Клавдиенко Юлия Сергеевна : другие произведения.

Записки историка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Экспериментальный дневник. Никак не получится выложить весь текст сразу, потому что история - штука непредсказуемая. Никогда не знаешь заранее, куда она повернёт. Все события являются плодом воображения автора. Совпадения с реальностью случайны. В основном.
  17 июня
  
  Заседали. Согласно новой линии, которой придерживается управление науки и образования, все историки - ленивые бездари. Нас будут систематизировать.
  
  Согласно новому постановлению, учебники пишем отдельно для каждой страны. В управлении пояснили, что это способствует систематизации исторической науки. Академик Андрей Валерьевич Иванов, всю жизнь изучавший Месопотамию, приуныл, потому что с Месопотамией нынче проблемы. На запрос в управлении ответили, что нельзя быть специалистом по нескольким странам, нужно выбрать одну. На вопрос, что делать с Вавилоном, сообщили, что раз сейчас никакого Вавилона нет, то и его историческая ценность весьма сомнительна. Остаток дня Андрей Валерьевич на весь факультет громко ругался на древнешумерском.
  
  
  19 июня
  
  Академик Иванов уволился. Когда спросили, куда он теперь, ответил: 'В Месопотамию'. Плюнул, выругался и вышел.
  
  Тем временем, как нам систематизироваться никто понятия не имеет. Декан, Михаил Русланович, позвонил в управление, спросил, можно ли начинать переписывание. Ответили, что составляют график совместной работы историков на факультете, скоро вышлют. Михаил Русланович понял превратно и на радостях назначил общее собрание, на котором сообщил, что, по всей видимости, от 'этого идиотского постановления' отказались. Скорее всего, просто курс симпатий поменяют и оставят в покое. Гадали, кого теперь назначат врагами, если и коммунисты, и капиталисты уже были. Андрея Валерьевича пока что решили не трогать, пусть немного успокоится.
  
  После обеда прислали график и указания к новой системе. Половине факультета захотелось к Андрею Валерьевичу в Месопотамию. Кафедры у нас теперь разделены по странам, но на всех кабинетов не хватает, поэтому на бывшей кафедре востоковедения я теперь занимаю корейский угол. А так как с корееведами у нас негусто, я теперь ещё и завугол. И с этим я бы ещё смирился, но лаборантка Ксюша решила, что из всех углов предпочитает именно корейский. Быть беде.
  
  По новым правилам необходимо письменное подтверждение наличия/отсутствия межкультурных влияний для каждой отдельно взятой страны. Перечитали раз семь до того, как поняли, чего от нас хотят. Некоторое время слышались лишь вдохи и выдохи разной степени напряжённости, слова категорически не подбирались.
  
  Первыми в себя пришли египтологи, потому что с них вся эта вакханалия, по тому самому графику, начиналась. Переглянулись и пошли на кафедру английской филологии, получать подтверждение, что в древнеегипетском языке нет влияний староанглийского. Это, конечно, и так понятно, но нужно доказать. Как доказать то, что и так понятно - хрен его знает.
  
  Со страхом жду понедельника.
  
  
  21 июня
  
  Утром (в корейском углу) на корейской кафедре меня встретила улыбающаяся Ксюша, окружённая идеальными лицами таких же улыбчивых корейских юношей, явно участников какого-нибудь всем кроме меня известного бойз-бенда. Теперь (корейский угол) корейская кафедра выглядит как комната девочки раннего подросткового возраста. На вопрос, куда делась маска традиционного корейского театра XIX века, подаренная Сеульским университетом, Ксения решительно заявила, что маска старая и страшная и совсем не подходит для привлечения истинных ценителей корейской культуры. В ответ я немного грубо потребовал вернуть маску на её законное место. Ксюша разрыдалась и, причитая, что никто не ценит её стараний, вытащила откуда-то из дальних глубин стола злополучную реликвию. Я повесил маску на стену. Теперь она аккуратно закрывает лицо одного из солистов. Выглядит действительно пугающе.
  
  Тем временем жду египтологов. Будем писать о взаимном влиянии древнеегипетской и древнекорейской цивилизаций. Влияния никакого нет, но это опять нужно доказать. Звонил в управление, спрашивал, можно ли писать об эпохах, когда никаких влияний не было. Ответили, что отсутствие влияния должны подтвердить все специалисты. Подловил приятеля с египетской кафедры Александра Николаевича, спросил, можно ли подтверждение поставить задним числом. Он вздохнул, похлопал по плечу и покачал головой.
  
  - Так уже от Аргентины просили. Половину кафедры уволили, а по Аргентине только один человек был...
  
  - А как же тогда половину-то? - озадаченно спросил я.
  
  - Уволили и сразу обратно приняли. Одного приняли, одного уволили, из двух остался один. Шутим мы так. Только вы об этом не распространяйтесь, а то к нам математиков пригонят. Их и так пригонят - обосновывать научную ценность древнеегипетской математики - но это мы ещё выдержим. А вот высчитывать половину кафедры истории Аргентины... - он не договорил, махнул рукой и, быстро оглядевшись по сторонам, проследовал в свой кабинет.
  
  
  22 июня
  
  Александр Николаевич в больнице. Инфаркт. Сегодня пришло постановление, что в целях систематизации исторической науки, история всех стран будет переписываться в алфавитном порядке. Египет откладывается. Ждём специалистов по Австралии. Даже не знал, что у нас такие есть.
  
   Позднее
  
   У нас таких нет. В австраловеда (или австралолога - ещё не решили) переквалифицировали Петра Евгеньевича, который раньше изучал колониальную Британию. Он, конечно, пытался протестовать, но даже ему самому понятно, что больше некому. Со слабой надеждой спросил, может ли он, будучи специалистом с рядом опубликованных исследований, хотя бы про влияние Великобритании написать самостоятельно. Из управления пришёл ответ, что, раз Пётр Евгеньевич считается специалистом по Австралии, он не может наверняка знать, о британском влиянии, и обязан пройти консультацию у компетентного историка. Пётр Евгеньевич в довольно экспрессивной форме попытался донести информацию, что в его компетентности не сомневается историческое сообщество учёных всего мира. В управлении пообещали разобраться, почему австраловед (называем пока что так) занимается не своим регионом, а вводит мировую историческую науку в заблуждение, позоря честь университета и отечественной исторической науки в целом. Теперь Пётр Евгеньевич вместе с Александром Николаевичем в одной палате. В том, что они в ближайшее время будут обсуждать египетско-австралийские отношения, мы как-то сильно сомневаемся.
  
  
  25 июня
  
  Дни тянутся медленно. Если нет лекций - хочется удавиться. Хотя раньше было наоборот. Пётр Евгеньевич всё ещё в больнице. Австралологом больше назначать некого. Да и не получилось бы, по плану больше одного австралолога нам не положено. Можно было бы, конечно, пока поработать с Австрией, но на это предложение в управлении очень возмутились и сказали, что исследования должны проводиться в строго установленном порядке, а нам, историкам, лишь бы смуту навести. Олег Васильевич с кафедры отечественной истории заметил, что смуту как раз всякие управления наводят, а историки потом в этой смуте разбираются.
  
  К слову, те, кого назначили главными по Австрии, не очень расстроились такому решению. Потому что Австро-Венгрия - это беспорядок какой-то, нужно определиться, кто по Австрии, кто по Венгрии, а не мешать всё в одну кучу. Естественно, пытались объяснить, что Австрия и Венгрия были одним государством, и их разделение невозможно с точки зрения истории. В ответ посоветовали поменять точку зрения, потому что любое государство имеет право на свою независимую историю. То ли посмеяться, то ли посочувствовать.
  
  Рухнули надежды африканистов на то, что Африку управление воспринимает как одно государство. Пытаемся поддержать ребят, но выходит не очень. Понимаем, что им сейчас, наверное, тяжелее всех. Высказали предположение, что там наверху из гугл-картинок скачали политическую карту мира, и не застрахован теперь никто. Кафедра английской истории в полном составе загадочно ухмыляется, в глазах читается что-то недоброе - говорят, нужно дождаться понедельника. Не знаю, что они там замышляют, но, надеюсь, у них всё получится. Иначе в гор. больнице можно будет открывать филиал исторического факультета
  
  
  28 июня
  
   У англичан получилось! С утра в управление был направлен запрос, как официально называть кафедру: английской истории, британской истории или истории Великобритании. В управлении очень неуверенно пообещали разобраться. До сих пор распоряжений не поступило. Англичане (британцы, великобританцы) каждые полчаса звонят в управление, узнают, как решается вопрос, и добавляют аргументы за Англию (Британию, Великобританию). На кафедре собрался весь факультет, слушаем ответы по громкой связи, еле сдерживаемся. Судя по голосам, работники управления близки к отчаянию. Похоже, положение для них безвыходное.
  
  Петра Евгеньевича выписали, к вечеру он дошёл до меня. Увлеклись и два часа обсуждали влияние Британской империи на Корею, когда вспомнили, что нужно говорить об австралийском влиянии. Пётр Евгеньевич резко замолчал и выдохнул.
  
  - А у вас какого-нибудь коньячку не найдётся? - наконец спросил он.
  
  - Пётр Евгеньевич, да Вы что! Вы же только из больницы! - я почувствовал, что на этот раз сердце кольнуло у меня.
  
  - Нда... Жаль-жаль. Тут без коньяку не разберёшься.
  
  Я покивал, с трудом убедив себя, что при таких условиях лучше не разобраться.
  
  - А как думаете, чем вся эта английская задумка окончится? - спросил я, пытаясь ещё немного задержать у себя коллегу.
  
  - Да кто ж его знает. Если бы всё было известно наперёд, необходимость в нас, как в специалистах, исчезла бы сама собой. Мы тут с вами сидим не для того, чтобы предсказывать, что будет, а объяснять, как так получилось. Ну, как максимум, ссылаться на то, что такое уже было, а когда нас не слушают, бросать укоризненные взгляды, кричащие 'А мы ведь говорили!' - он с интересом рассматривал изображение корейских певцов, один из которых всё ещё 'носил' маску - какой... неординарный дизайн. Сами придумали?
  
  - Скорее стечение обстоятельств вынудило...
  
  - Вот и я о том же. Чем бы эта задумка ни окончилась, всё равно мы найдём выход. Мы их всех переживём.
  
  С этими словами он встал, пожал мне руку и вышел из кабинета. Через полчаса оттуда вышел и я.
  
  
  29 июня
  
  У нас раскол английской кафедры: сами придумали - сами поверили. Вроде как шутки ради начали друг другу приводить аргументы в пользу того или иного названия, а в итоге разругались в пух и прах. Теперь лаборанты бегают к дизайнерам заказывать гербы. Что логично, для Англии - с красной розой, для Великобритании - с белой; британцы, недолго думая, выбрали жёлтую. Лето обещает быть весёлым. Хорошо, что сессия закончилась, студенты в большинстве своём разъехались и не видят, чем мы тут занимаемся.
  
  После обеда о своей независимости объявили Шотландия и Уэльс, о чём и сообщили в управление. На требование прекратить балаган ответили, что любое государство имеет право на свою независимую историю. Явно разослали клич по студентам: последние стягиваются в университет, несут розы разных цветов. Во дворе произошла потасовка жёлтых и белых роз, победил отряд британцев. Красные в этом конфликте не участвовали - со стороны западного входа встретились с шотландцами, завязли в бою.
  
  Все английскую кафедру осуждают, но предпринимать ничего не торопятся. Ходят слухи, что все конфиденциально объявили мобилизацию среди студентов. У меня двенадцать человек, случись что, это мало поможет, но подстраховаться стоит. Тем более, японская кафедра очень недружелюбно косится из своего японского угла.
  
  
  30 июня
  
  Необходимость в мобилизации отпала. Отряды наших студентов со вчерашнего вечера ведут хронику боевых действий, благодаря чему силы борцов пополняются непрерывно. Где-то даже гордость за них берёт, но пора с этим, конечно, заканчивать. Английская кафедра помирилась, но это уже бесполезно: благодаря соцсетям - да продлятся дни интернета - боевые действия развернулись и в университетах других городов. Никто уже не помнит, с чего всё началось, борьба у всех своя, кто-то называет войной, кто-то революцией.
  
  Пишут из других вузов, спрашивают, что у нас тут случилось. Рассказали в общих чертах. Выдумкой английской кафедры восхитились, сказали, что возьмут на вооружение. Правда, что делать со студенческим движением не знают. Да и нужно ли с ним что-то делать - тоже вопрос. Лидеров нет, требований тоже... Если бы в своё время так Зимний брали, не лежал бы сейчас Ленин в мавзолее.
  
