Она подскочила на кровати, дико крича и размахивая руками. И когда ее липкое от пота тело, схватили чьи-то горячие ладони, она, со всего маху, ударила в темноту ногой, скалясь, будто обезумевшая. Ее пятка угодила в цель, выбив из тьмы глухой вскрик. Диана осклабилась, сползая за кровать. Но в этот момент в комнате вспыхнул свет, и она увидела Вячеслава, утирающего кровь с губы.
- Маленький...прости... - она поднялась на ноги, сгорая со стыда.
- Да, что происходит, в конце концов?! Ты что, начала спортом заниматься?! Откуда такая прыть?
- Я не знаю... - она огляделась, сглатывая горькую пену, застрявшую в горле. - Где мы, Слава? Мы в безопасности? Мы убежали от него?
В нос ударил запах медикаментов. Она поморщилась.
- В больнице, конечно! После такой раны! - Вячеслав поморщился. - Ну, ничего себе, ты мне двинула, красавица. А говорят еще, мужики бьют женщин. Да бред... - он улыбнулся. - Ты драться не будешь больше?
- Прости, я... - она попыталась улыбнуться, но вместо этого разрыдалась. Горько и безутешно.
- Ну, все-все... - он подошел к ней, пытаясь обнять. Но она, мокрая от слез и пота, полыхающая от стыда, выскользнула из его объятий, забравшись на кровать с ногами. - Мы в безопасности, Диана. Теперь мы в безопасности. Но от кого ты собралась бежать? Кто тебя поранил?
Она посмотрела на него сквозь слезы.
- Я сама. Ты веришь мне? Я сама.
Он поглядел на ее перебинтованную руку, не находя ответа. Когда Старков нашел ее без сознания, истекающую кровью, в квартире, запертой изнутри, его сердце ухнуло вниз живота, и взорвалось там острыми осколками, ранящими ноги. Колени его подкосились, и он упал бы, не окажись рядом стены. И только грохот связки ключей, вывалившейся из рук, вернул ему силы и способность мыслить. "Господи Боже..." - пролепетал он иссохшими губами, не веря в то, что открылось его взору. Перепачканная кровью кровать, вымокший насквозь бинт, жгут, стянутый на предплечье с той силой, что выдавливает из кожи синяки. Безумная, страшная рана, рассекшая руку его любимой девушки... Он увидел и разбитый телефон, вырванный из розетки с корнем, увидел темноту свернувшейся крови, бледную, как мел, Диану, вату... вот этого он, может быть, и не видел! Ваты там не было, он принял за нее кусок бинта, вывалившийся из аптечки. " Диана!" Он кинулся к ней, и подумал о том, что не зря вызвал "скорую", положение и, правда, оказалось очень серьезным. Ведь когда Диана позвонила ему, показалось, что она снова капризничает и от этого преувеличивает, превращая мелкий порез, в сквозное ранение...
Когда приехали врачи, хмурые мужчины в белых халатах, Слава отошел в сторону, стараясь сохранять спокойствие. Он закрыл глаза, понимая, что снова близок к обмороку. К нему подошла женщина в зеленой форме, с колпаком на голове и что-то пробормотала. Он подавил нервный смешок. Все это вдруг показалось ему нелепой глупостью, каким-то бредовым сном, в котором вдруг, у него начали отказывать ноги. Полненькая медсестра, даже не удостоила его взглядом, снова повторив бормотание. Он кивнул, сглатывая кислые слюни. Она хмыкнула в ответ и вернулась к Диане, которую уже укладывали на засаленные носилки. Один из медбратьев пытался привести ее в чувство нашатырем. Вячеслав подумал о том, что и ему не мешало бы пару раз вдохнуть этого средства. Но лишь последовал за врачами прочь из квартиры.
Машина скорой помощи, стояла у подъезда, перемигиваясь красно-синими огнями. Бордовая полоска с вкраплениями белых крестов, прорезала медицинскую "ГАЗель" ровно посередине, чуть поверх косых фар. По обоим бокам красовались надписи "Областная больница. Госпиталь крови". Старков зажмурился и снова взглянул на надпись: " Областная больница. Госпиталь ветеранов". Он поднял взгляд к темным окнам Дианиной квартиры и... замер. Из окна на него кто-то смотрел. Какой-то человек, в белых одеждах. Человек, не имеющий лица.
