"Как душно... Да еще и это чертово окно заклинило. Так и откинуться недолго", - думал он, расстегивая еще одну пуговицу рубашки.
Он ехал на поезде из Москвы. Ехал уже долго, почти трое суток, но он не помнил, куда он взял билет. Этот кусок бумажки с печатями, номерами и названием пункта назначения куда-то подевался, и желание его искать отсутствовало. Денег у него почти не было, еда и вода заканчивались, зато листов и чернил было предостаточно. Печатная машинка работала исправно, громким стрекотом наполняя пустое купе (он выкупил все четыре места, чтобы никто не мешал), аккуратная стопка исписанных листов, лежащая на краю столика, контрастировала с кучей чистых.
"Нужно будет на следующей станции взять что-нибудь перекусить, а то с такими запасами далеко не уедешь."
В купе постучались. Он поднял голову, потом встал и щелкнул замком. Дверь отъехала, и в нее просунулась голова молодой женщины лет двадцати пяти с приятными чертами лица.
- Извините, что отрываю вас от работы, но вы не могли бы сделать небольшой перерыв, а то у меня ребенок уснул. Боюсь, что звук вашей машинки его разбудит.
- О... Хоро... - его прервал плач младенца, раздавшийся из соседнего купе. Девушка опустила плечи, закатила глаза и выдохнула.
- Ладно, забудьте, - она отстранилась от двери, а потом чуть помедлила. - Я Ксюша, кстати.
- Олег, будем знакомы.
- Очень приятно, - Ксюша улыбнулась. - Я тогда пошла. Тяжело воспитывать ребенка в одиночку.
- Удачи вам, - Олег понимающе усмехнулся. - Если что понадобится, зовите.
- Непременно, - Ксюша слегка кивнула и ушла.
Олег еще немного постоял возле двери, а потом уселся обратно на сиденье. За окном тянулся русский пейзаж - бесконечные желто-зеленые поля с редкими вкраплениями крошечных деревень и прудов. Блеклая лазурь неба почти сливалась на горизонте с землей, казалось, что даже она тает или сохнет от жуткой жары. Он долго смотрел на картины, разворачивающиеся за окном, потом медленно перевел взгляд на исписанные ровными печатными буквами листы.
"Творческая импотенция. Очень хочется лучше, точнее, выше, но никак не можется", - Олег горько усмехнулся про себя. "Что-то есть, но все не то, все не так. Незавершенность, неполнота, только увидеть бы, где именно и как исправить... Эх!" Он потер небритую щеку, потом похлопал себя по карманам в поисках пачки сигарет. Нащупав небольшую картонную коробку, он встал и вышел из купе. Оглянувшись, Олег направился к тамбуру, но тут дверь следующего купе распахнулась, и из нее выбежал мальчик лет семи.
- Слава! А ну бегом сюда! Как же ты меня уже достал... - следом за ним вышла неухоженная полная женщина лет тридцати пяти и затащила мальчика обратно в купе.
Олег постоял, дождавшись, пока дверь закроется, и пошел в тамбур. Дойдя, он отошел подальше от прохода, достал бензиновую зажигалку и несколько раз чиркнул кремнем, пока фитиль не загорелся ровным огнем. Он прикурил и убрал зажигалку обратно в карман. "А вот интересно, Тургенев, Достоевский, Толстой, Бродский - вот они тоже так маялись от этой вечной нехватки еще одной капли, еще одной маленькой детали, еще одного мазка, который закончил бы картину? Как они себя чувствовали? Ощущали великими или постоянно сомневались? Какие цели ставили? Как смотрели на искусство в разные периоды жизни? Если и стоит изобретать машину времени, то только ради того, чтобы общаться с великими. Интересно, а все-таки куда я еду? Ладно, потом как-нибудь посмотрю." Олег потушил сигарету и вышел из тамбура. В него внезапно врезались два подростка - парень и девочка - лет по шестнадцать. Он отшатнулся.
- Ой, простите, пожалуйста, - они оба покраснели до ушей и постарались незаметно расцепить руки.
- Да ничего, молодежь, ничего. Совет вам да любовь, как говорится, - Олег улыбнулся и пошел дальше, точно зная, что цвет щек подростков теперь может конкурировать с помидорами.
Он вошел в купе, отпил воды из полупрозрачного стакана, который стоял у него на столе, размял пальцы и вновь принялся печатать. Солнце медленно катилось по строгой траектории, постепенно меняя цвет в тон мелькающим за окном поезда пейзажам. Мимо летели леса, степи, небольшие речки и крупные реки, поражающие глубиной и насыщенностью цвета, были и какие-то холмы, поросшие розовым клевером. День потихоньку близился к очередной отметке цикла, жара спала и дышать стало заметно легче. Олег откинулся на спинку сиденья и с удивлением заметил, что поезд приближается к какому-то городу. Он встал, достал из куртки кошелек, пересчитал деньги, удовлетворившись результатом (их оказалось несколько больше, чем он думал), положил кошелек в карман и вышел из купе. В коридоре стояли чемоданы. Олег повернул голову и увидел, как Ксения вытаскивает вещи.