  Все, естественно, сидят по домам. Пока погранзаставы в универе пройдёшь - уже нужно будет домой возвращаться. А вечером, судя по тик-току, - комендантский час. Не успеешь покинуть университетские коридоры - вообще не выйдешь. Поэтому решили отдохнуть. Что там может случиться, когда из оружия только смартфоны, которыми прямые трансляции ведут так, что никакая система наблюдения рядом не стоит. Пусть управление разбирается.
  
  Оно, кстати, скромно молчит. Михаил Русланович сказал, что с ним связались из центрального аппарата, потребовали объяснить ситуацию. Он и объяснил. Ждём, к чему это всё приведёт.
  
  
  5 июля
  
  Заседали. Согласно новой линии, которой придерживается управление науки и образования, историческая наука сильно устарела и её нужно срочно омолодить. В целях омолаживания деканом назначена бывшая лаборантка Ксюша, потому что у неё больше всего подписчиков в соцсетях. Могло быть хуже, если бы декана выбирали из студентов. Первым делом снял со стены маску. На всякий случай, унесу домой, от греха подальше. Возможно, это я сейчас в буквальном смысле.
  
  Думали, что можно изменить. Если кому-то из нас удастся раскрутиться в интернете, можно претендовать на переизбрание декана. Правда мы сильно сомневаемся, что сможем поднять более интересную тему, чем Ксения в лифте, завтрак Ксении или Ксения в бикини на пляжах Турции. Попробовали уговорить Евгению Александровну с японского отделения составить Ксюше конкуренцию. Она ответила, что единственный перфоманс, который она может нам предложить - катана, разрубающая на куски половину (в основном, мужскую) исторического факультета. Идея интересная, но неоднозначная. Думаем дальше.
  
  Студенты воодушевлены, на всех перекрёстках интернета кричат, что перемены, которых так долго ждали, наконец, наступили. Ожидают, что все барьеры падут, границы рухнут, и вся молодые учёные мира, взявшись за руки, войдут в светлое будущее, свободное от политических заговоров и открытое прогрессивным идеям. Хочется верить, конечно, но меня не покидает смутное чувство, что такое уже когда-то было.
  
  Из хорошего: нам вернули наши кафедры. Если очень повезёт, ещё и учебники переписывать не придётся. Я больше не завугол, но не особо расстраиваюсь. Поводы для печалей ещё впереди.
  
  
  7 июля
  
  Исчезновение маски Ксюшу очень обрадовало. Она вообще уже третий день прямо таки светится от счастья и энтузиазма. Говорит, что дизайнеры разрабатывают нам новый корпоративный стиль. А значит, должен быть и старый. Поспрашивал на факультете, никто не в курсе, что он у нас был.
  
  Учебники переписывать не будем. Мы их просто утилизируем. Потому что это - пережиток прошлого, а нужно следовать новым трендам. Теперь лекции будем проводить в формате трансляций, стримов и видосиков на ютюбе, прости Будда. Учебники 'за ненадобностью' выносим с кафедр и складируем в одной из аудиторий. Называем её 'свалка истории'.
  
  Студенческое ликование переросло в общемолодёжное. Как следствие, про торжество науки никто уже не вспоминает, все силы, вроде бы, брошены на то, чтобы каждый голос был услышан, а на смену старому миру пришёл новый. Практика, правда, показывает, что чем громче голос, тем тривиальнее мысли его носителя. Те же, кому есть что сказать, отмалчиваются в своём тихом углу, равнодушно наблюдая за происходящим и снимая с себя ответственность безучастной фразой 'меня всё равно никто не услышит'.
  
  
  9 июля
  
  Утро началось с собрания факультета. Ксюша произнесла очень вдохновенную речь о том, что теперь мы наконец-то можем выйти за рамки, раздвинуть границы и почувствовать себя свободными в своей любви к истории. Учитывая литературные вкусы новоиспечённого декана, мы понятия не имеем, где она такого начиталась. Если только за последнюю неделю в моду не вошёл жанр революционной романтики. Это бы всё объяснило.
  
  Ксения сообщила, что с понедельника нужно начинать выкладывать видео на канал, поэтому попросила очень серьёзно отнестись к выбору тем. И без этого готовились к сентябрьской конференции, так что врасплох захвачены не были. По крайней мере, пока Ксюша не решила нас в него захватить.
  
  - Вот Вы, Юрий Сергеевич, о чём будете снимать?
  
  - О традиционном корейском театре - сказал я тоном восьмиклассника, который очень хочет, чтобы от него отстали и не мешали заниматься своими делами.
  
  Ксения неожиданно воодушевилась.
  
  - Отлично! Я вам скину подборку дорам и фильмов по Вашей теме! - улыбнулась она, всячески пытаясь показать свой дружелюбный настрой - Тогда за выходные ознакомитесь и...
  
  - Вы, конечно, извините, Ксения Дмитриевна, - я вальяжно развалился на стуле, надеясь скрыть крайнюю степень раздражения, и заговорил самым нахальным тоном, на какой был способен - но я историю по книгам привык изучать, а не по сериалам. Так что позвольте самому решать, о чём рассказывать и что для этого использовать - я криво улыбнулся, придав лицу выражение высокомерного презрения.
  
  - Ну, Юрий Серге-е-е-евич, - капризно протянула она, закатив глаза - ну, какие книги? Кто там их писал и когда? А кино сами корейцы о своей истории снимают. Они же её лучше знают, правильно?
  
  Откуда-то с галёрки послышался сдавленный смешок Олега Васильевича с отечественной истории.
  
  - Хо-хо! - выдохнул я, впервые в жизни осознав насколько точно это междометие может передать всю гамму нахлынувших противоречивых эмоций.
  
  Ксюша явно расценила мою короткую реплику как выражение согласия и переключила внимание на других, жаждущих познать её вселенскую мудрость. Я же слегка наклонился к сидевшему рядом Петру Евгеньевичу.
  
  - Про художественные допущения лучше не говорить? - шёпотом спросил я. Тот неопределённо махнул рукой, как бы говоря, что это не поможет.
  
   После собрания разошлись по домам - Ксения сказала, что всё равно здесь делать нечего, а она до понедельника ремонт хочет закончить, чтобы 'наш факультет был самым трендовым!'. Пообещала списки рекомендованного к просмотру выслать каждому в директ, пожелала плодотворной работы, побольше вкусняшек и лучей добра, и выпорхнула из кабинета.
  
  
  12 июля
  
   Я и мои коллеги бесконечно далеки от такой социальной сети как Тик Ток. Лично я что-то слышал о Тик Ток домах, но никогда не думал, что буду иметь к нему прямое отношение. И кто бы в чём не убеждал, наш факультет выглядит как чёртов Тик Ток Хаус. К тому же, все аудитории, кабинеты и коридоры напичканы камерами, работающими 24/7. В кои-то веки студенты атаковали сообщениями. Разделились на два лагеря: одни восторженно предлагают помощь в раскрутке, другие с тревогой спрашивают, всё ли у нас хорошо. А мы просто хотим в отпуск.
  
   На этом бурная деятельность нового декана не закончилась. Следующим шагом, по её же словам, будет введение дресс-кода. Думал, что одеть меня в стиле южнокорейского айдола - высшая степень идиотизма. А потом узнал, что Евгении Александровне предложено косплеить персонажей аниме. Она предложила всё же реализовать перфоманс с катаной, на этот раз разрубающей декана. Стараемся не отходить от принципов гуманизма, но соблазн слишком велик.
  
   В пятницу нас ожидает большая конференция, куда Ксения пригласила ряд выдающихся (пока ещё не знаем, чем) блогеров. Будут рассказывать, как привлечь аудиторию, какой контент в тренде и другие очень важные детали, без которых историческая наука существует уже несколько столетий. После этого судьбоносного мероприятия, по всей видимости, шагнём либо дальше, либо глубже.
  
  
  13 июля
  
  По дороге на факультет встретил Эмму Георгиевну с литературоведения. Она выходила из конференц-зала, откуда уже в пятницу буду выходить я, и при внешнем спокойствии, выражение её глаз не оставляло сомнений в том, что эта интеллигентнейшая женщина готова совершить смертоубийство максимально изощрённым способом. А как литературовед, Эмма Георгиевна знала немало способов, описанных в отечественной и зарубежной прозе.
  
  Я поздоровался, но ответа не последовало.
  
  - Здравствуйте, Эмма Георгиевна, - повторил я чуть громче - Как Вы?
  
  - А, Юрий Сергеевич, здравствуйте! - она, слегка улыбнувшись, рассеянно посмотрела на меня. - Всё хорошо, благодарю. Как ваши дела?
  
  - Да тоже неплохо. А у вас там - я кивнул в сторону распахнутой двери, из которой продолжали выходить сотрудники факультета литературоведения, мягко говоря, в скверном настроении - совещание было?
  
  Эмма Георгиевна поджала губы.
  
  - Лучше. Два часа слушали, что Пушкин и Достоевский неактуальны, а вот в книгах популярных блогеров поднимаются реальные проблемы современного общества. Правда, какие конкретно, объяснить так и не смогли. А мне лично очень интересно, что это за проблемы такие, о которых Достоевский не подозревал, зато Элен Мокко готова поведать миру.
  
  - Кто, простите?
  
  - Элен Мокко, - профессор помахала кричащей обложкой - 'Круассаны и горячий шоколад на парижских крышах', экземпляр с автографом автора. Экспонат в мою коллекцию. - Она открыла книгу и зачитала - 'Утренние, еще неуверенные лучи весеннего солнца робко ощупывали крыши, улицы и парки города. Булочная на углу еще не открылась, но из-за деревянной двери наружу проскальзывал тонкий, волнующий обоняние, аромат свежеиспеченного хлеба. Шарлотта следовала к самому сердцу города, чтобы в который раз насладиться обликом просыпающегося Парижа с самого верха Эйфелевой башни...' Каково?
  
  - Э-э-э... Сложно судить, в Париже быть не доводилось.
  
  - А Вы не волнуйтесь, автору тоже. Сейчас главное не то, как этот Париж выглядит, а как автор его чувствует. И не только Париж, кстати. - Эмма Георгиевна не без удовольствия наблюдала за моим лицом, выражающим все оттенки недоумения - Вот об этом мы два часа и слушали. Если обобщить.
  
  - А у нас в пятницу такое же мероприятие проводить будут - после недолгой паузы поделился я.
  
  - Тогда, коллега, желаю Вам стойкости и терпения - и, ободряюще кивнув на прощание, она оставила меня наедине со страхом перед грядущим.
  
  
  16 июля
  
  Это был долгий день. После таких дней хочется заснуть, а проснувшись осознать, что ничего не было.
  
  В конференц-зале собрались уже на нервах: помимо литературоведов подобные заседания уже прошли у географов и физиков, а слухи по университету разлетаются быстро. Никаких иллюзий мы не испытывали, прекрасно осознавая, что сегодня всю нашу работу и работу историков прошлого похоронят под курганом невежества. Забегая вперёд, после заседания отправились поминать.
  
  Нам отвели места вокруг стола, во главе которого уже восседал парнишка лет двадцати-двадцати двух, с айфоном последней модели в руках и выражением уверенного отсутствия мыслей на лице. На стол, как дула автоматов в местах лишения свободы, были направлены камеры. Везде и сразу умудрялась находиться Ксюша, которая больше походила не на декана, а на организатора праздников.
  
  - Рома, мы готовы начать - заискивающим тоном сообщила декан пареньку. Тот, не выпуская гаджет из рук, посмотрел на неё, обвёл взглядом сидящих за столом и вытащил из глубин сознания улыбку, которую явно считал очаровательной. Хотя вздёрнутая бровь Евгении Александровны, обычно выражающая крайнюю степень неудовольствия, должна была кричать об обратном. Ромчик на этом не остановился и озорно подмигнул всем присутствующим. Евгению Александровну передёрнуло, она опустила бровь и прищурила глаза, что означало объявление жестокой и беспощадной войны.
  
  - Всем здравствуйте! - открыла заседание сияющая как никогда Ксюша, - Спасибо всем кто пришёл!
  
  - Как будто у нас был выбор - шёпотом отреагировал сидящий рядом со мной Олег Васильевич.
  
  - Это Рома, он известный блогер, вы, скорее всего, знаете его по каналу 'Реальность в сознании'.
  
  - Скорее всего... - иронично отозвался Пётр Евгеньевич.
  
  - При Михаиле Руслановиче такой хрени не было - тихо вздохнул кто-то слева. Все услышавшие кивнули в знак согласия.
  
  А слово взял Ромчик.
  
  - Да, в общем, хорошо, что наконец-то вы теперь можете рассказать правду, а не выполнять всякие правительственные заказы - с детской непосредственностью начал он. Мы переглянулись, пытаясь силой мысли удержать друг друга от чего-то противозаконного и непоправимого. - И хорошо, что теперь вам летом не нужно будет на всякие раскопки дебильные ездить.
  
  - Чё? - по-дворовому, а потому очень по-родному, гаркнул завкафедры археологии Николай Степанович.
  