- Вы оставили там кого-то?! Зачем?! - закричал он врачам, понимая, что поддался безумию, против которого так долго боролся. - Кто там? Кто там?!
- Успокойтесь! - медсестра подошла к нему и положила руку на плечо. Он тут же ее сбросил. - С вашей женой все будет в порядке. А наша смена... - она задумчиво оглядела машину скорой помощи, - состоит из трех человек. Посчитайте сами.
- Но я видел!.. - он снова осмотрел окна. Слепые и безликие. - Простите...Я...простите...
- Я понимаю, все в порядке. Нам нужно ехать.
- Я поеду за вами. У меня...машина.
- Хорошо.
Старков забрался в салон своей "Ауди", ощущая снова, как колотится сердце и трясутся руки. Он все еще думал о том человеке, у окна.
"Просто перепутал окна..." - но даже эта мысль не дала ему успокоения.
Слава отвлекся от воспоминаний.
- Теперь поговорим серьезно, ага? - он заглянул ей в глаза. - Как ты умудрилась так порезаться? Нет, конечно, может случиться с каждым, но чтобы от локтя и до ладони, это я думаю... так как? Тебя кто-то ранил? - ему захотелось добавить "ранил человек в белом?", но он промолчал.
- Сама! Не знаю как. Со мной вообще непонятное творится! Я заболела, Славик! Видимо, серьезно. Вот насколько серьезно! - она с трудом подняла раненую руку.
- Что значит - заболела? Разве при болезни, люди режут сами себя?
- Ты что, решил достать меня?! Сказала ведь, чего надо еще?! Отвали!..
- Я тебе не мальчик прыщавый, не ори на меня!
- Прости... Я не знаю!.. Прости меня, Славка! Ну, пожалуйста! Я... я...я не знаю...
Она снова плакала. Но он больше не пытался ее обнять.
Одноместная палата влетела ему в копейку, но денег жалко не было. К тому же, врач пообещал, что выпишет Диану через пару дней, когда она успокоится и придет в себя.
"Да и швам на руке, необходимо, хоть немного, прижиться" - так он сказал. Кажется...
Теперь Вячеслав этому верил. Ей, действительно, нужно было отдохнуть.
- Диана, я просто...
- Нет, ничего не говори! - зашептала она. - Поцелуй меня.
Он повиновался, коснулся ее губ, своими. Она пылала, была горячей, точно лава. Он поцеловал ее, нежно, едва касаясь языком. Она застонала, томно, будто он провел у нее между ног, и это привело его в величайшее возбуждение. Он прикоснулся к ее груди, без труда нащупав, сквозь хлопчатобумажную ткань пижамы, набухший сосок.
- Хочу тебя... - но эти слова не были правдой. Вячеслав Старков, снова видел перед глазами, того странного человек в окне. И Диана, почувствовав холод, отняла губы, не удостоив своего возлюбленного даже взглядом.
- Спать хочется. И тебе пора. Ночь в разгаре.
Он кивнул. Поднялся, поцеловал ее в лоб и ушел, молча, не оборачиваясь. Щелкнув напоследок выключателем.
Так она снова осталась одна, в полной темноте. И, казалось бы, в эти мгновения к ней должна была вернуться вся боль, выворачивая тело наизнанку, но...пришло лишь опустошение и отчаянье. Диана Буркова думала о том, что потеряла работу. И какими бы дурацкими и ненужными сейчас, были эти мысли, она не могла отогнать их, словно надоедливых комаров от уха. Они пищали и пищали ей о том, что теперь она - безработная, убогая калека, достойная мерзких и отвратных трущоб, в которые непременно вернется, как бы далеко ни была. Ей вдруг подумалось о том, что утром, в пустоте ее квартиры, не смотря ни на что, будильник снова запиликает свою противную морзянку. И от этого ей захотелось кричать.
