Клюева Варвара. Аве, Цезарь!

Варвара Клюева

Ave, Caesar!

Яне

Номер первый

Он стоял на берегу и равнодушно смотрел на пирс, где загружали катер. Две серые фигуры, похожие на сгустки туманной дымки, что повисла над портом, деловито и сноровисто разбирали небольшую груду тюков и ящиков, оставшуюся на причале после отъезда армейской "газели". Не исключено, впрочем, что никакого отношения к армии "газель" не имела. Разукрасить машину буро-зелеными пятнами камуфляжа в наши дни может кто угодно. Такое настало время - время маскировки и мистификаций, время хамелеонов и комбинаторов, иллюзий и обмана, время, когда в мире почти не осталось людей, вещей и явлений, которые казались бы тем, что они есть на самом деле. Взять хотя бы это сумрачное и безветренное августовское утро...

Мелкие частые брызги дождя сливаются в мутную взвесь, похожую на взболтанный коллоидный раствор. Бесплотная, но зримая пелена гасит шумы порта, заглушает крики чаек, скрывает силуэты судов и подъемных кранов, рождает иллюзию уединенности, оторванности от мира. На безлюдном пятачке берега стоит человек в высоких резиновых сапогах, толстом свитере и зюйдвестке. Стоит и наблюдает, как два ловких парня грузят походное и рыбацкое снаряжение в катер, что покачивается у причала на полусонных волнах. А может, и не наблюдает - просто зацепился взглядом за подвижные фигурки и смотрит, не отдавая себе отчета зачем, думая о своем. Лицо спокойное и уверенное, фигура основательная, поза расслабленная.

Что подумал бы случайный прохожий, окажись он в ранний утренний час в этом отдаленном уголке порта? Скорее всего, решил бы, что перед ним состоятельный рыбак-любитель или бизнесмен, предпочитающий активные виды отдыха. Энтузиаст. Не хочет терять понапрасну ни минуты вожделенного отпуска - вон в какую рань примчался к пирсу, люди его и погрузиться еще не успели, хотя работают споро, стараются. Быстро тает гора багажа у причала. Ящики с провиантом, канистры, удочки, спиннинг, подводное и охотничье ружья, палатка, прорезиненные мешки с одеждой и спальником, пенопластовый короб с чем-то хрупким, судя по осторожности, с какой его переносят на катер... Катер - красавец, мощный, вместительный, команда умелая, море спокойное, хозяин предусмотрительный - запасся, похоже, на все случаи жизни. А значит, отпуск проведет отменно, в свое удовольствие, целый год потом будет в баньке под пивко партнерам свои морские приключения живописать. Счастливчик!

Хотя возможны варианты. Случайный прохожий с развитым воображением мог принять человека в зюйдвестке и за начальника научной экспедиции, и за журналиста-путешественника, и за денежного чудака-отшельника, поселившегося на одном из ближних островков и прибывшего на материк пополнить припасы. Но даже отчаянный фантазер едва ли заподозрил бы истину.

А истина заключалась в том, что декорации не соответствовали содержанию пьесы. Человек на берегу не был ни богачом, ни рыбаком, ни туристом, ни отшельником. Равно как путешественником, романтиком и любителем активного отдыха. Ни катер, ни снаряжение ему не принадлежали. Люди, занятые погрузкой, работали не на него. Спокойный, уверенный вид человека и расслабленная поза были не то чтобы совсем фикцией, но в заблуждение вводили, поскольку означали не сознание собственной неуязвимости, а безнадежность. Полную, абсолютную, беспросветную безнадежность. Ибо он уходил на катере не отдыхать и не работать. Он ехал умирать.

"Как все оказывается просто, когда принимаешь решение не трепыхаться, - думал он, прикуривая. - Не нужно нервничать, суетиться, гадать с замиранием сердца, какая выпадет карта. Пожалуй, единственная стоящая радость неудачника, бездарно профукавшего собственную жизнь, - показать нос злодейке-судьбе, отказавшись от последних судорожных попыток вытянуть партию. Положить короля на доску и уйти с достоинством под разочарованные вздохи зрителей. Хотя в моем случае уместнее сравнение не с картами и не с шахматами, а с театральной постановкой. И разочарован будет не зритель, а режиссер, он же драматург, он же продюсер. Вообще-то его можно понять. Человек, вбухавший в спектакль столько денег, вправе расcчитывать, что актеры будут придерживаться сценария. Иными словами, рыпаться до последнего вздоха, зубами и когтями выцарапывая победу и право на жизнь. Но я не намерен идти на поводу у маньяка, заплатившего бешеные бабки, чтобы посмотреть, как наемные марионетки будут убивать друг друга. Какой бы жребий я ни вытянул, какая бы роль в его постановке мне ни досталась, убивать я не стану, это решено. Буду наслаждаться своими последними часами и спокойно ждать смерти. Только бы в последнюю минуту не подвел инстинкт самосохранения".

Один из серых силуэтов в последний раз прыгнул с катера на причал, выпрямился и широко махнул рукой, подзывая пассажира. Человек в зюйдвестке втоптал окурок в мокрую серую гальку и неторопливо двинулся к пирсу.

"Ну что же, трирема готова, пожалуйте на борт, господин гладиатор. Божественный Клавдий ждет. Ave, Caesar, morituri te salutant!"

Номер второй

От возбуждения она не могла устоять на месте: металась по тесной палубе катера, путалась под ногами у матросиков, переносивших ее вещи, и их же мысленно кляла на чем свет стоит. "Шевелите же ластами, уроды, мать вашу! Не видите, что ли: девушка торопится!"

Гремучая смесь нетерпения, ликования, предвкушения небывалых ощущений, сулимых предстоящей схваткой, и страха распирала ее изнутри, угрожая снести крышу, как сносит плохо подогнанную пробку с бутылки теплого шампанского. Правда, ближе к отплытию более летучие ингредиенты взрывоопасной микстуры почти совсем испарились, увеличив и без того не маленькую долю страха. Нет, не страха смерти. Возможность собственного поражения она даже не рассматривала. Боялась только, зато почти до судорог, что ее в последнюю секунду снимут с состязаний. Вдруг у того молокососа в тельняшке сейчас запиликает мобильник, или запищит рация в рубке, или к причалу подкатит тачка с курьером от большого босса? И бедную сиротку спихнут за борт. Хорошо, если не изувечат. "Надуть нас хотела, прошмандовка?! Получай теперь, курва, и ползи отсюда, пока ноги не выдрали!"

"Нет, нет! - беззвучно заклинала она неведомую высшую силу. - Они ничего не пронюхают! А если пронюхают, я ни при чем! В их писульке нет ни слова насчет того, что я должна выложить им все подробности биографии. Сами облажались, козлы! С меня взятки гладки".

Но заклинания действовали плохо. Только когда темно-серая полоса воды между катерком и берегом достигла ширины так хорошо ей знакомой площади, ее немного отпустило. "Кажись, пронесло! Тьфу-тьфу-тьфу!" Она суеверно сплюнула через левое плечо, потом достала из кармана косметичку и вынула потрепанный клочок газеты, счастливый талисман. Не попадись ей на глаза это скромненькое объявление в простой рамке, так и сдохла бы она в заднице, куда загнала ее сволочная жизнь.

ВЫ СКЛОННЫ К РИСКУ? ВАМ ТЕСНО В РАМКАХ ОБЫДЕННОСТИ? У ВАС НЕРАЗРЕШИМЫЕ ФИНАНСОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ?

Фирма приглашает мужчин и женщин авантюрного склада для выполнения опасного задания. Вознаграждение беспрецедентное. Требования к кандидатам: возраст 25-45 лет, показатель IQ 120-145, физическое и психическое здоровье, отсутствие иждивенцев.

Телефон для справок...

Девушка разгладила вырезку и торжествующе улыбнулась. Она их сделала! Обошла на повороте чертову тучу кандидатов, проскочила все тесты, изловчилась не попасть ни в одну ловушку, надула умников устроителей и пролезла, ввинтилась, продралась-таки в финал гонок с охренительным призом для победителей. В первый раз в этой дерьмовой жизни ей реально подфартило. И теперь она, уж будьте спокойны, свой фарт не упустит! Вцепится хваткими ручонками и доскачет до самого финиша.

А на каких соплях все висело - подумать жутко! Не забудь тот толстопузый козел газетку в прихожей, вылакай она, как обычно после работы, припасенную в загашнике поллитровку, не случись назавтра одного из тех пустых дней, когда не знаешь, куда себя девать, ей никогда бы не пришло в голову развлечься чтением и не наткнулась бы она на это объявление. А если и наткнулась бы, то в запарке, когда башка забита всякой хренью, или с похмелья, когда нутро ничего не принимает. И газетка под злобный мат полетела бы в мусор. А бедная сиротка так никогда бы и не набрала заветный номер телефона ("Да ладно, чего я теряю-то? Все равно делать нехрена!") и даже не узнала бы, какой проморгала куш.

И не было бы переполненного вестибюля, неслабой трясучки ("Куда я лезу, дура набитая?! Разве я им конкурент?"), с которой она, впрочем, быстро справилась, вспышки веселой удали ("Не боись, подруга! Выставят так выставят, это не больно. А может, чего и обломится!"), долгой изматывающей "проверки на вшивость", которую она прошла. Прошла, мать их растак и разэтак!

Шальная надежда появилась у нее в первом же кабинете. Там важный очкастый дядя в белом халате проводил компьютерное медицинское обследование кандидатов. "Серьезная фирма, - подумала она уважительно. - Провериться на этакой хреновине нехилых башлей стоит". И испугалась. Работа "ночной бабочки", неумеренное потребление водяры, травки, а то и зелья потяжелее здоровья никому еще не прибавляли.

Но вот очкарик отлепил от нее присоски, повозился со своей навороченной игрушкой, уткнулся в бумажку, выползшую из щели, и проворчал:

- Ну, наконец что-то пристойное! По нынешним временам вы совсем в неплохой форме, мадмуазель. Постарайтесь только не особенно налегать на выпивку, печеночка у вас слегка увеличена.

- А что, у других дела хуже? - спросила она с надеждой.

Дяденька фыркнул.

- Шестеро из десятка - хроники. А еще трое уверенно шагают в том же направлении. Солдаты удачи, бляха-муха! И куда их несет?

В другом кабинете противная крашеная старуха долго мучила ее идиотскими вопросами. Всякой чушью типа "Всегда ли вы платите в транспорте за проезд? Не возникает ли у вас временами внезапного желания переехать в другой город?" Она чуть не расхохоталась бабке в рожу, но вдруг ей стало не до смеха. Чушь чушью, а вопросы опасные. Как отвечать, чтобы не завернули? Честно или врать напропалую? Врать было привычнее, но она, помявшись, неожиданно для себя решила отвечать как на духу. Обидно же сойти с дистанции из-за бессмысленного вранья. Зверская старуха загнала ее ответы в компьютер, подождала результата и кисло сообщила, что она может идти в следующий кабинет.

Вот где пришлось попотеть как следует! Ей выдали бумажку с прорвой задачек и предупредили, что на всю эту гребаную контрольную у нее только полчаса. Полчаса и полсотни вопросов! Какое слово в списке лишнее? Какую картинку нужно поместить в пустой кружочек? Продолжите последовательность чисел... Она одеревенела от ужаса. "Попала! И что теперь? Сдавать пустую бумажку? Вот стыдобища!" А потом ей вдруг полегчало. Она всегда знала, что выжила там, где слабые не выживают, только потому, что была самой умной в стае. Маленькая, хилая, недокормленная, она в два счета загнулась бы от голода и побоев, если бы ей доставалось так же, как остальным. Но ей хватало ума урвать свой кусок и избежать расплаты - почти всегда. При этом она ухитрялась не выделяться из общей массы: там, где она выросла, умников сильно не любили. "Я же любую суку в дураках оставлю! Так неужто мне не хватит мозгов, чтобы решить какие-то вонючие задачки?"

И она их решила! Собралась и решила. Не все, правда. Чуть-чуть не уложилась по времени, но и так сошло. Заработала себе пропуск дальше.

А дальше все оказалось куда проще. Очередной дядечка снова задавал вопросы, но на этот раз она быстро накнокала, о чем базар, и отвечала как по писаному. Дядька остался доволен, хотя ничего определенного не сказал. Потом ее попросили заполнить анкету и спровадили. "Мы сообщим вам о результатах в течение месяца". Ох, как она была разочарована! Ждать целый месяц! А она-то была уверена, что получит ответ сразу!

Но ничего, дождалась. Ради такого результата можно было помучиться и дольше. Она им подошла! Туда рвалась такая тьма народу, а выбрали ее! Ну, и еще семерых, но это семечки.

"Наша задача, в частности, состояла в том, чтобы обеспечить участникам равенство шансов на успех. Эту задачу мы выполнили. Все отобранные кандидаты находятся примерно в одинаковой физической форме, у всех восьмерых удовлетворительное состояние здоровья и близкий уровень интеллекта. Ни у кого нет психических отклонений, опыта участия в спортивных и боевых поединках, равно как и навыков выживания в особых условиях. Таким образом, победа или поражение любого участника будут зависеть только от его личных качеств".

Ха! Уж она-то знает, кто победит! Раз эти высоколобые кретины не пронюхали о ее детдомовском прошлом, дело в шляпе. Замочить лохов, у которых нет навыков выживания, для нее как два пальца об асфальт. У лисицы в курятнике и то проблем больше.

Катерок чуть сбросил скорость и слегка изменил курс. Она метнулась к носу. Впереди медленно вырастал одинокий остров. Полчаса ходу, и они на месте.

Номер третий

Накануне отплытия нервное возбуждение, которое поддерживало ее силы в последние дни, сменилось болезненным внутренним напряжением. Оно ощутимо давило на грудь, стискивало сердце, мешало дышать. После ночи без сна давление стало почти непереносимым. Поднявшись на борт, она добрела до носа яхты, судорожно вцепилась в поручни и застыла, словно деревянная носовая фигура, что охраняла от напастей древние ладьи. Эта скульптурная неподвижность стоила немалых усилий, сведенные напряжением мышцы и измученные нервы требовали действия, но она боялась пошевелиться. Ей казалось, что неосторожное движение может освободить закрученную до предела мощную пружину, которую она с недавних пор явственно ощущала где-то в районе грудной клетки, и тугая спираль, стремительно развернувшись, иссечет нутро в лоскуты.

Как ее угораздило ввязаться в эту авантюру, инфернальную по своему цинизму? Пустой вопрос, сродни бессмысленному аханью. Когда решаешь свести счеты с жизнью и медлишь только потому, что нет угла, где можно спокойно подвести черту, значимость нравственных норм несколько тускнеет. Не говоря уже о том, что поначалу она просто не понимала, во что ввязывается.

Некая организация ищет склонных к риску и не слишком законопослушных граждан для выполнения небезопасного задания. Специальных навыков и умений не требуется, пол, внешность и до определенной степени возраст не имеют значения, вознаграждение высокое.

Она, разумеется, догадывалась, что от кандидатов, претендующих на эту вакансию, потребуется не старушек через дорогу переводить. Более того, отдавала себе отчет в том, что речь идет о какой-то преступной афере. Например о наркотиках: заправилы наркобизнеса нуждаются в новых курьерах. Дело, конечно, грязное и негуманное, но какое-то оправдание себе найти можно. В конце концов, принимать наркотики или нет - свободный выбор каждого, насильно эту гадость никому в рот не пихают и в вену не вкалывают. Да, было бы гораздо приятнее зарабатывать деньги, творя добрые дела, но добрые как раз неприбыльны. А деньги нужны позарез, немалые деньги. Без них у нее нет ни одного шанса вырваться из удушающе тягостного мирка, который пожирает ее рассудок, ее жизнь, ее душу.

Так она убаюкивала совесть, отправляясь на собеседование. Получалось не ахти - совесть забылась сном тревожным, ворочалась и вскрикивала, словно ее одолевал кошмар. Пришлось прибегнуть к другим заговорам. "Я же ничего не знаю наверняка, так зачем заранее беспокоиться? Да меня и не возьмут, на мне аршинными буквами написано, что я рохля и неумеха, а у них, скорее всего, бешеный конкурс".

Это сработало, тревога и сомнения отступили, и первый тур она прошла. Тут ей сыграло на руку давнее увлечение психологией и всякого рода тестами. Не принадлежа к типу личности, который интересовал загадочную фирму, она хорошо понимала, как следует отвечать на вопросы, чтобы создать иллюзию соответствия требованиям. Тест на ай-кью вообще не представлял сложности, она развлекалась подобными едва не ежедневно, как другие развлекаются кроссвордами. Существовала только одна опасность - увлечься и набрать слишком много баллов, но ей удалось взять себя в руки и справиться с неуместным энтузиазмом. Некоторое опасение внушало медицинское обследование. Еще год назад она просто не рискнула бы его проходить, но ей и тут повезло. Отчаянное желание хоть как-то изменить свою жизнь подтолкнуло ее к занятиям гимнастикой по системе глубокого дыхания, которые помогли заметно сбросить вес и улучшить физическую форму.

В общем, когда ей позвонили и сообщили, что она включена в группу претендентов, допущенную ко второму этапу собеседования, она почти не удивилась. И даже не особенно разволновалась: по-видимому, сознание, защищая себя от разрушительного стресса, впало в эмоциональную спячку. Совесть молчала, убаюканная все той же колыбельной: "Зачем переживать заранее, когда ничего точно не известно?" Откуда ей было знать, что эта неизвестность продлится до самого конца, пока она не поставит подпись на проклятом договоре и не отрежет себе пути к отступлению?

На этот раз собеседование проводил один человек. За письменным столом сидел лощеный господин, чья физиономия перекормленного херувима с того дня преследует ее ночами.

- Какое место в системе ваших ценностей занимает человеческая жизнь? - вкрадчиво спросил херувим, едва она устроилась в кресле напротив него.

Мысленно она горько усмехнулась, подумав, что это сильно зависит от качества жизни. За свою, например, она не дала бы ни гроша. Но такой ответ определенно не годился, и она начала нести какую-то ахинею в том роде, что вопрос поставлен слишком неконкретно, что его можно трактовать как общефилософский, а можно как вполне житейский, и ответы будут совершенно разными. В масштабе Вселенной человеческая жизнь не важнее жизни какой-нибудь блохи, в масштабе социума - по-разному, тут многое зависит от общественной значимости данного человека, а в собственном кругу общения смерть - почти всегда трагедия.

Господин склонил голову набок, как бы прислушиваясь к внутреннему голосу, потом кивнул.

- Хорошо, конкретизируем вопрос. Согласны ли вы с утверждением, что никто не имеет права отнимать у человека жизнь?

Тут ее кольнуло беспокойство. "К чему он клонит? Не собираются же они предложить мне место палача? Бред какой-то! Может, он таким образом пытается, не раскрывая карт, выяснить мое отношение к наркоторговле? Чересчур окольный путь. Ладно, попробую поиграть в эту игру. Если начнет вырисовываться что-нибудь непотребное, тихонько отыграю назад".

- Не уверена. Оно представляется мне достаточно бессмысленным. Люди убивали друг друга на протяжении всей человеческой истории. Оспаривать их право на отнятие чужой жизни - все равно, что выступать против сезонной миграции птиц.

Херувим поводил глазами по потолку и снова кивнул.

- Понятно. А лично вы могли бы кого-нибудь убить? Например, защищаясь.

Ей стало еще неуютнее, но она храбро ответила:

- Не знаю, не пробовала. Но, думаю, в упомянутых вами обстоятельствах почти каждый человек способен на убийство. Инстинкт самосохранения никто не отменял.

- Так-так. - Он одобрительно улыбнулся. - А во сколько вы оцениваете собственную жизнь? Я имею в виду, в денежных знаках.

Она напряглась.

- Уточните, пожалуйста. Вы предлагаете мне назвать сумму, за которую я позволю себя убить? И как скоро? Сразу после выплаты или с небольшой отсрочкой?

- Ну-ну, зачем же так мрачно? Допустим, я предложу вам принять участие в неком приключении, где ваши шансы на выживание оцениваются, скажем, как один к семи или, может быть, чуть больше. Назовите сумму, которая склонила бы вас согласиться.

Это предложение настолько отвечало ее тайным желаниям, что у нее закружилась голова. Жить так, как она живет, невозможно. Наложить на себя руки страшно. Не то чтобы она верила в Бога, но категоричность, с которой христиане предрекали самоубийцам вечные муки, ее впечатляла. Посмотрев фильм "Три цвета. Белый", она даже подумывала скопить немного денег и нанять для собственного убийства какого-нибудь опустившегося пьянчугу, но отказалась от этой мысли, решив, что такой способ ухода ничуть не лучше самоубийства. Даже хуже, учитывая загубленную душу пьянчуги. Не говоря уже о том, что при ее доходах невозможно копить. А тут ей сулят простой выход: смерть, которую ни один святоша не сможет счесть суицидом (не считается же самоубийством гибель автогонщика, скалолаза или летчика-испытателя!). Да еще готовы хорошо заплатить.

Какая сумма позволит ей вырваться на свободу, если она все-таки переживет "приключение"? Квартира стоит не меньше ста тысяч евро, это минимум, от которого нужно отталкиваться. Участие в неведомой авантюре за более скромную сумму имеет смысл только в том случае, если она твердо решит умереть. Но зачем ей умирать, когда открывается возможность решить свои проблемы другим способом? И запрашивать следует побольше. Раз ей предложили самой назвать сумму, глупо вести себя по-сиротски. Может она хоть помечтать с размахом? Пусть мысленно, но устроить свою судьбу так, как хочется?

Итак, сто тысяч на квартиру, еще пятьдесят - на обзаведение хозяйством и второе образование. Плюс пятьдесят - полное обеспечение на время учебы. Впрочем, мечтать так мечтать! Плюс капиталец, который обеспечит пожизненную ренту, скажем, тысячу евро в месяц. В год выходит двенадцать тысяч. Из расчета пять процентов годовых основной капитал составит... двести сорок тысяч. Ладно, для солидности округлим до двухсот пятидесяти. Всего получается четыреста пятьдесят.

- Пятьсот тысяч евро! - Выпалив эту сумму, она внутренне съежилась от страха. "Что я натворила! Сейчас толстяк встанет и скажет "до свидания". И что тогда делать - торговаться?"

Но пухлощекий херувим и бровью не повел.

- Если мы убедимся, что вы - тот человек, который нам нужен, вы получите двести тысяч сразу после подписания договора. Не на руки, конечно. Мы откроем вам в банке счет со специальным условием: деньги вы сможете снять не раньше, чем через месяц. Там же, в банке, вы оформите завещание на случай, если вам не повезет.

- Завещание, надо полагать, в вашу пользу?

- Девушка, милая, что за подозрения? Уж если мы набираем людей с интеллектом выше среднего, то, наверное, не рассчитываем, что они попадутся на такой примитивный трюк. Бенефициантов вы назовете самостоятельно. Или не назовете, это уж как вам будет угодно. Думается, вам будет приятно сознавать, что вы рискуете жизнью не напрасно, что в случае вашей смерти деньги отойдут кому-то из ваших близких. Но это худший вариант. Так сказать, возвращение на щите. Если удача будет на вашей стороне и вы вернетесь со щитом, ваше вознаграждение, по меньшей мере, удвоится. Но есть одна закавыка: условия нашего соглашения должны остаться тайной. Суть вашего м-м... задания вы узнаете только после подписания договора. И с этой минуты будете находиться под нашим присмотром.

Тут здравомыслие изменило ей окончательно. Вопрос, что же придется делать за такие бешеные деньги, больше ее не волновал. Она решила во что бы то ни стало получить право на участие в этой сомнительной и опасной авантюре, а как выпутаться, подумает после.

Что ж, она своего добилась - почетного права убивать и быть убитой на потеху неведомым пресыщенным ублюдкам. Теперь остается только поражаться собственному слабоумию. И молиться. Потому что убивать она не способна в принципе. Даже кошку с перебитым позвоночником когда-то не смогла избавить от мучений, хотя едва не спятила от воплей несчастной твари. Надежды выжить нет, а смерть, казавшаяся желанной, теперь вызывает ужас и омерзение. Биться в агонии перед камерой, понимая, что тебя пожирают глазами какие-то психи, извращенцы, жадно внимающие каждому твоему крику или стону, приходящие в экстаз от каждой гримасы боли, каждой судороги умирающего тела, - что может быть страшнее и отвратительнее? Но винить некого, кроме себя.

Сгусток сизого тумана, маячивший впереди, заметно вырос в размерах и уплотнился, размытые прежде контуры обозначились яснее, и вот уже взгляду открылся лесистый остров-холм, похожий на экстравагантную мохнатую шляпу с широкими, причудливо вырезанными полями, высокой тульей и седловидной макушкой. К изгибу одной из бухточек приближалась букашка - еще одна яхта. Или моторная лодка - на таком расстоянии не разглядеть. Три или четыре точки, судя по следу на воде, двигались к той же цели. Доставка живых игрушечных солдатиков удачи к театру будущих военных действий завершалась.

Номер четвертый

Катерок осторожно ткнулся в причал - легкомысленное на вид деревянное сооружение, больше похожее на мостки для стирки белья. Нетронутая восковая желтизна досок и запах свежих стружек означали, что причал построен совсем недавно. Несомненно, по случаю этих дурацких игр. Больше не для чего: остров явно необитаем.

"С ума сойти, сколько вбухали деньжищ! - думал он с завистливым неодобрением. - По двести тысяч каждому из восьми игроков - это уже больше полутора миллионов евро. Плюс миллион - призовой фонд. Снаряжения не меньше, чем на три тысячи, восемью три - двадцать четыре. Ладно, пусть будет двадцать пять. Плюс доставка, погрузка, разгрузка, сооружение времянок вроде вон того навеса и этого причала - тысяч пятьдесят небось набежит. А оборудование для съемок - эти минивидеокамеры, элементы питания, преобразователи сигналов, приемники, передатчики - безумные деньги! Вся затея, наверное, миллиона на четыре потянет, если не на пять. Как они надеются ее окупить? Кассового кино из всего этого не сделаешь, камеры, прилепленные ко лбу, качественного изображения не дадут, все будет прыгать и дергаться, сплошное мельтешение. Правда, теперь, говорят, напридумывали разные компьютерные программы: загоняешь туда последовательно отснятые изображения объекта в движении и получаешь на выходе полноценный фильм. Но ведь это дополнительные расходы, и немалые. И нет никакой гарантии, что результат будет пользоваться массовым спросом. Конечно, если широкой публике станет известно, что фильм в каком-то смысле документальный, возникнет ажиотаж, но кто же на такое пойдет? Уголовное дело!"

Два апатичных субъекта - то ли команда катерка, то ли грузчики, нанятые специально для этого рейса, - всю дорогу клевали носом. С приближением берега они ожили и развили бурную деятельность. Один сиганул через борт и метровую полосу воды на причал, привязал канат к бетонному столбику, торчавшему из досок, подтянул катерок, другой споро подтащиал к борту тюки. Капитан (если водителя такого корыта можно назвать капитаном) вылез из кокпита и подошел к пассажиру.

- Мне поручили вам передать, что общий сбор в двенадцать часов. Вон там. - Короткий толстый палец указал на вершину холма. - Видите ту седловинку с проплешиной? На ней - что-то вроде лагеря. Подниматься лучше от этой вот скалы, за ней талой водой тропу намыло. Идти около часа, так что время у вас еще есть, можете пока осмотреться. Вещи будут сложены под навесом.

- И что, мне их потом самому наверх перетаскивать? - раздраженно поинтересовался пассажир.

Капитан обвел глазами бухту.

- Можете обосноваться прямо здесь. Дров хватит, вон сколько плавня по берегу валяется. Пресная вода есть - ручеек там же, за скалой. Навес опять же -не придется в дождь с костром мучиться. Удобно.

- Удобно?! А каждый день по часу в гору топать тоже удобно? - взвился его собеседник.

Капитан молча пожал плечами и отошел.

"Скотина! Быдло!" - мысленно выругался пассажир в бессильной ярости. Впрочем, состояние бессильной ярости давно стало для него привычным. Последние два года он постоянно чувствовал себя объектом травли. Любой червяк, любой пигмей из тех, кто раньше почел бы за счастье чистить ему ботинки, теперь норовил нахамить, уязвить побольнее, осмеять. Когда он напивался, все эти ненавистные рожи сливались в одну глумливую физиономию, представлявшуюся ему ликом судьбы. Эта злодейка явно потешалась над ним, причем, потешалась, похоже, всегда. И тогда, когда он, совсем еще мальчишка, строил грандиозные планы на будущее, и тогда, когда с редкой для юноши деловитостью и целеустремленностью шаг за шагом претворял эти планы в жизнь, и в смутные времена перемен, когда пришлось спешно пересматривать жизненную программу, и на новом этапе методичного продвижения к успеху, и в те благополучные годы, когда казалось, что до намеченной цели рукой подать. Но услышал он издевательский хохот свыше только после катастрофы.

"Вот они, плоды многолетних трудов и усилий, - думал он с горечью. - Прямо хоть поучительную историю для букваря пиши. Если вы думаете, дети, что упорство и труд, противостояние соблазнам и самодисциплина приведут вас к намеченной цели, прочтите этот правдивый рассказ".

С самого детства он отличался от сверстников трезвым практичным умом. Даже сказки предпочитал житейские, безо всяких там чудес - о хитроумных бедняках, выбившихся из грязи в князи исключительно благодаря смекалке. Годам к тринадцати в голове у него сложилась четкая, законченная картина мира, определившая выбор жизненного пути. Человеческое общество делится на три касты: люди-бараны, люди-овчарки и люди-пастухи. Первые и вторые существуют ради пользы третьих. А стало быть, только третьих и следует считать настоящими людьми. Вывод: единственная достойная цель для умного человека - попасть в клан пастухов.

В советские времена самым очевидным путем, ведущим к этой цели, была комсомольско-партийная карьера. И у него для такой карьеры были все данные: рабочее происхождение (отец, хоть и инженер по образованию, работал мастером на автозаводе), располагающая к себе, "положительная" внешность, сильный голос, четкая дикция, хорошие мозги, умение подмечать чужие слабости и играть на них. В четырнадцать лет он вступил в комсомол и сразу стал комсоргом класса. В пятнадцать его выбрали в школьный комитет, в шестнадцать - секретарем комитета. В семнадцать он без труда поступил в пищевой институт, выбранный за близость к дому (специальность была не важна), и в первый же год стал видным комсомольским активистом. На пятом курсе вступил в партию, после защиты диплома легко прошел в аспирантуру. Ему оставался какой-то шаг до должности освобожденного секретаря комитета комсомола института, когда генсеком стал Горбачев.

Среди качеств, которые сулят успех на тернистом пути к власти, главное - хорошее "верхнее" чутье. Пока миллионы советских граждан с недоверчивым безразличием слушали программные речи моложавого выскочки (дескать, мели, Емеля, твоя неделя), комсомольский вожак уже ощущал тревогу. Что-то подсказывало ему, что на этот раз действительно грядут перемены.

Благодаря своему предчувствию он сумел вовремя поменять курс. Отказался от драчки за вожделенное место освобожденного секретаря и, подсуетившись, попал в группу студентов и аспирантов, поехавших по обмену учиться в Америку. Ведомый чутьем, выбрал в качестве специализации менеджмент и маркетинг (тогда и слов таких никто не слыхал) и добился стажировки в крупной компании по производству витаминных пищевых добавок.

Одновременно с концом стажировки руководство компании внезапно уверовало в великое будущее пищевых добавок в России и основало в Москве филиал. Подбирая кадры для работы в новом отделении, директорат, естественно, не мог обойти вниманием своего бывшего стажера и москвича. Его назначили вторым менеджером отдела сбыта, с зарплатой, о которой его соотечественники тогда и не мечтали.

Но он не собирался останавливаться на достигнутом. Стажировка в компании помимо прочих преимуществ дала ему бесценный опыт по части корпоративных игр. К своему удивлению, он обнаружил, что ведутся они по тем же правилам, по каким велись подковерные комсомольско-партийные игры. Иными словами, открыто воскуривай фимиам ближайшему начальству - восхваляй, приписывай ему свои заслуги, бери на себя его ошибки, - но позаботься, чтобы начальство вышестоящее знало об истинном положении вещей. Не с твоих слов, разумеется. Умелое владение этим методом гарантированно обеспечит быстрое продвижение по карьерной лестнице вплоть до вхождения в совет директоров и участия в прибылях компании. Бывший комсомольский вожак владел методом мастерски. Ему понадобилось всего десять лет, чтобы стать третьим лицом в российском отделении фирмы. Еще немного, и он занял бы кресло директора.

А потом разразилась катастрофа. Первый зам, почуяв угрозу, решил приглядеться попристальнее к деятельности второго. И обнаружил, что тот имеет занятную привычку присваивать чужие идеи. А прежде чем объявить очередную идею своей, под благовидным предлогом увольняет автора. Тут-то и выявилась разница в менталитете советских партийцев и американских фирмачей. Советского партийца за подобный проступок, скорее всего, отечески пожурили бы, в крайнем случае, если очень не повезло, влепили бы "строгача". А работника американской фирмы выгнали вон.

Два года он рассылал резюме и обивал пороги в поисках вакансии менеджера высшего звена. По мере того как таяли сбережения, его запросы становились все более скромными, но места для него так и не нашлось. Впереди замаячил призрак нищеты, он запил горькую и озлобился на весь свет. Но больше всего - на первого зама, подстроившего подлянку. Мерзавца он ненавидел люто, без раздумий продал бы душу за одну возможность поквитаться. Обычно не склонный к пустым мечтаниям, часами мог рисовать в воображении детальные картины возмездия, одна другой страшнее. В черные минуты они спасали его от безумия, придавали видимость смысла существованию, которое все больше походило на попытку с головой погрузиться в алкогольную нирвану.

Любому, кто еще не окончательно махнул на себя рукой, необходима цель. Его целью, его навязчивой идеей стала месть. Уничтожить обидчика физически казалось ему недостаточно адекватным наказанием. Он хотел подставить бывшего коллегу, да так, чтобы все в ужасе от него отшатнулись. Опорочить, подвести под статью, разорить, вынудив истратить все до цента на взятки и адвокатов, отправить за решетку, и лучше всего за какую-нибудь гнусность вроде совращения малолетних или убийства во время садомазохистской оргии. И задача не такая уж невыполнимая, были бы деньги.

"Ну что же, теперь они у меня есть. И господин Шапиро получит по заслугам, получит сполна. Обжулить меня исполнители не смогут, все оформлено честь по чести. Их человек получит двести штук у букмекера только в том случае, если Шапиро сядет, и сядет надолго. Теперь и подохнуть не жалко. Но лучше бы уцелеть. Одному. Тогда весь призовой миллион достанется мне, и ни один ублюдок вроде этого бочонка в фуражке больше не посмеет повернуться ко мне спиной, когда я с ним разговариваю!"

Номер пятый

Лес всегда действовал на нее живительно. Вдыхая его пряный, горьковатый, ни на что не похожий аромат, она ощущала себя погибающим растением, которое высадили наконец в родную почву. Шорох травы, хвои и листьев, хруст веток и шишек под ногами, заполошные вскрики потревоженных птиц, могучее дыхание древесных гигантов на ветру чудесным образом возвращали ее во времена безмятежного детства.

Детство... Пожалуй, это единственный подарок, и она не уставала благодарить за него судьбу. За свою жизнь ей довелось услышать немало откровений, из которых она знала, сколь часто расходится с действительностью миф о безоблачных и счастливых детских годах. Мало кто в нежные годы не получил опыта унижений, непонимания, одиночества, обид и разочарований. А первый опыт - самый болезненный и оставляет самые глубокие шрамы в душе. Эпитет "нежный" в применении к возрасту намекает на особую ранимость и уязвимость человеческих детенышей. Но ей повезло - крупно, сказочно повезло. Ее детство было по-настоящему счастливым и безоблачным. Именно это обстоятельство позже подпитывало ее силы, спасая от сумасшедшего дома и самоубийства.

Вообще-то своим появлением на свет она была обязана случайности. Родители, двадцатилетние шалопаи-студенты, не собирались обзаводиться потомством до окончания института. Но, узнав о беспардонном нарушении своих планов небольшим комочком делящихся клеток, приняли поправку с жизнерадостной легкостью. Насколько было известно дочери, вопрос об аборте даже не поднимался.

В отличие от большинства сверстников, ставших мамами-папами по недоразумению, ее родители никогда не подкидывали малышку зазевавшимся родственникам и не вверяли казенным заботам детсадовских работников. Напротив, беспечная парочка не расставалась с дочерью ни на час, возя с собой повсюду: на лекции, в кино и на концерты, в гости и в походы. Малышка отличалась спокойным нравом и отменным здоровьем, а потому больших хлопот никому не доставляла - хорошо ела, крепко спала, а когда не спала, задумчиво таращилась в пространство или с молчаливым интересом наблюдала за тем, что происходит вокруг.

Мама и папа характерами очень походили друг на друга. Оба - легкие, бесконфликтные, увлекающиеся натуры. Одним из главных увлечений был водный туризм, поэтому в свой первый поход девочка отправилась десяти месяцев от роду и до двенадцати лет оставалась постоянной участницей байдарочных вылазок, которые родители со своими друзьями совершали по три-четыре раза за сезон. Селигер, Вуокса, Карелия, Татария - куда они только не ходили! Менялись маршруты, менялся состав и численность команды, но веселый дух приключений, атмосфера товарищества, точнее даже бродяжьего братства, оставались неизменными.

Эти походы дали ей больше, чем любые школьные уроки. Там она научилась разводить костер и ловить рыбу, находить направление в лесу и на открытой местности, узнавать созвездия и определять растения, честно нести свою долю груза и обязанностей, ставить палатку и стряпать, мыть жирную посуду в холодной воде, побеждать страхи и усталость, отстаивать свою правоту и идти на компромиссы, подшучивать над собой и другими, когда живот сводит от голода, а мышцы - от холода и переутомления. Там она впервые подметила, что у иных слово частенько расходится с делом, и самостоятельно вывела формулу ценности личности: чем больше расхождение, тем меньше цена. Там сформировался ее характер, вкусы и ценности.

Правда, ценности с тех пор сильно изменились. Судьба, столь щедрая к ней в детстве, вдруг опомнилась и начала обрушивать на бывшую любимицу удар за ударом. И каждый удар откалывал щепку за щепкой от ее дружелюбия, открытости, доброты. Теперь ее кредо звучало так: каждый человек по сути одинок. Те, кого мы называем близкими, - лишь временные союзники, которые рано или поздно обернутся врагами. Никто, кроме тебя, не будет блюсти твои интересы, как собственные. Если не умеешь бороться за себя, тебя растопчут или сметут на обочину. Какой бы жесткости и беспощадности ни требовала от тебя эта борьба, никогда не позволяй себе метаться в сомнениях. Доброта в ущерб себе - признак слабодушия, отметина аутсайдера, обреченного влачить жалкое существование.

И все-таки перемены в ней нельзя назвать радикальными. Многие правила, принятые в детстве, остались незыблемыми. Она всегда выполняла взятые на себя обязательства, действовала только в соответствии со своими строгими представлениями о справедливости и вела честную игру, даже когда это было невыгодно. Понимала, что дает огромное преимущество беспринципному противнику, но ничего не могла с собой поделать. Не нужна ей победа, обретенная ценой потери самоуважения.

Даже теперь, когда поражение означает смерть.

Она не сомневалась, что будет бороться до последнего, что при необходимости найдет силы и сломает в себе табу цивилизованного человека на уничтожение себе подобных. В конце концов, потенциальные жертвы сами выбрали свой жребий, согласившись на участие в этой авантюре. Но вот на бесчестные уловки она никогда не пойдет - натура не позволит.

И это сильно уменьшает ее шансы. По опыту, большинство наших современников не гнушаются ничем, когда речь идет о личной выгоде и тем более о жизни. На войне как на войне, тут все средства хороши. Времена рыцарских поединков давно миновали. Доны Кихоты уже триста лет как терпят поражение. Стало быть, готовиться к худшему?

Ну нет, она еще посражается! На ее стороне - походные навыки, знание леса и повадок его обитателей, умение легко переносить дискомфорт, голод, жажду, боль и усталость. Она привыкла спать урывками, а то и вовсе обходиться без сна по несколько суток, сохраняя при этом работоспособность и относительную ясность мысли. Она вынослива, хорошо бегает и ориентируется на пересеченной местности, в случае нужды сумеет оторваться от преследователя и спрятаться так, что никакая поисковая партия не отыщет. Она сумеет выжить в этом странном и жутковатом состязании.

С другой стороны, уязвимых мест у нее тоже хватает. Помимо неумения ловчить, к ним нужно отнести ее негибкость в отношениях с людьми. Разучившись доверять им, привыкнув во всем полагаться только на себя, она лишилась обаяния, умения нравиться окружающим, завоевывать их доверие. А в этой игре очень многое зависит от симпатий и доверия участников. Никакие физические данные, никакие навыки лесной жизни не спасут того, кому эти смертники вынесут свой приговор...

Подъем закончился вместе с лесом, она вышла на открытое пространство в ложбине меж двумя округлыми вершинами холма, точнее невысокой горы вулканического происхождения. Когда-то здесь был кратер, но вулкан бездействовал уже сотню тысяч лет, склоны его покрылись всевозможной растительностью - от лишайников, папоротников и травы до могучих сосен, - а над вершиной основательно потрудились ветер и дожди, сгладив ее очертания и вырезав седловидную впадину посередине. В центре впадины, поросшей одной лишь травой и оттого полностью открытой взгляду, стояло необычное восьмиугольное сооружение из вертикальных столбов, стянутых жердями-поперечинами. Сверху эта времянка была накрыта большим куском брезента, свисавшего почти до середины столбов, так что получилось нечто среднее между закрытым навесом и армейской палаткой. Сквозь широкую брешь между землей и брезентом можно было разглядеть большой каменный очаг, стол, а вокруг него - грубо сколоченные скамьи. На скамьях застыли истуканами четыре человека.

Она на мгновение сбилась с шага, но быстро совладала с собой и уверенно двинулась к навесу. Подойдя, нырнула под жердину и попала под прицел настороженных, если не сказать враждебных, взглядов. Ее плечи сами собой расправились, голова откинулась назад, руки сложились за спиной в замок. В голове мелькнуло: "Что я делаю? К чему эта вызывающая поза?", а глаза тем временем нарочито медленно скользили по лицам и фигурам.

Первый - коренастый крепыш с каменным лицом Будды - смотрел скорее в пространство, как бы сквозь нее. Он единственный сидел в расслабленной позе, словно находился среди случайных попутчиков, а не враждебно настроенных конкурентов, каждый из которых мог стать его палачом. Возраст между тридцатью пятью и сорока. Одежда добротная, неброская, хорошо утепленная и непромокаемая - выдает человека, привычного к свежему воздуху, возможно, любителя охоты или рыбной ловли. Крупные натруженные ладони, спокойно лежащие на коленях, говорят, что их обладатель - справный работник, а значит, силен физически. В сочетании с каменным спокойствием все это наводило на мысль о том, что "Будда" - опасный и серьезный противник.

По правую руку от него сидела крашеная особа трудноопределимого возраста. Помятое лицо, отечные веки и красноватые прожилки в глазах тянули лет на тридцать пять, но гладкая и упругая, почти детская кожа на руках и шее принадлежали дамочке помоложе. Лицо - злое и несчастное, пальцы ни на минуту не остаются в покое. Сидит, подавшись вперед, словно вот-вот сорвется с места и ринется в драку или умчится прочь. Одежда городская и до нелепости неподходящая для загородных прогулок. Кожаная куртка скоро вымокнет, станет тяжелой и неудобной, будет липнуть к нижней одежде, сковывать движения. Чтобы высушить эту модную вещицу в походных условиях, потребуется несколько часов активного бдения у костра - придвинуть поближе к огню, отодвинуть подальше, повернуть одной, другой стороной, вывернуть наизнанку... А если сушить кое-как, куртешка станет жесткой и гремучей, словно жестяные латы. Обтягивающие голубенькие джинсы тоже скоро превратятся в грязную мокрую тряпку, крайне неудобную для бега или даже быстрой ходьбы по здешней чащобе. А кроссовки чересчур яркие. Если девице придется прятаться, флюоресцентные полоски могут выдать ее в самый неподходящий момент. Словом, красотка вряд ли опасна как соперница.

Следующей по часовой стрелке сидела пухленькая малышка с тугими колечками-кудрями, полными щечками, круглым подбородком и крутым, как у бычка, лбом. Если бы не условие, ограничивающее нижний возраст кандидатов двадцатью пятью годами, ей можно было бы дать лет шестнадцать. Девчушка примостилась на самом краешке скамьи и сжалась в комок, точно нахохлившийся воробей. Темные глазки разглядывали новоприбывшую исподлобья.

И куда ее, дуреху, понесло? Типичная домашняя девочка, робкая и беспомощная, прямо ягненок на заклание. Или это личина? Гениально подогнанная овечья шкурка маленькой хищницы? Такая пигалица ни у кого не вызовет опасений, ее так и хочется взять под крыло, защитить, утешить. Тут-то она и вонзит зубки в доверчиво подставленную шею. Нет, пожалуй, не стоит сбрасывать ее со счетов. В физическом отношении она неопасна - эти пухлые нежные ручки едва ли нанесут смертельный удар, даже если в них окажется нож или камень, эти короткие полные ножки совершенно не приспособлены для долгого бега или стремительного рывка. Но, учитывая психологию, особенно мужскую, шансы у нее есть. Во всяком случае, среди первых жертв ее точно не будет.

Четвертым в компании был высокий рыхловатый блондин с надменно-брюзгливой физиономией. Легкая одутловатость лица и мешки под глазами старили его лет на пять, но даже за вычетом этого довеска ему трудно было дать меньше сорока пяти. Кисти рук, крупные и мясистые, тем не менее не производили впечатления сильных - уж очень ладони напоминали надувные игрушки. О его навыках жизни на природе судить было трудно - длинный прорезиненный плащ скрывал все детали экипировки, кроме сапог. Но сапоги выглядели слишком тяжелыми, а лицо брюзги - слишком бледным, чтобы считать его бывалым походником. Стало быть, как противник он стоит немного. Физическая форма неважная, специальных навыков нет, а выражение высокомерного неодобрения вряд ли стяжает ему особую популярность среди соперников.

- Здравствуйте, - сказала она с чуть заметной усмешкой. - Здесь принято представляться или вы предпочитаете обходиться без формальностей?

Отозвался, разумеется, брюзга. Только он оказался настолько толстокожим, что не услышал едкой иронии, заключенной в пожелании здравствовать.

- Здравствуйте. - Выражение его лица чуточку изменилось, обозначив некоторое подобие одобрения. Похоже, молчание давалось ему непросто. - Разумеется, нам придется назвать себя, хотим мы того или не хотим. Нужно же как-то обращаться друг к другу! Желающие могут воспользоваться псевдонимами, хотя лично мне это кажется ребячеством. Я предпочитаю пользоваться настоящим именем, хотя фамилию по понятным причинам называть не хочу. Виктор Степанович, с вашего позволения.

Она чуть было не назвала в ответ свое имя, но в последнюю секунду передумала. Рыхлый блондин ей не нравился, и идти у него на поводу она не собиралась. Слово "ребячество" для нее было окрашено скорее положительно, напоминая о веселой непосредственности походной братии, окружавшей ее в детстве. Не говоря уже о том, что в данных обстоятельствах использование псевдонима было единственно разумным решением. Любой из участников милой игры на выживание имеет шанс стать натуральным убийцей. И уцелеть. Зачем же создавать себе сложности в будущем, открывая свое настоящее имя потенциальным недругам? Не говоря уже о камерах, которые будут записывать все происходящее в неведомых целях. Конечно, устроители уверяли, будто записи предназначены для частного просмотра и никоим образом не могут повредить игрокам, поскольку организаторы в случае утечки информации рискуют куда больше и, следовательно, не допустят нежелательной огласки. Но береженого Бог бережет. Пусть лучше будет псевдоним. Быстро перебрав в уме несколько литературных и исторических персонажей, она остановила свой выбор на орлеанской деве-воительнице:

- Жанна.

Они с блондином выжидательно посмотрели на остальных.

- Соня, - пискнула пигалица после секундной заминки.

- Мадонна, - не без вызова назвалась крашеная.

- Василий, - с непонятной усмешкой представился Будда.

- А меня можете называть Джокер, - раздался веселый голос снаружи.

Они, вздрогнув, повернули головы и увидели высокого темноволосого молодого человека, подпирающего одну из опор навеса. Никто из присутствующих не знал, как давно он там стоит. Джокеру удалось подобраться неслышно и незаметно.

Номер шестой

Их неприкрытый испуг его позабавил. Ниндзя-невидимка, воплощение бесшумной смерти, материализовался на пороге. Он и не ожидал такого эффекта от своей немудрящей шутки.

Когда он добрался до стойбища, тут никого еще не было. Промаявшись от безделья минут десять, он вышел осмотреться и обратил внимание на четыре здоровенных бака-бочки, расставленные по периметру шатра для сбора воды. Брезентовая крыша над ними образовывала складки-канавки специально для стока. Пока что бочки были пусты - видимо, их установили совсем недавно. Высокие, почти по грудь, и довольно широкие в обхвате, они запросто могли вместить взрослого, не слишком раскормленного человека. Ему пришло в голову, что будет забавно спрятаться в одной из этих емкостей и подглядеть за тем, кто придет следом. О человеке можно узнать много любопытного, если он не подозревает, что за ним наблюдают.

Сказано - сделано. Он осмотрел бочки. Три из них - новенькие эмалированные баки - для его целей не годились. Увидеть что-либо, сидя в них, можно только поверх края, а тогда его легко будет заметить. Зато четвертая бочка выглядела совсем старой и проржавевшей, пробить в ней дыру на уровне глаз не составит труда.

Подтянувшись на руках, он прыгнул в ржавую лоханку, присел на корточки, достал складной нож, открыл шило и принялся терзать стенку. Против ожидания, провертеть дыру оказалось совсем непросто. Он весь взмок, пока проклятая железка не поддалась.

Самое досадное, что старания оказались напрасными. Мужик, возникший в поле зрения через несколько минут после того, как глазок был готов, повел себя совсем неинтересно. Вошел в шатер, постоял немного, потом сел на ближайшую скамью, уставился в пространство прямо перед собой и больше не шелохнулся.

Вылезать из бочки после провала многообещающей затеи было обидно, да и выглядело бы это глупо, поэтому он решил дождаться кого-нибудь еще, понаблюдать немного, а потом улучив момент, когда завяжется разговор, незаметно выбраться. Но и тут ему не повезло. Девчонка, которая появилась в шатре следом за мужиком, вопреки внешности, оказалась не из разговорчивых. На вид - типичная болтушка: маленькая, кругленькая, румяная, кучерявая, а на деле - бука букой. Нырнув под тент, замерла и простояла так минуты, наверное, две. Наконец мужик вышел из транса, заметил девчонку, привстал, изобразив приветствие, и указал на скамью.

- Не стесняйтесь, садитесь. Думаю, ждать придется довольно долго. Устанете стоять.

Пышка молча кивнула, выбрала себе место подальше, ткнулась на самый краешек и опять замерла, теперь уже сидя. Мужик покосился на нее, понял, что к общению малышка не расположена, и тут же выключился.

Потом к ним присоединилась взвинченная до предела субтильная деваха с внешностью дешевой потаскухи и повадками мелкой хищницы.

- Привет наемным самоубийцам! - Неприятный голос, высокий и резкий, вызывал в мозгу навязчивое видение битой посуды. - А где остальные?

- И вам доброго утра, - подчеркнуто вежливо ответил мужик. - Боюсь, мы не располагаем интересующей вас информацией.

Пышка промолчала. Деваха фыркнула и засновала по площадке, ограниченной условными стенами шатра. Пышку она игнорировала совершенно, а пробегая мимо мужика, нет-нет, да и поглядывала на него с каким-то раздраженным любопытством.

- Извините, не могли бы вы не мельтешить перед глазами, - с прежней отстраненно-вежливой интонацией попросил непробиваемый дядя.

- Фу-ты ну-ты! - снова фыркнула деваха, но бегать перестала и уселась поближе к мужику.

Потом появился неприятный тип с начальственными замашками и попытался было вовлечь присутствующих в обсуждение неустроенности быта на острове, но, видимо, сочувствия аудитории не вызвал - никто его не поддержал. После двух-трех реплик, повисших в воздухе, начальственный тип угрюмо притих.

И только тетке, прибывшей к месту общего сбора пятой, удалось более или менее завладеть общим вниманием. Эта, похоже, вообще принадлежала к категории женщин, которым удается все, за исключением разве что личной жизни. Как такая умелая, в высшей степени компетентная особа могла попасть в команду неудачников, поставивших на кон собственную голову ради презренной зелени, оставалось непонятным, но, как бы то ни было, он остался ей благодарен: если бы не она, пришлось бы вылезать из бочки на глазах изумленной публики, потому что еще нескольких минут сидения на корточках его ноги просто не выдержали бы.

А так все получилось замечательно. Компетентная дамочка отвлекла внимание публики на себя, он сумел незаметно выбраться из убежища и поразить воображение присутствующих, неожиданно вступив в общий разговор. Правда, его шутку никто не оценил.

Но что поделаешь, если люди в большинстве своем предпочитают относиться к жизни с мрачной серьезностью? Одних только штампов, выражающих неодобрение неуместному проявлению юмора, существует столько, что диву даешься. "Не смешно!", "не вижу повода для веселья", "нашел время шутить!", "прекратите паясничать!"... Можно подумать, что-нибудь изменится к лучшему, если все дружно состроят постные рожи и подожмут губы! Исчезнут пороки общества и смертельные болезни, люди станут богаче, счастливее, добрее друг к другу...

Дурацкая позиция. Лично он в любых обстоятельствах предпочитает смеяться. Может быть, по сути это ничего не меняет, зато помогает легче пережить неприятности. Вот, к примеру, сейчас - ну какой смысл сидеть с угрюмым видом и хранить мрачное молчание? Да, все они влипли, и влипли крепко. Вздрюченная девица с помпезной кликухой Мадонна выразилась совершенно точно, обозвав их наемными самоубийцами. Ну, так и что с того? В конце концов, смерть ждет всех без исключения, причем никому не ведомо, где и когда. Так много ли меняет участие в этой опасной авантюре? Шансы выжить и теперь остаются у каждого. Если уж бояться, то нужно начинать прямо с рождения.

Лично он, Джокер, бояться не собирается. А остальные пусть как знают. Хотят подпрыгивать и дергаться от каждого неожиданного звука, сурово хмуриться в ответ на невинную шутку и вообще довести себя до полного нервного истощения - флаг им в руки! Тем легче соберет свой урожай старуха с косой.

Хотя мужичок, назвавшийся Василием, кажется, не из пугливых. Да и компетентная Жанна - баба крепкой закваски. Как они, интересно, сюда попали? И Василий, и Жанна, и пугливая неприветливая Соня, и надутый индюк Виктор Степанович?

История падения самого Джокера была незатейлива. Классика жанра, если угодно. Милый беспечный молодой человек, везунчик по жизни, пал жертвой рулетки. Фортуна, подразнив его немного, вдруг решительно повернулась спиной, а он даже не заметил этого, продолжая играть. И заигрался. Уверенный, что сумеет одним махом поправить свои дела, занял деньги у крутых парней под залог уже заложенной в банке квартиры. Рулетка в очередной раз сыграла с ним злую шутку, крутые пацаны предъявили законные, как им казалось, претензии на недвижимость, встретили противодействие со стороны банка и поставили Джокеру ультиматум: или он в течение двух месяцев возвращает долг, или его ждет на редкость неприятная преждевременная кончина. Тогда он впервые в жизни по-настоящему струхнул. Но фортуна тут же смилостивилась - ему на глаза попалось объявление в газете. На волне удачи Джокер прошел отборочный тур и попал в число счастливчиков, премированных поездкой на этот остров и деньгами, которые с лихвой перекрывали его долг бандитам и даже банку. Теперь оставалось только вернуться с экскурсии живым, получить щедрые премиальные, и все будет путем. Ну, а если не повезет - что ж, все равно его судьба окажется менее трагичной, чем прочили распальцованные.

