Мне было пять лет, когда соседский пёс Лютый, не оценив моего желания познакомиться, тяпнул меня за ляжку и едва на свалил на землю. Если бы не цепь и не ошейник, передавивший ему горло, всё могло бы кончиться хуже. Я не заплакал тогда и не закричал, хотя нога была прокушена до крови. Я взял палку и ударил рычащего кобеля по носу.
Больше к собакам знакомиться я не подходил.
В селе, где я жил, собак было много - едва ли не в каждом втором дворе. Помню здоровенного кобеля альбиноса (у него были красные глаза с отвисшими вывернутыми веками), который, играя, преследовал меня, когда я возвращался с лыжной прогулки. Пес скакал вокруг и хватал мыски лыж. Он был большой, как теленок, а мне было лет одиннадцать. Когда пёс напрыгивал на меня, я совал спрятанный в варежке кулак в его слюнявую пасть и успевал сделать еще несколько шагов к дому. Потом пес отпрыгивал, хватал пастью снег, мотал головой и лаял - ему было весело. А мне было страшно.
Я помню, как этот пёс состарился. Но своей смертью он не умер - его сбил грузовик.
Собакам в деревне вообще не везет. Обычно они околевают задолго до старости.
Это я и о своих псах говорю. О своре своих любимцев.
Жаль, что добермана Шарика среди них нет.
Интересно, сумел ли он дожить до старости?
Почему-то мне кажется, что он и сейчас неплохо себя чувствует.
* * *
Таня стояла в темной прихожей. Мы не могли её видеть. Она же отлично видела всех находящихся в комнате. Грязная и оборванная, поцарапанная, растрепанная, опухшая лицом - она уже не была похожа на человека. Взгляд её был затуманен, на обкусанных потрескавшихся губах пузырилась розовая слюна...
Таня пришла с улицы, тихо открывая взломанные бандитами двери. Она остановилась перед аркой художественно оформленного проема, за которым, будто на освещенной сцене, разворачивался последний акт трагедии.
И когда Димка запыхтел, грызя толстую кожу перчатки, на нож безумными глазами косясь, Таня покачнулась, наклонилась, подняла с пола березовое полено и хрипло сказала:
- Шарик, фас...
Вряд ли добермана в его прошлой жизни звали Шариком. Но команду "фас" он, определенно, знал.
Поджарая тень вырвалась на свет. Саня, уже коснувшийся лезвием ножа Димкиной шеи, уже пустивший по натянутой коже ниточку крови, повернулся на шум. Не знаю, что ему почудилось - возможно, он принял летящего на него пса за одну из тех долговязых тварей, что преследовали нас на окружной дороге. А может решил, что видит привидение.
Он закричал - тонко, по-бабски. Меня будто встряхнули, и я очнулся.
Доберман хапнул Саню за руку, потащил его в сторону, закручивая, подёргивая - так опытный борец выводит слабого противника на приём. Нож вывалился из ослабевших пальцев. Человек со свинчаткой выпустил из руки Димкино лицо, бросился атаману на выручку. Но ударить пса у него не получилось; он топтался вокруг матерящегося Сани, не понимая, как подступиться к сцепившимся соперникам. Урод с молотком, сторожащий девчонок, замер на месте, вытаращив глаза. Кажется, он просто не знал, что делать. Мне показалось, что он умственно неполноценный - похожие лица бывают у олигофренов.
Я изогнулся, засучил ногами - и свалился с кресла, ударившись скулой о его изогнутую ножку. В этот момент Таня вышла из темного коридора с поленом в руке. Выглядела она жутко - и олигофрен, вскрикнув, бросился искать спасения на кухне. По пути он сбил стоящую на полу керосиновую лампу - она опрокинулась, покатилась. Но мы этого поначалу не заметили.
Чуть отдышавшийся Димка так рванулся, что отломил ножку стола, к которой был привязан. Он даже сумел встать, но удержать равновесие у него не получилось. Он упал на нож, спрятал его под собой, завозился на грязном ковре, будто гигантская полураздавленная гусеница. Я перекатился к нему, крича похожей на зомби Тане, чтобы она освободила нас.
Человек со свинчаткой, заметив наши потуги, бросился наводить порядок - но я неожиданно ловко подкатился ему под ноги, и он свалился на Димку. Подоспевшая Таня ударила здоровяка поленом по лысой макушке. Он зарычал, поворачиваясь к девушке. Я укусил его - впился зубами в лодыжку чуть выше вонючего ботинка.
Доберман рвал Саню - тот уже не сопротивлялся, только закрывал одной рукой залитое кровью лицо и шею. Девчонки у стены корчились, пытаясь как-нибудь стянуть с глаз повязки, - они ничего не видели, не понимали, что происходит. На кухне чем-то грохотал недоумок - то ли прятался, то ли выход искал, то ли другое оружие себе подбирал. Лысый здоровяк молча мутузил нас с Димкой. Мы пытались отпинываться. Кусаться уже не получалось.
Пёс оставил ворочающегося Саню, накинулся на здоровяка. Тот сразу потерял к нам всякий интерес. Таня подхватила нож, неумело перепилила веревки, связывающие Димкины руки. Он тут же отобрал у нее "финку", срезал остальные путы, помог освободиться мне и кинулся к камину.
Я кое-как сел - встать на ноги у меня не получилось. Я чувствовал, что лицо мое совершенно разбито. Ныли бока.
Димка бросил мне кочергу. Я подполз к ней, подобрал, огляделся.
Здоровяк выл, катался по полу, пытаясь подмять под себя поджарого пса. Бандит Саня медленно поднимался, опираясь на диван. Димка заходил ему за спину, замахивался кованым багориком из каминного набора. Из кухни выбирался недоумок; в правой руке он держал молоток, в левой - эмалированную крышку от большой кастрюли, похожую на круглый боевой щит.