"Зато я высплюсь. Высплюсь, как нормальный человек, впервые за долгое время..." - Диана отрешенно улыбнулась, устраиваясь поудобнее на жестком матрасе. Закрыла глаза, но...уснуть так и не смогла. Ворочалась, хныкала, шептала проклятия яркому лунному свету, пробивающемуся сквозь жалюзи. И, то и дело, проваливалась в липкую, темную дремоту, из которой, на нее смотрели сотни белых глаз. А под утро вдруг, рухнула в какую-то непроглядную, холодную тьму.
Виктор Егоров в то утро проснулся от шума, доносившегося из столовой. За дверями звенела железная посуда, бились об пол стеклянные банки, гремели кастрюли. Он встал со стула, размяв шею. Мужчина внушительных размеров, с выпирающим пивным животиком. Одернул черную форму, с надписью "ОХРАНА" на спине, и зевнул. Снял с пояса резиновую дубинку и оглядел пустующий коридор подозрительным взглядом.
- Дерьмо все это. Опять кто-то спирта захотел! - пробурчал он сам себе и почесал небритую щеку.
Трижды, за последние две недели, Виктор ловил постояльцев больницы, желающих выпить за счет заведения. Они жаждали медицинского спирта, но Виктор Егоров накормил их кое-чем другим. Дубинкой, что ложилась в руку, как влитая. Одного из мародеров он ухватил по заднице, и тот с воплями, скрылся в коридорах. Второго не сумел поймать, но смачно плюнул ему в спину соплями, когда тот мчался от него по лестнице. А вот третьему досталось больше остальных! Раз десять навернул ему по спине со всей мочи! Конечно, все это Егорова не забавляло, но в отсутствие перестрелок и прочего голливудского дерьма, охота на алкашей доставляла хоть какое-то удовольствие, и возвращала смысл тупой работе охранника больницы!
"Но те были тише воды! А этот, какой-то ураган, прямо!" - подумал он и снова широко зевнул. Подкрался к дверям и вспомнил, что точно также, неделю назад, пробирался ночью в палату 69, к своей новой знакомой. Он шел по коридорам, мягкой поступью кошки, стараясь, чтобы не звенели даже ключи, висящие на поясе. А когда добирался-таки до места, то получал самый главный приз - раздвинутые ноги и упругое, активное тело. И он брал их. Снова и снова. Пока не заканчивался запал. Ему было 39, и он считал, что жизнь уже не сможет преподнести ничего, кроме сморщенных задниц его ровесниц. Но Таня, восемнадцатилетняя нимфетка, хотела секса и была не против любого его извращенного проявления. Она заставила Виктора вспомнить все, что он знал в молодости, превращала его в безудержного, огнеопасного самца. И видит Бог, ему нравилось им быть! Поэтому он, несомненно, расстроился, когда узнал, что его юную подругу перевезли в какую-то другую больницу. Ему показалось тогда, что единственный лучик света, озарявший его серую жизнь, погас, сжираемый вечной ночью. Но если бы Виктор Егоров знал, куда перевели его подругу, а главное - зачем, то не расстраивался бы, а подобно пуле кинулся к врачу-урологу. Сдал бы анализы на ВИЧ, и, ожидая результатов, давился бы горькой слюной. Но он не знал, да и не верил в то, что такая мерзкая болезнь, как СПИД, может появиться в его избранном организме. Поэтому инфекция, словно осьминог, пустила щупальца, заражая каждую клетку надменного тела.
Виктор подошел к железным дверям и затаился, прислушиваясь. Безобразия в столовой продолжались, и кажется, лишь набирали обороты. Гремело и билось все и вся. Егоров размял пальцы, услышав одобрительный хруст фаланг. Усмирять больных, не входило в его обязанности, но ему намекнули как-то, что он является материально ответственным лицом, и вся недостача с подвластных ему объектов, падет на его широкие плечи. А этого ему ох как не хотелось, и он решил бить воров за каждый украденный у него рубль.
Он открыл левую створку двери, скривившись от скрипа петель, пытающихся его выдать. Но посуда, как ни в чем не бывало, продолжала лететь на пол, разбиваясь на сотни осколков. Виктор сжал рукоять дубинки посильней и заглянул внутрь. Увидел рассыпанные по полу крупы, горы сахара, осколки баночек, какую-то жидкость, вязкую, будто кисель...
