Каморка, куда пришла наша героиня, скорее походила на процедурную — и с весьма специфическими пациентами.
— Лифчик стя… снимать? — спросила Кира, поводя голыми плечами и поёживаясь.
— Как раз его-то необязательно, — донеслось из-под маски, плотно охватывающей нижнюю часть лица "медсестры", представившейся Илоной. Лоб по самые брови закрывала косынка. Фёдор особо настоял на инкогнито своих сотрудников, хотя Кира напросилась только на экскурсию — чем это таким запретно-соблазнительным занялся её бывший однокурсник, отчисленный из вуза? Может, здесь филиал Содома и Гоморры? Но для оргий чересчур уж аккуратно прибрано. Чистота прямо-таки санитарная. Вон стоит медицинского вида тумбочка, откуда сейчас Илона вытягивала короткие блестящие шорты.
Чёрт, она чуть не назвала верхнее бельё "стягом", как всегда говорила соседке по комнате Еве, когда утром просыпалась в разброшюрованном состоянии. "Переплетать" такое тесто в полноценное девичье тело предстояло одежде, бельецу в первую голову, оно и становилось на утро главным. А там, глядишь, и снова из разобранных частей складывались телеса и указывали одежде её место.
Но тут люди чужие, и болтать, как с ближайшей подругой, не годится.
Да, что про раздёжку-то сказано? Не верх — понятненько. Экскурсантка не торопясь скинула стринги, небрежно повертела их на пальце и кинула на кушетку, где скучилась вся её одежонка. Внизу у неё всё было гладко выбрито — на случай стриптиза. Но почему бы не открыть и верх? Бюстгальтер у неё был капроновый, этакая чёрно-коричневая сетка с намалёванными орхидеями, прикрывающими не-для-просвета места. Но голь на выдумки хитра — ещё дома девица подрегулировала пряжки на лямках, опустила перёд, и теперь выпирающие соски тянули вверх верхнюю окантовку, а тяжёлые груди лежали, как в авоське, свободно, оттягивая капрон и колыхаясь при малейшем движении.
Тем временем Илона присела и предложила Кире встать ногами в шортины. Непонятно — что она, сама надеть не может? Но раз обслуживают, надо услуги принимать, а то и покайфовать от прикосновения женских рук, усиленно ища в себе и поднимая на поверхность лесбийское начало.
Кира встала прямо и обладошила, как бы согревая, свои владения в капроновых "авоськах", а "медсестра" быстро подняла шорты и натянула их на могучую попку. Что-то внутри мешалось — шов грубый, что ли. Уверенная рука с коротко подстриженными ногтями нырнула к лобку, и не успела обряжаемая понять, что происходит, как что-то раздвинуло её губки и вошло в щёлку, остановившись на пороге, а Илона уже чем-то потрескивала сзади, верно, застёгивая "молнию", а потом звучно щёлкнула замочком — как запечатала. Мощные женские ягодицы попали в крепкий резиновый плен.
— Ой, что это? — спросила Кира, чувствуя меж губок инородный предмет. — Вибратор, да? — Она отпустила свои сокровища и принялась разглядывать лобок, поводила пальцем по блестящей, туго обтягивающей её живот ткани. Это был латекс.
— Не трогай реквизит, не трогай! Затычка для мочи это. Чтобы не втыкать и не травмировать нежное устьице, каучуковая блямба-слепок запечатывает всю щель и плотно прилегает к уретре, — прозвучало компетентное объяснение. — Походи чуток, подвигай бёдрами. Не жмёт?
Кира выполнила указание.
— Нет, ничего, здорово даже. Стрёмно! Жаль, что глубже не входит. А для чего эта лабуда?
— Ну как же, ведь наша фирма доставляет острые ощущения их любителям. А дальше не входит, поскольку девственность сохраняем, у кого есть.
— Ах, вон чем занимаетесь!
— И Фёдор Фаддеевич велел мне, как обслуживающей женскую половину клиентов, провести с тобой пробный сеанс. Бесплатно.
— Конечно, бесплатно. Я же его бывшая однокурсница!
— Меня это не касается! — Маска помешала увидеть плотно поджатые губы. — Сказано — я делаю. Бесплатницам полагаются острые ощущения от распираемого мочевого пузыря, а также кайф от финальной струи. Поняла?
— Ах, вон оно что! Вообще-то, я надеялась на что-то такое… таинственно-эротическое… даже, может, порнушное…
— У-у ты какая! — фыркнула Илона. — Это дороже выйдет. Но ничего, незабываемость мы гарантируем даже в бесплатном варианте. Понравится — пойдёшь дальше.
Кира подумала, огладила свои ягодицы. Под пальцами скрипнул гладкий латекс, в который был буквально залит весь её таз. Сзади по центру прощупывалась "молния", но обычной "собачки" на поясе не оказалось, как расстегнуть — непонятно.
— Хм-м… Ну ладно, дарёному коню в зубы не смотрят. Испробую обоссание.
— Не надейся! Всё плотно очень и герметично. Вот ты сейчас хочешь по-маленькому хоть немножко? Да? Ну, напряги живот… Сильнее, сильнее. Тужься, не бойся. Рукой на пузырь нажми. Ну что, поняла, что всё закупорено наглухо? Крепче, чем у мужиков, когда плавки натягивают и шланг свой перегибают.
Кира поморщилась. Нажимая на живот, она задела "блямбу", и та её немножко потревожила в самом нежном месте.
— Вошла дальше? — спросила Илона, заметив гримасу. — Расслабь живот.
"Шорты" подчинились, рука погладила проблемное место.
— Прошло? Ничего, всё путём будет! Мы же не можем тебе сделать индивидуальный слепок с промежности, это дорого весьма. Но если не подходит "блямба", можем предложить "воронку", в особых шортах. Там-то уж точно никаких неудобств.
— Воронку? — удивилась Кира. — Зачем она-то там? Ага, понимаю — узкий конец запаян. Да?
— Можем и запаять, веление клиента для нас закон, — усмехнулась Илона. — Но вообще-то, нет там никакой запайки. Узкий конец воронки переходит в изогнутую запятой трубочку, и та ведёт — поняла куда?
Кире понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить. Но когда сообразила, даже груди у неё напряглись.
— Неужели ТУДА?
— Представь себе. Могу показать, оценишь изгиб и вообще… дизайн.
— Хм-м. А это не вредно?
— Конечно, осторожность нужна. Ночной запас жёлтого да вонючего, конечно, пользы не принесёт. Надо напиться чистой водичкой и первые порции спустить, чтоб прозрачное из тебя выходило, почти без запаха. И тогда это не опаснее обычного спринцевания. Своим же нутро своё промываешь. Ополоснёт моча шейку матки и сразу же выливается, зазор и дырочки для этого предусмотрены. А кайф-то какой! Кто-то так пользует месячные, дочь-моча помогает своей матери-крови чистить организм, другие считают, что это — лучший способ контрацепции. Но возбуждаются — все! Сочетают полезное с приятным. Кое-кто чересчур даже. Лесби парами страдают, обнимаются страстно, целуются, елозят друг по дружке своими выпяченными животиками, исподтишка рукой жать норовят.
— Фу, ну это уж извращение!
— Да что ты, какое там! Есть похлеще. Просят, бывало, трубку плотно вставить, без зазоров и дырочек. Тогда приходится её раздваивать и второй конец, типа аварийного клапана, совать в прямую кишку. Туда избыток и сливается. Чтобы ещё клёвее было, переворачиваем такую вверх ногами. Бывают такие чертовки гибкие, что перегибаются в пояснице и пьют воду, ждут, когда та убулькнет из желудка, и тогда опять роняют голову вниз. Зато одно удовольствие следить за пульсациями жёлтого — трубочки все на виду. А как кричат, мычат (если с кляпом), охают! Мы им, бывало, подпеваем, целую симфонию сексуальную устраиваем. Тут уж и бондаж вклинивается, причём из производственной необходимости — возбуждённые часто портят реквизит, а потом платить отказываются.
— А вы его не продаёте на вынос? Ведь такое приспособление, ну, чтоб мочу в кишки сливать — это ж ценная для вечеринок вещь!
— Думали об этом. Но не пошло — в массовом масштабе. Ходить-то приходится враскоряк, но главное — не всякая хочет клизму вперёд ставить. У нас как — звяк по мобильнику, и летишь на свиданку. Когда уж ей очиститься!
— А зачем клизму?
— Так ведь из мочИ-то — тоже клизма выходит. И если кишечник не пустой, всё там разжижится и попрёт из тебя — так уж попрёт! Не удержишь ягодицами наконечник. А ещё если газы, так вообще хана. Пару комплектов продали клизменных, и всё. Одна, кстати, вернуть пыталась — но уже ношенное, не отмытое. Нет, не берём мы обратно, сама пользуйся на досуге. Значит, воронку не хочешь. Напрягись ещё разок. Ну что?
— Да, не идёт из меня ничего. А может, просто мало?
— Этому горю подсобим. — Илона подошла к шкафчику и вытащила из него двухлитровую пластиковую бутылку. — Видишь — этикетки нет. Это наше ноу-хау. Пощупай — тёплая? Это тоже неспроста. Вот. — Вода с бульканьем полилась в огромный, чуть не литровый стакан. — Оцени, как легко пьётся.
Кира, задрав голову, осушила стакан, булькнула горлом, облизнулась.
— Да, верно, вошло в меня легко. — Почмокала губами. — А ещё можно? Что-то ещё хочется.
Илона снова наполнила стакан — и бутылка опустела.
— А вот здесь чистая вода. — Она поставила на тумбочку кружку. — Когда надоест минералка, запьёшь водичкой, а то так и не напьёшься. Ноу-хау это наше — ненапьяность. Э-э, погоди, погоди чуток, живот-то у тебя смотри, как распёрло, шорты, небось, режут.
— Нет, ничего, они у вас эластичные такие. Класс! Слушай, а нельзя их купить — очень они мне понравились. А водичку может, сейчас хлебну, а то долго ждать, пока она…
В это время в утробе у Киры заурчало, раздался звук перелива воды, живот на глазах спал.
— Легко пьётся — легко из желудка льётся, на то и подогрев, — изрекла Илона. — Теперь пей из стакана. Вода, не забудь, вот здесь.
Девушка выдохнула, поднесла к губам стакан и выдула минералку в несколько глотков. Тем временем шла рекламная пауза:
— На коже живота имеются ценные акупунктурные точки, но даже напряга мышц не хватит, чтобы помочь пальцам их расшевелить, надо подпереть кожу переполненным мочевым пузырём. Вспышки боли — это от них, от акупунктурных точек, а если вспухнет у сфинктера — это тоже хорошо, боль разойдётся в стороны, поможет раскочегарить точечки эти. Надо только научиться прислушиваться к себе, учитывать пользу. Ну вот, выдула бутылочку, молодец!