Было жарко.
В центре комнаты полыхал пропитавшийся керосином ковер. Уже и угол журнального столика занялся. Оплывали свечки. Коробился оставленный на полу фонарь. Огонь поднимался по обоям, подбирался к занавескам.
Димка ударил Саню багориком. Тот рухнул на пол, так и не успев подняться.
Таня помогала девчонкам освободиться, но сама, кажется, едва на ногах держалась.
Урод с молотком крался у стены, закрываясь от наших взглядов крышкой кастрюли - и я уверился, что он ненормальный.
Дышалось трудно, в горле жгло. Дым ел глаза.
- Надо бежать! - Я едва мог шевелить распухшими горячими губами.
Димка бил и бил Саню багориком. Бил и бил.
Доберман держал лысого здоровяка за горло. Тот был жив, но боялся двинуться.
Девчонки медленно пробирались к выходу, на нас оглядываясь.
Минтай, привязанный к ножке перевернутого стола, так и сидел с опущенной головой и раскинутыми ногами. Он был похож на размоченное осенними ливнями огородное чучело.
Я, постанывая от колючей боли в оживающих ногах, встал на четвереньки.
Пламя поднималось, выжирая кислород.
Димка бил и бил Саню. С багорика летела кровь, пачкала пол, стены и потолок.
Вспыхнули занавески.
Таня закачалась, стала оседать, но подруги подхватили её и потащили в прихожую.
Олигофрен, видя, что Димка занят избиением трупа, а я едва двигаюсь, бросился за девчонками, размахивая молотком. Я закричал, чтобы предупредить их, швырнул в уродца кочергу, но она и трех метров не пролетела. Зато Катя среагировала как надо - подхватила валяющееся полено, повернулась, размахнулась и запустила увесистую деревяшку точно в кривую рожу уродца. Удар получился что надо, уроки боулинга зря не прошли. Олигофрен рухнул на пол.
Лопнуло, как взорвалось, оконное стекло. Огонь загудел, глотнув свежего воздуха. С треском горел потолок.
- Бежим, бежим! - Я подполз к Димке и потянул его за штаны. Он посмотрел на меня - в его зрачках бесновалось пламя. Он не понимал, кто я, что мне нужно. И он занес багорик, чтобы меня убить.
Я ударил его в пах - в место, которое мастер Ояма, вроде бы, называл "золотой мишенью".
Димка хрюкнул и согнулся, потом упал на колени.
- Бежим, - сказал я ему на ухо. Но он, конечно, бежать уже не мог.
Черная тень проскочила мимо нас. Я вздрогнул и обернулся - это доберман, удовлетворившись расправой, покидал поле боя.
- Шарик! - зачем-то окликнул я его.
Пёс приостановился, посмотрел на меня... Красивее собаки я не видел.
Со стены сорвались горящие часы, разлетелись огненными брызгами. Доберман показал мне язык и исчез в прихожей.
Я наконец-то сумел встать. Дышать наверху было нечем.
Олигофрен с разбитым лицом, скуля, уползал в дальний угол.
Лысый здоровяк ворочался в дыму, вскидывал и ронял изгрызенные руки. Огонь подбирался к его вонючим ботинкам.
Саня был мёртв.
- Ты убил его! - Я кричал на Димку, заглатывая едкий дым. - Успокойся! Он мёртв! Надо убираться! Понимаешь? Ты слышишь меня вообще?
Димка разогнулся, повернул ко мне перекошенное лицо, кровью испачканное, кивнул, прохрипел:
- Забирай Олю... Теперь она мне без надобности.
До меня не сразу дошло, что он так шутит. Я всё кричал на него, требовал торопиться, хватал за рукав. Потом Димка, вдруг разъярившись, заорал на меня, что отлично всё слышит, что надо тащить наружу Минтая и спасать вещи. Мы вместе схватились за перевернутый стол, потянули его за собой. Но он почти сразу застрял, и тогда Димка начал зубами развязывать узлы. Я помогал ему, до крови обдирая пальцы, срывая ногти. О ноже мы почему-то не вспомнили - Димка потерял его, когда избивал Саню, найти его сейчас в дыму было бы непросто.
В конце-концов мы просто отломили ножку стола. В этот момент Минтай открыл глаза. Он нас словно и не заметил. Он увидел пламя и дым, услышал треск, почувствовал жар... Что он тогда подумал?
- Где я? - пробормотал Минтай.
Я посмотрел на Димку. Димка поглядел на меня. Каким-то образом мы поняли, что в наши головы пришел один и тот же ответ.
- В аду! - одновременно рявкнули мы.
Я был страшно избит, Димка был вымазан кровью - нас легко было принять за чертей или демонов.
- Добро пожаловать в пекло! - оскалившись, проорал Димка Минтаю в ухо.
Мы опять переглянулись. И захохотали, как безумные, сопли и слёзы утирая, горячей горечью давясь, руками себя по бокам и бёдрам хлопая...
Да, это была истерика.
Но нам действительно было очень смешно.
* * *
Пожар разгорался стремительно: мы только вывалились на улицу, волоча упирающегося Минтая, только отбежали к гаражу, нашли оставленные там ключи от машин, чуть осмотрелись и убедились, что девчонки в относительном порядке, - а пламя уже поднялось на крышу. Спасать что-либо было поздно - дом вот-вот должен был начать рушиться. Но Минтай вёл себя как одержимый - рвался назад, нёс какой-то невразумительный бред, отпихивал Димку, меня ударить пытался. Наконец он от нас отбился, бросился к крыльцу. Мы кинулись его догонять, но он нырнул в затянутый дымом дверной проем и как растворился. Преследовать его мы уже не решились и вернулись к дрожащим девчонкам, чтобы как-то их приободрить. Но мы и парой фраз не успели перекинуться, как в дверном проеме появилась темная сгобленная фигура, окутанная дымом. Мы было метнулись спасать бедолагу, который, кажется, горел заживо, но из дровяного сарайчика вымахнул доберман и встал перед нами, лапы расставив, острую свою морду на крыльцо нацелил, зарычал глухо и страшно. И мы увидели, что это не Минтай, а тот лысый здоровяк, что сперва стоял за моим креслом, а потом задирал Димке башку, как жертвенному барану.
