тот появлялся, она старалась понять, что он чувствует и о чем думает, боясь случайно прикоснуться к нему, и одновременно втайне мечтая об этом. От всех этих противоречий у Маруси голова шла кругом, поэтому она абсолютно не замечала насмешливых взглядов остальных бойцов, которые с нетерпением ожидали, когда же эта парочка наконец-то разберется в своих взаимных чувствах, давно ни для кого не являющихся тайной. К доброжелательной и веселой Марусе с самого первого дня все относились с симпатией, поэтому к Руслану, так изменившемуся рядом с ней, многие из тех, кто в начале его недолюбливал, тоже начали относиться иначе. Петька, которому намекнули о том, что он мешает зарождавшемуся роману, старался избегать Маруси, но не смог отказаться от купаний по вечерам, а тем более от дежурства по кухне.
   На предпоследние отрядные выходные Стас давно наметил свадьбу, назначив в субботу жеребьевку, а само событие должно было произойти в воскресенье, после того, как каждый, вытянув свою бумажку с ролью, продумает образ и наметит, сообразно ему, линию поведения на торжестве. Но все советы подстроить все таким образом, чтобы нерешительная парочка вытянула роли "жениха" и "невесты", комиссар легко отметал, высказав предположение, что не исключает возможности реальной свадьбы, а чтобы предстоящий праздник получился веселым и увлекательным для всех, нужно, чтобы пара была более колоритной и несуразной:
  -- К тому же, представьте, люди вроде бы встречаются, и тут вдруг на их свадьбе все начинают над ними куражиться... и всем неловко и им не по себе. Самое веселое происходит на свадьбах, где сходятся две группы людей с абсолютно разными культурами. Этакая смычка города и деревни, классики и рок-музыки, Востока и Запада, импрессионизма и лубка. Контраст нужен. Непримиримые классовые противоречия. Тогда будет интрига. И к тому же, мы всегда жребий по-настоящему тянули. А там, как получится. Весь кайф в импровизации!
   С нетерпением все ждали субботы, которая и наступила в положенное ей время. После обеда все остались в вагончике столовой, где на угловом столе лежали две кепки. В одной из них были сложены свернутые в трубочку бумажки с ролями для юношей, а в другой, соответственно, для девушек. Начали с последних: их было меньше. Каждая вытянула свою трубочку и, ознакомившись с надписью, протягивала ее Стасу и Корнею, отказавшимся от участия в жеребьевке. Стас, потому что был режиссером этого проекта, оставив для себя роль попа и свата. А командир сказал, что Марта его еще весной предупредила о том, что не потерпит даже полунамека на его внимание к кому-то еще, кроме нее. Маруся, когда подошла ее очередь, вынула бумажку и, развернув, обрадовалась. Она показала комиссару самое короткое слово: "сваха". Роль ей понравилась.
   С распределением мужских ролей все оказалось сложнее, потому что комиссар все-таки неправильно рассчитал количество ролей и парней. Ребят оказалось чуть меньше, Стас занервничал, но в этот момент в столовой появился Бонивур, поздно приехавший из города, которому расцветший улыбкой комиссар и протянул кепку с последним билетиком. Леха развернул свой жребий и, ознакомившись с надписью, мрачно кивнул. Распределение закончилось, бойцы разбрелись по углам, задумавшись над полученным заданием, ожидая распоряжений режиссера, который, подходя поочередно к каждому, сообщил, что невестой будет Женька, а роль жениха досталась Бонивуру. И каждый, узнав об этом, понял причину беспокойства комиссара, который знал, что до приезда Лешки, ставшего главным действующим лицом, весь задуманный праздник оказался под угрозой. К тому же мечты Стаса о контрасте все-таки сбылись. Хулиганистый белобрысый и простоватый Бонивур и явно городская, немного манерная, брюнетка, при этом не являющиеся "парочкой", - что может быть забавнее?
   Так как жених с невестой должны были узнать о том, кто их избранник уже после венчания, то в обстановке строгой секретности от молодых, остальных разбили на группы, и с каждой из них в отдельности, весь вечер Стас обсуждал примерный сценарий, после чего стайка отходила в сторону, прорабатывая детали совместного участия в торжестве. Марусе досталось работать вместе со Стасом с двумя группами: родителями и свидетелями того и другой. Руслан получил роль отца невесты, а его "женой" на время стала Стасова Людочка. Марусю поразило совпадение: все трое оказались брюнетами, и даже свидетельница, которой стала Анечка, тоже была темноволосой. И все четверо были однозначными представителями городской интеллигенции. У родителей жениха такого совпадения не наблюдалось: азиатка Джамиля в роли мамаши, Петька в роли отца. И только свидетелем оказался Виталик - такой же блондин, как Бонивур.
   - Так даже веселей, - радовался Стас. - Невеста по роли должна быть беременной, и свадьба, как это часто бывает, случилась по залету. У всех в таком случае должны быть сомнения, а от жениха ли ребенок. Конечно же, ее родители не сомневаются. И на всё отвечают, что новым родственникам стоит на себя посмотреть, это они явно по себе судят, потому что сынок у них самих, похоже, от соседа... ну и так далее.
   До конца воскресного обеда все старались сохранять невозмутимость и полное спокойствие, чтобы жених с невестой не догадались о том, кто из присутствующих кто. И только покончив с едой, будущие новобрачные в сопровождении новообретенной родни удалились по вагончикам. Для удобства сватовства Женю увели в вагончик Маруси и Киры, которая, получив эпизодическую роль любовницы отца невесты, в этот день дежурила по кухне, заменяя свидетельницу. Через полчаса по команде комиссара праздник начался.
   Анечка помогала одеваться невесте, а Руслан с Людочкой сели рядом на лавочку у дверей вагончика. Маруся, наряженная по деревенскому обычаю, шла впереди родителей жениха, рядом со Стасом, замыкал процессию Виталик, ведущий за руку Бонивура с плотно завязанным на голове полотенцем, закрывающим ему до поры глаза. Остальные бойцы, дожидаясь своего эпизода, с любопытством наблюдали за разворачивающимся действием.
   Процессия шла чинно, на мужчинах через плечо были перекинуты простыни, изображающие полагающиеся по старинному обычаю ленты. Подойдя к сидевшим, гости поклонились и начали разговор издалека: с урожая. Горожане вежливо слушали, не понимая, естественно, ни слова. Наконец речь зашла о предстоящей ярмарке, на которой купцы торгуют разным товаром. И Маруся, говорившая обычно без акцента, вспомнила принятый в деревне говор и, подражая ему, нараспев начала расхваливать достоинства их купца-жениха:
  -- А купец-то наш молодой, тароватый. Глаза-то у яво, как у сокола, походка-то, как у рыси, силушка-то, как у медведя-батюшки, а карахтер-то орлинный у яво. Но как увидел он вашу-то лебедушку, то враз, как голубь стал. И воркует и воркует. И все-то о ей, о горлице нежной.
  -- И есть-пить перестал, купец -то наш, - подхватил Стас, - сохнет все и горюет.
  -- Ох, исхудал мой сыночек, - запричитала мамаша-Джамиля, - отощал совсем, смотреть больно.
  -- Пожалейте сердце материнское! - обратилась к Руслану Маруся, пряча в углах глаз улыбку, - Отдайте вашу лебедушку за нашего сокола.
  -- Вон он у нас какой красавец, - Стас отступил в сторону, демонстрируя ничего не видящего и ссутулившегося Леху, который был наряжен, как завзятый хиппи, и изображал рокера, приехавшего из деревни в большой город. Вид у него был уморительный. Маруся долго не могла успокоиться, когда девчонки вывели его из вагончика: всклокоченные волосы, выкрашенные помадой и жирным карандашом с бело-голубыми тенями для век, несуразная одежда не по росту, цепочки и перстеньки, налезшие только на мизинцы. Ну ни дать, ни взять, фотография из популярной рубрики: "Их нравы".
  -- А мы-то тут причем, - пожал плечами Руслан, едва удержавшись от смеха, - мы птиц не держим. У нас дочка вот на выданье.
  -- Так а мы с вами о чем и толкуем?! У вас товар, у нас купец. Честным пирком, да за свадебку.
  -- Ну, так бы сразу и говорили, - горожанин изображал полное недоумение, - а то все про сено, да овес. А мы-то все никак в толк не возьмем, правда, Людмила Николавна?
   Городская мамаша послушно поддакнула.
  -- А невеста-то хоть какова из себя будет? - спросила Джамиля, - хоть стоит она мово мальчика?
  -- Да не жалуемся, - гордо ответил городской папаша, - она у нас красавица, вот только рябенькая немножко, да ножку чуть-чуть волочит, но это совсем не заметно. Ну еще чуток заикается. Но это редко. Только когда выпьет лишку.
  -- И часто пьет? - заинтересованно спросил будущий свекор.
  -- Да нет, - ответил Руслан, - так, иногда, через час-другой стопку махнет. Ну и только к вечеру заикнется о том, чтобы еще налили, но тут я уж строгость проявляю. Я ее вообще в строгости держу.
  -- А у нас вот сынок почти не пьет, так покурит иногда, - заметил Петька, - но не махорку, а так...
  -- Он у нас огородник, - подхватила его супруга, - травку всякую в саду растит. Потом гербарии делает.
   Вдоволь поизмывавшись над невестой и женихом, сваты перешли к торгу за приданное. Отец невесты попытался возразить, что предпочитает азиатский обычай, и не отказался бы от калыма. На что ему предложили съездить на Колыму самостоятельно, после свадьбы. Но все-таки выкуп был предложен и подробно расписан, в ответ родители невесты начали сомневаться в достоинствах подарков. Наконец обе стороны поладили. Свидетельница осторожно вывела Женьку, у которой так же, как и у Бонивура глаза были плотно завязаны. Платье на невесте было сымпровизировано из девичьего белья и простыней, а голову, как и положено, венчала фата с вуалью из марли.
  -- Хороша! - одобрили сваты, но родители жениха засомневались:
  -- А что это она бледненькая такая? У нас девки: кровь с молоком!
  -- А она у нас не какая-нибудь сельская доярка, - парировал Руслан.
   Соблюдая договор, молодые молча заняли свое место в строительной тачке, в которую впряглись ребята, получившие роль тройки лошадей, и кучер Антон хлестнул веревочной плетью по земле и заорал:
   - Нно-о, залетные!
   Тройка понеслась делать круг по площадке перед вагончиками и под возглас возницы: "Тпру-у!" остановилась у штаба, который сначала изображал церковь. За то время пока трое ребят, дружно заржав, катили импровизированную повозку, Стас переоблачился в балахон- рясу и повесил сделанный из щепок крест на грудь. Мрачных молодых повели в вагончик, следом за ними в "церковь" зашли и все бойцы: наступал час Икс. Обвенчанным молодым должны были снять повязки с глаз, и все хотели своими глазами увидеть их реакцию друг на друга. Каждый, кто заходил в церковь едва сдерживал смех, увидев крест, на котором изображал распятого спасителя-еврея тощий татарин Мурат, демонстрируя кости своего скелета, торчащие под смуглой кожей. Все с трудом удержались, подталкивая друг друга локтями, когда Стас вынес "икону" с фотографией командира на крыше, показывающему с жуткой гримасой большой кукиш объективу. Если бы райштаб приехал в этот день с проверкой лагеря и обязательного наличия на строевках комсомольских значков, то остался бы доволен увиденной пародией на старорежимные обряды. А Стас бы охотно пояснил строгой комсе, что церемония посвящена антипоповской пропаганде, и проводится под известным девизом об опиуме для народа. И на этот раз отрядному начальству не влетело бы, наоборот, штаб заслужил бы похвалу и, возможно, удостоился заметки в газете. Хотя, вряд ли. Потому что значки-таки у бойцов отсутствовали, и все дружно подхватывали за басившим попом-комиссаром: "Аминь" и "Алилуйя!", заменяя таким образом хор певчих. Наконец "рабам божьим", чьи имена священник так и не назвал, было объявлено, что они муж и жена, которые должны хранить священные узы до скончания века. После сакраментальной фразы, служившей паролем: "Поцелуйтеся, дети мои!" ребятам развязали глаза. Маруся, услышав сзади ехидный голосок Антона Лоскутова: "Подымите мне веки!", легонько прыснула в кулачок, и тут же замолчала. Отряд замер. Все видели, как Бонивур зажмурился и, повернувшись к невесте, потянулся к ней губами, но та, увидев раскосую физиономию Мурата, с хитрой скорбностью, взирающего на нее, разведя руки в стороны, расхохоталась, не обратив никакого внимания на жениха. Все наконец-то смогли расслабиться и тоже дружно рассмеяться. Второй взрыв хохота сотряс молодую жену, заметившую наконец своего суженного. Леха в ответ обескуражено потер нос. Он понял, что поцелуя не будет.
   Когда молодые вышли на крыльцо, Маруся увидела, что Бонивур как-то странно выглядит. Он вроде бы улыбался, но как-то слегка напряженно. Увидев "тройку", Леха весело хмыкнул, но вскоре снова посуровел. Пара спокойно заняла свое место в тележке. Девушка, наблюдая за тем, как тачка катится по кругу, подумала, что оказаться женихом на шутовской свадьбе - не так уж и приятно. Ведь все смеются над ним и его молодой женой.
   После обряда венчания, новоиспеченные муж и жена должны были, сделав еще один круг на "тройке" по площади, пройти церемонию регистрации брака. Регистраторшу играла Леночка, завязавшая волосы в строгую кичку и подложившая под одежду полотенца, изобразив мощный бюст и широкие бедра, раскачивая которыми, и поджав губы, монотонным голосом провела церемонию и поздравила молодых. Теперь всех ожидало веселое и шумное застолье. Пока молодых снова катали в "экипаже", мужчины устроили перекур, а девушки помогли Кире накрыть на стол. И вскоре свадебный пир начался. После первого тоста гости заорали традиционное: "Горько!" Новобрачные поднялись, и муж наконец-то смог поцеловать свою жену. Жених-Бонивур был по-деревенски трогательно робок. А невеста-Женька...К этому времени свидетельница уже сделала свое черное дело, сообщив всем присутствующим, и не по разу, что невеста-то беременна. И Женька играла свою роль превосходно: ее явно тошнило.
   - Боже! Какая актриса! - восхищенно бормотал Стас, - талант! Самородок! Так играть! Что она делает на ФизМехе?! Она же вторая Комиссаржевская! Нет, Вера Холодная!