— Нет, что-то в ней есть, — причмокнула губами Кира. — Не одна солоность, как сначала подумала. Слушай, это не английская соль будет?
— На вопросы по ноу-хау не отвечаем, — сухо сказала "медсестра" и добавила. — А подумать и самой не вредно. Английская соль держит воду в кишечнике, разжижает там всё, чтобы пропоносило. А нам надо, наоборот, воду скорее через почки пустить. Ага, слышишь, опять у тебя в животе урчит. Да, там ещё есть кое-какая химия, чтобы пузырь и уретру изнутри пощекотать. Безопасно, но сердито.
— Ой, через почки, кажись, уже побежало. А это не опасно? Давление же.
— Вот, обрати внимание — сбоку на пояске ниппель. Спереди в шорты вставлена резиновая камера. Тебе пока ничего, терпимо? Давай-ка тогда подкачаем воздух.
Кира повернулась, подняв руки, и стала смотреть, как Илона работает резиновой грушей. Спереди на животе шорты немного вздулись.
— Ой, давит!
— И вот сейчас навинтим на этот ниппель клапан. — Что-то щёлкнуло и зашипел воздух, но быстро перестал. — Клапан будет поддерживать там у тебя определённое давление. Пузырь-то твой сейчас бухнуть станет, шорты так потянет, что только держись!
— Никогда он у меня не бух! Это ж стыдно, если окружающим заметно.
— Своевременное посещение туалета — залог уролого-проктологического здоровья, так в платных сортирах пишут, — усмехнулась Илона. — Ну, сама увидишь. Тут на тебя любоваться некому. Главное, клапан не даст лопнуть пузырю, как только давление там превысит клапанное, всё и утрясётся.
— То есть?
— Ну, брызнешь в шорты маленько. Но ты не беспокойся — они непромокаемые. Бёдра плотно облегают, верно?
— Верно. — Кира чуть-чуть щёлкнула латексом на бёдрах. Чуть-чуть — потому что он как прирос, стал второй кожей. Классно! Шорты послужат внешним пузырём, если что. — А потом есть куда?
Илона выдвинула из-под кушетки и тут же задвинула ночной горшок.
— Есть, конечно. Но ты о нём не думай. И вообще, расслабь сфинктер, ему замена есть. Садись или вот ложись на кушетку, и лови себе свои острые ощущения. Правду говорю — надолго запомнишь. Кстати, тебе тест не вставить?
— А что это такое?
— Ну, у нас есть тут такой состав, который медленно меняет свой цвет в моче. Им пропитывается бумажка и вставляется в прозрачные трусики. Обычно это делают девчонки в коротеньких юбочках, но тебе тоже можно. Бумага медленно преет в трусиной атмосфере, и "киска" превращается в "хамелеончика". По цвету видно, кто сколько вытерпел. Знаешь, они так забавно юбочки друг дружке приподнимают и смотрят. Если хочешь, я тебе тоже вставлю, только заплати.
Но испытуемая отказалась от такой платной услуги. Ей соревноваться не с кем.
— Ну, как знаешь. — Илона была немножко обижена. Может, она сбывает эти "тесты" тайно от начальства? — Лежи бесцветной. Попу заткнуть не хочешь?
— Как — попу?
— Есть у нас такие резиновые "кулачки", смазываем вазелином и суём. Вообще-то, они для секса, чтоб партнёры не спускали в горячке газы, не портили запахом наслаждение. Вот, посмотри.
— Ой, классно как! А чего это они парой, и цепочкой соединены?
— Придумал кто-то, чтоб кувыркаться острее было. Попробуй, воткнись, когда жопы так связаны! Такая акробатика в постели идёт, ноги то и дело вздымаются, аж жуть. Ну, у нас-то эти затычки чтоб кишечник не помешал пузырю, чтоб вода контрабандно не прорвалась. Не хочешь?
Кира подумала и отказалась. По-большому она недавно сходила.
— Ладно, измажешь шорты — возместишь. Лежи. А я пока передохну и подготовлюсь. Ты как ссать будешь?
— Кажется, нового способа ещё не придумали, — вспомнила Кира фразу из Юлиана Семёнова.
— Зато поз навалом. Советую хлестать из позы "мостика". У нас клиентки обычно так любят. Некоторые предпочитают "берёзку" или вообще на голову встают, держи их за ноги, но если надулась до предела, это опасно. Голова может закружиться. А "мостик" — самое то. Ещё многие любят, чтобы им сверху давили на живот, играли с мочевым пузырём, щекотали, гоняли под кожей, барабанили. — На полке лежали гимнастические булавы. — Я научилась на руки вставать, на живот клиентке в позе "мостика". Меня, правда, за ноги поддерживают, не профессиональная всё же акробатка. Кайф высшей пробы, но ей руки надо сильные иметь, чтобы всё сдюжить.
— А это не опасно? Тебе, в смысле. Вдруг свистнет!
Илона показала пальцем на полку, где лежала маска для подводного плавания с дыхательной трубкой, сверху прикрытой колпачком.
— Тут, рядом, у нас душ. У меня есть купальный костюм, полностью прозрачный, но и полностью закрывающий тело "под шейку". Обольёт клиентка — но мы профессионалы, сразу под душ и лезу, не снимая маску. Кстати, если струя под потолок и жжёт, значит, славно мы клиентку удовлетворили. Если бы ты видела! Ахают, охают, воздух ртом хватают, в луже лежат — а потом, глядишь, снова приходят. Это нам в радость. И в доход. Ну, лежи, доходи до кондиции.
Она собрала Кирину одежду, освобождая кушетку для тела, повесила её на плечики, присовокупила сумочку. Повертела головой — повесить некуда. Тихо вышла с одеждой за дверь, оставив клиентку лежать и испытывать яркие ощущения.
На год меня старше, вспоминала Кира, училась в нашей сельской школе такая Инка. Заводилой была, в компашке девчонок верховодила. Я тоже как-то сунулась к ним, но тут же почуяла, что это на просто так компашка, легко примут, нет, это нечто спаянное и закрытое. И какая-то тайная их жизнь приметы подаёт. Но не пробить их скорлупу, нет. Да бог с ними, я у себя в классе верховодить стала, хватало.
И вот однажды в городе, сидя а скверике на скамейке с мороженым, поджидала я Еву. Если б она уже тут была, я бы нипочём не расслышала, о чём там на соседней скамейке говорят. А так — услышала. Одна девчонка из Инкиной компании рассказывала своей новой городской подружке, как они там в деревне жили. Упирала на то, что когда все у всех на виду, все про всех всё знают, то выбрать атамана проще и безошибочнее, чем в городе, где каждый сам по себе. Ну, подсинит какая-нибудь бойкая остальных, а случись "в бой вести" — и не сдюжит. А кто сдюжила бы, ту и не видно, той и атаманшей не быть.
Разговор большой, я только часть перехватила, но весьма пикантную. Кусочек той тайной жизни, о которой только догадывалась. Сидят девчонки летним деньком на пляжном песочке, в картишки перебрасываются, кто лежмя загорает, бутылочку по рукам пускают, одна в воду идёт, другие вещи сторожат, все вместе в реку не бросаются. Но чуется, что нет здесь обычного хаоса, какая-то невидимая рука какой-то порядок наводит, непонятный посторонним.
И так просто всё разъяснилось — простым подслушиванием. Оказывается, жаркими летними деньками устраивали девчата двойной терпёж. Я кое-что слышала тогда про писсинг, слишком мало, что начать, но считала, что летом смысла нет — всё в пот уходит, в туалет редко ведь ходишь. А оказалось — можно.
Началось всё с того, что Инна девочкой ещё побывала в городе, зашла в аптеку и увидела там интересную этикетку — "Чай мочегонный". Сильно удивилась. Сколько она знала, проблема всегда в том, чтобы вытерпеть до туалета, вот если б был такой напиток, чтоб жажду утолять и долго не хотеть по-маленькому… А тут зачем-то специально мочу гонят. Может, это врагу незаметно в квас подливать? Но почему в аптеке?
Купила коробочку в числе прочих лекарств, дедушке с бабушкой, но не показала. На мороженом сэкономила. Тайно заварила, попробовала. Да, хоть и не сразу, как думала, а через час-другой, но выжимает тебя в смысле жидкого. Прикольно.
Вернувшись в деревню, предлагала знакомым девочкам попробовать, но понимания не встретила. Тем более, у многих были неприятные воспоминания о "лопавшихся" в детстве пузырях и маминых шлепках за мокрые простыни. Не нашлось мазохисток, только плечами пожимали, зачем, мол, это.
Положение изменилось, когда девочки начали превращаться в подростков, созревать в прицеле на девушек. С одной стороны, большие изменения в организме, хочется понять, что к чему, что ты сейчас можешь, чего раньше не могла, испытать себя хочется, с другими сравниться. С другой стороны, меняются критерии верховодства в компаниях. К обновляющейся жизни более приспособленнее оказываются те, что не блистал в детских забавах, от умеющей громко кричать и прыгать на одной ножке девчата тянутся к той, которая больше всех знает о "взрослой" жизни, может растолковать, что с тобой творится, как быть в той или иной ситуации.
Не обходится, конечно, без самозванок. Хвастаются, пытаются пробиться в лидеры. Так, одна девчонка из Инкиной переформировывающейся компашки громкогласно заявила, что "выросло" у неё внутри всё, включая мочевой пузырь, и теперь она не испытывает проблем, хотя раньше только и думала, далеко ли туалет или кустики, как бы не опозориться. Теперь же по полдня не хожу, и ничего.
Так самоуверенно говорила, а грудки-то всего ничего, на бюст не тянут даже младодевичий. Инку потянуло возразить. Подвернулся и аргумент. Девчата повзрослели, перестали бояться всего и вся, от детскости перешли к самостоятельности, поотсекали несолидности в своём поведении. То есть причина чисто психологическая: а пузырь не мог вырасти больше таза, который, кстати, можно обмерить.
Самозванка заспорила. Тут-то Инка и вспомнила о заброшенной коробке и предложила почаёвничать, проверить на себе.
Для сравнения пригласили нескольких младшеклассниц. Им, конечно, хотелось обставить повзрослевших. Они были в просторных юбочках, а старшие и не подумали вылезать из тесных джинсов. Может, думали, что раз таз обхвачен, пузырь сжат, то в него и моча литься не станет? Так или иначе, но самозванка сдалась первой, запятнав трусы позором, мало утешило её и то, что общий счёт оказался ничейным.
