- Взво-од, смир-на-а! Вольно. Садитесь.

Военрук хмурился. Он вообще не любил смешанных, двуполых занятий, а тут ещё тема напрямую касалась тела. Первая помощь оному. Искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Он достанет из шкафа манекен, покажет на нём, потом вызовет добровольца из числа, естественно, парней. По опыту знал, что после этого парни предложат вызвать кого-нибудь из девушек, раздеть до пояса. Нет, он это решительно пресечёт, но дисциплина всё равно расшатается. Взгляды, смешки, неприличные жесты, записки... Лучше подобные вещи разбирать с обоими полами по отдельности, раньше ж так и было, студентками занималась Вероника Макаровна, но потом в рамках сокращения часов начальству пришла в голову "мудрая" мысль объединить занятия с похожими названиями. Коллеге осталась сугубо санитарная "девичья" часть, а её ставку урезали на четверть. Вдобавок почти отменили все полевые занятия, то есть на бумаге-то они остались...

Военрук обвёл взглядом класс. Перед занятиями полагалось разобраться с должниками, чем он и занялся. Проверил, подстриглись ли длинноволосые на прошлой неделе парни, надели ли военные галстуки те, кто обходился без них или повязывал сугубо гражданские, яркие. У одного в списке грехов числились даже нечищеные ботинки. Сегодня он пришёл в других.

Потом перешли к девушкам, у них отдельный список. Здесь среди проступков фигурировали распущенные волосы, декольте и каблуки-гвоздики. Одна за другой грешницы вставали и показывали, что исправились - или делали вид, что так.

Нужно сказать, что с одеждой была некоторая неопределённость. Полагался цвет хаки, сверху - посветлее, снизу - потемнее. Студентки носили шерстяные юбки до колен, кто - узкие, когда не идёшь, а заплетаешь-расплетаешь ноги, большинство - широковатые. Вероника Макаровна контролировала ширину юбки просто: вызывала подозреваемую в центр и заставляла крутиться вокруг оси, на манер фуэте. При этом не должны были показываться трусики. Конечно, военруку-мужчине такой способ был не с руки.

Сверху же подразумевалась рубашка типа гимнастёрки, но женского покроя. Но в уставе это не было прописано, только цвет, и девушки изощрялись, как только могли. Тут тебе и майки цвета хаки с рукавами длинными, короткими и без рукавов, и даже топики на узких бретельках, и чуть ли не бюстье, крашенное в хаки явно в домашних условиях. Вероника Макаровна выставляла два "железных" условия: отсутствие тонких бретелек и смычка низа с верхом даже при нагибании. Разумно.

Сегодня все вроде бы одеты прилично. Тех, кто проштрафились с декольте, капитан не называл, чтобы не будоражить зал, хотя списочек в деле имелся. Тем более, все исправились. Оставалась только одна задолжница.

- Альбина Альбаева!

С места поднялась невысокая студентка с русыми волосами до плеч, карие глаза с виноватинкой смотрели на преподавателя.

- У вас тут значится "пэ-гэ-двадцать".

Она кивнула, даже сказала "Так точно", но без чёткости и задора, а на манер гражданского: "Да, конечно, знаю". Не по уставу, но мысли военрука были заняты другим. Он не знал, что означает эта пометка, сделанная рукой Вероники Макаровны, и признаваться в этом не спешил.

- Вы приняли это к исполнению? - спросил он, надеясь, что разговор покажет.

- Я готова отработать, - вяло ответила Альбина.

Ага, значит, это не ко внешнему виду, а к каким-то делам.

- После занятий?

- Как скажете.

- Но можете и сейчас?

- Могу, - глубокий вздох.

- Прекрасно. Староста!

Поднялась высокая полнотелая девушка, энергичная, командливая.

- Нонна Панонина! - представилась она.

- Отлично. Проследите за тем, чтобы студентка... как её... Альбина Альбаева отработала положенное.

- Немедленно?

Раз спрашивает, значит, можно и сейчас.

- Да!

- Есть проследить! Альбина, получи противогаз!

- Есть получить... - почти всхлип, - противный... то есть противогаз.

Военрук начал догадываться. Вот что означают буквы ПГ. А число...

- Стойте! Почему вы не добрали 20 минут в противогазе в прошлый раз?

- Я сознание потеряла, - призналась девушка. - Мне разрешили полежать и отпустили домой. А долг всё равно записали. Надо было 45 минут по нормативу, а я не выдержала.

Для военрука такой порядок был незнакомым, непривычным. В мужской группе, если кто-нибудь недотягивал хотя бы минуту, он в следующий раз заново выполнял весь норматив, от начала и до конца. И это правильно. Дело ведь не в том, чтобы "набрать" минуты, словно очки какие или баллы, а чтобы доказать свою возможность вытерпеть нормативное время целиком. В боевых условиях может ведь и этого времени не хватить, тут на две части не разобьёшь, минутки у газа не выпросишь. А что несколько раз - так это для тренировки полезно, потом легче будет, и парни это понимали. В отличие от их подруг, бунтовавших при попытке ввести "майорат".

- Ясно. Продолжайте выполнять приказ!

- Есть!

В стене учебного класса было прорублено окошечко с дверцей, соединяющее его с каптёркой. Сидящий там сержант обеспечивал материально-техническую часть учебного процесса, выдавал требуемое, записывал в журнал, забирал студенческие билеты.

Пока студентка стучала в окошечко и объяснялась с завхозом, Нонна подошла к военруку и негромко сказала:

- Товарищ капитан, отоприте средний ящик стола!

Он чуть было не спросил "Зачем?", но по тону было ясно, что афишировать это незачем. И так аудитория простаивает и готова утратить дисциплину. Нужно скорее обслужить задолжницу, благо староста взяла заботы на себя, и начинать занятие.

Лязгнул ключ, заскрипел выдвигаемый ящик. Нонна достала из него два толстых резиновых кольца и какую-то всю замотанную скотчем вещь, в которой можно было не без труда узнать пластиковые наручники, учебное пособие по теме "Проступки и гауптвахта". И ещё секундомер, который она сунула в руки хозяину.

- Действуйте, - подавив удивление, сказал военрук и задвинул ящик.

Воцарилась гробовая тишина, все наблюдали за тем, что напоминало форменную экзекуцию. Так они проявляли не столько интерес, сколько солидарность. Современному студенту крайне трудно хранить молчание, порой труднее, чем тужиться в противогазе, вот они и показывали, что им тоже нелегко.

Альбина тем временем получила противогаз и отошла чуть в сторону, где у стены стоял стул, почему-то не спинкой к ней, а передом. Положила на него сумку и разулась. Подошедшая Нонна подала ей колечки, в которые девушка продела ноги. Стоя лицом к стене... то есть макушкой, потому что она нагнулась, удерживая кольца у щиколоток, расставила ноги и чуть-чуть "танцевала" на носках, а староста приподняла стул передними ножками и продела их в оставшиеся дырки в кольцах.

Альбина села и стала засучивать стреноживающие её кольца повыше, а Нонна вынула противогаз и проверила его, приложив к лицу и подышав, подвинтила все резиновые сочленения, проследила, чтобы пробка была вытащена. Поправила сидящей волосы, потуже загнала их в резинку, почти ласково, но туго и строго.