   Спиртное на "свадьбе" было настоящим, да и закуска не бутафорской, поэтому все вошли в раж, импровизируя на ходу, кто во что горазд. Слушая перепалку, Маруся смеялась над удачными, хоть и солоноватыми шутками, в которых все строилось на игре слов или намеках, но морщилась, когда некоторые ребята, теряя чувство меры, переходили за грань.
   Горько рыдала и сокрушалась бывшая любовница жениха - Светочка, с которой Маруся практически не общалась, и теперь смотрела, как та жалуется всем гостям на свою судьбу и проклинает изменщика. А когда невесту, как и положено, украли, именно Света вцепилась в Бонивура, мешая ему сразу рвануться за похитителями молодой жены, и, усевшись на место молодой, всем объявила, что свадьба продолжается. А когда свидетель с женихом вернули украденную Женьку, Светочка долго препиралась со всеми, не желая уходить с почетного стула во главе стола.
   Марусина роль была сыграна давно, поэтому она с удовольствием наблюдала за сценами пьяных скандалов и разборок между родителями жениха и невесты, свидетелями и прочими гостями. Кирочка, которой полагалось соблазнять папашу невесты, неумело строила Руслану глазки, все время порываясь пересесть к своему драгоценному Вовочке. По сценарию между Русланом и мужем любовницы, которого по смешной случайности, играл именно Володя, из-за ревности должна разгореться ссора, перерастающая в драку, без которой редко обходятся свадьбы, и в которой должна была принять участие значительная часть присутствующих. Сама потасовка должна будет случиться на улице, а за это время оставшиеся отодвинут стол, освобождая место для танцев. Но налицо была верность "любовницы" своему муженьку, и плавный переход к дискотеке срывался. Но ссора все-таки разгорелась, и совершенно неожиданно для всех. Маруся пропустила ее начало, отвлекшись на спор между свидетелями, услышав только, как "жених" предложил "тестю" выйти. Оба тут же поднялись и, сопровождаемые несколькими ребятами, вышли из "банкетного зала". Оставшиеся сгребали тарелки и задвигали в угол мебель, когда услышали странный шум на улице. Из возгласов, доносившихся оттуда, Маруся поняла, что что-то произошло, и вдруг услышала, что драка из шутливой каким-то образом превратилась в настоящую. Девушка выбежала из вагончика, и увидела, как ребята разнимают Бонивура и Руслана. Маруся ахнула. Лица обоих были в крови: у одного была разбита губа, у второго - нос. Девушки побежали в штаб за полотенцами и перекисью. А ребята развели драчунов по углам: Руслана в столовую, а Леху обратно в комнату отдыха. Маруся не знала, к кому ей идти в первую очередь, и села на скамейку у штаба, чувствуя себя буридановым осликом. Через несколько минут рядом с ней уселся Корней.
  -- Иван, - спросила она, - а что случилось?
  -- Да черт его знает, Маш. Мы и опомниться не успели. - Командир затянулся. Выпустив струю дыма, он продолжил, - Вроде, Бонивур первым ударил, а Руслан в долгу не остался. Они там что-то бормотали друг другу, мы так и не поняли, почему они завелись. Может быть, ты в курсе? - он пытливо посмотрел на нее.
  -- Откуда?! - удивилась девушка, - я с Лехой с прошлых выходных не общалась. Он вчера был занят, я тоже, а сегодня он весь день мрачный ходил. Я спросила, как его практика, он буркнул в ответ, что нормально, и все.
  -- А Руслан? - продолжал допытываться Иван.
  -- Да нет, вроде бы, насколько я знаю, они не ссорились. Мы с утра купаться ходили, все было нормально.
  -- Невеста тоже куда-то смылась, - сообщил подошедший Стас.
  -- Вот блин, - сплюнул Корней.
   Маруся решила проведать драчунов, но, выяснив, что Леха уже покинул вагончик, пошла в столовую, в которой сидел хмурый Морозов. Кровь уже не текла, а разбитая губа припухла.
   - Больно? - спросила Маруся, сев рядом с ним.
   Тот покачал головой:
  -- Уже нет.
  -- Что произошло?
   Он снова покачал головой:
  -- Ничего особенного.
  -- Ну, как же ничего особенного?!
  -- Ничего, выпустили пар. Вот и все.
   Они помолчали. Маруся чувствовала, что каким-то образом причастна к этой драке, но не знала, как бы ей получше это выяснить. Немного погодя, из комнаты отдыха зазвучал бодрый мотив. Как и планировалось, решили начать дискотеку, которую все ждали с прошлых выходных, но девушка, услышав музыку, поняла, что танцевать ей совершенно расхотелось.
   - Вчера хоронили тещу - порвали два баяна, - сообщила неожиданно Маруся, решившая разрядить напряженное молчание.
   Руслан усмехнулся и тут же поморщился, из рассеченной губы снова потекла кровь. Увидев это, Маруся потянулась за оставленными здесь же медикаментами и полотенцем и вытерла ему подбородок:
   - Какие же вы все-таки драчуны, мальчишки, - недовольно сказала она.
   Руслан молча смотрел на нее, а Маруся продолжала:
   - Сцепились, как два петушка! Из-за чего спрашивается? Зря Стас эту драку планировал. Вот и дошутились. Я понимаю, в деревне мужикам только и развлечений, что кулаки чесать, но вы-то...Воспитанные же люди!
   Юноша улыбнулся и, поймав ее руку, поднес к своим губам:
  -- Спасибо, Марусь.
  -- Не за что, - смущенно отозвалась девушка, но руку не отняла.
  -- Пойдем, потанцуем? - предложил он.
  -- Вообще-то, мне не очень хочется, - призналась она, - давай лучше здесь посидим.
  -- Ну, может, передумаешь? Аппетит приходит во время еды.
   Спустя полчаса они присоединились к танцующим. Как обычно, после того, как большинство бойцов уходило спать, ставили бобину с медленными танцами, и пары кружились под музыку, обнявшись в полутьме. Как правило, Маруся к этому времени тоже уходила к себе в вагончик, но в этот вечер впервые за все лето с ней был Руслан. При первых аккордах красивой баллады он обнял девушку, которая в ответ положила руки ему на плечи. Они оба слегка вздрогнули от прикосновения друг к другу, сразу вспомнив тот первый и пока единственный поцелуй утром на кухне месяц назад. Маруся знала, что если сейчас она поднимет голову, то все повторится, и от этого ее голова кружилась, в животе снова зашевелился мягкий обволакивающий клубок, а колени слегка задрожали. Она снова вспомнила свой сон, в котором они ласкали друг друга, и свои переживания по поводу невозможности такого события наяву. И вот спустя месяц все преграды, стоявшие между ней и ее Всадником, рухнули, и теперь они вместе танцуют в полутемной комнате отдыха, которую некоторые почему-то называли "кафе". Девушка чувствовала, что ее партнер тоже волнуется, она улавливала, как под ее пальцами, совершенно не в такт "медляку", бьется его сердце, и этот бешенный ритм стучащей крови приводил ее в еще больший трепет. Она не знала, чье волнение усиливает дрожь другого, где-то в глубине ума всплывала страница учебника по физике с описанием передачи колебательного движения... Музыка... Волнение... Волны... Колебания... Момент импульса... Когерентность... Интерференция... Резонанс... Как ни странно, но воспоминание о теории волн, несколько успокоило ее, она опустила голову и уперлась лбом в грудь Руслана, стараясь скрыть от него легкую улыбку, в ответ его руки скользнули с ее талии вверх, к плечам. Он обнял ее крепко и бережно, а она прижалась к нему доверчиво, окончательно поняв, что между ними больше никто и ничто не стоит. Они кружились в темном вагончике под мелодии, сменяющие друг друга без перерыва, не замечая, что другие пары одна за другой покидают танцевальный зал, чтобы уединиться, оставляя их вдвоем.
   На следующее утро поднялся переполох: исчезли Женька и Бонивур. Никто не знал, вместе или все-таки вдвоем, оба, собрав вещи, уехали рано утром по-английски, не прощаясь. Иван, расчитывавший утром получить объяснения от Лехи, о причине инцидента на свадебном пиру, был мрачен. А балагур Стас, узнавший, что Женька тоже уехала, весело констатировал, что новобрачные, как и положено, решили отправиться в свадебное путешествие.
   Невыспавшийся Руслан, вызванный после завтрака в штаб, не смог сказать ничего по поводу вчерашней драки, сообщив, что для него самого все произошло быстро и неожиданно. Он высказал предположение, что какое-то шутливое замечание, каких вчера было много, просто переполнило чашу терпения "жениха", недовольного своим дурацким видом. По крайней мере, каких-то серьезных конфликтов между ними в последнее время не было. Все выпили, один ударил, второй дал сдачи - вот и вся драка. В результате, пришли к выводу, что по пьяни Бонивур просто не рассчитал силы удара, а Руслан от неожиданности тоже в ответ не удержался. Именно такое официальное объяснение дал вечером Корней всем бойцам.
   Последняя неделя была объявлена ударной, потому что необходимо было закончить все работы, не оставив после себя хвостов, чтобы можно было нормально закрыть все наряды. В пятницу стало понятно, что одного дня, как это водится, не хватило, поэтому дополнительно пришлось выйти в субботу, чтобы успеть, как следует убрать территорию, подведя таким образом, окончательный итог. И в воскресенье состоялся последний праздник - отвальная. На которой после объявления результатов и поощрения отличившихся бойцов, все слегка загрустили, и, подпевая ставшим родными песням, дружно напились.
   Маруся и Руслан, всю неделю ходившие на работу и с работы, держась за руки, уже не скрываясь, сидели рядом, обнявшись. Из-за разорванной и опухшей губы, все эти дни юноша мог себе позволить лишь изредка коснуться щеки любимой, а она пока не решалась взять на себя активные действия, слегка смущаясь и боясь причинить ему боль. К воскресенью отек прошел, но теперь недуг нашел на Марусю, весь вечер пившую разбавленный водой терпкий портвейн. Перед самой дискотекой ее разобрала икота, и она, пьяненько хихикая над собой, и, тщетно пытаясь унять сотрясающие ее внутренние судороги, побежала на кухню, надеясь раздобыть чайник с теплой водой. Руслан несколько минут отпаивал ее из кружки, посмеиваясь над тем, как она наклонялась, стараясь удержаться в специально неудобной позе, о которой ей рассказали девчонки. Она хохотала в ответ, сквозь все продолжающуюся икоту, пытаясь заставить его замолчать и не смешить своими комментариями и глупыми советами. Когда надоедливая икота наконец-то отступила, а Маруся отдышалась, они, обнявшись, двинулись к выходу из столовой, и в маленькой прихожей вновь оказались близко-близко друг к другу. На этот раз Руслан не стал сдерживаться, и девушка с удовольствием ответила на поцелуй, почувствовав горячее прикосновение его упругих губ. Они ждали этого целый месяц, у обоих временами пропадала всякая надежда, что когда-нибудь это повторится, поэтому приникли друг другу так, как приникают к воде после долгих часов жажды. Когда они смогли наконец-то оторваться друг от друга, Маруся кокетливо сказала:
  -- И все-таки вы шалун, барин! - и снова попыталась вырваться, но Руслан удержал ее:
  -- Нет, барышня, теперь-то вам от меня не удастся так легко сбежать.
   Она улыбнулась в ответ, а он наоборот, совершенно серьезным голосом сказал:
   - Маш, я, действительно, тебя не отпущу никуда.
   Маруся опустила глаза:
  -- Ну, тогда держи крепче.
  -- Так? - молодой человек прижал ее к себе и наклонился, чтобы повторить поцелуй, но в этот момент рядом с вагончиком раздались голоса.
  -- Ой! - сказала девушка, отстраняясь от юноши, который слегка ослабил хватку, но не отвел руки.
  -- Пойдем! - Руслан толкнул дверь, и пара вышла на улицу, столкнувшись с ребятами, подходившими к столовой.
  -- Ну, что, Марусь, доктор помог? - насмешливо задал вопрос Хорь.
  -- Ага, - кивнула слегка смущенная Маруся.
  -- Доктор свое дело, похоже, знает, - протянул в тон другу Антон.
  -- Знаю, - спокойно кивнул Морозов, игнорируя насмешки закадычных приятелей.
   Маруся направилась к вагончику, из которого доносился шум дискотечной музыки, распознав знакомый припев итальянского "Шоколадного мороженного", но Руслан потянул ее в сторону:
  -- Маш, пойдем лучше погуляем, там так душно.
  -- Хорошо, - не задумываясь, кивнула она. Ей было все равно, куда идти, лишь бы рядом с Русланом.
   Парочка пошла к озеру по знакомой тропинке. Несколько раз они останавливались, принимаясь целоваться, но потихоньку, шаг за шагом, приближались к месту их первой встречи. Прожектор над ПМК рассеивал полную тьму, поэтому в сумраке, к которому глаза привыкли достаточно быстро, легко угадывались очертания деревьев, и вот уже она - та последняя березка, за которой начинается полянка.
   - Ты стояла здесь, когда я тебя увидел, - сообщил девушке Руслан.
   Маруся вспомнила тот солнечный день и тихо рассмеялась.
  -- Насмешница! - нежно произнес Руслан и снова поцеловал ее. Она обняла его, прижавшись к его теплой груди, и несколько минут они снова не могли оторваться друг от друга. Затем юноша предложил:
  -- Давай здесь посидим?
  -- Давай, - отозвалась девушка.
   Он снял строевку и кинул ее на траву:
   - Садись сюда, а то простудишься.
   Она послушно опустилась вниз, и провела рукой по траве:
  -- А знаешь, земля теплая.
  -- Нагрелась за день, - сообщил ей Руслан, занимая место рядом с ней, и опершись на ствол березы, обнял ее за плечи.
  -- Скоро осень, снова будет холодно, дожди пойдут, а потом снег... Жалко, что все кончилось.
  -- Ну, все - не все... - он снова потянулся к ней.
