- Что сегодня с тобой? Ты какая-то бледная... и работала, как сонная муха! Хорошо директор тебя не видел, - напарница Дианы докурила сигарету и принялась переодеваться. Очередная рабочая смена подошла к концу.
- Голова раскалывается. У тебя нет аспирина или цитрамона? - Диана глянула на девушку красными глазами.
- Боже, это точно ангина! Где-то был цитрамон, - тонкие пальцы зашуршали в сумочке. - Лучше начни лечение прямо сегодня, хорошо? А то работа скажет бай-бай.
Буркова кивнула, чувствуя в голове ржавую боль, тупую и раскаленную докрасна. Она и не думала, что похмелье будет таким! Все рабочее утро ее рвало, в голове гудел пчелиный рой, а в глазах, словно бы ковырялись ржавыми булавками, наматывая на сталь тонкие нервы. Вдобавок ко всему, она не выспалась, провалявшись без сна вторую половину ночи. Ее разбудил сон. Этот кошмар, от которого она проснулась, облитая потом. Странная, безумная фантазия о кукле Насте. Словно та ожила, чем очень напугала свою хозяйку. Она посмотрела на Диану глазами-пуговицами и улыбнулась черными нитями рта. Встала и сделала несколько шагов, протягивая розовые ручки, набитые ватой, к Диане, которая отшатнулась, в ужасе, понимая, что по бедрам ее струится горячая моча.
- Я живая! - сказала кукла. Ее голос показался Бурковой мерзким, и только потом, проснувшись, она поняла, почему. Этот голосок принадлежал тому шутнику, что названивал ей вечером, предлагая приз.
- Ты хочешь мне приз дать? Ты ведь не была живой... - слова проваливались в глотку, не желая выходить наружу. Как будто и им, тоже, было страшно.
- Я всегда была живой! Я - это ты! Я - Диана. Но не для тебя я живая, а для кое-кого другого! Я давно тебя знаю, ты меня родила, ты - моя мать. Но я знаю и твои секреты. Не потеряй меня и не потеряешь себя, Диана.
- Тебя Настя зовут. И ты - моя кукла! Как ты ожила?
Кукла не ответила. Села на край кровати, свесив ножки.
- Больше ничего не могу сказать. Я - это ты! Мы - единое целое. Как мать и дитя, как пуповина, соединяющая их тела. С самого детства. С тех пор, как ты показала меня отцу! Он знал все...
- Ты - это я... - заворожено повторила Диана, ощущая влажный жар в промежности. - Я это ты... теперь ты можешь говорить?
- Всегда могла. Все время я была твоим внутренним голосом. Не забывай, я - это ты.
Диана знала, что находится у себя в квартире, но, как и в других снах, не могла этого утверждать. Обстановка менялась, стены плыли волнами, и только кукла оставалась прежней. Она так же сидела на краю кровати, глядя на свою - хозяйку? мать? - черными глазами-пуговичками. И Диана, разглядела в их отражении себя. Словно ее заточили в эти черные темницы, заковав в железные кандалы.
- Не потеряй меня, и не потеряешь себя, - повторила кукла и неожиданно обмякла, свалившись на пол.
- Настя! - в ужасе вскрикнула Диана и хотела поднять игрушку, но та вдруг вспыхнула синим пламенем, будто насквозь была пропитана бензином. А в плавящихся пуговицах-глазах, вдруг мелькнули образы Вячеслава. А потом, все съежилось, все исчезло в огне. И Буркова поняла, что стоит в луже собственной мочи, которая взрывается ржавым пламенем, и разрывает Диану на куски...
От этого она и проснулась, чувствуя, как колотится сердце. Ее затрясло от страха, она натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза. Как ни странно, но кровать осталась сухой. И только соленый пот, крупными каплями сбегал с горячего тела.
"Настя!"
"Боже, какой кошмарный сон!"
Она поняла, что мочевой пузырь разрывается от позывов, но в туалет так и не пошла. Ей было страшно. Она подумала о демоне, сидящем в кресле с бутылкой пива. Поэтому снова попыталась заснуть. Но так и не смогла. И еще долго лежала во тьме, пялясь в потолок. Время слилось в спираль, потерявшую способность к вращению. Все остановилось. Все замерло. И только под утро, неожиданный черный сон утащил Диану в свои глубокие воды. Всего на пару минут, показавшихся вечностью. А потому, когда сработал будильник, Буркова его даже не услышала. И лишь некое шестое чувство, какой-то внутренний таймер, не позволил ей проспать работу. Она подскочила без двадцати шесть, и принялась метаться по квартире, в попытках сделать все дела одновременно. И уже тогда почувствовала отвратительную головную боль, стекающую черной сухостью на корень языка. Одевшись, схватив мусорные пакеты, впихнув в них коробку из-под торта, она выскочила в подъезд, звеня ключами. И потом еще долго, ногами, пропихивала остатки вчерашнего праздника в глотку мусоропровода.
- Вот, держи, - напарница протянула ей таблетку.
- Слушай, выручила. Спасибо, Ленусик! - Диана достала из холодильника начатую бутылку минералки и запила лекарство. - Ну, вот и все в порядке. К вечеру буду в норме.