Есть что-то общее и трогательное, когда матери или старшие сёстры оправляют дочерям одежду, подтягивают, застёгивают... Жесты говорят: для меня ты и так хороша, вообще, в любом виде хороша, но сейчас тебе предстоит выйти в люди и надо быть одетой соответственно. Я тебя люблю и хочу, чтобы ты перед людьми хорошо выглядела. Вот так, так и так. Я понимаю, что тебе так стеснённее и неудобнее, но, поверь уж мне, что так лучше. Да и неплохо вовсе чувствовать себя подтянутой, а? Со временем привыкнешь.

Или перед чем спортивным, последнее прикосновение. Тут уж и девочке ясно, что расхлябанность наказуема и надо позволить маме снарядить себя в забег (заплыв, матч...). Затянуть то и сё потуже, чтоб уж наверняка.

Нечто подобное проскользнуло и в Нонниных жестах. Ещё она шепнула однокурснице на ухо:

- Перед смертью не надышишься.

Это потому что Альбина начала шумно сопеть, готовясь к удушью. Ещё ей пришлось подвернуть юбку, а то ноги оказались широко расставлены, по ширине ножек стула. Потому, собственно, он и стоял спинкой от стены, а то уже и трусы завиднелись.

- Пора! - прозвучало ласково.

Альбина судорожно повдыхала-подёргала носом воздух, приняла из старостиных рук тёплый противогаз и, зажмурившись, надела его. Два раза подбородок срывался, выказывая сильное волнение. Оправив, наконец, надетую шлем-маску по всей периферии, студентка завела руки назад, за спинку стула, и они тут же были схвачены наручниками. В облике жертвы сразу же появилась какая-то обречённость. Нонна нагнулась, послушала, как свистит воздух в клапане (надышивание не помогло, испуг задохнуться заставляет тужиться с первой же секунды), а потом взялась за кольца и подтянула их почти до колен. Не будь на ней противогаза, Альбина как минимум ойкнула бы, а так только вздрогнула.

Оглядев дело рук своих, староста задёрнула занавеску, которой, как оказалось, стул можно отделить от аудитории, и чётко отрапортовала:

- Товарищ капитан, студентка Альбаева начала довыполнение норматива. Прошу включить секундомер.

Щёлкнула кнопка. И сразу обстановка разрядилась, все зашевелились, запереговаривались, общий вздох разнёсся над классом. Можно стало продолжать занятие.

Такая жуткая процедура "отдышивания" (студенты говорили: "Надо отдышать десять минут", "Ты отдышался?") появилась неспроста. Сначала задолженности вообще не допускались. Все "отдышивали" своё в общем строю, снимали-надевали по команде, а неявка на занятие служила поводом для серьёзного разбирательства.

Потом студенты и студентки помельчали, пошли дурнота, обмороки, опоздания, неявки со страху. Появились противогазные и прочие задолженности. Поставили стулья в задних рядах класса и на них усаживали отдышчиков-задолжников, чтоб занятию не мешали.

Но вскоре оказалось, что они, мягко говоря, злоупотребляют отсутствием внимания и контроля - подотвинчивают коробки, организуют щели, даже сдвигают шлем-маски. Один даже приспособил короткую трубочку из-под коктейля, чтобы сосать воздух из-за резины. В общем, безобразие и несправедливость к тем, кто честно отдышал норматив в общем строю.

Ничего не поделаешь, пришлось стулья переставить вперёд и усадить должников по обе стороны от преподавательского стола, лицом к классу. Когда на тебя устремлены десятки глаз, не очень-то помухлюешь. Да и звуки дыхания военруку слышны явственнее, по ним понятно, как дышится противогазнику.

Если ребятам новый порядок просто не очень понравился, то девушкам он не понравился очень. Противогаз оказался подобен чесноку и наготе - или все, или никто. Когда все в резине и с хоботами, совершенно не обидно. Но когда все сидят, если и не разнаряженные, но всё-таки прихорошенные, плюс мальчики, перед которыми ты красивой хочешь быть, а ты одна перед ними в этой безобразной резине и с хоботом, да ещё всем телом туда-сюда качаешься, помогая лёгким прокачивать воздух, это очень плохо, обидно и непереносимо. Словно изгой, жертва на заклание, казнимая.

Не столько дышать трудно, сколько стыдно в таком виде перед всеми сидеть. Даже помня, что они в прошлый раз все такие были.

И пошла волна украшательств шлем-масок, на языке завхоза называвшихся "исправимой порчей казённого имущества". На резину наносили макияж, напяливали парики, трубки гнули и через подмышку уводили за спину. Но особенно Веронику Макаровну доконал один случай. Заподозрив по смешкам неладное и обернувшись, она вдруг увидела, что на неё смотрит маленькими глазками... розовый слон. Поверх шлем-маски и верха трубки шла вязаная розовая оплётка, "глаза" узенькие, чтоб скрыть безобразно большие круглые стёкла противогазных очков, чуть опустившись вслед за гофрированным шлангом, розовый хобот выпускает его в дыру, а сам весело идёт вперёд-вверх, словно слон собирается трубить. Даже уши по бокам головы были приделаны, правда, человеческие, а не слоновьи. Эстетично, но не по уставу.

Разгорелся скандал. В его пылу кто-то из студенток крикнул:

- Да вы лучше нас свяжите, чем так вот на вид выставлять!

- Да, - подхватила другая, - мы же по "Гауптвахте" проходили наручники. Даже норматив по ним сдавали. Только в них руки немеют. Замотайте хотя бы скотчем, и мы все согласны.

Их поймали на слове, наручники подготовили, а в инструкцию по технике безопасности, под которой все должны были расписываться, добавили пару строчек о противогазе. Стулья опять отодвинули назад, а пару из них даже огородили занавеской. На одном из них как раз и сидела теперь Альбина.

Кольца для ног ввели совсем недавно, когда выяснилось, что некоторые умеют зажимать угольную коробку между коленками и короткими верчками приотворачивать резьбу. Однажды из-за занавески даже раздался звук упавшей на пол коробки. Перестаралась девочка, до конца отвинтила. Может, и зажимала между коленками, да устала сжимать. Или поняла, что бесполезно это, всё равно, когда срок окончится, все увидят, что коробка отвинчена.

Хитровкам надо было раздвинуть коленки, вот и придумали резиновыми кольцами распинать голени по ножкам стула. Бёдра при этом расходились, юбку приходилось подворачивать. Однажды кое-кто решила схитрить и пришла на занятия в военных брюках. Когда выяснилось, что они до колен не засучиваются, их потребовали снять и отбывать голоного. А что, занятие-то чисто женское, да и газы в боевой обстановке могут пустить, когда ты и трусы-то натянуть не успеешь.

Правда, от этих колец немели ноги, как от жгутов, порой это донимало хлеще самого удушья. Да и само ощущение скованности порождало чувство полной беззащитности, уязвимости. Пока есть силы втягивать тугой воздух, ты живёшь. Иссякнут - и замычать не успеешь, даже со стула не сползёшь, удержат тебя снарученные за спиной руки. Как политкорректно выражался политрук, "тогда остаётся только оперативно перейти в режим минимального потребления кислорода, отключив главного его потребителя, располагающегося в черепной коробке".

Зато, задёрнув занавеску, о штрафницах можно было смело забыть до звонка будильника. Освободи первую, переставь стрелки на вторую, поставь галочку в журнале. И так далее.

Но будильник всегда приносила с собой Вероника Макаровна, на вопросы, почему не оставить его здесь, отвечала: "Найдут, проверка какая, решат, что мы тут спим. Про мальчиков не подумают, а про нас, женщин - увы". Сегодня же пришлось обойтись секундомером.

