Клюкин Павел Владимирович : другие произведения.

Гибель химеры (Тайная история Погорынья). Часть3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 3.48*7  Ваша оценка:


   Часть 3 .
   Глава 1 (3)
  
   Конец сентября 1125 года. Ратное - Княжий Погост.
  
   Поднятая по тревоге Младшая стража приближалась к Ратному. Михайла, рассчитывая добраться побыстрее, велел идти одвуконь, пересаживаясь с одного коня на другого с таким расчетом, чтобы строевые кони пришли в село хотя бы относительно бодрыми. И к своему стыду убедился, что "хотел, как лучше, а получилось - как всегда". Конная колонна, обремененная заводными лошадьми, шла неторопливой рысью, и ее никак не удавалось ускорить. К тому же отроков Младшей Стражи с большой натяжкой можно было назвать хорошими всадниками. По этой причине добраться к полудню, как рассчитывал боярич, никак не удалось. И лишь к паужину, потратив на сборы и дорогу почти вдвое больше времени, чем ожидал Мишка, Младшая Стража подходила к Ратному.
   Впрочем, Алексей, ехавший рядом, не особо переживал по поводу невысокого темпа марша, видимо опытный воин имел свое мнение о необходимой скорости движения. А вот Мишке лишние часы показались чуть ли не вечностью - больно уж тревожные вести принес ранним утром гонец от воеводы Корнея.
   Вчера вечером в Ратное добрались полсотни беглецов с Княжьего погоста, два дня назад еле избежавшие попадания в полон к неведомым находникам. Сам боярин Федор, уехавший в Туров с половиной своей дружины, отсутствовал уже месяц. Как поведал погостный ратник Кондратий, нападавших, среди которых якобы заметили ляхов и нурманнов, было больше двух сотен. Они атаковали на рассвете с двух сторон - от торга, что примыкал к полуночной стене и от речных ворот, захватив сторожевой десяток врасплох. И лишь начавшийся грабеж богатого селения позволил части дружинников с прибившимися семьями погостных жителей избежать попадания в полон. Добравшись к исходу вторых суток в Ратное, беглецы принесли весть об опасности воеводе. Корней же, после недолгого совета с Аристархом и десятниками, вызвал Младшую Стражу, которая в полном составе выдвигалась теперь на подмогу.
  
   Примерно в версте от села на дороге показался одинокий всадник. Как оказалось, дед послал ратника из десятка Егора поторопить подкрепление.
   - Здрав будь, дядька Арсений!
   - Здорово, Михайла... ого! Изрядно!
   Подъехавший одобрительно повел глазами вдоль рядов Младшей стражи, показавшейся из-за поворота. Зрелище, как думалось Мишке, было весьма впечатляющим - сто десять отроков в начищенных доспехах, на горячих жеребцах.
  
   Ну и как вам мои ребята, сэр Фокс? Орлы! Хорошо, что недавно подождали отставших и построились. Сразу совсем другой вид! Если бы только не безбородые лица. В остальном, поглядишь - почти настоящая латная конница. Конечно, юношескую угловатость доспехи полностью скрыть не в состоянии, а покачивающийся над строем сулицы не очень походят на лес копий, но вид все равно - весьма и весьма! Ну и ладно, что отроки, для форсу, упирают сулицы тупым концом не в стремя, а в специально притороченную к седлу ременную петлю. Зато на черных щитах, взятых "на руку", так и светится красным Лис, держащий в лапах золотой православный крест. Все, как и задумывалось!
  
   Для Мишки слова Арсения прозвучали, прямо-таки, песней, даже жалко стало, когда ратник перешел на деловой тон.
   - Ладно, недосуг мне, слушай внимательно. Тебя, наставников и Дмитрия воевода Корней ждет у себя в усадьбе, там уже все десятники собрались, кроме Луки и Игната, царство ему небесное.
   - А где Лука?
   - В усадьбе своей, он еще и почти весь свой десяток уволок - родня же... Что-то еще... да, отец Михаил тебя видеть хотел, но это потом, сначала ты к деду, а остальные пусть размещаются... вот с конями забота: куда ж девать-то стольких? И кормить еще...
   - Придумаем что-нибудь. Овес у нас с собой в тороках, на пару дней хватит, ну и обоз еще подойдет, хотя и небольшой...
   - Ну и ладно. Все, поехал я!
   - Тронулись и мы? - Мишка проводил взглядом припустившего наметом Арсения и повернулся к подъехавшим наставникам.- А Стерва с Дмитрием командовать оставим. Пусть за нами в Ратное поспешают.
   - Не за нами, а прямиком в учебную усадьбу.
   - Погоди, дядька Алексей, я думал как через Пивень переправятся, и провести Младшую стражу через село строем и с песней - пускай ратнинцы на нас посмотрят.
   - Нашел время красоваться! - встрял в разговор Глеб.
   - Да я не для красоты!
   Мишку взяла досада - опытный воин, а не понимает таких простых вещей.
   - Пойми ты, Глеб, люди в тревоге, надо их приободрить. А еще Младшую стражу, сам ведь знаешь, недолюбливают. И тут увидят, как сотня самострелов к ним на подмогу пришла, да не просто так, а уверенно, стройно, весело с песней. Глядишь, и хоть немного, отношение к нам в лучшую сторону переменится.
   Он говорил и с недоумением замечал, как кривятся лица наставников в недобрых усмешках.
   - Ищи дураков...
   - Не горячись, Глеб,- старший наставник вскинул руку, останавливая готовое сорваться крепкое словцо,- молодой пока боярич у нас, учить его и еще да учить. А ты, Михайла, подумай сам - не простое ведь поселение, воины во многих поколениях! У каждой бабы - либо муж, либо брат, либо сын - ратник. Неужто они не поймут, что отроки, а не взрослые воины на подмогу пришли? А не дай бог кому-то втемяшится, что плохи совсем дела, если Корней всех мальчишек на подмогу вызвал, тогда что? И пойдут языками чесать, да смущать остальных! Варвару не знаешь что ли? Да и другие не отстанут. И вместо того, чтобы к бою готовиться, придется колготу бабью успокаивать. А надо нам оно?
   - Да я...
   - Вот и говорю, что не подумал. Тебе больше впереди Младшей Стражи покрасоваться хотелось. Но есть и еще одно - кони. Ежели две сотни лошадей в Ратное ввести, то в селе ни проходу, ни проезду не будет. А их еще расседлать да обиходить надо. А потому сделаем так. Возьми с собой три десятка, повеличайся, дело молодое,- Алексей снисходительно усмехнулся, глядя на покрасневшего Мишку,- а остальных Стерв с Дмитрием пусть в учебную усадьбу ведут, там размещаются да коней обустраивают. А как дальше быть - у воеводы Корнея узнаем. Все понял?
   - Понял. Спасибо, дядька Алексей, за науку!
   - А раз все хорошо понял - то командуй, боярич!
  
