Аннотация: История о первых шагах молодого человека к взрослым удовольствиям
Второй вариант
(рассказ)
Павлу всегда хотелось понять, что значит любить. Любовь к родителям представлялась тем же, что и ежедневные восходы и закаты солнца, бег облаков по небу или ещё столь же естественное. И, разумеется, он знал всё, что полагалось знать шестнадцатилетнему парню о тайных сторонах жизни мужской и женской половины человечества. Однако знание теоретическое, как известно, весьма отлично от знаний практических, прочувствованных, добытых в тяжёлых боях с действительностью. Он бы даже согласился немного пострадать ради такого опыта. Ей Богу! Послушать парней, так выходила сплошная нервотрёпка с этими девчонками. То она соглашается гулять, то нет. То льнёт к плечу, как ласковая кошка, то вдруг вожжа под хвост, и вот уж по телефону несчастный слышит злобное: "Пошёл нафиг!"
Вообще-то, он и раньше задумывался над этими весьма важными жизненными вопросами. В классе шестом или седьмом, мальчишки и девчонки, преодолев некий барьер взаимного недоверия, вдруг разбились по парам, "застолбив" друг друга и получив из вновь открытых отношений неисчерпаемый источник сплетен, пересудов, ироничных подколок и тайных обид. Будучи юношей с чистым аналитическим умом, Павел как-то незаметно самоустранился от игры во взрослых и лишь в душе посмеивался над незадачливыми дружками, взахлёб рассказывавшими о своих любовных переживаниях и страданиях, возникавших, если уж говорить по правде, из ничего.
Время шло. Игра в дружбу постепенно переросла во что-то далеко не детское. Вот уже после чьего-то дня рождения на чьей-то квартире кто-то перестал считаться девственником, а кто-то девственницей. Ах, где же эти времена наивных недорослей и смущающихся девиц? Канули в Лету. Пропали. Им на смену пришли до жути осведомлённые детишки, способные просветить на специфические темы даже родичей.
Всё вокруг Павла изменилось. Розовая атмосфера младенческого неведения развеялась, испарилась. Мир наполнился лукавыми недомолвками, намёками, смешками, многозначительными взглядами, словно все они вдохнули какого-то дурманящего, искристого газа, терзавшего каждую клеточку, мучавшего ночами загадками собственного "я", казавшегося до этого таким знакомым. И ты сам для себя уже не открытая книга, а некое скопище тайных, не поддающихся разумному контролю желаний, мгновенных восторгов и столь же взрывных яростных чувств. Иногда дышалось легко и свободно, как никогда раньше, а иногда грудь и горло сдавливало нечто необъяснимое, прятавшееся в тебе самом. Всё чаще непозволительно бесстыдное напряжение возникало в штанах в самые неподходящие жизненные моменты, отчего на щеках Павлуши загорались яркие розы.
Всё это Павел пережил в одиночестве, не слишком потревожив родителей своей обострившейся эмоциональностью. Спасение он нашёл в учёбе. Олимпиады по физике требовали сосредоточенности. Занятия по плаванию и увлечение компьютером заполняли остальное время. Задумываться было некогда. Но ночь всё равно брала своё. Тактичная мать, воспитанная на Винни Пухе и крокодиле Гене, понимающе молчала, находя в корзине с грязным бельём внеочередное свидетельство той ожесточённой борьбы, которое вели гормоны в теле сына.
? Мужик, ? печально вздохнув, констатировал закадычный друг Павла, посвящённый в суть ночных интимных неприятностей, ? у тебя есть два варианта.
Наступила напряжённая, почти драматическая пауза. Друг Толик имел склонность к зловещей недосказанности, которая иногда до того бесила Павла, что хотелось дать лучшему другу хорошего пенделя под зад. Чтобы не выпендривался.
? Ну! Чего? ? подзадорил Павел своего прыщавого собрата, с глубокомысленным видом поглощавшего вторую упаковку чипсов. Кстати, его, Павлову упаковку. Но чем только не пожертвуешь ради дельного совета, который вот-вот готовы были исторгнуть дружеские уста?
