Это случилось в начале ноября, в предзимье, когда я учился на третьем курсе.

Всё началось с того, что трое первокурсниц не смогли ужиться в нашей общаге. Двое из них жили в одной комнате, третья - в другой, но что-то не заладилось в отношениях с соседками. На занятиях они всегда были вместе, и после ходили тоже втроём, поглядишь и видишь, что душа в душу девчонки. А вот возвращаются в общагу и расходятся по комнатам - тут-то и начинаются... ну, конфликты.

А если без дипломатии, тщательного подбора слов - бабьи дрязги.

Из-за чего у них там и как - это парням неведомо, да и неинтересно, если честно. Ну, одна ставит на плиту сковородку ручкой влево, другая - вправо. Одна прокладку стрельнула, другая не одолжила, самой нужна. И что-нибудь вроде этого. Для нас это не недостатки. Трое нормальных, дружащих девчонок без видимых дефектов - ничего не мешает, чтобы познакомиться и начать ходить вместе.

Эти трое даже просили коменданта поселить их вместе, но не было в общаге комнат на троих. На семерых - как минимум. И если шестеро - одну или пятеро - двоих ещё угнетают, плохо, но тихо, по крайней мере, то "три на четыре" - это уже будет самая настоящая бабская война. Не выход.

Обо всём этом я слышал тогда краем уха, своих забот хватало. Но однажды подходит ко мне приятель мой Тишка и говорит:

- Слушь, давай этим троим поможем. Они переезжают, надо чемоданчики поносить и кое-какую мебелишку.

- Что, комендант расщедрился? - удивился я.

- Нет, они в "Староновье" сняли квартирку, прямо по Агате Кристи, "третья девушка", - и объяснил.

Стоял в Старо-Новом переулке дом, многоэтажный по переулочьим меркам. Развалюха - не развалюха, но был признан ветхим (или аварийным, я в этой бюрократии не разбираюсь), чтоб снести и построить на этом месте торгово-развлекательный корпус. Жильцов расселили, и только-только должен был подъехать бульдозер с чугунным ядром, как поменялись планы.

Как шутили знающие люди, последняя взятка перенапрягла финансы застройщиков, и денег на задуманное перестало хватать. Другие, наоборот, уверяли, что именно из-за несолидности взяток разрешение на снос и застройку так окончательно и не было получено. Как бы там ни было, дом сносить не стали, а устроили ему капитальный ремонт, чтоб как новенький стал. И стали продавать квартиры в нём заново. Ипотека и всё такое денежное.

Первый и последний этажи, по старой традиции, не котировались, поэтому их стали сдавать в аренду, не пустовали только чтоб. И вот Марьяна, лидер в той девичьей компании, сняла квартирку на последнем этаже на троих, прямо по рецепту "бабушки Агаты". Дороговато, но посильно, и цена за житьё в психологическом комфорте нормальная. Документы оформлены, задаток внесён, можно переезжать.

На переезд, как известно, нужна мужская сила. А среди первокурсников друзей у новосёлок этих не завелось пока. Наверное, общежитские чертовки чёрт-те что понарассказывали о троих "белых воронах". Да и слабосильны первачки, хлипковаты. На серьёзное мужское дело требуются именно мужчины, с курса не ниже третьего.

Такие, например, как мы с Тишкой.

Ну, я согласился. Тем более, их - трое, нас - двое, и возможны, как говорится, варианты. Выбирать можем, если попросту. Или, наоборот, отказаться от выбора и дружить в целом, трое на двое.

Дело происходило, как я уже говорил, в ноябре. Мы были в лёгких куртках и всё равно вспотели. Чемоданы у них тяжеленные, а Марьяна ещё и мебель в аренду взяла, так вот её тоже тащи. А этаж-то последний! Лифт только на словах. Работа не для слабаков, в общем.

Хорошо ещё, что рояль закорячивать не пришлось, да и без вместительных шкафов девушки решили пока обойтись. А вот без кроватей не обойдёшься, ещё и тумбочки эти... Общежитская какая-то у них фантазия.

Мы с Тишкой обратили внимание, что не одни мы заселяемся. У подъездов стояли грузовики, и ражие грузчики затаскивали с них в двери мебель. Весёлая такая картина заселения муравейника-человейника. Зиновьев, по-моему, так пошутил. Нам его не преподают, но кто хочет, тот знает.

