При слове "волейбол" у меня до сих пор сквозит холодок в груди, а если пузырь полон, то и туда отдаётся. Рефлекс прямо-таки, как у собаки Павлова.

А я-то думала, что такой рефлекс-комплекс мог возникнуть лишь у моей одноклассницы, которая в четвёртом-пятом классе играла в волейбол (может, лучше говорить: "эту игру"?) плохо. Мало того, как-то она, не рассчитав, ставила блок, высоко выпрыгнула, промахнулась по мячу, да так и упала на сетку подмышками, голова и руки с чужой стороны, всё остальное - со своей. Физрук подошёл и дал ей с досады по попе. Тут она вместе с сеткой на землю и рухнула.

Но нет, Нюрка не комплексует по этому поводу, даже когда рассказывает знакомым эту историю. Наоборот, смеётся, показывает наяву, как получила от интересного мужчины по мягкому месту. Это, впрочем, играть её лучше не научило.

Правда, тот волейбол был ненастоящий. Малышовый. Нам и сетку ниже вешали, и площадку сокращали, мячик тоже какой-то мелкий был, под детские ручонки. Позже, когда в старших классах мы получили настоящий МЯЧ, то поняли, что такой мы, будучи малышками, и не заставили бы летать, или он пробивал бы наши хилые ладошки. Но правила игры и основные навыки усвоили.

И вот при переходе к взрослому волейболу много переменилось. Бывшие "звёздочки" ушли в тень, а кое-как-ницы выдвинулись вперёд, в том числе и я. Не знаю, почему так, может, выросли, вытянулись, созрели, а может, настоящий мотив появился - перед парнями покрасоваться созревающими телами, самим себе что-то доказать, с подростковым азартом. Но некоторые прямо-таки заблистали.

Мне, например, особенно хорошо удавалась игра у сетки, с высоким выпрыгиванием. Подачи тоже шли неплохо, хотя двое одноклассниц подавали лучше, одна - просто неотразимо. Были спецы по низким мячам, по гашению сверху вниз. Повезло нашему классу с волейболистками.

А у мальчишек почему-то всё осталось по-старому, кто хорошо играл, так и остался на первых ролях. Не разобралась ещё, почему.

И вот, видя девчоночий блеск, наш физрук решил дать нам поучаствовать в спартакиаде. Сначала районной, а потом... Ну, не знаю, какие высоты спортивные он нам прочил, может, сглазить боялся, но очень уж налегал на слово "сперва".

Вообще-то, низовое звено - это районные соревнования, село на село, школьная сборная на такую же по соседству. Но средств на это, как нам сказали, не хватило, да и стоящих спортсменов было столько, что игра не стоила свеч. Набрать бы одну приличную команду со всего района... Поэтому после школьного уровня шли соревнования сразу межрайонные.

В сборную команду района он делегировал меня, ещё одну девочку - ту, что неотразимо подавала, и человек пять мальчишек. Это не значит, что они лучше нас волейболили - просто неизвестно было, сколько возьмут в реальности. Девочка смертельно обидится, если её сперва обнадёжат, а потом разочаруют. А мальчишки ничего, поймут.

Соревнования должны были проходить в соседнем селе - за полдня дойти можно. Я, правда, никогда туда не туристила, но всё равно - почти что родные стены. И если вдруг пропустишь автобус, без тебя он уйдёт - не страшно, ноги при тебе, ноги здоровой сельской девахи.

Но эта-то близость и подвела, а с учётом всего случившегося, оказалась просто роковой.

Дело в том, что автобус, собирая команду, объезжал все остальные сёла района, напоследок заезжал в мою деревню - и прямиком в "олимпийское" село. Первый раз по этому маршруту проехал мотоцикл тренера сборной. Такой крутой дядечка, весь в коже... Первый раз я видела, чтобы у мотоциклиста очки-консервы были дымчатые.

Припылил, стало быть, к нам последним и "порадовал" - команда уже набрана. Наш физрук буквально умолил его взять из наших хоть кого. Ладно, смилостивился привередливый дядечка. Посмотрел в игре всех пятерых мальчишек и двоих взял - то есть записал. Третьего - ну никак, упёрся, и всё.

А с девочками вообще дело худо вышло. Он нас наотрез отказался смотреть. Знаю, говорит, игра порой никакая, а откажешь - сразу слёзы, смертельные обиды. Ну, хоть одну возьми! Одну... ну, хорошо. Но "вслепую". Кто по списку первый идёт? Валя такая-то, сякая? Вот её и возьму, то есть запишу пока, и никаких очных просмотров. Второй сам потом объяснишь потихоньку, что не взяли её.

Да, и этой вашей Вале место в сборной не гарантирую. Посмотрю, как играет, тогда и... Но пусть лучше настроится на скамейку запасных.

Физрук пытался дать ему моё спортивное досье, объяснить, в чём я сильна, куда меня лучше ставить, но импозантный тренер уже опускал свои дымчатые очки и дрыгал ногой, заводя мотоцикл. Досье (тетрадку ученическую, если честно) всё же взял, сказал "ладно, посмотрю", но в карман сунул с таким видом, что стало ясно - пойдёт в лучшем случае на раскурку. А то ещё отъедет подальше и в кювет выбросит, чтоб локти не задевала.

Физрук аж рукой махнул и потом меня предупреждал, мол, ко всему готова будь. Мало ли что, может, и запасной придётся куковать, так ты запомни, как играют на том уровне, и нас потом поучишь. Но ни в коем случае не расстраивайся и права не качай.

Родители справили мне хорошую волейбольную форму, чтоб в грязь лицом не ударить. Эмблему на неё предполагалось присобачить прямо на месте, а вот с фамилией вышла заминка. Вышивать ли её и где? Папа сказал, что у хоккеистов фамилии идут сзади по загривку, у футболистов - одни номера, а вот за волейбол он не болел и не знает, как там. После долгих колебаний решили вышить имя и фамилию "на погонах", небольшими буквочками. В крайнем случае, если положен один номер, можно сказать, что это просто метка нашита, чтоб отличать своё от чужих.

Нашили "индивидуалочки" (ласковое мамино словечко) и "по лампасам", сверху вниз. Там, конечно, узковато, трусики-то по паховым складкам идут, но и не бикини, есть местечко. Да у меня имя короткое, и фамилия не очень длинная.

Ну вот, я готова. Экипирована. Должны, в принципе, быть сборы, команда-то сборная. Но оказалось, что сборы совмещены с состязаниями и отводится на них один день всего. Считалось, что мы достаточно натренированы по школам и остаётся только сыграться. Чай, не профессиональные какие спортсмены, хватит и денька с утра до вечера, спасибо пусть за него скажут.

В назначенный день подкатил автобус, уже объехавший весь район. Когда в него стали садиться наши мальчишки, старше меня классом, внутри раздавались радостные девичьи возгласы. А когда с багажом полезла я, отношение смешилось на настороженно-враждебноватое. Кто-то недовольным тоном сказал тренеру:

- Команда ведь набрана уже. Зачем ещё суют?

Тот пояснил, что нужна хотя бы одна запасная, а вот кто ею станет, выяснится на месте. Девчонки стали относиться ко мне вежливо, но отстранённо как-то. Тёмная я лошадка. Сяду в запас - нечего и враждовать со мной, а стану играть - тоже лучше отношения поддерживать.

Хорошо ещё, что ехать недолго. Соседнее же село, я говорила.

Разместили нас по домикам специальным, выдали всё полагающееся, показали, что где. На почве общего проживания сдружилась я чуток с девчонками. Но они, вижу, по двое, по трое из одного класса взяты, давно дружат, сыгрались, не чета короткому моему с ними знакомству. А ведь кто-то из нас лишняя.

И вот началась однодневные сыгровочные сборы. Прежде всего, львиное внимание, и времени львиная доля были уделены парням. Похоже, тренер именно на мужскую команду ставил по-крупному, всё тренировал её и сыгрывал. И к тому же никак не мог выбрать запасных. И до обеда всё парни и парни, пообедали, отдохнули, смотрим - тоже они на площадку выходят.

А ведь лишних волейбольных площадок тут нет, это всё же рядовое село, а не олимпийская деревня.

Хорошо, хоть мяч лишний нашёлся. Мы, девочки, устав от ошивания возле чужой игры, собрались на опушке леса и постукали в него. В кружок стояли, какой-то пляжный манер, любительский. Но хоть так форму поддержать, размяться.

Закончив с мальчишками, тренер быстренько "пропустил" женскую команду. Мы мало что успели показать. И ещё один случай произошёл в процессе. Турена принимала низколетящий мяч. Оттолкнулась ногами, рванулась вперёд, но не успела вовремя свесить руки, мяч успел проскочить и ударил девочку под грудь. А может, в солнечное сплетение, искры из глаз, нам же не видно. Турка ухватилась за пол, то есть перестала поднимать и сводить руки и опустила их, уперев в пол, а тело продолжало двигаться по инерции, и ноги поднялись в воздух. Впечатление такое, что мяч ударил её в живот и перекувырнул. Сальто, кувырок с головой над полом, и вот уже девичье тело шмякается о площадку, а мячик весело скачет за её пределы. Тренер свистит, а я не удержалась и фыркнула.

