"Застряла на лето в городе? Ездишь каждый день на пляж? Твоё бикини сногсшибательно? Объедини приятное с полезным! Нетрудная работа на мосту, "дневной дозор". Телефон 999…"
Кира подмигнула Еве:
— Подработаем?
— Но мы же не застряла, — возразила та.
— Если хорошо будут платить, то можно и специально застрять. А вообще-то, тебе надо научиться читать между строк. Никто не будет обращаться к человеку как к неудачнику, это отталкивает. Вот и пишут с юмором, мол, застрял, со всяким бывает. Обрати это в выигрыш.
— Ну… не знаю. Меня же дома на каникулы ждут… да и тебя тоже. И потом — при чём тут бикини? Стоять в нём на мосту? Ой, нет, нет, это же не пляж совсем. Пляж, как с моста сходишь, вот там я могу, там все голые, так я как все. А на мосту — только в одежде. Давай лучше ты. Тебе нипочём.
— Нет, без тебя я не пойду. Подруги мы или нет?
— Да я тебе всё, всё разрешаю. Именно потому что подруга.
— Вот и помоги мне, если подруга.
— Да, но там же, — она ткнула пальцем, — не сказано, чтоб парами надо работать. Может, одна всего и нужна.
— Ну, если одна, тогда и связываться не будем. Но видишь ли, через мост машины ездят, а я буду в открытом бикини. Нет ничего проще, чем подлететь, тормознуть, выскочить, запихать и умчаться. Была девушка — и нет девушки. Потом где-нибудь найдут женщину, и хорошо, если с признаками жизни. Кто-то должен подстраховать, крик поднять, номера запомнить, в милицию позвонить.
— Неужели могут?
— А то!
Ева колебалась. Кира решила подбавить:
— Ещё, знаешь, с этого моста самоубийцы порой бросаются, страшно.
— Речка же мелкая, пляжная!
— Мелкая-то мелкая, да в одном месте есть очень глубокая впадина, прямо с моста заметно, везде вода голубая или зелёная, а там чёрная со зловещим отливом. Уже несколько человек сигануло, и все "сожмурились". Я вот думаю — может, завораживает людей эта чёрная бездна? Глядеть опасно, а если запрещаешь себе глядеть, то обязательно посмотришь. Если вдруг меня потянет туда прыгнуть, ты уж будь подругой, удержи. А я тебя, сели зашатаешься.
Еву раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, подруге надо помочь, с другой — самой страшно. Кира уже порывалась звонить по телефону, пришлось схватить за руку:
— Ну, не хочешь, как хочешь. — Глубокий вздох.
Ой, как не хочется обижать подружку! Что бы такое придумать? Ева завертела объявление в руках и нашла-таки придирку:
— Слушь, а ведь недельное оно! Как "ну и что"? Может, нашли уже доброволок на это место.
Кира поняла с полуслова:
— Ладно, раз ты считаешь, что достаточно лишь позвонить — и в тебя вцепятся мёртвой хваткой, заставят провести лето в городе, тогда давай сходим туда и посмотрим, торчит так кто или до сих пор таких чудачек ищут. Ты, кстати, как их от прохожих отличать думаешь?
— Ну… прохожий идёт — и идёт себе, а эти будут именно торчать.
— А если прогуливаться туда-сюда? Может, им даны указания внимания к себе не привлекать. Тогда как?
— Тогда… постой, а про бикини там зачем сказано? А? Нормальная девушка как — спустится с моста на пляж и там переодевается, а на мосту чего торчать в этаком виде!
— Но ты уверена, что отличишь?
— Уверена-уверена! Как хорошо ты придумала. Заодно и сами скупнёмся. Решено — завтра же идём.
Назавтра подружки, прихватив по большой пляжной сумке, высадились из маршрутки и вступили на мост.
— Могли бы и довозить до спуска на пляж, — проворчала Ева, одёргивая вздёрнутый ветром подол. — Троллейбусы же ходят туда-сюда.
— Троллейбусы муниципальные, а маршрутки частные, — объяснила Кира. — Если маршрутка застрянет на мосту, а тут сама видишь, после весенних ливней как, то хозяевам выставят счёт за нарушение дорожного движения. Шоферня номер запишет и настучит, сейчас у всех мобильники, это запросто. Гаишники здорово приспособились — если застревает машина, идущая от нас, то они едут с другого берега, чтоб в пробке не застрять. И не помогают, черти, а хронометрируют задержку, протоколируют, угрожают. Мне знакомые ребята, из тех, кто машину водит, рассказывали. Вот маршрутчики мост и не жалуют. Кому надо — и на троллее доберётся.
И вообще, нам не на пляж надо, а мост прочесать.
— Ой, я, кажется, вижу!
— Да, похоже. В бикини, пожалуй.
Впереди маячили два тёмно-малиновых пятна, через дорогу — ещё два, понезаметнее, бледно-жёлтые. Но, если присмотреться или подойти поближе, это были не совсем купальники. Сверху — да, но снизу на девушкам были юбочки того же цвета, не отделяющие себя от трусов. Мелочь, а уже прилично. По посту на пляж ходили и в коротких топиках, и в недлинных юбочках, так что большого контраста не возникало.
Хотя Ева всё равно запричитала:
— Ой, как же это они, а?
— Подожди… — Кира всмотрелась. — Волосы, главное, забрали. Но погоди-погоди… Это же Ксюша и Маринка!
Эти их однокурсницы сошлись на несходстве характеров, как и наши основные героини, да и несхожстве тел тоже. Правда, различия были не столь выраженными: Марина не такая боевая, как Кира, а Ксюша не такая уж робкая, как Ева, значит, и не так активно отговаривала подругу от "мостового дозора", и бикини вне пляжа ей нипочём. Потому, верно, и опередили.
— Вот сейчас и узнаем!
— Погоди, — Ева замялась. — Дозор — это всё же не учёба. Может, им запрещено со знакомыми разговаривать?
— А бикини помогает хранить молчание? — усмехнулась смелячка. — Ладно, постой тут, а я подойду и узнаю. Не прогонят меня — подтягивайся и ты.
— Да-а, тебя прогонишь!
— Тогда подходи в любом случае. — И Кира ускорила шаг.
Ева издали наблюдала, как девушки встретились, расцеловались, а через полминуты, выждав просвет в потоке машин, к ним подбежала и Ксюшка. Разговор был оживлённый, с жестикуляцией, так общаются только что маявшиеся от скуки и чертовски радующиеся повстречать знакомую. Пока Кира не сказала, что не одна, надо подойти. Конечно, что случайно шла мимо не скажешь, зато стоящую поодаль, как дура, не увидят.
Как потом оказалось, Кира намеренно не подзывала — и чтоб девчонки не смеялись над робостью, и чтоб Ева привыкла принимать хоть мелкие, но свои решения.
— Знаешь, что они тут делают? — спросила она, лишь Ева приблизилась. — Что мы с тобой и думали — самоубийц ловят.
— Да? — только и выговорила наша робяшка.
Она уже и забыла, что об этом шла речь. Может, даже, нарочно постаралась поскорее запамятовать. Добровольно расстаться с жизнью — значит, принять такое ОГРОМНОЕ решение, которое она и представить себе не могла, ей и мелкие-то с трудом давались. Как вот подойти к однокурсницам.
— После каждой сессии тут неудачники толпами бродят, — сказала Марина, тут Ева и рассмотрела описанный наряд "дозорщиц". — Не каждый может решиться, но поди знай заранее. Когда прыгнет, поздно будет. Поэтому надо работать с каждым подозрительным типом.
— Вы умаете, я почему решилась в бикини? — тонким голоском спросила Ксюша. — Так бы ни за что, но если мой вид побудит кого раздумать… или хотя бы отсрочить падение, то ради этого я на всё готова. Даже рискуя, что примут за эту… ну, лёгкого поведения.
