- 1 -

Эх, и некстати же оказался на кафедре её заведующий! Шли - думали, может, нет его, надеялись, что будет сидеть одна лаборантка Вика, с которой они всегда бы договорились. Но нет. Не успели зайти и заглянуть за шкаф, чтобы увидеть, что её нет, как из глубины кафедры выходит сам Аристарх Афанасьевич, собственной персоной: грузный, седоватый, пиджак на ходу накидывает, чтобы прикрыть подтяжки и толстый живот.

- Вам чего, девушки? - спросил он после взаимных приветствий.

Как ответить? Лучше всего уйти бы, поискать другое укромное место, но - поздно. Да и технически трудно. Передних не пускают задние, которые ещё не осознали, что тут мало что светит. И никто не придумал, что надо говорить в этом вот случае.

Пауза затягивалась и становилась подозрительной. Вперёд пробилась неунывающая толстушка Ира Нестерова:

- Аристарх Афанасьевич, можно, мы переоденемся на кафедре? - рубанула с ходу она.

Зав. отреагировал, как будто услышал "разденемся", да ещё и "попляшем". Оторопел, выпучил глаза, не сразу нашёлся, что ответить:

- Как это... Что вы сказали? Я, может, не расслышал. Если белые халаты, то лаборантки сейчас нет.

- Да не халаты, Аристарх Афанасьевич. Сегодня же "Студенческая весна", забыли? Мы принимаем участие, ну, типа артистки мы, и нам нужно перед представлением переодеться в сценические костюмы. В укромном, сами понимаете, месте, потому что это не просто халат белый накинуть. Вот мы и просим вашего разрешения сделать это на кафедре, заперев дверь. Всего-то.

Тут только дошло.

- Но... для этого же существуют специально отведённые помещения! При чём тут кафедра?

- Да какие там помещения, Аристарх Афанасьевич! Комнатка с покатым потолком, под рядами сидений актового зала. Она сейчас битком, там помощницы и косички заплетают, и лица красят, и платья помогают надевать с кринолинами... И потом, - она перешла на приглушённый голос, символизирующий интимный шёпот: - Дверь близ входа в актовый зал, и многие... ну, путают. Замок там давно испорчен, а нам надо глубоко переодеваться, понимаете?

- Не понимаю. Слышал, что аж две комнаты отведены для артистов.

- Вторая - для парней, Аристарх Афанасьевич! Как мы туда?

Профессор понял, что сморозил глупость, стушевался. А Ирка развивала успех:

- Мы уж лучше, решили, на родимую кафедру придём, там нам никогда не откажут. Мы же помним ваши лекции, лабораторки на кафедре, "сёдла" ваши порой вспоминаем... - и пошла, и пошла.

Спорный вопрос, стоило ли вспоминать о "сёдлах". А дело было так. В лаборатории сломалось несколько стульев - мебель не меняли с незапамятных времён, чуть ли не с советских. Местный умелец, инженер (это должность такая) Долотов, только руками разводил - если менять сиденья, то дороже выйдет, дешевле купить новые. Списывать старьё надо! Но зав. кафедрой не расставался так легко с кафедральным имуществом. Он показал мастеру, где и что надо подпилить, склеить, укрепить, чтобы получилось нечто "усидчивое".

- Но это же седло выйдет! - сказал сердито Долотов и набросал эскиз. - Лошадиное седло. Ну да, истинное седло!

- Седло? - задумался седовласый? А потом тряхнул головой: - А пускай будут и сёдла. Знаю, кого на них сажать!

Все вопросительно посмотрели на него.

- Девки наши совсем обнаглели, на занятия в джинсах являются, а то и в шортах. Знают же, что я... моё поколение не любит штанов на бабе без нужды. Везде, где можно надеть платьице, юбочку, ты их и надень. Если на велосипеде, на коне или работа какая физическая - ладно уж, натягивай штаны, кто против? Вот я и буду сажать джинсовниц в эти "сёдла", нехай оправдывают свои штанины. Мастачь, Игорь Иванович!

Профессор сдержал слово. Делал студенткам предложение, от которого, как говорится, нельзя отказаться. Сперва было непривычно и в чём-то даже стрёмно, но потом привыкли. Мало того, перед занятиями перетаскивали "сёдла на ножках" поближе к преподавательскому столу и, садясь, разворачивали своё джинсовый пах на преподавателя. Даже и мини-шорты кто-то вроде бы пробовал... но это, скорей всего, неправда. Желаемое выдавали за действительное.

По указанию Аристарха Афанасьевича дежурные инженеры-лаборанты перед занятием передвигали "сёдла" назад, на аналог школьной "камчатки", но неизменно преподаватель получал возможность полюбоваться развёрстой женской промежностью с чуть ли не лопающимися швами на джинсе. И возразить нечего - сам сажал, сам и терпи. М-да, оправданы, очень оправданы стали джинсы на студентках...

Тем временем словоохотливая Ира уболтала-таки старикана, а довершила успех, вручив ему билет на "Студвесну". Тот аж растаял.

- Сколько вам понадобится времени? - вопрос был равнозначен согласию.

- Минут десять где-то. У нас всё с собой.

- Проси пятнадцать, - толкнули Иру сзади.

- Лучше пятнадцать, Аристарх Афанасьевич! Лишнее вернём.

- Ну ладно, вы тут располагайтесь, а я запру кафедру и схожу в буфет. Вот буфетчица-то удивится, она мне к чаю булочки в кабинет носить привыкла.

Сказано - сделано. Казалось, всё образовалось, но веселы были не все.

- Войти - полдела, главное - выйти, - проговорила Кристина Климова, начиная переодеваться.

Ей досталась, видите ли, роль цыганки в спектакле. Но оказалось, что сшить длинное насборенное платье настоящей цыганки оказалось не под силу даже "главной портнихе университета" Алёне Красухиной. А знакомых цыганок, как назло, ни у кого не было. Тогда вспомнили, что цыганку Кристине предстояло играть не ординарную, приставуче-гадалочную, а озорную, разбитную, разбойничью. Волосы чёрные и длинные - есть, лицо намажем, говорок отрепетируем, и одежда станет не главной в образе, её вообще поменьше можно. Длинная юбка (цыганки в мини не ходят), расклёшенная, красная, поблёскивающая - есть, а что наверх?

И кому-то из девчонок пришла в голову смелая мысль: маленький топик, почти что лифчик. Это же восточное изобретение, вот пускай на антураж Востока и поработает. Сделаем его столь же блестящим, как и юбка, а по цвету - контрастно с ней, синим. И Алёна принялась за работу.

Да, но доселе в лифчиках никто на сцену не выходил! Гимнастки, акробатки всегда появлялись в закрытых купальниках, порой даже в колготках. Запрет негласный, но давний, укоренившийся. Придётся согласовывать с замдекана по воспитательной работе, чтоб добро дала. К счастью, это женщина. А может, к несчастью? Бюст-то у неё не более первого размера...

Алёна постаралась, чтобы третий Кристинин размер смотрелся вторым с половиною, упаковала грудку славно. Но взгляды на лифчик всё равно были косые. Это же прецедент! Разреши одной... Пришлось поработать красноречию Иры Нестеровой.

- Для студентки появиться в учебном корпусе в лифчике, согласна, недопустимо, постыдно даже. Но мы ведь играем не самих себя! Других совсем людей играем. Даже так скажем - совсем другой культуры. У них всё то можно, что у нас нельзя. Мы - это как бы не мы, раз играем. Мы просто показываем, а что там "у них". Смотрите, лифчик-то типа топика, Кристинка грудь не будет выпячивать, ничего сексуального в сценарии нет, читку он прошёл. И юбка, смотрите, какая длинная! Можно хотя бы в обмен на длинный низ - короткий верх?

Замдекана упиралась, и тогда в ход пошёл козырь - донесение разведки. Собирание и анализ слухов и сплетен показало, что филологи собираются продемонстрировать на Студвесне "японскую борьбу". Не в смысле там дзюдо или джиу-джитсу, и уж тем более не баритсу, приёмом которой Шерлок Холмс ловко низверг в Рейхенбахский водопад профессора Мориарти. Нет, новомодная японская борьба - это схватка на боксёрском ринге между девушкой, обязательно полногрудой и обязательно в бикини, и парнем, непременно в плавках и непременно обтягивающих. Правила не очень определённые, но, похоже, пареньку вообще ничего нельзя, кроме как давить поначалу ладоши-в-ладоши и валиться, проиграв давку, на ковёр, позволяя над собой проделывать всякое. Одним словом - "их нравы".

Тамошний деканат дозволил сей номер, потому что в нём как бы японцы показывают, как они там у себя на острове развлекаются, а вовсе не как наши студенты досуг проводят. Правда, тут были ещё два обстоятельства, о которых разведка умолчала, ну, а мы скажем. Во-первых, "японки" показали деканату в полном составе весь номер на репетиции, убедили, что "всё чисто". Когда просто стоишь с большой грудью, еле умещающейся в лифчике, это не так прилично, чем когда азартно борешься, и все видят, что ты бюстом не злоупотребляешь. Во-вторых, одну студентку пригласили со стороны, с другого факультета - достаточного числа титястых у филологов не оказалось. И вот деканат филологов посчитал, что не вправе строго судить студентку с факультета журналистики, у них там свой деканат есть, пускай он за нравами и смотрит. А деканат журналистики даже и не знал, что кто-то из подведомственных раздевается "на стороне". Всё и обошлось.

Со скрипом, но разрешение на лифчик было получено, со всякими так экивоками типа "старайся больше спиной" и "в первый и последний раз". Прокатить-то прокатило, да тут цензура похлеще деканатский обещает быть - сам Аристарх Афанасьевич! Выпустит ли он с кафедры "срамницу", не запрёт ли? Может, ей лучше за чужими спинами проскочить?