? Только два варианта, ? повторил Толик, хрустя чипсами. ? И учти. Я тебя, темноту, только по доброте душевной просвещать не намереваюсь. Будешь должен, как земля колхозу.
? Я догадался, ? хмуро кивнул Павел.
? Во-первых. Вариант первый. Проверенный. Дома у мамани есть какой крем?
? Ну. Наверное.
? Вот, брат! Самое то! Бер-рёшь, значит, это дело и идёшь... В туалете банально и негигиенично. В ванну, братишка! Главное воду не забудь включить. А то родичи обычно быстро просекают, чё там за звуки такие раздаются. А лучше всего, когда дома никого нету.
? Да пошёл ты! ? слабо покраснев, отмахнулся Павел.
? Ходил. Очень помогало на первых порах, ? невозмутимо отозвался советчик, подбирая остатки чипсов. ? И тебе поможет. Гарантирую.
В какой-то момент обоих разобрал нервный смех, во время которого они обменялись некоторыми мнениями относительно личных качеств друг друга, сопроводив всё это тычками. Скрыв таким образом лёгкое смущение от затрагивания таких щекотливых тем, Толик приступил к обсуждению второго варианта.
? Если уж боишься, что у тебя что-то отсохнет и отвалится, чем до сих пор пугает меня мой дед, есть вариант номер два. Но он сложнее и хлопотнее в исполнении. Тоже проверено.
? Я тебе счас по башке дам. Чтобы не выделывался, ? хохотнул Павел.
? Приму во внимание. Но будет лучше, если ты обойдёшься без рукоприкладства и послушаешь умного человека.
? Это ты про себя?
? Абсолютно в дырочку, брателла! Ты в этих делах, как я погляжу, хуже малолетки. Учишь тебя, учишь, а толку никакого. Одни душевные расстройства!
? Точно дам! ? угрожающе придвинулся к своему спутнику Павел, которого природа и родители снабдили хорошо развитой мускулатурой.
? Ладно! Так и быть. Учись, пока я жив. Совет совершенно бесплатный. Тебе нужна девчонка. Гёрла. Чикса. Усёк?
Толик радостно воззрился на Павла, словно высказал самую мудрую мысль, которая только рождалась в голове смертного.
? Ну и? ? настаивал Павел.
? Что "ну и", тупица?! ? разозлился Толик, потеряв всякое терпение, потому что Павлик напомнил ему одно упрямое животное, способное довольно продолжительно и настойчиво смотреть на чьи-то новые ворота.
? Мне пойти её в магазине купить? Или пристать к кому-то в подъезде?
? Ну ты и тормоз! ? закатил глаза Толик, в которого уже вселился бес-сводник, побуждавший его принять немедленные меры к тому, чтобы приобщить лучшего друга к великому мужскому братству, исполненному гордости за ту замечательную часть тела, которой были обделены несчастные женщины.
? А ты мудак, ? не остался в долгу Павел.
? Пусть я мудак. Но мудак, который знает что к чему. В отличие от некоторых, ? самодовольно отозвался Толик. Всего месяц назад он приобщился к прелестям некоей Наташи, родители которой удачно пребывали в продолжительных командировках. Сознание этого позволяло Толику относиться к другу с лёгким налётом снисходительного превосходства.
? Ты ж не Фредди Крюгер? Нет. Всё при тебе, пацан! Вали напролом. Бабы это любят.
? С каких это пор ты у нас стал таким знатоком? ? хмыкнул Павел.
? А то ты не знаешь? ? прыщавая мордаха самодовольно растянулась в блудливой улыбке.
Безнадёжно махнув рукой, Павел отправился домой. Выносить постоянные намёки на свою "ущербность" было выше его сил.
? Ты думай поскорей! ? крикнул ему вслед друг Толя. ? А то наши пацаны уже грузятся на твой счёт ? а наш ли ты ваще или не наш?