Выходит, не в объёме дело, а в тамошних мышцах и в силе воли. Выходит, таким макаром можно силу воли проверять, только бы условия равные были. И кто победит, та естественным образом обретает авторитет, постепенно начинает доминировать, верховодить, право на это заслужила. А если турниры проводить регулярно, то постоянная победительница, если таковая выявится, почти автоматически станет атаманшей.
Инка отнюдь не рассчитывала не лёгкую победу. Может, чтобы гарантированно победить, следовало поискать какую другую "пытку". Ребятишки ежечасно вступают друг с другом во взаимодействия, одни из которых — кооперация, другие — соревнования, конкуренция. Десятки, сотни побед и поражений сопровождают группки, стайки, компашки. На этой основе, бывает, возникает лидерство, но может и не возникнуть. Поди, упомни все результаты, потом, судей нет, победа может и не признаваться, не будет единодушия. Любой может сказать: "Сегодня ты, а завтра я, чего ж это я буду тебе подчиняться?"
Поэтому "дикие" соревнования надо упорядочивать. Устраивать турниры, чтобы из всей компании был лишь один победитель, вести счёт очкам и победам. Это и потому ещё хорошо, что раз участвует, значит, признаёшь правила, одно из которых — право победителя на некоторую власть над тобой. побороться, шашки-шахматы тоже их епархия. В повести Мустая Карима "Таганок" трое ребят выбирают атамана, соревнуясь в беге, стрельбе из рогатки и вольной борьбе. Девочкам это не подходит. То, в чём они могут посоревноваться, скажем, музицирование, танцы, гимнастика — требует долгой подготовки, это тебе не в футбол сгонять, не каждой под силу, и судейство нужно обеспечить какое-то. Бывают ещё мастерицы делать другим подлянки и пакости, но турнир ведь по этому делу не устроишь. Нет, надо что-то простое, "демократичное" и с очевидным исходом, чтоб самим себя судить.
И Инка хорошо понимала, что "терпёж" подходит как нельзя лучше, и ничего другого на горизонте нет.
Остальные тоже были согласны, даже "руки чесались" посмотреть, кто терпеливее всех, не самая ли тихая и незаметная. Да и реванш не мешало бы у младшачков взять, а то те невесть что о себе возомнили. Шу-шу, да мы не хуже старших, из них течёт, а мы сухие, нам нипочём. Зачем только их приглашала? Ах да, для сравнения. Вот и сравнили на свою шею.
Поодиночке, наверное, терпели дома, то есть пытались, но когда мотива нет, быстро сдаёшься. Трудно узнать, на что ты способна на глазах у всех, с сильной мотивацией. Потом, что-то в животах у девочек начало происходить, шевелиться, кое у кого аж кровушка стала выходить. Появились предвестники новых ощущений, но сами собой эти ощущения появляться не спешили. С моралью на селе строго, парень к малолетке (восемнадцати же нет ещё) и не подходи. Как бы что предпринять, чтобы живот напрячь, да изнутри? Может, и кайф словишь.
Так вот, хотели все, но коробка с заветным чаем была пуста. Может, и оставалось в ней один-два пакетика, так на всех же надо. Идея хорошая, а как?
Сунуться в сельскую аптеку? Но то, что покупает там малышня (подростки не исключение), быстро становится известно всей деревне, и хуже того — родителям. Даже если покупать не краснея и не запинаясь, выдумав правдоподобное объяснение. Такой вот общественный контроль. Не пойдёт способ.
Совсем без чая, на чистой водичке? Но неиспорченные сельчанки не понимали, как это можно — напиваться водой, глотая против воли? Или что можно терпеть часами, учась получать от самоистязания нездоровое удовольствие. Нет, турнир должен длиться недолго, по возможности, не дольше, чем соревнование того же числа мальчишек по вольной борьбе. Потому им чаёк и понравился — опрокинули по два-три стакана, полчаса где-то потерпели и стали выбывать одна за другой. Часа не прошло, как вот она, победительница!
Собрались девчонки, вертят в руках почти пустую коробку, нюхают, и хочется, и колется. Кто-то догадался прочитать вслух состав. Травы. И вот уже голоса с мест: "Да у нас их в лесу, на полянах навалом!"
И в самом деле. Как они раньше не догадались! Из города волокли коробку, а туда она явно из сельской местности попала. Наверняка городские "приватизировали" рецепт народных травников. Откуда ещё этот чай?
Веселье улеглось, и обнаружилось "но". Травы созревают к сбору к концу июня только, а сейчас ранняя весна. Придётся ждать. Решили пока тренировать пузыри, оттягивая привычные походы в туалет насколько можно, а посостязаться с младшачками, на чистой воде — это в частном порядке. Есть младшая сестрёнка — да ради бога, только чистые трусы ей запаси да конфету дай, чтоб маме на наябедничала.
Подошло время, потребные травы были собраны в большом количестве, высушены, измельчены, смешаны. Прошёл доморощенный (лесорощенный) чай дегустацию, пузыри дерёт пуще городского. Всё же своё, натуральное, деревенское. Но ведь наступила июльская жара, а всем известно, что вся почти вода с пОтом выходит, сколько ни пей, в туалет ходишь редко, малыми объёмами, зато очень жёлтым. Условленные два стакана испарятся, не дойдя до почек.
Вот что ещё надо в расчёт принять. До подросткования почти все девочки дома, во дворе ходили с голым верхом и только "на люди" прикрывали соски, да и то чем-то кружевным, нетёплым, несерьёзным. Теперь же "верх" стал обязательным во всех ситуациях, и не символический, а плотно прилегающий как минимум. И созревашкам стало элементарно жарко, привыкли же по-мальчишески открыто. У многих лифчик прямо промокал от пота, а вот трусики ничего, привычны, то есть не сами трусики, конечно, а на что они надеты. В основном, сухие оставались, разве что с кожи сверху сползут капельки пота. Считай, стакан воды выжмет из тебя непривычная одежонка, не конспиративно же собираться в "срамном" виде, чтоб почкам больше досталось.
Надо ждать прохлады. Снова всё откладывается. Надо? Но Инка засомневалась и провела опыт.
Весной она практиковалась с чистой водичкой, и вот сейчас получила возможность сравнить. Причём замеряла два объёма: объём среднего позыва и объём высшего терпежа. Первый объём летом, в жару, сильно уменьшился по сравнению с весной. Что ж, не сезон, выходит?
Но Инка задала сама себе вопрос: если объём намного меньше весеннего, почему же я хочу в туалет? То есть так же он меня в туалет гонит, как и большой весенний. То же ощущения среднего позыва. Из-за густоты, наверное, вон какая желтизна и запах, жжёт в пузыре. Если так, что тогда будет, если не ходить, а потерпеть?
И, к собственному удивлению, долго не вытерпела. Сдалась, но не ощущению объёмного распирания, как раньше, а страшного жжения. Максимальный объём тоже оказался меньше весеннего, зато по запаху побивал все рекорды. Словно в тебе что-то перегнивало, в живом-то теле.
Чтобы не было ошибки, повторила. Может, просто расслабилась, позволила застать себя врасплох с неожиданной стороны? Знание, что будет, помогло ненамного, зато выявилась одна интересная деталь.
При объёмном терпеже, если ты уде попрактиковалась, стала стреляным воробьём, чаще всего бывает так, что ты ещё намерена продолжать, но тебя как бы разламывает изнутри, примерно так, когда держишь плечом дверь, но кто-то более сильный с другого конца её, несмотря на твои усилия, отворяет. Одна за другой вылезают капельки, ты пыхтишь, тужишься, напрягаешься всем телом, но не помогает, вот уже струйка засочилась. Конечно, судьи тут же засчитают поражение, дольше зажиматься бесполезно, но, в принципе, это не ты сама сдалась, а тебя пересилили.
А при жарком терпеже всегда, и это примечательно, ты сдаёшься сама и снимаешь трусы, присаживаешься на горшок. Никогда тебя не проламывает изнутри, когда ты ещё готова продолжать терпеть. Сила, что тебя терзает изнутри, носит не механический, а химический характер, ну, биохимический, а сдача связана с излиянием объёма, то есть опять же механика это. Переход между разными природами действующей силы и вызываемого ею движения требует активного решения самого человека типа крика "Сдаюсь!"
Что же, для проверки воли это даже ещё лучше. И к месту вспомнилось откровение одной малолетки, из тех, что они тогда приглашали для сравнения. Девочка проболталась, что, согласившись участвовать в соревновании, она несколько часов до него ничего не пила. Подчеркнула, чего ей это стоило, это же маленькая нежная девочка. Но переборола вот в себе жажду, чтобы достойно выступить. То-то она тогда набросилась на мочегонный чай.
Сначала Инка решила, что это нечестно, не пит — так уж всем надо было, старшие-то не догадались. Но потом поразмыслила. Девочка несколько часов боролась с чувством жажды, эта борьба должна была её ослабить, сказаться на терпеже, так сказать, с другого конца тела. Хотя, если во времени это растянуто, то, может, могла и передохнуть между двумя борьбами.
Но даже если так, то всё равно двуборье лучше одноборья, с большего числа сторон позволяет проверить человека. И Инка вспомнила, что у них в аптечке есть баночка с этикеткой "Горькая соль". Когда она в первый раз увидела эту странную надпись, то удивилась. Да, она знала, что многие лекарства горьки, иные — нестерпимо, как хинин и левомицетин. Это, кончено, отрицательная сторона, плохо пьётся такое лекарство, приходится себя уговаривать, что полезно это. Но чтобы горечь была единственным или, может, главным свойством медикамента, дающим ему название?? Попробовала — тьфу! Неясно, чему помогает эта гадость.
А вот теперь, пожалуй, может помочь. И в аптеке можно купит безо всяких, просыпала вот и послали родители. А то, что перед этим совершена была подмена и рассыпанной оказалась соль поваренная, никто и не узнает.
Инка разработала план, с которым все девчонки согласились.
Утром они все отказывались под предлогом жары от завтрака, ходили в туалет, облачались в бикини, желательно светлого цвета, чтоб солнце в тёмное не впивалось, и собирались у неё в саду. Здесь в ход шёл самодельный чай, употребляли одновременно и поровну, на глазах друг у дружки.
Когда у первых ласточек начиналось жжение внутри, вся компания перемещалась из тенистого сада на солнечный берег реки, пляжный песок. Придя туда, первым делом пускали по рукам бутылочку и полоскали рот раствором горькой соли, незаметно выплёвывая.
