Сидя на вершине мира, все то, что ниже тебя кажется тебе незначительным. Точно также, как стоя посреди нежно колышущейся травы луга, ты видишь ползающих под ногами жучков, перелетающих от цветка к цветку белых капустниц .....
Он говорит: "Смотри..".
Руки крепко сжимают голову.
- Смотри, откинь все то, чего ты боишься, смотри, не пытаясь вложить в свою мысль тяжелые воспоминания: все эти тысячи и десятки слов, не думай о том, какого это цвета, запаха и вкуса смотри на это таким, какое оно есть....
Ветер нежно скользит по моему лицу.
- Тысячи лет мы держали свой разум в оковах правил и значений: цифры, буквы, законы, Ньютон и Пифагор, правила этикета, заповеди, - все то, что вокруг нас, мы загоняем в узкие значения уравнений и алгоритмов: квадраты и треугольники, белое и красное, черное и зеленное.... Смотри, не отворачивайся....
Внизу подо мной старое шоссе, его почти не видно. Оно похоже на черную реку, текущую между густых зеленых джунглей, над которыми разноцветными волнами проносятся птицы, их еле слышное щебетание доносит до меня ветер.....
Я встаю, прикрываясь рукой от палящего дневного солнца.
- Будь свободен, перестань мыслить, начни видеть и понимать, и только тогда ты сможешь выжить....
На краю горизонта я вижу .......
Он медленно разводит руки в сторону: "Ты, мы - вымирающий вид, нас уже нет. То, что ты видишь, это гниение нашей жизни, взгляни туда, - его рука двигается вместе с ветром. - Там наше проклятие...
Посреди джунглей подымаются черные скорлупы домов: они пусты. Отсюда я могу видеть заросшие травой переулки, лозу, бегущую по обгоревшим стенам, скачущую по проводам электропередач стаю обезьян, обвалившиеся крыши, разрушенные заводы пытаются победить природу, протягивая изрезанные дырами трубы к небу. Вокруг одной из них кружит стая пестрых птиц. Их оперение переливается в свете утреннего солнца... Черные линии дорог, утопающих в зелени....
_______
Вставай, вставай, черт тебя побери!
Андрей с трудом открыл глаза. Перед ним сразу же возникло испуганное вспотевшее лицо Жени.
-Вставай быстрее, они тут! - пот градом катился по его измазанным грязью щекам и лбу.
-Их больше сотни, - он обернулся к двери, ведущей в коридор.
Андрей спрыгнул с кровати. В комнате, которой его поселили, было не развернуться: старая школьная кладовка не была предназначена для жизни. Низкий потолок и стены были так близко, что она больше походила на собачью конуру, чем на жилище человека.
- Они пришли из центра, в этот раз их больше сотни: Дак их видел у базара, - Женя навалился на дверь спиной, как будто ожидая, что в комнату будут ломиться.
Снаружи доносился топот и неясные команды Габрова .
- И? - Андрей сел на кровать, натягивая на себя сначала рубашку, потом штаны.
- Что "и"! Их становится с каждым разом все больше: видимо жить там стало вообще невмоготу.
- Эй, черт вас побери, свяжитесь с командованием! Скажите, что нам нужно подкрепление, -донеслось из коридора, - и закрепите парадные двери на первом...!
Женя на секунду замолчал, слушая команду, потом продолжил: "Видишь, Дак говорит, что так много горожан не было уже месяц, он думает, что они просто ..."
- Давай, пошли! - Андрей затянул пояс, закинул на плечи винтовку, - открывай дверь!
Женя на секунду застыл, быстро моргая.
- Ну! - после чего он открыл дверь, впуская в полутемную комнату яркий свет, заставляющий прикрыть глаза.
.................
Они неслись мимо наваленных вдоль стен мешков песка, искуроченных парт и прикрытых простынями тел, то и дело натыкаясь на парней из своего отряда: все были напуганы. Столкнувшись с Джембой, огромным, как скала сингальцем, они остановились.
Джем впервые, насколько его помнил Андрей, был напуган.