А что, смешно же! Могла и вообще расхохотаться - если б была среди друзей, а здесь вовремя вспомнила и удержалась. На меня зло так посмотрели со всех сторон. Нет, скорее, сердито, а зло и с шипеньем - это когда тренер после тренировки выстроил нас по росту и ткнул в сторону Туренки: "Ты - в запас!" А та всё попу трёт и никак не может перестать, видать, шмякнулась знатно. Даже и не обиделась, по-моему. Рада отдохнуть.

Зато остальным я стала врагиней. А что, разве я виновата, что ко мне в деревню автобус последним заехал? Заедь раньше, так и лишней стала бы изначально считаться кто-то другая. И мяч тот коварный не я в бедняжку посылала, а её же подруга. Но всё зло почему-то на одну меня.

А тут ещё тренер дал мне место неподходящее - на подаче. Ну да, вышло у меня несколько хороших "комет", но, вообще-то, моё место - у сетки. Пыталась это ему объяснить, да он оборвал. Ему, видите ли, виднее. Полчаса, по-моему, тренировались мы от силы, и он за это время всё про каждую узнал, где ей играть, как же. Наставник проницательный!

И на следующий день, уже в настоящем матче, я стояла на подаче. Игра у меня сразу не заладилась. То в сетку, то в аут, то легко берут. Непривычно, ответственность большая, а окружение не очень, мягко говоря, дружелюбное. Рука задрожала.

Я бы справилась. С собой справилась. И раньше в школе у меня бывало, что нервничала, мазала, а потом стискивала зубы и выправляла. Но то в окружении друзей, в ощущении поддержки, участия. Здесь же девки просто-таки шипели и сквозь зубы матерились аж, я же такая-сякая, их Турочку-кувыркурочку в запас усадила, а не тяну. Никакой снисходительности врагине!

А то, что мои неудачи - это неудачи всей команды, они, видать, позабыли. Вымещали на мне зло, не давали собраться, заиграть раскованно, а счёт тем временем рос да рос в пользу соперниц.

Я просила перевести меня к сетке, там мне и играть привычнее, и злых лиц видно меньше - только раззадоривающие лица соперниц за сеткой. Так фигушки мне! Никто вчера толком подачу не отрабатывал, так что заменить меня некем... непонятно кем. Тренер оказался в положении буриданова осла, только "копён" сена не две, а поболее.

В общем, продули мы. Хоть и не с таким уж разгромным счётом. Я с великим трудом всё же собралась, переломила себя и заиграла получше. Команда стала отыгрывать очко за очком. Но, странное дело - моих партнёрш это не обрадовало, а скорее рассердило ещё больше. Теперь уже их промахи, неумение отбить мяч стали всплывать на свет божий, плохая их сыгранность. Никудышная просто. Я, честно говоря, про себя злорадствовала, платя им той же монетой.

Нет, ничего хуже нет, чем играть в раздрай-команде, особенно женской.

А нашими соперницами была цельная школьная команда из соседнего района, как я потом узнала (ну, что цельная). Тамошний тренер избежал соблазна укрепить её надёрганными с бору по сосенке талантами, оставил, как есть. От добра добра не ищут. Сыграны они были недурно, этим и брали. В такой команде и играть приятнее, все сочувствуют, если промажешь или скользнёшь. Никто потерянные очки ни на кого не вешает, всё общее - и плюсы, и минусы.

Если б свои партнёрши меня поддержали, или хотя бы не шипели, я могла бы и отыграть разницу в очках, шансы на это были. Когда раздался финальный свисток, я поймала мяч, посмотрела на табло - и вдруг такая досада охватила, такая горечь! Я, как раньше тренер, оказалась в положении буридановой ослицы - в кого бы садануть мячом? Не решив, я со злости метнула его прямо посерёдке собравшихся моих врагинь (какая там команда!), да так, что воздух из щелей зашипел. Повернулась и пошла с площадки.

Меня пытались остановить, кричали что-то вдогонку. Кое-кто, наверное, понял и осознал, попытался исправиться. Но тут подоспел голос тренера, тоже раздосадованного проигрышем:

- Не надо, не зовите, пусть её проветрится, охолонет. Свежий ветерок бы-ыстро остудит. А не вернётся к следующему матчу - сядет в запас, - и ещё что-то деловитое, об игре, но я уже не слушала.

Я шла, шла и шла. Внутри всё кипело, брызгали горячие невысказанные слова, упрёки, душила досада, свет белый застила.

Когда, наконец, чуть-чуть полегчало и спала с глаз пелена, я обнаружила, что иду по нечастому лесу. Ну да, спортплощадки же все за околицей находятся, и я машинально повернула от них не в село, а куда подальше от людей. А вот далеко ли ушла? Прислушалась. Ничего человечьего не слышно, то ли всё закончилось уже и все ушли с площадок, то ли далековато я сгоряча забрела. Посреди леса, в полной волейбольной форме, с номером на спине и груди...

Вообще-то, в деревне не принято ходить по грибы в таких вот оголяющих ноги и подчёркивающих мысок трусах. Но это к слову, тогда я об этом не думала. Хоть чувства и отступили немного, дали возможность воспринимать мир, совсем они не ушли, не утихомирились. Руки мои нервно двигались, так и хотелось чем-нибудь шваркнуть о землю. Видать, мало мне того, как недавно мячом шандарахнула, легковат оказался мячик.

Вот ей-ей, лежи здесь валун хоть пудовый, я бы его подняла... или хоть приподняла - и шварк! Но валуна не было. Ничего вообще такого не было, только хворост кое-где, валежник. Но не охапками.

Ничего... Но ведь и никого! Я смекнула, энергичными движениями стащила с себя спортивную майку, какая она тесная, чуть не порвала, локти так и растягивали материю. Скатала в тугой ком и уже им шваркнула, как хотела, о землю.

Немножко полегчало на душе. Может, и ветерок помог, охолонул мой торс. Я, оказывается, взопрела чуток, вот майка и стала в облипочку, не хотела сниматься. Но раньше потения не чувствовала.

Теперь на передний план вышло тяжёлое дыхание, надо было продышаться - чудесным лесным воздухом. Нижним краем глаза я видела вздымающуюся грудь в туговатом спортгальтере колготочного цвета, потом ладошки на неё положила. Показалось, что, освободившись от стеснения, станет легче, быстрее продышусь и приду в себя.

Но останавливала стеснительность. Я и так уже переступила черту приличия, не положено так школьнице поступать - даже в лесу, где никого нет. Приучена была не заботиться, если ли чужие глаза или нет их, а держать себя, одежду свою в порядке, тогда никакие глаза не страшны. Сейчас понимаю, есть в этом резон, все глаза не углядишь порой, да и не пристало девушке оглядываться, озираться, словно что-то нехорошее задумала и об этом знает, а от людей утаить хочет.

Ладно, сейчас расстроенные чувства сорвали с меня майку, но скоро остыну и надену снова. Но оголяться дальше? Ведь неприлично же! Подышу так, авось, пройдёт.

Но что-то не замечалось плавного, постепенного успокоения. Неопытной я тогда была девчонкой, незрелой, не знала простой вещи: если плохая мысль ушла из головы, не впускай её обратно, не пережёвывай опять и снова переживания. Вот мысли жгучие и возвращались. Только вздохну с облегчением - снова припоминаю, кто что сказал и посмотрел искоса, и обратно всё во мне вскидывается.

А уж если одна за другой обиды припомнятся - вскидываюсь вдвойне.

Какие-то волны через голову шли мою. Чуя, что их не умеют гасить, неприятные воспоминания всплывали сами собой в памяти и жгли, возбуждали.

Вот опять захотелось снять гальтер, чтоб вздохнуть полной грудью, у него ещё задняя планка такая широкая, не как у обычных лифчиков, и он мою грудную клетку "бутербродит". Успокаиваю себя, мол, нельзя, неприлично будет, и так уж не в том виде стою, и тут - р-раз! - обида вернулась, вспомнились тягостные моменты. Разозлили.

Ах, неприлично, говорю самой себе. А вот так обращаться с товарищем по команде прилично, да? А не дать собраться ему, то есть ей - нормально? А шипеть и шикать на малейший промах - вежливо? И всё в таком духе. Вскипело всё в душе, правила приличия показались мелочными и даже лицемерными. Руки сами потянулись, расстегнули и сняли. Чулочный "пояс" лёг рядом с майкой, им я не шваркала, внимание на тело.

По привычке прикрыла легонько грудки, и тут мне сделался лёгкий-лёгкий, прерывистый такой вздох, как после долгого плача. Может, и случайно совпало, но я поняла так, что оголение помогло. Вызов приличиям раскрепостил.

Помогло, но не совсем. Не до конца. Острота обиды прошла, душащий гнев ослаб, поостыл, но сама-то обида осталась, никуда не делась, и с ней надо было что-то делать. Мало того, именно тогда, когда в душе поутихло, я осознала всю громаду этой обиды.