Да, терпеть приходилось на два фронта — жажду и позывы. Сдача каждой была на виду у всех — взяла из рюкзака бутылку с чистой водой и забулькала от души или пошла "скупнуться", а заодно и спустить под водой мочу. Инка незаметно корябала в записной книжечке, потом снова собирались у неё в саду и подводили итог, чтоб на пляже не шептаться.
Вот почему у каждой убегающей купаться было не радостное, как у оставшихся пляжниц, а какое-то виноватое, "украдочное" выражение лица. Вот с каким зельем ходила по рукам бутылочка, а ведь виду старались не подавать. Вот почему руку за питьём протягивали таким извиняющимся, нерешительным жестом, в то время как остальные пляжники, особенно парни, брали бутылки запросто.
Ещё что выделяло эту компашку — все были в резиновых купальных шапочках, старомодных, то есть плотно облегающих голову. Это кто-то предложил, а Инка включила к себе.
Шапочки отличали тех, кто продолжал терпеть, и одновременно усугубляли страдания, голова парилась под резиной, греемой солнцем. Вообще-то, это не совсем по правилам, ведь волосы у девчат разные, и по цвету, и по густоте, так что парятся они там по-разному. Но больно уж привлекала возможность снимать шапочку за шапочкой, и к концу одна только остаётся в этой импровизированной "короне" победительницы.
В принципе, голову можно было и не обрезинивать, но девочки парились добровольно, "из чести", считая, что это ускоряет выявление победительницы. За всё лето никто не сдёрнул шапочку раньше, чем не сдался по другим статьям.
Одна даже сомлела раз, так безвольно на песок повалилась, вся размякшая, и на её ярко-жёлтых трусах стало расплываться тёмное пятно. Тут же все девочки залукали друг в дружку горстями песка, которые почему-то не долетали и осыпались на живот лежащей. Ей просунули в зубы бутылочку с пресной водой, стали обмахивать, в тень перенесли, но вот шапочку снять никто не решился, это по праву старшей сделала Инка. Ритуал-ритуалом, а здоровье на переднем плане. Когда отошла, увели с пляжа под руки.
А единственная оставшаяся в шапочке должна была вернуться со всеми в Инкин сад, торжественно посетить туалет, торжественно напиться холодного чаю с лимоном. Могла и остаться терпеть ещё, заслужила право так поважничать. Высший пилотаж — это когда она немножко поплавает, а в саду передо всеми скинет влажные трусики и помочится в баночку — в воде не каждая утерпит облегчиться. Все знали, что если в воде начнёшь спускать, то не остановишься. Впрочем, если даже и можно остановиться, то это стоит таких усилий, такой силы воли, что всё равно почётно.
Вот так забавлялась та компания. Всё стало ясно из подслушанного разговора. Жаль только, что лето быстро пролетело…
Вспоминая, Кира шевелилась. Поначалу это было забавно. Несколько раз притягиваешь колени к животу, сдавливаешь его, нагнетаешь охоту сходить в туалет. Полностью расслабляешь сфинктер, вообще живот, прямо как над унитазом или купаясь… Раньше при этом била, журчала струя, чувствовалось, как влага идёт по уретре и приятно опустошается пузырь. Теперь же из всего этого чуешь только заливку уретры, правда, жжёт, свербит дюже. Чего это они намешали в минералку, интересно, раз язык пропустил, а это… ну, самое, можно сказать, нежное моё место чувствует?
Она уже приготовилась напрячься посильнее, как вдруг фыркнула, да так, что раньше из неё бы вылетело. Вспомнила одни шорты на подруге. Спереди они смотрелись ничего себе, паховые складки прикрыты. Но стоило повернуться задом, и ситуация менялась. Ягодицы по диагонали были перечёркнуты кантами совсем как у трусов, "передний" цвет занимал лишь верхний клин. Снизу же от диагоналей царила сероватая прозрачность, столь любимая девушками на разных местах тел. Главное, чего она не пыталась скрыть — это косые "колбаски" ягодичных мышц, недоупакованных в тёмные "трусы". Всю попу оголить нельзя, но ведь надо же что-то показать! "Товар" — лицом… ну, не лицом, а выпирающими боками хотя бы. Мол, само разлезается из-под одёжки. А когда при ходьбе ягодицы играют, их края будто подмигивает — вот какие мы!
Эта девчонка умела повернуться к собеседнику боком и дёрнуть ягодицей — такой жест у неё был. Правда, однажды она не рассчитала, и задний проход плюнул газом. "Кассиры Ротшильдов не ошибаются", так что пришлось пойти за слабой плотью и хорошенько рассориться с парнем, с которым она, вообще-то, ссориться и не хотела.
Но здесь никого нет, и шалости живота не опасны. Напряжёмся посильнее. У-у-ух! Уретру растягивает, но — ни капельки наружу, лишь давит, ёкнуло от натуги на выходе закупоренном. Да и все стенки как-то повело. А-а-ах! Классно-то как! Ещё раз — и вот громкий пук! О-о! Без шорт у неё вылетело бы полпузыря, она-то себя знает. Может, умыкнуть у них эти шортики или только пробочку? Сожму там, это я умею, снимая шорты — и не заметят. В крайнем случае — куплю. И буду вставлять, когда иду туда, где много пьют, а удобств никаких. Раньше, бывало, сжимаешься изо всей мочи, скрещиваешь ноги, нажимаешь пальцем, засунув его незаметно внутрь — и думать больше ни о чём не можешь. Ужасно, если обмочишься при всех! А тут заткнулась — и расслабляйся, сколько хочешь, улыбайся, болтай, смотри, как другие девчонки страдают. Только за пузырём следи. Он у меня ёмкий, ух, как уже выпячивается через латекс, какой, однако, рельеф! "Прямо как на третьем месяце", — мелькнуло в голове. — "Стрёмно, увидел бы кто".
Да, с расслабленным животом муки "где бы пи-пи" много ослабели. Всего лишь нарастало ощущение нутряной низовой полноты — но это кайф! М-м, какая сладостная натуга! И — о-о! — на глаз заметно, как пухнет животик. Неужели правда на глаз?
Кира не удержалась — потрогала слегка, скрипнул пальчик по резине. Ого, как твёрдо! И тут же убрала руку — больно. Ладно, последим просто так.
Вспомнилось вдруг, что рассказывали девчонки, а она верила-не верила. Неужели такое возможно? Неужели можно так напиться и, главное, стерпеть, чтобы выкатились пузырики и парень с девушкой могли и целоваться в губы, и касаться-миловаться выпуклостями животов? Да, с таким пузырём, как у неё сейчас, она бы смогла, главное, чтоб у парня был не меньше. Что там ещё говорили? Ах да, что целуются, обнимаются и внизу "бодаются", борясь с позывами, — ну чем не секс, только поодиночке. И сдаются, расслабляются одновременно, пересекают свои струи. Якобы чувство такое, будто переспали по полной программе. Мочевой безопасный секс. Даже если неправда, стОит попробовать. Кого бы только уговорить? Все нежные, все до такого вот состояния, как у неё, не дотерпят. Пофантазирую лучше.
Целуясь, лица поворачивают, чтоб носы не мешали, чокаются губами только, и касаясь животами, перекашивают их, чтобы низ парня не мешал — там, небось, выпучено не меньше. Елозят, приноравливаются друг к другу, следят за дыханием, морщением лица, даже за сердцебиением можно уследить. Как так прижаться, чтобы и самому хорошо было, и партнёру неплохо?
Кира повернула ладошку тыльной стороной, имитируя выпуклость, и нажала легонько себе на живот. Так, так и вот так. Ой! Да, внутри кольнуло болью. Сейчас она может регулировать нажим, можно представить, что внутри ворочается что-то чужое, раздражает рецепторы в самых интимных местах — хотя это свой пузырь всего лишь. Главное, нет проблем со вставанием, моча никуда не денется, как миленькая, будет бултыхаться внутри и давить. Парень спокоен, девушка довольна. Ох!
Она вдруг ощутила предвестник оргазма, расслабила инстинктивно сжавшийся от боли сфинктер и, развалясь на кушетке, закрыла глаза и отпустила воображение — что, интересно, привидится?
Вспомнился рассказ Лёшки, как он "залетел" в том же плане.
Речь у них, помнится, шла об анатомических различиях мужчин и женщин. Кому проще и легче отлить у заборчика — ясно. У женщины, даже очень стыдливой, сфинктер всегда будет "слабым" звеном, у мужчины же может разорваться или воспалиться что-то другое. Если сфинктеру "помочь".
Проблемы "по-маленькому" Лёшка давно уже не знал. В детском саду ещё вроде мучился, но в школьном туалете мог отбиться от любого приставалы, на улице не стеснялся отойти к заборчику, тем более всё было тип-топ в воде. Купаясь, он даже не чувствовал, как из него выходит моча, просто, переодеваясь в сухое, никогда не испытывал нужды. Само собой, как говорится.
Ничто не предвещало трудностей и в то майское утро, когда группа повзрослевших за зиму школьников поехала на пикник у речки. Предполагалось купание, демонстрация "взрослых" купальников. Правда, никто из них не купался так рано в году, обычно начинали в июне, когда вода мало-мальски прогреется. Но весна была ранняя, люди успели привыкнуть к теплу и не думали, что воде ещё теплеть и теплеть.
Утром, пока собирались и ехали, было почти что жарко, по дороге парни разделись до пояса, девочки — до верха откровенных купальников, но на месте вдруг похолодало, погода испортилась. Чуть дождь не сорвал пикник, потом солнце опять выглянуло, но настроение уже не то. Стали раздаваться панические голоса, мол, "поручик Голицын, а может, вернёмся…" И тут…
Наш герой припас компании сюрприз. Он захватил с собой всё для приготовления на костре то ли глинтвейна, то ли крюшона или грога, в общем, такое горячее и вкусное, а главное — "взрослое". Алкоголя там было не больше, чем в крепком квасе, перед купанием не стОит балдеть, да и девочкам надо дать пригубить.
Все были в восторге. Раньше и смотреть не могли на большие пластиковые бутылки, что Лёшка вёз с собой, питьё-то холодное. Но когда их содержимое согрелось на костре и сдобрилось приправами, дело повернулось иначе. Популярность молодёжного глинтвейна-крюшона-грога была огромной.
Разливая и допивая, напился и сам "повар". Бояться, что негде будет отлить, было глупо, девчата и то не боялись, пили большими кружками. Прикончив весь запас, молодёжь полежала — одетая пока, лениво переговариваясь и прощущая приятное тепло в желудке. Шуршала одежда, отдельные её части исподтишка снимались и откладывались в сторону. Потом кто-то вскочил и тем завёл остальных. Все постряхивали остатки одежды и побежали к речке.