-Вы бы видели Дака? - кричал он, опершись на стену и тяжело дыша, - на нем лица нет.
-Эй, вы двое! - в дальнем конце коридора возник помощник командира Рубаров. Его пухлое лицо раскраснелось и было похоже на лиловый мяч, он, задыхаясь, кричал: "Тащите свои задницы на крышу!"
- Ладно, Джем, потом поговорим, - Андрей потянул за собой Женю к пожарной лестнице. Старая школа, в которой располагался их отряд была наверно единственным целым зданием во всей округе. После бомбардировок весь пригород и южная часть города лежали в руинах, в вечно горящих, изрыгающих из себя черный дым, развалинах.
С крыши открывалась "блестящая" панорама двора школы: от постоянных дождей двор превратился в черное болото, в котором утопали старые ржавые турники, скамейки, футбольные ворота: с каждым днем они погружались все глубже и глубже. Машины, на которых они приехали сюда неделю назад безнадежно застряли и теперь в том месте, где раньше была асфальтированная стоянка, были видны лишь крыши автомобилей с прикрепленными на них в ряд прожекторами.
Единственным местом, по которому им удавалась выходить из убежища, была искусственно созданная тропинка: вначале они закидывали грязь мешками с песком и бетоном, которым был забит подвал школы, потом разобрали стены столовой, закладывая подступающее со всех сторон к дорожке черное месиво кирпичами. Многие говорили, что надо уходить, но приказа не поступало. Командир, конечно, делал вид, что связь со штабом есть, но все знали что, высшее командование не отвечает уже 2 недели.
Болото все росло, казалось, что оно живое: иногда по неровной поверхности пробегала волна, и тут же некоторые машины резко погружались в зловещий омут, оставляя после себя огромные серые пузыри, которые с оглушительным хлопком лопались .
А вчера болото стало заполнять подвал, оно просачивалось сквозь стены, ползло по старым прогнившим трубам к потолку, затягивая его тонкой черной пленкой.
Дальше школьного двора шли руины домов, вечно горевшие даже под проливным дождем. Иногда пламя исчезало, но тогда черными столбами валил дым, что-то взрывалось, сотрясая хрупкие скелеты зданий. По началу мы объявляли тревогу ..
Слева от нас за руинами возвышался город......
Черные как смоль дома не были разрушенными: казалось, они жили, глядя своими пустыми окнами - глазницами. Пелена густого тумана скрывала от нас первые этажи зданий.
В домах по ночам тоже что-то горело, иногда под грохот, постепенно накатывающийся и превращающийся в пронзительный вой, одно из зданий рушилось, накрывая город мутными клубами пыли......
И в эти дни люди бежали из города.
Пройдя лес, я выхожу к морю. Его волны медленно и нежно шуршат по желтому песку пляжа, а мои легкие, наконец, наполняются мягкой прохладой после тяжелого воздуха джунглей. Я захожу по пояс в воду, касаюсь ее ладонью, шепчу: "Здравствуй!!". Небо надо мной затягивается тяжелыми черными тучами, первые раскаты грома заставляют волны бежать быстрей: капли соленой воды горчат мои губы. Я смотрю вперед, где в нескольких сотнях метров от меня бархат моря разрезают черные обелиски разрушенных небоскребов...
Тяжело отдышавшись, я хватаюсь за каменный выступ разрушенной лестницы 4 этажа....
и как только я уселся на ступеньку, чтобы перевести дыхание, дождь обрушил на землю всю свою ярость. Берег тут же исчез за серой стеной дождя, а пустое здание загудело под тяжестью ударов стихии.
Я поднимаюсь по лестнице на этаж выше, с трудом открываю заржавевшую дверь с большой цифрой 5 и попадаю в длинный коридор, заваленный желтыми отсыревшими бумажками и поломанной офисной мебелью. Я иду, подбирая обрывки старых документов: на одних - печатный текст, на других написанный от руки: цифры, подписи, печати. Зайдя в первый кабинет, я прохожу мимо развалившихся столов, срываю с окна разорванные в десятке мест жалюзи позволяю бушующей снаружи стихии с полной силой ударить меня в лицо. Смотря сквозь пелену дождя, я вижу дрожащие неясные силуэты десятка небоскребов: они похожи на огромные скалы, памятники ушедшей эпохи...