  Ромчик явно неправильно оценил эмоцию, заложенную в этом внезапном выкрике, и продолжил:
  
  - Фальсификациям мирового правительства больше никто не верит. Достаточно вспомнить, сколько лет нас травили байками про татаро-монгольское иго.
  
  - Чё? - не сдержался на этот раз Олег Васильевич.
  
  - Потому что они все хотят, чтобы мифическое средневековье, описанное в их учебниках, стало нашей реальностью.
  
  - Чё? - последовала реплика Петра Евгеньевича.
  
  - Вот в Северной Корее, например, это удалось, потому её так и гнобят, что завидуют.
  
  - Чё? - услышал я свой голос.
  
  - Так, - рявкнул Николай Степанович - то есть Вы нам тут на полном серьёзе заявляете, что не было никаких цивилизаций, всё заговор археологов. Конечно, всё лето по колено в говне и пыли ищешь то, что потом всю зиму от говна и пыли будешь очищать - заговор, без сомнений...
  
  - Николай Степанович, - решила прийти на помощь Ксюша - это и против археологов заговор же! Вас же обманывали! Спецслужбы закапывают то, что вы потом раскапываете и думаете, что это какая-нибудь ваза девятого века.
  
  Челюсть Николая Степановича, подчиняясь гравитации, которую пока что не успели отменить, рухнула вниз.
  
  - А она у нас точно универ закончила? - прошептал я через стол Петру Евгеньевичу. Пётр Евгеньевич застрелился из пальца и откинулся на спинку стула.
  
  - Вот именно - Ромчик явно нас всех ненавидел и решил убить разом, пока мы собрались в одном месте. - Но теперь можно говорить правду, поэтому...
  
  - Какую на хрен правду? - Олег Васильевич взорвался - Вы что несёте? Какого ига не было?
  
  - Татаро-монгольского, - понятие 'риторический вопрос' популярному блогеру, по всей видимости, было мало знакомо - как может быть татаро-монгольское иго, когда Татарстан находится в России, а Монголия - отдельное государство? И про археологию вы зря так возмущаетесь. Сколько лет прошло, улицы где были, там и остаются. Ну, максимум, мне бабушка рассказывала, что там, где сейчас торговый центр раньше кинотеатр был. Но здание где было, там и стоит. А нам говорят, что где-то в полях города какие-то раскопали? Да если бы города там были, они так бы и стояли. Это всё равно, что сейчас скажут 'А давайте Москву на сто пятьдесят километров влево сдвинем'.
  
  - Молодой человек, - Пётр Евгеньевич воспользовался ошарашенностью коллег и попытался остудить молодой горячий ум - Вы же должны понимать, что мы говорим не о десятилетиях, а о тысячелетиях! За это время происходили войны, природные катастрофы, переселения народов - чего только не случалось...
  
  - Да ну что Вы! Какие тысячелетия! История насчитывает максимум тысячу лет, не больше! И то это много. Вы представляете вообще, сколько это? Да люди по сто лет редко живут, а вы такие цифры называете, которые точно никто ни помнить, ни знать не может!
  
  - Ага, а тирания в Северной Корее, по-вашему, сколько лет длится? - подал голос я - И вообще, Вы с полной уверенностью можете утверждать, что там всё именно так, как Вам кто-то рассказал?
  
  - А Вы сами были в Северной Корее? - он испытующе уставился на меня.
  
  - Нет. И именно поэтому я воздерживаюсь от высказываний, в которых не удостоверился лично.
  
  - А вот я смотрел репортажи людей, которые там были, они Вам ни о чём не говорят?
  
  - Репортажи? Ну, конечно, там же ни сценария, ни монтажа, ни задумки режиссёра нет...
  
  - Да нет, Вы не поняли! Не художественные фильмы, а репортажи, они же документальные! Какие режиссёры? Там же всё, как есть показывают. - Он не злился, а скорее, расстраивался из-за того, что мы никак не хотели принимать правду. Но и наше терпение уже было на исходе.
  
  Первым зал покинул Николай Степанович. А следом как по команде начали выходить остальные. Ксюша безуспешно пыталась нас остановить, но ничего не получалось. Уже из коридора было слышно, как она приносила Ромчику глубочайшие извинения за произошедшее.
  
  
  17 июля
  
   Утром написал Олег Васильевич. Спрашивал, читал ли я комментарии к вчерашнему мероприятию. Мне это и в голову не приходило, но Олег Васильевич очень советовал.
  
   Подписчики Ромчика стеной встали на его защиту, для чего ругали нас последними словами. Олегу Васильевичу, например, желали быть расстрелянным сталинским режимом. А Николаю Степановичу - чтоб его на раскопках засыпало. Лично меня откровенно послали и посоветовали не... выделяться, потому что если я не скроюсь в Северной Корее, где меня расстреляет товарищ Ким (какой конкретно не уточнили), меня найдут и заставят на коленях вымаливать прощение. Даже интересно, как они планируют это сделать. Среди подписчиков оказалось немало наших студентов. Эти в выражениях были более сдержанными, но всё же смогли донести мысль, что им стыдно учиться у таких как мы. Кто их заставляет - так и не понял.
  
   Те, кто принимают нашу сторону, мгновенно попадают в опалу. Потому что поддерживать Ромчика - это не бояться высказать свою позицию, а критиковать его - быть неудачником с промытыми мозгами, которых всех нужно в печке сжечь. Во имя свободы слова, по всей видимости.
  
   Несколько человек написали мне лично, выражали согласие и убеждали не обращать внимания на всяких идиотов. Попытался включить мудрого наставника и ответил, что мнение противоположной стороны тоже имеет право на существование. Хотя больше пытался убедить в этом себя, а не студентов. 'Вы не думайте, что мы все такие, - писал один из них - мы тоже не этого ждали от 'курса на омоложение'. Мы с друзьями обращались в управление, предлагали варианты, как реформировать универ, что можно взять из западной системы, что из советской, как их совместить. Но нам сказали не лезть, потому что и без нас разберутся.' А мне теперь страшно даже подумать, как с нами будут разбираться дальше.
  
  
  19 июля
  
  Не успел дойти до кафедры, как уже в коридоре меня перехватил Олег Васильевич, который сообщил, что нас вызывают к декану. Прогулка до деканата была такой недолгой, что мы успели лишь в общих чертах намекнуть друг другу о необходимости обсудить объявленную нам в интернете войну. Беседа обещала быть интересной, поэтому мы выразили надежду, что надолго Ксюша нас не задержит.
  
  Когда мы вошли, за столом уже сидели Николай Степанович и Пётр Евгеньевич. Во главе сидела Ксения, лицо которой выражало все оттенки скорбящего сочувствия. Мы поздоровались с коллегами и заняли свободные места.
  
  - Рада, что вы пришли - голос декана был полон отчаяния и срывался. Судя по интонации, дальше должна была следовать просьба о возвращении алмазных подвесок. - Вы, наверное, уже знаете, что наше заседание набрало очень много просмотров. В общем, большинство недовольно и считает, что ваши взгляды не позволяют университету стать... ну, более современным. Вот. - Ксюша изо всех сил пыталась не встречаться с нами взглядом - Если бы не такое внимание, мы бы выкрутились, но очень много людей требуют, чтобы вас уволили.
  
  До этого момента я даже не представлял, насколько точно мимика может передать эмоции, которые нас охватили. И это хорошо, потому что самым подходящим словом, описывающим душевное состояние, было 'охренеть', а хотелось в этой ситуации выглядеть достойным интеллигентом.
  
  - Поэтому - продолжала наша звезда соцсетей - мы вынуждены с вами расстаться.
  
  Мы молчали. Не от обиды или несправедливости, а потому что вообще не знали, какого лешего происходит и что в таких случаях принято говорить.
  
  - Позвольте уточнить, - вмешался Пётр Евгеньевич - то есть, вы нас увольняете, потому что этого требуют люди, бесконечно далёкие не только от нашего университета, но и от любого университетского образования в принципе - я всё верно уловил?
  
  Ксения замялась.
  
  - Понимаете...
  
  - Во имя королевы Виктории, Ксюша, да или нет? - Пётр Евгеньевич смотрел на неё так, как обычно смотрел на экзаменах: без осуждения или недовольства, а просто ожидая правильного ответа от не самого успешного студента.
  
  - Ну, какая разница, будут они у нас учиться или нет?.. Но, честно говоря, большая вероятность, что они захотят к нам поступать, если у наших преподавателей будут более прогрессивные взгляды.
  
  - А, ну, хорошо - Пётр Евгеньевич с каким-то облегчением встал из-за стола, - тогда я домой, по почте заявление пришлю, если не возражаете. Коллеги, вы со мной?
  
  Ничего не говоря, мы вышли вслед за ним.
  
  - Ни хрена себе... - уже в коридоре выдохнул Николай Степанович. Мы согласно кивнули.
  
  - Пётр Евгеньевич, а почему Вы такой спокойный? - спросил я.
  
  - А чего мне волноваться? Я не пропаду... Второй месяц лета заканчивается, а я в отпуске не был. Вот отдохну, а потом и буду решать, что с этим делать. И делать ли вообще. - Теперь я был абсолютно уверен в искренности его равнодушия - И вам советую заняться тем же самым - он по очереди пожал нам руки и поспешил на кафедру за вещами.
  
  Все вещи были при мне, но я всё равно решил заглянуть к своим. Востоковедение встретило приглушённым жужжанием: все что-то активно обсуждали. Но внимание переключилось на меня, стоило только открыть дверь.
  
  - Юрий Сергеевич, - ко мне быстрым шагом подошёл Геннадий Дмитриевич с китайского отделения - что происходит? В нашей группе пост выложили, что Вас увольняют!
  
  - Ну... уже уволили - неловко улыбнулся я.
  
  Вся кафедра одновременно охнула.
  
  - То есть как? За что?
  
  - Если вкратце, по требованию возмущённых народных масс.
  
  На некоторое время воцарилась тишина.
  
  - Зря вы от катаны отказались, - с плохо скрываемым раздражением высказалась
  
  Евгения Александровна, и, достав из ящика стола пачку сигарет, подошла к окну.
  
  - Пётр Евгеньевич говорит, что мы теперь отдохнём зато - я пожал плечами.
  
  - И он тоже? А кто ещё с вами?
  
  - Николай Степанович и Олег Васильевич.
  
  - Да-а-а...
  
  Оставаться было неловко и я, попрощавшись с коллегами, покинул кафедру. Прощаясь с охранником и оставив за плечами двери университета, я не мог отделаться от ощущения, что покидаю его ненадолго.
  
  
  20 июля
  
   Проснувшись, осознал, что сегодня в моей жизни не будет ни Ксюши, ни популярных блогеров, ни прямых трансляций и около получаса блаженно улыбался потолку. Через пару дней попробую хотя бы немного попереживать из-за сложившейся ситуации, но пока нужно от неё абстрагироваться.
  
   Пока готовил завтрак, позвонил Андрей Валерьевич, пригласил к себе на пару дней. Только не в Месопотамию, а на дачу. Идея мне понравилась, после еды пошёл собирать вещи. Смена обстановки - это то, что сейчас и нужно.
  
  
  23 июля
  
   Пока меня не было, почту атаковали студенты. Возмущались, говорили, что добьются моего возвращения. Не успел пустить слезу и поделиться этим с остальными репрессированными, как написал Олег Васильевич. Посыл его защитников примерно такой же. Спросили, не получали ли подобных посланий Николай Степанович и Пётр Евгеньевич. Оба ответили утвердительно. Приятно знать, что тебя любят и ценят.
  
   Разговор плавно перешёл на обсуждение прошедших дней, которые наша компания провела на даче Андрея Валерьевича. В итоге добавили в беседу и его, и договорились в скором времени собраться снова. Очень хотел предаться тоске по поводу увольнения, но пока что не получается.
  
  
   26 июля
  
   Звонок Александра Николаевича застал меня со шваброй в руках: я наконец-то взял себя в руки и принялся разгребать бардак, который до этих пор оправдывал дикой загруженностью. Однако предложение бывшего коллеги встретиться после обеда, свело решимость на нет. Вплоть до выхода из дома, уже одетый и собранный, я задумчиво смотрел сквозь гору грязной посуды в мойке, и думал, зачем я мог ему понадобиться в середине рабочего дня. Не хотелось признавать, но мысль, что через него меня хотят позвать обратно, настырно звенела где-то в лобной доле мозга. Правда, как к этой мысли относиться, я так и не понял. С одной стороны, такой вариант был желателен с точки зрения самолюбия, с другой - здравый смысл кричал, что соглашаться нельзя ни за какие сокровища мира. Впрочем, все мои предположения, как оказалось, были категорически далеки от истины.
  
   Когда я подошёл к заведению, выбранному местом встречи, Александр Николаевич уже сидел за столиком и грустно смотрел на полчашки чёрного кофе, стоявшего перед ним.
  