- Ты думаешь? Мне кажется, у тебя что-то серьезное, глаза свои видела? Как при ангине, точно! А горло как, болит?
- Нет, мама, спасибо. Мне действительно лучше. Это просто головная боль. И усталость. Правда. Спасибо за заботу, персик.
- Эй, мы же подруги... Ну ладно, поспешу домой. Наверняка, мой мужчина уже пришел. И жаждет...
- Голодный? - Диана поморщилась от выходящих через нос газов.
- Меня жаждет, глупая!
- Иди уже. И не волнуйся обо мне!
- Да ладно, не буду.
Они рассмеялись, и напарница ушла, оставив Диану в одиночестве.
- И мне пора...
Она подошла к зеркалу, накинула куртку, натянула шапочку, осмотрела круги под глазами и недовольно хмыкнула. Застегнула молнию и еще раз осмотрела себя в зеркало.
"Боже, кто выглядит хуже? Даже майка не спасет..."
Неожиданная резкая боль пронзила ее правый глаз, и она попятилась назад, словно невидимые руки оттолкнули ее от зеркала, больно ткнув пальцами в лицо. И затем, те же руки, схватили ее за грудки, и дернули обратно. Диана шлепнулась на колени, чувствуя, как жар расползается по бедрам.
- Боже, Боже... - она схватилась за глаз рукой, нащупывая невидимую иглу, которая вращалась в зрачке, подвластная чьим-то гадким силам. Но из глаза, кроме слез и черных полос туши, больше ничего не вытекло.
- Мамочки, - Буркова шлепнулась на задницу, чувствуя, что вот-вот грохнется в обморок. Ей показалось, что не слезы текут у нее между пальцами, а вытекает сам глаз.
Она открыла рот, чтобы закричать и... не издала ни звука. Боль ушла так же неожиданно, как и появилась. Словно кто-то щелкнул выключателем.
- Дерьмо сраное... - Она поднялась с колен, все еще держась рукой за глаз, и глянула в зеркало. - Блин...
Из ноздрей, тонкими струйками, ползла кровь. Она текла по губам, подбородку, капала на ворот куртки, оставляя на нем уродливые розовые пятна.
- Чертовня! Что за ... чертовня!?
Она принялась утираться руками, размазывая красноту по щекам. От металлического запах, и вкуса соли на языке, у нее закружилась голова, а в глазах на миг потемнело. Он застыла на месте, отгоняя обморок. Кое-как ей это удалось.
"У крови вкус ржавчины! И запах тоже! Окисленный металл! Ого, вот это новость..."
Он схватила пару бумажных полотенец и стерла кровь с куртки. Промокнула их минералкой, и убрала красноту с лица. Скомкала и сунула в карман, чтобы не оставлять улик.
- Пора убираться отсюда...
Она вышла из раздевалки через черный ход, радуясь, что никто ее не заметил. Но на крыльце столкнулась с барменом Олегом, смакующим сигаретный дым. Он прищурил глаз и затянулся:
- Что-то ты дерьмово выглядишь!
- Голова болит, - Диана протиснулась мимо него, стараясь не задерживаться. Сбежала по ступенькам и махнула на прощание рукой, даже не обернувшись.
- Сука сраная!
Она застыла на месте, не в силах поверить ушам.
- Он взял тебя, да, шлюха?!
Диана резко обернулась, раскрыв рот для ответа, но... на крыльце дотлевал только сигаретный окурок.
"Урод вонючий! Да как он посмел?! Ну, завтра он попляшет! - она хмыкнула, поежившись от холода. - Ну, дает, скотина! Совсем страха лишился..."
Однако вышло так, что на работу Диана больше не вернулась.
День угас. Сумерки закрутились в округе, как серая стая волков. Ледяной снег бился о яркие окна домов, словно хотел проникнуть внутрь, к горячему огню, неминуемо несущему смерть... Город затих. Люди знали, что выходить из своих домов, в безликую серость, опасно и безрассудно. Потому что в этом Городе, пропасть было проще простого. Было проще всего не вернуться к тем, кого любишь. Навсегда оставаясь слезами в их горькой памяти. "Не нужно ходить на улицу вечером" - говорили старики, кутаясь в плед у древних обогревателей. "Не нужно, потому что сам город жаждет вашего исчезновения. Так было всегда здесь. И так будет..." Но дети, все равно, мчались на улицу, в белизну первого снега. И пропадали, навсегда. В холодной Оби, или в страшных пролесках. Их трупы никогда не находят...
Диана лежала на кровати, зная, что веки вот-вот опустятся, и она снова погрузится в больную дремоту. Ближе к вечеру, в голову снова вернулась пульсирующая боль. И глаз опять завибрировал, точно из него тянули что-то длинное и сухое, цепляющее ресницы, разрывающее зрачок. Мочевой пузырь раздуло, и он, точно бурдюк, навалился на кишечник. Но встать Диана боялась. Знала, что может свалиться в обморок. Ноги ее дрожали от какой-то нереальной усталости.
Рациональность ее мозга, в первую же минуту, после пришествия домой, ударила кулаком о раскрытую ладонь:
"Отравилась! На своем долбаном празднике! Или коньяком, или всем этим разнообразием на столе!"
