Текст Цугико Кубо, автор оригинального произведения и иллюстраций - Хаяо Миядзаки
1. Новый старый дом
Голубой трехколесный грузовичок ехал по проселочной дороге.
Едем в мае,
едем с маем,
в кузов май к себе посадим...
- весело напевал отец. Он был в белой шляпе, сдвинутой на затылок.
Мы будем жить на воле,
Среди лесов!
На водительском месте, рядом с отцом, сидел дядя Фудзияма. Он крепко держал руль и, глядя вперед безо всякого выражения на лице, подпевал:
- Раз-два, вперед!
Сацки, сияя от радости, высунулась из кузова:
- Папа, бери карамельку, Фудзияма-сан, и вы тоже берите!
- А, спасибо.
Тра-та-та-та, тра-та-та-та, - под огромным небом среди простирающихся до горизонта полей, покрытых зелеными колосьями пшеницы, легко катил грузовичок.
Казалось, что если не сжать губы поплотнее, то карамелька выпрыгнет изо рта.
- Дядя Фу-фу-дзи, Фудзияма-сан!
- О-ой!
- Как тря-тря-сет! Ха-ха-ха!
- Это же проселочная дорога!
- Еще сколь-ско-коль-ко?
Отец рассмеялся:
- Держись, а то упадешь!
- Ой-ой-ой!
- До автобусной остановки Мацуно еще минут 15.
Папа посмотрел на наручные часы, подкрутил завод:
- Ну да, до нового дома где-то минут 20.
- Ура-а-а! - Сацки повернулась к младшей сестре, которая сидела рядом с ней, в кузове среди узлов и коробок. Папа и дядя Фудзияма снова запели:
Папа:
- Едем в мае...
Дядя Фудзияма:
- И-и-эх!
Эти двое были хорошими товарищами еще со старшей школы. Они вместе проводили археологические исследования, и выпускную работу тоже писали вместе. Когда в чьей-то семье случалась беда, то другая семья приходила на помощь. Когда год назад мама Сацки и Мэй заболела, ее положили в туберкулезный санаторий, и в это трудное время жена дяди Фудзияма как могла помогала маме.
На этот раз случилась не беда, а большая радость. Маме стало лучше, теперь она будет лечиться дома, и поэтому они переезжают в деревню Мацуно, что недалеко от больницы. Само собой разумеется, что в такой счастливый день, дядя Фудзияма пришел помочь.
Только хор никак не складывался. Фудзияма-сан не пел ничего кроме 'и-и-эх!'. Пожалуй, у него совсем нет слуха.
Стояло субботнее майское утро, теплое и солнечное, как летом. Какое голубое и широкое-широкое небо! Какая замечательно долгая дорога! Под лучами солнца колосья пшеницы светятся зеленым светом. Ветер обвевает полный багажа грузовичок, с грохотом мчащийся по дороге.
Вместе с маем...
И-и-эх!
Если имя Сацки написать иероглифами, получится слово 'май'.
Вместе с маем...
И-и-эх!
Младшей сестре Сацки четыре года. Ей отец дал имя Мэй, что на английском языке тоже означает 'май'. Вот почему их переезд был точно таким, как пелось в песне:
Едем с маем,
вместе с маем,
в кузов май к себе посадим!
Мы будем жить на воле,
Среди лесов!
- И-и-эх! - крикнула Мэй, сосредоточенно отлепляя фантик от карамельки. Мэй была очень маленькой, и как раз помещалась под папиным рабочим столом. Она не обращала внимания на то, что грузовичок подпрыгивал и раскачивался, ведь Сацки позаботилась обложить стол изнутри подушками для сидения, и получилась уютная норка для Мэй.
- Мэй, давай я разверну, дай мне.
- Не надо.
- У тебя уже все руки в конфете.
- Не надо, и так хорошо. - Мэй неспеша съела карамельку с кусочком приклеившейся к ней бумажки.
- Совсем не хорошо.
- Ничего. И так вкусно.
У худенькой-прехуденькой Мэй с мягкими развевающимися волосиками, стянутыми в хвостики по бокам головы, довольно большая голова. Задумчивые глаза Мэй не такие большие, как у Сацки. У неё круглый носик, немного испорченные зубки, не такие ровные и белые, как у старшей сестры. Тем не менее, Мэй необычайно хорошенькая. Когда уголки ее губ поднимались в улыбке, румяные скулы заострялись, и черные глазки весело смеялись.
- Я бы развернула для тебя конфету как следует.
- Не.