   Целоваться сидя, опираясь на твердое дерево, было не очень удобно, поэтому они вскоре плавно опустились на землю, отчего рубашка на Руслане выбилась из-под ремня брюк и Марусина рука коснулась его обнаженной горячей кожи на спине, такой неожиданно гладкой после шероховатой ткани. От этого оба замерли, не отпуская губ другого, и через секунду, распаленные новым ощущением, продолжили поцелуй уже с увеличивающейся страстью. От прикосновений к теплой коже, испытанных ею только в том давнем сне, у Маруси голова пошла кругом, и вскоре под рубашкой оказались обе ее руки, а через несколько минут Руслан лихорадочно расстегивал пуговицы, обрывая половину второпях. Когда руки девушки достигли его крепких плеч и скользнули по направлению к обнаженной груди, он решил не отвлекаться больше на рубашку, и одной рукой продолжая обнимать подругу, другой занялся ее нарядом. Когда Маруся почувствовала, что теперь пришла очередь ее футболки, освободится от строгой опеки пояса легкой летней юбочки, она затаила дыхание, немного страшась следующей ступени близости и грядущего соприкосновения обнаженных тел, но возбуждение ее было столь велико, что она подумала: "А черт с ним, с приличием! Я этого так давно хочу!". Словно прочтя ее мысли, юноша легко стянул с нее трикотажную ткань, оторвавшись для этого на минуту от ее нежных губ, и снова прильнув к ним, а заодно прижавшись горячим телом к ее почти обнаженной груди. Этот дурацкий элемент женского туалета, закрывающий восхитительные упругие холмики, прикоснуться к которым тянуло с непреодолимой силой, всегда раздражал Руслана своим наличием, а, главное, этой маленькой застежкой, такой же не поддающейся, как замок надежного сейфа, такой же с ходу не берущейся, как заковыристый интеграл. "Этот интеграл в лоб не берется!" - ехидно говорил предпод в таких случаях, поэтому Руслан решил действовать в обход, и начал спускать вниз тонкие лямочки бретелек. Маруся, не отводя губ, попробовала остановить его активную деятельность, тем более, что спущенные бретельки сковывали ее движения, и несколько следующих минут она боролась с настойчивыми попытками возлюбленного, не решаясь уступить такую важную крепость. Но для Руслана, одному из первых в группе получившему зачет по интегральному исчислению, ничего не стоило найти подходящий способ и легко справиться с обороной. Он не стал продолжать штурм и решился на подкоп, и пока девушка возвращала коварно поддавшиеся бретельки на место, его рука скользнула ей под юбку и начала медленно подниматься по теплому бедру. Маруся ойкнула, приподнявшись с земли, и бросилась оборонять более важную цитадель:
  -- Руслан, ты с ума сошел!
  -- Нормальные герои всегда идут в обход, - тихо засмеялся Руслан, воспользовавшийся тем, что ее руки опущены, легко стягивая с них бретельки.
   Маруся закрыла руками обнажавшуюся после этого маневра грудь:
  -- Руслан, ты с ума сошел, - уже тихо повторила она.
  -- Сошел, - согласился он, - я тебя когда здесь увидел в первый раз, так и сошел. Все лето, когда мы купались, я на тебя смотрел и представлял, как я с тебя стягиваю купальник и целую... Вот так, как сейчас...
   Он, обхватил ее одной рукой за талию, и нежно коснулся губами ее шеи. Маруся вздрогнула, так ее еще никто не целовал, а он медленно скользил о шеи к плечам, от плеч обратно к ключицам, опускаясь все ниже и ниже. Девушка замерла, ощущая, как какой-то холодок пробежался по ее телу, а Руслан, дойдя до ее рук, провел по ним губами и разомкнул их закрытый замок, затем коснулся ткани, по прежнему закрывающему от него, теплую и нежную кожу, легко нажал пальцем и свободно спустил бюстгальтер вниз. Когда его пальцы нежно погладили ее грудь, Маруся задрожала, но ощущения было столь приятными, что девушка не стала сопротивляться:
   - Замерзла? - спросил он и, не дождавшись ответа, накинул на плечи ее строевку и бережно опустил на траву, - сейчас я тебя согрею своим дыханием.
   Он снова поцеловал ее в губы, но на этот раз долго на них не задержался, и снова перешел к шее, плечам, груди, согревая их своим дыханием и прикосновением горячих губ, но девушка не переставала дрожать до тех самых пор, пока не почувствовала, как его рот накрыл ее маленький сосок. В этот момент напряжение и удовольствие достигли своего эпицентра, и Маруся, которой все это время казалось, что она тает и растворяется от умелых губ и рук Руслана, застонала. После чего наступила очередь Руслана, который, услышав звук ее голоса, понял, что происходит с любимой, и его губы скользнули по ее животу, а руки легко справились с молнией на юбке. Маруся, которой до этого казалось, что приятней быть уже не может, показалось, что она опустилась в легкий туман, поэтому она не обратила внимания на то, что он потихоньку, чтобы не испугать, отвоевывает миллиметр за миллиметром ее тела. Она не почувствовала, как юбка покинула ее бедра, и не заметила, как Руслан стянул с себя брюки, оставшись в одних плавках. Узенькая белая полоска ткани оставалась еще и на Марусином теле, и еле сдерживающий себя молодой мужчина, постепенно сдвигая ее ниже и ниже, гладил губами сужавшееся пространство межу двумя выступающими косточками, вдыхая ни с чем не сравнимый аромат ее тела, к которому добавился пьянящий сладковатый, девичий еще, запах. Руслан чувствовал, как ее курчавые и жестковатые волоски щекочут его подбородок, и ему становилось все труднее дышать, а, слушая Марусины стоны, сдерживать растущее напряжение было почти невозможно. И он, отбросив в сторону все мысли об осторожности, позабыв все на свете, запустил руку в промежуток между почти снятыми трусиками и трепещущим телом девушки, рассчитывая одним движением избавиться от белья, и раздвинуть расслабленные ноги подруги.
   - Нет! - воскликнула Маруся, разом пришедшая в себя от его резкого движения и от прикосновений к тому месту, доступ в которое был до сих пор разрешен только ей одной.
  -- Маш...
  -- Нет! - твердо повторила девушка, с ужасом понимая, что лежит рядом с ним совершенно обнаженная.
  -- Маш, почему нет? - хрипло спросил он, тяжело дыша.
  -- Не сейчас. Не здесь. Не надо, Руслан. Я тебя прошу! - сжавшись в комок, девушка умоляюще смотрела на него.
  -- Но ведь это все равно случится рано или поздно.
  -- Потом. Пожалуйста. Руслан. Не сегодня.
  -- Ну тебе ведь было так хорошо... А будет еще лучше... Поверь...- он гладил ее коленки, надеясь, что сможет убедить ее, довести все до конца именно сейчас.
  -- Нет, Руслан, - на этот раз в ее голосе не звучало ни тени сомнения.
  -- Какой я идиот, - сокрушенно пробормотал парень, - все испортил! Не смог удержаться.
   Он глубоко вздохнул.
  -- Подожди меня здесь, ладно? - сказал он, поднимаясь.
  -- А куда ты? - осторожно спросила она, понимая, что можно слегка расслабиться, и что штурма не будет.
  -- Пойду искупаюсь, надо остыть, - сообщил он, удаляясь в начинавший рассеиваться сумрак, - ты только не уходи никуда.
   Через минуту Маруся услышала плеск воды и начала быстро одеваться. "Вот, блин, как меня развезло-то! Совсем девушка голову потеряла! Поцелуи поцелуями, но так уж голову терять не стоит! Как это я умудрилась, все на свете забыть?! Вот так, раз, два - и в дамки!"- ругала она себя, натягивая белье и нашаривая разбросанную одежду. Когда мокрый Руслан вернулся, Маруся уже заправляла футболку.
  -- А-а, быстро ты! А я мокрый. Мне обсохнуть надо!
  -- Замерзнешь, прохладно уже, - поежилась девушка.
  -- Ты права! Надо плавки снять, а брюки надеть, - сообразил он и решительно стянул с себя мокрое белье, - я голый, между прочим! Надо этим воспользоваться! - парень шутливо потянулся к ней, - А-а! Я - коварный соблазнитель! Вот сейчас-то я тебя и начну домогаться по-настоящему!
  -- Держи штаны! - Маруся кинула в него брюки.
  -- Ну вот, опять не вышло! - весело и сокрушенно сообщил "коварный соблазнитель", и, не особо смущаясь, сев рядом с ней, принялся натягивать брючины, норовящие прилипнуть к влажным еще ногам. Справившись с трудностями, он встал, и осторожно оттянул от тела ширинку, - так, главное, ничего себе не прищемить!
   Девушка отвела глаза и потянулась за белеющей рубашкой. Через минуту, одетый Руслан сел рядом с ней:
  -- Ты не замерзла? Я готов согреть.
  -- Хватит на сегодня, - отозвалась она.
  -- Жаль! Ей богу, жаль! Я бы всю жизнь тебя грел. Тебе понравилось?
  -- Мне было хорошо, - несмотря на смущение, Маруся не стала врать.
  -- Чудненько! Может быть, в таком случае, ты выйдешь за меня замуж?
  -- Так сразу?! - удивилась Маруся неожиданному предложению.
  -- Ну, ты, конечно, можешь подумать немного, но потом обязательно согласиться.
  -- Но мы друг друга так мало знаем...
  -- А у нас с тобой вся жизнь впереди, чтобы узнать.
  -- Это ты под влиянием сегодняшней ночи, так...
  -- Нет. Хотя, врать не буду, сегодня я понял, что кроме тебя... - он помедлил, - знаешь, я, когда увидел тебя здесь в первый раз, сразу понял, что ты - именно та, о ком я мечтал. И все это время я только о тебе и думал. Я серьезно, Маш. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.
  -- А если бы я сегодня тебе уступила? - сказала Маруся, сердце которой забилось, когда она услышала слово "люблю".
  -- Глупенькая, - рассмеялся Руслан, - тогда бы я тебя не спрашивал, а сразу бы повел в ЗАГс. Помнишь, ты тогда частушку про меня спела, я тебе еще тогда сказал, что готов в любой момент жениться. Я и тогда не шутил.
  -- Ты меня первый раз видел, - возразила девушка.
  -- Во второй, - уточнил он, - но мне и первого было достаточно. Вот когда ты от меня сбежала на кухне, я решил, что ты ко мне совсем равнодушна. А тут еще Бонивур, зараза, все просек. Видел, что я с тебя глаз не свожу, и нарочно тебя обнимал у меня на глазах. Издевался, что, мол, ты не можешь...
  -- Так ты из-за этого с ним подрался? - догадалась Маруся.
  -- Ну, и из-за этого тоже. Вернее, я из-за этого. А вот почему он меня ударил, я не знаю. Но он, действительно, первым ударил. Ну а я тоже в ответ вломил от всей души, за все - про все.
  -- Драчуны! - недовольно проворчала девушка.
  -- Ну, так что ты решила, выйдешь за меня?
  -- Я подумаю, - сказала она, собираясь подняться.
  -- Вот посиди и подумай, - он удержал ее, - как скажешь "да", так и пойдем.
  -- Так это что же ультиматум?! - развеселилась Маруся.
  -- Хуже, Марусь, это шантаж.
  -- Это как же?! Шантаж - это, кажется, угроза? - заинтересовалась она, и кокетливо спросила, - Ты меня задушишь, если откажусь?
  -- А ты не откажешься, - спокойно сообщил Руслан, - сегодня я понял, что ты ко мне чувствуешь.
  -- Когда? Когда меня икота разобрала? - все еще кокетливо задала она вопрос.
  -- Нет, позже, - невозмутимо ответил парень.
  -- Интересно-интересно... И когда же? - продолжала допытываться она, понимая уже, к чему он клонит, но ей, действительно, стало интересно, она не помнила, что говорила, пока он целовал ее, может быть, она проболталась случайно.
  -- А когда ты застонала в первый раз и перестала сопротивляться. Я понял, что ты меня любишь, и я могу сделать все, что хочу.
  -- Ну, положим, не можешь, - смутилась Маруся.
  -- Могу, и ты это знаешь, - возразил он, - я могу заставить тебя сказать мне "да" и сказать, что ты меня любишь. И я мог бы сегодня с тобой переспать, просто не стал торопиться.
  -- Вот нахал! Да ты...
  -- Маш, я не хотел обижать тебя. Потому что ты нужна мне не на одну ночь, - спокойно прервал Руслан поток ее протестующего возмущения. И добавил, - со мной такого никогда не было. Мне жаль, что я не довел все до конца, хотя очень этого хотелось, но я могу тебе доказать, что готов подождать, пока ты сама этого захочешь.
  -- Но...- неуверенно начала Маруся, и увидев, как он искоса смотрит нее, продолжила, - каковы же условия ультиматума?
  -- Шантажа, - улыбнулся парень, - а простые, Маш. Если ты говоришь мне "да", то мы договариваемся о том, когда увидимся в городе. Ты ведь домой собираешься ехать?
  -- А если нет?
  -- В таком случае, тебе придется передумать, - он потянулся к ней.
   Она насмешливо посмотрела на него:
  -- Маш, не буди во мне зверя, - предупредил он, глядя ей в глаза, когда до ее губ остался сантиметр, - я очень серьезно говорю. И намерения у меня тоже серьезные. Или ты жалеешь, что меня остановила в прошлый раз?
  -- Остановишь тебя, как же, - усмехнулась Маруся, легко касаясь его губ, и, почувствовав, как снова ее охватывает возбуждение, подумала: "Стоп, Мария, с огнем не шутят!". Поэтому она сразу отстранилась и быстро сказала, - хорошо! Я согласна.
  -- На что? - он продолжал приближаться, и, подхватив ее голову, когда девушка не удержалась и снова упала навзничь, завис над ее лицом, - на что ты согласна?
  -- На ... - "все", чуть не ответила она, но вовремя удержалась, сообразив, что это может быть истолковано превратно, - на замуж.
  -- Ты выйдешь за меня?
  -- Да.
  -- Ты любишь меня?
  -- Да.
  -- Ты дашь мне свой домашний телефон и скажешь, когда вернешься?
  -- Да.
  -- Ты не передумаешь?
  -- Да.
  -- Что да?!
  -- Нет. Не передумаю.
  -- То-то же!
   Руслан звонко чмокнул ее в лоб, и, заметив ее недоумение, пояснил:
   - Боюсь, что не удержусь, если поцелую куда-нибудь ниже.
   Он помог ей подняться и, отряхнувшись, пара направилась в опустевший и затихший к утру лагерь. Не обращая внимания на мирно спавших "неразлучников", к ночной возне которых она к концу отряда начала относиться, как сверчкам за бабушкиной печкой, Маруся разделась и забралась под одеяло.