Интересно дело: когда играли в школе, я обижалась (если обижалась) только на судью. Не видит чего-то или подсуживает. А поскольку в большинстве случаев судил физрук, внешне выражать обиду не приходилось, и она быстро угасала. Может, это было просто недовольство.

Теперь же судья был не при чём. Никаких огрехов в судействе я не заметила, а на фоне предательского обшикивания своею же командой судья казался мне хорошим-хорошим, свистками с вышки прекращающим "бабьи счёты" и заставляющий снова браться за мяч. На судью обиды у меня и близко не было.

Какое это имеет значение? Понимаете, когда обижаешься на одного человека, можно представить в уме, что ты его (или её) немножко поколошматила - и помогает, а то и совсем пройдёт. А когда обида, как сервиз, на шесть-восемь персон, ничего таким макаром не получится, нечего и мечтать. Я попробовала представить в уме - и вздрогнула: колошматить начали они меня, голую!

Я люблю реальные мечты. Если ты слабее кого-то, то и в грёзах быть сильнее не получится. Этим, по-моему, грешат только слабенькие девочки, у кого, кроме мечтаний, мало что есть. И мальчики, конечно.

Так вот, с одной стороны, я не знала, как досадить всем пятерым моим недругам, даже в уме. С другой, мне стало легче после частичного обнажения, грудная клетка освободилась, но, может, и не только поэтому. Я ведь сделала то, чего ни одна из этих шипучек и улюлючек сделать не посмела бы, даже одна в лесу. Нарушила, то есть презрела правила приличия.

Хотя, может, и посмеет. Оглядится хорошенько и скинет... на минуточку. Значит, надо углублять, чтоб уж точно их превзойти.

Это я сейчас так подробно расшифровываю, а тогда всё ощущалось интуитивно, мысли быстро летели и руки сами двигались. Расшнуровала кроссовки, выпростала ноги, носочки тоже сняла и внутрь положила. Девочкина привычка к аккуратности. Главное сейчас - не оглядываться, не озираться тем более, действовать только для себя. Невелик грех понеприличествовать, когда одна-одинёшенька и знаешь об этом.

Спустила трусы, выпростала из них ноги, бросила в общую кучу. В отличие от "верха", тут я действовала не спеша, обдуманно, с какой-то зловещей неторопливостью. Словно зная, что как только полностью обнажусь и ещё что-то проделаю, то превращусь в своего рода ведьму и смогу сделать всё, что захочу, чего другие не могут, так что будут в полной моей власти.

Немножко походило на ту деловитость, с которой я переодевалась в раздевалке, готовя себя в одежде спортивной к большим белам. Теперь тоже вроде бы готовлю, но непонятно к чему.

Как говорят, дело покажет.

Полностью обнажившись (а спортивные с хорошей ластовицей трусы мы надевали на голое тело), встала я прямо и руки вверх-в стороны раскинула. Помимо прочего, мешая им прикрываться по привычке. Я сейчас не стыдливая девочка, а кандидатура в ведьмы. Мне и оглядываться ни к чему, я сейчас всех подавляю, будь кто поблизости, это меня все стерегись, а не наоборот.

Постояла немножко, понапрягала мышцы, повертела кое-чем туда и сюда. Тупичок небольшой. Ведьмам настоящим хорошо, они знают, ведают, что да как, а у меня только большое желание и уменьшающаяся надежда. Что дальше-то делать?

Подчиняясь мгновенному порыву, я пошла. Зашагала. Если стоя не выходит, надо пробовать ходьбу. Тем более, можно вообразить, что попираешь ногами поверженных врагов и врагинь. Ну, или репетируешь попирание таковое. В общем, гордо вышагиваешь.

Но "попираемые" быстро кончились, ненадолго моего запала хватило, и под босыми ногами захрустел валежник. Ой, колется! Да чего там, исколол уже, больно ножкам, шагу дальше ступить не могу.

Значит - не ведьма. Уж та-то босой по лесу в два счёта пройдёт. Не удался фокус. Пока.

Оборачиваюсь - а ушла порядочно. Одежды-то, брошенной на землю, не видно, заслонена лесом. Даже сердечко ёкнуло, представила лишь, что совсем у меня ничего нет. Да тут, тут всё где-то. Начала пробираться, ставя ступни ребром, выбирая голую землю. Подобное тянется к подобному... какой-то химический принцип. Но иначе больно, колет.

По пути вспомнила, что забыла про резинку для волос. Торчит она у меня на затылке и волосы в пучок собирает. Не полностью обнажена, выходит. Да, волосы, то есть кожа на голове, привыкли, но полной-то свободы им нет. Может, поэтому... Ведьмы ведь всегда с распущенными волосами изображаются, какие там резинки!

Ага, вот оно моё всё разбросанное, словно дома у себя разбросала, вернувшись с трудной тренировки. Ну, конечно, для ведьмы лес - дом родной. Расправляю скомканную майку, стелю, сажусь на неё и обтираю ступни ладошками, смотрю, нет ли порезов. Натягиваю носочки. Уже уютненько. Впуриваю ножки в кроссовки. Сначала неприятно, есть там какие-то травмочки, шнурую не очень туго, не по площадке же волейбольной скакать. И постепенно нытьё утихает, становится очень мило и уютно в "домиках" для ступняшек. Вот так только по лесу ходить, а я переборщила.

Стаскиваю резинку, рассыпаю волосы по плечам. Вдруг чую - грудки мои напряглись, даже встали как-то. Вспоминаю - мне однажды мальчишка один так рассыпал... и погладил, приласкал, тогда тоже что-то такое было... ощутила, словно тело к нему само прильнуть хотело.

А вот отошли, приопустились. На глаз, может, и не очень заметно, но чуется. Неплохие ощущения. Даже посильнее, чем в тот раз, тело-то обнажено, это сказывается. И грудки у меня побольше, чем тогда были...

Я устроила небольшой шабашик, то есть поплясала на месте, выделывая всякие движения руками и ногами. Первый раз, пожалуй, в таком виде после возраста ну совсем юненького. Следила, заносит ли при резких поворотах грудки. Немножко заносит, дёргают они тело, но то ли ещё будет впоследствии.

Запыхалась даже, всё в глазах у меня поплыло, я наступила ногой на валяющуюся под ногами одежду и остановилась, отдышиваясь. Как же она меня напугала, скрывшись из глаз, хоть я бросила на виду, не пряча. Прямо сердце ёкнуло. Хорошо бы ещё так, чем больше непривычных ощущений, тем выше вероятность, что что-нибудь да выйдет, в ведьму там обращусь или хотя бы почую себя ею немножко.

Кое-что смекнув, я вложила трусы и лифчик в майку, плотно свернула её и перехватила резинкой для волос. Получившийся комок засунула под валежник у пня, заровняла... нет, так нехорошо, пусть проглядывает немножко. Вот так, ага. А то совсем грустно будет, не все же пни поблизости обшаривать. А я отойду на другую сторону - и не видно. Могу вообразить, что и вообще ничего нет, а потом вспомнить.

Встала с корточек, вытянулась, прогнула спину. А-о-у-у! Вот так!

И пошла описывать круги вокруг того самого пенька. Теперь мне уже не было нужды спешить, через быстроту шага выплёскивать душащие чувства. Теперь чувства охватывали иные, какие только в нагом теле бытовать могут, и аккомпанировала им ходьба неспешная, полупрогулочная, не изнуряющая.

Сперва хотела вообразить, будто одежды нет вообще и я в пиковом положении. Но чувства, начавшие при этом всколыхиваться, оказались чересчур сильными, особенно натощак (я же не пообедала). Пришлось пойти на более мягкий вариант: якобы одежда оставлена у верных людей на опушке леса, и нагота исключительно для леса и предназначена, гулять и нервы себе щекотать - вдруг грибники какие встретятся. Или охотники. За то, чем всё окончится, беспокоиться не надо, а только за будущую минуту. В таком варианте поспокойнее, сердечко прыгает, но не выпрыгивает, безнадёга не охватывает.

Вышагивая, я вдруг заметила, что ягодицы начинают совершать круговые движения, таз - колебательные, и мне это нравится, хочется углублять и усугублять. Собственно, подобные ощущения у меня начали возникать и раньше, как созревать начала. Но мешала одежда, да и мама, помню, говорила о ком-то: ишь, как попой вертит, вертихвостка! Это отваживало, и я ходила, как ходят мальчики.

Теперь же ни мамы нет поблизости, ни одежды на себе, а есть сильное желание почуять себя "иначе". Кручение ягодицами как нельзя лучше сюда подходит, так что я увеличивала амплитуду, вплоть до утиного переваливания с ноги на ногу.

И вдруг меня обожгла одна мысль. Чёрт побери! А вдруг за мной отрядили гонца? Может, он уже спешит сюда "без шуму и пыли"? Тогда, если я отойду в дальнюю от пня сторону, то гонец, поравнявшись с ним (а вернее, увидев мой пенёк-раздевалку), отрежет меня от одежды! Хорошо, если пошлют не мальчика, а девочку, хотя... хотя и особа вроде тех, что меня на воллее обругивали, хуже иного мальчишки. Обсмеёт сама, а потом ещё и растреплется остальным. До мальчишек тоже дойдёт. Ой, думать не хочется!