Мама сестренок уже год лежала в больнице. Сацки на целых семь лет старше. Она читает много книг, и у нее самые быстрые ноги во всей школе. Сацки Ксакабэ едва ли не самая сильная, если дело доходит до драки с соседскими ребятами.
- Уж карамельку я сама могу развернуть. Потому что Мэй уже большая.
Кто угодно стал бы таким человеком с такой старшей сестрой. Даже если ему еще только четыре года.
- Ох, Мэй! Прячься! Не высовывай голову! - неожиданно крикнула Сацки.
- Что случилось, что случилось? - испуганно спросила Мэй, скрючившись под столом.
- Полицейский!
Полицейский? Мэй крепко зажмурилась.
- Сацки! - не вытерпев, зашептала Мэй.
- Я кому сказала!
- Если он нас поймает, то посадит в тюрьму?
- Молчи!
Тра-та-та-та, тра-та-та-та.
Грузовичок, не сбавляя скорости, с беззаботным тарахтением проехал мимо.
Господи! Мама! Папа! Сацки! Помогите! Мэй не хочет в тюрьму!
- Как же я испугалась!
Сацки неожиданно высунулась из кузова и помахала рукой. Мэй пришла в ужас:
- Сацки, нельзя!
- Мэй, смотри, это не полицейский, это почтальон! - Почтальон помахал им, и девочки успокоились и развеселились. Они стали нарочно подпрыгивать и раскачиваться под столом.
Мэй закричала:
- Смотри, могилы, могилы!
-Где, где? О, Мэй, смотри, какая большая ворона!
- Сацки, а полицейский... - неуверенно начала Мэй.
- Что?
- Полицейский может отправить нас в тюрьму?
- Не знаю. Наверное, заставит заплатить штраф.
Тетя Киёко сказала папе, что только за то, что нагружено столько багажа, их уже должны оштрафовать.
И действительно, стали грузить багаж, и грузовичок все рос и рос.
- У нас немного вещей, все в порядке, - беззаботно сказал папа об их 'бедняцком переезде'. В шкаф положили матрасы для сна на полу и мешки с одеялами, под рабочий стол отца засунули стулья, посудный шкаф и низенький обеденный столик, сбоку привязали велосипед. Тут же были большой диван, и кастрюли, и плита, и котел для риса, и чайник, и зонтики, и таз, и стиральная доска. А кроме того, сотни книг и папок с бумагами и археологические инструменты. Найденные на раскопках глиняные горшки и черепки, которые папа взял на время в исследовательской лаборатории университета, где он преподавал. И сверх того, в кузове, где людям быть не положено, сидели два ребенка.
- Ну, хорошо.
Что именно было хорошо, неизвестно, но папа и дядя Фудзияма, оба приговаривая 'ну, хорошо, ну, хорошо' с раннего утра погрузили все, что называлось 'вещами семьи Ксакабэ', на трехколесный грузовичок. Это выглядело бесподобно.
- Похоже на лопнувший гранат, - всплеснув руками, пробормотала бабушка Тэрасима, глядя на обмотанный веревками маленький грузовик.
Дом семьи Тэрасима был большой, он располагался недалеко от центра города, из него были видны деревья парков. На втором этаже этого дома Сацки прожила десять лет, а Мэй - четыре года. Теперь они переезжали в деревню Мацуно, чтобы поселиться там только своей семьей: мама, папа, Сацки и Мэй.
Сацки и Мэй упрашивали отца разрешить им ехать в кузове, и он сказал:
- Ну хорошо. Залезайте. Ладно.
А дядя Фудзияма сказал:
- На месте водителя тесновато.
- Ну, ладно.
Мамина сестра, тетя Тэрасима, была из таких людей, которые бесцеремонно говорят то, что думают. Она, даже если волновалась за кого-нибудь, все равно ворчала.
- Ты даже детей запихал в кузов! Если кто-нибудь увидит, придется идти в полицию! И это ты называешь 'хорошо'? А вы, дети, смотрите, не высовывайтесь, чтобы поглядеть по сторонам! Если не хотите попасть в тюрьму, то прячьтесь хорошенько! Понятно?
Сацки так испугалась, что тетя предложит отвезти их, девочек, на поезде, что у нее сильно-сильно заколотилось сердце. Хорошо, что все обошлось.
Папа Сацки и Мэй занимался 'археологическими исследованиями' и писал 'научные труды'. Как говорила Сацки, папина работа такая же мудреная, как иероглифы. И ее отец - такой образованный человек! - кротко отвечал тете Тэрасима:
- Ну, как-нибудь потихоньку.
В конце концов, девочек посадили в кузов под непрестанные 'ну, все нормально' и 'ну, как-нибудь потихоньку'.
Тра-та-та, тра-тататататата.