- Привет.
- Ой, привет, - она подняла голову и выволокла последний пакет из-за двери. - Я вот выхожу на этой станции - она кивнула в сторону окна.
- М-м, вот как. А я еще еду.
- Долго вам... - она немного замялась. - тебе еще?
- Не знаю. Наверное, долго.
- Жаль, что нам не по пути.
- Да, жаль, - ответил Олег скорее из вежливости. - Давай я помогу вынести вещи.
- Я была бы тебе очень благодарна.
Поезд затормозил, и проводники заспешили к дверям. Олег подхватил чемоданы и пару пакетов и понес их к выходу. Ксюша взяла ребенка на руки и последовала за ним. Послышалось резкое шипение, и поезд остановился. Олег подошел к двери - проводница как раз спускала небольшие ступеньки - и вынес вещи на улицу. Поставив кладь на землю, он помог девушке спуститься.
- Спасибо тебе за помощь, Олег. Может, еще как-нибудь пересечемся. Приезжай, если будет время.
- Хорошо, - он улыбнулся и посмотрел на табличку с названием станции, запоминая его. - Счастливо.
- До свидания, - Ксюша кивнула головой, достала раскладную коляску из отдела самого большого чемодана, бережно уложила ребенка в нее, потом схватила чемоданы и невероятным образом потащила их за собой, умудряясь толкать коляску.
Олег смотрел ей вслед, пока та не скрылась из вида за зданием вокзала. Постояв еще немного и покусав губы, он как бы нехотя сдвинулся с места и пошел к ближайшему магазину. Хотя, конечно, "магазин" - слишком громкое название для подобия ларьков, которые понатыканы на станциях вдоль пути следования поездов. Олег купил в магазине две пачки сигарет и какой-то незамысловатой еды на пару-тройку дней.
С двумя небольшими пакетами он подошел к поезду.
- Извините, не подскажете, через сколько отправление?
- Десять минут, - проводница даже не повернула голову в его направлении.
- Ага, спасибо, - саркастично произнес Олег, поставил пакеты на землю и закурил.
"Красивый поезд. Как жизнь. Было бы забавно, если б люди рождались в последнем вагоне и, вырастая, проходили бы к голове. Большинство бы осело ближе к концу поезда - в плацкартах, кому хватило упорства, поселились бы в комфортабельных купе и вагоне-ресторане. Чуть дальше к голове - опять плацкарты, опять неудобно, но зато гораздо меньше народа. И только пару человек дойдут до головы состава и станут следующими машинистами." Он докурил, выбросил окурок в урну, стоявшую неподалеку, и начал подниматься по ступеням в поезд. Не успел он подняться и наполовину, как заметил молодую пару наверху. Оба смеялись, пытались ущипнуть друг друга и болтали о чем-то. Олег улыбнулся уголками рта и сошел обратно на платформу. Молодые спустились, поблагодарив его, и отошли куда-то. Олег забрался по ступеням в поезд и сел в свое купе. Он только закончил раскладывать вещи, как состав тронулся с места.
Олег тяжело приземлился на сиденье и положил пальцы на печатную машинку. В голове было пусто. Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку. "Вот что такое творчество? Умение, в первую очередь именно оно. Не только владение формой на высшем уровне - формой как внешней составляющей, которая доставляет чисто эстетическое удовольствие; формой как способом донести свою идею до читателя, зрителя; формой как подоплекой, неотъемлемой частью, сиамским близнецом наполнения, что вступает с ним в синтез и рождает нечто великое. Нет, умение заключается еще и в способности схватывать все на лету: как малейшие детали, кадры, способные сказать большее, чем трехстраничное описание состояния, так и великие закономерности, связывающие и пронизывающие весь мир, законы человеческой сущности. Но чистое умение - ничто без толики безумия или таланта - называй как хочешь. Творческий человек есть безумец. Так или иначе." Он прищурился и начал печатать. Солнце уже падало за горизонт, небо и пшеничные поля потихоньку окрашивались в кроваво-красный. Вдруг поезд резко затормозил.
Резкий свистящий скрип разрезал барабанные перепонки, Олега швырнуло инерцией на стену, со стола посыпались вещи. Поезд замедлялся еще секунд пять, а потом остановился. Олег выглянул в коридор - там уже собрался народ, среди которых ему бросились в глаза двое - мужчина и женщина средних лет, очевидно муж и жена. У нее было аккуратное красивое лицо и большие зеленые глаза, которые казались еще больше от страха. Мужчина не был особо крупным, но под одеждой заметно перекатывались сильные мускулы, а держался он так, что было понятно - женщина в полной безопасности рядом с ним. Они так и стояли - жена чуть сзади, обнимает за плечи мужа, который вышел вперед, загораживая ее от любой опасности. Толпа начинала гудеть, и в коридоре появилась проводница.