Павел, набычившись, уже входил в подъезд. Конечно, он был "наш"! Кому, как не ему знать об этом факте. Несмотря на олимпиады по физике, увлечение компьютерными играми и занятия по плаванию, жизнь в последнее время превратилась в некую мозаику, причём все части этой мозаики перемешались. Мозаика состояла из образов, мыслей, чувств, жаркого нетерпения, любопытства, вопросов, раздражения, ожидания, восторга, тоски по чему-то недоступному, неведомому и далёкому. Перед его внутренним взором иногда шаловливо метались певички из группы "ВиаГРА", в другой раз возбуждённо надувала губки милашка Бритни Спирс, какие-то пляжные мулатки отплясывали чёрт знает что у самые его ног, зазывно улыбаясь и предлагая выпить из своих широких бокалов, а иногда это была просто отличница Светка Рыкова, которую, как считалось в классе, он терпеть не мог. Сны же требовали определённой, живой, дышащей цели. Эта цель куталась в неуловимую дымку вожделения и звала к себе с головокружительной настойчивостью, заставляя содрогаться всё его существо. У цели не было определённого лица, а была повадка, было зазывное присутствие. Вероятно, так древние рыцари в походах вспоминали свою недоступную Прекрасную Даму, сидевшую в замковой башне. За неимением под рукой Дамы рыцари, нужно полагать, прекрасно обходились маркитанками и походными жрицами любви. Или, быть может, тем первым вариантом, который так рекламировал незабвенный друг Толик...
Дома на кухонном столе Павел заметил записку от матери, но не удосужился разобрать её по-девчоночьи мелкий почерк. Мать оставляла такие записки каждый раз, когда уходила из дому, и в них давались точные координаты обеда, а заодно разные мелкие поручения. Наличие записки означало, что родительница будет не скоро. Отец же по своему обыкновению главы семейства, которое нужно кормить, не приезжал раньше десяти вечера.
Один. Эта мысль почему-то принесла облегчение. Мать сразу бы заметила перемену в настроении и по обыкновению пристала бы с расспросами, как будто он маленький и нуждается в том, чтобы дули на каждый его синяк и заботились о том, почему он не в духе. Глупости!
Зайдя в свою комнату, с размаху упал на тахту, зарылся головой в подушки. В ушах отчётливо стучала мятежная кровь. Мысли сами собой возвращались к разговору с Толиком.
Нет!
Почему нет?
В самом деле? Почему? Что тут такого? Стоило бы разок попробовать, тем более что несмелые попытки уже предпринимались. Но что-то постоянно мешало.
А теперь один. Родичи в лучшем случае будут только к вечеру...
Весь арсенал материнской косметики располагался на трюмо. Обычно мать наводила красоту по утрам, но и в обед и вечером не упускала случая усесться на пуфик перед зеркалом и начать священнодействие со своим лицом. В этом ей помогала целая батарея тюбиков, баночек, колбочек и других ярких предметов с различным содержимым и запахом. К своему драгоценному "вооружению" она относилась очень ревниво. Однажды в семействе Павла гостила его двоюродная сестра и они здорово повеселились, сделав друг другу макияж по всем правилам доморощенного салона красоты для падших женщин. И хотя к приходу родителей все следы преступления на своих лицах они успели уничтожить, мать Павла заметила неладное и быстро вывела проказников на чистую воду. И сестрице и ему тогда здорово досталось. "Моя помада! Боже мой! ? вопила мать на всю квартиру. ? Ты знаешь, чего мне стоило её достать?! Это же "Дзинтарс". А тушь! А тени! Тут вся получка!"
С тех пор Павел зарёкся подходить к трюмо. Когда дело касалось красоты, мать была неумолима и безжалостна. Он мог запачкать шторы чернилами, мог не вытереть ноги у порога после генеральной уборки, мог порвать новую рубашку, мог залезть рукой в банку с огурцами, мог не положить на место какую-то вещь, и то мать не так злилась. Но изящные скляночки с косметическим молочком и французские тени для век ? страшное табу для всего семейства. Нарушение его влекло за собой неизбежный и грандиозный скандал.