Посему надо прогуливаться между пнём и краем леса - тем, от которого я сюда ушла. Тогда, если что, лечу ко пню и скоренько одеваюсь. Да, именно так и надо сделать.

Сориентировалась по солнцу и приступила.

Может, потому что нагота сходила мне с рук вот уже полчаса минимум, я с ней освоилась, осмелела. Ходила, словно так по лесу и ходят, такое было у меня состояние души. А тянуло на большее. И вот, среди очередных ягодичных выкрутас, у меня взбрыкнула шальная мысль: что, если в таком виде дойти до деревни... нет, из-за деревьев не показываться, но посмотреть, как там да что, и думают ли они посылать за мной гонца - если по дороге на него... лучше - НЕЁ - не наткнусь.

Ой, мамочки, нет! - Разве ж такое возможно? - А что, может и получится... - Нагишом до деревни, людей? - Хм, можно попробовать, только попробовать. - Да чего там телиться, взяла да пошла. Вот нервы-то пощиплет!

Такой вот кувырок настроя. Сальто-аморале. Но всё же благоразумие взяло какой-никакой верх. Перед смелым рейдом надо бы проверить, смогу ли я найти свой тайник с более короткой дистанции. Мне же так и так к нему возвращаться. И я повернулась, пошла, припоминая, и - набрела на тот самый пень.

Села на корточки перед побеливающей через валежник майкой. Одежда к себе притягивает, не хочется отсюда уходить, словно тут моё гнёздышко. Может, одеться и просто вернуться?

Но я твёрдо сказала себе: больше такого случая может не представиться. Я вообще одна в лес не люблю ходить, а когда с кем-то ещё, не пораздеваешься. Сегодня вот исключение из моих правил, надо по полной воспользоваться. Потом не прощу себе, если смалодушничаю.

И я встряхнулась и пошла. Назад, то есть к деревне. Не крадучись, но с элементами этого самого "крадения", высматривая людей за деревьями, всегда готовая при тревоге развернуться и понестись к спрятанной одежде. Попой вертела, куда же без этого, но не всё внимание на этом сосредотачивала.

Дошла. Правда, неточно, солнце по небу успело сместиться, а я не учла. Пришлось, перебегая от дерева к дереву, искать те самые спортплощадки. Однажды меня сильно напугала корова. Стояла тихо-смирно, я её и не заметила, и вдруг под самым ухом:

- Му-у!

Ах ты, холера! Так пугать... Если б могла выскочить из-за деревьев, я бы ей кулаком по рогам. Твоё счастье, что не могу... не смею.

Добралась наконец до спортивного края деревни ("олимпийского", как его в шутку называли). И что же? Спортплощадки пусты, тишина полная, а из главной олимпийской избы доносится звяканье ножей и вилок. Вот ветерок донёс ко мне запах щей...

Едят. Кушают. Жрут, чтоб их! Забыли, что одной не хватает, и уселись обедать. Может, и радуются, что причина их поражения (это их мнение, не моё) остаётся без обеда, сама отказалась.

Как говорится, нам больше достанется!

Так обидно стало. Я чуть не закричала, что о них думаю, но вовремя опомнилась. Нет, привлекать внимание нельзя. Никакого гонца они, конечно, и не думали посылать. Может, тренер и заметил моё отсутствие, но ему сказали что-нибудь, мол, придёт скоро или что уехала на оказии к себе в село. Он и не стал заботиться.

Всё же сдаваться сразу не стала. Минут десять стояла, смотрела на дом с обедавшими и колдовала, ведовала, гипнотизировала: вспомните обо мне, пойдите искать, с извинениями пойдите... Нет, никто не вышел.

Ветерок донёс до меня запах компота и вкусной выпечки, и я поняла, что проиграла. Не вышло из меня ведьмы. Даже прохладно телу стало, не очень уютно без одежды. Ладно, пойду назад, оденусь, вернусь и тогда уж решу, что делать. Оставаться ли гордо без обеда или, может, капитулировать перед кухарками и рассчитывать на милостивые остатки.

Я, честно говоря, тут расслабилась. Раз по пути сюда никто не встретился, то и на обратном никто не попадётся, так решили мои мозги, меня не уведомив. Так что осторожность потеряла, опаску отбросила. Шла быстро, особо не прислушиваясь. Но всё-таки что-то такое осталось, потому что старалась не хрустеть ничем под ногами. Но, может, подсознание опасалось привлечь внимание диких зверей? Или что хрустнувшая веточка может "выстрелить" в голое тело, в самую нежную его часть - по закону подлости.

Так что не шумя шла. Не очень хрустя.

Голос грянул внезапно, чуть ли не под самым ухом:

- Ур-ра-а! Нашё-о-о-ол!

Я аж присела с испугу. Словно невидимой рукой посадил меня на корточки страх, коленки раздвинулись, и из меня, пардон, потекло. Вот не поверите - ну никак не могла удержаться, не контролировала себя. Главное, до этого и не чуяла, что хочу, а, поди ж ты - струёй льёт, о землю шлёпает, не дай бог кто услышит!

Я потом об этом думала - вообще обо всё моём приключении, и об этой реакции в частности. Почему меня удивил этот бурный поток? Нет, со страху - понятно, но почему набралось так много, скопилось всё вот это почему? Раньше, когда я обнажала низ, это был сигнал к выпуску всего лишнего, типа слабого, но чёткого рефлекса. Даже когда раздевалась вне туалета, переодевалась там, или у врача, всё равно чувствовала позыв. А теперь я брожу голой уже изрядно, почему же не потянуло присесть да вылиться?

Ответ один - я уже привыкла к состоянию наготы как обычному, хотя бы в плане вот этого вот условного рефлекса. Может, попервоначалу и был позыв, потерявшийся на фоне моей небывалой лесной наглости, зажалась непроизвольно. Но потом, когда я "вошла" в наготу, тело решило, что "так теперь носят" и нечего напрягаться по-туалетному. Сдерживание было таким же, словно я одетой гуляла, а ветерок всё же охлаждал разные места... вот и накопилась мочишка. Тело честно не обременяло меня позывами, ждало, когда накопится под завязку...

А вот испугу плевать, в чём я, и одетой так же вот обоссалась бы. Хотя в этом случае так бы не испугалась. Голос-то явно детский или подростковый, тонкий, не разберёшь, девочка или мальчик.

Расставила пальцы, упираясь в землю, голову наклонила - пока льётся, больше ничего поделать нельзя. Если накроют, ничего не попишешь. Но у страха уши широки. Лопоух страх, и не так уж я и шумлю.

Тем временем голоса (уже в числе множественном) продолжали доноситься, и, как я поняла - издалека. Ну да, людей же я не видела, когда шла. Похоже, что подростки собирали грибы, и "нашёл!" относилось именно к грибу. Хорошо, что они так бурно реагируют, наткнуться на молчаливого грибника мало радости в моём положении.

Ага, вот тело прекратило, последние капельки выдавила по привычке и могу уже планировать, что делать, куда двигаться. Прислушиваясь к возгласам, способна определить, куда смещается эта компания и куда мне самой отползать. Две вещи только плохи: компания явно мальчишеская и обшаривает лес как раз в том направлении, где "мой" пень. Как я могла не подумать о лесных визитёрах! Может, с той стороны леса есть другая деревня, я же не знаю.

Голоса вроде бы удалялись. Я набралась наглости и поползла вперёд, от дерева к дереву. Вот уже вижу какое-то мелькание впереди. Присматриваться опасаюсь, что-то мелькнёт - и я за дерево. И думаю, что не повезло мне со встреченными. В этом возрасте мальчишки ох как интересуются анатомией сверстниц! И уж тем более не откажутся позырить на девушку повзрослее. Им только попадись!

Но, может, обойдётся. Вроде, отходят они с этого места. Хорошо бы, хорошо бы...

- Мишка, чего копаешься, пошли скорее! - услышала я и внутренне присоединилась: "Пойдём, Мишенька, прочь отсюда".

- Погодите, ребята, тут, кажется, гриб, - ответил голос, в котором сквозила воля к непослушанию.

У меня упало сердце. Интуиция шепнула мне, что найден мой тайник. Снова судорожно сжался мочевой пузырь и кожа пошла мурашками. Не хотелось верить, что пропала.

Встала за деревом боком и обратилась в слух. Эх, если б стать невидимой было бы так же легко, как и неслышной!

Ветерок донёс шум разбрасываемого хвороста и треск того же хвороста под ногами - товарищи, верно, сходились к Мишке.

- Ребята, - раздался его голос, теперь уже с оттенком заговорщичества, - это не гриб! Тут одёжа какая-то.

Испарилась последняя надеждинка моя на спасение. Нашли, нашли, черти, мой тайник! Сама виновата, не замаскировала как следует. Хотя, если б замаскировала, то сама бы потом не нашла. Хрен редьки...