Может, и удалось бы за чужой спиной проскочить - или просто первой выскочить с кафедры, лишь только её отопрут, а там попробуй, догони! Но, как на грех, едва-едва переодевшись, Кристина вошла в роль, восприняла цыганскую психологию и отказалась стеснительно вести себя. Мол, если проскочит, то выскочит из роли и не сможет сыграть разбитную цыганку убедительно.

- Ты его уболтала, - сказала она Ирке, - ну, и я смогу. В крайнем случае, погадаю. "Красавчиком", как думаешь, назвать можно?

Но до этого не дошло. Увидев, что зав с ужасом глядит на её бюст, студентка пробормотали что-то насчёт гадания и сразу же схватила мужскую ладонь, потянула к себе. Увы, правильно её не поняли. Помня щекотливый эпизод из "Бриллиантовой руки" ("Послушайте, как бьётся сердце! Стучит? Стучи-ит?!" - "Стучит..."), Аристарх Афанасьевич решил, что руку тянут не к глазам, а к другим парным женским органам, и стал с испугом отдёргивать. "Цыганка" не отпускала. Пошло перетягивание, а тут ещё за талию Кристины дурашливо ухватилась Ирка, типа "внучка - за бабку". Вырвав-таки ладонь, получив лёгкую царапину даже, профессор рассердился и ожидаемо высказался против лифчика.

- Это ещё что такое? - было самой невинной фразой.

Кристина растерялась, даже руки было подняла прикрыться, но выручили девочки, наперебой заоправдывали её. При япону-борьбу упоминать не стали, этим только масла в огонь подольёшь, ещё пойдёт к "филам" разбираться и негодовать, а вместо этого рассказали о якобы проводившемся на факультетах сборе старинных купальников и плавок, дабы артисты Студклуба могли разыгрывать сценки из советских времён. А если купальник советский, то он и приличный - по определению.

- У вас ничего дома не завалялось, Аристарх Афанасьевич? Мы бы с удовольствием приняли в дар. Вы, наверное, жутко спортивным тогда были, - а сами на животик выпирающий поглядывают.

Точку поставила всё та же Ира. Предвидя, что будут встречаться всякие "рогатки", ходить им ведь "в гриме" по коридорам, где и ханжи встречаются, она, оказывается, запаслась справкой из деканата, что "такой-то разрешается такого-то дня в сценических целях находиться в учебном корпусе в такой-то одёжде". Объяснять всякому встречному-поперечному замучаешься, а бумажку у нас уважают, особенно с синей печатью. Её под нос профессору и сунула. Последний довод.

Он прочитал, повертел в руках, потёр подбородок, подумал. Затем осмотрел "цыганку" с ног до головы.

- Разрешается, значит, лифчик...

- Лифчик - это всего лишь маленький лиф, а лиф - это верх женского платья, всё прилично, Аристарх Афанасьевич.

- Ну, допустим. А это что? - показал он пальцем, стараясь не касаться.

- Это... это... ну, пупок это.

- Сам вижу. На него разрешение есть?

Все оторопели. В справке упоминалось о вольности "выше талии", всё, что ниже, было окутано молчанием и, стало быть, должно было быть покрыто одеждой. Пупок явно не подпадал под дозволенные вольности, и разрешение на него требовалось отдельное.

- Но мы же так ходим, Аристарх Афанасьевич! - попробовали девушки.

- Ходите, когда верх и низ неплохи, а вот между ними грешите. Ладно, смотрим сквозь пальцы. Но тут очень уж много голого! До талии вам разрешено, а вы, гляжу, и ниже на целую ладонь, гм, аннексировали. Так не пойдёт!

Растерянная Кристина подтянула юбку, но та, гладкая, снова опустилась, едва её отпустили. Пояса с дырочками, как на ремне, не было, никто и не думал, что он понадобится. Да и какие цыганские вольности со стиснутой талией?

- Но трусы же не видны, Аристарх Афанасьевич! - только и смогла возразить бедняжка.

- Если они вообще есть! - отпарировал он, вогнав в краску. - Пупок - это не просто пупок, он символизирует то, что ниже... сами знаете, - и покраснел чуток. - Так что не чудите, красавицы, с лифчиками и одевайтесь прилично. Длинное платье - вот достойная одежда для любой цыганки.

- Мы об этом думали... - пролепетала Кристина, - но...

- Вот видите, и вы согласны, - обрадовался профессор. - За чем же дело?

- Но где же мы возьмём такое платье, Аристарх Афанасьевич? До начала выступления меньше двух часов, а нам ещё порепетировать надо!

- Ну, девчата, я по женским шмоткам не спец, сами думайте.

- Не на улицу же выходить и у прохожих просить, верно?

- А почему бы и не на улицу? Раз вы вечно доводите всё до последней минуты, то и улица пойдёт. Пойдите да пошукайте!

Неужели он это серьёзно?

- Но как же это? Мы не можем... не умеем... не смеем. Да и кто же даст?

- Ах, вы не умеете! - рассердился зав. - Кто-то вас научить должен, да? Уж не я ли? На меня намекаете, да? Думаете, не смогу и оставлю вам пупок? Ах, так? А ну-ка, зайди! - велел он Кристине.

Дело в том, что девушки, не сговариваясь, осуществляли запасной вариант, ну, на случай, если не удастся договориться по-хорошему. Разговаривая, они мало-помалу продвигались к выходу и одна за другой выходили-выскальзывали с кафедры, увлекая за собой и её заведующего. И уже все вышли. В случае чего, можно броситься врассыпную но тут разговор вон как повернулся.

Растерянно поглядев на подруг, Кристина вошла в дверь, которая тут же захлопнулась, в замке лязгнул ключ.

- Пусть отдохнёт, не срамится в коридорах, - проворчал Аристарх Афанасьевич, пряча ключ в карман. - А вы пойдёмте-ка со мной! Не умеют они... Ну, я вам дам мастер-класс по костюмерному делу. Старый конь борозды не испортит. Ну!

Студентки были в растерянности, шутит - не шутит? А профессор тем временем широкими шагами шёл к выходу из корпуса. Поневоле приходилось за ним поспешать, иначе не выручишь "заложницу". Или - выручишь, но поздно. А так хоть вину за вероятное опоздание на него переложим.

Вышли во дворик, несколько шагов - и калитка на улицу. Встали возле неё.

- Ну, смотрите теперь, высматривайте, глаза молодые, - велел Аристарх Афанасьевич. - И помните: не решитесь, я сам на абордаж пойду.

Потянулись тягостные минуты. Нет, молодых женщин проходило мимо немало, но никто не жаловал длинное. А большинство и вовсе были в джинсах. Наконец показалась одна.

- Глаза молодые, а не видите... Вон же, вот!

- Эта, что ли?

- Эта, эта.

- Размер же не тот, Аристарх Афанасьевич!

- Вам ещё и размер подавай! Знаете, на безрыбье...

Платье на моложавой женщине лишь формально подходило под "цыганские критерии", но даже расцветка была бледной для уроженки юга. Похоже, владелица была помешана на моделировании и шитье, и постоянно что-то выдумывала, рисовала, шила - порой и длиннополое. Ни на какую цыганку походить и не собиралась. Но этого старику не объяснишь.

- Не хотите сами, равняйтесь на меня.

Он пустился вдогонку, но молодуха шла заметно быстрее, коленками красиво вздымая длинную воздушную юбку.

- Эй, девуш... Тьфу, не приучен. Да задержите же её! - велел "свите". - Скажите хотя бы, что поговорить хочу.

Вдогонку пустилась легконогая Ксюша Казакова, мигом догнала указанную.

- Простите... Не могли бы вы остановиться? С вами тут один фетишист поговорить хочет.

- Кто?

К ним уже приближался, на ходу снимая пиджак, Аристарх Афанасьевич. Просто жарко ему было, душно. А понять по-разному можно было...

- Вот он, - И Ксюша ретировалась, хихикая в душе.

Профессор не обратил внимания на округлившиеся женские глаза.

- Сударыня, - сказал он, задыхаясь, - Вы извините, но... Одним словом, не могли бы вы одолжить нам ваше платье. Ненадолго, - добавил торопливо.

Модница отошла от оторопи, оценила ситуацию, успокоилась и лукаво улыбнулась.

- Вам?

- Нам, - жест рукой в сторону толпички. - Им.

- Одолжить?

- Ну да, с отдачей.

- Ненадолго?

- Ещё как ненадолго!

- Вот это платье? - подняла в двух щепотях юбку с боков.

- Ну да, оно нам очень нравится. Очень нужно, поверьте.

- Но, позвольте, а я тогда в чём буду?

- В зале. Я вас проведу в зал. Платье нужно на сцене, а в зале темно и можно сидеть, в чём хочешь.

- Ну, знаете ли! - возмущению женщины не было предела.

- Да, знаю, что вы нам удружите.

Он не успел договорить, как получил хлёсткую пощёчину, аж пиджак из рук уронил.

- Маньяк! Сейчас позову полицию и санитаров! - пригрозила фурия и неторопливо пошла себе.

Прижимая к лицу ладонь, Аристарх Афанасьевич растерянно обернулся. Но студентки чтили Чехова. Хорошее воспитание заключается не в том, чтобы не дать пощёчину своему профессору, а в том, чтобы не заметить, если это сделает кто-то другой. Они столпились у калитки спиной к улице и будто бы уткнулись в смартфоны. Ничего не видели, ничего не провоцировали. А Ксюша Казакова с невинным видом самозабвенно делала селфи.

- Да, платье у неё и вправду не того размера, - смущённо сказал Аристарх Афанасьевич, подходя к ним. - Вблизи это лучше видно. Что ж, дальше, что ли, ждать?

Щека у него горела.

- Но времени же нет! Нас режиссёр уже ждёт ещё раз прокрутить всю сцену. Не судьба сегодня, Аристарх Афанасьевич, давайте уж выпустим Кристину, в чём есть.

- А как же пупок?

- А мы его замажем, Аристарх Афанасьевич! Пластилином, поверх грим положим - и будто не было пупочка. Словно бы и на свет не рождалась. Пойдёмте, а!