А как обстоит дело у других? В какую задницу загнала их жизнь, если они очертя голову кинулись вербоваться в солдаты удачи? Ни Жанна, ни Василий, ни хмурая робкая Соня, ни начальственный Виктор Степанович не походили на азартных игроков. До такой степени не походили, что было вообще непонятно, как им удалось пройти тесты, предложенные организаторами этого подпольного кроваво-развлекательного бизнеса. Только в нервозной Мадонне угадывалась прожженная особа, способная рискнуть головой из примитивной алчности, приправленной легкомыслием. Остальные производили впечатление людей основательных, то есть обремененных целой прорвой моральных принципов и запретов. Что заставило их принять участие в затее, которая наверняка кажется этим "праведникам" апофеозом безнравственности?

Ну вот, пожалуйста, еще одна! Заносчивая красотка из числа чистеньких, аккуратных, правильных девочек, которых в школе дразнят воображалами. Пришла, встала поодаль, под шатер не заходит, смотрит брезгливо, будто на отбросы общества. А сама-то ты чем гордишься? Или не ставила подписи на договоре, гарантирующем тебе двести штук евриков в обмен на обязательство убивать, если выпадет такой жребий? Нет, голубушка, мы все теперь одним дерьмом мазаны, что бы нас ни довело до жизни такой. Ну что, поняла, как глупо выглядишь? Надумала присоединиться к товарищам по несчастью? Вот так-то лучше! А голос у тебя очень даже ничего - приятный, мелодичный.

- Добрый день, если, конечно, он для вас добрый. Вы, наверное, уже успели познакомиться? Меня зовут Маргарита. Можно Марго.

Номер седьмой

Она должна взять себя в руки. Должна улыбаться, очаровывать, демонстрировать интерес, внимание, сочувствие, симпатию. Ни в коем случае не показывать им, что считает себя лучше. В глазах голых обезьян это непростительный грех, едва ли не самый страшный. Голые обезьяны обожают чувствовать себя важными и значительными, а потому любят слабых и зависимых. Завоевать их легче легкого. Всего-то и нужно, что смотреть им в рот, поддакивать каждому слову и выражать восхищение.

Беда в том, что она так и не сумела этому научиться. Сначала просто не видела необходимости. С какой это стати она - умная, красивая, одаренная - должна изображать из себя ничтожество? И перед кем? Захудалый городишко в Псковской области, откуда она родом, населяли сплошь пьяницы и дегенераты. В лучшем случае - примитивные обыватели, способные думать только о ценах, зарплате и огороде. Могла ли она с ее талантами и устремлениями испытывать к ним хоть какое-то уважение?

Хотя если по умному, то стоило притвориться. Ее очевидное превосходство выводило окружающих из себя и создавало ей массу проблем. Учителя придирались к каждой букве в ее тетрадях, а заслуженные "пятерки" ставили, скрипя зубами. Класс гоготал, как стадо дебильных гусей, над каждой ее оговоркой, каждой неудачной фразой. Мальчишки-одноклассники вечно норовили сунуть какую-нибудь пакость в ее портфель или в парту. Девчонки на одно ее появление реагировали издевательскими репликами - глупейшими, но все равно обидными. "Посмотрите-ка, наша королева явилась! Эй, кто-нибудь! Расстелите, что ли, коврик, не то навернется. Ишь, как нос задрала!" Преподаватели музыкальной школы не спускали ей ни одной неверной ноты, ни одной лишней паузы. На концертах во время ее сольных выступлений неизменно случалась какая-нибудь неприятность. То погаснет свет, то откажут динамики, то упадет что-нибудь с грохотом, то на публику нападет приступ неудержимого кашля.

Ее никто никогда не жалел. Даже если она пропускала занятия по болезни, учителя норовили поймать на незнании пропущенного материала и с удовольствием вкатывали "пару". За нее никто никогда не заступался. Ее никто не поддерживал. Даже мама, называвшая ее когда-то своей умницей, красавицей, своей милой малышкой, не сказала ни одного ласкового слова с тех пор, как дочери исполнилось двенадцать. "Не понимаю, на что ты жалуешься. Сама же делаешь все, чтобы нажить себе врагов. Нельзя быть такой высокомерной. Люди этого не прощают".

Как будто она нуждалась в прощении! В понимании - может быть, но на понимание в этом отстойнике рассчитывать не приходилось.

Что ж, она научилась обходиться без понимания. Даже извлекать пользу из общей неприязни. Ей не прощают слабостей? Значит, нужно быть сильной. Не делают скидки на недомогание, усталость, объективные трудности? Значит, нельзя и самой себе делать скидки. Не любят высокомерия? Обойдется она без их любви. Чего стоит любовь, которую выдают, как сдачу, в обмен на лесть, заискивания, раздувание чьего-то самодовольства?

Впрочем, нашелся один человек, который полюбил ее просто так, не требуя ничего взамен. Его единственного не уязвляли ее честолюбивые устремления, ум и одаренность. И он, пожалуй, понимал ее. Во всяком случае, поверил в ее талант, в ее счастливую звезду и не пытался привязать к себе, сделать пленницей постылого городишки.

Но именно с ним судьба обошлась особенно жестоко. Его забрали в армию здоровым симпатичным парнем, а вернули безногого полуслепого калеку с лицом, обезображенным жуткими шрамами.

Тогда - единственный раз за все годы в проклятом городишке - у нее возникло мимолетное искушение остаться. С ним. Но он выдержал свою благородную роль до конца. Сказал: "Не думай даже! Зачем нам две загубленные жизни вместо одной? Без цели, без смысла, в нищете. Через пару лет мы просто сопьемся и возненавидим друг друга. Уезжай. Станешь звездой, разбогатеешь, тогда и подумаем, как быть со мной. Я вот тут стихи начал писать. Посмотри, может, сгодятся на музыку положить? Прославишься, споешь несколько моих песенок - глядишь, и я как-нибудь проснусь знаменитым".

Только он один и знал, что она мечтает стать певицей. Эстрадной звездой уровня Земфиры, не меньше. Он тоже считал, что у нее все данные для такой карьеры - голос, слух, музыкальное образование, желание и умение работать, целеустремленность, высокие требования к себе. У кого из мальчиков и девочек, ежедневно насилующих наш слух вокальными экзерсисами в радиоэфире, есть хотя бы половина этих качеств? А она не собиралась ими довольствоваться. Наоборот, считала, что находится в самом начале пути, что ей нужно многому еще научиться: заняться пластикой, дикцией, бальными танцами, закончить музыкальное училище по классу вокала, придумать себе оригинальный, ни на кого не похожий имидж, подобрать репертуар...

Музыку она собиралась писать сама, у нее уже было несколько вполне симпатичных композиций - мелодичных и легко запоминающихся, таких, какими и должны быть популярные песенки. А вот со словами возникли сложности. Стихи ей никогда особенно не давались. Выходили какими-то плоскими, пресными, безжизненными. Может, и получше той пошлятины, что навязчиво звучала из динамиков музыкальных ларьков (девчонки--юбчонки, котенок--ребенок, звезда--она), но для культового автора-исполнителя откровенно слабы. Использовать стихи признанных поэтов? Они либо слишком известны, чтобы сделать из песни сенсацию, либо слишком витиеваты, либо немузыкальны. Настоящим хитом может стать только простая песня, с прозрачным смыслом, понятными знакомыми образами, близкими сердцу любого слушателя, включая самых неотесанных. Но и стихи, и мелодия должны быть своеобычными, перепевы и подражания тут не годятся.

Дешевенький блокнот, прощальный дар безногого солдата, к ее удивлению и радости, принес решение проблемы. Она нашла там два десятка стихотворений, очень простых и по форме, и по содержанию, но производивших сильное впечатление. Очень искренние, очень душевные и печальные, они задевали самые глубокие струны сердца, рождая отзвук, от которого бежали мурашки по коже. Точно подобранные слова легко запоминались и легко всплывали в памяти, стоило задуматься о жизни и смерти, счастье и одиночестве, человеческом бессилии в противостоянии судьбе, скоротечности и хрупкости прекрасного.

В общем, именно о таких стихах для своих песен она мечтала. Теперь у нее было все необходимое для удачного дебюта, - так ей, во всяком случае, казалось. Уложив в большой чемодан одежду, обувь, пару концертных платьев, аттестат, свидетельство об окончании музыкальной школы, дипломы и грамоты, полученные за участие в местных музыкальных фестивалях и конкурсах, учебники, ноты, заветный блокнот и носовой платочек с деньгами, скопленными матерью за два года, она отправилась в Москву.

Знакомство со столицей вызвало у нее оторопь, почти шок. Конечно, отправляясь туда, она понимала, что это огромный город, живущий по особым, непривычным законам, но все равно оказалась совершенно неготовой к его масштабам и темпам. А главное - к его полнейшему бездушию. Здесь никому ни до кого не было дела. Когда она обращалась к прохожим с каким-нибудь вопросом, люди пробегали, не останавливаясь, скользя по ней безучастным взглядом. Их глухота и слепота наводила ужас. Казалось, можно закричать, упасть, забиться в припадке, умереть, и никто этого не заметит. Любое проявление участия - улыбка, заинтересованность во взгляде, ласковый тон - воспринимались здесь, словно сигнал об опасности: с нее хотят что-то поиметь. Ее счастье, что она, необщительная по натуре, шарахалась в сторону от этих доброжелателей, иначе ее обобрали бы до нитки. Две девицы из числа тех, с кем она поступала в Гнесинку, в тоске по домашнему теплу попались на удочку таких вот ловкачей, а потом долго лили горькие злые слезы.

Но опасности гигантского города-чудовища, острое ощущение несовместимости с ним, своей безнадежной провинциальности и одиночества были малой частью огорчений. К одиночеству она привыкла, к новым условиям жизни надеялась привыкнуть со временем, а вот привыкнуть к мысли, что она, возможно, ошиблась в призвании, слишком высоко замахнулась в мечтах, оказалось ей не по силам. Она гнала от себя назойливое подозрение, заглушала его, как могла, но оно возвращалось.

Потолкавшись по приемным комиссиям, послушав разговоры абитуриентов, оценив их игру и пение во время подготовки к творческому конкурсу, она с ужасом поняла, что теряется на их фоне. Это там, в своем городишке, она имела все основания считать себя звездой. Среди юных музыкантов, штурмовавших столичные вузы, ее таланты выглядели весьма скромно. Многие кандидаты в студенты были вундеркиндами, победителями и лауреатами всероссийских и даже международных конкурсов, их исполнительское мастерство ошеломляло, вызывало зависть и чувство собственной несостоятельности. Конечно, можно было говорить себе, что ее талант ничуть не меньше, просто техника не такая блестящая, а техника - дело наживное, но верилось в это слабо. Что касается остальных достоинств, то большинство абитуриентов не уступали ей ни в трудолюбии, ни в усидчивости, ни в целеустремленности. Да и внешностью многих бог не обидел. Вдобавок, чуть ли не половина поступавших были детьми музыкантов, знакомых с педагогами училища лично или через друзей и коллег.

А конкурс-то тридцать человек на место, и рассчитывать можно было лишь на чудо. Но чуда не произошло, она срезалась на втором отборочном туре. Удар при всей его предсказуемости оказался очень болезненным. На нее навалилась депрессия, сопровождаемая полным физическим бессилием. Необходимость принимать решения, действовать, хоть как-то шевелиться приводила в отчаяние. Истратив почти все деньги, она сняла на два месяца комнату в общежитии и месяц провалялась на койке лицом к стене. Время от времени ей удавалось заставить себя дойти до магазина, купить что-нибудь поесть, но эти редкие вылазки отнимали у нее последние силы.

Депрессия кончилась внезапно. На четвертый день после похода в магазин, где были потрачены последние рубли, она проснулась от голода - злая, но энергичная. Есть хотелось безумно, денег не было, договор об аренде комнаты истекал через несколько недель. Подыхать от голода под забором в ее планы не входило, а в добрых самаритян она не верила, поэтому необходимо было срочно что-нибудь предпринять.

Проблему с питанием она решила, подрядившись мыть посуду в ближайшей столовке. Взяли ее неофициально, денег не платили совсем, зато кормили полным обедом и снабжали скромным "сухим пайком" - хлеб, масло, чай, сахар, иногда - кусочек сыра или колбасы. Она догадывалась, что ее бессовестно эксплуатируют, что обед, который ей выдавали под видом величайшей милости, предназначался помойному бачку, а продукты "на вынос" оплачивают, не ведая того, обманутые клиенты. Догадывалась, но не возражала, потому что возня с тарелками и кастрюлями обеспечивала ее пищей на целый день, а занимала всего два часа, позволяя остальное время тратить на поиски постоянной работы. Правда, еще около часа уходило на сбор бутылок, ведь ей нужны были деньги на проезд и покупку журналов с объявлениями о вакансиях.

Вспоминая о поисках работы, она всегда непроизвольно стискивала кулаки. Сколько пришлось вынести унижений и разочарований! Все объявления, приглашавшие молодых красивых девушек, желающих сделать карьеру в модельном или шоубизнесе, в действительности означали предложение заняться проституцией в той или иной форме: позировать для порносъемок, раздеваться на публике в ночных клубах и стриптиз-барах и, само собой, оказывать "эскорт-услуги" важным клиентам. После каждого собеседования с авторами таких объявлений, она долго не могла отделаться от ощущения, будто на нее вылили ушат дерьма. Вакансии же, не подразумевавшие торговли телом, предлагались либо квалифицированным специалистам со стажем, либо людям, согласным на тяжелую, неинтересную, бесперспективную работу, которая не оставила бы ни времени, ни сил на образование, получение хорошей профессии и даже поиски другого, более престижного места.

Она долго противилась самой мысли о том, что позволит использовать себя как дешевую рабочую силу, но в конце концов капитулировала. Устроилась торговать поддельной французской косметикой на рынке. Успокоила себя обещанием, что это ненадолго, что она уволится, как только поднакопит деньжат и обеспечит себя жильем хотя бы на полгода, а там подыщет что-нибудь получше. Но время шло, а перемен к лучшему не предвиделось. Незапланированные траты съедали сбережения: приходилось то покупать сапоги взамен прохудившихся, то раскошеливаться на врачей и лекарства из-за внезапной простуды, то срочно пополнять гардероб теплой одеждой из-за ранних морозов. Данный себе зарок ежедневно заниматься музыкой она постоянно нарушала - после десяти-двенадцати часов торговли не до музицирования. Она чувствовала, что опускается, грубеет, теряет кураж.

Только одно и мешало ей превратиться в тупую покорную рабочую скотину. Ненависть. Она ненавидела свинью-работодателя, который орал на нее по любому поводу, штрафовал даже за пятиминутное опоздание и взыскивал каждую копейку недостачи. Ненавидела хамоватых покупательниц и вороватых девиц, тянущих с прилавка все, что плохо лежит. Ненавидела владельцев соседних лотков - похотливых азеров, которые не оставляли попыток затащить ее в постель. Ненавидела товарок-продавщиц за их глупые постылые разговоры и однообразные жалобы, что повторялись изо дня в день. Ненавидела рыночных контролеров и проверяющих с их бесконечными поборами. Ненавидела москвичей - за то, что им не приходилось выкладывать львиную долю заработка на оплату жилья. Ненавидела всех и вся - за свои разбитые надежды.

Ненависть питала ее внутреннее сопротивление, не давала махнуть на себя рукой окончательно. Но платить за это приходилось дорогой ценой. Окружающие чувствовали ее неприязнь и отвечали тем же. Ее унижали, над ней насмехались, о ней злословили. За восемь лет жизни в Москве не нашлось никого, с кем она могла бы поговорить откровенно, посоветоваться, кому могла бы поплакать в жилетку и не нарваться на злорадство. В душе она понимала, что вредит себе неумением скрывать чувства. Ее жизнь была бы проще и приятнее, если бы она научилась играть в любимые обезьянами игры: подлаживаться, проявлять участие, интерес, дружеское расположение. Но лицемерие требовало больших душевных затрат, а ее душевные силы без остатка уходили на борьбу с трясиной, которая грозила затянуть ее с головой.

Сил и так с каждым годом оставалось все меньше. Трясина побеждала. Все реже на нее накатывали приступы лихорадочной активности, когда она бросалась скупать газеты и журналы с объявлениями о работе, обивала пороги студий, обзванивала фирмы. Еще год-два, и она, скорее всего, перестала бы рыпаться окончательно... Но Бог миловал. На глаза попалось необычное объявление.

Она сразу поняла: это ее последний шанс. Последняя возможность сделать рывок, переломить судьбу, добиться того, о чем всегда мечтала. И плата ее не заботила. Любой каприз за ваши деньги, исключается только секс! Вероятно, придется убивать? Да с радостью! Она бы уничтожила половину населения страны, дай ей только волю. Опасно? Можно самой лишиться жизни? Ерунда! Разве это жалкое прозябание похоже на жизнь? Без надежды, без цели, без амбиций она так и так превратится в труп, только и радости, что в ходячий.

А если ей повезет, если она выйдет из этого смертельного побоища победительницей, ее жизнь заиграет новыми красками. С четырьмя сотнями тысяч евро она раз и навсегда решит проблему с жильем, наймет профессионального аранжировщика, обратится в хорошую студию звукозаписи, запишет свой первый альбом. И, быть может, сделает видеоклип. Хотя с клипом, наверное, ничего не выйдет. На профессиональную съемку она, может, и наскребет, а вот на эфир - нет. Минута телевизионного времени стоит уйму денег. За прокрутку клипа в нескольких самых популярных музыкальных программах с нее сдерут, наверное, не меньше миллиона. Но чем черт не шутит - вдруг, он у нее будет, этот самый миллион. Если она единственная останется в живых, весь призовой фонд достанется ей. И тогда...

Ладно, помечтать она еще успеет. Сначала нужно выжить, а для этого ей придется завоевать расположение этих выродков. Иначе они приговорят ее при первом же голосовании. Ты уже настроила их против себя, не потрудившись сделать приятное выражение лица. Теперь изволь исправлять ошибку. Улыбайся же, королева Марго, улыбайся, твою мать!

Номер восьмой

Он намеренно пришел к месту сбора за три минуты до начала инструктажа. Знакомство, общие разговоры, игры в цивилизованных людей - к чему все это? Чем меньше личных контактов, тем проще воспринимать соперника как абстрактное препятствие на пути к собственной цели. Если видишь в жертве индивидуальность с присущим только ей набором характерных черт, вкусов и привычек, если, избави Боже, связан с ней личными отношениями, рука в решительную минуту непременно дрогнет, и жертвой, вполне вероятно, станешь ты сам.

И дело вовсе не в велении совести и прочей высоконравственной чуши, о которой так любят порассуждать моралисты. Запрет на убийство себе подобных имеет вовсе не нравственную природу, но биологическую. Как только противник обретает в твоем восприятии признаки человеческой личности, ты уже не можешь игнорировать тот факт, что он представитель твоего вида, и твое собственное животное начало воспротивится убийству. Звери, вопреки расхожему представлению, склонны к насилию в гораздо меньшей степени, чем люди. В частности, потому что не умеют абстрагироваться.

А еще у зверей нет высоких идеалов. Они не ведут крестовых походов, священных войн, не сражаются за идею. Как говорится в песенке, "ни макаку, ни собаку, ни бобра, ни осетра на врага переть в атаку не заставишь за ура". Люди же способны так накрутить себя во имя высшей цели, что их иной раз и заставлять не приходится - сами кидаются под пули и сеют смерть, переступая через собственную природу, попирая биологические законы.

В этих-то чисто человеческих свойствах - умении абстрагироваться и подчинять животные инстинкты отвлеченной сверхзадаче - он видел свое главное преимущество. И надеялся, что никто другой из новоявленных ассасинов такого преимущества не имеет. Да, соперники принадлежат к тому же виду, но их действия подчинены животному началу, а значит, можно ожидать, что уникальные способности гомо сапиенса останутся невостребованными.

Взять, к примеру, это сборище. Люди знают, что их привезли сюда, с тем чтобы они убивали друг друга. И что же? Высаженные на остров и предоставленные самим себе, они и не подумали изучить местность или понаблюдать за противником из укрытия. Нет, они немедленно сбились в стаю, хотя разумом прекрасно понимают, что должны держаться друг от друга подальше. Это ли не типичное поведение приматов, ведомых инстинктом, который твердит им: смертельная опасность исходит откуда угодно, только не от представителя твоего вида. Обезьяна не убьет собрата даже в драке за территорию или самку - собственно, дело и до драки-то редко доходит, а уж если дойдет, то все закончится миром, как только более слабый признает себя побежденным. Истина, заложенная в генах предков-приматов миллионы лет назад, для этих горе-убийц сильнее доводов рассудка. И теперь, после того как они перезнакомились, вступили в какие-то, не важно какие, отношения, животное, сидящее в каждом из них, взбунтуется, если дело дойдет до смертельной схватки. Это во-первых.

Во-вторых, мотивы, которые их сюда привели. Десять к одному, что это мотивы загнанной в угол крысы. Трудно представить, что люди, согласившиеся убивать и подвергнуть опасности собственную жизнь ради больших денег, руководствуются высокими идеалами. Или даже азартом сродни тому, что толкает на смертельный риск солдат удачи. Солдатами удачи становятся, как правило, профессионалы, уже наученные убивать и почувствовавшие вкус к этому делу. В каком-то смысле люди с поломанной психикой. А здесь, если верить организаторам, собрались дилетанты без каких бы то ни было психических отклонений. Что толкнуло их на заключение этого ненормального контракта? Вероятнее всего, отчаяние обреченности. Они во что бы то ни стало должны раздобыть крупную сумму, иначе или погибнут, или потеряют нечто такое, без чего не представляют себе жизни. А это значит, что руководит ими инстинкт самосохранения. Другими словами, балом правит то самое сидящее в подсознании животное, которое подчиняется общим биологическим законам.

У него же особый случай. Его привела на этот остров Идея. Высокая цель, которая оправдывает любые средства. Ради ее осуществления, ради хотя бы попытки ее осуществления он без раздумий пожертвует и собственной, и чужими жизнями. Чужими - охотнее, чем собственной, потому что с его смертью Цель никогда уже не будет достигнута. Он потратил почти десять лет, убеждая, доказывая, пугая, взывая к разуму и чувствам соотечественников, пытался найти могущественных и состоятельных единомышленников, но все тщетно. Никто не верил в его мрачное пророчество, никто не захотел к нему прислушаться и сделать хоть что-нибудь для предотвращения бедствия. Немногочисленная группка сторонников, которых ему удалось навербовать, не обладала достаточными средствами и влиянием, чтобы донести до широких масс информацию о масштабах нависшей над обществом катастрофы. Не говоря уже о средствах и влиянии, необходимых для реализации его Проекта...

Ему было всего шестнадцать, когда мать, директор московской школы, вернувшись с совещания в управлении образования, в числе прочих новостей упомянула, что по статистике девяносто процентов детей, рождающихся в столице, имеют врожденные дефекты. И это еще не самая страшная цифра. В среднем по стране она составляет девяносто пять процентов, а в некоторых регионах доходит до девяноста восьми.

Его, впечатлительного подростка-идеалиста, обуял ужас. Всего пять процентов здоровых людей, способных приносить полноценное потомство! Девяносто пять процентов настоящих или потенциальных инвалидов! Это же вымирание! Русские обречены! Некогда великий народ стоит буквально на пороге исчезновения.

Тот день стал для него поворотной вехой. Он больше не мог думать ни о чем, кроме злосчастной судьбы, которая вскоре постигнет его соотечественников. Он говорил об этом с каждым, кто был готов его слушать. Он стал одержимым. Он закопался в специальной литературе по генетике, наследственным болезням, биохимии, экологии. Он поступил на биофак второго медицинского и все годы учебы работал как каторжный, пытаясь найти выход.

И он его нашел. Точнее, выяснил, что его нашли уже давно.

В начале двадцатого века несколько вполне серьезных ученых озаботились проблемой улучшения породы человека. Казалось бы, что может быть естественнее? Селекционеры веками выводили новые породы животных и растений, все более приспосабливая их к человеческим нуждам. Почему бы не попытаться вывести человека с заложенными уже в генах качествами, столь ценимыми обществом: идеальным здоровьем, высоким интеллектом, ярким талантом в какой-нибудь определенной области - математике, химии, медицине, музыке и так далее? Так родилась евгеника, наука, которая открывала перед человечеством невиданные перспективы.

К несчастью, ей с самого начала не повезло. Первым делом на исследователей - основателей и пропагандистов молодой науки - обрушились религиозные лидеры всех мастей. Эти мракобесы объявили евгенику недопустимым вмешательством в дела Божьи, а ее сторонников обвинили в дьявольской гордыне и прочих смертных грехах. Послушная паства, как водится, бездумно приняла доводы пастырей, и в представлении реакционного большинства евгеника стала едва ли не орудием Сатаны.

Потом некоторые нечистоплотные деятели воспользовались евгеникой для "научного" обоснования своих националистических взглядов. В Америке были опубликованы явно сфальсифицированные результаты исследований, доказывающие ущербность "цветных", - а помимо латиноамериканцев, негров, мулатов, индейцев и метисов к ним отнесли еще и славян, и евреев, и итальянцев, - по сравнению с беспримесными англосаксами. Согласно приведенным в статьях данным, подавляющее большинство "цветных" являются носителями наследственных заболеваний, сопровождаемых психическими отклонениями, такими как слабоумие, склонность к алкоголизму, наркомании, асоциальному поведению. Поскольку Америка в те годы была заражена расизмом, статьи вызвали нездоровое оживление среди WASP-элиты, потребовавшей принудительной стерилизации цветных, попавших в поле зрения полиции. Естественно, либеральная часть Америки встала на дыбы. Когда в газеты попала история о молодой незамужней мулатке, которую стерилизовали после насильственно сделанного аборта, в стране вспыхнул грандиозный скандал, который в числе прочего подмочил репутацию евгеники уже в глазах вполне прогрессивно настроенной публики.

Окончательно молодую науку опорочили нацисты, использовав ее как базу для своей идеологии. После поражения гитлеровской Германии само слово "евгеника" прочно связалось в сознании обывателей с концлагерями, газовыми печами и чудовищными медицинскими экспериментами.

Да и в наше время разговоры о евгенике в среде ученых медиков, биологов и просто интеллигентов считаются чем-то неприличным. А большая часть обывателей о ней и слыхом не слыхивала. Между тем ее цели исключительно разумны, а методы просты и эффективны. Особенно теперь, когда расшифрован геном человека.

Не говоря уже о том, что идеей своего Проекта он обязан именно евгенике. Не наткнись он в свое время на старый медицинский журнал с посвященной ей разгромной статьей, еще неизвестно, когда бы его осенило. Хотя решение вроде бы лежало на поверхности.

Выявить те самые пять процентов генетически здоровых русских, поместить их в специальные клиники-фермы в экологически чистых районах страны и принудить к интенсивному размножению. Пять процентов от ста двадцати миллионов - это шесть миллионов. Больше половины из них - женщины. Детородный период у человеческой самки длится примерно тридцать пять лет. За это время здоровая особь способна родить до пятидесяти детей, ведь с каждой новой беременностью возрастает вероятность появления двойни или тройни. Высококвалифицированные акушеры, работающие в клиниках-фермах, создадут идеальные условия для вынашивания плода и исключат смертность в родах, а медики прочих специальностей позаботятся о здоровье маток и потомства в дальнейшем. Строгий режим питания и правильный образ жизни на "фермах" сведут к минимуму риск генетического поражения плода, а если несчастный случай все же произойдет (скажем, из-за космического излучения), генетический анализ выявит отклонения еще в утробе, и беременность вовремя прервут.

В общем, учитывая, что лет через двадцать начнет рожать уже новое поколение "фермерских", за семьдесят лет нынешняя численность населения будет восстановлена. Но это будет здоровое, активное, на сто процентов трудоспособное население. Генетические уроды, пьяницы, наркоманы, сифилитики, СПИДоносцы, а также сердечники, гипертоники и прочие хроники к тому времени вымрут, не оставив потомства.

Правда, последний пункт программы отдает фашистским душком. Реабилитировать идею стерилизации больных будет очень трудно. Без нагнетания страстей и хорошей массовой истерики тут не обойдешься, а массовая истерика всегда чревата непредвиденными осложнениями. Ладно, вопрос о стерилизации можно пока не поднимать. Конечно, медицинское обслуживание и содержание инвалидов обходятся государству в миллиарды рублей, которые очень и очень пригодились бы для реализации Проекта, но на начальном этапе деньги, вероятно, придется поискать в другом месте.

Огромные, между прочим, деньги. Строительство "ферм", высококлассное медицинское оборудование, привлечение квалифицированного персонала, оснащение лабораторий для выявления генетически здоровых производителей, жизнеобеспечение маток и их потомства, охрана, транспорт, дороги потребуют таких расходов, что никакой бюджет не выдержит. Сумма от четырехсот тысяч до миллиона евро, которую он получит от устроителей этого скандально-кровавого шоу, если останется в живых, - капля в море по сравнению с тем, что необходимо. Но этой капли может оказаться достаточно, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки: организовать широкую кампанию в средствах массовой информации и основательно напугать население угрозой гибели нации. На волне всеобщего страха непременно всплывут новые политические лидеры, которые объявят своей целью борьбу за выживание русского народа. Их выберут в Думу, они войдут в правительство, создадут специальную комиссию. И тогда на арену выйдет он со своим Проектом. Тогда его наконец-то услышат и оценят. А главное - у русских появится надежда на будущее...

Эта надежда - его охранный знак, его талисман. Благодаря ей он обуздает свое животное начало и воспользуется арсеналом, которым природа вооружила гомо сапиенса: интеллектом, изобретательностью, навыками исследователя и охотника-одиночки, безжалостностью борца за Идею. Неужели, обладая таким мощным оружием, он не сумеет одолеть жалкую горстку авантюристов поневоле, этих неудачников, напуганных собственной смелостью, сбившихся в кучку, точно выводок осиротевших цыплят?

- Эй, молодой человек! - окликнули его из-под шатра. - Что же вы там скучаете в одиночестве? Дождь начался - вымокнете. Зашли бы под навес, поздоровались с товарищами по несчастью.

Он не ответил и даже не повернул головы. Пусть считают его бирюком или хамом, меньше будут приставать. Товарищи по несчастью, надо же! Пауки в банке - гораздо точнее. Впрочем, пауков в банке тоже можно назвать товарищами по несчастью. Только вот сами пауки вряд ли согласятся с таким определением. И правильно не согласятся, так и аппетит можно потерять. А если не сожрешь ты, сожрут тебя. Лично он предпочитает пожирать, а не быть сожранным.

- Да вы не бойтесь, мы вас не обидим, - не унимался приставала. - Выводить бойцов из строя до начала представления строжайше запрещено. Не хотите зайти, познакомиться с будущими жертвами и палачами? Ну, хоть себя назовите приличия ради.

Он собирался отмалчиваться и дальше, но заметил поднявшуюся на плато группу во главе с сухопарым господином в плащ-палатке и передумал. Теперь, когда рефери прибыл для последнего инструктажа перед боем, никто не станет втягивать его в пустые разговоры. Пожалуй, можно изобрести себе какой-нибудь псевдоним "приличия ради".

- Иеремия, - назвался он, припомнив имя самого горестного из библейских пророков. - А представление, кстати говоря, уже начинается.

Правила игры

Совершенно неподвижное лицо господина в плащ-палатке придавало ему сходство с роботом из какого-нибудь фантастического боевика. Четыре его спутника - молодые люди, втащившие под навес два тяжелых ящика, - тоже старались казаться невозмутимыми, но это им не вполне удавалось. Участники игры нет-нет, да и ловили на себе их опасливо-любопытные взгляды - взгляды притворно безразличных, а на поверку впечатлительных посетителей террариума, предназначенные особо опасным экзотическим экземплярам. Под этими взглядами "экземпляры" в большинстве своем чувствовали себя неуютно, но полное и, похоже, искреннее безразличие субъекта в плащ-палатке задевало их куда сильнее.

Господин робот остановился у почетного места - кресла-пенька, установленного во главе стола, - но сесть не соизволил. Извлек откуда-то из недр необъятного плаща кожаную папку на молнии, положил на стол, открыл, пробежал глазами по верхней странице, а потом заговорил, глядя поверх голов собравшихся.

- Все в сборе. - Голос, сухой, как мумифицированный лист, звучал бесконечно равнодушно. - Приступим.

"Бухгалтер", - быстренько поставил диагноз Джокер.

"Что за истукана к нам прислали! - мысленно возмутилась Жанна. - Понимают же, что мы испуганы, подавлены, что нервы напряжены до предела! Неужели не могли выбрать для последнего напутствия кого-нибудь почеловечнее?"

"Не поздоровался, не представился, в глаза не смотрит, - расстроилась Соня. - Мы для него точно и не люди. Даже не преступники, а неодушевленные предметы. Трупы".

"Мерзавец! - кипел Виктор Степанович. - Самодовольный прыщ без капли сочувствия! Ничего, выберусь отсюда, уж я постараюсь, чтобы и тебя жизнь за яйца ухватила! Ты у меня еще вспомнишь, как сегодня носом крутил!"

"Эх, жаль, что этот хмырь не играет с нами! - мечтательно подумала Мадонна. - Я бы его первым шлепнула..."

"Еще один хозяин жизни, - вынесла свой вердикт Марго. - Ненавижу!"

"А ведь он боится! - неожиданно догадался Василий. - Мы для него - опасные безумцы, неуправляемые и непредсказуемые".

И только Иеремию манеры распорядителя оставили безучастным. Ему было ясно, что в предстоящем испытании победит тот, у кого крепче нервы, и эмоциональная вовлеченность может лишь повредить делу. Господин в плащ-палатке выполнял функцию устройства для передачи информации. По большому счету, его вполне мог заменить компьютер или радиоприемник. Так есть ли разница, как он себя ведет и что при этом думает?

- Вам уже объяснили в общих чертах, в чем заключается смысл данного м-м... мероприятия. Моя задача - огласить правила состязания и штрафные санкции за их нарушение, а также ответить на ваши вопросы, если таковые возникнут. По окончании инструктажа всем участникам будет выдана памятка с перечнем правил.

Итак, сначала о жеребьевке. В этом пакете (тут господин робот вытащил из складок плаща холщовый мешочек и поднял его над столом) лежат восемь запечатанных конвертов. Шесть из них пусты, а в двух лежит по небольшому листу тонкой рисовой бумаги. Конверты достаточно плотные, поэтому определить на ощупь или на просвет, каково их содержимое, невозможно. Каждый из вас вытянет по конверту и уединится в лесу, с тем чтобы его распечатать. Тот, кто найдет внутри рисовую бумагу, по условиям игры получит статус киллера. Сообщать кому бы то ни было о своем жребии строго запрещено. Мои помощники (он кивнул в сторону парней с ящиками, устроившихся на дальней от стола скамье) проследят, чтобы у участников не было возможности подглядеть друг за другом. Рисовую бумагу, если она обнаружится внутри, следует съесть, а конверт в закрытом виде передать мне или моим помощникам. Мы бросим их в заранее разведенный огонь. Таким образом, статус каждого игрока будет известен ему одному. Задача...

- А на хрена нам лопать бумагу, если конверты все равно спалят? - перебила инструктора Мадонна. - Или ваши мальчики могут сунуть туда нос и раззвонить всем, чего увидели?

- Бумагу рекомендуется съесть во избежание досадных случайностей, - не глядя на девицу и не меняя тона, ответил господин в плащ-палатке. - Она может выскользнуть из конверта или как-то проявиться при сгорании, например, другой фактурой или цветом пепла. А вопросы в целях экономии времени я бы попросил задать потом. Возможно, после моего выступления в них отпадет нужда. Продолжаю. Задача каждого из двух киллеров - тайно уничтожить как можно больше участников игры. Способы убийства - исключительно контактные. Яд, огнестрельное оружие, метательные орудия и технические приспособления-ловушки запрещены.

- Как же прикажете убивать?! - возмутилась Мадонна. - Голыми руками, что ли? Так это мужикам сплошная выгода, а нам заранее в белые тапочки можно переобуваться! Как я вам такого бугая голыми руками завалю? - Она ткнула пальцем в корпулентного Виктора Степановича.

- При подборе участников строго соблюдался принцип равенства возможностей, - продолжал вещать бесстрастный, как автомат, инструктор. - Те, кто имеет преимущество по части физических данных, уступают другим в скорости реакций, агрессивности или в интеллектуальных способностях. Кроме того, я вовсе не говорил, что киллеры не могут воспользоваться оружием. Нож, топор, камень, дубинка, мешок с песком, цепь, веревка и тому подобные средства остаются в его распоряжении. Не говоря уже о факторе внезапности.

- А жертвы имеют право защищаться? - дрогнувшим голосом спросила Соня.

Безучастность оратора как будто дала трещину. Хотя говорил он по-прежнему сухо и отстраненно, а физиономия оставалась каменной, девушка была удостоена пристального взгляда, от которого ей почему-то захотелось спрятаться под стол.

- Я бы все-таки попросил не перебивать. К правам жертв, или, условно говоря, "мирных граждан", я скоро перейду. Но сначала закончим с киллерами. Каждый киллер может совершить не больше одного убийства за день, за исключением тех случаев, когда на него нападет другой киллер. Началом нового дня считается время ноль-ноль часов, ноль одна минута. Объект нападения вне зависимости от своего статуса получает право на убийство из самозащиты. Подчеркиваю: убить, защищаясь, может любой участник игры, ставший жертвой нападения. Причем для самообороны допустимо использовать любое оружие, в том числе и огнестрельное. Но нападение должно быть несомненным: случайный взмах руки, толчок или даже удар в расчет не принимаются: человек может просто поскользнуться и задеть другого в падении или потерять самообладание и затеять примитивную драку. Право на применение оружия дает только нападение, угрожающее жизни.

- Интересно, а кто должен решать, представляет оно угрозу или нет? - недовольно осведомился Виктор Степанович. - Мало ли, что кому померещится со страху.

- Решать, естественно, придется жертве нападения. Но в случае ошибки, которая приведет к летальному исходу, мнимая жертва понесет наказание. За игрой, как вы уже знаете, будет вестись наблюдение. Впрочем, об этом несколько позже. Итак, каждый участник игры имеет право на личную самозащиту. Но право на защиту имеет и "общество" в целом. Согласно условиям игры, все вы к двенадцати часам дня обязаны приходить сюда, на общую стоянку. Уважительной причиной неявки считаются только смерть или ранение, приводящее к потере способности двигаться. Собрание устанавливает потери, организует поиски пропавшего или пропавших, а затем проводит "судебное разбирательство", цель которого выявить киллера. Участники составляют список подозреваемых, учитывая все поступившие предложения, после чего проводится общее голосование. Решение о виновности того или иного игрока выносится большинством голосов без учета воздержавшихся. Например, два голоса "за", один "против" при трех воздержавшихся означают вердикт "виновен". За одно убийство можно осудить только одного человека. То есть, если за прошедшие сутки совершено одно убийство и суд вынес кому-то вердикт "виновен", судебное заседание прекращается. Осужденный приговаривается к смертной казни. Каким образом приводить приговор в исполнение, вы решаете сами.

- А если приговоренный сбежит или перестреляет "судебных заседателей"? - не сдержал любопытства Джокер.

- По правилам, приговоренный в любом случае выбывает из игры. Иными словами, живым с этого острова он не выберется и доступа к своим деньгам не получит. Организаторы за этим проследят. Другое дело, что в состоянии аффекта люди не задумываются об осмысленности своих действий, поэтому осужденный и правда может представлять опасность для окружающих. И тогда вам придется позаботиться о себе самостоятельно. Учитывая, что вас будет большинство, это несложно. Теперь о главном. Игра считается законченной в одном из двух случаев: во-первых, если "мирные граждане" избавятся от "киллеров", а во-вторых, если "киллеры" уничтожат всех "мирных граждан". Сообщение об окончании игры участники получат по радиоприемнику. - Робот еще раз покопался в недрах плащ-палатки и продемонстрировал присутствующим предмет в закрытом кожаном футлярчике, размером и формой напоминающий спичечный коробок. - Приемники всем вам выдадут перед началом жеребьевки. После сообщения по радио за участниками вышлют катер, который доставит их на большую землю, где с ними будет произведен окончательный денежный расчет. Оставшиеся в живых разделят между собой призовой миллион евро и отправятся домой.

- Нам обещали, что минимальная премия составит двести тысяч евро, - напомнила Марго ледяным тоном. - А если в живых останется больше пяти человек? Миллион поделить на шесть, это всего сто шестьдесят шесть тысяч.

- Такой исход крайне маловероятен. Осудить и приговорить "киллера" можно только после убийства, а "киллеров" по правилам двое...

- Ну и что? Один киллер может убить другого. Если его тут же разоблачат...

- Значит, в этом случае призовой фонд будет увеличен. Еще раз о прекращении игры. Я сказал, что она будет считаться законченной в двух случаях. Но речь шла о нормальном, так сказать, завершении. А возможно еще "аварийное". Если кто-то из вас, несмотря на подписанный договор, решит, что испытывает неодолимое отвращение к насилию, и, получив статус киллера, ничего в этой связи предпринимать не будет, игра закончится плачевно для всех участников. Привезенного вами провианта хватит примерно на месяц. Ровно через месяц катера, с которых будет вестись наблюдение за островом, снимутся с якоря и уйдут на большую землю, выставив дежурную яхту - "сторожа". Ее экипаж воспрепятствует любым вашим попыткам выбраться отсюда. "Сторож" будет нести вахту до тех пор, пока остров не станет необитаемым. Мера суровая, но совершенно необходимая, дабы оградить вас от искушения проявить неуместную гуманность.

- А если "киллер" умрет... скажем, от сердечного приступа? - спросил Василий, облизнув губы.

- В случае естественной смерти кого-то из участников решение будет приниматься по обстоятельствам. Думаю, если события на острове будут развиваться достаточно динамично, организаторы не станут принимать особых мер. Хотя не исключено, что "выбывшего" заменят, после чего жеребьевка повторится и игра начнется заново.

И последнее правило. В верхнем ящике - господин в плащ-палатке сделал жест рукой в сторону скамьи, где сидели его ассистенты - находятся миниатюрные цифровые видеокамеры со встроенными в них передатчиками, а также запасные элементы питания к ним. Камеры помещены в специальные кожухи с притороченными к ним ремешками. Кожух имеет характерную форму, повторяющую очертания лба, и подбит изнутри мягким пористым материалом. Перед жеребьевкой все участники получат по видеокамере, мои ассистенты помогут вам удобно закрепить их на голове. Элементы питания к камерам тоже заключены в футляры, которые вы будете носить в специальном поясе вместе с радиоприемником. Пояса снабжены множеством дополнительных кармашков, легки и удобны, что немаловажно, так как носить их вы должны постоянно, как и видеокамеры.

- Что и в сортир с камерой ходить? И на ночь не снимать? - недоверчиво спросила Мадонна. - Да мы же опупеем!

Оратор пожал плечами.

- Подписывая договор, вы знали, что обрекаете себя на малокомфортные условия существования. На мой взгляд, неудобства, связанные с постоянным ношением шлема и пояса, не самые труднопереносимые. А если вас смущают соображения скромности, то напомню, что видеокамера будет закреплена на лбу, а значит, наблюдатель будет видеть примерно то же, что и вы. Даже меньше, поскольку у вас два глаза и есть боковое зрение. Не хотите, чтобы за вами следили во время личного туалета, не попадайте в поле зрения чужих видеокамер и не разглядывайте интимные части тела или нижнее белье.

- А если камера разобьется? - полюбопытствовал Джокер. - Все равно ее нужно будет таскать на себе?

- Если камера придет в негодность, вас об этом известят по радио. Кроме того, сами камеры снабжены встроенным зуммером, который подаст звуковой сигнал при поломке и в случае необходимости замены элемента питания. Батареи рассчитаны на тридцать часов непрерывной работы, но, вероятно, разумнее менять их раз в сутки, во время ежедневного общего собрания. Элементы питания и запасные камеры будут храниться здесь, под навесом. Услышав сигнал зуммера о неисправности камеры или получив предупреждение по радио, вы обязаны немедленно отправиться к месту общей стоянки, и заменить неисправное устройство.

Ну что ж, вот, пожалуй, и все. Остальные стороны здешней жизни вы будете регламентировать самостоятельно. А сейчас я зачитаю памятку со списком правил и расскажу о санкциях, которые последуют в случае их нарушения.

Итак, первое. Игроки принимают участие в жеребьевке, которая определяет их игровой статус. Участники не имеют права открывать свой статус другим игрокам вплоть до окончания игры.

Второе. Игрок, получивший статус киллера, имеет право убить не более одного участника за день. Убийство должно быть тайным (то есть происходить в отсутствие свидетелей) и контактным (без применения огнестрельного и метательного оружия, ядов и технических устройств-ловушек).

Третье. Каждый участник, ставший жертвой нападения, представляющего недвусмысленную угрозу для жизни, имеет право на убийство из самозащиты. Способы самозащиты правилами игры не регламентируются.

Четвертое. Все участники, способные передвигаться, обязаны ежедневно в полдень являться к месту общего сбора. В случае отсутствия кого-либо из игроков участники должны организовать поиски и выяснить причину неявки.

Пятое. Если выяснится, что причиной отсутствия игрока является его насильственная смерть, участники должны провести судебное разбирательство для выявления киллера. Каждый участник может вынести на обсуждение вопрос о виновности любого игрока, за исключением себя. Решение о виновности принимается в результате общего голосования. При голосовании учитываются только голоса "за" и "против". Для вынесения вердикта "виновен" количество голосов "за" должно превосходить количество голосов "против" хотя бы на один. При равенстве голосов вердикт выносится в пользу подсудимого. В одном убийстве можно признать виновным не более одного игрока. Признанный виновным приговаривается к смертной казни и выбывает из игры.

Примечание. Казнь приговоренного не считается убийством и может быть осуществлена любым игроком вне зависимости от статуса.

Шестое. Игра считается законченной, когда в живых останутся только игроки одного статуса, о чем участники будут извещены по радио. При отсутствии активности со стороны "киллеров" организатор по истечении месячного срока принимает решение о прекращении игры и снимает с себя обязательства по отношению к участникам.

Седьмое. Игроки обязаны постоянно носить видеокамеры и следить за тем, чтобы они находились в рабочем состоянии.

У кого-нибудь остались вопросы касательно правил?

Жанна подняла руку.

- Можно? По поводу правила, запрещающего разглашать свой статус до окончания игры. Предположим, я - "мирный гражданин", а на судебном заседании кто-нибудь обвинит меня в убийстве. Получается, что у меня нет возможности защищаться? Ведь отрицая, что я киллер, я нарушу правила.

- Разумеется, на попытку "мирного гражданина" оправдаться перед судом это правило не распространяется. А вот "киллеру" нельзя сознаваться в том, что он "киллер", даже после вынесения смертного приговора.

- Да начхать ему на ваши правила после вынесения приговора! - фыркнула Мадонна.

Господин Робот и бровью не повел в ее сторону.

- Еще вопросы имеются?

- Да. - Виктор Степанович поднялся с места. - Я не понял смысл правила о том, что киллер должен убивать без свидетелей. Зачем особо оговаривать условие, в соблюдении которого он и сам кровно заинтересован? Что же, если киллер случайно не заметит кого-то, когда будет убивать, его обвинят в нарушении правил?

- Не исключено. "Киллер" обязан сделать все от него зависящее, чтобы его не разоблачили...

- Но это же естественно!

- Естественно - не значит единственно возможно. У участника могут появиться свои мотивы побыстрее выбыть из игры...

- А как вы можете этому помешать? - встрял Джокер. - Примадонна права: если кому-то все равно, отбросит ли он коньки, плевать ему на всякие правила!

- Это верно. Но некоторые мотивы можно исключить. Например, благородные побуждения. Если "киллер" разоблачит себя, напав на кого-то при свидетелях, от этого никто не выиграет. Нарушителя уберут, погибших заменят другими игроками, и все начнется сначала. То же произойдет и в случае нарушения большинства остальных правил. Разглашение своего статуса, убийство с применением запрещенных средств, превышение киллером "дневной нормы" на убийства, убийство, совершенное "мирным гражданином" по ошибке или по злому умыслу, повлекут за собой такие же последствия. Только в тех случаях, когда нарушитель не явится на общее собрание или не заменит отказавшую видеокамеру, наказание, вероятно, не затронет остальных игроков. Я имею в виду, что после замены проштрафившегося участника игра будет возобновлена без новой жеребьевки. Еще вопросы?

- А если я опоздаю на собрание? - полюбопытствовал Джокер. - Просплю, или часы сломаются. Это как, будет считаться нарушением?

- Да. Вас уберут из игры.

Молодой человек присвистнул.

- А если мне помешают прийти вовремя? Привяжут к дереву или стукнут по башке?

- Это будет означать, что вы утратили способность передвигаться. Правило касается только тех, кто передвигаться способен. Все, вопросы иссякли? - Господин в плащ-палатке выдержал длинную паузу. - Ну что же, тогда можно приступить к жеребьевке. Но прежде мои помощники выдадут вам видеокамеры, приемники и бейджики с номерами, присвоенными вам устроителями игры.

Жребий брошен

Соня вскрыла конверт, заглянула в его нутро и неожиданно для себя села, точнее, плюхнулась на мокрую землю. Хотя подчеркнутое равнодушие господина в плащ-палатке, пожелавшего остаться безымянным, ее задело и огорчило, сугубо деловая речь в каком-то смысле убаюкала эмоциональную часть сознания. Он говорил об игре так буднично, бесцветно и сухо, словно проводил скучное производственное совещание. И от этого зловещие разговоры об убийствах, судебных заседаниях и смертных приговорах казались занудными и бессмысленными, как обсуждение третьесортного боевика.

И только теперь, держа в руке открытый конверт, она вдруг осознала - нет, не осознала, почувствовала печенкой, - что речь шла о реальных живых людях. О ней самой! Это ее, невзрачную безобидную недотепу, полагается убить "контактным способом", например задушить, зарезать или зарубить топором. Это она, тихая домашняя мышка, должна участвовать в "судебных заседаниях", где ее могут обвинить в убийстве, которого она не совершала, приговорить к смерти, казнить...

Кто-то из числа людей, только что сидевших рядом за столом, в эту самую минуту достает из конверта тонкий листок рисовой бумаги и чувствует, как замирает, а потом пускается в безумную скачку сердце, подгоняемое выбросом адреналина. Все, выбора нет. Так или иначе, но ему придется вживаться в шкуру киллера. И, независимо от собственных наклонностей, возможностей, принципов, убивать, убивать, убивать...

Хотя, насчет принципов она, наверное, погорячилась. Люди с принципами не откликнулись бы на такое объявление в газете и уж тем более не поставили бы свою подпись на ТАКОМ договоре. А она сама? Нечего обманывать себя, она тоже совершенно беспринципна. Да и какие принципы могут быть у безвольной, трусоватой рохли?

Но они-то не рохли! Сдержанный и основательный Василий, собранная решительная Жанна, задиристая и прямолинейная Мадонна, барственный Виктор Степанович, надменная Марго, бесшабашный Джокер, молчаливый Иеремия... Они не похожи на недотеп, но и не выглядят злодеями.

Тем не менее кто-то из них злодеем станет. Кто? Удастся ли что-нибудь прочесть по их лицам? Навряд ли. Робот дал игрокам полчаса на прогулку по лесу - специально, чтобы они успели справиться с эмоциями, расслабиться, взять себя в руки. Организаторы не заинтересованы в том, чтобы "киллеры" выдали себя в первые же минуты игры. Не говоря уже о самих "киллерах". "Благородные побуждения" - это из области фантастики. Благородство несовместимо с добровольным участием в преступной авантюре.

Соня поискала глазами черно-красную куртку сопровождающего, который оберегал ее уединение. Помощники господина Робота предложили игрокам разбиться по двое и повели пары в разные стороны, а где-то на расстоянии десяти минут ходьбы от лагеря разделились и пары: игроки разошлись по разным тропинкам. Парень, провожавший Соню и Иеремию, предупредил, чтобы они не углублялись слишком далеко в лес, иначе могут наткнуться на других игроков.

- Лучше не упускайте меня из виду, - сказал он. - Куртка у меня яркая, такой ориентир потерять трудно. А я посторожу вас с биноклем, послежу, чтобы никто к вам не приблизился.

Интересно, видел ли он в свой бинокль, как вскрывал конверт Иеремия? Можно ли рассмотреть на таком расстоянии, как человек кладет что-то в рот? Наверное, можно, если человек стоит на более-менее открытом месте, например, на тропинке. Сама-то Соня спряталась за деревьями, а Иеремия? Тоже постарался укрыться от наблюдателя с биноклем? Или решил, что это бессмысленно, что камера, укрепленная на лбу, все равно заглянет вместе с ним в этот треклятый конверт? Да, но у камеры, в отличие от живого свидетеля, не поменяется выражение лица...

Соня пошевелилась и перенесла упор на ноги, проверяя, может ли встать. Кажется, слабость прошла. Пора возвращаться. Да, пора. Вон, рядом с красной курткой проводника мелькнул серый камуфляж Иеремии. Значит, отпущенные полчаса миновали.

Возвращаясь в лагерь, Мадонна стучала зубами. Прогулка по лесу, которая должна была успокоить ее, только усилила нервную дрожь. До сих пор у нее как-то не было времени подумать. Сначала ее сжигал азарт, нетерпеливое желание попасть в число участников игры. Потом кидало, как на качелях, от дикого восторга ("Получилось! Получилось!") до леденящего страха ("Меня разоблачат. Что-нибудь сорвется"). Потом она занималась изучением соперников и попытками раздразнить шизанутого придурка, который все трындел о каких-то дурацких правилах и санкциях, будто товар по накладной принимал, а не говорил о самом захватывающем приключении в ее жизни. И только теперь у нее появилась возможность осмыслить свои наблюдения и речи шизанутого.

И Мадонна растерялась. До сих пор проблема выживания на острове казалась ей пустяковой. Уж в чем-чем, а в выживании она спец! Кроме того, имея об игре весьма туманное представление, она воображала себе что-то вроде "войнушки", только с настоящими автоматами. С ее хитростью, проворством, быстрыми ногами и лютостью голодного хищника, ей наверняка не составит труда подобраться к жертве поближе и исполосовать лоха очередями прежде, чем он успеет крикнуть "Мама!".

Правда, они там, еще в конторе, вякали что-то насчет "распределения ролей путем жребия", "командного взаимодействия ради выявления и устранения злоумышленника" и "жанра, сочетающего в себе элементы вестерна, детектива и судебного триллера", но она пропустила мимо ушей дурацкую заумь. Длинные фразы с непривычными словами всегда нагоняли на нее сонливость. Не то чтобы она была не в состоянии их понять (при ее образе жизни всякого дерьма нахватаешься), просто это обычно не имело смысла: длинно и путано болтают пустобрехи, которых незачем и слушать, а действительно важные вещи всегда говорятся коротко и внятно.

Словом, суть выступления Сухофрукта оказалась для нее сюрпризом. Первой неприятной новостью был тот самый "контактный" способ убийства. Что бы там ни нес Сухофрукт, она-то понимала, что "равенство возможностей" - чистая лажа. Если ты - "чайник" и собираешься замочить кого-то ножом, дубинкой или топором, вся фишка именно в физической силе. Можно ловко и бесшумно подобраться к лоху сзади, но первый же удар должен его вырубить, если не с концами, то хотя бы на пару минут. А Мадонна сильно сомневалась в своих возможностях. В этой компании (как, впрочем, и почти в любой) она была самой хилой. По крайней мере, с виду.

Другой неприятной неожиданностью стали общие разборки для "выявления киллера". Не нужно быть гадалкой, чтобы предсказать, на кого они покатят баллон на первом же сборище. У них у всех на лбу написано, что они из другого мира, - сытого, жлобского мира с мамами-папами, домашними котлетами и именинными пирогами, с семейными поездками к морю и походами в гости, с цветами и невинными поцелуями на первых свиданиях, с умными книжками и разговорами, с колледжами и институтами, с приличными манерами и умением "себя подать". Она для них - чужая, как африканский дикарь-людоед, как... ну да, как лисица в курятнике. Кого куры приговорили бы к смерти, если бы могли устроить суд?