— Нас специально инструктировали, как на путан не походить, — Марина была рада возможности поболтать, намолчалась в "дозоре". — Но, вообще-то, нас не хотели брать вдвоём. Хотели парня взять, чтоб девушками отчаявшимися занимался, а то, может, с кем бороться придётся. Но мы упросила, правда, Ксюшка?
— Правда… Но, Марин, мы же не должны никому говорить, помнишь, обещали мы?
— Но это же свои! Я вам покажу, что мы должны им всучивать. — На её ладони появилась стопка цветных календариков. — Отговорим попервоначалу, с моста даже лучше свести, и спариваем вот это. Видите, тут "зеброй" всё идут, мол, за каждой тёмной полоской светлая. И адрес даётся, куда обращаться.
Кира с интересом рассматривала рекламку.
— Центр психологической реабилитации? — поинтересовалась.
— Точно не знаем, но с психологией у них там здорово. Нас так готовили, так инструктировали… В каких-то случаях Ксюшка должна притвориться, что готова сама броситься в воду, а я вроде ка к её отговариваю и прошу мне помочь. Вроде как на неё все беды мира свалились, на их фоне у него… ну, самоубийцы, ну просто пустяки. Потом мы все вместе сходим с моста, вроде как её уводим, и я говорю: "Дурочка, тебя же приглашали в реабилитацию", достаю из её ладошки календарик и даю ему. Потом мы обе дружно не замечаем, как он его незаметно зажиливает.
— Я даже дала согласие на приобнажёнку в особо тяжёлых случаях, — озорно призналась Ксюша. — Якобы у меня лопается лифчик. Хотите, покажу? — Она озирнулась, но мимо медленно шли машины. — Лучше потом как-нибудь.
— А я и юбочку научилась спускать, вроде как поясок лопнул, и трусики, — не отставала Марина. — Это ж не похабства ради, а чтоб жизнь человеку спасти. Чрезвычайные обстоятельства, форс-мажор. Надо напомнить человеку, что в жизни много хорошего, вот, тела женские, а то он только о плохом и думает, зациклился на нём. Вот мы, девушки, и олицетворяем это "всё хорошее!.
Ева замотала головой.
— М-да, похоже, нам это не подойдёт, — решила Кира и отдала календарики. — Евку не уломаешь раздеться, верно, подружка? А много вы уже выловили?
— Не очень, — вздохнула Марина. — С утра шлялся тут один, на пятно чёрное поглядывал. Ну, мы его окружили, разговорили, с моста вывели, вручили рекламку. Только…
— Только, — подхватила Ксюша, — он, может, принял нас за рекламщиц борделя. Помнишь, чего он гам сказал? "Там, грит, у вас все такие? Разве ж самоубийца так спросит?
— Узнаем на следующей неделе, — заявила Марина. — Если он явится, нам начислят бонус. Наше дело — обеспечить явку, а если человек чего не понял, календарик надо яснее составлять. А вы на пляж, да? Ой, мы с утра мокнулись и ждём-не дождёмся, пока "дневной дозор" не кончится. Счастливые!
Разговор перешёл на другое.
Выкупаться нашим подружкам всё же пришлось — для поддержания легенды. Они же не могли знать, что встретят знакомых, зачем же тогда шли.
Вечером, в общаге Ева сказала:
— Они нам так и не объяснили толком ничего. Что делают в этой реабилитации? Если человек решился окончательно — его ж не отговоришь.
— Это потому тебе так кажется, — ответила Кира, — что ты никогда ни на что не решаешься и тебя не уговоришь. Но ты права в одном — очень уж туманно рекламка составлена. То ли отговорят, то ил помогут.
— Конечно, помогут! Должны помочь.
— А ты заметила, что слово "помочь" в данной ситуации двусмысленно? Можно ведь и прыгнуть помочь… Сдаётся мне, кто пришёл с твёрдым решением, к тому Маринка даже подбежать не успеет. Не говоря уж о Ксюшке с её стреляющим лифчиком.
— Ну, ты м сказанёшь! Зачем же тогда их с моста сводить, рекламки совать?
— Не знаю. — Кира вдруг вынула бумажку. — Я там у них свистнула одну, пока рассматривала. Адрес чтоб иметь, а не запоминать. И на звонить чтоб, а то и для тебя это проблема.
— Конечно, проблема! Я слышала: раз позвонишь, а они номер определят и тебя звонками-смсками забросают, а то ещё и личность вычислят. Постой, а ты, что, хочешь туда пойти?
— Стоит ли? — раздумывала Кира, вертя в руках календарик. — Может, они подпускают туману, потому что неизвестно, кто на эту их объяву клюнет. Могут ведь и фискалы заинтересоваться. Наверняка, всё обставлено так неопределённо, чтоб налогов не платить. Если открыто придём наниматься, и то и не узнаем больше того, что от девчонок и так уже знаем. Ну, психология всякая — лабуда, и то, если согласимся наняться. Но ты ведь против.
— Против… а всё равно любопытно. Как это они с отчаявшимися работают?
— Тогда остаётся лишь один выход. Прийти надо под видом самоубийцы!
— Ты что?! — схватилась Ева руками за щёки, которые начали краснеть.
И подумать невозможно, что такое может быть рядом! Даже понарошку, даже из-за её интереса. Только — далеко-далеко, где всё другое. Вне пределов прямой видимости.
— Неужели ты можешь так притвориться?
— Я? — Кира подумала. — Не уверена, твоя правда. Тем более, что сессию мы сдали, как на грех, вполне прилично. Тут надо стипендии лишиться, чтоб на такое решиться… как минимум.
Вдруг лицо её посветлело.
— А-а, знаю! Лёшка мой со стипухи соскочил в этот раз. Трояк влепили… маловато, конечно, зато зол он на все пять двоек! Один ведь результат.
— За пять двоек его бы давно отчислили.
— Я в смысле стипендии. Он у меня стрельнуть хотел, чтоб на билет домой наскрести. Но у нас самих деньги нелишние, правда?
— А он согласится?
— Если ты попросишь, может, и нет.
— А сели ты?
Вместо ответа Кира загадочно улыбнулась.
Алексей шёл по улице и повторял про себя: только грубость помешает его разоблачить. Уж если человек решил свести счёты с жизнью, он не будет обращать внимание на такую мелочь, как вежливость. Наоборот, ко всем людям он будет относиться как к помехам на его пути… то есть остатке пути. Так что груби и не заморачивайся.
Поэтому вместо вежливого "Здравствуйте, можно войти?" он бросил:
— Это тут? — ткнув календарик под нос сидящей за столом девице.
Та испуганно заморгала и, рассмотрев ткнутое, спросила:
— Вы уже с моста?
— А то откуда же? — гнул своё новоявленный грубиян. — Просто безобразие, не дадут спокойно утонуть! Ну, пришёл я к вам, дальше что?
— Одну минуточку! — Девица вскочила, приоткрыла дверь и испуганным тоном крикнула:
— Юлий Христофорыч, к вам клиент!
Изнутри забубнили. Секретарша натужно улыбнулась и растворила дверь пошире:
— Проходите, пожалуйста!
Да, плохо грубить, когда тебе потакают, да ещё недурные девушки. Но уж взялся за гуж… Ещё плохо, что так, похоже, потакают в психбольнице буйным помешанным. Эх, если б не Кирка, он бы, наверное, сейчас прекратил ломать комедию. Но ради неё… Ладно, он же только грубит, он никого не бьёт, не увечит. И здесь должны привыкнуть к такому поведению.
В комнате, куда он зашёл, сидел низенький лысоватый человечек в очень светлом и длинном пиджаке, который запросто можно было принять за медицинский халат. Человек поднялся и, смерив вошедшего острым, цепким взглядом, показал на стул:
— Присаживайтесь, молодой человек. Нелады с сессией?