Запустив его, военрук ещё раз взглянул в журнал (должников больше нет) и, наконец, огласил тему занятия:

- Оказание первой помощи. Искусственное дыхание и непрямой массаж сердца.

Аудитория оживилась - и не только чтобы записать. Девушки стали оправлять одежду и глубоко задышали, как бы показывая, что ничто искусственное им не к лицу. Парни заразминали руки, потягивались и напрягали бицепсы.

Чтобы пресечь нездоровые настроения, военрук вытащил из шкафа манекен и положил на широкую скамейку, которую по его команде двое дюжих ребят вытащили к преподавательскому столу. Затем снова взялся за инструкцию, но не успел начать зачитывать. В дверь постучали, и в класс вошёл коренастый человек в почти что танкистском шлеме и замасленном комбинезоне, приложил руку к виртуальному козырьку:

- Разрешите обратиться, товарищ капитан!

Военрук отложил брошюру и быстро пошёл к нему навстречу. Разговаривать через класс не стоило, к тому же неизвестно, о чём пойдёт разговор. Ради этого шли на еле различимое нарушение субординации, ведь спрашивать разрешение обратиться полагается у вышестоящего начальника, а не того, к кому обращаются. Походило, что вошедший спрашивает разрешения у класса оторвать их преподавателя от занятий.

- Машина подана, товарищ капитан! - чётко отрапортовал шофёр.

- Но я никуда не еду! У меня занятия.

- Грузовая машина, товарищ капитан. Не легковая, что вы!

- Грузовая? Зачем?

- Для полевых занятий со студентами. Вы же заказывали.

- Я заказывал?

- Конечно. Вот у меня здесь заказ-наряд, - шофёр полез во внутренний карман.

- Ах да, заказывал, - обнаруживать забывчивость перед студентами не годилось, - но две недели назад, и мне отказали.

- Ну да. Возможностей не было, фонды, понимаете ли, на бензин... Но не отказали, а отложили. А теперь начался новый квартал, бензин нам выделили, а в октябре погода не хуже, чем в сентябре. Вот я и подогнал машину-то.

- Но ведь у меня сейчас другое занятие.

- Полевое тогда отложили, ну, и это отложить можно. Перенести. Дозвольте доложить, товарищ капитан, бабье лето нынче стоит. И вот-вот пройдёт, такой погоды больше не будет. И генерал бензин снова забирать будет, он же не только осеннюю, он и зимнюю охоту у нас уважает. - Собеседник подал ему знак молчать. - Так что машина, товарищ капитан, у подъезда уже. Вон она стоит, миленькая. Прикажете подождать?

- Хм... Они же не готовы. Тема совсем другая.

- Да там тепло, в поле-то. Я и говорю - бабье лето. Так, в чём есть могут съездить, - и ещё сделал какой-то знак.

- Хорошо. Обожди.

Военрук вернулся к столу и громко сказал:

- Товарищи студенты, открылась возможность провести полевое занятие с настоящими автоматами.

Гул означал горячее согласие. Поимённый опрос был явно излишним.

Военрук скомандовал:

- Взво-од, встать! Смирно! Слушай мою команду. По одному выходить во двор, получать снаряжение и строиться у машины. Я выйду через три минуты. Не забудьте противогазы.

- Как противогазы?! - вырвалось у кого-то. - Мы об этом не договаривались.

- Кто нарушил команду "смирно"? Двойное время в противогазе, студент Расторопов. В поле с врагом не договоришься, он прилетит и газиком тебя сверху польёт, словно бог дождиком. Готовы должны быть. Вольно! Вопросы есть? Вопросов нет. Выполняйте!

Студенты потянулись из класса. Военрук подошёл к окошку каптёрки (ещё одно выходило наружу, через него выезжающие в поле и получали всё, что полагалось) и просунул в него голову:

- Сидорыч, - сказал он завхозу, - ты им боевых не выдавай. Ни за что не выдавай, даже за деньги. Пальнёт какой балбес не туда, а у меня голова с плеч. Выдай по-обычному, понял?

Он выдернул голову и увидел, что на него вопросительно смотрят десятка полтора пар девичьих глаз.

- Ах да, с вами. Вот что. Староста!

- Я! Нонна Панонина.

Он с удовлетворением оглядел ладную фигурку. Единственная, кто в настоящей гимнастёрке, юбочка тоже на уровне, макияжем не блещет, ещё бы пилотку - и похожа на героиню фильма "А зори здесь тихие". На такую можно положиться.

- Вот что, Нонна, девушка ты, вижу, расторопная. Оставайся за меня, дело нехитрое. Прочти вслух вот эту инструкцию, - он подал ей брошюру, - потренируйтесь на манекене, всех пропусти. Если останется время, спроси, может, кто вызовется добровольно, с ней поработайте, только осторожно, рёбер не поломайте. Лучше бы на пары разбиться, а потом меняться. В конце отпусти девчат, а сама оставайся. Сдашь рапорт, журнал вместе заполним. Поняла?

- Поняла! Всё выполню, товарищ капитан, только доверьте!

Он удовлетворённо кивнул головой и вышел. На пороге обернулся:

- Да, про эту вот, - показал на занавеску, - не забудьте. Секундомер на столе.

Вскоре со двора донеслись звуки команд, с грохотом и лязгом оружия студенты погрузились в машину, которая вскоре зафырчала и поехала.

Стало немножко одиноко и даже как-то сиротливо. Даже Альбина потом призналась, что до того не сомневалась, что через 20 минут её выпустят, потому что дисциплина строгая, а вот когда мужчины уехали, такой уверенности у неё не стало. Или забудут, или специально проигнорируют... Нет твёрдой руки.

Нонна решительно взяла инициативу в свои руки. Инструкцию прочла, ни разу не хихикнув, даже одёргивала хихикающих в рядах. Что тут смешного?

- Вопросы есть?

Тишина.

- Тогда проходим через манекен. С того вон края по одной, три качания, два вдува - и следующая. Пошли!

Карусель завертелась. Что любопытно - для женской аудитории чересчур серьёзно, лишь чуть-чуть смазанная смешками и юморными репликами. Кое-кто пытался выстроиться и пробежать второй раз, видать, понравилось терзать бессловесное существо. Но дисциплины это не нарушало, хаоса не вносило.

Наконец все уселись по местам и подозрительно замолчали. Мол, что дальше? Тут Нонна и поняла, что они такие послушные и расторопные для того только, чтобы побыстрее отделаться. Начнут переговариваться, толпиться, тусоваться - и всю пару так проведут. А типа раз-раз - и уже всё. В глазах немой вопрос: может, всё на этом?

Староста незаметно посмотрела на часы. Нет, даже ещё Альбины срок не вышел, пыхтеть ещё девочке дальше. Мелькнувшую в голове мысль она решительно отбросила. Нельзя. В мужской аудитории ещё можно решиться, а тут... Не утерпят, разболтают. А кто, может, и намеренно осведомит, со зла какого. Девушки, они только на мужской глаз хорошенькие.

Ничего не оставалось, кроме как потренироваться вживую. На женском теле этого никогда не делали, и все это знали. При совместных занятиях отдувался кто-нибудь из мальчишек. С другой стороны, все здесь женского пола и небольшая обнажёнка не повредит, а ручки слабенькие и авось рёбрышки не поломают. Рискнём!

