Лагерную дисциплину нужно соблюдать.

Вы, верно, подумаете: зачем это начинать рассказ с чужого и банального утверждения, с которым не согласно девяносто девять процентов мальчишек и немногим менее - девчонок. Подумали, признавайтесь, а?

А вот и не так! Это именно МОЁ суждение, к которому я пришёл быстро, в течение полудня, но долго готовился. В смысле - отрицал, как и девяносто девять... не буду повторяться. Не верил, нарушал и не попадался. Смотрел, и не раз, фильм "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён", возмущался перестраховщиком Дыниным и болел за Костю Иночкина. А потом пара случаев, один за другим - и я просёк. Понял, вы понимаете?

Что дисциплина нужна и разумна.

Не все, наверное, были в скаутских лагерях, так что расскажу поподробнее. Ещё вместе с путёвками нам раздали памятки о правилах поведения в лагере. Что интересно - листки старые, пожелтевшие, и напечатано "пионер", "пионерлагерь". Зачёркнуто и ручкой надписано: "скаут", "скаутлаг". А правила всё те же. Выходит, они не изменились с тех пор, и вожатые знали, что не изменятся, потому и напечатали листовки несчётно. И оказались правы.

Потом, когда въезжаем в сам лагерь, недалеко от ворот стоит большой щит с распорядком дня. Подробно всё расписано, что и как, так что сперва и усомнишься, а упомнишь ли всё это? Выполнишь ли? То есть получишь ли какое-никакое удовольствие, живя летом по столь подробным инструкциям.

Щит стоял так, чтобы зевакам из-за ворот его не раззырить. Может, случайно так вышло, но я потом подумал - нарочно.

Когда вселялись в домики, получали постельное бельё и инвентарь, слушали нотации о "материальной" дисциплине. Потом - общая линейка, слово директору лагеря и старшим вожатым, тоже о дисциплине много. И наконец, беседа перед сном уже со своими вожатыми, где и подробности всякие, и вопросы задавать можно.

Я всё это проскочил быстро, вполуха и считая неважным. Что мы, маленькие, не сможем прожить в лагере по наитию? Ходим же в походы, ни о какой дисциплине не договариваясь, и отлично ладим у общего костра. А тут - разучились, что ли?

Правда, даже в скучном кто-то умел что-то разглядеть. Почему, например, с нами беседуют именно перед сном, в домиках, а не сразу после ужина, на свежем воздухе? Кто на это внимание обратил, тот и ответил: чтобы с мальчиками и девочками по отдельности говорить, спят-то они порознь. Им, стало быть, чего-то говорят, о чём у нас молчат. Интересно, о чём?

А может, наоборот, предположил кто-то. Может, это им чего не договаривают. Про драки и другие сугубо мужские дела им явно незачем знать.

Может, и так, согласился первый спорщик, но всё же у них какие-то секреты есть. Зачем вожатым двойная работа, почему не побеседовать на воздухе сразу со всеми? А раз с нас не брали слово что-то держать в тайне, значит - тайны у них, у девчонок наших. Давайте теперь догадываться, какие.

Я-то до этого думал, что в домике обстановка доверительная, все уже лежат в кроватях, каждый имеет своё место и за него спокоен. И вопрос можно задать безлично, тут темновато, вожатый твоё лицо не запомнит. Это важно, не все же бесшабашные.

Но если говорят, что есть какие-то девчачьи секреты - значит, есть они. Хотя среди догадок были и нехорошие.

А может, мальчики и девочки просто думают о разном и задают разные вопросы? Чтоб друг дружку не смущать, беседу и развели по домикам. Спим-то мы порознь именно чтоб не смущать друг дружку своим видом, не каждый же имеет сестру, и не каждая - брата. В зажатости нет ничего хорошего, стесняешься ты снять трусы или задать вопрос. Вот взрослые и предусмотрели.

А вот ответов на все вопросы они не предвидели. И вожатый вот лично нашему отряду достался малоопытный. Я сперва по внешнему виду судил, а потом, когда познакомился со многими и расспросил, понял, что не поэтому. Опытный отличается от неопытного тем, что может ответить на любой вопрос пионера... то есть скаута, и рассказать в подтверждение какой-нибудь случай из своей практики. А неопытного спросишь о каком-нибудь глупом правиле, зачем, мол, оно, пошто им жизнь нашу молодую стесняют, и он отвечает единообразно: на всякий случай. И больше ничего не может, молчит. Ну, нет опыта.

И тогда эти самые случаи нам приходится собирать своей собственной шкурой, как ёж яблоки. Наполучаешь синяков да шишек, не считая шлепков по мягкому месту, и думаешь, что лучше бы об этом было просто послушать, лёжа в тёплой постельке.

Если в жизни ребёнка есть "почемучкинский" период, то каждый вожатый проходит через "всяко-случайниковский", пока сам не поймёт, к чему ввели то или иное правило. Это я потом придумал такое сравнение.

Так вот, наш так часто бубнил "на всякий случай", что я уже перестал верить, что в жизни вообще бывает такой вот "всякий" случай. Мои друзья, наверное, тоже. А раз таких случаев в жизни нет, то и правила можно нарушать, тайком, конечно, или понемножку, потому что ни к чему они. Только взрослых власть показывать.

А на другой день я лично столкнулся аж с двумя "всякими" случаями, после завтрака и после обеда, один - с другим человеком, второй - со мной. А на линейке - с нарушением дисциплины в форме её укрепления, сейчас поймёте. И как-то сразу уверовал во все лагерные правила, стал блюсти дисциплину. И даже вот в первую фразу свой быстрый вывод вынес.

Но обо всём по порядку.

Первые несколько дней, мы, средние и старшие отряды, работали на уборке мусора и подготовке к заселению домиков для младших. Это-то и скаутством назвать трудно, но нужно... то есть не скаутством назвать, а вообще нужно - делать. Никто и не возражал, только в шутку мечтали, как будем малышей за уши таскать и всё такие.

Заодно в работе сдруживались... ну, и ссорились. Ссорились ненадолго, сдруживались - наоборот. И чего-то порой замышляли.

И вот всё готово, наступил день заезда "младенцев". Директор на утренней линейке так и сказал: вы должны создать атмосферу, в которую будут погружаться вновь прибывающие, так что эти два-три дня - особая дисциплина, ответственность и всё такое.

Вот на линейке-то первое событие и произошло.

Мы все стояли таким полуовалом. Наверное, чтоб лучше слышать того, кто в середине стоит, но и друг дружку, то есть отряд-отряд, видеть очень даже неплохо. В прямой шеренге видно плохо, а вот когда края закругляются - нормально.

Когда поднимали флаг лагеря, давалась команда "Смирно". Ну, все знают, что это такое. Руки по швам, тело в струнку, голова недвижима, взгляд должен быть прикован к флагу. Но у многих, честно говоря, гуляет.

Может, если б мы повоевали под этим флагом, то иначе бы относились. А так - ну, взмывает что-то в небо, так ничего интересного не ожидается, чего ж зенки напрягать? Чего вокруг не позырить? Хватит положения "смирно" для тела.

И вот вдруг я замечаю, что мальчишки из самого старшего отряда как-то странно подмигивают, дёргают головой и, судя по движению кадыков и щёк, хмыкают. Обращают внимание друг друга на что-то такое. И постепенно поворачивают головы в одну сторону - и не флаговую.

Что там такое? Тоже туда гляжу, голову чуть поворачиваю, больше глаза кошу.

А там стоит их девичий полуотряд, в смысле, вторая половина старшего отряда. Тоже по стойке "смирно", взгляды на флаг, чуть шевелит ветерок галстуки и тесёмки. Форма парадная, всё честь по чети, что же тут такого? Ни у кого никакого непорядка в одежде нет. Только улыбки какие-то торжествующие.

Флаг у нас поднимают долго, потому что торжественно, и я успел просечь.

Девчонки дышали по очереди! То есть не что чтобы по очереди, а волной. То есть "в ногу", но со сдвигом. Одна начинает вдыхать, через секунду - другая и так далее, выдохи тоже по порядку. И по белоблузочным передам катился волна туда-сюда, словно на стадионе болельщики в лад встают и садятся. Ну, кто болел, хотя бы по телику, знает.

Здорово! И красиво как... Вот это воистину "смирно", дыхание в такт. Репетировали, наверное.

У нас многие мальчишки это заметили. Потом обменивались. Я думал, что для особой торжественности сделано и красоты, ну, и придумчивость свою показать чтоб. Старшие мальчии явно не были посвящены. Мысленно, наверное, локти кусали.

А потом те из наших, кто общался со старшими, принесли другое объяснение. Мол, взрослеющие девочки привлекали внимание к своим бюстам. Я потом посмотрел - ну, оттопыриваются немного галстуки, на спине проступают бретельки - как у тётенек. Но когда в такт дышали - действительно, как одна большая грудь ходила.

Вот это я и назвал, подумав, злоупотреблением дисциплиной. Они же общее внимание от флага отрывали.

Теперь о втором происшествии. Когда завтракали, вдруг смотрю - к столу вожатых подходит невзрачный человек в замасленной одежде. Я сразу почему-то подумал, что это шофёр или механик. И что-то говорит одному из вожатых. А тот, не отрываясь от жевания, делает такой жест, машет рукой - мол, неважно. Даже можно и так понять - "отстань". Или, поскольку тот старше - "зря беспокоитесь".

Шофёр пожал плечами, постоял в растерянности и ушёл.

Я своих спрашиваю - кто это рукой сейчас махал? Кто знал, ответил - вожатый малышового отряда. Ну, того, для которого мы все эти дни вкалывали. На готовое, гад, приехал, и рукой ещё так машет.

А подходивший похож на шофёра... Ну, я прикинул, что к чему, и после завтрака пошёл туда посмотреть. Что, завезли уже малышей?

Подошёл незаметно, из-за кустов. Смотрю - сидят. Тихонько сидят, дисциплинированно, но лучше сказать - покорно. Скамейка перед домиком коротенькая, так иные на чемоданчиках своих устроились. Ничего и никого тут не знают, поэтому сидят тихо. Немножко сиротский вид.

Вот подошёл ещё один, дёрнул за ручку двери, повернулся к своим... то есть к ровесникам, спросил что-то. Ему ответили, он вздохнул, пристроил свой чемоданчик и уселся.

Процедура приёма была мне знакома. С группой заезжаешь или в одиночку, но сперва тебя запишут в канцелярии лагеря, назначат в отряд, впишут в список, распишутся на бумажке, что обычно даёт им шофёр или сопровождающий, что, мол, приняли таких-то и таких-то на баланс. Потом идёшь в свой отряд, и там тебя снова записывают... то есть вносят в списки - сами вожатые, секретарей у них нет. Назначают в домик, в спальню номер такой-то, ну, и хозяйственные вопросы утрясаются.

Малыши, стало быть, застряли между первой и второй записями. Причина уважительная - завтрак.

Мне, если честно, хотелось с ними заговорить, выставить себя бывалым, а заодно и рассказать, что это мы тут в их домике строительный мусор убирали и вообще готовили всё к их приезду. Но расхотелось сразу же. Зачем ставить себя в один ряд с теми, кто заставляет их ждать под солнцем и лишает завтрака? В столовую-то уж могли бы их пустить!

Я стал отступать, и вдруг под ногой что-то хрустнуло. Девочка, сидевшая с краю, дёрнулась и оглянулась. Крохотная такая девчушечка, в скауты ну никак не подходящая, разве что в скаутята, которых самих охранять надо. Как такую от мамки оторвали? Добро бы, был бы у неё здесь старший брат... как вот я... но если б был, он бы тут, с сестрой сидел бы. А то бы в столовую её повёл.