— Это вас не касается! — гнул своё Алексей, но сел, чтоб лихо закинуть ногу за ногу и болтать башмаком в воздухе. — Знаем мы ваши штучки. "Жизнь на этом не кончается, жизнь прекрасна", — прогнусавил он противно. — Уговаривали уже. Вы-то чего под ногами крутитесь?
— Зачем же вы в таком случае пришли? — спокойно спросил Юлий Христофорович, сам сев и откинувшись на спинку кресла, с интересом разглядывая ломающего перед ним комедию.
— Девочке решил пособить напоследок, — этот ответ они с Кирой придумали за нось. — Я так рассудил: или ей влетит, что не удержала, или дадут премию, если удержит. Хорошая девочка. Так что отметьте, что дело своё она сделала, — Алексей небрежно кинул календарик хозяину на стол, — при мне отметьте, и я пойду.
Юлий Христофорович чуть заметно усмехнулся, но тетрадь к себе пододвинул, посмотрел на календарик.
— Та-ак, агент номер три. Когда вы… э-э, встретили её на мосту? День, час.
Эта часть легенды тоже была безупречной, прозвучала без запинки.
— Замётано. — Хозяин кабинета резко расписался и захлопнул тетрадь. — Девочку мы, конечно, отметим. Но да будет вам известно, что ей (да и себе) вы сделали бы лучше, если бы отказались от своего замысла.
— Ну нет! — прозвучал твёрдый ответ. — Я уже всё твёрдо решил и передумывать не буду.
— Вы уверены? Вы не хотите получить квалифицированную психологическую помощь? Подумайте ещё раз, время есть.
На что-то в этом роде заговорщики-разведчики и рассчитывали, даже прикидывали, не "поиграть" ли с психологами. Но решили не рисковать. У психологов всякие штучки-дрючки, допрос под нарком, детектор лжи, да и навидались они настоящих-то "самиков". В два счёта расколют, а потом ещё узнают, что с Ксюшей и Маринкой с одного факультета, не влетело бы девчонкам. Проще сыграть упёртого, пока психологи не вступили в дело.
— Не о чем и думать. Раз вы "закрыли" мост, поищу другие пути. Всё?
Юлий Христофорович внимательно на него посмотрел, потом встал, подошёл к боковой двери и приоткрыл её:
— Лора Бургомистровна, отбой! — прокричал он, — Он упёртый.
Алексей чуть улыбнулся. Очень уж по-простецки всё выходит. Уламывать его не собираются, роль заканчивается.
— Ну, я пойду. — Он встал. — До свидания.
— Может, "прощайте"? — последовало вежливое уточнение.
— Оговорился, да. Прощайте!
Посетитель уже почти брался за ручку двери, когда сзади прозвучал негромкий вопрос:
— Да, а плавать вы умеете?
Алексей застыл на месте, чуть подав плечи вверх. Ловушка. Да, конечно, это ловушка. Этот момент они с Кирой не проиграли. И он выдал себя, вздрогнув и замерев. Обернулся.
— Нет, конечно. Умел бы — пришлось бы вешаться. — Вышло грубо, он досадовал на себя.
— Позвольте, но вы, кажется, студент?
Чёрт, он, видать, знал, что они занимаются в бассейне. Но, может, просто догадывается. Придётся врать экспромтом.
— Студент. Но физру в принципе не посещал, подрабатывал в это время. У нас не физра, а формализм один.
Если этот въеда узнает, где он учится, и позвонит на кафедру физры, то ему сообщат, что его собеседник — один из лучших пловцов факультета. Придётся настаивать на инкогнито.
— Вот, значит, как!
В голосе Юлия Христофоровича слышалась насмешка. И вдруг Алексей похолодел. Что, если его выдали косые канты плавок на заднице, брюки-то тонкие? Он, вообще-то, предпочитал обычные трусы, плавок ему хватало в бассейне, но сейчас вот пододел. Мало ли что, вдруг не сумеет отбояриться и придётся проходить медосмотр, процедуры какие медицинские, так надо приличный вид иметь.
Но сейчас, когда всё вроде миновало, проступающие плавки могли только навредить. Наведут на определённые подозрения ещё. Согласился помочь знакомой девчонке, забежал сюда отметиться, а потом — на пляж или в бассейн. Может, его кто снаружи с пляжной сумкой ждёт.
Выход один — надо грубить, не дать о себе чего узнать и быстро уходить.
— Вот именно. Пловец не утонет, руки-ноги сами выгребут. Я не такой дурак, чтоб, умея плавать, начать топиться. Может, вы таких дураков видели?
Задав вопрос, пусть и риторический, он машинально сделал паузу для ответа.
— Тонут и пловцы, — спокойно сказал Юлий Христофорович, подходя к нему и оттесняя от двери к стульям у стены. — Судорога там или переохлаждение. А кто хочет наверняка, тот принимает перед купанием на грудь и уплывает в бездну руки-ноги служить откажутся — и каюк. Или можно прыгнуть с такой высоты, что разобьёшься о воду, а не захлебнёшься. Умение плавать тут не поможет.
— Мне это ни к чему, — Алексей с грубости перешёл на обычное отбрехивание. — Я и без этих штучек утону за милую душу. Мне бы лишь назад чтоб оду не было, так что лучше с оста, а не от берега. А ваши пловцы, чем искать высокий мост или самолёт нанимать, лучше бы верёвку намылили или револьверчик добыли. С телом проблем меньше будет.
— Как раз не все хотят меньше проблем с телом, — мягко возразил Юлий Христофорович. — Если завалил сессию, тут, конечно, хвастать нечем, лучше уйти тихо. Но ведь бывают эксцессы, скажем, на почве несчастной любви, когда хочется крикнуть во весь голос: "Это ты виновата!" Незачем и умирать, если не можешь так крикнуть.
Записка? Да, конечно, но это банально. А хочется поярче как-нибудь. Скажем, лежит девица на пляже, беззаботно загорает и не думает, что чью-то жизнь разрушила. И представь вот: в небе появляется самолёт. Не высоконебный лайнер, а лёгкий спортивный. Туда-сюда несколько раз, мотор стрекочет, но не оглушительно. Все поднимают головы, и самолёт делает фигуры высшего пилотажа, может и ракету пустить, и фейерверк устроить, чтоб уж точно все уставились. И вот когда он на приличной высоте над водой, из него вдруг выпрыгивает человек. Заметь, самолёт тут же отключает мотор и немо планирует в сторону, чтоб не затенять прыгуна.
А тот делает все фигуры, что и прыгуны в воду — вертится вокруг одной оси или другой, в группировке или распрямившись, винтом мотыляется, то ногами вниз пролетит распрямившись, то головой. Программа обширная, поскольку высота не маленькая. Все, затаив дыхание, следят, Что же оно будет?
Человек со всего маху ударяется о воду, и раздробленное тело медленно погружается в неё. Толпа дружно ахает, а наша девица, поняв, в чём дело, начинает биться в истерике. Кто-то, может, и заснял на мобильник или посолиднее камеру, это тебе не красотки в бикини, тут жизнь на кон поставлена.
Алексея аж пробрало, так ярко он представил зрелище. Умеет же этот человек рассказывать: глаза горят, руки в воздухе ходят, голос проникновенный. Артист!
Они уже сидели на стульях у стены, разговор продолжался.
— Здорово! — выдохнул Лёша.
— Да, но чтоб так красиво уйти, нужно как следует оттренировать прыжки с обычной вышки в бассейне. А для этого надо уметь плавать, и не просто по-собачьи, с головой над водой, а с нырками. Несколько сот раз нырнуть-вынырнуть, чтобы с высоты нырнуть уде по полной. Так что ничего в моём вопросе нет алогичного или тем более издевательского. Не умеешь — научим.
— А разве… — у нашего героя аж захватило дух, настолько шокирующая догадка его пронзила.