- Так, раз все научились на истукане... простите, на манекене, то переходим к тренировке в условиях, приближенных к реальным. - Сами собой выговаривались какие-то официальные слова, которые любил военрук. - Начнём с демонстрации. Для этого нужны двое. Доброволки есть?

Тишина из простой стала гнетущей. Можно подумать, что издавшую лёгкий шумок тут же потащат к доске. Не хотел никто. Что в этих случаях делают?

- Раз никто не изъявляет желания, будем назначать. Сначала поражённую током. Кто у нас ещё ни разу не выходил к доске и не отвечал с места?

После небольшой паузы с места поднялась Тая Растаина - невысокая девочка с белёсыми волосами и растерянным взглядом. Такие нигде не отличаются, сидят пассивно, словно в кино. Нонне почему-то вспомнилось, как в раннем детстве её водили в цирк и там клоун обратился к одной девочке из первого ряда. Та испугалась, заревела, и её увели, а по рядам шёпотом передавали, что она намочила штанишки. Хотя клоун ничего такого не хотел, наоборот - развеселить.

- Выходи к доске, Растаина, - сказала Нонна. Вдруг в голову ей пришла одна мысль: - Противопоказаний нет? Пирсинг, полный желудок или пузырь, былые переломы, критические дни? Пониженный гемоглобин...

- Нет, нет, она здорова как бык! - закричали девчонки с мест. Очень им не хотелось переназначения жертвы.

- Какой же я бык? - удивилась Тая.

Все зафыркали, а кто-то прикрыл рот и изменённым голосом продудел:

- Корова!

Девочка не нашлась, что ответить, и покорно вышла к доске. На ней была рубашечка типа гимнастёрки, но тщательно сшитая на женскую фигуру, и облегающие штанишки типа плотных колготок; всё это защитного цвета, шею охватывал галстучек потемнее. Цвет был обязателен, а к покрою военрук не цеплялся, лишь бы не показывали пупок.

- Убери пока истукана, - велела ей Нонна и продолжала: - Теперь назначаю оказывающую помощь. Кто у нас чаще всех у доски отвечал и с места?

Ответ начался тоже с тишины, затем в одном месте зародился слабый шум, стал усиливаться, послышались отдельные вскрики: "Дора, выходи!", "Ты же чаще всех там", "Да выходи ты, чего жмёшься?"

Дора Задорина нехотя поднялась. Среднего роста, крепкая, она была в водолазке и вельветовых брюках с низким поясом - всё, разумеется, защитного цвета. Бюст выпирал из водолазки, а из заднего кармана брюк - пачка сигарет. Вид у дивчины был недовольный.

Тая слабо вскрикнула и едва не уронила манекен, который волокла в угол. Нонна поморщилась. Отношения между вызванными были далеки от тёплых. Староста не раз хотела их помирить, но так и не могла понять, какая, собственно, кошка между двоими пробежала. С чего они всё время собачатся? Если из-за парня, то не из наших, а как узнать? Загадка, и всё тут.

- Противопоказаний нет? - сидела на своём коньке Нонна. - Руки покажи. Хм-м, ногти ничего себе. Губы яви. Не красишь, что ли?

- Так военрук же не любит, - бесхитростно ответила студентка. - А мне часто у доски бывать приходится, вот и не крашу на военку. И ногти тоже.

- Гм. А чувствуешь как себя? Насморка нет? Руки не болят? Одышка, слабость?

Дора начала что-то мямлить, не особо желая участвовать, но её перебили те, кто выдали:

- Дорка здорова, как ко... бычиха! Не болеет, не простужается, не пропускает. Давай, выходи, показывай себя!

Девушка попыталась возразить, но махнула рукой. Ладно, будь, что будет. Она честно хотела отбояриться, не желая иметь дело с этой Тайкой, не веря, что сможет сдержать себя от потуг мести. Раз все её подталкивают, то всё на них и ляжет.

Впрочем, когда всё на глазах у всех, то это сдерживает. Была, не была!

Дора медленно вышла к доске и встала поодаль от Таи. Девушки бросали друг на друга неприязненные взгляды, не решаясь сблизиться. Ну, нет, голубушки, не дали себя помирить в спокойной обстановке, тут от меня ничего не дождётесь! Умываю руки.

- Давайте сами, - решительно сказала Нонна. - Когда беда придёт, руководства поблизости может не оказаться. Даже наверняка не окажется, не любит оно беды. Так что всё делаем сами, поняли? А я за Альбиной послежу, а то забудем ещё её раскупорить, - и отошла к пыхтящей за занавеской фигуре.

Делать нечего. Тяжело вздохнув, Тая отошла к пустой скамейке и рассупонила галстук, сняла, положила...

- Э-э, чего это ты делаешь? - спросила-прикрикнула Дора.

- Надо же раздеться, массируют всегда по голому.

- Да разве к этому подготовишься? Оглушает всегда внезапно, без подготовки.

- А как же?

- Тебя раздену я. Не догола же, так, расстегнуть и развести.

Лишнее касание враждебных рук... Не против логики не попрёшь. Испустив ещё один вздох, будущая жертва села на скамейку и приготовилась ложиться.

- Не смей! - остановил её окрик.

- А как, стоя разденешь?

- Нам было сказано: в условиях, приближенных к реальным. В реальности как: тебя оглушает, ты валишься без чувств, тебя кладут на ровное место и прираздевают. Тебе надо только свалиться мешком, а остальное моё дело.

Обе посмотрели на пол. Особой чистотой он не отличался. Но у скамейки лежал коврик, всё же почище. Дора даже нагнулась и встряхнула его.

Тая встала на коврик и застыла в нерешительности.

- Как, вот прямо так и падать?

- А тебе что, предлог нужен? Тогда вот. - Дора шагнула к ней почти вплотную, подняла руки, предплечья параллельно корпусу, почти касаются могучих грудей. - Вообрази, что это электроды, и хватайся как бы невзначай. Представь через себя ток и падай, словно подкошенная. Поняла?

Жертва кивнула. Робко, удивляясь своей смелости, схватилась за предплечья, ойкнула для правдоподобия и начала приседать-оседать. Чуть ли не села на корточки, потом завалилась спиной назад и, дрыгнув ногами, растянулась, наконец, во весь рост.

- Это что - подкошенная? - возмущённо спросили "электроды". - Так, что ли, падают поражённые? Не знаешь - не берись.

Лежачей было обидно. Да, она падала замедленно, но не столько, чтобы не ушибиться самой, сколько боясь задеть эту мстительную Дорку. И вот тебе благодарность! Лучше бы упасть, пока она к тебе вплотную не подошла.

Девушка сконфуженно поднялась. Главное, аудитория сочувствия не выражает. Всем любопытно посмотреть, как кошка играет с мышкой.

- Вот, смотри, - решительно сказала Дора, отвечая на вопросительный взгляд. - Согни локотки, сделай, как я давеча. Как будто электроды под током. Ну!

Тая сделала, как велено. Она подумала, что её оппонентка, падая, намеренно заденет её, ногами или локтями, чем побольнее, и приготовилась отскочить, стояла на ногах легко и только об этом думала. А та взялась сперва за предплечья-"электроды", затем, словно ища лучшего места или не решаясь "замкнуть цепь", её ладони переместились вниз. Наконец, большие пальцы легли на Таины локтевые сгибы, а остальные баяно пробежались по локоткам и нащупали те ямочки, где нервы. Каждый знает, что если неловко ушибить локоть, то дёрнет, словно током. Ноготки у Доры хоть и не мешают массажу, но и возбудить это нервное псевдоэлектричество вполне могут.