  
- Господин воевода! Младшая стража, числом сто десять отроков, по твоему приказу явилась конно и оружно!
   - А еще песенно! - подкусил Аристарх. - Так орали, что чуть крышу... - уловив нетерпеливое движение Корнея, он не стал продолжать, а лишь криво ухмыльнулся.
   В маленькой горнице, куда прошли Мишка с Алексеем, больше никого не было, а у деда на лице явственно отразились признаки недовольства и даже злости.
   - Задержались почему? И почему только сто десять? - жестко вопросил воевода. - Должно быть больше!
   - Шестеро в походе погибли, пятеро от ран не оправились, трое больны, Матвей, Кузьма и двое отроков, которых он себе в оружейное ученье взял, приедут с обозом.
   - А задержались потому, Корней Агеич,- невозмутимо выдержал тяжелый взгляд сотника Алексей,- что отроки в седле держаться не обвыкли. И вины их в том нету. Это Мефодий, торчин который, сызмальства в седле, а большинство всего месяц назад на боевого коня сели. Однако ж доехали все, и ни зашибленных, ни отставших.
   - Ладно,- махнул рукой Корней,- давайте думать, как дальше быть, да с чем мы к десятникам выйдем?
   Мишка, видя, что дед слегка расслабился и подобрел, решил, что более подходящего момента, пожалуй, не представится. Надо было "ковать железо, пока горячо" и он выпалил "служебным" тоном:
   - Господин воевода, дозволь доложить диспозицию?
   - А? - рассеяно отозвался тот.
   - Чего-чего доложить? - "перевел" вопрос сотника Аристарх.
   Не отвечая, Мишка извлек из сумки свиток выделанной лосиной кожи и раскатил его на столе.
   - Вот, господин воевода, чертеж Ратного и прилегающей земли. Здесь село, - принялся объяснять Мишка, тыкая пальцем в чертеж - вот кладбище, поворот дороги на Княжий погост...
   Рисунок был сделан крупно, толстыми линиями - чтобы деду не приходилось напрягать зрение, Мишка не пожалел трофейных чернил.
   - Враги могут подойти только отсюда, по дороге, - продолжал объяснять Мишка - через лес не полезут, потому что места им незнакомые. Если оставить в селе одну полусотню, то вместе с девками Листвяны получится семьдесят стрелков. Ляхов они к тыну не подпустят, шутка ли, семьдесят выстрелов за раз! Остальных отроков можно разделить на две части по тридцать стрелков. Одну половину поставим в лесу левее оврага, другую половину в лесу к западу от Ратного. Тогда получится, что по ляхам будут бить сразу с трех сторон, выкосим, как траву! А тех, кто назад кинется, вы встретите. Получается что-то вроде загонной охоты - вы загонщики, мы стрелки.
   В горнице повисло молчание. Мишка был готов к тому, что его предложение будет отвергнуто - все трое здесь военные профи, привыкшие к тому, что исход боя решается в рукопашной схватке, а лучники - лишь вспомогательная сила. Ну, а уж о такой штуке, как огневой мешок, и вообще слыхом не слыхивали. К тому же, предложение исходило от мальчишки, которому даже не предложили сесть.
   Единственное, что, по расчетам Мишки, не давало отвергнуть его предложение "с порога" - любопытство. До сих пор никому из присутствовавших не приходилось смотреть на будущее поле боя с высоты птичьего полета. Все молча разглядывали чертеж, мысленно сравнивая его со знакомой до мелочей картиной. Первым подал голос Алексей - у Рудного воеводы проклюнулся профессиональный интерес:
   - Так, а расстояния какие?
   - Здесь полторы сотни шагов, здесь двести, здесь от семидесяти до сотни. - Заторопился Мишка, опасаясь, что его перебьют. - Помнишь, мы прошлой зимой вешки в снег втыкали, чтобы длину отметить? Если сейчас точно так же сделать, то не ошибемся мы в расстояниях, будем стрелять точно!
   - На сколько, говоришь, твои самострелы бьют? - продолжил расспросы Аристарх.
   - Доспех пробиваем на пятидесяти шагах, на сорока - уверенно, а бездоспешного можем убить или ранить и на сотне шагов.
   - Угу, а как часто можете стрелять?
   - На медленный счет от двенадцати до пятнадцати могут все, а опричники умеют быстрее. Под Яругой на нас галопом конники шли, половина в полном доспехе, мы начали стрелять со ста шагов и, пока они до нас добрались, выбили равное себе число конников, остальных десяток Егора добил. Там у меня одни опричники были...
   Сказал, и осекся, вспомнив произошедшее всего седьмицу назад...
  
   - Мишаня, Мишаня! - запыхавшаяся Красава подлетела почти вплотную и перешла на быструю скороговорку.- Бабуля велела сказать, что сейчас она придет посмотреть, как отроки стрелы в цель мечут. Только она не одна придет, а с гостем, а меня послала упредить, чтобы ты встретил и в грязь лицом не ударил бы.
   - Что ж за гость такой важный? Боярин какой?
   - Певец словутный, Немейустом кличут. Не знаю, правда ли, говорят, самого Вещего Бояна перед князем Олегом Святославичем превзошел... Сейчас он от княгини туровской проездом, а я тебя ищу-ищу...
  
   Картина, открывшаяся на стрельбище Академии, радовала глаз. Степанов десяток с сорока шагов уверенно всаживал стрелу за стрелой в ростовые соломенные мишени. Нинея удовлетворенно кивала головой при каждом удачном выстреле и что-то негромко говорила высокому худощавому мужчине.
   - Здрав будь, боярыня! - Михайла, не скупясь, отвесил поклон.- Как моих отроков находишь?
   - Душа радуется, даже вот решила перед гостем дорогим похвастаться! - Нинея повела рукой в сторону мужчины, который сдержанно наклонил голову, приветствуя боярича.
   Тот ответно кивнул и поинтересовался:
   - Ну и как ему стрелки наши?
   - Для ближнего боя, как сейчас вот на сорок шагов, успешно весьма. Хотел бы еще посмотреть, стрелять вдаль - на сотню шагов хотя бы, обучены ли ребятишки? - звучный музыкальный голос говорившего действительно завораживал, заставлял "неметь уста" у слушателей. Притороченный же к седлу серого в яблоках жеребца колчан давал понять, что и стрельба гостю не в диковинку.
   - Серапион, Петр к стрельбе по конному со ста шагов приготовиться! - громко прокричал Мишка, подходя на выбранную дистанцию и вызывая свои лучшие кадры.
   - Вспоминайте, как целились у Яруги,- добавил он пацанам вполголоса, чтобы не услышал гость,- и все получится!
  