- Или хотя бы ключ дайте.

Тяжело вздохнув, старик отдал ключ. Что ж, не ему позориться перед людьми, а "цыганке" этой. Может, и вправду, если другую играешь, своё целомудрие блюсти не обязательно? А давно ему так по мордасам не давали! Аж молодость вспомнил.

Когда ключ провернулся в замке и открылась дверь, Кристина, отвернувшись к окну, поправляла верх. Глянула осторожно через плечо.

- Девчонки-и! Вы без него? А я тут такой кайл ловила - топлесс всё это время по кафедре ходила. Единственная и неповторимая. Даже к окну подходила и к стеклу прижималась - лбом, носом и сосками. Ну, думаю, глянет кто-нибудь из прохожих вверх, и удивится же! Так никто и не глянул. Все привыкли, что тут у нас одна скукотища. Я уж и окно подумывала открыть... Так что, не гоп-стопнули для меня платье?

Ей наскоро объяснили ситуацию.

- Ну и слава богу! Да, кстати, я тут думала, думала... Когда вольно дышит грудь, и думается легче. Так вот, кого-то у нас не хватает. Не заметили? А я даже поняла, кого - Майи!

- Бли-ин!

И вправду упустили из виду. А почему? Сейчас объясню. Дело в том, что эта студентка входила в группу "из четырёх-пяти человек". Вот никто и не беспокоился, когда из пяти оставалось четыре.

Да, но теперь надо объяснять это "4-5". Все слышали, как наш режиссёр Рязаныч сказал руководителю группы "Мимы, мимки и ужимки" (иначе "Мимы, розы и мимозы"):

- Степаныч, дай нам человека четыре-пять на подтанцовку. Из тех, что с нашего факультета. Полина петь будет, и надо усилить эффект. У тебя же все умеют подтанцовывать любую песню, экспромтом?

Тот согласился, причём дважды: да, умеют, и да, дам. Но точное число танцовщиц не прозвучало, вот местные остряки так и окрестили бедняжек: "четыре-пять".

Но дело не только в оговорке. Эти пятеро, которых выделили, в "штатской" одежде и со своими причёсками довольно сильно друг от друга отличались (пожалуй, кроме размеров бюста, ну, да это общее требование к "мимозам"). Но, как только переодевались в своё чёрное полнотельное трико и стягивали волосы в хвостик, отличий сильно убывало. Даже лица становились похожими, с одним и тем же выражением. Цвет волос, да рост - а дальше уж надо приглядываться.

И у "штучных" артисток от переодевшихся "мимоз" рябило в глазах, запросто путали четыре и пять. И потом, это же их проблемы, не так ли? Но те, если их спросить, считали, что это дело режиссёра - вызывать на репетицию всех пятерых или кого-то поберечь. Ну, а режиссёру в женскую раздевалку, которой на четверть часа стала известная нам кафедра, вход заказан. Так вот и недосчитались одной артистки практически перед самым выступлением.

- У кого есть её телефон?

Номер нашёлся, но трубку никто не брал. Разряжен, наверное, не нарочно же уклоняется. Что же делать?

Рязаныч разговаривал в коридоре с Аристархом Афанасьевичем, шла интересная дискуссия о воплощении образов цыганок в мировой драматургии. Где плоть, там и одёжа, где воплощение, там и вооблачение - не так ли?

- Рудольф Янович, сколько у нас сегодня на подтанцовке?

- Все пять. Они здесь? Четверых вижу...

- А четверо не смогут?

- Вы что?! Только нечётное число! По двое в конце сплетаются, очень симметрично, а оставшаяся выходит и застывает в финальной позе. Забыли, как репетировали?

- Тогда - беда, Рудольф Янович! Нет пятой.

Он не поверил, позвонил сам. Фиг с маслом и ему, а не ответ милым голоском! Причём этот "фиг" - не метафора, а то, что появляется на дисплее после десятка безуспешных гудков, прикол такой. Не для студенческих глаз, конечно.

- Срочно найти пятую! - приказал режиссёр, пряча озорной мобильник от любопытных девичьих глаз. - Любую, чтоб в такт музыке дёргаться умела. Быстро!

Пошли на поиски гурьбой. Поодиночке, ряженая или "купальщица" рисковала наткнуться на косой взгляд - есть у нас ещё чудаки, не ведающие, что сегодня "Студвесна". Ну, а толпичкой - всё ясно. Выступать будут. Да и знакомых лучше искать всей группой - вернее будет.

Перед доской с расписанием стояла известная хохотушка и заводушка Марина и изучала объявления.

- Привет, Марин!

- Салют!

- Марин, ты танцевать умеешь?

- Спрашиваешь! Не помнишь, что ли, на посвящении в студенты меня сам профессор приглашал.

- То вальс был... А дёргаться под музыку сможешь?

- Ещё как смогу! А чего это вы так разоделись?

- Последний вопрос: твои планы на ближайшие часы?

- Пойти на "Студвесну", конечно! Вот, ищу, когда она начинается. Мама вот тоже хотела, платье новое сшила, но только что позвонила - не придёт.

- Вот и отлично, что не будет её. Пойдём с нами - не опоздаешь и не заблудишься. Только вот в зрительном зале тесно, душно, парни лапают, а на сцене светло, просторно, славно. Давай с нами на сцену!

- Что?

Ей объяснили. Она зарделась.

- Серьёзно? Нет, станцевать я могу, конечно. Симметрично партнёрше, говорите, Леночке? Попробую. Но, позвольте, она же в трико! А у меня его нет. И с собой, и вообще. Я ведь не "мимоза".

Пришлось, вздохнув и задумавшись, открыть ей секрет. Слово о немоте взяв наперёд.

Дело в том, что на последней репетиции всё переиграли. Режиссёру не понравилось, как два прожектора, имеющихся в наличии, разрываются между пятью танцовщицами, да ещё стараются не обидеть певицу. Поэтому один из них отдали Полине безраздельно, а второй направили на два белых полупрозрачных экрана, между которыми и должны были наяривать девушки. Зритель видел лишь их силуэты.

- Понимаешь, получается, что всё равно, во что ты одета, лишь бы обтянуто. Мы-то по привычке в гимтрико нарядились, оно нас и настраивает на танец, а ты... Слушь, у тебя бельё не затейливое, линии тела не нарушает? Нет? Тогда разденься до него перед выходом "в свет", там же никого, кроме нас, не будет. Силуэт, он же не голый, и не одетый, это просто очертания тела. Зритель должен абстрагироваться от одежды танцовщиц, ну и ты, того... абстрагируйся.

- На сцене? Ой, девочки, боязно как-то...

- А ты думаешь, мы не боялись в первый-то раз? Полнотелое трико символизирует полную наготу! Но наш руководитель сказал, что... - и, убалтывая Марину, "мимозы" пошагали её к актовому залу.

Ира тоже пошла за ними, но вдруг увидела стоящую поодаль однокурсницу Киру - в сплошном купальнике с очень тонкими бретелями.

- Привет! Ты что, тоже выступаешь? Ух, какой он у тебя красивый! Почему я не знаю?

- Понимаешь... - девушка пришагнула к ней, схватила за руку и зашептала в ухо: - Нет, я того... примазываюсь. Поспорила, знаешь, с парнем, он у меня шофёр, что побуду в универе в одном купальнике, осмелюсь, мол, причём на людях. Он про "Студвесну" ничего не знает, думает, что это девчонка у него такая отвязная. Вернее, думает, что не смогу. Слушь, сфоткай меня на мою мобилу, а! На фоне каких-никаких людей только. Если выиграю пари, он у меня... - и она ещё тише зашептала подруге в ухо.

- 2 -

Денис зашёл в корпус, весь под впечатлением увиденного на улице. Настолько это его впечатлило, потрясло даже, что он забыл, куда шёл. Надо с кем-то поделиться, может, тогда вспомню. Или просто пройтись, позырить на таблички на дверях - может, наведёт на мысль?

В коридоре разговаривали солидные люди.

- Здравствуйте, Иван Алексеевич! - протягивал руку один, в костюме с галстуком. - На "Студвесну" идёте? Скоро начало.

- А то как же, Сергей Николаевич, - пожимал руку тот, одетый не менее торжественно. - Говорят, студы нас порадуют чем-то сногсшибательным. Кстати, коллега, я хотел у вас спросить... - и увёл, поддерживая под локоть.

Женщины в деловых костюмах общались не менее церемонно. Всё это настраивало на серьёзный лад, и Денис даже зауважал себя за то, что учится в среде таких солидных персон. Хотелось подтянуться, застегнуться на все пуговицы, щегольнуть перед профессорами знанием студенческого этикета. С кем бы это поцеременнее раскланяться? Вот, кажется, кто-то идёт.

И тут он словно озону вдохнул. С молодой удалью и юношеским задором шла группа девушек ("четыре-пять", помните?) в гимнастических купальниках, поблёскивая блёстками и юной кожей. Шли в ногу, но не как солдаты, прямя коленки, а красиво сгибая их, распространяя вокруг лёгкий запах дезодоранта и впечатление юных гибких тел, способных на многое. Однотипные шишечки волос на затылках, яркие блестящие предметы в руках, и попки, попки, попки... Можно бы и "грудки, грудки, грудки", но они уже прошли мимо, и наш герой разевал рот позади.

Такой контраст с академической серьёзностью!

Сам не отдавая себе отчёта, студент пошёл за гимнастками. Только бы непрерывно смотреть на работающие, и работающие красиво, девичьи мускулы, шагающие ноги, размахивающие руки. Выше пояса всё словно бы приготовилось к чему-то активному, словно тетива лука натянулась. Как бы это с ними познакомиться? Да, но им сейчас не до него... ни до кого.

Вот они отмахнулись от какой-то полной ряженой студентки, стоящей около туалетов, и гордо прошествовали мимо. Идя вслед, Денис не мог не пройти мимо неё.