Жим! Хряс-сь! Ай!

- Ой! - вскрикнула Таечка, почуяв удар током, руки немели. И тут же получила увесистый удар-подножку тяжёлым военным ботинком по готовым отскочить ногам, легко стоящим на полу, чуть ли не пританцовывающим. Дора ещё и за локти её кинула. Бедная девочка взлетела в воздух и натурально шмякнулась, хорошо ещё, что попой, а не одними костями. Так и раскинулась на коврике плашмя, а быстро вскочить не может, по ручкам ещё ток гуляет, не слушаются они, и больно к тому же.

- Вот как падают истинно подкошенные! - проворчала Дора, отступив на шаг назад, чтобы её не задело. Аудитория глухо зароптала, так что она быстро сменила тон: - Всё, всё, проехали, ты поражена, лежи спокойно, дыши мелко, сердцем стучи слабо. Твою беду заметили, бегут на помощь, бегут. Я первая добежала. Теперь всё в моих надёжных руках, я тебя обработаю, а ты глаза прикрой и не мешай.

Нонна, хотевшая уже вмешаться и приструнить Дору, может, отставить её от массажа, передумала. Вроде всё идёт, как надо. Толстая девка нагнулась над лежачей, проверила пульс, ухом прижалась к груди.

- Готова, - сказала зловеще. Выждав паузу, пояснила: - То есть это я готова оказывать первую помощь. Приступаю.

Она подхватила тело подмышками и осторожно потащила к скамейке. Уложила. Скамейка узкая, и Тая скрестила руки на животе, положить больше некуда.

- Нет, ты их свесь бессильно вниз, до пола, ты же расслаблена, без сознания. И ноги разведи и вниз с колен свесь, а то будешь напрягаться. Нам велено провести дело в реальных условиях, тут много глаз, чего тебе бояться, - успокаивала "массажистка".

Руки и ноги жертвы послушно свесились вниз. Галстук был уже снят, и Дора расстегнула рубашку, развела полы в стороны, обнажила торс. По залу пошли смешки - лифчик у Таи был тоже защитного цвета. Похоже, скроен из той же материи, что и гимнастёрка. Должно быть, одна портниха и кроила, ловко по фигуре подогнала.

Нонна тоже взглянула, но смеяться не стала. Она вспомнила, что перед началом занятий по "военке", когда вывесили объявления с требованиями к обмундированию, среди девчат сразу же зациркулировали слухи. Мол, поскольку занятия у них отдельно от мальчишек и с санитарным уклоном, то перед занятиями, не перед всеми, а перед некоторыми только, придётся раздеваться и выстраиваться, а также сидеть в классе в одном белье. Чтоб сподручнее было на своих телах наблюдать материал занятий, чтоб не задерживать оказание медпомощи и всё такое.

Рассчитано это было на легковерных дурочек, хотя, может, кто и без задней мысли фантазировал. Кто на эти слухи плевал, для виду хихикая, а кто и всерьёз принял и сшил "на всякий случай" особое себе бельё. Трусы типа шортиков, а лифчик типа подрезанного снизу топика с треугольным вырезом и толстым пояском под грудью. Если сидя низко нагнуться над тетрадью, то не сразу и поймёшь, что ты в белье одном...

А кто-то, как вот обнаружилось, и цвет защитный перенёс на бельё. Теперь это защита иного рода, от взглядов.

В Дориной душе шевельнулась зависть. Бюстгальтер на ней был простого зелёного цвета, не хаки. Какой смогла подобрать в магазине. А врагиня, значит, на заказ шила!

Она сомкнула полы расстёгнутой рубашки под скамейкой и связала их там маленьким, но крепким узелком. Свободы рук у жертвы поубавилось, а при активном стремлении подняться, выйти из повиновения, можно было запросто порвать одежду. Дора ещё не знала точно, зачем она это готовит, так, на всякий случай, если он подвернётся насолить. Потом растянула резинку на штанишках и стала их с тела спускать.

Тая открыла глаза и глянула изумлённым взглядом. Зачем?

- Чтоб животик освободить, чтоб ему легче было, чтоб дышать полнолёгочнее, когда я тебе дыхание верну, - торопливо объяснила Дора, скорее аудитории, которая тоже стала удивляться. Разведённые ноги жертвы мешали спустить штанишки пониже, но и без того обнажился треугольник явно стринговый - и тоже защитного цвета.

Представляете себе строй девиц в лифчиках и стрингах цвета хаки, вытянувшихся по стойке "смирно"! Сзади почти голые, особенно попами, спереди прикидывающиеся одетыми...

Тая, впрочем, надела стринги не из-за бесстыжести, а чтобы не было видно кантов, очень уж её штанишки плотно облегали. Избежав вызовов к доске, чреватых риском обнажения, она и сегодня не планировала выходить. И вот - напоролась, спасибо Нонне!

Дора перекинула ногу через скамейку и возвысилась над лежащей фигурой.

- Начинаю непрямой массаж сердца, - провозгласила она, - и искусственное дыхание "изо рта в рот". На три давка на грудную клетку - один вдув в рот.

Это чтоб не дать повода Нонне вмешаться. Мол, всё сама, всё знаю и других даже учу, наглядно всё демонстрируя, а до того проговаривая.

Началось "оживление". На деле же Дора думала о том, как досадить оказавшейся в её власти врагине. Сначала она хотела что-то такое сотворить с её грудями, которые лифчик держал даже в таком положении, не давал растечься по телу. Но ведь руки-то видны её! Захвати она лифчик - и все заметят. Не такая уж и полная власть над обмякшим телом.

Остаётся досадить мощным давлением на рёбра, измесить грудную клетку, скрипеть чтоб начала и потрескивать. Но и тут облом. Как ни внушительно выглядели Дорины ручищи в качестве электродов, а всё ж жиру больше, чем мышц. Да так и полагается девушке. Она быстро убедилась, что сильно нажать не может, вдыхая, Тая легко отталкивала чужие руки. И ничего с этим не поделаешь.

Что же, всё так и закончится? "Поражённая" будет "оживлена", встанет и уйдёт? Ещё и спасибо ехидно скажет. Нет, надо что-то придумать. Но что? Если с массажем не выходит, то что может выйти с искусственным дыханием?

В первый раз врагини "поцеловались" со взаимным отвращением, вдува и не было. Во второй Дора впечатала свои губы в Таины и недуром вдула в неё воздух, вплоть до звуков, издаваемых обыкновенно попою. И уже с третьего раза жертва стала послушно встречать "активные" губы и впускать всё, что они в тебя вдувают. Такое покорное подчинение, неинтересно даже.

Но именно эта лёгкость впуска в себя и натолкнула злоумышленницу на мысль. Немного замедлив темп, она подкопила во рту побольше слюны и сильно, по-предательски впрыснула, втолкнула её в принимающий вдох, ничего не подозревающий ротик.

Ах-кха-кха! Фр-р-р! Кхе-кхе-кхе!

Из Таиного рта вылетел целый фонтан, девочка судорожно, отчаянно закашляла. Дора не успела отдёрнуться и получила в лицо заряд своей же слюны. Тая, перхая, дёргала головой и билась ею о скамейку, пыталась помочь себе руками, но связанные полы гимнастёрки не позволяли.