- Стой, урод! - заорал, сатанея, Димка.
Было видно, как здоровяк вздрогнул. Он скатился с крыльца и, сильно хромая, бросился бежать. Я думал, что доберман тут же за ним кинется, но нет - пёс не двинулся с места, будто не хотел оставлять нас без защиты. Кобель оказался умнее и меня, и Димки - это мы, остолопы, забыли о девчонках и погнались за бегущим врагом. Наше счастье, что мы почти сразу его потеряли - он кинул в нас какой-то предмет, прыгнул за деревья и пропал в тени. Потом где-то что-то стукнуло - скорей всего, отодвинутая доска в гнилом заборе.
Мы подобрали брошенную вещь. Это была разряженная "Оса". Димка сунул её в карман - кобуры на нем не было.
Мы почти всего лишились в том пожаре...
Здоровяк обнаружил себя через несколько минут. Он ковылял по чужому огороду, выдирая ноги из вязкой земли, держа курс на коттедж с башенкой, единственное окно которой сейчас было открыто. В окне что-то шевелилось - сначала я решил, что это развевается занавеска. Но вдруг там вспыхнул свет - словно на маяке. Луч мощного фонаря на пару секунд высветил фигуру беглеца и погас.
И тут же возле гаража закричали девчонки. Не знаю, о чем подумал Димка, а я вспомнил урода с молотком. Не сговариваясь, мы кинулись назад. Мои ожидания, к счастью, не оправдались - из полыхающего дома, действительно, выбрался человек, но это был не разъяренный олигофрен, как мне представлялось, а наш Минтай, тоже, в общем-то изрядный дурак. От него валил дым - он горел самым натуральным образом. Мы сбили его на землю и долго катали в грязи и осевшем снегу. Доберман скакал вокруг нас, - кажется, он принимал происходящее за игру.
Вот тогда и объявился олигофрен. Он не смог выйти через дверь - то ли нас боялся, то ли огня. На улицу он полез через окно.
Мы услышали дикие вопли и поначалу даже не поняли, что это кричит человек. Мы увидели его, когда обошли угол дома. И нам сразу стало ясно, почему он так страшно вопит: уродец горел заживо. Он висел на раскаленных железных прутьях лицом вниз - оконная решетка превратилась в решетку-гриль. Он пролез через нее, сумел все же выбраться на улицу - но лишь наполовину. И крепко застрял. Казалось, что огонь схватил его за ноги и не пускает дальше...
Мне совестно и тяжело писать об этом, но я обещал себе быть правдивым, и я говорю то, что было: у меня и мысли не возникло подойти помочь.
Уродец извернулся, посмотрел на нас, не переставая кричать. Я и сейчас хорошо помню его взгляд, полный муки, мольбы и надежды. Был бы я художником, обязательно нарисовал бы это лицо. Хотя вряд ли у кого хватит таланта, чтоб изобразить картину, что стоит сейчас перед моими глазами...
Я ничего не сделал тогда. И никто ничего не сделал.
Мы просто стояли и смотрели, как огонь поедает человека.
Спокойно дышали вонью.
А потом развернулись и ушли.
* * *
Удивительно: Минтай почти не пострадал. Он заработал несколько ожогов - на бедре, спине и щеке. У него сгорели обе брови и волосы на правом виске. И он остался без одежды.
Зато теперь у него был "дипломат".
Рискуя жизнью, Минтай вынес из пожара этот маленький серый чемодан. Теперь Минтай обеими руками крепко прижимал его к животу. Я догадывался, что наш бывший начальник спас из огня свои деньги. И даже представлял, какую именно сумму. Но я не мог поверить, что он всерьез полагает, будто купюры имеют какую-либо ценность.
Я думал, что в "дипломате" спрятано что-то еще кроме денег.
О своих предположениях я не распространялся, тем более, что болтать было некогда: мы готовились уезжать и страшно спешили при этом. В любую секунду бандиты могли вернуться - кто-то же светил фонарем из дома с башенкой. Может там целая шайка засела? А у нас из всего оружия - доберман, садовый инвентарь, да Димкина "Оса", перезаряженная сохранившимися в машине патронами.
Помимо бандитов боялись мы и пожара - огонь в любую секунду мог перекинуться на гараж. А вот о зомби и других чудовищах почему-то не думали. И, как оказалось, совершенно зря...
Загружая "мазду" разным барахлом, найденным в гараже и крохотном сарайчике, мы на бегу договаривались о последующих действиях. Минтай в нашем разговоре участия не принимал: он сидел на лавочке у гаража, смотрел на пожар и постанывал. Там здорово припекало, но уйти в тень, где прятались девчонки, он не желал.
Когда Димка дал команду рассаживаться по машинам, все сразу (оживившийся Минтай тоже) полезли в "мазду", поскольку моя "десятка" стояла по ту сторону забора. Вот тогда и случилась первая заминка. Минтай, оказавшись около Тани, вдруг шарахнулся в сторону и завопил, что зараженную надо изолировать, что её и близко к нормальным людям подпускать нельзя. Обожженный, безбровый - он сам был похож на чудище. Я заорал на него, даже, кажется, в грудь ударил, оттесняя к стене гаража. Но тут между нами возник Димка. Он начал меня уговаривать, а я слушал его и поверить своим ушам не мог: Димка занял сторону Минтая, он тоже считал, что Тане лучше держаться от нас подальше.