- Стой! - тихо, но грозно сказала Ира Нестерова (это была она). - Молодой человек, ты к девушкам беспощаден?

- Ещё как! - ответил тот, думаю о своём - как бы познакомиться с гимнастками. И вопрос понял по-своему: ты к девушкам склонен?

- Тогда ты нам подходишь. Заходи! Не туда, а сюда, - и взяла его за шиворот, напряглась...

- Постой! Это ведь женский! - только и успел выкрикнуть парень, но уже оказался внутри.

Ира сурово сказала в щель, убирая руку:

- Дело минутное, а я снаружи подежурю, никого не пущу. Не затягивай там! - и притворила дверь, приставила ногу. Парни такие чудные, их в интересное вовлекаешь, а они вырваться норовят.

Дёрнув с отчаянным криком дверь и убедившись, что "замуровали, демоны", Денис одним глазком всё же глянул на обступивших его девушек. Как ни странно, все они были вполне одеты, мало того - наряжены. У окна стояло ведро с водой.

Вперёд вышла студентка в дождевике с капюшоном, под которым угадывался джинсовый костюм, и резиновые сапоги. "Вот взопрела, небось!" - подумал паренёк. На лбу, во всяком случае, блестели крупные капли пота.

- Короче, - заявила с порога она, хотя и не думала даже начинать объяснение "подлиннее". - Нас тут двенадцать, и играем мы месяцы года в постановке. Режиссёр придумал показывать течение времени посредством хоровода "месяцев". Я вот играю "октябрь", а октябрь - это что?

- Смена расписания, - не задумываясь, ответил студент.

- А по погоде?

- Бабье лето.

- А после бабьего лета что бывает?

- Дожди, - догадался Денис. - Вот почему ты в...

- Да, поэтому, а режиссёр говорит - "не верю". Это, - показала на лоб, - смотрится как капли пота, а не дождя. А я виновата, что потею в этом "скафандре"? Короче, меня надо окатить водой, вот ведро. Никто из наших, - жест в сторону остальных, - не решается, а кто решается, не осиливает поднять ведро до головы. Ты парень, ты можешь, ну и давай. И побыстрее...

- Облить тебя водой? - наконец-то понял студент. - Да, это было бы убедительно. Но, позволь, это же надо делать осторожно, из душевой лейки.

- Нет тут никакого душа. Ты что, думал, мы в туалете подмываемся, что ли? Ведро-то и то еле у нянечки выпросили, чтоб не ржавое. Лей скорей, а то у меня уже по спине пот течёт.

- Это запросто, - и наш герой схватил ведро.

Первый раз он недостаточно размахнулся - струя ударила бы спереди, а обливать надо сверху, а-ля дождик. Второй размах был шире, и ведро уже само просилось перевернуться, но Денис остановил его в последний момент. Ведро дёрнуло тело вперёд, и он едва устоял на ногах.

- Ты чего? - спросили его.

- Не могу. Вот как хотите, девушки, а не могу. Не поднимается рука так с незнакомой девушкой поступить. Вот если б ты была моей, а потом мне изменила, тогда бы я... да хоть кислотой!

- На этот сюжет у нас элементарно нет времени, - сухо ответила "октябрь". - Лей так, считай, что мстишь авансом. Можешь?

Парень попытался разглядеть за несуразной одёжей привлекательное девичье тело.

- Нет... - промямлил он и поставил ведро на пол.

В это время в дверь раздался стук - похоже, условный.

- Ирка сигналит - бабы сюда жаждут. Если ты меня сию же минуту не окатишь, я не знаю, что с тобой сделаю! Ну!

И тут Дениса осенило.

- Не надо "не знаю что"! Сделай, что я только что на улице видал. Какая-то женщина та-акую оплеуху закатила Аристарху Афанасьевичу! Наверное, жена бывшая, очень уж звонко припечатала. Вот и ты дай мне по морде, чтоб меня разозлить. Ну, раз нет времени на секс и измену.

Та заколебалась, но снова прозвучал стук, понастойчивее.

- Это запросто, - передразнила парня "октябрь" и звонко исполнила просьбу.

Глаза Дениса налились кровью, он схватил ведро.

- Ах, ты так, ты так, - забормотал, плохо вокруг себя видя. - Получай! - и махнул ёмкостью с небывалой лёгкостью.

Потом уже, стараясь быть перед собой честным, он припомнил: заметил же, заметил краем глаза, что рядом с "дождевиком" стоят легкоодетые "летние месяцы". Их одежда запросто промокает и становится полупрозрачной, а на одной, кажется, "июне", не было даже лифчика... Может, это ему руку подвернуло, инстинктивно, конечно? Или просто плохо видел во гневе, кажется, ещё веко она ему задела. Не научены у нас ещё девушки безопасному способу раздачи парням пощёчин, без очевредительства. Смягчающее обстоятельство.

Но это потом раздумья, а пока...

- Ай-й-й! - вырвался крик из трёх уст.

Когда вода, вымочив кого надо и кого не надо, утихомирилась и разлилась спокойно по полу, выяснилось, что "октябрь" облит, словно из душевой лейки - умеренно и художественно выразительно. Зато "лето" в полном составе промокло до нитки, отвернулись девушки быстренько спиной, себя разглядывают, пальчиками промокшую ткань с тел оттягивают, пищат:

- Что ты наделал?!

В приоткрывшуюся дверь заглянула Ира:

- Ну, всё? По крику поняла, что всё. Молодец! Ой, а что это вы... Ты кого облил, стервец?!

- Пусть перед хороводом объявят, что лето в том году было ужасно дождливым, - нашёлся "стервец-молодец" и выскочил из комнаты, в которой в принципе не должен был и находиться.

- 3 -

За сценой режиссёр подозвал своего помощника.

- Ринат, давай-ка ещё раз повторим с басурманками. Боюсь, как бы не напутали чего. И не подскажешь из-за кулис - они по-русски ни бум-бум. Общаются в общаге со своими по-ихнему, и наш язык не учат. Хорошо, хоть ты говор их знаешь. Переведи: повторим, мол.

- Хорошо, Рудольф Янович.

Они подошли к трём туркменским студенткам, ютящимся у стены и с интересом, словно интуристы, поглядывающим на приготовления к спектаклю. Одеты они были с головы до ног в чёрное, волосы цвета воронова крыла на прямой пробор, серебристые туфли и перчатки. Рядом с каждой стояла бутафорская алебарда. В спектакле "басурманкам" отводилась роль королевской стражи.

- Переводи: перед началом они встают позади Короля, это такой человек в мантии и короне, не смотри, что девушка, пусть не ошибаются. Их дело - быть рядом и создавать угрожающе-торжественное впечатление. Что? Почему ты сказал "хан"? Ах, у них нет королей, а есть только ханы? А короны-то они носят? Нехай будет хан, но это девушка, пусть не удивляются. Одета под короля, тьфу - хана, но с грудью. Перевёл?

Просто стоят и мрачно глядят. И когда Король скажет... нет, они не поймут... пусть лучше следят за жестами. Когда Король махнёт вот так рукой, а Принцесса покорно опустит голову и руки... Принцессы-то у них хоть есть?

- А как же - принцесса Турандот, - нашёлся толмач.

- О, Турандот, ля-ля, Турандот, - залопотали "басурманки".

- Так вот, они берут принцессу Ту... тьфу ты, нашу Принцессу под руки, алебарды на плечи, и со зверским выражением лиц конвоируют её со сцены вот в эту комнатку. Да, женскую раздевалку. Оставляют и возвращаются к Королю, снова встают позади. А потом она сама выйдет, когда время придёт. Главное, чтоб до темницы, ну, этой комнаты, они жертву не оставляли и не улыбались. И ещё...

Ринат споро переводил, показывая почему-то то на рот, то на запястья, то на щиколотки, в его глазах плясали чертенята. Туркменки кивали, жестикулировали, глаза у них горели. Да, жестокую стражу они сыграют, очень жестокую. Любой Станиславский воскликнет: "Верю!"

- Всё поняли? - уточнил режиссёр.

- Усэ, - с украинским акцентом ответили артистки.

- 4 -

За сценой, стараясь найти место поуединённее, бродили "летние месяцы".

- Знала бы заранее, оделась бы в бикини, - ныла Юля, по странному совпадению игравшая роль "июля". - Самый пляжный месяц, обливай - не хочу. А теперь вот...

- На нас не меньше попало, - вторили ей "июнь" с "августом". - Погляди: всё прилипло, лифчики проступают, трусы заметны. Вот тебе и лёгкое летнее платьице, вот тебе и августовская майка с шортами.

- У вас хотя бы есть, чему проступать, а я ведь вообще без лифчика. Видите - ажурная вязанина. Пусть, думаю, глаза зрителей поищут на ней бретельки, пусть не найдут, пусть сосочек в ажурный кружочек выглянет. Всё, как говорится, в пределах. А тут, нате вам, "дождик". Разве в этом теперь на сцене покажешься?

- А знаешь, как противно лифчики липнут? И дольше держат влагу, ты у нас быстрее всех высохнешь.

- Но что же всё-таки делать? Не просохнем ведь к выступлению!

И тут они наткнулись на Кристину, отколупывавшую зашпаклёванный пупок. Вот ведь дурость какая - пупки запрещать, замазывать!

- Привет, Кристин! - обрадовалась Юля. - Ты в лифчике? - без предисловий.

- Спрашиваешь! Привет.

- Я имею в виду - под этим, сценическим.

- А то! Этот вот Алёна шила, он красивый, грудь жмёт, но не держит. Пододела бельевой. - Расцепила бретельки и показала.

- Слушай, будь подругой, одолжи! Видишь, как меня обработали? С такой одеждой только стриптиз делать, и с большим удовольствием. Пусть лифчик просвечивает, но чтоб он был. Не успеваю домой послать!

- У тебя же не тот размер.

- Сейчас не до этого, поверь! Сочтёмся после. А то ещё подумают, что я знала об обливе и нарочно вязанину на босу грудь напялила.