   - Я помню! Надо в голову всадника целить, чтобы попасть в коня!- Серапион, опустившись на колено, поторопился первым поразить мишень, но стрела упала, не долетев до конного чучела почти два десятка шагов.
   - Раззява! Позабыл все на свете! - рассержено прошипел Петр, в свою очередь припадая на колено.- Мы же тогда на два пальца выше целились!
   Однако и его болт миновал соломенную фигуру - да к тому же намного выше цели.
   Оба незадачливых стрелка готовы были плакать от досады, когда гость подошел к ним, на ходу доставая из колчана тугой степной лук из турьего рога. Скинув на траву подбитый волчьим мехом плащ, мужчина на мгновение замер и ...
   Трижды хлопнула тетива по кожаной перчатке и пацаны разразились восторженными воплями - все три стрелы поразили цель - одна голову, другая грудь чучела, а еще одна "коня".
   - Дай! - повинуясь властному голосу незнакомца, Серапион протянул ему свой самострел.- И три стрелы!
   Первые два болта приезжий старательно выстрелил по ближней мишени. Мишка даже злорадно хмыкнул про себя - оба выстрела были "на грани", едва задев чучело каждый раз. Но это ничуть не обескуражило стрелка, повернувшись к "коннику" он уверенно поразил мишень прямо в центр "туловища".
   - Так, а теперь ты,- палец говорившего уперся в грудь Петра.- Стрелять будешь стоя в полный рост, а целить на палец выше лошадиной головы! Понял ли?
   Отрок весь красный от свалившейся ответственности только напряженно кивнул и каким-то деревянным движением поднял самострел.
   - Нет, не так! - от громкого возгласа опричник дернулся, как от оплеухи.- Дыши ровнее и руки мягче! Один, два, бей!
   В напряженной тишине щелчок тетивы прозвучал особенно громко. Петр замер, опустив самострел, боязнь позорного промаха сковала все тело. Едкий пот заливал глаза, но он не решался поднять взгляд. И лишь когда десяток глоток исторг радостный вопль, он осмелился взглянуть на "учителя". Ответом ему была одобрительная усмешка, спрятавшаяся в короткой, но уже тронутой сединой бороде.
   - Слыхал я, что отличились вы в прошлом бою. Так это не выучка, а удача вам стрелять помогала. Каждый стрелял, кто во что горазд, однако ж - попали в цель! Вот только в зернь с судьбой играть не след. Не забывайте, что везет тому, кто сам везет!
   - Здрав будь, боярыня! Здрав будь и ты, воевода! - он поудобнее устроился в седле.- Может, еще свидимся!
  
   - Так, ладно... - Аристарх прервал его воспоминания, - ...ну, а если ляхи от тына шарахнутся в лес, где твои ребята будут? Грудь в грудь вы со взрослыми воями не совладаете.
   - А я вот сюда - Мишка ткнул пальцем в чертеж - поставлю десяток разведчиков и два десятка опричников под командой наставника Стер... Евстратия. Их в лесу не поймаешь, скорее сам голову сложишь. А если в другую сторону сунутся, то там же вы будете, ну а на крайний случай, можно в бурелом уйти, там такие дебри - всю Сотню спрятать можно.
   Мишка отвечал на вопросы Аристарха с Алексеем, а внутри все пело - получилось! Если заинтересовались, расспрашивают, значит, сразу не отвергли, а потом могут и согласиться! Единственное, что тревожило, это дед, сидящий молча, с насупленным видом. Да еще Алексей поглядывал как-то странно, и, кажется, сердито.
   - Так, значит. Все, что ты сейчас говорил, внучек, наплевать и забыть!
   - Но, деда!
   - Цыц!- Корней пристукнул кулаком по столу.- Слушай, что я говорить буду! Все ты, Михайла, здорово разобъяснил, так что ворогам и деваться некуда, кроме как под ваши самострелы лезть...
   - Не все,- прервал воеводу старший наставник.- А если с полудня ударят?
   - Так ведь, дядя Алексей, дорога-то с Княжьего одна всего!
   - Это по-твоему одна всего! Но у неприятеля еще лодьи есть, а потому он и по Пивени до нас добраться может!
   - А главное,- заставил всех умолкнуть повелительный жест воеводы,- не учел ты, что нельзя нам ворога близко подпускать вообще. Почему, спрашиваешь? Аристарх, скажи, сколько у нас за тыном копен жита?
   - Треть того, что убрали, еще не обмолочена. В овинах, что за тыном стоят,- помрачнел староста, проникнувшись всей серьезностью положения.- А сена - так вообще почитай, что и не свозили в село. Правда, половина стогов за рекой.
   - Вот и гляди - что будет, коли запалят все вороги? Дело - проще некуда. И так с последним полоном еле-еле до нови дотянем! Сожгут, так всю скотину придется забить, да самим зимой с голоду пухнуть! Кони падут, а из безлошадного - какой ратник? Так что допускать ляхов сюда никак нельзя. А потому - будем бить недруга, где он нас не ждет. В Княжьем погосте.
  
   - Не нравится мне эта задумка,- вопреки Мишкиным предположениям против высказались не Фома с Егором или погостные десятники, а Леха Рябой. Хотя, казалось бы, уж ему, пожалованному в воеводские бояре, сам Бог велел во всем поддерживать деда. Впрочем, надо отдать справедливость, резон в словах Рябого был.- Налетим изгоном, отроки из самострелов проредят врага, а Сотня добьет... Больно просто все! А там ведь тоже не дураки, раз по Припяти прошли, да мимо Давид-городка проскочили. Да и лодей у них, может, и не две совсем...
   - Вроде мы всех, кто убежать смог, опросили, - подал голос один из погостных,- всего две было.
   - Не всего две было, Кондраша,- дед явно заинтересовался доводами своего подручного,- а они всего две видели. Но ведь сами же говорили, что с нескольких сторон неприятели ударили. Эти ж тоже должны были на чем-то приплыть? Навряд на конях через Морочно болото шли. А ты, Леха, говори, чего именно про лодьи думаешь?
   - Так это...,- Рябой заметно воодушевился поддержкой воеводы,- они ведь могут и к нам по воде припожаловать! Пока мы на конях по сухопутью туда - те на лодьях сюда!
   - Это ты верно меня уел, опас поиметь стоит!- признавая правоту своего подчиненного Корней, к удивлению Мишки, совсем не выглядел обескураженным. Наоборот, он будто ждал именно этого возражения.- Тогда так, Леха... э-э, боярин Рябой! У тебя же жена огневская? И старшую дочку, ты, помнится, тоже туда замуж выдал?
   - Еще и племянницу тоже, а что?
   - А то, что в Огневе у тебя два зятя и полсела родни! Я вам какой наказ давал, когда в воеводские бояре верстал? Первый год на обустройство, на второй год повинны вы иметь под рукой два десятка, на третий год... в общем, помнишь. Так?
   - Так. Но года-то еще не прошло.
   - Поедешь в Огнево, предложишь тамошним мужам с нами в поход пойти. В лодьях по реке. С долей в добыче не обидим. Сердца у них на ворога, конечно, нет, до их мест, по всему похоже, не добрались, но на добычу польститься должны. А нам того и нужно - путь неприятелям по реке перекроют. Потому возьмешь свой десяток, и прямо сейчас ступай, чтобы завтра с рассветом могли отплыть.
   И все остальные тоже идите - готовьтесь. С утренней зарей выступаем!
  