- Она же нас спасла! - Я повторил это несколько раз. Димка кивал, но продолжал настаивать на своем. И я, начиная его слышать, уже был готов с чем-то согласиться, как вдруг увидел Таню и понял, что она сейчас каждое наше слово ловит и всё понимает. Меня как ошпарили. А потом будто в ледяную воду окунули.
Я оттолкнул Димку, подхватил Таню и потащил её к воротам гаража. Отодвинув засов, я пинками заставил разойтись тяжелые створки и вышел на улицу. Я был слишком зол, чтобы смотреть по сторонам.
Никто меня не задерживал, вразумить не пытался. Минтай уже в машине сидел, Димка лез на водительское место, Катя, аппетитный зад свой отклячив, что-то двигала в салоне, для этого зада местечко освобождая. И только Оля стояла, смотрела, как я уволакиваю Таню, что-то, кажется, решала...
На дороге было темно и холодно - пожар остался за забором, лишь тянулось под небом широкое дымное полотнище, и словно черные доски лежали на земле тени. Машину мою было непросто разглядеть - она превратилась в затаившегося у кустов полосатого хищника.
В гараже завелась "мазда", высунула морду из ворот, выкатилась тихо, поворачиваясь, дорогу мне освещая.
Я не хотел, но обернулся. Увидел бегущую ко мне Олю и скачущего добермана Шарика. Увидел, как перед домом с башенкой моргнул фонарь. Увидел вставшую за изгородью тень, пугающе похожую на человека. И такую же тень на подсвеченной пожаром обочине. И у водоразборной колонки, обернутой прогнившими матрасами. И у накренившейся ирги...
Я отпустил Таню - на пять секунд. Я бросился к Оле.
У дома с башенкой кто-то закричал дико и страшно, будто его живьем жрали.
Похожие на людей тени зашевелились - их оказалось больше, чем мне сперва показалось.
Разыгравшийся доберман прыгнул ко мне, а я ругнулся, схватил Олю и потащил её к Тане.
"Мазда" прибавила ходу, будто сбить нас собираясь. Димка закричал в приоткрытое окно, чтобы я не дурил и лез к ним вместе с Олей. Топчущиеся на обочине фигуры одна за одной выходили в голубоватый свет фар, и теперь я точно видел, что это не бандиты, а зомби...
Мы всё же успели закрыться в "десятке" - мне пришлось вырывать дверь из крючковатых пальцев обратившейся в чудовище старухи. Двигатель завелся мгновенно, и тут же, напугав меня до икоты, сама включилась магнитола - старички KISS заиграли "Hot and Cold". Вставшая напротив "мазда" слепила ксеноном. Неуёмный доберман тыкался в колени. Хрипела и кашляла Таня. Чудовищная старуха, из лап которой мы едва ускользнули, царапала стекло сломанными пальцами. Я попытался тронуться с места, не дожидаясь, пока прогреется двигатель, но не привыкшая к такому обращению карбюраторная машина задергалась и заглохла. Завести её повторно получилось не сразу.
Я опять выматерился, погрозил Димке кулаком, на свои глаза показал, на его фары: он-то меня видел. Димка всё понял правильно: ксенон погас, "мазда" откатилась назад.
Я поддал газу и еще раз попробовал тронуться - опять неудачно. Кажется, набравшая влаги земля просела под колесами стоящей машины, а холодный двигатель глох при малейшей нагрузке. Надо было дать ему прогреться - трех-четырех минут вполне хватило бы. Только вот не было у нас этих минут.
Кто-то сильно стучал по задней части автомобиля.
Черное лицо прижималось к окну.
Грязная рука, похожая на клешню, отгибала правый "дворник".
А "Мазда" уезжала, расталкивая задним бампером бредущих по дороге зомби.
"Baby, you're too hot and cold", - веселились KISS...
Сейчас я спрашиваю себя: вернулся бы тогда Димка, если бы Оля была не в моей "десятке", а с ним? Стал бы он уродовать свою любимую машину ради меня?
Не знаю... Не уверен...
"Мазда" задом въехала в открытый гараж, собираясь, видимо, развернуться. Но почему-то задержалась там, будто тоже заглохла. Я глянул в салонное зеркало, волнуясь за девчонок. Подумал мельком, что если бы мы были персонажами фильма ужасов, то в зеркале обязательно отразилась бы какая-нибудь жуткая рожа.
И точно: рожа была, но не в машине, а снаружи - маячила смутно за тонированным задним стеклом.
Я посмотрел на указатель температуры охлаждающей жидкости. Красная стрелка чуть приподнялась - еще пара минут, и можно будет трогаться. Но получится ли уехать? Не упущен ли момент? Зомби уже всю дорогу заняли - откуда их столько? Неужели их привлекло издалека видное зарево пожара? Или они пришли за нами из города? Преследовали нас, будто ищейки - если так, то дело совсем плохо; значит, не укрыться от них, не убежать.
"Мазда" тихо выкатилась из гаража и приостановилась - я не сразу её заметил. Димка, страшно рискуя, что-то суетливо ладил на крыше, скакал вокруг машины. Секунд за тридцать управился, нырнул на место. Ярко вспыхнули мощные фары, рявкнул сигнал. Я тоже включил дальний свет и разглядел, что на лакированой крыше "мазды", поперек её, лежит здоровенный брус - его-то и крепил Димка подобранными в гараже веревками и проволокой. Я глазам своим не поверил. Подумал, что Димка сбрендил. Но когда "мазда" рванула с места, я разгадал его задумку: концы тяжелого бруса, выступающие на полтора метра за габариты автомобиля, должны были сшибать зомби будто гигантские бейсбольные биты.