   - День добрый, Александр Николаевич, - мы пожали руки - давно ждёте? - спросил я присаживаясь.
  
   - Здравствуйте-здравствуйте, Юрий Сергеевич, - он откинулся на спинку стула - просто пришёл чуть раньше. Ну, как у Вас дела?
  
   - У меня? - я пожал плечами - Да ничего, вроде. Отдыхаю вот пока что.
  
   - Это правильно, - он как-то очень активно закивал - и я вот тоже.
  
   - Отпуск взяли?
  
   - Да нет - он со вздохом уставился в чашку - уволили меня в пятницу. Выходные в себя приходил. Жена в шоке, что дальше делать - не представляю.
  
   Моего контроля хватило только на то, чтобы держать рот закрытым. Остальные части лица в меру способностей выражали полное недоумение.
  
   - А Вас-то за что? - спросил я, когда удалось вернуть контроль над голосовыми связками.
  
   - Проводил собеседование с абитуриентами, - Александр Николаевич лениво помешивал ложечкой уже остывший кофе. Никакой реакции не последовало и он, наконец посмотрев на меня, пояснил - а их родителям не понравилось, как я его проводил, и они написали коллективное письмо на имя декана. Сказали что-то вроде 'не видно, чтобы мы хотели, чтобы их дети у нас учились'.
  
   - А мы... должны хотеть? Не наоборот, нет?
  
   - Уже нет - мой собеседник сделал глоток и скривился, непонятно, от отвратительности холодного кофе или пережитой ситуации. - Ксения вызвала к себе и полчаса объясняла, что мы не можем так разбрасываться людьми. Что мы их заинтересовать должны, чтобы они все к нам пришли. А я их отталкиваю, и они теперь пойдут туда, где им будут рады. А если на наш факультет никто не пойдёт, его закроют.
  
   - То есть как?
  
   - Полным составом. А за освободившиеся аудитории эконом и юрфак будут баттлы устраивать. С прямой трансляцией. За кого больше проголосуют, тот кабинеты и получит.
  
   - Да ну, бред! Что, историю изучать бросят?
  
   Он посмотрел таким тяжёлым взглядом, что мне реально стало страшно.
  
   - Если история не в тренде - значит, она не нужна. И всё, что не в тренде не нужно. Вот химики волну поймали. Каждый день выкладывают видео с опытами своими: то медный купорос поджигают, то натрий с хлором смешивают, то фосфор с щелочами...
  
   - А это не опасно?
  
   - Ну, им виднее... что не сделаешь ради просмотров... Ну, и это же химики, они от этого кайфуют. А от истории кайфуют только, если в ней теории заговоров есть. По крайней мере, большинство. А меньшинство нас не спасёт. Каждый год рейтинги составлять будут. Кто три последних места занимает - тот вылетает. По крайней мере, до следующего года.
  
   - На черта?
  
   - Дух соревнования. Чтобы мы за год подготовились и выдали перфоманс. Такой, что все к нам табунами примчались. Как варвары на Рим. Ну, Вы знаете, к чему это всё привело в итоге.
  
   - Так те, кто поступит, четыре года должны же отучиться? - попытался воззвать к здравому смыслу я.
  
   - Да кто за ними следит? Интересно, сколько поступит, а сколько закончит и куда они все потом денутся - это вообще мало кого волнует. Причём поступивших в том числе. - Александр Николаевич достал из кармана пачку сигарет, пересчитал оставшиеся, и положил обратно. - Я зачем Вас вытащил... А чёрт его знает, не знаю, зачем. Думал, спрошу, как Вы справляетесь, что нас ждёт со всем этим бардаком. А сейчас рассказал, что происходит и вопросы отпали.
  
   - А я бы всё равно ответить не смог. Может быть, мы с Вами просто остались где-то в прошлом? Может, мы действительно, живём устаревшими понятиями? В молодости наши взгляды - холмы, с которых мы оглядываем окрестности, а в старости - пещеры, в которых мы прячемся.
  
   - Кто сказал?
  
   - Фицджеральд.
  
   - Глубоко. Может быть и так. Вот и посмотрим. Будем делать то, что историкам и положено - наблюдать. - Он оставил деньги под блюдцем, после чего мы встали и направились к выходу.
  
   - Фицджеральд, говорите? Вам, кстати, Эмма Георгиевна привет передавала. Говорит, слышала об увольнении, очень рада за Вас.
  
   Я кивнул.
  
   - А они там как? Держатся? - мы вышли на улицу.
  
   - Как могут. Работают над литературным вкусом. Или, если точнее, над его уничтожением.
  
   Мы немного прошли вместе, после чего Александр Николаевич попрощался и свернул к своему дому, а я побрёл на остановку. Переживание по поводу увольнения снова откладывается.
  
  
  28 июля
  
   Позвонил Геннадию Дмитриевичу, спросил, что у них там. Говорит, налаживают производство мерча: футболки, тетрадки, брелки и прочую дребедень с учёными, деятелями искусств и историческими личностями. В связи с этим, исторический пока не закрывают, он может окупиться. А вот переводчики под ударом: во-первых, Нора Галь менее узнаваема, чем, например, Менделеев (так что химики сейчас в полной безопасности), а во-вторых, зачем заниматься в университете тем, что можно выучить и самому через приложение в телефоне. Если так рассуждать, то зачем в принципе нужны университеты, если всё можно в интернете найти, непонятно. Геннадий Дмитриевич повздыхал, и сказал, что всё, по-видимому, к этому и идёт.
  
  
  29 июля
  
   Я всё о футболках думаю. Ну, почему нельзя было сначала футболки выпустить, а потом уже блогеров звать. А на факультете, наверное, мерч бесплатно раздают. Нужно будет Геннадия Викторовича попросить для меня что-нибудь отложить, потому как идея, честно говоря, мне нравится. Не настолько, конечно, чтобы примириться с существованием Ромчика в одной вселенной со мной, но достаточно, чтобы немного взгрустнуть из-за увольнения.
  
  
  2 августа
  
   Геннадий Викторович согласился, сегодня приходил забирать. Внимание привлекла группа людей с плакатами перед главным входом. Постеснялся подойти и прочитать сразу, поэтому задал вопрос Геннадию Викторовичу, который сразу при встрече в главном холле вручил огромный пакет, набитый всякой всячиной.
  
   - Здесь Вам с разных факультетов насобирали, с миру по нитке, так сказать - коллега усмехнулся. - Да это так... Движение против монетизации русской культуры. Майки с Достоевским и рюкзаки с Лениным оскорбляют их чувство национального достоинства - раздражённо выдохнул он.
  
   - А что тут оскорбительного-то?
  
   - Ну, вот не место светилам русской культуры на ширпотребе всяком. Это Вы, я вижу, ещё комментарии в соцсетях не читали, там нас такими словами погоняют, не сразу поймёшь, что авторы сказать хотели.
  
   - Не читал, - согласился я - но ведь не мы первые такие вещи производить начали...
  
   - Не мы. Но как высшее учебное заведение, должны решительно осуждать подобную низкопробную популяризацию.
  
   - Так это ханжество какое-то, - решительно не понимая, что оскорбительного для Достоевского в футболке с его изображением, высказался я.
  
   - Да кому какая разница? Работник сферы образования должен иметь высокие моральные устои, матом не ругаться, в азартные игры не играть. Иначе мы оскорбляем честь альма-матер, знаете ли - Геннадий Викторович презрительно поджал губы. - Вот Вас пижама с Ким Чен Ыном сильно оскорбила? - он кивнул на баул в моих руках.
  
   - Да вообще не оскорбила... Получилось отложить?
  
   - Шутите, Юрий Сергеевич, как это для Вас Ким Чен Ына не отложить? Там ещё и толстовка с тремя Кимами, даже на сайте ещё пока не разместили.
  
   Видеть я себя, конечно, не мог, но судя по ощущениям, лицо сияло от счастья. Геннадий Викторович тоже был доволен тем, какой эффект на меня произвёл их сюрприз.
  
   - Вот и носите на здоровье! - сказал он и сразу же взгляд его погрустнел - Жаль, конечно, что Вы не с нами.
  
   - А многих ещё уволили?
  
   Мой собеседник покачал головой.
  
   - Пытаемся к новым правилам адаптироваться, обходим острые углы... Как и всегда, собственно. - Он выдохнул и посмотрел на протестующих за стеклянными дверьми главного входа. - Хотя не думаю, что это надолго. - Он снова посмотрел на меня - Вы ведь вернётесь, если Вас обратно пригласят?
  
   Я пожал плечами.
  
   - Если пригласят, тогда и буду думать, сейчас непонятно всё. Вы всем привет передавайте. И держитесь там. Как-нибудь да образуется.
  
   На этой невнятной фразе мы распрощались, и я со своей добычей отправился домой.
  
  
  4 августа
  
   Не знал, чем заняться, поэтому решил почитать, чем там люди возмущаются. То ли Геннадий Викторович приуменьшил масштабы движения, то ли оно так возросло за прошедшие пару дней, но ещё немного и против историков целый крестовый поход организуется. Даже обидно как-то: на оскорбление чувств верующих в высшее образование всем плевать, а вот Ленин на футболке напечатанный - это, конечно, возмутительно.
  
   Среди особо рьяных обличителей увидел несколько уже известных имён, которые пару недель назад обличали тех, кто не согласился с блогером Ромчиком. Как в их мировоззрении заговор археологов сочетается с оскорблением достоинства посредством шмоток, я, ей-богу, понять не могу. Особенно теперь, когда я и мои коллеги по несчастью внезапно провозглашены жертвами режима и борцами за чистоту истории. И те же, кто тогда требовал нашего увольнения, сейчас начали требовать нашего же возвращения в университет, причём на руководящие посты. Вспомнил вопрос Геннадия Викторовича о том, вернусь ли я в универ, если позовут. Наверное, нет. Ну их к лешему. Неадекват какой-то.
  
  
  9 августа
  
   В пятницу из внезапного экзистенциального кризиса не менее внезапно вырвал звонок Олега Васильевича. Сообщил, что на следующий день в том же составе собираемся на даче у Андрея Валерьевича, на что я сразу же согласился. По приезду обнаружил, что к нам присоединились Александр Николаевич и бывший декан Михаил Русланович, что вызвало особую радость, так как последний, после того, как его заменили Ксюшей, скрылся от мира и решительно ни с кем не шёл на контакт.
  
   Остаток вечера слушали рассказы последнего, который, как оказалось, сразу после увольнения улетел в Непал, откуда вернулся в начале недели. Судя по его буддийскому спокойствию, Непал нам всем не помешает.
  
   На следующий день Андрей Валерьевич позвал на рыбалку. Такого опыта в моей жизни ещё не было, поэтому без сомнений согласился. Сама рыбалка, правда, свелась к тому, что мы, полукругом расположившись под тенью деревьев, недалеко от берега реки, любовались открывающимся видом и говорили о наболевшем.
  
   - Может, всё-таки, мы неправы? - Пётр Евгеньевич, откинувшись на спинку складного стула, прикрыл глаза - новые времена - новые условия, а мы пытаемся к ним применять старые методы...
  
   - Ага, - Николай Степанович наблюдал за комаром, усевшимся на его руку - да здравствует всеобщая деградация. - Он шлёпнул ладонью по насекомому гораздо сильнее, чем того требовали размеры бедного создания, и смахнул останки несчастного в траву.
  
   - Всеобщая деградация здравствует всю историю человечества, - дружелюбно заметил Пётр Евгеньевич и, заметив неодобрение на лице Андрея Валерьевича, добавил - Вы уж извините, Андрей Валерьевич, но это так, к сожалению. Просто тот же интернет нам даёт более точное представление о масштабах трагедии. Вот в нашей молодости интернета не было, общались своим узким кругом и верили, что все остальные круги похожи на наш узкий. А сейчас эти круги значительно расширились, и статистика заговорила не в пользу наших убеждений.
  
   - Да не скажите, - возразил радушный хозяин - а как же абитуриенты? Сравните, кто к нам десять лет назад поступал с теми, кого мы в прошлом году приняли. Или вон Александра Николаевича спросите, он приём этого года застал, сами знаете, чем закончилось.
  
   - Так и цифры приёма растут, - вмешался я, приложив бумажный платок к мокрому от пота лбу, - что поделаешь, если диплом сейчас ценится исключительно как приданное.
  
   - Вот именно, - поддержал меня Михаил Русланович - есть же прекрасные и, что главное, нужные профессии, для которых никакое высшее образование не требуется. Но нет, все гонятся за каким-то призрачным престижем. Да любое дело престижное, если в него душу вкладывать.
  
   Все согласно кивнули.
  
   - В интернете, кстати, нас жертвами режима считают, требуют вернуть. - Прервал я едва наступившую тишину.
  
