Я сидел в своей каюте. Стандартная каютка: 9 квадратных метров, кровать, шкафчик, совмещенный санузел. Ничего лишнего. И индивидуального. Оставить отпечаток свой личности очень трудно: стены даже не царапаются, если только атомарным резаком - да только где же его взять, клей и краска держатся, но первая же комиссия легко сдирает руками все, что приклеено или нарисовано. Артурчик все грозился, что собирается потихоньку снять с атаккера самый малый калибр, и, если он пройдет в двери, пальнуть на максимальной мощности - глянуть, что получится. Эдька уверял, что ничего не будет, дескать, это же внутрисистемная база - еще и не такое должна выдерживать, Артурчик же горячился , что это помещение внутреннее, и такую прочность ему иметь не вовсе не обязательно - не конструктивно это. Я же держался командирской точки зрения: у Артурчика непременно все получится - его выкинут в открытый космос после пятиминутного, тут же, на месте, трибунала, - чего он, боец Артур Манукян, видимо, и хочет добиться.

Скучная каюта, что и говорить. Впрочем, мне было не до ее неприглядности: глядя сквозь стену, я думал, чем же теперь займусь. Пожалуй, я останусь здесь. Дома делать нечего, хотя, скорее всего городишко, где выросли мы с Лин, еще стоит, даже, может быть, цел еще тот коттеджик: там не было ни центров планетарной обороны, ни даже самых завалящих капониров. Так что манги туда не стреляли. Там, где живут сейчас родители, мне тоже делать нечего: промышленная, загаженная планетка. Лететь в белый свет, в гигантскую линзу Галактики, как в копеечку? Выслуга лет у меня очень хорошая, да и награды, ранения - пенсию должны дать приличную. Но я ничего не умею - а без дела свихнуться можно. Значит, нужно пойти учиться. Я - прилежный студент под руководством аспиранта Эдуарда Минца. Мда-а... Так что - остаюсь. Здесь я хотя бы примерно знаю, что мне делать. Пусть в мирное время военным мало настоящей работы... но эта та работа, которую я знаю. может быть, мне удастся не чувствовать себя ненужным.

Дверной глазок запиликал. Я глянул в сторону двери: за ней маячил Артурчик. Я впустил его:

- О, как раз тебя вспоминал!

- Долго жить, значит, буду! А чего вспоминал-то?

- Да как ты собирался пальнуть по каютке из калибра...

- Ну, было дело, - ухмыльнулся он, - а может еще и долбану: под трибунал не отправят, выкинут только из армии, ну так я и сам собирался. Слушай, командир, давай и правда... а? Терять нам теперь нечего...

- Не, не поддержу я тебя. Даже если б хотел: я-то здесь остаюсь.

- Ворон... ты чего это? Серьезно, что ли? Ну, ты даешь! Я ж как раз насчет этого к тебе и шел...

- В смысле?

- В смысле, разговор тот продолжить. И правда, Ворон, на гражданке-то... Хорошо же ведь будет, а? Черт, я ж думал, все вместе и пойдем... А ты не хочешь. Далась тебе эта армия - мало воевал, что ли?

- А куда я пойду, Артурчик?

- Ну, домой поедешь, а там посмотришь... И вообще, тебе же пенсия положена!

- Положена. Но домой я не хочу...

- Ворон, ну поехали ко мне тогда! Я собираюсь вот дело начать, пойдешь ко мне, менеджером там каким-нибудь? Работой тебя нагружать особенно не буду, по старой-то дружбе... - Он засмеялся.

Я представил себя "менеджером" у Артурчика. Утро. Я прихожу в офис. Сажусь на свое место. Включаю компьютер, иду пить кофе. Пью кофе, щипаю за задницу секретаршу, она в ответ радостно хихикает. Возвращаюсь на рабочее место. Беру сигареты, иду курить. Курю. В курилке рассказываю сотрудникам два бородатых анекдота, и, в сотый раз, о каком-нибудь не особенно тяжелом сражении...

- Нет, Артурчик, спасибо. Не для меня это. И потом, я же тебя слушаться не буду совсем. По старой привычке буду пытаться командовать...

- Ворон, ну как хочешь. - Тут он опять осклабился: - А, может быть, с каюткой-то все же поможешь, а?

Я бледно улыбнулся и кое-как спровадил его восвояси.

Подложив под лицо ладони, я растянулся на койке ничком. Да, не особо радужные перспективы рисуются.

Снова запищал глазок. Я крикнул: "Войдите!", но из-за подушки голос звучал приглушенно, и замок не узнал команду. Пришлось повернуть голову.