Я сообразил, что люди стремятся успеть до первого снега. Мало радости, если твоё имущество будет посыпать снежок, мгновенно-то его не утащишь в подъезд. Лучше уж до того.

Мы на своих двоих управились как раз к обеду. Машины, видим, тоже отъехали. У грузчиков и шоферов тоже обед. Но у нас лучше.

Нас из благодарности девочки упросили остаться и откушать. Мы бы предпочли в другой раз, или хотя бы попозже, упарились же, но отказываться невежливо. Марьяна, Маша и Марина и на кухне орудовали, и нам указывали, что куда ставить. Кастрюли-сковородки (те самые, с ручкой в нужную сторону) мы им раньше всего доставили.

Ну вот, откушали мы, заодно полюбовались на девичью радость от обретения "своего угла", наслушались, как их в общаге третировали. Прямо радостно за них стало. Но это другой рассказ, другая история, а я о чердаке писать загадал.

После обеда пришла пора и охота покурить. Но отопление тут хиленькое, и морозить новоявленных хозяек открыванием окон мы не хотели. К тому же неплохо и осмотреть их этаж поподробнее, мы же свету белого не видели, когда таскали-корячились. А если честно, хотелось и сказать кое-что друг дружке наедине, поделиться кое-какими впечатлениями. И дать возможность сделать то же самое хозяйкам - без нас.

И мы вышли покурить в коридор.

А в этом доме подъезды не изолированные. Идёт вдоль этажа такой длинный коридор, и на него выходят лестницы от разных подъездов. Чем-то похоже на общагу нашу, только там две лестницы всего, по краям. Это неплохо заведено, если, скажем, пожар, и одна лестница уже в огне, можно добежать до другой, может, там ещё можно спуститься. А будь подъезд изолирован - куда деваться? Из окон прыгать?

Честно говоря, я уже не помню, какие мысли ко мне приходили тогда, а какие - сейчас, когда я пишу рассказ. Для связности лучше ведь добавлять и свежие мысли, правильно? Задним числом осмыслять произошедшее. Лишнюю проницательность себе приписывать не след, а остальное допустимо.

Постараюсь не приписывать.

Мы с Тишкой неосознанно искали туалет, где бы и покурить, и не только. В девичьей квартирке мы постеснялись "опробовать" санузел, только руки перед едой помыли, не закрываясь. А это ведь не общага, тут нет суверенных этажных туалетов. Трудно отключать общежитские стереотипы хотя бы на время, это я понял.

По дороге нам там и сям попадались чёрные пластиковые мешки, чем-то набитые. Оказалось - мелким строительным мусором. Верно, рабочие облегчили себе работу, пооставляв всё здесь, или же им за вынос элементарно не заплатили. Со временем мешки намозолят жильцам глаза, а то и наспотыкают их об себя, и будут мало-помалу вынесены с ворчаньем либо руганью на мусорку. А пока стоят... или лежат. Чёрные, с сероватинкой такой, пластиковые мешки-пакеты для мусора. Представляете, наверное.

Так мы дошли до конца коридора, до лестницы на чердак.

Тут это оказалось устроено по-другому. У нас в общаге как? В потолке коридора люк, и к нему от пола поднимается лестница из толстых стальных прутьев. Взбираешься по ней, и нужно ещё отпереть замок люка, а рукой-то одной надо продолжать держаться, только вторая свободна. Не очень это удобно, мягко выражаясь.

А тут - совсем другое дело. Лестница заворачивает, словно сверху есть ещё один этаж, и идёт ещё один пролёт, оканчиваясь солидной лестничной площадкой, как бы висящей в воздухе. От неё к люку в потолке косо поднимается лестница из плоских железных ступенек, по ней именно идёшь, а не взбираешься обезьяною, и обе руки свободны. Культурно и удобно.

Главное, что эта висящая лестничная площадка не видна из коридора. Курить можно безнаказанно. Мы туда поднялись, но площадка оказалась загромождённой мешками с мусором. Похоже, их подняли сюда из коридора, чтоб там не мешались. С глаз долой, и пущай стоят хоть до скончания дома.