Расчет оправдался: рычащий автомобиль пронесся по дороге, расшвыривая чудищ. Я видел, как одному зомби оторвало голову. Даже сквозь рев мотора и гул пожара, даже через закрытые окна я отчетливо слышал глухие удары - бум! бум! бум! - монстры валились с ног, их словно косилка срезала.
"Мазда", вихляя, промчалась до поворота, потом вернулась ко мне и, ослепив фарами, ткнулась в бампер. Димка вопил что-то, высовываясь в окно, совершенно не боясь близких чудищ. Я включил заднюю передачу. Буксанул чуть, но не заглох и не закопался, а всё же выкатился на дорогу, подмяв свалившегося с багажника зомби.
- Уходим! Уходим! - заорал я, приоткрыв окно, и понял, что то же самое кричит мне Димка.
Нас опять окружали. Двигались зомби заторможенно, как в старых фильмах про ходячих мертвецов - то ли темнота так на них подействовала, то ли ночное похолодание, то ли это были какие-то особенные зомби. Позднее Димка выдвинул теорию, что монстров отвлекал пожар, что огонь завораживал их. Тогда же Димка предположил, что обращенных можно будет дурачить, пуская фейерверки. Мне такая идея показалась сомнительной и странной, но Димка не успокоился, пока не проверил её на практике, расстреляв однажды несколько коробок римских свечей и салютов.
Кажется, это было в первую нашу вылазку.
Зомби на иллюминацию тогда не отреагировали. К тому времени они стали весьма сообразительными, удивительно быстрыми и дьявольски голодными. Трюк с прикрученным на автомобиле бревном уже не был столь действенен, но мы придумали кое-что получше: мы натягивали стальной тросик между нашими изрядно уже покореженными машинами и как следует разгонялись. Это было не везде возможно, и это было довольно рискованно; к тому же координировать действия на скорости было непросто - но оно того стоило: обращенных буквально рвало на куски, било о землю, швыряло вверх; лучшего способа зачистить открытый ровный участок мы так и не изобрели.
В принципе, наверное, для вылазок можно было подготовить специальный автомобиль: защитить стёкла сеткой, закрепить на крыше длинные острые лезвия-крылья, установить ножи на колёсных дисках, могучий "кенгурятник" навесить. Димка, посмеиваясь, предлагал еще пропеллер с рубящими лопастями впереди машины приладить. Да только дальше несерьезных разговоров дело не пошло. Не так уж и часто мы выбирались из своей глуши, чтобы тратить силы и время на оборудование автомобильного монстра, польза которого представлялась нам довольно сомнительной. И без того у нас дел было - выше крыши.
Но об этом чуть позже...
От горящего дома Минтая мы уезжали той же дорогой, что и приехали. Но как же она изменилась ночью! Мне казалось, что я еду по чёрному тоннелю. В зеркалах полыхал пожар. Плотные тени, лежащие на земле, вдруг оживали и шарахались от света фар - это порой пугало сильней, чем вид бредущих навстречу зомби. Обращенных было много, и я уверен, что замечали мы не всех. Хотелось втопить на всю мощь, чтобы поскорей и подальше убраться отсюда, но нам приходилось притормаживать из-за опасения разбить машины. Мы обруливали встающие перед нами фигуры, и я сильно тогда жалел, что еду на хилой "десятке", а не на каком-нибудь рамном "бигфуте".
Но как же радостно было слышать: бум! бум! бум! Черные фигуры, близ которых проезжала "мазда", валились на землю...
Балку с измятой крыши "мазды" сорвало за вторым поворотом. Она упала передо мной, я рефлекторно нажал на тормоз, тут же его бросил и перекинул ногу на газ - передние колеса, стукнув, перепрыгнули массивную деревяшку. Потом и зад подскочил. Я выругался, жалея подвеску, боясь, что сейчас машину поведет в сторону. Но - обошлось.
Димка начал осторожно разгоняться, я старался не отставать. Как-то вдруг мы оказались на широком асфальте, и "мазда", взвизгнув тормозами, почему-то резко остановилась - я едва успел её обрулить. Машину мою развернуло, и она заглохла. Приопустив стекло, я заорал, что Димка круглый идиот и полный дебил. А потом я увидел на освещенной "ксеноном" обочине небольшой ларёк, прижавшийся к остановке городского траспорта, разглядел внутри движение, услыхал шум и всё понял.
В запертом снаружи ларьке, похожем на зарешеченный скворечник, билась бывшая любовница Минтая.
Над ларьком поднималось зарево оставленного нами пожара.
Было свежо, будто в ноябре.
Я увидел, как Минтай выбрался из машины и опасливо осмотрелся. Он сделал два шага к ларьку, встал, чемоданчик свой из рук не выпуская. То ли он убедиться хотел, что его Марина обернулась чудовищем, то ли попрощаться с ней думал, то ли просто нездоровый интерес удовлетворял.
Он постоял неподвижно секунд двадцать. И, понурившись, вернулся в машину, не замечая, кажется, выходящих из темноты зомби...
Он никогда нам не рассказывал, чего тогда хотел и о чем думал. Но мне представляется, что с Мариной этой у него всё было очень непросто. Наверное, он любил её.
Любил по-настоящему. Как больше никого и никогда...
"Мазда" тронулась, аварийкой мне посигналив, и я завел машину, но уехал не сразу. Было что-то притягательное в этом зарешеченном ларьке с побитыми стеклами. И даже уезжая, я посматривал на него в салонное зеркало - и хотя уже трудно было что-то там разобрать, мне казалось, что я опять вижу, как внутри мелькает серое пятно обезображенного лица и тянутся за решетку изрезанные стеклом руки.