- Ворон, етта-етта, здорово!

- Привет, Мишка. Какие вести принес, с чем пожаловал?

- Да я спросить хочу - ты куда на гражданке, значить, подашься-то, а? А то давай ко нам! Надел тебе дадим, общиной тебе трактор в долг купим... Сеструха у меня... кровь с молоком, опять же...

- Как звать-то сеструху? - Поинтересовался я.

- Машкой. Да у меня фото есть, сейчас я ее тебе представлю! - Он вытащил ком и стал с ним воевать, пытаясь вытащить из недр памяти требуемое изображение. - Вот!

Сестренка у него была и впрямь "кровь с молоком", пышущая энергией даже с фотографии.

- Как тебе, а? Она у меня, етта-етта, таких как ты вот мужиков любит, обстоятельных!

- Ладно, Миш, я подумаю, ладно? Потом скажу.

- Лады, Ворон, ага!

Я опять растянулся на кровати, но уже лицом вверх, и глядя в потолок, стал от нечего делать мысленно сравнивать Машку и Линку. Получалось забавно. Бывает, что бесплодные занятия не надоедают довольно долго. Через какое-то время я задремал.

Мне приснилась мать. Она жалостливо покачивала головой и говорила: "Как ты изменился, сынок... Ай-яй-яй... Пойдем я тебя покормлю супчиком, хороший такой, наваристый, из мангов!", а я вежливо отнекивался, но мать продолжала настаивать, и тогда я разозлился и накричал на нее, дескать, мангов я не ем, я на них охочусь, воюю с ними. Мать же достала ложку, и принялась меня пичкать, причем настойчиво тыкала меня этой ложкой куда-то в поясницу, все время увеличивая давление.

Проснувшись, я обнаружил, что заснул на коме, и он-то меня и давил в поясницу. Я вытащил его из под себя; на дисплее мягко мигал значок непрочитанного письма. От матери. Я усмехнулся совпадению, и собрался его прочесть, как тут опять пискнул глазок.

Вошел Эдька.

- Салют, командир!

- Салют, ведущий! Присаживайся, что ли... Собираешься предложить поступать в твой университет?

- Ну да.

- Да ну?

- А как ты догадался? - Рассмеялся он.

- Так ты не первый предлагаешь с собой на гражданку.

- Да ну?

- Ну да.

Рассмеялись мы оба.

- Ну и какой факультет ты собираешься мне предложить?

- Общего управления, конечно. Кафедру людских ресурсов. Ты умеешь управлять людьми, ты прирожденный администратор, командир, начальник, понимаешь? - Он слегка разгорячился. - у тебя огромнейший потенциал, ты умеешь использовать тот материал, что у тебя есть под рукой, наиболее эффективным методом. Только посмотри, как ты распределил всех нас в своем звене!

Я умею слушать людей, но умею и не слушать. Эдьку, конечно, стоило послушать: дураком он вовсе не был, но желания не было никакого, поэтому я отключился, понимающе кивая там, где этого ожидалось по интонации, и думая о своем.

- Эдь, - прервал я его, - да как же я поступлю, а? Я ж перезабыл уже все, что в школе учил.

- Не беспокойся, я тебе помогу. Это не так трудно, мозги-то у тебя есть.

- Денег у меня нет.

- Тебе же пенсию солидную платить будут, а если хорошо учиться станешь, так и на грант пойдешь!

- Нет, Эдь. Мозги у меня если и были, то давно атрофировались. Нет, даже не уговаривай.

Он как-то внезапно успокоился.

- Ну как хочешь, конечно. Но зря. Тебе бы светила хорошая карьера, хоть ученая, хоть администраторская. У тебя же это врожденное.

- Эдь, я к тебе обязательно приеду еще потом. И ты меня угостишь вашим студенческим пивом в вашей студенческой пивной, хорошо?

- Обязательно, конечно! Буду всегда рад!

- Ну и замечательно.

Он попрощался и вышел. Я в который раз повалился на койку, и наконец-то принялся за письмо. Все было, как я и ожидал: "жива-здорова... соседка то, сеседка се... давно не был с побывкой..."

"P.S. На этой неделе видела в магазине Линку Павлову, ту самую, с которой ты перед войной встречался. Так летела она куда-то, что я даже и сказать ей ничего не успела, но это была точно она. Память у меня на лица, сам знаешь, хорошая.".

Я вскочил, отбросив ком. Вот это новости! Вот это письмецо от матери!

К черту базу и войну, форму и службу! Линка, моя Лина жива, цела, и я знаю, где ее искать!