- Ты слишком беспечный, поэтому у Ясуко и заболели легкие, - говорила папе тетя Тэрасима, когда маму положили в больницу. Но это не так! Папа - добрый и хороший человек. Мама заболела туберкулезом, потому что заразилась туберкулезной палочкой, а вовсе не из-за папы. Сацки не любила тетю. Когда тетин дом остался далеко позади, Сацки обернулась, показала язык и громко рассмеялась.
- Ура, ура, большие деревья, красивые-красивые-красивые-деревья!
Голубой грузовичок приятно раскачивался. Пейзаж, видимый из кузова, казался начищенным до блеска. Интересные и неинтересные вещи, чистые и грязные предметы, - все было захватывающе.
- Сацки, видела магазинчик?
- Ага, видела! Вот так развалюха!
- Да-а-а!
Грузовик, поднимая пыль, проехал по дороге в сливовой роще, возле похожей на лачугу деревенской мелочной лавки, на которой висела вывеска 'Цуруя', разминулся с автобусом.
- Это автобусная остановка, скоро дом, - объяснил папа, постучав по бортику кузова.
- Инари-маэ*? (*Инари - синтоистский бог урожая риса. Здесь и далее примечания переводчика.) Остановка Инаримаэ? - переспросила Сацки, не уверенная, что иероглифы, которые она увидела, читаются именно 'инари'.
- Да, Инари-маэ. Здесь живет симпатичный дух Инари!
Симпатичный дух Инари... Не верилось, что все это наяву.
Красные ворота храма с облупившейся краской. Весь в серых и коричневых полосах от дождя флаг, от которого уже почти ничего осталось. Мусор повис на паутине, которой уже, лет сто.
Тра-та-та-та, тра-та-та-та, - грузовик, неуверенно кренясь под тяжестью груза, проехал мимо автобусной остановки и повернул. Что же там, дальше? Сацки и Мэй не могли думать ни о чем другом. Грузовик, подпрыгивая, с темной лесной дороги вылетел в широкие светлые поля.
- Сацки, Мэй, приехали! - крикнул отец. - Деревня Мацуно. Разве это не чудесное место?
- Ух ты... - сказала Сацки.
- Ух ты... - повторила Мэй.
Мэй и Сацки надолго замолчали. Высунувшись из кузова, они удивленно и немного растерянно рассматривали деревню Мацуно. Птички, чирикая, летели куда-то по краю голубого неба, чуть окрашенного в фиолетовый цвет, под белыми-белыми сверкающими облаками. Колыхались пышно цветущие грушевые сады. За простиравшимися вдаль заливными полями, далеко-далеко, виднелись несколько рощ. В траве на тропинках вдоль межей словно солнышки, светились одуванчики. Веселый ветерок пролетал сквозь чистый-чистый воздух. Время от времени доносилось мычание коров. Тра-та-та-та, тра-та-та - звук мотора грузовика.
Папа сказал, что это чудесное место, но ни Сацки, ни Мэй пока не знали, согласны ли они с ним.
- Здесь никого нет? - спросила Мэй сестру.
- Есть, вон там. Видишь, где рисовые поля? Там лошади.
- Но это же не дети.
-Ну да.
Сацки подумала, что не сможет решить, нравится ли ей тут, пока не увидит школу, дом и прочее.
- Детей и вправду нет.
- Они, наверное, в школе? - настойчиво спрашивала Мэй.
- Да, все в школе.
Самое удивительное, что как раз когда Сацки сказала это, грузовичок резко затормозил, и сестры увидели мальчика примерно одних лет с Сацки. Как они потом узнали, это был сын фермера, его звали Канта Огаки, и учился он в четвертом классе. Семья Огаки следила за домом, который арендовал отец девочек.
Отец поздоровался с новыми соседями, и грузовичок, тарахтя, снова поехал, на сей раз не спеша, по каменистой дороге, которая была все же лучше, чем тропинки между межей.
- Папа!
- Что?
- Уже скоро?
- Да, скоро.
- Сколько минут?
- Две-три минуты.
Сацки обернулась и посмотрела назад. Мальчик все еще смотрел им вслед, стоя на насыпи возле своего дома.
Сацки снова вернулась на свое место.
- Папа!
- Что?
- Этот мальчик, наверное, учится в четвертом классе.
- Не знаю.
- Если в четвертом, то он будет учиться вместе со мной.
- Ну да.
- Папа, он даже не поздоровался.
- Наверное, стесняется.
- Ммм... Сегодня суббота, почему же он не в школе?
Дядя Фудзияма, не сводя глаз с дороги, громко ответил Сацки:
- Сейчас во всех окрестных школах каникулы для посадки риса.