- Уважаемые пассажиры, причина остановки пока неизвестна. Сейчас мы свяжемся с машинистом и все... - резкий крик прервал ее. Это была та мамаша, которую Олег видел утром - она посмотрела в окно и резко отшатнулась.
Все бросились к окнам, Олег последовал за ними, и увиденное поразило его. На небольшой насыпи толпились люди, одеты в подобие военной форме. В руках у них было оружие всех возможных и невозможных видов. Они кричали, направляя стволы в поезд, кто-то стрелял в воздух. Из этой агрессивной массы вышел крупный мужчина, казавшийся самым спокойным. Он показал руками проводнице: "Открывайте двери, а не то будет хуже" и скрестил руки на груди в ожидании. Проводница оглянулась на пассажиров в поисках поддержки. Никто не произносил не слова. Олег осмелился нарушить молчание:
- Откройте. Иначе они нас здесь как собак постреляют.
- Но... - эта была та самая женщина.
- Не надо, Даш, - прервал ее муж. - Мужчина прав. Откройте. Им что-то нужно, мы узнаем, что конкретно, и будем надеяться.
- На что?
- Что им хватит благоразумия нас отпустить. Такое просто не останется незамеченным, и их дни будут сочтены, если они осмелятся с нами что-то сделать, - закончил он железным тоном. Олег отметил, что этот мужчина размышлял весьма здраво, он все больше ему нравился.
Проводница оглядела всех еще раз, потом вздохнула, ушла в тамбур и открыла дверь. До Олега донеслись крики:
- Все на улицу, быстро!
Люди переглянулись и стали потихоньку выходить. Вооруженный отряд построил всех в линию, несколько человек взяли толпу на прицел. Их лидер, тот самый спокойный мужчина, вышел и начал говорить громким, четким голосом:
- Мы боремся за независимость нашего края от прогнившего, коррумпированного правительства. Однако это правительство, - он выплюнул последнее слово, - никак не хочет смириться с тем, что у нас есть выбор. И оно подослало крысу. Это один из вас. Если он признается сразу, то мы отпустим всех, кроме него. Если все будут молчать, и мы найдем эту мразь, то прикончим всех. Понятно? - он сделал небольшую паузу. - Итак, кто-нибудь хочет пооткровенничать?
Никто не двинулся с места.
- Предупреждаю: у нас есть его приметы, так что обмануть никого не удастся.
Тишина была ему ответом.
- Хорошо. Я оглашал условия, - с этими словами мужчина двинулся вдоль линии, заглядывая каждому пассажиру в глаза. Закатное багряное солнце освещало его лысый череп, придавая повстанцу особо мрачный и ужасающий вид. Олег твердо встретил его взгляд, кто-то отводил глаза, и лидер повстанцев задерживался возле них подольше. Он так шел вдоль импровизированной колонны, пока не остановился возле того мужчины, которого отметил Олег.
- Ты, шаг вперед!
Мужчина уверенно шагнул, не отводя глаз. Повстанец прищурился.
- Уж больно твоя морда напоминает мне тот фотопортрет, - с этими словами он вытащил пистолет из кобуры и взвел курок. Мужчина молчал и продолжал смотреть повстанцу в глаза. Краем глаза Олег заметил, как сжалась его жена, в ужасе закусив губу. "Неужели он... Так почему он не сознался?" - мелькнуло в голове Олега.
- Ты ничего не хочешь сказать? - повстанец приставил пистолет ко лбу мужчины.
Тот молчал и смотрел в глаза лидеру взбунтовавшихся. Рука лидера напряглась, палец слегка вдавил курок.
Жена издала тихий сдавленный стон.
Мужчина по-прежнему молчал, лишь на его губах играла легкая улыбка.
Повстанец весь как-будто сжался, а потом резко рванул мужчину за правую руку и закатал рукав. Под ним была обыкновенная мужская рука. Повстанец внимательно ее осмотрел, силясь что-то найти.
- Чисто... Никакого шрама. Ладно, - он отошел от мужчины и быстро, будто с неудовольствием осмотрел оставшихся, а потом шагнул назад.