"Черт, жаль, что я снял ботинки!" - с досадой подумал он, разглядывая мягкие тапочки, в которые его заставляли переобуваться каждый вечер, когда он заступал на смену. Но почувствовал, что ладонь вспотела от предвкушения расправы. Пора было вмешиваться в игру.
Виктор вошел в столовую тихо, прошелестев по заваленному крупами полу, будто ветер. Увидел груду железных мисок, нагроможденную у высокого стеллажа, осколки стекла, опасно торчащие вверх, будто клыки. Заметил даже, как по ним сбегают красные капли встающего из-за горизонта солнца. И снова пожалел о том, что снял свои берцы.
"А что если кошка? Платить тогда, кто будет? Я?"
Но столько шума, мог наделать разве что тигр.
Столовая была огромной, заставленной высокими железными стеллажами. Она не являлась тем местом, где кормили пациентов, сюда приходил обедать только персонал госпиталя. Скорее, это помещение, можно было назвать кухней. Именно здесь местные повара готовили свои отвратительные кулинарные шедевры. В гробу Виктор видел эту еду, хотя ему множество раз предлагали перекусить совершенно бесплатно. Но после первой дегустации, он навсегда отказался от халявного ужина. Меню не было оригинальным, но... Пюре было похожим на клейстер, котлеты, на камни, компот, на свиную кровь. Почему в куриной котлете, должны быть рыбьи кости!? А вот когда в тарелку плеснули супа, Виктор подумал, что кто-то наблевал.
"Лучше с голоду подохнуть!"
Егоров откинул мыском тапочка опасный осколок и захрустел по гречихе. Он находился в двух метрах от стеллажей, когда увидел, наконец, нарушителя. Вернее, нарушительницу. Молодую девушку, не старше двадцати, яростно скидывающую с полок всю посуду без разбору. Виктор отметил, что на ней зеленая пижама пациентки госпиталя. И улыбнулся тому, что снова оказался прав.
"Красивая, сучка! Может, отдастся мне за полцены, и мы тут все приберем, а!?" - от таких мыслей между ног у него зашевелилась змея.
Егоров аккуратно обошел стеллаж, повесил дубинку на пояс, переступил через сахарную горку и оказался за спиной у красавицы. Он секунду-другую рассматривал ее попку, обтянутую тесными штанишками, а потом окликнул:
- Эй, сеньорита! Что вы потеряли?! Может, я смогу, чем помочь?
Девушка остановилась, замерев. Медленно, точно сомнамбула, развернулась на голос. И ее взгляд... смыл с охранника разом, всю грязную похоть, всю смелость и уверенность. На Виктора смотрела его мать - парализованная старуха, с подернутыми пленкой зрачками. Как тогда, много лет назад, когда он положил ее в гроб, не дожидаясь смерти. Она смотрела на него, сипло дыша, не в силах пошевелить даже пальцем, а он отворачивался...всегда отворачивался от ее глаз...Он хотел побыстрее закопать ее, хотел избавиться от непосильной ноши, от вечных запахов мочи, дерьма и старости, впитавшихся в стены. Ему не терпелось поскорее вздохнуть спокойно, одному, в этой чудесной, двухкомнатной квартире...Но она каждый день смотрела на него, снова и снова, открывая свои мерзкие глаза...такие же, как эти!
"Боже милостивый..."
Егоров сделал шаг назад, но остановился.
- Ты не она...
Однако рука, медленно, вновь стянула дубинку с пояса. И от этого, вдруг, стало спокойней.
- Не надо притворяться, будто не слышишь меня! Что ты тут наделала?! Хочешь найти что-то? - голос дрожал. Вибрировал в горле, придавая Виктору испуганный вид. Наверное, сейчас, он не сумел бы испугать даже ребенка. - Может, найдем общее решение?
- Ты и я? - прошептала девушка. - Ты и я, здесь, прямо здесь...
- Д-да, то есть...не зачем вам ходить тут, идите в палату, а...
Она провела пальцами у себя между ног. Виктор замолчал, заметив, что левая рука девушки туго перебинтована.
- Хочешь? - ее длинный слюнявый язык вылез изо рта, точно змея.
Но эти глаза!.. Они смотрели на Виктора с ненавистью, топили в отстойнике памяти, смешивая с гнилью отходов.
- Н-нет...я...
