Противоположна ли рациональность эмоциям? Нет; Наши эмоции проистекают из нашей модели реальности. Если я поверю, что мой мертвый брат найден живым, я буду счастлив; если я проснусь, и осознаю, что это было сном, я стану грустным. П.К. Ходгелл писала: "Все, что может быть уничтожено истиной, должно быть ей уничтожено." Счастье "меня-во-сне" основывалось на лжи. Печаль по пробуждению - рациональна. Не существует истины, которая уничтожила бы ее.

Рациональность начинается с вопроса "как устроен мир?", но распостраняется вирусно на любую мысль, зависимую от нашего представления о мире. Говоря об убеждениях "как устроен мир", я имею ввиду любые убеждения о происходящем в реальности, о существовании, либо не-существовании чего-либо. Если ты веришь в то, что в твоей кладовке сидит гоблин, который связывает шнурки на всех ботинках, то это убеждение - о том, "как устроен мир". Твои ботинки реальны - ты можешь их потрогать. Если есть нечто снаружи, что может дотянуться и связать шнурки вместе - оно обязано также быть реальным. Частью громадной сети причин и следствий, которую мы называем "вселенной".

Злость на гоблина, который связал твои шнурки, включает в себя мысль не только об устройстве мира. Представь себя буддистом, или перенесшим лоботомию, или просто очень флегматичой личностью - кем-то, кто не будет злиться на связанные шнурки. Это никак не повлияет на то, что ты ожидаешь увидеть - ты по прежнему будешь ожидать, открыв кладовку, что все шнурки - связаны. Твоя злость или спокойствие не должны влиять на твое предположение о реальности, потому что то, что происходит в закрытой кладовке, происходит независимо от твоих эмоций по этому поводу; впрочем, возможно потребуется некоторое усилие для осознания этого.

Но злость завязана на мысль об устройстве мира; ты стал злым потому, что думаешь, что гоблин связал твои шнурки. Рациональность распостраняется вирусно - от начального вопроса о том, гоблин или нет связал твои шнурки, до итоговой злости.

Увеличение рациональности мышления - улучшение качества предсказаний устройства мира - может притушить чувства, или, напротив, распалить их. Иногда мы бежим от сильных чувств, отрицая факты, избегая представлений о мире, кои могут вызвать сильные эмоции. В подобных случаях, улучшая свой навык "рациональности" и тренируясь признавать факты, ты усиливаешь собственные чувства.

В молодости, я никогда не был уверен, правильно ли это - испытывать сильные чувства - разрешено ли это, соответствует ли это нормам. Я не думаю, что подобные мысли возникали только ввиду моего юношеского непонимания рациональности. Я замечал похожие проблемы у людей, которые даже не думали о рациональности; когда они радовались, они задумывались, имеют ли они на это право, и когда они грустили, задумывались, стоит ли избегать этой эмоции или нет. С дней Сократа, как минимум, и, возможно, задолго до того, чтобы выглядеть культурным и мудрым, не стоило показывать, что ты о чем-то сильно заботишься. Чувствовать - стыдно - этого просто не делают в воспитанном обществе. Это было бы интересно - увидеть странные взгляды, бросаемые людьми, внезапно узнавшими, как сильно я забочусь о рациональности. Не то, чтобы это было необыкновенно, я думаю, но они просто не привыкли видеть разумных взрослых, кто зримо заботился бы о чем-то.

Теперь я знаю, нет ничего плохо в сильных чувствах. С тех пор, как я следую правилу "Все, что может быть уничтожено истиной, должно быть ей уничтожено", я также признал "Все, что питаемо истиной, имеет право на жизнь". Когда случается что-то хорошее, я радуюсь, и в моем разуме нет сомнения о том, рационально ли это. Когда случается что-то ужасное, я не избегаю грусти, не ищу фальшивых утешений или фальшивых надежд. Я представляю прошлое и будущее человечества, десятки миллиардов смертей в нашей истории, страдание и страх, поиск ответов, трясущиеся руки, выдирающиеся из огромного моря крови, тех, кем мы станем однажды, когда сделаем звезды своими городами, всю эту тьму, и весь этот свет - я знаю, я никогда не смогу по-настоящему понять всего этого, и у меня нет слов, которые можно об этом сказать. Несмотря на всю мою философию, мне все еще стыдно признавать сильные чувства, и вам, скорее всего, было бы неприятно их слышать. Теперь я знаю, чувствовать - рационально.