- Как это случилось?

Девушки отошли в укромный уголок. Когда Юля стала расстёгивать Кристинину заднюю застёжку, то слегка натянула бретели слева и справа и почувствовала сильное сопротивление. Бюст был упакован всклень, и ещё чуть-чуть. Сейчас расцеплю, и он рванёт, обретёт свободу. Ух!

И впрямь, внешний лифчик на Кристине сразу подрос и округлился. Образ цыганки от этого должен был только выиграть.

- У тебя ноготь на мизинце тонкий? Будь добра, поковыряй им у меня вот здесь. И крепко же замуровали пупочек, демоны!

- 5 -

Юля сняла мокрую кофточку. Во-первых, она с трудом налезает на большие чашки чужого бюстгальтера, а во-вторых, тут и в одном лифчике можно, даже не получая разрешения из деканата. Глядя на неё, сняли мокрое-облипшее и "август" с "июнем". Будем их звать для удобства Августина и Юнна.

"Где бы это высушить?" - возник у них сам собой вопрос. Поблизости, конечно, где полуголый вид не вызывает удивления. Артистки ведь!

- Здесь где-то должен быть прожектор, - предположила Юнна. - Артистов ведь освещают на сцене. А они греются, прожектора. Может...

- Умница! - Её поцеловали и пошли искать прожектор.

Первой "пушку" углядела Августина - наверху. И полезла по винтовой лестнице, её мокрая майка болталась где-то сзади. Осветитель - тот же артист, обнажёнку спокойно воспринимает. А если окажется знакомый и покладистый, то она высушит ещё и бельё.

Юнна с Юлей продолжали поиски и вскоре наткнулись на прожектор в задней части сцены. Им пришлось спрятаться за кулисами, чтобы их не увидели парни, которые катили эту махину и устанавливали. Когда рабочие сцены ушли и прожектор остался в одиночестве, девушки рискнули подойти к нему.

- Где он тут включается? - забормотала одна, оглядывая.

- Свет же увидят! - резонно возразила другая.

- Решат, что репетируют, - не теряла оптимизма Юнна. Хорошо Юле осторожничать - у неё лифчик сухой, хоть и чужой.

Выключатель всё не находился. И тут девушки услышали:

- Ах! - с выражением крайнего удивления. Оглянулись.

К ним подходила девушка в одном белье - это была Марина. Глаза расширил ужас.

- Мне никто не сказал... Он так сильно греет, прожектор? Обливаться надо заранее, да? Вы вот где обливались?

- Нас уважил один симпатичный молодой человек - в туалете. Боимся, теперь его не найти. А ты почему не радуешься, зачем сухая?

Из разговора выяснилось, что Марине предстоит силуэтно танцевать в лучах этого самого прожектора - в одном белье. И, увидев мокрых артисток, она решила, что лучи греют так сильно, что нужно заранее облиться холодной водой. Но почему же ей об этом не сказали? Так и тепловой ожог получить можно. Или даже тепловой удар.

Юнна незаметно сжала Юннину руку - не будем разубеждать, лучше воспользуемся.

- Да, теперь ты не обольёшься, - сказала она с хитрецой в глазах. - В коридор ведь в этом не выйдешь. Что же с тобой делать?.. Ты ведь впервые танцуешь силуэтом?

Марина призналась, что да.

- Новичков надо поддерживать. Я бы охотно одолжила тебе своё мокрое, но не твой же размер...

- Да мне бы хоть какой...

Девушки принялись торговаться. Юля с трудом сдерживала улыбку. Вот сторговались на один предмет белья... а вот уже и на оба. Надо не затягивать игру в поддавки, кто-нибудь может прийти и помешать.

Обменялись бельём тут же, отойдя в укромный уголок, а Юля их загораживала и следила за ситуацией вокруг.

- Жарко же мне будет! - притворно вздохнула Юнна, оправляя сухое бельё и втайне торжествуя. - Ладно, уговор дороже денег, пользуйся. Пойду поищу Августину, - и ушла.

Это чтобы "обутая" не передумала, не потребовала отыграть назад. Она морщилась, ощущая на теле мокрое, да ещё и чужое бельё, и вот её передёрнуло - озябла.

- Терпи, казак! - сказала бодро Юля. - Зато потом в лучах комфортно станет. Мы тебе завидовать будем, - и еле сдержала смешок.

Но "казак" не воспринимал, зябко ёжился, с подозрением приглядываясь к сухому лифчику Юли. Упреждая нежелательные подозрения, та сказала:

- Вообще говоря, между экранами можно и нагишом танцевать. Внутри только девушки, а снаружи видны только силуэты. Увлажняться надо только тем, кто будет в чёрном трико, оно сильно поглощает свет. Ты вот будешь в чёрном трико?

- Нет. Мне сказали, что можно просто в белье. Меня только что завербовали, - пояснила.

- Тогда можно и "всухую". Юнне, с которой ты поменялась, тоже, видно, придётся нагишом плясать, если она не сумеет где-то облиться. Так что не одна ты, успокойся.

- Странно всё очень... А почему на тебе лифчик сухой?

- А я... я ещё не решила, в трико буду выступать или голышом. И отдала свою воду подругам, ну, половину воды.

- А где твоё чёрное трико?

От неприятного вопроса спас прожектор - он ожил, загудел, засветился - дистанционно включили. Девушки зажмурились, закрыли лица руками, вслепую отступили с пути луча. Сейчас вот прогреется, и можно сушить одежду. Только вот как объяснить это Марине, которой навешали лапшу на уши?

- 6 -

Эх, нелегка жизнь иностранного студента! Ну, насколько иностранного - из Туркмении, но всё равно, платим же русским валютой. И неплохо платим, кстати. Если пересчитать на барашков, то вся профессура чуть не год питаться может от пуза. А если на верблюдов - в плевках утонет.

Платим, а они всё чего-то выкобениваются, до диплома спокойно докочевать не дают. Язык им знай! Сами, что ли, нашенский не могут выучить, да на нём и просвещать нас?! Трое - это, знаете ли, группа. Если мы по-русски выучимся тут химии, то как преподавать будем, когда к себе вернёмся? Нас надо на родном учить. За родное и лишнего барашка не жалко.

А вот верблюда уже много.

Ладно, выучили какой-то минимум. Но одного русского им мало, ещё и на лекции ходи. Но просто сидеть - это ещё куда ни шло, а на семинарах ведь и рот раскрывать требуют! Ну, это уже ножом к горлу. Вот и приходится участвовать во всяких там мероприятиях, чтоб к тебе снисходительнее относились. Да, роли немые и в чём-то даже верблюжьи... у них это называется... где это в разговорнике... ага, "гротеск". Полчаса отмучаемся с алебардами, зато в сессию урожай соберём со своих стараний-страданий.

Хорошо всё-таки, что этот татарчонок, как его... Ринат, да, бойко болтает по-нашему. Без него мы бы не поняли, чего от нас требуется, зачем чёрные костюмы и фанерные алебарды. Стражу играть будем, единственную бессловесную роль. А как сказка называется? Беременные музыкантши? Нет? А-а, "Бременские музыканты". Ничего себе!

Так, значит, Ринат, мы должны по знаку толстой высокой девки, которая будто бы у них хан, отконвоировать хан-кызы, то бишь, как бы "его" дочку, за сцену? Ага, ты покажешь нам комнату. А потом? Как это - связать? По щиколоткам, в ногах? Та-ак, верёвки дашь. И руки? В запястьях? Завернув назад? Ладно, наше дело маленькое, связать - так связать. Только учти - мы понарошку не умеем, скручивать будем всерьёз, крепко, верблюжьими узлами. Что? Ты всё равно их резать будешь, а не развязывать? Ну, дело твоё, верёвка тоже твоя. Что? Какой ещё Александр Македонский? Который узлом гордился? Не гордился, а рубил - Гордиев? Ну, и подражай ему на здоровье! Тоже нам, полководец...

Только вряд ли тот горделивый узел был настоящим туркменским верблюжьим узлищем!

Да, а о главном-то ты не забыл им перевести? Как - каком? За всё вот это - зачёт. Каждой! И без разговоров! Разговоры-то у вас на русском ведутся, а нам это... Легче верблюда поцеловать.

Как - не всё? Ещё чего-то надо? Ах, кляп в рот вставить! А вот об этом мы не договаривались. За это отдельно надо. Да, ещё по зачётику. Ну и что, что кляп ты нам готовый дашь? Ещё бы нам самим мастачить пришлось! Хороший туркменский кляп вместе с умелым применением на целый экзамен потянет. И тоже - каждой. Неужели все втроём будем вставлять? Ну, мы уж найдём, как обязанности разделить. Не надо самодельного? Ты его вынимать не умеешь? А никто не умеет...

Ладно, давай сюда свой шар на ремешке. Резиновый, поди. Дашь перед выступлением? Дело твоё. Да, кстати. А это не смертельно? А то, чуть что, сразу всех собак на нас, на туркменов. Максимум, говоришь, лёгкий обморок, позыв на рвоту? А когда ты её освободишь? Чем путы резать будешь? Ах, кинжалом! В любом случае вся ответственность на тебе.

Ну и забавный же этот русский язык! Режиссёр ему слово, он нам - десять. Неужели у русских так развита терминология в области насилия? Или они с режиссёром всё заранее обговорили?

Значит, не забудь - по паре зачётов каждой. Всё? Ну, мы пошли. Не забудь про верёвки и кляп.

Отойдём подальше, чего скажу [...] Заметили, он кое-что забыл? Не заметили? Ну, как же! Он же, в принципе, на сцене должен резать путы своим кинжалом и кляп изо рта выдирать. А чтобы мы отнесли тело на сцену, ничего не сказал. Ещё вспомнит, склеротик! Но это будет уже за отдельный бакшиш. Зачёта за это, пожалуй, многовато, а вот реферат вынь да зачти - каждой! Не помешает нам, девочки?