   - Да, я тоже читал - донёсся голос Олега Васильевича. - Поздравляю, коллеги, вот нас и подняли на знамёна истории. Не каждому выпадает такая честь - он саркастически усмехнулся.
  
   - Надеюсь, кто-нибудь согласится вместо меня на знамёнах повисеть - отозвался Николай Степанович.
  
   Вечером мы снова сидели на террасе, стараясь держаться нейтральных тем. За разговорами о былых временах и историями из жизни прошла вся ночь. Около пяти утра, несмотря на протесты Андрея Валерьевича, я попрощался и побрёл на электричку.
  
   Недалеко от города снова появилась сеть. Телефон разрывался от уведомлений о пропущенных звонках и сообщениях во всех мессенджерах. Геннадий Дмитриевич просил связаться с ним при первой возможности. Поразмыслив, решил, что сначала нужно выспаться, потому что собеседник из меня никакой. Созвонюсь ближе к вечеру.
  
  
  После обеда
  
   Проснулся от раздражающего продолжительного звонка на телефон, который в будущем дал себе слово держать подальше от кровати и обязательно на беззвучном режиме. На экране белело имя Геннадия Дмитриевича.
  
   - Да - в этом слове удивительным образом сплелись раздражение, усталость и попытка скрыть два предыдущих состояния.
  
   - Юрий Сергеевич, слава Богу, я до Вас дозвонился! - он был чем-то сильно взволнован - Никто больше трубку не берёт, ни Олег Васильевич, ни Пётр Евгеньевич... Ни до кого не могу дозвониться!
  
   - А, да, - лексический запас после непродолжительного сна восстанавливаться отказывался. - Мы у Валерия Андреевича...Андрея Валерьевича на даче были, - попытка подавить зевок не удалась - там связи нет.
  
   - Понятно, Юрий Сергеевич, а Вы сейчас можете в университет подъехать?
  
   Я растерянно приподнялся, пытаясь сфокусировать взгляд на одной точке.
  
   - Даже не знаю, я сейчас очень не готов куда-то выезжать...
  
   - Мы Вас очень просим, Юрий Сергеевич! До завтра можем не протянуть! - голос в трубке дрожал.
  
   Я резко вскочил с кровати, в глазах потемнело от резкого движения и предчувствия чего-то очень нехорошего. Затошнило.
  
   - Что у вас случилось?
  
   - Приезжайте, пожалуйста! Мы Вас очень ждём! - он повесил трубку.
  
   Выругавшись, я вызвал такси и начал одеваться. Машина ещё не приехала, и я зашёл на сайт университета. На главной странице красовалось объявление:
  
  
   УЛЬТИМАТУМ
  
   Администрации N-го университета
  
   Мы, участники протестного движения, выступающие в интересах патриотически настроенной части населения, в целях противодействия антигосударственной политике управления образования, требуем вернуть в штат университета уволенных по идеологическим причинам научных сотрудников до 8 часов утра 9 августа (понедельник). В противном случае, мы будем вынуждены перейти к решительным действиям.
  
  
   Я чуть не выронил телефон, когда пришло уведомление от водителя. Отправил скриншот ультиматума в нашу беседу, пока буду ехать, попытаюсь до кого-нибудь дозвониться. Надеюсь, вечером вернусь.
  
  
  10 августа
  
   Несмотря на то, что не спали всю ночь (а кто-то и две), заседали. Согласно новой линии, которой придерживается управление науки и образования, историческая наука должна противодействовать идеологической войне, направленной против нашей великой Родины. Как нужно противодействовать пока не знаем, поэтому пьём чай и разговариваем. Со вчерашнего дня не был дома, за двое суток спал от силы часа два. Остальные тоже не очень-то бодры.
  
   Вчерашний таксист сказал, что прямо к университету не повезёт, потому что там опять какие-то волнения. Я попросил свернуть в переулок за пару кварталов, где и вышел, зная, что где-то здесь можно срезать. Срезать там действительно было можно, но этот путь охранялся ополчением патриотически настроенной молодёжи (об их настрое узнал уже позже), которое меня и схватило. Меня повалили на землю и окружили. Я, понимая, что даже умение драться, если бы оно было, сейчас бы не спасло, подтянул колени к груди и вместе с головой закрылся руками, выставив локти. Однако ударов не последовало, вместо них я услышал смутно знакомый голос.
  
   - Юрий Сергеевич, это Вы что ли? - я выглянул из-под своего импровизированного панциря. Передо мной стоял студент Лазарев, чей студенческий статус регулярно оказывался под угрозой, но уже третий год ему удавалось выкрутиться.
  
   - Я, - тяжело дыша, я сел, уперев локти в колени и опустив голову.
  
   - А что ж Вы сразу не сказали?
  
   Я посмотрел на него и насмешливо ответил:
  
   - А как Вы, Лазарев, себе это представляете? - студент потупился - Я надеялся, что вы знаете, как выглядят те, за возвращение кого вы тут сражаетесь. - Вся группа амбалов пристыжено смотрела себе под ноги.
  
   - М-да... Неудобно как-то получилось - Лазарев подал руку и помог встать. Я начал отряхиваться, но быстро плюнул на это неблагодарное дело.
  
   - Что тут у вас вообще происходит? А ну брысь! - рявкнул я на молодчика, который надеясь загладить вину, попытался очистить от пыли ещё недавно чёрную футболку.
  
   - Мы вас спасаем... от беспредела аппарата...
  
   - Ну, у вас почти получилось. Только когда в следующий раз соберётесь спасать, можно я сам с крыши сброшусь? - Я раздражённо выдохнул - А преподаватели тут при чём? Вы, Лазарев, между прочим, Геннадию Дмитриевичу обязаны. Если бы он за Вас, Лазарев, не вступился в мае, не было бы Вас сейчас в нашем университете. И вот Ваша благодарность: сидит он сейчас, как в осаде, и выйти боится. И не могу сказать, что не понимаю его настроения, - я строго обвёл взглядом всю шайку, которая сейчас больше напоминала нашкодивших пятиклассников. - Ладно. Внутрь меня проведите. Тут ещё Олег Васильевич, Пётр Евгеньевич и Николай Степанович подъехать собирались. Их как-нибудь поспокойнее спасайте. А то я-то безобидный, а от Николая Степановича разговорами не отделаетесь. Пошли уже.
  
   Охранник с опаской посмотрел на нашу компанию. Я подошёл к двери, а мой конвой остановился поодаль. Дверь приоткрылась, и я проскользнул внутрь. Охранник порывисто меня обнял и со словами 'Вас уже давно ждут' отправил на факультет.
  
   Коллеги встретили улыбками и объятиями. Только непонятно, связано это было с искренней радостью от встречи или же с облегчением из-за ультиматума повстанцев. Впрочем, разбираться не стали, проблем и так хватало.
  
   - Они тут все выходные простояли, - недовольно высказалась Евгения Александровна - При чём тут мы - вообще непонятно. Как будто мы новогоднюю польку плясали от радости, что вас уволили.
  
   - А Ксюша где?
  
   - Домой смылась. Теперь постит в инстаграмме, как ей страшно и призывает всех к миру и любви - ответил Геннадий Дмитриевич. - Хотя без Ксюши не было бы и всего этого бардака.
  
   - А управление что?
  
   - А что управление? Управление на выходных было. А сейчас говорит, что свяжется с деканом, потому что его, в нашем случае её, для того и выбирали.
  
   - Надеюсь, вы им сказали, что у них плохой вкус на деканов...
  
   Около девяти вечера к нам присоединились остальные. В том числе Михаил Русланович, который взял на себя роль переговорщика. Ближе к полуночи приехали представители управления. В шесть утра было объявлено о лишении Ксюши должности декана, все её распоряжения теряли силу, новым деканом стал старый добрый Михаил Русланович, а всех репрессированных, включая меня, вернули на прежние места. Патриотически настроенная молодёжь ликует, лидеры движения, включая пресловутого Лазарева, произнесли воодушевляющие речи во дворе университета. Судя по ним, мы опять вступили в светлое будущее. Чтобы больше никуда не вступить, поехал домой отсыпаться.
  
  
  12 августа
  
   Функции ректора взяло на себя движение патриотической молодёжи (ДПМ). Вчера ими же на все факультеты были назначены наблюдатели за соблюдением патриотической программы. Куратором исторического факультета избран студент Лазарев. Когда уже начнём выбирать мы - непонятно.
  
   Рабочие дни, по распоряжению ДПМ, начинаются с мотивационной речи наблюдателя, т.е. Лазарева, что удивительно, так как до сих пор его уровень владения словом мог смотивировать только на добровольное самоубийство. Уже второй день слушаем, что первостепенной задачей является ликвидация последствий разрушительной деятельности свергнутого руководства, во главе с бывшим деканом. Согласно новой линии, ДПМ в ходе ожесточённой борьбы за сохранение отечественной науки, удалось вырвать её из когтей зарубежных недоброжелателей, чтобы, освободившись от гнёта глобализации, пойти своим независимым путём. С радостью отправили бы и Лазарева, и ДПМ самым независимым путём, который можно было бы найти, но решили подождать, пока всё успокоится. В конце концов, роль стран антинаполеоновской коалиции будут оценивать исходя из исторических фактов, а не голосованием на странице в инстаграм, что уже хорошо. Знал бы я полгода назад, чему мы теперь будем радоваться.
  
  
  15 августа
  
  Совершенно неожиданно позвонил Геннадий Дмитриевич и подозрительно жизнерадостно спросил, собираюсь ли я ехать на конференцию в Корею в октябре. Вопрос удивил, потому как в этой конференции я участвую каждый год, начиная с самой первой встречи.
  
  - Да это я на всякий случай - как будто отмахнулся коллега. - А сам доклад уже подготовили?
  
  - В целом да, чуть отредактировать осталось...
  
  - Это хорошо. - Он замялся. - Тут такое дело. В этом году текст доклада не позднее, чем за месяц нужно на утверждение ДПМ отдать. Если позже - могут не отпустить.
  
  Я замер, как мне казалось, с довольно глупым выражением лица, и порадовался, что в этот момент находился один.
  
  - То есть? Что за утверждение?
  
  Геннадий Дмитриевич вздохнул и ответил уже привычным голосом, не пытавшимся изображать крайнюю степень оптимизма.
  
  - Проверять нас теперь будут, Юрий Сергеевич, достаточно ли мы страну свою любим, не прогнулись ли под иностранные державы, отстаиваем ли её честь с должным упорством.
  
  - А я при чём? Я про традиционный корейский театр пишу, куда тут прогибаться и кого не уважать?
  
  - Так никто ни при чём, - после недолгой паузы мой собеседник продолжил - Все теперь должны, не важно, какая тема, главное, какую идею она будет доносить. А прогнуться, если захотеть, куда угодно можно. Вот такие новости. Вы извините, что в выходной потревожил, но уж очень не терпелось поделиться. Сам минут пятнадцать назад узнал.
  
  - Ну, что Вы, Геннадий Дмитриевич, спасибо за информацию. Будем думать, что с этим делать.
  
  Мы попрощались, и я сел редактировать статью. Чем просто обожаю заниматься на выходных.
  
  
  16 августа
  
   Отдал статью на утверждение. До конференции ещё два месяца, но лучше закончить с этим пораньше. Атмосфера на факультете напряжённая. Все явно начали что-то подозревать, но вслух пока не говорят. Так как я первый из сдавшихся, ждут, как отреагирует ДПМ.
  
   После обеда
  
   Вызвали в ректорат. Руководитель ячейки ДПМ при нашем университете в лоб спросил, почему вместо истории нашей великой Родины я начал изучать какую-то Корею. Ожидал чего угодно, но, как водится, не этого.
  
   - Да Вы не волнуйтесь так, Юрий Сергеевич - ласково сказал молодой человек лет на десять младше меня, всем видом демонстрирующий уверенность в собственном могуществе. Сидевшие по обе стороны от председателя четверо, включая Лазарева, изобразили дружелюбие. У них получилось бы лучше, если бы при этом глаза не выражали снисходительное превосходство. Мысленно пожалел, что Лазарева в своё время всё-таки не отчислили.
  
   - Да я и не волнуюсь. Вопрос просто ваш... Странный.
  
   - Почему же? - главный смотрел прямо в глаза, кажется, даже не мигая.
  
   - Да потому что не помню я уже. Пятнадцать лет прошло, откуда я знаю, о чём я тогда думал. После школы вообще все идут, куда получится - я выразительно посмотрел на Лазарева.
  
   - Возможно-возможно, - председатель коротко пробарабанил пальцами по столу - но сейчас же Вы взрослый человек, у Вас должны уже сложиться правильные принципы... Идеалы, к которым нужно стремиться.
  
   'Давай, расскажи мне в свои двадцать два, или сколько там тебе, к чему я стремиться должен' - раздражённо подумал я, с трудом сдержавшись и не произнеся это вслух.
  