Напугав меня, громко чихнула притаившаяся на заднем сиденье Таня. Завозилась, что-то хрипло бормоча, горлом всхлипывая. А мне, зябнущему, вдруг отчего-то сделалось жарко.
Прикрывшись, я тоже чихнул и, пугаясь еще больше, посмотрел на свою руку - тыльная сторона ладони была вся измазана пузырчатой слизью с кровавыми прожилками.
* * *
По ночному городу мы не ездили. Мы метались. Зомби были повсюду: на тротуарах, дорогах, площадях, в парках и на парковках. Иногда они держались поодиночке, чаще - большими и вроде бы даже организованными группами. А порой они собирались в огромные тесные толпы, глядя на которые я почему-то вспоминал лягушачью икру - мерзкое желе, плавающее на прогретых солнцем отмелях.
Прорваться в центр города можно было только на танке. Но мы туда и не стремились. Мы искали объезды, петляли по кварталам, чтобы выбраться на ведущую к кирпичному заводу "бетонку". Остановиться смогли лишь в одном месте - возле похожего на вагончик салона, где под крашеной фанерной вывеской торговали сотовым телефонами и всякими электронными гэджетами. Мы поставили машины под углом друг к другу, подогнав их к стене, - внутри образовавшегося треугольника можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Остекленная дверь салона оказалась открыта - Димка распахнул её, придержал, предлагая мне первому переступить порог. Я спорить не стал, только хмуро глянул на него, продемонстрировав свое неудовольствие, крепче сжал рукоять топорика и вошел внутрь.
Свет фар бил прямо в окна, так что в салоне всё было отлично видно. Спрятаться тут было негде, разве только за дверью служебного помещения, но я быстро подпер её стулом. Димка, не церемонясь, расколотил витрину, где стояли рации, сгреб их в пластиковый пакет, велел мне собирать все батарейки, что найду, и, присев, начал выламывать дверцы шкафчиков, расположенных под витринами.
На улице перед дверью, то приближаясь, то удаляясь, маячила тень - это Минтай стоял "на шухере", следил, не появятся ли поблизости зомби или кто-нибудь еще. Мы не слишком ему доверяли, и потому ключи от машин держали при себе.
Барахла в том салончике мы набрали изрядно. Но мало что нам потом пригодилось. Разве только светодиодные фонарики лишними не стали, особенно один - со встроенным динамо; он мне лет пять служил, пока окончательно не сломался. GPS-навигаторы тоже на первых порах к делу пришлись. Ну и рации здорово нам жизнь облегчили - за ними-то мы в салон и полезли. Жаль только, что действительно хорошие рации так в багаже и пролежали - подзарядить их было негде. Зато простые китайские "джеты", работающие от батареек, задействовались по полной программе. Наконец-то мы могли переговариваться в движении, координируя свои действия. Да и потом - когда мы приучились выставлять посты, когда осматривались на незнакомой местности или шарили в пустых строениях - рации эти не раз нас выручали...
Возле этого салона доберман Шарик покинул нас, решив, видимо, что его миссия исполнена. Он лизнул Олю и Катю на прощанье и скрылся в полной шорохов темноте, когда мы грабили магазин. Минтай, вспоминая ту ночь, клялся, что пёс какое-то время держался неподалёку, отвлекая чудищ и приглядывая за нами, и лишь потом убежал, уводя зомби за собой...
Ну а на "бетонку" мы всё же выбрались. И к развалинам кирпичного завода, похожим на руины средневековой крепости, приехали без приключений задолго до рассвета. Только вот делать там было нечего: по пригородному пустырю в кромешной темноте бродили десятки, а может и сотни обращенных - мы видели лишь тех, кто выходил в свет фар. Многие из них, возможно, были теми самыми спецами-выживальшиками, о которых рассказывал и на которых надеялся Димка.
Мы какое-то время постояли на дороге, но так и не рискнули съезжать с насыпи на разбитую грунтовку, ведущую к заводу. Если кто-то там и прятался, то положение его было незавидным. Развалившийся забор, гнилые ворота, разобранные стены заброшенных цехов - вряд ли это могло защитить от зомби. Скорей всего, обращенные уже проникли на территорию завода. А может быть они пришли туда людьми - уже давно...
Мы уехали в ночь, сбив трех зомби, забравшихся на крутую насыпь. Голос из рации всё спрашивал меня, что теперь делать. Я не отвечал и думал, как бы признаться Димке и остальным, что тоже болен. Меня бросало то в жар, то в холод, перед глазами порой всё начинало плыть так, что приходилось снижать скорость. Я чихал и сморкался в тряпку, которой обычно протирал лобовое стекло. Покашливал натужно, чувствуя колкость в горле и догадываясь, что скоро буду совсем плох.
За дорогой я уже не следил, просто следовал за фонарями "мазды". К обочинам подступали какие-то здания, но я не узнавал их. Было темно и жутко - мы как в чернилах плыли. Димка останавливался несколько раз, но из машины выбраться не успевал - из тьмы выходили зомби, обступали, лезли на свет.
Кажется, мы объезжали город по кругу - Димка всё искал, где бы чем поживиться, всё надеялся отыскать защищенное местечко, где можно было бы остановиться. Порой мы петляли по каким-то просёлкам, и я переводил дух, думая, что мы наконец-то выбрались за город. Но вскоре опять над дорогой нависали громады мёртвых зданий, и свет фар отражался в матовых, будто бы из черного камня вырубленных окнах. Город словно притягивал нас, не отпускал.
И я, чувствуя, что долго так не выдержу, понимая, что скоро придется заправлять машины, а значит останавливаться и выходить наружу, взял рацию, вызывал Димку и, сдерживая кашель, сказал, что нам надо всё к чертям бросать и уезжать как можно дальше от населённых пунктов.