Вода оказалось холоднее, чем думали, но никто не захотел бить лицом в грязь. Просто медленные, "девичьи" стили плавания не рулили — замёрзнешь. Быстро выяснилось, что не подходят и быстрые, спортивные — скоро растратишь силы и выдохнешься, а вода-то такая, что не отдохнёшь, повернувшись на спину и лениво шевеля руками-ногами. Сами собой отобрались медленный кроль и брасс средней скорости.
Как всегда, молодёжь на реке баловалась, визжала, подлавливала друг друга. Выпендривались перед девочками, друг перед дружкой, пытались, поднырнув, сдёрнуть бикини. Оказалось, что хоть и не крепче кваса было выпитое, а головы вскружило, малость дезориентировало даже. Заплыли дюже далеко, возвращаться первым никто не хотел, хоть и синеть уже начинали… Ну да, синеть — не голубеть, мужественности не мешает. Море по колено — а уж речка…
За всеми этими забавами Лёшка не сразу понял, чтО его беспокоит. А беспокоило то, что в воде этого не делало ни разу — мочевой пузырь. Наполненный, кстати, последствиями хозяйского напитка.
Парень немного удивился, что чувствует в воде позыв, но значения не придал, отбросил мысль. Наверное, на холоду моча выходит быстро, вот и не поспевает узенькое отверстие, плавки тут ещё. Немножко неприятно, но надо потерпеть чуток, всё и образуется.
Групповое купание снова закружило нашего героя, но вскоре малая, но сильная нужда опять напомнила о себе. Пловец не сразу понял, почему это с кроля он вдруг перешёл на брасс, сам же не хотел. Ну, может, попозже, когда догонит и "накажет" вот эту… А тут и догонять враз расхотелось, сами собой ноги переключились на брассирование. Почему?
Потому что приятно разводить медленно ноги. Будто развратная девица! Зато когда сводишь, появляется неприятное ощущение. Блин, это ж ссать хочется, да ещё как!
С каждым разводом-сводом ног пузырь между ними беспокоил всё больше и больше, словно рос вместе с болью, словно накачивалась туда моча. Нужда подступала, как на морозе в джинсиках и тонких женских трусиках, бывал у него такой прикол. Ну, и леденело всё.
Сначала он пытался терпеть. По слухам, если хоть раз поссышь в воде, сквозь плавки, не обнажая и не распрямляя "инструмент", то потом и на суше не сможешь удержаться, будешь то и дело мочить штаны. Канал-то расширен и опробован, а чувство одетости не создаёт запрета на расслабление, зажиматься приходится явно, и если отвлечёшься хоть на десять секунд, то почувствуешь внизу противное влажное тепло, когда и в туалет-то не очень хочешь. А уж как стекает по ногам, извиваясь… Представь себе, что дышать приходится, контролируя волей каждый вдох, как в противогазе. Не-эт!
И Лёшка, сжав зубы, терпел, как только мог.
Но по мере роста давления в пузыре слухи об обоссании начинали казаться всё более и более недостоверными. И потом, чтобы позориться на суше в будущем, надо выжить здесь и теперь. Если вот-вот тебя разорвёт, не выпустить ли импульс будущего взрыва организованно, через единственный доступный канал, не заморачиваясь будущим недержанием? Решать, по Жванецкому, проблемы по мере их поступления.
В будущем надо купаться нагишом, решено. Но как отнесутся девчонки? Да просто плавки нужны особые, просторные, скользящие по пояску. И не только скользящие. Входишь в воду по пояс, отстёгиваешь спереди, заворачиваешь назад и крепишь на пояске сзади. Купайся на свободе, в случае чего — повернись к кому задом, чтоб увидели сквозь воду, как что-то матерчатое на твоём заду мелькает. Перед выходом из воды отстегни сзади, пропусти меж ног и пристегни спереди. А если купаешься с особо стыдливыми особами, отстёгивай только при нужде, отплыв подальше. Особый кайф — проделать весь цикл нырнув, на одном дыхании. А, впрочем, чтобы манипулировать с плавками, не стоя на дне, хорошим пловцом быть нужно, такой и в нырке сможет.
Лёшке приспичило, он перестал мечтать и зажиматься, попытался расслабиться. Но как потом объяснил ему врач, на холоду весь мужской низ возбудился, а тесные плавки помогли пережать мочевой канал. О расслаблении, как в тёплой летней водичке, не могло быть и речи, в плавках и холодной воде справить нужду было практически невозможно. Но тогда горе-пловец об этом не знал.
Что ж, напряжём живот, как в сухопутном туалете, когда хочется отлить побыстрее. Он перешёл на медленный кроль. Казалось несолидным тужиться с раскоряченными в брассе ногами, будто ссышь сидя на корточках, по-бабьи. Прямые ноги, почти что стоя, по-мужски — вот так.
Руки инстинктивно двинулись к животу — расстегнуть ширинку. На полпути пловец спохватился и вернул их к гребле, но рефлекс сам собой не исчез. Как же, хозяин, ты хочешь пустить струю, не расстегнувшись, не освободив "шланг"? Нехорошо! Давно над обоссанным не ржали?
Глупо, конечно, это звучит в воде, но привычка — вторая натура. Преодолевать строжайший культурный запрет пришлось явно, свирепо приказав себе ссать сквозь плавки. Брюк на нём нет, нет, нет! На этом было потеряно несколько гребков, пришлось ведь бороться и с опасением, что, презрев запрет здесь и сейчас, он и на суше может в критический момент не удержаться.
Ладно, тогда буду учиться не намокать с азов, будто дитя малое. Главное — не лопнуть сейчас, до берега не дотерплю, позволю себе уж. Да и ноги раскорячить позволю, а то, чую, кроль спрессовывает инструмент излияния.
Разведя ноги, он напряг живот, но только резанула боль. Блин, что ж такое? Причувствуется — нет, не помогло, не выходит ничего. Только напряглось и немножко судорожнуло. Ещё и ещё раз парень напрягал живот, но без толку. Просто так не выходит. Что ж, соберём силы.
Почти замерев на месте, немножко замёрзнув даже, Лёшка вдруг все силы отдал проклятому животу. Р-раз! Его тут же пронзило какое-то странное ощущение, мало похожее на боль, но этим и страшное. Новое какое-то, и новизна эта не из приятных. Пугающая. В теле произошла перемена, вокруг всё замелькало, меняя цветА: то всё вокруг синее, то красное, то серо-буро-малиновое. Чёрному цвету тоже настал черёд, и вот тогда-то тело шилом пронзила судорога — знакомая по малой нужде на морозе. Противная вещь, хотя и опростаться не боишься, наоборот, пытаешься.
Буль-буль-буль… Это ж от него! Блин, он же тонет!
Нет, он выплыл, не подумайте. А то как бы рассказал? Живот однозначно приказал не напрягать его, а то хуже будет. Но и без того становилось всё хуже и хуже, хотя и постепенно. Лёшка, плюнув на репутацию, развернулся и поплыл к берегу.
А заплыл он под влиянием своего "некрепкого" дальше безопасного, почти на середину. Плыл медленным брассом, на грани замерзания и новой судороги, но иначе не мог — быстро сводить ноги не давал пузырь. Пытался раскорячить их, как в брассе, а голенями шлёпать, как в кроле, но как тогда руками работать? А думать… не думается, не до изобретения нового стиля, боль бы ослабить.
И вот настал момент, когда наш герой почуял — боль в животе, нагнетаясь, выходит на уровень той, что заставила цвета в глазах — мелькать, судороге тело — пронимать, а самого его — пускать пузыри. Тогда он расслабил живот, а теперь-то выхода нет, только лопнуть. А до берега, до дна хотя бы под ногами ещё плыть и плыть. Помочь некому — все плещутся далеко за спиной, плевать им на его проблемы.
Пришлось плюнуть второй раз — на приличия. Бедолага рванул поясок плавок. Там у него было завязано, как для прыжков в воду, а в воде не развяжешь, возиться надо. Против шаловливых девичьих ручек этот гордиев узел. Всё лопнуло и ослабло. Снимать некогда, да и сил нет барахтаться, он просто быстро толкнул одежонку вниз по бёдрам и, взмахнув руками, сделал отчаянный рывок наружу, на свободу.
Как ни странно, свобода только усугубила положение. Или этот чёртов рывок. Он снова услышал глухое бульканье над головой, в глазах потемнело, но тут…
Тут рассказчик начинал бекать, мекать и заикаться. С ним случилось что-то невероятное. Похоже, моча почти взорвала его изнутри, но тут открылось отверстие и он поимел всю реку, вместе с рыбами и пловчихами. Выходная струя била так мощно, что казалось, он реактивно выскочил из воды и завис над ней, бурЯ. Мир посветлел, нестерпимая только что боль волшебным образом извернулась и перешла в наслаждение. Остаток пути до берега преодолел, словно на подводных крыльях.
И по берегу ходил возбуждённый, радостный, солнце для него снова выглянуло. С небес на землю опустило какое-то странное замешательство выбравшихся из воды одноклассниц. Лёшка глянул вниз, куда они косились, и оторопел. Плавки остались в реке. Правда, было, во что переодеться, но все уже всё видели.
Потом он несколько раз пытался заняться писсингом, но, видимо, условия были слишком безопасные. Или в тот раз они сложились уникальными. Кое-какие острые ощущения были, но не те. Быстро наступала разрядка. А в холодную воду лезть опасно, рефлекс уже. Второй раз может не повезти.
Да, когда сам в любой момент можешь прекратить — это не то. Дух захватить в принципе не может, когда на самообслуживании. Вот она, Кира, лежит и не знает, как оно дальше повернётся. Всё обойдётся, конечно, но как конкретно?
Прошло неизвестно сколько времени. Шорты уже стали заметно давить на живот, но тут шепнул воздухом клапан и напряжение спало. Ну что ж, раз так гуманно, припомню-ка я, что было в пионерском лагере, время есть. Интересные там вещи творились.
Занятно было наблюдать, как мы прибыли на автобусах, самый старший отряд, фактически, не пионеры уже. Если "пионер" означает "первый", "первопроходец", то мы, скорее, "бывалые". И даже не столько прибытие, оно самое обычное, привычное даже, не первый же год — последний, скорее, многие друг с дружкой знакомы. А вот первый выход на пляж — это да.