- Каникулы для посадки риса? Такие бывают?
-Короткие. Что, повезло тебе? - засмеялся папа, и весело воскликнул: - Вот мы и приехали!
Под маленьким каменным мостом - маленькая речка.
Сацки спросила замирающим от счастья голосом:
- Это теперь наша речка?
- Можешь так думать.
- И рыбы тоже?
Сразу после моста были каменные ворота. Узкая дорога, глубоко прорезавшая насыпь, взбиралась от этих ворот наверх.
- Пошли, Мэй!
Сацки легко бежала вперед под ярко-зеленым потолком из свисающих веткок. Все вверх и вверх. Папа сказал, что если взобраться на самый верх, то будет виден дом.
И вправду, Сацки увидела дом. Девочке показалось, что он о чем-то грустит и словно плывет куда-то. Это был старый-престарый дом, одиноко плывущий по сочной молодой траве, какая бывает только в начале лета.
- Ну и развалюха!
- Развалюха, развалюха, настоящий 'Дом с привидениями'.
- Да, развалюха. И вправду развалюха, такая развалюха...
Удивительно, но звук слова 'развалюха' щекотал им животы, смешил и вызывал непонятную радость.
- Мне нравится этот дом!
- Мэй тоже нравится этот дом.
Старый дом, развалюха. Коричневые деревянные доски стали серыми от дождя и ветра. Старая-престарая жестяная крыша, которая когда-то была красной, заржавела и стала коричневой. Да, действительно, старый-престарый. Ставни закрыты, матовые стекла все в пыли. Чем ближе они подходили к дому, тем более обветшалым он выглядел.
- О, это тоже старое. Мэй, посмотри. Ух ты! Скрипит!
Сацки так хотелось похулиганить, что не было сил удержаться. Она, восклицая 'как интересно, как интересно' и смеясь, заглянула в сад, находившийся с южной стороны, и увидела там решетку для глицинии. Она была уже сгнившая, изъеденная насекомыми. И когда Сацки потрясла ее, решетка громко заскрипела.
- Фу, краска осыпается!
- Сестренка, смотри, оно скрипит и качается. А если сломается? - Мэй, которая во всем хотела подражать Сацки, покраснев от натуги, маленькими ручками толкнула столб. На головы девочек посыпалась не только краска, но и щепки.
- Ха-ха-ха-ха-ха!
Девочки убежали, глупо смеясь, и принялись как следует обследовать сад. Он был совсем не таким, какими бывают ухоженные сады. Может быть, это из-за того, что он долгое время был заброшен. Ква-ква-ква-ква-ква, - где-то квакала лягушка. В углу сада, за большим камнем, прятались остатки пруда. В густой траве, качаясь на ветру, одиноко цвел фиолетовый ирис. Огненно-красные циннии. Бабочки-голубянки разлетались в стороны.
- Здесь лесные дýхи могут спокойно отдыхать, - сказала Сацки и перекувырнулась на траве. - Мэй, смотри, какое дерево!
В лесу с восточной стороны дома, над густым лесом возвышалась темная крона громадного дерева. Оно, словно крыльями, шевелило на ветру огромными ветвями, и выглядело как дерево-дух.
- Большое...
- Вот это да... - восхищенно протянула Сацки.
Мэй издала странный звук:
- Чхиии...
Небо было голубое-голубое, и от того, что Мэй долго смотрела на него, задрав голову, у нее зачесался нос. Пока Сацки и Мэй стояли и любовались деревом, отец изнутри дома начал раздвигать наружные ставни.
- Папа, смотри, тут дерево, похожее на лесного духа!
- А-а, это Большое Камфарное Дерево Цкамори.
- Цкамори?
- Ага, так называется лес возле дома.
- Это камфарное дерево?
- Ну да.
- Замечательное дерево, да, папа?
- По крайней мере, тридцать метров высотой.
- Похоже на лесного духа, да?
- Точно. Бывают такие дýхи. Ведь этому дереву много сотен лет.
- Кам-фар-но-е дерево, - повторила про себя Мэй. - Кам-фар-но-е.
Сацки повернулась к дереву и вежливо поклонилась. Потом сложила перед собой руки и обратилась к нему с такой речью:
- Уважаемое Камфарное дерево, здравствуйте. Я Ксакабэ Сацки, я переехала в этот дом. Я учусь в четвертом классе. Я веселая, симпатичная, хорошая девочка. Давайте дружить с вами.
Сацки и Мэй побежали к отцу, который продолжал открывать окна. Стоя снаружи, не снимая кроссовки, они впервые заглянули внутрь дома. С каждым открытым окном в комнате становилось светлее. Пахло плесенью.