Испужок, конечно, в её глазёнках мелькнул, как же без этого, может, медведь какой там захрустел. Но тут же сменился таким, знаете, призывным выражением лица, словно тебя долго ждали, как бога ждали, уже и разуверились, что придёшь. И вот этот миг.

Личико мне незнакомое, конечно, но приятное. Такую сестрёнку я бы заимел.

Просто так уйти я не мог, конечно - раз так на меня смотрят. Шагнул к ней, а она со своего чемоданчика вскочила - и ко мне, за кусты. Открывает ротик и почти шёпотом говорит... то ли во рту пересохло, то ли человек слабенький, то ли чтоб те не услышали. Вот, если б печатать часть текста серым шрифтом, то её слова-словечки так и надо б выделить. Чуть переспросить не пришлось.

В общем, хочет девочка в туалет, и сильно, еле терпит. Где он тут у вас?

Конечно, вожатому с хорошим аппетитом и в голову не могло прийти, что у детей могут возникнуть потребности.

Что ж, думаю, заблудится ещё тут, а если долго объяснять, как бы чего не случилось с ней. Надо проводить. Чемодан, говорю, здесь оставь, соседи присмотрят, и сумку. Висела у неё на плече такая спортивная сумка, для взрослых обычная, а для крошки огромной выглядела и тяжеленной. С такой быстро не пойдёшь.

Нет, говорит тоже шёпотом, сумку нельзя оставлять. Я так понял, что не велели ей. Ладно, говорю, давай её сюда, мне не привыкать, а тебе идти быстрее. Отдала... то есть я сам у неё с плечика снял - без сопротивления, и зашагали мы с ней к "заведению".

Вообще-то, это против всяких приличий - провожать... ну, человека другого пола в туалет. Но у нас "М" и "Ж" рядом, собственно, это один перегороженный туалет. И ситуация чрезвычайная. Приличия ещё больше пострадают, если никто её не проводит в очень нужное место.

Шли быстро, было не до разговоров. Я только узнал, что её зовут Ия и у неё есть старший брат. То есть она привыкла к покровительству мальчишки старше возрастом. Может, я на него чуточку похож?

Дошли. Я, конечно, с расстояния ей на "Ж" показал. Хочет забрать сумку. Зачем, говорю, я же тебя и обратно доведу. Подожду здесь и поведу. А то ты и дорогу-то, небось, не запомнила.

Хорошо, говорит Ия, расстегни "молнию" и не смотри, что я из сумки беру. Ну, в таких случаях я обычно начинаю прекословить и подначивать, но тут нельзя. Девочка еле терпит, но приличия соблюсти пытается. Хотя, что там у неё, туалетная бумага, наверное. Что тут такого, если провожатый узнает, по-каковски именно ей надо?

Ну, она вытащила что-то и умчалась. Я застегнул сумку и стал похаживать в сторонке, повернувшись к строению спиной. Мол, ничего меня не интересует, и на архитектуру любоваться нечего. Ну, какая у сортира может быть архитектура?

Сумку я сдвинул на спину. Когда хозяйка выглянет или выйдет, она увидит, что не интересуюсь я совсем её имуществом.

Надо подумать, что на обратном пути говорить. Она же наверняка спросит: у вас тут что, всех так принимают? Маринуют, заставляют терпеть. Что же ответить, что ей ответить?

Задумался я, и вдруг чувствую: кто-то тихонько-тихонько расстёгивает "молнию" сумки. Словно карманник настоящий. Я потому только почуял, что сумка-то чужая, и ответственность двойная. Стрекота нет, когда медленно тянешь хвостик.

Подождал я, пока лукавая ручонка внутрь не полезет, резко повернулся и поймал запястье. Смотрю - а это хозяйка сумки. Незаметно от меня пыталась засунуть в сумку взятое. Что-то типа умывальной сумочки-косметички. Ну и что, что там туалетная бумага? Если б что сугубо женское было...

Ия испугалась так, словно и впрямь лезла в чужую сумку. Ну, успокоил я её, спросил, хорошо ли дорогу в это важное место запомнила, и двинулись мы обратно.

Ну, тут она здорово повеселела, поболтали мы. К счастью, об опасном речь не пошла, она, видать, считала, что ожидание у нас тут в порядке вещей. Или, может, понимала, что не я здесь такие вопросы решаю, и вместе с тем я не подружка, которой поплакаться можно. Чего же зря болтать? Лучше расспросить о лагере.

Довёл я её до очереди, сумку отдал и замялся - уходить или подождать, с надеждой ведь на меня девочка смотрит. И вдруг вижу - идёт этот самый сытый вожатый, посмотрел так свысока на малышню и спрашивает:

- Это что, все?

А им откуда знать? Порознь ведь прибывали. Привёз шофёр одну партию, а сколько их всего? Тогда он, вожатый то есть, вынул из нагрудного кармана бумажку и развернул.

- У меня тут двадцать человек запланировано. А вас всего ничего.

- Ещё один, ещё один идёт, - вдруг заговорили малыши.

В самом деле, сюда весело шагал ещё один мальчик с чемоданчиком. Не знал, весельчак, что его тут ждёт.

- Вот чёрт, - воскликнул с досадой вожатый, - поодиночке тянетесь! Ну, и долго тянуться будете, жилы мне тянуть? Много вас там ещё?

- Я последний, - улыбка с лица малыша слиняла.

- Значит, ещё партию подвести должны. В общем, так: заносите багаж в домик, - он зазвенел ключами, - ставьте в коридоре и гуляйте себе. Вот когда вас ровно двадцать наберётся, тогда я вас и приму, запишу и беседу проведу. А по частям - не буду. И так мне кушать помешали. Ну! - он распахнул дверь.