Главное - досадить удалось незаметно для наблюдающих.

- Смотрите - она меня оплевала! - воскликнула Дора, а сама тем временем зловеще вминала свои пальцы между рёбрами жертвы, словно хищник - когти. Мол, молчи, а то несладко придётся, отомщу.

- Я не виновата! - только и смогла пролепетать Таечка, когда немножко прокашлялась.

- Нет, я так не могу, - пожаловалась Дора. - Стараешься, вдуваешь, а тебя же и облёвывают. Её губ я теперь ни за что не коснусь.

- А как же искусственное дыхание? - спросил кто-то, опередив Нонну, которая в очередной раз посмотрела на секундомер - не пора ли раскупоривать Альбину.

- А его я проделаю иначе, - пошла импровизация. - Массируя грудину, я стимулирую нервные окончания и запущу в работу дыхательные мышцы. Оживляемая вдохнёт сама и задышит. Только пусть она задержит дыхание, чтоб всё честно было.

- Да, Тая, затаи дыхание, - поддакнула Нонна. Новшества ей были не по душе, но надо было протянуть время. Пусть эта повозится с этой, а потом ещё что-нибудь придумаю, попарно, что ли, разобью, и на парты пускай лягут.

Дора начала массаж по-новому. Теперь она легализовала своё право глубоко проникать пальцами и ногтями между рёбрами, но это мало помогло. Ногти не выдержали и стали гнуться, вот-вот сломаются.

Лежи жертва всё время размякше, в тело-тесто вполне можно вогнать пальчики, но она не выдерживала, начинала дышать, тело плотнело и норовило сломать ногти.

- Она не задерживает дыхание! - возмущённо воскликнула Дора. - Я ничего не могу поделать!

- Я не виновата! - честно задыхаясь, вымолвила Таечка.

И правда, сейчас молодёжь растёт в праздности и расслабухе, не привыкает напрягаться, концентрировать силы, жертвовать чем-либо во имя высшей цели. Если есть выбор, напрячься или сдаться, предпочитают сдаваться. А если дать возможность сохранить лицо, то сдаваться будут в ста случаях из ста. Лишь отдельные личности сохраняют спортивный, состязательный характер. Но Тая к таковым никоим образом не относилась. Задержать дыхание она не могла, только на чуть-чуть, когда тебя слушает через фонендоскоп педиатр, а этого здесь мало.

Да и как не дышать, когда вокруг такой доступный воздух!

Но Доре было наплевать.

- Говорю тебе, не дыши, - приказывала она. - Как, опять? Да сколько же это издевательство может продолжаться? Заткнись, по-хорошему говорю.

Тая попыталась - и снова сорвалась, да ещё и кашлянула.

- Ах, ты, - разгневалась Дора. - А я вот так!

И одной рукой зажала ей рот, а другой защемила нос.

- Это уж слишком! - возмутилась Нонна. - Откупорь немедленно, ну! Кому говорят?

Дора и не подумала. По залу пошёл ропот, несколько девиц уже приподнялось с мест, чтоб поспешить на помощь. Нонна тоже сделала шаг, больше чтоб напугать. Нет, она и дальше пошла бы на помощь к отчаянно трепещущейся однокурснице, но в это время громко щёлкнула кнопка секундомера, он аж подпрыгнул на столе, и вслед за этим раздалось глухое горловое мычание. Это Альбина напоминала о том, что её срок вышел.

- А-а! Противогаз! - вскричала Дора. - Вот что мне нужно!

Она мигом подскочила к прикованной, сдёрнула у неё с головы шлем-маску ("вместе с ушами", как шутили в таких быстрых случаях) и поволокла к расскамеечной жертве.

Нонна возмутилась. Это её прерогатива - надевать и снимать противогазы. И куда его потащила? Впрочем, понятно - придушить Таечку. Надо немедленно отобрать. Надо...

Но в это время в аудитории раздался удивительный звук.

Это был звук глубокого вдоха очень свежего воздуха. Сначала с лёгкой вибрацией голосовых связок звучало вдоховое "а-а-а", закончившееся захлопыванием рта - "ап!" Не все сидящие слышали раньше или издавали его, только на вольном загородном воздухе, напоённом ароматами. Видать, здорово придушило Альбину, раз она с такой готовностью заглотнула воздух совсем обычный, даже немножечко спёртый.

Это отвлекло присутствующих, и как Таечка ни пищала, увидев над собою развёрстую резиновую пасть, но головой в неё всё-таки угодила, правда, успев напоследок вдохнуть - судорожно.

Нонна с удивлением посмотрела на Альбину:

- Тебе неважно?

- А-а-ап! - ещё раз хлебнула воздуху та и сморщилась: - Ой, ноги занемели. Скорей стащи кольца, не чую я ног.

Староста бросила взгляд на лавку, где Дора с энтузиазмом продолжала массаж тела "с хоботом". Надо бы... Ладно, девчата присмотрят, на их глазах много не нахулиганишь. А тут выручать человека надо, резиновые кольца плохо аж видны из-за отёчных складок над и под.

Под аккомпанемент Альбининых вскриков она начала крутить неподдающиеся колечки и винтить их вниз.

Тем временем Тая, оправившись от первого испуга, вспомнила наставления военрука. В противогазе, говорил он, дышать надо ровно, плавно, ни в коем разе не судорожными рывками, дыхание ни в коем случае не задерживать. Выдохнула - и сразу же начинай потихоньку вдыхать, потом всё сильнее и сильнее, покуда не наполнишь лёгкие.

Она так и задышала, и правда, совет военрука оказался кстати. Жить, то есть дышать, можно. Долго не придётся, наверное, сейчас люди спохватятся и её освободят.

Но ровное, плавное дыхание никак не устраивало Дору. Не для того она напяливала на жертву противогаз, чтобы чуять под руками мерные колебания ненавистной грудной клетки - в бессилии помешать.

- Ах, ты так!

Попробовала заткнуть ладошкой дырку в противогазной коробке, но как тогда массировать? Да и девки снова начали гудеть, словно не для них она старается, не для них проводит образцово-показательное оживление тела.

- Ну, тогда так!

И решительно, одним движением кисти свинтила шланг у самого рыла. Дышать сразу стало легче, но Тая стала понятно, что это не просто так, что её, скорее всего, здесь как-то закупорят.

Но нет, здесь тоже неудобно. Эх, если бы кто-нибудь помог, подержал ладошку на патрубке, успокоил эти ходящие туда-сюда рёбрышки. Уж она бы помассировала, так уж помесила, что вдохом бы ладошку в трубку затянуло. Такой бы мощный вдох наколдовала, только держись!

Тем временем Нонна стянула с Альбининых ног оба кольца и даже успела их помассировать - а они нуждались, право слово, нуждались. Хотя онемение и не прошло.

- Руки, - прошептала бедная девочка, - ой, как страшно без рук сидеть, случись что, сама себе не поможешь.

Староста бросилась к столу за ключом от наручников и на полпути столкнулась с Дорой, что-то ищущей, крутящейся по комнате. Схватила ключ - и назад, отпирать.

А Дора с торжествующим вскриком схватила с подоконника стоявшую там широкогорлую молочную бутылку. Несколько недель назад в ней мешали хлорку с кислотой, чтобы выделялся вонючий газ - проверять противогазы. Бутылка была заткнута резиновой пробкой с отверстием, в который проходила стеклянная трубка, чтобы газ шёл целенаправленнее. Смесь давно затвердела, газ весь вышел, выдохся, так что никому не было понятно - зачем это ей? Откуда такая радость?