- Ой!
- Что?
- Там что-то блестит.
Сацки подумала, что не стоит заходить в дом в обуви, иначе отец рассердится.
- Я быстро.
Сацки, что-то бормоча себе под нос, со стуком пробралась на коленках в гостиную.
- Вот!
- Что?
- Желудь!
- Ух ты, здорово!
Сацки нашла еще один круглый, симпатичный, блестящий зеленый желудь возле стенной ниши.
- В мае зеленые желуди? Странно... Сейчас желуди должны быть коричневыми, - сказал папа.
- Эй, Ксакабэ! Куда это поставить? - позвал из сада папу дядя Фудзияма, который нес тяжелый проигрыватель.
- Извини, извини. Сначала просто занеси сюда. Пойду, открою окна, - и отец ушел.
Мэй потянула Сацки за юбку.
- Что случилось?
Мэй, сложив маленькие ладошки, все в мелких болячках, подняла их к глазам Сацки:
- У Мэй тоже есть желудь.
- Сацки, - позвал отец, - открой этим ключом черный ход.
- Хорошо.
- Мэй тоже пойдет.
Пока они шли открывать дверь, Мэй очень рассудительно заявила, что желудь, который она нашла, упал сверху.
- У Мэй тоже есть зеленый желудь. Блестящий.
- Сверху - это с потолка?
- Угу.
- Странно. В этом доме ведь никого не должно быть.
- Но кто-то ведь стучал!
- Это же папа.
- Нет, папа был в саду.
Скврозь потоки солнечного света сестры прошли вокруг дома, приминая ногами траву.
Кто же подарил Сацки и Мэй зеленые желуди? Папа был удивлен, что желуди в мае не коричневого цвета, а зеленого. Сацки разжала ладонь и посмотрела на желудь, который был зеленым и блестящим. Может быть, в этом доме кто-нибудь живет? Белки или мыши... А если не они, то, может быть, дýхи? А вдруг?
Действительно, было такое чувство, что кто-то с самого их приезда наблюдал, следил за ними, разглядывал новых жильцов. Может быть, это стены дома безмолвно смотрели на них? Или на небе есть глаза и это они наблюдали за ними? Или Большое Камфарное Дерево Цкамори? Или горячие от солнца мята, мискантус и леспедеца? Сацки, рассмеявшись, постучала по деревянной стене и спросила:
- Как ваше здоровье?
Само собой, стена не ответила.
Солнечные лучи, льющиеся сверху, освещали Сацки и Мэй. Над головой - чистое небо. Далеко в полях раздался гудок поезда Тодэнтэцу.
Вдруг Мэй схватила Сацки за руку и спросила:
- А если там привидение, что мы будем делать?
- Ты что, боишься? - она весело рассмеялась.
Сацки отняла руку и повернула ключ в замке, открывая дверь черного хода.
- Потом спросим у кого-нибудь, что делать.
Но спрашивать, как вести себя с привидениями, им было уже некогда. Как только Сацки открыла дверь кухни, все вокруг закачалось. Кухня была полна чем-то таким, что мягко двигалось вокруг, и это было чернее, чем уголь. После яркого солнечного света их глаза не могли сразу привыкнуть к темноте кухни, и поэтому Сацки не могла рассмотреть, что же это беспорядочно движется и вьётся перед ней. Пока девочка стояла, ошеломленная, кухня, где только что было черным-черно, превратилась в ничем не примечательную комнату унылого серого цвета. В мгновение ока из кухни, шурша, куда-то исчезла то ли стая насекомых, то ли чья-то тень, то ли что-то похожее на пыль. Обычную серую кухню теперь можно было даже назвать чистой. Сацки рассеянно осмотрела опустевшую комнату, потом взглянула на Мэй.
Мэй стояла, вытаращив глаза, и смотрела перед собой не мигая. Значит, Мэй тоже это видела. Она видела это черное, извивающееся и кружащееся. У Мэй глаза вылезли на лоб от изумления. Она была такой забавной, что Сацки прыснула со смеху. Она легонько ущипнула сестренку за ее маленький носик и спросила:
- Что с тобой?
- Дýхи! - Мэй стряхнула руку Сацки. - В этом доме есть дýхи!
- Да ну! Может, это были какие-нибудь насекомые?
- Не, это дýхи, - ответила Мэй. - Сестренка, их ведь можно поймать, да?
- Наверное, можно... Это ведь дýхи нашего дома...
Сацки стало не по себе. Она подумала: 'Что же это было?' А вслух сказала: