Аннотация: Этот дневник принадлежит моему возлюбленному. Он пропал неделю назад.
Этот дневник принадлежит моему возлюбленному. Он пропал неделю назад. В его комнате я и нашла этот леденящий кровь дневник, и теперь молю бога, чтобы чернильные мазки в нем были признаком безумия, или надменной насмешки, и чтобы в нем не было ни одного истинного слова.
Вызвала полицейских, но ждать не могу. Знаю, куда идти - и, пока вы читаете, мигом обернусь.
Из дневника:
23 июля
Сегодня стал невольным свидетелем какой-то лютой жестокости - повозка налетела на джентльмена, с хрустом разломав его ногу чуть ли не надвое. Кость прорвала штанину, и кровь залила мостовую огромной лужей. Как в человеке может быть столько крови? Петров говорит, что после такого перелома не живут. Несчастливца, бледного, обморочного, увезли в больницу. Прохожие только крестились, кого-то вырвало. Надо желать выздоровления, но мужчину так изуродовало... Упокой Господь его душу.
24 июля
Лиза Т., наверное, в меня влюблена!
25 июля
Глазам своим не верю. Позавчерашний джентльмен, ничуть даже не хромой, сшибся со мной сегодня вечером у Строгановского моста, который он переходил почти вприпрыжку, будто был чему-то очень даже рад.
Ошибка исключена. Всё лето я провел за бесконечными портретами, и теперь легко различаю людей хоть по изгибам бровей, хоть по форме пришитых к жилету карманов.
Более того, я воспользовался неловкостью, и, пока господин расшаркивался передо мной (голос резкий, с надсадом), я нарочно обронил холст. Поднимая его с брусчатки, осмотрел ноги господина.
Он здоров как бык, грациозен как черт, но клянусь - его штанина аккуратно сшита!
Петров крутит пальцем у виска и говорит, что я дурак. Напомнил ему, что могу по памяти нарисовать его достопочтенную матушку со всем её выводком носовых бородавок, а также про невозвращенный долг.
Друг, пробурчав что-то себе под нос, согласился мне помочь, и завтра будем целый день дежурить у Строгановского моста. Я взбудоражен!
26 июля
Видела бы Петрова его пассия! Такого луня ни один рыбак ещё не видывал. Ох, ну и умора, выглядит так, будто встретил ходячий труп. Ровно в полдесятого вечера, уже в сумерках, наш 'развороченный' под провизионной телегой господин спокойно прошелся по брусчатке, с чувством покуривая мундштук.
Петров лишился речи, зашушукал мне, и мы вдвоем, по разные стороны улицы, пошли провожать господина, невидимые для его мясистого затылка. Хотя человек, излечившийся от такого перелома, вполне может иметь глаза на затылке, так?
Незнакомец прошелся до дома купца Васильева и, оглядевшись, юркнул в подъезд. Мы не решились идти за ним, тем более, что у меня появилась замечательная придумка...
А Петров говорит, что хотел бы переговорить с дворником, который вроде бы как-то не так, исподлобья что-ли, смотрел на господина.
Ну и кто теперь дурак?
30 июля
Удалось выхватить несколько минут на дневник. Последние дни - бесконечный бег.
Я достал у одного знакомого замаранные тряпки, благодаря которым очень непринужденно перевоплотился из молодого и талантливого (самонадеян, знаю) художника в обычного строителя. Дождавшись сумерек, я проник в Васильевский дом, представившись, что вызван починить замок у одной из семей, да и дворник, занятый беседой с Петровым, не особо расспрашивал. Мой друг, кстати, припас бутылочку чего-то горячительного, чтобы развязать дворнику язык.
Дальше: унимая колотящееся сердце, прошел по лестнице с первого этажа на второй, прямо по коридору, постучался в крайнюю дверь. Мне даже не открыли - просто кто-то прорычал, что никаких замков у них не ломалось и чтобы я валил к черту.
Что-то грохнуло, кто-то загремел ключами, и я смылся!
Первое, что запомнилось - запах. Мускусный, очень тяжелый, плотный и тягучий, будто деготь. Интересно, что так может пахнуть?
Второе - дом поразительно грязен и запущен, доски в лестнице сгнили настолько, что ступать приходится на свой страх и риск, и если фортуна обидится - ухнешь прямо в подвал. Но ни одной крысы!
Третье - кто бы там не жил, они, видимо, не любят свет: окна замазаны, заколочены. Снаружи кажется, что в доме никто и не живет.
Что за странный дом?
А теперь то, что Петров вытянул из дворника. Не обошлось без анекдота: мой друг, вообразив из себя талантливейшого криминалиста, настолько сильно увлекся сокрытием своей личины, что узнал крайне мало, а вдобавок напился вдрызг, и мне пришлось тащить его тело до самой Слободской, а потом ещё и платить извозчику. Теперь Петров должен мне на четыре рубля больше.
В общем, он узнал, что у дома вообще нет дворника! Мужик, которого пытался напоить Петров, из соседнего дома - сам купец Васильев просит его подмочь: вымести дорогу, полить деревья. Но в дом - ни ногой!
Второе - джентльмен, раздавленный повозкой, выходит только в сумерках. И носит парики! Скрывается?
Третье - у дома нет дворника, зато есть собственный мясник. Не слишком ли для упадочного дома, который вот-вот обрушится? Мясник постоянно возит свиные туши, и, судя по количеству мух, они частенько бывают протухшими.
Вивисекция?
И последнее: дворник клянется, что одной темной ночью, он (вусмерть пьяный, я думаю) видел, как несколько крепких мужчин затаскивают в дом мертвую лошадь.
4 августа
Лиза Т., написала мне письмо, в котором призналась! Я счастлив, так счастлив! Но сначала разделаюсь с нашей с Петровым мистической историей.
Новые подробности: судя по записям домовладельца в полиции (о, Петров, мой Порфирий Петрович), в доме Васильева проживает всего четыре человека! Сам Васильев, его женушка и двое малых детей.
Это очень сильно разнится с теми разнообразными шумами, стуком посуды, шагами и бесконечным разноголосым скрипом половиц, которые я слышал в Доме.
Идея Петрова - незаконный приют для бедняков, который устроил какой-нибудь сумасшедший хирург, лечащий их от зведной сыпи, чахотки и открытых переломов. Лечение не всегда успешно, но несчастным больше некуда податься, и они вынуждены терпеть эксперименты над собой. Петров говорит, что из их академии были отчислены несколько талантливых студентов-анатомов - за неописуемые опыты над животными, и даже эксгумированный труп.
Моя идея - не затягивать, а поговорить с жителями и задать прямой вопрос.
Лиза, скоро я весь твой!
Завтра всё решится.
6 августа
Всё очень сумрачно, и Петров смотрит на меня так, будто я ввязал его в какое-то черное дело.
Весь вчерашний день я оттирал кровь с половиц.
7 августа
Упрямится и умоляет, чтобы я не звал врача. Заявляет, что и сам врач. Идиот! Боится, что его выгонят из академии за самодурство.
Кровь остановилась, но рана не похожа на заживающую; такое чувство, будто кровь просто ушла с груди. Знакомый запах...
8 августа
Заперся в комнате и хрипит, будто в бреду.
Мне страшно.
Вонь такая, что голова раскалывается.
11 августа
Сегодня, воспользовавшись тем, что Петров забыл закрыть щеколду, я украдкой заглянул в комнату. Спит не на кровати, рыкнул, что удобнее в углу, и чтобы я запер проклятую дверь. Зрачки размером с бусину, лицо бледное, волосы из смоляных превратились в серые. Исхудал до костей, конечности как будто даже вытянулись.
Рассмеялся мне в лицо, когда я высказал свою мрачную догадку, но прячет глаза. Думает о том же.
Окна замазаны кашей, которую я ему приносил.
Господи, что это была за тварь?
12 августа
Скулит, будто пес. Что же с ним? На мои призывы резко отвечает 'к черту врачей', и это больше похоже на звериный рык, чем на прежний тенорок Петрова.
Друг, я так виноват...
В дверь стучалась Лиза. Я её прогнал, но, боюсь, не смог сдержать лица. Если она догадается?
13 августа
Сердце колошматит в груди. Только что был у Васильева. Он живет не в самом Доме, а во флигельке рядом. Я ворвался к нему, бросился на колени, умоляя помочь. Услышав, что произошло, он схватил меня за грудки и выволок во двор. Но я видел, видел. Его две деточки почти седые, а у жены все руки изрезаны...
Он буквально окунул меня в лужу, но перед этим, оглядевшись по окнам, что-то коротко шепнул мне в ухо.
Я не разобрал его слов, но память ухватилась за звук, и теперь, вернувшись в квартиру (господи, этот мускусный запах), слова купца прояснились:
'Забей в него кол'.
15 августа
Куда-то пропал мужчина из соседней квартиры. На мой вопрос Петров только хихикнул. Воняет мертвечиной. Мог Петров вылезти в окно? Мог он втащить труп через окно?
Руки трясутся, сплю с распятием в руках, и тушью нарисовал кресты на каждом косяке.
Не смогу, не смогу, друг, только не так...
16 августа
Господи, помоги... Я раздобыл парик, грим, плотный плащ, и сегодня ночью отведу Петрова в этот проклятый дом.
Наплевать, не боюсь. Пусть только дадут лекарство. Друг скулит за дверью, и говорит, что лучше мне его не видеть, что я сойду с ума...
А может быть уже? И сейчас лежу в больничной палате, затянутый в смирительную рубашку? Хоть бы.
А если нет - тогда читателю сего дневника лучше знать, что пятого августа 1893 года, в затхлом темном коридоре Васильевского дома, моего лучшего друга Ивана Петрова укусило неизведанное существо, безволосое, визжащее и, клянусь, мертвое.