Тем временем Мишкин голос выказал уже удивление:

- Бабская, похоже. Смотрите, ребята, что тут!

Воцарилась тишина с лёгким шорохом. Я чётко представляла себе, как мальчишки разворачивают мою одежду и начинают осматривать. Бр-р, словно саму меня раздевают! И, конечно, с особым любопытством впурились в бюстгальтер.

Ну чего, чего там разглядывать-то? И чего, разглядывая, представлять? Обычное девичье тело, не слишком и созревшее, я с ним давно сжилась (с рождения, почитай) и не понимаю, как можно насчёт него так любопытствовать. У мальчишек, чай, больше интересного снаружи в плане анатомии, правда, по плавкам особо не представишь детали. А лифчик - это словно слепок с грудок, они зырят на него, а я ёжусь, словно на меня.

- Откуда это здесь? Как лежало?

Невидимый Мишка объяснил, что свёрнуто и засунуто. Нарочно кто-то положил.

- Наверное, девушка какая-то переоделась. Помнишь, как нас мамы весной без курток в лес не отпускали, а мы их снимали и прятали?

- То куртки, одёжа верхняя, а тут всё, и бельё тоже. И потом, почему в середине леса?

- Значит, во что-то другое переоделась. Майка явно спортивная, да и трусы тоже. Я по телику видел, спортсменки так экипируются. Может, тут многоборье какое-то. Досюда бегут в этом, здесь переодеваются во что-то другое. Или наоборот, это припасено для переодёва.

Один мальчик вспомнил, как его братан участвовал в "охоте на лис". Надо было найти некое место, где спрятана одежда, переодеться и только в новой, рыжей, "под лису" форме тебя допускали к финишу.

Предполагали долго, но никто не допускал мысли, что владелица могла оставить одежонку и пойти дальше безо всего...

И вдруг кто-то как назовёт мои имя и фамилию! Я сильно вздрогнула и в панике отвернулась, подумала, что меня увидели сквозь деревья и узнали. Даже в голове потемнело немного, я инстинктивно прикрылась руками и приготовилась бежать. И только потом до меня дошло, что это просто прочитали метку, вышитую на майке и трусах.

Ф-фух, пронесло пока. Главное, чтоб они не узнали, что я нагой по лесу ходила.

- Вот видишь, майка именная, и с номером ещё, - продолжали разговаривать мальчишки. - И трусы тоже. Значит, тут состязания какие-то идут, это так надо, чтоб тут лежало.

- Погоди, но если она просто переоделась, зачем же лифчик оставила? Почто бельё-то менять?

- А может, она в купальник переоделась? Может, это многоборье и следующий номер - плавание?

- Ты что?! Река-то, где она? Переодеваться, так уж на берегу.

- Там людно. Наоборот, переодеваться надо здесь, в глуши, тут и голую не увидят, и одёжу не найдут, есть где прятать.

Догадки сыпались, как из рога изобилия. Я успокоилась, и даже стало немножко смешно, как далеко от истины они бродили. Самое простое объяснение в голову им не приходило.

Вдруг кто-то сказал ту вещь, которую напряжённо ждали все, и в первую голову - я:

- Слушь, Мишка, сверни и положи всё обратно. Это же не выбросили, это тут запасли, кому-то надо будет.

- Как же так, ребята?

По тону можно подумать, что его лишают самого крупного гриба, не дают срезать.

- И правда, положи, - подтвердил другой голос. - Не срывай состязания. И вообще, это чужое.

"Положи, Мишенька!" - присоединилась я к ним бессловесно. - "Не оставляй девочку в лесу голенькой. Всё равно носить это ты не будешь".

Но грибник был другого мнения:

- Как же так? Это моё! Я сам это нашёл! Вы меня отзывали, а я не поддался и вот - нашёл. И могу забрать себе. Вы же грибы забираете. А ты, Славик, папиросную коробку нашёл и себе взял, разве ж я возражал? Кто что нашёл, тот то и бери. Закон леса!

- Да зачем тебе это? Носить же не будешь. Папиросы Славик курить будет, а зачем тебе такие узкие трусы? Лучше положи обратно.

- И если есть имя, это знак собственности. Нашедший обязан узнать, где находится хозяйка, и ей вернуть. Но тут, скорее всего, хозяйка сама придёт ("И ещё как придёт!" - подумала я), так что положи на место и пойдём.

- Я знаю, почему вы так говорите, - ответил Мишка со сварливостью в голосе, и мне стало ясно - на своём настоит, прощай, одежда! - У тебя, Гаврила, старшая сестра есть, и ты все её трусики-лифчики пересмотрел и перемерил. Сам же хвастался. И у тебя, Славик, тоже - сестра.

- Младшая же, совсем крошка, ты что!

- Ну и что же, что младшая? Значит, ты часто видел её голенькой, а потом она подрастать будет, и ты ещё налюбуешься при случае. Появятся трусики-лифчики, они же раньше нас взрослеют. А у меня никого вот нет, а мне хочется! Ну, если не саму, так хоть одежду женскую видеть, представлять, как она в ней... Да, и поносить при случае, да! Ну, что вы так смотрите? Сами же носите, сами же хвастаетесь. И они наше носят, что же тут такого? Нет, если мне повезло, не буду я класть обратно. Эта (он назвал моё имя) ещё себе купит, а мне никак иначе не заиметь.

Блин! "Купит" - у медведя в лавке. Как мне вообще выбраться из этой ситуации? Вот ведь от чего зависит, пропадать ли девушке - от того, есть ли сестра у этого Мишки. Нет сестры - не повезло мне. Доигралась я с раздеванием.

Голоса стали тише, защитникам моим нечего возразить, соглашаются.

- Не мы, так кто-нибудь другой набредёт и заберёт. Но ты всё же поспрошай в окрестных деревнях, кто такая эта (снова треплют моё имя). Вернём ей, и она, может, чего из старого тебе отдаст.

- Поспрошаю, - неубедительно соврал Мишка. Но совесть остальных теперь была чиста.

Голоса стали удаляться и замирать. Я оставалась в пиковом положении. Ни туда, ни сюда. Надо что-то делать!

У меня вдруг блеснула мысль. Меньшим злом будет предстать нагой перед небольшим числом безобидных мальчишек, чем обрекать себя на скитания по лесу и подставляться на глаза неизвестного числа неизвестных людей. Хуже всего предстать в таком виде перед моими врагинями по волейбольной команде - а придётся, возвращаться-то в свой домик надо, куда же ещё? Лучше уж попозориться перед незнакомыми мальчишками, отобрать одежду и одеться.

Я уже начала было гнаться за ними, и даже рот раскрыла, чтоб грозно закричать. Да тут же и закрыла.

Они знают мои имя и фамилию! Это меня совсем подкосило. Анонимной инкогнито я ещё перенесла бы позор, но с именем - нет. Правда, имя они знают и уже, но думают, что я или переоделась, или буду переодеваться. А увидят в таком виде... не дай бог, припрутся на завтрашний матч, усядутся на трибунах и будут болеть. И я перед ними словно нагая буду бегать по площадке, раз они меня так видели. Какие уж тут подачи, со стыда бы не сгореть. Окружат ещё после матча, а то и другим разболтают.

Я вцепилась в подвернувшуюся под руку берёзку, согнулась и тяжело задышала. Одёжда всё дальше уходила от хозяйки, догонять нельзя, оставалось оставаться в лесу и жить, скрываясь от глаз людских.

Представляете моё отчаяние!

Какое-то время выпало у меня из памяти, ужас положения стал отключать сознание. Отрывочно помню, как рыдаю, корчась на земле, как пытаюсь стоять, а меня сгибает и шатает, словно подступает рвота, как бреду, словно пьяная, неведомо куда, наталкиваясь на деревья. Вот опять тянет в туалет, то бишь, присесть под кустиком, хотя выходит буквально несколько капель.

Вернуло меня к реальности острое чувство голода. Обед давно прошёл, ну, и засосало под ложечкой. Голова прояснилась - наверное, для того, чтоб я смогла собирать грибы и ягоды, как обычно делают заблудившиеся в лесу. Но грибы уже были собраны моими оголителями, а ягодам ещё не пришло время. К тому же хотелось ещё и пить.

Нет, без выхода к людям не обойтись.

Я решила подобраться к краю леса, где он граничит с деревней, и, прячась за деревьями, обойти всю это границу и посмотреть, не удастся ли как-нибудь одеться. Может, к примеру, удастся "сдаться" какой-нибудь сердобольной тётке, разжалобить её и выпросить какую-никакую одёжку. Или на свалке найти тряпки - привередничать не приходится. На худой конец, сойдёт и воровство одежды с верёвки, ситуация-то пиковая, и это меня оправдывает. Главное - уйти от наготы, желательно - пока не умерла с голоду.