— Да, молодой человек, — спокойно промолвил Юлий Христофорович. Вид у него теперь был, как у врача, столкнувшегося с безнадёжным случаем. — Наша фирма многопрофильна и безотходна. Если кто отговариваем в принципе, им занимается наш психотерапевт, ну, ты слышал, по соседству сидит. Но мы помогаем и неотговариваемым. Кто-то не знает, как сделать это безболезненно, кто-то хочет прогреметь погромче, как вот я описал. Но это частности. А мы ещё помогаем отчаявшимся решить основную проблему.
— А какая тут основная проблема? — заинтересовался Алексей. — Вы меня извините, Юлий Христофорович, но я в этом деле новичок и многого не знаю. Жизнь становится невыносимой — и иду на мост, где вода почернее. А тут что, целая наука — суицида?
— Ну, в этом деле все, можно сказать, новички, — усмехнулся собеседник. — Двум смертям не бывать, как говорится. Но и к одной, той, что не миновать, можно как следует подготовиться. Об этом и расскажу.
Какова основная проблема в суициде? Почему этот выход из положения осуждают все религии мира, а атеисты категорически не рекомендуют? Мало ведь кто способен преодолеть страх перед смертью, чего ж мешать тем, кто всё-таки сумел?
Проблема кроется в механизме принятия рокового решения. Уже соскочив с табуретки, глотнув яду или нажав на курок, человек в долю секунды может прочувствовать, насколько всё-таки прекрасна жизнь и столь же сильно расхотеть уходить из неё, как раньше остро хотел. А ничего уже не изменишь. В этом и трагедия. Чувствуешь, что тебя насильно убивают.
Человек как бы раздваивается во времени, одна его часть убивает другую и гибнет вместе с ней. Но мало того, что ты чувствуешь себя убиваемым, ты ещё и уходишь с осознанием того, что ты сам убийца, и вот это-то самое страшное.
Алексей побледнел настолько, что Юлий Христофорович встал и принёс ему стакан воды. Деловито, не в первый раз. После того как зубы поклацали о стекло, объяснение продолжилось.
— В чём корень зла? Обычно роковое действие — шаг с моста или с табуретки, глоток яду, спуск курка — совершается довольно легко и быстро физически, после чего человек уже на события не влияет. Лёгкость и быстрота подводят. А, предположим, курок у револьвера попался тугой. Пока с ним возишься, немудрено и передумать. А?
— Так вы что же, вставляете в револьверы тугие пружинки?
— Никак нет, хотя могли бы. Понимаешь, тугой курок помогает только тогда, когда о нём не знаешь. А иначе просто нажимаешь посильнее сразу, и всё.
К тому же есть ещё одна проблема, тугим курком не решаемая. Как я говорил, все мы в этом деле новички, мало кто представляет, что его за порогом ждёт. А надо бы представить — чёрную бездну, наваливающуюся на человека, давящую, ломающую тело, поглощающую в себе человека. Должна быть видна грань — вот до этих пор я могу преодолеть накат и спастись, а дальше — всё, кранты.
Алексея вогнало в дрожь — снова бархатный голос навеял картину воочию, да такую страшную!
— Говорят, кто в реанимации лежал, что-то такое рассказывают, о чёрных тоннелях, — пробормотал он.
— Да, рассказы интересные, но это точка зрения стороннего наблюдателя. Решения, туда или сюда по тёмному тоннелю со светом по краям, им не принимать. Я же говорю о воле человеческой, о сознательном решении.
— Но ведь нельзя же преднамеренно умереть наполовину, вынырнуть и решать, что дальше!
— Да, так не получится. Зато можно сыграть в "русскую рулетку", скажем, привиться неотработанной вакциной и посмотреть, оправдается ли риск. Так, кстати, и медицине поможешь, и всему человечеству, даже если отправишься к праотцам. Отправишься с ясной мыслью, что помог живущим, да так, как не всякий бы рискнул сделать.
— Но вы же говорите — потом можно передумать. — Алексей всё более и более втягивался в спор.
— Да, конечно, хотя и такие услуги мы оказываем. У нас есть договор с мединститутом, вернее, фирмой при нём. Добровольцы им нужны, похороны оплачивают.
Из мира надо уходить с сознанием, что ты что-то в нём продвинул, оставил свой след. Это вполне согласуется с тем, о чём я уже говорил: убивать себя должно быть трудно, тяжело, за смерть надо бороться, как спортсмены борются за рекорд, имея возможность всегда сойти с дистанции.
— И как же это можно сделать? Ну, технически осуществить?
— Сразу отвечать не буду, приглашу к размышлениям. Почему вообще умирают люди? Потому что исчерпывают жизненные силы. Образно говоря, оставляют силы на этом свете, уходя на тот. Лучше, если есть зримые результаты истраченных сил: что-то построенное, выращенное, воспитанное. Рекордное, наконец.
В вопросах траты (или растраты) сил лучше всего разбираются спортсмены. Конечно, траты у них не фатальные, а восполнимые, но стоит к ним присмотреться — чтобы пойти дальше, за грань.
Давай проследим, как в разных видах спорта тратятся силы, прилагаются усилия, держа в уме полный сброс жизненных ресурсов.
— Это "быстрее, выше, сильнее", что ли?
— Вот! Это расхожее представление о спорте, мол, посильнее напрягись — и ты чемпион. Типичный пример — армрестлинг. Ты когда-нибудь руками мерился? Ну, тогда знаешь. Классические виды спорта, ещё с древних Олимпийских игр, на этом основаны: прыжки, метания, спринт. Даже кулачный бой можно подогнать под этот принцип, если рассматривать один нокаутирующий удар, а всё остальное — как прелюдию к нему.
— В древности спортом одни мужчины занимались, им олимпийский принцип ближе, — поддерживал Алексей разговор, пока ещё не понимая, куда клонит собеседник.
— Да, поэтому зрелищность стала приобретать важное значение позже. Может, и вправду, когда женщины в спорт повалили, может, раньше, мужчины тоже не дураки покайфовать и поболеть. Возникли виды спорта с длящейся программой, например, гимнастика, фигурное катание, синхронное плавание. В них силы уже надо распределять во времени, напряги носят локальный характер, потом надо чуток расслабиться, подкопить силёнок, в синхронке — вообще воздуху глотнуть.
— В футболе тоже так — то атака, то пешком по полю.
— Правильно, но футбол — это уже следующая группа видов спорта. Во вторую входят те, в которых спортсмен относительно независим от внешней обстановки, поэтому всю программу, все напряги и расслабы можно оттренировать заранее, отрепетировать с тренером. На соревнованиях тогда главное — отличная спортивная форма, не хуже, чем что на тренировках была, плюс психологическая устойчивость. Тогда всё выйдет, как по нотам, по партитуре.
— В футболе не так.
— Конечно. Поэтому все спортивные игры относятся к третьей группе, где спортсмен распределяет силы в режиме реального времени, сообразуясь с меняющейся обстановкой, имеет, как говорят, тактику. Сюда же отнесём стайерский бег, слалом, греблю и даже тяжёлую атлетику. Да, в отдельных подходах тут "выше, сильнее", но при заказе очередного веса спортсмен учитывает обстановку, кто как выступает, кто из соперников может обойти, создавать задел или рискнуть обойтись. Тактика, сэр!
— В футболе тоже так, — вставлял словечки Алексей. — Иногда всё зависит от силы одного удара.
— Верно, смесь первого с третьим. Кстати, футбол — это обнадёживает. Кто любит футбол, тот любит и жизнь. Может, посмотреть, не угла ли Лора Бургомистровна? Останешься ещё на белом свете пожить?
— Лучше вы продолжайте, мне жутко интересно, — поспешно сказал Лёша. — Если я перерешу, то и без вашего психотерапевта откажусь от дальнейших попыток. Или на днях зайду. — Наверное, всё здесь платное, надо не разочаровывать.