Отрицать было бесполезно, но...что-то подсказывало, что продукты и коньяк, тут были не причем. Во-первых, она почти все, вчера вернула назад, заблевав раковину, которую не так давно отдраивала хлоркой, а во-вторых - не было у нее никогда таких симптомов прежде! Сколько раз она травилась в детстве, когда мать приносила им на ужин прокисшие консервы, украденные с военного склада?..Даже вездесущая память отказывалась подсчитывать количество раз...Но все же, медицина для Бурковой, была сродни дремучему лесу, поэтому она упорно продолжала считать, что всему виной паленый коньяк. Она слышала много историй о том, что люди слепли из-за такого пойла. Вот и решила, что проблемы с глазом именно из-за этого. Ей не было так больно, как было обидно за то, что праздник обернулся подобным кошмаром. И она, как истинная скандалистка, решила, что непременно устроит директору супермаркета счастливую жизнь. Однако сейчас, эти мысли были не больше, чем плодом обезумевшего воображения. Она и до туалета-то не в силах дойти... Наверное, не стоило так сильно переживать, ведь она даже Славе не сказала о своем самочувствии. Но как только думала о том, что завтра может потерять место в кафе...ее трясло, а глаз прямо-таки вытекал из глазницы от гнева.
"Чертова работа..."
С такими мыслями Диана провалилась в мерзкую дремоту. Без снов. Все, что ей было дано, так это соленый запах пота, и гул самолета, где-то за границей темных облаков. Она пролежала в таком состоянии полчаса, после чего встала с кровати, чувствуя струи пота, бегущие по спине. Задрожали от напряжения голени, заскрипели зубы, но она сумела заставить себя не упасть. Провела языком по пересохшим губам и откашлялась.
"Пить"
Она медленно направилась в кухню, держась за стены, как самый мерзкий инвалид в мире. Налила себе сока, смочила гортань. Вкус персиков вцепился во вкусовые железы, точно бешеный пес. Его приторность показалась противной и ненастоящей. Какой-то...пластмассовой. Еще немного постояв на кухне, в одних трусиках и ночной рубашке, она двинулась в зал, решив отвлечься от болезни. Нужно было чем-то заняться, лишь бы только вновь не поддаваться снам.
Буркова плюхнулась в кресло и нащупала пульт от телевизора.
Последующий час она тупо смотрела, как картинки на экране сменяли друг друга. Время близилось к восьми, сумерки потемнели и превратились в глубокий и черный вечер. Диане было плевать на то, что показывали ей телекомпании. Она ждала звонка от своего любимого мужчины, который, словно бы позабыл про нее, оставив на растерзание недугам. Они разговаривали сегодня днем, и ей показалось, что Слава расстроен. Мама, с которой он жил, сильно захворала. Что-то с ногами. Быть может, сказал он, ей пора ложиться в больницу. Диана промолчала. В тот момент, ей хотелось, чтобы он жалел только ее... Но, так и не сказала ему, что больна.
"Я люблю его больше, чем она..."
Мигающий свет от телевизора мягким покрывалом укрывал Диане ноги. Вся остальная комната погрязла во тьме, как в грязи. Снова хотелось спать. Но Буркова боролась со сном, как могла. Не нужна ей была эта пропитанная болезнью дремота. Она представила, будто плывет на плоту, к густонаселенному острову. Представила, что безумна счастлива и рада, что сумеет пожевать что-то повкусней, чем собственный ремень, потому как на безликом атолле, куда ее вынесло кораблекрушением, не было ничего, кроме выжженного ядерными бомбами песка.
"Я доберусь!.." - Диана сжала кулачки. Сейчас она думала о далеких выходных, что представлялись ей такими же недосягаемыми, как и цивилизация для одинокого изгоя.
"Я смогу"
- Все нормально, - пробормотала она, пережидая боль в желудке. - Все хорошо.
Она поднялась из кресла. Нерешительным шагом доковыляла до туалета и опустошила мочевой пузырь. Блаженству не было конца. Снова вернулась к телевизору, уверенная, что теперь-то уж точно, просидит в кресле до глубокой ночи. Ну, или по крайней мере до того момента, пока не зазвонит телефон и она не услышит в трубке любимый голос.
Перед глазами, как племя сопротивления, замаячили черные круги. Буркова надавила на кнопку пульта, прибавляя звук.
- Здравствуйте, я Игорь Борисов. Новости в эфире первого канала.
Диана на секунду закрыла глаза и вспомнила слова бармена: "Сука сраная!".
- Да как он смел, ублюдок похотливый!? - прошептала она сама себе. - Как он посмел?! Ну, ничего, завтра я засуну ему в зад все, что он пожелает, мать его так!..Козел! Прикрывается своей женушкой, которой и нет вовсе...Горилла... - она помолчала и рассмеялась. - Сукин кот...
От обилия слов захотелось пить. Слюна, скопившаяся под языком, превратилась в пену.
- Сушняк... - просипела Диана, пытаясь подняться. Поясница застонала так, будто пыталась отвалиться. - Чертова старуха...
Осторожно выпрямившись, она побрела на кухню. Ей пригрезился огромный стакан с чаем, в котором плавает несколько долек лимона и сахар, обилие которого не дает кипятку его растопить...
- Диана!!!