Малыши грустно потянулись в негостеприимный домик. У меня потемнело на душе. Столько труда сюда вложено - и несколько грубых слов всё смазали. Да, этот "мусор" нам не по силам убрать из душ малышни.

Ия пошла вместе со всеми, извиняюще оглянулась на меня. Ждать её я не стал. Видно же, что нарочно ждёшь, это с разных сторон нехорошо. Вот если бы случайно или полуслучайно где встретиться... да и то наедине, а то нянькой для всей этой малышни быть мало радости.

Через некоторое время у меня выдалась свободная минутка, и я решил сгонять к Малыш-хаусу (так мы между собой его прозвали) и посмотреть, заселились ли малыши. Но ненавязчиво, незачем её... то есть им интерес мой видеть. Лучше всего подобраться через бурьян с тыла домика и подсмотреть в окошки.

Прополка у нас на потом была отложена. Тыл, он и есть тыл. В почёте всегда ведь фасад. Впрочем, была и надежда, что "хозяева" прополют здесь сами.

Так вот, подхожу я к зарослям, а из них кто-то большой и белый выбирается. Что такое? Оказалось - медсестра, наша, лагерная. Весь халат в репьях и колючках, глазам не верю. Увидела меня и говорит:

- Давай, скаут, беги в медпункт и сообщи - тревога Цэ-четыре. Запомнил?

- Цэ-четыре, - повторяю, а сам пешку на шахматной доске представляю.

- Вот именно. Беги!

Наши медики, стремясь избежать паники и сплетен, зашифровали группы болезней шахматными клетками. Самые старшие, бывалые скауты знали смысл всей этой шахмащины, но я-то средний ещё. Даже ближе к младшим. Ну, ничего, всё равно скоро все узнают, что произошло, серьёзную травму не утаишь.

Я было подумал об Ие, её наивности и неопытности. Но скаут должен подчиняться страшим без расспросов, такова лагерная дисциплина. К тому же я понимал, что даже если пострадала моя новая знакомая, то лучшей помощью ей будет поспешить к медпункту, не тратя времени на расспросы и ахи-охи.

К тому же я попросту не девчонка!

Медики, услышав моё запыхалое сообщение, всполошились. Даже носилки с собой взяли. Я было увязался за ними, любопытно же, но они меня оттолкнули и велели блокировать боковые аллеи, постараться, чтоб никто на них не выходил, пока они не протащат пострадавшего. Что ж, скауты к этому тоже привычны. Ещё бы не быть нездоровому любопытству, когда на твоих глазах кого-то укрытого тащат на носилках! Ещё более нездорового.

Подежурил. Наконец, носилки скрылись в дверях медпункта. Теперь всё. Никого туда не пустят, и окна "заметелены". Там же нас голышом осматривают, мы уже знаем насчёт окон. А если кого и лечат одетым, то не переставлять же из-за него стёкла!

Я решил тогда погулять у штабного домика. Если это ЧП, здесь что-то обязательно будет происходить.

Иду. Гуляю. Сперва ничего, а потом из-за двери возмущённые голоса, ругательства почти. Распахивается дверь, за ней - директор лагеря с красным, искажённым от возмущения лицом. Увидел меня:

- Скаут, знаешь, где малышовый отряд?

Ещё бы не знать! Но отрапортовал беспристрастно, мол, так точно, ведаю. Осведомлён.

- Вот, беги туда и зови вожатую, чтоб сразу шла... бежала, немедленно!

- Может, я схожу? - забубнил из-за спины директора голос. Я едва узнал голос вожатого, того самого, что так лихо отмахивался рукой от шофёра. Какой же растерянный и жалкий стал у него вид!

- Сиди уж, без тебя обойдёмся. Так вот, скаут, давай, беги за ней, да не давай ничего делать, даже переодеваться. Единым духом ко мне!

Я салютнул и побежал исполнять. Удостоился злого-презлого взгляда, а когда званая пошла, поправив одежду, мне показалось, что походка не очень твёрдая. Может, из-за жары?

Впрочем, по лагерю уже ходили слухи, что некоторые сотрудники балуются креплёным квасом. Технические работники. Может, и до вожатых дошёл этот напиток?

А потом, исполнив приказание, я по-скаутски подобрался к окну и подслушал. Благо, директор не стеснялся, гремел руганью, правда, вскоре окно затворить допетрил. Но я всё же уловил суть.

Ребятишки, освободившись от багажа, недолго думали, во что бы такое поиграть. Здесь они были пока что чужими, даже не записанными как следует в отряд. Примкнуть к кому-то не получится. А позади их домика - большой пустырь с бурьяном. Ну, и стали играть в прятки. Малыши ведь.

Ну, и кто-то то ли упал, то ли толкнули его, то ли с разбегу налетал, но сухой стебель ткнулся ему в глаз. Сразу рёв и плач, ах, глазик, ах, выколот. Игроки-пряточники растерялись. Кто успел спрятаться, тот так и не отыскался до обеда.

Уже потом, из первых, что называется, рук, я узнал, что не растерялась в этой ситуации самая крошечная из девочек - моя Ия. Она вспомнила, что от туалета виден красный крест на флюгере над домиком врачей. Ну, то есть что красный крест из-за деревьев виден, и это, похоже, неспроста. Наверное, там врачи и медсёстры водятся. Туда и надо бежать.

Молодец, девчонка! Выходит, даже изнемогая от хотения в туалет, она думала не только о себе, но и о будущем. А остальные растерялись так, что даже забыли обратную дорогу к канцелярии. И вожатых нет поблизости. Сами себе предоставлены дети.

Я попытался представить себе, что было бы, если б не Ийка. Верно, с громкими криками разбежались бы не успевшие спрятаться по лагерю, всполошили бы всех. А так заполошились только медики и все те, кому они доложили. Всё больше порядка.

Без паники не обошлось. Но паника эта носила более централизованный и адресный характер.