Да, она хитра и сообразительна, она умеет подмечать чужие слабости и использовать их к своей выгоде. Ей всегда очень нравился мультик "Маугли", то место, где пантера Багира науськивает удава Каа против мартышек: "А еще они называли тебя червяком! Желтым земляным червяком!". Мадонна использовала этот трюк с сопливого возраста: прилеплялась к самому сильному, охмуряла его, изучала и тянула за нужные ниточки, добиваясь, чтобы он играл на ее стороне. Но и в детдоме, и в "бизнесе" она была своей, хорошо знала повадки разных обитателей "джунглей" и "закон стаи". А эта "домашняя живность" ее к себе и близко не подпустит.

Да и не сумеет она вот так, с бухты-барахты, пролезть к ним в нутро и разобраться, что там к чему, какие ниточки чем управляют. Правда, "бизнес" кой-чему ее научил, попадались ей самые разные клиенты, и из "домашней" публики в том числе. Но это мужики, с дамочками из "приличных" она никогда никаких дел не имела. С чем, например, едят таких, как Жанна? Умных, холодноватых, знающих себе цену? На подхалимаж их не возьмешь - самомнения у них и так выше крыши. Вокруг пальца не обведешь, потому что умные. В задушевные подруги не набьешься - хрен они кого к себе близко подпустят.

Или эта воображала, как ее... Марго. Вообще-то, к воображалам довольно просто подлизаться, восхищайся ими, да подпевай, и все в ажуре. Но как подпевать, если она помалкивает в тряпочку? А как узнать, чем восхищаться? Внешностью, умом, благородным происхождением? Тут ведь промазать нельзя. Разок ошибешься, попадешь не в масть, и трындец - догадается курва, что к ней подходцы ищут.

А девиц вроде Сони Мадонна люто ненавидела. Так люто, что и пытаться не станет подход искать, сразу все наружу вылезет. Уж у этой-то пухленькой, скромненькой, невинненькой послушной маменькиной дочки наверняка было все, о чем Мадонна жадно тосковала в детстве, обливая слезами подушку: дом, пушистая пижамка, мягкие игрушки, нарядные платьица, сладости, добрая мама, ласковая бабушка... Если бог есть, она должна сдохнуть первой. Лучше всего - на глазах у Мадонны. Хоть какое-то утешение...

С мужиками, конечно, немного проще. К примеру, живчики вроде Джокера ей хорошо знакомы. Хорошие клиенты - легкие, веселые, щедрые и нетребовательные. Им нравятся болтушки-хохотушки, открытые и простые, без особых запросов. Такую деваху Мадонна изобразит ему без проблем. Да, они должны поладить.

Клиентов типа Виктора Степановича она не жаловала. Эти уроды любили унижать "девушек", мешать их с грязью. Но устроены они до смешного примитивно: если перед ними стелешься и показываешь, что вот-вот обделаешься от счастья, обслуживая такую важную персону, приходят в хорошее настроение и иногда даже раскошеливаются на пристойное угощение. Короче, при умелом обращении с этого пузыря надутого можно что-то поиметь.

А вот Василий и Иере... (тьфу, язык сломаешь!) Ерема - личности непонятные. Видно, святоши, по борделям не шастают. Еремея она вообще боялась. Звериное чутье, отточенное годами жизни в "джунглях" и обостренное опасностью, подсказывало ей, что он страшный тип. А Василий... Мадонна покосилась на спутника (она и Василий уходили из лагеря в одну сторону и теперь вместе возвращались) и мысленно пожала плечами. Ничего по нему не поймешь. Не человек, бревно какое-то...

Василий ни о чем не думал, он представлял себя мертвецом. Есть такое упражнение в восточной медитативной практике - почувствовать себя мертвым. Полезное упражнение, здорово помогает справиться с внутренними метаниями, отрешиться от эмоций, привести сознание в состояние пустоты, из которого легко увидеть, что действительно имеет значение, а что - суета сует. Василий прибегал к нему, когда нужно было принять жизненно важное решение. Правда, в последний раз это было давным-давно, лет десять назад. А потом как-то так получилось, что его жизнь стала сплошной суетой, и надобность в жизненно важных решениях отпала. Вместе с привычкой оценивать свои мысли и поступки, соотносясь с вечностью. А жаль. В конце концов, эта утрата привела его на Остров и поставила в положение, где от его решений почти ничего не зависит. Ну и пусть. Свобода от ответственности - это совсем неплохо, по крайней мере, можно не бояться, что наделаешь ошибок. Можно расслабиться, успокоиться, подумать о душе. Хотя от привычки суетиться избавиться трудно. Вроде бы решение принято: что бы ни случилось, его это не касается, он приехал сюда умирать. Так нет, трепыхается сердчишко, сопротивляется.

Хорошо, вспомнил Василий про упражнение, вернул себе состояние покоя.

Он мертв, у него нет никаких желаний и потребностей, он ничего не чувствует, от него ничто не зависит, его просто нет...

Жанна тоже пыталась справиться с эмоциями, но своим способом. Ей предстоит решить задачу с определенными условиями, для этого нужно отстраниться от переживаний и задействовать мозги. Сомнения, страх, неприязнь, ощущение собственной ущербности и нечистоты - просто помехи, фон, на который не следует обращать внимания. Подписав договор, она добровольно сделала свой выбор. Думать о морали и допустимости тех или иных поступков теперь неуместно, ее задача - соблюдать правила игры и, по возможности, выжить. Что для этого требуется? Первое: попытаться определить, кому из игроков достался конверт с рисовой бумагой. Это сложно, но выполнимо - у нее было достаточно времени, чтобы понаблюдать за ними, и ей хватит сообразительности и проницательности, чтобы заметить самые незначительные перемены в их поведении. Второе: продумать, как оградить себя от неожиданного нападения. Если она правильно определит, кто киллер, это будет проще, но для гарантированного результата лучше постоянно держаться настороже. Третье: исследовать остров, изучить каждую тропинку и ямку, чтобы иметь возможность убежать и спрятаться даже в темноте. Четвертое: поставить себя так, чтобы подозрения в ее адрес приходили игрокам в голову в последнюю очередь. Насколько она знает, лучшее средство для достижения этого результата - максимальная искренность. Хотя людей, внимательных к окружающим, интересующихся кем-то, кроме себя, на свете прискорбно мало, притворство и фальшь чувствуют практически все. Но, если в обычных обстоятельствах в неискренности нет ничего страшного (люди лгут и по самым невинным поводам - из вежливости, из застенчивости, из нежелания пускать других к себе в душу), в условиях игры на выживание она вполне может стоить участнику жизни. Вывод: ни в коем случае нельзя проявлять тех чувств, которые не испытываешь. Злишься - не изображай терпимости или снисходительности, нервничаешь - не пытайся казаться спокойной, боишься - не притворяйся безразличной. Можно каменно молчать, предоставляя другим гадать, что у тебя на душе, но нельзя допустить, чтобы они заподозрили тебя в лицемерии. Пятое...

Джокер опасливо поглядывал на Жанну, идущую по тропинке чуть впереди. Лица ее он практически не видел - только ухо, фрагмент щеки, уголок глаза - но очень хорошо представлял себе его выражение. Судя по походке (легкой и уверенной, будто не в гору взбирается по неровной каменистой тропке, а прогуливается в темпе для моциона по широкому проспекту) и по пальцам правой руки, которые она деловито загибала на ходу, дамочка чувствовала себя вполне комфортно, в своей, так сказать, тарелке. Идет себе, прикидывает чего-то в уме... То ли составляет план, как уберечься, то ли решает, кого в какую очередь убрать. Главное, по ней ни в жизнь не поймешь, где у нее мысли бродят.

Ох, не любил Джокер волевых целеустремленных женщин! С кем угодно чувствовал себя легко и свободно, кого угодно мог рассмешить, разговорить, обаять, расположить к себе, одурачить, в крайнем случае - проигнорировать. Кого угодно, но только не "железных" леди отечественного розлива. Перед ними он с детства робел, чувствовал себя беспомощным, нагим и прозрачным. А главное - виноватым. Откуда бралось чувство вины, Джокер совершенно не понимал. Насколько он помнил, никого из дам этого образца не обижал. И, если не было возможности быстро избавить их от своего общества, даже старался им угождать. Да и они не всегда были настроены враждебно, некоторые относились к нему вполне благожелательно. Но в глубине души он все равно боялся их неодобрения и ничего не мог с этим поделать. Похоже, сам факт их существования отравлял существование ему, Джокеру, будто горький и справедливый упрек.

Как ни странно, сильные волевые мужчины никакого чувства неполноценности у него не вызывали. Если в их представлении судьба - это дом, который следует строить собственными руками, упорно преодолевая препятствия, сражаясь с обстоятельствами, с собой, со всем миром, таскать кирпич за кирпичом, возводить стены и так далее, то для Джокера судьба - что-то вроде океана с множеством течений, и жизненный успех зависит от умения лавировать в этих потоках, ускользать из холодных и недружественных вод, пережидать, ловить теплое попутное течение. Что ж, каждый имеет право на собственное видение. У любого образа мыслей и соответственно образа жизни есть свои достоинства и недостатки. В общем, "каждый выбирает по себе", и никто никому ничего не должен. Логичная и здравая точка зрения. Почему эта логика перестает работать в присутствии волевых дам? Загадка какая-то!

Они наконец одолели подъем и вышли на поляну с шатром. Почти одновременно с ними на ту же поляну, но с другой стороны поднялась другая тройка: парень-проводник и двое участников. Пройдя метров тридцать, Джокер узнал Василия и Мадонну. Он жадно вгляделся в их лица, но, как ни старался, заметить какую-нибудь перемену в них ему не удалось. Василий выглядел все таким же непробиваемо спокойным, Мадонна - такой же взвинченной, как и до жеребьевки. То ли их конверты оказались пустыми, то ли они виртуозные притворщики, то ли им просто наплевать, в каком качестве участвовать в игре. И как понять, какая из версий верна?

Остальные игроки уже сидели в шатре. Ждали недостающих. Джокер едва не рассмеялся, когда увидел их физиономии, украшенные похожими на миниатюрные шахтерские фонарики видеокамерами При всем несходстве черт, эти люди казались близнецами - настолько одинаковы были взгляды, обращенные к новоприбывшим. Пристально-напряженные взгляды игроков в покер, поставивших на кон последнее. Даже Иеремия, упорно смотревший в сторону, не удержался: быстро "сфотографировал" Джокера с Жанной и вошедших следом Мадонну с Василием, потом снова отвернулся. Другие же игроки беззастенчиво ели друг друга глазами. Как комично, должно быть, их компания выглядела со стороны! Наблюдатели, сидящие сейчас у мониторов на сторожевых катерах, наверняка держатся за животики.

Но смех смехом, а дело у организаторов, похоже, выгорело. Ни один из игроков не допустил промашки, которая позволила бы догадаться о его статусе. "Бухгалтер" может быть доволен.

Едва у Джокера мелькнула эта мысль, как господин в плащ-палатке встал со скамьи в глубине шатра и вернулся к почетному месту во главе стола. Физиономия его по-прежнему оставалась равнодушной, но внимательный взор и впрямь мог различить признаки довольной умиротворенности. Неприятное задание успешно выполнено - вот как можно было расшифровать это выражение.

- Ну что же, - заговорил он, подводя итог. - Моя миссия на этом выполнена. Позвольте попрощаться с вами. Напоследок я должен выдать каждому карту острова. - Он снова открыл свою папку, достал стопочку листов стандартного машинописного формата и положил на стол. - Вот. Здесь ровно восемь экземпляров. Карта - максимально подробная, на ней обозначены все источники пресной воды, тропинки, строения, бухты и места высадки участников. Последние помечены номерами, соответствующими тем, что стоят на выданных вам бейджиках. Теперь вся эта территория полностью в вашем распоряжении. Организаторы позаботятся, чтобы сюда не проникли посторонние. За островом будет вестись постоянное наблюдение, так что сюрпризы со стороны маловероятны. В случае возникновения нештатных ситуаций вы получите инструкции по радио. Желаю удачи.

Господин в плащ-палатке застегнул папку, деревянно поклонился, кивнул своим помощникам, стоявшим наготове у входа в шатер, и быстро вышел.

Одни

Молчание, наступившее после ухода Робота и его спутников, было таким гнетущим, что Соню (номер 3) накрыло волной благодарности к Виктору Степановичу (номер 4), который, то ли в силу непробиваемой прагматичности, то ли по причине завидного самообладания первым осмелился его нарушить.

- Раз уж мы все в сборе, - сказал он, покашляв для привлечения внимания, - предлагаю провести специальное заседание, посвященное выработке правил нашего э... совместного общежития. Думаю, мой возраст и жизненный опыт позволяют мне претендовать на роль председателя...

- Ну конечно! - зло усмехнулся Джокер (номер 6). - Кто бы сомневался!

- Вы чем-то недовольны, молодой человек? - Виктор Степанович не стал скрывать раздражения. - Хотите предложить свою кандидатуру?

- Ну вот еще! Я вообще против всяческих заседаний, правил и особенно - против руководства. - Бедняга явно не сумел совладать с нервами, его понесло. - Мало того, что нас запустили на арену, как дрессированных медведей, мало того, что мы вынуждены подчиняться бичу дрессировщика, нет, нам еще подавай намордники и строгие ошейники собственного производства! А главное - внутренний распорядок и пахана, который будет следить за его соблюдением! Какая прелесть! Завтра в восемь утра состоится всеобщая казнь через повешение. Явка строго обязательна, мыло и веревку приносить с собой!

Эта вспышка едва не вышибла воображаемую дверь, за которой Соня (с немалым, надо сказать, трудом) удерживала собственные эмоции. Она не знала, что могла выкинуть в следующую минуту - вскочила бы и убежала? закричала бы? разрыдалась? - если бы не спокойная, даже задумчивая реплика Жанны (номер 5):

- Не знаю, как насчет пахана и строгих ошейников, а обсудить некоторые стороны нашей жизни мне представляется весьма желательным. В частности, меня очень занимает вопрос, каким образом мы будем проводить так называемые судебные заседания. Кто будет определять порядок выступлений? Собираемся ли мы вести протоколы? Предполагается ли, что мы устраиваем отдельные процессы по каждому обвинению или будем судить, так сказать, оптом? Должен ли у обвиняемых быть адвокат и, если да, то кто его назначает? Будет ли голосование тайным или открытым? Но особенно меня интересует, каким образом мы собираемся приводить в исполнение смертный приговор, если таковой будет вынесен. Словом, нам есть, что обсудить. И, если любезный Виктор Степанович согласен руководить этим собранием, лично я ему только признательна.

Джокер мгновенно стушевался. Повеселевший Виктор Степанович галантно поклонился Жанне и с триумфом оглядел остальных.

- У кого-нибудь есть возражения? Может, кто-то хочет предложить другую кандидатуру ведущего? Никто? Ну, что же, тогда предлагаю считать заседание открытым. Все вы слышали вопросы, которые вынесла на повестку дня наша уважаемая Жанна. Я предпочел бы отложить их под конец, как наиболее важные. А для начала, для "разгона" если можно так выразиться, предлагаю обсудить менее животрепещущие темы. Например, условия нашего быта. Как и где мы будем жить?

- И с кем, - хихикнула Мадонна (номер 2).

Виктор Степанович бросил на нее брезгливо-неодобрительный взгляд.

- Не вижу ничего смешного.

Мадонна открыла рот, намереваясь ответить что-нибудь дерзкое, но передумала и опустила глаза. Джокер, которого от реплики председателя скривило, будто от зубной боли, тоже собирался отпустить какое-то едкое замечание, но покосился на Жанну и промолчал. "Боятся, - разочарованно подумала Соня. - Не хотят настраивать народ против себя. А жаль. От этой тяжеловесной серьезности официального собрания просто скулы сводит. Немного смеха, чтобы снять напряжение, нам бы не помешало".

- Так я продолжу, - сообщил Виктор Степанович, бросив еще один недовольный взгляд на Мадонну. - Организаторы игры высадили нас в разных бухтах острова. Видимо, они считали, что мы захотим поселиться там же. Но в правила этот пункт не включен, так что выбор остается за нами. Думаю, будет удобнее переселиться сюда. Во-первых... Куда вы, молодой человек? - Крикнул он вслед Иеремии (номер 8), который неожиданно встал и без единого слова вышел из шатра. - Вернитесь. Если собрание примет какие-то решения, они будут обязательны для исполнения!

Иеремия, даже не притормозив, зашагал прочь.

- Как вы, интересно, собираетесь заставить его исполнять ваши решения? - неприязненно спросила Марго (номер 7). - В угол поставите? Лишите ужина? Казните? Так казнить в этой игре положено только киллеров.

Джокер демонстративно зааплодировал.

- Но если каждый будет вести себя как заблагорассудится, мы превратимся в... не знаю... в дикую свору! - возмутился Виктор Степанович.

- Мы в нее превратимся так или иначе, - меланхолично заметила Марго. - Так что по этому поводу можно особенно не переживать.

- Наверное, вы правы. Рано или поздно превращения в дикую свору нам, к сожалению, не избежать, - снова вступила Жанна. - Но, пока позволяют обстоятельства, хотелось бы сохранить хотя бы видимость цивилизованных отношений. Это не так уж и сложно: достаточно избегать ссор и скандалов по мелочам. Я понимаю, что справиться с внутренним напряжением непросто, но мы ни о чем не сумеем договориться, если будем взрываться всякий раз, когда с чем-то не согласны. Давайте попробуем придерживаться элементарных правил общения: не перебивать друг друга, не допускать оскорбительных выходок и насмешек, не срываться на крик и по возможности сохранять в споре уважительный тон. Мне кажется, это поможет избежать нагнетания страстей, что всем нам пойдет на пользу.

- Замечательное предложение! - Виктор Степанович сделал еще одну попытку взять бразды правления в свои руки. - Предлагаю голосовать. Кто за соблюдение правил вежливости, прошу поднять руки.

- Извини-ите, пажа-алуйста, - нараспев затянул Джокер. - Сами мы люди не местные, обычаев не знаем, воспитания не имеем. Подайте, Христа ради, пособие по хорошему тону! Кому какое не жалко, хоть самое завалящее.

- Молодой человек, прекратите паясничать! - зарычал оратор, наливаясь кровью.

Соня, которая все это время сидела тихо, как мышка, стараясь не обращать на себя внимания (она боялась видеокамер и помнила, что невидима для них, когда на нее никто не смотрит), испугалась, что сейчас вспыхнет тот самый скандал - предвестник их превращения в дикую свору.

- Подождите, не ругайтесь! - взмолилась она. - По-моему, он... Джокер хочет обратить внимание на формулировку. Жанна говорила о правилах общения, причем вполне конкретных. Не перебивать, не оскорблять, не кричать, не выказывать оппоненту неуважения. Вы предлагаете голосовать за правила вежливости, а это слишком размытое понятие. Уточните, пожалуйста.

- О господи! Ну конечно, я имел в виду предложение нашей уважаемой Жанны, которое она так доходчиво...

- Прошу прощения! - перебила "уважаемая Жанна", нарушив собственный призыв. - Я не предлагала устанавливать какие-то обязательные нормы поведения. Я просто высказала свое мнение, и мне не хотелось бы, чтобы оно служило основанием для вынесения каких-либо формальных решений. Пусть каждый ведет себя так, как считает нужным. И вообще, на мой взгляд, чем меньше у нас будет официальщины, тем лучше. По-моему, единственное, что действительно требует жесткого формализма, - это решение о процедуре суда и... как бы это помягче выразиться... экзекуции. Тут нам не обойтись без детальной проработки, четких формулировок и голосования. А обо всем остальном мы вполне можем договориться полюбовно, без протокола. И пусть эти договоренности соблюдают только те, кто видит в них для себя смысл. Тем более, что Марго права: у нас нет рычагов воздействия на несогласных. Кстати, Виктор Степанович, вы ведь так и не договорили тогда. Вы, кажется, хотите переселиться?

Виктор Степанович, недовольный предложением отказаться от формальной процедуры, хмуро поблагодарил Жанну и еще раз попробовал себя в роли оратора.

- Да. Я считаю, будет удобнее, если мы разместимся здесь. Места хватит на всех, есть лавки, стол, очаг, бочки с дождевой водой, крыша над головой. Если обтянуть эти жерди снизу пленкой, получится готовый дом. Лес с дровами рядом. В общем, все под рукой. И не придется каждый божий день по часу лезть в гору, беспокоиться об опоздании, тащиться сюда в любое время суток, чтобы поменять испорченную камеру или батарею. А главное, жить вместе гораздо безопаснее. Мы будем друг у друга на глазах, и киллеру не удастся застигнуть жертву врасплох. - Тут он обвел аудиторию победным взглядом гениального стратега, предложившего беспроигрышный план кампании.

Аудитория взирала на гения обалдело, но возразить никто не решался, опасаясь навлечь на себя подозрения. Повисла томительная пауза, которая грозила затянуться надолго. Виктор Степанович, явно ожидавший бурных аплодисментов или хотя бы горячей похвалы, постепенно начал понимать, что ничего подобного не дождется, и замкнулся в мрачном молчании, остальные растерялись. Джокера буквально распирало от желания сказать этому надутому придурку какую-нибудь колкость, но присутствие Жанны и боязнь раздразнить гусей лишали всякого куража. Марго, помнившая о своем решении быть приятной и злившаяся на себя за неспособность ему следовать, предпочла воздержаться от комментариев. Мадонна никак не могла взять в толк, какой тайный смысл кроется в этом откровенно идиотском предложении. Жанна осторожно подбирала слова для возражения, но никак не могла найти пристойной формулировки. Соня боялась - внимания, видеокамер, гнева Виктора Степановича, будущего судебного процесса, на котором ее могли приговорить к смерти только на том основании, что она возражала против замечательных мер безопасности, предложенных председателем...

- По-моему, вы плохо слушали того господина, который разъяснял нам правила, - заговорил Василий (номер 1). Все это время он сидел совершенно неподвижно, никак не реагируя на происходящее, так что все о нем попросту забыли, и теперь едва не подскочили от неожиданности. - Киллер может убивать только тайно, в отсутствие свидетелей. Пока не произойдет убийства, осудить никого нельзя. Если ни убийств, ни суда не будет, через месяц нас всех бросят здесь подыхать от голода. Вы этого хотите?

На какое-то мгновение всем показалось, что гениальный стратег смутился. Видимо, он, и правда, забыл о правилах. Но признаться в забывчивости Виктор Степанович не счел нужным, вместо этого он бросился в наступление.

- Нет, я хочу защититься! И защитить невинных. А вы предлагаете создать для убийц режим наибольшего благоприятствования? Чтобы нас всех перерезали поодиночке, как баранов? Нечего сказать, хорошенькое предложение! Может быть, сразу признаетесь, что вам досталась рисовая бумага?

Василий пожал плечами.

- Даже если и так, я не имею права в этом признаваться, о чем указано в тех же правилах. Но, как бы то ни было, ваша "защита" означает смертный приговор для всех участников, в том числе и невинных. Придумайте какой-нибудь менее радикальный способ.

- Нашли к кому обращаться! - фыркнул Джокер. - Рожденный председательствовать думать не может. Народная мудрость.

Соня, к своему ужасу, не смогла сдержать нервный смешок. Ужас несколько притих, когда следом за ней, не сдерживаясь, рассмеялась Мадонна. И Жанна не сумела спрятать улыбку. Даже снежная королева Марго, и та усмехнулась. Гордый собой Джокер прямо-таки сиял. А Василий... Василий снова вернулся к своей расслабленной неподвижности. В общем, атмосфера разрядилась. На минуту или даже на две.

А потом к Виктору Степановичу вернулся голос, и все увидели, что его буквально трясет от ненависти.

- Вы... Скопище недоумков! Тупое, безмозглое стадо! Вы признаете порядок, только если вас гонят хлыстами. О, я хорошо изучил вашу породу! Неблагодарные свиньи, неспособные оценить, когда заботятся об их же благе! Только и ждете возможности ударить рылом под колени, сбить с ног и растоптать! Из-за таких вот свиней я скатился с самого верха в помойную яму! Из-за них я попал сюда и ломаю голову, как спасти ваши задницы! Но вам этого не нужно, нет! Вам бы только хрюкать, да валяться в грязи! А думать о спасении от волков вы начнете, только когда на вас набросятся! Ну и подыхайте на здоровье, сволочи!

Этим напутствием Виктор Степанович закончил свою речь и опрометью выскочил из-под шатра. Оставшиеся молча глядели на его быстро удаляющиеся ноги.

- Ну, и скатертью дорога, - пробормотал Джокер, когда фрагмент экс-председателя скрылся из виду. - Меньше будет занудства и пустословия. Жанна, вы, кажется, хотели обсудить что-то важное. По-моему, у нас появился шанс. Говорите.

- Спасибо. Но я уже в общем-то все сказала. Меня беспокоит судебная процедура. По-моему, если мы не сумеем разработать и ввести жесткий ритуал, то так называемое судебное заседание имеет все шансы превратиться в повальную драку. И я боюсь даже думать о том, что произойдет, когда мы примем решение о чьей-то виновности. Представляете, как может повести себя отчаявшийся человек? Не удивлюсь, если он попросту перестреляет судей. А казнь? Мне отвратительна сама мысль о ней. Как, наверное, и вам. Сомневаюсь, что мы найдем палача-добровольца.

- А по-моему, это не проблема, - возразила Марго, усмехнувшись. - У меня нет соответствующего опыта, но, судя по книгам и рассказам тех, у кого он есть, всерьез напуганные люди открывают в себе массу способностей. И таланты палача, в числе прочего.

- Я так понял, что ты любезно предлагаешь возложить эту обязанность на тебя? - ехидно спросил Джокер.

Красотка мгновенно заледенела.

- Нет! - процедила она сквозь зубы. - И я, кажется, не давала ВАМ разрешения мне тыкать.

- А ты в глаз ему, в глаз! - дурашливо посоветовала Мадонна.

Подстрекательницу окатили таким же ледяным взглядом.

- И вам тоже!

- Прошу вас, не дразните друг друга, - вмешалась Жанна. - Не то у нас сейчас состояние нервной системы. Василий, извините, что помешала вашей медитации, но не могли бы вы поучаствовать в обсуждении? Нам очень не хватает вашего здравого смысла.

Полуприкрытые веки Василия вздрогнули и взлетели вверх. В светло-карих с прозеленью глазах попеременно мелькнули досада, смущение и легкое удивление с примесью удовольствия. Казалось, он был польщен.

- Вы преувеличиваете мои скромные способности. Но я готов высказать свои соображения по поводу судебной процедуры и... ее последствий.

- Это было бы замечательно.

- В каком-то смысле вы, Жанна, правы. Без определенных формальностей нам не обойтись. Думаю, придется ввести что-то вроде выборной должности спикера. Он будет устанавливать очередь для желающих высказаться, предоставлять слово очередному оратору и вообще следить за порядком. Протокол мне кажется излишеством. Это хлопотно, неудобно и затягивает процесс. На случай, если кому-то захочется освежить в памяти прошлые выступления, можно вести магнитофонную запись. Что еще? Ах, да, адвокаты! Мысль о назначении адвоката для каждого подсудимого представляется мне искусственной. Кого назначать, на каком основании? Логичнее, если защитники, как и обвинители, будут добровольными. Что касается того, каким образом проводить процесс, составлять ли сначала список всех обвиняемых или разбираться с каждым кандидатом по мере выдвижения, то я, честно говоря, не вижу разницы.

- А я вижу, - сказала Марго. - Если сначала составлять список, суд наверняка превратится в фарс. Если я знаю, что меня включили в этот список под вторым, третьим, и так далее номером, я буду голосовать за виновность номера один независимо от того, считаю ли его виновным, - просто чтобы до меня не дошла очередь.

- Похвальная откровенность, - съязвил Джокер. - Спасибо, что предупредила.

- ПредупредилИ, - поправила несгибаемая Марго. - На здоровье.

- Я понял вашу мысль, - сказал Василий, не обратив внимания на их перепалку. - А вы уверены, что без списка будете голосовать более беспристрастно? Ведь если первого кандидата оправдают, ваша кандидатура может стать следующей.

- А может и не стать. Может, предложат не меня или в этот день вообще больше никого не обвинят. Разница невелика, но она есть.

- Что ж, убедили. Стало быть, предпочтительнее разбираться с каждым обвиняемым сразу после того, как выдвинуто обвинение. Теперь о голосовании. Лично я - за открытое. Если мы приговариваем человека к смерти, он имеет право хотя бы посмотреть нам в глаза.

- Мне тоже так кажется, - согласилась Жанна. - Кроме того, открытое голосование оставляет меньше шансов интриганам. Невозможно набиваться к человеку в приятели и между делом голосовать за его казнь. Да, казнь... - Она поморщилась. - Ужасное действо! Как ни обставляй, все равно отвратительно. Может быть, вы, Василий, что-нибудь сумеете придумать?

"А тетенька, кажется, положила на него глаз, - с неожиданной неприязнью подумала Соня. - Только что осанну не поет. Гадко это выглядит. Сидел человек, никого не трогал, подчеркнуто самоустранился от всей этой крысиной возни, так нет, тащи его на трибуну!"

Что по этому поводу думал сам Василий, осталось неизвестным, потому что на этот раз ни на лице его, ни в глазах ничего не отразилось.

- Мне кажется, тут и думать нечего. Правила не вынуждают нас никого казнить. Приговоренный выбывает из игры, и точка. Вовсе ни к чему устранять его физически.

- Смело! - восхитилась Марго. - А не боитесь, что он обозлится и станет мстить? Терять-то ему будет уже нечего!

- Лично я готов рискнуть. Во всяком случае, осужденный, которого предоставили самому себе, гораздо менее опасен, чем осужденный, которого намерены казнить. Особенно если осудили его неправильно. На мой взгляд, в последнем случае человек имеет полное моральное право перестрелять и судей, и палачей. Но вот если его оставят в покое, а он откроет охоту исподтишка, я убью его безо всяких угрызений совести. По счастью, "контактный" способ тут необязателен.

Джокер, выбравший себе роль вечного паяца, снова разразился шутовскими аплодисментами.

- Вот она, речь настоящего мужчины! Так и хочется пожать эту мужественную руку, но нет, я недостоин, не буду и пытаться. Я ведь, в сущности, так и остался трусоватым маленьким мальчиком, каким был в детстве. И меня, поверите ли, до судорог пугает мысль о бродящем по острову изгое, кровожадном изверге, которому нечего терять...

- Я правильно поняла, что вы любезно предлагаете возложить обязанности палача на вас? - вернула ему шпильку Марго.

- Нет-нет, - торопливо открестился Джокер. - Это чересчур суровое ремесло для маленького безответственного труса.

- Но вы считаете, что палач необходим? - уточнила Жанна. - То есть вы не согласны с предложением Василия обойтись без казни?

- Да что вы! Как бы я посмел! Не согласиться с таким сильным решительным...

- Все ясно, - перебил его Василий, не желавший, по всей видимости, чтобы за его счет потешались. - Давайте голосовать. Кто считает, что казнь необходима?

Марго, Джокер и Мадонна переглянулись, но руки никто не поднял.

- Не очень понятно, - прокомментировал Василий. - Это что, свободное волеизъявление или врожденная скромность? Хорошо, давайте попробуем с другого конца. Кто считает, что казнь не нужна?

Трое подняли руки сразу, Василий и Жанна - уверенно, размашисто, Соня - почти незаметно, невысоко, поближе к телу. Спустя несколько секунд медленно, как бы нехотя, поднялась рука Мадонны. Джокер и Марго воздержались.

- Ну что же, пока нас большинство. Правда, двое отсутствуют, а двое, как я понимаю, могут передумать. Короче говоря, решение откладывается. Наверное, целесообразнее все же обсуждать такие вопросы на общем сборище в двенадцать часов пополудни. Все, до чего бы мы сейчас ни договорились, завтра может быть пересмотрено. Так что прошу меня простить, я лучше займусь обустройством своего жилища. - Василий встал.

- Одну минутку! - остановила его Жанна. - У меня к вам просьба. К вам ко всем. Я хотела бы обойти остров, обследовать местность. Но одна идти боюсь. Может быть, мы и должны создавать благоприятные условия киллерам для работы, но сегодня я как-то не готова. Кроме того, одна я могу напугать Иеремию или Виктора Степановича. В общем, не хочет ли кто-нибудь составить мне компанию? Желательно, чтобы нас было больше двух.

Повисла пауза, и Соня, испугавшись, что Жанну обидит общий отказ, робко предложила себя.

- Спасибо, - небрежно поблагодарила Жанна, обвела выжидательным взглядом остальных и остановила его на Василии. - Нужен еще хотя бы один желающий.

- Хорошо, - безрадостно согласился Василий. - Я готов.

Минус один

За последние пять лет в жизни Виктора Степановича было много скверных ночей, но минувшая побила все рекорды. Сборище подонков, в компании которых он волею случая оказался, настолько вывело его из себя, что, вернувшись к месту высадки, он раскидал аккуратно сложенный под навесом багаж, нашел заветную сумку и основательно приложился к литровой фляге. При том что дал себе зарок: без крайней необходимости не пить на острове ни капли спиртного. Правда, в Москве Виктор Степанович давал себе подобные зароки неоднократно и не слишком успешно. Однако на этот раз он твердо верил, что устоит перед соблазном. Может быть, сила воли у него и не так крепка, как хотелось бы, но уж перед лицом-то смертельной опасности он сумеет взять себя в руки! Жизнь, как ни подло она с ним обошлась, была Виктору Степановичу дорога. Во всяком случае, он совершенно точно не собирался облегчать задачу какому-нибудь ублюдку-киллеру, теряя форму и способствуя собственному убийству. И вот - поди ж ты! - сорвался в первый же день...

От души хлебнув из фляги, он на время обрел какое-то подобие душевного равновесия и даже пытался остановиться. Но не смог. Организм, обманутый поначалу малой толикой вожделенного лекарства, вскоре взбунтовался, требуя привычную дозу. Виктора Степановича трясло и ломало, воля его потихоньку слабела. Когда неподалеку от навеса появились трое из числа оскорбивших его мерзавцев и, пряча ухмылки, молча прошли мимо, страдалец не выдержал и опять приложился к священному сосуду - нужно же было как-то залить пожар вновь вспыхнувшей ненависти!

- Следить за мной пришли, сволочи! - бормотал Виктор Степанович себе под нос, извлекая из сумки пакетик арахиса, предназначенного на закуску. - Смейтесь, смейтесь! Ничего, придет еще мой черед потешаться!

Потом точно, как по расписанию, прошли все последующие стадии опьянения. Эйфория, сопровождаемая чувством всесилия и неуязвимости. "Думаете, я старый, пьющий, потрепанный жизнью неудачник? Ха! Мне это только на руку. Склеры в красных прожилках, мешки под глазами, морщины - отличная маскировка. Никому из вас даже в голову не придет, что я дважды в неделю посещаю тренажерный зал и бассейн. Спасибо американцам с их манией конкурентоспособности! Это их идея-фикс, что человек, претендующий на приличную должность, обязан следить за своей физической формой. И теперь у меня огромное преимущество, потому что вы даже не подозреваете, насколько обманчивой может быть внешность. Если добавить сюда мой ум и жизненный опыт, вам ничего не светит!" Печаль и вселенское одиночество. "Почему, ну почему мне так не везет? Почему меня никто не любит? Ведь я, по сути своей, глубоко добродетельный человек: надежный, ответственный, цельный, обаятельный, дружелюбный. Так чего им, сукам, еще нужно? Или это время такое, что благоденствуют одни ублюдки?" Короткий тяжелый сон. И, наконец, смертная тоска и страх.

Только на этот раз страх не был беспричинным и неопределенным. Он обрел вполне конкретную форму. Виктор Степанович боялся убийцы. Ему на глаза то и дело попадались подозрительные сгустки темноты, притаившиеся вокруг стоянки. Казалось, они только и ждут, когда он отвернется, чтобы броситься на него с ножом или дубиной. В шуме прибоя, поглотившем все звуки, настороженное ухо то и дело вычленяло шаги - то мелкие торопливые, то осторожные крадущиеся, то тяжелые размеренные, словно поступь Командора. Виктор Степанович поминутно вскакивал, кричал: "Я вижу тебя! Вижу!", хватался за пистолет и даже, кажется, пару раз выстрелил.

Когда ночь пошла на убыль, он не выдержал напряжения и побрел в лес. Прятаться. А найдя убежище - небольшую яму, похожую на окоп для одного бойца, - упал ничком и разрыдался от жалости к себе. Теперь ему стало ясно, что шансов на победу в этой варварской игре нет именно у него. Он болен и измучен, практически раздавлен злодейкой-судьбой. Его организм отравлен водкой и нуждается в отдыхе, которого не получит, потому что Виктор Степанович не может позволить себе уснуть. Даже если не брать в расчет киллера, остается еще собрание, куда нужно во что бы то ни стало явиться к полудню. Если Виктор Степанович заснет, то проснется неведомо когда и почти наверняка опоздает. И тогда его "снимут с игры", или, если не прибегать к эвфемизмам, попросту ликвидируют.

К утру он допил остатки водки из фляги и окончательно продрог. В замутненном сознании шевельнулась мысль о том, что неплохо было бы развести костер, заварить крепкого чая, поесть, но пробудившийся с рассветом прагматизм погнал Виктора Степановича наверх. Теперь, когда глаза могли различить тропу под ногами, поход к лагерю представлялся единственно верным решением. Дорога в гору - прекрасный способ согреться. К тому же, если стартовать за шесть часов до назначенной встречи, опоздания можно не бояться. В лагере относительно безопасно, там открытое место, и киллер десять раз подумает, прежде чем нападет. Там можно поесть и посидеть у костра, не опасаясь, что тебя сморит сон.

Выстукивая зубами барабанную дробь, Виктор Степанович брел к вершине холма. Временами он спотыкался и падал, иногда его заносило в сторону, но он поднимался, выписывая сложные кривые, возвращался на курс и упрямо продолжал свой путь. До той самой выбоины в тропе.

Заметить ее было бы сложно даже трезвому, потому что выбоина до самого верха была засыпана упавшими листьями. А уж у Виктора Степановича, шагавшего вперед с пьяной целеустремленностью и под ноги не смотревшего, не было ни единого шанса. Он ее и не заметил. Зацепился ногой и начал падать.

В тот же миг его шею захлестнула петля. А в следующий - кто-то прыгнул ему на спину и затянул петлю сильным рывком, сломавшим Виктору Степановичу шейные позвонки.

***

Соня добралась до общего лагеря всего за четверть часа до полудня, хотя отправилась в путь с большим запасом времени. После вчерашней экскурсии по острову ноги у нее болели так, как не болели даже после десятикилометрового лыжного кросса, который ей однажды пришлось бежать без подготовки. Казалось бы, что тут такого - пройтись спокойным шагом двенадцать километров по относительно ровному берегу? Только вот относительно ровным он выглядел на расстоянии, с катера или с вершины холма. При близком же знакомстве превратился в полосу препятствий с выпуклыми мелкими камнями, по которым больно ступать, с завалами, через которые нужно перелезать, рискуя свернуть шею, с участками, где отвесные скалы подходят вплотную к морю, и одолеть их можно, лишь основательно промокнув.

Она ругала себя за порыв, заставивший ее вчера принять предложение Жанны. И Жанну, и Василия, похоже, тяготило ее присутствие. Во всяком случае, они почти не разговаривали ни с ней, ни между собой. Василий время от времени предлагал дамам руку, дамы его благодарили, изредка кто-нибудь позволял себе сделать короткое замечание о ландшафте. Вот, пожалуй, и все. Хотя нет, один оживленный разговор у них все же состоялся - под впечатлением встречи с вооруженным до зубов Иеремией, который превратил свою стоянку в усиленно охраняемый военный объект. Но это не в счет.

Соня почему-то ждала, что этот поход объединит их, что, утомившись от ходьбы, они устроят привал и поговорят друг с другом по-человечески, расскажут о себе, поделятся бедой, приведшей их на остров. Смешно! Могла бы и догадаться, что эти двое сделаны из железа, а потому никогда не устают и не способны на сентиментальные признания. В общем, зря она пошла. Только навредила себе - чуть ли не в калеку превратилась. С такими ногами только от киллера бегать!

Хотя кое-какую пользу эта вылазка все же принесла. Соня до того устала и намучилась, что уснула, едва успев застегнуть спальный мешок. И спала крепко, без сновидений, до самого утра. Бессонницу последних дней как рукой сняло. А ведь это была ее первая ночь на острове, где ее в любую минуту могли убить!

Но не убили. Вероятно, киллер взял небольшой тайм-аут на адаптацию. Когда Соня доковыляла до навеса, остальные участники игры уже сидели за столом совещаний. Она вздохнула с облегчением и нырнула под навес.

И тут же поняла, что ошиблась. За столом сидели только шестеро. Кого не хватает?

- Добрый день, Сонечка! - радостно приветствовал ее Джокер и тут же ответил на ее невысказанный вопрос. - Ну вот, теперь недостает только Председателя. Впрочем, "недостает" - это, скажем прямо, преувеличение. Лично я бы не расстроился, если бы судьба разлучила нас навеки. Мало того, если наши киллеры ночью подсуетились и избавили нас от его утомительного общества, я первый выражу им горячее одобрение.

Мадонна, привалившаяся к Джокеру слева, хрипло рассмеялась, а Марго, сидевая справа, поморщилась.

- Я бы на твоем месте на это не рассчитывала. Чем противнее субъект, тем более он живуч.

Соня, отметив про себя и позу Мадонны, и "тыканье" царственной Марго, мысленно поаплодировала парню. Должно быть, в нем бездна обаяния, если он ухитрился в обстановке всеобщей подозрительности расположить к себе девушек с таким нелегким характером. Да, видно, троица, оставшаяся здесь вчера после ухода остальных игроков, времени даром не теряла.

- Странно, что Виктора Степановича до сих пор нет, - вступила в разговор Жанна. - Он произвел на меня впечатление человека, склонного скорее перестраховываться, чем рисковать. Я была уверена, что он явится сюда первым.

- По идее, людей, не склонных рисковать, среди нас нет, - заметила Марго. - Лично на меня этот индюк произвел впечатление алкоголика, и вряд ли это впечатление обманчиво - насмотрелась я на их брата. А алкоголики народ непредсказуемый.

Ее безапелляционный суховатый тон отбил у Жанны охоту продолжать дискуссию, и Джокер, заметивший это, поспешил сгладить возникшую неловкость.

- Ладно, чего там гадать! - весело сказал он, заполняя паузу. - Ждать осталось всего ничего. Если через десять минут Председатель не объявится, создадим следственную группу и быстренько выясним, пал он жертвой расторопного киллера или собственной невоздержанности.

Но старания Джокера пропали втуне. Разговор за столом так и не склеился. "И немудрено, - подумала Соня, присаживаясь на лавку рядом с Василием, который поприветствовал ее молчаливым кивком. - Странно было бы ожидать от людей, попавших в такие обстоятельства, непринужденного трепа. Неисправимые оптимисты вроде Джокера - явление довольно редкое".

Через несколько минут напряженного молчания Мадонна достала из кармана куртки миниатюрный радиоприемник и принялась крутить колесико настройки, раздражая присутствующих какофонией обрывающихся звуков. Соня заметила полный ненависти взгляд Иеремии, брошенный на нарушительницу тишины, и безотчетно втянула голову в плечи, ожидая взрыва. Но тут Мадонна поймала какую-то станцию, и всеобщее напряжение растаяло в нежной мелодии вальса Евгения Доги. За какие-то мгновения хмурые лица посветлели и приобрели расслабленное, задумчивое, почти мечтательное выражение. Невозможно было поверить, что эти люди собираются в ближайшем будущем переубивать друг друга.

Но вот мелодия стихла, и после короткой паузы бодрый женский голос сообщил, что они слушают радиостанцию "Маяк", и что в Москве сейчас три часа ночи.

- Ну все, с Председателем покончено, - объявил Джокер как-то неуверенно, словно сам не понимал, как отнестись к этому факту. - Пора разбиваться на поисковые партии.

- Зачем же сразу разбиваться? - возразил Василий. - Спустимся к его стоянке вместе, а если не встретим или не найдем, тогда и разделимся.

- Правильно, - поддержала его Жанна.

Остальные, безмолвно согласившись, начали выбираться из-за стола.

На Виктора Степановича они наткнулись через двадцать минут. Он лежал прямо на тропе, лицом вниз, и Соня сразу поняла, что он мертв, - еще до того, как Василий склонился над телом, и объявил, что оно холодное. Иеремия, растолкав остальных, присел на корточки рядом с покойником и начал ощупывать затылок, а потом - вертеть голову Виктора Степановича из стороны в сторону. Соня поспешно отвернулась.

- Что вы делаете? - осведомилась Марго голосом недоумевающей Снежной Королевы.

Иеремия, не удостоив ее ответом, обратился к кому-то (скорее всего, к Василию) с предложением перевернуть тело. После минутной заминки раздалось всеобщее "ах!", и Соня краем глаза увидела присоединившуюся к ней Жанну, которая судорожно прижимала к губам носовой платок. А бедняга Джокер куда-то умчался - видимо, побоялся огорчить присутствующих еще одним малоэстетичным зрелищем.

- Это необходимо? - послышался осторожный вопрос Василия.

- Не глупите! Как, интересно, вы установите характер повреждений, если мы его не разденем?

- Вы врач?

- Биолог. Но учился в меде, так что анатомическую практику имею.

- И что, можете установить причину смерти?

- Причину смерти вы и сами можете установить, если не слепой. Видите?

Соня зажмурилась и потрясла головой, отгоняя ужасные картины, которые рисовало ее воображение. А чтобы не слышать слов за спиной, забормотала первые пришедшие в голову стихи:

Но я к загробной жизни равнодушен.

В тот час, как будет этот свет разрушен,

С тем светом я не заведу родства.

Я сын земли. Отрады и кручины

Испытываю я на ней единой.

В тот горький час, когда ее покину,

Мне все равно, хоть не расти трава.

И до иного света мне нет дела,

Как тамошние чувства б ни звались,

Не любопытно, где его пределы

И есть ли там, в том царстве, верх и низ.

Тут она рискнула открыть глаза и сразу же наткнулась на изумленный взгляд Жанны.

- Простите, - смущенно пролепетала Соня. - Я просто... Мне стало нехорошо от этих разговоров...

- Девочка моя, не извиняйтесь! - запротестовала Жанна. - Не думаете же вы, что я шокирована мнимым несоблюдением приличий. Просто я впервые вижу человека, который по памяти шпарит Фауста. Это, знаете ли, несколько нетипично для наших соотечественников. И уж совсем странно услышать эти строки здесь. Как вас угораздило попасть в наше избранное общество, дорогая?

- А что такого? - Соня насупилась, заподозрив насмешку. - Вас же угораздило, хотя вы тоже знаете Фауста.

- Не наизусть. Кроме того, я напичкана и другими знаниями - из областей, о которых вы, если и имеете представление, то самое смутное. И не дай вам бог его когда-нибудь получить.

Девушка хотела ответить, что на этот счет Жанне нечего беспокоиться, поскольку ее, Сонин, жизненный путь, скорее всего, окончится очень скоро, и времени пополнить свой опыт у нее не будет, но ее перебил треск рации, включившейся у кого-то из стоящих позади.

- Если вы уже закончили, оставьте тело на месте, - распорядился обезличенный помехами и урезанными обертонами голос. - Мы сами о нем позаботимся. Не пугайтесь, если в ближайшие два часа увидите на острове посторонних. Это ненадолго. Роджер.

Судебное заседание

Жанна пристально вглядывалась в лица сидевших за столом. "Кто? Кто из них? Презрительно кривящий губы Иеремия? Закрытый, как устрица, Василий? Притихший и побледневший, но уже натянувший на лицо привычную ухмылку Джокер? Стреляющая глазами Мадонна, похожая на затаившегося зверька, хищного и любопытного? Натянутая, словно скованные льдом провода, Марго? Испуганная малышка Соня? Nom de Dieu! Они же не актеры МХАТа. Не может он - или она - ничем себя не выдать!"

Они играли в гляделки вот уже пятнадцать минут. Никто не решался нарушить молчание - то ли от потрясения и растерянности, то ли из нежелания привлекать к себе внимание, то ли из страха перед "судом", который мог закончиться вынесением смертного приговора любому из участников. Первой не выдержала Марго.

- Вы что же, так и собираетесь молчать? Я, между прочим, подписала договор, где сказано, что я обязуюсь соблюдать правила игры. А правила требуют, чтобы мы, обнаружив труп, устроили судебное разбирательство. Так чего тянуть? Василий, помнится, вы вчера предложили свой порядок ведения судебной процедуры. Сейчас все... - Она запнулась, подумав, видимо, о Викторе Степановиче. - Все, кто не выбыл из игры, на месте. Можно голосовать. Вы не повторите свои предложения?

Василий с видимой неохотой оторвался от созерцания прозрачной пирамидки, которую вертел в руках.

- Я предлагал выбрать спикера, который и обеспечит выполнение судебной процедуры. Под спикером я подразумеваю человека, которому мы дадим право решать, кому и в каком порядке давать слово, когда объявлять голосование и тому подобное.

- Отлично! Давайте выбирать спикера. Может быть, есть желающие? - Марго обвела присутствующих вопрошающим взглядом.

- Был один, да весь вышел, - мрачно пошутил Джокер. -- Боюсь, его пример никого не вдохновил.

Но Марго не дала сбить себя с курса.

- Тогда я предлагаю Василия. Кто за? Прошу голосовать.

- Мне кажется, я не очень гожусь...

- Раз, два, три, четыре, пять... Извините, Василий, но вы в подавляющем меньшинстве. Принимайте бразды правления.

Он устало провел ладонью по глазам, и этот жест, лишенный намека на театральность, на миг заставил Жанну пожалеть, что она подняла руку. С другой стороны, кому еще в этой компании можно доверить столь ответственное дело? Василий единственный производил впечатление человека, которого никогда не подводят нервы.

- О'кей, я подчиняюсь большинству. Мне понадобится какой-нибудь заменитель судейского молотка. Может, у кого-то есть идеи?

- Минутку! - Джокер, вскочив, перепрыгнул лавку и устремился к ящикам, оставленным накануне молодыми людьми, которые сопровождали распорядителя. - Мы тут вчера покопались и нашли посуду. Вот, смотрите! Сгодится? - спросил он, протянув Василию небольшой котелок и стальную ложку на длинной деревянной ручке. - Только котелок нужно бы подвесить, иначе звук будет слишком глухой.

Василий принял подношение, достал из кармана бечевку с булавкой, встал на скамью и повесил котелок, прикрепив бечевку к замку кармана на брезентовом полотнище. Потом спрыгнул, ударил ложкой по котелку и кивнул.

- Годится. Теперь еще одно: нет ли у кого-нибудь при себе диктофона? - Все промолчали, кое-кто покачал головой. - Жаль. Он пригодился бы нам для ведения записей. У меня есть плеер, который может работать как магнитофон, но я забыл его на стоянке. Вы готовы подождать, пока я за ним схожу?

- Два часа?!

- Да на фиг он нужен!

- Может, обойдемся без записей?

Всеобщий ропот оставил Василия невозмутимым.

- Как хотите. Я думаю, записи могли бы помочь. Память - штука ненадежная. Если человек соврал, он со временем может забыть, что говорил, и изменить свою историю. Без записей уличить его почти невозможно. Ведь память может подвести и уличающего. Не говоря уже о злонамеренных искажениях истины. Как мы будем разбираться, кто прав?

- Ладно, уговорили, - сказала Марго, доставая из внутреннего кармана плоскую узкую коробочку, похожую на короткий пенал. - Вот вам диктофон. Он цифровой, память - пятнадцать мегов, очень чувствительный. Но мне хотелось бы забрать его после заседания. Он нужен мне для... - Она запнулась и, если Жанне не изменило зрение, покраснела. - Для работы. Обещаю, что не сотру вашу запись.

- Возражаю! - громко заявил Иеремия. - Диктофон должен храниться под замком. Любой, кто получит к нему доступ, получит и возможность менять запись собственных показаний.

Марго смерила его ледяным взглядом и молча сунула диктофон обратно в карман.

- Погодите, - вмешался Василий. - Думаю, эту проблему несложно решить. После заседания мы сходим ко мне в лагерь, я перепишу стенограмму к себе на магнитофон и верну Марго ее инструмент. Если существует копия, попытки подделать запись потеряют смысл. Есть еще возражения?

Возражений не было. Марго снова достала диктофон, нажала на кнопку и положила на стол.

- Запись включена.

- Хорошо, тогда приступим. Сначала о регламенте. Говорить получает право только тот, кому спикер предоставил слово. Перебивать, вставлять реплики, как-либо комментировать говорящего не разрешается. После трех моих предупреждений нарушители этого правила лишаются права присутствовать на заседании. Я обещаю, что позволю высказаться всем желающим, каждому - в свою очередь. Никто из выступающих не имеет права оскорблять кого-либо из участников заседания, призывать к расправе, подстрекать к неповиновению спикеру. Наказание за несоблюдение этого правила то же: нарушитель изгоняется и лишается права голоса при вынесении решения о виновности кого-либо из игроков. Если вы не согласны, скажите об этом сейчас, и я сниму с себя полномочия спикера. Позже протесты по поводу регламента приниматься не будут. Желающих высказаться прошу поднять руку. У кого-нибудь есть вопросы, возражения, дополнения, предложения?

- Круто! - воскликнул Джокер, вскидывая руку. - У меня вопрос: кто будет выводить нарушителя из зала заседаний?

- Уважаемый Джокер, я делаю вам первое замечание. Вы не дождались моего разрешения говорить. Что касается вашего вопроса, то, надеюсь, нарушитель удалится сам. В противном случае придется его связать и заткнуть рот кляпом. Эту неприятную процедуру я предложу исполнить добровольцам. Если таковых не найдется, сделаю это сам. Еще вопросы?

"Судебные заседатели" дружно покачали головой. В глазах, устремленных на свежеиспеченного спикера, читалось удивление, восхищение, почтительное одобрение. Даже Иеремия стер с лица привычное брезгливое выражение.

"Забавно будет, если наш спикер окажется киллером, - усмехнулась про себя Жанна. - Впрочем, еще забавнее, если рисовая бумажка досталась Сонечке. Господи, и как эту романтическую дуреху угораздило сюда вляпаться?! Надо же: выбрала время и место читать Гёте! Любопытно, почему ей на ум пришли именно эти строки? Бессознательное - великий провидец; что оно подсказывало этой горе-авантюристке? Что покойник был безбожником, привязанным только к земным благам? Гм, между прочим, похоже на правду. Не воспользоваться ли мне Сонечкиным методом, чтобы заглянуть под маски? Выбрать кого-нибудь из игроков, мысленно расслабиться и посмотреть, какие стихотворные строчки первыми всплывут в памяти. Ладно, с этим можно и повременить, а пока не стоит отвлекаться, иначе можно упустить что-нибудь интересное".

Марго слушала "тронную речь" спикера не без самодовольства. Чутье ее не подвело. Этот Василий вел заседание умелой твердой рукой, - так, словно всю жизнь верховодил командой наемных головорезов. С другой стороны, девушка никак не могла отделаться от смутного беспокойства, порожденного личностью ее выдвиженца. Что-то с ним было не так.

За годы выживания во враждебном мегаполисе Марго утратила многое: цветущую юность, иллюзии, веру в справедливость и собственное предназначение. Зато приобрела богатый жизненный опыт, позволяющий мгновенно оценить, к какому типу принадлежит тот или иной представитель голых обезьян, что для него важно, что руководит его поступками. Первая же встреча с компаньонами по Игре дала ей достаточно пищи, чтобы сделать выводы о причинах, которые привели их на остров.