Или пока не рухнет, обветшав, сама эта лестничная площадка.

Но, если честно, не в загромождении было дело. Покурить можно было и присев на мешки, на те, что помягче. После сытного домашнего обеда даже лучше присесть на что-нибудь (а ещё лучше - прилечь). Но, подняв глаза, мы увидели, что в люке нет замка.

Почему бы не покурить на чердаке?

Так и дыму в коридоре меньше, и тяга к приключениям удовлетворяется. Мы забрались на чердак, люк закрыли за собой на всякий случай (он вскоре наступит). У слуховых окон светло, там и кури себе.

Прохладно тут, почуяли мы. Если б не надели свитера, а остались в одних рубашках, было бы нехорошо совсем. В свитерах ничего, но всё равно долго не стоит. Как раз на сигарету одну холодок терпится, потом уже начинает пробирать. Ноябрь же, не забыли?

Покурили. Возвращаемся. Присели, чтоб откинуть, люк, и вдруг друг на дружку посмотрели. Мысль единая: а не отлить ли тут? Или уж не показывать друг дружке робость свою перед девчатами?

Помешкали несколько секунд, ничего решить не можем. Вдруг Тишка говорит:

- Идёт сюда кто-то. Тише!

Да и я уже слышу - шаги приближаются. Уверенные какие-то шаги. Лучше не лезть на рожон, а подождать. Пузыри, конечно, с нами солидарны, потерпят тоже.

Быстро нашли щели узенькие между люком и его обводкой, легли на животы, приникли глазами.

Долгие секунды ожидания и даже надежды: может, пройдёт мимо, может, свернёт, не дойдя? А если всё же дойдёт, то пусть это будет лицо неофициальное, не имеющее право безответной ругани. И права выяснять личности. Незачем впутывать сюда наших девчонок.

Из-за угла показалась женщина. Возраст пока определить трудно, она в полной зимней одежде. Молодая, вроде, но больно уж уверенно шла. Так ходят коменданты общаг, управдомы, воспитатели...

Кстати, особенную походку и повадку вырабатывают молоденькие преподавательницы и аспирантки, чтоб добавить себе уверенности в общении со студентами. И строгий голос, и придирки всякие. И хоть здесь дом - не общага, но в нас крепко въелась опаска перед "уверенношаговыми". Лучше не связываться и не светиться, а при встрече лоб в лоб и приветствия вежливого не пожалеть.

Женщина повернула к нам и вдруг пошла вверх по лестнице. У нас похолодало в груди. Мы видели её спину и голову в шапочке, вот она дошла до площадки, повернулась...

Как-то так повернулась, что стало ясно - идёт она на чердак по заранее спланированному делу. Не миновать нам неприятностей. А всего неприятнее будет, если мы навлечём хлопоты на головы наших девчонок, вздумай мы объяснять своё появление здесь правдиво.

И вот что ещё... Мужчинам писать об этом несолидно, но есть одна причина, потом поймёте, почему я об этом упоминаю. Мы давно не были в туалете, на чердаке очень прохладно, плюс испуг. В общем, одна капелька из меня в трусы вышла. Ну, может, две. У Тишки то же самое, как потом оказалось. Но не больше. Снаружи, во всяком случае, ничего не заметно.

Каково же было наше облегчение, когда женщина дальше не пошла. Остановилась на площадке, хорошо мы её видели. Может, обойдётся всё? Покурить, может, как и мы пришла, или проверить, много ли мусора скопилось. Вон как зыркает по мешкам. Постоит или покурит и уйдёт себе.

Осмотревшись, женщина поставила на перила площадки сумку, такую, типа спортивной, на "молнии", расстегнула и что-то вытащила. Расправила с шуршанием, и мы увидели чёрный пакет, такой же, как и с мусором, что везде тут попадаются. Только пустой. Растопырила так, чтобы удобней класть в него было, и пристроила на площадке между "мусорными".

А дальше началось нечто странное.

Женщина сняла с головы шапочку и бросила её в пакет. Хм-м, и вправду молода, можно даже девушкой назвать. Расстегнула и сняла куртку, плотно её свернула и тоже засунула в пакет. Свитер на ней тёплый и джинсы, фигурка ладная, молоденькая. Но я не хочу называть её здесь девушкой. Пусть будет девица, это слово всё-таки с оттенком отчуждения. Может, и рано я стал так её называть, ведь в то время ничего ещё не понял.