Она застыла на месте, чувствуя как от страха, ее кишки превращаются в лед.
"Боже, там кто-то есть, за моей спиной..."
Она обернулась так резко, как только могла, готовая ко всему на свете. Комната была пуста. Окна закрыты и запечатаны.
- Что за...хрень? Я...Тьфу ты, бред... - она попыталась рассмеяться. Ничего не вышло. Ужас все еще ковырял ее желудок.
Кроме телевизора, с экрана которого ведущий читал новости, в зале никого не было. И не могло быть! Буркова прищурилась, все еще не веря в галлюцинации.
- Здесь есть кто-нибудь? Меня сейчас никто не звал? А? - она улыбнулась, уже более смело. - Ау? Эй? Призраки, вы где? Не звали, да? Ну и ладно...
- Да, я тебя звал, сука сраная! - Игорь Борисов смотрел на нее с экрана телевизора, отодвинув ноутбук в сторону. Его бледное лицо, казалось мягким и ненастоящим. Каким-то...обрюзгшим.
- Ээ...я сплю?..
- Заткни пасть, дура! - рявкнул ведущий, оскалившись фарфоровыми зубами. - Ты не спишь, конфеточка моя! Все это явь, мать твою!
- Нет, нет... не может быть... кто здесь?... КТО ЗДЕСЬ??? - она приподнялась на цыпочки, пытаясь заглянуть за телевизор, потому что ей казалось, что голос шел откуда-то оттуда, из темных углов комнаты.
- Смотри на экран, тварь грязная! Он взял тебя? Уже взял?!
Все закружилось вокруг, все завертелось. Диана поняла, что оседает на колени, не в силах противостоять подлому обмороку. Ее словно бы уносило волнами прочь из реальности, которая казалось, реальностью быть и не могла...
Игорь Борисов скалился, поправляя галстук. Его обрюзглое лицо пыталось стечь с экрана, нависая над полом, как гнилая тыква. С толстух губ его капала слюна...
- Он взял тебя, конфеточка моя, и будет трахать долго. Давно у него не было такой смачной задницы, как твоя! Он сам сказал, что ты отдалась ему, как последняя шлюха. Прямо на свалке, на помойке, среди крыс. Грязная шлюха! Он будет иметь тебя, пока твоя рожа не утонет в говне...
Диана закричала. Истошно, разрывая горло. Ей чудилось, будто она сошла с ума. Что только ее крик, ее безумный вопль заставит замолчать этот проклятый голос, убивающий в ней все живое, ввергающий в пучину безумия...Она кричала и кричала, пока не сорвалась на сип. И когда замолчала, поняла, что все кончилось. Все смолкло.
Диана открыла глаза. Экран телевизора сливался с теменью, словно и не был включен последние два часа.
"Как я вообще могла поверить в эту чушь?"
Но она поверила.
"Я не могла пялиться в выключенный телек..."
"Могла" - шепнуло сердце. И ей вдруг захотелось принять эту истину, взять за основу и забыть все, что произошло. "Уснула. Телевизор погас. Но ты все еще думала, что смотришь его наяву. Тебе приснился кошмар, девочка. И ты упала с кресла. Все было так. Веришь?"
- Что со мной творится?
Она поднялась на ноги. Ее скрутило в узел от боли, и она поняла, что вся мокрая от пота. Рухнула обратно в кресло, без сил. Высунула язык, побелевший от сухости, и принялась дотрагиваться им до подбородка. Потом до кончика носа...
- Господи... - она одернула себя, не веря в то, что смогла проделать подобное собственным язычком. - Что это такое?!
"Это сумасшествие. Как бы ты не стремилась убежать от него, оно настигло тебя. Ты проклята. Как и вся твоя семья!"
"Я не могла сидеть перед не включенным телевизором! Это ведь бред! И тем более, я помню, как включала его!"
Но и на это был ответ. Скакнуло напряжение в сети, и телевизор отключился. Или она сама, во сне, нечаянно ударила по пульту рукой, который, кстати, лежал с ней совсем рядом. Но больше всего и оригинальней, Бурковой показалась идея о вате.
- Вата могла сделать это, - пробурчала она и встала с кресла, не чувствуя боли.
Прошлась в кухню, держась за стены, и плюхнулась на холодный табурет. Ее начало морозить, но одевать что-то ей не хотелось, потому что, как ей казалось, вата могла согреть ее самостоятельно. Она налила себе чая, пригубила.
" Хм...Вата. Вата это здорово"
"Мои мысли, это вымокшая в кислом молоке вата. По мне идут сотни солдат и втаптывают мою вату в грязь. Это их мысли влились в мою голову и внесли в них грибок, который заразил меня этим"
Поток размышлений остановился и откуда-то из глубины сознания послышался крик:
"Я хочу позвонить Славику!"
"Нельзя. Потому что вата не позволит. Потому что кислые мысли будут литься в бидон, ударяясь о его железные стенки. И ты не посмеешь взять телефон и набрать его номер, отрывая от мамы, с которой он должен быть. Ведь она больна. Эта сраная старуха больна, она лежит там, на чистых простынях, с холодными ногами, и большими, добрыми глазами, вцепившись в своего мальчика, как гребаный вампир, высасывая из него жизнь, силы и память о близких и дорогих людях! А он сидит возле ее кровати, преломив колено, как рыцарь из долбанной сказки и держит ее за ладонь! И она шепчет ему, что именно так хочет умереть, но умирать-то вовсе и не собирается, но если вдруг смерть вспомнит о ней, ей хочется уйти красиво, как гаснут звезды...чертова старуха, чтоб ты ПОДОХЛА!!!"