Придумался, правда, и ещё один вариант, "безлюдный". Кора на одной из повстречавшихся мне берёз отошла широкими лохмотьями, и я вспомнила, что это называется берёстой, из неё раньше плели лапти. Нельзя ли, отодрав, сплести и "лапотки" для попы и грудок? Я попробовала. Кое-как удалось запеленать, залаптить лобок и попу, но ходить нельзя - резало сгибы бёдер, в ягодицы врезались острые края. А одну грудь покрывать смысла нет. Осталась я в чём мать родила, не считая обувки.

Я подобралась к границе леса с деревней и стала, крадучись, высматривать подходящий вариант. Всепонимающие женщины поодиночке не встречались, и собаки меня издалека чуяли, заливались лаем. В желудке жгло всё сильнее и сильнее, стало журчать и переливаться, и меня начало охватывать отчаяние. Неужели ничто меня не выручит, настолько враждебно общество к нарушающим правила морали?

В своём обходе я подошла уже к краю деревни, остался последний дом. Домишко даже. Я уже видела, что он старый, покосившийся, плетень хилый, а тут ещё продольная слега переломана, так что перешагнуть можно запросто. Но кто там обитает, стоит ли? Если дом заброшенный, может, забраться в него да пошарить на предмет тряпок? Но если меня там застанут, то и не сбежишь, пожалуй.

А надо сказать, что к последнему дому я шла по дуге, углубившись в лес, потому что в предпоследнем во двор вывалила чуть ли не вся семья. Кто копался в огороде, кто просто отдыхал, дети играли, мужчины рубили дрова.

И вот, выйдя от их глаз подальше и подобравшись к крайнему дому, я чуть было не закричала от радости. На верёвке, натянутой меж деревьями, сушился красный, насколько я могла понять, сарафан, а вдобавок там же болталась пара женского белья. Ура! Ура частой стирке и сушке! Как раз то, что мне и надо.

Но близок локоть, да не укусишь. Вывешенное было как раз на виду у дружной соседской семьи, значит, и кто полезет его сымать - тоже. Даже если подкрасться из-за дома... Но тогда мне надо будет выйти на открытое место. Нет, ни так, ни эдак.

Я постояла, подождала - может, уйдут полдничать? По солнцу и по ощущениям в желудке было как раз тому время. И кое-кто из мужиков об этом напомнил. Я обрадовалась, но в это время хозяйка вынесла пожевать на свежий воздух. Блин! И коржики...

Мне очень скоро стало ясно, что или придётся убираться не солоно хлебавши, или же воро... забирать одёжку прямо на виду у всех. От этой мысли, от второй её части, прямо дух захватывало. Конечно, я знала, что наглость города берёт, но это когда кто-то другой... ну, берёт города, а вот когда самой приспичит, поджилки дрожат. Но если другого пути нет, кусочек лакомый, надо подумать, как всё обделать.

Голодный желудок быстро меня сориентировал. Во-первых, нужно всё выполнить быстро, рейдом, наскоком; во-вторых, вести себя, как ни в чём не бывало, словно в порядке вещей, что девушка по деревне разгуливает нагишом, можно самовнушиться, что ты в купальнике. В-третьих, надо создать о себе неземное впечатление, для чего двигаться плавно и, кроме зрительных, никаких других ощущений о себе не оставлять - ни звука, ни запаха, ни примятой травы.

Тогда нейтрализация глаз будет всякая. Старики подумают, что видят привидение, дети не будут спугивать "голую тётю", чтоб полюбоваться подольше, ну, а среднее поколение просто не заметит моей наготы или же подумает, что его подводят глаза. Ну не может так уверенно ходить со всех сторон нагая девица! Тут и в белье-то не пройдёшь, зашикают.

Мне вдруг вспомнилось, как по-неземному ходила Полина из фильма "Гостья из будущего". Наблюдавшие за ней мальчишки сразу решили, что она "не из наших". Вероятно, с планеты, где совсем другое тяготение. Значит, есть пример для подражания. Главное, не нервничать, "поспешать медленно", как гласит латинская поговорка. Да, а что там Станиславский говорил о вживании в роль?

Я начала прохаживаться, успокаиваясь, раскрепощая себя, репетировать "неземную" походку, а заодно и продумывать порядок действий.

Трусы, решила сразу, надевать не буду. То есть - там, у верёвки, у всех на глазах надевать. На мне ведь были кроссовки, и я по опыту знала, как легко застрять в проймах, запутаться. Упасть для меня значило пропасть. И вообще, ноги от земли отрывать незачем. Когда отрываешь, сосредоточиваешься на том, чтобы не упасть, а сосредоточенность мне никак выказывать нельзя, терять "неземное" впечатление на людей. Вообще, надо просто идти с отрешённым видом, а одежда на тебя как будто сама сваливается, сама тебя цепляет.

Сильные сомнения вызывал бюстгальтер. Застёжка на спине, а вещь чужая, непривычная, есть опасность завозиться с застёгиванием. А это чревато, приземляет тебя, да и время затягивается, чары ослабевают. Привидения не копаются и не стыдятся. Вместе с тем, просто взять лифчик в руку, как я собиралась прихватить трусы, - это слишком смахивает на воровство. Лучше надеть всё-таки. Надеваешь на виду у всех - значит, имеешь право.

Я решила так: сниму с верёвки, застегну и надену через голову. Если грудки не удастся заправить в чашки, чёрт с ними, сразу же напялю поверх сарафан, трусы в руки, словно платочек - небрежно помахивать, и отступление в полном порядке. В лесу же оденусь, как следует.

Мне вдруг задышалось легко-легко. Поймала я лёгкое дыхание. И на душе легко, стыда ну вот ни капли. Надо ловить шанс, летать, пока летается. Впрочем, я об этом так явно тогда не думала, ноги сами понесли, голова лишь поспевала. План-то в ней уже созрел.

Как я себя в то время ощущала - стала вспоминать и облекать в слова позже, когда приключение моё позади осталось. А кое-что и вовсе, когда описывать стала, годы спустя. Имейте это в виду, ладно?

Первое, что вспоминается - как собралось, подобралось тело. До этого ветерок холодил мне грудь, лобок и попку. Или даже просто воздух. это же всегда прикрыто было, с короткими приобнажениями. Повышенная чувствительность к вольному воздуху плюс подсознательная стыдливость. А когда в отчаяние приходила, ещё больше это обострялось.

Теперь кожу как бы подтянуло. В груди ощущение ну прямо-таки мальчишеское... ну, или девочкино, когда желёз ещё нет. Они теперь "вселились" в меня, ни капельки знать о себе не дают. Так даже... ой, боюсь подумать... в волейбол можно играть, топлесс.

И в нижней части наступила глухота. Ну, тут с мальчишеским ничем не сравнишь. Интересно, у кого так ещё может быть? У животных? Но они не могут передать нам свои ощущения, и потом - шерсть, перья. У дикарей? У тех набедренные повязки. У кукол? Несерьёзно. Ага, вот у кого - у нудистов и натуристов. Во всяком случае, так должно быть. Я бы, например, не смогла бы быть нудисткой даже в большой компании, чуй я всю дорогу обнажённость "горячих точек" тела.

Общее же моё состояние было неописуемо. Много позже я познакомилась с методикой "ключ" Хасая Алиева и даже пыталась её на себе применить. Так вот, тогда у меня было состояние наподобие, даже лучше, потому что всё вышло непроизвольно и в чрезвычайной обстановке. А когда знаешь, чего хочешь, и представляешь, что будет, то получается много хуже. Это, кстати, и ко многому другому относится.

Сделав первые шаги, я вдруг поймала верный темп. Он оказался не самым быстрым. Первой-то моей мыслью, лишь завидела одёжку на верёвке, было промчать побыстрее расстояние до неё, сорвать и бегом назад. Вовремя я поняла, что далеко не убегу, если за мной погонятся - а обязательно погонятся, потому что повадка воровская, налётчицы лихой повадка. Одеться на бегу не успею, а и успею - мне же хуже, потеряю темп, меня нагонят и будут надетое срывать. Бр-р! Лучше уж самой на бегу всё бросить. Но тогда зачем вообще засвечиваться?

Я бы это сравнила с брассом... Отвлекусь немного. Как и всякая сельская девчонка, я научилась плавать как бы сама собой, и не помнила даже, когда и как. Просто родилась с умением держаться на воде. Безыскусный сельский стиль официально назывался "кроль без выноса рук", а попросту - "по-собачьи". Руки "перебирали" воду, голова гордо реяла над нею. Когда хотелось побыстрее, руки увеличивали амплитуду и сами собой вырывались из воды, так быстрее их переносить, а голова в воду погружалась, безо всякого страха, глаза открывались-закрывались, рот хватал воздух и снова закрывался, уходя под воду. Одним словом, получались мальчишеские сажёнки.

Да, мальчишки только так и сновали по воде, девочки же получали удовольствие от самого купания, а не от скорости, на сажёнки переходили редко, разве что улепётывая от непрошеных "кавалеров". Ещё все мы умели, заплыв далеко, перевернуться на спину и, еле шевеля руками-ногами, держаться на воде и отдыхать. Иногда даже гребли в таком положении ("кроль на спине"), но на нашей речке надо держать ухо востро. Ещё не туда заплывёшь или мальчишки поднырнут и удивят. Вообще, надо видеть, куда плывёшь и что тебя окружает, это же не городской бассейн.