Итак, девица. Дальше она сняла зимние полусапожки, обернула их чем-то и тоже погрузила в пакет, а на смену вытащила из сумки... домашние тапочки. Несколько твистовых движений, и вот они на ногах.

Потом... потом она, не поверите, засучила свитер под грудь, воздела руки и - сняла его! Сняла тёплый свитер, оставшись в лифчике. Мы недоумённо пялились на молодое женское тело, а его хозяйка деловито складывала свитер и прятала в чёрный пакет. Спокойно так, словно находилась в собственной спальне одна, только кое-где кожа подёргивалась, холодновато всё же здесь. Не для обнажёнки атмосфера.

Тогда, помню, подумал: неужели такой горячий клиент у этой путанки, что в дверь к нему звонить надо уже готовой к употреблению? Недоучёл, что мешок-то подобран под уже имеющиеся.

Настал черёд джинсов, они тоже перекочевали в пакет, он вздулся, под завязку почти. Хозяйка осталась, не считая тапочек, в одном белье. Насколько мы видели, это было именно женское кружевное бельё, не очень свежее даже, а не бикини. На секунду пригрёзилось даже, что это жена у тебя в спальне раздевается, а ты уже лежишь в постели, почему-то на животе. Только при жене можно сопеть, а мы с Тишкой дыхание затаили и кое-что напряглось у нас в трусах.

Девица с хрустом потянулась, расправила тело, потёрла кое-где. Достала из сумки халат, расправила и надела. Обычный домашний халат, линялый, потёртый, разношенный. Чуть-чуть лифчик виден на груди, факт. По бокам карманы.

Оправив халат, она вмяла в пакет опустевшую сумку, утрамбовала и насадила на горлышко резиновое колечко. Мешок стал ничем не отличаться от своих соседей со строительным мусором, разве что не было острых выпирающих углов. Но это мелочи. Он мог простоять тут ещё несколько недель, не обращая на себя внимания.

Девица поворошила на себе волосы и приобрела какой-то неряшливый вид. Ни дать ни взять - только что вышла из какой-то квартиры, оторвавшись от плиты или веника. Тут мы с Тишкой стали кое-что смекать. Переглянулись даже, подмигнули друг другу.

Тихонько напевая что-то себе под нос, переодевшаяся спустилась с площадки и неторопливо пошла к коридору. Теперь у неё была тапочно-шаркающая походка, домохозяечная какая-то, ничем не напоминающая ту, уверенную, что нас тогда напугала.

Выждав пару секунд после исчезновения её из поля зрения, мы бесшумно подняли люк и спустились сначала по железной лестнице, потом по обычной. Подошли к углу и притаились. Не хотелось спугнуть. Увидев людей, идущих от спрятанной одежды, девица могла изменить свои планы.

Стоим, прислушиваемся. Ага, звонок в дверь. Вот, скрипнув, дверь открывается. Голос:

- Вы извините, пожалуйста, я ваша соседка снизу. Готовлю обед, муж ещё не вернулся, сунулась, а хлеба нет. Деньги все грузчикам ушли. Вы не могли бы мне одолжить рублей сто-двести? До вечера, у мужа есть.

Пауза. Шагов жильца мы не слышали. Снова голос:

- Нет, сдачи нет, ни копейки ведь денег. Если не возражаете, я возьму всю пятисотку, мне нужно кое-что из женских мелочей купить. Ну, вы понимаете. Большое спасибо. Верну, вечером и верну, когда муж придёт. Завтра утром - уж точно. До свидания. Спасибо большое, выручили по-соседски. - Хлопок двери.

Мы с Тишкой торжествующе посмотрели друг на друга. Наша версия блестяще подтверждалась. Правда, раньше мы думали, что такие мошенницы орудуют в паре, кто-то сторожит одежду, а эта, видимо, решила не делиться... или же не нашла никого, кому могла бы довериться.

Тапочки зашлёпали дальше по коридору. Снова послышался звонок, намного тише. Всё повторилось, только нам слышно было хуже и добыча "домохозяйки" была поскромнее. Похоже, она решила устроить "чёс". А это значит...