Незадачливые вожатые пытались оправдаться. Они, мол, даже близко к бурьяну не подходили, где беда свалилась, что бурьян с сухими стеблями остался после этих лентяев скаутов (сами подёргайте, тогда узнаете!), что дети даже не были внесены в отрядные списки и поставлены на баланс.

Директор объясняет:

- Если ребёнок останется без глаза, голову снимать будут с меня. Но я до того успею снять её с вас. Пересёк автобус линию ворот - всё, ответственность за ребятишек моя. Никаких "белых пятен", был-не был, шли-не дошли. Даже из автобуса ещё не вылезли, а уже на мне их безопасность. Ну, здесь все на виду. Переписали мы их в канцелярии, я шофёра послал... к тебе шофёр подходил?

Невнятное мычание.

- Ты должен был с завтрака сорваться и полететь их принимать, потом занимать, беседовать и присматривать. Не моё дело их пасти, пока ты там вкушать изволишь. Да ты и потом их не принял. Прокол глаза случился гораздо позже завтрака, и журнал отрядный пустой. Почему же, дозавтракав, ты не занялся детьми?

Бу-бу-бу...

- Ну, хватит! Эскулапы наши постараются, и ты повезёшь травмированного домой, к матери. С ней и объясняйся, почему это у тебя дети в зарослях скачут. Вот будь ты отцом, принял бы такие оправдания?

Нет, не завидую я малышовому этому вожатому! Вожатой тоже досталось, она вообще никак не обнаружила свою причастность к малышам, ходила по лагерю и с парнями-вожатыми любезничала. А могла ведь и подстраховать своего нерадивого партнёра.

Потом директор, поостыв, стал рассказывать о том, как надо заботиться о детях, предотвращать их опасные поступки. И тут я случайно узнал одну тайну. Даже не сразу решился её здесь раскрыть. Так и распирает всего. Ладно, всё равно названия лагеря не выдам.

Но если вы попадёте в какой-нибудь лагерь, где почему-то в конце июля портится телевизор и его чинят весь август, постарайтесь не показать, что знаете, почему. А то они догадаются, что кто-то прознал секрет.

Директор говорит:

- Конечно, дети недовольны. Но я твёрдо про себя решил - незачем им смотреть телевизор в августе. Дело в чём, думаете? Ах, вы ничего не думаете! Даже поугадывать не хотите. В августе проходит чемпионат по водным видам спорта, и дети любят его смотреть. В частности - синхронное плавание. Нет, я ничего не имею против, чтобы скауты любовались на спортивных девушек в красивых купальниках. Но эти чертовки так легко, так ловко держатся на воде, что возникает иллюзия: засел в воду почти вертикально, чуть шевели руками-ногами, и ты держишься на воде, всё легко и просто. И утопляемость в августе резко идёт вверх. Не умеющие плавать смело сползают в воду в глубоких местах и не успевают даже понять, почему у них не получается так, как у синхронисток.

Слава богу, до дна никто тогда не утонул, но страшно даже смотреть, как люди в воду кидаются. Топиться, что ли, настало поветрие? А ведь действует секция плавания, постепенно обучаем держаться на воде. Нет - девчонки какие-то "русалят" в воде, и она нас будет так же держать.

Вот и запретил я телевизор на август. Надо думать о дурных примерах, предупреждать их влияние. И всё равно, даже тогда лучше не спускать с детей глаз. Они же не могут правильно оценить риск, вот в чём беда.

По моему мнению, основной признак несовершеннолетия - отсутствие права рисковать.

Тут директор подошёл к окну - наверное, вспотел. И я вынужден был завершить сеанс подслушивания. Но многое для себя понял.

Да, когда я был тут ещё скаутёнком, то помню - европейский чемпионат по "воде" смотрели. Вернее, не столько смотрели все, сколько разговоров об этом шло.

Сперва парни утащили телик к себе, чтоб одним им зырить. Девушки обратились к начальству и вернули прибор в общую комнату. Тогда парни, назло им, стали во время просмотров обсуждать фигуры спортсменок в купальниках, намёками сравнивать с рядом сидящими подругами - не в их, конечно, пользу. Тогда те попросили отдать телик им, хотели поставить его в конце пляжа, там, где косогор, и прыгать в речку с этого косогора параллельно с теличными спортсменками. Ну и, наверное, их аплодисменты принимать себе.

Им не дали. Телевизор - штука дорогая, подотчётная. И потом, как туда провод проведёшь, к пригорку этому? И на солнечном свету изображение будет тусклым. Нет, и не просите.

Они всё же добились, чтобы телик на время поставили в их спальню. Запирались. И мы, скаутята, бегали подсматривать, что они там вытворяют.

Девушки все до одной в купальниках, напротив телика - табуретка и таз с водой на полу. Взбирается очередная на табуретку и синхронно с телеспортсменкой прыгает в таз. Брызги, визг, все вокруг в мокрых пятнах. А "прыгунья" и купальник не замочила.

Быстро перестроились. Двое с разных сторон брали "прыгунью" под руки и плавно опускали ногами в таз, а остальные тут же из кувшинчиков её заботливо обливали. Так ближе к настоящему прыжку... но всё равно далеко.

Мы, пацаны, видели, как одну девушку брали за руки-ноги четверо подруг и пытались имитировать обороты и винты, а также приводняться головой. Кончилось тем, что они сунули подругу головой в ведро с водой, и пока пытались подхватить её поудобнее, чтобы вытащить, она запускала пузыри. А они-то беспокоились, как бы пол поменьше забрызгать!

Но придумали-таки выход. Сдвинули все кровати открытыми сторонами, с одной стороны поставили ведро с водой и детскую пластиковую ванночку, тоже не пустую. "Прыгунья" ложилась спиной на пол с другой стороны, бёдра вверх, голени на кровать. По сигналу её ноги прижимали к кровати, и она, напрягшись, отрывалась от пола и поднималась, кувыркалась по сдвинутым кроватям, распрямляясь, переворачиваясь с живота на спину и снова на живот - имитировала обороты и винты. Закончив, сваливалась туловищем в ванночку, ей тут помогали не набрызгать. А голову совала в ведро с водой.