Ныне покойный Виктор Степанович, совершенно очевидно, жаждал власти. Библейское имя и фанатичный огонь в глазах выдавали принадлежность Иеремии к сектантам. Создатели сект, как известно, склонны наживаться на своих "овечках", потому логично предположить, что Иеремия явился сюда по велению кого-то из духовных наставников. Тихую мышку Соню определенно довела до ручки несчастная любовь. Дешевую шлюху, бесстыдно назвавшуюся Мадонной, наверняка пригнала сюда примитивная алчность. В Джокере Марго сразу узнала проигравшегося в пух и прах азартного игрока, чего он, собственно, и не скрывал. В самоуверенной Жанне легко угадывалась упертая бизнес-вумен, потерпевшая поражение от конкурентов и готовая любой ценой поправить свои расстроившиеся дела. И только Василий оставался для Марго загадкой.

Он не был похож на раба страстей, отчаянно стремящегося к чему бы то ни было. Равно как и на тварь, загнанную в угол. Каким ветром занесло его в компанию отщепенцев, так дешево ценящих человеческую жизнь, в том числе и собственную? Все непонятное таит в себе опасность. Особенно в условиях игры на выживание - в самом прямом, буквальном смысле этого слова. Так не совершила ли Марго ошибку, фактически принудив этого загадочного субъекта взять на себя роль, дающую такую власть над игроками?

Василий между тем уже заканчивал свое короткое выступление:

- Через несколько минут я попрошу тех, кто хочет высказаться по существу разбираемого нами дела, поднять руки и объявлю порядок выступлений. Но прежде всего мне хотелось бы дать слово эксперту, который поможет нам прояснить обстоятельства гибели Виктора Степановича. Иеремия, что вы имеете сказать по поводу причины смерти?

Иеремия, внимательно изучавший свои породистые длиннопалые ладони, буркнул себе под нос что-то неразборчивое и, видимо, не слишком любезное. Но потом вроде бы усовестился и неохотно вылез из-за стола.

- Судя по странгуляционной борозде, покойника душили. Но умер он не от удушья. У него перелом шейных позвонков.

- Вы хотите сказать, что киллер удавкой сломал жертве шею? Значит ли это, что он физически силен? - уточнил председатель.

- В принципе да, но в нашем случае есть нюанс. Вы обратили внимание на два багровых пятна в области лопаток? Можно, конечно, предположить, что это следы борьбы, но довольно трудно представить себе, как эта самая борьба протекала. Если на жертву напали сзади, логичнее было бы ударить ее по голове, а не по спине, причем - дважды. На голове, между тем, я никаких повреждений не нашел. Поэтому пришел к выводу, что убийца напал сверху, с дерева. Набросил удавку, как лассо, и, перекинув веревку через сук, спрыгнул жертве на спину. Рывок, затягивающий петлю при таком прыжке, сломает шею любому битюгу, даже если убийца дистрофик.

- То есть характер повреждений на теле не позволяет судить о физических данных киллера?

- Нет - если моя догадка верна.

- Думаю, верна, - мрачно подтвердил Василий. - Я осматривался в поисках следов и заметил полоску поврежденной коры на ветке дерева - оно растет прямо над тропой. Отметина от веревки, насколько я понимаю. Может быть, кто-нибудь заметил следы, которые я пропустил? Нет? В таком случае, сведений о киллере у нас совсем немного. Хотя кое-что есть. По всей видимости, это человек осторожный, но решительный. Времени даром терять не любит. Предположительно, терпелив - на это указывает место, выбранное для засады. На дереве трудно устроиться с комфортом. Если учесть, что он не знал, сколько придется ждать... - Тут спикер обратил внимание на Мадонну, которая тянула руку, от нетерпения потряхивая ладонью. - Вы что-то хотите сказать? Прошу вас.

- Я знаю, кто это сделал! Она! - И девица ткнула пальцем в Соню.

Соня окаменела. Впрочем, не только она. На минуту-другую остолбенели все. В том числе и Марго, которую захлестнули противоречивые чувства. Вчера, оставшись втроем, Марго, Мадонна и Джокер договорились держаться вместе. Устроить общую стоянку и поддерживать друг друга на голосовании. Марго не очень-то жаждала коллективной жизни (тем более в обществе шлюхи), но, имея печальный опыт противостояния голым обезьянам, опасалась стать без союзников жертвой голосования на первом же судебном заседании. Поэтому она приняла предложение Джокера, убедительно доказавшего, что объединение в тройки - оптимальная стратегия в этой Игре независимо от статуса игроков. По идее, сейчас она должна была радоваться. Трех голосов может оказаться вполне достаточно для устранения конкурентки и временного спасения собственной жизни. С другой стороны, обвинение Мадонны звучало абсурдно, и другие игроки, пожалев перепуганную девчонку, могут ополчиться против троицы, выбравшей на заклание самую безобидную жертву. Марго, при всей ее мизантропии, и самой было жалко несчастную влюбленную дуру, выбравшую такой экзотический способ самоубийства. Что же делать? Как проголосовать, чтобы не совершить ошибки?

Василий еще до прибытия на остров решил, что будет плыть по течению, не проявляя никакой инициативы. Послушный чужой воле, он высказал вчера соображения о судебной процедуре и сопровождал дам, пожелавших провести разведку на местности. Сегодня, повинуясь решению большинства, так же пассивно принял должность председателя суда, или спикера, как он сам ее назвал. Признание и доверие товарищей по несчастью оставило его равнодушным. На что

обреченному признание обреченных? Василий не собирался извлекать выгоду из своего положения, навязывая игрокам свое мнение. Поддерживать порядок, предотвращать балаган и бессмысленные препирательства - это да. Тратить совсем уж бездарно последние часы жизни ему не хотелось. Но участвовать в дебатах, опровергать чужие доводы, доказывать чью-то неправоту - увольте! Пускай приговаривают, кого хотят, лишь бы в свору взбесившихся псов не превращались.

Однако, когда Мадонна ткнула пальцем в робкую малышку, принимавшую участие во вчерашней прогулке по острову, решимость Василия держаться в сторонке заметно поколебалась. Наблюдательный по природе, он отметил накануне выражение Сониного лица, когда девушка откликнулась на предложение Жанны составить ей компанию при обследовании острова. Было очевидно, что прогулка Соню не прельщает, и предложила себя в компаньонки она исключительно из опасения, что Жанну обидит дружное молчание. Что свидетельствовало о доброте и некоторой наивности девчушки. О неиспорченности, как определил про себя Василий это свойство. И теперь мысль о том, что этого ребенка, этого безобидного воробышка приговорят к смерти безо всяких оснований - только потому, что "нужно же кого-то обвинить, иначе могут обвинить тебя", - показалась ему чудовищной.

- У вас есть какие-то основания для подобного утверждения или это проявление стихийной неприязни? - осведомился он нарочито ровным тоном.

Мог бы не стараться. Мадонна, быть может, не знала слова "сарказм", но распознать его умела.

- Я за базар отвечаю, - сказала она резко. - И нечего тут ехидствовать! Мы втроем - девица кивнула на сидящих рядом Джокера и Марго - притащились сюда ни свет ни заря. Опоздать боялись, да и кашеварить ловчее на очаге, с дармовыми дровами. Вот он - она ткнула пальцем в Иеремию - уже сидел за столом. Потом пришли вы. - Мадонна показала на Василия и Жанну. - Вы ведь от самого низа вместе поднимались?

Василий кивнул. Утром Жанна пришла по берегу на его стоянку, и на собрание они отправились вдвоем.

- И тоже рано, - продолжала Мадонна. - А эта явилась чуть не в двенадцать. И ковыляла еле-еле. Видно, ногу повредила, когда с дерева прыгала. Ну, что скажешь, спикер, есть у меня основания? - спросила она торжествующе.

Если бы Василий сохранил беспристрастность незаинтересованного председателя суда, ему следовало бы сейчас спросить остальных, не желает ли высказаться кто-нибудь еще. Но он вдруг печенкой почувствовал, что его поза будет стоить Соне жизни. Если за нее сию минуту не заступиться, остальные по разным соображениям ухватятся за возможность вынести девчонке смертный приговор.

- Скажу, что вы поторопились с выводами, мадемуазель, - ответил он сухо. - Ковыляние ковылянию рознь. В молодости я занимался легкой атлетикой, и могу отличить хромоту, вызванную травмой, от хромоты неподготовленного человека, перегрузившегося на тренировке. Как вы знаете, вчера мы втроем осматривали остров. Прошли километров пятнадцать, то и дело взбираясь на камни. Под конец прогулки я заметил, что Соня едва передвигает ноги. Еще подумал, что сегодня ей придется тяжко. Жанна, подтвердите, что я ничего не выдумываю.

- Да, я тоже заметила вечером, что у девочки скованная походка.

- Короче, я не верю, что после такой нагрузки Соня была в состоянии совершать киллерские подвиги. Да она просто на дерево не влезла бы. Не говоря уже о том, чтобы после убийства сначала спуститься на берег к своей стоянке, а потом подняться сюда. А это было необходимо, чтобы не нарваться в лесу на кого-нибудь из нас и прийти с нужной стороны. Поверьте моему опыту, это совершенно исключено. - И, показывая всем своим видом, что вопрос для обсуждения закрыт, Василий обвел игроков вопрошающим взглядом. - У кого-нибудь есть еще предположения?

Если "присяжным" и не понравилось поведение председателя, то никто не рискнул высказаться в открытую. Поскольку других предположений ни у кого не возникло, первое заседание суда закончилось бескровно.

Союзники

Соню трясло. Колотило, как в лихорадке, руки ходили ходуном, зубы клацали. Девушка прилагала героические усилия, чтобы справиться с собой: напрягала мышцы, стискивала челюсти, зажимала ладони между колен. Но ничего не помогало. По-видимому, организм решил взять реванш за паралич, сковавший Соню во время выступления Мадонны.

Писатели-натуралисты давно подметили, что жертву при появлении хищника часто охватывает странное оцепенение. Вместо того чтобы удирать во все лопатки или хоть как-то защищаться, всякие жучки, мелкие грызуны, а то и звери покрупнее вдруг утрачивают способность шевелиться. Некоторые даже падают замертво. Притворяются мертвыми, чтобы обмануть охотника, по общераспространенному мнению. Соня теперь точно знала, что это мнение - полная чушь. Ни о каком притворстве речь не идет. Жертва действительно теряет способность двигаться, чувствовать, думать. От глубокого обморока это состояние отличается лишь тем, что сохраняются зрение и слух.

Хотя лучше бы не сохранялись... Лучше бы Соне не видеть густо подведенные тушью глаза, полные злобного торжества, и обвиняющий перст с острым сиреневым ногтем, нацеленным ей в грудь. Не видеть задумчивые лица игроков, прикидывающих, права ли обвинительница, а если не права, то не разумнее ли все равно проголосовать за ее, Сонину, казнь. Потеряй Соня сознание, сейчас эти картинки не стояли бы у нее перед глазами, ее не била бы постыдная дрожь, не подгибались бы ноги. Она могла бы уйти к своей палатке, забиться в уголок и вдосталь поплакать.

Соня не знала, сколько времени минуло после окончания судебного заседания. Час? Два? Остальные участники давно уже сменили батарейки к видеокамерам и разошлись по стоянкам. Скверно, что она не ушла вместе со всеми. Если киллер не решит взять выходной после удачной операции, ничто не помешает ему устроить засаду на тропе, ведущей к Сониному лагерю.

"Может, оно и к лучшему, - мысленно уговаривала себя Соня, судорожно втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. - Еще одного такого суда мне точно не вынести. Либо свихнусь, либо окочурюсь от ужаса. Киллер, по крайней мере, постарается убить быстро, чтобы я не успела поднять шум. Если повезет, то испугаться не успею. Или даже понять, что происходит. Мгновенная смерть в моем положении - почти счастье. Во всяком случае, это куда приятнее, чем медленно сходить с ума от страха в ожидании очередного суда и смертного приговора".

Но, услышав шаги за спиной, Соня мигом переоценила аргументы в пользу быстрой смерти. "Нет! Нет!!! - кричало все ее существо. - Я не хочу умирать!" Девушку сорвало со скамьи и бросило под брезент шатра-палатки. Выкатываясь наружу, она успела заметить сапоги и узкие полоски армейских рабочих штанов по другую сторону шатра, однако тратить время на раздумья, кому они принадлежат, не стала - пустилась бежать что было сил.

Силы покинули ее, когда она домчалась до деревьев и упала, споткнувшись об корень. Падение оглушило Соню и погасило всплеск активности, порожденной инстинктом самосохранения. "Давай же скорее! - поторапливала она киллера, жадно хватая ртом воздух. - Чего ты ждешь, придурок?"

Прошло минут пять, прежде чем до Сони дошло, что никто ее не преследует. Примерно столько же понадобилось девушке, чтобы собрать весь свой кураж, встать и обернуться.

У шатра, в трех сотнях метров от нее, стоял Василий. Близорукая Соня не могла разобрать выражения его лица, но поза - руки в карманах, слегка ссутуленные плечи, слегка согнутая в колене нога - явно свидетельствовала об отсутствии агрессивных намерений. "Это уловка, - предостерег Соню внутренний голос. - Он хочет усыпить твою бдительность, подманить тебя поближе". Но она отмахнулась от предостережения. Нелогично убивать человека, которому только что спас жизнь. Если бы Василий хотел ее смерти, он просто позволил бы собранию идти своим чередом. И Соня медленно двинулась ему навстречу.

- Простите, что напугал, - сказал Василий, когда она приблизилась. - Я должен был сообразить, что вы можете принять меня за убийцу.

- Спасибо, что не погнались за мной. Этого я, наверное, не пережила бы.

- Да уж, вам сегодня досталось, - согласился он. - Я пришел, чтобы проводить вас до стоянки. Хотел предложить себя в провожатые сразу после собрания, да мне напомнили, что я обещал переписать стенограмму на свой плеер. Мы ходили вчетвером, поэтому я вас не позвал. Подумал, что вы не будете рады обществу.

- Тонкое наблюдение, - усмехнулась Соня. - Если честно, я при всем желании не смогла бы тогда составить вам компанию. Меня ноги не держали.

Василий ничего не сказал, лишь посмотрел на нее с состраданием.

- Хотите узнать, какого черта я приперлась на остров? - с вызовом спросила Соня.

Он покачал головой.

- Нет. Догадываюсь, что не от хорошей жизни. А подробности мне ни к чему.

- Зачем же вы тогда спасали меня на суде? Зачем пришли сейчас? - вырвалось у Сони, прежде чем она успела подумать.

Василий не без любопытства взглянул на девушку, покрасневшую как рак, и милосердно сдержал улыбку.

- Хотите верьте, хотите нет, но я пекусь об интересах организатора, - сказал он серьезно. - Если верить распорядителю, навестившему нас вчера, они старались подобрать участников игры так, чтобы у всех были равные шансы. Но чем дольше я за вами наблюдаю, тем яснее понимаю, что их система отбора дала сбой. Вы не производите впечатления человека, который выстоит в поединке с кем бы то ни было из участников. Прошу прощения, если обидел вас, но ни ваша физическая форма, ни психологические особенности не внушают надежды на благополучный исход такого противостояния. Я всего лишь пытаюсь немного уровнять шансы.

Соня задохнулась от наплыва разнообразных чувств. Стыд, обида, благодарность, разочарование, досада на себя, облегчение, желание уязвить, надежда понравиться вызвали полную мешанину в мыслях. Победило желание уязвить.

- Уровнять шансы, проводив меня до стоянки? - ехидно уточнила она и отвернулась, чтобы спрятать пылающее лицо от внимательных зелено-карих глаз и бесстрастного глазка видеокамеры.

- Ну, говоря по чести, предложение проводить вас до стоянки - только первое звено в моем коварном замысле, - признался Василий, не удержавшись-таки от улыбки. - Победив в процессе прогулки вашу естественную осторожность, под конец я предложил бы вам устроить общую стоянку.

Сонино сердце яростно толкнулось в ребра и тут же куда-то исчезло. Она уже не понимала, что чувствует. И совершенно перестала следить за языком. А тот, ошалев от безнадзорности, радостно выдал хозяйку со всеми потрохами.

- Хорошая мысль. Только зачем ждать конца прогулки? Вы уже победили мою природную осторожность.

Марго ждала наступления ночи со все возрастающим нетерпением. Она устала от общества, от пустых разговоров, бесконечных гаданий на тему "кто убийца?", обсуждений сегодняшнего судебного разбирательства и возмутительного поведения спикера. Устала от физиономий своих "союзников", их голосов, мельтешения, попыток флиртовать, хозяйственных хлопот. Господи, ну почему от нее не отвяжутся?

Впрочем, она сама вчера согласилась с предложением держаться вместе с девяти утра и до полуночи. В полночь начиналось время дежурств. Сегодня Марго выпало дежурить первой - с двенадцати до трех. И она торопила время в ожидании часа, когда Джокер и эта крашеная шлюшка пойдут спать, оставив ее наконец в покое.

Зря она дала себя уговорить! Но Джокер был так убедителен. И, главное, серьезен, что на фоне его неизменной дурашливости произвело сильное впечатление. "Поверьте игроку со стажем: если в нашей игре существует оптимальная стратегия, то это объединение в тройки. Причем стратегия выигрышна независимо от статуса объединившихся игроков. Если среди нас есть киллер, ему невыгодно будет мочить своих. Во-первых, потому что правила игры запрещают ему убивать двух человек за раз, а убить одного на глазах у другого будет затруднительно. А во-вторых, устранив союзника, он увеличивает риск стать жертвой судебного разбирательства. Три голоса в его защиту включая свой - достаточно надежная гарантия безопасности, два - уже нет. Что касается необходимой киллеру свободы маневра, то у него остаются три часа ночного дежурства, когда он сможет выходить на охоту. Ну, а если киллеров среди нас нет, преимущества тройственного союза очевидны". И Марго, купившись на обещанную поддержку на суде, приняла предложение Джокера.

А теперь жалела. Сегодняшний день показал, что превращение судебного разбирательства в жестокий фарс, все участники которого наперегонки голосуют за смерть первой же предложенной жертвы, не так неизбежно, как думала Марго. И пускай союзница-потаскушка на все лады клянет их спикера за произвол, даже она признала, что в одном отношении на Василия, кажется, можно положиться: он не допустит вынесения смертного приговора без убедительных доказательств вины игрока.

Но если нет угрозы, что судебная процедура выльется в узаконенную расправу над первым попавшимся под руку бедолагой, то преимущества альянса не перевешивают его же издержек. По крайней мере, для Марго, всегда и везде предпочитавшей одиночество. Киллера она не боялась. Правила игры ставят его (или ее) в невыгодное положение по сравнению с жертвой, имеющей право защищаться любыми способами.

Может быть, расторгнуть дурацкий договор? Или потерпеть, не настраивать против себя нынешних союзников? Учитывая легкость, с какой Марго наживала врагов, поддержка двух человек дорогого стоит. С другой стороны, нет никакой гарантии, что она, озверев от постоянной толкучки, не сорвется на них завтра же. Тут нельзя торопиться, нужно хорошенько все обдумать. А как обдумаешь, если тебя непрерывно дергают? Когда же они наконец уберутся и оставят ее одну? В начале двенадцатого она не выдержала.

- Послушайте, по-моему, мы погорячились с этим совместным бдением до полуночи. Шесть часов сна - довольно мало, особенно, если учесть, что нам нужно быть в форме. Не хотите лечь прямо сейчас? А я бы посидела лишние полчаса, чтобы потом поспать подольше.

К ее облегчению, Джокер с "Мадонной" не стали упираться и без долгих разговоров полезли в палатку. День выдался нелегким, а покемарить часок-другой после обеда у них не получилось - все были слишком возбуждены лихим началом игры.

Марго мысленно перекрестилась и подбросила дров в костер. Огонь притягивал взгляд, расслаблял и успокаивал. Тяжелые мысли и страхи отступали и таяли где-то на периферии сознания. В голове зазвучал нежный напев, робкий, как первый язычок пламени костра. Марго даже дыхание задержала, боясь его загасить. Но через несколько минут мелодия окрепла, распустилась, заиграла переливами. И стало понятно, что рождается новая песня. Марго достала из внутреннего кармана диктофон и тихонько напела новорожденный мотив. Потом нажала на воспроизведение и поняла, что не обманулась: мелодия была хороша.

Теперь подобрать бы к ней правильные слова. Что-нибудь про одинокий ночной костер в осеннем лесу, про хрупкость и недолговечность прекрасного - осени, огня, ночи, жизни, любви. "Слава безумцам, которые осмеливаются любить, зная..." Как жаль, что она не умеет писать стихи! Все, что кажется таким красивым в мыслях, становится банальным и неживым, стоит только сковать мысли рифмой. Может быть, сейчас, наконец, выйдет что-нибудь толковое? Марго давно не испытывала такого воодушевления, такого ощущения всемогущества...

- Грустишь, королева?

Черт! Черт!! Черт!!! Она сейчас убьет этого выродка! Если он немедленно не скроется с глаз долой, она перегрызет ему горло...

- Я бы издал закон, запрещающий красивым девушкам злиться. В конце концов, это преступление перед Господом, который создавал их с любовью.

Марго зашипела.

- Ладно, прости, что помешал. Если ты настаиваешь, я уйду. Только как бы тебе потом не пожалеть об упущенном шансе.

Марго очень хотелось, чтобы Джокер ушел, а еще лучше - провалился прямиком в преисподнюю. Но что-то подсказывало ей, что она не сумеет восстановить прежнее настроение, если сию секунду не выпустит пар.

- Какой же шанс ты имеешь в виду? Шанс покрутить хвостом перед неотразимым павианом? Шанс на бесплатную случку?

- У-у, как все запущено! Я имею в виду твой единственный шанс завязать нормальные бескорыстные дружеские отношения.

- А с чего это ты взял, будто я ими обделена? По себе судишь?

- Вот уж нет. Посмотрись в зеркало. У тебя на лбу крупными буквами написано, что ты по жизни ежик в волчьем стане. И стоит тебе на минутку развернуться и опустить иголки, как клыки и когти немедленно располосуют твое мягкое брюшко. Знаешь, мне особенно нечем похвастаться. Я балбес и раздолбай, бессмысленно профукавший свою жизнь. Но если завтра меня убьют, на большой земле останется два десятка шалопаев, которые еще много лет будут ностальгически вздыхать, выезжая по весне на природу. "Помните, какой шашлык готовил Митрич? Ммм... А как он рассказывал анекдоты!" Как минимум три девушки расстроятся, узнав, что от меня не осталось даже могилки, где они могли бы поплакать. Одна из них, наверное, назовет в честь меня сына. А можешь ли ты сказать то же самое о себе? Положа руку на сердце, скольких людей ты согрела - хотя бы мимолетом? Многие ли могут рассказать, какой ты была, что любила, что умела делать лучше всех на свете?

Марго презрительно покривилась, пряча за гримаской боль. Она вспомнила своего солдата, и в сердце впилась игла. Два года назад мать написала, что парня отвезли в больницу с "белочкой". Что-то с ним теперь? Жив ли? Помнит ли ее?

- Моя жизнь не настолько пуста, чтобы я нуждалась в таком дешевом утешении.

- Серьезно?

Джокер отлепился от дерева и присел на поваленный ствол, который приволок к костру днем. Марго вздохнула, поняв, что ей не удастся быстро от него избавиться, но этот вздох был скорее данью памяти той буре, что бушевала в душе минуту назад.

- Тогда, должно быть, ты оставляешь после себя что-то действительно стоящее. Может, поделишься, что именно?

"Почему бы и нет, черт возьми?" - подумала она и начала нажимать кнопки диктофона, чтобы найти папку с файлами песен на стихи своего солдата. Эти песни предназначались для ее первого альбома, и Марго потратила немыслимую по своим меркам сумму на аккомпанемент и студийную запись. Если она не вернется с острова, запись, скорее всего, сгинет. И никто никогда не узнает, насколько она талантлива. Пускай хоть этот шут гороховый послушает...

Джокер слушал и не верил своим ушам. Не может быть, чтобы эта замороженная воображала так пела! Да еще такие песни... Видит бог, он никогда не был сентиментальным. Но сейчас ничего не мог поделать с подступающими слезами. Кто придумал эти слова, от которых по телу бегут мурашки? Кто написал музыку, превратившую его нутро в шейкер? Как могла девица с таким голосом и такой внешностью докатиться до гладиаторской арены? В наше-то время, когда давно не осталось ни рабов, ни рабынь! Или все-таки остались?

Минус два

Мадонна злилась. И чувствовала себя несчастной. Поводов и для того, и для другого хватало.

Во-первых, обманутые ожидания. Когда Джокер предложил ей и Марго объединиться и расписал все выгоды такого союза, Мадонна едва не запрыгала от радости. Еще бы! Ее жлобское божество, отмеряющее удачу гомеопатическими дозами, вдруг расщедрилось на шикарный подарок. Теперь не нужно шарахаться от каждого куста, потеть от страха на общих сборищах, а после - выть от одиночества и неприкаянности. Союз - это сила! На троих не посмеет напасть самый крызанутый киллер. Втроем они мигом разделаются со всеми конкурентами - не тайком, так в открытую. Троим веселее: всегда найдется, чем заняться и о чем потрепаться.

А что вышло на деле? Джокер вертится вокруг этой фригидной сучки, а на Мадонну - ноль внимания. Сучка цедит слова сквозь зубы и глядит волком. Когда Мадонна на собрании вывела на чистую воду тихоню Сонечку - все честь по чести, не придерешься, - ни одна сволочь ее не поддержала. Козел спикер выдал какую-то дурацкую отговорку и попросту завернул тему. А союзнички это проглотили и не пикнули. На хрена тогда было обещать с три короба?

Во-вторых, ее мучила бессонница. Вообще-то проблемы со сном начались у нее давно, но до сих пор Мадонна особенно не парилась. Стакан водки, пара таблеток веронала - и она в отключке. Только здесь, на острове, этот способ не годился. Союзники не союзники, а она еще не свихнулась, чтобы валяться в полном отрубе, когда кругом шныряет киллер с удавкой. Нет, ей нужен сон чуткий, звериный, чтобы мозги успели среагировать на сигнал опасности, а рука - нащупать скорострельную игрушку в изголовье.

Мадонна нежно погладила новенький "магнум", который, укладываясь, вынула из кармана куртки и аккуратно пристроила в узкой выемке между надувным матрасом и стенкой палатки.

После подписания договора игроков неделю мариновали в какой-то отвратительной дыре с голыми бетонными стенами и резиновыми полами. Впрочем, насчет других игроков Мадонна только догадывалась, впервые она увидела их здесь, на острове. Но лично ее заперли в конуре размером пять на шесть шагов, и выпускали только в туалет, в душ и в подвал, где были оборудованы тир и подобие спортивного зала. Добрые дяди-организаторы предложили бедной сиротке взять несколько уроков по стрельбе и простейшим приемам самообороны. И если с самообороной у Мадонны не сложилось (ей так ни разу и не удалось вырубить или хотя бы хорошенько приложить бугая в щитках и наморднике, который швырял ее, будто куклу), то со стрельбой дело сразу пошло на лад. Тренер не скупясь хвалил ее за скорость и кучность стрельбы, а под конец даже намекнул, что из Мадонны получился бы крепкий профессионал. В общем, пока она бодрствует, ее голыми руками не возьмешь. Беда в том, что бодрствовать все время не получится: так и глюки словить недолго, а то и загнуться без посторонней помощи. А сон - нормальный сон, без колес и водяры - не приходит. Хоть плачь.

Несколько раз Мадонне почти удавалось погрузиться в дрему, но тут под боком начинал ворочаться Джокер, и ее выбрасывало обратно. Чертов Джокер! Это была его идея - устроить стоянку в лесу. На берегу, дескать, холодно, ветер продувает, в шторм вообще может палатку волной смыть. То ли дело в лесу: от ветра деревья защищают, дрова валяются прямо под ногами, по нужде достаточно за ближайший кустик отойти. А сообразить, что этот самый лес на горе растет, ему ума не хватило. Они умучились, прежде чем нашли мало-мальски ровный участок для стоянки, и тот с гулькин нос. Только и хватило места, что на одну палатку. А кострище с бревнами для сидения и вторую палатку пришлось на склоне устраивать. Спать там невозможно - обязательно вниз сползешь. Хорошо хоть бревна с вещами не скатываются.

Джокеру хоть бы хны. Зачем, говорит, нам две жилые палатки, если один из нас будет дежурить, а двое и в одной прекрасно разместятся? Так даже лучше с точки зрения безопасности. А теперь вот ворочается, гад, сон отгоняет. И чего ему спокойно не лежится? Может, предложить ему перепихнуться по-быстрому? А что, для мужика - самое хорошее средство, проверенное. Полчаса активных упражнений, и спи потом всю ночь сном младенца.

Только ведь отошьет ее гаденыш, как пить дать отошьет. Он, похоже, сложности любит - ишь, как вокруг этой рыбы мороженой круги нарезает. Что ему дармовой перепих с девушкой без выкрутасов? Еще и послать может Мадонну по известному адресу за ее доброту.

Пока она размышляла, стоит ли подставляться, Джокер, видно, решил на сон забить. Выбрался из спальника, а потом из палатки. Мадонна сначала обрадовалась (может быть, теперь ей наконец дадут заснуть?), но, услышав голоса, подскочила от злости. Нет, какие суки! Знают, что ей через пару часов заступать на дежурство и устроили токовище прямо у нее над ухом! Перестрелять их к такой-то матери! Или хоть наорать от души...

Она расстегнула спальный мешок и нашарила кроссовки, но, пока возилась со шнурками, прислушалась к разговору и невольно заинтересовалась: сумеет Джокер разговорить свою фифу или не сумеет? Если сейчас вылезти и устроить разборку, то, ясное дело, не сумеет. А Мадонна совсем не прочь проведать, что это за птица и каким ветром ее занесло на остров самоубийц. Чем больше о твари знаешь, тем легче с ней управиться. Да и любопытно опять же. В общем, залезла Мадонна потихоньку обратно в мешок и навострила ушки.

Однако сучка в очередной раз обманула ее ожидания. Вместо того чтобы про жизнь свою рассказать, запела. Нет, судя по музыке, не запела, запись включила. Мадонна взвилась и снова схватилась за кроссовки, намереваясь обматерить как следует полуночников. И опять передумала - сама не понимая почему. Каким-то непостижимым образом это наглое пение в ночи принесло ей умиротворение. И незнакомую доселе приятную легкую печаль.

А потом пошел, набирая силу, дождь. Стук капель, участившись, слился в мерный шум и заглушил все прочие звуки. Мадонна задремала. Она слышала сквозь сон, как Джокер влез в палатку и долго чем-то шуршал, потом снова вылез и снова вернулся... Но эта возня почему-то больше ее не раздражала.

Очнулась она от собственного резкого движения. И обнаружила, что сидит на спальнике и прижимает к груди "магнум". Сердце колотится, как припадочное, и норовит выскочить из горла. Кругом - тишина. Рядом безмятежно сопит Джокер, дождь стих, только ветер время от времени стряхивает на палатку пригоршни капель. Что же так напугало Мадонну? Приснившийся кошмар? Или все-таки был звук - сигнал опасности, который она проспала?

Она долго сидела неподвижно, напряженно прислушиваясь к тихим и, казалось бы, безобидным шорохам снаружи. Потом нащупала карман на стенке палатки. Достала фонарик и посмотрела на часы. Ни фига себе! Почти половина пятого. Она должна была заступить на дежурство больше часа назад. Почему же Марго ее не разбудила?

Мадонна надела кроссовки, расстегнула палатку и осветила пятачок стоянки. Первым делом на глаза попалось полотнище пленки, непонятно как закрепленной над кострищем и бревном для сидения на высоте полутора с чем-то метров. "Джокер постарался, - догадалась Мадонна. - За этой штукой он и лазил в палатку. И шуршал ею же. Только, видать, зря старался - костер все равно залило. Или он сам потух? Так где же, интересно, Марго?"

Мадонна сунула пистолет в карман куртки, встала на четвереньки и, потянувшись, положила фонарик на плоский камень неподалеку от входа в палатку, потом вылезла сама. С магнумом в одной руке и фонариком в другой обошла небольшую полянку, на которой они разбили лагерь, осветив окрестные кусты и деревья. Окликнула тихонько:

- Марго! Ты здесь?

Никакого ответа.

Мадонна выждала минуту-другую, перешла на противоположную сторону полянки и снова позвала:

- Марго!

Тишина.

"Ну и дела! - Мадонна мысленно присвистнула. - Неужто наша мадам - киллерша? Понятно, почему она так старалась спровадить нас пораньше. Боялась не управиться за три часа: ведь сначала ей нужно было дождаться, чтобы мы заснули. То-то она так обрадовалась, когда мы полезли в палатку! Хотела бы я поглядеть, как вытянулась у нее рожа при виде Джокера, выползшего обратно. Всю малину ей поломал, кобель хренов! Времечко-то ее киллерское - тю-тю! За час прокрасться к чужой стоянке, замочить очередного перца "контактным способом" и вернуться обратно - нереально. Вот Маргоша и припозднилась, пропустила время сдавать дежурство... Чего же она, кретинка, на завтрашнюю ночь свой теракт не отложила? Невтерпеж, что ли, было? А мне-то теперь чего делать? Вернется она, увидит меня, смекнет, что засветилась, и придушит, как цыпленка! Или не придушит? Ей, типа, за одну ночь мочить двоих никак нельзя - правила запрещают. Ха! Но вот вопрос: вспомнит ли она о правилах? Кстати, еще не факт, что ей повезет с другим перцем... Растолкать, что ли, Джокера, посоветоваться? Или молчком залезть в спальник и прикинуться ветошью?"

Покрутив в уме так и сяк возможные последствия, Мадонна пришла к выводу, что заложить Марго она может и после - когда решит, что ей это выгодно. А сейчас самым безопасным будет потихоньку вернуться в палатку и притвориться спящей. Но сперва нужно сбегать в кустики. Она отыскала в зарослях просвет, нырнула туда и смачно выругалась. Потревоженные ветки щедро плеснули за шиворот холодной воды. От неожиданности Мадонна уронила фонарик и тут же выключила его, случайно задев ногой кнопку. Переступив, она нагнулась, провела рукой по мокрой траве, нашарила фонарик и тут заметила слабое свечение, идущее откуда-то из-за деревьев. Настолько слабое, что она не заметила бы его, если бы фонарь не погас.

Стараясь ступать как можно тише, Мадонна крадучись пошла на свет. Иногда она замирала, прислушивалась и вглядывалась вперед, стараясь определить, что может быть его источником. Свечение было ровным, так что живой огонь отпадал. Но если это фонарь, то почему свет не смещается? Чем занят человек, который держит этот фонарь? Или не держит? Положил на землю или на пенек? Но для чего?

"Чтобы выманить тебя подальше от стоянки, дура!"

Эта внезапная мысль так напугала Мадонну, что она развернулась и стремглав, не разбирая дороги и не заботясь о тишине, помчалась назад, к лагерю.

- Что случилось? - испуганно спросил Джокер, высунувший голову из палатки, когда она проломилась сквозь кусты и выскочила на поляну.

- Марго пропала! Должна... должна была разбудить меня еще полтора часа назад и не разбудила. Я проснулась и пошла ее искать, а там... свет какой-то непонятный... не движется. Может, сходим вместе, посмотрим? Одной страшно...

- Я сейчас. - Голова исчезла, палатка осветилась изнутри, и, повозившись немного, Джокер выбрался наружу, вооруженный, как и Мадонна, фонарем и пистолетом. Правда, пистолет у него был другой марки и помельче. - Показывай, куда идти.

Через пять минут они нашли Марго. Она лежала с открытыми глазами на дне большой, но мелкой естественной выемки и сжимала в руке ненужный уже фонарик. Вторая рука, залитая кровью, стискивала горло чуть пониже глубокой зияющей раны.

Ожидание

Ночь Василий провел без сна. К утру, когда веки отяжелели так, что впору было подпирать их пальцами, у него возникло искушение разбудить Соню и передать ей вахту. Но удержался, пожалел девчонку. Очень уж тревожно она спала - металась, вскрикивала, бормотала что-то жалобное. Пускай уж отдохнет, сил поднакопит.

Хотя, говоря по совести, эта его неожиданно проснувшаяся тяга к опеке нелепа и даже вредоносна. Ни ему, Василию, ни самой Соне ничего хорошего она не принесет. Шансов у девчонки никаких. Днем раньше, днем позже, но ее все равно убьют. В каком-то смысле чем раньше, тем лучше. Меньше настрадается. Зачем дарить человеку надежду, если ничего не можешь изменить? Разве что поставить себя между ней и убийцей и умереть первым. Но это жестоко - привязать девочку к себе, а потом погибнуть. А она, конечно, привяжется. Уже привязалась - несмотря на все старания Василия избегать личных разговоров. Да и как могло быть иначе, если он навязался ей в защитники. Зачем, спрашивается? Ну зачем он поддался дурацкому порыву?

Впрочем, дурацкие порывы - его фирменное клеймо. И не только порывы. Даже взвешенные его решения в итоге оказывались ошибочными. Говорят, каждый человек обязательно обладает каким-нибудь талантом. Василий знал за собой только один: совершать ошибки. Он так и называл себя мысленно - гений неверных решений.

Началось это еще в раннем детстве. Василий жил в Тушино, окна их дома выходили на Тушинский аэродром. Мать говорила, что его с двухлетнего возраста невозможно было оторвать от окна - он стоял на подоконнике целыми днями, как приклеенный. К пяти годам он твердо знал, что станет летчиком. К десяти знал о самолетах все, что только может разузнать мальчишка. Стены детской были оклеены рекламными плакатами дюжины международных авиакомпаний с лайнерами самых разных конструкций. Подборку журнала "Техника - молодежи" за те годы, когда в нем печатались самолетные серии, мальчик берег, словно библиофил раритетные издания. Биографии всех знаменитых авиаторов начиная с братьев Райт помнил наизусть.

В восьмом классе у него обнаружили близорукость. Это означало, что дорога в летное училище для него закрыта. Никому не ведомо, как тяжело пережил он эту потерю. Другие профессии его совершенно не привлекали. Жизнь казалась жестокой и бессмысленной. Но к выпускному классу ему как-то удалось справиться с разочарованием. Пусть ему не дано летать, зато он может конструировать самолеты. И Василий принял решение поступать в МАИ.

Институт он закончил в девяносто первом. Трудно представить себе более неудачный год для молодого специалиста самолетостроителя. Впрочем, как и для инженеров других специальностей - не важно, молодых или нет. КБ закрывались десятками. А те, что не закрылись, отправляли своих работников в бессрочный отпуск без сохранения содержания и сдавали освободившиеся площади новоявленным негоциантам, которым инженеры не требовались.

Василий надеялся, что такое положение вещей не сохранится надолго. Как бы то ни было, Россия оставалась великой державой, а великим державам не выжить без солидной технической базы. Рано или поздно власти осознают, что стране необходима своя - современная, быстро развивающаяся - авиация. И тогда им снова потребуются авиаконструкторы. Но пока это благословенное время не настало, нужно было как-то жить. Василий увлекся дзэн-буддизмом, устроился слесарем в автосервис, а для того, чтобы не растерять специальных знаний и навыков, подрядился писать и чертить курсовые работы для студентов своей альма-матер.

Ожидание перемен длилось два года. А потом он встретил свою будущую жену. В дешевой кафешке, куда забежал перекусить в обеденный перерыв. В час "пик" со свободными столиками были сложности, поэтому Василий не удивился, когда девичий голос спросил, свободно ли место рядом. Кивнул не глядя и быстрее заработал ложкой, потому что не любил есть в компании. Но, покончив с первым и переставляя тарелки, все-таки поднял глаза на визави. И обомлел. Девушка, присевшая за его столик, была неправдоподобно, фантастически красива. Точеный нос, идеальные дуги тонких темных бровей, а глаза... Василий даже не предполагал, что глаза бывают такой глубокой, такой интенсивной синевы. В голове совершенно не к месту зазвучали шутливые строки из стихотворения Олейникова: "Вижу напротив дама сидит, прямо не дама, а динамит. Гладкая кожа, ест не спеша. Боже мой, боже, как хороша!"

То, что произошло дальше, Василий мог объяснить только своим шоком. Он никогда не умел обращаться с девушками. Не знал, как вести себя с ними, о чем говорить (не о самолетах же, в самом деле!). Правда, в институте у него случился один роман, но инициатором был не он. И длился роман недолго - меньше года. Потом девушка порвала с ним, наградив бывшего возлюбленного стойким прозвищем ВэВээС. Расшифровка аббревиатуры к военно-воздушным силам отношения не имела, ВВС означало "весь в себе". Надо ли говорить, что этот жизненный эпизод не прибавил Василию уверенности в своем очаровании. Он до сих пор не мог понять, какая сила заставила его тогда, в кафе, обратиться к прекрасной незнакомке. Его речь даже на его собственный слух напоминала горячечный бред. Он был уверен, что девушка решительно отошьет его или даже встанет и уйдет. Но она улыбнулась и вступила в разговор...

После того как Лариса согласилась стать его женой, Василий поставил на самолетах крест. Бриллианту, который вложила ему в руку шальная фортуна, требовалась дорогая оправа. Иными словами, красавицу жену нужно было достойно содержать. И Василий с двухлетним опозданием принял предложение институтского друга, затеявшего торговый бизнес. Спустя пять лет, наполненных тяжелой, суетной, нелюбимой работой, он понял, что его брак был ошибкой. Наверное, тогда еще не поздно было все поправить - развестись, найти работу по специальности, но дурацкая гордость нашептывала ему, что мужчина должен нести ответственность за свои поступки, пускай даже ошибочные. И он продолжал тянуть ненавистную лямку, находя утешение в редких вылазках на природу. Охотился, рыбачил - иногда в компании, но чаще в одиночку. В общем, как мог поддерживал угасающий вкус к жизни.

До тех самых пор, пока не совершил ошибку, которая привела его на этот остров. После нее вкус к жизни у него отбило окончательно. И это было благом - в сложившихся-то обстоятельствах. Достойно уйти - единственная радость, которая ему осталась. Так какого черта он пытается забаррикадировать выход, принимая на себя ответственность за эту девочку? Воистину человек - самая нелогичная и противоречивая тварь на свете.

К тому времени как Соня, заспанная и растрепанная, со сбившейся к виску видеокамерой, вылезла из палатки, Василий уже настроился на решительный разговор. Он должен признаться девушке, что их альянс не имеет смысла, потому что в его планы входит умереть как можно скорее. Но она улыбнулась ему так смущенно и радостно, с такой благодарностью и доверчивостью, что у него просто не хватило духу ее разочаровать. Отклонив ее извинения за бессовестно долгий сон и предложение сменить его на посту, Василий грубовато попросил девушку поспешить с утренними процедурами - с тем чтобы пораньше добраться до "скалы советов".

- Я еще успею подремать до начала собрания. Там мне будет гораздо комфортнее - объяснил он. - Во-первых, не нужно следить за временем, во-вторых, открытое пространство практически исключает опасность, что к нам незаметно подкрадется киллер.

Но подремать ему так и не удалось. Когда они добрались до шатра, там уже сидели Мадонна и Джокер - бледные, жалкие, с дикими глазами.

- Марго убили, - без предисловий сообщил Джокер. - Перерезали горло ночью, когда она дежурила. Вы не против пойти туда со мной? - спросил он Василия. - Мы прикрыли тело клеенкой, но мне все равно не хочется оставлять ее надолго. Я понимаю, крупных хищников тут нет, но мелкие в данном случае ничуть не лучше. И насекомые...

Василий кашлянул и выразительно показал глазами на Соню и Мадонну, имея в виду, что после вчерашнего судебного заседания девушек не стоит оставлять наедине. Но Джокер намека не понял. Казалось, он вообще присутствует здесь лишь отчасти.

- Да, я знаю: эти подробности не для женских ушей, но вид обгрызенного тела, по-моему, еще хуже. И потом... мне просто хотелось бы еще немного побыть с ней, пока... ее не заберут. Я вчера... мы разговаривали на ночь глядя... Должно быть, совсем незадолго до того, как... как это случилось. Марго дала мне послушать свою запись. Она... она прекрасно пела. - По лицу Джокера побежали слезы, но он их не заметил. - Меня никогда так не пробирало, честное слово. Я вообще не большой любитель пения. Музыка - ритмичная, быстрая, зажигательная - это да, а пение... Но это было нечто особенное, поверьте! Я так говорю, не потому что ее убили. Я еще вчера, пока слушал Марго, думал: как же она могла попасть сюда - с таким талантом, с такой внешностью... Даже спросил ее, хотя не надеялся, что она ответит. Она здорово разозлилась, когда я пришел к ней посидеть. Хотела побыть одна, может быть, песню сочиняла, не знаю... В общем, всем своим видом показывала, что я не ко времени приперся. Но на вопрос все-таки ответила. Сказала, что ей позарез нужны деньги на раскрутку, потому что иначе она так и сдохнет никому не известной рыночной торговкой, несмотря на талант и внешность... Так и сказала "позарез", понимаете? А через час, или, может быть, через два ее зарезали... - Джокер резко помотал головой, как пес, отряхивающийся от воды. - Так вы сходите со мной?

- Я бы подождал кого-нибудь еще, - смущенно пробормотал Василий. - Не стоит оставлять девушек одних.

Джокер удивленно на него воззрился.

- Ах да! Второй киллер... Я не подумал. Но... может быть, тогда сходим все вместе? - Он умоляюще посмотрел на Мадонну и Соню.

Соня - потрясенная, испуганная - нашла в себе силы кивнуть. Мадонна помотала головой.

- Не пойду. Я уже натерпелась этого ужаса. Идите, если хотите. Киллера я не боюсь. - И она выложила на стол пистолет.

Они уже подошли к нужной тропе вниз, когда на плато с другой стороны от шатра поднялся Иеремия. Увидев его, Джокер неожиданно передумал.

- Ладно, чего уж там, давайте подождем Жанну.

И они вернулись в шатер.

Но ждать ему пришлось дольше, чем он думал. Жанна поднялась к общему лагерю почти в одиннадцать, и Василий объявил, что они не успеют осмотреть подробно место убийства и вернуться к началу обязательного заседания в двенадцать.

Жанна мысленно ругала себя за неудачно выбранное время появления. Помимо всего прочего тягостное тоскливое ожидание действовало ей на нервы. Хотя вообще-то на нервы она никогда не жаловалась. Слабые нервы - удел баловней судьбы, счастливцев, которые не знают более суровых испытаний, чем проигрыш любимой команды или испорченная прическа. Для тех, кто находится с судьбой в состоянии непрерывной войны не на жизнь, а на смерть, слабые нервы - непозволительная роскошь. В любой войне периоды боевых действий сменяются периодами затишья, иногда - долгими и тоскливыми, но даже в таком ожидании почти всегда можно найти, чем себя занять. Но как убить этот час, Жанна придумать не могла, как ни старалась. Заснуть она бы не сумела. Читать, наверное, тоже, даже если бы догадалась прихватить с собой книжку. В разговор никто из пятерых игроков, сидящих за столом, вступать явно не желал. Оставалось только сидеть и гадать, кто из них киллер. Но с тем же успехом можно гадать на кофейной гуще, потому что выражения лиц и позы товарищей по несчастью Жанне ничего не говорили. Василий привычно ушел в себя. Мадонна прикорнула, уткнувшись лбом в руки. Иеремия сидел как истукан, вперив взор в пространство. Джокер, вопреки обыкновению, не лыбился и не пытался острить, но поди пойми, что это означает. Соня, как всегда, испугана и несчастна. Хотя... Нет, пожалуй, не как всегда. Что-то новенькое появилось в этих круглых шоколадных глазенках. Как бы еще понять, что именно?

Тут Жанна вспомнила вчерашний эпизод с чтением Гёте в качестве эпитафии Виктору Степановичу и свои размышления о способностях бессознательного. А что, можно попробовать! Она бросила еще один внимательный взгляд на Сонечку, прикрыла глаза, мысленно адресовала бессознательному вопрос: "Что случилось с девушкой?" - и постаралась выкинуть из головы все мысли до единой. Задача оказалась неожиданно трудной, сознание никак не желало умолкать. То отреагирует на букашку, щекотно пробежавшую по тыльной стороне ладони, то попытается найти объяснение прерывистому дыханию сидящего рядом Джокера, то выдаст ехидный комментарий по поводу парфюма Мадонны. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем наступила относительная внутренняя тишина. И тогда в памяти вдруг всплыли строчки Окуджавы:

Надежды маленький оркестрик

Под управлением любви.

В первую минуту Жанна решила, что подсознание сыграло с ней глупую шутку. Какой оркестрик? Какая любовь? Но, посмотрев еще раз на девушку, вдруг поняла, что именно в ней изменилось. Из вечно испуганного Сониного взгляда ушло тупое смирение. Она по-прежнему боялась, но боялась иначе, чем раньше: в ее страхе появился протест. Похоже, что она нашла в себе нечто, ради чего стоит жить. Господи, неужто девчонка и впрямь влюбилась? Когда же она успела? И в кого? Ладно, над этим не стоит ломать голову: рано или поздно Сонечка обязательно себя выдаст. А пока, раз метод действует, нужно разобраться с другими игроками. И Жанна испытующе посмотрела на Василия.

На этот раз отрешиться от мыслей удалось быстрее. Уже через две минуты в голове зазвучали стихи любимого Омара Хайяма:

Смерти я не страшусь, на судьбу не ропщу,

Утешенья в надежде на рай не ищу.

Душу вечную, данную мне ненадолго,

Я без жалоб в положенный срок возвращу.

"Замечательно! - ехидно поздравила себя Жанна. - И что это нам дает?" Но, взглянув на часы, решила, что проанализировать свои откровения сумеет и потом, а сейчас, пока есть время, неплохо бы получить ассоциации на других игроков. На запрос о Иеремии подсознание снова обратилось к Хайяму:

Тот, кто с юности верует в собственный ум,

Стал, в погоне за истиной, сух и угрюм.

Притязающий с детства на знание жизни,

Виноградом не став, превратился в изюм.

И Джокер получил характеристику из того же источника:

Не молящимся грешником надобно быть,

Веселящимся грешником надобно быть.

Так как жизнь драгоценная кончится скоро -

Шутником и насмешником надобно быть.

А вот в отношении Мадонны результат оказался неожиданным:

Мне жизнь глядит в глаза и пятится от страха.

Жанна не сразу вспомнила, откуда это. Кажется, из переводов Волошина, но кто автор? И что должна означать эта зловещая строка в приложении к дешевой и вульгарной девке? Неужели тот самый ответ, который ищет Жанна? Неужели Мадонна вытянула конверт с рисовой бумагой? Пожалуй, другие объяснения не годятся. Девица явно из породы мелких хищниц, воплощением вселенского зла ее не представишь даже при самом богатом воображении...

- Двенадцать, - объявил Василий, вторгаясь в мысли Жанны. - У кого-нибудь есть желание сменить меня на должности спикера? Нет? Тогда объявляю заседание открытым и сразу же вношу предложение сделать перерыв для прояснения обстоятельств гибели Марго, которую, по свидетельству Джокера и Мадонны, убили минувшей ночью. Кто за, прошу поднять руки.

Расследование

Джокер сам себя не понимал. Он ведь знал, на что подписывался. В самую первую встречу, разглядывая товарищей по несчастью, прекрасно отдавал себе отчет, что по меньшей мере половина из них в ближайшем будущем станет трупами. Отчего же его так развезло? Ведь, по большому счету, Марго ему даже не нравилась.

Да, он пытался флиртовать с ней, но без далеко идущих намерений - просто по привычке очаровывать всех мало-мальски симпатичных особ женского пола от пятнадцати до тридцати пяти. И еще потому, что ее отчужденность нагнетала тяжелую атмосферу, которую он не любил. Его девиз: да здравствует легкость во всем! На свете не существует вещей, заслуживающих серьезного отношения. Включая жизнь и смерть.

И ведь нельзя сказать, что это просто теория. В компании адреналинозависимых мальчиков и девочек, с которыми Джокер якшался всю жизнь, ранняя смерть была не такой уж редкостью. Конечно, положа руку на сердце, он не мог бы утверждать, что переживал каждую потерю легко. Бывало, что смерть воспринималась, как удар под дых - болезненный, подлый удар, от которого перехватывало дыхание. Но если не настраивать себя на долгое страдание, не растравлять воспоминаниями, мыслями о несбывшемся, сопереживанием осиротевшим родителям и возлюбленным, то дыхание быстро восстанавливается, тоска отступает, вкус к жизни возвращается. Почему же сейчас ему кажется, будто он потерял что-то необыкновенно значимое и никогда уже не станет прежним?

Он ничего не мог поделать со слезами - они то и дело наворачивались на глаза, - и был рад, что его попросили идти впереди, показывать дорогу. По крайней мере, никто не заметит эту постыдную сырость, случайно обернувшись. Но идти осталось совсем недолго. Да, вон оно - то сдвоенное дерево, растущее узкой буквой V на краю ямы, где они нашли тело Марго.

- Что, пришли? - спросил сзади Василий, когда Джокер замедлил шаг.

- Почти, - ответил он, не обернувшись, и показал рукой: - Это там.

- Тогда притормози-ка на минутку, - сказал Василий и обратился к спутникам: - Мы почти на месте. Постарайтесь идти след в след и смотрите внимательно по сторонам. Ночью шел дождь, земля размокла, и киллер почти наверняка оставил следы. Если заметите что-нибудь похожее, дайте знать. При известном везении можно наткнуться на четкий отпечаток, а потом поискать соответствующую обувь.

- Э-э! - послышался протестующий возглас Мадонны. - Мы с Джокером тут уже были. Этак вы сошьете нам дело!

- Нет, если найдем другие отпечатки. Покажите-ка ваши подошвы, чтобы мы знали, какие следы исключить.

Джокер, так и не повернувшись, выставил назад сначала одну, потом другую ногу, предоставив желающим возможность основательно рассмотреть его подошвы.

- Подними-ка еще разок, я для верности на цифровик щелкну, - попросил Василий. - Как думаешь, основательно вы там наследили?

- Я - да. Особенно во второй раз, когда накрывал тело. Обошел со всех сторон, чтобы камнями пленку прижать. А Мадонна, по-моему, в яму не спускалась, стояла на краю. Но за ямой ее следов тоже, должно быть, хватает. Она довольно долго там топталась, меня ждала.

- Жаль, - посетовал спикер. - Но, может быть, нам еще повезет. Ладно, пошли.

В яму спустились только Иеремия и Василий - после того как Василий несколько раз сфотографировал ее дно и края. Когда они взялись за пленку, женская часть команды дружно отвернула головы, а Джокер поймал себя на том, что нетерпеливо ждет возможности увидеть еще раз отпечатавшееся в памяти лицо Марго с распахнутыми серыми глазами. "Хотя нет, глаза я ей, кажется, закрыл, - вспомнил он. - Точно, закрыл, когда увидел жучка на реснице". Но Иеремия загородил ему обзор, и по размышлении Джокер решил подождать. Он бросит прощальный взгляд на Марго потом, когда остальные тронутся в обратный путь. А пока побродит вокруг, поищет следы.

Яма находилась метрах в десяти от тропы, по другую сторону от которой - метрах в двухстах - они втроем разбили лагерь. Джокер дошел до цепочки следов, своих и Мадонны, ведущих к лагерю, и медленно побрел вниз по тропе. "Почему Марго ушла так далеко от лагеря? - думал он. - Я специально предупреждал, чтобы они не отходили по нужде дальше чем на пятьдесят метров, даже настоял, чтобы каждый из нас пометил бумажными флажками свою санитарную зону - во избежание случайных столкновений. Территория Марго, если я правильно запомнил, была левее лагеря, то есть в другой стороне, чем тропа. Пошла прогуляться? Ночью, в дождь? Без предупреждения? Тогда, получается, она сама была киллером? Вышла на охоту и столкнулась с коллегой... Нет, если бы они столкнулись, им не было никакого резона убивать друг друга, ведь, как ни крути, они в одной команде. Сделали бы вид, что ничего не заметили, и разошлись в разные стороны".

За размышлениями Джокер не сразу сообразил, что стоит над светлым камнем, торчащим из зарослей папоротника, и разглядывает крупное пятно бледно-ржавого цвета - пятно, состоящее из нескольких наборов концентрических окружностей и ободка по краю. След подошвы. Испачканной кровью.