   О-го-го, сэр! Похоже лорд Корней решил заявиться на правый берег Случи во главе дружины численностью под три сотни. И пусть теперь кто-то из тамошних бояр попробует назвать его худородным! Сами-то, наверняка, сидят, запершись в усадьбах, и трясутся... а тут - воевода Погорынский весь из себя, в алом корзне и во главе войска из четырех боярских дружин! Кхе, едрена-матрена!
   И ведь как хитро повернул! Вроде не сам подмогу вызывает, а уступая необходимости обезопасить Ратное. Теперь у него и кроме Младшей Стражи еще одна сила под рукой будет. Что тут сказать?! Только восхищенно аплодировать его сиятельству, графу Корнею!
  
   Весь остаток дня прошел в суматошных сборах. Только теперь - с помощью Алексея и прибывшего с обозом Ильи - уяснил Мишка простую, раньше как-то проходившую мимо сознания истину: война - это не столько бои и сражения, сколько долгие марши, портянки да сухари, фураж и ночлег. Надо было в первую голову перепроверить, а при необходимости и подковать лошадей. Спихнув эту заботу на Кузьку с его помощниками, боярич почти сразу же попал в плен к Илье. "Начальнику транспортного цеха" Академии требовалось непременно выяснить продолжительность похода да поголовье взятых с собой коней.
   - Да что ты ко мне пристал, Илья? Мне-то откуда знать? Все равно, как воевода решил, так и будет!
   - То есть, как почему пристал? Михайла Фролыч, ить ты есть начальный человек всей Младшей Страже! Понимать должон, что не просто так спрашиваю! - едва не плакал бывший обозник от непонятливости боярича и взывал к Рудному воеводе.- Алексей, как по батюшке не упомню, объясни хоть ты, сделай милость! Если не буду знать, сколь всего припасу брать надлежит, то всем от того только хуже содеется!
   - Правда твоя, Илюха, но не горячись, сейчас я растолкую все надлежащим образом,- старший наставник повернулся к Мишке.- Ты у нас считать мастак, так давай складывать. Хлеба у нас в день уходит...
   - На всю Академию примерно двадцать пудов муки получается,- "зам по тылу" ориентировался мгновенно,- но там кроме отроков, что сейчас в походе, еще артельщики, девки, что под рукой Анны Павловны ходят, да холопы. Думаю на ребятишек пудов десять всего...
   - Муку-то в пути особо не поешь.
   - Правильно мыслишь, боярич! Вот потому-то сейчас по всему селу бабы хлебы пекут, мужей в дорогу собирая.
   - А нас как же?
   - Про нас воевода еще с утра распорядился. Но ты считай давай. Поход не меньше, чем на седьмицу, стало быть, всего семьдесят пудов хлеба надо.
   - Минимум.
   - Чего?- мужики удивленно воззрились на Мишку.
   - Минимум. По-нашему - самое меньшее. Есть еще максимум - самое большее. Это когда нужно одним словом назвать, ромеи эти два слова придумали.
   - Тьфу, язык сломаешь. Микси... Я уж буду по нашему, по привычному. О чем это мы?- Илья немного помедлил, отыскивая потерянную нить разговора.- Да, так вот. Семь десятков пудов.
   - А мы, когда из Турова ехали хлеба и не брали почти. Все больше кашу с мясом варили...
   - Так ведь это ежели возможность такая будет! - снисходительно усмехнулся Алексей.- Коли надобно незаметно идти, либо ворога без устали преследовать - не до костров совсем. Но для обоза, что каша, что хлеб или там сухари ведь без разницы. Так, Илюха?
   - Ну, можно считать половина на половину в дальнем походе идет - мешок крупы на мешок сухарей. Давайте здесь так же прикидывать, а общий вес таким же останется. Но, не сбивайте меня, Христа ради! Мы о телегах говорили. На одну влезает пудов двадцать пять, много тридцать. Вот уже три нужно. А еще овес...
   - Не еще, а перво-наперво! Это людишки могут пару-тройку дней поголодать,- Рудный воевода был предельно серьезен.- А коня попробуй не покорми разок!
   - Дядя Леша, но ведь трава-то, гляди. Пусть и осенняя, но разве не хватит?
   - Когда на вольном выпасе гуляют, то и хватит, пожалуй. Но ведь им на себе всадника, да груз везти целый день. И резвость для боя или погони сохранять надобно! А потому без овса либо ячменя не обойтись никак. Помню, когда на Пороги ходили считали пуд овса на три дня.
   - У нас лошадей две сотни, да еще обозные... На семь дней,- Мишка быстро прикинул в уме,- полтысячи пудов. Ничего себе!
   - А ты как думал! Да добавь всякое остальное - вот тебе двадцать пять телег только для Младшей Стражи надобно. А для всех - и пятидесяти мало будет. Но это пусть у Бурея голова болит, а я пошел наши телеги ладить,- Илья кивнул Мишке с Алексеем и исчез в лабиринте хозяйственных построек боярского подворья.
  
   Не прошло и пары мгновений, как откуда-то сбоку выскочила кухонная девчонка и затараторила:
   - Боярыня Анна Павловна велит передать, что все уже готово на поварне. И она ждет к трапезе старшего наставника Алексея Дмитрича и боярича Михаила Фролыча.
   Как же так? Она же оставалась в Академии? Или случилось чего? Стоп! Спокойно! На меня же смотрят со всех сторон. Нельзя как маленькому мальчишке, сломя голову лететь к мамке, а тем более впереди взрослого мужика. Но ничего, сейчас все и разъяснится.
   Пока они, ежась от студеной воды и отфыркиваясь, смывали дорожную пыль и усталость, мимо несколько раз шмыгали холопки - стол обрастал блюдами. В горнице к приходу мужчин уже все было расставлено, а от тарелей исходил сытный, вызывающий голодные спазмы в животах, аромат ухи. Только тут Мишка вспомнил, что маковой росинки не держал во рту с раннего утра, и все вопросы разом вылетели у него из головы. Алексей тоже не заставил себя долго упрашивать. Мать же почти ничего не ела, только изредка поднося ложку ко рту, чтобы уж совсем не остужать своих мужчин отсутствием аппетита.
  