Между лестницами было по две квартирных двери с каждой стороны коридора. "Чесала" девица только одну сторону, потому что двери были супротив друг друга, так что звонить и туда, и сюда было опасно. Мы с Тишкой подмигнули друг другу, вышли в коридор и неторопливо двинулись к следующему выходу лестницы. Лучше бы, конечно, быть в шубах, но приходилось оставаться в свитерах. Мало ли кто ходит по коридорам. Главное, не обращать на неё внимания, тогда "чёс" продолжится.

На случай, если девица оглянется, у меня был заготовлен вопрос грубым голосом:

- Куда это мы рояль заносили? Сюда или туда? - выдающий нас за грузчиков. А если бы Тишка меня опередил и спросил о чём-то наподобие, я бы ответил типа:

- Нет, это этажом ниже было.

Но девица не оглянулась. Судя по движениям рук, она прятала что-то за пазуху. Хотя почему за пазуху? Если "чёс" капитальный, там должен быть карман, и достаточно ёмкий. Наполняясь, он увеличивал бюст. Наверняка всё у неё продумано. Боковые карманы должны быть пусты.

Мы дошли до следующего поворота на лестницу - или поворота на следующую лестницу, так же спрятались за углом. У обоих одна мысль, вырисовывающаяся в испуганных взглядах друг на дружку: следующая дверь - наша. То есть наших девчонок, угораздило их оказаться на "чёсовой" стороне. Неужели их тоже облапошат? Наших?? Девчат???

Мы затаили дыхание. Послышалась мелодичная трель звонка. Этот звонок Тишка сам налаживал, а я ему отвёртки и пассатижи подавал. Знакомый скрип двери - петли мы ещё не успели им смазать. Хотели, но маслёнки у наших хозяюшек не оказалось. А ведь они нас ждут, думают, что это мы звоним.

- Здравствуйте! - раздался приятный женский голос. Слух резануло. Хорошее слово в грязных устах мошенницы. Вот ведь какая! Знает, как к себе расположить.

Пошла обычная туфта про отсутствие хлеба, про денежного мужа, который вернётся только вечером, что без копейки осталась, в одном халате. Мы вслушивались, пытаясь уловить фальшь, но легенда звучала безукоризненно. По Станиславскому, что ли, репетировала? Ну, нигде не собьётся! И эти тоже хороши, ранее облапошенные! Двери сразу позакрывали, не слышат, как тиражируется в коридоре одна и та же жалостливая история. Ну, что стоит приоткрыть и высунуться? Вспугнуть хотя бы, с этажа прогнать.

Мы в глубине души надеялись, что наши девчонки не клюнут. Разгадают уловку. Деньжонок у них немного. Правда, мы не знали, кто именно сейчас эти речи слушает. Но вот пришла очередь и слушательнице ответить:

- Я не знаю, я сейчас посоветуюсь, - узнали мы голос Маши, Машеньки, самой маленькой и уязвимой девочки. Обмануть такую - тяжкий грех.

У Тишки, смотрю, лицо злое, губы кусает. На наших глазах... ну, то есть в пределах слышимости, облапошивают знакомых нам людей... а может быть, и не просто знакомых, очень уж Тишка сердит. И, кажется, на Машу взгляды за обедом бросал.

Тем временем зашаркали снова знакомые шаги и зазвучал знакомый голос:

- Вот всё, что есть. Только вы уж вечером верните непременно.

- А как же!

Так убедительно, так искренне прозвучало.

Слышу зубной скрип. Отворачиваю ухо, поднимаю на друга глаза - а у него скулы кожу вот-вот прорвут, бицепсы рукава растянули, и он ещё их на предплечьях подворачивает, в бой рвётся.

Тихо говорю, одними губами на ухо:

- Оставь! Лучше сделаем, - и по голове себе стучу - мол, придумал.

Мы ещё постояли, слушая удаляющиеся шлепки тапочек и жалобный голосок "оставшейся без копейки". А я думал: если бы дверь этой суке открыла не Машенька, а гладковолосая Маринка, смог бы я удержаться от немедленного броска? Смог бы Тишка меня удержать, что-то придумав?