Джокер обернулся и поискал взглядом другие следы. На влажной земле отпечатков не было, зато чуть левее тропы, на трухлявой коре поваленного дерева обнаружилось серповидное углубление, похоже, оставленное мыском сапога. Соединив мысленно оба следа, Джокер двинулся по вектору в сторону ямы. Но больше отпечатков не нашел - ни на камнях, ни на почве. Видно, на землю киллер старался не наступать, а камни омыло дожем.

Дойдя до ямы, он увидел, что тело Марго почти полностью обнажено, а Иеремия возится над ним, снимая остатки одежды. Джокера передернуло. Куривший неподалеку Василий поймал его взгляд и посмотрел сочувственно.

- Ее могли сначала ранить, оглушить, уколоть, связать или перенести тело, - объяснил он. - Нужно по возможности точно восстановить картину.

Джокер мрачно кивнул.

- Я, кажется, нашел след киллера.

Василий отшвырнул окурок в сторону.

- Пойдем посмотрим.

- Можно, я с вами? - спросила подошедшая к ним Жанна.

Мадонна присоединилась, не спрашивая разрешения. Соня с отсутствующим видом осталась стоять, где стояла.

Василий под внимательными взглядами спутников сфотографировал следы, потом продемонстрировал всем свои подошвы. Рисунок был совсем другим - зигзагообразные кривые. Когда Жанна и Мадонна хотели последовать примеру Василия, тот их остановил:

- Не нужно, видно же, что это от башмака покрупнее. Давайте еще раз попробуем обойти яму, посмотрим, нет ли где полного отпечатка. Это позволит уточнить размер. Хотя размер - не показатель, конечно. Предусмотрительный киллер вполне мог натянуть сапоги большего или чуть меньшего номера.

Они разбрелись, пристально вглядываясь в землю, словно грачи, выискивающие червей на перепаханном поле.

- Василий! - донесся до Джокера голос Иеремии - Помогите мне ее перевернуть.

Через несколько минут послышался возглас Василия:

- Есть! Идите сюда, мы прикроем тело.

Игроки неохотно потянулись к яме.

- Мы нашли это под ней, - объяснил Василий, показывая на глубокий цельный след, черный от крови. - Киллеру нужно было приблизиться к девушке, причем незаметно или очень быстро, поэтому здесь он не мог особенно выбирать, куда наступать. А потом, должно быть, решил, что отпечаток тела наложится на его следы и уничтожит их. Но ему не повезло: след попал в промежуток между затылком и лопатками, поэтому сохранился.

- Сорок четвертый или сорок пятый размер, - определила на глаз Жанна. - У меня тридцать восьмой. Если бы я в конспиративных целях напялила такие лапти, то не смогла бы пройти и нескольких шагов, не говоря уже о том, чтобы на кого-то напасть. А у девушек - она показала на Мадонну и Соню - ножка и того меньше.

- Тридцать шестой, - подтвердила Мадонна.

Соня промолчала.

- У меня сорок второй, но это ничего не доказывает. Мог бы обуться и в сорок четвертый без особых неудобств, - сказал Василий.

- У меня сорок четвертый, - пришибленно признался Джокер.

- Ну и что? А у меня сорок пятый, - буркнул Иеремия. - Это не повод для вынесения приговора. Любой из нас мог это оставить, включая женщин. Возможно, кто-нибудь из них принес сапог с собой и специально впечатал его в землю под телом, чтобы отвести от себя подозрения.

- Нет, женщин придется исключить, - возразил Василий. - Вы же видели разрез, Иеремия. Судя по направлению, он сделан снизу вверх. То есть убийца должен был возвышаться над жертвой. Рост у Марго сто семьдесят - сто семьдесят два сантиметра. Остальные наши дамы существенно ниже.

- Сто пятьдесят восемь, - с готовностью сообщила Мадонна.

Соня (162 см) и Жанна (165) промолчали.

- Ну и что? - повторил Иеремия. - Это опять-таки ничего не значит. Марго могла нагнуться, упасть на колени, присесть по нужде, в конце концов.

- Если бы она присела по нужде, у нее, пардон, были бы спущены штаны, - с вызовом сказала Мадонна.

- И колени залило бы кровью, - поддержал ее Василий. - А что касается того, что она могла нагнуться или упасть, то мне это представляется маловероятным. Вряд ли киллер шел за ней долго: Марго бы его услышала. Скорее, он крался к лагерю, увидел свет фонарика и затаился где-нибудь поблизости. А Марго, тоже, вероятно, заметила проблеск и пошла посмотреть, кто это. Не очень благоразумно, конечно, но у нее был пистолет, которым она, в отличие от киллера, имела право воспользоваться. Она решила рискнуть - ведь разоблачение или убийство киллера увеличивало ее шансы на выигрыш и выживание. И вы полагаете, что она упала или нагнулась именно в ту секунду, когда поравнялась с киллером? - Он покачал головой. - Не верится мне. Я внимательно осмотрел место, но не обнаружил ни дерева со следами веревки, которую могли протянуть над землей, чтобы она споткнулась, ни каких-либо других признаков ловушки. Да и вы, как я понял, не нашли на теле никаких отметин. Ни синяков, ни шишки на голове. Или все-таки нашли?

Иеремия покачал головой.

- Не нашел. Только рана на горле. Но все равно вы меня не убедили. Ловушка не обязательно оставляет следы. Или киллер их уничтожил.

- Ну хорошо, тогда каждый из нас останется при своем мнении, - не стал спорить Василий. - Мне кажется, здесь мы закончили. Теперь неплохо бы осмотреть наши стоянки - поискать сапоги с подходящим рисунком на подошве и одежду со следами крови. Скорее всего, киллер избавился и от того, и от другого где-нибудь подальше в лесу, но чем черт не шутит... Лагерь Марго, Джокера и Мадонны можно осмотреть всем вместе, благо он рядом, а потом в целях экономии времени предлагаю разделиться на пары. Скажем, Джокер и Мадонна осмотрят лагерь Иеремии, мы с Соней - лагерь Жанны, а Жанна и Иеремия - наш с Соней...

- Погодите, вы что же, хотите устроить шмон? - заверещала Мадонна. - Будете рыться в наших трусах и прокладках?

- А в моем случае - еще и в мое отсутствие! - возмущенно вторила ей Жанна.

- Я решительно возражаю, чтобы кто-либо хозяйничал у меня на стоянке, - веско высказался Иеремия.

Василий пожал плечами.

- Мое дело предложить. Только позвольте заметить: нас осталось шестеро. Даже в худшем для невинных случае соотношение пока четыре к двум в их пользу. Не использовав сейчас все возможности, чтобы найти улики, мы рискуем упустить шанс вывести из игры киллера или даже можем приговорить невинного. Киллеры же, как показывает опыт, своего шанса не упускают. Если дело пойдет так и дальше, через пару дней соотношение станет два к двум. И тогда киллерам уже не обязательно будет совершать вылазки по ночам. Сыгравшись, они вполне доведут свое дело до конца в ходе судебного заседания.

- Так они же не знают друг друга! - возразила Мадонна.

- При известном сходстве мыслительных процессов - а его можно ожидать, поскольку они в одинаковом положении, - узнать и подать друг другу сигнал не так уж трудно. Киллер каждую произнесенную фразу рассматривает в своем контексте.

- А по-русски сказать то же самое слабо? - взъярилась Мадонна.

- Василий имеет в виду, что киллеры, в отличие от остальных, ищут тайной возможности открыться друг другу, - пояснил Джокер. - То есть произносят какие-то слова с двойным смыслом и ищут такой же двойной смысл в высказываниях других.

- А мы... то есть не киллеры так не можем?

- У некиллеров мозги настроены иначе. Если они попытаются, им буквально каждая фраза будет казаться подозрительной.

- В этом, конечно, есть свой смысл, - признала Жанна. - Но все равно. Копаться в чужих интимных вещах...

- Жанна, я не предлагаю, как выразилась Мадонна, рыться в трусах и прокладках. Мы ищем довольно крупные вещи - сапоги и верхнюю одежду. На худой конец - рубашки. А если вы опасаетесь личностей, страдающих нездоровым любопытством, то они не смогут дать ему волю в присутствии напарника. К тому же, если вы заметили, я предложил разделиться на пары по принципу мальчик-девочка, чтобы в вещах женщины "копалась" женщина, а в вещах мужчины - мужчина. Напарник может стоять поодаль и просто наблюдать за процессом. Может, все-таки проголосуем за мое предложение? Кто за, прошу поднять руки.

После некоторых колебаний руки подняли все.

С Соней творилось что-то невообразимое. Всегда склонная к саморефлексии, она не могла бы сейчас описать свое состояние, потому что ничего похожего прежде не испытывала. Собственный внутренний мир никогда не казался ей светлым и радостным, но до сих пор он был цельным. Всякий раз, заглядывая туда, она могла нащупать главное переживание - некую ось, вокруг которой вращались ее мысли и чувства. Теперь же ее преследовало ощущение, будто ось исчезла, а сосуд ее души раскололся. В одной половине черным липким сгустком застыл ледяной ужас, а другую заполнил невесть откуда взявшийся теплый свет. Сама же душа мечется между двумя половинами с такой безумной скоростью, что в каждый момент времени невозможно понять, где она находится.

Ощущение это было настолько мучительным, что Соня, пожалуй, предпочла бы ему любую боль. Стараясь хоть как-то отстроиться от него, она вообразила себя роботом, спущенным на другую планету с заданием в деталях описать все, что попадется ей на глаза-окуляры. "Прямо подо мной бурая почва с зеленоватым налетом, похожим на замшу, в почве много каменных вкраплений, камни разных размеров - от двух-трех сантиметров до полуметра. Всех оттенков серого, реже - красновато-коричневого. Слева - участок редкой травы, тонкой и короткой, похожей на иглы пиний, справа - папоротники, придавленные поваленным лысым стволом зеленовато-серого цвета. Кусты, похожие на огромный моток черной колючей проволоки, с маленькими, толстыми, темно-зелеными глянцевыми листьями. Группа черноствольных деревьев, обмотанных толстыми древовидными стеблями. Лианы? Почвы здесь не видно, все усыпано желтыми и рыжими продолговатыми листьями размером в три четверти ладони..."

Втянувшись в свою игру, она практически выпала из реальности, поэтому в следственных мероприятиях не участвовала. Краешком сознания отметила, что в лагере Джокера, Мадонны и убитой Марго ничего подозрительного не нашли, и опять погрузилась в свое глупое, но спасительное для рассудка занятие. Однако, когда они с Василием добрались до стоянки Жанны, Соне пришлось включиться в поиски улик.

- Давайте, Соня, поступим следующим образом, - сказал Василий. - Я сейчас нарублю лапника и разложу его здесь, перед палаткой. А вы поищите какое-нибудь полотнище побольше - скатерть, клеенку, полиэтиленовую пленку... на крайний случай сойдет плащ или шаль. Накроем им лапник и вытащим из палатки все вещи. Вы отберете всю обувь и одежду, кроме белья, а я обшарю палатку на предмет сомнительных пятен и поищу вокруг стоянки захоронки. Потом мы вместе внимательно осмотрим отобранные вами вещи и сложим все обратно в палатку, по возможности как было.

Вообще-то, она могла бы продолжить игру, отбирая одежду, но ей, как это ни глупо, было ужасно неловко передавать на воображаемую космическую станцию детальное описание чужих носильных вещей. А как только Соня отменила "задание", ее с таким трудом обретенное искусственное спокойствие тут же разлетелось вдребезги. Спасаясь от болезненного хаоса, она быстро забормотала себе под нос:

Паденье - неизменный спутник страха,

И самый страх есть чувство пустоты.

Кто камень нам бросает с высоты,

И камень отрицает иго праха?

За отстраненно-мрачным сонетом Мандельштама последовали пронзительные стихи Цветаевой, потом Лермонтовская "Молитва" - "В минуту жизни трудную...". Любимые стихи ширмой отгородили Соню от тошнотворной болтанки, терзающей душу, но завеса, как она чувствовала, была слишком тонкой, слишком ненадежной. Любое потрясение сорвет и унесет эту плёночку в один миг, и тогда Соня, наверное, сойдет с ума.

По счастью, обыск потрясений не принес. Ни на полотнище палатки, ни на одежде Жанны никаких подозрительных пятен не оказалось. У Сони появилась надежда, что гибель Марго останется единственной трагедией на сегодня. Наверное, с точки зрения здравого смысла было бы лучше, если бы им удалось разоблачить киллера, но девушка боялась, что ее рассудок не выдержит кипения страстей, которым грозит такое разоблачение.

Когда они с Василием поднялись на вершину холма, Иеремия и Жанна уже сидели в шатре. В ответ на насмешливо-вопросительный взгляд Жанны Василий с покаянным видом развел руками. Жанна спародировала его жест, показывая, что обыск в лагере Василия и Сони результата тоже не принес. Потом они довольно долго сидели в молчании. Соня-робот старательно описывала воображаемым землянам на воображаемой орбитальной станции обстановку шатра - лавки, стол, подвешенный над столом котелок, очаг, сложенные неподалеку от очага тонкие полешки дров, ящики. От этого занятия девушку оторвало только появление Джокера и Мадонны. Взглянув на их лица, она сразу заподозрила худое. Бледная вытянутая физиономия Джокера была подчеркнуто бесстрастной, зато лицо Мадонны воплощало собой злобный триумф. Ни слова не говоря, она выложила из пакета на стол мужскую коричневую рубашку.

Приговор

Стараясь не обращать внимания на припустившее галопом сердце, Василий наклонился над рубашкой.

- Правый рукав, - подсказала Мадонна.

Василий поднял рубашку и всмотрелся. По самому обшлагу правого рукава шла еле заметная полоска чуть более темного цвета. Проведя по ней пальцем, он убедился, что полоска практически сухая, местами заскорузлая. В следующую секунду Иеремия вырвал рубашку у него из рук и заорал на Мадонну:

- Что ты гонишь?! Я сменил эту рубашку только сегодня утром. И никакой крови на ней не было!

- А это что такое, по-твоему? - едко спросила Мадонна, тыча пальцем. - Да ты погляди, погляди!

- Понятия не имею! - Иеремия потрогал рукав и несколько сбавил тон. - Наверное, соусом испачкался. Я вчера частика в томате ел...

- Ты меня за дурочку-то не держи! По-твоему, я не отличу по запаху засохшую кровь от томата с рыбой?

Иеремия поднес рубашку к лицу.

- По-моему, ничем не пахнет.

- Это у тебя нюхалку на фиг отшибло! - Мадонна выхватила у него рубашку и сунула под нос Жанне. - Можете убедиться, если хотите!

Жанна принюхалась и сказала неуверенно:

- Кажется, кровь...

- Да чему тут казаться! - возмутилась Мадонна. - Ты баба или нет? Никогда, что ли, трусов не пачкала?

Соня спрятала вспыхнувшее лицо в ладонях.

- Я предпочла бы не обсуждать публично подробности моей интимной гигиены, - холодно ответила Жанна. - Проверить, кровь это или нет, довольно просто. Достаточно капнуть на рукав теплой воды, и запах усилится.

- Ага, щас мы начнем разводить костер, греть воду! Может, еще за бычками в томате прикажете сбегать, чтобы уж точно не лажануться? Говорю вам: кровь, стопудово! Я этот запах ни с чем не спутаю!

- Дайте мне, пожалуйста, рубашку, - попросил Василий.

Он понюхал рукав, потом подошел к ящику с посудой, достал кружку и попросил Джокера, зачерпнуть из дождевой бочки воды:

- Вода у самого дна, мне не дотянуться, а вы все же повыше, - объяснил он. - Огонь, пожалуй, мы разводить не будем, пятно достаточно просто намочить.

Джокер вылез из шатра и через минуту вернулся с кружкой, наполненной наполовину. Василий убедился, что вода, если не считать нескольких соринок, довольно чистая, макнул туда кончик рукава, выплеснул под ноги большую часть воды из кружки, а в оставшуюся выдавил пару капель из намоченного обшлага. Посмотрел, понюхал и пустил кружку по кругу. Все повторили его действия, только Соня отшатнулась от кружки, как от ядовитой змеи, и быстренько сунула ее Джокеру.

- У кого-нибудь остались сомнения, что это кровь? - спросил Василий.

Жанна и Джокер покачали головами.

- Ну и что с того? - закричал Иеремия. - Если это кровь, значит, вы сами мою рубашку вымазали!

- Ага! - ехидно согласилась Мадонна. - Продрались ночью через твою поганую паутину со всеми этими банками с камешками и железными цацками, расшнуровали палатку, схватили тебя за руку, вымазали рукав кровью, а ты и ухом не повел. Ты хоть знаешь, какой мы грохот подняли, пока до лежбища твоего добирались? Среди бела дня, на минуточку!

- А я и не говорю, что это сделали ночью. Я ушел из лагеря без чего-то девять.

- К сожалению, должен указать вам, Иеремия, что за пять с половиной часов пятно не успело бы так основательно высохнуть. Если бы было тепло и сухо, тогда да. Но не при такой сырости и не при двенадцати градусах, - мягко заметил Василий. - Если никто из присутствующих не хочет что-либо добавить, предлагаю считать расследование законченным и открыть судебное заседание. Кто за, прошу поднять руки.

Джокер, Мадонна, Жанна подняли руки. Соня не пошевельнулась. Иеремия несколько раз дернул кадыком, но промолчал.

- Большинством в четыре голоса против двух принято решение открыть заседание. - Василий достал из кармана плеер, поставил на стол и вдавил две кнопки. - Диктофон Марго пропал, поэтому отныне нам придется пользоваться моим. Боюсь, что запись получится не такой хорошей, как вчера, так что просьба говорить громко и четко. Напоминаю правила: говорит только тот, кому я предоставлю слово. Перебивать, комментировать и переговариваться между собой запрещается. Оскорблять присутствующих, призывать к расправе и бесчинству - тоже. Мы собрались здесь с целью определить виновного в гибели Марго. Перечислю известные нам факты. Марго должна была дежурить с двенадцати до трех ночи. До часу ночи с ней оставался Джокер. Потом пошел дождь, Джокер прикрепил над бревном, где сидела девушка, пленку и ушел спать. В половине пятого проснулась Мадонна, которую Марго должна была разбудить в три, чтобы передать дежурство. Не увидев девушку в лагере, Мадонна побродила вокруг и, случайно отключив фонарик, заметила свет. Она направилась в ту сторону, но, испугавшись, побежала обратно и разбудила Джокера. Они вместе обнаружили тело приблизительно в двух сотнях метров от лагеря - там же, где мы нашли его после полудня. В ходе осмотра тела и места происшествия мы выяснили, что тело не перемещали. Смерть насупила из-за того, что девушке перерезали горло, других повреждений на теле нет. Разрез нанесен сзади, правой рукой, судя по характеру раны, киллер в момент убийства возвышался над жертвой. Данных, позволяющих предположить, что жертва в этот момент сидела, стояла на коленях или согнувшись, у нас нет. Рост Марго я оцениваю, как сто семьдесят - сто семьдесят два сантиметра. Кроме того, под телом мы нашли след - предположительно от сапога сорок четвертого - сорок пятого размера. Обуви такого размера со сходным рисунком на подошве ни на одной из стоянок не найдено. Испачканной кровью одежды - тоже, не считая рубашки Иеремии, - устало закончил Василий. - Кто желает высказаться по существу разбираемого дела, прошу поднять руки.

Он еще не успел договорить, а Мадонна уже выбросила руку - точно как в нацистском приветствии. Иеремия, реакции которого, как у большинства высокорослых, были несколько замедленны, проиграл ей это состязание. Но Василий, рискуя нажить себе смертельного врага, дал слово ему первому:

- Так как положение одного из желающих высказаться представляется довольно скверным, я возьму на себя смелость нарушить правила очередности и хорошего тона. Говорите, Иеремия.

Вопреки ожиданию большинства присутствующих, оправдываться тот и не подумал.

- Я предлагаю в обвиняемые кандидатуру Джокера, - начал он. И был немедленно прерван.

- Ах ты, гни... дая лошадка! - нашлась Мадонна, заметив в последний миг торжествующий огонек в глазах предыдущего оратора. Подтверждая тем самым, что у малорослых дела с реакцией обстоят блестяще.

- Уважаемая Мадонна, вы нарушили первое правило нашего регламента и практически нарушили второе, более жесткое. Я выношу вам первое и последнее предупреждение, - объявил Василий, ударив ложкой по котелку. - Еще одно нарушение с вашей стороны, и вы будете лишены права голоса. Прошу вас, Иеремия.

- Спасибо, - сказал тот несколько разочарованно. - Обосную свое предложение. Марго до определенной степени доверяла Джокеру. По крайней мере, она согласилась встать с ним и с Мадонной общим лагерем. Насколько нам известно, Джокер был последним, с кем Марго разговаривала в ту ночь. У него - и только у него - была возможность выманить жертву из лагеря. Размер ноги у него подходящий. Рост - сами видите. Именно он обыскивал мою стоянку и, следовательно, мог испачкать рубашку. Довод нашего спикера о том, что пятно не успело бы высохнуть за такой короткий срок, малоубедителен. При желании вполне можно найти способ быстро подсушить небольшой фрагмент ткани. Сам факт, что испачканную рубашку нашли у меня, свидетельствует в мою пользу. Если мне хватило ума избавиться от сапог и, по всей видимости, верхней одежды, на рукаве которой должны были остаться более серьезные пятна, уж наверное я бы догадался осмотреть манжеты рубашки. Учитывая все сказанное, прошу поставить вопрос о виновности Джокера на голосование. Благодарю за внимание, это все.

Василий, в продолжение всей речи Иеремии наблюдавший за Мадонной, которая кусала губы, встал и подчеркнуто вежливо ей поклонился.

- Прошу вас, мадемуазель.

Мадонна вскочила.

- Все это полная чу... - Она осеклась и с опаской покосилась на Василия. - Я хотела сказать - неправда. Джокер подбивал к Марго... в общем, она ему нравилась. И мы договаривались, что будем стоять друг за друга. Джокер первый же нам впа... доказывал, что так наши шансы будут больше. И еще, я видела, чего с ним сделалось, когда мы нашли Марго. Меня, на минуточку, не надуешь, я притворство просекаю на раз... Что еще... Да! И рубашку Джокер не мазал. Я с ним была, и знаю это точно. В общем, я предлагаю обвинить Ирие... Иремея.

- Вы закончили? - спросил Василий, медленно поднимаясь из-за стола. - Спасибо. У кого-нибудь еще есть желание высказаться?

"А ведь Иеремия прав, - думал он, оглядывая безмолвные и недвижные фигуры игроков. - У Джокера возможностей было побольше. Во всяком случае, увести девушку из лагеря ему точно было проще. А пятно, и правда, совсем небольшое... если Джокер, сразу как пришел, испачкал рукав и положил его на какой-нибудь мелкий приборчик, работающий от батарейки, за час пара капель жидкости легко могла испариться. Что же до убитого вида, выпадающего, кстати, из его амплуа, то при таких ставках, наверное, кто угодно способен убедительно изобразить горе. Опять же, след обнаружил именно он - не исключено, что знал, где искать. Хорошая, между прочим, уловка, чтобы отвести от себя подозрения..."

- Ну что же, тогда ставлю предложения на голосование в порядке поступления. Кто за то, чтобы признать виновным в смерти Марго Джокера, прошу поднять руки.

Над столом одиноко взметнулась рука Иеремии. "Все-таки субъективные симпатии и антипатии - страшная штука, - подумал Василий. - Люди полагаются на них, даже если речь идет о их жизни и смерти. Потому-то мошенники всегда будут находить себе поживу даже в век информации". И поднял руку. Но охотников последовать примеру председателя не нашлось.

- Кто против?

На этот раз проголосовали Джокер, Мадонна и Жанна. Соня так и не пошевельнулась.

- Большинством в три голоса против двух при одном воздержавшемся суд принимает решение о невиновности Джокера. Переходим к голосованию по второму предложению.

Иеремия поднял руку.

- Простите, голосование ненадолго откладывается. Слово предоставляется Иеремии.

Он встал, перелез через лавку, обошел стол и остановился у торца. Потом, подавшись вперед, уперся кулаками в столешницу. Несколько раз сглотнул, кашлянул и наконец заговорил - сипло, с трудом.

- Вы совершаете ошибку. И дело даже не в том, что я не убивал девушку. Я понимаю, вы думаете, что я сказал бы то же самое в любом случае. Вы совершаете ошибку, потому что моя смерть приведет к катастрофе...

Мадонна фыркнула, но увидев, что Василий потянулся к ложке, поспешно зажала себе рот обеими руками.

- Да, к катастрофе! - Голос Иеремии окреп. - Вы, может быть, не знаете, но в России девяносто пять процентов детей рождается с аномалиями. Это означает, что мы вырождаемся. Еще пара поколений, и в стране останутся одни инвалиды - если, конечно, к тому времени останется страна. Я занимаюсь этим вопросом уже больше десяти лет. Пять из них пытаюсь привлечь к кричащим фактам внимание людей, облеченных властью. Пока еще есть время - немного, но есть - обратить процесс вспять. Через десять-двадцать лет он станет необратимым. Но меня никто не хочет слышать. Я пошел на участие в этой варварской игре, потому что понял: это мой последний шанс сдвинуть дело с мертвой точки. У меня есть проект по организации специальных э... поселений в экологически чистых районах. С медицинскими учреждениями, оборудованными самыми современными лабораториями. Проект предусматривает выявление генетически здоровых осо... людей и их переселение на эти... в эти районы. Их будут обеспечивать всем необходимым для получения здорового потомства. При правильной организации дела через пятьдесят-семьдесят лет здоровый русский генофонд будет восстановлен. Разумеется, для реализации проекта понадобятся огромные средства, гораздо больше того миллиона, что посулили победителям организаторы этой авантюры. Но выигранные деньги я мог бы вложить в информационную кампанию, издание брошюр, выступления по радио и на телевидении. Если бы мне удалось взбудоражить широкую общественность, властям пришлось бы прислушаться и принять меры. И тогда русский народ, возможно, удалось бы спасти. Но если вы сейчас проголосуете за мое уничтожение, нация погибнет! Потому что других специалистов, занимающихся исследованиями в этой области, нет. Я понимаю, конечно, что от людей, подписавшихся на такую игру, смешно ожидать проявления гражданской совести. Но, возможно, мои слова заронят хоть какие-то сомнения в ваши головы. Я закончил. Спасибо.

Иеремия кивнул спикеру и выпрямился, убрав руки со стола, но на место не сел.

- Кто-нибудь еще хочет высказаться? - спросил Василий.

Жанна помахала рукой.

- Пожалуйста.

- Извините, я несколько не в тему... - начала она, нервно подбрасывая на ладони кулончик вместе с цепочкой, который зачем-то сняла с шеи. - Впрочем, тема у нас как будто поменялась. Но, как бы то ни было, я постараюсь быть краткой. Даю историческую справку. В тридцатые-сороковые годы в нацистской Германии были созданы лебенсборн - нечто вроде племенных заводов по выведению чистопородных арийцев. Насколько я понимаю, проект Иеремии по выведению здорового русского потомства предполагает создание подобных э... учреждений. Так вот, проект нацистов бесславно провалился: более двадцати процентов выведенных арийцев оказались попросту слабоумными. У меня все.

- В лебенсборн набирали не генетически здоровых производителей, а всего лишь лиц, доказавших арийское происхождение до какого-то там колена! - ринулся в атаку Иеремия, не дождавшись разрешения председателя. (Василий взялся было за ложку, да так и не пустил ее в ход.) И детей отнимали у матерей сразу после рождения! Теперь почти доказано, что такая практика серьезно повышает риск психических расстройств. Кроме того, я не собираюсь педалировать национальную идею. Говоря о русских, я имею в виду людей, населяющих Россию. - Он собирался добавить что-то еще, но, увидев, что Джокер поднял руку, умолк.

Василий кивнул Джокеру.

- А как вы собираетесь заставить этих генетически здоровых производителей плодиться и размножаться? А если они не захотят спариваться друг с другом? А если генетически здоровая производительница решит, что второй и третий ребенок испортят ее фигуру?

Мадонна хихикнула, и Иеремия, намеревавшийся ответить, скрипнул зубами и отвернулся.

- Есть еще желающие выступить? - спросил Василий. И, выждав паузу, продолжил: - Тогда объявляю голосование по предложению, внесенному Мадонной. Кто за то, чтобы признать виновным в гибели Марго Иеремию? Так... Жанна, Джокер и, разумеется, Мадонна. Кто против? - И сам поднял руку одновременно с Иеремией.

Соня бездумно разглядывала покачивающийся кулончик, которым поигрывала Жанна. Казалось, она просто не слышала вопроса спикера. Василий подумал, не привлечь ли ее внимание, но тут Иеремия, сверлящий девушку тяжелым взглядом, не выдержал и сорвался:

- Ты, глупая курица! Подними руку!

Соня вздрогнула и опустила голову. Василий ударил ложкой по котелку.

- По правилам, вас следовало бы удалить из зала, - сказал он, обращаясь к Иеремии, - но в данном случае это пустая формальность, которую можно не соблюсти. - И объявил: - Итак, большинством в три голоса при двух против и одном воздержавшемся суд выносит решение о виновности Иеремии. Это означает, что с этой минуты он выбывает из игры. Полагаю, настаивать на физическом уничто...

Василий осекся, потому что в это самое мгновение Иеремия рывком распахнул плащ и сорвал с пояса компактный автомат марки "Узи" и передернул затвор. Но направить оружие на судей не успел - в следующую секунду у него на лбу, точнехонько под видеокамерой, расцвел зловещий багряный цветок. Несостоявшегося мстителя отшвырнуло назад, и очередь, предназначенная игрокам, прошила брезентовое полотнище шатра.

- Надо же, и мишки на что-то сгодились, - непонятно сказал Джокер, разглядывая дуло своего пистолета. - А я-то не мог понять, на кой мне этот плюшевый зверинец.

Ночь "откровений"

Мадонну потряхивало. Ликование победительницы, беспомощный ужас жертвы, почуявшей дыхание смерти, невыразимое облегчение спасенной в последнюю секунду, мстительная радость и животный страх при виде мертвого врага... От переживаний последнего часа в кровь выбросило столько адреналина, что впору бежать марафон. Ей хотелось плясать, орать песни, ходить колесом, хохотать, тормошить остальных. Мысль о том, что сейчас придется остаться наедине с притихшим Джокером и его унылой рожей, была Мадонне невыносима.

- Ты не против, если я позову к нам Жанну? - спросила она, выбравшись вслед за ним из-под шатра.

- Куда? - Джокер, судя по его отсутствующему виду, не понимал, да и не пытался понять, о чем она.

- К нам в лагерь, дубина, куда же еще! Нас осталось двое, а ты сам говорил, что выиграть проще, если объединиться в тройку.

- Опыт показал, что я был неправ.

- Да брось ты! Марго сама виновата. Не поперлась бы незнамо куда - осталась бы жива. Ты же предупреждал, что от лагеря отходить нельзя. Так я позову Жанну?

Джокер пожал плечами, не снизойдя до ответа, но Мадонне этого было достаточно. Развернувшись, она бросилась догонять предполагаемую союзницу, которая уже ступила на свою тропинку и почти скрылась за деревьями. Жанна выслушала Мадонну благосклонно и, подумав самую малость, приняла приглашение.

- Хорошо, только немного позже. Мне бы нужно подготовиться к переезду. Продукты и кое-что из вещей можно перенести потом, но личное барахлишко я предпочитаю иметь под рукой.

- Я тебе помогу? - предложила Мадонна, испытав очередной приступ отвращения к идее остаться в одиночестве или присоединиться к Джокеру, которого вдруг обуяла мировая скорбь.

Жанна бросила на нее удивленный взгляд, но согласилась. Вообще она оказалась неплохой теткой. Не нудила, не прикидывалась скорбящей, не показывала всем своим видом, что оживленная болтовня Мадонны ей противна, не отмалчивалась, не говорила заумных слов и не демонстрировала превосходства. Охотно поучаствовала в обсуждении последних событий, поделилась впечатлениями о других игроках, поинтересовалась мнением бедной сиротки насчет того, один или двое киллеров приложили руку к убийству Виктора Степановича и Марго, усмехнулась, когда Мадонна отпустила пару ехидных замечаний в адрес покойничков. Короче, вела себя вполне дружелюбно.

Впервые с момента высадки на остров Мадонна не чувствовала себя попавшей на великосветский раут бомжихой или прибившейся к монахам блудницей. Клокочущие в ней ярость и негодование (какие, нах, монахи, какие светские львы среди наемных убийц и самоубийц!) заметно поутихли.

Когда они с Жанной, изрядно навьюченные, добрались до лагеря, где уныло хозяйничал Джокер, возбуждение Мадонны сменилось своей полной противоположностью. Она вдруг так устала и обессилела, что не соблазнилась даже вкусным духом булькающей в котелке похлебки, хотя не ела со вчерашнего вечера. Залезла в палатку и отключилась, не успев снять кроссовки. А очнулась уже глубокой ночью - под храп спящего рядом Джокера.

Жанна сидела у костра и курила. Весь ее вид говорил о глубокой задумчивости, но тихий шелест, донесшийся от палатки, мгновенно привлек ее внимание. Обернувшись, она улыбнулась Мадонне.

- Ты как, вылезла на минутку или проснулась совсем? Еду сейчас подогреть или позже?

- Да вроде есть пока не хочется. Ладно, ты не заморачивайся, я сама подогрею. Лучше иди поспи, я на сутки вперед надрыхлась, могу и одна всю ночь вас посторожить.

- Да я тоже недавно встала, - призналась Жанна. - Бедный Джокер так угнетен смертью Марго, что из него клещами слова не вытянешь, вот меня и сморило от скуки. Теперь до утра глаз не сомкну, по опыту знаю. Хорошо, что ты проснулась, а то хоть на луну вой.

"Как же ты раньше одна-то управлялась?" - удивилась Мадонна, но недоумение тут же ушло, сменившись чувством, близким к благодарности. Кажется, Жанна первый человек на острове, который ей обрадовался.

Отлучившись ненадолго, Мадонна вернулась к костру и села рядом с Жанной на бревно, предвкушая долгий бабий разговор. Однако начать его было не так-то просто. Мадонну живо интересовали любые подробности биографии Жанны - есть ли у нее семья, кто она по жизни, как вышло, что ее завербовали в смертники, - но проявлять любопытство открыто она не привыкла. Так можно и на грубость нарваться. Говорить на посторонние темы, типа о погоде, глупо. А игру и игроков они уже обсудили днем. И Жанна помалкивает - то ли тоже не знает, как подступиться к разговору, то ли просто наврала, что рада Мадонне.

- Давай-ка выпьем чаю, - сказала Жанна, прервав неловкую паузу.

Она сходила к палатке с припасами, принесла бутыль с водой, ополоснула меньший котелок, налила туда воды. Надев брезентовую рукавицу, сдвинула камни очага, подложила дров, поставила котелок на огонь. Потом ловко соорудила из свечи и пластиковой бутылки подобие фонаря, нашла и ополоснула кружки, достала из пакета заварку и сахар. Наблюдая за ее точными скупыми движениями, Мадонна вспомнила, какую суету у костра разводили Джокер с Марго, не говоря уже о ней самой, и восхитилась:

- Ты как будто всю жизнь в лесу прохозяйничала!

- Ну, всю не всю, но стаж у меня приличный, - улыбнулась Жанна. - Родители едва не с рождения по походам таскали. Правда, это было давно, но то, чему учишься в детские годы, обычно не забывается до седых волос.

Мадонна прикинула, как бы половчее перевести разговор на родителей, но Жанна успела спросить первой:

- Тебе вот чем нравилось заниматься в детстве?

Некстати, ох, как некстати пришелся этот вопрос! Мадонна с радостью поговорила бы о чем угодно, только не о своем детстве. Конечно, она могла обмануть Жанну, как обманула дяденек-организаторов, рассказав вместо своей историю товарки по борделю, но Жанне, в отличие от дяденек, интересны подробности, а на них-то чаще всего и ловят надувал. Если Мадонна проколется, то на откровенные приятельские разговоры можно будет забить. Кто же из приличных станет откровенничать и приятельствовать с вруньей? С другой стороны, не ответить тоже нельзя: как потом самой расспрашивать?

- Я детство плохо помню, - решилась Мадонна. - По-моему, ничегошеньки хорошего в нем не было. Круглосуточный сад, по выходным - вечно поддатая мамаша. И это еще было счастье. После того как мать упилась до смерти, появилась тетка - жадная и злющая, каких вообще не бывает. Вот кому бы бухать до зеленых чертей, но как раз она спиртного в рот не брала. Бдила днем и ночью похлеще вохровки, лишний раз вздохнуть мне не давала. Выпускала только в школу, расписание знала наизусть. Чуть задержусь - сразу по морде! Учителям каждый день названивала, проверяла, не смылась ли я с уроков. Сидела дома, как паучиха в паутине - ни в гости, ни по делам не выйдет. Прикажет мне уроки делать или чулки штопать, или полы мыть, а сама сидит, пялится на меня и нудит без конца: "Не так! Положи! Опять скрючилась! Здесь вытри!". Огрызнешься или посмотришь косо, сразу подзатыльник отвесит или за волосы оттаскает. Короче, может, я и научилась на всю жизнь чулки штопать, но делать этого не стану, хоть стреляйте. Так что проверить нет шанса. А ничему такому, чего мне нравилось бы, меня не учили.

- А в школе? Мы с подругами показывали друг другу, как делать разные фигурки из бумаги, вязать кукол, плести фенечки...

- У меня не было подруг. Подруги ходят друг к другу в гости, вместе гуляют, болтают по телефону, а тетка, чтоб ей сгнить от рака, держала меня взаперти, домой никого приводить не позволяла, к телефону не подпускала.

- Она что, не работала?

- Работала, пока не оформила надо мной опеку. А потом уволилась. Сдала мою квартиру, деньги на книжку складывала, а жила на мою пенсию. Ей, скупердяйке, хватало. Жрали мы всякую дрянь типа подгнивших овощей и перловки с жиром. Одевала она меня, как нищенку, а сама и вовсе из халата не вылезала. Холодильника и телевизора у нее не было - электричество экономила. Лампочки, и те самые тусклые вворачивала.

Жанна слушала, задавала вопросы, всячески проявляла сочувствие, а Мадонна между тем проникалась к ней все большей неприязнью. Понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Дурында Наташка, чью историю она сейчас рассказывала, выдавая за свою, считала себя самой несчастной на свете. Вспоминая детство, эта клуша заливалась слезами, и все наперебой бросались ее утешать, жалели, ругали тетку-сволочь последними словами. При том что Наташкина жизнь была просто шоколадной по сравнению с жизнью Мадонны. Подумаешь, перловка и обрезанные от гнили овощи! А по трое суток без единой корки хлеба и глотка воды сидеть не пробовали? Ах, какой ужас - вечные оплеухи и таскание за косы! А голову вам в наказание не пробивали, ребер не ломали, железным прутом между ног не тыкали? Однако, вздумай Мадонна рассказать правду о себе, ее бы жалеть не стали - ей просто не поверили бы. Она знает, пробовала. И единственная учительница, относившаяся к ней по-человечески, и ласковая бабулька-соседка, и благодушный клиент, любящий перемежать секс разговорами за жизнь, - все отшатнулись от нее, как от прокаженной, когда Мадонна только приоткрыла им правду о своем "счастливом детстве". Похоже, люди просто не в состоянии вынести ТАКУЮ правду. Им легче счесть рассказчицу за извращенку, навешать на нее всех собак, расплеваться и порвать отношения, лишь бы не признаваться себе, что так бывает. И Жанна из того же теста. Интересно, что сделалось бы с ее сочувственной мордой, если бы Мадонна рассказала ей про свою настоящую жизнь? А если бы выложила при этом ВСЕ свои тайны - даже те, о которых ни одна душа не знает?

Например, про пятилетнюю пигалицу, ухайдакавшую одиннадцать человек. Повариха не в счет, она удавилась сама - даже не стала дожидаться суда. Правда, иногда Мадонна сомневалась, знала ли тогда, в свои пять лет, что делает. Конечно, она - мелкая, хилая, вечно голодная - люто ненавидела здоровых сильных сучек, которые щипками и угрозами заставляли ее отдавать им большую часть пайки. Но чего она хотела, подбрасывая дохлую крысу в двадцатилитровый бидон с молоком? Перетравить их насмерть или просто мелко отомстить, злорадно наблюдая, как они жадно лопают отнятую кашу на крысином бульоне? Потом-то, когда двадцать с лишним воспитанников угодили в реанимацию и одиннадцать самых прожорливых отбросили коньки, а в детдом толпами повалили хмурые дяденьки и тетеньки из разных комиссий, маленькая умница должна была смекнуть, что к чему, но знала ли она заранее? Хотя какая разница, знала или нет? Главное, что после этого случая она изменилась. У нее появилась страшная тайна, которую нельзя было доверить никому. Эта тайна поставила ее над всеми детдомовскими, включая воспитателей и прочих взрослых, которые там работали. Она дала Мадонне ощущение силы и власти, сделала ее изворотливой, хитрой, жестокой, умной.

После того случая она уже не убивала сама - до тех пор, пока ее не выпустили из детдома. Двух уродов, которые изнасиловали ее, девятилетнюю, в бельевой, сунув ее голову в ворох вонючих простыней, где она едва не задохнулась, Мадонна "сделала" руками Припадочного Толика. Всего-то и понадобилось, что намекнуть бедному психу о двух козлах, которые мочатся по ночам в его постель. Садистку-воспитательницу по кличке Люда-людоедка пришила девочка Катя - после того, как Мадонна по секрету сообщила ей, что Людоедка прознала о Катиных художествах и собирается оформить воровку в специнтернат. О таких пустяках, как директриса, слетевшая с должности стараниями неведомого анонима, или зарвавшиеся сопливые "паханы", которым взбесившиеся вдруг детдомовцы устраивали "темную", даже смешно вспоминать.

Когда Мадонна выберется с этого острова, получит кучу бабок и уедет жить за бугор - куда-нибудь к теплому ленивому морю, - у нее наверняка возникнет искушение рассказать о своих подвигах. Должен же хоть кто-то заценить ее ум и сноровку! Если схапать весь лимон евриков, можно даже нанять какого-нибудь журналюгу, пусть сварганит ее биографию. А что, пишут же биографии разных маньяков и мафиози! Даже кино про них снимают. Чем она, Мадонна, хуже? Да ничем! А значит, у нее все шансы проснуться когда-нибудь знаменитостью. Но это будет еще не скоро. Пока что надо свой лимон заработать. А для этого не мешает подлизаться к тете Жанне и узнать о ней побольше, чтобы ловчее было с тетенькой управляться. Короче, не станет Мадонна глушить ее своими признаниями. Пускай слушает слезливую историю дурынды Наташки и жалеет "бедную сиротку". Главное, чтобы поверила...

Жанна верила. Не потому, что была излишне доверчивой, и не потому, что Мадонна обладала недюжинным актерским талантом, - просто для нее не имело значения, правда это или ложь. Для нее, против ожиданий Мадонны, из "поверить" не вытекало "пожалеть". На всех жалости не напасешься, и, по большому счету, еще неизвестно, кто из двоих несчастнее: девица, лишенная тепла, любви и других человеческих радостей с рождения, или женщина, которую жизнь то щедро осыпала этими радостями, то обдирала как липку - подчистую. Для дочери пьяницы побои, голод, нищета, тюрьма - более или менее крупные неприятности. Для девочки из хорошей семьи - катастрофа. А Жанна испытала на своей шкуре все эти прелести до единой. И поняла, что любая из них не сравнится с проклятием ее жизни - предательством близких. Так с какой стати ей жалеть маленькую шлюшку, не знавшую предательства?

До двенадцати лет ее жизнь была наполнена радостью, родительской любовью, смехом и приключениями. Иногда приключения оборачивались суровыми испытаниями, которые никто не назвал бы веселыми, но походная братия никогда не грешила излишней серьезностью, даже вспоминая травмы и переломы, полученные на порогах пятого уровня сложности. И оттого маленькой Жанне казалось, что с ней просто не может случиться ничего плохого. Во всяком случае, ничего такого, о чем после нельзя будет вспоминать с улыбкой.

Когда ей исполнилось двенадцать, она поняла, что ошибалась. Беда пришла с неожиданной стороны. Мама и дядя Леня полюбили друг друга. Они были знакомы целую вечность, учились в институте в одной группе, дядя Леня был папиным свидетелем на свадьбе, мама называла его братиком, а его жену тетю Тому - сестричкой. И вдруг, спустя столько лет - любовь, да такая, что пострашнее стихийного бедствия. Все походное братство умоляло, стыдило, заклинало и увещевало влюбленных, но они стояли насмерть. "Мы не можем иначе, поймите. Мы должны быть вместе". Жанна и Санька, сын дяди Лени, грозили, что порвут с предателями всякие отношения. Мама плакала, дядя Леня играл желваками, но от своего выбора блудные родители не отступились.

Жизнь в одночасье сделалась серой и тоскливой. Папа с утра до вечера пропадал на работе, они с Жанной перестали ходить в походы и звать гостей, каждый замкнулся в себе и переживал свою боль в одиночку. Казалось, все так плохо, что хуже быть уже не может. Довольно скоро выяснилось, что может. Спустя год и три месяца после свадьбы молодожены погибли в горах при сходе лавины.

Жанна тогда едва не свихнулась. Она не знала, что душевная боль может быть такой осязаемой, такой невыносимой. Сильнее всего мучило чувство вины. Почему она не попыталась понять маму? Почему не захотела простить? "Мамочка, любимая, родная, единственная, как же я могла так с тобой поступить?" Отцу тоже было худо. Пару месяцев он держался, а потом запил. Нет, напиваясь, он не буйствовал, не ругался и не обижал Жанну, просто делался жалким и нелепым. А со временем, когда суточная доза перевалила за бутылку водки или коньяка, - противным.

Теперь она почти перестала бывать дома. Записалась в две спортивные секции, уроки делала в библиотеке, ночевать напрашивалась к старым друзьям родителей. Когда отца выгнали с работы, устроилась по чужой трудовой книжке уборщицей. Жизнь была расписана по минутам, и это не оставляло времени ни на горе, ни на жалость к себе, ни на переживание своего вселенского одиночества. Жанна разучилась дружить и любить. Беда словно бы отделила ее от других людей невидимым, но непроницаемым барьером. На долгих пять лет. А потом она влюбилась.

Вспоминая годы спустя свою эйфорию, Жанна так и не смогла ответить себе на вопрос: что это было? Морок, волшебство, буйство гормонов, внезапно пробудившаяся жажда жизни? Она ведь даже приблизительно не могла сказать, что за человек ее Серега. Злой или добрый? Переменчивый или постоянный? Трус или смельчак? Не знала о нем ничего, кроме того, что у него смазливая внешность и общительная натура. И тем не менее как с цепи сорвалась. В угаре тех дней даже смерть отца от белой горячки прошла как-то незаметно. Наверное, потому что его друзья, зная, что Жанна "в положении", по мере сил постарались оградить ее от скорбных хлопот.

Родители Сергея были против их женитьбы. Его мать прямо обвинила Жанну, что она "совратила" ее сыночка. Жанна посмеялась и сделала будущей свекрови ручкой. Квартира у них с Серегой была, а на хлеб они, хоть и студенты, как-нибудь себе заработают.

Эйфория кончилась с рождением сына. Костенька родился восьмимесячным, слабеньким и болезненным. Спал по десять минут в час, остальное время кашлял и плакал. Жанна извелась от вечной тревоги и недосыпа. Серега, отговариваясь тем, что учится и работает, ежедневно приходил за полночь и укладывался в другой комнате. Но зарабатывал он гроши. Денег катастрофически не хватало. Жанна недоедала и страшно боялась, что у нее кончится молоко. Она терпела, сколько хватило сил, а потом сорвалась.

Начала разговор спокойно - пыталась убедить мужа взять академотпуск и сменить работу, - а закончила истерикой. "Мальчик из интеллигентной семьи" на истерику отреагировал вполне по-пролетарски: избил жену и ушел ночевать к другу. Обратно Жанна его не пустила.

Чтобы поднять сына в одиночку, ей пришлось уехать на юг - в село Приморку, что в Ростовской области. Московскую квартиру она сдала, на эти деньги сняла полдома, кормилась сама и кормила Костеньку. Благодаря солнцу, фруктам и морскому воздуху, малыш окреп и поздоровел, через два года Жанна почти позабыла о бесконечных ларингитах, катарах и бронхитах, которые едва не угробили их обоих. Пришло время возвращаться.

В Москве Жанна отдала сына в детский сад, восстановилась в институте на вечернее отделение и пошла работать в пиар-агентство. Шел девяносто четвертый год, чиновники, бизнесмены и бандиты дружно рвались в большую политику. За депутатские мандаты, за посты мэров и губернаторов шла настоящая война, и политический пиар переживал пору взлета. На нем можно было хорошо заработать, а тот факт, что дело это грязное и порой опасное, начальство до сведения молоденьких сотрудниц не доводило. Пускай девицы сами разбираются. Жанна разбиралась четыре года - до тех пор, пока в ходе избирательной борьбы за пост губернатора одной из сибирских областей ее не упрятали за решетку. За контрабанду наркотиков, неведомо каким образом оказавшихся в багаже Жанны и нескольких ее коллег. Действующий губернатор таким вот немудрящим способом расправился с лидерами московской команды, работающей на его соперника. Агентское начальство, изрядно набившее карманы на этой избирательной кампании, не потрудилось даже прислать в Сибирь своего адвоката.

О том, через что ей пришлось пройти в тюрьме, Жанна старалась не вспоминать. Она должна была выжить и выжила - ради сына. Слава богу, этот кошмар длился только четыре месяца - до выборов. Потом дело прекратили за отсутствием улик, и узников в двадцать четыре часа выставили из города.

Вернувшись домой, Жанна немедленно уволилась и потребовала у начальства компенсации за моральный и материальный ущерб. Грозила раздуть в СМИ грандиозный скандал и раскрыть закулисные тайны агентства. Начальство прозрачно намекнуло, что предпочитает за те же деньги заткнуть скандалистке рот, но Жанна показала им свой договор с известной юридической конторой и копии документов, которые оставила на хранение у двух неизвестных начальству нотариусов. Компенсацию ей выплатили.

В поисках новой работы Жанна постепенно дозрела до мысли, что лучше всего работать на саму себя. Кое-какой начальный капитал она у бывших работодателей выгрызла, недостающие средства можно было взять в кредит. Оставалось только решить, каким бизнесом она хочет заниматься. Трудность заключалась в том, что к девяносто восьмому году все более или менее привлекательные для нее ниши оказались уже занятыми.

Задача решилась благодаря случайной встрече с одноклассницей. Жанна пролетела бы мимо грузной отечной тетки лет сорока на вид, если бы та ее не окликнула. Обернувшись, Жанна с изумлением узнала в ней хорошенькую Зину Крайнову, одну из главных завоевательниц мужских сердец в десятом "бэ". Увидев выражение лица бывшей соученицы, Зиночка расплакалась и поведала героическую эпопею о своей неравной борьбе с жировыми отложениями. Она испробовала все известные средства - от всевозможных гимнастик и диет до гипноза и питья "заряженной" воды. Кое-что даже принесло результаты. Но при малейшем послаблении изгнанные с колоссальным трудом килограммы возвращались и приводили товарищей.

Жанну проблема лишнего веса никогда не волновала, но Зиночкины откровения заставили ее призадуматься. Реклама в газетах, журналах, на радио, телевидении пестрела сообщениями о всевозможных средствах для похудания - кремов, витаминов, биодобавок, сжигателей жира, поясов, массажеров, тренажеров. И это не считая рекламных объявлений от фитнес-клубов, секций аэробики, калланетики, йоги, а также врачей и психологов, создающих собственные методики борьбы с ожирением. В этом бизнесе крутились огромные деньги, однако универсального действенного средства для похудания никто до сих пор не изобрел. Между тем Жанне казалось, что решение лежит на поверхности.

Известно, что среди деловых женщин толстухи встречаются гораздо реже, чем среди домохозяек и низкооплачиваемых работниц. И вовсе не потому, что бизнес-леди и первоклассные специалисты обладают железной волей, просто их жизнь под завязку заполнена интересными и хлопотными делами, которые не оставляют места для мыслей о еде. Увлеченные юристы, программисты, дизайнеры могут сутками не вылезать из-за рабочего стола, позабыв обо всех плотских радостях на свете. Родители подростков, "заболевших" компьютерами, жалуются, что чада прочно ушли в виртуальную жизнь, их невозможно выманить даже за обеденный стол, и, если бы сердобольные мамы не ставили перед детками тарелки со снедью, детки давно бы умерли от истощения.

Другое дело, что сидение за компьютером и рабочим столом - вещь для здоровья не полезная и красоте фигуры не способствующая. Но если изобрести захватывающие занятия, убирающие жирок и подтягивающие мышцы, проблема похудения разрешится для дам легко и приятно.

Эти размышления со временем привели к появлению санатория "Полоса удовольствий". Помимо традиционных процедур и диет, направленных на коррекцию фигуры и оздоровление организма, клиенткам санатория предлагалось погрузиться в атмосферу феерического карнавала и одновременно - захватывающего приключения. Кроме врачей, массажистов, тренеров, диетологов, аниматоров, Жанна набрала в штат психологов - консультантов и групповодов, а также сценаристов, режиссеров, операторов, костюмеров, гримеров, балетмейстеров, каскадеров и спасателей. Программы развлечений подбирались с учетом индивидуальных особенностей. В душе каждой женщины живут нереализованные таланты, желания, потребности и мечты, на которые ее можно "подцепить". Иными словами, увлечь ее до такой степени, что она забудет обо всех своих комплексах, ограничивающих убеждениях, внутреннем дискомфорте и прочих заморочках, толкающих ее в объятия холодильника. Психологи "вытаскивали" из дам эти желания и комплексы, а дальше подключались тренеры и сценаристы, которые разрабатывали уникальные шоу с участием клиенток.

Их разбивали на группы, проводили с ними тренинги, пробуждающие командный дух, учили замечать и поддерживать друг друга, чувствовать себя и других. Потом сплотившиеся команды вступали в соревнование между собой. Иногда это были спортивные эстафеты с необычными и смешными заданиями, а иногда - настоящие творческие конкурсы. Например, режиссер объявлял кастинг на роль героини в приключенческом фильме. Каждая претендентка должна была сняться в нескольких сценах: спасаясь от погони, перелезть через бетонный забор в человеческий рост; проползти по узкой трубе, где можно перемещаться только погружая пальцы рук и ног в специальные углубления и попеременно то подтягиваясь, то отталкиваясь; будучи привязанной к тяжелому стулу, переместиться из одного конца длинного зала в другой; спрятать на дне бассейна, изображающего естественный водоем, "ценный груз" в виде надувного мяча. И дамы, которые в нормальной жизни были не в состоянии пробежать стометровку и подтянуться хотя бы один раз, лихо преодолевали самые изощренные полосы препятствий, сражаясь за вожделенную роль. А вечером, просматривая отснятые кадры, не верили собственным глазам. Кстати, кастинг проходили все - не на одну, так на другую роль. Потом начинающих актрис учили двигаться, танцевать, ездить верхом, фехтовать, перемещаться на ходулях, лазать по веревочным лестницам и так далее. Тренировки перемежались съемками и всевозможными играми - от волейбола и бадминтона до театрализованных казаков-разбойников. В пылу развлечений клиентки забывали о еде и не всегда замечали "разгрузочные" дни.

Пройдя месячный курс, они незаметно для себя сбрасывали до двадцати килограммов. Но главное даже не это. Они уезжали из санатория другими людьми - с другим образом себя, представлениями о своих возможностях, с проснувшимся или возродившимся интересом к жизни. Они приучались любить движение и свое тело, ценить себя, находить опору в отношениях с новообретенными подругами. Они уезжали счастливыми.

Через три года работы санаторий уже не мог принять всех желающих, и Жанна открыла первый филиал. Через семь лет ей принадлежала целая сеть санаториев и клубов, объединенных общей идеологией и названием.