   Ее-мое! Ну и дурак же вы, Михайла Андреевич! Она же не ради вас сюда в Ратное примчалась с обозом. Черт, последнее время все до меня, как до жирафа доходит - ведь это, может, их последняя ночь! В прошлый-то раз Алексей чудом спасся.
   В общем, берите ноги в руки, сэр, и линяйте отсюда как можно скорее!
  
   - Спасибо, мам,- Мишка отложил ложку и решительно полез из-за стола.- Пойду посмотрю, как Младшая Стража разместилась.
   - Хорошо, сынок,- Анна оторвала сияющий взгляд от Алексея,- я распорядилась, чтобы ребятишкам снедный припас холопы отнесли. Ты проследи, чтоб недостатка ни в чем не было.
   - Прослежу, конечно. Спокойной ночи, дядя Леша!
  
   Окольчуженная конная змея неторопливо ползла среди убранных полей. Дорога, слегка изгибаясь к восходу, уходила на полночь. Разведчики шедшей впереди походной заставы под командой Стерва то ныряли в овражки, полнящиеся водой после ночного дождя, то прочесывали перелески, стоящие вдоль дороги. Но пока никаких тревожных вестей с головы колонны не приходило, и Мишка немного расслабился в седле, мысленно возвращаясь к утреннему выступлению из Ратного.
  
   Ему все-таки удалось осуществить свою раннюю задумку - провести отроков через село. На рассвете Младшая Стража колонной по три вошла в речные ворота и пристроилась к десятку Егора, ратники которого замыкали процессию, двигающуюся к церкви. Все проулки были забиты провожающими. Только странно было видеть среди возбужденно-радостного большинства скорбные, словно заранее предчувствующие беду, женские лица. Отчего-то стало нехорошо на сердце. "А вернется ли хотя бы половина?"- мелькнула непрошено-холодная мыслишка. К счастью, додумывать времени не осталось - Зверь рванул и вынес боярича на площадь перед церковью. Придержав жеребца, Мишка выпрямился в седле и что есть мочи гаркнул:
   - Стража, равнение направо!
   И склонил голову, в ответ на благословляющий жест отца Михаила. Отроки разом повторили его движения, вызвав улыбку погостного священника отца Симона, как раз вышедшего из церкви. Окропленные святой водой и провожаемые пожеланиями "одоления на враги" пацаны еще сильнее выпрямились в седлах, изображая для девчонок, замерших по сторонам, опытных воинов. И, слава Богу, не видел никто из ребят, как крестили их вслед бабы на возрасте, смахивая непрошенные слезы с глаз.
  
   К полудню следующего дня к рати присоединился десяток Луки, да не один, а в сопровождении дюжины лесовиков. Как пояснил сам десятник - подкрепление из двух ближних селищ подошло сразу же, как местные узнали о захвате Княжьего погоста неизвестными находниками. Вместе с ратными были и двое парней из сенькиного десятка, что ездили гонцами - Лука посчитал более безопасным для них ехать с отрядом.
   День уже совсем клонился к вечеру, когда воевода Корней скомандовал привал - до цели оставалась пара часов пути, Колонна неспешно вошла в лес примерно на полверсты, с тем расчетом, чтобы место отдыха не было видно с дороги. Лишь передовой десяток выдвинулся еще ближе к погосту, чтобы вовремя обнаружить любое возможное движение по дороге.
   Костров разжигать было нельзя. Ратники обихаживали коней и устраивались, кто где мог, надеясь хоть чуть-чуть подремать перед боем. Наставники обходили отроков, проверяя все ли в порядке, а на отдаленной полянке Корней собрал быстрый военный совет.
   Именно тогда - за несколько часов до штурма - Стерв, поддержанный Мишкой, предложил зачистить погост силами опричников.
   - Ребятишки обучены добре, не сробеют. Пикнуть ворогу не дадим - перебьем все, что движется!
   Сначала им удавалось легко отводить возражения ратнинцев ссылками на успешные действия опричников в Отишии да намеками на жадность взрослых воинов, не желающих отдавать лакомую добычу. Но тут поднялся погостный десятник Кондратий:
   - А как твои стрелки будут беглецов различать, кто свой, а кто чужой?
   Но ни тот, ни другой не смогли ответить на этот простой вопрос.
   - Кхе, слушай, Михайла, команду!- дед сориентировался раньше всех.- Стрелять только по оружным, а если кто бежать будет - не препятствовать!
   - Но, как же, господин воевода?- у Стерва от изумления брови поползли вверх.- А вдруг это ляхи, али кто там напал? И мы им даем путь чист?
   - Вот следы когда в лесу читать, то тебе, Сте..., Евстратий то бишь, цены нету! А здесь прямо-таки дубовым пеньком выставился! Что если это не вороги будут, а лесовики-полонянники, на осенний торг приехавшие? Ты их семьям виру будешь платить? Да коли бы дело просто в кунах было! Мы ведь так можем со всеми окрестными селищами кровную вражду заиметь. И вместо помощи - они нам стрелу в спину воткнут. Потому запомните мой сказ - бить только по оружным! А за убежавшими ляхами... Кто там грозился охоту устроить, каковой от века не видели?
   - Ну, я,- пробурчал охотник, с трудом, но признавая правоту Корнея,- И устрою, дай только срок.
   - Не бойся, как погост возьмем, так и придет твое время.
  