Всё разъяснилось очень быстро. Дора быстренько выковыряла пробку, поскрипев, выпростала трубку. Подскочила к "резиновой голове" и забила пробочку в рыло. Мазнув ладонью по попе, выхватила пачку сигарет, стукнув о ладонь, ловко выбила одну.

- Ну, щас ты у меня заткнёшься!

Вставила сигарету в дырочку в пробке, щёлкнула невесть как появившейся в руке зажигалкой и подожгла.

Наблюдательницы затаили дыхание. Многие не верили глазам, они подумали, что Дора сама хочет закурить, отогнать отчаяние. Другие недолюбливали Таю за то, что она никогда не разделяет их дымных компаний, и то, что её научат сейчас курить, их даже радовало. Некоторых охватило любопытство: неужели из-за глотка табачного дыма можно пойти на такое чудовищное неудобство, на такой подвиг, как задержка дыхания? И вообще, у них есть староста, она командует, всем распоряжается, ей и вожжи в руки.

А Нонна застряла на корточках позади Альбины. Ключ заело, а тут ещё эта торопыжка вздумала пытаться вырваться, напрягая ручонки, только мешала. Видела бы она, как белы её ладошки, какие рубчики на них проступают... Староста сопела, вполголоса ругалась, вовсю шерудила ключом.

Кончик сигареты чуть дымился, Дора слегка дула на него, поддерживала тление и одновременно придерживала жертву за плечи. Та пыталась сопротивляться, дёргала руками, которые не пускали рукава, отрывала от пола и дрыгала ножками. Табачный дымок стал уже набираться под маску, и Тая изо всех сил сдерживала дыхание, как никогда до того, жмурила глаза. Уже упущено было то время, когда она могла спокойно дышать вполноса и выдерживать табачный дым, нужда в кислороде копилась, грозя взорвать лёгкие изнутри.

Некоторые студентки держали часы и мобильники перед собой и удивлённо смотрели на них. Так закупориться! Внезапно наступила тишина, в которой слышно было тиканье часов и позвякивание ключа. Все напряжённо чего-то ждали. Даже Нонна чего-то заподозрила и, не вставая с корточек, повернула голову. Альбина последовала её примеру. Тая перестала дёргаться, все последние силы пустив на подавление вдоха и ещё на что-то надеясь.

Секундные стрелки неумолимо бежали по кругу, приближая что-то неотвратимое.

Наконец Тая потеряла контроль над собой, и освободившийся организм втянул долгожданный воздух. Раздался звук вдоха. Да что там - вдохища, вдошыща! Если в Альбинином глубоком вдохе доминировала открытость, радость захвата ртом кислорода, то сейчас раздавались свист и шипенье, многое в краткий срок должно было пройти в узкое отверстие. Было отдалённое напоминание звука трубы или охотничьего рога.

Но общий "ах" вызвал не звук. Изумлённые курильщицы и некурящие, аж привстав, узрели, как за секунду-две длинная сигарета скурилась аж в две трети, и пепел уже стал сваливаться, благо куряка поневоле слегка потрясывала головой, вдыхая-всвистывая-вшипивая.

Две трети! За пару секунд!

Понятно, что, начав вдох после долгой задержки, его ничем не остановить. Но многие, кто курят, знали, как много дыму образуется при сгорании такой длины сигареты. И всё это в мгновенье ока оказалось в неподготовленных нежных лёгких невинной девочки! Словно ураганом вдунуло. Даже в спешке никто так быстро не курил.

Тело задёргалось, раздался глухой, но дикий кашель, из выходного клапана начал порциями вырываться дым. Какие-то горловые звуки, а через несколько секунд - хлюпающие, это запоздало распечатался и засопливился носик. Грудную клетку сотрясало нечто, похожее на судороги.

Дора, привстав с распростёртого тела, чтобы не мешать наполнению вражьих лёгких дымом, изо всех сил держала жертву за плечи, локти. Она не успевала развязать узелок, связывающий полы гимнастёрки, и теперь удержание было единственным способом избежать разрыва, ибо Таины ручки дёргались довольно-таки хаотично. В основном, к голове, сорвать эту проклятую дымную резину.

Придерживая, Дора дождалась-таки второго непроизвольного вдоха, скурившего остаток сигареты. Это не усилило, а лишь поддержало кашель, а вот хлюпанье усугубилось, вдобавок горло издало прерывистый звук. Истязательница быстро выковырнула пробку с остатками сигареты и ладонью закупорила противогазное рыло.

Это было настолько жестоко - после двух лёгких табачного дыма ещё и перекрыть кислород - что зароптали все, Нонна поднялась с корточек. Протест поддержали даже наручники, внезапно расстегнувшись и упав на пол. Дора поняла, что перегибает палку, и сделала вид, что таким вот образом взялась за шлем-маску, чтобы стащить. Но ещё помедлила, негодяйка, чтобы ладошки почуяли потуги вдоха. И только тогда сняла.

- Буэнос айрес! - насмешливо сказала она на манер "С добрым утром!"

Бедной Таечке было не до иронии. Она отчаянно кашляла, хватала ртом воздух, из носа текли сопли. Глаза разъело дымом, и они слезились. Вдобавок подступала рвота и горло дёргалось, пытаясь её подавить.

Дора деловито развязала узелок и запахнула на жертве гимнастёрку, даже принесла тазик. Таю отменно вырвало, но после этого она задышала легче, судорожность в движениях прошла.

Спохватившаяся староста отдавала приказания:

- Открыть окна, проветрить помещение! Противогаз промыть и вытереть! Блевотину выплеснуть в раковину! Пол подтереть! Стакан воды дайте! Не мне, а ей, - и всё в таком духе.

ЧП - это хороший повод закончить пораньше занятие. Но и реагировать как-то надо, ЧП-то рукотворное.

- Обо всём произошедшем мною будет подан письменный рапорт военруку. А пока все свободны.

Девушки ушли, поддерживаю шатающуюся Таю. Нонна заполнила журнал и, подняв голову, вдруг увидела, что у раковины притаилась Альбина, которая мыла противогаз.

- Ты тоже свободна. Ах да, хочешь знать, отметила ли я тебе отсидку. Вот, посмотри, всё в ажуре. Давай сюда противогаз, я сама вытру, а ты свободна.

Но девочка медлила.

- Как ты думаешь, Тая теперь будет курить? - спросила она встревоженно.

- По-моему, наоборот, - ответила Нонна. - Теперь её будет тошнить от одного вида сигарет. Условный рефлекс. Хороший способ закодироваться, хотя и жестокий.

- Жаль! - вздохнула Альбина.

- Почему?

- Да понимаешь, - краска залила её щёки, - никак не могу начать. Только начинаю затягиваться - и сразу бросаю, тошно мне. Я уж и так, и сяк, и лёгкие, и с фильтром. Однажды пошла в "Восточный двор" и там кальян попробовала - без толку. А тут смотрю - насильно могут в тебя впихнуть, когда ты не можешь отвратить. Может, думаю, и мне так попробовать, пока всё на мази. Как ты думаешь?

- Ты хочешь, чтоб с тобой, как с ней? - удивилась староста.

- Ну да, если можно. Сама в себе я сил не найду. А вот если придушить, если выбора не останется... А ты говоришь - не получится.