Яркий свет пробивается сквозь тучи.
За спиной я слышу шелест подгоняемой ворвавшимся в комнату ветром бумаги.
В комнате становится очень жарко: так, что воздух дрожит как студень. Опустив плотные жалюзи, я отхожу от окна......
- Мама, ну ты скоро? - в ее рабочем кабинете столы завалены стопками бумаги, карандаши, ручки и приборы для черчения неряшливо раскиданы, а она, ползая на коленях, почти с головой забралась в нижний отсек шкафа, ища нужный ей чертеж.
От жары голова идет кругом и пить хочется постоянно... Я усаживаюсь на удобное кресло у ее стола и наливаю теплой воды из графина: "Черт, говорят, завтра будет еще жарче".
- Угу, - ее голос звучит приглушенно, - говорят это как-то связанно с тем метеоритом, ну ты, наверное видел это в новостях......
- Не-а, и что?
- Ты что? Серьезно? - она вылезла из шкафа с туго свернутым чертежом, - Еще вчера показывали по 1 каналу: мол это самый крупный метеорит, который падал на землю за всю историю человечества. Он где-то в Африке упал. Так туда никого не пускают, только показали съемку, с самолета, наверно. Огромная такая борозда и вдалеке как дыра в земле, а оттуда столбом валит дым. Вокруг все выгорело. Сказали, что зону оцепили, и туда некоторое время никого не будут пускать. Посмотри обязательно, как домой придешь...
- Хорошо, ма! А ты скоро домой?
- Да нет, я еще поработаю!
Собрав бумагу в одну кучу под несколькими ровными брусками, отломанными от красивых деревянных стульев из соседней комнаты, где они раньше стояли вокруг длинного покосившегося стола, я после нескольких неудачных попыток смог развести костер. Дождь снаружи не унимался ни на секунду: замолкая, он с новой силой обрушивался на здание. Вначале небольшие стекающие по стенам ручейки становились все больше и больше, море снаружи совсем разгулялось и теперь некоторые волны достигали окна. Развязав полупустой рюкзак, я достал банку с отсыревшей грязной этикеткой, изображающей довольную морду лохматого пса. Несколькими ловкими ударами разрезал крышку и, закрепив ее на длинной несколько раз перекрученной проволоке, расположил банку над тлеющими запахом лака и краски углями.
Пока готовилась еда я прошелся по комнате, собирая сухую бумагу в одну большую кучу. В кабинете напротив я несколькими ударами отломал мягкую, но слегка промокшую сидушку удобного компьютерного кресла, зашвырнув ее в кучу бумаги, снял с углей источающую противный запах дешевого корма для собак банку.
Одному я научился несомненно: это есть дерьмо, от которого в былые времена меня вывернуло бы на изнанку. В науке поглощения собачьих консервов главное задерживать дыхание, когда опускаешь ложку с бурой массой себе в рот, и еще, надо сразу глотать, иначе вырвет.
Отскребя пригоревший корм со дна банки, я затоптал угли, аккуратно развесил на приставленной к стене двери свою промокшую одежду и на этом решил закончить день и улечься спать. Тем более, еле тлевшее за грозовыми облаками солнце совсем исчезло, погружая все вокруг в непроглядный мрак. У меня возникала мысль пройтись по этажу выше, но это дело я решил оставить на завтра. Долго устраивался на куче бумаги, подложив себе под голову сидушку от стула, наконец, застыв в более или менее удобном положении, закрыл глаза, слушая, как капли дождя барабанят по потолку, а море, что есть силы, разбивает свои волны о стены.
Наконец, под колыбельную песню ветра, играющего с мусором в мертвых коридорах, погрузился в беспокойную дремоту.
Забравшись на крышу я сразу же угодил в лапы к Габрову. Он нависал надо мной как скала: его лицо меняло цвет после каждого слова, становясь то темно-красным, то мертвенно белым. Казалось, что еще секунда, и он повалится на грязный настил крыши. Вены на его шее разбухли, выпираясь из-под кожи уродливыми червями, а пот мутными каплями скатывался по небритым щекам.