   Княжий погост был взят лихим налетом ранним утром. В рассветных сумерках, едва только порозовел край небосвода, Стерв подкрался почти к самому тыну и выстрелом сбил наблюдателя, клевавшего носом на сторожевой вышке. Затем, изловчившись, закинул крюк на верхушку тына и перемахнул по веревке внутрь. Следом сиганули и опричники из "разведвзвода". Всего несколько мгновений потребовалось им, чтобы откинуть засов и открыть тяжелые ворота. А туда уже рвались на всем скаку ратники в сопровождении отроков. И пошла потеха!
   Разделившись на две части: одна направилась к боярской усадьбе, другая - к складам у речных ворот, нападавшие частым гребнем прошлись по узким улочкам селения. Выскакивавшие из домов пришельцы не успевали толком поднять оружие, как становились легкой добычей стрел и копий. Некоторые, что посмелее да поумнее, старались выбраться закоулками к тыну и в лес. По таким не стреляли, памятуя жесткий приказ воеводы.
   И лишь у самого берега мелкой - всего по пояс взрослому ратнику - речушки Протечи, где приткнулись к пологому спуску две лодьи, вышла заминка. Десятка полтора находников укрылись за опрокинутыми телегами и встретили разогнавшихся всадников дружным "залпом" сулиц. Двое передовых - Егор с Чумой - грянулись о землю, третий - кто-то из числа погостных , не успев отвернуть, дополнил кучу малу. Все бы могло закончиться гораздо хуже, если бы не Арсений, увлекший оставшихся ратников в сторону. Михайла же, спешившись и придержав своих опричников чуть вдали, попытался организовать "огневое нападение", впрочем, без особого успеха - скрытый за импровизированной баррикадой противник был практически неуязвим. Все, чего удалось достигнуть стрелкам - не дать добить своих: Егор спустя короткое время приволок к ним замысловато ругающегося Фаддея. Чума, повредивший ногу при падении с лошади, грозил всяческими карами супротивникам.
   - Лука, обойди со своими по другому берегу!- обернувшись, Мишка увидел деда, который, укрывшись за углом хоромины и изредка выглядывая, объяснял десятнику задачу.- Нам придется сейчас стеной идти, а потому надо не дать ворогам строй выставить. Тогда мы их легко сломим! Понял ли?
   - Все сделаю. Токмо мне бы еще десяток ребятишек михайловых с самострелами.
   - Бери раз надо! - Корней махнул рукой внуку "подойди, мол" - Подбери дюжину стрелков получше, да ступай сам с опричниками. Мы здесь навалимся - враг спину откроет, тут как раз лукам да самострелам самое раздолье.
   - Слушаюсь, господин воевода. Разреши выполнять?
   - Разрешаю! Ступайте оба. Помните: как в рожок подудят - начинаем приступ.
   Отойдя под прикрытием стены амбара от речки, Мишка послал "адъютанта" Антона за вторым десятком, велев побыстрее привести Степановых стрелков к приметной сосне на другом берегу Протечи.
   - А ничего, из малого выйдет толк,- одобрительно кивнул Лука, глядя, как ретиво Антоха крикнул "Есть!" и бросился выполнять приказание.
   - Так учим же,- отозвался с улыбкой боярич, взлетая в седло.
   - И неплохо получается!- легкая усмешка затерялась в рыжей бороде десятника, а его тяжелая лапища хлопнула собеседника по плечу. - Давай за мной!
   Но переправившись на другой берег они ничего утешительного не нашли. Обороняющиеся были прикрыты с тыла полувытащенной на берег лодьей. Справа же, откуда, казалось, можно было попытаться достать врага, берег порос густым, почти непроходимым тальником.
   - Вот ведь б...,- коротко выругался Говорун,- Софрон, Петруха, давайте сюда. Как рожок пропоет, ударим через речку, прямо им в спину. Русло шагов десять всего и дно - песок. Перемахнем единым броском. Михайла, ты с отроками пойдешь назади и нас прикроешь.
   - Лука Спиридоныч, лучше мы по воде кусты обойдем. Там место открытое - стрелять сподручно, а твой десяток...
   - Много ты понимаешь...,- встопорщилась рыжая борода в недоброй усмешке, но все споры прервал протяжный голос рожка.
   - Урядник Степан,- надрываясь, заорал Мишка,- самострелы к бою! Делай как я!
   Речная гладь вскипела от сиганувших за своим старшиной опричников. Тело обожгло лютым холодом, но боярич, крепко стиснув зубы, все продолжал и продолжал расталкивать неподатливую воду. Наконец, стал виден кусок противоположного берега с медленно надвигающейся стеной ратнинских щитов.
   - Целься! Бей! - мочи не было больше терпеть сводящий с ума холод, а потому десяток, выпустив болты, рванулся что было сил из речки вперед, туда, где закипала схватка. Последнее, что видел боярич - как обороняющиеся, потеряв двух воинов, резко разворачиваются к реке. И тут...
   - Бей! - отброшенный назад, Мишка обрушился в воду, и какое-то время залитые водой глаза не могли разглядеть ничего. Только слух воспринимал свист сулиц, топот бегущих врагов, стоны и предсмертные хрипы отроков, сливающиеся в ужасающую какофонию.
   - "Этого не должно быть!" - вопило подсознание, пока руки пытались спихнуть с себя неподатливое тело Захария. Удар, предназначавшийся бояричу, пришелся опричнику в грудь. Лишенный какой-либо возможности маневра, Степанов десяток стал бы сейчас легкой добычей, если бы не Лука.
   Увидев, что дело принимает дурной оборот, Говорун ринулся на выручку. Ратнинцы рывком пересекли русло и на самой кромке берега сшиблись с неприятелем. Сталь ударила в сталь. Никто не просил и не давал пощады - даже сбитые наземь смертельно раненые норовили в последнем усилии достать врага. Но уже бежали к месту схватки бойцы под началом Кондратия с Алексеем. И скоро все было кончено.
   - Живьем, хоть одного живьем!- но Рудный напрасно надрывал голос.
   Лишь один из прорывавшихся еще дышал, но спешно вызванный Бурей на немой вопрос только развел руками:
   - Он одной ногой на том свете, а стану пытать, так просто помрет.
   - Все ж, Серафим, попробуй! - Корней, несмотря на успешное окончание дела, был
   хмур и озабочен.- Позарез нам хоть что-то о силах врага знать надобно!
   Вылитое ведро воды привело пленника в чувство, но на все вопросы он ответил лишь презрительным кровавым плевком.
   - Скажешь! - обозный старшина, склонившись, стал колдовать над раненым, а воевода повернулся к Стерву, осадившему коня в трех шагах от места схватки.
   - Ушли, Корней Агеич! По воде ушли! Чуть-чуть мы не успели перехватить!- спешившийся десятник разведчиков едва не плакал от досады.- На Случи у них еще одна лодья была. Мы по следам, а на берегу только лошади с телегами брошенные.
   - Видно эти вот отход своих и прикрывали,- Алексей кивнул на пленника, который собрав последние силы улыбнулся в лицо врагам торжествующей улыбкой, а затем откинулся назад и застыл, глядя мертвыми глазами в пронзительно синее, без единого облачка, небо.
   - Все,- Бурей бережно опустил безжизненное тело на землю. И поднявшись на ноги, добавил.- Кто б он ни был, а ушел достойно.
   - Аминь,- Корней, подавая пример, первый снял шлем и перекрестился, отдавая последнюю дань уважения поверженному противнику. - Покойся с миром...
  
   Глава 2 (3)
   Михайлов городок. Начало октября 1125 года.
  