Словно безнадёжно скучая, Павел равнодушно прошёлся перед трюмо. Кремы и гели расположились в идеальном порядке, свойственном армейскому старшине, а не доброй домохозяйке, у которой должно быть полно других дел для того, чтобы иметь время расставлять свои дурацкие тюбики по ранжиру и степени востребованности.
Как бы невзначай, Павел рассмотрел один тюбик, второй, открутил и понюхал третий. Нет. Слишком очевидный сильный запах. Мать сразу просекёт.
Открыв нижний ящик, обнаружил менее востребованную коллекцию, отправленную в отставку по причинам, о которых могла поведать только хозяйка всего этого добра. Наконец Павел нашёл некий заброшенный жалкий тюбик, хватиться который мать уж точно не должна была. Надписи на английском разбирать не стал. Ну что там может быть страшного? Всё ещё изображая перед самим собой совершенную невинность намерений, мимоходом подхватил с журнального столика парочку журналов "Отдыхай" с красочными полуголыми девицами, расположившимися вперемешку с кроссвордами, которые так увлечённо разгадывал по выходным отец.
В ванной, за закрытой дверью, всем его существом овладела лихорадочное нетерпение, свойственное первооткрывателю, догадывающемуся о близости желанного и богатого сокровищами берега, на который можно наложить алчную руку.
Крем был жирным и противным. Павел тут же успокоил себя возможностью сразу принять душ. Да и поздно было обращать внимание на такие незначительные мелочи, когда топка уже разогрелась, и паровоз стремительно вырвался вперёд, в чертоги журнальных обольстительниц.
Приятно Павлу было почему-то ровно одну минуту. Настроившись на длительное общение с кроссвордами, Павел вдруг ощутил нарастающее и весьма настораживающее жжение. Паровозик явно перегрелся и готов был подать тревожный сигнал. Жжение становилось всё ощутимее, и красотки сами собой отошли на задний план. В этом неожиданно неприятном эффекте Павел не без оснований заподозрил так не понравившийся ему сначала крем. Морщась и постанывая от боли, Павел схватил тюбик...
"Блин!" ? простонал он, узнав, наконец, то чудо-средство, которым мать спасала любимого отца семейства от болей в спине.
"Очень замечательное средство. Через Верочку доставала, ? убеждённо ворковала маманя, когда растирала спину постанывавшему отцу. ? Ну, пощиплет немножко. Ничего страшного. Не стони ты так. Зато через час будешь у нас, как новенький. Вот!"
"Очень замечательное средство" действовало на несчастный паровозик Павла с тем же эффектом, что и воздух на воздушный шарик ? он начал краснеть и раздуваться просто на глазах. Павел, шипя и поскуливая от боли, неловко повернулся, чтобы открыть кран, но задел локтем стеклянную полочку. Раздался оглушительный звон. Полочка и всё, что на ней находилось, попрощалась с белым светом и рассыпалась праздничными искрами на кафельному полу. От неожиданно громкого звука Павел вздрогнул и немедленно оборвал пластиковую шторку над ванной. Шторка соскользнула и увлекла за собой на пол баночку с ароматическими шариками. Придерживая причинное место, несчастная жертва крема от радикулита не могла свободной единственной рукой как-то помешать этой катастрофе. После грохота разбившейся банки и рассыпавшегося содержимого наступила жуткая тишина. Ванная комната вызывала смутные ассоциации, связанные с нашествием в посудную лавку стада слонов. В довершение ужаса раздался стук в дверь и голос, который Павел поначалу не узнал: "Господи! Што тама такое? Хто тама? Што вы там робице? Га?"