   - Значит так, - продолжал он - статью свою перепишете. Вот Вы говорите про традиционный корейский театр. А почему не указываете влияние нашего театра... на корейское искусство?
  
   - Так потому что не было никакого влияния. Где Корея и где мы? Особенно в средние века... Не было влияния и быть не могло!
  
   - Юрий Сергеевич, - председатель раздражённо поджал губы - влияние есть всегда, было бы желание его найти. И мы Вам очень советуем это сделать, иначе не видать Вам не только конференции, но и некоторых других бонусов, к которым Вы, возможно, привыкли и уже не замечаете. Но, поверьте, жизнь Ваша без них станет намного сложнее. - Его взгляд вновь стал доброжелательным - пора поработать на благо страны - добавил он с лёгкой улыбкой.
  
   Я выполнять это требование отказался, потому что история - это объективный взгляд, а не орудие политической пропаганды, и покинул кабинет.
  
  
  17 августа
  
   - А Вы, Юрий Сергеевич, смелый человек - сказал Александр Николаевич после моего изложения вчерашней ситуации.
  
   - Откуда такой вывод?
  
   Мы с коллегами свернули в боковой коридор, где располагался истфак. У входа суетилась группа молодых людей (нужно полагать, членов ДПМ), натягивающая под потолком транспарант 'История - двигатель патриотизма'.
  
   - Да вот хотя бы поэтому - Александр Николаевич кивнул на происходящее.
  
   - Да-а-а, теперь нас в покое не оставят... - обречённо заметил Пётр Евгеньевич - Накроет гуманитариев этот патриотизм.
  
   - Всем достанется, полагаю - мрачно заметил я. Мы пошли дальше.
  
   - Достанется. Вот только если у математика два плюс два как было равно четырём, так и будет, то нам теперь... срочно нужно искать влияние большого театра на корейский народный - иронично-сочувственно заметил Олег Васильевич.
  
   - А если Вы подтвердите, что не было влияний? - с мольбой обратился я к приятелю.
  
   - Будем вам обоим передачки отправлять - усмехнулся Николай Степанович.
  
   Олег Васильевич кивнул.
  
   - Это вам не блогеры. Они бы только в соцсетях заблокировали, а что этим в голову придёт - чёрт его знает.
  
   - Так они же боролись, чтобы нас с вами вернули... - четыре пары глаз удивлённо посмотрели на меня.
  
   - Вы на самом деле в это верите, Юрий Сергеевич? - спросил Александр Николаевич, озвучивая общую мысль после недолгой паузы.
  
   - Да нет, - я немного успокоился - это так, от отчаяния.
  
   Мы разошлись по своим кафедрам.
  
   На востоковедении меня встретил взволнованный Геннадий Дмитриевич.
  
   - Юрий Сергеевич, что случилось?
  
   Я непонимающе уставился на него, мысленно перебирая варианты, из-за которых он мог так разнервничаться.
  
   - Из ректората указание утром поступило, требуют закрыть корейское отделение за антипатриотическую позицию. И Вас уволить.
  
   - Опять?!
  
   Геннадий Дмитриевич развёл руками.
  
   - Это ведь с Вашей статьёй к конференции связано?
  
   Я мрачно кивнул. И после тяжёлой паузы спросил:
  
   - Геннадий Дмитриевич. Вот скажите, пожалуйста, мы когда-нибудь сможем своим делом заниматься? Кому-нибудь кроме нас эта история интересна? Для чего мы вообще здесь сидим, если для одних главная проблема, как Англию назвать, другим нужны заговоры, третьим - оголтелая пропаганда, а что четвёртые потребуют даже представить нельзя. А мы со своей правдой лезем. - Я замолчал, пытаясь привести в порядок мысли, которые, в связи с моим эмоциональным состоянием, возвращаться в рациональное русло никак не хотели.
  
   - Да нет у нас никакой правды - Геннадий Дмитриевич отошёл к окну, - правда и справедливость у всех своя. Вот и выбирайте: каждый раз курс менять, или упрямо ждать, когда ваши взгляды совпадут с мнением большинства. Если проще: быть политической проституткой или мучеником режима. В первом случае Вас будут презирать, но без защиты правящих кругов не останетесь. Во втором - будут слагать легенды, возможно, в застенках они помогут - Он обернулся ко мне и усмехнулся - Вот и выбирайте.
  
   Я сел за пока что свой стол и задумчиво упёрся взглядом в маску, которая всего лишь несколько дней назад вернулась на своё место.
  
  
  19 августа
  
   У лестницы меня окликнула Эмма Георгиевна.
  
   - Доброе утро, Юрий Сергеевич! Приятно видеть Вас снова - она едва заметно кинула в знак приветствия. - Рады возвращению?
  
   - Здравствуйте, Эмма Георгиевна - я попытался нацепить на лицо самое непринуждённое выражение - да, конечно. Вот, вернулся к работе.
  
   Интонация явно не выражала экстаза. Эмма Георгиевна, что-то заподозрив, посмотрела на меня внимательнее.
  
   - Что-то случилось?
  
   Я кивнул.
  
   - Пойдёмте-ка на кафедру, поболтаем немножко - она отстранилась, пропуская меня вперёд на свой факультет.
  
   Кафедра зарубежного литературоведения мало чем отличается от кафедры востоковедения, да и от всех других кафедр. Если не считать, что вместо изображений исторических личностей/ химиков/ физиков здесь висят портреты писателей и поэтов.
  
   'А ведь можно было на стенах эти портреты написать. Или цитаты из книг... Или даже какую-то часть оклеить книжными страницами' - подумал я и тут же осёкся, как будто сказал это вслух. За такое отношение к книгам тут и побить, наверное, могут. 'Если книги, конечно, и так утилизировать собираются' - закончил я мысль, на всякий случай, придав ей наиболее безобидную форму. Я присел за стол, пытаясь урезонить воображение, которое вовсю развивало предыдущую идею уже для кафедры востоковедения (кстати, отсылки к театру кабуки для японского отделения нужно будет ненавязчиво предложить Евгении Александровне).
  
   - Ну, рассказывайте - Эмма Георгиевна подала кружку чая, поставила вазочку с печеньем и села напротив.
  
   Она внимательно слушала, не перебивая, пока я не высказал всё, что случилось, и что я по этому поводу думаю.
  
   - Видите ли, - начала Эмма Георгиевна после небольшой паузы - Геннадий Дмитриевич, конечно, прав. И я понимаю ваши сомнения. Но и Вы не забывайте о том, что запретить можно многое. Чего и кого только не запрещали. - Она помолчала, рассеянно глядя на свои руки, сложенные в замок, и подняв глаза на меня, продолжила - Солженицына тоже запрещали, и что? Его имя стёрлось из памяти? Его книги не читают и они не оказывают влияние на умы неравнодушных? Понимаете, вне зависимости от наших решений, писатели, учёные, великие личности не исчезнут. Они заслужили бессмертие своими творениями, открытиями или деяниями, и они его не лишатся, если кто-то вдруг решит их отменить. Поэтому не берите на себя слишком многое. Если согласитесь сотрудничать - сохраните своё место. И когда всё снова поменяется, сможете вернуться к своим исследованиям. Тем более, Вы уже успели зарекомендовать себя как авторитетный учёный, этот Ваш промах быстро простят. А если не согласитесь... Может быть, Вас просто отстранят, тогда этот вариант ненамного отличается от первого. А может быть, всё закончится гораздо хуже. И мир потеряет компетентного специалиста. Не говоря уже о том, что, пока есть необходимость, обязательно найдётся тот, кто создаст самую крепкую связь между нашим Большим и корейским народным театром. И он наверняка не будет переживать о достоверности, если сможет извлечь из этого выгоду.
  
   - Простите мою сумбурность, - вновь заговорила Эмма Георгиевна. - Мы и сами в таком же положении, что и Вы. Возможно, я всё это и не Вам сейчас объясняла, а саму себя уговаривала.
  
   Мы попытались немного поговорить на отвлечённые темы, но угнетённое настроение не отпускало. Ясно только то, что мне в любом случае нужно решить, идти ли на сделку с совестью. Дал себе время до понедельника.
  
  
  23 августа
  
   Статью переписал. Мерзко, противно, пакостно, но один раз за идею я уже постоял и что за это бывает тоже прочувствовал. Пусть и не в самом крайнем варианте, но мне хватило. Проверять, чем закончится подобное выступление в следующий раз, не хочется совершенно. Именно поэтому, наверное, я и пытаюсь перед собой оправдываться. Получается паршиво, но самобичевание точно не поможет.
  
   В ректорате (если это ещё так называется) отреагировали спокойно, с уже привычными самодовольными ухмылками, как будто и не сомневались в том, что я прогнусь. От этого тошнит ещё больше, но инстинкт самосохранения пока сдерживает внутреннего подростка-бунтаря. На факультете все всё понимают, никто ничего не комментирует, но атмосфера напряжённая: не осуждения, а, скорее, сочувствия. Не могу избавиться от ощущения, что на меня все смотрят. Вот как раз всеобщего внимания больше всего сейчас и не хватает. Остаток дня сидел за столом, закрывшись от всех первой попавшейся книгой, которая оказалась корейскими рассказами XIX века.
  
  
  25 августа
  
   Пока что вроде бы оставили в покое, но ни в чём нельзя быть уверенным. Михаил Русланович, после утренней 'вдохновляющей' речи Лазарева, сообщил, что в понедельник в университет пригласили какого-то очень важного патриота, который нас будет учить Родину любить. Видимо, усилий Лазарева для окончательно безысходной любви недостаточно.
  
   Перед обедом опять вызвали в ректорат. Начал морально готовиться к худшему, хотя и не понимал, что опять могло случиться. Но предчувствие как всегда не обмануло. Моя новая задача - написать о том, как корейцы веками вели деструктивную деятельность в отношении нашей великой страны. Когда я сказал, что ничего они не вели, 'посоветовали' найти.
  
   Поделился с Геннадием Дмитриевичем. Делиться теперь нужно осторожно, потому что у нас тут рыскает новый лаборант - явно из идейных, - который больше напоминает засланца КГБ ДПМ. Никто с кафедры его не знает, сомневаемся, что он вообще близко валяется к истории в общем и к востоковедению в частности. Но 'руководство' доверяет, так что выбора нет. Учимся общаться телепатически, но всё как-то не выходит.
  
   - Я вот думаю, - откровенничал я с коллегой - а что, если старый доклад прочитать? Который без влияния? Если хотят это влияние, пусть для них оно и будет. А там - я кивнул на карту Корейского полуострова на стене слева - придерживаться реальной истории, а не идеологической.
  
   - Конечно, нам вот только ритуальных самоубийств для полного счастья не хватает - мрачно ответил Геннадий Дмитриевич. - Вы что полагаете, что они вот так просто Вас выпустят и никого не приставят отслеживать? Вон у нас новый лаборант какой видный. Явно не за расписанием следит.
  
   Я вздохнул, выражая полное согласие.
  
   Наш разговор прервало возвращение вышеупомянутого сотрудника. Возможно, поэтому Геннадий Дмитриевич меня в своей правоте убедить не успел, и я от этой безрассудной идеи до конца не отказался.
  
   Позднее
  
   Снова вызвали и сказали, что можно ничего не искать. Теперь нужно писать о том, как наша великая страна создавала корейскую цивилизацию. Ищу варианты, как бы так из Кореи в октябре не вернуться.
  
  
  28 августа
  
   Пришёл домой около трёх ночи, что логично, уставший, злой и голодный. Весь день изучали личные дела поступивших. Руководство пришло к выводу, что их патриотическая позиция недостаточно патриотична, чтобы стать 'двигателем патриотизма'. В соответствии с этим результаты приёмной кампании аннулированы, новые вступительные экзамены планируется провести в сентябре, а учебный год сдвинуть куда-нибудь на потом. Потому что те, кто учится сейчас, тоже доверия не внушают, и ДПМ планирует провести чистку от вредительских элементов среди студентов. Так как Лазарева стопроцентно вычищать не собираются, боюсь представить, с кем мы останемся.
  
   Чистка среди преподавательского состава - дело времени. В принципе, мы полагаем, что она уже началась, просто, пока нет громких результатов, проходит незаметно. Меня от катка пропаганды судьба уберегла, но нет никакой уверенности, что он не прокатится снова.
  
   На выходных хочу насколько это возможно забыть о любой форме патриотизма.
  
  Позднее
  
   Забыть не получится: позвонили из деканата, завтра состоятся первые воскресные патриотические слушания. В семь утра. Даже не представляю, что могло бы ещё больше укрепить любовь к родине.
  