   На следующий день, вернувшись вместе со всеми бойцами в город, Маруся сразу отправилась в баню на улице Матросова, к ее счастью открытую после очередного профилактического летнего простоя. Джамиля и Ленка отказались составить ей компанию, потому что у обеих еще в июле были куплены билеты домой, и они собирали вещи. У Джамили самолет был рано утром, а Ленкин поезд уходил ночью, и поэтому она нервничала весь день, переживая, что не успеет выстирать рабочую одежду до отъезда. Маруся жила в соседнем с Петькой городе, поэтому они давно договорились ехать вместе. Билеты для себя и одногруппницы Петька тоже купил, отлучившись на выходные, в которые отряд выезжал на фестиваль. И до их отъезда оставалось целых два дня, за которые можно было успеть и выспаться, и постирать, поэтому девушка не стала мешать соседкам, и спокойно пошла мыться.
  
   В родительский дом она приехала к вечеру, о дате приезда Вера Егоровна и Дмитрий Андреевич были давно оповещены, поэтому они встретили загоревшую дочь на перроне.
  -- Тебе уже молодой человек звонил, - сообщила мать, сразу после обычного обмена приветствиями, - сказал, что жених. Неужели, правда?
  -- Ага, - сказала Маруся.
  -- Надеюсь, что ты не натворила глупостей? - вернулась дома к начатому на вокзале разговору Вера Егоровна. Отец молча и внимательно смотрел на дочь.
  -- Нет, - честно посмотрев в глаза обоим, ответила девушка, мысленно поблагодарив Руслана за возможность не прятать взгляда от пристального родительского ока.
   Родители облегченно вздохнули, спешки никакой не требовалось и разговоров о причине скоропалительной свадьбы единственной дочери, уехавшей в столицу, тоже не будет:
  -- Ну слава богу!
  -- Хороший парень? - спросил Дмитрий Андреевич.
  -- Да, - лаконично сообщила Маруся и, подумав, добавила, - не такой, конечно, как ты. Таких просто нету больше, но он тоже хороший, - она бросилась к отцу на шею, - пап, а вы мне с мамой снились. Мы с вами за грибами ходили, а ты все ворчал, как обычно, что мы опять такого красавца пропустили!
  -- Хитрюга ты у нас, - засмеялся польщенный отец, - ладно, мать, накрывай на стол, ужинать будем. А за грибами в выходные съездим.
   Руслан звонил по два раза на дню, не особо теряясь, когда трубку брал кто-то кроме любимой девушки, каждый раз вежливо представляясь и называя родителей по имени-отчеству, хотя его голос быстро запомнили, и заслышав вечером звонок, мама говорила дочери:
  -- Маш, беги, Руслан твой Лазаревич звонит.
  -- Привет, двоечник! - улыбалась в трубку Маруся, услышав далекий голос, - ты сессию сдал?
  -- Сдал! - услышала она через две недели, - ты когда вернешься? Я тут без тебя места не нахожу.
   Маруся тоже соскучилась по нему, привыкнув за лето ежедневно видеть его лицо. Время от времени, она вспоминала какой-нибудь эпизод, и особенно часто последнюю ночь в лагере, и вечером, лежа в постели, долго ворочалась, снова переживая испытанное удовольствие от его поцелуев, и уже немного жалея о том, что остановила его тогда. Хотя, конечно, наутро, глядя ясными глазами на родителей, понимала, что правильно сделала. А вечером ее снова охватывала любовная истома, и она представляла, что в следующий раз...
   За ужином каждый вечер Маруся рассказывала родителям о праздниках и буднях прошедшего лета, о рыбалке на озере, и о цветах, которые дарил ей Руслан всю последнюю неделю в отряде и два дня до отъезда домой.
   По дороге в общежитие довольная от часа, проведенного в парилке, Маруся вспомнила, что ни Бонивур, ни Женька так и не появились на отвальной в отряде, и решила зайти к другу, чтобы узнать, как у него дела. Но ее планам не суждено было сбыться. Первым, кого она увидела, подходя к первому корпусу, был Руслан, оккупировавший лавочку перед входом.
  -- Кого ждешь, двоечник? - весело осведомилась она, подходя к скамейке.
  -- Да так, девушку одну жду, - в тон ей ответил молодой человек, - кстати, с легким паром!
   Она кивнула:
  -- Спасибо!
  -- Коварная такая девушка, - продолжал он, улыбаясь, - обещала мне вчера прожить со мной жизнь долго и счастливо. А сама смылась. Ты там в бане ее не видела?
  -- Нет, - отозвалась Маруся, - она, наверное, слишком быстро смылась, и плывет где-нибудь по канализации, так что ты бы лучше у люка какого-нибудь ее ловил...
  -- Думаешь, я смогу ее поймать, она же такая скользкая! Все норовит улизнуть.
  -- А ты сети расставь или наживку придумай повкуснее.
  -- А такая для нее пойдет?! - хитро улыбнулся Руслан, вынимая из под строевки букет ярко-рыжей календулы.
  -- Ух ты! Откуда такое чудо?! - не удержалась девушка.
  -- Мама с дачи привезла. Я знаю, что ты такие любишь.
  -- Спасибо! - она чмокнула его в щеку, - послушай, Руслан, я не смогу тебя чаем напоить, у нас девчонки собираются.
  -- Знаю, я там был, - он кивнул, - ты сейчас закинешь вещи, и мы пойдем в каком-нибудь кафе, посидим.
   Они вернулись в общежитие ближе к полуночи, а на следующее утро Руслан снова пришел к ней. И пока она потягивалась в кровати, сходил на кухню и поставил чайник, дав ей возможность одеться. Они снова провели вместе день, на этот раз ограничившись небольшой прогулкой по парку Лесотехнической Академии, которая находилась недалеко от студгородка на Лесном. Вечером он поцеловал ее, заглянув вопросительно в глаза, но она не попросила его остаться, хотя соседок в комнате не было, и Руслан побежал к метро, рискуя опоздать на последнюю электричку. А утром явился провожать ее до поезда, оставаясь на перроне до тех пор, пока состав не тронулся с места.
  
   И точно так же на том же самом перроне он встретил ее, когда она вернулась в Ленинград. После первых поцелуев и объятий, обменяв ее чемодан на букет полевых цветов, которые так нравились ей, Руслан спросил:
  -- Ну, как твои? Не возражают против свадьбы?
  -- Маму ты покорил сразу, а папа поставил условие: сдать сессию на стипендию, желательно, на повышенную.
  -- У нас с тобой родители похожи. Мне сказали то же самое, только попросили, взглянуть на тебя хоть раз до свадьбы. Так что, готовься. Отец возвращается после ноябрьских, но мама ждет тебя в любое время.
  -- Я боюсь! - испуганно сказала Маруся.
  -- Чего? Не понравиться, что ли?! Во-первых, глупости, а во-вторых, это ничего не изменит. И мои родители это знают.
   Как ни оттягивала девушка тревожный момент встречи с родителями своего избранника, какие только причины не придумывала, но все рано или поздно заканчивается, и в ноябре Руслан представил их друг другу. Первое время она чувствовала себя очень скованно и неловко под внимательными взглядами Ольги Романовны и Никиты Петровича, но россыпь камней на полках бесконечных стеллажей, привлекшая ее внимание, заставила Марусю забыть обо всем. И, увлекшись разглядыванием самоцветов, многие из которых она знала с детства, девушка оживилась и начала рассказывать сначала о впечатлениях от книг Бажова, потом о поездке с отцом в Свердловск, потом о бабушкиных секретных настоях. И к концу вечера вся семья наперебой делилась с будущей невесткой своими наблюдениями и приключениями. А на следующий день Руслан сообщил любимой о том, что его родители в полном восторге от такой "солнечной девушки", как Маруся. И что теперь, увидев ее, они поняли, почему он так хочет на ней жениться. С тех пор она стала частой и желанной гостьей в его доме. После такого теплого приема было очевидно, что девушку приняли в семью, поэтому и Руслан, и Маруся старались не подкачать и сдать сессию, согласно поставленным условиям, вовремя и на стипендию. Время летело быстро. Практически сразу после новогодних праздников отец Руслана уехал, обещая вернуться к началу марта, на который была запланирована предстоящая свадьба. На сессии Маруся чаще всего готовилась дома у Руслана, и часто оставалась ночевать в гостиной, где для нее был специально выделен диван. В один из вечеров, когда Ольга Романовна ушла на ночное дежурство, влюбленные, празднуя очередную пару экзаменов, сданную обоими одновременно и на "четверки", и забыв о своих благих намерениях, перешагнули на последнюю ступень близости. Руслан, честно сдерживающий себя весь семестр, на этот раз не смог остановиться, а Маруся не стала ему препятствовать.
  -- Теперь ты моя жена, - сказал он.
  -- Да, - кивнула она, думая о его расцарапанной спине и о том, что теперь ей придется коротко стричь ногти.
   К концу февраля девушка привыкла к своему новому маникюру, и выбрана была маленькая фата с венком-короной и короткой вуалью, а знакомая портниха Ольги Романовны уже закончила платье, сшитое по рисунку Маруси, вспомнившей наряд той самой куклы, увиденной в "Иглино" десять лет назад. И первого марта под марш Мендельсона стройная светловолосая девушка с маленькой фатой-короной на голове и в длинном пышном платье до пола шагнула в залу Дворца, держа за руку своего Всадника, встреченного на лесной тропинке.
  
  
   Глава 6. Как становятся...
   ... мамами.
  
   Во вторник после Восьмого марта было Женино дежурство по столовой, и ей пришлось вставать в пять утра, топить эти мерзкие горячие печи, варить кашу в огромной алюминиевой кастрюле, а потом мыть посуду. В двенадцать часов, вытерев покрасневшие от воды руки, Женя пришла к себе в комнату. После кухонного жара ей захотелось прохлады, и она разделась до трусиков и легла под простынку. Сначала девушка читала толстую скучную книжку, взятую у одной из девчонок в аренду, а потом незаметно для себя заснула.
   Разбудил ее стук открываемой двери. На пороге комнаты стоял Руслан. Сквозь дрему Женя следила за сменой выражений на его лице. Сначала Морозов смутился и хотел уйти, но вдруг его щеки заалели, крылья носа затрепетали, а в глазах появилась непонятная решимость. Он вошел в комнату, закрыл за собой дверь на крючок и сел на кровати около девушки. Женя лениво наблюдала за ним. Ей было непонятно, зачем он все это делает, а сонная истома не позволяла шевелиться даже мыслям.
   Вдруг Руслан протянул руку и коснулся пальцами Жениной груди. И только в этот момент полусонная девушка поняла, что простынка с нее соскользнула, а странное поведение Морозова имеет очень простое объяснение. Сначала она хотела прогнать приятеля, а потом, чувствуя, как его рука ласкает ее грудь, а глаза пожирают ее обнаженный плоский живот, решила подождать и узнать, что же будет дальше. Полуприкрыв глаза, она внимательно следила за его действиями, и своей реакцией на них. Так же, как много лет назад с Виктором Витальевичем. Но юноша был гораздо привлекательнее тренера, его руки были нежными и в них не было жадности неудовлетворенного престарелого самца, да и сама Женя была на несколько лет старше, и ее тело было более готово воспринимать мужские ласки.
   Поняв, что любовная игра доставляет ей незнакомое еще удовольствие, Женя притянула к себе Руслана и стала его целовать. Он ответил, а девушка потихоньку стаскивала с него одежду. Благо ее оказалось не так уж много. Пара минут и футболка с брюками легли на пол у кровати, а горячее тело юноши прижалось к такому же горячему телу Жени. Он застонал и сорвал с девушки трусики. Она не препятствовала ему. Старый неприятный опыт был забыт, и ей хотелось получить новый, совсем другой. Ее тело жаждало ласк Руслана, а голова начисто лишилась способности соображать. Женя совершенно забыла о Марусе и желании свести ее с Морозовым. Все эти любовные геометрические фигуры были в этот момент совершенно не важны. Даже если бы подружка в этот момент вошла в комнату, Женя вряд ли остановилась бы, настолько увлекла ее любовная игра с Русланом.
   Она вспомнила о реальном мире через несколько минут после того, как все закончилось. Руслан лежал на ней мокрый и обессиленный. И в этот момент девушка поняла, что месть - удивительно сладкое чувство. Этот красавчик влюблен в Марусю, а она влюблена в него. Но сейчас он не с любимой Марусей, а с нелюбимой Женей. Именно Женю он сейчас ласкал и жаждал. А не Марусю. Пусть он ночами грезит о блондинке, она ему не достанется. Хотя Женя и не любила сплетни, в этот момент она была готова воспользоваться этим старым и нечестным оружием. Если Маруся не может принадлежать ей, Жене, то и Руслану с ней не быть.
   И тут она увидела его глаза. В них было столько вины и стыда, что Женя поняла, что никогда не расскажет его любимой о том, что произошло. А еще она поняла, что больше не любит Машу. Ее желание целоваться с девушкой показалось ей гадким и пошлым. А сны, в которых они с подружкой любили друг друга мерзкими. "Я была права, это всего-навсего пережитки той истории в Сосновке. Жаль только, что расплатился за мою глупость Руслан. Он классный парень", - размышляла Женя, глядя на медленно одевающегося любовника.
   - Слышь, Рус, я обещаю, никто об этом ничего не узнает... И спасибо тебе. Ты мне, правда, помог. Не буду я вешаться. И Машу больше любить не буду.
   - Ты, и правда, в нее влюблена?
   - Была. А теперь все закончилось.
   - А я тебе не поверил... Думал, ты таким образом меня соблазнить хочешь... Но то, что случилось... Это случайно... Я не думал... Я наряды с начальником ПМК приходил закрывать и переодеться зашел...
   - Да, я понимаю, иди себе... Подожди... А ты Маше нравишься. Я у нее спрашивала, а она мне честно ответила. И с Петькой у нее ничего нет... Честное слово...
   Руслан пожал плечами:
   - То-то она от меня бегает, как черт от ладана, - и вышел из комнаты.
  
   К вечеру Женя поняла, что ей стыдно. После ночи любви с тренером ее совесть даже не пошевельнулась, несмотря на тренерскую жену и детишек. Виктор Витальевич был старым пошлым сатиром, и то, что она воспользовалась им для удовлетворения собственного любопытства, было вполне в порядке вещей по Жениной шкале ценностей. А вот использовать для тех же целей влюбленного и честного Руслана было гадко. "Я украла его, как то платье, - думала Женя, - Но тогда мне было десять, и я не понимала, что чужую жизнь на себя не натянешь. А сейчас я ведь это знаю. Так какого черта я не выгнала его взашей? Все-таки, я сучка, правду тогда сказал Виктор Витальевич. Господи, умереть хочется, до чего стыдно. Сначала любовь эта идиотская, потом Руслана соблазнила... Дура!"