Павел затаился, не посчитав возможным выдать своё присутствие, хотя после произведённого шума это было глупо. Страшное жжение всё же не притупило его способности мыслить. Знакомая милая деревенская "трасянка" по ту сторону двери привела его только к одному выводу ? в гости прикатила бабушка. Скорее всего, бабушка прилегла в зале отдохнуть с дальней дороги, а мама помчалась по магазинам. Шум в ванной разбудил любимую бабку, дарившую ему на каждый день рождения дурацкую резиновую игрушку, и этот факт говорил о том, что она, наивная старушка, и в страшных снах не могла бы представить любимого внука в столь пикантной ситуации.
Дверь заходила ходуном, когда после нескольких вопросительных "га" бабуля не получила никакого вразумительного ответа. Бабка у Павла была деревенской, а потому запор на двери, рассчитанный исключительно на хилых горожан, надёжной защиты не обещал. Ошалело-испуганный взгляд Павла заметался в поисках того, что могло бы его спасти.
"Прибить бы на месте этого дурака Толика!" ? с запоздалым отчаянием подумал Павел, скуля по-щенячьи и пытаясь натянуть брюки. Брюки почему-то натягиваться не желали, довершая отчаянное и неприглядное положение человека, который не хотел ничего иного, кроме невинного юношеского удовольствия. Кошмар же, по-видимому, набирал обороты. Дверь ванной оставили в покое, но это Павлика не обрадовало, потому что в прихожей зазвучали новые голоса. Видимо, вернулась маманя. И не одна! В какофонию тревожных женских голосов вплетался хрипловатый бас отца.
"Да что же сегодня за день такой!" ? всхлипнул Павлик и рухнул в ванну, лихорадочно открывая все краны. Горячей воды не было. В их ЖЭСе, усугубляя беду Павлика, уже неделю шла профилактика. Сама судьба была против одинокого парня, решившего немного расслабиться. Холодные струи воды лились на него, смешиваясь со скупыми пацанскими слезами ? укором жестокому и несправедливому року.
? Павлуша? Это ты? Что у тебя там такое? ? после тактичного стука костяшками пальцев послышался за дверью голос матери.
А что у него может быть такое? Ничего особенного. Так, пара пустяков. Разгромленная ванная комната, распухший из-за крема от ревматизма член и холодная вода за шиворот. Картину довершают разбросанные по полу журналы "Отдыхай".
Дверь крякнула и распахнулась. Вошёл отец. Окинув быстрым взором поле боя, он сразу оценил интимность ситуации и пресёк попытку матери и бабушки вклиниться следом, решительно захлопнув перед ними дверь.
Дрожа всем телом, Павлик растирал себя мочалкой.
? А я вот помыться решил, ? заикаясь, сообщил он и глупо улыбнулся.
? В холодной воде и в рубашке? ? заметил отец, присев на край ванной и подобрав с искрящегося осколками пола одну из журнальных красоток.
? Ага, ? кивнул сын, решив сражаться за свою легенду до последнего.
? Понятно, ? не без иронии ответствовал отец. ? Может, спинку потереть, сынок?
? Я... я с-с-сам.
? Ну, сам, так сам. Главное, не простудись.
? Пос... постараюсь.
? Что ж, домывайся. А вот это, если не возражаешь, я заберу с собой, ? он собрал журналы и сунул их в широкий карман своего пальто. Заметив раздавленный тюбик злосчастного крема, отправил его к журналам. ? Наши женщины могут тебя неправильно понять. Верно?
? Ага, ? кивнул Павел, ощутив такую благодарность отцу, которой не испытывал с детских лет.
? Ну, и ладненько. Думаю, у нас потом будет разговор. Если захочешь.
Павел, сидя под холодным дождиком, глупо кивнул.
Отец вышел, так же решительно не пропустив мать и бабушку, нетерпеливо топтавшихся под дверью.
? Ну, и чего вы всполошились? ? успокаивающе пробасил отец. ? Парень принимает ванну.
? В холодной воде? ? ужаснулась мать.
? Закаляется, ? последовал ответ.
? А чаго там разбилася? ? недоверчиво допытывалась бабуля.
? Он потом всё уберёт. И вообще, накрывайте на стол.