Как-то неловко, стесняясь смотреть прямо, оглядывали друг друга, с каким-то недоумением и даже опаской. У девушек новые купальники, плоть требует, и мальчики удивлялись, насколько стала требовательна плоть. Верх потерял чисто символическое значение, этакий был детский лифчоночек с оборочками, на манер трусиков что-то прикрывающий, теперь это настоящий женский "гальтер". А сами парни, наоборот, не озаботились купить новые плавки в талии, тазу шире, вроде, не стали, да и резинка с верёвочкой тут. Зато стали мощнее в другом месте, и уже мы со страшком взирали на вспухший, взбугрившийся низ. Знакомые — и будто незнакомы, чего от них, так изменившихся, ждать?
В общем, разошлись по разным концам пляжа, а посерёдке мелюзга — этим-то телесные вопросы пофигу, гораздо проще они на всё это смотрят, за косичку там дёрнуть или резинкой трусиков щёлкнуть.
Ну, а раз на пляже порознь, то и в столовой тоже, и везде, где парни с девушками вместе могли бы быть. Пора уже быть вместе. Не сговаривались, а поди ж ты, сторонятся повзрослевших тел.
К счастью, был август, и очень скоро на пляже стало не так интересно, как в жарком июле. Вожатые думали, чем нас занять, приготовили место для пляжного волейбола, и уже даже сошлась мужская и женская команды, но вдруг одной девочке, проехавшей задом по песку, показалось, что с неё содрались трусики — а на самом деле ничего такого, всё плотно сидело, может, только песком забилось, почуял кожа плотный песок, ну, и подумалось. Но энтузиазм иссяк, не начавшись.
Вожатые стали думать дальше. Что, если "Что? Где? Когда" или "Брейн-ринг"? Настояли, чтобы каждая команда была разнополой. И дело не пошло. Когда стесняешься, хоть немножко, трудно обсуждать свободно и продуктивно, не т взаимопонимания. Всегда вертится мысль: а не засмеёт ли мой вариант вот та веснушчатая? А не сочтёт ли тебя дурой вот этот замкнутый очкарик? Сказалась повсеместная разобщённость, начавшаяся с пляжа. Втайне друг другу нравились, но в чересчур тайной тайне.
Убедившись, что ничего не получится, вожатые плюнули и ушли. А игроки не разбежались, нет, просто "девочки — налево, мальчики — направо", и вот уже за столами две однополые внутри команды. Начали играть, и так всё завертелось! Никакой тебе стеснительности, азарт, глаза горят, мысли в головах сверкают, крик стоит, все такие умные и находчивые оказались, аж страшно. Кто бы подумал, что вот только что мямлили и отказывались?
Так увлекла эта игра, что мальчики не сразу сообразили, что надо им женскому полу потрафить. Когда опомнились, остался один раунд — потому что вопрос один всего остался. Спустили это очко подружкам, но всё равно выиграли. Те — в слёзы, настолько всё искренне и захватывающе было. Обидно проиграть. Всё-таки не настоящие это девушки, хоть и в теле они, души-то девчоночьи ещё.
Конечно, и девушки плачут, и женщины, некоторые очень даже умело это делают, но не по такому же пустячному поводу!
И вот тот самый очкарик в шутку, утешительно говорит: мол, теперь у вас в одном деле перед нами фора. Превосходите вы нас то есть. Мы: в чём это? Он: ну, вы же выплакали немножко из организмов воды, так что пузырю полегче, и если быв сейчас пришлось терпеть, скажем, ещё одну игру провести, не выходя, вам бы легче, первыми сдались бы мы. И тут…
Непонятно кто крикнул, но из нашей толпы раздалось: "Писсинг, что ли?!" Парни ошарашены — и об этом знают, такие неиспорченные? А что ты хочешь, знатоки мы! Знаточки. Не смотри, что щас продули. Другой голос подхватил: "Нет: правда?" И — тишина.
Вожатых нет, чего ж стесняться? Каждый/каждая думает: а может, и вправду попробовать? Неужели всерьёз было выкрикнуто? Неудобно признаваться, что интересуешься главным образом телами, их созреванием, а насчёт мочевого пузыря — да ещё в детстве мальчики и девочки об этом свободно говорят, и делают даже, только о терпеже состязательном не помышляют. Дело знакомое, хотя и забытое порядком. Не тряхнуть ли стариной — на новом уровне? Обещает много интересного. Следить ведь надо за сухостью, значит, повод пялить глаза на это место есть законный.
"Горячая голова" выкрикнула: "Да хоть сейчас!" Её остудили — не время. Вожатые могли вернуться, к тому же все в разном положении — кто пил меньше, кто больше, кто сох, кто в перерыве в туалет бегал, а другой только вот собрался, но не успел. И что делать с мокрым бельём? А если отложить, то из города можно провезти мочегонный, травяной такой чай, молодёжь знает, где брать, и трусы побелее тем, у кого всё тёмное или пёстрое, неподходящее для задуманного. А устроить состязание можно на пустынном пляже перед подъёмом. Потом искупаемся и скажем, что ради этого и вставали на полчаса раньше. Хотя часа на две придётся, не меньше.
За ночь организм обезвоживается у всех почти одинаково, так что достаточно выпить всем поровну, и справедливость обеспечена. Значит — утром.
И тут же, не вылезая из-за столов с волчками, стали дружно вырабатывать правила предстоящего состязания. Ведущие, а выбрали такими парня с девушкой, ставили вопросы, игроки за минуту находили решение и большинством голосов принимали, записывали. Вышло вот что (кто повторит — на свой страх и риск).
1. Ужинаем на глазах друг друга, едим одинаково. По-разному можно только пить, ночь впереди.
2. Тайно встаём за два часа до общего подъёма, ходим в туалет, надеваем: парни — плавки, лучше белые х/б, меньше чтоб поджимало, девочки — светлые бикини.
3. Действие будет происходить на площадке для пляжного волейбола со снятой сеткой. На расстоянии вытянутой руки от сетки проводим на песке борозды — это передние барьеры. Задние, боковые линии — прежние. В процессе состязания за площадку не выходить.
4. Мочегонный чай в трёхлитровых банках готовим с вечера:, закапываем в песок, как и пластиковые стаканчики. Каждый забирает одноразовый из столовой, не выбрасывает. Придя на пляж, откапываем и начинаем напиваться. Пропускаем одновременно по стаканчику, минуту выжидаем, и спрашиваем: "Ещё?" Если кто-то уже полон, отказывается, то и остальные больше не пьют. Но в любой момент любой игрок может предложить глотнуть ещё по стаканчику-другому, тогда водопой возобновляется, если все согласны. Это когда уже подъём на носу, а матч никак не кончается.
5. На первых порах правила поведение — вольные с соблюдением спортивной этики. Можно свободно ходить по всей площадке, вступать с обоюдного согласия в разговоры. Нельзя отрыгивать и жаловаться на то, что вот-вот сдашься.
6. Любой игрок, почуяв, что пора, вправе скомандовать: "Начали!" По этому сигналу команды расходятся по своим половинам площадки и начинают терпеть порознь. Нельзя касаться трусов, своих и чужих, в остальном можно друг дружке помогать.
Парни, как выяснилось, собирались в тесный кружок, нагибались, клали друг другу руки на плечи и волной напрягались-расслаблялись. Как почуешь, что через тебя волна идёт, зажиматься вроде легче, чужие мышцы помогают. А после мощного импульсного зажима — словно обратно в себя втягиваешь и несколько секунд можно отдохнуть, пока моча снова не попрёт.
Девушки тоже так пробовали, но в основном иначе действовали, эмоциональнее. Зажимались, покачивались, ноги перекрещивали, присаживались — это как обычно. Кому совсем худо, пискнет: "Ой: девочки, не могу больше!" — и к ней бросаются, кружатся вокруг неё, уговаривают ещё потерпеть, поглаживают, поддерживают, сжимают пальцы вокруг бёдер, чтоб подать пример сфинктеру. Массируют, пальцами по животу водят, трусов не касаясь. Сгибаются-разгибаются, дыхание задерживают и прочие женские терпеливые штучки.
7. Первый (как и остальные впоследствии) не вытерпевший сдаётся самостоятельно, судейства нет, всё на доверии. Подходит к барьеру и поднимает руки, его команда проигрывает. Затем должен снять плавки (бикини полностью) и бросить их за линию площадки назад или вбок, выпустить мочу (предположительно, у задней линии) и остаться в пределах площадки без одежды. В дальнейшем это называется — "разрядиться".
Но чихнувший и описавшийся проигравшим не считается. Он не поднимает рук, просто отходит назад и разряжается, его команда не проигрывает. Но если расчихались все и никого в трусах не осталось, проигрыш команде всё-таки засчитывается. Так и при реванше.
8. Любой член проигравшей команды может предложить реванш, пока проигравший писает. Если этот вызов принимает хотя бы один игрок команды-победительницы, реванш проводится — немедленно, тут же.
9. Все игроки, не участвующие в реванше, должны разрядиться. Нагими оставаться до конца состязания, но пока оно продолжается, можно отворачиваться и прятаться за одетых "реваншистов".
10. Все, кто участвует в реванше, подходят к переднему барьеру и встают, разводя ноги не менее, чем на ширину плеч, локоть к локтю с товарищами и лицом к лицу с соперниками. Строжайше запрещено касаться любых трусов и сдвигать ступни. Терпим практически неподвижно. Если говорим, то на отвлечённые темы.
11. Сдавшийся поднимает руки, отходит к задней линии и там разряжается. Журчать потише там, не провоцировать напрягшихся. Присоединиться к группе голых.
12. Команда, в которой все сдались, проигрывает реванш, другая — выигрывает его. Выигрыш фиксируется, когда закончит журчать последний сдавшийся, иначе — ничья.
13. Если команда выиграла и первый матч, и реванш, то победители, продолжающие терпеть имеют право (хотя и не обязаны) вызвать к барьеру всю голую команду проигравших. Те не должны закрываться руками или отворачиваться, особые позы принимаются по обоюдному согласию, ни в коем случае не по принуждению. И барьер ни в коем случае никому не переступать. Всё-таки двойной выигрыш/проигрыш, чем-то надо отметить.
Этот рефрен "чем-то надо отметить" всё время витал в зале, будто нагие тела — штука до зевоты неинтересная, фантики какие-то конфетные, но "с паршивой овцы хоть шерсти клок", что-то надо взять, поиметь, так хотя бы это вот.
Интересно, что девочки тоже подхватили "чем-то, конечно, надо". То ли они рассчитывали выиграть, то ли нужен был предлог для обнажения. А то созрели, а кто оценит, кто похвалит? Ахнет кто? Подружки больше кичатся своими или завидуют твоим. Не смотрите, что только что дружно за одним столом играли, когда о теле, то каждая за себя.