Конечно, я знала и о других стилях плавания, но всё это было так далеко...

Моё вступление в подростковый возраст (года два-три назад, ещё помню) началось с того, что начала живо интересоваться подробностями жизни девочек-подростков и девушек постарше. Интересовалась, в частности, их купальниками-бикини, и заодно - как они в них плавают. И вот оказалось (раньше внимания не обращала), что совсем по-другому они плавают, чем мы, каким-то таким плавно-округлым стилем, который официально называется "брасс".

Когда купаются ребятишки, вода вокруг так и пенится, особенно возле бьющих по ней ног. Когда же плывёт брассом девушка, нет ни пены, ни пузырей, вода остаётся прозрачной и спокойной, тело из-под её такого слоя видно очень хорошо. Может, именно ради этого так и плавают, показывая плюс к тому хорошую гибкость (ну, амплитуду в суставах) и умеренную силу. А уж ноги разводят - нет слов. Почти неприлично на взгляд маленькой, приученной к стыдливости девочки.

Конечно же, вместе с ровесницами я этот стиль скопировала, пока в сплошном купальнике, но это даже к лучшему - раскорячивать ноги в маленьких трусиках не решилась бы. Ничего сложного, если тебя обучает опытная наставница, стиль и впрямь женский... женственный. Но однажды я забыла перейти с него на привычные сажёнки, когда погналась за одним... за одной... ну, в общем, понадобилось мне быстро плыть. Ногами-руками стала быстрей шевелить, вода вокруг зашумела, вспенилась... Правая и левая мои стороны пытались плыть "кролем на боку" каждая, тело пошло враздрай. Силы израсходовались быстро, а далеко я не уплыла, странно. Не догнала тех, кто плыл сажёнками - и не очень быстрыми. Очень странно... Когда прилагаешь больше сил, быстрее должно всё получаться, нет разве?

Я задумала провести опыт. А ко мне как раз привязалась девчонка-малолетка - научи, да научи её плавать "по-тётенькиному". Без шуток - к ним в гости приезжала молодая сестра мамы, тётя то есть Настёнина, и плавала брассом. Смеялась, что крошка-племянница не умеет, а та и учиться не хотела, что это за учёба, если над каждым твоим промахом смеются? А я вот не смеялась.

Пообучала Настеньку, она способной оказалась. Брассу вообще лучше учиться в раннем детстве, пока гибкая, и он эту гибкость у тебе развивает незаметно. Мы же, подростки, уже ощущали, что надо бы и на суше позаниматься. Мои сверстницы и занялись втайне друг от друга такой вот растяжкой. Я об этом узнала лишь потому, что то одна, то другая моя подружка переставала ходить купаться - растяжение связок у них из-за переборщения растяжки. Ну, я догадалась, почему они так срочно и одновременно её полюбили.

Так вот, я склонила ученицу, "моего лягушонка", мне помочь. Отмерили на берегу дистанцию, которую я в спокойном темпе проплываю за минуту, палочки воткнули, камушки положили. Каждому темпу своего брасса я подобрала название из двух-трёх слов, условный код, шифр. Например, "Бегущая по волнам", "Ласточка". "Мотылёк", "Золотая рыбка". Входила в воду за несколько метров до стартовой линии и плыла до неё в прежнем темпе - том, в котором проплывала всю дистанцию в прошлый раз. Настя лежала на песке, положив щёку на стартовую палочку и глядя вдоль неё, и как только я пересекала линию её взгляда, кричала мне:

- Ста-арт!

Или просто:

- Пошла-а!

Я как бы отталкивалась от предыдущего темпа и переходила на новый, которым и плыла всю дальнейшую дистанцию. Помощница перебегала к финишной палочке, клала на неё щёку и кричала мне:

- Всё-о-о!

Смотрела на папины часы с большой секундной стрелкой, хмурила брови, беззвучно шевелила губами - считала непослушные секунды. Спрашивала:

- Как записать?

- "Золотая рыбка", - отвечала я, к примеру. И девочкины пальчики сжимали карандашик, язычок мусолил грифель.

Если темп был невелик, и я не уставала, то поворачивалась и превращала финишную линию в стартовую. Иначе вылезала на берег и отдыхала. Конечно, выбирали мы с ней время, когда никого тут не было - по возможности.

Основная Настенькина помощь заключалась в том, что она не говорила мне время, пока я полностью не проплаваю всеми темпами. Забавно было смотреть, как она прячет блокнотик за пазуху своего плоскогрудого купальничка... Я настояла на этом, интуитивно считая правильным, а много позже узнала, что это называется "чистота эксперимента". А маленькие девочки любят секретничать, вот и соединилось приятное с полезным.

И вот передо мной одновременно открыты все результаты, все цифры. Обвожу "Медузу" - это темп, в котором плывётся ловчее всего, как будто в резонанс попадаешь какой-то. Быстрее - вода тебя тормозит, ленивее - подгоняет, и сил уходит больше. "Медуза" - самый женственный темп, в воде словно растворяешься. Распускаешься, а потом снова собираешься.

Удивительные открылись вещи! Быстрее всего я проплывала дистанцию, когда натуживалась чуть сильнее "Медузы". Следующий результат был почти таким же (а сил-то, сил сколько уходило!), а дальше - дальше начиналось снижение неуклонное. Я выбивалась, выбарахтывалась из сил, а плыла всё медленнее и медленнее.

Стремясь "переломить" воду, я только увеличивала её сопротивление, из ласковой подруги делала неумолимого врага. И ещё одна любопытная деталь, психологическая: когда не удавалось плыть, как хочется, я остающиеся силы тратила на то, чтобы произвести максимальный шум, сильнее всего взбрыкиваться, не другим, так себе доказать, что я-таки переламываю ситуацию, не зря силы трачу. А скорости это не добавляло, мягко выражаясь. Скорее, на месте я топталась.

Этот психологический эффект я потом наблюдала и в других ситуациях, даже себя на нём ловила. Скажем, не хватает мне денег на понравившуюся "тряпку". Так из всего того, что по карману, я выбираю самое яркое, самое крикливое (и зачастую безвкусное). Мол, знай наших!

И в дальнейшем я плавала только "медузой", так и Настеньку учила. Надо побыстрее - переходила на сажёнки, хотя с возрастом приходилось всё реже и реже. Девушкой всё-таки становилась.

Вот так же я поймала "медузий" темп и в том рейде за сарафаном. Двигалось легко, я прямо-таки плыла по траве, плетень перемахнула шутя. Настроение было приподнятое, хотелось петь, приходилось себя сдерживать. На сельчан в соседнем дворе не косилась, их для меня не существовало, всей душой меня тянуло к сарафану, именно такому, о котором я мечтала всю жизнь.

И вот я у цели. Сщипнула с верёвки бюстгальтер, защёлкнула застёжку и нырнула в проймы руками. Он оказался мне великоват, и под него удалось быстренько заправить грудки - упругие, влитые в тело. Следующим с верёвки слетел сарафан, взметнулся вверх и опустился на моё с поднятыми руками тело, одёрнуть немножечко пришлось, расправить на груди. Чуть не засмеялась радостно, пришлось закусить губу. Напоследок сдёрнула трусики, помахивать на манер платка. Повернулась и пошла себе, развевая подол, откуда пришла. Только через плетень теперь пришлось перелезать осторожнее, чуток подол подобрав.

У самой кромки леса вдохновение иссякло, я сгорбила спину, сжалась - не крикнут ли чего сзади, не послышится ли топот ног. Слишком долго мне везло, почитай, минуты две.

Углубилась поскорее в лес, задрала сарафан до пояса, пододела трусы, прислонившись к дереву. Добротные сельские женские трусы, чуток великоваты, как и лифчик, и сам сарафан. Но мне тугое облегание и не к чему. Рубашки нет, сарафан садится на лифчик, оригинально так. И продувается всё.

Отошла ещё немножко, и такое веселье меня охватило! Уже не прежнее "лёгкое дыхание", а обычное девичье веселье-хохотушки. В голове крутилось колобковое "Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл..." Вот как я, а! Совсем было отчаялась, и всё-таки выкрутилась.

Только вот голодно по-прежнему. Нет, пуще прежнего! Надо пробиваться к своим. Для полдника самое время. Две к оному добавки - и сойдёт за обед.

Да, а куда же это я иду, такая голодная? Я же в лес углубляюсь! Надо выбираться к жилью теперь. Подальше, конечно, от стыренного, то есть по дуге.

И я пошла по дуге... то есть мне так казалось: вот обойду круголя и выйду к деревенской околице. Но места вокруг были не те, по которым я сюда шла, ничего не узнавалось...

Вдруг я вздрогнула. Сапог! То есть, нога в сапоге. Высовывается между сросшихся тесно деревьев. Там, по ту сторону, человек. Лежит, нога-то безжизненная. Медведи задрали! Я испугалась.