  
  30 августа
  
   Мог в принципе вчера из универа и не уходить. Слушали представителей ДПМ от всех факультетов. Из хорошего, Лазарев - не худшее, что могло с нами случиться. От политологов очень возбуждённый молодой человек минут сорок пламенно рассказывал о заговорах против нашего великого государства. Некоторые тянут на сюжет антиутопии, по крайней мере, Эмма Георгиевна, известная своей любовью к этому жанру, казалась крайне заинтересованной. А психологи точно хитрят. Видели мы их представителя и раньше, аспирант последнего года обучения, в сильном патриотизме замечен не был. Да и вообще, факультет психологии всем составом во время собрания выглядел крайне воодушевлённым и честным, что наталкивает на своего рода мысли. После слушаний (около девяти вечера) подошёл к одному из них, познакомились. Спросил, как у них там дела на факультете. Владимир Эдуардович, мой новый знакомый, туманно ответил, что они всем довольны. Так как я не психолог, не понял, правда ли факультет психологии стал оплотом патриотизма, или это просто вежливый уход от темы. Способа вывести на более однозначный ответ я не нашёл, поэтому пришлось попрощаться.
  
   Как понятно из вышесказанного, сегодня способность ясно выражать мысли пока что не вернулась, а после обеда опять патриотические чтения, только уже приглашённого патриота. Я и вчерашнюю порцию ещё не переварил, боюсь, вырвет патриотизмом прямо посреди лектория.
  
  Ближе к вечеру
  
   У меня отравление патриотизмом. Срочно нужно оппозиционное внутривенно. И пару дней поспать. В пижаме с Ким Чен Ыном.
  
   Главное, что мы все поняли: вчерашние слушания устроены с целью нас вымотать и лишить сил и воли, потому что на свежую голову мы могли и взбунтоваться. А впрочем, нет, набунтовались уже.
  
   В лектории снова собрались представители всех факультетов. Наша неразлучная после некоторых событий пятёрка (я, Александр Николаевич, Пётр Евгеньевич, Николай Степанович и Олег Васильевич), как в далёкие студенческие времена, устремилась на галёрку. Вообще на галёрку устремились все, но не все добрались. Нам повезло. До начала лекции вяло переговаривались о вчерашнем и рассеянно смотрели на людей, наполнявших помещение. Встретился взглядом с Владимиром Эдуардовичем, кивнули друг другу в знак приветствия и продолжили изучать окружающих.
  
   Вдруг Николай Степанович дёрнулся, ткнул локтем Александра Николаевича и кивнул на дверь. Все мы как по команде посмотрели туда же и на пару мгновений застыли от неожиданности.
  
   - Это ж Ромчик - наконец выдохнул Олег Васильевич. Мы сидели, открыв рты, не в состоянии что-либо говорить.
  
   Вслед за Ромчиком в лекторий зашёл председатель университетской ячейки ДПМ.
  
   - Попрошу внимания! - раздался его голос, обладающий удивительным свойством подчинять волю слушателей. Все притихли, как первокурсники перед ректором. - Рад представить вам Романа Александровича, - он указал на сдержанно кивнувшего Ромчика - который согласился сегодня поделиться своими взглядами на будущее нашего великого государства. Роман Александрович известен своим бескорыстным патриотизмом и устойчивой жизненной позицией. Надеюсь, что он поможет вам укрепиться в правильных взглядах, которые позволят нам достичь благоденствия в будущем.
  
   - Только известен он скорее чужим патриотизмом - прошипел Николай Степанович.
  
   - И жизненная позиция его болтается как червяк на крючке - поддержал Пётр Евгеньевич.
  
   Мы мрачно наблюдали, как Ромчик, изо всех сил пытаясь напустить на себя важный вид, прошествовал в центр. От былого панибратского дружелюбия ничего не осталось. Ромчик заговорил суровым тоном, не терпящим возражений и инакомыслия.
  
   - Мне немного неуютно, - обратился я к соратникам - с одной стороны, лучше сидеть, молчать и согласно кивать, мы же помним, к чему несогласие в прошлый раз привело. А с другой, как-то неприятно осознавать, что этот козёл стоит тут такой пафосный и думает, что ему с рук сойдёт его политическая проституция.
  
   - Понимаю Вас. И абсолютно разделяю Ваши взгляды по обеим сторонам, - ответил Олег Васильевич - но мы с вами взрослые люди и должны уметь справляться с провокациями всяких зазнавшихся дилетантов.
  
   Все согласно кивнули, пытаясь убрать с лиц выражение нестерпимого желания умертвить Ромчика особо изощрённым способом и распять его в университетском дворе.
  
   - Мы сделаем всё, - надрывался наш оратор - чтобы вовремя вычислить и покарать тех паразитов, которые, прикрываясь светлыми идеями патриотизма, надеются отхватить блага, причитающиеся истинным патриотам.
  
   - Даже не представляю, о ком это он... - отозвался Александр Николаевич.
  
   Николай Степанович до скрипа стиснул зубы, с трудом сдерживая взрыв негодования на Ромчика, председателя ДПМ и всех наблюдателей вместе взятых. Пётр Евгеньевич незаметно похлопал его по спине, пытаясь снизить градус напряжения и вернуть товарищу самообладание. Николай Степанович сделал над собой усилие, глубоко вздохнул и благодарно кивнул коллеге.
  
   Распинался Ромчик около часа. Мы успели обсудить все возможные причины таких радикальных перемен в личности, но к какому-либо достойному заключению так и не пришли. Нужно будет при случае осторожно поинтересоваться у Владимира Эдуардовича. Потому что менять взгляды - это одно, а можно ли так же быстро изменить и речь, и манеру поведения, и даже впечатление, которое производишь на окружающих - непонятно. Впервые пожалел, что не связал жизнь с психологией.
  
  
  1 сентября
  
   Занимаемся подготовкой к новым вступительным экзаменам. Собираются добавить собеседование с психологом для раскрытия патриотического потенциала абитуриентов. Нужно попробовать договориться с Владимиром Эдуардовичем. Да лучше бы они видосики для тик тока и инстаграм снимали, как раньше.
  
   После обеда пошёл на факультет психологии, надеясь, что других Владимиров Эдуардовичей у них не водится. В коридорах тихо, но из кабинетов доносятся обрывки лекций. Может, я чего-то не понимаю, но, кажется, у них учебный год начался. Спросил, где искать моего знакомого у проходящей мимо девушки, судя по всему лаборанта, в которой заподозрил принадлежность к ДПМ.
  
   - А Вам зачем? - с подозрением посмотрела она на меня.
  
   Я объяснил. Так как цели мои были исключительно благими, её лицо смягчилось, и она любезно проводила меня на кафедру социальной психологии, где я, наконец, и обнаружил Владимира Эдуардовича.
  
   - Здравствуйте, Юрий Сергеевич, не ожидал Вас встретить... здесь - психолог растерянно посмотрел по сторонам. Особой радости его лицо не выражало.
  
   - Да я тоже не ожидал. У нас распоряжение новое: нужно, чтобы на вступительных экзаменах психолог присутствовал и давал своё заключение по патриотической позиции абитуриента, - объяснил я, пытаясь не выдать своей удручённости - а на факультете я знаю только Вас, пусть и поверхностно. Вот и хотел спросить, не поучаствуете ли вы в этом... мероприятии.
  
   - Так вступительные через год только, ещё передумают...
  
   - Да нет, - ненамеренно перебил я его и продолжил, заметив непонимание на лице собеседника, - у нас результаты этого года аннулировали. За сомнительной патриотической позицией поступивших.
  
   - Вот оно что... - Владимир Эдуардович положил подбородок на сплетённые перед собой пальцы.
  
   Мы молчали. Он, похоже, размышлял о моём предложении. Я думал, не позволил ли себе чего лишнего, и не отдадут ли меня теперь на растерзание ДПМ.
  
   - Вот что - мой собеседник резко поднялся из-за стола, хлопнув по нему обеими руками - пойдёмте-ка выпьем кофейку - тут рядом кофейня новая открылась, нужно ловить момент, пока они ещё стараются - и подумаем, чем я могу помочь.
  
   До кофейни мы шли непринуждённо беседуя на бытовые темы. Правда я сомневался, подвергает он меня проверке на доверие или пытается усыпить бдительность, чтобы вытянуть доказательства измены линии ДПМ. Хотя это уже паранойя.
  
   Получив заказ, мы присели за столиком у окна и погрузились в наблюдение за происходящим снаружи. Первым заговорил Владимир Эдуардович.
  
   - Честно говоря, я не сразу решил, можно ли Вам доверять. Пропаганда, знаете ли. Этот ваш лозунг 'История - двигатель патриотизма', всякие патриотические собрания... - я не сдержал саркастическую ухмылку, и он продолжил - Не мне Вам объяснять. Думаю, на историческом тоже немногие в восторге от нового курса.
  
   - Не то слово - отозвался я.
  
   - Так вот, - Владимир Эдуардович подался вперёд, немного перегибаясь через стол - для того, чтобы выжить в подобных условиях и сохранить хоть какую-то свободу, достаточно создать видимость лояльности режиму, притупить бдительность наблюдателей. Чем более фанатичную преданность вы продемонстрируете на поверхности, тем меньше вероятность, что вас решат досконально проверять изнутри. Силы нужны, чтобы приструнить активных противников, контролировать всех и каждого некогда.
  
   - Это то, что сделали на психологии?
  
   Владимир Эдуардович кивнул, отхлебнув из стаканчика.
  
   - У нас тоже пытались гнуть линию с патриотизмом. Мы сказали, что всегда придерживались позиции превосходства отечественных теорий над зарубежными, и в принципе не принимали тех, кто считает иначе. А в то, что все эти теории тесно связаны друг с другом, никто вникать не стал. Я считаю, лучше не назвать основоположника идеи, чем умолчать о ней вовсе только лишь потому, что её высказал некто неугодный нашему времени.
  
   - И к вам даже тайного агента не направили?
  
   - Почему же? Направили. Меня. - Я поперхнулся, и мой собеседник, не сдержавшись, рассмеялся - Так что не удивляйтесь, если когда-нибудь услышите мои трепетные восхваления достижений отечественной психологии на воскресных слушаниях. Я и не на такое согласен, лишь бы не мешали работать. Проблемой будет, если такая программа до следующего набора сохранится: молодые патриоты оккупируют все факультеты, и тогда придётся думать, что делать. А пока есть возможность готовить нормальных специалистов, нужно этим пользоваться. Возвращаясь к Вашей просьбе, я согласен. Очень хорошо, что мы познакомились, и Вы обратились именно ко мне. Считайте, теперь Вы неприкосновенны. Но открытым бунтом ничего сделать нельзя, поэтому если история Вам действительно дорога, ищите более хитрые пути для её сохранения.
  
   - В чём-то они правы, наверное, - продолжил он, когда мы допили кофе и вышли на улицу - история действительно двигатель патриотизма. Если хочешь покорить народ, сотри его память... или подмени, в соответствии со своими целями. Опасной наукой Вы занимаетесь - закончил он, улыбаясь.
  
   - Как и Вы, история с психологией идут рука об руку.
  
   - Весьма точное замечание. Именно поэтому мы с вами имеем все шансы быть серыми кардиналами любого режима.
  
   - Контрреволюционные вещи говорите, Владимир Эдуардович - с улыбкой заметил я.
  
   - Никакой контрреволюции, - понял он мою отсылку - лишь здравый смысл и жизненная опытность.
  
   Мы посмеялись и разошлись по своим факультетам, на прощание гораздо теплее пожав друг другу руки.
  
   На кафедре обнаружил пропажу корейских рассказов. Не помню, куда мог положить. Может быть, неосознанно домой забрал. Нужно найти, хорошая книга. Тем более, не успел дочитать.
  
  
  3 сентября
  
   Нашлась книга. В ректорате (читай: управлении от ДПМ). Эта паскуда лаборант донёс. Скотина. Ну, ничего, Земля круглая, Будда всё видит - обязательно достану эту сволочь и своими руками порву.
  
   Что, собственно, случилось. Лаборант этот засланный посчитал, что я с каким-то нездоровым интересом читаю нечто, ему совершенно незнакомое. Что совершенно неудивительно для человека, который за свою жизнь прочёл не более десяти книг. В общем, он воспользовался моментом, когда меня не было, спёр книгу и отнёс её в ректорат. Куда меня и вызвали, ознакомившись с материалами дела.
  
   Оказывается, читать зарубежную литературу не менее подозрительно, чем изучать зарубежную историю. А если делаешь и то, и другое - ты точно агент иностранных спецслужб и вообще конченый человек. Пришлось сказать, что читал я это для новой статьи о превосходстве отечественной культуры над корейской. Приглашённый на это разбирательство Владимир Эдуардович мои слова подтвердил, добавив, что пару дней назад лично обсуждал со мной это исследование. За ложный донос лаборанту сделали выговор. Он точно обдумывает план беспощадной мести. Очень жаль, что не успеет. Я его первым придушу.
  