- Ты, сын обезьяны, должен был быть здесь уже как 20 минут назад, - орал он мне в лицо, обдавая перегаром, перемешанным с выворачивающим утро запахом чеснока.
- И твоя "подружка" тоже, - его огромный толстый палец ткнул Женьку в грудь, - Быстро к парапету!
Эй, Джази, ебанный в рот, тащи сюда свою задницу!
Воспользовавшись тем, что командир отвлекся, я схватил оторопевшего Женьку за шкварник (шиворот), подтаскивая к выложенному кирпичом парапету, вдоль которого расположились солдаты. Положив винтовку в углубление между двумя кирпичами, я стянул с себя куртку, подложив ее себе под задницу.
- Ну, что там? - я толкнул в плечо, сидевшего рядом со мной Костю.
Он был не плохим парнем, но уж больно молодым, чтобы воевать. Его местами небритость и румянец на щеках, когда разговор заходил о женщинах, служили шутками для всего отряда. В остальном он был компанейский парень: всегда поделится сигаретой или куском масла за обедом. Из того, что он рассказывал о себе, было известно: родом он был из Подмосковья, когда пошел в 9 класс, началось заражение; его отца тут же отправили вместе с миротворческими войсками в Африку, они же с матерью ждали его 2 года и, даже тогда, когда большую часть населения эвакуировали, они оставались в городе: она не хотела уходить. Потом, подхватив чуму, сгорела в 2 два дня. Тогда Костя решил уйти служить: так он оказался сначала в 4 армии юга, потом в войсках НВР, после снова перешел на сторону законников. В то время я еще воевал на юге страны, стараясь сомкнуть кольцо карантина над Польшей.
-Маячки сработали они должны появиться с мину ты на минуту, - Костя поморщил лоб, вглядываясь в дрожащие в тумане руины города.
- А что патруль? Вернулся?
- Ага, - он закивал, - они сейчас в лазарете, я их не видел .
- На, взгляни сам, - Костя протянул мне старый бинокль: краска на нем облупилась, а вдоль одной линзы шла большая глубокая трещина.
Город утопал в тумане: здания были еле различимы. Я остановил взгляд на ближайшем доме: окна были наглухо заколочены досками, а на крыше полыхало пламя. Многометровые языки огня разрубали воздух, оставляя после себя черный дым, медленно уходивший в небо и постепенно становившийся еле видной серой дымкой.
Людей я заметил не сразу: черные точки разбегались во все стороны от дома. Сбившись в одну группу, они направились в нашу сторону.
- Вижу! - закричал я, - их и правда в этот раз много.
Не прошло и 20 минут, как они перевалили через нагромождения мусора на границе школьного поля, спустившись к тропе ведущей через болото, они остановились.
Женщины и мужчины в рваных одеждах, измазанные сажей. У нескольких мужчин было оружие, дети, привязанные за спинами женщин, громко кричали.
Один из мужчин подошел к тропе, подняв над головой пистолет.
Одновременно воздух наполнился щелчками затворов.
- Вы не имеете права пересекать границу города до прибытия инспекции! - орал в громкоговоритель Грабов.- Немедленно вернитесь в город!
Мужчина стоявший ближе всех закричал в ответ: "Ты не понимаешь солдат .Ты ведь умрешь.... скоро Страх придет за тобой...."
Грабов убрал от рта громкоговоритель и прикрывая микрофон ладонью, сказал: "Если пойдет дальше или начнет баловаться оружием, стреляйте!"
И вдруг они все обернулись, все одновременно, как будто их кто-то позвал ....
- Боже! - закричал Грабов.
Костя зашкрябал ногами, отползая от парапета.... Ружье выскользнуло из моих рук и медленно, как в замедленной съемке, плюхнулось на землю, подымая вокруг себя бледную завесу пыли.
ОНО перешагнуло, перелетело, перевалило, заступило через насыпь...
ОНО было огромно...