Еще через год владелец сети казино в преддверии принятия нового закона об азартных играх сообразил, что вот-вот потеряет свой бизнес, и обратил взыскующий взор на смежные сферы. Разглядев в "Полосе удовольствий" лакомый кусок и выяснив, что за Жанной не стоят ни высокие чиновники, ни криминальные капиталы, он начал захватническую войну, которую Жанна проиграла вчистую. Небольшой капитал, который удалось спасти, она с некоторым опозданием вложила в покупку услуг первоклассного киллера. Смерть бывшего казиношника не вернула ей бизнес, но хотя бы восстановила самоуважение. Теперь можно было думать, как жить дальше.

Но жизнь решила этот вопрос за нее, преподнеся очередной сногсшибательный сюрприз. Выяснилось, что пока Жанна пахала по семь дней в неделю и двадцать часов в сутки, обеспечивая достойную старость себе и блестящее будущее сыну, сын выбрал стезю без какого бы то ни было будущего. Проще говоря, стал наркоманом.

Жанна распродала остатки былой роскоши, собираясь положить его в какую-нибудь гуманную лечебницу, но Костя украл деньги и смылся. А вернувшись через три месяца, сообщил, что лечиться не хочет и не будет, на мать ему решительно наплевать, и если она заинтересована в добрых отношениях со своим отпрыском, то пускай лучше раздобудет денег на хороший запас герыча.

Жанна проконсультировалась с психиатром, специалистом по наркотической зависимости, и выяснила, что вылечить героинового наркомана, который не хочет лечиться, невозможно. Сохранить сыну жизнь и остатки здоровья можно только одним способом - поместить его до конца дней в закрытый пансионат.

- Я могу порекомендовать вам один, - сказал доктор. - У них довольно приличные условия проживания, а система охраны посерьезнее, чем на зоне. Правда, пожизненное содержание сына обойдется вам недешево. Но это его единственный шанс дожить до преклонных лет.

"Недешево" в переводе на язык цифр означало пятьсот тысяч евро. Деньги следовало поместить в банк и оформить ежегодное - пока жив пациент - перечисление пансионату процентов. Такая система оплаты стимулировала работников пансионата поддерживать жизнь и здоровье пациента, а также предусматривала продолжение его "лечения" в случае смерти заказчика.

Поискав и не найдя другой выход, Жанна приняла решение последовать совету доктора. Оставалось только найти деньги. Продажа квартиры в самом удачном случае могла принести ей триста пятьдесят тысяч. Где взять недостающие сто пятьдесят? Тут-то ей и подвернулось объявление в газете.

Попав в число участников игры и узнав правила, она приняла их без ужаса и сожаления. Смерть казиношника, пускай она убила его и не своими руками, вывела ее из круга людей, считающих человеческую жизнь священной. Собственная жизнь утратила ценность с потерей сына. Денег на спецпансионат Жанна добыла, сделала все, что могла. Теперь если она выиграет, то, наверное, найдет в себе силы жить дальше. Если проиграет - не беда.

Мадонна закончила жалостливый рассказ о своем жизненном пути и выжидательно посмотрела на компаньонку, явно рассчитывая на ответную откровенность. Жанна не хотела ее разочаровывать, но, с другой стороны, не была готова изливать девице душу. Зачем? В сочувствии и понимании она не нуждалась, а если бы и нуждалась, то не стала бы искать их у Мадонны. Поэтому историю своей жизни она изложила в сильно урезанном и отредактированном виде:

- Я тоже сирота. Мама погибла в горах, когда мне было двенадцать, отец после ее смерти заболел и через шесть лет умер. Потом я вышла замуж за неподходящего человека, который бросил меня с годовалым сыном без средств к существованию. Мне пришлось устроиться на сомнительную работу, где меня крупно подставили. Дело едва не дошло до суда, но обошлось, слава богу. После этого я решила, что буду работать только на себя. Создала нечто вроде оздоровительного центра, пахала как савраска, чтобы привлечь богатую клиентуру, добилась успеха, развернулась... И привлекла внимание мерзавца, которому мой бизнес приглянулся. У мерзавца были связи и куча денег, он проглотил мой центр вместе со всеми филиалами и глазом не моргнул. А я на борьбу с ним истратила все свои сбережения. И очень зря. Потому что сразу после этого выяснилось, что мой сын серьезно болен и ему нужно дорогостоящее лечение. И вот я здесь. Вуаля.

Выражение лица собеседницы подсказало Жанне, что ее попытка уберечь Мадонну от разочарования не удалась.

Ночь открытий

Состояние Сони решительно не нравилось Василию. Еще утром, когда стало известно о гибели Марго, он заметил, что она выглядит диковато, но особого значения этому не придал: ну, потрясена девушка, ну, подавлена, чему тут удивляться при таких-то обстоятельствах? Хотя удивляться, конечно, было чему. Во-первых, непонятно, как это нежное создание могло впутаться в грязную авантюру. А во-вторых, куда смотрели организаторы? Если у них была задача подобрать для своих гладиаторских игрищ участников с приблизительно равными шансами, как они допустили появление здесь столь тонкокожей особы?

После отвратительной и страшной сцены с Иеремией Василий начал тревожиться за Соню всерьез. Если раньше вид у нее был просто отсутствующий, то теперь стало совершенно ясно, что, убегая от кошмара настоящего, она погрузилась в реальность не менее, если не более, жуткую. При взгляде на нее хотелось отвести глаза, настолько невыносимым было ощущение черной, болезненной, кричащей пустоты, зияющей на месте живой человеческой души. "Елки зеленые, а ведь она, похоже, близка к безумию! Может, указать на это организаторам? Интересно, считают ли они психическое заболевание игрока достаточным основанием для его замены? Хотя, учитывая зловещий смысл слова "замена" в контексте данной игры, лучше воздержаться от доносов. Ну, и что же мне делать?"

До стоянки Соня добрела, как механическая кукла. Села на коврик, вытащенный из палатки для просушки, обхватила колени, уткнула в них лицо и застыла. На попытки заговорить с ней не реагировала. Равно как на окрики, прикосновения и даже встряхивания. В какую-то минуту Василий не на шутку разозлился и почти решил поменять стоянку. Да, если здесь появится киллер, девушка окажется легкой добычей, и что с того? Учитывая ее состояние, для нее это будет легким выходом. Она, скорее всего, даже не поймет, что происходит. А Василий снимет с себя бремя ненужной ответственности, избежав при этом неловкой сцены с объяснениями и оправданиями.

Но в глубине души он понимал, что никуда не уйдет. Все его нутро, не говоря уже о воспитании, противилось идее бросить больную беспомощную девушку, которой он к тому же сам набился в компаньоны.

Исчерпав все известные ему средства приведения человека в чувство, Василий положился на природу и оставил Соню в покое. Может статься, ее сознание таким экзотическим образом спасается от разрушения, тогда теребить бедняжку нельзя. Пускай ее душа - удравший перепуганный зверек - остается там, где прячется, пока сама не наберется смелости вернуться.

Василий развел костер, вскипятил в кане воду, засыпал гречневые хлопья, добавил тушенки. Когда каша настоялась, разложил по мискам, одну из которых поставил рядом с Соней, надеясь, что вкусный запах подманит испуганного зверька.

После еды его со страшной силой потянуло в сон - сказывалась бессонная ночь. Чтобы не отключиться, он дошел до леса, срубил четыре молоденькие пихты и притащил в лагерь. Ночной дождь промочил углы палатки, несмотря на пленку, закрепленную поверх полотнища, и для более надежной защиты неплохо было бы соорудить навес. Василий устроился на втором коврике и принялся очищать деревца от веток, но работа эта оказалась слишком однообразной, и он незаметно для себя уснул.

А проснулся уже ночью - от фейерверка, случайно устроенного Соней, подложившей в костер смолистую ветку. Первым его чувством было облегчение: слава богу, девушка жива и пришла в себя. Но, когда Василий подошел и посмотрел на нее внимательнее, тревога вернулась. Соня, обняв себя за плечи, сидела на корточках у самого костра, и все равно ее сотрясала крупная дрожь. Глаза влажно блестели тем характерным блеском, который порождает высокая, под сорок, температура.

- Что с тобой, ребенок? Неужели простудилась? - От растерянности Василий сам не заметил, как перешел на тон встревоженного родителя и на "ты".

- Н-наверное. - Соня посмотрела на него виновато. - А м-может, эт-то от нервов...

- Елки зеленые! А как оно лечится? Черт, у меня всех лекарств - бинты да перекись с левомеколем! А еще говорят, что в экстремальных условиях люди не болеют... У тебя-то хоть аптечка укомплектована?

- Н-не очень хорошо, н-но аспирин, кажется, есть... Где-то в наружном кармане рюкзака.

- Уже хлеб. Я сейчас.

Василий бегом бросился в палатку, включил фонарик, вытряхнул все из карманов Сониного рюкзака, нашел шипучий аспирин, вытащил из своего рюкзака охотничью куртку на меху, а из-под себя - спальник с пропиткой против возгорания, прихватил по дороге обратно коврик и сложил все это добро неподалеку от костра. Потом нашел кружку, растворил в воде две таблетки, дал Соне и принялся обустраивать для нее лежачее место. Через двадцать минут "кокон", устроенный на коврике, перестал трястись, и в прорези капюшона показалась девичья мордашка уже без пугающих признаков лихорадки.

- Ну вот, совсем другое дело! - обрадовался Василий. - Есть хочешь?

- Я бы лучше чаю выпила, - робко сказала Соня.

Черные круглые глазенки смотрели на него из глубины "кокона" благодарно и... непонятно. То ли умоляюще, то ли проверяя, не сердится ли он. Василий смутился и перешел на фальшиво бодрый тон.

- Это мы мигом! Точно! При температуре нужно много пить. Какая ты молодец, что вспомнила!

И засуетился у костра. А когда чай был готов и остужен до приемлемой температуры, поднес Соне кружку и увидел, что она плачет.

- Что случилось? - спросил он испуганно.

- Вы... ты так добр ко мне...

Он поставил кружку и неловко погладил ее по голове.

- Господи... Маленькая, да как тебя сюда занесло?

Соня заплакала навзрыд. Василий сел рядом на коврик, приподнял девушку вместе со спальником, обнял и начал укачивать, как младенца. По мере того, как рыдания затихали, он чувствовал все большее стеснение в груди. У него не было детей, а жена даже в пору расцвета его любви к ней не пробуждала в нем подобного чувства. Тем не менее Василий сразу понял, что это такое. Нежность. Щемящая нежность сильного взрослого человека по отношению к беззащитному доверчивому существу, приникшему к тебе в надежде на утешение. Чувство было таким острым, таким мучительным, таким неуместным и таким... правильным, что у Василия в голове случилось затмение. Он перестал понимать, где он, кто он, и как отнестись к тому, что с ним происходит.

Из зыби полубессознательного состояния его вытащило признание Сони.

- Я их обманула... Ну, организаторов. Они подбирали кандидатов с помощью тестов, а я знала, что нужно отвечать, чтобы сойти за авантюристку.

Василий покосился на видеокамеру, черневшую на фоне ее лба, но понял, что дергаться поздно. Да и чем откровенность может повредить Соне? Не решат же они избавиться от нее из-за собственной промашки!

- Тебе так нужны деньги?

- Деньги? - Она удивилась. - Ах да!.. Ну, в общем, понадобятся. Если выживу. Но я не очень рассчитывала выжить. Скорее, наоборот. Честнее, конечно, было бы просто покончить с собой. Но мне не хватило решимости.

Василий снова подумал, что нужно бы привлечь ее внимание к камере, о которой она, по-видимому, забыла, но снова не стал этого делать. Чтобы хоть отчасти сбросить груз нервного напряжения, девочке нужно выговориться. Невелика беда, если ее откровения услышат призраки, с которыми ей вряд ли доведется когда-нибудь встретиться.

- Да и негде было, - продолжала Соня. - Не в парке же вешаться - детей заиками делать. А дома не протолкнуться - семь человек на сорок пять метров жилплощади.

- Коммуналка? - зачем-то уточнил он.

- Ну почему коммуналка? - Соня невесело усмехнулась. - Отдельная квартира на большую дружную семью. У меня мама, папа, две сестры, племянник и деверь. Да, еще кошка Кваша. Это сокращение от простокваши, кошка ее очень любит.

- А почему ты... - Василий запнулся. - Извини, наверное, об этом нехорошо спрашивать.

- Хорошо, очень даже хорошо, - твердо сказала Соня. - Я еще вчера хотела тебе рассказать, но мне показалось, что ты стараешься избегать всяких таких разговоров... доверительных. Глупая я, да? Могла бы сразу понять, какой ты добрый... Хотя бы после того, как ты защитил меня от этой злюки Мадонны.

В порыве оспорить утверждение относительно своей доброты Василий закашлялся и упустил подходящий для протеста случай: Соня уже начала свою печальную повесть.

- Только не знаю, сможешь ли ты понять... Нет, не так. Смогу ли я объяснить. Я однажды пыталась пожаловаться коллеге на жизнь... не упоминая, разумеется, о намерении покончить с собой. Она только возмутилась. Нашла, говорит, повод сопли распускать. Молодая здоровая девка, сыта, обута-одета, крыша над головой имеется. В семье ни алкашей, ни маразматиков, ни лежачих больных. Чего тебе еще надо? Живи да радуйся! Но я ведь не животное, чтобы радоваться жизни только потому, что не мерзну и не голодаю. Хотя, между прочим, и животным этого мало. Ты видел, какой у волка в зоопарке тоскливый взгляд? Собаки отказываются от еды, иногда даже умирают, если теряют хозяев. Кошка Кваша, как поест, прыгает на руки и требует, чтобы ее погладили. А люди еще более прихотливы. Им для счастья нужны не только убежище, пища, свобода, ласка, им еще смысл подавай. Предназначение. Признание. Сознание того, что они кому-то нужны. А у меня из всего этого набора - только кров да пища. И то с оговорками. Мои дорогие родственники не устают напоминать мне, что при своих доходах я чересчур хорошо питаюсь и занимаю чересчур много места. Ой!

От избытка чувств ладони Василия непроизвольно сжались, прихватив спальник и, видимо, кусок Сониной кожи.

- Ох, прости, пожалуйста! Больно? - Опомнился он и начал торопливо растирать ее плечо.

- Неожиданно. Не обращай внимания, мне приятно, что ты за меня переживаешь.

- Я бы предпочел переживать, не оставляя синяков. Извини. Мне никогда не доводилось слышать о подобном жлобстве в семье интеллигентов.

- Я ничего не говорила про интеллигентов.

- Только не уверяй, что я ошибся. Высшее образование не скроешь. Речь выдает.

- Высшее образование в нашей семье только у папы и у меня. Причем папа не имеет права голоса, поскольку добытчик из него получился неважный. Но даже если бы оно у него было, он не стал бы за меня заступаться. Я - его большое разочарование. Он очень хотел сына.

- Ты младшая дочь?

- Средняя. Младшая - поздний ребенок, на десять лет меня моложе, и родители с ней носятся. Старшая - красавица - всегда была папиной любимицей. Только я, никчемная серая мышь, к тому же неправильного пола, оказалась никому не нужной. Меня так и называют в семье - Мышь. Старшую - Зайка, младшую - Котенок, а меня - Мышь. Даже на уменьшительно-ласкательный суффикс не расщедрились. Хотя сестрички иногда повышают меня в звании до библиотечной крысы. Я по профессии библиотекарь.

- Может, они тебе завидуют? Ведь ты, единственная из троих, окончила институт.

- "Кулёк". Университет Культуры. Это их излюбленный повод для насмешек. "Опять свинарник на столе развела, культурная ты наша!" "А помойное ведро пускай культурные выносят, раз уж больше ни на что не способны". Иногда им удается разозлить меня так, что я не выдерживаю и начинаю обзываться. Тут они веселятся вовсю. "Нет, вы послушайте, как она выражается! Это же песня! Сразу видно: девушка кончала университет Культуры!"

- Завистники именно так себя и ведут. Оскорбляют, насмешничают. Не признаваться же им, что завидуют!

- Нет, домашние всегда надо мной смеялись, сколько я себя помню. Из-за того что толстая, неуклюжая, некрасивая, и руки у меня не оттуда растут, и колготки вечно сморщены, и голова всякими глупостями забита. Другие девочки в моем возрасте готовят на всю семью, шьют-вяжут-стирают-убирают, а я только и способна, что сказочки читать, да в пространство пялиться. Но это несправедливо! - В Сонином голосе зазвенели слезы. - Маленькой я рвалась помогать маме, старалась изо всех сил, высунув язык, а получалось только хуже. То чашку разобью, то слишком толстую кожуру с картошки срежу, то таз с выстиранным бельем опрокину... Хотела похвалы, а нарывалась на брань. Ну, я и перестала себя утруждать. Если уж все равно ругают, пусть ругают за безделье, это не так обидно, как за старания. Или за болезни. За болезни мне особенно доставалось. Маме, когда она сидела на больничном, очень мало платили, а на больничном она в основном сидела со мной. Зайка была здоровым ребенком, а я в детстве часто простужалась. Как она, то есть мама, на меня кричала! "По твоей милости я эту зиму опять буду ходить в старом пальто! И Зайка останется без сапог! Хоть бы ты сдохла, что ли!"

На этот раз Василий вовремя спохватился, убрал сжимающиеся в кулаки руки с Сониной спины.

- Да, малыш, с семьей тебе действительно не повезло. Но на твоем месте я из одной только вредности не стал бы облегчать им жизнь своим уходом. Наоборот, постарался бы стать счастливым, чтобы они захлебнулись своей злобой и завистью.

- Невозможно стать счастливой, если себе не нравишься. А нежеланные дети почти никогда себе не нравятся, я читала. Закономерность простая. Я не нужна родителям, значит, я плохая. Я плохая, поэтому у меня не получается сделать ничего хорошего. Я ни на что не гожусь, никому не нужна и никому не нравлюсь, в том числе себе. Для чего тогда жить?

- Неправда! Неправда, что плохая, что не годишься, что никому не нравишься...

- Это же не теорема Пифагора и не закон о прибавочной стоимости. Я так чувствую, и жизнь мои чувства подтверждает. У меня нет подруг, я никогда не нравилась мальчикам. Мне двадцать шесть, а я даже ни разу ни с кем не целовалась. Я умею только читать и выдавать книжки. Я еле-еле могу себя прокормить и никогда не заработаю себе на жилье. Если бы я не ввязалась в эту авантюру, мне до конца жизни пришлось бы терпеть насмешки, попреки, мириться с тем, что меня дергают, когда я читаю или хочу подумать о своем. С тем, что мои вещи берут без спросу, а в мои тетради может сунуть нос кто угодно. С громкой музыкой и чужими людьми в комнате, когда мне неможется или хочется побыть одной. Я устала от всего этого. Я больше не могу.

- Я понимаю, что судьба обошлась с тобой несправедливо, - осторожно начал Василий. - И категорически не согласен с той дурой, твоей коллегой. Поводов для радости у тебя, прямо скажем, не густо. Но мне кажется, что ты поторопилась. Жизнь - штука непоследовательная. Иногда она подсовывает удивительные сюрпризы, которых от нее не только не ждешь, но и не думаешь, что... - Он осекся, не ко времени вспомнив последний из таких сюрпризов. Тот, что привел его на остров.

Соня поняла его молчание правильно.

- Очень сильно тебя шандарахнуло? - спросила она сочувственно.

- Ну... неслабо. - Василий зло усмехнулся. - Хотя на самом деле я сам дурак. Мне еще мама, светлая ей память, пыталась намекнуть, что Лара - девушка с претензиями. А я почему-то решил, что должен этим претензиям соответствовать. Приучил ее к мысли, что меня можно и даже нужно использовать...

- Ты женат?

- Уже нет. Она подала на развод, как только я сказал, что продаю родительскую дачу и свою долю в квартире. К счастью. Если бы на развод подал я, она тянула бы время до сих пор. А если бы не подал, оспорила бы завещание, и моя м-м... поездка сюда оказалась бы бессмысленной.

- А в чью пользу ты оставил завещание? - тихо спросила Соня.

- В пользу друга, которого с моей подачи кинули. Видишь ли, с ним однажды уже проделали этот фокус, и у него на этой почве развилось нечто вроде паранойи. Он никому, кроме меня, не доверял. Все договоры самолично вычитывал до буковки, обо всех новых поставщиках и клиентах наводил самые подробные справки. Мы оптовой торговлей занимались - консервы там и прочая бакалея... Он взял меня к себе, когда я был на нуле, и сделал компаньоном. Сказал, что это не ради меня, а ради себя, потому что одному контролировать все невозможно, а я - единственный человек, на которого он может положиться со спокойной душой. Вот и положился. По моей вине фирма влетела почти на миллион долларов. Разумеется, я должен был, кровь из носу, эти деньги вернуть.

- А жена не соглашалась?

- Дело не в этом. Жена подсунула мне того поставщика, который нас кинул. Представила его своим кузеном с Дальнего Востока. Парень сказал, что у него аналогичный бизнес, и сейчас из-за временных денежных затруднений он продает по дешевке большую партию крабового мяса в консервах. Цена смешная, потому что деньги нужны срочно. И лучше пусть выгоду с этой сделки поимею я, муж его любимой двоюродной сестрички, чем какой-нибудь чужой дядя. Документы показал, накладные, все чин-чинарем. Мне бы проверить его фирму как следует, а он говорит, что ждать не может и, если я не согласен сегодня же оплатить всю партию, пойдет к другому покупателю. Сучащему ножками от нетерпения. И жена шипит: "Как ты можешь обижать недоверием моего брата! Он тебе такую выгодную сделку предлагает, а ты..." Ну, я и уговорил друга. А потом, прямо по Галичу, "оказалось в тех банках не мясо, оказалась в тех банках салака". И фирма "кузена" испарилась с концами, и кузеном он, разумеется, не был. Не думаю, что Лара была с ним в доле, на такую подлость она, хочется верить, не пошла бы. Скорее всего, он и ее развел, дуру влюбленную. Но это как-то не очень утешает.

Соня уперлась ладонями в его плечи и слегка отстранилась.

- Бедный...

Огонь костра к тому времени догорел, оставив лишь малиновые угли, и Василий почти не видел ее лица, но от того, как она это произнесла, у него перехватило горло. Решив для себя однажды, что человек, и в первую очередь мужчина, должен нести ответственность за свою жизнь, он как будто отказал себе в праве на жалость. Никогда не жалел себя сам и не позволял другим. Собственно, после смерти мамы его и некому было жалеть. Лара вообще не имела к этому склонности, а в чисто мужской компании институтских друзей, с которыми он поддерживал связь, было не принято лезть в душу и проявлять сочувствие, когда его не ищут. Василий не искал. Более того, искренне полагал, что не нуждается в нем. До этой самой минуты он даже не подозревал, что у него внутри столько невыплаканной боли. Мечта о деле жизни, которой не суждено было воплотиться, развод родителей, смерть мамы, поруганная любовь и другие, более мелкие, потери оставляли в душе раны, которые он прятал от себя, даже не пытаясь врачевать. И вот одно-единственное, но полное сочувствия, - нет, разделенной боли, - слово вызвало внутренний оползень, снявший верхние напластования и открывший пораженные участки души. И боль, которая пришла следом, при всей своей остроте была правильной - чистой и беспримесной. Она как будто обещала выздоровление. "Поздно, - подумал Василий. - Времени на выздоровление у нас нет".

Издав сиплый звук - нечто среднее между кряхтением и покашливанием, - он протолкнул внутрь себя комок, застрявший в горле, и сказал:

- Чай твой совсем остыл. Никудышная из меня получилась сиделка. Давай-ка заварим новый.

На этом разговор закончился. Василий подложил в костер дров, вскипятил новую порцию воды, приготовил чай и молча подал Соне кружку. Она выпила, минут через пять выбралась из "кокона" и отодвинулась от костра.

- Жарко стало? - спросил он. - Это хорошо. Значит, температура упала. Теперь нужно как следует выспаться. Пойду устрою тебе спальное место.

Он подобрал спальник и второй коврик, отнес в палатку, собрал с полу вытряхнутые из Сониного рюкзака мелочи, устроил постель и крикнул:

- Готово!

Когда Соня пришла, сказал ей, что мешок лучше греет, если спать раздетым, а в случае если все-таки станет холодно, можно зажечь свечу: в маленьком пространстве палатки она вполне сыграет роль печки. Пожелал девушке спокойной ночи и вернулся к костру. Через полчаса она позвала его и попросила посидеть с ней.

В палатке было темно. Не видя лица девушки, Василий не понимал, как ему следует себя вести. Заговорить с ней? Молча подержать за руку? Или от него требуется только молчаливое присутствие? Не зная, что делать, он испытывал неловкость - в том числе и телесную. И для того, чтобы снять хотя бы это, физическое, напряжение, лег на спину, закинув руки за голову. Спустя пару минут Сонина голова оказалась у него под мышкой, а ее губы уткнулись ему в шею. На это вполне невинное прикосновение тело отреагировало мощнейшим приступом желания. До боли в паху. Василий окаменел. "Не сметь, скотина! - мысленно рявкнул он на себя дурным голосом озверевшего фельдфебеля. - Она совсем еще девочка. Даже не целовалась ни разу".

Но, когда обнаженная Сонина рука обвилась вокруг его шеи, а губы из углубления под подбородком переместились к губам, морализаторствующего фельдфебеля в голове разорвало на ошметки. Василий приподнялся, одним движением расстегнул ремешок футляра от видеокамеры на Сонином затылке, сорвал камеру с себя. Запихнул обе в рюкзак и, не глядя, вышвырнул из палатки.

Соня лежала, таращась в темноту и прислушиваясь к дыханию спящего рядом Василия, почти неразличимому на фоне шума прибоя. Попытки прислушаться к себе она оставила за полной невозможностью разобраться в своих чувствах и ощущениях. В голове неотвязно звучало: "Это не я. Это все происходит не со мной".

Так сложилось, что единственным ее утешением и убежищем были книги. Поглощая их в огромных количествах, и не бульварные романы, а все больше классику, она рано усвоила, что любовь, составляющая для большинства женщин смысл жизни, чаще всего оборачивается мукой и горьким разочарованием. Даже роковые красавицы, разбивающие мужские сердца направо и налево, рано или поздно становятся жертвами глубокого чувства, которое ломает им жизнь. А уж таким невзрачным серым мышкам, как она, Соня, не сумевшая вызвать любви даже у собственных родителей, от мужчин лучше держаться подальше. Ничего, кроме страданий, насмешек и унижения, дурнушкам от любви не получить. А страданий, насмешек и унижений Соне хватало и без того.

И она держалась подальше. Придумала что-то вроде умственного упражнения или медитации, отбивающей всякую охоту мечтать о любви. Столкнувшись где-нибудь с привлекательным молодым человеком, мысленно менялась с ним местами, разглядывала низенькую толстушку с нелепыми мелкими колечками волос, бесформенным носом и губами, пухлыми, как у младенца, руками и короткими ножками, шептала себе под нос: "Ну и красотка! Спешите видеть! Последнее достижение науки: гибрид клоуна с бегемотом". И шла себе дальше, не испытывая ни малейшего желания обернуться. Методика ни разу ее не подвела и, выслушивая стенания сверстниц об их несчастной любви, Соня гордилась своей независимостью. К двадцати пяти годам она не только уверовала в свою неуязвимость для стрел лукавого амура, но и научилась относиться к мужчинам со снисходительным презрением. Недалекие самовлюбленные существа с неистребимой склонностью самоутверждаться. Эгоисты, не способные на сострадание, самоотверженность, да и вообще на сильные чувства, если не считать за таковые страсти спортивных болельщиков и еще, может быть, злобы, порожденной задетым самолюбием.

Как могло получиться, что защитная стена, которую она сооружала всю сознательную жизнь, вдруг рухнула? Почему? Потому что Василий оказался первым человеком, который искренне ее пожалел? Потому что пришел к ней на помощь, не прося и не ожидая ничего взамен? Потому что был заботлив и ласков? Или потому, что она впервые встретила мужчину, который не на словах, а на деле пожертвовал собой ради чести и дружбы?

Но главное - как она, Соня, пошла на такой риск? Ведь она фактически предложила ему себя! А если бы он в ужасе от нее отшатнулся? Или просто погладил бы по голове и сказал, что не стоит делать глупостей? С чего она, некрасивая закомплексованная деваха, вдруг взяла, что Василий на нее польстится? Как она будет смотреть завтра ему в глаза, если он сделает вид, что ничего не произошло?

И все-таки Соня ни о чем не жалела. Теперь - даже о своей поездке на остров. Ведь она могла бы умереть, так и не узнав, что это значит - полюбить.

Версии

Джокер проснулся в неожиданно хорошем настроении. "С чего бы это? - удивился он, еще не открыв глаз. - Ладно бы сон приятный увидел или забыл, где нахожусь, а то ведь всю ночь муравьев разглядывал, бегающих по мертвому лицу Марго. Чему тут радоваться?"

Причина оказалась простой. Посмотрев на сводчатый верх палатки, он увидел пятна света и тени. Стало быть, выглянуло солнце - впервые после высадки на остров. Взгляд на часы прояснил все окончательно. Без четверти девять. Иначе говоря, он дрых девять часов без перерыва. Выспался.

Покосившись направо, Джокер увидел спящую Мадонну, и его беспричинная радость сменилась чувством неловкости перед Жанной. Мало того, что он вчера целый вечер демонстрировал дурное расположение духа, так еще и бросил тетку одну. На всю ночь. Если он по каким-то причинам решил считать Жанну железной леди, это еще не значит, что она не нуждается ни в отдыхе, ни в компании. И Мадонна тоже хороша. Пригласила Жанну присоединиться к ним и тут же спихнула на нее три ночные вахты. Хотя это он, может, и зря. Вчера Мадонна выключилась, не дожидаясь обеда. Наверняка ночью просыпалась и подменяла Жанну. Это он, Джокер, проявил себя как полное мурло.

Правда, идея пригласить в их компанию Жанну принадлежала не ему. Мало того, казалась ему абсурдной. По его ощущениям, это было примерно то же самое, что пригласить училку на подростковый сейшен с портвешком и косячками. Просто непонятно, как Мадонне это в голову взбрело.

С другой стороны, если девушка уверовала в выигрышность его стратегии, ей всяко нужно было кого-нибудь залучить. А кого? Не Соню же, от одного вида которой Мадонну перекашивает. Тем более что Соня уже объединилась с Василием. А Жаннин облик "русо туристо облико морале" Мадонну, похоже, не напрягает. Во всяком случае, не настолько, чтобы подвергать свою шкуру лишнему риску.

Ладно, как бы то ни было, нужно вылезать из палатки. Пора спасать лицо, то бишь приносить Жанне извинения и заверения, что подобное свинство больше не повторится.

Жанна сидела у костра и расчесывала влажные волосы - видно, успела вымыть голову, пока союзнички дрыхли. С распущенными волосами она выглядела гораздо менее строгой, чем с пучком на затылке. И более юной. Если раньше Джокер полагал, что ей не меньше сорока, то теперь не дал бы и тридцати пяти. Иными словами, не исключено, что она попадает в интересующую его возрастную категорию.

- Доброе утро! Как мне, мерзкому гаду, бросившему прекрасную донну на произвол судьбы, вымолить себе прощение? Хотите, поползаю перед вами на брюхе?

- Не хочу, - сухо ответила Жанна, лица которой почти не было видно за каскадом густых волос. - Помнится, один такой гад поползал как-то на брюхе перед Евой. Ни к чему хорошему это не привело.

- Чисто отбрили, ничего не скажешь, - признал Джокер, и, не теряя куража, продолжил выбранную линию. - У вас потрясающие волосы! Никогда не видел такого окраса. Кажется, тут есть все оттенки каштанового, орехового и дымчатого, причем переходят друг в друга совершенно незаметно. А когда волосы собраны, игра оттенков не видна. По-моему, вы выбрали не самую выигрышную прическу, да простится мне моя наглость.

Жанна откинула часть своей завесы. Серый с коричневыми вкраплениями глаз уставился на Джокера с веселым любопытством. И не без ехидства.

- Говорят, если мужчина делает женщине комплимент, расхваливая волосы или глаза, то дела ее откровенно плохи. Тем не менее я польщена. И, дабы закрыть эту тему, скажу, что прическу я выбрала из сугубо практических соображений. Распущенные волосы быстрее пачкаются. А мыть их в походных условиях - мука мученическая, и сохнут они целую вечность. Теперь, полагаю, мы можем вернуться к вопросу об искуплении вашей вины. Я бы не отказалась от завтрака и чашечки кофе.

- Уно моменто, сеньора миа! Или правильнее было бы сказать сеньорита?

Последний вопрос был задан с особой пошловатой вкрадчивостью записного ловеласа, и Жанна, к удовольствию Джокера, наконец-то рассмеялась.

- Если вы таким образом рассчитывали выяснить, свободна ли я, то вопрос выбрали неудачный. Я сеньора, но тем не менее свободна.

- Почему же неудачный? Разве узнал бы я столь важный нюанс, если бы спросил, замужем ли вы? Ой! - Джокер пригнулся, уворачиваясь от полетевшей в него кухонной рукавицы-прихватки. - Уже бегу!

Когда завтрак был готов, Жанна разбудила Мадонну. То ли со сна, то ли по какой-то иной причине, но игривое настроение союзников девице не понравилось. Так или иначе, но она быстро изменила атмосферу, царившую в лагере, одним-единственным вопросом:

- Интересно, кого-нибудь сегодня ночью замочили?

- Не думаю, - сказала Жанна, к которой тут же вернулась сдержанность. - Если бы это было так, выжившему вряд ли захотелось бы дожидаться судебного заседания в одиночестве. Он пришел бы сюда.

- Она, - поправила Мадонна. - Зуб даю, киллерша - скромница Соня. Это она пришила того надутого болвана, ну, как его... Степаныча.

- Слушай, твоя неприязнь к малышке, конечно, сильный довод, - сказал не без раздражения Джокер, раздосадованный тем, что ему испортили утро. - Но, к примеру, меня он не совсем убеждает.

- Так я и думала, что мужики купятся на ее пухлые щечки и невинные глазки! - взъярилась Мадонна. - Какого хрена было...

- Погоди, не кипятись, - вмешалась Жанна. - Наша сила в единстве. Мы должны поддерживать друг друга, даже если в чем-то не согласны. Иначе этот союз не имеет смысла.

- А почему это я должна поддерживать вас, а не вы меня?

- Потому что нас двое. Я тоже считаю, что оснований обвинять Соню в убийстве Виктора Степановича у нас недостаточно.

- Ну и какая, нах, разница? Достаточно, не достаточно! Пускай, она не киллерша, мы-то что теряем, коли ее шлепнем? Нам же бабла больше достанется!

- Тут принципиальный вопрос: кому нам? - буркнул Джокер. - Лично я большому количеству бабла предпочту быстрый и максимально бескровный финал. Финал игры, если кто чего не понял.

Мадонна не нашлась с ответом и примолкла, обиженно поджав губы.

Когда они пришли наверх, к общему лагерю, выяснилось, что можно было и не спорить. Жертв в минувшую ночь не случилось. Еще не поднырнув под шатер, Джокер увидел две пары ног в сапогах, и выдохнул с облегчением. Такое же облегчение отразилось на лицах Сони и Василия, когда они убедились, что вся троица цела и невредима. Василий даже расплылся в улыбке, чем немало удивил и даже тронул Джокера, привыкшего к всегдашней невозмутимости спикера.

- Рад, что ночь прошла благополучно, - сказал тот и посмотрел на часы. - До назначенного начала заседания еще сорок минут, но, полагаю, мы уже сейчас можем договориться, что оно будет чисто формальным. Поскольку жертв не прибавилось, судить нам как будто некого.

- Минуточку! - вскинулась Мадонна. - Как это некого? По правилам мы не можем судить двоих за одно убийство, но у нас-то их два! Имеем полное право разобраться со вторым киллером.

- Право мы, конечно, имеем, - согласился Василий. - Но на что оно нам, если нет новых данных? Или есть? На кого-то из вас ночью покушались? Вы нашли какие-нибудь улики?

- Что ты нам мозги полоскаешь! - заверещала Мадонна, пользуясь внесудебной безнаказанностью. - Данные ему подавай, улики! Сказал бы честно, что не хочешь девку свою сдавать. Ведь как свет божий ясно, что, кроме нее, некому было индюка Степаныча замочить. Еремей этот звезданутый чуть не затемно сюда приперся, остальные шли по двое, по трое, а Степаныча по пути сюда порешили. Он, ясен перец, придурком был, но не безбашенным, чтобы по ночам по лесу шляться.

"Опять она за свое! - подумал Джокер. Ему было неприятно слушать, как член его "команды" нападает на бедняжку, которая и защититься-то не умеет. - И чего неймется? Кажется, ясно девке объяснили, что нет у нее шансов засудить Соню без доказательств. Отчего она так малышку невзлюбила?" Он уже собирался остановить Мадонну, сказать ей, чтобы угомонилась, но, к его удивлению, Соня ответила обвинительнице сама.

- Твои выводы абсолютно притянуты за уши, - заявила она с непонятно откуда взявшимся самообладанием. - Во-первых, нет оснований считать, что Виктор Степанович не разгуливал ночью. Накануне вечером он пил. Мы - она кивнула на Жанну, потом слегка повернула голову к Василию - видели его, когда обследовали остров. А пьяные, как известно, способны на самые безрассудные поступки. Во-вторых, его могли убить и до наступления темноты...

- Ага, щас! - нахально перебила ее Мадонна. - Откуда киллеру было знать, что мужик нажрется и гулять пойдет? И не куда-то там, а по тропе к лагерю. Или он решил там, на дереве, с удавкой на всякий случай посидеть? Еще чем посмешишь?

Но Соню, робкую малышку Соню, непостижимым образом не смутил и этот наезд.

- Мог и на всякий случай, - спокойно подтвердила она. - Виктор Степанович во всеуслышание заявил о своем желании занять эту стоянку, и киллер мог рассчитывать, что он исполнит свое намерение в тот же день. А мог и комбинацию какую-нибудь придумать. Мы же до сих пор не знаем, каким образом убийца выманил из лагеря Марго.

- Погоди, - вмешался Джокер, радуясь возможности перевести разборку в конструктивный разговор. - Ты хочешь сказать, что Марго убил не Иеремия?

- У тебя нелады с логикой, мон ами, - подключилась и Жанна. - Из сказанного Соней можно сделать вывод, что Виктора Степановича и Марго убил один и тот же человек. Но ниоткуда не следует, что это был не Иеремия.

- Ага, давайте, слушайте ее! - голос уязвленной Мадонны сочился ядом. - Она вам тут такого напоет...

- Мадонна, дорогая, свою точку зрения ты уже высказала, - устало заметила Жанна. - Мы поняли, что ты подозреваешь в убийстве Виктора Степановича Соню. Признаю, что твои подозрения не лишены оснований и с логикой у тебя, в отличие от Джокера, все в порядке. Но, если ты немного успокоишься и не будешь видеть в каждом высказывании выпад против тебя лично, то поймешь, что и в словах Сони есть свой резон. Дай нам возможность обсудить и другие версии.

- Тем более что в отсутствие каких бы то ни было улик это занятие вполне безответственное, - подхватил Джокер. - Потеоретизировали, поспорили, поболтали и разошлись, живые и невредимые!

- Ну-ну! - Надувшаяся Мадонна демонстративно перекинула ноги через скамью и села спиной к столу.

Джокер мелко, по-шутовски перекрестился и обратился к Жанне:

- Слово вам, сеньора. Вы зарекомендовали себя прекрасным арбитром в вопросах логики, вам и карты в руки.

- Договорились, - приняла вызов Жанна. - Предлагаю плясать от печки. Поскольку игра продолжается, мы имеем два варианта, так сказать, высшего уровня. Первый: киллер остался в единственном числе. И второй: их по-прежнему двое.

- Ну, это было бы чересчур! - не выдержал Джокер. - Что за мрачная фантазия? Нет, я настаиваю на том, что Иеремию мы вычислили правильно. Не хватало только, чтобы его дух являлся ко мне по ночам и смотрел с немым укором!

- Я что-то не пойму, шер ами, тебе нужна логика или дешевый балаган? Если балаган, то я охотно передам слово тебе. А если логика, изволь не перебивать!

- О! Кхм... Perdone me! - Джокер зажал себе рот обеими ладонями и сдавленно пообещал из-под них, что больше не будет.

- Спасибо. - Жанна кивнула, проигнорировав клоунаду. - С вашего позволения, я эти варианты пронумерую, потому что дальше они будут ветвиться. Скажем, вариант римское один и римское два.

- Если вы собираетесь привести в систему все возможные расклады, разумнее сделать это на бумаге, иначе мы скоро запутаемся, - заметил Василий.

Она похлопала себя по карманам и виновато развела руками, тогда он достал из-за пазухи блокнот с карандашом и выложил перед ней.

- Благодарю. Что бы мы без вас делали? - Жанна придвинула блокнот, расчертила страницу на две колонки и быстро записала: "Вар. I (1 киллер)"; "Вар. II (2 киллера)". - Первый в свою очередь тоже распадается на два: вторым - погибшим - киллером был Иеремия, то есть мы вычислили его правильно. Или мы ошиблись, и тогда неведомый нам киллер по недоразумению убил своего товарища, тоже неведомого. В случае если Иеремия был киллером, у нас опять-таки две возможности. А: обе жертвы на его совести. И бэ: каждый из киллеров совершил по одному убийству. В свете того что...

- Три! - Снова не утерпел Джокер. - Три возможности. Третья: обе жертвы на счету неизвестного нам киллера, а Иеремия пострадал невинно. Вернее, не так чтобы совсем уж невинно, но несколько преждевременно.

Жанна кивнула и написала литеру "в", снабдив ее соответствующим пояснением.

- Спасибо. Итак, вариант I.1.а: обе жертвы за Иеремией. Много из него не вытащить. Оставшийся киллер ничем себя не проявил, иначе говоря, им может оказаться кто угодно.

- Да нет, кое-какие предположения относительно его характера сделать можно, - возразил Василий. - Бездеятельность, вероятно, свидетельствует об осторожности, умении выжидать...

- О трусости! - выпалила Мадонна, стремительно развернувшись лицом к столу. И торжествующе ткнула пальцем в сторону Сони. - Это она, чтоб мне лопнуть! У нее на лбу написано, что очко не держит.

В ответ заговорили сразу трое.

Василий: Вы непоследовательны, Мадонна.

Джокер: А кто только что с пеной у рта доказывал, будто Соня пришила Степаныча?

Соня: Трусость - не единственная возможная причина. Если у киллера хлипкое сложение, ему контактное убийство просто не по силам.

- Это ты на меня баллон катишь, жиртрестина недорослая! - накинулась Мадонна на девушку, пропустив мимо ушей прочие возражения. - На себя посмотри! Да ты в своих жирных белых лапках ничего тяжелее карандаша не удержишь!

- Мадонна, я тебя умоляю! - снова вмешалась Жанна. - Ну зачем ты нагнетаешь страсти? Думаешь, если громко и яростно вопить, снова и снова называя кого-то киллером, с тобой легче согласятся? Уверяю тебя: ты ошибаешься. Не та тут компания, чтобы брать глоткой.

- Ну и пожалуйста! - буркнула Мадонна обиженно. - Рисуйте свои картинки, пока она вас всех не перережет.

- Карандашом, надо полагать, - пробормотал Джокер, - но так, чтобы агрессорша его не услышала.

- На чем мы остановились? - Жанна придвинула блокнот поближе. - Ага. Вариант I.1.а предполагает, что уцелевший киллер либо осторожен и терпелив, либо нерешителен, либо слаб физически. Слишком широкий получается спектр. К нему можно примерить любого из нас - не по одной, так по другой причине. Особенно, если добавить к списку миролюбивый характер, фатализм, невезучесть или легкомыслие. Вариант I.1.б говорит о киллере больше. Убил он в первую или во вторую ночь, в нерешительности, легкомыслии и миролюбии его не упрекнешь. Правда, если Соня права, и обеих жертв выманили из лагеря сходным образом, этот вариант маловероятен. Но возможен. В его рамках лично я исключила бы Соню и Джокера...

- Наверное, мне следовало бы поблагодарить вас за комплимент, - живо отреагировал Джокер. - Но что-то подсказывает мне: это не он.

- Вариант I.1.в самый информативный, - продолжала Жанна, пропустив его реплику мимо ушей. - В этом случае киллер убивал две ночи подряд, к тому же подделал улики, направившие расследование в сторону Иеремии. То есть речь, безусловно, идет об очень решительной, целеустремленной и хитроумной личности.

- И кто же, по-вашему, этот герой? - подозрительно спросил Джокер.

- На этот раз я исключила бы еще и Мадонну. В целеустремленности и решительности ей не откажешь, но при этом она несколько э... прямолинейна.

- Другими словами, вариант "один-один-вэ" предполагает, что киллер либо вы, либо Василий, я правильно понимаю? - В голосе Джокера, задетого демонстративным невниманием Жанны, явственно прозвучала издевка. - Вижу, с самомнением у вас все в порядке. Или наоборот? Пожалуй, наоборот, раз уж вы готовы рискнуть головой ради того, чтобы щегольнуть перед нами своими уникальными качествами.

- Джокер, милый, я игнорирую твои искрометные замечания вовсе не из вредности. Просто мне хотелось бы закончить с версиями до начала заседания.

- Боюсь, не получится, - сказал Василий, посмотрев на часы. - Без трех двенадцать. Но к чему торопиться? Разве мы не можем заняться систематизацией версий на заседании?

- Как справедливо выразился наш остроумный друг, вне рамок заседания построение версий - занятие вполне безответственное. В отличие от выступления на суде. Мне не хотелось бы, чтобы на основании моих раскладок кому-нибудь попытались вынести приговор. По крайней мере, до тех пор, пока мы не будем вооружены еще и фактами.

Василий пожал плечами.

- Не вижу проблемы. Итак, я открываю судебное заседание и сразу же вношу предложение о его закрытии - на основании отсутствия информации, дающей основания для чьего бы то ни было обвинения. У кого есть другие предложения?

Мадонна дернулась было, но промолчала. И руки не подняла.

- Замечательно. Прошу проголосовать за мое. Кто за? Раз, два, три, четыре. Большинством голосов принято решение о закрытии заседания. Пожалуйста, Жанна, продолжайте.

- Эк вы ловко! - Жанна восхищенно покачала головой. - И почему на моем жизненном пути ни разу не случилось такого руководителя? Глядишь, и не пришлось бы вербоваться в гладиаторы. М-да... Извините. В общем, вариант римский первый со всеми подпунктами мы рассмотрели. Переходим к варианту два: киллеров по-прежнему двое. Для некиллеров это почти поражение. В первую очередь потому, что численное соотношение - три к двум - близко к критическому. Еще одна жертва из числа, так сказать, мирного населения, и суд утратит возможность вынести киллерам приговор. А изменить численное соотношение в другую сторону сейчас, пока у нас перевес, при отсутствии улик практически нереально. Слишком высок риск устранить "не того" и сыграть убийцам на руку.

- Ты считаешь, что киллеры уже знают друг друга? - Джокер настолько заинтересовался таким разворотом, что позабыл и о своем шутовском амплуа, и о намерении обращаться к Жанне на "вы". (Поскольку она предпочла перейти с ним на "ты", это был хороший способ ее поддразнить.) - Обменялись тайными сигналами у нас на глазах?

Жанна задумчиво посмотрела на него и пожала плечами.

- Не знаю. Думаю, они должны были попытаться, потому что это в их интересах, а получилось ли у них, не знаю. Но даже если пока не получилось, дела "мирного населения" все равно не блестящи. Если киллеров двое, то строить догадки относительно их личностей еще сложнее, чем в первом случае. В зависимости от того, действовали они оба или только один, сумели вычислить друг друга, может быть, даже объединиться, или понятия не имеют, кого жребий дал им в партнеры, можно выдвигать самые разные предположения о чертах их характера. И любые из них могут оказаться верными.

- Почему? - удивился Василий. - Чем этот вариант принципиально отличается от первого? По-моему, возможностей тут даже меньше. Либо обе жертвы на счету одного киллера - решительного, целеустремленного, хитрого. И это означает, что в партнеры ему достался некто пассивный, излишне острожный или физически слабый. Либо каждый совершил по убийству, и тогда оба умеренно решительны, проворны и хитры.

- Это если каждый из них сам по себе. А если они действуют в сговоре? Один втирается к жертве в доверие, выманивает ее, отвлекает, подчищает следы, а второй убивает?

- Исключено. Правила запрещают игрокам открывать друг другу свой статус, - напомнил Василий.

- Правила запрещают делать это явно. Иными словами, вы не можете подойти, например, к Джокеру и сказать ему: "Я киллер, думаю, что и ты тоже. Давай уберем сегодня ночью Виктора Степановича. Ты придешь к нему с бутылкой, подпоишь хорошенько и приведешь в определенное место, а я сделаю все остальное". Но никто не запрещает вам завести с Джокером чисто теоретический разговор о том, как могли бы киллеры спланировать убийство, если бы узнали друг друга. А Джокеру - правильно понять ваш намек.

Судя по выражению лица Василия, нарисованная Жанной картина показалась ему нереальной

- Для этого нужно быть не просто хитроумным, - сказал он. - Тут требуется поистине дьявольская проницательность и способность пойти на колоссальный риск...

- Вот и я о том же. Заметьте, это только один из возможных сценариев. Если киллеры, к примеру, случайно столкнулись ночью нос к носу, то дьявольская проницательность и рисковость им для сговора уже не нужны. То есть речь может идти о совершенно других типах личности.

- Трындец! - Джокер почесал в затылке. - И ведь похоже на правду. Во всяком случае, это ответ на вопрос: как киллеру удалось выманить ночью жертву из лагеря. Для двоих это не проблема, им проще втереться в доверие. Если бы ко мне в лагерь пожаловали двое, пускай даже ночью, я бы ни в жизнь не заподозрил, что это сговорившиеся киллеры. Как сказал Василий, исключено. Запрещено правилами. Наоборот, я счел бы присутствие этой парочки гарантией своей безопасности и согласился пойти с ними куда угодно. Правда, я человек беспечный, другой на моем месте мог бы и насторожиться. Но киллерам и не было необходимости показываться намеченной жертве на глаза. Достаточно пробежаться неподалеку от лагеря, ломая ветки и громко топая. Любой, кто поймет, что бегут двое, подумает: "Ага, киллер гонится за жертвой! Или удирает после неудачного покушения". И, ясное дело, бросится на шум - не помочь, так хоть подглядеть... - Тут он вспомнил о своей роли и заголосил дурашливо: - Бедные мы, несчастные! Жизни наши загубленные! Что же это такое творится-то?

Василий поморщился.

- Может, обойдемся без театра? Положение у нас и впрямь невеселое, хотя Жанна, как мне кажется, сгустила краски. Все-таки люди с незаурядными способностями встречаются нечасто, а для того чтобы сговориться, не открываясь, способности нужны почти исключительные. Но даже в случае сговора киллеров у "мирных граждан" вполне есть шансы на победу, ведь они могут использовать для защиты любое оружие. Нож и удавка решительно проигрывают пистолету, тем более что профессионалов среди нас нет. Теперь, когда Жанна предупредила нас о возможности объединения киллеров, застичь жертву врасплох будет непросто. А рисковать им все равно придется. Лично я в таких условиях поставил бы на некиллеров.

Выигрышная стратегия

Принимая предложение Мадонны войти в "тройку", Жанна понимала, что ей придется нелегко. Но не догадывалась насколько. Она видела, что у Мадонны шалят нервы, но только на общей встрече осознала, к каким последствиям может привести эта нервозность. Неглупая в общем-то девица (глупая просто не прошла бы отбор) вела себя откровенно по-идиотски. Словно задалась целью добиться, чтобы ее осудили. А так как на особу, склонную к самопожертвованию, Мадонна никоим образом не похожа, остается сделать вывод, что она вот-вот слетит с катушек. И сорвет игру.

Мало того, оказалось, что и у Джокера с нервами не все в порядке. Только этим можно объяснить, что парень постоянно дразнит и без того заведенную Мадонну - насмехается, огрызается, подначивает, - игнорируя и намеки Жанны, и ее попытки восстановить мир.

К вечеру безумно тяжелого дня Жанна успела десять раз пожалеть о своем согласии присоединиться к склочной компании. Конечно, в свете главной цели - победить с наименьшими потерями - это стратегически верный шаг. Но не в том случае, если у Мадонны сорвет крышу настолько, что она перестреляет "союзников" к чертовой матери. А для того чтобы этого не произошло, Жанне приходилось постоянно быть начеку и вообще лезть из кожи вон, что плачевно сказывалось уже на ее собственных нервах. Ей казалось, что она попала в задачу про волка, козу и капусту. Только в более безумном варианте - в отсутствие капусты. Стоило перевозчику (то есть Жанне) погрузить в лодку волка, как сумасшедшая коза вплавь бросалась следом, била рогами в борт и доводила волка с перевозчиком до исступления. При попытке перевезти козу в погоню бросался уже волк. Оказавшись в лодке вдвоем, мерзкие твари немедленно устраивали кораблекрушение. Перевозчик вынужден торчать с безумной парочкой на берегу, то и дело отбивая то козу от волка, то волка от козы. Он весь разукрашен синяками и следами укусов. А махнуть на все рукой и уплыть в гордом одиночестве никак нельзя: коза с волком поубивают друг друга, после чего хозяева разделаются с перевозчиком.

Чувствуя себя не в силах решить проклятую задачку, Жанна время от времени испытывала неодолимое искушение схватиться за пистолет и поставить точку.

- Ну вот что, братцы кролики, - заявила она с металлом в голосе, когда в очередной раз поймала себя на том, что поглаживает предохранитель. - Сторожить вас я не нанималась. Допустить, чтобы вы перегрызли друг другу глотки, а организаторы привезли сюда новую партию идиотов и дали сигнал начать все сначала, я не намерена. Поэтому предупреждаю в первый и последний раз: того, кто еще раз вякнет какую-нибудь гадость, я огрею по затылку, свяжу и заткну рот кляпом. А потом пойду спать и предоставлю позаботиться о спокойствии в лагере киллеру. Я достаточно ясно выразилась?

- Вполне, - ответил после солидной паузы Джокер, опасливо отодвигаясь на противоположный конец бревна. - Только уточни, пожалуйста, что ты подразумеваешь под "гадостью"? Видишь ли, мне не хотелось бы получить по башке за какой-нибудь невинный комплимент.

- Если ты имеешь в виду свое последнее замечание насчет высокого искусства макияжа, то лучше тебе воздержаться от невинных комплиментов. Под гадостью я подразумеваю любое провокационное высказывание. Даже если провокационным будет только тон.

- Похоже на закамуфлированное предложение заткнуться навеки. Ибо я сомневаюсь, что тебе удастся подобрать строгое определение к выражению "провокационный тон".

- Если ты не способен отличить провокационный тон от непровокационного без математических формулировок, то да, надежнее будет заткнуться.

Джокер вздохнул и развел руками.

- Ну что же, подчиняюсь грубой... - Тут он пригнулся и театрально втянул голову в плечи. - Пардон, я хотел сказать, нежной силе.

- Тоже мне, крутая нашлась, - пробормотала с безопасного расстояния Мадонна, но мысль свою развивать не стала.

Полчаса в лагере стояла благословенная тишина. Жанна читала, Джокер и Мадонна сидели в угрюмом молчании. Потом Джокер преувеличенно робко предложил компании сыграть в карты.

- Еще чего! - Мадонна перехватила взгляд Жанны и сбавила тон. - Не сяду я с тобой играть. Сам рассказывал, что пристрастился к картам раньше, чем научился говорить.

- Вот только карточных страстей нам сейчас не хватало для полного счастья, - проворчала Жанна, переворачивая страницу.

- Нужно же как-то скоротать время до темноты. Не хотите играть, тогда почитала бы, что ли, вслух.

- А колыбельную тебе, часом, не спеть? - язвительно осведомилась Жанна.