За Марьяну мы не беспокоились. Если б она не просекла развод на жалость, то денежки бы поэкономила, дала ровно на хлеб - и не больше. А то бы и полбуханки от обеда вынесла. Не будь она у нас экономной, и квартиру бы эту не сняла.

Выждали, пока мошенница ушлёпает по дальней лестнице вниз, и вернулись к своим, вроде как покурили. Открыла Марьяна:

- А-а, это вы, наконец!

- А что такое?

- Да тут соседка снизу приходила, Машка ей все наши деньги одолжила. Ма-ашк, она сказала, из какой квартиры?

- Да, но я не помню. Кажется, из... Да она сама придёт вечером.

"Придёт, как же!" - слышу шёпот на ухо. Незаметно показываю ему кулак - мол, прищучим её, доверься только мне.

- Девочки, нам в туалет надо!

Сейчас нам легко в этом признаваться, ведь мы идём туда за... ну, не только за этим, но и с тайной ещё целью. Сняли бельевую верёвку, зигзагами развешанную над ванной. И ещё кое-что прихватили. Ну, наша-то совесть чиста, мы всё это вернём - и с лихвой. А пока спрячем под свитера.

- Девчата, мы ещё поосматриваем ваш домик, покурим, а заодно и поищем, из какой она квартиры.

Похоже, им понравилось, что мы сразу не уходим от них. То есть уходим, но не совсем. Вернёмся, а там, может, и полдник подоспеет.

Мы снова пошли к чердачному люку и всё там обустроили, как надо. Тишка меня чуть не задушил в объятьях, когда я ему объяснил задуманное.

И вот возвращается ловкачка к своей одежде, довольная и весёлая, с бюстом пятого размера от распухшего деньгами запазушного кармана. Представляет, как будут искать её в указанных ею квартирах (если вообще запомнили), как будут расспрашивать друг друга и поймут, наконец, что облапошено полдома. Только и утешения, что не одного тебя.

Поднимается по лестнице до площадки и - опаньки! Что-то изменилось. Вернее, всё не так. Мешков с мусором... и с одеждой - нет, только один валяется, полуразвязанный. Чердачный люк открыт и из него свешивается верёвка с петлей, лежащей на площадке у мешка. На самой площадке насвинячено в меру: бычки, пустая коробка из-под сигарет, пустой гранёный стакан, старые рабочие перчатки (это наши, мы в них грузили), табачный дым стоит. Натюрморт, в общем.

Всё призвано убедить, что тут были рабочие, которые верёвкой подымали мешки с мусором на чердак зачем-то. Может, рассыпать там мусор и тем усилить насыпь или просто на вечное хранение. Главное, что одёжка её точно на чердаке.

Девица поколебалась. Мы видели, как она передёрнула плечами - видать, представила, как неуютно будет ей на улице в этом халатике. Тапочки тоже не обувь зимняя. А никого нет, рабочие ушли на обед, и люк приветливо распахнут.

Она потопталась-потопталась, наверное, придумывая, что соврать, если на чердаке кто-нибудь окажется. И потопала по металлической лестнице, крутя головой, как только та поднялась над полом чердака.

Но люк стоял стоймя, пока голова над ним не возвысится, видна только половина чердака - та, в которой нам делать нечего. А когда возвысится, то видно уже... да ничего не видно! Потому что мы разом встали и накинули ей на голову тёмный пакет.

Перегнулись через крышку люка, подхватили девку за подмышки и выдернули из люка, а его ногой закрыли. Всё быстро, тихо и решительно. Можно сказать, что девушка оказалась в надёжных руках.

Один из нас придерживал её за руки, а второй расстегнул халат и вывернул, выкрутил из него тело, слабо трепыхающееся.

Не буду говорить, кто что конкретно делал, чтобы этот рассказ не походил на собственноручное письменное признание вины. Нас ведь можно при желании обвинить и в ограблении, и в покушении на изнасилование. Пусть тут будет безликое "мы".

Так вот, мы не очень-то хотели её голышить, просто ничего лучше не придумали. Деньги хранились в запазушном кармане, как же их изъять? Запускать руки к девушке за пазуху... фи, не по-джентльменски, да и она себя будет вести не как леди. Кляп, хлороформ? И нет, и противно.