ОНО ГОВОРИЛО СО МНОЙ!!!!!
ОНО СМОТРЕЛО НА МЕНЯ!!!!!
ОНО ВИДЕЛО МЕНЯ НАСКВОЗЬ: КАЖДАЯ МОЯ МЫСЛЬ В ТОТ МОМЕНТ БЫЛА ОДНОЙ МЫСЛЬЮ С ЭТИМ С ТЕМ, .. СТОЯВШИМ НАД, ПОД, ЗА, В...
У ЭТОГО НЕБЫЛО ЗАПАХА!
У ЭТОГО НЕ БЫЛО ЦВЕТА!
У ЭТОГО НЕ БЫЛО ЛИЦА !
ФОРМЫ !
ПРОШЛОГО, БУДЩЕГО, НАСТОЯЩЕГО!
Воздух вокруг меня загустел как желе: каждое движение мне приходилось совершать, превозмогая боль, которая как сотни одновременно ворвавшихся в мою плоть иголок терзали разум, тело, душу.
ОНО БЫЛО ВЕЧНО!
Я ЗНАЛ, ЧТО ОНО ЕСТЬ!
ОНО ВСЕГДА БЫЛО СО МНОЙ!!
Мы бежали, бежали, пока кровь в наших венах не закипала, пока сердце каждым своим ударом не заставляла нас оглохнуть и ослепнуть и тогда ..и тогда мы бежали дальше, не замечая земли: мы спотыкались, падали, расшибая голову, обдирая руки, снова подымались, боясь обернуться......
Я нашел себя в лесу: обгорелые деревья, все как одно, тысячи деревьев со всех сторон, изуродованные огнем стволы изгибаясь, тянули свои ветки к небу, к черным, как смоль облакам. Сухая, хрустящая под ногами листва, как серый ковер, устилала землю... Силы медленно оставляли меня, сделав несколько шагов до ближайшего дерева, я осел на землю.
Дневник
??.??.????
День
На сколько хватает моих глаз, а их хватает на все меньше и меньше, я вижу пустошь. Я бы хотел назвать это пустынью. Но ее, пустыню, многие представляют себе морем песка, а тут серая изорванная сухими трещинами земля и чудовищно огромное солнце. Такого солнца я не видел никогда - оно занимает большую часть неба и поэтому мне постоянно приходиться смотреть себе на ноги, чтобы глаза хоть немного перестали слезиться. Время от времени я останавливаюсь, сгибаясь, пытаюсь отхаркнуть вязкую слюну, перемешенную с серой пылью. Провожу языком по сухому, покрытому противным налетом нёбу, зажимаю одну ноздрю, а из другой, что есть силы, пытаюсь выпустить воздух. Вместе с ним как пуля вылетает серый сгусток, мешающий дышать; но через секунду, нос снова заполняется соплями.
Ты говоришь себе. Я говорю:
- Осталось еще чуть-чуть.
И ты продолжаешь идти, смотря на изношенные ботинки, разодранные на коленях джинсы, с темно красными разводами крови, и на медленно раскачивающиеся во время ходьбы черные, как смоль руки.
И ты говоришь себе. Я говорю:
- Ты должен дойти, ты просто обязан дойти, когда от тебя так много зависит.
Тебе приходится идти, стащив с себя куртку. Ты закрываешь ею голову, хоть на секунду спрятав набухающие сукровицей ожоги от солнца.
И вот опять, надышавшись пылью, тебя сгибает пополам: ноги в коленях как будто ломаются, и ты падаешь, сдирая, только что образовавшуюся кровавую корку раны ладонями, ты давишь себе на грудь, пытаясь помочь кашлю.
Ты кашляешь минуту.
2
3
4
5
6
И вот, наконец, твой желудок не выдерживает.
И ты говоришь себе. Я говорю:
- Вот дерьмо!
Бурая рвота обжигает тебе горло. Несколько секунд ты еще можешь держать ее в себе, но потом... Сначала через ноздри, потом заполнив рот, от чего твои щеки раздуваются лиловыми шарами, ты задыхаешься, сдерживая напор. Но слабым звеном оказываются губы: они невольно разжимаются и все содержимое твоего рта, носа, глотки, пищевода, разъедающая кислота желудка - все это выплескивается на жаждущую влаги землю.
