И как ни вытачивали мы с Ромкой ювелирные математические знания, влепил мне калбит Буркитбаев трояк за абсолютно правильное решение. По крайней мере, я всю жизнь потом делал именно так, как написал ему на экзамене.
Так может быть я все таки не прав?? Но это вряд ли. Был он глухим нацистом, и тащил своих чурок за пару баранов. Этим и жил. А лекции читал - на таком пещерном диалекте, что математический анализ так и остался тьмой египетской с калбитским акцентом и запахом непереваренной конины.
Моя любимая физика блистала глубиной познаний из множества популярных книг - я рассказывал мрачному Гандрабуре о теории люминесценции, вычитанной в "Луне" Копала. О складывающейся, но все никак не сложащейся, единой системе элементарных частиц из "Дальнего поиска" Парнова, о свойствах мю- и пи-мезонов, бозонов, кварков и нейтрино, и о совсем уже пропащих вещах из настоящего университетского учебника "Физика плазмы", которую наш школьный физик отобрал у меня прямо в классе - сказав, что это детям до 16 читать не полагается. Гандрабура постепенно превращался в светящегося тихим люминесцентным светом добряка, слушая мои красочные истории, но по мере их окончания снова посерел и стал прежним гамадрилом с обвисшими щеками. "А вот как перевести джоули в килограммометры? - молодой, гениальный юноша..." - прошлепал он трясущимися щеками. "Но я же не справочник физических величин!" - возмутился я. "Тогда ставлю вам 4 с плюсом". "А равно ли 4 с плюсом 5 с минусом?" - спросил я. "Равно" - сказал Гандрабура. "Ну так поставьте мне 5 с минусом" - совсем уже нахально наседал я. "Хотя это одно и то же, но ставлю я вам 4 с плюсом".
Плюс конечно потерялся где-то - и у меня оказалась просто четверка, из-за упрямства Гандрабуры и того, что я поступал в инженерный вуз, где от абитуриентов требовалось не владение сложнейшей логикой и философией физики, и блистательное понимание всех ее сакральных глубин, а приземленное запоминание множества справочных данных, т.к. инженер-механик в представлении Гандрабуры - это ходячий справочник Анурьева - спроси его ночью - "Какой модуль упругости у стали 45ХГМ или диаметр шарика у подшипника d75 4-го размерного ряда - он без запинки выдаст точные цифры и тут же уснет.
Ну не годился я в инженеры. Но мне об этом никто не говорил, и я, чувствуя свою неполноценность - готовился к последней химии, путешествуя в дебрях периодической системы и жонглируя бензольными кольцами. В день экзамена мне разнесло щеку флюсом, и я пришел на него только через три дня, когда флюс не только не исчез, а дозрел до нужного размера. Молодая химичка сочувственно охала, разглядывая мои несимметричные щеки, пока я рисовал ей симметрию молекул и писал формулы реакций, преобразующих чего-то в нечто. И конечно получил пять от влюбленной молоденькой училки.
И в результате стал кандидатом. Но не наук. А в студенты. И это "кандидатство" потешало всех настоящих доцентов, когда я просовывал свою нечесаную голову в деканат и спрашивал - "А кандидатам тоже приходить?" - имея в виду осенние работы - с которых всегда начинался учебный год. У кого - на капусте в немецком совхозе, или на картошке в октябрьских полях с запахом дыма и вкусом углей, а у нас - на канавах развороченного двухэтажного райончика, где водоканал никак не успевал без таких "кандидатов" заменить к зиме сгнившие водопроводные трубы.
Так и встретились в этих холмах глины и чавкающем дне разрытого водопровода будущие друзья - Юрка Зинков (сын 2 секретаря обкома партии), Валерка Чернышов (сын 1 секретаря горкома партии), Толик Хитрин (сын полковника Хитрина - военкома области), Сережка Додонов (рыжий-конопатый сын цыганки-учительницы), и я (бывший сын бывшего секретаря парткома Целинного совнархоза).