- Я не говорю, что у тебя не получится. Тая - совсем особое дело. Во-первых, она беспомощной была в руках врагини, всю её пропитал страх. Во-вторых, насильно надели противогаз, страх усилился. В-третьих, всё произошло неожиданно, резко. В-четвёртых, она и не думала начинать курить, наоборот, боялась себе повредить, ей было противно. Вот это, по-моему, самое главное.

- А если всё сделать иначе - получится?

- Ну, есть ещё несколько условий, вернее, советов, но я могу тебе их дать по дороге. Ты ведь, как я понимаю, хочешь, чтобы я тебя привязала и задымила?

- Ну да, если возьмёшься. Только никому не говори, что я так училась курить. Стыдно.

- Не беспокойся. А тебе не западло будет ещё раз сковаться? Небось, от одного вида резиновых колец в дрожь бросает.

- Это верно. Не получится, да?

- Ну, к стулу можно и привязать. Или, лучше, к скамейке. Где-то тут был моток верёвки... Если, конечно, ты согласна.

- Согласна, а как же!

Они нашли моток, и в несколько минут щуплое девичье тело было принайтовано к жёсткой скамейке. Готовя сигареты, Нонна давала последние указания:

- Первое дело - ничего не бойся, я же не эта ведьма Дорка. Настройся на ингаляцию, которая должна излечить тебя от недуга некурения.

Не повторяй Таиных ошибок. Глаза крепко зажмурь, потому что концентрация табачного дыма под маской будет высокой, у неё они вон как слезились. Не знаю, чем она вдыхала, но, судя по соплям, и носик поучаствовал. Ты же вдыхай только ртом, хоть в противогазах и положено дышать носом. Вот выдыхать можешь, как заблагорассудится.

Надолго дыхание не задерживай вначале. Так только, чтоб вдох веселей вышел. Надо сохранять возможность контролировать дыхание, чтоб последствия не перевалили за порог отторжения, как у неё. Попробуй захватывать ртом и горлом воздух, как вот когда я с тебя сняла его, - она тряхнула шлем-маской, - Как будто ты кушаешь туман. Если получится, сразу не выдыхай, подержи в себе, тогда выдох получится веселей и без кашля. Но если уж закашляешь, я тебя разрезиню и отложим до другого раза. Негатива должно быть как можно меньше. Лучше посглатывай горлом, если потянет кашлять. А ладошку я тебе не привязала, если что, подними палец и прекратим. Ну, готова?

Альбина кивнула, и её голова сразу же окуталась белой резиной. Нонна подожгла сигарету.

- Ну что, начинать?

Поднялась ладошка, и сигарета сразу же вставилась в отверстие.

- Соси!

Плавный вдох, сантиметр сгорел и стал обваливаться. Девичье горлышко засжималось, сглатывала хозяйка, потом с небольшим кашлем выдохнула. Нонна вытащила сигарету и дала добровольной жертве отдышаться.

- Ну как, ещё?

Всё повторилось. Затем с Альбины сняли шлем-маску и дали водички пополоскать горлышко. Ни дать ни взять - медицинская процедура.

- Не опротивело? Может, отложим?

- Другого случая... кхе-кхе... не будет, кха-кха-кха. А-а, была, не была! Вставь свежую, кхе-кхе-кхе, и не вынимай, пока не скурю. Апчхи!

Нонна присела за кушеткой и ласково поддерживала голову девушки, отчаянно сражавшейся с табаком. Сигарета была скурена до основания.

Правда, далось это нелегко. Когда Нонна сняла с Альбины противогаз, та лежала, уставив немигающий взгляд в потолок, и едва дышала. Одурела с непривычки.

- Что с тобой?

- Голова... кружится... плыву куда-то, - девичий язык явно заплетался.

Пришлось отвязать и дать отдохнуть.

- Ну как, оклемалась? Много с непривычки вдохнула. Довольно на первый раз было бы и половины. Ну как, не кружится больше голова?

Девочка промямлила, что всё в норме, но пришлось ей дать ещё времени. Голова её снова закружилась, когда услышала неожиданную просьбу:

- А теперь ты меня привяжи и накури!

- Ты разве не куришь? - удивилась Альбина.

- Нет, курю, но - медленно, вперемешку с воздухом. А хочу попробовать одним дымом только и дышать полминуты-минуту. Это совсем другое. Хочу изведать, что Тая претерпела, да и ты тоже. Я перед ней виновата, что вовремя не пресекла, с тобой возилась, вот и искуплю хоть немножко. Втайне, кончено. Только ты меня привяжи вон к той стоячей балке, стоймя, и руки назад чтоб. И наручники, мало ли что.

- Может, хватит наручников? Зачем же приматывать?

- Ну, раз мы на доверии, скажу. Понимаешь, Альбиночка, мне нравится, когда меня связывают, сковывают и ещё немного... ну, издеваются, что ли. Я так тащусь от этого, так тащусь! Только это редко бывает и нехорошим словом называется, знаю. Все меня считают боевой, эдаким парнем в юбке... то есть в женских джинсах, а мне ещё больше хочется почуять себя беспомощной и уязвимой. Ну, это как бодрствование и сон, две стороны одной монеты. Но все почти считают это нехорошим, мало кому можно довериться. Давай, свяжи меня и немножечко помучай, ну, прикрой дыхало, но чуть-чуть, до отключки не доводи. И дымом, дымом трави! А?

Альбина исполнила просьбу. Она сама замечала, что иногда в плохом проскакивают искорки какого-то нездорового удовольствия, но не смела себе в этом признаться. Так что неплохо посмотреть, как другие это делают, что испытывают...

Они вдоволь набаловались с пережатием шланга, который снова привинтили. Альбина сама пыталась задерживать дыхание на это время.

- Уф-ф, хорошо-то как! Чуть не задохлась. Теперь давай дымом.

Но сигарет в пачке не оказалось, все уже скурились.

- Я мигом сбегаю, - вызвалась Альбина, войдя во вкус.

- Дверь только запри, ключ на столе. И вот ещё что. Внизу коробки вставь резиновую пробку, но неплотно, поперёк, чтоб дышать труднее было, чтоб мне без тебя помучиться.

Воздух после этого стал втягиваться с присвистом.

- Не задохнёшься?

- Беги скорей, - промычало из-под резины и снова засвистело.

Нонна, отчаянно натуживаясь, слышала, как хлопнула дверь, но вместо скрежета ключа донёсся голос военрука на фоне звуков въезжающей во двор машины:

- Куда вы бежите? Что, занятие закончилось?

- Закончилось, - пролепетала испуганная Альбина.

- А староста?

- Э-э... вот, дверь мне велела запереть, - обошлась без вранья, но не без двусмысленности девочка. - Вот ключ.

Неужели дверь запрут и её оставят на ночь в этом положении? Нонна непроизвольно дёрнула головой, и вдруг явственно услышала тихий щелчок. Это встала на место полувставленная резиновая пробка. Всё, кислород перекрыт. Ещё не веря, попыталась вдохнуть - маску недуром прижало к лицу. Дёрнулась - глухо. Вдруг неудержимо потянуло вниз мочевой пузырь, трусы стали намокать теплотой...

- Непорядок. А журнал, а инвентарь, а рапорт? Ладно, давайте ключ, я прослежу.

Скрипнула дверь.

- Фу, накурено как, хоть противогаз надевай, - проворчал военрук.

И тотчас увидел - единомышленницу.