Ты блюешь минуту.
2
3
4
Последние спазмы сдавливают тебе живот, и ты валишься на бок, соединенный с блевотиной липкими нитями, поблескивающими на солнце. Они тянуться от середины верхней губы, от уголков рта, с подбородка. Щекой ты прижимаешься к земле, а ладонью утираешь измазанный остатками еды, слюнями и соплями рот. Дышать носом ты совсем не можешь - все забито.
И ты говоришь себе. Я говорю:
- Сейчас, сейчас станет немного лучше.
А пустыня, как губка, впитывает твою рвоту, оставляя на поверхности маленькие кусочки не переваренного хлеба, тушенки и еще чего-то красного.
Ты лежишь 10 минут.
20
30
40
Наконец тебе удается, шаркая ногами подняться. И ты идешь дальше,
представляя, как ты выглядишь с верху: маленькая серая точка на сером.
------------------------------------
Мне кажется, я слышу перебор гитары: струны печально поют песню осени.
Я вижу ярко желтый листок. Он срывается с мертвой ветки и медленно скользит по воздуху, раскачиваясь, переворачиваясь, показывая то желтую, то светло-зеленую сторону.
Воздух чист, как чист он ранним, осенним утром в роще; так же свеж, как этим же утром у небольшого озерца, окруженного ивами, склонившими свои кроны.
Листок уже прямо перед моими глазами, и я жду, когда он коснется моего лица, но легкий ветерок снова подкидывает его ввысь.
Я слышу как где-то, недалеко от меня, галдит хор лягушек: сотни голосов слились в одну успокаивающую трель, от которой мои глаза снова хотят закрыться. Листок кружит надо мной, как будто кто-то с верху дергает его за ниточку, заставляя немножко опуститься и снова взлететь.
Так спокойно мне не было уже давно. Я даже не могу припомнить, когда я был так спокоен. Быть может, я был уже мертв и, через несколько секунд, моя душа, как и обещали мне всю жизнь, покинет уставшее тело, как листок, заскользит выше, выше и выше осеннего леса к тем, медленно ползущим по темно-синему небу облакам.
Вдруг, листок метнулся в сторону, как испуганная птаха.
- Эй! - голос мужчины резанул мне по ушам. - Тут один живой.
- Да, да, точно, он жив, лежит и, мать его, пялится на меня, как будто я чертовски красив.
- Хорошо Конрад! - его лицо было мутным пятном, я никак не мог разглядеть его.
- Черт, - я слышу как перещелкивает затвор.
Куда же делся листок?
- Черт, перестань смотреть на меня!
Я ослеп. Что-то коснулось моего лица, что-то легкое, что-то пахнущее: пахнущее потом, грязью и дешевым одеколоном.
Чьи-то руки шарят у меня на груди. Я слышу, как звякают молнии.
- Да епт твою мать! У тебя даже сигарет нет!
Второй голос слева от меня кричит:
- Давай кончай, нам еще возвращаться.
...
Я думаю, прозвучат слова. Думаю мне скажут: "ты был отличный мужик... удачи тебе...да храни тебя бог...прости меня парень" или, хотя бы: "ты редкостный ублюдок". Мне кажется, каждому человеку хочется, чтобы его жизнь подытожили.
Мне лично хотелось.
Да не хрена!
Но это не самое плохое. Говорят, что смерть - это не больно, что потом ты перестаешь бояться, что все становится безразличным - кино из маленьких фрагментов твоей жизни, лучшего, что было в ней; длинный туннель со светом в конце и умиротворение, божественное умиротворение. И опять же никакой боли.
Но вот что я вам скажу: ИДИТЕ ВЫ В ЗАДНИЦУ, ВЫ НИКОГДА НЕ УМИРАЛИ!
??.??.????