   Разбудило Арину какое-то неясное предчувствие. Смутная тревога подняла с лавки и заставила напряженно вслушиваться в ночную тишину, изредка прерываемую отдельными звуками. Она тихонечко приоткрыла дверь наружу, пытаясь определить хоть что-нибудь в серо-белесой мути густого предутреннего тумана, наползающего с Пивени. Где-то вдалеке еле слышно плесканула вода и снова все стихло.
   Прошло уже больше седьмицы, как Младшая Стража почти в полном составе ушла к Княжьему Погосту. Все обитатели городка с этой поры жили в напряженном ожидании, которое не смог рассеять даже подомчавший позавчера вершник, хотя известия, им привезенные были самыми благоприятными: враг разбит, освобожден Княжий Погост, с воеводой и его ближниками ничего дурного не приключилось. Вот только предчувствие близкой беды все это время не покидало молодую женщину, как и беспокойство за Андрея, с которым ей так и не довелось проститься, как следует - настолько быстрым и неожиданным для всех был отъезд Младшей Стражи. А она в то утро как назло ушла на рассвете с десятком девчонок в лес за калиной, и успела возвернуться только к самому концу проводов - когда все уже сидели на конях. Всего и удалось, что протянуть любимому снятый с шеи образок, да коснуться напоследок его руки.
   Негромкие щелчки самострелов и сдавленные хрипы ночных дозорных, растворившиеся в туманной мгле, яснее ясного дали понять - БЕДА!!!
   Арина рванулась назад и заметалась по горнице, хватаясь то за одно, то за другое и натыкаясь в темноте на все углы. Лишь величайшим усилием воли ей удалось взять себя в руки, чтобы осознать эту страшную вещь - на Академию напали и помощи ждать совсем неоткуда. А значит надо в первую очередь спасать самое дорогое, что есть у любой женщины - детей. Некоторое время ушло на поиск детской одежи. Разбуженные сестры недоуменно терли заспанные глазенки и пытались задавать вопросы, пришлось пришикнуть на них. Быстрым шепотом велела им выбираться через заднюю дверь к берегу реки и осторожно, не показываясь на глаза никому из взрослых, пробираться в Ратное. Услышав, что они должны передать старосте Аристарху да боярыне Анне весть о нападении, старшая совсем не по-детски серьезно кивнула, дескать, все сделаю, как должно и потянула сестренку за собой. Арина же, расцеловав девчонок и перекрестив их напоследок, собрав всю силу воли, чтобы ничем не выдать себя, решительно толкнула переднюю дверь. Поляница шла в свой решительный, возможно самый главный в жизни, бой.
   Но для стороннего наблюдателя на крыльцо, зевая и потягиваясь в попытках прогнать остатки сладкого сна, вышла молодая красивая женка. Не обращая никакого внимания на соскользнувший с плеч пуховый плат, она томно потянулась, выгнувшись всем телом, как большая кошка. Тонкая полотняная рубаха почти не скрывала высокую полную грудь и соблазнительные пышные бедра. И не видя растворившихся в серых предрассветных сумерках врагов, Арина всей кожей ощущала их липкие похотливые взгляды. Зябко передернув плечами, она неторопливо, старательно изображая утреннюю сонливость и неведение, прошла через весь двор к колодцу. Но едва успела бадейка коснуться воды, как здоровый мужик, возникший, казалось, из ниоткуда, зажал молодой бабе рот и поволок прочь. Вернее, попытался зажать и поволочь, потому что несостоявшаяся жертва, извернувшись немыслимым образом, изо всех сил врезала нападавшему коленом в пах. А затем, испустив истошный визг, ударом в лицо повергла наземь согнувшегося в три погибели насильника.
   Вот только торжествовать Арине не пришлось. Почти сразу же в еле начавшее светлеть небо ударил резкий протяжный свист, через тын горохом посыпались бесформенные пятнистые фигуры, а в распахнувшиеся ворота ворвалась озверелая толпа окольчуженых ратников. Ворвавшиеся воины сразу же рассыпались по широкому двору, одним своим видом пресекая мысли о всякой попытке сопротивления. Простыня, муж Плавы-поварихи, схватившийся было за топор, получил удар в голову и теперь валялся посреди двора, залитый кровью. Кухонную девчонку, выскочившую на шум и попытавшуюся было улизнуть, безжалостно прибили из самострела. К молодой женщине устремилось сразу трое воинов, без труда догнавших и скрутивших безоружную. Арина безропотно дала связать себе руки - противиться бессердечным убийцам было сущим безумием. Оставалось только ждать и надеяться. Надеяться на себя, на удачу сестер и счастливый случай.
  
   ***
  
   Злые слезы бессилия наворачивались на глаза. Хотелось выть и кататься по полу - как же так? Она, поляница, так и не сумела нанести решающий удар в сердце врага, поразить черным заговоренным ножом Морены боярина Журавля. Ведь удалось сохранить и заветное оружие на прочном кожаном гайтане от чужого взгляда, и незаметно разрезать веревку, стягивающую руки. И даже приблизиться к вражескому предводителю на расстояние шага, отправляя кулак с намертво зажатым клинком прямо в горло ненавистному!
   Но Журавель, не только сумел каким-то чудом избежать удара, но и легко, словно играючи, перехватил и вывернул женскую руку. А затем повалил лицом наземь, прижав так, что нельзя было ни пошевелиться, ни вздохнуть. И вот теперь она лежит совсем голая, распластанная на широкой дубовой скамье, не могущая шевельнуть ни рукой, ни ногой из-за широких кожаных ремней, стягивающих тело. Обречена на боль и позор. А может и на мучительную смерть.
   Но ведь у нее почти получилось! Так почему же удача отвернулась в самый последний миг, именно тогда, когда была больше всего нужна?!
  
   За стеной раздались тяжелые уверенные шаги и дверь широко распахнулась:
   - Иди, Мирон! Да передай Каар'ну с Ратобором, что в полдень выступаем. А Хорь пусть вместе с нашими освобожденными и захваченный полон отправляет. Трех десятков стражников для этого хватит за глаза.
   - Не умедлю, боярин!
  