Что? Ну, если в последний момент спохватится и некуда деваться будет, тогда можно поторговать и зачёт. Только боюсь я, что не Ринат тут зачётами распоряжается, пообещает и... как это у русских... ага, "кинет". Не очень он какой-то... представительный. Сказал, что замдекана по международной работе, а где, спрашивается, отчество?

- 7 -

- Что вы делаете?! - вскричала Наташа.

Её усадили на низенький табурет в комнатке за кулисами и знаками велели вытянуть ноги. Не чуя недоброго, приняв это за добрый совет (чтобы не затекали, пока ждёт), Принцесса вытянула, и одна из туркменок сразу же стала связывать их в щиколотках, а вторая придерживать за плечи. Но в сценарии этого нет!

- Хай не нада, нихт якши, тиха ты! - гортанно сказала наиболее знающая русский и сжала придерживаемые плечи.

- Мал-мала посиди, узел якши, ай якши! - пробормотала трудившаяся с верёвкой. Третья стражница, отойдя в сторонку и отвернувшись, пробовала на себе, как входит в рот кляп.

Бедняжка дёрнула ногами... но верблюды и не так дёргают на песке, и хрен им!

- Зачем не веришь, ай, хорош пут, умем, умем.

- Зачем вы меня вяжете, объясните толком! Я ведь сама должна на сцену вернуться! Вы что-то не так поняли.

- Рукы давай! - велели ей вместо ответа.

Та, что за спиной, скользнула ладонями по обнажённым Принцессиным рукам, сомкнула запястья, и жертва, не успевшая сопротивнуться, почуяла на них шершавую верёвку. Это уже слишком!

- Пустите меня! Даже если пьесу изменили, узлы бутафорскими быть должны! Ой-ёй-ёй...

- Ай, как так? Зачёт не буфорский, узел тож настоящ, честны мы.

- Вам бы лишь зачёт... У-у, нехристи!

Какое-то недоразумение... Ну, скоро выяснится. Ей же скоро снова на сцену. Это в жизни пройдёт несколько дней, прежде чем Король передумает, и в темнице сидеть устанешь, а в спектакле - считанные минуты. Хоровод месяцев - здоровская придумка. А связали-то её крепенько, ой, крепенько!

- Рот, дарагая, рот, ну, ам-ам! - послышалось сзади.

- Чего?

Малое раскрытие челюстей рывком за подбородок превратили в большое, и в Наташин рот втиснулся кляп - уже влажный, опробованный, отметила она машинально. Жёсткие враждебные пальцы завозились на затылке, затягивая ремешок и вгоняя резиновый шар глубже.

Принцесса ощутила, что совершенно беззащитна. И с отчаяния дёрнулась всем телом, боднула головой что-то мягкое сзади.

- Ах! Нихт якши тить-тить боданур! - вскрикнула "кляпница", схватившись за грудь. - Ап её, ап!

Двое других подняли беззащитное тело за руки-за ноги, и потерпевшая нанесла сильный шлепок по мягкому месту девушки. Опустили.

- Ай, квиты! Не балуй! Мал-мала минут, нести бум.

Прислонили тело спиной к стене - и за это спасибо, не дали затылком шмякнуться, и слюна горло не заливает (а пошла уже, пошла, блин). Оглядели содеянное и удалились с сознанием выполненного долга. На сцену пора. Как бы Короля разбойники не похитили, без стражи-то.

Когда звуки шагов за дверью стихли, в углу робко зашевелилась занавеска.

- 8 -

Подсматривая из-за угла, Ринат видел, как ушли "стражницы". Что ж, теперь его выход, не спеша, но и не медля. А здорово он это придумал! Злобные туркменки отомстили отличнице за то, что она им ни разу не подсказала на семинаре. Все знают, что он знает туркменский, и он присягнет, что своими ушами слышал о сговоре.

Так вот, они отомстили и ушли, а он шёл случайно мимо комнатки (во время представления она типа женской раздевалки), услышал мычания и стоны... именно что услышал, он же не похабник какой в женскую просто так соваться. И совершенно случайно у него оказался с собой нож. Правда, перочинные ножи сейчас не в моде, поэтому ему придётся "помогать" бременским разбойникам, нести им реквизит. Кстати, он возьмёт у деда кинжал, что на ковре висит, позаимствует, с кинжалом ещё эффектнее будет.

Значит, заглядывает он в комнату и видит чудовищное злодейство. Верёвки врезались в тело, руки зверски вывернуты, а кляп заставляет задыхаться и чуять подступление рвоты. Он как раз кстати! Режет путы, вынимает кляп... или наоборот? Дело покажет. Если её рвать уже начинает, то сперва кляп, а если терпит девочка, то сперва верёвки. Кстати, учесть опыт Шурика, развязывавшего "кавказскую пленницу" и получившего пощёчину, зубной укус. Быстро и стоя сбоку.

Освободит он Наташу и уйдёт, не говоря лишнего. В случае чего, сошлётся на реквизит, к "разбойникам", мол, спешит. И всё. Она сама, как честная девушка, должна найти его после спектакля и поблагодарить. Он бедственным положением пользоваться не намерен, а вот послебедственным - это сам бог велел. Девушка она порядочная, без благодарности не оставит. Отношения возникнут... А в наряде Принцессы она ещё и красивая!

Пора, пожалуй, идти за кинжалом. В карман его не положишь, он его с ножнами оставил у себя в "дипломате", в мужской переодевалке. Сейчас возьмёт и... Кстати, он не проверил, можно ли с этим кляпом во рту издавать какие-нибудь звуки. Купил в магазине "Интим", стараясь не краснеть, а спросить постеснялся. Впрочем, это же кляп для эротических игр, он должен позволять мычать, мычание же так возбуждает...

А если она просто тихо лежит? Обомлела, скажем. Ладно, сперва спрошу из-за двери: "Кто тут мычит? Не тёлка ли завелась?" Типа шутки. Она и сама потом поверит, что издавала звуки. И потом, победителя - не судят, в избавителе - не сомневаются.

Ринат, не скрывая, нёс кинжал, когда его угораздило напороться на Кристину. "Цыганка", слегка отодвинув кулису, наблюдала за происходящим на сцене, и обернулась, услышав шаги.

- Какой ты страшный! (они уже виделись) С этим кинжалом, в смысле. Зачем он тебе?

- Реквизит для разбойников, - пустил хитрец в ход продуманную легенду.

- Вот и хорошо. Я тоже разбойница. Отдай мне.

- Но... - не ожидал он подвоха. - Это им... другим которые... я им туда несу... - показал неопределённо рукой.

- "Другие" вооружены до зубов, а у меня, как видишь, ничего нет. Думают, что раз полураздета, так это и есть оружие. А кинжальчик этот к юбчонке моей ох как подойдёт! - Она взяла кинжал вместе с не отпускающей его рукой и приложила к бедру. - Видишь?

- Но... не надо! Отдай! Отдай же!!

К ним уже спешил режиссёр.

- Чего шумите? - яростно шептал он. - Спектакль идёт. Тише!

- Мне кинжал подойдёт, Рудольф Янович? - кокетливо спросила "цыганка".

- Подойдёт, подойдёт, только замолчите! Сколько раз говорил, чтоб не мешали представлению.

Ринат в растерянности разжал пальцы. Кристина тайком показала ему язык и тут же прицепила холодное оружие к юбке, пофорсила, поводила тазом. Пупок её блестел не до конца отколупнутой шпаклёвкой. Ух, разбойница! Ещё соски на противника нацель.

Кинжал потерян - это ясно. К счастью, это не единственный в мире режущий предмет. Нужно срочно раздобыть какой-нибудь нож поострее. "Клиентка" пока пускай доходит до кондиции.

Или бритву.

- 9 -

Марина сперва опасливо глянула из-за занавески, потом осторожно выбралась из-за неё. Нет, не так. Дело в том, что занавеску, или, скорее, простыню она держала руками, скрываясь в углу, притворяясь, что занавеска висит на гвоздях. Ух, и натерпелась же она страху за несколько минут! Заглянула в женскую переодевалку, увидела, что тут пусто (артистки уже переоделись и стоят за кулисами), решила загодя раздеться донага и завернуться в простыню, на манер тоги. А когда позовут танцевать между экранами, скинет.

Не успела сложить снятое бельишко, как - шаги за дверью, тяжёлые, словно мужские. Ну, простынку в руки - и в угол, закрылась. И вошло будто бы трое парней, все в чёрном, суровые такие. Только потом она поняла, что это всё-таки девушки. Нерусские. Но они такое вытворять с Принцессой начали, что страх только усилился. А эти гортанные выкрики! Хорошо хоть, на смятые лифчик-трусики внимания не обратили, не успела она их схоронить, на виду, считай, оставила. Коли заметят, что с ней сделают? Свидетельница ведь!

Ушли, вроде. Пронесло. Марина медленно досчитала до пяти и выбралась из своего убежища. Обернулась простынкой - мало ли...

Связанная девушка тяжело привалилась к стене и тихо постанывала. Марина перво-наперво подошла к двери и прислушалась. Чёрт, раздевалка, причём женская, а изнутри не запрёшь! Артисты - люди смирные, куда не надо, не лезут, но сейчас запереться очень бы не помешало. Ладно, вроде тихо...

Она подошла к бедняжке с искренним намерением освободить, но, нагнувшись, узнала Наташу - её удачливую соперницу на роль Принцессы. Платьем красивым взяла, подлюка, у Марины такого не было, а попросить маму сшить не догадалась. И вот - той будут аплодировать сольно, а она - всего лишь одна из пяти силуэтов на подтанцовке. И то случайно попала.

В другой ситуации Марина бы на все сто воспользовалась Наташиной беспомощностью, но сейчас... Незапертая дверь и цейтнот. Если и делать подлянки, то осторожненько, ненавязчиво, под маской друга.

- Так нужно по сценарию? - спросила Марина.

Наташа помотала головой.

- Тебя освободить?