Вечер
Солнце чудовищно медленно исчезало за горизонтом, уступая место темноте. Небо серело, сливаясь с землей и, на расстоянии нескольких метров, я уже с трудом мог что-либо различить. Да и на что, тут собственно, было смотреть? Если посмотреть на лево - перед тобой сухая земля, трещины и пыль, что как сотни змей, вьется по земле, как только подует такой же горячий, как и в полдень, ветер. Посмотреть на право - та же картина - пыль, земля, серость, сухость.
Смерть.
Назад я вообще стараюсь не смотреть. Вот смотреть вперед, куда лучше, вперед сквозь дрожащий раскаленный воздух. Если приглядеться, если очень хорошо присмотреться, напрячь все силы, утереть слезившиеся, опухшие глаза, через дрожащее марево уходящего солнца, видны еле различимые очертания гор. Как мираж, как та картинка в детских книгах, от которой надо сводить глаза в одну точку и, если повезет, ты увидишь кораблик, страшную рожу или, черт его знает что. Тут все так же, с тем исключением, что сводить глаза не надо, но смотреть приходиться долго.
Когда солнце опускается, у тебя есть 1-2 часа, чтобы передохнуть. Пока температура еще не сильно упала, до того как твои ноги начнут коченеть, а ветер усилиться, подымая в воздух тонны песка, до того как проклятая луна такая же огромная, как хреновое солнце, медленно вползет на небо в окружении миллиарда мигающих, падающих, то появляющихся, то исчезающих звезд.
Поэтому я решил остановиться.
Скинув рюкзак, я достал все то, что осталось из еды - это несколько упаковок питательной смеси для солдат в полителеновых, очень прочных упаковках, бутылка воды Bon-Aqua и пачка M, его я все не решаюсь съесть - оставляю на тот момент, когда совсем станет хреново.
Разорвав упаковку, я выдавливаю белую, напоминающую сперму, кашицу себе в рот. У нее нет вкуса, нет запаха, но после нескольких минут после того, как она комом прокатывается по твоему горлу, ты чувствуешь сытость, как будто ты хорошо отобедал в ресторане или наспех набил свой рот в фаст-фуде.
Выпиваю шипучую минералку и долго кручу в руках хрустящую упаковку конфет.
Луна тем временем вползла на свое место.
Женя часто говорил, глядя на изувеченное созвездиями ночное небо. Он говорит:
- Если ты видишь, как луна тебе улыбается - ты счастливый человек.
Я же вижу только мутные пятна на белом.
??.??.????
Ночь
Ты говоришь:
- Ветер.
Ты говоришь:
- Деревья сгибаются под его напором.
Прохлада.
Шелест листвы.
Звон бутылок, катающихся по асфальту.
Дождь.
Зима.
Весна.
Степь.
Лес.
Ураган.
Небо.
Свежесть.
..............
И я говорю:
- Ты чувствуешь, как что-то касается твоей спины, и все вокруг оживает, все приходит в движение немое, беззвучное. Оно просыпается!
В этот момент я обычно начинаю бежать.
??.??.????
Утро
Солнце застает меня писающего на обочине бывшей авто-магистрали.
Бронзовое солнце медленно выползает из-за горизонта, наполняя мертвое небо светом.
??.??.????
День
Чтобы занять себя во время дороги, я пою. Пою то, что приходит в голову то, что всплывает в моей памяти. Чаще всего второй куплет это уже совсем другая песня не та, что вначале.
Дорога никак не кончается, становиться даже немного шире в некоторых местах, появляются проржавевшие фонарные столбы. А несколько часов назад я наслаждался мертвым видом, удобно расположившись на ржавой лавочке чуть левее обочины.
??.??.????
2 часа до заката
К вечеру, когда солнце уже медной кляксой нависало над горизонтом, я впервые за несколько дней ощутил, как моей кожи коснулся прохладный ветерок. На юге черное небо рассекали молнии. Я застыл, задрав голову, боясь пропустить хоть одну молнию, не услышать до конца хотя бы один, еле слышный, раскат грома.
??.??.????
Горы были совсем близко, я уже различал покрытые густым лесом склоны, белые шапки, блестящие в лучах исчезающего за ними солнца.