   Книгу и некоторые другие материалы хотел забрать домой, но Владимир Эдуардович отговорил. Сказал, если вдруг под меня начнут копать и найдут реакционную литературу непосредственно в месте проживания, точно не отмажусь. А на кафедре ещё нужно будет доказать, откуда это взялось. На всякий случай тренируюсь сдерживать эмоции, если вдруг всё собранное мной за долгие годы начнут сжигать на ритуальном костре мракобесия.
  
  
  6 сентября
  
   Профессор Геворкян, автор нескольких десятков работ, посвящённых вопросам развития России в переломные моменты её истории, сегодня ночью вылетел в Армению, откуда собирается эмигрировать в США. Работы его теперь запрещены. Если точнее, сначала запретили работы, а потом уже он эмигрировал. Но по официальной версии, наоборот. На всякий случай, ДПМ запретило студенческий обмен с зарубежными вузами, чтобы предотвратить развитие антипатриотической мысли среди молодёжи.
  
   Тем временем студенты узнали, что их будут проверять на патриотизм с возможным последующим исключением. Мы, конечно, помогли им обо всём узнать, но делаем вид, что произошла диверсия. Евгения Александровна на вчерашних патриотических слушаниях изобразила такую истерику по поводу студенческих волнений, что Владимир Эдуардович чуть не прослезился от умиления. Надеемся, что это возымело должный эффект, и в ДПМ хоть немного запаниковали.
  
   Судя по тому, что утренняя речь Лазарева как никогда изобиловала угрозами к инакомыслящим, они там крепко задумались. Да и чувствуется какая-то напряжённость. А напряжённостей за последнее время было столько, что я уже их интуитивно чувствую. И не только я. Во время обеда поделился мыслями в кругу нашей великолепной пятёрки, все думают о том же. Кроме того, Пётр Евгеньевич на выходных навещал Андрея Валерьевича, а тот общался с Михаилом Руслановичем, они тоже пришли к такому выводу. Остаётся только гадать, когда это случится.
  
  
  7 сентября
  
   Студенты и абитуриенты, результаты которых аннулировали, пошли к управлению: каким-то образом узнали про запрет студенческого обмена. ДПМ из ректората пытается убедить, что не более двух десятков тунеядцев и прозападных пропагандистов предприняли слабую попытку давления на патриотическое движение, но встретились с активным противостоянием народных патриотических масс, под нажимом которых рассеялись и скрылись в городских подворотнях. Очень жаль, что в университете есть кафедра информатики, которая настроила альтернативный канал связи. На этом - без сомнений лживом и пропагандистском - канале идёт прямая трансляция, которая не оставляет сомнений в том, что народные массы как-то не особо нажимают на протестующих. Может, конечно, они планируют подорвать движение изнутри, но пока явно не торопятся.
  
   Часа в два пополудни от Владимира Эдуардовича пришло сообщение из одного слова 'пора'. Выскочил в коридор, едва не сбив с ног Геннадия Дмитриевича.
  
   - О, Юрий Сергеевич, а я по Вашу душу как раз, - он дружелюбно, даже как-то по-детски озорно, улыбнулся и, глядя прямо в глаза, коротко произнёс - Пора!
  
   Университет казался погружённым в суету, но при этом все чётко знали, что нужно делать. Если бы я сам в этом не участвовал, я бы подумал, что сопротивление было организовано кем-то в строжайшей тайне, в которую были посвящены лишь немногие избранные. Но я тоже точно понимал, на что иду, и что от меня требуется. В наш поток вливались другие, а потом мы все вместе объединялись с более крупными группами и, как океанская волна, неслись к ректорату, в котором, предчувствуя скорый конец, засели все члены ДПМ, приставленные к университету.
  
   Владимир Эдуардович, будучи лидером, создателем и вдохновителем движения, вошёл первым. Члены ДПМ сидели вдоль стен, они понимали, к чему всё ведёт и, судя по всему, смирились с этим.
  
   - Итак, господа, - начал наш лидер - для вас всё закончилось. Считайте, что вы арестованы.
  
   Среди патриотической молодёжи я увидел Лазарева. Он был похож на ребёнка, обиженного несправедливостью. И если бы я не знал, что для него является справедливостью, наверное, его было бы даже жаль. В углу застыл лаборант, исходящий бессильной злобой. Председатель ячейки с отрешённым видом сидел за столом, сложив руки на груди, и всё так же надменно смотрел сквозь нас. Владимир Эдуардович продолжил.
  
   - Вам запрещено покидать это помещение до прибытия представителей управления. Оно больше не поможет, студенческое движение достигло своей цели.
  
   Лазарев закрыл лицо руками, как будто собирался разрыдаться. Председатель перевёл взгляд на психолога.
  
   - Я знал, что от Вас стоит этого ожидать, Владимир Эдуардович, просто не успел Вас обезвредить. Но это уже неважно. Что бы вы ни создали, идеализируют всегда прошлое. Пройдёт немного времени, чувства и воспоминания притупятся, и нас будут вспоминать, как создателей идеальной системы, а вас обвинят в её разрушении. Не верите мне, спросите своих приятелей-историков. Пусть сейчас мы проиграли, но именно мы вдохновим тех, кто сокрушит вас.
  
   - Да-да, мы все в курсе, сбавьте градус пафоса - устало ответил Владимир Эдуардович. - Просто сидите здесь и ждите, когда вас заберут, а мы там уже сами разберёмся, что создавать, и кто нас будет сокрушать.
  
   Управление прибыло ближе к вечеру. Принесли извинения и вывели бывшую ячейку ДПМ, как будто это были школьники, обвиняемые в мелком хулиганстве. Всех исключённых студентов и абитуриентов восстановили, со следующей недели начнём работать в штатном режиме.
  
  
  8 сентября
  
   Готовимся к затянувшемуся началу учебного года, пока управление ничего не придумало. Судя по настроению, ректором хотят видеть Владимира Эдуардовича, что неудивительно.
  
   Правда он сам такое предложение, если оно поступит, по его же словам, принимать не собирается.
  
   - Юрий Сергеевич, я же не претендую, - признался он, сидя с нашей великолепной пятёркой за столиком в студенческом кафетерии, - чтобы потом на меня всех собак повесили? Я и без этого умника знаю, чем народная любовь обычно заканчивается.
  
   - Да уж лучше Вы, чем какой-нибудь недоумок из управления - в свойственной ему манере проворчал Николай Степанович.
  
   - Ну, нет уж, - улыбнулся психолог - пусть лучше недоумок из управления, буду его тихо ненавидеть со всеми вместе.
  
   В ответ рассмеялись уже все и, когда кофе и чаи были выпиты, разошлись по кафедрам с почти лёгким сердцем. Сел писать статью о корейском театре в своё удовольствие, пока ещё что-нибудь не придумали, стараясь не обращать внимания на гаденькое предчувствие, сверлившее мозг.
  
  
  9 сентября
  
   Заседали. Согласно новой линии, которой придерживается управление науки и образования, отечественная историческая наука должна идти рука об руку с западной наукой, совместными усилиями поддерживая глобализацию и продвигая человечество к прогрессу.
  
   Грустно перечитываю новую статью и думаю, насколько она прогрессивна. На всякий случай позвонил в управление, поинтересовался, что делать с Кореей. Спросили, в какой это части Европы. Ответил, что это Азия. Мне сказали, что Азия, если я не в курсе, большая, и нужно поконкретнее. Сказал, что Восточная Азия. Ответили, что Азия - это вообще-то и есть восток. Пригрозили административкой за хулиганство и бросили трубку.
  
   Созванивался с профессором Геворкяном. У него всё хорошо, в университете приняли радушно, будет продолжать исследования. Я рассказал о наших делах, Арсен Варданович как-то очень тяжело выдохнул. Возвращаться не собирается. Ещё немного поговорили и попрощались.
  
  
  13 сентября
  
   Первый учебный день в этом году. Повсюду студенты обсуждают, что творилось летом. Тошнит уже от этих разговоров. С великолепной пятёркой понимаем, как же повезло, что нас при Ксюше увольняли, было хоть какое-то подобие отпуска. Остальные отбатрачили без него.
  
   В остальном всё как обычно, расписание трещит по швам и меняется чуть ли не каждые два часа. Александр Николаевич пришёл на пару, но никого из студентов не застал. Оказывается, в деканате что-то напутали и отправили им неутверждённое. Александр Николаевич рвал и метал. В общем, ничего нового.
  
   Позвонили из управления. Сказали, что в истории Кореи нужно акцентировать внимание на неоценимом вкладе великой западной цивилизации в корейскую культуру. Послал их в коммунистическое будущее, бросил трубку и отключил телефон. Прибежали из деканата, сообщили, что завтра вызывают на ковёр.
  
  
  14 сентября
  
   Вчера около полудня пришёл на ковёр. Сказали, что сейчас не до меня, пообещали вызвать, как только найдут время на мою Корею. Не то чтобы сильно расстроился, тут к конференции готовиться нужно, мне тоже не до их ковров.
  
  
  15 сентября
  
   В общем, в управлении сказали, что, если мне так нужно в мою Корею, я могу туда ехать за свои средства и вообще оттуда не возвращаться. Потому что университет не будет спонсировать всякую отсталую Азию. Рассказал на кафедре, Евгения Александровна очень удивилась, так как буквально вчера получила подтверждение о полном покрытии расходов по своей командировке в Японию. Злой как чёрт пошёл на разборки в деканат.
  
   Как оказалось, Михаил Русланович вообще не в курсе этой ситуации, предложил завтра вместе сходить в управление. Согласился, хотя и очень сомневаюсь, что со вчерашнего дня они обзавелись временем. Может, хоть увижу на что его там тратят.
  
  
  20 сентября
  
   Записались на приём в управление. Уже знакомый скучающий голос, скорее всего, принадлежащий молодой женщине, поинтересовался, по какому региону вопрос. Сказал, что по Корее.
  
   - Хммм... - задумчиво донеслось из трубки - А у нас нет Кореи.
  
   - То есть как? Где это у вас? - возмутился я.
  
   - У нас тут список всех регионов в базе, Карелия есть, Кореи нет.
  
   'Какая к лешему Карелия?' - подумал я. Молчание моё, по всей видимости, было расценено как озадаченное.
  
   - Ну, вот я ввожу 'Ка-ре-я' - немного нервно продолжил голос - В нашей базе такого нет.
  
   - Попробуйте через 'О' - посоветовал я, еле сдерживая смех.
  
   Через 'О' всё получилось, назначили на среду. Вот только после такой записи желания туда идти нет никакого.
  
  После обеда
  
   В полдень ко мне в кабинет проскользнул Олег Васильевич.
  
   - Вы один? - полушёпотом спросил он.
  
   Я кивнул.
  
   - Вот и отлично, а то мне достанется, если здесь увидят. - Я удивлённо посмотрел на коллегу. - А Вы не знаете? Нам теперь без присутствия кого-нибудь из западников лучше не контактировать - утром распоряжение пришло, в целях недопущения реабилитации социализма. Лучше не спрашивайте... - он махнул рукой. - Как у Вас дела?
  
   - Да ничего, потихоньку. Можно теперь Ким Ир Сена не очень любить. А можно даже и очень не любить. - Олег Васильевич понимающе улыбнулся и несколько раз кивнул. - А у вас там как на кафедре?
  
   Его улыбка угасла.
  
   - Да, ничего, наверное. Черновые варианты пока пишем. Но их потом с немцами согласовывать.
  
   - Тоже в целях недопущения?
  
   - Что-то вроде того... - его взгляд остановился на деревянной маске традиционного корейского театра, всё ещё украшавшей собой стену, - какая живучая всё же вещица... - заметил он и продолжил - В общем, теперь будем считать, что Германия спонсировала Ленина, чтобы он вроде как принес в Россию демократию, а он на эти деньги социализм начал строить. Подвёл европейских благодетелей.
  
   - Так, а кто не прав-то был? Царь-император или Ленин?
  
   - Оба неправы. Обоих нужно было убрать и к Европе присоединиться.
  
   - К какой конкретно Европе?
  
   - А хрен его знает, - неожиданно громко выпалил коллега и тут же осёкся - сверху уже идею проталкивают, что если бы не Ленин, Евросоюз сразу после первой мировой бы образовался...
  
   - Это бред же!
  
   - Вы потише, друг дорогой, Вам с Вашей Кореей вообще туда лучше не лезть.
  
   Олег Васильевич снова улыбнулся, правда, на этот раз вымученно, и развёл руками.
  
   - Европа что ли эти новые исследования спонсирует?
  
   - Кто знает... - он откинулся на спинку стула, - может и Европа. Вот только не нам. Если бы нам - хоть не так обидно было бы.
  
   Помолчали.
  
   - Пойду я, наверное, Юрий Сергеевич, а то вдруг меня здесь у Вас кто-нибудь увидит - проблем не оберёмся.
  
   Мы пожали друг другу руки, и он тихо выскользнул в коридор.
  
   Продолжение следует...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"