- Послушай, а тебе не кажется, что вот именно такой тон и называется провокационным? Если уж ты установила диктатуру, то хотя бы из соображений приличия могла бы не нарушать законы, которые сама же и ввела.

- Правильно! - обрадовалась Мадонна. - Раскомандовалась тут, навела шороху, а сама...

- Хорошо-хорошо! Признаю, я была невежлива. Приношу свои извинения. Но читать вслух все равно отказываюсь. Найдите какой-нибудь другой способ скрасить себе вечер.

- Эх! - вздохнул Джокер. - Кабы не беспричинная ненависть Мадонны к малышке Соне, я предложил бы сходить в гости.

- Так какие проблемы? - Мадонна хмыкнула. - Иди один! Только не жалуйся потом, когда тебя прирежут.

- И правда, что ль, сходить? - Джокер поднялся с бревна и поприседал, разминая затекшие ноги. С вами, как я погляжу, каши не сваришь.

- Не советую, - сказала Жанна, не поднимая глаз от страницы. - Вряд ли они тебе обрадуются.

- Это еще почему? - удивился Джокер. - Если вы не оценили мое обаяние и очаровательное чувство юмора, это еще не значит, что у других со вкусом та же беда.

- Ты чо, совсем, что ли, ду... - Мадонна метнула опасливый взгляд в сторону Жанны и быстро поправилась: - Ничего не соображаешь? Они там трахаются вовсю, на кой им твое чувство юмора?

Джокер посмотрел на нее с состраданием.

- Милая девочка, не сочти за обиду, но если ты не в состоянии представить себе другого занятия, которому могут предаваться наедине мужчина и женщина, то у тебя профессиональная деформация личности.

Предчувствуя новый виток скандала, Жанна в сердцах захлопнула книгу.

- А у тебя, похоже, врожденный дефект зрения, - сухо заметила она, опередив раздувающуюся от негодования Мадонну.

- Как?! И ты, Брут?.. - Джокер пафосно воздел руки к небу. - О женщины! Вы тему любострастья готовы обсуждать весь праздный век свой без остатка!

- Но-но! - Жанна погрозила ему пальцем. - На твоем месте о праздности я скромно промолчала бы. А что до темы любострастья, то по статистике она не входит даже в первую пятерку тем, обсуждаемых женщинами. Тогда как мужская тупость, если я не ошибаюсь, занимает почетное четвертое место.

Джокер состроил возмущенную рожу, но неожиданно посерьезнел и спросил уже без всякого ёрничанья:

- Да почему вы так убеждены, что они спят друг с другом? Может, дело и правда в моей тупости, но я не заметил никаких признаков романа. А скрыть их на начальной стадии, по-моему, невозможно. Видели когда-нибудь кота и кошку в охоте? Они могут сколько угодно делать вид, что не интересуются друг другом, но обманется только слепой. Тоже самое у людей. Если внимательно наблюдать за впервые переспавшей парочкой, кажется, что они связаны - физически связаны - невидимыми нитками. Движения, жесты, мимика одного всегда отзываются какими-то вибрациями в теле другого. Видимыми вибрациями. Конечно (он покосился на Мадонну), бывает перепих в чистом виде. Справили нужду и забыли. Но я уверен, что Соня и Василий не из тех, кто занимается сексом ради здоровья или успокоения нервов. А романом там, как мне кажется, не пахнет.

Жанна собиралась сказать, что с нюхом у него тоже проблемы, но поняла, что тем самым вернет разговор в прежнее, скандальное, русло и перешла на задумчиво-доверительный тон.

- Надо же, а мне и в голову не приходило, что влюбленную парочку можно безошибочно вычислить, даже если они скрывают свои чувства! Сейчас, оглядываясь назад, я припоминаю кое-какие эпизоды и понимаю, что ты, скорее всего, прав. Дорогой Джокер, прости за глупые намеки насчет зрения и тупости. Я готова признать, что ты наблюдателен и умеешь делать верные выводы. Но с Василием и Соней ты все-таки ошибся. Не знаю, как мне тебя убедить... Скажи, ты заметил, как Соня изменилась за эту ночь?

- Заметил, естественно! - Джокер пожал плечами. - Но о чем это говорит? Может, она просто выспалась или приноровилась к здешней обстановке. Мы же не знаем, как она ведет себя в нормальном состоянии.

- Говори за себя! - буркнула Мадонна, впрочем, довольно беззлобно. - Я эту породу хорошо знаю. Тихая мышка-норушка, глазки опущены, рот на замке. Не дай бог, кто посмотрит в ее сторону - уделается от ужаса. А свое берет тишком, пока не видит никто. Шмыг - и нет ни ее, ни сыра! Чтобы такая писюшка посмела вякнуть прилюдно, огрызнуться на кого - это ха-ар-роший крышеснос нужен!

- А крышеснос - это непременно перетрах? - подчеркнуто бесстрастно уточнил Джокер.

- Это любовь, Джокер, - поспешила вмешаться Жанна. - Если робкая, застенчивая, неуверенная в себе девушка в одночасье обретает спокойствие и достоинство, это может означать только одно: она почувствовала себя любимой, желанной, привлекательной... В общем, совершенно не такой, какой привыкла себя воспринимать. Я не знаю, почему в этом случае не сработала твоя теория. Может быть, она верна только для тех парочек, которые увлечены друг другом поверхностно - на гормональном, так сказать, уровне. Может быть, у Василия с Соней дело до постели пока не дошло. Может быть, они умеют скрывать свои порывы лучше среднестатистического большинства. Но одно я могу сказать тебе точно: у них любовь. Ты обратил внимание, что Василий сегодня улыбнулся впервые за все время? Ты заметил, что у них изменились лица? Неуловимо, но изменились. А как тебе тот факт, что они ни разу не посмотрели друг на друга? И, не обменявшись ни единым взглядом или прикосновением, одновременно встали и попрощались с нами?

- Ладно, уговорили! - Джокер поднял обе руки, капитулируя. - Не пойду в гости. Пойду спать. Если отпустите меня до полуночи, обещаю потом охранять ваш девичий сон до утра.

С уходом Джокера Мадонне заметно полегчало - как будто уползла ядовитая гадина. Подумать только, еще пару дней назад она злилась на Марго! Думала, что только ее присутствие мешает тому, чтобы они - Мадонна и Джокер - поладили меж собой. Не могла взять в толк, чего эта мороженая фифа воротит нос, когда за ней ухлестывает такой гарный хлопец. Веселый, простой, характер легкий. И не дурак. Словом, на зависть ухажер. А Марго как собака на сене - сам не гам и другим не дам. Теперь-то Мадонна ее понимала! То, что со стороны выглядело, как веселые беззлобные шутки подбивающего клинья мальчика, при близком знакомстве оказалось укусами перегретой гадюки. Не диво, что Марго всячески уворачивалась от такого кавалера и норовила заморозить его взглядом. Испытав на собственной шкуре "любезности" Джокера, Мадонна сама с удовольствием превратилась бы в морозилку. Жаль не может она, как Марго, - кровь по жизни горячая. Если бы не Жанна, она бы этого говнюка...

Хотя вообще-то это странно. Кровь кровью, но Мадонна гордилась своим умением не показывать виду, когда ее доставали. Раздразнить кого послабее в детдоме было любимым развлечением своры, что вилась около вожака. Мадонна благоразумно держалась поближе к своре и обычно избегала роли жертвы. Но не всегда. Некоторые детдомовцы, несмотря на все ее старания, чуяли в ней что-то непонятное, опасное. И иногда им удавалось натравить жаждущую потехи шоблу на Мадонну. Тут главное было не сорваться, не поддаться ярости. И Мадонна это умела. Бывало, внутри все клокочет, от бешенства в глазах темнеет, а она знай себе улыбается. А тут вдруг как с цепи сорвалась. Что на нее нашло?

В глубине души она, конечно, понимала что. Ей невыносима мысль, что здесь, в этой компании, она человек второго сорта. Как бы к ней ни относились в детдоме, там она была самой умной. Своих "сокармеников" и "надзирателей" видела насквозь, понимала их лучше и быстрее, чем они самих себя. Умела управиться с любым "авторитетом" так, что он лил воду на ее мельницу, даже не подозревая об этом. А здесь?

Здесь она чувствует себя ущербной. Не понимает половины шуток и намеков, не понимает хода мысли этих людей, не понимает, что ими движет. Хотя, казалось бы, чего проще? Народ за нехилые бабки подрядился поучаствовать в мочилове на потеху каким-то толстосумам. Что может ими двигать, кроме желания выжить и прикончить побольше соперников, чтобы получить кус пожирнее? Ну ладно, допустим, мочить всех подряд вредно для здоровья. Допустим, что выжить проще, если объединиться в небольшие группы и не давать своих в обиду. Своих, но не чужих! Тогда какого хрена ни Джокер, ни Жанна не ухватились за идею потопить Соню? Втроем они преспокойно разделались бы с ней на сегодняшнем судебном заседании - без риска для жизни и здоровья. И Василий со всеми его спикерскими штучками ничего не смог бы сделать.

Но они даже слушать Мадонну не захотели! Почему? Чего такого неправильного она предложила? За что на нее взъелся Джокер? Весь день язвил и жалил, точно у него желчь разлилась. Ладно, Джокер, он самец, у него могут быть виды на эту жирную мышь. А Жанна? Ей-то зачем было за Соню заступаться? За компанию с Джокером? Потому что считает его своим, а ее, Мадонну, - чужой? Такое объяснение ее ранило, а другие не придумывались. Потому Мадонна и не находила себе места, потому и срывалась чуть что, как припадочная.

Но теперь, когда гадина Джокер свалил, у нее появился еще один шанс подобраться поближе к Жанне. Прошлой ночью попытка "расколоть" ее провалилась, ни на расспросы о болезни сына, ни на восхищение Мадонны деловой хваткой Жанны, сумевшей на пустом месте, без связей и денег, построить свой бизнес, тетка не повелась. Но прошлой ночью Жанна была здесь новичком. Она могла опасаться Мадонны, ждать от нее подвоха. Теперь все изменилось. Очень может быть, что сегодняшнее дурацкое поведение Мадонны сыграет ей на руку. Как там Жанна назвала ее, когда рисовала свои версии? Прямолинейной? И еще замялась перед этим, как будто хотела сказать что-то более обидное. Не хитроумная, а какая? Правильно, глупая. Мадонна так себя и вела - глупо и надоедливо. Как комар, который все летает перед физиономией и ищет местечко, несмотря на то что от него отмахиваются. А глупых надоедал никто не опасается, и подвоха от них не ждут. Правда, и дружиться с ними никто не рвется, но тут можно кое-что поправить. Жанна - тетка явно незлая. Вон, заступалась сегодня за Мадонну перед Джокером, хотя сердилась на обоих. Потому что Мадонна слабее, надо полагать. А слабых нужно защищать, этому еще в школах учат. Детдомовская-то выучка эту блажь из воспитанников быстро выбивает, но Жанна выросла в семье, и школьные правила должны сидеть в ней крепко. Если Мадонна ей поплачется, признается, что половины слов в ихних речах не понимает, чувствует себя последней дурой, злится и ничего со своей злостью поделать не может, Жанна наверняка возьмет ее под свое крылышко. А там, глядишь, и приоткроется, покажет струнки, на которых Мадонна сыграет, когда придет время. Это она умеет. Это ее личная "выигрышная стратегия", которая до сих пор никогда не подводила.

Однако приручение Жанны пришлось отложить. Сначала она читала, а Мадонна терпеливо ждала темноты. Но когда начало смеркаться, вдруг поднялся ветер. Жанна, озабоченно посмотрев на небо, сказала, что ночью, похоже, будет гроза, и ей непременно нужно сходить на свою стоянку за брезентом, чтобы устроить над кострищем навес.

- А нужен обязательно брезент? - спросила Мадонна, которой не хотелось оставаться одной. - Джокер в прошлый раз сделал навес из пленки. Правда, потом мы прикрыли этой пленкой Марго, но эти (она кивнула в сторону моря) наверняка выбросили ее, когда забирали тело. На кой им пленка? Может, сходим, поищем? Тут недалеко.

Жанна посмотрела на нее с любопытством.

- И тебе не будет неуютно сидеть под пленкой, которую стащили с мертвого тела? - Она покачала головой. - Никогда не считала себя чувствительной особой, но до тебя мне, похоже, далеко. Извини, дорогая, я все-таки предпочитаю свой брезент. Помимо всего прочего он будет понадежнее пленки, а это в такой ветер немаловажно.

И ушла. Мадонна ждала ее почти полтора часа, и это ожидание далось ей ох как нелегко! Ветер гнул деревья, ломал ветки, опрокидывал посуду, трепал пламя костра и будил тревогу. Шум не давал прислушаться к более тихим звукам, поэтому Мадонна все время боялась, что из темноты вот-вот вынырнет киллер и воткнет в нее нож. Иногда ей мерещилось, что в кустах притаился Василий или толстушка Соня, которая почему-то больше не казалась квашней. Пару раз она подумала, что слышит шаги крадущегося от палатки Джокера. В общем, Мадонна то и дело вскакивала, светила по сторонам фонариком, хваталась за пистолет... И в конце концов чуть не пристрелила вернувшуюся с брезентом Жанну, что, разумеется, не прибавило той сердечности.

Потом Жанна прилаживала навес, а Мадонна крутилась рядом, предлагая свою помощь. Закончилось это тем, что ветер вырвал у нее из рук угол брезентового полотнища и хлестанул им Жанну по морде. После чего Жанна сдержанно, но холодно сообщила, что справится сама, и попросила Мадонну приготовить ужин. Но, пока они возились с брезентом, костер потух, а развести его на ветру Мадонна не сумела, так что кашу на ужин тоже варила Жанна. От робкого возражения бедной сиротки, объяснявшей, что ей нужен только огонь, а ужин она приготовит сама, тетка попросту отмахнулась - дескать, сиди уж. И умолкла надолго, не отвечая на попытки сиротки к ней подлизаться. А ведь Мадонна не виновата, что в детстве ее никто не водил в походы и не учил всяким лесным премудростям. Но поди объясни это железобетонной тетке, когда она на тебя дуется!

Потом пошел дождь, и они накрывали дрова, убирали под навес коврики и прочие вещи, разбросанные по лагерю. А когда Мадонне показалось, что общая суета их сблизила и теперь можно приступить к трогательным признаниям, Жанна посмотрела на часы и сказала, что пора будить Джокера. И пожаловалась, что падает на ходу. Джокер вылез из палатки, недовольно бурча, что терпеть не может дождь, и они, наверное, нарочно нагнали сюда эти тучи, чтобы ему подгадить. Правда, увидев кашу с тушенкой, повеселел и даже пожелал им спокойной ночи.

Мадонна еще надеялась, что ей удастся поболтать с Жанной перед сном, но та отключилась, едва залезла в спальник. Да и сама Мадонна под мерный стук дождя заснула очень быстро.

Ночью ее разбудили позывные мочевого пузыря. Она неохотно вылезла из теплого спальника и палатки под холодный дождь, проигнорировала призывные жесты размахивающего фонариком Джокера, сбегала в кустики, но потом все же забежала к нему под навес.

- Посиди со мной немного, красотка, - попросил он. - В такую мокрую ночь тоскливо дежурить одному.

- Ничего, подежуришь, - злорадно сказала она, припомнив, как он целый день ее изводил. - В другой раз будешь знать, как хамить девушкам!

- О жестокосердая! - крикнул Джокер ей вслед и тут же мерзко хихикнул.

Забираясь обратно в палатку, Мадонна разбудила Жанну, и та, поворчав, тоже отправилась в кустики. Джокер опять что-то прокричал, видимо, пытаясь и ее соблазнить совместным дежурством. И снова безрезультатно. Жанна вскоре вернулась и тут же отрубилась снова. А Мадонна на этот раз не могла заснуть довольно долго. Все ворочалась, да прислушивалась к едва различимым за шумом дождя звукам, которые издавал Джокер, - треску ломаемых им сучьев, лязгу упавшего котелка, заунывному пению-мычанию. Она даже подумала, не простить ли ей гада, не посидеть ли с ним, и правда, раз сон все равно не идет. Но вспомнила его ехидную ухмылку и подавила свой порыв.

А утром, выбравшись из палатки, увидела, что насмешник и игрок, уверявший, будто придуманная им стратегия гарантирует победу по крайней мере двоим из их тройки, лежит на кострище вниз лицом, а из его затылка торчит топор.

Нервы на пределе

Жанна проснулась от того, что ее трясли за плечо. С трудом вырвавшись из плена сновидения, она открыла глаза, но в густом сумраке палатки смогла разглядеть лишь темный силуэт Мадонны, которая почему-то молчала. Жанна нашарила фонарик и посмотрела на часы. Почти девять, то есть уже час как рассвело. А темно, потому что утро пасмурное. Жанна перевела взгляд на Мадонну. При свете фонарика лицо ее было до смешного похоже на мордочку панды. Лоб и щеки белые, а вокруг глаз черные круги - то ли из-за особенностей освещения, то ли из-за размазавшейся туши. Только сами глаза, светло-серые, с огромными зрачками, выбиваются из образа. Глаза смертельно перепуганного человека. Жанна стремительно села.

- Что стряслось?

Мадонна обхватила ладонью горло и помотала головой, а другой рукой махнула в сторону выхода из палатки. Жанна резким движением расстегнула спальник, торопливо обулась и первой вылезла наружу. Сделала несколько шагов к брезентовому тенту, остановилась, пошатнулась и закрыла лицо руками. Хотя вид и поведение Мадонны должны были подготовить ее к худшему, зрелище скрюченного тела с топором в голове вызвало ступор.

Мадонна тихо подошла сзади и положила руку Жанне на плечо. Рука мелко дрожала, и оттого традиционный жест сочувствия только добавил напряжения. Тем не менее он помог Жанне справиться с собой. Отняв ладони от лица, она повернулась к компаньонке.

- Тебе нужно чего-нибудь выпить. Кажется, я прихватила с собой со стоянки фляжку с коньяком. Подожди минутку...

Фляга обнаружилась в одном из карманов рюкзака. Жанна наполнила колпачок и протянула Мадонне, подумала немного и хлебнула сама - прямо из горлышка. Коньяк подействовал. Жанна слегка расслабилась, а Мадонна прокашлялась и смогла наконец говорить.

- Ты можешь думать все, что хочешь, но я этого не делала. Сукой буду, если вру!

Жанна пристально всмотрелась в ее лицо и кивнула.

- Он в натуре вел себя, как последний стервец... - продолжала Мадонна. - Ну, ты видела: изгалялся, нарочно меня бесил. Но мы были одной веревкой повязаны, и мне... и я...

- Да я верю тебе! Верю, что ты этого не делала, - успокоила девушку Жанна.

- Да... Нет... Не делала. И ты тоже, я знаю. Ночью, после того, как мы сходили пос... ну, в кусты, у меня пропал сон. Не то чтобы я совсем не спала, но дергалась от каждого шороха в палатке. Ты кашлянешь или повернешься, а меня подбрасывает. Я бы точно проснулась, если бы ты вылезла.

- Но тогда ты должна была хоть что-нибудь услышать. - Жанна кивнула в сторону кострища. - Шаги, голоса, вскрик, звук падения...

Мадонна помотала головой.

- Дождь шумел. То потише, а то начинал грохотать, как спятивший ударник. - Она неожиданно взбеленилась. - Да какая, нах, разница: слышала, не слышала! Ты просекаешь, о чем я тебе толкую? Мы этого не делали! Это ОНА!

Жанна едва не застонала. Только рецидива Сонефобии ей сейчас не хватало! А он, похоже, накатывал на Мадонну со страшной силой. Она вообще была сегодня в гораздо худшем состоянии, чем вчера. Зубы стучат, руки трясутся, сама вся, как тетива, натянута. И ведь дело, похоже, вовсе не в испуге! Просто она возбуждена до предела, переполнена жаждой действия, жаждой свести счеты. Что же делать? Вставать у нее на пути сейчас опасно: собьет с ног и растопчет, как взбесившаяся лошадь. Уйти в сторону нельзя: эта припадочная и сама сиганет в пропасть, и остальных за собой утянет. Налить ей еще коньяку? Но неизвестно, какова она во хмелю. А вдруг еще безумнее?

- Послушай меня, Мадонна, - заговорила Жанна медленно и заунывно, словно муэдзин. - Послушай внимательно, это очень важно. Ты не знаешь точно, кто из них двоих киллер: Василий или Соня. Я знаю, что подозреваешь ты Соню, но доказательств у тебя нет. И в принципе ты можешь ошибаться. Мне как-то сложно представить Соню, вонзающую топор в голову...

- А чем еще она могла...

- Погоди, не перебивай, пожалуйста! Дай мне сначала закончить, а потом говори, сколько хочешь. Обещаю, что выслушаю все до слова. Я пытаюсь убедить тебя не в том, что ты ошибаешься, а лишь в том, что ошибка возможна. И только потому, что не хочу, чтобы ты перла на Соню, как танк. Подумай хорошенько: один из них - допустим, Василий - точно знает про себя, что он этого убийства не совершал. Мысль об убийце Соне ему отвратительна, потому что она его возлюбленная. Если ты ворвешься в их лагерь и, брызжа слюной, а то и размахивая кулаками, напустишься на Соню, он без раздумий встанет на ее защиту, и последние сомнения в ее невиновности, - а они у него, наверное, все-таки возникнут, - растают без следа. Просто потому, что агрессора, напавшего на любимую девушку, подозревать проще и приятнее, чем эту самую девушку. Я понятно объясняю?

Мадонна хмуро кивнула.

- Хорошо, продолжим. Что будет дальше? Дальше будет судебное заседание, на котором за любую предложенную кандидатуру киллера проголосуют, в лучшем случае, двое. И двое будут против. По правилам игры киллеру выносится оправдательный приговор, и это означает, что он убьет или попытается убить снова. Как ты думаешь кого? Правильно, тебя или меня. И если он, а в нашем предположении она, преуспеет, то на следующем судебном заседании приговорят... кого бы ты думала? Опять правильно: ту из нас, которая еще останется в живых. Оно тебе надо? Не надо. Вот и давай действовать по-умному. Сейчас разделимся и обследуем самым внимательным образом лагерь и окрестности. На предмет следов. Здесь, на площадке, мы вряд ли что-нибудь найдем, потому как все в лужах, но на склонах вода не собирается, и нам вполне может посчастливиться.

- Это ты называешь "по-умному"? - Мадонна фыркнула. - Истопчем все кругом, потратим кучу времени, и еще неизвестно, найдем или нет. Не найдем, так они нас мордой в наши же следы и сунут. А найдем, все равно отбрешутся. Она же не полная кретинка, чтобы в сапогах, в которых ходит, сюда припереться. А коли сапоги не ее, так наследить мог кто угодно. Знаем уже, проходили!

- Мадонна, дорогая, ты меня хорошо слушала? Постарайся хотя бы на время забыть, что это она, ладно? А насчет следов ты, наверное, права. Лучше сразу сходить за Василием с Соней и обследовать лагерь вместе. Мне, к примеру, совсем не хочется осматривать бедного Джокера самой. Сейчас начало десятого, до их стоянки идти примерно полчаса, вполне можем уложиться с осмотром до судебного заседания. Только дай мне слово, что не будешь кидаться на Соню. Если тебе трудно удержаться, предоставь лучше говорить мне, а сама помалкивай. Договорились?

Мадонна снова хмыкнула.

- Думаешь, если я не буду кидаться, он легче поверит, что его телка Джокера укокошила?

- Поверит не поверит, но, когда мы спокойно изложим факты и подтвердим алиби друг друга, сомнения у него появятся. А если к тому же нам повезет найти улики, ему придется задуматься всерьез. Ведь ставкой будет не только его жизнь, но и наши. Может быть, Василий так и не решится проголосовать за вывод Сони из игры, но нам-то будет достаточно, если он просто воздержится. Тебе что, трудно помолчать - хотя бы до начала судебного заседания?

- Ладно уж, помолчу. Ну, пошли, что ли?

- Погоди. Тебе не нужно оправиться там или умыться? Тогда дай мне пять минут. Можешь пока пошарить в хозяйственной палатке, поискать шоколад или печенье. Неизвестно, когда нам сегодня удастся нормально поесть.

До лагеря Василия и Сони они шли по берегу, поэтому две фигурки, приникшие друг к другу, углядели еще издали. Влюбленные сидели рядышком у костра, Соня положила голову Василию на плечо, а тот обнимал ее за талию

- Голубки, блин! - злобно пробормотала Мадонна. - Она хоть лапы от кровищи-то отмыла после Джокера?

- Ты же обещала! - воскликнула Жанна. И с отчаяньем подумала, что старалась напрасно. Обещания Мадонна не сдержит. Просто не сумеет.

- Ладно-ладно, не заводись! Они еще далеко, и море шумит. Небось не услышат.

И действительно, на звук шагов Соня с Василием обернулись, только когда визитеры подошли к самому лагерю. Обернулись и мигом переменились в лице. Василий вскочил и выступил вперед, словно хотел загородить собой Соню.

- Что? Джокер?..

Жанна легонько сжала ладонь Мадонны, напоминая, что говорить будет сама.

- Да, Джокер, - сказала она без выражения. - Убит под утро на дежурстве. Кто-то ударил его сзади топором по голове. (Соня с громким всхлипом втянула в себя воздух.) Мы постарались там не наследить. Если вы поторопитесь, мы успеем осмотреть лагерь... и тело до начала заседания.

Василий нервно сунул руки в карманы и посмотрел на Соню.

- Ты как? Может, тебе лучше не ходить? - Он повернулся к Жанне с Мадонной и несколько смущенно пояснил: - Соня немного приболела. Думаю, будет лучше, если она сразу поднимется к общему лагерю.

- Нет! Я пойду с вами. Пожалуйста, не оставляйте меня одну!

Он помог ей подняться и, не стесняясь посторонних, обнял.

- Конечно, малыш. Как скажешь.

Мадонна закусила губу и отвернулась. Жанна снова взяла спутницу за руку и почувствовала, что та вся вибрирует от напряжения. "Сколько она еще продержится? Час? Полчаса? Десять минут? Эх, надо было рискнуть и как следует ее напоить! Если дотянет до лагеря, так я и сделаю".

Они уже двинулись по берегу в обратную сторону, когда Мадонна резко остановилась и спросила язвительно

- Может, мы для начала все-таки поглядим на ваши шмотки? Вдруг найдем какую рубашку с кровью?

Соня вспыхнула. Василий пожал плечами.

- Пожалуйста. - Он вернулся к палатке, вытащил второй коврик и оба рюкзака, открыл их и вытряхнул вещи на коврики. - Прошу вас!

Жанна с виноватым видом устроилась на коврике и начала перебирать рубашки, свитера, толстовки. Мадонна тем временем сунулась в палатку - убедиться, что там ничего интересного не осталось. Василий обнял Соню за плечи и развернул ее лицом к морю.

Обыск ничего не дал, и через двадцать минут вся компания отправилась в лагерь Жанны и Мадонны. Шли, словно в детском саду, парами, взявшись за руки. Жанна и Мадонна впереди, Соня с Василием на несколько шагов отставали. Сначала все молчали, потом Жанна почувствовала, что ее спутницу опять начало трясти, обняла девушку за плечи и зашептала ей на ушко всякую успокаивающую чепуху. Посмотри, мол, туда, видишь какие барашки на воде? А вон чайки. Интересно, где они гнездятся? Но особого успеха эти маневры не принесли, Мадонна продолжала угрюмо смотреть под ноги и дрожать. Тогда Жанна вытащила из памяти смешные истории про толстушек, проходивших курс лечения в ее санатории. Этот номер имел больший успех. Слушая байку про будущую актрису, перемещавшуюся по комнате вместе с креслом, к которому она была привязана, и подломившую в пылу усердия отменно прочные дубовые ножки, Мадонна несколько раз улыбнулась. А когда Жанна рассказала про тетку, лихо взлетевшую на двухметровый барьер, повисшую наверху надломленной сарделькой и заголосившую: "Снимите меня! У меня забор в животе застрял!", даже захихикала.

Но, когда они поднялись на свою поляну и увидели Джокера, лежавшего все в той же неловкой позе - лицом вниз, с вывернутым локтем, подогнутыми ногами и топором, торчащим из затылка, - безумное напряжение вернулось. Мадонна снова часто и со свистом задышала сквозь стиснутые зубы. И завибрировала телом, напоминая оттянутую для выстрела тетиву. Соня застыла, прислонившись к дереву на краю поляны, и, судя по ее виду, готова была вот-вот упасть в обморок. Василий дошел до тента и тоже замер - то ли от шока, то ли от растерянности. Только Жанна сохранила способность двигаться. Залезла в палатку, вынула из рюкзака заветную фляжку, сунула налитый доверху колпачок в руки Мадонне, плеснула коньяку в чистую кружку и чуть ли не силком влила его в рот Соне, хлебнула сама и подошла с фляжкой к Василию. Но тот уже взял себя в руки. Склонился над Джокером, рывком выдернул топор из его головы (Жанна поспешно приложилась к спасительной емкости еще раз), осмотрел рану... Потом отложил топор и обернулся.

- Вы не поможете мне его перевернуть? - попросил он Жанну извиняющимся тоном. - Я бы мог и сам, но, боюсь, получится неделикатно. Не беспокойтесь, я не буду его раздевать и подробно осматривать. Все равно ничего не пойму. Хочу просто взглянуть на его лицо.

- Зачем? - Жанна нервно сглотнула.

- Видите лужу? Над кострищем брезент, причем не дырявый. Значит, вода могла попасть сюда только двумя способами. Либо кто-то случайно опрокинул вот этот котелок с чаем, либо убийца нарочно залил костер, чтобы одежда Джокера не загорелась. В последнем случае на его лице должны остаться сильные ожоги. Я хочу проверить.

- А что это даст? - Жанна тянула время, ожидая, когда подействует коньяк, и удивлялась Василию, который упорно не замечал ее страха перед мертвым телом.

- Информацию к размышлению. Почему киллер, вместо того, чтобы побыстрее уносить ноги, озаботился противопожарной безопасностью?

- Намекаете, что киллер - одна из нас? - Жанна невесело усмехнулась. - Что ж, давайте посмотрим.

Вдвоем они аккуратно перевернули тело. Лица Джокера практически не было видно под слоем мокрой золы. Василий попросил Жанну принести воды, достал из кармана носовой платок и начал осторожно смывать грязь. На проступившей под ней кожей - на левой щеке и подбородке - стали отчетливо видны багровые пятна ожогов. Но ожоги были поверхностными. Обгорела только кожа, подкожные ткани не пострадали.

- Ну, и что скажете? - спросила Жанна, отворачиваясь.

Василий выпрямился и задумчиво почесал в затылке.

- Даже не знаю... Если бы киллер залил костер уже после того, как Джокер туда упал, лицо обгорело бы гораздо сильнее. Если Джокер сам случайно опрокинул котелок - до того, как на него напали, - ожогов бы не было вообще. Видите, какая лужа? Получается, что котелок перевернулся, когда они дрались, так? Но тогда почему Джокер не закричал, не поднял тревогу? Кроме того, и его поза, и характер ранения говорят о том, что он спокойно сидел в тот момент, когда киллер нанес удар. Загадка... Кстати, топор ваш, местный? Где вы его держали?

- Под рукой. - Жанна указала на зарубки в бревне, с которого упал Джокер. - Видите следы? Сюда мы его и втыкали.

- Понятно. - Василий задумчиво пожевал губы. - Ладно, пойдем поищем следы. Хотя... - Он обвел взглядом залитую водой вытоптанную площадку между тентом и палаткой и покачал головой. - Вряд ли это что-нибудь даст. Дождь лил до самого утра. Все следы наверняка смыло.

Тем не менее они обошли поляну и облазили кусты вокруг. Соня хвостиком ходила за ними следом, а Мадонна, к большому облегчению Жанны, ушла ждать в палатку. Как и ожидал Василий, поиски ничего не дали. Найденные следы, не считая самых свежих, были оставлены утром Мадонной и Жанной. Когда поисковая партия вернулась на поляну, Василий посмотрел на часы и объявил, что пора выступать. Жанна удивленно подняла бровь.

- Разве вы с Соней не должны осмотреть наши вещи? Это было бы справедливо...

- Не вижу смысла. Убийца нанес один-единственный удар и топор из раны не вытащил. Так что крови было немного. К тому же она не разлетелась брызгами из-за капюшона, который ее впитал. Кстати, почему Джокер надел капюшон, если сидел под тентом?

- Должно быть, из-за холода. Ночью было градусов семь.

- Но ведь он сидел у костра?

Жанна молча пожала плечами.

- Ладно, - сказал Василий, еще раз бросив взгляд на часы. - Обмозговать факты мы можем и на заседании. А сейчас нужно поторопиться, если мы не хотим, чтобы нас "сняли" с игры.

Срыв

Василий, пожалуй, ни разу в жизни не чувствовал себя таким растерянным и выбитым из колеи. Еще два часа назад он пребывал в совершенно другом мире - теплом, безопасном, счастливом. Правда, временами, где-то в самом дальнем закоулке сознания билась истерично мысль, что он ведет себя неправильно, безответственно, не по-мужски. Как ребенок, получивший дивную игрушку и позабывший обо всем на свете. Но стоило ему ощутить вкус беспокойства, как на него накатывала такая мощная волна беззаботной радости и восторга, что припадочная мысль захлебывалась и замирала бездыханной. А когда стихали и радость, и восторг, внутренний голос, усталый и печальный, говорил ему: "Ну что же, один раз в жизни ты имеешь право побыть ребенком. Если судьба под занавес подарила тебе несколько часов настоящего счастья, глупо не насладиться им сполна". И он наслаждался - нежностью, доверием, пониманием. Родным, ни на что не похожим запахом кожи и волос с легким оттенком дыма и палых листьев. Сливочным вкусом губ. Светом, идущим из глубины темных глаз. Ласковыми прикосновениями прохладных пальцев. Драгоценной тяжестью и теплом желанного тела на своих руках.

Перенесенный в одночасье в холодную жестокую реальность, он не просто потерял почву под ногами, но был совершенно дезориентирован. Лишь с большим трудом ему удалось включиться, но действовал он по большей части на автопилоте, почти не отдавая себе отчета, что и зачем делает. Вести в таком состоянии судебное заседание было мучительно, и Василий с радостью переложил бы эту обязанность на Жанну, благоразумию которой доверял, но усвоенные с детства правила запрещали показывать женщинам свою слабость. Словом, отступать было некуда. Призвав на помощь всю свою волю и мужскую гордость, он взял себя в руки.

- Объявляю судебное заседание открытым. На повестке дня - выявление лица, виновного в убийстве Джокера. Обстоятельства дела вам известны, но я все же коротко повторю. Джокер, выспавшись с вечера, вызвался дежурить всю ночь. Около четырех утра Мадонна, а потом и Жанна, ненадолго выходившие из палатки, видели его живым. Потом Мадонне еще некоторое время не спалось, и она слышала, как Джокер возится у костра. Утром... В котором часу вы встали? - уточнил Василий, повернувшись к Мадонне.

Ответила ему Жанна.

- Без десяти, может быть, без двенадцати девять. Прошу прощения, но пока за Мадонну буду говорить я. Она неважно себя чувствует. Но, если я ошибусь, поправит меня. Правда, дорогая?

Мадонна, упорно глядевшая в стол, коротко кивнула. Кивнул следом за ней и Василий.

- Хорошо, договорились. Итак, убийство произошло между половиной пятого и девятью без четверти утра. Сузить временные рамки, к сожалению, невозможно. Дамы тела не касались, поэтому неизвестно, было ли оно еще теплым без четверти девять. В половине одиннадцатого оно показалось мне ледяным. Похоже, уже началось трупное окоченение, во всяком случае, руки-ноги не гнулись. Но я не специалист, поэтому не представляю, что это означает. Может быть, кто-нибудь из вас знает, через сколько часов после смерти наступает трупное окоченение? - Ответом ему было общее молчание. - Так, едем дальше. Смерть наступила в результате удара топором по затылку. Удара достаточно сильного - глубина раны не меньше шести сантиметров. Топор убийца, по всей вероятности выдернул из бревна, на котором сидел Джокер. Во всяком случае, по словам Жанны, обычно его втыкали именно туда.

- Я видела его там, когда выходила ночью, - пробормотала Мадонна, по-прежнему не поднимая глаз от стола.

- Топор? - уточнил Василий. - В бревне?

Девушка кивнула.

- Стало быть, можно считать почти доказанным, что убийца выдернул топор из бревна. Вряд ли Джокер надумал бы ночью, да еще в дождь, пойти по дрова. Тем более что в двух шагах от него была навалена груда наломанных сучьев. Но я забежал вперед. Догадки и предположения - потом. Сначала факты, их немного. Во-первых, время смерти, точнее, временные рамки. Во-вторых, орудие убийства. В третьих, залитое водой кострище. В-четвертых, следы ожогов на лице Джокера, но ожогов поверхностных. Если бы костер залили уже после того, как он упал, они выглядели бы гораздо страшнее. В-пятых, ни Мадонна, ни Жанна, по их словам, не слышали в лагере посторонних звуков. Правда, шел дождь, временами сильный, и в их палатке было довольно шумно. В-шестых, мы не нашли уличающих убийцу следов. Вот и все факты. У кого-нибудь есть, что добавить?

Мадонна зашевелилась, но Жанна предостерегающе положила руку ей на плечо.

- Про алиби говорить, как я понимаю, еще не время?

- Ну почему, можно и про алиби. Вы хотите сказать, что подтверждаете алиби друг друга?

- Да. Мы просыпались всякий раз, когда одна из нас вылезала из палатки. Ночью я выходила вслед за Мадонной и видела Джокера живым, когда она уже вернулась. Она слышала, как он напевал после того, как вернулась я. Когда она выбиралась утром, я тоже проснулась. Дождь уже перестал, и я расслышала бы, если бы она... ну, словом, убила Джокера.

- Понятно. Должен сказать, что алиби не вполне убедительные, поскольку науке известны случаи, когда люди утверждали и верили в это, будто не спали всю ночь, а приборы регистрировали солидные интервалы здорового крепкого сна. Но, как бы то ни было, у нас с Соней дела с алиби обстоят еще более скверно. К стыду своему вынужден признаться, что после трех я крепко уснул, бросив Соню дежурить в одиночестве. От навеса, где она сидела, до палатки, где я спал, метров восемь. Ночью, да еще в сильный дождь, Соня вполне могла не заметить, как я ухожу и как возвращаюсь. Ну и я, понятное дело, не могу засвидетельствовать ее алиби. По крайней мере, до половины восьмого, когда я проснулся. Так что в первом раунде вы опередили нас по очкам. Но у нас в запасе второй раунд - правдоподобные версии. И тут, должен сказать, ваши дела выглядят похуже. Сейчас объясню, что я имею в виду. Но прежде ответьте, все ли согласны, что Джокер в момент удара сидел на бревне спиной к киллеру?

- Ну, допустим, - согласилась Жанна. - И что из этого следует? Вы сами сказали: шел дождь, временами сильный. Когда дождь хлещет по брезенту, человек, который под ним сидит, не услышит и кавалерийскую роту, не то что крадущегося киллера.

- Не спорю. Но что вы скажете насчет топора? Может ли человек, охраняющий лагерь от убийцы, не заметить, что из бревна, на котором он сидит, выдернули топор?

- Ну... если он глубоко задумался... Как бы то ни было, получается, что Джокер этого не заметил. Иначе он хотя бы повернулся к убийце лицом. И в этом смысле, по-моему, неважно, из какого лагеря был убийца.

- А вот тут, Жанна, я с вами не согласен, - твердо сказал Василий. - Убийца из вашего лагеря мог спокойно прийти под навес, сесть рядом с Джокером, пожаловаться на бессонницу, затеять разговор. При этом как бы в задумчивости выдернуть топор из бревна, покрутить в руках, может быть, начертить им что-нибудь у себя под ногами. И по забывчивости не воткнуть обратно. Потом сказать: "Ну ладно, я пойду досыпать" и удалиться. А через пару минут подкрасться сзади. Как вы понимаете, ни у меня, ни у Сони такой фокус не прошел бы.

- Хорошо, я признаю, что ваша реконструкция правдоподобна. Но вы же не считаете ее единственно возможной, правда? Почему, скажем, топор из бревна не мог вытащить сам Джокер - чтобы отрубить какую-нибудь неподатливую ветку или, отходя в кустики, вооружиться на случай встречи с киллером, или чтобы просто занять руки? Вытащил, попользовался, а потом бросил где-нибудь и забыл.

- Где - где-нибудь? В том-то и дело, что, если бы Джокер воспользовался топором и забыл вернуть на место, то положил бы его где-нибудь поблизости. На то же бревно, у ног, на землю между бревном и костром. Так или иначе, киллер не сумел бы подобрать топор незаметно. - Василий говорил спокойно и убедительно, он был уверен в своих доводах и не сомневался, что одержит над Жанной верх. По счастью, она относилась к категории женщин, которые стремятся быть последовательными и не подменяют логику эмоциями. А логика в данном случае была на его стороне.

Однако, как выяснилось, он недооценил противника. Сдаваться Жанна не собиралась. Наоборот. Предвкушение схватки подействовало на нее, как тонизирующее. На бледном лице появился румянец, глаза заблестели. Она провела рукой по голове, освобождая от резинки стянутые в "хвост" волосы, и тряхнула густой гривой, точно норовистая лошадка.

- Василий, дорогой, вы же умный человек! Вы не можете не знать, что люди совершают массу бессмысленных поступков. Особенно если им, как Джокеру этой ночью, нужно убить несколько тоскливых часов. Он мог устать от сидения, пойти прогуляться вокруг лагеря и воткнуть топор в какое-нибудь дерево на опушке. Мог колоть щепу, занозить руку, разозлиться и зашвырнуть топор в кусты. Мог устроить себе мишень для метания. Мог прибрать топор, унести в хозяйственную палатку. Мог...

- Все, все! - Василий поднял руки. - Вы победили. Признаю, что предложенный мной сценарий далеко не единственный, и, следовательно, топор ничего не доказывает. Но у меня есть еще один аргумент - вода на кострище. Судя по ожогам на лице Джокера, костер залили непосредственно перед тем, как нанесли ему удар. Согласитесь, сделать это незаметно для человека, сидящего у огня, невозможно. Поскольку Джокер не вскочил, не обернулся, не выхватил пистолет, остается предположить, что он не увидел в залитии костра ничего тревожного. Как такое могло быть? А вот как: некто, сидящий рядом, "случайно" задел ногой котелок, чертыхнулся и сказал, например, что сходит за лопаткой, чтобы убрать мокрые угли - иначе не удастся развести огонь. Или - кстати! - за топором. Что снова возвращает нас к обитателям вашего лагеря.

- И снова это не единственно возможный разворот! - воскликнула Жанна, азартно сверкнув глазами. - Представьте, например, что котелок опрокинул Джокер. Дым, чад, шипенье, чертыхания! Чем не подходящий момент для киллера, чтобы выскочить из темноты, схватить топор и...

Ее вдохновенную речь прервал приступ кашля. Соня, которая до сих пор подавленно молчала, теперь смотрела на Жанну возмущенно, даже гневно, явно намереваясь выразить протест.

- Вы... кха-кха... говорите так... кха-кха... словно вам доставляет удовольствие... кха-кха... воображать эту сцену... Неужели гладиаторские игры вытравили из вас все человеческое? Джокер был милым, забавным парнем... Смешил нас и всячески подбадривал... Спас всех от автоматной очереди... Он был вашим товарищем, делил с вами досуг, пищу и кров. Неужели он не заслуживает того... - И она расплакалась.

У Василия сжалось сердце. С трудом обретенное самообладание как ветром сдуло. Он бросился к своей маленькой, обнял, положил ее голову к себе на плечо, начал укачивать... И замер, наткнувшись на злобный, ненавидящий взгляд Мадонны. Жанна, видимо, заметила, как изменилось его лицо, и догадалась, в чем дело, потому что повернулась к своей соседке, склонилась к ее уху и горячо что-то зашептала. Мадонна поджала губы и упрямо помотала головой, но Жанна продолжала шептать, и в конце концов ей, кажется, удалось "уболтать" девицу. Во всяком случае, лицо Мадонны немного расслабилось, алые пятна на скулах как будто побледнели, глаза прикрылись. Жанна погладила ее по плечу и обратилась к Соне:

- Прости, пожалуйста. Я действительно забылась. Но не потому, что смерть Джокера мне безразлична или радует меня. Напротив. Он мне нравился. Никого из погибших мне не было так жалко, как его. Просто у меня есть дурацкая черта: когда мне горько или больно, я вытесняю из головы всякую мысль о том, что причиняет боль. Стараюсь чем-нибудь увлечь, занять себя, лишь бы не думать о больном. И частенько забываю о том, что другие люди устроены иначе. Конечно, было бы правильнее, если бы мы позволили себе погоревать о Джокере. Василий, может быть, вы закроете сегодняшнее судебное заседание? Думаю, вы уже поняли, что с помощью логики мы киллера не вычислим. На любую правдоподобную версию найдется другая, не менее правдоподобная. В итоге вы останетесь при своем убеждении, что убийца из нашего лагеря. А мы - при своем. Двое против двух: голосовать бессмысленно. Так давайте не будем трепать друг другу нервы и разойдемся по своим стоянкам. Согласны?

Василий кивнул и хотел встать, чтобы объявить заседание закрытым. Но Мадонна его опередила. Вскочила, увернулась от рук Жанны и остановилась у торца стола.

- А я не согласна! Мне осто...дили ваши лясы-трясы! Хотите сдохнуть, пойдите и удавитесь, а я больше не собираюсь подставляться убийце. Предлагаю сместить к такой-то матери спикера и перетереть дело заново. - Она посмотрела Василию в глаза и пробасила, передразнивая: - Кто за, прошу голосовать! - И тут же вскинула руку. - Кто против?

Жанна собиралась что-то сказать, но, поймав взгляд "союзницы", передумала и застыла в неподвижности. Василий не без иронии поздравил себя с тем, что его мечты об освобождении от обязанностей спикера сбываются, и тоже не поднял руки. Соня, может, и подняла бы, но не захотела высвобождаться из его объятий.

- Отлично! Этот лупень больше тут не командует! - Провозгласила Мадонна триумфально. - Следующим номером выбираем нового босса. Предлагаю себя. Кто за? - Она снова подняла руку, потом посмотрела на всех по очереди с угрозой и спросила: - Кто против?

На этот раз Соня дернулась, но Василий, заметивший, что вторую руку Мадонна опустила в подозрительно оттопыренный карман, крепче прижал ее к себе и не дал проголосовать. Жанна тоже благоразумно воздержалась.

- Ну вот и все! - объявила Мадонна, задрожав всем телом.- Щас мы в два счета покончим с этим делом - без всяких ваших бла-бла-бла и сюси-пуси. Если вы еще не догнали, кто тут киллер, я вам растолкую. Рот на ноль! - Рявкнула она на Жанну, которая, кажется, хотела возразить. - Или ты порядок забыла? Спикер говорит, остальные без спросу не вякают.

Василий осторожно разжал руки и подобрался, готовясь к прыжку. И замер, потому что побледневшие от бешенства глаза Мадонны устремились на него.

- Ты, дрыщ, можешь лепить что угодно про свою поганую науку, но я знаю то, что знаю. Я щемала в полглаза и зуб даю, что Жанна Джокера не мочила. Про тебя мне все понятно: я мужиков за свою жизнь навидалась. Отшоркал ночью свою сучку и задрых без задних ног. А вот она... - Мадонна перевела взгляд на Соню и вытащила пистолет. - Она нам щас все расскажет, как миленькая!

Не дожидаясь, пока дуло поднимется на уровень Сониной груди, Василий прыгнул и с силой ударил сложенными "клювом" пальцами в ямку у основания шеи Мадонны. Девица закашлялась, схватилась за горло... и рухнула, как подкошенная. В следующий миг Жанна с Василием столкнулись лбами, склоняясь над упавшей. Василий крякнул и схватился за место ушиба. Жанна удара, кажется, даже не заметила, а обе руки положила с разных сторон на шею Мадонне, нащупывая пульс. Потом подняла голову и с неожиданной яростью набросилась на Василия:

- Болван! Вы все испортили! Она мертва!

- Не может быть... - Он присел на корточки, взял Мадонну за руку, поднес ладонь к ее рту, посмотрел на зрачки. - Елки зеленые! Как же так... Я не хотел...

Но Жанна, похоже, его не слышала. Она выпрямилась, покосилась на рацию у пояса, прикусила губу и задумчиво уставилась на брезент шатра. А через минуту спросила очень спокойно, словно не она только что дала волю гневу:

- Это и есть легендарное "смертельное касание"?

Василий опешил.

- Что вы, Жанна! Если бы я владел мастерством дим-мак или ниндзюцу, я бы сюда никогда не попал. И нужды бы не возникло, и не пустили бы. Помните, они говорили, что ни у кого из игроков нет специальных навыков выживания? Я даже обычному рукопашному бою никогда не учился. Просто знаю о нервных центрах и уязвимых точках на теле, удар по которым временно выводит противника из строя. Я не собирался убивать, честное слово. Просто по неопытности не рассчитал силу.

- Ладно, - Жанна похлопала его по руке. - Теперь это не важно. Если позволите, у меня есть новое предложение. Я отзываю свою просьбу закрыть заседание. И предлагаю объявить перерыв до... скажем, шестнадцати часов. Дадим возможность организаторам убрать тела и приведем себя в порядок. Кажется, мы вышли на финишную прямую, и мне, например, нужно немного побыть одной. Уверена, что и у вас найдутся свои дела. - Она отвернулась от Василия и посмотрела на Соню. Долгим, полным сожаления взглядом.

Соня

Она смотрела на тщедушное тело той, что называла себя Мадонной, и пыталась разобраться в своих чувствах. Чувств было много. Во-первых, животная радость. (Это понятно: она только что избежала смерти.) Во-вторых, иррациональный ужас человеческого существа, на глазах которого живое стало мертвым. (Тоже понятно.) В-третьих, огромная благодарность к спасителю. (Естественно.) В-четвертых, гордость. (Ее мужчина ее защитил.) В-пятых, невыразимая нежность. (За скобками.) В-шестых, смешанный с брезгливостью страх интеллигентной девушки перед насилием. В-седьмых, острая жалость к убитой - несмотря ни на что.

Мадонна не несла ответственности за свое худосочное телосложение. Не она придумала закон биологии, по которому агрессивность животного обратно пропорциональна его размерам. Не она выбрала себе холерический темперамент. И по большому счету не она виновата в том, что этот самый темперамент, помноженный на страх и зашкаливающее напряжение, вышиб у нее предохранители.

Кто-кто, а Соня могла это понять. Еще два дня назад она сама была уверенна, что вот-вот сойдет с ума. Тонкая, до предела натянутая плёночка, защищавшая ее сознание от безумия, просто обязана была лопнуть от малейшего тычка. Если бы ей, Соне, два дня назад довелось вынести то же, что сегодня, она превратилась бы в овощ. Или в припадочную идиотку в состоянии острого психоза. Да, эта скорбная участь Соню миновала. Но ее заслуги в этом нет.

Просто случилось чудо. Исцеление бесноватой Господом нашим Иисусом Христом. Хотя, если вспоминать о чудесах Христовых, к Сониному случаю больше подходит воскрешение Лазаря. Нет, дочери Иаира. Когда Иисус по зову Иаира добрался до дома больной, там уже вовсю выли плакальщики. "Она не умерла, но спит", - сказал им Господь. Его подняли на смех. А Он взял девицу за руку, и она встала. Забавные, должно быть, лица сделались у насмешников.

Соня приговорила себя к смерти еще до приезда на остров. И умерла в тот день, когда сухощавый и черствый господин в плащ-палатке огласил правила игры. Она еще дергалась, как лягушачий трупик под током, но душа ее уже смотрела на эти судороги откуда-то сверху. И оплакивала пустую, бессмысленно прожитую жизнь. Если бы ей, душе, кто-нибудь сказал, что это не смерть, но сон, душа, наверное, рассмеялась бы горько и недоверчиво. Во всяком случае, теперь, когда чудо случилось, она никак не могла оправиться от изумления.

Изумление. Вот последнее и самое сильное чувство, которое испытывала Соня. Вернее, первое, потому что оно пришло еще вчера утром и с тех пор не проходило. Изумлялась Соня самой себе. Тем переменам, что произошли в ней за одну-единственную ночь.

Когда-то, еще школьницей, она прочитала научно-популярную статью, где говорилось, что за семь лет человеческий организм полностью обновляется. Другими словами, в теле пятнадцатилетней девушки не остается ни одной клетки от тела восьмилетней девочки, которой девушка была семь лет назад. Соня тогда впала в транс. Если от нее прежней не осталось ни единой материальной частички, то что дает ей основание считать, будто она - это она? Что, собственно, такое ее "я"? Почему она отождествляет себя с ребенком, который рыдал от испуга, когда до кости порезал руку, если и кость, и рука совершенно не те?

Теперешнее ее недоумение было противоположного свойства. Ее тело осталось прежним, все его органы, ткани, клетки были теми же, что и позавчера. А сама она стала другой. Ее нынешнее "я" не имело ничего общего с несчастным, робким, неуверенным в себе существом, что приехало на остров. То самое - не изменившееся - тело, которое всегда вызывало у нее неприязнь, для нового "я" превратилось в источник радости и удовольствия. Прежнее "я" старательно отгораживалось от своих эмоций, прячась за книжной премудростью и рациональными конструкциями. Нынешнее смотрело на все эти умствования со снисходительной усмешкой, а к эмоциям, напротив, прислушивалось и даже руководствовалось ими. Прежняя Соня никогда не посмела бы перебить и наброситься с упреками на такую сильную личность, как Жанна. И умерла бы от стыда, если бы публично расплакалась. Новая Соня считала свое поведение естественным и не испытывала за него ни малейшей неловкости. Прежний бог, известный под разными именами (Мышление, Разум, Рацио), но единый по сути, обратился вдруг в мертвого идола, а его место заняли презираемые ранее, бестолковые, противоречивые, но горячие, живые чувства.

Почему она раньше не видела этой очевидной истины? Мысль может быть неправильной, ошибочной, завиральной; чувства - никогда. Даже если одни противоречат другим. Ненависть к Мадонне, злорадство по поводу ее гибели и острая жалость к ней же - все это имеет право на существование и требует законной дани. И Соня эту дань готова отдавать. Всем чувствам до единого.

А вот разум, словно обидевшись за низвержение с пьедестала, начал работать вяло, неохотно. Выслушав короткую речь Жанны, Соня ничего не поняла. Почему игра вышла на финишную прямую? Зачем им нужно побыть в одиночестве? Какие дела привести в порядок? И что означал этот долгий, торжественно-печальный взгляд, которым Жанна одарила Соню на прощанье?

В попытке разгадать эту головоломку Соня обернулась к Василию. Как случалось всякий раз, когда она на него смотрела, ее накрыло ощущение счастья, но сейчас к этому ощущению примешалась тревога. Он сидел с опущенной головой, положив локти на колени и безвольно свесив кисти рук. Соня хотела спросить его, что случилось, но чутье подсказало ей: не стоит этого делать. Ее возлюбленному необходимо побыть наедине с собой. Что же, она не будет ему мешать. Наверное, это правильно. За последние сутки на них свалилось столько всего, что нужно осмыслить! Мужчины, в отличие от женщин, не способны жить одними чувствами...

- Я погуляю немного по лесу?

Василий поднял голову, посмотрел на нее из какого-то невероятного далека, помедлил и кивнул.

В лесу Сонина тревога начала стремительно разрастаться и скоро вытеснила остальные чувства. Стало вдруг трудно дышать. Ноги отказывались повиноваться. Соня доплелась до первого попавшегося поваленного дерева и плюхнулась на мокрый ствол. Откуда эта паника?

Джокер? Нет. Парня пронзительно жалко, воспоминание о его гибели вызывает боль, протест, ужас. Но не панику. Мадонна? Ее смертельная ненависть, чуть не убившая Соню? Василий, которого желание защитить любимую вынудило к убийству? Все это действительно страшно, но дело в чем-то другом. Игра? Вот оно! Организаторы не объявили об окончании игры. И это значит, что кто-то из них троих - киллер.