14. Если реванш выиграла проигравшая ранее команда, то она может вызвать к барьеру лишь половину проигравшей команды (по выбору самих проигравших). Вторую половину (девочки могут надеть лифчики) можно позвать, только лишь если к барьеру выйдет "первый нагой", то есть проигравший первый матч. Таким образом, победители реванша любуются на проигравших, а те, выигравшие-таки первый матч — на проигравшего его.
15. Противостояние продолжается, пока в команде есть хоть один успешно терпящий. Тот, кто не может (или не хочет — теперь это уже не важно) терпеть, не поднимая рук, просто отходит назад и разряжается. Смотреть на обнажённых он уже дальше не может.
16. Никаких фотиков и мобильников! Зырить — зырь, а с собой не уноси. У нас, впрочем, их и не было, на будущее записали.
17. Когда разрядятся все, состязание заканчивается. Нужно подобрать свою одежонку, куда бросили за черту, натянуть и пойти купаться. Мало ли, вдруг просочилось слегка, следов и запаха остаться не должно. И вообще, по легенде, мальчики и девочки встали на полчаса раньше, чтобы насладиться дивным утром и скупнуться в прохладной водичке. Оттого-то они и возвращаются в лагерь такие мокрые и весёлые. Виды утром оказались даже лучше, чем они сперва предполагали.
От купальников и плавок веет речной водичкой. Последняя улика — банки из-под чая, больно уж они большие, днём, легально, из таких не пьют. Может, утопить их где поглубже? Это по части пловцов-мальчиков. Или закопать поглубже в песок — это уж девочки постараются. Интересно, зачем? Не хотят ли откопать и сыграть ещё? Например, с теми, кто ещё не знатоки… не знатоки женского тела. Ёмкости пузыря их не знают. А у меня он уже… Ох!
Клапан снова шепнул, в который уже раз, но сейчас это не помогло — вдруг где-то там, в пузыре, кольнуло будто шилом. Ой! Коленки дёрнулись вверх, мышцы непроизвольно сжались, усугубив боль. Кира прогнала испуг и заставила себя расслабить живот, но не успела почуять эффект, как кольнуло в другом месте. А-а-а! Она ещё успела ухватить кайф и от этого ранее не испытанного чувства, но так продолжалось недолго. Вспышки боли пошли чередой, взрываясь и отдаваясь во всём теле. Пожалуй, ощущения стали чересчур уж острыми.
Может, теперь удастся отлить, "брызнуть", как обещала Илона? Девушка напрягла живот, стремясь выдавить из себя мочу, но чуть не потеряла сознание от боли. Тёмным заволокло глаза, полминуты она очухивалась, а когда всё же оклемалась, поразилась: из живота выпирает очень твёрдая "дыня". Конечно, весь воздух из камеры вышел, клапан уже не помощник. О-ох!
"Дыня" дёрнулась, и её пронзила вспышка боли калибром покрупнее. Кира изо всех сил постаралась уловить кайф, но — не смогла. Где там — стенки пузыря, казалось, трещат! Это уже не игра. Скорей снять шорты! Где там сзади "молния"?
Девушка осторожно, кусая губы, выгнула спину и сунула руки под поясницу. "Молния" прощупывалась, но ничего такого, за что можно было бы дёрнуть, не было. Да что же это такое?
Она медленно, морщась и подёргиваясь, села, зашарила снова. Пусто! Попробовала просунуть палец в промежность — его сильно прижало, не пустило дальше. При вытаскивании он корябнул кожу.
— Илона! — позвала несчастная Кира, кривя губы, и тут же почувствовала, что её отпускает. — Скорее! Сними с меня!
Скрипнула дверь, но вошла не деловитая "медсестра", а сам Фёдор. Кира, в откровенном лифчике и блестящих шортах с выпираемостью, не застыдилась, а схватилась, как утопающий за соломинку.
— Лечишься? Лечись-лечись. На такое средство от запора патент брать надо!
— Какого запора?
— Кишечного. Натянула шортики и гони себе стакан за стаканом. Вода потычется-потычется в мочевик, а там глухо, ну, она пошла искать другой выход. Перестаёт всасываться из кишечника, разжижает всё там, газы стреляют, — он подозрительно потянул носом, — нарастает ощущение наполненности. И главное — вовремя снять шорты, пока из тебя не попёрло. В общем, запор сзади лечится запором спереди, как клин — клином. Ха-ха-ха!
— Федя, милый, какой запор! Сними скорее с меня эти шорты! — Она чуяла, что боль затухает где-то внутри живота, и даже подумала — может, рано сдаваться? Но иметь под боком аварийный выход не мешает.
— Может, тебя ещё и с верблюда снять? — усмехнулся тот. Нехорошо усмехнулся.
— При чём тут верблюд?
— Знаешь, как бедуины туристов на верблюдах катают? Сажают бесплатно, а вот когда слезать — шалишь, брат, раскошеливайся. Поняла?
— Как?! — Она ошалела. — Ты же обещал бесплатно мне, как своей.
— Чего обещал?
— Как чего? Острые ощущения, конечно.
— Обещание своё я выполнил, от этих ощущений ты вон стоять спокойно не можешь. Верно? — Он посмотрел на её чудовищный живот, из которого пузырь вывалился в шорты так, как груди вывалились в приспущенный бюстгальтер, и Кира отступила назад. Пока там как-то крепилось, но дунь — и снова пронзит боль. — Теперь ты просишь меня от них тебя избавить. Скажи по совести — я тебе бесплатно это обещал?
Неужели не шутит? А в почках ощущался ток жидкости, не переставал, проклятый!
— Но, Феденька, мне больно уже. — Она показно схватилась за живот, стараясь не давить. — Хватит баловаться и давай-ка ты… — Тут из почек вниз свалился и заставил согнуться в три погибели настоящий приступ боли. Страданием исказилось лицо, она замерла в неестественной позе, не зная, что делать.
Бывало и раньше, что невтерпёж приспичивало, но хоть всё ясно: сжимай изо всех сил сфинктер, если долезешь, жми пальцем на уретру, скрести ноги и ищи, ищи, куда отлить. А сейчас как? Как побороть эту боль, боль сугубо нутряную, что раньше лишь чуть-чуть покорябывала, пугала мочевой пузырь — и тут же раскрывался путь потоку, избавлению от опасной гостьи? Сейчас же та, не находя выхода, вовсю буянила в животе, носилась, как белка по стенкам дупла, и корёжила пузырь, заставляла сердце ухать вниз — и ни крупинки опыта, ни капельки знания о том, что будет через секунду и как от этого спастись. Или хотя бы ослабить. Согнуться? О-ох! — её согнуло помимо воли, нижний край рёбер уткнулся в нечто, твёрдостью напоминающее деревяшку, и тут же отодвинулся. Такой боли она ещё не знала!
— Шутить я и не собираюсь, — он спокойно сидел на стуле и нагло смотрел на корчащуюся девушку, — бизнес есть бизнес. Всё это денег стоит. Не моя вина, что ты меня не так поняла. Но не волнуйся, долго не промучишься. Техника платежа проста донельзя: ты сейчас называешь пин-код той карточки, что у тебя в сумочке была, я звоню на мобильник своему дружану, он у банкомата уже ждёт, и когда деньги в руках, шорты мы с тебя снимем. — Он поиграл мобильником.
— Как?! — Она аж задохнулась и пузырь, отодвинутый назад эмоциями собственницы, на минутку притих. — Да это же форменный грабёж! Всю карточку мою опустошить! Федя!
— Что Федя! — Он вскочил, в ярости схватил её за плечи, затряс — одна грудь выскочила наружу. — У тебя бизнес, и у меня бизнес. Человек человеку волк, не знала? Без уговору, в смысле, волк, а наш с тобой уговор был, да кончился. Что, скажешь, не сдержал я свой уговор, не доставил тебе острые ощущения? — Он угрожающе затряс своей лапой у её распухшего живота, но касаться не стал. — Чего жаднишься? Нешто ты эти деньги в поте лица добываешь? Я же знаю! Из предков богатых! А с бывшим однокурсником поделиться жалко, да? Напоминать надо, а! Ну, вот я и напоминаю. Лопнешь щас — так больше пролечишь. Гони пин-код!
— Федя! — Она аж всхлипнула, лицо пошло морщинами, потом внезапно вскинулась. — Ах, волк, говоришь?! Ну, тогда я тоже волчица и эти твои пытошные шорты порву и всё тут! — Она схватила их за бока у бёдер, но он придержал её руки.
— Не торопись! Одежда твоя не здесь. В этом ты и по улице можешь пройти, жарко сейчас, а если порвёшь — в чём уйдёшь, спрашивается?
Она замялась, но тут приспел новый приступ боли, обострённый врезавшимся в кожу пояском — как прижгло раскалённым.
— Это следующая проблема, щас решу эту!
Зря, зря она предупредила! Надо было взять неожиданностью, да ещё внимание отвлечь чем-нибудь, выиграть время. А так озверевший Фёдор набросился на неё, схватил за серёдку лифчика, перекинул через голову. Сопротивления особого не было, куда чем ни двинь — поддаёт огонь в животе, заставляет застывать. Безвольные девичьи руки мгновенно запутались в лямках и были ими связаны, аж выкручены, а узлы затянуты.
Фёдор положил агонизирующее тело на пол боком, согнул, поддав ступнёй, ноги в коленях и накинул чашки лифчика на щиколотки, замотал. В иное время это тоже был бы острёж — бондаж всё-таки, громадные груди распластались, одна чуток прижалась к полу, но сейчас всё тело истязал пылающий, лопающийся, припечатанный к доскам живот.
— Отдохни и подумай! — злобно сказал палач, поднимаясь с колен. Чуток подумал и перевернул её на спину, чтоб живот не лопнул раньше времени. — Не забудь: деньги вмиг не сымешь, может, у банкомата того очередь змеится, а пока он не свистнет, останешься целомудренной. Ну, оперативнее думай! А, впрочем, я-то не спешу. Я и под пальму опорожнюсь. Завидуй! — Он подошёл к кадке и стал расстёгивать брюки.
Кира похолодела от ужаса. Её воображению вмиг представилась длинная очередь студентов, хвостящаяся к стипендиальному банкомату, а она закляплена и распята в таком виде на задней стенке… Прислышался даже щебет однокурсниц, которые обычно никуда не спешили. Ох, если там сейчас так… А Фёдор уже зажурчал, сводя с ума.