— Изволь, как тебя… да, Лёша, изволь, продолжу. Во второй и третьей группах получается так: спортсмен чувствует, что в каждый конкретный момент может ещё "быстрее, выше, сильнее", но сдерживает себя, в одних случаях — потому что это не предусмотрено программой, в других — потому что это может вылиться в конечный проигрыш, соперник воспользуется. Словно уздечка на лошади, разум сдерживает и облагораживает простейшие стремления БВС, стремясь к победе в целом, а не в частностях.
— Понимаю. Никогда так раньше о спорте не думал.
— Ну, лучше поздно, чем никогда. Продолжим. Сдерживая себя, спортсмен предвидит ближайшее будущее, когда ему потребуются сохранённые силы. С какой-то вероятностью, с какой-то долей риска — но предвидит, предугадывает, предчувствует даже. В жизни тоже так бывает. Ты же не будешь, проснувшись перед экзаменом, делать изнуряющую зарядку с гирями? Или переутомляться днём, если намерен ночь провести с девушкой.
Алексей быстро прикрыл глаза, чтобы огонёк его не выдал. Этот Юлий Христофорович исподволь проверяет, нет ли в мире чего для клиента привлекательного, способного заставить передумать уходить. Девушки для молодого парня — вариант почти беспроигрышный. И надо же, как подвёл к этому незаметно! Может, вся эта баланда про спорт рали только этого подходца и выдумана?
— Гм… Ну так вот, сели ты меня понял, скажи: в каком виде спорта нужно сохранять силы на максимальное время? Типа, чуешь, что многое ещё можешь, но нужно от этого "многого" отказаться, чтобы не получился конечный проигрыш. Типа, поворачивать или даже заворачивать.
Алексей пожал плечами.
— В многоборье, наверное. Плывёшь, скажем, чувствуешь, что можешь быстрее, но вспоминаешь — тебе же ещё бежать. Или в биатлоне: если сейчас помчусь молнией, то при стрельбе руки будут дрожать и грудь ходуном ходить, промажу ещё.
— Верно. Но, в принципе, это мало чем отличается от ситуации со стайерским бегом. Там, начиная первый круг, уже думаешь о последнем, бережёшь для него силы.
— Выходит, все длительные состязания на равных в смысле экономии сил?
— Отнюдь. Я приравнял только частные виды, оке-что можно сюда добавить, скажем, твой любимый футбол, где иногда назначаются два дополнительных тайма, да ещё и пенальти… Но спросим себя: что стоит на кону? Чем рискует стайер, многоборец, биатлонист, если неправильно распределит силы? Личным проигрышем. Футболист — тот проигрышем команды, это острее воспринимается, но качественных отличий нет.
— А чем же ещё можно рисковать? В крайнем случае, надорвёшься, сходигь с дистанции. Может стать плохо, очень плохо, но это же из-за разбазаривания, перенапряжения сил, а не из-за их недостаточной экономии — или я не понял?
— Сойти с дистанции, конечно, можно. Только вряд ли бы это удалось первому в мире марафонцу — тому, чьё сердце не выдержало. Честь бы не позволила — даже не спортивная, а воинская, он же нёс весть о победе греков. А бывает, что мешает кое-что повещественнее чести.
— Что же?
— И это спрашивает меня тот, кто собирается "сходить с дистанции" жизненного пути таким вот "естественным" образом?! Ни верёвки, ни револьверу, ни яду — ничего, сделанного человеком. Мот не в счёт. Ты, кстати, как нырять собирался — на выдохе, чтоб без буль-буль?
— А-а, кажется, понимаю. Вы имеете в виду ныряльщиков. Они идут вниз, устанавливают рекорд, а потом же ещё надо возвращаться наверх. А это ещё труднее, чем опускаться. Вот где силы надо рассчитывать! Меньшую часть расходовать, бОльшую беречь. Да!
— Способы ныряния бывают разные, и можно поспорить, который труднее. В категории "постоянный груз" ничего нельзя сбрасывать, если возьмёшь груз, то насколько он тебе помогает спуститься, настолько и ещё больше затруднит поднятие. Поэтому ныряют налегке, хотя подняться с большой глубины — это ещё о-очень постараться надо. Есть категория "no limits", когда вниз падаешь на раме с грузом, а вверх тебя поднимает надувающийся баллон. Так расходуется меньше сил и туда, и сюда, спуститься можно поглубже. Но мысль "меня поднимут, и поднимут быстро" может подвести. Да и сама быстрота тоже, причём на последних метрах всплытия. Головокружение, конвульсии, потеря сознания, спешащие на помощь аквалангисты. Если откачают — дисквалифицируют. Сам виноват, надо было не увлекаться будущей лёгкостью, а трезво рассчитать силы и начать возвращаться раньше. Целая наука, сударь, и на бедный кислородом мозг! А шаг с моста — это такой дилетантизм…
— Но если умеешь нырять, лучше иначе как-то дух испускать.
— Почему же? Представь себе, что ты поглубже вдохнув, в подводной маске опускаешься вдоль троса с делениями. Где-то там, внизу, есть красный указатель рекорда, это твоя цель. Во рту — загубник, за плечами ощущается акваланг, но он особый — аварийный. Если не достиг текущего рекорда, а уже невмоготу, достаточно посильнее втянуть ртом воздух — лопнет предохранительная перепонка, можно свободно дышать, а часть воздуха попадает в баллон, тот раздувается, и тебя словно за шкирку тянет вверх. Попытка сорвалась, с дистанции сошёл.
— Я понял — силы, то есть дыхание, экономить не нужно, "соска" всегда под рукой… губой. Так можно ого-го какой рекорд установить! Но… честно ли это будет? Остальные ведь ныряют без аквалангов, пока не выдохнут, не вдохнут.
— Сейчас увидишь. Итак, вот в воде начала проглядывать красная стрелка — рекорд, установленный предшественником. Вот она уже рядом, уде в руке. Теперь я могу двигать её вниз, то есть ставить собственный рекорд!
Но как только страгиваем стрелку с места, тебя словно встряхивает. Толчок в спину, загубник вылетает изо рта, и, подняв инстинктивно голову, и видишь, как улетает на твоём баллоне твой акваланг, спеша возвестить людям о новом рекорде.
Ты остаёшься на чёрт те знает какой глубине, с которой никто ещё не поднимался без акваланга, в одной масочке и плавках. Шансов нет, зато можно напоследок улучшить рекорд. Сжав зубы, чуя признаки кислородного голодания, ты лезешь и лезешь вниз, сожжа за собой мосты, перейдя всяческие Рубиконы. Ты так долго шёл к этой цели — раствориться в бездне, а это не шутка, для этого надо превзойти последний самоубийцын рекорд, и вот сейчас ты его улучшаешь, оставляя свой след в жизни и затрудняя уход из неё тем, кто пойдёт по твоим стопам. Страха в сердце нет, ты его изжил… то есть в ходе тренировок ощутил, что нет его и что есть огромное желание пробиваться к красной стрелке, заслужить, выстрадать право на смерть. Если, ещё не видя стрелки, подумывал, не вдохнуть ли и не прекратить ли попытку, то сейчас тело и не ощущает потребности во вдохе. Вперёд, только вперёд… то есть вниз, ещё вниз, и ещё в кулаке стрелка, ещё метр или два… ли, если повезёт, три метра, прежде чем в голове помутится и ты вкусишь заслуженного небытия. Ну, как?
Алексей сидел весь красный, с капельками пота на лице и тяжело дышал. Он, видно, инстинктивно задержал дыхание и теперь вот острый приступ ужаса помешал вовремя вдохнуть. Уф-ф!
— М-да, сейчас ты к этому не готов. Трагическая картина? Ну, можно и послабже. Можно попросить не отрывать акваланг автоматически, а встроить устройство — дёргаешь за трос сам, акваланг слетает. Передумаешь — не дёргай, возвращайся. Хотя и в первом случае ты мог не хвататься за стрелку, притормозить и подумать.