У Сони перехватило горло. Похоже, все это время она была бессознательно уверена, что киллер - Мадонна. Просто потому, что та требовала ее, Сониной, крови. Как глупо... Нет, почему же глупо? Джокер, Жанна и Василий всегда за Соню заступались. Зачем киллеру заступаться за девушку, которую ему потом все равно придется убить? Разве что...

Нет, это невозможно! Василий не может оказаться киллером. Только не он! Если бы ему выпал этот проклятый клочок рисовой бумаги, он не взял бы Соню под свою защиту на том судебном заседании, когда Мадонна впервые обвинила ее. И не вернулся бы потом в общий лагерь, чтобы проводить Соню и предложить союз. Ведь тогда он еще не полюбил ее, и, будь он киллером, его джентльменство было бы совершенной бессмылицей, если не жестокостью. А Василий умный и добрый, уж она-то знает! Нет, конечно, это не он.

Но почему тогда он сидит там, под шатром, как в воду опущенный? И что означает этот печальный, даже трагичный взгляд Жанны? Если она киллер, ей следовало бы печалиться о себе, а не о Соне. А если нет... Тогда она могла пожалеть Соню, поняв, что киллер - ее возлюбленный. Тогда обретает смысл ее фраза насчет финиша. Убийца вычислен, остается только вынести приговор. О Боже!

Соня схватилась за голову. Кажется, она все-таки сходит с ума. Нужно немедленно взять себя в руки и все обдумать. Так. Изначально киллеров было двое. Иеремию они вычислили, и он погиб. После этого убили Джокера. То есть если Василий киллер, то Джокера убил он. Прошлой ночью. Теми же самыми руками, которыми ласкал и обнимал Соню - всего за пару часов до того, как взяться за топор. И Соня, которая чувствует каждое движение его души, угадывает его мысли, замечает малейшую перемену в его настроении, об этом даже не догадывалась? Ни до, ни после убийства? Бред! Абсолютно исключено.

Ей сразу легче задышалось. Все-таки рассудок - очень полезная штука. Не призови она его на помощь, ее бы сейчас кондратий хватил. Стоит только хорошенько подумать, и все встает на свои места. Реплика Жанны насчет финишной прямой? Элементарно! Жанна поняла, что Соня с Василием не могут не прийти к очевидному выводу о ее виновности. Следовательно, она знает, что это судебное заседание будет последним. Разумеется, ей хочется побыть одной и привести мысли в порядок. Печальный взгляд, который Жанна напоследок бросила на Соню? Она просила прощения за Джокера, по которому Соня плакала. Убитый вид Василия? Он просто раньше Сони сообразил, что стоит за молчанием организаторов и словами Жанны. Бедный! Ему, должно быть, невыносима мысль о том, что женщина, которой он симпатизировал, оказалась киллером. И им предстоит вынести ей смертный приговор!

При мысли о смертном приговоре Соне опять поплохело. Воодушевление, снизошедшее на нее, когда она поняла, что Василий не может быть киллером, испарилось. Жанна нравилась Соне. Конечно, убийство Джокера простить трудно, только выбора-то у Жанны не было. Раз уж ей досталась рисовая бумага, раз уж второй киллер выбыл из игры, она должна была кого-то убить. Иначе погибли бы все. Можно лишь глубоко посочувствовать бедной женщине, оказавшейся перед дилеммой: либо собственноручно отправить на тот свет одного человека, либо обречь на неизбежную смерть пятерых. Почему она выбрала в жертвы Джокера? Наверное, не захотела брать на себя роль высшего судии и кинула жребий. Оказавшись в безвыходной ситуации, она сделала все, что могла. Она, можно сказать, спасла жизнь Василию и Соне. А теперь они должны приговорить ее к смерти?

"Господи! - мысленно обратилась Соня к Богу, в которого не очень верила. - Сделай что-нибудь, чтобы нам не пришлось брать этот грех на душу!"

Последний суд

Жанна надеялась, что прогулка вернет ей форму, даст собраться с мыслями, продумать варианты дальнейшего развития событий, определить свою тактику. Но, похоже, ее внутренние резервы исчерпались - в голове было пусто, как в пересохшем водоеме пустыни Виктория. Она чувствовала себя марафонцем, пробежавшим сорок два километра и упавшим за две сотни метров до финиша. Может быть, "упавшим" не совсем верное слово. Но сил бежать дальше у нее не осталось.

С того места, где она сидела (выступ скалы метрах в пятнадцати над берегом), был виден катер, покачивающийся у причала в нескольких шагах от стоянки Виктора Степановича. Шестерки Цезаря прибыли в Колизей убрать с арены павших гладиаторов. Интересно, что они делают с телами? Понятно, что хоронят в море, но как именно? С соблюдением хотя бы минимального ритуала или без лишних формальностей? Мешок на тело, камень к ногам, и - прости прощай! Хотя нет, не интересно. Мертвым уже все равно, а живые - если и есть где-то живые, готовые оплакать неудачливых "солдат удачи", - ничего не узнают.

Тут Жанна вспомнила Сонины гневные слезы и усмехнулась. У малышки-то прорезались зубки! Жаль только, попользоваться ими она не успеет. Из нее мог бы выйти неплохой боец, во всяком случае, уж получше тюфяка Василия. Но не выйдет. Чем бы ни закончился этот последний фарс под названием "судебное заседание", шансов у малышки нет. Не игра, так любовь, но что-нибудь обязательно ее прикончит.

На причале снова появились люди в камуфляже. На этот раз носилки с синим пластиковым мешком тащили двое, а не четверо. Бедная Мадонна обошлась абсолютным минимум сопровождающих в последний путь. Даже в смерти ее скупердяйка-судьба норовит на ней сэкономить. И наверняка никто не прольет по ней ни слезинки. Ладно, будем надеяться, что в следующей жизни ей повезет больше.

Однако пора идти. Если нет сил пробежать последние марафонские метры, придется их проползти. По собственной воле Жанна с дистанции никогда еще не сходила. Не из того она теста.

Поднявшись на вершину холма, она увидела Соню, которая понуро плелась к шатру с другой стороны. Одна. Без Василия. Это зрелище подействовало на Жанну, как глоток тонизирующего. Похоже, события развиваются по самому благоприятному для нее сценарию.

Василий сидел за столом - на том же месте и чуть ли не в той же позе, в которой Жанна его оставила. Когда Соня села рядом и взяла его за руку (мужественная малышка!), он посмотрел на нее затравленным взглядом. Нет, не затравленным. Взглядом раненого животного. Это Жанне решительно не понравилось.

- Полагаю, мы обойдемся без вступлений и прений насчет повестки дня, - заговорила она подчеркнуто деловым, хотя и слегка насмешливым тоном. - Вижу, вы уже знаете, какой у нас расклад. Наверняка вы от него не в восторге, но будем смотреть фактам в лицо: игра пришла к своему логическому завершению. - Она посмотрела на Василия в упор. - Вы согласны?

Тот отвел глаза.

- Не думаю.

- Вот, значит, как... - Жанна недобро усмехнулась. - И на что же вы, любезный, рассчитываете?

- О чем вы? - испуганно спросила Соня.

Жанна перевела на нее изумленный взгляд.

- Милая девочка! Так вы еще ничего не поняли? Даже после того, как ваш друг у нас на глазах убил Мадонну, которую к смерти никто не приговаривал?

Соня схватилась за горло. Глаза ее расширились, губы задрожали, но ей все же удалось выдавить из себя:

- Он защищался...

- В самом деле? Но пистолет был наведен на вас, лапонька. Кстати, неизвестно, выстрелил бы он в конце концов или нет. Мадонна не сняла его с предохранителя. Увы, Соня! Правила этой игры на джентльменов не рассчитаны. Если бы ваш возлюбленный не был киллером, убийство Мадонны не сошло бы ему с рук. Наш невидимый Цезарь живо распорядился бы его ликвидировать, а игру начать заново. Правда, по тем же правилам Василий не должен был убивать при свидетелях, но тут они, видно, решили сделать послабление. Надо думать, очень хотелось досмотреть кино до конца.

Соня с ужасом посмотрела на Василия.

- Это правда? Ты киллер?

Василий закрыл лицо руками.

- Девочка, он не имеет права признаваться, - ответила за него Жанна. - Но подумай сама: какое еще тут может быть объяснение? Я понимаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Черт! А я-то надеялась, что все это уже позади. Не устраивать же еще один перерыв! В конце концов, у меня нервы тоже не железные. Давайте уж покончим с этим немедленно. Предлагаю признать Василия киллером и проголосовать за его э... исключение. Кто за, поднимите руки.

Соня, как и ожидала Жанна, не шелохнулась. Это понятно, глупо было бы рассчитывать, что влюбленная девица за пару минут успеет вместить в поглупевшие мозги мысль, что объект ее высокого светлого чувства убийца, смириться с этим и выкинуть его из своего нежного сердца. Но Жанна надеялась, что и Василий не успеет выйти из ступора, вызванного наплывом сильных чувств-с. Однако ей не повезло.

- Я против, - сказал он, выпрямляясь и расправляя плечи. - Один-один. Вы проиграли, Жанна.

- Пока еще нет, - спокойно возразила она.

А вот Василий спокойствие утратил.

- Дьявол! - Он хлопнул ладонью по столу. - Умный, хитрый дьявол! Они наврали, что ваш ай-кью - сто сорок пять! Или вы провели и их тоже! Наверняка не меньше ста восьмидесяти. Вы шли сюда, рассчитывая на мою поддержку. Но стоило мне дать вам понять, что я не согласен, как вы моментально перестроились и сделали ставку на Соню. А как грамотно выстроили аргументацию - комар носа не подточит! Я даже возразить ничего не мог. Для импровизации это не просто блестяще, это... это... не знаю, что такое!

Тут Соня отмерла и посмотрела на возлюбленного с надеждой.

- Погоди! Я ничего не понимаю. Объясни толком: ты не киллер, да? Это Жанна?

Запал Василия немедленно иссяк. Но он нашел в себе силы посмотреть девушке в глаза. И даже ответить.

- Да. Это Жанна.

Жанна рассмеялась. Она надеялась, что смех получится непринужденным, но прозвучавшие в нем металлические нотки выдали ее напряжение. И неприязнь.

- Что ж, логично. Поскольку голосовать за вывод Сони из игры явно бессмысленно, давайте возьмемся за меня. А может, вы все-таки передумаете, а, Василий? Как-никак на кону две жизни против одной...

Он покачал головой.

- Ну, нет так нет. - Жанна перевела взгляд на Соню. У нее оставался последний шанс, что этот прозрачный намек донесет, наконец, правду до влюбленной дурочки и хотя бы ненадолго ввергнет ее в прострацию. Выражение Сониного лица позволяло надеяться на удачу - рот приоткрыт, глаза как у слепой, с лица сошли последние краски. - Тогда пусть поднимут руки те, кто хочет моей смерти.

Василия эта изящная формулировка не смутила. Он поднял руку без колебаний. А Соня медлила. Жанна уже набрала в легкие большую порцию воздуха, чтобы вздохнуть с облегчением и объявить о своем помиловании. И тут Сонина рука взвилась, словно ее дернули за веревочку. Жанна вздохнула. Но без облегчения.

- Вот теперь проиграла, признаю. Но ведь вы от этого не выиграли, правда? - Она нагнулась, извлекла из кармана в нижней части штанины все ту же литровую фляжку, открыла и основательно приложилась. Потом села и насмешливо посмотрела на Соню. - Или ты до сих пор не поняла, овечка невинная, что не судьба тебе до старости миловаться с ненаглядным? Что завтра или ты - его, или он - тебя? - Она еще раз хлебнула из фляги и запрокинула голову. - Господи, до чего же Ты несправедлив! Я ведь была почти у цели! Столько сил потратила! Столько страха натерпелась! Рисковала, недосыпала, узлом завязывалась, а Ты!.. Любовь, чтоб ее! - И снова приникла к фляге.

Соня с Василием не сводили с нее глаз. То ли боялись посмотреть друг на друга, то ли она их своим "плачем Ярославны" заворожила.

- Ну, что смотрите? Любопытно? Так спросите, я вам все расскажу. На правила мне теперь начхать! Я теперь вне закона... Я, может, хочу рассказать! Имеет право приговоренный к смерти на последнее желание? Господи... А я-то все старалась партнера своего вычислить! На Мадонну, бедняжку, грешила... Квохтала вокруг нее, как курица, тряслась, как бы у нее крышу не снесло. Могла бы и догадаться, кого бог в помощь послал. Совершать поступки и отказываться брать на себя ответственность за них - типично мужская черта. Мужчины! Они способны чувствовать себя чистенькими, даже когда уводят жену лучшего друга, разбивая сразу две счастливые семьи. Даже когда, упиваясь собственным горем, бросают на произвол судьбы осиротевших детей. Когда превращаются в свиней, ежедневно заливая глаза водкой. Когда спихивают на жену все заботы о больном младенце, отказывая обезумевшей от тревоги и хронической усталости женщине в какой бы то ни было помощи. Когда избивают жену, умоляющую их перейти на денежную работу, потому что от постоянного недоедания у кормящей матери пропадает молоко. Когда посылают свою сотрудницу, молодую девчонку, в волчью пасть и не утруждают себя ни малейшим усилием, чтобы вызволить ее из тюрьмы. Когда отнимают чужой бизнес, к созданию и процветанию которого пальца не приложили. Когда за большие деньги берут на себя обязательство сражаться на гладиаторской арене и преспокойно усаживаются в позу Будды, оставляя всю грязную и опасную работу слабой женщине... А я, между прочим, мертвецов с детства до одури боюсь! Как увижу, так едва не теряю сознание. - Жанна снова подкрепилась коньяком.

Василий покраснел и отвел глаза, а на Сонином лице отразилась целая гамма чувств - от жалости и понимания до отвращения и ужаса.

- Вы убили всех?!

- Ну уж и всех! - Она усмехнулась. - Всего-то троих. Иеремию, если помнишь, застрелил Джокер, а с Мадонной расправился твой милый Вася. Хотя, по правде сказать, Иеремия опочил не без моей помощи. Рубашку-то я ему кровью вымазала и феном высушила. Сроду подлостей не делала, а тут пришлось. По-другому к нему не подступиться было, а я знала, что он не киллер.

Соня с Василием заговорили одновременно.

- Каким феном, если нет розеток?

- Откуда?

Жанна ответила Соне:

- Мини-феном на батарейках. Моя шевелюра по полдня сохнет, вот я и прихватила с собой малютку. Правда, шевелюре он, как выяснилось, что мертвому припарки, но пятнышко на рукаве высушил в минуту. - Вопрос Василия она собиралась проигнорировать, потому что очень на "партнера" злилась, но похвастаться хотелось, поэтому Жанна снизошла до ответа и ему: - Вы же видели, что Иеремия устроил из своей стоянки! Мы еще смеялись над ним в первый день, когда обходили остров. Он сидел, как паук в центре своей паутины, и сжимал автомат. Не знаю, как вам, а мне сразу стало понятно, что киллер не станет тратить столько сил и времени на обеспечение своей безопасности.

- Почему? Ведь киллер не застрахован от того, что на него нападет другой киллер?

- Если у киллера есть хоть немного мозгов, он сначала убедится, что убивает того, кого нужно. Зачем рисковать, делать лишнюю работу, когда ее можно разделить на двоих? Подкараулить "коллегу" в своем лагере, когда он придет тебя убивать - большая удача. Открывается чудесный шанс негласно, намеками, договориться между собой и составить настоящую команду. Ради этого шанса нужно дорожку к своему лагерю ковром устилать, а не устраивать из него бастион с колючей проволокой и не изображать из себя надпись "Не влезай - убьет!".

- Понятно. Виктора Степановича вы раскусили по его предложению поселиться большой дружной семьей...

Жанна фыркнула.

- Вот придурок, прости Господи! Непонятно, как он ай-кьюшный тест прошел.

- Но ведь это могла быть хитрость киллера?

- При его характере? Исключено. Я этих златоустов с начальственными замашками хорошо изучила. Когда на них ложится ответственность за какое-то действительно серьезное дело, они сразу проглатывают язык и норовят взять больничный. Выпади Виктору Степановичу рисовая бумажка, он еще долго сидел бы тише воды, ниже травы. Разумеется, стопроцентной уверенности у меня не было, но откуда ее возьмешь, стопроцентную? С Виктором Степановичем риск был минимальным. Я рассудила, что даже в случае ошибки потеряю немного. Договориться с таким партнером обиняками было бы проблематично. И опасно - еще выдал бы меня по глупости. А убить его, наоборот, было совсем несложно. Я видела, как он прикладывался к бутылке, когда мы проходили мимо. И поняла, что к ночи мой ягненок будет тепленьким. Хотела ночью же и отправиться, но силы немного не рассчитала. После прогулки по острову устала очень. Нужно было хоть несколько часов отдохнуть. Решила, что перехвачу его утром на тропе, когда он пойдет в лагерь. Чуть не упустила, между прочим. Он на рассвете тронулся. Хороший до невозможности! Качался, падал почти на каждом шагу. Я могла бы и не утруждать себя выкапыванием ям-ловушек под деревом, на котором сидела. Он и на ровном месте споткнулся бы.

- Но я не видел там никаких ям-ловушек! - удивился Василий. - Хотя место осматривал.

- Так я же их не лопатой копала, а руками - осторожненько так, чтобы смотрелось естественно. Хвоей присыпала, листьями. Потом целый час, наверное, ногти чистила.

- А на чем прокололась Марго? Как вы поняли, что она не киллер?

- Насчет Марго я сомневалась до последней минуты. Собственно, поначалу она показалась мне вполне многообещающей кандидатурой. Если судить по репликам, которыми обменивалась эта троица, идея триумвирата принадлежала Джокеру, Мадонна вцепилась в нее обеими руками, а Марго им пришлось уговаривать. Я рассудила, что киллер вряд ли может быть автором такого предложения. Стоящая перед киллером задача и без того достаточна трудна, зачем ему лишние проблемы, связанные с постоянным присутствием зрителей? Была, конечно, вероятность, что со стороны Джокера это уловка, чтобы отвести от себя подозрения. Но уж больно высока цена. Киллеру необходима свобода передвижений. Только для того, чтобы добраться до чужого лагеря и вернуться обратно, требуется не меньше часа. А еще нужно дождаться в засаде или выманить жертву, замести следы, избавиться от орудия убийства. На все про все может уйти и три, и четыре часа. А где их взять, когда кругом зрители? Выкроить из ночного дежурства? Но нет никакой гарантии, что за время твоей отлучки никто из "сожителей" не проснется и не обнаружит твое подозрительно долгое отсутствие. Нет, киллер до такого маразма не додумался бы. И не стал бы плясать от радости, если бы другие пригласили его в свою компанию. С другой стороны, отклонить такое приглашение значит навлечь на себя подозрения. Вот я и подумала, что Марго вполне может оказаться киллером, попавшим в ловушку. Маловероятно, что в случайно подобравшейся троице все окажутся невинными, как младенцы. Тем более что и Виктора Степановича, и Иеремию я из числа киллеров исключила.

- Но вы упомянули, что грешили на Мадонну, - напомнил Василий.

- Это уже потом, когда я убедилась, что ошиблась насчет Марго.

- А как вы в этом убедились?

- Пришла ночью к их лагерю с биноклем ночного видения последить за ней во время ее дежурства. Нашла дерево, с которого открывался хороший обзор, спряталась среди веток и стала наблюдать. Марго не проявляла признаков беспокойства и не походила на человека, которому нужно тайком ускользнуть из лагеря. Но это еще ничего не значило. Как я уже сказала, в ее положении это было бы очень рискованно. К тому же Джокер, кажется, положил на девушку глаз и искал возможности остаться с ней наедине. Во всяком случае, минут через сорок после "отбоя" он вылез из палатки и начал навязывать Марго свое общество. Она сперва хотела избавиться от кавалера, потом смирилась и даже включила диктофон, чтобы усладить его слух пением в записи. Потом пошел дождь, Джокер соорудил для девушки навес и откланялся. Мне стало ясно, что в эту ночь Марго уже никуда не пойдет. Тогда я решила дать ей понять, что поблизости киллер, и посмотреть, как она будет себя вести. Если поднимет тревогу и разбудит компаньонов, значит, не киллер. А если потихоньку пойдет на приманку, значит, свой человек.

- Но, насколько я понял, она именно что "потихоньку пошла на приманку", - удивился Василий.

- Я тоже так сначала решила, - сварливо сказала Жанна. - Чуть не запрыгала от радости. Но оказалось, что приманила ее вовсе не возможность договориться с "коллегой". И даже не желание разоблачить киллера. Просто она совершенно потеряла голову, когда поняла, что кто-то забрал ее драгоценный диктофон.

- Как же вам удалось его забрать?

- Легко. Марго отошла в кустики, а диктофон оставила под навесом на бревне. Мне оставалось только подойти и взять. Минутное дело. Даже осторожничать не пришлось - из-за ветра и дождя никто не расслышал бы шагов и хруста веточек под ногами. Марго вернулась, обнаружила пропажу, заметалась, тут-то я и включила ее запись. Пришлось сделать погромче, иначе она могла не услышать. Я боялась, что разбужу ее компаньонов, и они сорвут нам тет-а-тет, но все обошлось. Сами они не проснулись, а Марго никого будить не стала. Послушно побрела на звук - как дети за дудочкой Крысолова. Я отошла метров на триста от лагеря, выбрала относительно свободный от растительности пятачок - ту самую яму - закопала диктофон в листья и спряталась за деревом. По моим представлениям, возможных сценариев было два. Если Марго все-таки не киллер, она решит, что это ловушка, испугается и бросится в лагерь будить сотоварищей. Если киллер, то сообразит, что это проверка, что "коллега" дает ей шанс проявиться. Я и место выбрала относительно открытое, чтобы показать ей: никто на тебя не набросится, бояться нечего, кусты далеко, в случае чего ты успеешь выстрелить. Теперь ход за тобой. Подай мне сигнал, чтобы я поняла, что ты своя, и показалась тебе на глаза.

- А вы не переоценили способности предполагаемого киллера? - спросил Василий. - Ночь, лес, где-то рядом притаился убийца. В таких условиях далеко не каждый додумается читать знаки, будь он хоть трижды киллер. Девушка от испуга могла плохо соображать.

- Могла, - легко согласилась Жанна. - Хотя Марго производила впечатление особы решительной, умеющей шевелить мозгами в критическую минуту. Но если это впечатление было ложным, она тем более не стала бы вести себя так, как повела. Не нагнулась бы, не положила на землю пистолет, не стала бы шарить в листьях, выискивая свой диктофон.

- Но ведь это очень похоже на сигнал, которого вы так ждали. "Видишь, я тебя не боюсь, я тоже киллер".

- Тогда она ждала бы моего появления. Сказала бы что-нибудь вроде: "Близко не подходи, оставайся за краем ямы, иначе я буду стрелять". А она просто забыла о моем присутствии. Я вышла из-за дерева очень медленно, Марго сто раз успела бы обернуться, но ее волновал только диктофон. Грех было не воспользоваться случаем.

- А потом вы нарочно оставили под телом след мужского сапога? Чтобы указать на Иеремию?

- Что вы, я бы никогда не отважилась притронуться к телу! Говорю же, мертвых с детства до ужаса боюсь. Нет, это чистая случайность. Я надела поверх кроссовок резиновые бахилы, они легче и удобнее, чем сапоги. После отмыла их и спрятала среди вещей Виктора Степановича - на случай, если все-таки наследила. Вообще-то я старалась следов не оставлять.

- А окровавленную одежду куда дели?

- Бог с вами, Василий Батькович! Какая окровавленная одежда в век высоких технологий? Видите эту куртку? - Жанна оттянула рукав у запястья. - У нее такая пропитка, что хоть под кровавым душем стой, ни пятнышка не останется. Отталкивает жидкость получше утиного жира. Я даже беспокоилась, не наведет ли кого-нибудь этот костюмчик на подозрения в мой адрес, после того как вы не найдете одежки со следами крови. На ваших-то допотопных плащах и курточках пятна остались бы. А тут еще выяснилось, что только я пришла к месту сбора после Иеремии. У меня чуть сердце не выскочило, когда вы заговорили о возможности подделать улики. Если бы хоть кто-нибудь задумался: а у кого, собственно, была возможность подставить Иеремию? - меня вычислили бы на раз.

- Я думал о подставе, - признался Василий. - Но подозревал Джокера. Ведь и след сапога, и порез снизу вверх указывали на высокого мужчину - на Иеремию или Джокера. А у Джокера была возможность испачкать чужую рубашку, поскольку они с Мадонной обыскивали лагерь Иеремии. Повезло вам.

Жанна криво усмехнулась.

- Да уж. Вон куда докатило! Эх, и что бы мне не раскусить вас вовремя? Думала ведь на спикера... Совсе-ем по-другому игра могла развернуться. Нет, меня на Мадонне заклинило!

- Из-за того, что она на Соню ополчилась?

- Да нет, этому я как раз значения не придавала. Понимала, что ненависть Мадонны к Соне вполне может носить стихийный характер - они же антиподы. Меня бессознательное подвело. Существует мнение, что оно, в отличие от сознания, все подмечает и всегда знает правду. Вот я и решила проверить. Разглядывала каждого из вас по очереди и запоминала, какие придут на ум стихотворные строчки. Про всех что-то адекватное всплыло, а про Мадонну - жуть жуткая. "Мне жизнь глядит в глаза и пятится от страха". Кстати, ты не в курсе, чье это? - она посмотрела на Соню.

- Эмиль Верхарн в переводе Волошина, - прошептала та едва слышно. - Называется "Ужас".

- Угу. - Жанна кивнула. - Ужас и есть. Вот я и решила, что это ответ. Сама по себе Мадонна была, конечно, не зефир, но на роль дьявола во плоти явно не тянула. Нелепость! Надо было до конца за старую добрую логику держаться. Хотя логика тоже ввела бы меня в заблуждение. Она мне на Джокера указывала.

- Вам-то почему? - удивился Василий. - Вы же точно знали, что Марго он не убивал и Иеремию не подставлял. И потом, разве вы не вычеркнули его из киллеров за идею тройственного союза?

- Джокер был единственный, кто должным образом отозвался на мои намеки. Помните, я версии вам обрисовывала? Это было негласное приглашение "партнеру" подать знак. Когда я дошла до варианта с двумя киллерами, Джокер вдруг перестал паясничать. И обратился ко мне на "ты", хотя раньше выкал. Спросил, думаю ли я, что они уже договорились между собой. Согласитесь, все вместе выглядело весьма многозначительно. Я и задумалась, не поторопилась ли его исключить. В конце концов, Джокер по жизни был игрок, а игроки всегда склонны к излишнему риску. Но он в тот же день меня разочаровал. Начал зачем-то дразнить Мадонну, которая и без того была на грани нервного срыва. Я вся извелась от страха, что она вот-вот выхватит пистолет и перестреляет нас к чертовой матери. Если не считать его поведение идиотизмом чистой воды, оно могло означать только одно: Джокер считал Мадонну киллером и пытался спровоцировать покушение на себя, чтобы убить ее "при самозащите". Меня это совершенно не устраивало. Пришлось срочно им заняться. Тут я даже не представляла, до какой степени рискую. Ведь Мадонна, по моим предположениям, играла со мной в одной команде. И я расправилась с Джокером едва ли не в ее присутствии. Она вылезла по нужде, вернулась, и я, не дожидаясь, пока она уснет, "пошла на дело". Хорошо хоть минимально подстраховалась - сунула в дрова диктофон с записью Джокеровых пыхтелок и сопелок, которую сделала накануне.

- Диктофон Марго? - уточнил Василий. - По-моему, вы преувеличили свой страх перед мертвецами.

- Вот уж нисколько! - обиделась Жанна. - Я эту штуковину с зажмуренными глазами из-под листьев выкапывала. И только потому, что этот дивный концерт мог привлечь зрителей, а мне не хотелось бы столкнуться с ними в такой пикантной обстановке. Я и Джокера ударила топором с закрытыми глазами. Он начал заваливаться вперед, и только тогда я сообразила, что устраиваю ему медленную кремацию. В последнюю секунду успела схватить его за рукав и залить костер чаем. Страху натерпелась! Когда в палатку залезла, думала, Мадонна по одному моему сердцебиению догадается, что произошло. Боялась не столько того, что она поднимет крик, - я-то считала ее киллером, - сколько разговоров. Шалая девка от возбуждения могла забыть, что киллерам нельзя признаваться друг другу в открытую. Еще "спалила" бы нас обеих! В общем, я вспомнила о расслабляющей дыхательной гимнастике и притворилась спящей. Хорошая гимнастика, действенная. Минут через пятнадцать я заснула по-настоящему. И это было моей последней удачей. Мадонна, которой пришлось расталкивать меня утром, ни на секунду не усомнилась в моей невиновности. Хотя тогда я этого не понимала. Вот ведь комедия ошибок! Она боялась, как бы я не заподозрила ее в убийстве, а я - как бы она не проговорилась перед камерой о нашем киллерстве. И обе мы были уверены, что играем в одной команде. Я запросто могла чем-нибудь себя выдать. И выдала бы - если бы она вела себя адекватно. Ведь нам, по моему убеждению, нужно было согласовать дальнейшие действия. Но ее так трясло, что ни о каких завуалированных переговорах не могло идти речи. У меня осталась одна забота: только бы Мадонна не сорвалась. Я старалась, как могла, но - увы! - не преуспела. Правда, как выяснилось, могла бы и не стараться. - Жанна поболтала фляжкой, заглянула внутрь, но пить больше не стала. Завернула пробку и сунула емкость в карман. - Ладно, что-то засиделась я с вами, а у меня еще дела. Пойду, пожалуй...

- Куда вы? - испуганно спросила Соня. И покраснела. - Простите...

- Бог простит. - Жанна усмехнулась. - Впрочем, на тебя я не в обиде. Не беспокойся, я не Иеремия, чтобы сводить с вами счеты за свое поражение. Проиграла значит проиграла. Можете наслаждаться своим счастьем - по крайней мере, до завтра. А меня ждет свидание с капсулой цианида. Прихватила для других, потом, когда эти объявили про контактное убийство, решила, что прихватила зря - ан нет, пригодилась! Прямо как чеховское ружье.

- Может, не надо?.. Простите... я понимаю, это не мое дело, но все-таки... самоубийство - это как-то... - Совершенно пунцовая Соня окончательно стушевалась.

Жанна с трудом подавила желание расхохотаться. Похоже, девочка заботится о спасении ее души!

- Господи, крошка, каким все-таки ветром тебя сюда занесло? Не переживай за меня, подумай лучше о себе. Я от души желаю тебе выбраться живой из этой переделки, но, по-моему, шансов у тебя совсем немного. Если хочешь утешить меня напоследок, пообещай, что выполнишь мою просьбу. Пожалуйста, не приноси себя в жертву. Ни один мужчина на свете этого не стоит.

Выхода нет?

Частью сознания Василий понимал, что внимательно слушает Жанну, задает ей новые и новые вопросы вовсе не потому, что его так уж интересует правда. Просто он, как мог, оттягивал минуту, когда она встанет и уйдет, оставив их с Соней наедине. Эта неминуемо приближающаяся минута страшила его так, как не страшило ничто и никогда в жизни.

Он чувствовал себя последним мерзавцем в ту ночь, когда желание и чувство к девушке отшибли ему мозги. Соня сладко сопела у него подмышкой, а Василий до утра пытался справиться с потрясением от мысли, что оказался способен на такую махровую безответственность. Положение, которое и раньше казалось безнадежным, благодаря его безумному порыву обрело черты болезненного кошмара. Однако где-то под утро Василию все же удалось худо-бедно себя утешить. Он не искал этой любви, но раз уж судьба решила напоследок преподнести им с Соней такой подарок, отвергнуть его было бы черной неблагодарностью. А что до безысходности, то, наверное, и здесь стоит положиться на судьбу. Если эта дама хоть сколько-нибудь последовательна, она найдет способ не умножать скорби тех, кого только что облагодетельствовала с такой щедростью. Как бы то ни было, Василий получил шанс защищать Соню - от киллера и от несправедливого приговора суда. Может статься, что попытка заслонить ее собой будет стоить ему жизни, и Соня никогда не узнает о клочке рисовой бумаги, оказавшемся в его конверте. Тогда она сможет оплакивать свою любовь с чистым сердцем, не мучая себя подозрениями насчет его мотивов. В самом худшем случае, если они останутся единственными выжившими, Василий даст ей себя застрелить. Пойдет на нее якобы с намерением задушить и примет пулю. Правда, тогда Соня будет считать его подлецом, но это совсем не большая цена за жизнь самого дорогого существа на свете, и Василий заплатит ее с радостью.

С этой мыслью он уснул, и с тех пор старательно гнал от себя страхи, связанные с развязкой драмы. Он нашел выход на случай самого скверного расклада, и все, хватит об этом думать! Только вот в конце концов выяснилось, что на "самый худший расклад" ему не хватило фантазии.

Разве мог Василий додуматься, что, защищая Соню, он убьет Мадонну, которая окажется не-киллером? И тем самым поставит любимую девушку лицом к лицу не с одним, а сразу с двумя киллерами. Правда, с Сониной помощью ему удалось выровнять счет, и ситуация, на первый взгляд, свелась к тому "худшему" варианту, до которого Василий додумался. Но это только на первый взгляд, потому что вариант Василия не предполагал выяснения отношений с Соней. По замыслу, он должен был "напасть" на возлюбленную сразу, как только они останутся на острове вдвоем. Без объяснений, без разговоров. И она так же без разговоров должна была в него выстрелить. Однако убийство Мадонны отменяло этот минималистский сценарий. По правилам Василий не мог покушаться на следующую жертву до завтра. А нарушать правила нельзя, иначе Соню могут заставить пройти этот круг ада еще раз.

И это означало, что разговор неизбежен. Василий не допускал мысли, что Соня молча уйдет, как только разговор с Жанной закончится. Да он просто не имеет права ее отпускать - хотя бы из соображений ее собственной безопасности. Какие у него гарантии, что Соня не наложит на себя руки? Никаких. Он на ее месте, скорее всего, так и поступил бы. А значит, ему необходимо найти слова, какие-то доводы... Но, силы небесные, какие могут быть доводы? Она же теперь не поверит ни единому его слову! И все равно он должен попытаться. Если не получится убедить, то хотя бы удержать ее около себя. До полуночи. А потом...

О "потом" Василий думать не хотел. Как, впрочем, и о предстоящем разговоре. И тянул, тянул время, задавая Жанне все новые вопросы. Но минута, которой он так боялся, все равно настала. Жанна закончила свой рассказ, метнула напоследок парфянскую стрелу о недостойных мужчинах, и ушла. Оставив Василия с Соней наедине.

Он никак не мог заставить себя повернуть голову и посмотреть на нее. Что он ей скажет? Как начнет этот невозможный разговор? "Прости, малыш, я не хотел, чтобы так получилось"? "Я люблю тебя"? "И все-таки у нас были две ночи и целый день счастья"? Любая фраза, рождавшаяся в его измученном мозгу, казалась нелепой или неуместной. А время шло. И, чем дольше длилась пауза, тем труднее было начать. Василий с отчаянием подумал, что пройдет еще пара минут, и Соня уйдет. А он так и не знает, чем ее удержать. Не силой же, в самом деле! И тут она заговорила.

- Я все понимаю, кроме одного: почему ты предложил мне поселиться вместе? Все объяснения, которые приходят мне в голову, либо пошлы, либо ужасны. И ни одно из них тебе не соответствует.

Василий ответил не сразу. Сильные чувства все еще не давали ему собраться с мыслями. Но теперь это были другие чувства, прежде всего - облегчения и признательности. Она не считает его вероломным негодяем!

- Я не очень отдавал себе отчет в том, что делаю. После того судебного заседания ты выглядела такой потерянной, несчастной и беспомощной... Как брошенный ребенок. Мама с детства внушала мне, что слабых нужно защищать. Тем более девочек. Я любил и старался никогда не огорчать маму. Поэтому до сих пор в некоторых очевидных ситуациях действую почти рефлекторно - прежде, чем успеваю подумать.

Тут он наконец отважился посмотреть на Соню. Она сидела, опустив голову, но почувствовала взгляд и ответила на него.

- Почему ты смотришь так виновато? Я благодарна тебе. Если бы не ты, я, наверное, не пережила бы той ночи - ну, после первого судебного заседания. А может быть, и самого заседания. Но главное не это. Если бы не ты, я так никогда и не узнала бы, что значит полюбить. Понимаешь, я всю жизнь много читала. Можно даже сказать, что ничего другого я и не делала... Так вот, меня всегда удивляло, почему женщины - в первую очередь женщины - жаждут любви. Судя по книгам, именно им она обходится дороже, а хорошего приносит так мало... Для женщины глубокое чувство почти всегда чревато болью, или унижением, или горьким разочарованием. В тех книгах, которым хочется верить, любовь обычно приправлена трагедией - или уже свершившейся, или поджидающей за углом. А в дамских романах, где она описана, как сладкая сказка, каждое слово - фальшь. В самых лучших, у Джейн Остен, например, двери перед читателем мудро закрываются на пике всеобщего радостного воодушевления по поводу предстоящей свадьбы. Подробностей семейной жизни Элизабет с ее мистером Дарси нам не сообщают. Зато мы хорошо знаем подробности сосуществования мистера и миссис Беннет, а также мистера и миссис Коллинз. Показательно, правда? В общем, я всегда считала счастливую любовь сказочками для экзальтированных дур. И, надо сказать, что реальная жизнь моего мнения не опровергала. Взять хотя бы брак моих родителей... Или одноклассниц. Они казались такими счастливыми, такими... торжествующими на своих свадьбах. А через пару лет - усталыми, раздраженными, разочарованными. Я сочувствовала им и гордилась собой: уж я-то никогда не попадусь на эту дешевую удочку. Если бы не ты, я могла бы умереть, так и не узнав, какое это волшебство. Может быть, я вторю тем самым дурам, которых жалела, но мне кажется, что с тобой я была бы счастлива всю жизнь. Мне так мало для этого нужно - просто уткнуться в тебя и чувствовать твое тепло. А когда тебя нет рядом - вспоминать о нем и ждать. И даже если это обман, который рассеялся бы через несколько лет, попробовать все равно стоило. По крайней мере, у меня никто не смог бы отнять воспоминаний о моем счастье. Хотя... наверное, мои одноклассницы тоже когда-то так думали. А потом их воспоминание о счастье померкло, замазанное повседневными обидами. Или даже сделалось неуместным, потому что обиды стали главными, а прошлое счастье мешало ими упиваться... Может быть, и хорошо, что я никогда не узнаю, как оно сложилось бы у нас с тобой. Говорят, талантливые писатели способны проникать в суть вещей и явлений. Наверное, недаром настоящие любовь и счастье у них всегда ходят рука об руку с трагедией.

- Не думаю, что это закон, - мрачно сказал Василий - Я не могу похвастаться тем, что знаю много счастливых пар, но иногда они все же встречаются. Даже с солидным супружеским стажем. Как бы то ни было, я уверен, что мы с тобой были бы счастливы. Не знаю, как выразить это, чтобы не показаться глупым или банальным... Просто я нутром чувствую, что мы подходим друг другу, как... как два клочка разорванного пополам листа бумаги. Там, где у одного есть нужда, у другого - возможность и потребность эту нужду удовлетворить. Тьфу ты! Так и знал, что не сумею сказать по-человечески. Может быть, и никто на моем месте не сумел бы. В общем, без банальностей не получается. Я люблю тебя, Соня... Кстати, а как тебя зовут по-настоящему?

- Ты имеешь в виду - по паспорту? Елизавета. Но мне мое имя никогда не нравилось.

- Почему? Лиза - красивое имя. Мягкое, очень женственное. А почему - Соня?

- Это самое ласковое из моих домашних прозвищ. Кроме того, в восьмом классе мы ставили на английском сценки из Кэрролла. Безумное чаепитие, помнишь? Мне досталась роль Сони. Моя единственная минута славы. Теперь твоя очередь. Ваше имя, сэр?

- А мое ты практически угадала.

Соня вспомнила, как призналась, что он вызывает у нее ассоциации с героем "Волкодава" Семеновой - не с человеком, а с Серым Псом, который пришел защитить девочку из рода Оленей.

- Сергей? - сразу поняла она. - Тебе подходит, правда. А псевдоним откуда?

- Был у Леонида Андреева такой горемычный персонаж.

- Отец Василий? - снова мгновенно сообразила Соня. - Но ты не похож на верующего.

- Ну почему же? - Он невесело усмехнулся. - Я верил в массу правильных вещей. Например, в справедливость. В мечту жизни, которая обязательно сбудется, если за нее бороться. В свою способность сделать жену счастливой. В ее порядочность. В свою порядочность. В сентенцию, утверждающую, что порядочные люди не подставляют друг друга. И в другую, гласящую, что безвыходных положений не бывает... А сейчас я готов поверить и в Бога, если это хоть сколько-нибудь нам поможет.

Они надолго замолчали. Первой опять заговорила Соня.

- Я знаю, что ты задумал. Собственно, угадать несложно. Если вопрос стоит ребром: или ты, или я, можно не сомневаться, кого ты выберешь, Серый Пес. Так вот, предупреждаю: ничего у тебя не выйдет. Я не стану в тебя стрелять. Ни за что.

- Маленькая моя...

- Даже не начинай. Я знаю наперед все, что ты скажешь. И не вздумай изображать из себя персонаж ужастика, который внезапно обращается в чудовище. Все равно не поверю. Чтобы убедить меня, тебе придется пойти до конца. До моего бездыханного тела.

- Соня!

- Не кричи, не поможет. В конце концов, за кого ты меня принимаешь? За стерву, которая, пристрелив своего любовника, набивает карманы деньгами, а потом живет долго и счастливо? Я что, давала основания для подобных оскорблений?

- Прости... Я не подумал. Это от безысходности. Меня сводит с ума мысль, что ты погибнешь, а я ничего не...

Он вдруг осекся. Потом потянулся к ней и расстегнул ремешок видеокамеры. Соня поняла и помогла ему избавиться от его "глазка". Потом они, не сговариваясь, отцепили от ремней свои рации и нырнули под брезент шатра. Только отойдя на сотню шагов от лагеря, он заговорил снова.

- Знаешь, мне пришла в голову безумная мысль... Погоди, не радуйся, я вовсе не уверен, что она сулит нам счастливое избавление. Но крохотный шанс дает. Помнишь, тот мужик в плащ-палатке сказал, что в случае срыва игры они выставят у острова сторожевые катера? А запас продуктов у каждого из нас на месяц. Я тогда еще подумал: к чему тратить столько времени? Почему не выслать на остров рейд, который покончит с саботажниками за пару часов? А потом понял: высадка десанта слишком дорого им обойдется. Потому что трудно найти дураков, которые согласятся за скромную сумму поохотиться на вооруженных до зубов и к тому же отчаявшихся людей. В таких условиях еще неизвестно, кто окажется добычей. Это и есть наш шанс. Стараниями Жанны игра заняла всего пять дней. Восемь на двадцать пять, получается двести. Поделить на два - нет, считая Жанну, на три - шестьдесят шесть. Значит, у нас на троих еды на шестьдесят шесть дней. Если немного ужаться, то можно дотянуть до восьмидесяти. А если ужаться хорошо, то и до трех месяцев. Три месяца дежурства у острова тоже выльется им в кругленькую сумму - продукты, топливо, плата "сторожам", откупные пограничникам. Не исключено, что через месяц-другой они махнут на нас рукой и снимут наблюдение. Понимаешь, у нас есть шанс дождаться какой-нибудь случайной посудины, которая отвезет нас на большую землю! Только нужно срочно попрятать продукты - пока они не спохватились. Идем скорее к Жанне, может быть, она еще не успела проглотить яд!

Эпилог

Председатель и десять членов правления закрытого клуба "Кураж" (only for men) не отрываясь смотрели на экраны мониторов - довольно неуместное украшение на фоне благородных дубовых панелей и антикварной роскоши салона яхты "Тритония". Всего мониторов, образующих каре три на три, было девять, но работали из них только три - центральный и два нижних. Десять минут назад четвертая картинка (в правом углу квадрата) спазматически задергалась и застыла, явив зрителям путаницу веток и листьев на фоне серого неба. Еще через минуту этот экран погас. И уже ничто не отвлекало внимания присутствующих от последних двух игроков, оставшихся в живых.

Почти все члены правления впились взглядами в нижние экраны - в лица Сони и Василия. И только председатель, Павел Игнатович Бардин, смотрел главным образом на центральный монитор, куда шел сигнал от видеокамеры, спрятанной в зазоре между одной из опор и брезентом шатра. Лиц героев на этом мониторе не различить - Соня и Василий сидели в четверть оборота к камере, - зато фигурки были видны целиком. Поэтому именно председатель первым понял, что происходит, когда Соня и Василий потянулись друг к другу, чтобы поскорее справиться с застежками на ремешках футляров с видеокамерами. Остальные зрители, увидев лица игроков крупным планом, должно быть решили, что герои собираются поцеловаться.

Павел Игнатович с потаенной улыбкой откинулся на спинку кресла. Ожидая, пока до его товарищей дойдет суть происходящего, он занялся устным счетом, прикидывая сумму своего выигрыша. По самым скромным оценкам выходило, что выигрыш составит около двух миллионов евро, ибо основная ставка (сто тысяч) была сделана Бардиным на "аварийное" завершение игры. С учетом потерь (двести пятьдесят тысяч на организацию игры и две пятидесятитысячные ставки на Иеремию и Марго) чистая прибыль превысит полтора миллиона. Совсем недурно...

- Былять! - Густобровый брюнет с выраженно восточной внешностью в сердцах треснул ладонью по дубовому столу - Убыть к такой-то матэры!

- Рустам Мамедович, дорогой, мы, конечно готовы сделать скидку на твой кавказский темперамент, но вообще-то в солидном обществе к проигрышу принято относиться спокойнее, - промурлыкал председатель баритоном сытого кота.

Пока господин Мусабеков переваривал эту реплику, прикидывая, достаточно ли она оскорбительна, чтобы схватиться за кинжал, или пока можно ограничиться убийственным взглядом, господин Левачев, тоже поставивший крупную сумму на Василия, заметил укоризненно:

- С другой стороны, в приличном обществе не принято так неприкрыто радоваться выигрышу, Павел Игнатович. Рустам Мамедович в общей сложности потерял около миллиона.

- Позвольте, почему сразу "потерял"? - всполошился господин Пфайфер, в числе прочего поставивший двадцать пять тысяч на Соню. - Они еще могут одуматься и вернуться.

- Прошу прощения, Александр Янович, но я больше не намерен идти на уступки, - твердо сказал председатель. - Мы только час назад договорились, что признание Жанны - последнее нарушение правил, которое мы допускаем. Сколько можно? Сначала двое игроков снимают камеры на ночь, потом киллер убивает при свидетелях, потом другой киллер объявляет о своем киллерстве... Интересно, осталось ли хоть одно правило, которое они соблюдали от начала до конца? Еще бы мне не радоваться выигрышу, Николай Михайлович, - ответил он на упрек Левачева. - По совести, он должен был достаться мне еще позавчера. И после этого я еще дважды мирился с вашим решением продолжать игру, несмотря на махровые нарушения правил. Все, довольно. Час назад вы все проголосовали, что это - последний раз. Игра окончена, господа. Пора подводить итоги. Что у нас с финансами, Евгений Константинович?

Казначей клуба, Евгений Константинович Белецкий, в котором Соня с Василием без труда узнали бы господина в плащ-палатке, встал, достал из кармана КПК, потыкал карандашиком в кнопки и начал отчет:

- Как вы помните, на организацию игры было выделено семь миллионов евро - по двести пятьдесят тысяч с членов правления, и по пятьдесят тысяч - с рядовых членов клуба. На сегодняшний день мы продали тысячу шестьсот семьдесят два билета, по тысяче евро каждый, зрителям со стороны. Желающих было вдвое больше, но в целях безопасности билеты продавались строго по рекомендациям членов клуба. За вычетом суммы на аренду зрительных залов, доход клуба по этой статье составил чуть больше миллиона четырехсот тысяч евро. Теперь букмекерская статья доходов. В настоящий момент ставок сделано на общую сумму тринадцать миллионов триста сорок тысяч. Как вы знаете, половина этой суммы пойдет на выплату выигрышей, а другая половина - в фонд клуба. По этой статье клубу пока причитается шесть миллионов шестьсот семьдесят тысяч. Но это не окончательная сумма. Поскольку мы разрешили делать ставки вплоть до начала последней серии, которую сейчас готовят наши монтажники, думаю, можно рассчитывать еще по крайней мере на миллион, даже больше, - учитывая, что в последние минуты сумма ставок всегда возрастает. И еще один миллион поступит из сэкономленного призового фонда. В итоге получается около десяти миллионов. Аренду острова мы оплатили до конца года, причалы и стоянки на острове уже оборудованы, следующие команды игроков сформированы. Это означает, что проведение очередной игры обойдется нам миллиона в три. Следовательно, шесть, а то и все семь миллионов, взысканные на организацию первой игры, членам клуба можно будет возместить. Если вторая и последующие игры с точки зрения финансов пройдут столь же успешно, мы начнем получать прибыль. У меня все, господа. Спасибо за внимание.

- Ну вот, Рустам Мамедович, все оказалось не так уж и страшно. Четверть своего миллиона ты, считай, уже вернул, остальное возместишь до конца года, если, конечно, не будешь ставить с прежней горячностью. Теперь предлагаю обсудить меры, которые склонили бы будущих игроков к строгому соблюдению правил. И, может быть, внести поправки в сами правила. Кто за мое предложение...

- Одну минуту, господин председатель! - Господин Квяткевич, самый младший из членов правления, вскочил с кресла. - Мне кажется, прежде чем приступать к обсуждению следующей игры, было бы неплохо решить судьбу этих игроков. Если мы будем ждать, пока у них закончится еда и они умрут от голода, срок аренды острова истечет, ведь там остался почти месячный запас продуктов на восемь человек. С другой стороны, нельзя проводить новую игру, пока эти двое торчат на острове. Значит, нужно либо объявить им амнистию и вывезти на большую землю, либо отправить на остров карательную экспедицию.

- Убыть! Убыть к такой-то матэри! - снова потребовал кровожадный Рустам Мамедович.

- Ваше предложение мы уже слышали, господин Мусабеков. Я обязательно вынесу его на голосование, - успокоил председатель кровожадного горца. И повернулся к Квяткевичу. - Спасибо за своевременное вмешательство, Юлиан Витольдович. Сами-то вы что думаете по этому поводу? Простить их или наказать?

- Думаю, дешевле будет простить, Павел Игнатович, - сказал Квяткевич, потерявший последнюю свою ставку с гибелью Мадонны и успевший обрести душевное равновесие. - Каратели потребуют хорошего вознаграждения. Кроме того, их еще нужно найти. Если помните, мы обещали своим людям, что убивать им не придется.

- Я сам! - взревел Мусабеков. - Лычно туда поеду ы зарэжу ублутков!

- Помилуйте, Рустам Мамедович, мы не можем этого допустить! - испугался господин Пфайфер. - Вы представляете, что сделают с нами ваши родственники, если вы не вернетесь оттуда живым?

- Они вас тоже зарэжут, - подумав, признал Мусабеков и несколько остыл.

- Мы можем выслать своих людей и забрать продукты, - предложил господин Левачев, не склонный прощать гладиаторов, из-за которых остался с носом в полушаге от миллионного выигрыша.

- Они не согласятся, - возразил Павел Андреевич Яковлев, проигравший совсем немного, потому что ему хватило ума сделать вдобавок к прочим ставкам небольшую ставку-страховку на сорванную игру. - Во всяком случае, я бы точно не согласился изымать продовольственный запас у хорошо вооруженных людей.

- Я бы не сказал, что они так уж хорошо вооружены, - заметил господин Пфайфер. - Василий выбрал себе в качестве оружия только пистолет, подводное и охотничье ружья, а Соня - один револьвер.

- Да, но зато Иеремия привез целый арсенал, - напомнил председатель. - Автомат, пистолет, снайперскую винтовку и даже ингредиенты для самодельной бомбы. Да и остальные снарядились вполне прилично. И все это добро теперь в распоряжении наших голубков.

- А почему придурки, которые обслуживают игру, не вывезли лишнее оружие и еду, когда ездили за трупами? - раздраженно поинтересовался господин Левачев.

- Потому что мы не отдавали им такого распоряжения, Николай Михайлович, - преувеличенно терпеливо объяснил председатель. - Согласен, это наше упущение. Но, в конце концов, на то она и первая игра, чтобы обкатать правила и извлечь уроки из ошибок. В следующий раз мы будем умнее. А пока нам нужно решить судьбу двух игроков из первой, пробной партии. Я присоединяюсь к Юлиану Витольдовичу: дешевле их простить. Тем более что у Сони есть родственники, которые, по идее, могут устроить нам неприятности. Нет, устроить - это вряд ли, мы прикрыли себя со всех флангов, но энергичные попытки с их стороны могут обернуться лишними расходами с нашей.

- Погодите, мы же договаривались не вербовать игроков, у которых есть семьи! - вмешался в разговор молчавший до сих господин Новиков.

- Вы забыли, Антон Михайлович. Мы сошлись на том, что это требование сильно ограничит выбор и обеднит игру, поэтому договорились обойтись условием об отсутствии иждивенцев. Так что вы думаете по поводу предложения сохранить жизнь нашей парочке?

- Ну... не знаю. В принципе, я готов их простить. Любовь - штука непредсказуемая. С другой стороны, а как мы их вывезем? Когда наши люди подойдут к берегу, голубки наверняка решат, что на них началась охота. Спрячутся или, чего доброго, палить начнут. Стоит ли рисковать?

- Можно оставить у причала катер с заправленными баками, а самим отойти за горизонт, - высказался Квяткевич. - Положить на видное место инструкцию по вождению катера, карту и записку с предложением убираться к чертовой матери.

- Да почему мы должны с ними возиться, скажите на милость! - взорвался молчаливый господин Хавченко. - Добро бы мы обсуждали судьбу Жанны, которая сражалась, как дьявол, до самого конца. Я иной раз дышать забывал, когда она выходила на охоту. И, если бы речь шла о ней, не то что катер, личную яхту предоставил бы для ее спасения. И миллиона из собственного кармана не пожалел бы, хоть она и раскрылась напоследок. А этих за что спасать? Соня всю игру только и делала, что тряслась. Василий - тоже мне киллер! - убил одного-единственного человека, хилую девчонку, и то нарушил правила. За каким хреном они нам сдались?

- Черствый ты человек, Борис Федорович, - укорил председатель. - Неромантичный. Небось, в детстве только про войну кино и смотрел. Люди пережили такую драму, показали нам такой накал чувств, а ты - "на кой они нам сдались"? Да если бы мы продали сценарий в Голливуд - а кстати, почему бы и нет? - нас просто обязали бы вставить туда любовную линию. Это же придает зрелищу глубину, объем - как ты не понимаешь! И в конце концов, можем мы просто пожалеть несчастных влюбленных, которым никогда в жизни не везло? Глядишь, на том свете лишнее доброе дело зачтется... Что, не убедил? Ну и пес с тобой! Давайте уже голосовать. Согласно овеянной веками традиции, прошу тех, кто хочет сохранить нашим героям жизнь, поднять большой палец правой руки. Те же, кто жаждут их крови, пусть перевернут правый кулак пальцем вниз. Итак...

Комментарии: 12, последний от 10/01/2019. © Copyright Клюева Варвара (varvara[dot]klyueva[at]gmail[dot]com) Размещен: 21/09/2018, изменен: 21/09/2018. 452k. Статистика. Роман: Детектив В рамках проекта ДК Обратная связь Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Роман написан в 2009-м году и до сих пор лежал в моём основном разделе в библиотеке Мошкова. Перенесла его сюда после обмена отзывами с Евой Гончар в рамках проекта ДК "Обратная связь" - ради возможности получить комментарии, которых мне в своё время не хватило.

Клюева Варвара : другие произведения.

Аве, Цезарь!