   Женя с трудом дотерпела до того момента, когда, закрыв столовую и отдав ключ Джамиле, дежурившей завтра, она смогла пойти спать. Ей хотелось спрятаться в темноте комнаты и забыть обо всем, что случилось. Но стало светать, и она поняла, что от собственной совести не спасает ни темная ночь, ни одеяло. Так же, как и восемь лет назад.
   Да, конечно, о той истории с платьем никто не узнал. Но Жене это было не важно. Она и тогда мало внимания обращала на мнение окружающих. И сейчас возможность чужого осуждения ничуть не тревожила девушку. Она сама себя осуждала. И этого было вполне достаточно. "Правду говорят, благими намерениями вымощена дорога в ад. Я ведь хотела помочь Машке и Руслану. Помогла. Ничего не скажешь. Бедный Рус. Ведь если Машка узнает об этом дурацком перепихе, она разлюбит его. Она из тех, кто не изменяет и не прощает измену. Нет, измену она бы простила, я думаю. А вот такое вот, когда еще ничего не было, только полунамеки и надежды, она не поймет. А ведь Руслан может ей все рассказать. Из-за своих дурацких представлений о порядочности. Дурак интеллигентный. Со своей совести груз скинет, а на Машкину переложит. Я должна ему все объяснить!" И Женя тихонько встала и вышла из комнаты.
   Естественно, Руслан не спал. Едва она просунула голову в его комнату, юноша сел на постели. Женя махнула ему рукой и вышла из вагончика. Было уже довольно светло, и, чтобы избежать чужих глаз, она пошла к забору ПМК. Когда Руслан вышел, девушка легко перескочила через ограду, рукой показав парню, чтобы следовал за ней.
   - Ну что тебе? - хмуро поинтересовался Руслан, когда они оказались довольно далеко от лагеря.
   - Послушай меня хоть раз в жизни, Рус. Я знаю, твое мужское самолюбие не позволяет тебе прислушиваться к глупой женщине. Но ситуация хреновая. В первую очередь для тебя. Мне все равно, что обо мне болтать будут, а ты можешь лишиться шанса завоевать Машу...
   - Опять ты о ней, - прервал ее Морозов, - сколько можно говорить...
   - Говорить ты можешь сколько угодно и о чем угодно, но у меня, да и у остальных, кроме ушей еще и глаза есть. Так что слушай меня. На чем я остановилась? Ах да. На шансе... Так вот, ни одна женщина не простит мужчине измену в то время, когда он за ней ухаживает. Ну, или просто влюблен, а она об этом догадывается. Или еще только мечтает об его ответных чувствах. Даже если ты будешь уверять, что ничего не почувствовал (что мало похоже на правду), и что тебе жутко стыдно. По женским представлениям по ночам ты должен грезить только о ней, единственной. И случайный перепих по глупости просто исключен. Если перепихнулся, значит, не любишь. Вот так. Поэтому, запомни, никогда и ни при каких обстоятельствах ты не должен рассказывать Маше о том, что случилось. Как бы тебе не хотелось облегчить свою совесть. У мужчин и женщин разная психология. Вы, мужики, стремитесь к стопроцентной честности в отношениях с любимой, а женщине важнее иллюзии. Не стоит их рушить.
   - Гляди-ка, какой ты у нас опытный психолог. Все расписала.
   - Я тебе, Рус, как женщина говорю. Мы с Машкой похожи чем-то. Я это еще восемь лет назад почувствовала. Знаешь, как говорят, родственные души. В общем, я все сказала, дальше - дело твое. Пока.
   И Женя пошла к воротам ПМК. Она снова почувствовала нежелание Руслана впускать ее в свою жизнь. С одной стороны, это было немного обидно, но с другой, она сама никого к себе в душу не пускала. Приятельские отношения не подразумевают откровенности, а Женя раньше предпочитала именно приятельство, а не дружбу. С Русланом ей показалось, что может получиться что-то более близкое... Это были ее девичьи мечты. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Тем более после того, что случилось.
   Женя грустно брела вдоль забора ПМК, и вдруг увидела Егорова. "Сатанист" шел от озера с полотенцем в руках.
   - Гуляем? - с гаденькой улыбочкой поинтересовался он, поравнявшись с Женей. Она кивнула.
   - Грустишь по своему Морозову? - продолжил беседу парень. Еще один кивок. Егоров нахально обнял девушку за талию и проворковал на ей на ухо:
   - Зачем тебе этот барин? Тебе настоящий мужик нужен, а не эстет городской. Ты же девчонка простая, без этих штучек интеллигентских. Представляешь, как его мамаша на тебя зыркать будет? Ты для нее ворона без роду, без племени...
   Женя спокойно слушала гундеж Егорова. И спокойно терпела его объятия. Хотя сначала она хотела оттолкнуть нахала. Но не успела она осуществить свои намерения, как ей в голову пришла шикарная идея. Если она вот так в обнимку войдет с этим кобелем блудливым в лагерь, у Маши не останется и тени сомнения, кому отдано ее сердце. Все будет просто, как дважды два. И если Руслану придет в голову делиться с любимой девушкой вчерашней историей, она ему просто не поверит. Особенно если перед воротами ПМК они с Егоровым устроят показательный поцелуй... И Женя завлекающе глянула в глаза мерзкого поклонника.
   Все прошло идеально. Егоров не стал ждать другого приглашения и тут же присосался к Жене, как пиявка. Так, целуясь в засос, они и вошли на территорию лагеря. И первое, что увидела юная интриганка, оторвав от себя вонючего Казанову, было лицо Маши. "Класс! - восхитилась Женя четкостью исполнения своего плана, - сейчас личико надо сделать замутненное, и нехотя отойти от этого скунса. Как же у него изо рта воняет! Интересно, он зубы чистит? Хотя бы по праздникам?"
   А потом она увидела Руслана. И снова порадовалась. "А это еще лучше. Он меня теперь за шлюшку держать будет, а отношения с дамами данной категории не рассматриваются мужиками как измена. И Машке он ничего не расскажет. Что и требовалось". И, чувствуя, что гадкое чувство вины и стыда тихо уходит, Женя пошла в свой вагончик за полотенцем и зубной щеткой.
  
   Следующие несколько недель пролетели еще быстрее, чем предыдущие. Стас забрал у Жени все свободное время, завалив ее ролями и песнями. Когда девушка не работала, она либо пела, либо танцевала, либо репетировала сценки к военно-патриотическому слету и стройотрядовскому фестивалю. Но ей это даже нравилось. Глупые мысли не успевали просочиться в голову, как Женя проваливалась в сон после трудового дня. И Руслана с Машей она почти не видела. Корней перевел ее на покраску внутренних помещений коттеджей, а мальчишки из ее бригады во главе с Русланом покрывали крышу на соседнем домике, так что встречи с бывшим приятелем были короткими и прохладными. Привет-привет, и разошлись.
   Женя иногда задумывалась, жаль ей этой не состоявшейся дружбы или нет, но каждый раз приходила к выводу, что жалеет скорее об охлаждении отношений с Машей, чем с Морозовым. Ей казалось, что все их встречи неспроста. Та первая давняя в Сосновке, когда она почувствовала необъяснимую симпатию к незнакомой девчонке и открыла ей свои тайны. И весной, когда она встречалась со смутно-знакомой голубоглазкой на лекциях, и ей хотелось с ней подружиться. И в тот день, когда она поняла, что знакома с Машей уже давно, и ее сердце потянулось к ней, предвкушая долгую и красивую дружбу. Вся эта череда событий и ощущений оказалась прервана, и непонятно было, ради чего судьба сталкивала их.
   Но, к счастью, на подобные размышления времени было немного, а то Женя вполне могла возненавидеть Морозова, посчитав его виновником разрыва. Честно говоря, Руслан последнее время стал раздражать девушку. Особенно омерзительным ей казался запах его кожи и одеколона. Едва почувствовав его присутствие поблизости от нее, Женя спешно уходила куда-нибудь подальше. Впрочем, стараясь сделать это потихонечку, чтобы никто не заметил.
   ВПС прошел на ура. Первое место им, конечно, не дали из-за полной абсурдности постановки, но песню, сочиненную Стасом и Хорем, напечатали в приозерской газете, и комиссар сиял от гордости, как свеженачищенный самовар. Пела эту песню, естественно, Женя. Вместе с автором музыки. Зал, заполненный студентами военмеха, стоя аплодировал им, когда песня закончилась. В отряде "Альфа" счастливы были все. И в воскресенье, естественно, устроили торжественную попойку.
   Женя провела выходные в объятиях Егорова. Он ходил за ней тенью на ВПСе, а на пьянке посадил к себе на колени и обсосал ей все лицо. К десяти вечера терпение девушки закончилось, и она, заманив ухажера в укромное место, дала ему отставку.
   - Сереженька, ты меня извини, но заменить Морозова ты не можешь. Твои поцелуи меня не вдохновляют. Они слишком слюнявые.
   - А морозовские, значит, вдохновляют? Интересно, на что? - зло зыркая на Женю своими рыбьими глазами, поинтересовался отставник.
   - На полеты во сне и наяву, - ехидно ответила коварная девица.
   - А по-моему, ты с ним спала.
   - А ты завидуешь? Ну-ну. Смотри, не умри от зависти. Как тот кот из загадки, помнишь? - и видя, что Егоров не понимает, о чем речь, она объяснила. - На кровати кучка пепла, под кроватью дохлый кот, а отгадка: они от трения сгорели, а кот от зависти подох.
   - Сука, - выдохнул бывший ухажер и попытался схватить ее. Но неудачно. С ловкостью дикой кошки его жертва увернулась от него и бросилась бежать. Догнать ее он не сумел, помешал толстый сосновый корень, торчащий из земли, который разозленный парень в пылу погони не заметил.
   - Я тебе покажу, шлюшка ленинградская, - бормотал неудачник, возвращаясь в лагерь с разбитыми коленками.
   Расставание с Егоровым окончательно вернуло Жене обычное хорошее настроение. Оно стало для нее жирной точкой, поставленной в конце не очень веселой и не очень красивой истории. Девушка была не из тех, кто переживает прошлые неудачи. Раздав все свои долги, которые она считала нужным возвращать, Женя спокойно жила дальше. И в этот раз, доведя все до логического конца, она решила для себя не вспоминать больше ни о платье, ни о случившемся в вагончике.
   Машу, Руслана и Егорова она просто передвинула на задний план своей жизни. Ее новыми приятелями стали Хорь и Лоскутов. Она не спрашивала, хотят ли они с ней дружить, просто во время завтрака и ужина спокойно садилась за их столик, на работу шла рядом с ними, а вечером, когда на ПМК спускалась ночь, уже не белая, а нормальная, непроглядно-темная и с огромными звездами, брала гитару, вызывала парней из их комнаты, и они, сидя у костра на берегу озера, почти до утра пели песни и болтали о жизни. Ребята приняли ее желание общаться именно с ними как должное. Как подданные принимают королевскую милость. Или, скорее, как отец возвращение блудного сына.
   Жене было хорошо с этой парочкой. Немного не хватало Бонивура, весной он был постоянным участником их агитбригадовских бесед, до того, как все Женино внимание не оказалось сосредоточено на Морозове. Тогда мальчишки, видимо, решили не мешать влюбленной, как им казалось, парочке. А сейчас Леха не отходил от Маши, и Женя даже не пыталась приглашать его на их посиделки. Однажды у нее мелькнула мысль, что следовало бы нейтрализовать рьяного поклонника, а то Руслан опять ходит смурной, но девушка быстренько задвинула эту идею подальше. Любовное безумие бывшего друга ее не касается.
   В поход на лесные озера они тоже пошли вместе. Хорь засунул Женин рюкзак в свой, а девушке дал сумку с бутербродами. Они шли втроем впереди отряда с гитарами в руках и горланили песни. День был яркий и солнечный. Отдыхать они будут целых два дня, и у них достаточный запас вина и сигарет, а что еще надо студенту?
   Цель их похода, действительно, стоила тех трудов, которые они затратили, чтобы до нее добраться. Типичное карельское лесное озеро, с темной торфяной водой, корабельными соснами по песчаным берегам, заросшим зелено-розовым вереском, зеленовато-белым лишайником и гигантскими грибами. Таких озер не один десяток на Карельском перешейке, но в каждом из них просто обязаны водится черти, русалки и водяные, потому что красота их кажется нереальной, мистической, навеянной чьими-то чарами.
  
   Женя сидела на теплом камне у темной, тихо плещущейся воды, и пыталась вернуть утраченную опять гармонию. Она была зла. Поэтому несчастные ромашки, попавшиеся ей под руку, когда она уходила от палаток "Альфы", одна за другой оставались без лепестков. "Любит - не любит, любит - не любит", - шептала девушка сердито и каждый раз заканчивала на "не любит". Брала следующую ромашку и снова обдирала лепестки. Хотя кто любит, кто не любит, она даже не задумывалась. Просто раздевала ромашки и ждала, когда буря в ее душе уляжется.
   Разозлила ее милая сценка, развернувшаяся, когда отряд пришел на озеро. Бонивур, изображая заботливого папочку, схватил перемазавшуюся в чернике Машку и поволок ее умываться. И еще при этом выговаривал что-то вроде: "Плохая девочка". Смотрелось это на редкость дико. Просто детсад какой-то. Ежу было ясно, что рассердился Кротов не на то, что Машка вымазалась, а на то, что чернику с Петькой собирала. А Отелло местный думал, что никто не догадается. Ошибся парнишка. Догадались все, даже ставший последнее время совсем странным Морозов.
   Женя не стала дожидаться окончания дивной семейной сцены и ушла сюда, на камень. Когда ромашки закончились, она достала из строевки пачку ВТ и закурила. К курению ее приучили тетки-маляры, с которыми она работала последние недели. "Перекур, - говорили они, - а кто не курит, тот работает." О ее дурной привычке знали только Лоскутов и Хорь. Они ей намекали, что "целовать курящую женщину, все равно, что облизывать пепельницу", но Женя им насмешливо отвечала: "Так не целуйте", и парни смущенно умолкали. А однажды Антон, уезжавший по делам в город, привез ей блок болгарских ВТ, которые оказались гораздо приятнее, чем местные "Стрелы" и "Други".