Диана выдохнула, испугавшись чужих, совершенно посторонних мыслей, ворвавшихся в ее мозг бешеным ураганом. Но ничего не смогла им противопоставить. Не хотела бороться, потому что где-то там, в глубинах самой себя, была согласна со всем, думала именно так.
"Он мой, а не твой, старуха! Ты уже прах!"
"Вата"
Она пригубила чая.
- Будь моя воля, я бы убила ее. Плеснула бы в чай серной кислоты, и заставила бы выпить все. А сама бы села и смотрела, как плавится ее язык, и вываливается из дырки в горле.
Ей стало смешно от одного вида старухи, с расплавившимся языком, торчащим из горла. Но засмеяться по-человечески почему-то не вышло. Она пролаяла что-то и заткнула рот руками. И долго еще сипела через пальцы, как нашкодивший на уроке ученик.
- Конечно нет! - вдруг сказала Диана сама себе и снова сипло захихикала.
Конечно же, она не будет убивать эту мерзкую старуху, хотя и не мешало бы. И Славе она звонить тоже не будет. Она вообще ничего не сделает. Сядет в кресло, со стаканом чая и просидит всю ночь, как отец. И никто ей не будет нужен. Никто не будет важен. Она посмотрит в глаза жизни и плюнет в лицо...
"Вата, внутри! Чешется!"
Диана почесала левую руку, оставляя на коже красные полосы, от запястья до локтя.
"О да, если бы приехал Вячеслав, я бы откусила ему соски и затрахала бы до смерти! Я бы терлась об него, потому что сама не могу совладать с этим зудом, который жжет кожу изнутри. Я бы изжевала его язык, будь он здесь, искусала бы его до крови..."
Что-то захрустело, и она отвлеклась от возбуждающих мыслей. Стакан с чаем потрескался, так сильно она сдавила его пальцами. Он напомнил ей паззл, готовый вот-вот рассыпаться.
- Твою мать!..
Она ослабила хватку, но вата безумно терлась о кожу, как колючий сорняк, вдруг давший всходы в мясе, и ей пришлось бросить стакан на пол, и он разлетелся вдребезги, расплескав по линолеуму коричневые кляксы...
"Вата"
"НЕТ!"
Диана вынырнула из сумасшедших вод, захлестнувших ее с головой, и увидела, что все так же сидит на кухне, на холодном табурете, со стаканом чая, который плещется внутри стеклянных граней, словно разбушевавшаяся стихия. Она осторожно поставила стакан на крышку стола. Снова почесала руку, добавляя красных полос, но только улыбнулась, глупо и неестественно, будто первоклассница, не выполнившая домашних заданий.
- Что со мной было?
"Твой рассудок куда-то уплывал. Это была не ты. Но ты все помнишь. Не так ли?"
- Не все...
Она снова почесала руку, да на этот раз так, что кожа осталась под ногтями. Но боли не было. Абсолютно. Только навязчивое чувство жжения. Чувство чего-то постороннего внутри руки. Чувство...ваты?
Она покрутила пальцем у виска и хмыкнула. Все это один сплошной кошмар! Она снова спала, была в бреду, какой случается у людей с сильной температурой. Ей нужно, необходимо позвонить Славе! И обо всем рассказать! Расплакаться на плече, вдыхая сладкий аромат его парфюма. Обнять его у самого порога, крепко-крепко, слушая скрип кожаной куртки, чувствуя его руки на своей талии, слушая его голос, чувствуя поцелуи на лице... Диана Буркова так сильно захотела этого, что момент, вдруг, отдалился от нее на сотни тысяч километров, пройти которые, в будущем, она так и не смогла... И в дальнейшем вихре событий, ей так и не удалось осуществить эту крохотную мечту, ставшую вдруг, самой заветной из всех на свете.
"ВАТА!"
Она тряхнула головой.
"Соби..."
Какая-то мысль! Словно заноза под ногтем.
"Внутри меня вата? Хочешь посмотреть?"
Она не хотела! Не хотела слушать эти мерзкие голоса. Все до единого они принадлежали какому-то нищенскому сброду, грязными пальцами пытающегося выхватить кусок черствого хлеба. Все они были на одно лицо! Чумазые и беззубые, превратившиеся в животных и знающие только чувства инстинктов, они пытались свести Диану с ума, пытались схватить ее и утащить обратно, на дно нищенских трущоб...
Рука вспыхнула болью. Неожиданно и хлестко, будто сама кровь, превратилась в пламя...
В недоумении и полном молчании Буркова уставилась на кухонный нож, зажатый в правом кулаке. По лезвию стекали вязкие красные капли, падающие на пол с глухими "кап".
"ВАТА!"
Она перевела взгляд влево. Обморок тут же закружил ее в вальсе, не отпуская, словно умелый партнер. Чернота перед глазами закрыла весь мир, будто стая ворон, летящих к месту великой брани.