- Ты? - усмешка изуродовала красивое лицо. - Ты положил мать в гроб, не кормил, не убирал за ней, ставил свечи за упокой!..
Он отшатнулся, не веря ушам. Не могла она знать этого! Никто не мог знать!
- Ты сука, бредишь! Идем к врачам! - он резко подскочил к ней и схватил за руку, пытаясь оттащить к выходу. Всего секунду. А потом она вырвалась, ухватила его за пояс и швырнула на стеллаж. Одной рукой! - 95 килограммов живого веса! Он повалил стеллаж и рухнул на него сверху, с криками ярости и боли. Правое колено уткнулось в острый железный край, разламываясь на мелкие части, точно фарфоровое блюдце.
- Б**дь, сука, мать твою... - он попытался подняться. Кое-как ему это удалось. - Долбанная гадина!!!
Колено горело огнем. Виктор почувствовал, как тяжелеет от крови разорванная штанина. Попытался ступить на ногу, но только заскрипел зубами от дикой боли и ненависти. Увидел дубинку, валяющуюся рядом в осколках стекла, и поднял ее, с одним лишь желанием - убить! Выбить из глазниц эти проклятые, мертвые глаза!
- Сука! - прорычал он. - Ты изувечила мне ногу! Я сломаю тебе хребет, мразь!
Девушка стояла все там же, улыбаясь.
Он размахнулся и ударил ее в плечо. Со всей силы, получая отдачу в локоть. Она отшатнулась, но даже не вскрикнула, не попыталась убежать. И он снова ударил ее - в бедро, чувствуя, как горит от резины ладонь. И снова не услышал крика боли, только смачный шлепок и смех. Ее смех над ним.
- Убил свою мать! - она захохотала еще сильней. - Убил свою мать...Убил мать!..
Он снова ударил ее, в лицо, но промахнулся. Она увернулась от дубинки, легко закружившись голыми ступнями между опасных осколков.
- Что ты за... срань? - в страхе Виктор отступил назад, не веря собственным глазам. Девушка, будто метеор, всего за секунду, приблизилась к нему, оставляя за собой колыхающийся от жара воздух.
- Нет!
Она толкнула его обеими руками в грудь. Сильно и жестко, отчего он почувствовал, как хрустнули и откололись кости, вонзаясь острыми пиками в легкие. Его отшвырнуло назад, и он свалился на пол, в гущу пряностей и битого стекла. Дубинка вылетела из руки, заскользив по кафелю к самым дверям.
Он пополз к дверям, оставляя за собой кривые бордовые полосы. Но сильная рука вцепилась в щиколотку, и потащила назад.
- Никто не будет жалеть о тебе, сыночек! - с ним разговаривала его мать. И он перевернулся на спину, не веря в это. Стараясь увидеть, стараясь понять, как такое возможно...Но, поднимающееся над горизонтом солнце, ослепило его, оставляя взору лишь неясные, горящие тени.
- Прости...меня...Мама...прости...
- Тебе нет прощенья. Никто не будет жалеть, что ты сдох, как псина!..
Он увидел тень, поднимающуюся над своим лицом. И закрыл глаза.
Ступня, со всего маху, обрушилась ему на кадык, ломая горло. Порвалась кожа, выворачиваясь наизнанку вместе с белыми, тонкими костями. Черными потоками хлынула кровь. Но ступня снова ударила, разбрасывая вокруг головы мертвеца, ошметки плоти. И снова. И снова. Превращая удары в чавкающие звуки, словно намереваясь оторвать голову от тела. А потом, тонкие пальцы забрались в окровавленный рот и схватились за язык.
Солнце, к тому времени, уже взошло, ярким пламенем охватив верхушки сосен, произраставших в парке госпиталя.
Вячеславу Старкову позвонили рано утром и сообщили, чтобы он приехал в областной госпиталь за своей женой. Он пытался сказать, что Диана не его жена, но взволнованный женский голос не слышал ничего, кроме собственного испуга.
" Приезжайте, как можно скорее! Стационарные больные переводятся на дневную форму..."
"Что?.. Я не понимаю..."
"Тяжелых мы, конечно, оставим, а вот остальных... приезжайте, ваша жена в своей палате!"