Вот теперь и посуди. И перед прыжком с большой высоты, и перед рекордно глубоком утоплением нужны нешуточные тренировки, причём умея плавать и нырять. Если в процессе не передумаешь и в результате доберёшься до предела, словно человек, борющийся за жизнь, а борешься ты за совсем обратное — ну, тогда железно, что не передумаешь в последнюю секунду и вообще не передумал бы. Ныряя, осваиваешься с бездной, сначала — голубой, потом — чёрной. Вот как надо уходить со сцены! А пока девочки в ярких бикини будоражат воображение и ради них откладываешь задуманное — не созрел. Нет?
Алексей еле вымолвил:
— Ваша правда. Не созрел. Только сколько же времени надо так тренироваться? И где? Меня дома ждут, а появиться я там не могу, отчисленным. Может, я снова так, самопально бухнусь?
— Всё предусмотрено. За городом у нас есть спортивный монастырь, на берегу речки стоит. Туда уходишь — и с концами. Внутри — стадион и бассейн, опытные тренеры. Условия казарменные. Разносолов не обещаем, но по солдатским нормам накормим. Это у нас группа новичков, пока не делавших ни одной "боевой" попытки. Им не полагается знать, сколько человек уже нырнуло в бездну, до какой отметки они довели стрелку, часто ли сходили с дистанции. Ну, а когда форма набрана, "клиент доведён до кондиции", его переводят в санаторий на берег моря, зачисляют в отряд акванавтов-камикадзе, и начинаются "боевые" попытки. Вот тогда он узнаёт всё.
— Но если он не донырнёт до стрелки? Может, её ого-го уже куда отодвинули!
— Ну, если ого-го, тогда, если усердно стараешься, то есть шанс, что в голове у тебя помутится раньше, чем появится непреодолимое желание вдохнуть из аварийного акваланга. На таких глубинах главный враг — давление, сомнёт грудку — глазом моргнуть не успеешь. Это, конечно, несчастный случай, но цель-то достигнута.
— Гм… А на какие деньги всё это существует?
— Да очень просто: клиенты оставляют нам все свои деньги и имущество, а кто передумал, тот получает на билет до дома и небольшие карманные. "Мертвецу" всегда рады, денежный вопрос не встанет. Принимаем и пожертвования, вон коробка стоит. А вообще-то мы присоединились к национальной программе развития спорта. Стимулов у молодёжи к здоровому образу жизни мало, а вот к уходу из неё стимулы ещё встречаются. Мы, конечно, в заявке написали, что таких будем реабилитировать, с психотерапевтами и тренерами, лаже вот в морской санаторий направлять. А несчастные случаи на воде — ну, за это мы не в ответе. Клиент подписывает бумагу, что весь риск берёт на себя. Кто ж тогда виноват, что он решил заняться столь опасным видом спорта? Играл бы в пинг-понг или шахматы… Пожил ещё несколько недель или месяцев — и то ладно. Так как?
— Я подумаю, — только и смог выговорить наш ошеломлённый герой.
Лёшка воспользовался узнанным в сугубо мирной, гражданской обстановке. В летнюю жару, когда не было возможности смотаться на пляж, он обливался водой из-под крана в ванне. Очень приятно, но осенью эта приятность начинает исчезать, а холодной зимней водой так вообще не мог он обжигаться. А некоторые системы, например Порфирия Корнеевича Иванова, включают всесезонное окатывание негретой водичкой, круглый год, да ещё на морозе! Здесь и в тепле-то не решишься опрокинуть на себя таз ледяной6 из-под крана вода…
И вот что придумал наш герой. Раздевшись догола, он натягивал купальную шапочку, надевал на лицо маску для подводного плавания, дышать только ртом чтоб. Садился в пустую ванну на корточки и набирал в тазик воду, брызгая ей на тело, а то и струёй обливая кое-где. Это немножечко чтоб привыкнуть. То есть доводил дело до того момента, с которого раньше не мог решиться.
Делал несколько глубоких вдохов-выдохов, как перед ныряньем. Последним шёл вдох, после чего дыхание он задерживал. И не только задерживал, а в тех случаях, когда хотел "нырнуть" поглубже, пересилить себя, ещё и запирал себе рот.
Профессиональный кляп нетрудно купить в магазине "Интим", но если его у тебя увидят, найдут, пошарив, такие бывают люди, то потом вопросов не оберёшься, подозрения возникнут, кому это ты суёшь в рот… лучше не надо. Поэтому Лёшка брал большую резиновую грушу, обёртывал её полиэтиленовым пакетом и смачивал в воде. А то если сухой сунуть, то слюна пойдёт. И совал себе в рот, чуть не вывихивая челюсти. Запирал воздух в лёгких, нос, напомним, под маской.
Время отсчитывал двумя способами. В одном вешал на "хобот" смесителя наручные часы с застёгнутым ремешком и следил за секундной стрелкой. Сколько секунд "туда," столько же и "обратно". Когда не хотелось быть под давлением цифр. а тянуло довериться одним внутренним ощущениям, то ставил в угол ванны песочные часы и переворачивал их, когда чувствовал, что пора "наверх". Погрузив руки в воду, представлял, как скользить под водой, стрелка словно не секунды, а метры отмеряет. Постепенно втягивал в себя живот, сжимая лёгкие, имитируя нарастание внешнего давления. Даже куда-то под рёбра уходило впячивание, без грушевой затычки его бы уж давно "вырвало" воздухом. Потом "поворачивал" вверх, столько же секунд или тот же песок, брюшной пресс потихоньку расслабляется, живот теряет вмятину и через плоскоту приобретает нормальный рельеф. Как бы ни хотелось задышать, не сдавался, проявлял выдержку, не вынимал рук из воды. В крайнем случае мог помотать головой, как мотают люди, задыхающиеся в противогазе, якобы надеясь на то, что груша выскочит. Обманывал себя и "накачивался", в глазах даже немножко темнело. Но стрелку или песочек из виду не упускал.
И когда по часам наступало выныривать, Лёшка выдергивал грушу изо рта, роняя в ванну, мигом вздымал над собой таз с ледяной водой и обрушивал её на голову, одновременно выдыхая. Ощущение холода отступало перед чувством избавления от терпежа, предвкушением долгожданного сладостного вдоха. ВДОХА! Лишь только струйки стекали с маски, переставая заливать губы, рот широко распахивался, и чувство отложенного вдоха (да чего там — целого вдохновения) сливалось с ощущением "ошпаренного" ледяной водой тела. В глазах мигом светлело, небо не небо, но потолок ванной оказывался в алмазах.
Если б удалось найти помощника, кто бы фиксировал момент "выныривания" и опрокидывал шайку, можно было бы довести терпёж до потемнения в глазах и слабости в руках, особенно если сидя на корточках, привалиться к стенке ванны. Кайф ещё круче будет.
И такого помощника Лёшка нашёл. Салага, даже салажонок, из тех, что отбиваются от пугливой компании первокурсников и прямо-таки смотрят в рот ребятам постарше. То ли природное любопытство, то ли уверенность в том, что "деды" рано или поздно начнут их "внучить", так что уж лучше примазаться пораньше и подыскать себе "патрона" помягче, пока выбор есть.
Лёшка дал ему понять, что ни в жисть салаге не удастся "нырнуть" так глубоко, так что лучше поассистируй тому, кто может, прикоснись к рекорду. Салажонок с радостью согласился. Как оказалось, он и плавал-то только по-собачья, держа голову над водой, боясь её погрузить — ноздри же вода заливает, страшно.
При помощнике наш "ныряльщик" стал надевать плавки, тот-то тоже ведь не голый. Раздетыми — так уж оба или никто. Но это окупилось. "Нырки" пошли глубже, теперь не надо было оставлять силы на поднятие тазика и даже на выдёргивание груши. Салага придумал привязать к "дулу" груши верёвочку, перекинуть её через смеситель — и вниз, петелька на большой палец ноги. теперь вырывание груши изо рта пошло одновременно с началом обливания. Раньше-то груша шла первой, и Лёшка на секунду-другую должен был отложить вдох, пока юный помощник поднимет над ним тазик. Теперь же ножка дрыг, верёвочка ширк, груша прыг, а сверху уже льётся. Можно не запасать силы сдерживать вдох. Смекалистый парнишка попался.