   На второй сигарете Женя успокоилась и стала сама над собой подтрунивать: "Вот уж ворона. Чего разозлилась? Пусть бы он ее догола раздел и мыться поволок. Или ремнем по заднице выдрал. Мне-то какая забота? Если Рус не мычит, не телится, так это тоже не мое дело. Если он девку охмурить не может, а эта девка спит и видит, как он ее охмуряет, так мне и до этого дела нет. Небо вон какое голубое, и солнышко теплое, а я злюсь из-за ерунды." И Женя, улыбаясь своим мыслям, достала третью сигарету.
   И вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она повернула голову и увидела, что в метрах пяти от нее стоит Бонивур. Его светлые глаза были зло прищурены.
   - О, а вот и наш отрядный папочка, - насмешливо поприветствовала Леху девушка. Он сердито дернул головой. Выгоревшая почти до бела челка упала ему на лоб, сделав похожим на какого-то киношного героя. Женя не могла припомнить на кого.
   - Вот, папочка, смотри, у меня ручки чистые, и язык чистый, я чернику не ела, - продолжила насмешница, помахав руками, а потом демонстрируя язык, - я ее не люблю. Меня мыть не надо. И по попке шлепать тоже не надо. Я хорошая.
   Бонивур скривился:
   - А ты, хорошая девочка, по любовничку своему, страдаешь, да? А он, похоже, забыл тебя. Даже на выходные не приехал повидаться с подружкой.
   - Это ты о Егорове? - хмыкнула Женя, подумав, что молва быстренько приписала ей с мерзким уродом интимные отношения, - вот уж было бы по кому страдать.
   - Хочешь сказать, не по кому? А ромашки зачем попортила? - презрительно прокомментировал Леха. А потом, как будто вспомнив, добавил, - ах да, ты же из-за Морозова переживаешь. А он о тебе и не думает.
   - Какой же ты догадливый, Бонивур. Ничто не скроется от твоего прозорливого взгляда. Вот только мои страдания - не твое собачье дело. Усек? Иди лучше к Машке, личико ей мой. А то смотри, ей Петька его опять в чем-нибудь вымажет.
   Парень сердито скрипнул зубами, развернулся и скрылся в лесу. Женя опять осталась одна. Она была весьма довольна собой. "Маленькая гадость - сердцу радость", - пробормотала юная змея и улеглась на камне. Бессонные ночи с Хорем и Лоскутовым все-таки сказались, и она заснула под плеск воды и шум деревьев.
   После ужина на этот камень они пришли втроем: Женя и два ее приятеля. Посиделки до первого луча солнца стали для них чем-то вроде вечерней молитвы. Перепев любимые песни, они начинали мечтать. Вернее, разговор о прекрасном будущем заводила Женя. Она строила грандиозные планы их дальнейшей жизни, Прохор флегматично слушал, а Антон, по своей привычке, ехидно комментировал. Мечтательница горячилась, пыталась доказать, что все будет именно так, как она описывает, а потом вдруг неожиданно Хорь как будто просыпался, выдавал итоговое резюме, доводя все до абсурда и соединяя несоединимое, и вся троица валилась на траву от хохота.
   Но на сей раз они не долго наслаждались одиночеством втроем. Стас (видимо по наводке Бонивура) их нашел и устроил выволочку:
   - Так, народ, что за свинство? Похватали гитары и слиняли. А отряду тоже хочется песен.
   - Стас, ты о чем? У нас в отряде сплошная любовь-морковь, южные страсти кипят, бойцам не до музыки. А мы люди тихие северные, у нас от накала страстей мозги плавятся, вот мы и ушли, - лениво ответила комиссару Женя.
   - На сей раз, в виде исключения, женщина права, - согласился с ней Лоскутов.
   Стас, почувствовал бунт на корабле и намеки на его ухаживания за Людочкой и сердито сдвинул брови:
   - Значит так, оторвали тылы и марш к отряду. Не то я рассержусь, - и ушел к костру.
   - Он рассердится! Я уже намочила в штанишки от страха, - задумчиво пробормотала Женя и пошла за комиссаром. Следом за ней побрели Хорь и Антон.
   После глинтвейна, сваренного на костре, настроение Жени улучшилось, и она, первый раз за время отрядной жизни почувствовала себя частичкой большого и, в общем, дружного коллектива. По характеру она была единоличницей, "одинокой волчицей", а тут вдруг оказалось, что это очень приятно, чувствовать рядом людей близких тебе по духу и мыслям. Ей снова вспомнилась детская игра в мушкетеров, и отряд показался похожим на мушкетерское братство. Стас был Де Тревилем, Лоскутов - Атосом, Хорь - Портосом, а она, как и в детстве Д'Артаньяном. Потом мысли Жени перескочили на сословные различия. "Мушкетеры все были дворянами, - размышляла она, глядя на костер, - и они собирались в Париж для службы королю. У них было похожее воспитание, одинаковые стремления и желания. И у нас тоже похожее воспитание, у большинства ребят родители инженеры, и цель одна - закончить Политех."
   Ей захотелось поделиться своими мыслями с приятелями, но Лоскутов, внимательно все выслушав, как обычно, разнес ее идеи в пух и прах.
   - Это у тебя, Вася, пережитки коммунистического воспитания. У нас теперь перестройка, и тебе пора понять, что человек человеку совсем не брат. Вот подумай сама, месяц назад ты дружила с Морозовым, он тебе казался почти родным, а теперь...
   - О драконах ни слова, - перебила Антона Женя.
   - Вот-вот, а как же братство?
   - Вечно ты все с ног на голову поставишь, - вздохнула девушка, - ты такой скептик, Антоша. Иногда мне кажется, что тебе не двадцать один, а все пятьдесят.
   - Точно, - подтвердил Хорь, - я согласен с Васей. Ты, Антон, старый нытик. Мы последние мушкетеры в этом мире. Так давайте за это выпьем.
   - Вот это правильно, - подключился к разговору Виталик. За месяц из маменькиного сыночка получился заводной весельчак и балагур.
   - Подожди, скажи сначала, как ты думаешь, можно ли наш отряд считать братством единомышленников? - остановила Виталика Женя. Он задумался на пару секунд, а потом тряхнул головой:
   - Можно. Вот ты о чем сейчас думаешь, Антон?
   - О глинтвейне, - приподняв свою кружку, ответил Лоскутов.
   - А ты, Прохор?
   - Тоже о нем.
   - И я о нем думаю. Значит, мы братство единомышленников. И давайте за это выпьем.
   - Давайте, - хохоча, согласились и Антон, и Хорь, и Женя.
   Их веселье привлекло других ребят, и вскоре о единомыслии и индивидуализме спорила половина отряда. Но среди этой половины не было ни Руслана Морозова, ни Маши, ни Лехи Кротова. "У них свое братство", - отметила про себя Женя, но не стала переживать. Глупо портить себе нервы из-за того, что солнце зимой греет меньше, чем летом, а этот любовный треугольник был для нее из той же категории природных катаклизмов, что и зима.
   Спор окончился ничем. Так и не придя к соглашению, бойцы решили остудить свои разгоряченные тела в прохладной воде, и пошли купаться. Кто-то предложил стать ближе к природе и снять купальники и плавки. Идея была принята с восторгом, и одежда полетела на береговой песок. Никто никого не стеснялся. Ночь была такой темной, что невозможно было разглядеть, как следует, пальцы вытянутой руки, не то что друг друга.
   Женя вошла в воду вместе со всеми. Ее приятели казались ей темными тенями во мраке ночи. То ли лешими, то ли водяными. А сама она была русалкой. Много лет тому назад бедная крестьянская девушка влюбилась в барина и с тоски утопилась в лесном озере. И теперь по ночам она иногда выплывала на поверхность воды, чтобы посмотреть на небо.
   А оно было черным и низким. А звезды маленькими и далекими. И Женя плыла в темной маслянистой воде и вспоминала, как же выглядел барин. Какие у него были волосы? Темные? Нет, светлые. Точно, светлые... И глаза голубые, как весеннее небо... А звали его... Как же его звали? Надо вспомнить...
   - Вася, ты где? Возвращайся, - услышала русалка голос Хоря и повернула к маленькой яркой точке их костра.
  
   Следующие два дня были посвящены репетициям. Успех на ВПС выставил для "Альфы" планку, опуститься ниже которой Стас не мог позволить ни себе, ни отряду. И с бедных агитбригадовцев сошло сто потов и не одна шкура. К вечеру воскресенья у Жени в голове путались слова сценок и аккорды песен. А еще ее противно мутило. Жирная тушенка с макаронами нахально просилась наружу, а запах рыбных консервов доводил бедную девушку почти до обморока. Когда отряд возвращался в поселок, Женя плелась позади всех, злая и уставшая. К ней подошел Хорь и поинтересовался:
   - Что, Вася, загонял тебя Стас?
   - А-а, - махнула рукой Женя, - я, похоже, отравилась этой гадкой тушенкой.
   - А может, глинтвейном?
   - Может, - покладисто согласилась страдалица, - хотя я, вроде, немного пила... Дурацкий поход получился... Хотя покупались мы неплохо. Особенно ночью.
   - Что-то ты, подруга, совсем расклеилась. Это из-за Руса?
   - И ты, Брут, туда же.
   - А кто еще?
   - Бонивур. Утроил мне в пятницу допрос, по кому я страдаю: по Сереге или по Русу. Его-то какое дело?
   - Ну, ты, Вася, даешь! Какое его дело! - хмыкнул Прохор, - ты что, в лесу родилась?
   - Нет, в болоте.
   - А, ну тогда понятно, - развеселился парень. - А квакать ты умеешь?
   - Естессно. Сейчас как квакну тебе в лоб, - сквозь зубы ответила совсем рассерженная Женя.
   - Ладно, не злись. Скажи лучше, что ты бедному Лехе ответила.
   - Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, вот что. Тебе не все ли равно?
   - Не, Вася, не все равно. Не могу смотреть, как человек гибнет.
   - Это Бонивур-то гибнет?
   - И Бонивур. И ты, Васек. Прямо душа разрывается, на тебя глядючи.
   - А-а, - ответила Женя, и почувствовала, что на сердце у нее стало как будто теплее, - спасибо тебе, Серега. Честно говоря, мне оба параллельны.
   - Ладно врать. Знаешь, что ребята говорят? Что ты с Егоровым из-за ссоры с Русом связалась. И даже переспала с ним.
   - Вот уж не думала, что мужики сплетничают, как бабы.
   - Еще больше, - засмеялся Хорь.
   - Миленькая новость, - кисло пробормотала его собеседница, припомнив до кучи пятничную беседу с Бонивуром. Он назвал Егорова ее любовником.
   - Какая новость? - встрял в беседу подошедший Антон.
   - О том, что сплетни не являются типично женской чертой, - пояснила Женя.
   - Что есть, то есть, - согласился Лоскутов, - ты бы, Вася, вела себя поаккуратнее, а то ребята...
   - А пошли ваши ребята к чьей-нибудь матери! - сорвалась вконец разозленная девушка и побежала догонять отряд. Антон покачал головой:
   - Зря она так. Нарвется на неприятности.
   И Хорь кивнул:
   - Запросто.
  
   Фестиваль стройотрядов для "Альфы" прошел еще удачнее, чем ВПС. Стас учел все свои ошибки, и небольшой спектакль на стройотрядовские темы был принят с восторгом не только зрителями, но и жюри. В спорте альфовцам тоже не было равных. Бег, прыжки в длину, метание гранаты, жим гири - в этих видах "Альфа" оказалась лучшей. Проиграны были только футбольные матчи. В отряде оказалось слишком много индивидуалистов, а футбол - игра командная.
   Женя тоже внесла свою лепту в спортивные успехи. В стометровке она опередила даже перворазрядницу из военмеховской сборной. Хорь тут же прокомментировал:
  -- Да, Вася, зайцы всего приозерского района умерли от зависти.
   Женя рассмеялась, вспомнив давний разговор с тренером футбольной команды, который тоже сравнивал ее с длинноухим, и ответила:
   - Дело в том, что от этой спортсменки из "Ориона" так воняло потом...
   Присутствовавшие при этом альфовцы радостно заржали.
   - Вот она, движущая сила олимпийских побед, - резюмировал Виталик.
   - А мы думали, что ты за честь отряда переживаешь, - притворно-огорченно заметил Корней.
   - Женская душа - загадочная вещь, - добавил первокурсник Кирюха.
   - Свинтусы - обиделась Женя, - я вам, между прочим, десять очков принесла, а вы насмешничаете.
   - Это потому, что на самом деле мы тебя любим, а сказать стесняемся, - пояснил Хорь, изобразив смущение в стиле мультяшного героя, сжав руки в замок и нарисовав носком кеда на земле дугу.
   Все засмеялись и пошли к старту кросса, в котором должен был блистать Антон.
   Победа в фестивале была отмечена веселой пьянкой. Когда совсем стемнело, сильно нетрезвые Лоскутов с Хорем предложили Жене пойти на местное кладбище. Она согласилась. Ночь среди могил - традиционный сюжет детских страшилок, которыми маленькая Жека пугала дворовых ребятишек. И ей захотелось сравнить свои детские рассказы с реальностью.
   Они шли втроем в полной тьме среди покосившихся крестов. Тихо шелестели деревья, стрекотали в траве кузнечики, и шуршал под ногами песок. Женя пыталась руками "прочитать" надписи на могилах и не заметила, как осталась одна.
   Вдруг у нее за спиной кто-то слабо застонал. Она повернулась на звук и замерла. В нескольких метрах от нее из могилы поднимался некто белый и бесформенный. Завороженно следила девушка за медленными движениями призрака. То, что она чувствовала, нельзя было назвать страхом. Скорее, это было удивление. Женя сама придумывала страшные истории и поэтому совершенно в них не верила. И тут вдруг она увидела то, чего, по ее мнению, не может быть. То, что было порождением ее фантазии.
   А привидение, тем временем, встало в полный рост и тихо взвыло. Ему ответил кто-то слева. Женя повернула голову и увидела еще одну белую фигуру. Призраки, печально воя, медленно к ней приближались. А она стояла, не шевелясь, не зная, чему верить, своим глазам или своему здравому смыслу. На самом деле, ей очень хотелось поверить в реальность привидений. Где-то в глубине души ей хотелось чуда. Какого угодно, но чтобы это было то, что нельзя объяснить ни физикой, ни математикой...
   - Нет, Вася, так не честно. Ты должна завизжать от страха и убежать - Хорь скинул с себя простыню и сердито уставился на девушку.
   - Ты что, окаменела от животного ужаса? - Лоскутов тоже снял простыню.