Рука была мертва. Она лежала на столе, как кусок чего-то чуждого, облитая горячими алыми струями. Рана расползлась в стороны, от ладони до самого локтя, оголяя перед Дианой темное мясо и бордовые нити мышц.
"При таких ранах кровь не течет!" - теряя сознание, подумала Буркова. Она побледнела, будто мел. И в этот момент кровь хлынула из раны ярко-красным потоком, призывая к сердцу, точно обезумевший шаман, всю боль, что только крылась во вселенной.
- Боже мой!!! - закричала Диана, вырываясь из цепких рук беспамятства. - О Господи...Как больно!!!
Ее затрясло, и нож выпал из руки, глухо звякнув об пол.
"Порезала сама себя... - вспыхнула в голове мысль, - как же так...как больно, мать вашу!.."
Силы снова покинули ее, но она знала, что не потеряет сознания. Боль была слишком сильной, чтобы позволить ей такую роскошь. Буркова попыталась встать, но с ужасом поняла, что не может поднять раненую руку! Как кусок кровавого мяса, она лежала на столе, в луже крови, игнорируя все позывы к действиям.
"Это не моя рука!" - с ужасом подумала Диана. "Это больше не моя рука...мамочки...Я отрезала себе руку"
Она закрыла глаза. Слезы боли покатились из-под закрытых век.
"Смотри, дура! Там не вата! Там мое мясо..."
"Жгут! Нужен жгут!"
- Я смогу, - Диана выдохнула и распахнула глаза. Кухня уплывала волнами. Холодильник плясал, изгибаясь, точно прокаженный шут. Окна, лили стекло из рам, темными каплями. Все смешалось, сам мир грозился лопнуть с громким хлопком. Диана поднялась, стараясь не думать о том, что рука может остаться на столе. Но конечность потянулась за ней, размазывая по крышке стола бордовую вязкость. Табурет повалился на бок, недовольно задребезжав ногами. Диана ухватилась за пляшущий холодильник, пережидая волну слабости, вновь заставшую ее врасплох.
И обморок, недовольный танцем, вдруг сбросил маску кавалера, зашипев:
"Закрой глазки, маленькая конфетка, это все сон! Ложись спать, долбаная корова, иначе будет хуже..."
Она не слушала. Вцепилась в холодильник так, что внутри него задребезжали железные внутренности. Чувство дежавю ударило ее под дых так сильно, что она чуть было не задохнулась. Ей вспомнился вчерашний день. И она, пьяная, здесь же, у холодильника.
- Я смогу... - сквозь зубы процедила Буркова, игнорируя память и слезы, текшие по щекам. - Я смогу...
Она двинулась по коридору, держась за стену, словно слепая. Рука, истекающая кровью, висела вдоль тела, словно мертвая змея. Ночнушка пропиталась кровью настолько, что ее можно было выжимать.
"Ничего...сейчас...сейчас..."
Коридор казался бесконечным. И ей подумалось вдруг, что она не дойдет. Что сползет по стене, как раненый воин, и умрет, в тишине квартиры, так и не ставшей ее собственностью. Будет лежать на полу, и быть может, слушать голоса-призраки, которые поселились в ее голове. А потом все исчезнет.
"Я в норме! Я смогу!"
Но коридор, почему-то, все не кончался.
"Смогу..."
Боль в руке набирала обороты, подгибала ноги, ломала кости. Снова захотелось кричать! Но Диана вытерпела, стиснув челюсти. И подумала, что не настолько уж и трусиха, каковой себя считала!
- Смогу... - повторила она и обогнула угол коридора, прижимаясь к стене плечом. Передохнула, закрыв глаза, и двинулась дальше, не отходя от стены, замарывая ее кровавыми кляксами.
"Ты не дойдешь, сучка..." - прошипел обморок, ползущий сзади.
Но она дошла.
Открыла дверцу шкафа, скинула на пол все ненужное: упаковку колготок, пакет с футболками, коробку с прокладками... наконец схватила аптечку и радостно вскрикнула, дав волю чувствам. Но поняла, что так и не прекращала рыдать. Ей представилось, словно она стоит посреди песчаной дороги, задыхаясь от жаркого воздуха, а репортеры уже бегут к ней, чтобы задать вопросы. Ведь она новая олимпийская чемпионка, а эта аптечка - ее кубок, ее главный приз! Диана даже сощурилась от палящего солнца, режущего глаза, и увидела флаг своей страны, который ей несли тренера...И, рухнула на кровать.
"Не сейчас..."
Она открыла аптечку дрожащими пальцами. Достала бинт. Размотала и обвернула им руку, в несколько слоев. Он тут же пропитался красным, кровавый запах ударил в ноздри.
-Я не смогу сама...
Буркова схватила трубку телефона, который установила вчера, в стельку пьяная, и набрала номер. Ждать долго не пришлось.
- Алло? - голос Вячеслава. Диана потеряла дар речи от счастья. - Алло? Говорите!
- Славик, - произнесла она еле слышно, борясь со слезами, сдавившими гортань.
- Дианочка? Да, детка, что стряслось? - он немного растерялся. Она не часто звонила ему домой.