Кивок.

- Сейчас попробую.

Марина начала теребить путы сперва на ногах, потом на руках, делая вид, что пытается и не может их развязать, а на деле стягивая ещё сильнее. Наташа морщилась, гукала горлом, пыталась что-то выговорить через кляп, но только тихо мычала.

- Не поддаются, крепко связали, чертовки, - притворно пробормотала мстительница. - Сейчас попробую кляп. А то тебе, наверное, невтерпёж.

Делая вид, что тужится расстегнуть пряжку, она натягивала концы ремешка и тем самым глубже загоняла резиновый шар в глотку, а потом и вовсе ладошкой стала нажимать, якобы дабы ослабить ремешок. И щекотала в волосах на затылке.

- Не поддаётся, крепко затянули, - бормотала. - Попробую ещё раз путы.

Дело в том, что по дыханию жертвы она поняла - в носу у той набухло, еле втягивает воздух. Вот это её пускай и помучит, а я поиграю роль друга. Даже немножко и подраспущу верёвочки, мне - алиби, а Наташке - ощущение "близок локоть, да не укусишь". Как задыхаются, бьются задерживающие дыхание люди, Марина видела в роликах с youtube, хорошо бы понаблюдать вживую...

Но тут вышел ей облом. Жертва, видимо, расслабилась, и нос у неё перестал сопливиться, задышал ровно. Но не затягивать же путы обратно! Ладно, не вырвется.

- Как же всё-таки с кляпом? - вернулась мучительница к терзанию рта. - Если ещё поглубже, выдержишь?

Невнятное мычание можно было истолковать и как "выдержу, валяй". Марина так и поняла, нажала...

Наташин живот стали содрогать приступы тошноты, жидкая масса в желудке подпрыгивала, но ещё не могла "взять высоту". Злодейка с удовлетворением отмечала, что назревает рвота, жалобные постанывания и помычивания звучали лучшей в мире музыкой, а содрогания тела, поднимающиеся к животу коленки были не опасны, если правильно расположиться. Туркменку боднула в грудь, меня - не выйдет! Для верности захватим шейку в локтевой сгиб - видела в роликах с женской борьбой. И приговаривать, ласково приговаривать - ты ведь её освобождаешь, добра одного хочешь...

Наташа с ужасом почуяла - сейчас пойдёт "девятый вал", через край горла хлынет. Выгнулась в отчаянии телом, что было сил, а вот на мычание уже не хватило их. И правильно: в тишине Марина снова услышала чьи-то шаги у дверей. Метнулась в обжитой уже угол, на ходу срывая простыню с тела...

- 10 -

Лучше бы ему спросить у парней, но на безрыбье...

- Девушки, - обратился Ринат к Юнне с Юлей, гуляющим в неглиже, - не знаете, где можно взять бритву?

Почему-то он выбрал именно это слово, может, потому что нож девушкам вещь не свойственная? Кухонный, понятно, не в счёт. А бритва? Это им ближе. Но ведь они так и понять могут, по-женски. Тем более что лицо у него чисто выбрито. А что тогда нет?

- Тебе она "ниже пояса" нужна? - хихикнула Юнна. - Ты что, как вон они? - и показала пальцем.

В углу скромно стояли, уверенные в своих силах, акробаты из ИФКиС, тела блестели. На них было нечто вроде плавок по пояс, но - белёсо-кисейные, кроме белого карманчика для "члена и друзей". Красиво обтянуты ягодицы, брюшной пресс, но... выбриваться надо полностью. Той бритвой, которую можно делить с подругами.

- Нет, мне поскрести кое-что надо, - уклонился от ответа хитрец. - Или, может, ножик? А то никак бутафора не найду.

- Какой тебе бутафор - спектакль любительский! - возразила Юля. - Кажется, бутафорией по совместительству заведует наш прожекторист. Ну, осветитель.

- Это к которому по лесенке лезть? - уточнил Ринат.

- Да, к которому по лесенке.

И все трое, не сговариваясь, посмотрели на белёсо-бронзовых акробатов. Представили, каково им карабкаться по лесенке с их "фиговыми листочками".

- И заодно поторопи там Августину, она греется и млеет. Скоро наш выход.

- 11 -

Кристина передёрнула плечами. Ниже пояса у неё нормалёк, даже вон кинжал висит, но вот выше... Дома она бюст в бюстгальтер любовно заправляет, а тут поменялась на скорую руку, и неуютно ему, бюсту, в топике. Холодить, правда, перестал, но жмёт. Тайные нажатия там и сям не помогают, а со стороны это заметно. Надо уединиться, снять топик и переустроить, что называется, в нём сиськи. Его же шили в расчёте на лифчик.

И "цыганка" направилась в женскую раздевалку.

Удивительно: она так вошла в роль, что не очень-то и удивилась, увидев связанную и закляпленную девушку. Разбойники видят это каждый день, привыкли, ахать и охать, а тем более орать благим матом не будут. И долго думать, что делать - тоже. Тем более, у бедняжки уже носом жижа идти начинает, пузырится...

Кристина мигом освободила Наташины ноги-руки, даже и не пуская в ход кинжал. Та быстро выдернула изо рта кляп и смачно рыгнула на пол, стала отплёвываться. На запястьях и лодыжках у неё горели красные рубцы.

- Связали, сволочи, - пояснила она и снова сплюнула. - Понимаешь, они...

- Объяснения - потом, - прервала её спасительница. - Времени в обрез. Я тебе помогла, помоги мне и ты.

- Что делать надо?

- Сперва подержи топик, - Кристина сняла его и сунула Наташе в руки, - а как подниму руки, надевай его на меня, а я их, - пошлёпала по "ним", - уминать в нём буду. Пока подожди, - она стала массировать грудь, и очень сексуально.

Наташа кивнула. У неё самой был особый топик, старательно сшитый из неэластичной материи. Чтобы его надеть, надо вытянуть руки строго вверх и максимально уплостить лопатки. Ну, или кто-то тебе нажмёт и уплостит - это вернее. Задок проскальзывает по плоскому, а когда руки опускаешь, лопатки приподнимаются и запирают толстый косой крест на спине, недуром не стащишь. Застёжка отдыхает. Только сперва надо перёд перегнуть вниз и просунуть в него бюст. У Кристины не косой крест, а прямые бретели через плечи, но что-то общее есть...

Вдруг за дверью послышался голос режиссёра:

- Наташа, ты что, заснула? Мигом на сцену!

- Ой! - вскрикнула девушка. Хлопнула дверь.

При первых звуках мужского голоса Кристина машинально прикрыла груди руками, хоть и стояла спиной. Замерла. Выждала немножко, не отпуская рук и чуя, как затвердевают соски между пальцами, обернулась. Дверь закрыта, Наташа исчезла.

Вместе с топиком...

"Цыганка" собиралась уже не по-цыгански отчаяться, как прямо под ухом кто-то чихнул.

- 12 -

Ринат с сомнением поставил ногу на первую ступеньку винтовой лестницы. Блин, шаткая-то какая! Ходуном под ногой ходит... Впрочем, осветитель - парень крупный, и если его она выдерживает, то...

- Куда лезешь, мать твою?!

"Крупный парень" стоял, вернее, нависал над ним. Особо угрожающе выглядела выпирающая джинсовая промежность, кулаки и то ей проигрывали.

- Сюда нельзя!

Ринат, схватившись за перильца, опасливо посмотрел вверх. Ага, вон почему нельзя - через всякие препоны взгляду виднеются обнажённые части женского тела. Наверное, эта та самая Августина, которую велено поторопить. Непонятно, во что она одета, и одета ли. А с длинного цилиндрического и, наверное, тёплого прожектора свешиваются какие-то полоски, бретельки... бельё, должно быть. Недурно расположились... Сцену-то он не забывает греть... то есть освещать? Хотя бы время от времени.

- Мне бы ножик... или бритву. У тебя, говорят, есть.

Осветитель прямо-таки вытеснил его вниз.

- Бритву я акробатам отдал. А нож... - он зашарил по карманам. - Тьфу, чёрт, сверху оставил. А тебе для чего нож? Бриться бритвой надо, а то отчекрыжишь (пи-пи) к чертовой матери!

- Мне ненадолго...

- Тебе ненадолго, а мне лезть! Вот что, ты поймать сумеешь, если я сверху кину?

- А он у тебя складной?

- Никак нет. Да я рукояткой вперёд метну, не бойся!

Ринат опасливо покашлял.

- Я лучше с тобой слазаю, надёжнее будет.

Вместо ответа он увидел поднесённый к носу кулак.

- 13 -

- Будь здоров! - на автомате сказала Кристина.

Руки сами метнулись вверх - прикрыть бюст. Но тут до сознания дошло, что чих несерьёзный, девичий, испуганный. Тогда она руки подняла повыше, повертела головой - за что бы ухватиться. Ухватилась за занавеску в углу, тем более что её явно держали чьи-то руки. Ага, вот они, ручонки. И вниз, вниз...

Над снижающейся занавеской показалась девичья голова. Вот снова чихнула.

- Будь здорова! - исправилась Кристина и узнала Марину. - Ты чего тут... Короче - топик есть?

- Нет, - ответила та. На ней и вправду ничего не было.

- Лифчик хотя бы...

- Лифчик я сняла. Да вон же он!

"Цыганка" мигом его надела. Да, маловат, но бретельки эластичные, с задней планкой тоже можно договориться. Конечно, по своей воле она на сцене в таком бы не показалась, но тут такой форс-мажор, что не до форсу... Может, это и к лучшему? Не было бы, как говорится, счастья... А там, может, и Наташу встречу.

- Ты куда с ним? - вскрикнула Марина, кутаясь в простыню.

- Надо, очень надо, милая. После спектакля верну.

- А я?

- А у тебя, вон - целая простыня, - хохотнула Кристина и вышла, гордо вздымая грудь.