   - Да ну вас, мальчишки. Вечно вы все испортите. Я только представила, что мне нобелевскую премию дают за открытие потустороннего мира.
   - Слышь, Прохор, мы еще и виноваты оказались. Может, проявим свои джентльменские качества, пойдем повесимся и будем ей во сне являться. Чтобы она премию могла получить?
   - Ага, и у нас будут синие высунутые языки и толстые багровые шеи.
   - Идите, вешайтесь, охломоны бесполезные. Я плакать не буду, - гордо ответила Женя. Мальчишки засмеялись. Потом они все втроем обнялись и, напевая "А на кладбище все спокойненько...", пошли на свою ПМК.
  
   А через пару дней, вдруг, ни с того ни с сего, работа стала утомлять Женю. И запах краски, который всегда так нравился, раздражал до головной боли. И толстые крикливые тетки, с которыми она работала уже не одну неделю, и к которым относилась снисходительно, как к существам низшего класса, теперь были для нее неприятны. Их манера кокетничать со страшненьким беззубым бригадиром, отпускать в его сторону соленые шутки, подначивать друг дружку на не слишком невинные приставания ко всем мужчинам, приходящим на объект - все это стало казаться Жене гадким и пошлым. А на Анечку, с которой они вместе работали на покраске, без умолку стрекотавшую о своем то ли Саше, то ли Паше, девушка шипела, как разозленная змея. По поводу и без него. Женино поведение стало настолько неадекватным, что ее напарница даже попробовала возмущаться. Зря. Злюка просто вылила (как будто случайно) на беднягу полведра вонючей краски. И Анино возмущение в этой краске тихо утонуло.
   Когда рабочий день заканчивался, Женя тихо плелась в лагерь в одиночестве. Лоскутов и Хорь работали на другом объекте, а других попутчиков она довольно грубо отшивала. Народ начал ее сторониться. Но Женя этого как будто не замечала. Иногда она чувствовала, что отрядная жизнь идет мимо нее, но просто вяло констатировала этот факт, и все. Ее гитара и ее песни стали никому не нужны. Стройотрядовское лето заканчивалось. Приезжие ребята мечтали о поездке домой, свидании с родными, а "хвостисты" начали готовиться к сдаче экзаменов. Пока еще только морально. Собравшись в кучку, они обсуждали варианты, при которых отлов преподавателя и навязывание ему собственной персоны мог пройти с наименьшими потерями. Третьей темой отрядных бесед стала предстоящая свадьба. Стас и другие опытные бойцы рассказывали о своих впечатлениях от тех свадеб, на которых они присутствовали, а молодежь внимательно их слушала. Жене все эти темы были неинтересны. Первые две из-за отсутствия далекого дома и хвостов, а третья просто потому, что шутовское бракосочетание казалось надругательством над любовью. Такой, как у Маши с Русланом. Эта парочка начала медленно и осторожно сближаться, и Женя иногда подглядывала за их быстрыми обменами взглядами и случайными столкновениями в дверях столовой или кафе.
   В середине недели у Жени закончились запасы сметаны и творога, и после ужина она пошла в магазин. Полки поселковой лавки были, как обычно, почти пусты, и девушка уже собиралась купить привычные, но слегка поднадоевшие продукты, как вдруг увидела в углу ряд темных банок.
   - Что это? - поинтересовалась она у продавщицы.
   - Соленые огурцы, - ответила та.
   - Давайте. Две банки.
   Выйдя из магазина, Женя свернула на узкую тропку, ведущую в лес. Забравшись подальше, она уселась на замшелый пень и открыла банку небольшим ножиком, который всегда носила с собой еще со времен игры в мушкетеров. Огурцы были восхитительны. Сочные, соленые настолько, что сводило скулы, с большими белыми семечками внутри и мягкой тающей во рту мякотью, они один за одним отправлялись Жене в рот, а она только что не мурчала от удовольствия. "Господи, я ничего вкуснее не ела, - бормотала девушка, - пожалуй, я съем еще штучку... И еще одну." Ее руки и одежда были перепачканы в соленом огуречном соке, небо заволокли тучки, и начал накрапывать дождь, но для Жени это было совершенно не важно. Она устроила себе праздник живота. Из-за отравления в походе она уже две недели почти ничего не ела. Только творог, булку, макароны да сметану.
   Слопав последний огурец из второй банки, она разочарованно пошарила в мутном рассоле рукой, ничего не нашла и отправилась в лагерь. Банки были выкинуты на поселковую помойку за ненадобностью. И уже подходя к ПМК, Женя задумалась о последствиях своего обжорства. Насколько она помнила медицину, отравление следовало лечить голодом. А она все это время ела то, что совершенно не следовало. "Наверняка завтра буду весь день в сортире сидеть. Вот Череп порадуется. Он рассчитывал, что мы с Анькой к пятнице все докрасим. Но человек предполагает, а бог располагает, придется Черепу подождать", - философски думала Женя. Несмотря на предстоящие страдания, ее настроение сильно улучшилось. И вечером она даже посидела с ребятами на скамеечке у штаба, обсуждая свадьбу.
   В субботу Стас устроил жеребьевку. Женя пошла на нее в прекрасном расположении духа. Она так и не дождалась возмездия за неразумное поведение, и предыдущие дни питалась исключительно огурцами, вызывая ехидную ухмылку продавца в поселковом магазине. Когда, наконец, все бойцы собрались в столовой и расселись по лавкам и столам, комиссар положил на стол две шапки с рулончиками бумажек. И первыми узнать свою судьбу пригласили девушек, кидавших друг на друга ревнивые взгляды. Каждой из них хотелось вытянуть роль невесты. Примерить на себя фату и белое платье - что еще может желать девичья душа! Даже Женя заразилась общим настроением, и нервно играла коробком спичек. Даже Маша, казалось, жаждет эту роль.
   Девушки по очереди брали бумажки из шапки. По их разочарованным лицам Женя видела, что их желания не оправдываются. Вот к комиссару подошла Маша, прочитала, что ей досталось, и радостно улыбнулась. "Невеста" - немного разочарованно подумала Женя, но потом решила, что это вполне справедливо. Именно такая девушка, с сияющими влюбленными глазами, с золотыми, как солнце, волосами лучше всего подходила на роль невесты. И медленно поднявшись со своего места, Женя пошла за последней в шапке бумажкой. Стас достал бумажный рулончик и с улыбкой протянул его девушке. Он знал, какая роль осталась не разыгранной. Все девчонки, узнав свой жребий, сообщали его Стасу и Корнею. Комиссар ждал, когда Женя развернет бумажку. В его глазах был вопрос. Казалось, ему очень хочется увидеть ее реакцию. "Что же там такое? - размышляла она, медленно раскручивая рулончик, - не иначе, что-нибудь гадостное. Типа завистливой соперницы. Или брошенной любовницы. Как раз для меня".
   "НЕВЕСТА" гласили корявые печатные буквы. Женя растерянно подняла на Стаса глаза, но не успела ничего сказать, как комиссар, удовлетворенный ее удивлением, уже звал парней тянуть жребий.
   Мальчишек оказалось меньше, чем ролей. У комиссара это вызвало явную тревогу. Казалось, он не знал, что делать. Та, оставшаяся бумажка, была, видимо, очень важной, и Стас уже готов был начать жеребьевку заново, когда в столовую вошел приехавший на выходные Бонивур. Последняя роль была торжественно вручена ему и, совершенно очевидно, не вызвала у Лехи особого восторга. Женя подумала, что он, скорее всего, будет либо бывшим любовником невесты, либо ее тайным воздыхателем. Девчонки кидали на голубоглазую красавицу завистливые взгляды. Они, как и Женя, решили, что ей досталась роль невесты, а Бонивур явно заметил эти взгляды. И сделал соответствующие выводы. Девушке стало смешно. "Вот уж ты удивишься, дружок, когда увидишь, что Маша совсем не невеста", - ехидно размышляла она.
   К свадьбе ее готовили Анечка - свидетельница невесты, и Людочка - мамаша счастливой новобрачной. Они сделали из ночной рубашки Анечки нечто вроде платья, украсив белую кружевную сорочку лентами, а сверху обмотали казенную простыню, подражая индийскому сари. На короткие черные Женины волосы был надет венок из ромашек, напомнивший девушке походную ссору с Лехой Кротовым. К венку пришили кусок марли, изображая фату. Те же ромашки были назначены свадебным букетом.
   Когда невеста была облачена, началось сватовство. Женя сидела в вагончике, с глазами завязанными полотенцем, а "свидетельница" грела уши у дверей, слушая шуточный торг, устроенный Стасом и Машей. "Так вот какая роль ее обрадовала", - удивилась "невеста", различив голос бывшей подружки, нахваливающей "жениха". Большая часть реплик заглушалась хохотом слушателей, поэтому Женя разобрала лишь, что невеста пьет только пару рюмок в день, больше строгий "папаша" ей не позволяет, а "жених", по словам его "мамаши" большой любитель природы и предпочитает курить травку. Судя по голосам, "папашей" невесты был Руслан, а "мамашей" жениха - Джамиля.
   Но очень скоро Жене надоело прислушиваться, ее опять начало тошнить. День выдался жаркий, и в вагончике стало душно. Окно в комнате, где сидели "невеста" и ее "подруга", не открывалось в принципе, а дверь закрыли из предосторожности. Но, наконец, торг был окончен, и "молодые", по-прежнему с завязанными глазами, поехали в "церковь".
   Венчание провел Стас. Пробасив набор фраз, напоминающих церковный обряд, комиссар объявил "невесту" и "жениха" мужем и женой, и свидетели сняли полотенца с "новобрачных". Первое, что увидела Женя, был тощий как скелет смуглый Мурат, с торчащими во все стороны черными волосами, больше всего напоминающими проволоку. Из одежды на нем было только полотенце, обмотанное вокруг бедер. Его худые руки были раскинуты в стороны, а голова бессильно опущена на грудь. На голове красовался венок из чертополоха. Ярко-розовые цветки в темной зелени смотрелись на черной шевелюре Мурата весьма живописно. "Иисус Христос", - сообразила Женя и засмеялась. За ее спиной хохотали остальные "альфовцы". Их смех распирал уже давно, но они держались, стараясь соблюсти торжественность момента. Ржущая невеста оказалась последней каплей.
   Насмеявшись, Женя взглянула на своего "мужа". И снова прыснула. Худой, со светлыми волосами, поставленными торчком с помощью сахарного сиропа, и покрашенными непонятно чем в разные невообразимые цвета, в пиджаке, явно позаимствованном у Прохора, который был на целую голову выше, в брюках длиной до щиколоток, в кедах, с мрачно-несчастным взглядом Бонивур был не менее смешон, чем Мурат. Увидев ее реакцию, Леха отвернулся и, взяв под руку, потащил к выходу.
   Дальше была регистрация в ЗАГСе и банкет. Уже когда Леночка-регистраторша заканчивала свою речь, Жене опять стало плохо. Завтрак настойчиво рвался наружу. Она едва сдерживалась. А на банкете совсем рядом с ней посадили Руслана. Его присутствие давно было для "молодой жены" непереносимым, а сейчас в духоте "кафе", вообще, стало кошмаром. Женя сидела, как в тумане, размышляя, а не стоит ли ей попросить его пересесть подальше. Иначе это плохо закончится. Но между ней и Русланом было место "свидетельницы", и страдалице оставалось только бросать на мучителя горестные взгляды.
   Потом кто-то радостно крикнул "горько". "Молодые" встали, Бонивур, неуклюже обняв "жену", коснулся губами ее губ. Его поцелуй был робким и нежным. Женя тихо терпела. Она ничего не чувствовала. Ни отвращения, ни удовольствия. Прикосновения немного шершавой кожи Бонивура к ее щеке, его губы, несмелые, сухие и горячие, его полузакрытые глаза - все это девушка замечала, но как-то машинально. Скорее подсознанием, чем сознанием. Ее ум целиком и полностью занимало совершенно другое. Сквозь крики и шум "молодая жена" услышала голос Джамили, обвиняющий "невестку" в том, что она вышла замуж не девушкой. И что ее скромность на самом деле притворство и ничего больше.
   По сценарию Стаса брак был по залету. И "деревенская родня" рьяно осуждала развратную "невесту", комментируя поцелуй. А Жене опять стало смешно. Все-таки Стас - гений. Надо же так угадать! Она играет городскую девушку, ее "родители" - Руслан и Людочка, классические типичные горожане, ее "подружка" Анечка тоже. А Бонивур, его "мамаша" Джамиля и "папаша" Петька - не ленинградцы и мастерски изображают "деревенщину", копируя свои местные диалекты. Ну и приятель "жениха" - вылитый городской хлыщ, втянувший "дурачка" Бонивура в "сладкую" рокерскую жизнь. Роль как раз для Виталика. Но это еще не все. Невеста беременна. И она, Женя, тоже. Все эти головокружения, обжорство огурцами, тошнота - все это, плюс задержка ежемесячных женских чудес, объясняется одним словом. Залетела.
   Поцелуй закончился, и Женя глянула на Руслана. Как обычно, он не сводил глаз с Маши. "Интересно, что он сделал бы, если бы узнал?" - подумала она. Вопрос был чисто гипотетическим. Хотя бы потому, что знала ответ. Он, на сто процентов, женится на ней. Без любви. Потому что должен. И Маша возненавидит ее. Да и сам Руслан тоже. За чувство вины, которое будет есть его постоянно, за нежеланного ребенка, за разрыв с любимой. Поэтому она не собиралась сообщать будущему папаше об его отцовстве. Лучше безотцовщина, чем злой родитель, это девушка усвоила еще в детстве. Сколько раз ее друг-мушкетер Сашка Лобанов вытирал слезы рукавом, прячась в кустах от пьяного и злого отца, поносящего свою жену и сына последними словами! Ей тогда было очень жаль приятеля. И зло разбирало. Хотелось подойти к гаду и стукнуть по его тупой башке, чтобы она треснула, и Сашка и его мама, тетя Люба, освободились бы от этого кошмара. Навсегда.
   Свадьба шла своим ходом, "невесту", как положено, украли, а потом вернули на место за выкуп. Ворами выступали местные трактористы, очень довольные своей выгодной ролью. В качестве отступного они получили две бутылки неразменной "Лидии". Потом поддавшие гости опять закричали "горько", но на сей раз Бонивур так на них глянул, что крикуны заткнулись.