- Я бы, ты... - она откашлялась, но так и продолжила сипеть. - Ты не мог бы приехать ко мне?! Я немного поранилась.
- Я тебя не слышу! Диана?!
И вот тут, с ней случился срыв. Он принялась орать в трубку, не разбирая собственных слов. Ей казалось, что она кричит что-то осмысленное, членораздельное, но в безумном потоке рыданий и ора, можно было разобрать только отдельные слова.
- Никуда не уходи! - голос Старкова превратился в пепел, который разнесли по проводам холодные ветра. - Я сейчас приеду!..И успокойся...Тебе нужна скорая?
- Да!!! Ты что не понимаешь, я истекаю кровью...
- Постарайся наложить жгут и успокоиться! Кровь течет от этого только сильней! Все, я выехал!
Связь оборвалась. Но Диана еще долго орала в трубку, а потом захохотала и повалилась на кровать, чувствуя, как нечто холодное и острое снова разрушает ее глаз.
"Жгут! Я и забыла о нем!" - она подскочила, как ошпаренная. Скрутила бинт в веревку и сильно перетянула предплечье, глянув на часы. Стрелки показывали 21:45.
Когда Буркова, спустя пять минут, снова прилегла на кровать, ей вспомнилась Бойко, ее бывшая подруга. Носящая короткую стрижку, крашеная в ярко-бордовый цвет, любящая деловые костюмы, темные очки, и богатых мужчин. Если бы она сейчас увидела Буркову, то цокнула бы языком и сказала: "Ну, подруга, наверное тебе нечем заняться, раз ты полосуешь себя ножом, как полная дура!". Потом Бойко налила бы мартини и осмотрела рану. Ни про какие голоса, ни про какие телевизоры, она и слышать бы не захотела. Она всегда говорила, что те, кто видят призраков и летающие тарелки, полные психи. Так что, закурив, Ирина Бойко взяла бы все на себя. Вызвала бы врачей, объяснила им происхождение раны, потом сунула бы деньги в карманы и подмигнула Диане. Красивая, склонная к полноте женщина, верящая в бога лишь тогда, когда его статуя сделана из золота. Она бы все сделала правильно.
Диана улыбнулась теплым воспоминаниям.
"Мне не хватает ее..."
Зазвонил телефон. Она открыла глаза.
- Дерьмо тупое...
Диана потянулась к трубке. Но поняла, что до сих пор сжимает ее в руке и ошарашено уставилась на нее.
Диана осторожно поднесла трубку к уху, снова чувствуя нереальность происходящего. Где-то в глубинах души, какая-то часть ее изуродованного сознания, кричала о том, что галлюцинации вернулись. Что пора швырнуть телефон в стену и попытаться вернуться в реальность. Дождаться Вячеслава и скорую помощь и все рассказать добрым врачам. Они поймут. Они посоветуют, что делать дальше.
- Да...
- Привет, Диана! - она сразу же узнала голос того маленького засранца, что названивал ей весь прошлый вечер.
- Слушай, ты!.. Отвали, мне не до шуток! - она облизала пересохшие губы. - И вообще, как ты умудрился мне дозвониться, поганец?
- О, это было легко! А приз?! Как тебе приз? Ты же получила его сегодня утром, не так ли?
- Нет, нет, не так! Иди-ка ты куда подальше! - она огляделась в поисках ручки, чтобы записать номер. А потом плюнула, и, обмазав палец о кровавый бинт, записала цифры прямо на тумбочке.
- А как ты думаешь, приз взяла ты или он тебя?! - голосок захихикал. - Я он и я она, а кто теперь ты?! Кто сейчас и кем будешь завтра?!
- Отвали! Сукин ты сын, скажу я тебе... как же ты дозвонился? - Диана поняла, что этот разговор все больше затягивает ее в пучины сумасшествия, но, он также и не давал ей отключиться.
"Если я уже не в отключке"
- Да секрет это, секрет!!! - голос ворвался в ухо истерическим смешком и затих.
- Эй, эй, ты еще здесь?! Эй-й-й, поганец!? Козел маленький...
Буркова протерла глаза. Ее тянуло в сон.
- Как приз, Диана? - детский голосок вернулся, снова издеваясь над ней. - Хи-хи, приз за щедрость, это так! За твое сердце! - В трубке что-то щелкнуло, и в следующий миг с Дианой заговорил хриплый мужской голос. - Да, за твою гребаную щедрость, маленькая дура! Но это начало, это еще только начало! Ты еще не так запоешь, когда он вгонит в тебя свою иглу! Подожди немного, мразь, и он придет за тобой! За тобой, за твоей маленькой попкой и сраной нищенской жизнью! Да, Нищета? Я прав? Я пра...
- Кто это?! - в истерике закричала Буркова и, схватив телефон, швырнула его в стену. Белый пластиковый корпус разлетелся по комнате, рассыпав по углам кнопки, похожие на зубы.
- Но я здесь, СУКА! - захрипел голос из разбитого аппарата, словно кто-то включил громкую связь. - Он взял тебя! ВЗЯЛ! И мы позабавимся, да нищенка? Ох, как позабавимся! Скоро мы все позабавимся, ты же этого так ждешь, похотливая сука...