Почему именно медведи? Ну, в сказках же всегда на незадачливых охотников они нападают. Да и без сказок именно медведями пугают рвущихся в лес детей. И ещё волками. Но мне стукнул в голову медведь.

Я чуть согнулась и замерла. Затаила дыхание, обратилась в слух. Может, медведь поблизости и не наелся. Собрат по голодухе, так сказать. Только ведь он не побрезгует, сожрёт и собрата. Неужели поблизости?

Вот ведь как! Бродя по лесу нагой, я боялась исключительно людей, о зверях-людоедах и позабыла совсем. А ведь им сожрать раздетую лакомее лакомого.

Я даже шею осторожно поворачивала, чтоб не хрустнули позвонки. Чёртов сарафан! Красный цвет издалека виден. Правда, медведь не бык, на бирже это вообще противники, но всё равно неуютно.

Затаивание дыхания сработало. До моих ушей донеслось посапывание и лёгкое похрапывание. Жив! Спит. Элементарно дрыхнет в тенёчке. Ф-фу!

Но это же мужчина! Я инстинктивно отпрянула назад и тут же вспомнила, что уже одета. Блин, забыла! То есть, в миг тревоги подсознание не вспомнило.

Я оглядела себя. Сарафан сползает с лифчика, сорочки нет. М-да, пожалуй, всё равно неприлично. Кто знает, какой это человек? Надо бы рассмотреть получше.

Осторожно, медленно, стараясь не трещать всем тем, что попадалось под ноги, я перешла по дуге (опять эта дуга!) так, чтобы лучше видеть, что творится за этими деревьями. И разглядела мужчину в охотничьем костюме, лежащего между деревьев. Ноги он упёр в ствол, одна из них (напугавшая меня) во сне, видать, дрыгнула и соскочила, а рядом валялась двустволка и остатки походной трапезы.

Ясное дело: охотник, бродил по лесу, утомился, присел, пообедал и решил вздремнуть. Обычное дело.

Поколебавшись, я решила, что дядька это добрый (злой так беспечно не уснёт) и что стоит его разбудить и попросить указать дорогу. Без помощи я ещё чёрт знает сколько проброжу в этом уже переставшем казаться гостеприимным лесу. Нет, повезло, что его повстречала.

Шагнула вперёд, да тут же и снова встала. Я ведь в чужом сарафане! Пока я играла в неземное создание и блуждала по лесу, как-то и в голову не приходило, что совершила элементарную кражу. Даже - грабёж, потому что открыто. В глазах деревенских я - воровка, причём нахальная и бесстыжая. Во всяком случае, пока не объясню, что присарафанилась, будучи в пиковом положении - но будет ли у меня возможность объяснить? Или сперва ославят, опозорят, а потом доказывай... Есть над чем заколебаться.

Вдруг это сарафан его дочери, племянницы или даже молодой жены? Брр, даже подумать страшно! Даже если нет, в селе наверняка знают ходящую в таком ярком, пламенеющем сарафане. Я затопталась на месте.

В животе забурчало, и в голову втиснулась дельная мысль. Бельё, которое я... э-э... позаимствовала с верёвки, вполне прилично и может даже сойти за бикини. Если снять заметный сарафан, то можно попытать счастья, что-то придумать, объяснить, разжалобить, наконец.

Я тихохонько отошла подальше, повернулась на всякий случай спиной и стала стаскивать заметную одёжку. Немножко запуталась, я же не ношу такое, но всё же сняла и вдруг услышала, как трещит валежник. Кто-то идёт... быстро свернула сарафанчик, чтоб алел поменьше, стала расшвыривать валежник, чтоб засунуть подальше. Чёрт, ноготь чуть не сорвала, а в рот не сунешь, руки грязные...

Ружейный выстрел грянул, словно гром с неба, под самым, блин, ухом. Желудок словно сжало кулаком, по пищеводу прошла тёплая волна и во рту противно закислело. Мочевой пузырь пуст, так страх нашёл, чего выдавить.

Вслед за пальбой раздался детский крик и отчаянно захрустел валежник, словно кто-то разбегался. Руки сами, вот не поверите, вернули сарафан на тело. В таких ситуациях надо быть как можно более защищённой.

Не успел подол опасть, как я услышала яростное ругательство, и ружьё выпалило снова. Последовал протяжный стон и снова ругательства, но уже приглушённые. Я бросилась на звуки. Ружьё - двустволка, выстрелов два, оба ствола пусты.

Охотник сидел у дерева с мощными, выступающими из земли корнями и со стоном растирал ногу. Он только что споткнулся об эти корни, поняла я. Догнать кого-то хотел.

- Дочка, - вдруг заметил он меня, - помоги. Чертенята, чтоб их! Ружьё... увести хотели... выстрелил... утекли. Ноги молодые, дочка, беги и узнай кого-нибудь их них. Узнай, очень тебя прошу. Я им покажу потом, - он показал рукой, куда убежали мальчишки.

Я пустилась им вослед. Нет, выполнить его просьбу не могла - потому что не знала в лицо местных. Но надо было убрать с его глаз красный сарафан, пока не возникли вопросы, и хорошо бы догнать "чертенят", чтоб указали дорогу к деревне. Наверное, туда они и бегут, так что я за ними.

Стремясь разглядеть маячащие за деревьями фигурки, я совсем не глядела под ноги. И вдруг поехала, заскользила, замахала руками отчаянно. И села на попу. Под ногу, оказалось, подвернулся гриб, раздавила я его. Да он тут не один! Вокруг валялись рассыпанные грибы, разбросанные лукошки и... моя одежда. Моя майка! Туго свёрнутая, в ней остальное. Всё, как я засунула в хворост.

Не поверила своим глазам. Чудо, да и только. Неужели моё? Да, вот мой номер, вот вышивка, имя и фамилия. Чудеса на свете бывают, оказывается.

Я соображала: мальчишки, собирая грибы (а может, заодно и женскую одежду, раз она тут "растёт"), набрели на спящего и решили похитить ружьё. Подкрались, стали тянуть из рук. Охотник проснулся и спросонья нажал на курок. Несостоявшиеся воришки завопили и бросились врассыпную. Охотник начал их преследовать, споткнулся о корень и от неожиданности выпалил вторично. Повредил ногу, а тут девчонка в красном сарафане. Отчего не попросить догнать негодников?

Чуть отвлеклась, и вдруг услышала приближающийся хруст валежника - кто-то ко мне бежал. И тут я поставила личный рекорд по скоростному... нет, не бегу - переодеванию. Своё - на себя, чужое - в тугой свёрток и под хворост, подальше, поглубже, чтоб красного ничего не виднелось.

А шаги уже совсем близко, уже подходят ко мне сзади. Чтоб скрыть свои "прятки", бессильно валюсь на землю, словно плохо мне, смежила глаза.

- Валька! - вдруг раздался знакомый голос, и мне приподняли над землёй голову. - Что с тобой? Ты ранена? Тут стреляли... Это в тебя? Что тут такое? Пацаны стрелой носились... Ты говорить можешь?

Открываю глаза - Турена стоит передо мной на коленях и поддерживает мне голову, а за ней стоит вся моя волейбольная команда. И тревога у них в глазах - неподдельная. За меня тревога.

- Мы тебя с самого обеда ищем. Даже компот не стали пить, сразу в лес. Думали, что выпсихуешься и вернёшься, а ты надолго. Да что случилось-то? В кого стреляли?

Я поднялась на ноги, постонав чуток для приличия. Все начали меня обнимать. Как мне они понравились, мои девчонки! Особенно та, кто догадалась захватить для меня бутерброды.

На другой день проходил второй тур. Наша команда заиграла слаженно, с огоньком. Судья таращил глаза, ничего не мог понять. К сожалению, мы могли бороться только за третье место.

А потом был прощальный ужин. Я ускользнула, побродила по лесу и забрала из тайника красный сарафан с бельём. Как всё это вернуть? Рано утром подадут автобусы, да и самой идти нельзя, чтоб не признали в тебе ту наглую воришку-голышку...

И потом, я так и не поняла - другой это край того же села или край совсем другого села, через лес. Нет, вернуть никак невозможно, придётся оставить себе. Может, представится когда случай узнать, кого я обездолила, а пока это вместо ужина.

Вот так вот маленькое лесное ведовство превратило моих врагинь в подружек. Может, скажете вы, простая случайность, осознали они за обедом, что напрасно оттолкнули хорошую девчонку? А как же те, на глазах которых я заимствовала одежду? Раз они не пикнули - не иначе как ведовство. Или колдовство?

А слово "волейбол" у меня всё равно вызывает неприятные ощущения. Если всё подробно вспомнить, то убедишься - хорошего было больше. Но в первый момент вспоминается почему-то плохое. Неприятное.

Сарафан я потом надевала только на карнавал, а вот бельё пригодилось, когда подросла, стала носить постоянно. Кто-то скажет - надо было объехать окрестные сёла и кровь с носу найти владелицу. А я думаю: случай вывел меня на сарафан, случай пусть и подворачивается на возврат. Если же нет... Одежда эта для девушки сшита, девушка её носит - чего же боле?