- Так, среди вас шпиона я не нашел. Как и обещал, вы свободны. Помните наше милосердие и расскажите всем о том, как мы пощадили вас, хотя могли спокойно пустить на фарш. А теперь пошли! - он махнул автоматом, и народ начал подниматься обратно в вагон. Олег почти ничего не слышал и не видел, сердце его бешено стучало. "Вот тебе и поездочка. Точно теперь будет о чем написать." У ступеней он пропустил мужа с женой вперед и услышал, как мужчина бросил презрительно: "Демагог", явно относящееся к повстанцу. И только едва заметная дрожь в его голосе могла выдать волнение. Олег прошел мимо своего купе сразу в тамбур. Достав дрожащими руками сигарету, он попытался ее зажечь, но ничего не выходило.
- Вам помочь? - Олег повернулся на голос. Это был пожилой мужчина, протягивающий зажженную спичку.
- Да, спасибо, - Олег затянулся и нервно выдохнул. Мужчина тоже прикурил и оперся на стенку тамбура.
- Вот это поездка, а? Сколько раз за всю свою жизнь ездил поездами, а ни разу ничего подобного не было, - мужчина доброжелательно усмехнулся.
- И не говорите. Вы куда едете?
- К жене, - мужчина помрачнел, его голос сразу стал глухим. Олег почувствовал это.
- Простите, если я что-то не то сказал, - аккуратно произнес он.
- Да нет, ничего страшного. Такое случается, закон времени, закон жизни. Хоронить свою любимую èду, - ответил мужчина на вопросительный взгляд Олега.
- Мои соболезнования...
- Не стоит. Вы ведь ее не знали. А жаль, она была замечательной женщиной. Читали "Преступление и наказание" Достоевского?
- Еще бы! - Олег аж выдохнул.
- Вот моя жена была Соней Мармеладовой. Ну как будто правда она ожила. "Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит", - процитировал мужчина с горькой усмешкой. Было видно, насколько он разбит. - Ладно, мне скоро выходить. Пойду собираться. Удачи вам.
- И вам удачи, - Олег проводил взглядом своего минутного собеседника, затушил сигарету и пошел в купе.
Зайдя, он сел за стол, пододвинул к себе машинку и начал печатать. В голове его роились мысли. "Все кончается. Жизнь есть отрезок. С началом и концом. И единственный способ сделать ее лучом - как математическим, так и солнечным или звездным, - в моих руках. Заронить идею в головы людей, согреть их ею, чтобы они понесли ее дальше, передавая друг другу как маленький огонек, который будет приносить тепло даже в самую лютую стужу. Творить - мой крест. И неважно, великий я или нет, я попытаюсь. Ведь потерпеть неудачу лучше, чем сожалеть о несделанном. Я должен писать, должен. И когда-нибудь у меня все получится. Конечно, всегда будет присутствовать это чувство незавершенности, но это хороший знак. Ибо если его нет, то все, конец, исчерпал себя. Стакан никогда не будет полон до самого края, но можно к этому максимально приблизиться. Писать - мой долг перед собой, перед Богом, перед людьми и миром." Олег потер пальцы с рассеянной улыбкой и начал печатать.
Солнце уже зашло, темно-фиолетовый низкий потолок неба потихоньку обрастал звездами. Где-то над горизонтом неспешно проявлялись очертания жемчужного диска луны. Деревья за окном мелькали настолько быстро, что практически слились в одну черно-синюю рябую стену. Колеса размеренно стучали о рельсы, и этот ритмичный звук необъяснимо гармонично вписывался в пейзаж по ту сторону стен поезда. Олег зажег лампу и продолжал писать. В коридоре раздались голоса:
- Врача! Быстрее, кто-нибудь, врача! Тут мужчине плохо!
- Да, что случилось? Я врач, не переживайте.
- Он просто упал и все.
- Пульса нет.
- Да сделайте же что-нибудь!
- Я не думаю, что здесь можно что-то сделать. Ему на вид лет восемьдесят пять. Старость не лечится и не реанимируется.
- Но как же так?.. Вы должны хотя бы попытаться!
- Вы ему родственником приходитесь?
- Нет. Какая к черту разница? Вы просто дадите ему умереть?
- Послушайте, я не смогу запустить его сердце без эпинифрина и дефибрилляторов; массаж сердца не поможет. Это обычная смерть от старости, поверьте мне, я знаю, о чем говорю.
- А я-то думала, врачи борются за жизнь до последнего.
- Есть вещи сильнее человека. И с этим ничего не поделаешь.
Послышался вздох.
- Да, да... Я понимаю... А что с телом?
- Сейчас спросим у проводника.
Олег перестал прислушиваться и вновь погрузился в работу. Перед его глазами почему-то проплыли все люди, которых он встречал в этом поезде: от Ксюши и младенца до этого старика, который только что скончался. "А я так и не посмотрел, куда еду. Ну и черт с ним" - подумалось ему. Воды и еды по-прежнему было немного. Зато были листы и сигареты. Поезд несся по рельсам, рассекая воздух, время неумолимо текло. А он сидел и писал, писал...