Но сдаться оказалось не так-то просто. Тело содрогали судороги, мочевой пузырь превратился в сердце и бился, посылая прямо по нервам мощные импульсы пронзительной боли. Изо рта рвались рыдания и капала пена. Тело уже было не своим, не слушалось, пламя из живота охватывало его целиком.
— Я скажу, я скажу код! — завопила мученица, едва-едва справившись с собой. А может, боль просто отступила для разбега? — Только выпусти меня из шорт, умоля… — Но в это время в животе ка-ак рвануло! Взрывная волна пошла в почки, разворачивая их. Мощный, невыносимый снаряд боли содрогнул и поглотил сознание, истерзанное и связанное тело подпрыгнуло и обмякло на полу.
Фёдор пожал плечами, но всё же застегнулся, взял кружку недопитой воды и стал приводить девушку в чувство. Да… Вот если бы её откупорить, слить малость — так, чтоб только можно стало продолжать честные, равноправные переговоры — и снова заткнуть… Нет, не хочется варакаться в моче, да и отживеет девка — благодарности никакой, ещё помешает снова запереть "испанские шорты". Побрызгаем лучше водичкой, похлопаем по щёчкам, ущипнём за сосок. Не лопнуло у неё там? Ого, как вздулся латекс, аж потоньшел, попрозрачнел! Не 90х60х90, а все 90+60+90 у неё там. А как тело-то расслабилось, какая кожа дряблая! Вот моча и взяла свой объём. Потрогать? Нет, опасно, вдруг и в самом деле разверзлось закупоренное чрево и меж обломками живота и резиной ходит вонюче-кровяной шар. Лучше зажать ей носик, снова ущипнуть. Очнись же! Да, плохо дело. Если не очнётся и не заговорит, придётся освободить её на халяву, рискуя облиться вонючим. Другой бы откупорил, облегчил, а потом подержал бы её связанной, угрожая не отдать одежду. Но это же форменный разбой! А разве он, бизнесмен Фёдор, разбойник, шантажист? Нет, он просто примерный член гражданского общества, свято выполняющий контракты и даже, как видим, устные уговоры. И порой — по части остроты ощущений — перевыполняющий их.
Послесловие Лёшки.
Меня смех берёт, когда вижу, как девчонки балуются с мочевыми пузырями. Что они могут-то? Сила девичья, то есть нет её, канал прямой и короткий. Разве что повизжать и поужасаться, когда прорывается финал.
Вот у нас, мужиков — это да. Я лично вспоминаю о пузыре, когда сам себе робота начинаю напоминать. Тренируюсь, тренируюсь на тренажёрах, бесконечное верчение педалей, монотонных махи руками, мягкое шелестение противовесов. День за днём так, и скучать начинаешь. Мышцы железные, а интерес выдыхается.
Вот тогда-то и приходит на помощь пузырь, который, ясное дело, обычно пустует. В туалет перед залом — святое дело. А тут, чтобы помог он, сижу сперва в буфете, напиваюсь потихоньку, и когда чувствую — пора, то иду, но не в туалет, а в тренажёрный зал.
Сажусь на велосипедное сиденье, ноги принайтовываю в педалям ремешками, потом и руки вдеваю в ременные петли, как обычно. Ёкает сердце — обычно ведь два-три часа здесь провожу, а в этот раз с таким пузырём не выдержу столько, удастся ли уйти пораньше?
Глаза, до занятий рук, тёмной повязкой завязываю. И жду, стараясь сначала ни одним движением мышцы не показать, что стражду. Настоящие мужчины не хнычут. Вот так мне могло приспичить и где ещё, на людях, при девушках, не суетиться же, с ноги на ногу не переминаться…
Постепенно всё внимание сползает на сфинктер. Креплю и креплю его, брюшного пресса коснись только — железный. Обычно я в джинсах и этого не видно. Слава богу, низкие джинсы не для парней, не напоказ у нас животик. Что-либо можно понять, только когда задвигаюсь "от пузыря".
Вот — приходит момент, когда одним постоянным "креплением" не обойтись, надо крепко зажаться и чуть-чуть расслабиться, отдохнуть, пока моча с силами не собралась и не напёрла. Ритмично приходится зажиматься. Но всё же стараюсь руками-ногами не двигать, напрягаю их, но молча, чтоб только мускулатура в такт работала. Пожалуй, если кто присмотрится теперь ко мне, то поймёт, что мне не по себе. Не удивится, если я под благовидным предлогом покину компанию. Тем более, если прямо брякну, мужики только если, чего сейчас сделаю.
Позывы тем временем крепчают. Странно — моча не тренируется, не качается. Анаболиками не балуется — откуда у неё силы берутся? И такие силы. Стакан-другой, а мне всё тело приходится мобилизовывать, чтобы противостоять.
Руки и ноги уже нажимают на тренажёр, но ещё недостаточно, чтобы привести его в движение. Предел начала тренировки я сам до того выставляю, иногда меньше, иногда больше. Подавить на неподдающиеся ручки-педали тоже приятно, чтоб всё тело напрячь. И когда они всё же начинают поддаваться, двигаться, хорошее ощущение возникает. Будто ты дозрел, усилился, смог подвинуть дело.
На самом-то деле усилился не я, а "партизанка" в пузыре, вынуждает меня собрать против неё все силы. Собирает меня, всю мускулатуру в единый кулак.
Лязг-лязг — наконец оживает тренажёр. Достал я его своим давлением, превысил предел. С удовольствием ощущаю, как сфинктер работает в общем строю мышц. Сам живот же расслабить надо, да не получается, ненужным своим напрягом мышцы сжимают пузырь, в животе раз за разом вспыхивает боль, заставляет расслабиться. Слава богу, поток отброшен в глубь пузыря, сколько-то мгновений есть до повтора.
Отпускаю ручки-педали, чувствую, как тренажёр меня растягивает, распинает, приводит в исходное положение… Живот выпячивается, хоть какое облегчение. Будь я девчонкой, где-то тут я бы полился… полилась, но у меня кое-кто в плавках свёрнуто, помогает это. Нет, так просто меня не пробьёшь!
Лязг-лязг — ходят грузы. Пытаюсь разнообразить мышечный аврал в помощь сфинктеру. Вцепляюсь руками в ручки и начинаю бешено крутить педали. Или стопорю ноги и налегаю на бицепсы-трицепсы. Нет так, так эдак!
Всё быстрее вспыхивает боль при напряжении живота, всё чаще приходится откидываться в изнеможении — секундном, но остром. Мне ещё приходится бороться с соблазном глупого тела богатырским напрягом решить все проблемы сразу. Не понимает оно, что тогда пузырь лопнет. Какое-то нытьё чувствуется: "Да что же, век так кувыркаться, что ли/ Разок двинуть — и ваших нет! Хозяин, разреши". Нет уж, не получится, помучаемся ещё.
Плавки вздуваются, канал тоже чем может помогает. Туда же торкается влага, даже чую, как проходит немножко и — стоп! Расслабляюсь, опять по мне бежит и у самого выхода — стоп!
Разнообразий ощущений — море. На последнем этапе в плавках уже хлюпает — в такт напрягу, я встаю… меня подбрасывает с сиденья, уже порядком уставшего, и я словно плыву в особо вязкой жидкости, геле каком-то, богатырскими усилиями передвигая руки-ноги на д"ладонь. Теряю ориентацию в пространстве, хочу вырвать хотя бы руки — и не могу. Живот пылает болью, чёткие, ритмичные напряги мало-помалу переходят в конвульсии.
Здесь кто-то должен мне помочь — хлопнуть по плечу, стащить плавки, подставить горшок. Пока смогу струйнуть, всё расслабится, фонтана не будет, как у девчонок. Повязку с глаз тоже долой. И так видно, что я не робот, способный только на раз-два-три, а живой человек, способный испытывать острые ощущения.
Особенно люб мне шаровой, "космический" тренажёр. Забираешься в этом ажурный шарик, закрепляешь на сфере руки и ноги, можно даже так, что ладони и ступни наружу торчат свободно, а весь крепёж в запястьях и щиколотках. Вытаскиваешь зубами чеку — и процесс пошёл.
Шар то плавно, то резко вертится, только не совсем чтоб головой вниз висеть, а так во все стороны. Прямо балдеешь. Руками и ногами можешь двигать друг относительно друга, причём сопротивление движению меняется случайно, как и возвращающая сила. То туго, то слабо, то остаёшься в новом положении, то тебя в старое тянет. Бывает, и начинает разводить рученьки-ноженьки, тут уж не зевай, напрягайся, отстаивай достойное положение. Хотя тренажёр как бы в отместку тебя резко набок кладёт.
Можно включить режим, когда действия рук-ног влияют на ориентацию тела, даже без ограничений этой ориентации. Зависаешь эдак вниз головой и некоторое время безуспешно пытаешься из этой ситуации выкарабкаться. Кровь прессует голову, иногда приходится ждать "оказии" — случайного ослабления сопротивления пружин, чтобы хотя бы лечь на спину, пусть и с чуток запрокинутой головой. И если машина тебя не начнёт вскоре крючить, то в голову шибает мысль: "А слабО повторить? И выбраться на этот раз собственными силами, поборов сопротивление этого вот железа?"
В таком тренажёре сдаёшься быстрее, чего говорить. В плавках уже что-то хлюпает, но можно считать, что это пот, или смазка, но ни в коем случае не сдача. Хотя, если честно, то если снаружи влажно, то как-то размывается воля к сопротивлению, влага изнутри прямо рвётся воссоединиться с наружной и перетечь в неё. Изо всех сил представляю, что это просто смазка. Ведь ходят так кое-какие "детали механизма", с силой стремится разогнуться скрюченное и после апогея в изнеможении подчиняется стягивающей силе полиамида. Лучше, конечно, без трения, чтоб не ободрать, не натереть чего. На принципах самосмазки, благо, и "носик с дырочкой2 есть. Почти маслёнка.
И вот когда у меня распрямляется, ощущение, словно нога в стременах выпрямляется в колене и поднимает на себя тело. Стремя — это низ плавок. Опоры-то особой нет, хоть бы велосипедняк под попу, и то рад был бы, а при напряге какое-никакое сопротивление — а приятно почуять бы. Вот в этом плане и чую.
Когда так пошло дело, то плохо, если забыл завязать в пояске верёвочку, слетят плавки за милую душу. У резинки свой предел есть. А я ещё ремешком талию подпоясываю, поясок-то ниже гораздо. Пузырю ремень не мешает, это девчонки умудряются поднять пузырь до пупка и выше. Животы расслабляют, а у меня не забалуешь. О"Распёр живот, плавки округлил — и дальше ходу нет. Дальше будем только тебя прессовать.