Только когда телевизионная спортсменка выныривала из бассейна, её "двойняшку" звонко шлёпали по попе, и та вытаскивала голову из ведра. Зато жест, которым она оправляла кромки купальника на ягодицах и груди, был самым настоящим, скопированным, отрепетированным. Для того её и шлёпали, а пока голова была в ведре, украдкой оттягивали купальник с бюста, вот и поправляй.

Мало того, они все сочли "прыжки" на кровати предварительными состязаниями, а финал устроили на том же пригорке, куда им не разрешили взять телик. Очень робкими были попытки, хотя бы один оборот сделать в добавление к обычной половинке, о винтах и мысли не было. Всё заканчивалось обычно болезненным плюханьем о воду, она таких шалостей не прощает.

Это тебе не подружка по попке!

Вот интересно: когда состязания закончились, девчонки стали ходить какие-то расстроенные, не в настроении. Мы сперва думали, что это из-за телика, его ведь вернуть пришлось в общую комнату. Но насчёт этой сугубо технической вещи вряд ли кто стал бы приплакивать - а они глазки мочили-солили, мы сами видели.

Видать, не в телике дело.

Стали мы перехватывать разговорчики расстроенных, лица на которых нет. О чём они друг с дружкой балакают? И поняли, что за эти две недели наши скаутихи прямо-таки сроднились со спортсменками - через экран. Прыжки в воду - это ж язык жестов и пантомимики, движений всего тела. Когда камера перед прыжком наезжает крупным планом, предстаёт воплощённая надежда на фоне отголосков прошлых чувств. Сам прыжок - это разворачивание эмоций и воли в пространстве и сжато - во времени, борьба со случайностями и самой собой. Из-под воды показывают, как прыгунья всплывает - и тут язык жестов, она уже успела понять, хорошо ли прыгнула, ждут ли её по выныривании искренние аплодисменты - или всего лишь вежливые хлопки. Даже по тому, как она поправляет купальник на ягодицах, под водой, или на груди, уже выйдя, можно понять, как спортсменка сама себя осудила.

А секунды ожидания оценок - это вообще нечто! Лицо, крупный план, тут или спрессованная во времени надежда, или горделивая уверенность, или безысходность - и как сентиментальным нашим девчонкам хочется поддержать иногда почти что сверстницу, мол, не переживай так. Или разделить радость, удачливые ведь стремятся пообниматься, хорошо, если это дуэт, а если одна и вокруг одни соперницы? Ревущие трибуны - это хорошо, но и рядом кто-то нужен.

Выручает тренер.

Тем более что идёт перебивка "бытовыми" кадрами: как спортсменка поправляет купальник, вытирается, швыряет полотенце или греется под тёплым душем, жестикулирует с тренером, машет в камеру - а то и строит гримасы. Ну совсем как мы. Кто-то узнаёт жесты и повадки подруг, а кто-то даже свои. И такими близкими, родными становятся эти девчонки из разных стран! Такие же, как мы, просто лучше всех умеют что-то делать. Может, и я что-то такое умею лучше всех, только вот никогда этого не делала и потому не знаю.

А то, что судьи считают ошибками, на самом деле - индивидуальные чёрточки к эмоциональному портрету. Смотреть на никогда не ошибающихся - всё равно что на роботов, на машины какие-то, как они крутятся. Нет, ты победи - но по-своему, выразив себя - но скрыв от судей. Только тогда смотреть приятно и расставаться жалко.

Возвращаюсь к повествованию. Думаю, если бы ничего особенного дальше не происходило, я целиком и полностью примирился бы с лагерной дисциплиной вечером, ворочаясь в постели перед засыпанием. Но это резко ускорилось третьим событием, где "всякий случай" стрясся уже со мной самим.

На кухне в тот день дежурила одна девчонка из нашего отряда, и от неё я узнал, что закладка на обед была такая же, как и на завтрак. Но ведь малыши не завтракали! Выходит, не будут и обедать. Слишком поздно их поставили на баланс в отряде, списки не успели дойти до кухни. Тем более, вожатый уехал отвозить одноглазого ребёнка домой, а вожатая вообще не была в курсе дела.

Узнав об этом, я всеми правдами и неправдами добыл "пробную", дообеденную порцию, затем с применением всех скаутских приёмов выманил Ию подальше от товарищей и заставил пообедать. Она отказывалась, потом хотела поделиться, а что же тут на двадцать ртов делить? По ложке супа, укусу гуляша и глотку компота?

Я ей соврал, что для малышей будет развёрнута специальная полевая кухня, и вожатый сам будет рубить для неё дрова - в наказание за глаз. Всех накормят, но пища пропахнет дымом, а такой малышечке, как она, это вредно и невкусно. А поскольку она не только малышка, но ещё и девочка, будущая женщина, вряд ли и в будущем ей понравится грубая солдатская еда. Так что наворачивай, что дают, сестричка!

Ну, и придерживал её, конечно, прямо "руководил" в прямом смысле слова. Вспоминал, как меня самого заставляли "наворачивать", когда не хотелось.

По крайней мере, директору теперь не открутят голову за то, что оставил голодной самую маленькую и слабенькую девочку лагеря.

За этим занятием меня и застал горн на общий обед.

А у нас было жёсткое правило, их тех, что не пишут ни в памятках, ни на щите, зато вожатые наедине повторяют часто: перед любым приёмом пищи в обязательнейшем порядке посетить туалет. На это оставляли время, если с отрядом занимался вожатый, у них в наручных часах пищало, сам слышал. До горна на обед минут десять-пятнадцать, и все валили в "заведение".

А я с Ийкой провозился и прошляпил "сортировку".