Это был мой план на одну ночь.
Я не знал тогда, что по этому плану пойдет вся моя оставшаяся жизнь.
* * *
Мы уехали на север, остановились километрах в тридцати от города, в шести километрах от ближайшей деревни, названия которой я уже не помню. Кругом был лес, но мы не решились сойти с дороги и расположились на широкой обочине трассы, подогнав машины к самому краю крутой насыпи. Я не спешил покидать прогретый салон и даже, кажется, успел подремать на руле, пока Димка занимался обустройством лагеря: разжигал костер в яме, мастерил сиденья из подобранных коряг и шин, срубленными деревцами маскировал машины. Он не требовал от нас помощи; мне показалось, что он работает лишь для того, чтобы чем-то себя занять.
Он позвал нас, когда всё было готово.
- Надо решить, что делать дальше, - сказал Димка после того, как мы расселись у ямы с огнем.
- Выспаться и дождаться утра, - буркнул я, стараясь не слишком хлюпать носом. Ветер холодил мне спину, костер жарил лицо.
- Трасса пока пустая, - сказал Димка, будто бы не услышав меня. - Мы можем ехать, куда глаза глядят. Возможно, найдем места, не пострадавшие от эпидемии.
- Это не похоже на эпидемию, - заметил я, но Димка опять сделал вид, что не слышит меня.
- Или все же попробуем обосноваться где-то недалеко от города, - продолжил он. - В каком-нибудь дачном поселке, обнесенном забором. Или в детском лагере - мало ли закрытых мест. Укрепимся. Оружием разживемся. Будем совершать набеги на город. Может быть, кого-то спасём...
- Себя надо спасать, - буркнул мнущийся в стороне Минтай. Он единственный не подходил к огню.
- Какие еще будут мысли? - спросил Димка, на меня одного глядя.
Я пожал плечами:
- В городе было полмиллиона жителей. Еще тыщ сто обитало по соседству. Обратились, судя по всему, процентов девяносто или больше. Вот и считай... В каком детском лагере можно будет укрыться от такой армии? В каком дачном поселке? Зомби нашли нас, когда мы были в доме Минтая. Возможно, отыщут и в любом другом месте.
Димка покачал головой:
- Не факт, что они нашли нас. Это могла быть случайность, что они появились рядом.
- Могла, - согласился я. - Ну а если нет?
- Вы не о том думаете, - опять вклинился в наш разговор Минтай. - Есть более срочное дело. Прямая угроза.
- Ты о чем?
- Я о ней. - Минтай показал на Таню, кутающуюся в плед, который я снял с заднего сиденья "десятки". - Она же всех нас заразит. А потом обратится в чудовище.
Минтай говорил сипло, но в полный голос - он обличал. Таня не могла его не слышать. Но на нас она не смотрела. Скорчившись у огня, обернувшись пледом, она трудно дышала и покашливала - внутри её словно бы патроны рвались.
- Пусть уходит, - сказал Минтай и отвернулся.
Мы молчали, в огонь глядя, не зная, что сказать. Даже Оля сидела тихо, не пытаясь вступиться за подругу, - скоро я понял, почему. А рядом тихо ворочался тёмный лес, такой же пугающий и грозный, как мёртвый город, оставшийся позади. Где-то близко журчала вода. И уже было заметно, как на востоке светлеет небо.
- Татьяна, - негромко позвал Димка. - Ты нас слышишь? Понимаешь, о чем мы говорим? Что сама думаешь?
Таня не отвечала. Мы не видели её лица, но было заметно, как она напряглась.
Димка встал, размялся, руками помахав, головой покрутив. Открыл одну из канистр, залил бензин в бак. Походил вокруг своей "мазды", изуродованную крышу осматривая, на всех нас косясь.
Я, вроде бы, опять задремал. Очнулся от своего храпа, но сделал вид, что просто горло так прочищаю. Не сдержавшись, чихнул пару раз, быстро утерся рукавом, надеясь, что никто на это не обратит внимания. Заметил пристальный взгляд Оли, улыбнулся ей - но улыбка вышла жалкая, неискренняя.
- Я всё понимаю, - сказала вдруг Таня чужим прерывающимся голосом. - Я обуза. И угроза...
Каждое слово давалось ей с трудом.
- Я уйду. Сама. А вы уезжайте...
Она стала подниматься.
- И не вините себя... Всё правильно... Надо было уходить раньше... Сразу... Но я боялась зомби...
Плед свалился с неё. Она выпрямилась, дрожа, - тоненькая, маленькая; в чем душа держится - непонятно. Мне стало жалко её до слёз. И себя тоже.
- Прощайте, - сказала Таня. - И спасибо вам за приглашение. Хорошая у нас получилась вечеринка.
Она повернулась, покачнувшись и едва не упав. Нетвердой походкой вышла на дорогу. И побрела по асфальту в сторону города - медленно, сгорбившись, подволакивая ноги. Десять шагов от костра - и её уже не видно: ночь съела маленькую девичью фигурку.
- Я ухожу с ней.
Эти слова прозвучали у меня в голове. И я не сразу понял, что произнес их вслух.
- Решил поиграть в благородство? - спросил Димка.
Я вдруг растерялся. Подумал, что надо всё обратить в шутку. Или притвориться, что ничего не говорил. Или объяснить, что имел в виду нечто совсем другое.
Я улыбнулся, как дурак, развел руками. И признался:
- Я тоже болен. Заразился, всё же.
- Чёрт! - Димка кулаком стукнул себя по колену. А Минтай, который было подвинулся к огню, опять с ворчанием отступил в тень.
Я встал, отряхнулся. Руки дрожали, и в голове было пусто, но в целом держался я неплохо.
- Но что это похоже? - спросил Димка.