Кроме того, очень нехорошо запускать руку в чужой карман, даже если там лежат чужие... ну, то есть чужие для владелицы кармана деньги. Попахивает обычным ограблением, ведь нет ни понятых, ни протокола, ничего ещё, и куда складывать? Себе в карман, как грабители? И шарить, очищая всё до последней купюры? Не то, ой, всё не то это!

Конфисковывать - так уж разом, в "таре" и с "тарой", это ведь орудие преступления. Именно своим линялым халатиком она пудрила людям мозги, так отдай же его! К тому же он ей не нужен дальше, вся её одежда тут, одевайся и уматывай.

Я, если честно, нарочно Тишку распалил, побудив Машку говорить, как её обморочили и последнее забрали. Именно поэтому он пошёл на раздевание. Хуже нет, если бы заспорили в самый такой момент, снимать халат или нет. Всё пропало бы.

Теперь ситуация такая: один из нас стоит сзади девицы с головой по-прежнему "в тёмной" и крепко держит её за предплечья у локтей. Сама собой у него такая хватка схватилась, и кистям рук воли не даёт, и тело поддерживает, не даёт вертеть им и падать. А второй стоит спереди и спокойно сматывает, то есть складывает халат, упаковывает, чтоб ни одна монета не выскользнула. Впрочем, там и нет монет, одни купюры шуршат. Даже если просят на хлеб, наш народ стыдится давать мелочь.

Тем более - одалживать.

Вдруг брови у этого друга поползли вверх, он уставился на её живот... вообще-то мы договорились избегать пользоваться случаем и соблазняться деталями. Я, например, именно держал, удерживал, а не тискал, не проникался близостью девичьего (и какого!) тела. Договорились и особо не пялиться на телесные радости, чтоб не сбиться с плана. Деловитость и беспристрастность. Почему же он так?

Говорит мне:

- Смотри, смотри!

А как я посмотрю? Хорошо, голова в пакете откинулась вбок, а тело стало тяжелеть. Я позволил ему опуститься сантиметров на двадцать и заглянул через плечо... ну, и через бюст вперёд.

Трусы белые, до пояса, домашние такие. Скорее женские, чем модные девичьи. Видны мне сжато, под малым углом. И вот по ним на меня, снизу вверх то есть, ровно полоска какая-то надвигается. За ней какая-то темноватость, так набрякшая материя смотрится.

Сразу не просёк, оторопел. Вдруг - р-раз! - и канты на паховых складках расплылись как бы, и на бёдра побежали крохотные струйки. Ну, тут уж я всё понял. Обделалась девочка со страху.

И всё тяжелеет, тяжелеет, не удержать её. Осторожно кладу на пол чердака и уже в упор осматриваю обоссанные трусы. Нечасто приходится такое видеть у девушек старше трёх лет. Надо запечатлеть в памяти столь редкий кадр.

Но интерес мой не только и не столько частный. Отступление - наш самый слабый, малопродуманный этап. Если эта особа и впрямь обмерла, в обморок погрузилась, это упрощает дело. Вот я и смотрю, расслабился ли животик или она после первой струи смогла овладеть собой и зажаться.

"Тёмную" с головы сымать опасно, вдруг зыркнет ещё. Или белый свет в чувство её приведёт. Хотя не такой уж он на чердаке и белый.

Похоже, и впрямь полностью она опросталась. Много вышло. А чего вы хотите - в халатике в этих коридорах холодновато, пузырь и остыл-простыл-закашлял. Не будь она такой жадной, может, и смогла бы сдержаться. А так - вон, из-под неё подтекает. Отомщены наши давешние прыск-капельки. Поняли, почему я о них не скрыл?

Между прочим, моя мама зимой надевает домашний халат не на одно бельё, а ещё у неё там комбинация.

Тишка уже успел засунуть халат в пакет. Беру его у него, открываю люк, спускаюсь и ликвидирую наш "натюрморт"-ловушку. Почти бегу по коридору к "нашей" двери, звоню. По плану, друг должен подбежать к уже открытой двери, чтоб скорей нырнуть и помешать себя выследить.

Даже когда жертва в обмороке - всё равно так надёжнее. Вдруг он неглубокий?

- Тихон сейчас докурит и придёт, - объясняю открывшей мне Маринке. - Ты иди, я сам его встречу.