И здесь, ее наконец-то нагнал обморок, ползущий за ней с самой кухни. Он подскочил с пола, голый и худой, с торчащими ребрами и мутными глазами, и набросился на девушку, прижав ее к кровати. Она видела его страшное лицо, видела черный холод в глазах, чувствовала, как в нем напрягаются все мужские качества, но...только закрыла глаза, рухнув в липкую кошмарную топь.
Это был сон. Или что-то очень похожее на него. Что-то страшное, что подступает к человеку, когда он идет по лезвию бритвы, переставляя порезанные ноги и балансируя руками, чтобы не упасть. Это нечто оголяет черноту зубов, с губ его капает желтая слюна. И оно тянет руки, чтобы столкнуть несчастного в пропасть...
Диана бежала по какой-то свалке, спотыкаясь и падая. Раздирая коленки, истекая потом, изнасилованная мерзкой вонью, что стояла здесь повсюду. Она насквозь провоняла мерзкими ароматами этого места, пропиталась их въедливыми запахами так, что тянуло блевать. Но не останавливалась ни на секунду, потому что знала, что ее преследует нечто страшное. Она летела по лужам, сквозь нескончаемую свалку, перескакивая гниющие кучи мусора, сплевывая на ходу вырывающуюся из горла блевотину. Она бежала домой, куда-то туда, за горизонт, потому что только там, можно было спастись. И ничего сейчас не имело значения, никакая цена не смогла бы ее остановить. Кроме теплого дыхания преследователя, оседающего на ее шее каплями влаги.
Свалка была огромной. Бурковой никогда не приходилось видеть подобных размеров. Стены мусора возвышались над головой, кривыми пиками пронзая тучи. Это были коридоры какого-то жуткого, неописуемого лабиринта, придуманного самим дьяволом! Ноги скользили по гнили, она подвернула лодыжку, но не посмела остановиться, удерживая равновесие. Не посмела, потому что нечто, дышащее смрадом, неслось за ней, пытаясь ухватить за плечо. Диана слышала, как колотится его черное сердце, как чавкает помойка, видела мерзких белых червей, выползающих из смрадных куч дерьма. Горло пылало костром, дыхание обжигало стенки гортани, разрывая их, оставляя шрамы. Она чувствовала металл, наполняющий полость рта, знала, что пьет собственную кровь, и сблевывает, не сбавляя шагу, с ужасом понимая, что ее кровь, это желтый гной...
Но вдруг... она остановилась. Колени ее подкосились, и она рухнула в лужу липкой грязи. Обернулась в ужасе, ожидая увидеть тянущиеся к ней волосатые лапы, но... коридор адского лабиринта был пуст. Небо разразилось ударом грома, и Буркова вздрогнула, стараясь подняться. Ледяной ливень обрушился на нее, как кара, вымочив за считанные секунды, до нитки. Капли были размером с монету, били больно, обжигали кожу. Диана подставила раскрытый рот и затушила костер, бушующий в гортани. Это придало ей сил, и она встала, ощущая, как трясутся бедра. Откинула с лица налипшие волосы, одернула прильнувшую к телу майку. В левой руке, как нечто вечное, пульсировала боль. Диана размотала грязный бинт, и отшатнулась от самой себя, в ужасе раскрыв рот. Из раны, мокрыми комками, торчала вата.
"ВАТА"
И вдруг до Дианы дошло, почему свалка, такая громадная, а лужи гнили похожи на озера! И то, почему она бежит уже целую вечность, а коридоры все не кончаются. Она поняла все.
"ВАТА ВНУТРИ МЕНЯ!"
"Я кукла..."
Она знала это, как и знала, что вместо глаз у нее две черные пуговицы. И рот, это всего лишь черные нити, прошитые под кожей (тканью?), в несколько рядов. Она знала это, и одновременно не могла поверить. Она была Настасьей, потому что помнила, как создавала саму себя. Как забивала ватой свой желудок, как пришивала глаза...
- Господи Боже...
Она поняла, что тонет. В луже отходов, захлебываясь помоями, которые разъедают ее изнутри, выжигают глаза...
Из дождя кто-то вышел. Кто-то огромный, облаченный в грязно-белый балахон. Какой-то великан, достигающий своим ростом, высоких стен мусора. Диана увидела этого исполина сквозь капли дождя, бьющего по глазам. Она увидела его силуэт из серых одеяний, склонившийся над ней в какой-то странной нерешительности, неподобающей монстру. А потом она разглядела капюшон, накинутый на голову, и лицо... вместо которого была лишь пустота, заполненная чернотой.
"Гуще дикой ночи"
Кукла Диана-Настя, попыталась закричать, но смогла лишь искривить рот-нитку, чувствуя острую боль в щеках. Она знала, видела каким-то третьим глазом, как нечто отражается в ее черных неживых глазах. И поняла - именно это чудовище гналось за ней! И вот...настигло.
"Он думает, что я дверь. Почему он думает, что я дверь?"
Нечто в балахоне, протянуло свою руку к кукле. Пальцы, покрытые коростами, коснулись ее мягкого тела.
"НЕТ!"
Мерзкое чудовище грубо схватило Диану, и зажало в кулаке, выдергивая из отвратительного болота. Выдергивая из...сна...