Теперь можно добиваться и потемнения в глазах, не страшна и слабость. Надо только укрепить позу. Сесть в ванне нельзя, тогда ноги как следует не обольются, надо оставаться на корточках, так Лёшка стал "корточить" прямо у стенки ванны, опираясь на неё ягодицами и чуток нагибаясь вперёд, чтобы скрыть эту маленькую хитрость. А сели уж совсем припрёт, можно и приоткинуться назад. Раз почти вплотную, башку себе о кафель не разобьёт, мягко опуститься, словно потерявший сознание. Только бечёвочку грушевую надо теперь подлиннее брать.
Салага научился засекать момент, когда втягивание живота сменяется отпуском, и переворачивал песочные часы. Но наручные всё ещё висели на смесителе, Лёшка следил за покоряемыми секундами… "метрами".
Всё шло хорошо, и Лёшка перев1ёл помощника в ученики, то есть сам стал его обливать, одалживая маску и грушу (оборачивали её полиэтиленом заново и потом обслюненное выбрасывали). Но ученик и трети Лёшкиного рекорда не выдерживал, выдирал скорей грушу. Нет сомнений — мешал именно страх. Практически тот же страх, что мешал погрузить голову в воду и с собачьего на нормальный стиль перейти. А ведь не преодолев барьер страха, ничего путного не сделаешь, о рекорде забудь, да и наслаждения настоящего не получишь.
Вот установлю пару-тройку рекордов с потемнением в глазах и почти что отключкой, думал Лёшка, и попробую разобраться в этом малышовом страхе, помогу его преодолеть. Может даже, будем соревноваться, уде не ученик, а типа подмастерья будет. Но это позже, а сейчас я сам совершенствуюсь.
Один раз он даже пошатнулся на корточках, и только ледяная вода привела его в полное чувство. Не помнил, не вдохнул ли он до полного сливания воды с маски. Похоже, водички в страхе или растерянности… лучше сказать — будучи дезориентирован, "страх" не надо говорить… глотнул, в общем, он чуток сливающейся водички и тут же проглотил, чтоб поддержать марку.
Лиха беда начало. С этого места можно совершенствовать самообладание, расслабить все ненужные мышцы, стараться не шататься, усилием воли гнать потемнение в глазах.
Неизвестно, куда завело бы нашего волевого героя такое насилие над своим организмом, но его прервал случай.
В тот раз помощник пришёл в ванную в джинсовых шортах, из кармана которых высовывалась чёрная рукоятка игрушечного револьвера. Такие продаются даже в газетных ларьках, и одни, и в составе "Комплект шерифа", а детство сейчас длится дольше. Да чего там, некоторые первокурсницы с собой на занятия кукол таскают, думают, что их легче утаить в пластиковом пакете, чем шило в мешке.
Не совсем обычным было только то, что рукоятка высовывалась из левого кармана. Раньше никакого левачества за пареньком не замечалось. Хоть, поднимая обеими руками таз, и не покажешь, левша ли ты. Лёшка мельком подумал, что спросит его потом, и тут же переключился на сосредоточение перед "погружением".
На этот раз он решил сидеть не на корточках, а сесть прямо на попу, поджав голени к бёдрам. Теперь, если что, он просто откинется на скат ванны, а ноги выпрямятся, никаких падений даже с пяти сантиметров. Падения встряхивают, реагируешь рефлекторно и со страхом, первоначальный замысел вылетает из головы и всё срывается.
С тех пор как заведовать тазом с водой стал помощник, Лёшка больше не погружал в воду руки, а оставлял их свешенными по бокам и максимально расслаблял. Это давало выигрыш в выносливости, экономило кислород.
Сначала всё шло прекрасно. Ступни удалось упереть в потёртости на дне ванны, так что напрягать ноги, чтоб не распрямились, не пришлось. Потому и накинул пару-тройку секунд на "погружение"6 плюс столько же обратно. И груша удачно легла в рот, а то, бывало, недосмотрит — и уголки, складки обёрточного пакетика щекочут во рту, нёбо особенно уязвимо. И тошноты нет, а иногда бывает ведь, кода язык плохо расслабишь.
Неладное начало замечаться, когда в истекающие секунды выныривания помощник не поднял над головой таз с водой. Хотя из-под маски плохо видно окружающее (стекло внутри он закрасил акварелью цвета морской волны, чтоб как под водой было), но уж "дамоклов меч"-то заметен наверняка. Что ж, бывает, небось, вдевает большой палец ноги в петельку, зазевался, вовремя не вдел или соскочила она. Смотрит куда-о вниз, чего-то там готовит. Ладно, я эти секунды приплюсую к рекорду.
Эта мысль не пришли в голове развёрнуто, как, скажем, у читателя этих строк — если он повторяет, проговаривает про себя прочитанное или читаемое. Скорее её можно сравнить с зарубкой или узелком на память — не забыть прибавить время. Думать полными, развёрнутыми мыслями уже не приходилось, ресурсы кончались, в глазах начинало темнеть — отдельными пятнами. Не упирайся ступни в потёртости на эмали ванны, они бы уж поехали. Расслабленные руки начали чуть-чуть подёргиваться, это нервы пытались их "разбудить", побудить расправится с грушей или маской, воздух, хозяин, давай!
Вот упала последняя песчинка в часах и помощник встрепенулся. Он знал, что раньше этого момента его хозяин ничего делать не будет. Но вместо того чтобы вознести на высоту тазик, он вдруг схватил Лёшкины руки… они, побуждаемые нервными сигналами к действию, пошли охотнее, чем если бы висели свинцовыми плетями, как при аутогенной тренировке. Завёл их хозяину за спину, как раз хватило там пространства, что-то щёлкнуло, И не успели предательски застигнутые руки дёрнуться, запястья ощутили жёсткое и неумолимое, как в голову бросилось — наручники! Пластиковые игрушечные наручники, из того самого "Комплекта шерифа", откуда и револьвер.
Теперь понятно, почему он торчал не из того кармана — наручники вступали в дело первыми, они незаметненько, кольцо к кольцу, покоились в более удобном для вытаскивания, правом кармане. Револьвер был вытащен вторым, после того как помощник-предатель толкнул тело на скат ванны, заставив вытянуть ноги, чтобы не лечь на дно.
Твёрдое, наверное, металлическое дуло этот гад ткнул Лёшке в живот, левой рукой чуть потянул грушу вперёд изо рта, чтобы в кончиках рта образовались щёлки, и, нажимая дулом на живот, заставлять выдохнуть.
Зря, вообще-то, старался. И безо всякого жима нашего задыхающегося героя сильно тянуло вдохнуть… то есть сменить воздух в лёгких, а ведь не выдохнув, не вдохнёшь. Через узкие щёлки с натугой, с присвистом пошёл упругий воздух, то есть то, что от него осталось в лёгких. Почти что одна углекислота. Торопливо, как торговцы распродают залежалый с огромными скидками товар, чтобы заполнить полки новым.
Одновременно сердце ёкало — грушу-то изо рта полностью не вынули, и ещё эти наручники. Но делать нечего, выдох не прервёшь, это как вниз по ледяному склону скользить, не за что уцепиться, ничего от тебя не зависит. И ещё в живот этот револьвер упёрт, скорее, сопровождает выдох, не даёт на полпути смениться вдохом, схитрить.
Когда этот затруднённый свистящий выдох закончился, салага небрежно кинул ненужный уже револьвер через плечо и обеими руками, скрестив ладони, налёг на лицо жертвы, прижимая голову к стене, а грушу вжимая в рот. Чёртова стена! Рядом с ней стоит ванна, и будь иначе, Лёшка бы как-нибудь выкрутился.