- На сильную простуду, - ответил я. - На грипп и ангину. В носу свербит, в горле дерёт, болят мышцы, голова раскалывается, вялость одолевает.
- Бросает то в жар, то в холод, - сказала Оля. - Хочется закутаться, свернуться калачиком и лежать.
- Да, - подтвердил я.
- Я иду с вами.
- Что?!
Оля встала рядом со мной, взяла меня за руку. Сказала твердо - мне бы так говорить:
- Я тоже заболеваю. Симптомы совпадают. Уж лучше нам сейчас держаться вместе, чем потом уходить поодиночке в полную неизвестность.
Она очень хорошо это сформулировала. Возразить тут было нечего.
- Раз так... - Я, приободренный, посмотрел в темноту. - Таню надо вернуть. Поедем все на моей машине. В каком-нибудь тихом местечке остановимся...
Димка смотрел на нас, как на предателей. Я только сейчас заметил этот взгляд и даже запнулся.
- Я еду с вами, - сказала вдруг Катя.
- Нет! - испуганно выкрикнул Минтай. Голос его сорвался, и он трескуче закашлялся, присев на корточки, рот себе зажимая.
Димка отступил на шаг, нас всех недобро оглядывая, будто мы уже превратились в чудовищ.
- Я не!.. - хрипел Минтай. - Я просто... Надышался... Дыма... - Он не мог говорить, он задыхался, давился кашлем; на носу его повис пузырь, красные глаза слезились, рот брызгал слюной. - Я здоров!.. В порядке!..
- У него жар, - холодно сказала Катя. - Уже второй день. Он скрывал это.
- Нет... Нет... - Минтай, кажется, заплакал, размазывая сопли по лицу. На него невозможно было смотреть без омерзения. - Я поправлюсь...
- А у меня вчера поднялась температура, - равнодушно сообщила Катя.
Димка пятился к "мазде", держа перед собой топорик, словно распятие. Испуганным он не выглядел. Скорее, он был озадачен.
- Уходишь? - спросил я его.
- Уезжаю, - отозвался он. - Похоже, эта действительно какая-то зараза. А я больным себя не чувствую. Не хочу рисковать.
- Понимаю, - сказал я.
- А ты всё же её у меня увёл, - осклабился Димка.
- Сам видишь: я ничего не делал. Просто всё так сложилось. - Я развел руками.
- Ты везунчик, Брюс, - сказал мне Димка. Я удивленно посмотрел на него, по глазам его понял, что он говорит серьезно, фыркнул, хрюкнул и, несмотря на колючую боль в глотке, расхохотался так, что в ночном лесу закряхтело проснувшееся эхо.
- Пока, Демон, - сказал я, отсмеявшись.
- Пока, Брюс, - сказал Димка, открывая дверь "мазды"...
Сегодня я опять жалею, что он не успел тогда уехать.
* * *
Я мало помню своё раннее детство. Обычно это какие-то эпизоды, связанные с обидой или неприятными переживаниями. Вот помню, например, как я размазал пластилин по волосам приятеля, отомстив ему за плевок в мою детсадовскую кашу. Еще помню, как со слезами на глазах доказывал нечитающим шестилетним друзьям, что умею складывать буквы в слова. Друзья не верили и говорили, что я их обманываю.
И вот помню еще, как однажды принял отсвет фар встречной машины за поднимающееся из-за холма солнце. Это был поздний вечер, почти уже ночь. Отец на своем грузовике вёз меня и маму в деревню. Далёкое зарево показалось мне чудесным, я закричал, что это рассвет, а родители засмеялись, и мне их смех почему-то был очень обиден...
Когда Димка садился в "мазду", я услыхал какой-то неприятный и непонятный шум - не то рычание, не то жужжание - он был такой тихий, что я бы назвал его не звуком, а ощущением звука. Я повернул голову в сторону, куда ушла Таня, и увидел то самое зарево из своего детства. Я вспомнил папу и маму, их смех и свою обиду. Мне даже захотелось опять крикнуть, что это рассвет. Но мне уже не пять лет было, и я крикнул, что это машина.
Димка, услышав такую новость, выскочил из "мазды". Секунд двадцать он ошалело таращился на приближающееся зарево. А потом завопил, чтобы мы тушили костер, и бросился к месту нашей стоянки. Его крик напугал всех. Я почему-то решил, что на машине за нами гонятся блатные дружки Сани, разобравшиеся с зомби. Потом сообразил, что наши метания по ночному городу сбили бы со следа кого угодно. Я попытался образумить Димку, но он, кажется, ничего хорошего от возможной встречи не ждал - забрасывая костер песком, он визгливо требовал, чтобы мы немедленно спрятались и голов не поднимали.
Рокот быстро приближался - даже по звуку чувствовалось, что машина идёт солидная.
Димка кинулся за мою "десятку". Я с девчонками залёг на вязкой насыпи. Минтай, чемодана своего не выпуская, распластался в выбоине у километрового столба. Нас могли выдать машины, стоящие у обочины, но они были прикрыты ветками и, наверное, их можно было принять за кусты.
Свет фар хлестнул по дорожному полотну.
Я зажмурился, чувствуя себя хоббитом, прячущимся под обрывом от конного назгула.
Неизвестный автомобиль, рыча мотором и шелестя шинами, промчался рядом - мне показалось, что в трех метрах от меня. Я тут же приподнялся на руках, словно из окопа выглядывая. Увидел удаляющиеся габаритные огни и скользящий по дорожному полотну свет. Выдохнул:
- Ушел! - и уже принялся подниматься, начиная немного жалеть о несостоявшейся встрече, как вдруг автомобиль резко притормозил: я увидал вспыхнувшие стоп-сигналы и услыхал стрёкот сработавшей АБС.