- 14 -

Порез на руке - это ерунда, главное - не опоздать! Бедняжка в кляпе задохнётся, или за ней пришлют со сцены. Скорей, скорей! Ринат почти бегом огибал сцену за кулисами.

И вдруг получил подножку - мастерскую, не видя, кто даёт. Полетел носом в пол, но не долетел - схватили с двух сторон под руки, встряхнули, выбили нож. И отвели в тёмный уголок.

Его окружали стражницы-туркменки - злые, с расцарапанными лицами, со следами пощёчин.

- Ты нам как переводил, чудило? - спросила старшая (разговор пошёл, ясно дело, на туркменском).

- Известно как - фразу за фразой.

- Ты нам правильно переводил? Отвечай!

- Ясное дело, а то как же, - а сам усмехается.

- А тогда чего она, чуть на сцену вернулась, драться полезла? Смотри, как нам мордасы отделала! Хорошо ещё, что её хан ваш приструнил, а то бы хана нам.

- Настроение, наверное, плохое было... Постойте-постойте, а как же она на сцену попала-то? Ага, понимаю: вы её плохо связали. Тогда - сами виноваты. Скрутили бы получше, и ваши, гм, лица остались бы целыми.

- Добре мы её скрутили, зачем порочишь?

- Но она же освободилась!

- Не могла сама, не могла. Помог кто-то. Мы всё хорошо сделали.

- Ладно, пойдёмте и посмотрим.

Это он чтобы вырваться по дороге и сбежать. Но его конвоировали всерьёз. Они пришли-таки в женскую переодевалку.

- Видите! - с торжествующим видом Ринат поднял с пола верёвки. - Целенькие! Если б кто освободил, перерезал бы. А они даже не протёрлись. Ясное дело, сама.

Туркменки разглядывали мокрый кляп, следы рвоты...

- Не могла сама! Смотри - рвало её. Когда кляп во рту, куда из тебя прёт? В нос ведь. Еле потом вдохнуть можешь, полуживой валяешься. А тут ртом рвало, без кляпа. Кто-то вошёл и помог.

- А я говорю - схалтурили, басурманки!

Туркменки страшно обиделись.

- Зачем ругаешься? Лучше сам испытай. Садись вот сюда, где она сидела, ноги протяни. Вот, этими верёвками ноги ей вязали, теперь тебя будем. Верблюжий узел называется, видишь? Верблюд развяжется, убежит - туркмену убыток будет. У нас хрен развяжется. Подёргай ногами, парень! Ну, как? Сильней верблюда себя считаешь?

- Ну, значит, вы ей руки плохо связали, она сперва их выпростала, а потом развязала себе ноги. Дважды два!

- Вах, зачем так говоришь? Протяни руки назад. Вот верёвка, видишь? Её вязали, теперь тебя так же. Верблюжий с двойным витком, раз и два, понял? Ну, подёргай теперь руками, покрути. Как? Никто не может развязаться. Фирма - она и веники ещё как вяжет!

- Да-а, это вы умеете, - Ринат с трудом сдерживал стон от боли. - Выходит, и впрямь кто-то помог, развязал. И всё равно вы виноваты! Кляп плохо вставили, она языком вытолкнула и на помощь позвала. Эй, беру свои слова назад! Вытрите хотя бы...

Поздно! Слюнявый кляп с глухим чмоканьем вошёл в Ринатов рот, горло отчаянно булькнуло. Рывший другому яму сам оказался в ней!

- Что, слабо? Почему не отвечаешь? Ну, так и выталкивай, и зови на помощь. А мы пошли. Да, и не забывай, какие на тебе узлы. Позовёшь на помощь - доказывай потом, что ты не верблюд.

Двое вышли. Третья замешкалась, оглянулась нерешительно. Симпатию в её взоре Ринат читал и раньше, но девушки всегда ходили втроём... Может, это и есть та самая соломинка для утопающего?

Парень безвольно откинулся и издал притворно-мучительный стон. Солтан зыркнула на дверь и кошкой метнулась к нему. У неё считанные секунды. Ноги. Вперёд протянуты ноги. Ловкое движение - и внешний контур распущен. Теперь второй виток...

- Солтан, ты где? - раздалось снаружи.

Девушка виновато улыбнулась связанному, сам, мол, понимаешь, и исчезла. Спасибо ей и на этом! Застали б её за "предательством" - наказания не миновать. Строго с этим у них, у туркменов. Уж он их порядки знает.

Ринат с трудом вздохнул через отёчный нос и стал шевелить ногами, пытаясь расшатать узлы.

- 15 -

- Что же нам делать? - спрашивали друг у дружки Юнна, Юля и спустившаяся к ним Августина. - Скоро на сцену, а мы не просохли. Ох, как не хочется на мокрое надевать...

И вдруг Юлю осенило:

- Девчонки, слушайте! Когда стоишь в центре хоровода, все к тебе лицом?

- Ясное дело.

- А когда стоишь вне хоровода? Половина к тебе спиной, а вторую половину эти спины закрывают, так?

- Ну, да.

- Вот и давайте нацепим невысохшее на спины, а лифчики и трусики пускай смотрят в центр хоровода, там зрителей нет. Как?

- Гениально! Помоги-ка...

И девушки стали цеплять одежду друг дружке на спины.

- 16 -

"Месяцы" самозабвенно кружились в хороводе, а чтобы все понимали правильно, из динамиков звучал голос:

- Шло время. Разбойники занимались своим опасным ремеслом...

Кристина давно освоилась в крохотном лифчике, смотревшемся, как шляпка на жёлуде. Свой топ она у Наташи получила, но надеть не успела. Ничего страшного не оказалось, а в лучах прожектора даже приятно. И зрители тепло принимают. Раз даже расслышала детский голосок с первых рядов:

- Мам, а лифчикам можно просвечивать?

Мама зажала "почемучке" рот и натужно улыбалась, глядя на артистов. Она и сама была в более чем ажурной кофточке.

Остальные разбойники жестами показывали что-то типа каратэ или, может, рубки голов, делали страшные лица.

- ... но иногда им случалось совершать и добрые поступки.

- Мяу! - раздалось из зала.

Эту фразу включили в сценарий по настоянию худсовета. Персонажи не должны быть целиком отрицательными, надо оставить им светлые пятнышки, чтобы зрители могли тешить себя иллюзиями, что злодеи в будущем перевоспитаются. Добрым поступком должно было стать поглаживание хорошенького котёночка, выпущенного в нужный момент на сцену. К сожалению, у Мурзика было своё представление о том, какой момент нужный. Подманить его чем-нибудь вкусным не догадались, и теперь котик отчаянно царапался в руках режиссёра, не желая лезть на ярко освещённую, со сполохами прожекторов сцену. Может, не верил, что грозного вида разбойники способны на благие поступки. Незаметность выхода... высадки на сцену была сорвана, срывалась и сама высадка.

И в этот момент через левую кулису на сцену вышел Ринат. Ему удалось распутать ноги, но всё остальное было сработано на совесть, зря он грешил на "стражниц". К горлу подступала рвота, пришлось идти прямиком туда, где люди, где освобождение, где его не возьмут под белы рученьки туркменки и не заставят пускать жижу носом, а потом захлёбываться и задыхаться... Где разбойники уже, в принципе, готовы совершать добрые поступки.

Осветитель направил на него прожектор, музыка растерянно смолкла. Первой опомнилась Кристина. Вытащив кинжал, она бросилась к пленнику. ЕГО кинжал, которым он должен был взрезать чужие путы. Вон как всё повернулось!

- Кляп! - попросил он глазами, потому что его уже доставало.

Но сзади уже заходили другие разбойники. Дружными усилиями сделали-таки прилюдно доброе дело. Правда, кляп чуть не высадил зубы, но это ерунда. Издержки благотворительности. В "благодарность" парень изверг на спасительниц содержимое своего желудка - просто не успел отвернуться, просто, как говорится, вырвалось. К счастью, осветитель успел отвести прожектор, светящий почему-то кроваво-красным, "разбойничьим" цветом. Ну да, на миру и блевота красна.

- 17 -

- Марина, дочка! - Мать обняла её и поцеловала. - Ты, значит, выступала, а я и не знала! Пришла вот поглядеть, передумала не ходить.

- Да мне только сегодня роль дали.

- Вон оно как! А ты которой там была, за экраном? Вас же пятеро там было, нет?

Девушка объяснила.

- А... - Мама оглянулась и отвела дочку в сторону, понизила голос: - А в чём вы там были? Впечатление такое, что без ничего, даже сосочки в профиль видны были. Это правда?

- У зрителей и должно было создаться такое впечатление!

- Но всё-таки... У тебя же столько одежды!

Марина заколебалась, но тут мама посмотрела в сторону и испуганно ойкнула:

- Ой! Маньяк!

Студентка обернулась тоже.

- Да какой же это маньяк? Это наш профессор, Аристарх Афанасьевич. Аристарх Афанасьевич, идите сюда, это вот моя мама! Правда, на ней красивое платье?

Взрослые встретились взглядами.

- Зря вы со мной так, - приложил руку к щеке мужчина. - Я ведь не успел ничего объяснить.

- Вы тоже хороши: снимай платье, снимай платье! - улыбнулась женщина.

- Не на улице, не надо! На время просил, вот для... Кристина, подойди! - крикнул он. - Вот для неё, да. Видите, как молодёжь ходит, с пупком наружу, не то топик, не то лифчик. А как хорошо смотрелось бы на ней длинное красивое платье, вот как на вас.

- Но я же "цыганка", а это русское платье.

- Побольше бус, румян, нахальства, вот тебе и цыганка. А то до чего дошли - между экранами голышом танцуют!

- Может, ваша дочь и танцует где голышом, - оскорбилась мама Марины, - а моя совсем иначе воспитана. Ты ведь, Мариночка, не согласилась бы на подобное предложение? Её и силком не заставишь делать, что она не хочет. Так, Марин?

- Да, мамочка, - смущённо подтвердила невинная дочь. - Заставить силой меня бы не смогли.