   А Женя все это время думала о спирали времени. И о наследственности судьбы. Ее мама, так же как и она, залетела на втором курсе Политеха. Правда, в отличие от Жени, залет был не по глупости. А по любви. Большой и чистой. Когда дочери исполнилось шестнадцать, Светлана Сергеевна рассказала ей свою романтическую историю. Это были неземные чувства. Но Женин отец бросил свою подругу, женившись на более "перспективной" невесте. "Все повторяется в истории, сначала в виде трагедии, а потом в виде фарса, - вспоминала девушка недавно прочитанную статью, - Причем не только в истории страны, но и в маленьких человеческих историях."
   Потом Руслан с Бонивуром вышли из "кафе". Женя смутно помнила, что по сценарию полагается драка, правда, участвовать в ней должны, вроде как, Руслан с Вовочкой, играющим роль "мужа" Руслановой "любовницы", а не с Бонивуром. Но она вполне могла перепутать...
   "Гости" бросились смотреть драку, а Женя за их спинами тихонечко выскользнула из вагончика. Бросив короткий взгляд на дерущихся и решив, что у них получается весьма натурально, даже кровь есть, она пошла к себе в комнату и скинула "свадебный" наряд. С нее довольно. Пусть "альфовцы" делают, что хотят, а она едет домой. Первой электричкой. Время собрать вещи у нее еще будет, когда все лягут спать, а пока она пойдет на озеро и подумает, что делать дальше.
  
   Визит к врачу ничего не дал. "Возможно, это просто результат тяжелой работы", - сказала флегматичная тетенька в белом халате. Но Женя в этом сильно сомневалась. Она не была хрупкой барышней. Гандбольная секция из любой воздушной феи сделает атлетку. Упражнения с грузами для развития силы и выносливости, многочасовые тренировки несколько раз в день - естественно, мускулы девушки были значительно крепче, чем у ее неспортивных ровесниц. Да и на проблемы со здоровьем она не жаловалась. Женя ушла из секции как раз в тот момент, когда спорт из фактора, укрепляющего здоровье, превращается в страшную силу, его разрушающую. Ее подруги, оставшиеся в полной власти Виктора Витальевича, уже через два года, получив первый разряд, ходили с перемотанными руками и ногами и лечились от последствий слишком интенсивных тренировок.
   Женю эта участь миновала. Когда мама узнала, что с гандболом покончено, она почти месяц пилила дочь, не без оснований утверждая, что единственное учебное заведение, в которое сможет поступить Женя после своей школы - это ПТУ. Гандбольная секция давала возможность пройти в ВУЗ по так называемому спортнабору, когда знания и оценки были не важны, учитывался только спортивный разряд абитуриента. Нотации прекратились лишь, когда в Женин девятый класс пришел новенький мальчик, сбежавший из математической школы, и девочка быстренько сообразила, что в бывшем классе этого слабака освободилось место, которое она может попробовать занять. Женя проявила чудеса красноречия, упомянув свое сиротское детство, тягу к знаниям, любовь к общественной работе и без устали цитируя работы Ильича и последнего партийного съезда. Директриса, убежденная коммунистка и депутат горсовета, с физиономией, как у славянского истукана, растаяла под потоком цитат, и Евгения Васильева была принята в школу с испытательным сроком.
   До конца первого полугодия девочке пришлось забыть о телевизоре, танцах, свежем воздухе и ночном сне. С восьми до пяти она сидела в школе на уроках, а потом делала домашнее задание. По ночам, когда она на три-четыре часа забиралась в постель, ей снились биномы и производные, вперемешку с углеводородами и троцкистами. Ее новая школа давала хорошие знания по всем предметам, а не только по математике. А уж в алгебре и матанализе школьники к концу десятого класса становились асами. Во многом, именно благодаря своему школьному образованию, Женя так легко закончила первый курс физмеха - далеко не самого простого факультета Политехнического института.
   И сейчас рассуждения докторши только повеселили девушку. Обвинять ее, пережившую гандбол и матшколу, в хлипкости просто смешно. Хотя какое уж тут веселье! Плакать надо. Ее недомогание явно ничего общего не имеет с болезнью и месяцев через восемь благополучно закончится рождением малыша. Женя почему-то думала, что это будет мальчик. Конечно, теоретически она может пойти сделать аборт. Но, по сути, аборт - это убийство, и Женя просто не могла так поступить с существом, которое решило выбрать ее своей матерью. В конце концов, у ее мамы тоже не было мужа, и ничего страшного не случилось. Все живы, все здоровы и веселы. А ведь Светлана Сергеевна вполне могла избавиться от нее. И ничего бы не было. В смысле, не было бы ее, Жени. Такая мысль приводила девушку в ужас, и она хваталась за живот и успокаивала то существо, которое там поселилось: "Не бойся, детка, я тебя не брошу".
   Светлана Сергеевна восприняла известие о будущем пополнении семейства спокойно. Гораздо хуже она отнеслась к Стасу, которого Женя забрала из отряда. Сначала кот никак не хотел понимать, что гадить в городской квартире надо в одном строго определенном месте. Но молодой хозяйке удалось его убедить, и Стас стал членом семьи.
   Но, если из-за Жениной беременности Светлана Сергеевна не переживала, то решение дочери уйти из института, было воспринято в штыки. Каждый вечер мама устраивала Жене промывание мозгов.
   - Ты не должна бросать учебу. Без образования ты, в лучшем случае, сможешь работать уборщицей. Или дворником. Ты подумай, с какими людьми тебе придется общаться.
   - Я ни с кем не собираюсь общаться, - спокойно отвечала Женя.
   - Что значит, не собираешься общаться? Ты что, будешь всю жизнь сидеть в четырех стенах? Это ненормально, Женя.
   - Ну, зачем, я иногда буду выходить в магазин и гулять с ребенком.
   -Что за чушь ты городишь? - злилась Светлана Сергеевна.
   А девушка молча одевалась и уходила на улицу. Свое будущее она продумала после свадьбы, сидя на берегу озера и любуясь луной. Первое: с Русланом ей больше встречаться не следует. Он ведь не дурак, и, увидев ее с брюхом, наверняка, задаст вопрос, на который ей не хотелось отвечать. Солгать она не сможет. Женя совсем не была уверена в том, что имеет право скрывать от Морозова факт рождения ребенка. Он ведь отец этого малыша, хочет он этого или нет. Но, с другой стороны, ребенок, почти наверняка, разлучит его с Машей. Даже если Руслан не женится на ней, Жене, его любимая может не принять ни измену Морозова, ни самого малыша. В любом случае, это будет лишней проблемой и для влюбленной парочки, и для Жени с ребенком.
   Второе: с Машей ей тоже не следует видеться. Из тех же соображений. Поняв, что ребенок от Руслана, ее бывшая подружка может расстаться со своим любимым из благородных побуждений. Чтобы он имел возможность жениться на матери своего отпрыска. Похвально, но глупо, потому что счастливым такое благородство не сделает никого.
   Исходя из этого, Женя решила забрать документы с физ-меха. А потом, чтобы иметь возможность получить пособие по беременности и родам, устроиться работать. В садике во дворе их дома постоянно требовались нянечки. Самое подходящее место для будущей мамаши. И работа не слишком грязная, и опыт общения с детьми поднакопится. А что делать, когда ребенок родится, она продумает потом, когда это событие свершится. Правда, Светлане Сергеевне Женя о своем плане сообщать не стала. Разговоры она никогда не любила, предпочитала действия, и, приняв решение, от него уже не отступала.
   Получив теплым сентябрьским днем карту беременной, Женя поехала в институт и забрала документы. В первом корпусе, где располагалась администрация, ей никто из знакомых не встретился. Старших угнали в колхоз убирать картошку, а Женины однокурсники были на занятиях. Прогулявшись напоследок по коридорам гидрашки, Главного здания и по аллеям политеховского парка, она поехала в детский садик, выбранный ею для начала трудовой биографии. Предварительные переговоры были проведены заранее, еще в конце августа, а потом пришлось собирать разные справки, среди которых была и бумажка от гинеколога. Женя немного побаивалась, что врач на сей раз определит беременность, и заведующая садиком Нина Семеновна, пожилая суровая дама, откажется ее взять. Но Женина карточка оказалась потеряна, участковая врачиха ушла в отпуск, а дама, ее заменявшая, ничего не заметила. Про задержку месячных девушка разумно промолчала, чтобы не нарываться на неприятности. Это было три недели назад. А сегодня, убедившись, что она действительно ждет ребенка, Женя пришла в садик со всеми собранными разрешениями. Заведующая очень обрадовалась и велела новой сотруднице выходить на работу с завтрашнего дня.
   Вечером Светлане Сергеевне было сообщено, что завтра утром Женя начинает трудовые будни. Это известие не обрадовало маму, но, глянув на дочь, спокойно читающую книжку о воспитании детей, она поняла, что спорить бесполезно. Женя всегда была упрямее любого ишака, а при переходе из детства в юность эта ее черта только усилилась. Пробормотав: "Каждый кузнец своего счастья", старшая Васильева ушла на кухню готовить ужин.
   До конца октября Жене звонили ее сокурсники и соотрядники, но мама отвечала им, что ее дочь уехала к родственнице в Москву, и приедет только на Новый год. Потом было несколько звонков в конце декабря от самых настойчивых. Светлана Сергеевна отшивала их сообщением о Жениной безумной любви к загадочному москвичу, из-за которого девушка решила провести праздники в Москве. И звонки прекратились. Женя радовалась, а ее мама огорчалась. Она никогда не знала, что ждать от своей упертой дочери, и очень боялась, что детский садик останется Жениным рабочим местом до пенсии. Конечно, она ничего не имела против садика, как места работы, но только не для своего ребенка. Ей казалось, что ее девочка должна работать там, где ее блестящий ум и целеустремленность найдут лучшее применение.
   Женя не обсуждала с мамой свои дальнейшие планы. Но к Новому году она уже была твердо уверена, что продолжит учиться дальше. Только не на физмехе. Походив по деканатам различных факультетов, девушка выбрала ФТК. То же программирование, что и на ее прикладной математике, только с другого ракурса поданное. Лучше не придумаешь. И волки сыты, и овцы целы. И от Маши с Русланом далеко, и область деятельности именно та, которую она выбрала еще в школе.
   В декретный отпуск Женя ушла только после восьмого марта. Ей не хотелось подводить Нину Семеновну, оказавшуюся совсем не суровой, а умной и доброй женщиной. И с детишками из ее средней группы жалко было расставаться. Она полюбила своих малышей. Они были такими добрыми, такими умными, такими заботливыми. Заметив, что у нее растет живот, Леночка Голубева не выдержала и спросила:
   - Это у вас там ребеночек, да Евгения Сергеевна?
   - Да, - растерявшись от детской осведомленности, ответила Женя. Она сама узнала, откуда берутся дети, только в шестом классе.
   - А кто там, мальчик или девочка? - продолжала допрос малышка.
   - Ну... Я думаю, мальчик.
   - А почему?
   - Ножками сильно дерется, - ответила будущая мама.
   - Ой, вам, наверно, больно?
   - Нет, не очень. Терпеть можно.
   - Мы теперь будем вам помогать, Евгения Сергеевна. Мне мама сказала, что детишек в животике носить очень тяжело. И мы с девочками договорились вам помогать. Да, девочки?
   Малышки дружно закивали головами. А Стасик Ильин сердито заворчал:
   - А мы тоже хотим помогать. Почему вы нас не спросили?
   - Конечно, будете, - погасила ссору Женя, - мне будет приятно, что вы мне помогаете. И девочки, и мальчики.
   На восьмое марта дети подарили ей красивые рисунки, на которых был изображен ее будущий сын, а их родители и работники садика - коляску. Голубую немецкую коляску с белыми резиновыми колесами и бежевыми цветочками, вышитыми на велюровых боках люльки. Женя расплакалась. За последние несколько месяцев она стала очень чувствительной, и из-за любого пустяка ее глаза наполнялись слезами. Светлана Сергеевна не узнавала дочь. Она не знала, радоваться этим переменам или нет. Ей было страшно, что, став более мягкой, более дружелюбной к людям, Женя погибнет в этом жестоком мире.
   Но все заканчивается, и беременность Жени тоже закончилась. Роды начались неожиданно, на несколько недель раньше. Однажды вечером отошли воды, и "скорая" увезла будущую маму в роддом. Родильная палата произвела на Женю тяжелое впечатление. Резиновый матрас на высокой кровати с одной простыней. Из одежды - только огромная белая рубашка. Казенные, жесткие, как кирзовые сапоги, тапочки. И две женщины, воющие от боли на своих постелях.
   Женя боли не чувствовала. Ну, почти не чувствовала. И большую часть времени бродила по коридору, чтобы не слышать звериных воплей соседок. А потом акушерка поволокла ее в родильный зал и через пятнадцать минут показала молодой мамочке красного, сердито ворчащего уродца, с редким белым пухом на голове и мутно-синими глазами.
   - Красавец, да?
   Женя устало кивнула:
   - Просто женское кладбище, а не мужчина.
   Доктора заулыбались, а малыш насупился и заорал.
   - О, он еще и певец, - констатировала юная мамаша.
   А потом ребенка забрали, и Женя увидела его по-настоящему, только когда их выписали из роддома.
  
   Ну, и как ты его назовешь? - спросила Светлана Сергеевна, когда младенец был привезен домой, накормлен и уложен в кроватку.
   Женя молчала некоторое время, а потом спросила:
   - А где бабушкины святцы?
   - На что они тебе?
   - Имя выбрать.
   - Ты с ума сошла, вдруг тридцатого марта именины у какого-нибудь Евсея или Дормидонта?
   - Значит, он будет Евсеем или Дормидонтом, - ответила упрямая девица, копаясь в сундуке с бабушкиными вещами, - о, вот они. Ну что, посмотрим. Тридцатое марта, по старому стилю семнадцатое. Алексей или Макарий. Вот видишь, мамочка, а ты боялась.
   Светлана Сергеевна облегченно вздохнула. Звать внука Дориком или Евсиком ей совсем не хотелось.
   - И какое имя ты выберешь? Алексей? Или Макар?
   Женя задумалась. Она вспомнила прошлогоднюю агитбригаду. Первая их репетиция состоялась именно год назад, в конце марта. Кто на ней был? Конечно, Стас. Это понятно. Корней тоже был. Потом Виталик. Антон Лоскутов. Джамиля. Руслан Морозов. Прохор. Живот. Валя, ее тогдашняя подружка. Света Носкова. Череп. И Бонивур. Веселый и остроумный Леха Кротов.
   - Пожалуй, я выберу Алексея, - задумчиво сказала Женя.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"