Через закрытые глаза и сцепленных узор ладоней
Мне видно лучше, чем при свете однобоком дня,
И вижу я, объятый цепкой хваткой полудрёмы,
Как тянет ввысь серебрянная нить меня;
Срываясь вверх осолком безнадёжной жизни,
Что с каждым вздохом всё сильней напоминает сон,
Несусь кометой, сотканной из незаконной мысли
И пробиваю собственной души спокойствия заслон;
На острие шнура, крючок на чей-то леске -
Приманка глубоко засела под ненужное ребро,
Объятый необъятности пьяняще-трезвым блеском,
Готов отдать за вечность всё своё нутро;
Как на струне, болтаюсь, свесив с смерти ноги,
Теперь бессмертен, что мне эта старая корга?
Ничто не страшно, разве есть тревоги
У куклы с крепкой верой в золотые зеркала?
И надо-мной и подо-мной свисают нити,
Здесь все привыкли наблюдать их безупречный ход,
Никто не думает хоть как-нибудь но скрыть их
Там где над каждым кукловодом кукловод,
Движенья снизу есть их отраженья сверху,
И непонятно, кто здесь кукла, кто здесь нитевёрт,
Разбить бы лбом из амальгамы серой стену
И разогнать к чертям весь этот надевший сброд!
Но некого гонять, если подумать трезво,
И незачем здесь хищника сияюще-стальной оскал,
Похлопать бы себе - кривлялся, право, резво,
Один, среди бесстрастно отражающих зеркал