Чёрт, важные дела не дают пообщаться с нравящейся девушкой! Может, они и открывают нам по очереди, чтоб узнать, кто как к кому дышит. В прихожей можно и пообниматься, и пошептаться.

А пока я прячу от Маринки пакет с халатом и мягко толкаю её в зал, к подругам. Это вместо объятий.

Скоро подбежал Тишка, и я сразу проводил его в туалет, закрыв входную дверь. Ищи-свищи теперь нас, мстителей!

Я тоже туда. Смотрю - друг показывает мне... лифчик! Белый женский лифчик, тот самый.

- Снял? - не верю.

- Это же, как халат, орудие заморачивания голов, - отвечает. - Наверняка, когда мужики двери открывала, она его "ненароком" казала. Да и женщины верили, что соседка. Ей - наказание, нам - память... или улика, как придётся.

Я и не знал за ним таких наклонностей. Надо же! Чувствуется опытная рука, ну, и нервишки надо кое-какие иметь, девица же могла очнуться. Зря, вообще-то, он рисковал. Но делать нечего, раз халат решили забрать, то супротив лифчика возразить нечего.

К тому же мы всё это, кроме денег, конечно, можем вернуть. По принципу Чука и Гека: "Если мама спросит о телеграмме, мы скажем ей о телеграмме, не спросит - не скажем". Найди-ка вперёд нас!

- Молодец! - говорю. - И у меня появилась идея. Давай-ка...

В общем, сидят наши девочки в зале и ждут нас из туалета. Вдруг раздаётся стук в дверь: "Тук-тук-тук".

- Звонок, что ли, не работает? - голос Маринки.

- Я открою, - робко предложила Маша.

- Сиди, я сама, - властно сказала Марьяна. - Ещё же никто не знает, что мы здесь.

Выходит в прихожую. А у двери стою я.

- Тук-тук-тук! - стучат изнутри в дверь санузла.

Девушка растерянно переводит взгляд с меня на ту дверь и обратно.

- Открывай, - говорю добродушно, - Представь, что это входная, вот эта, дверь, и отворяй, хозяйка.

- А он там не?..

- Нет, - отвечаю, - совсем в другом виде. А не хочешь, Машку позови, ей привычнее.

Что-то в моём лице подсказывает ей, что я именно этого и добиваюсь.

- Машка! - кричит Марьяна. - Иди сюда, тут твой чудит.

Надо же! Уже ведают, кто чей. Мы только определяемся, а они нас уже разобрали.

Выходит Машенька.

- Тук-тук-тук! - стук становится каким-то ласковым.

- Открой, Машенька, - предлагаю я голосом средней ласковости. - Дёрни за ручку, дверка и откроется, - Это уже из "Красной Шапочки", кажется.

Если б вы видели, как робко протянула она свою ручонку! Подвох учуяла.

Вот люди! Когда их нагло обманывают - верят, а когда хотят лишь подшутить - опасаются чего-то.

Дверь туалета распахивается. На пороге появляется Тишка, переодетый в тот самый халат с пододетым и выглядывающим лифчиком. Ну, подпихали туда кое-чего, чтоб правдивей выглядеть. И шлёпанцы - с площадки подобрал, где мы хозяйку из них выдернули.

- Здравствуйте! - гнусавит переодетый, - Понимаете, дело какое, денег ни копейки в доме... - и полностью шпарит подслушанную фразу.

По лицу девочки какие-то волны бегут, чувства, что ли, меняются. Двое других лиц из проёма выглядывают, начинают просекать, лыбиться.

- Халат, - шепчет потрясённая Машенька, - тот самый халат.

- И что из-под него выглядывает, - дополняю я.

- Только волосы не взъерошены, - улыбается "девица". - Ну-ка, повороши, - и присаживается на корточки.

А потом мы всё рассказали девчонкам и пили с ними чай.

Деньги из халата они пообещали раздать сами. Сначала собрать сведения, кто сколько профукал, суммировать, и если совпадёт, то удовлетворить запросы полностью. Может и не совпасть. Если человека облапошили, это не значит непременно, что он честен сам. Вполне может попытаться схитрить. Это даже полезно знать, насколько честны твои соседи.

Мы вот теперь идём домой и думаем - совпадут ли суммы?