"С ней все хорошо?"
"О, да. Приезжайте..."
Ничего не оставалось, как снова брать отгул на работе, и мчаться на всех парах в больницу, за Дианой. Когда Вячеслав забирался в свою машину, то отметил, что небо сегодня чрезвычайно серо и однотонно, как бетонная плита, готовая вот-вот рухнуть. На улице было ветрено, но даже сильные порывы не могли сдвинуть тяжелого небо с места. Вячеслав включил радио, чтобы отвлечься от осенней какофонии, вывернул руль, и ударил по газам.
Стоянка возле больницы была переполнена. Автомобили разных мастей, стояли так близко друг к другу, что казалось, из салона можно было выбраться только через люки на крышах. Старков нашел место у самого края, кое-как втиснувшись между "Жигулями" и "Ниссаном".
- Боги сошли с ума? - он вылез из салона и направился к главному входу, сквозь железный лабиринт парковки. Глянул на часы - всего лишь девять. - Что за...бред?
Около крыльца, почти на ступенях, будто человек, стоял милицейский "УАЗ". Рядом с ним, прижимаясь своим массивным телом, перемигивалась маячками скорая помощь. Тут же стояла и легковая "Тойота", окрашенная в дико красный цвет. На ее дверях красовались знаки местного телеканала.
- И телевидение уже здесь...- Вячеслав взбежал по ступенькам, сунув руки в карманы пальто.
У входа, облокотившись на перила, курил милиционер, с автоматом наперевес. Он остановил спешащего Старкова, выставив вперед руку, с тлеющим окурком.
- Вы куда?
- В больницу, забрать свою жену.
- Документы есть?
- Да, конечно, - Вячеслав достал из внутреннего кармана паспорт. - Держите. А что случилось?
- Ничего, что вас бы касалось... Вячеслав Старков. Угу, ничего, - милиционер вернул документ. - Проходите.
Слава пожал плечами и открыл дверь. От прежней тишины не осталось и следа. Коридор был заполнен шумящей толпой, стуком каблуков, нервным смехом и криками регистраторов. От людей веяло адреналином и потом, отчего Вячеславу стало дурно, и он закрыл нос рукой.
- Да что происходит, в конце концов? - пробурчал он в рукав, пробираясь сквозь столпотворение.
Он прошел мимо двух милиционеров, которые опустив головы, слушали крики третьего - громилы в истертом кожаном плаще:
- Кто не умеет работать, тот пойдет под суд, за препятствование расследованию! Как вы умудрились пропустить всех этих людей сюда?!! Идиоты, как теперь прикажете искать здесь хоть что-то?! А пресса, мать ее?! Откуда здесь пресса? Да что вами двига...
Вячеслав поежился, и подумал, что этот человек напоминает ему американского детектива из дешевых сериалов. Но потом выбросил эту мысль из головы, и поспешил на второй этаж, в палату к своей любимой.
Она радостно помахала ему здоровой рукой и ослепительно улыбнулась. Он кивнул ей, поздоровавшись за руку с врачом, стоящим у кровати.
- Здрасьте.
- Ваш муж прибыл, - улыбнулся доктор. Вчера они успели познакомиться, когда Вячеслав засовывал в карман его белого халата, пачку свернутых купюр фиолетового цвета - взятку за одноместную палату, предназначенную тяжелым больным.
- Привет муж! - Диана рассмеялась. Выглядела она отдохнувшей и бодрой.
- Вы уж извините, но это мое распоряжение, - пояснил врач, - о дневном стационаре.
- Но вот еще, дудки, я ходить не буду... - вмешалась Диана.
Старков приложил указательный палец к губам. Она обиженно сложила руки на груди.
- А что произошло? У вас там такое столпотворение, я и в жизни не мог представить...утром, возле госпиталя...
- Они не говорят, - снова встряла Диана.
- Блин, зая! Дай, пожалуйста, поговорить с человеком!
- Милиция здесь, сами понимаете. А нервничать моим пациентам, лишний раз, ни к чему, так что, я решил, что дома будет лучше. Но дневной стационар никто не отменял, - врач посмотрел на Буркову. - Думается мне, вам стоит на него походить, сдать кое-какие анализы, да и перевязки, швы, мази...тем более, рана серьезная, мне будет спокойней, если днем, вы будете у меня под присмотром. Вдруг дома вам вздумается тягать тяжести, к примеру? - он улыбнулся, но как-то уж очень грустно. - Надеюсь, скоро у нас здесь...все угомонится.