Не даёт вдохнуть, сука! Лёшка забился, задёргался. И тут ощутил, что организм его раньше обманывал ведь. Слабость, потемнение в глазах — это было не настоящее. Настолько же ненастоящее, как и давление, якобы извне сжимающее грудную клетку, а на самом деле просто втягивание живота. Когда пришлось бороться за выживание, в голове просветлело, видать, страх, острый его приступ "взорвал" голову, нашлись какие-то резервы типа второго дыхания. Сопротивляйся, хозяин!
Вот только условия для сопротивления неважные очень. Собственно, их и не было. Ноги, которыми он сучил и колготил, скользили по гладкой эмали ванны, не находя никаких зацепок. Пятки колотили по ванне, боли Лёгка не чуял, но и пользы не было. Руки беспорядочно дёргались, верхняя часть туловища, прижатая к скату ванны, мешала.
Собственно, эти игрушечные наручники — вещь довольно хлипкая, пластик как-никак. Их легко можно было бы расшатать в сочленении, а затем и разъять — но только в спокойном состоянии, когда прислушиваешься к результату и планируешь следующее дёрганье. Против же хаотических, судорожных рывков игрушка оказалась удивительно устойчивой. Да, расшаталась донельзя, но руки не выпустила, роль свою сыграла.
Можно было попытаться сорвать маску, она крепилась проходящим сзади головы ремнём. Удушаемый замотал головой, заёрзал затылком по стене, пытаясь сдвинуть ремень, но истязатель аккуратно придержал голову, ремешок придержал. Двух мизинцев для этого хватило, основной упор на грушу.
Эта проклятая груша! Лёгкие отчаянно пытались втянуть хоть что-нибудь, но в рот лишь въезжала груша, да ещё слюна стягивалась. Лёшка, чуя это, большим усилием воли переключал всос на глотание, иначе захлебнётся. Нос, невзирая на маску, тоже пытался вдохнуть. Маска сильно придалась в лицу, у глаз особенно. В круговерти острых ощущений нашему герою показалось, что глаза прямо0таки выдавливаются. Но, может, пара кубиков воздуха из-под маски и помогла продержаться лишних секунд пять.
Побившись, потрепыхавшись, поскользив по ванне (даже плавки, как назло, гладкие, скользкие!), Лёшка почуял, что страх ослаб и вытесняется безразличием. Не потому что стало менее страшно, а потому что страх сам требует для своего поддержания сил, а вот они-то и стали уходить. Даже судорожные вдохи-всосы ослабли, хотя раньше их страх усиливал. зато в глазах начало темнеть по-настоящему, в ушах зашумело, ванна стала уходить из-под попы, тактильные ощущения — теряться. Тело смирилось… ну, пока с потерей сознания, обмякло, голова пошла вниз.
Оставалась крошечная надежда, она ведь сил для своего поддержания не требует, что последним ощущением перед уходом/падением в полный мрак будет снимание с лица маски или вытаскивание изо рта груши. Но оно было, увы, другим. Со становящегося бесчувственным тела вдруг стали сниматься плавки, чьи-то ладошки застарались там, словно дышишь через то самое.
Вот ведь до чего сузилось сознание! Даже и не думает, что это вот его бывшего помощника, а ныне истязателя ладошки. Просто руки, чьи-то руки, снимают скользкие плавки, и всё. И содержимое благодарно это воспринимает, распрямляется их стиснуто-скрученного состояния, как-тор даже уж чересчур распрямляется, выстреливает куда-то вверх. И самое последнее ощущение, финальная искорка — кончает он…
… Лёшка очнулся, лёжа в ванне. Плавки болтались где-то возле коленей, маска и груша лежали в раковине, наручников на руках не было — одни рубцы. Одежда тоже была на месте. Салага не взял ничего, сработал чисто. Голова чугунная просто, приподнимаешься резко — и в глазах плывёт, тянет прилечь.
Но тазик с водой наш герой на себя всё-таки опрокинул.
Салага вскоре явился с покаянием, выждав как раз столько времени, чтобы не попасться под горячую руку. Бес его попутал, не иначе. Все салаги комплексуют из-за своего подчинённого состояния, хотят поскорее стать наравне с настоящими студентами. А тут он ещё изо дня в день, раз за разом наблюдал, как сильное мужское тело за считанные десятки секунд, прямо на глазах ослабевает, голодая кислородно. Бери его… ну не то чтобы голыми руками, но — минимально оснащёнными, скажем так. Всё оснащение умещается в карманах шорт.
Соблазнительно-то соблазнительно, а решиться долго не мог. Всё-таки на грани предательства, удара в спину. Да и для жизни опасно. Решиться помог случай на днах.
Занимались первокурсники на военной кафедре. После пары пар теории должны были идти практические занятия. Перед ними наш герой, как и почти все его согруппники, имел обыкновение ходить в туалет, чтобы при возможных перенапряжках не опозориться. Пошёл и в этот раз, и с удивлением увидел, как в соседней кабинке его однокурсник Кеша меняет трусы на плавки, низ полностью раздел.
— Ты чего это?
— А ты разве не? Так пойдёшь?
— Ну да.
— Так полковник же ясно на разводке сказал — будем противогазить.
— Ну и что? При чёт это тут?
— Как же, ведь когда задыхаешься, встаёт у тебя. Я уж в школе намучился. Мама не разрешала плавки пододевать, да и военрук требовал, чтоб солдатские трусы были. Ну, теперь-то дело другое. Я специально в сумке плавки держу на этот случай.
— Неужели напрягается?
— А ты что, сам не чуял?
— Нет вроде. У нас в школе противогазы были липовые, условные, коробки наполнены ватой. Дышалось как при насморке, не туже.
— Вот и плохо, что незнаешь. Ну, до встречи на плацу. Следи за брюками!
После напряжённых занятий с элементами позора наш салага уже намеренно оказался в туалете рядом с Кешей, который менял подмокшие плавки обратно на трусы. И узнал много интересного о задыхании и его действии на мужской организм. Кеша ведь даже целоваться пробовал с девочкой, глубокий такой поцелуй вышел, с удушьем, и ему снова низ повело, как и в том школьном противогазе. Может, это и от ощущения близости самОй девочки, но совпало именно с началом удушья. если б поласкаться с нею подольше, яснее было бы, но в таком возрасте это не принято как-то. Поцелуй урвёшь — и то хорошо. Да и ласкать особо нечего пока. Вот поцелуи — на это они идут.
Вот это и подвигло салажонка на его опасный эксперимент. Тем более6 что на Лёшке были как раз плавки. Довести взрослого парня до максимального удушья и посмотреть, приспустить ему плавки. Должно выйти очень сильно. И вышло.
А что до предательства, то придумана была отговорка. Вот "ныряльщик" наращивает количественные показатели, разуется каждой новой паре секунд. Но его радость не претерпевает каких-то качественных перемен, видно же. Во многом это потому, что утрачен элемент новизны, всё давно приелось, хотя и не надоело ещё. Новизну может дать только внешнее вмешательство, причём суровое, экстремальное, чтоб организм был вынужден мобилизовать все свои силы — на выживание. Сильнее страдания — сильнее радость по окончании.
Но именно это он и собирается с хозяином проделать. Удар в спину это условный. Вот если Лёшка не признает, что испытал новые яркие ощущения, совершил (не по своей воле, правда) прорыв в неведомое, получил радость и удовлетворение — вот тогда да, действительно, предательство коварное. Но, скорее всего, если не под горячую руку, то простит. И получится, что я просто перевыполнил свои обязательства по ассистированию, переусердствовал, поредев хозяину сверх меры.
И он был недалеко от истины!
Лёшка его подловил и выпорол — тоже новые, острые и яркие ощущения. Но это уже другая совсем история.