Никто, в общем-то, не возражал против этого правила, тем более, всё равно руки мыть. Понимали, что нужда не даст питаться со вкусом, а если она "по-большому", то как бы воздух при всех не испортить. Но смущала категоричность, жёсткость. Зачем бы это, раз всё и так логично?

И однажды кто-то догадался. Я мог бы написать, что это я, никто же не проверит, но скаут должен говорить (и писать) только правду. И я пишу: не совсем я. Я бы тоже, конечно, смог, но меня опередили. Но с догадкой брата-скаута я вполне солидарен, очень уж она правдоподобная.

Так что она и моей чуть-чуть стала, не так разве?

Дело в том, что обеды, завтраки и ужины обладают большой организующей силой. Каждый на них приходит - раз, каждому есть место - два, оканчиваем есть одновременно - три. Встали из-за стола, поклон поварам - и сейчас же строй нас в шеренги и веди, куда там расписанием положено, хоть на тихий даже час. Так и делали, собственно.

Не то туалет. Мест на всех, если все сразу, не хватает, толчея, суета, анархические настроения. Если после обеда отпустить сюда людей, то на тихий час их не соберёшь. Нет ничего проще, чем потеряться по пути туда или обратно.

То ли дело - строем, с песнями! Сразу после Его Организующего Величества Обеда.

Ну, кое-кто из духа противоречия стал манкировать своими обязанностями... но я сейчас не об этом.

Просто я не видел большой беды в том, что сейчас пойду, то есть побегу, горн уже ведь дали, на обед необлегчённым. Не буду рвать жилы и забегать в туалет. Хотя, если честно, надо бы.

На обеде я ёрзал по скамейке и изо всех сил сжимал ягодицы. Как назло, было много жидкого, и кишечник радовался скорому опустошению. Я его радость не разделял, она мне боком вышла.

После долгого и тягостного обеда - строем на тихий час. Животу всё хуже и хуже. Часть газов по дороге тихонечко спустил, но легче стало частично и ненадолго. Думаю, может, если лежать неподвижно, утихомирится животик мой? Как бы ни так! Главным стал в организме, не упустил свой шанс.

Нет, я понимаю, что на тихом часе почти никто не спит и сил не набирается. Я тоже не ждал прилива сил. Но терять их в борьбе с собственным животом, вставать обессиленным - не дело. Тем более, каждую секунду мог выскочить нехороший звук... Лучше уж нарушить этот "тихий час" и в туалет сбегать тихонечко.

Незаметно для других поднялся и вышел. Ступни в прорезиненных таких тапочках, чтоб кроссовки не шнуровать, трусики на мне маленькие, беленькие. Постельный вид, конечно, но не то чтобы совсем уж неприличный. Если кому попадусь на глаза, объясню. А малышовый корпус от нашего поодаль стоит, так что я, большой и сильный, моей Ие на глаза таким голеньким и слабеньким не попадусь.

Вышел (выкрался) из домика и сразу вспомнил, как нам вожатый перед отбоем советовал зайти за домик, а не бежать в туалет. Ну, когда темно или хотя бы сумерки, по-маленькому можно и так. Но сейчас-то светло, могут или увидеть процесс, или наткнуться на свежую кучку его результатов. А то и вляпаться с разбегу. Нет, не пойдёт.

И я крадучись поплёлся в туалет настоящий.

Риск был, конечно, зато ожидала и роскошь единоличного "приёма". Кто был в лагерях, знает, как неважно справляется нужда в составе толпы. То ли дело - одному, не спеша, в любом месте...

Вот уже и само "здание". Я хотел уже было ускорить шаг, как вдруг увидел, что шагаю туда не один. В нескольких метрах впереди к туалету подвигался какой-то паренёк в чёрных полукедах и блестящих чёрных плавках.

Он был повыше меня, постарше - но ненамного, не достигал старшей скаутской группы. И помускулистее. Стрижка короткая. А плавки чем-то мне напомнили зады наших лагерных девчат - тоже до пояса (мини-бикини у нас не приветствовались) и тоже попа выпирает. Сказывалась общая накачка мышц.

Парень подошёл к двери "М" и замялся, как бы колеблясь. Ну, меня подпирало, выбирать не приходилось. Пошёл быстро вперёд, но тут он повернулся - и я чуть на него не налетел. Но удержался всё-таки.

Он смерил меня взглядом и спросил:

- Сюда?

- Да.

- По-маленькому?

- Нет, я по-большому.

- Это хорошо.

Он сказал это громче нужного и посмотрел чуть мимо меня. Я догадался оглянуться - без паники, но всё-таки. Невесть откуда появились ещё двое таких же. По дороге я их не видел. Значит, таились где-то, подстерегали, стараясь не попадаться на глаза. Неладно...

Меня вдруг обуяли худшие опасения. Что им от меня надо? И кто они? Раньше я этих лиц в лагере вроде не видел. Но ведь и знал далеко не всех. Скауты? Или пробравшиеся тайком местные? В "тихий час" им надо опасаться только патруля, если же, например, чужаков заметят из окна сами ребята и поднимут тревогу, то это "не считается", потому что все ведь должны спать.

Я уже имел печальный опыт попадания в такие ситуации, из которых небитым не выйдешь. Но тут всё не похоже пока. То есть начало не похоже. Что так просто не разойдёшься, понятно, но и на обычных драчунов не похожи они. Жестов угрожающих не делают, бицепсов не напрягают, закурить не просят.

Но меня пугали их плавки, вернее, "шишки" внизу. Это были низы взрослых, зрелых мужчин. Выпуклости напоминали кобуру, в которой таится мощное оружие. На пляже они пользовались бы диким девичьим успехом, а вот меня пугали. Парни с такими низами должны быть очень сильными и решительными.

Разговор тем временем продолжался:

- Правда, по-большому хочешь? - спросили те двое. - Сильно?

- Сильно...