- Слышала? - Вячеслав засмеялся, глянув на свою девушку. Она стояла надув губки, будто трехлетний ребенок.
- Слышала, - она показала ему язык. И зашептала - Кровати у них ужасные...У меня синяки от них...
- Не выдумывай.
- Вот, смотри... - она оголила плечо. На коже красовалась огромная фиолетовая клякса.
- Жуть. Диана, это синяк не от кровати. Ты обо что-то ударилась...
- Во сне? Вечером не было. И на ноге еще, такой же...болит.
- Ну, в общем, - влился в их разговор врач, - это все. Мне нужно бежать дальше, так что...до свидания, и не забудьте явиться хотя бы на перевязку, - он выскочил из палаты, не дожидаясь ответов.
- До свидания... - Старков хохотнул. - Значит точно матрасы!
- Слава! - Буркова схватила любимого за руку.
- Что такое?
- Кого-то убили, по-другому и быть не может!
- Перестань, Нэнси Дрю. Нашли инфекцию и всего. Теперь, поди, штрафы платить, видела, какой врач грустный был?
- А милиция причем?
- Они всегда причем! Давай, одевайся, мне на работу хочется еще успеть.
- Как мама? - Диана стянула больничные штанишки и принялась натягивать тесные джинсы.
- Вроде, ничего... спасибо, что спрашиваешь.
- Я ведь вижу, как ты переживаешь!
Слава кивнул, рассеяно и отрешенно, вспомнив узкую кровать, на которой лежит его мама. Ноги совсем перестали ее слушаться, постоянно болела голова и, несомненно, ее пора было перевозить в больницу, но... у него не хватало на это сил! Ведь она была для него всем, с самого детства, каждой клеткой его тела, тем воздухом, которым он дышал, после того, как ушел отец. Они стали чем-то неразлучным, той пуповиной, что навсегда скрепляет мать и чадо. Она всегда была рядом, и вот теперь...собиралась уйти.
"Нужно уметь отпускать людей, Слава. Нужно уметь отпускать" - ее слова, сказанные на его слезы, после того, как ушел отец. И он бы отпустил, если бы знал...зачем.
Диана аккуратно сложила пижаму, и бросила на кровать. Широко зевнула, счастливая и полная сил, и чмокнула Старкова в щеку.
- Пошли?
- Да... пора, - он растеряно кивнул. - Пошли.
Они спустились со второго этажа, влившись в гудящую толпу. Диана раскрыла рот от изумления, не веря собственным глазам. Она, словно маленькая девочка, вцепилась в Вячеслава, боясь потеряться. И они вдвоем, еле успели увернуться от мчащегося на них старика, в инвалидном кресле. Он что-то кричал, размахивая руками, а за ним бежала раскрасневшаяся медсестра, толстая, как бочка. Милиционеры стояли все там же, красные, что помидоры, а вот их начальник - человек в кожаном плаще, - куда-то делся.
- Кошмар, - промямлила Буркова. Старков не ответил. Он снова думал о маме.
Они вышли из больницы, под тяжелое, отсыревшее небо, и здесь, на крыльце, столкнулись-таки с "кожаным плащом", который смерил их подозрительным взглядом.
- Я поставил машину там... так что придется топать сквозь все эти машины, так уж вышло... - Слава нервно глянул на "кожаного плаща". Тот открыто изучал их, не отводя глаз. Вячеслав помог Диане спуститься с лестницы, чувствуя колючий взгляд на своей спине.
Красная "Тойота" телеканала стояла все там же. Рядом с ней курили двое молоденьких репортеров, о чем-то громко дискутируя. А вот милицейских машин прибавилось, у некоторых, были включены проблесковые маячки.
"Кого-то убили..." - Старков вздрогнул, вспоминая слова Дианы.
Он усадил ее на заднее сиденье, и сам, с облегчением уселся за руль. "Ауди" вывернула с парковки, и помчалась прочь от госпиталя.