Секундная пауза, и вдруг первый заговорил:

- Слушь, братан, помоги нам спор решить. Двое из нас поспорили, один - что если хочешь по-большому, то перевёрнутому легче терпеть, второй - что не легче. Третий судит. Тебе незачем знать, кто есть кто. Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем. Значит, всё будет объективно, беспристрастно. Ну, поможешь?

- А как? - спросил я, с крепнущей надеждой, что бить не будут.

- Очень просто. Ты сейчас постоишь тихонечко, засечёшь степень терпежа. Потом мы тебя перевернём, ты заново прислушаешься к животу и скажешь, полегчало ли. Если да, мы можем тебя и подольше подержать, подождать, пока вернётся позыв. Или обратно на ноги - и в туалет.

- А?..

- Мести не бойся. Судья сразу же встанет на сторону выигравшего. Да мы к дракам и не склонны, каратисты же, как-никак. Да, кстати, когда ты на турнике вертишься, вниз головой не бывает у тебя дурноты или потери сознания?

Скаут должен быть находчивым. Я коротко ответил:

- Нет.

И в самом деле, турник был у меня, мягко выражаясь, в планах. Поэтому дурноты и не могло быть.

- Тогда можно. Тихо, ребята, пусть он постоит с прикрытыми глазами и запомнит ощущения. Давай!

И я запомнил. Ну, как объяснить? Терпеть могу минуты две, наверное, зажимаясь сё сильнее и сильнее, а потом прорвёт.

- Всё. Давайте!

Первый присел на корточки и взял меня за лодыжки, второй - за плечи. И аккуратно меня перевернули, приземлив головой и подогнув шею. Поза типа "берёзки", только за лодыжки держат и руки к земле прижимают.

- Обвыкайся и говори.

Я не успел прислушаться к новым ощущениям в животе (да и были ли они новыми?). К горлу вдруг стало подступать. Неужели отрыжка? Я открыл было рот, чтобы предупредить о "нечистоте эксперимента", да тут же его и захлопнул, с трудом сглотнув. Втянул носом воздух - и снова тянет сглотнуть. Во рту завкуснелось чем-то кисло-горьким, как при рвоте.

Это же вниз по пищеводу стекает обед! Пережёванный и начавший перевариваться. Как я об этом не подумал! Нет, если хочешь жить, нарушая лагерные правила, думать придётся обо многом.

- Ну как? Легче? Или нет?

Я открыл рот, чтобы ответить, но повторилось то же самое. Еле успевал вдыхать, а голос так вообще пропал. Даже не могу попросить, чтобы перевернули.

Вдруг чую - с меня приспускают трусы. То есть приподнимают, всё ведь вверх ногами. Одной рукой, вторая лодыжки держит. И двумя пальцами, я даже вообразил - большим и указательным - разжимают мне попу. То есть раздвигают ягодицы.

Конечно, если испытуемый замолк, как не посмотреть, что с ним творится?

Щёки у меня уже горят, красные, наверное - с натуги. Глотать стекающее вниз - сизифов труд. И ещё плохо, что они не понимают, почему молчу. Может, сознание потерял. А про турник наврал.

Я поднатужился и выплюнул рвоту. Длинной струёй пустил вбок, чтоб нос не залить, он ведь подо ртом. Хапнул ртом воздух - и снова в него жижа лезет. Ничего не остаётся, как плеваться.

Слышу сквозь шум в ушах и шлепки плевков:

- Что это, из него ртом г-но попёрло, что ли?

- Нет, это у него голова кружится, рвёт просто.

- Он сказал, что сильно хочет, если сейчас не полезет из него, значит, и впрямь вверх ж-ой терпеть легче.

Я плюю и вдыхаю, вдыхаю и плюю. Чуть промедлишь, тебе зальёт дыхательное горло. Мне не до экспериментов.

Наконец, я почуял, что в рот больше ничего не лезет - почти. Но не успел раскрыть его, как держащий лодыжки широко развёл их.

- Ой!

Снова сомкнул, взял в одну руку, а второй пощупал мне живот.

- Ой-ёй-ёй!

Они, похоже, интуитивно поняли и положили меня на спину. Еле успели. А я еле успел доспустить трусики. Попёрло из меня мощно и неостановимо. Приходилось извиваться всем телом и отгребать головой вперёд, чтобы не пачкало тебя, а тянулось змеёй по земле. Живот взрывался отдельными толчками, я отталкивался от земли и полз.

Когда встал, пошатываясь, парней в чёрных плавках уже не было. Пошёл в туалет, взял там газету... Ну, дальнейшее понятно. Только вот убирать за собой не стал. Нечем, да и голова кружится, скорей бы до постели добраться.

Остаток тихого часа я продрых, как никогда раньше. И позже.

А потом на вечерней линейке долго и нудно выясняли, кто это так неаккуратно ходит в туалет.

Я не стал брать на себя чужую вину. То есть признаваться. Это ведь черноплавочники меня вынудили опростаться в срамной форме, без них бы всё тип-топ было. Я искал их глазами в общем строю, но безуспешно. Если они не дураки, то я тем более.

Перед Ией тоже не хочется срамиться.

И вот после целого каскада "всяких случаев" я зауважал лагерную дисциплину. Мы ведь не понимали, чего избегали с её помощью, каких и сколько вредных последствий. Нарушил, тебя тотчас последствие по башке - хоп!

Сходи я в туалет, как положено, до обеда, и все так сходи, безуспешно бы черноплавкие подстерегали жертву у туалета. Нечто вроде бойкота. И другие вредные последствия зря бы поджидали меня, мирно посапывающего в постели.

Да, лагерную дисциплину нужно уважать.

Скауты меня вряд ли сразу поймут. Я решил написать рассказ и поделиться с читателями. И если даже скаут прочтёт, вреда не будет, верно? А Ия прочтёт - она поймёт...

Да ты читать умеешь ли, крошка?