   Вошедший был высок и грузен, он едва помещался в большом дубовом кресле, которое играючи, одним махом, перенес из дальнего угла горницы к изголовью. С интересом оглядел лежащую, скрипнул плетеной рукоятью плети и негромко произнес:
   - Что же это за диво дивное нам досталось? Молодая да пригожая, тебе бы мужа любить, детей рожать да лелеять. А не с навьим заговоренным ножом на ратных бросаться. Где и взяла такую редкость?
   Арина сердито отмотнула головой, смахивая слезы и проклиная себя за слабость. Нельзя показывать их врагу.
   - Молчишь?- Журавель концом плети повернул голову молодой женщины и заглянул ей в глаза.- Ладно, молчи. Девок твоих расспросим с пристрастием, из двух десятков хоть кто-нибудь о тебе расскажет.
   - С бабами да с девками малолетними вам всем воевать сподручно,- Ненависть так и клокотала в Арине, она бросала слова в лицо врагу, совершенно не задумываясь о последствиях.- Но вот погоди, вернутся наши, они до тебя и за Болотом доберутся.
   - Хвались, хвались на рать едучи... И на Лиса свой капкан найдется. А вот тебя такую ладную да красивую жаль. Пропадешь в холопках. Впрочем,- тут он снова заглянул Арине в глаза,- вполне возможен и другой исход...
   - Это какой же? - она попыталась задать свой вопрос как можно равнодушнее, но все равно голос в конце предательски дрогнул. Справившись с собой, пленница снова подняла взор.- Я не предам своих и не расскажу тебе ничего, даже в обмен на жизнь и свободу.
   - Не расскажешь? В самом деле? Ой, уморила!- гулко рассмеялся боярин и даже смахнул невольно выступившие слезы.- Да я и так знаю про Корзня с его сотней да про Нинею намного больше, чем можно представить. Нет, ты нужна мне совсем для другого...
   - Для чего дру...- враз пересохшее горло отказалось повиноваться: конец плетеной рукояти медленно скользнул от щеки дальше, пройдя вдоль шеи, задержался на высокой полной груди, обойдя вокруг враз затвердевшего соска, и устремился к низу живота. Арина с силой зажмурилась и до крови закусила губу в тщетной попытке обуздать предательскую плоть.
   - Я хочу, чтобы ты родила мне дитя,- Журавель оторвал плеть от тела пленницы и снова заставил ее взглянуть себе в глаза.- А через год ты будешь свободна и вольна идти куда хочешь. Если же родится сын, то отпущу вместе с тобой и всех девок, взятых в полон сегодня.
   - А коли не соглашусь, сам насиловать будешь, али отдашь меня на потеху своим ратным?
   - И потом нурманнам продам, что к дальним землям плавают - они до самых завалящих баб охочи,- боярин явно не этого ждал от связанной красавицы, но пока еще не оставлял попыток заполучить ее согласие добровольно.- Но ты ведь на такую дурость не способна?
   - Вот мой ответ!- Арина яростно плюнула в лицо отшатнувшегося Журавля. Густая слюна медленно сползла по испещренной темными точками щеке.- Детей я буду рожать только своему любимому Андрею, а не тебе, грязный боров! И клянусь еще, что у каждого, кто свой поганый уд на мою честь поднимет, у того засохнет мужская снасть в тот же миг!
   - Ах, ты ж, паскудина!...- плеть с силой загуляла по беззащитному телу, оставляя кроваво-багровые полосы. Молчание закусившей губы жертвы только распаляло злобу боярина. Впрочем, вспышка длилась недолго и он остановился, переводя дух.- Что, довольно с тебя?
   - Я же говорила, что... только с бабами да ... ,- Арина с трудом сдержала рвущийся с губ стон,- детишками воевать можешь... Но моей любви тебе не видать... Проще будет забить насмерть...
   Окровавленная плеть остановилась на замахе:
   - Что ж, ты сама выбрала свою судьбу!
  
   Нинеина весь. Тот же день. То же время.
  
   Вершник на гнедом коне во весь опор влетел в распахнутые ворота боярской усадьбы. Горячий жеребец, осаженный сильной рукой, вскинулся было на дыбы, но огретый плетью замер у самого крыльца.
   - Куда?! Не велено! - к соскочившему наземь всаднику устремился матерый мужик, увязывавший воз с пожитками. За ним, поигрывая подхваченным топором, следовал второй, в глазах которого застыла равнодушная пустота.
   Но незваный пришелец, даже не счел нужным отвечать на крик. Мелькнул вороновым крылом черный плащ, безжалостное лезвие меча на мгновенье показалось на свет - и два безжизненных тела изломанными куклами застыли на земле. А приехавший невозмутимо поднялся по ступенькам крыльца.
   Удар! Дверь в хоромину лишь жалобно скрипнула, повисая на одной петле. Гулкий звук тяжелых шагов вошедшего эхом отразился от стен. Из дальней двери выглянула детская мордашка и с испуганным писком скрылась в горнице. В той самой, куда лежал путь незваного гостя.
   - Как ты смел?! - боярыня, одетая с вызывающей роскошью, замерла у стола. Глаза Нинеи метали молнии, пальцы вцепились в фигурку медведя, черпая силы в прикосновении к бронзовой шерсти зверя Велеса.- Смерти ищешь?!
   Но спокойные глаза незнакомца лишь презрительно прищурились в ответ:
   - Я, сотник Каар'н, голос Совета Бохита. Тебе велено, Гредислава, приехать и дать ответ перед ликом Светлых Богов.
   Срок - до зимнего солнцеворота. Иначе...- на мгновенье перед ее глазами мелькнула злорадная усмешка бронзового Змея, обвившего кольцом правую руку воина.
   Потрясенная волхва нечеловеческим усилием воли заставила себя удержаться на ногах. И лишь когда шаги пришельца стихли за стеной, позволила себе в тяжком изнеможении рухнуть на скамью. Она так и сидела, уставившись в одну точку, пока ее не привел в чувство детский голосок.
   - Бабуля, бабуля,- маленькая Снежана в испуге теребила руку Нинеи.- Что с тобой?
   - Это Каар'н, тайный меч Совета,- если бы Мишка слышал сейчас голос боярыни, то поразился бы - столько безнадежной тоски и старческой усталости было в нем.- Красава в его власти...
   И снова застыла, не в силах отвести взгляда от светло-русой девичьей косы, пришпиленной к дубовой столешне черным ножом Морены.
  
  
   Ратное. Тот же день. Вечер.
  
   Дым. Дым. Дым. С вершины сторожевой башни отчетливо было видна пепельно-серая, подсвеченная сполохами, пелена на полудне.
   - Ну, что там, Анюта?! - обернулся на скрип лестницы Аристарх, с тревогой разглядывавший скопище неприятелей в двух перестрелах от стены, и на плечи которого непомерным грузом легла вся забота о защите села.
   - Отходит... - Анна-старшая и поднявшаяся следом Беляна не сдерживали слез. - Настена бает, что помочь нечем...
   - Как же так?- лицо, казалось, ко всему привычного старосты, исказилось судорогой боли.- За что его-то, Иисусе Христе?!
   Вздел руку в крестном знамении, следом и бабы осенили себя крестом. Помолчали...
   - Алена уж и не знаю по ком больше убивается - по своему шебутному, али по отцу Михаилу,- вздохнув возобновила разговор Аристархова жена.- И вот ведь, по правде сказать, если б не они все трое, может, вражьи вои уж сегодня б наше Ратное на щит взяли!
   - Ты, это,- остановил расходившуюся супружницу староста,- меньше словам Варвары верь. Она такого наговорит...
   - И ничего не Варвары,- обиделась Беляна и тронула за плечо Анну, что тревогой разглядывала зловещие столбы дыма, сквозь которые еле пробивались последние лучи закатного солнца.- Скажи, Анют, ведь Алена сама нам сказывала, как дело сотворилось?
   - Ну, да,- кивком подтвердила та,- когда Настена Сучка пользовала. Яко в рубашке мужик родился. Как-то так топор успел поднять, что мечом по голове плашмя получил. Попало б острием - ох! - одним убитым больше бы стало.
   - Так вот,- продолжила, переводя взор на Аристарха, старостиха,- как к вечеру коров гнали в село, уж стадо наполовину в воротах было, налетели откуда ни возьмись два десятка этих вот, вражьих выкормышей, - вытянув руку, ткнула пальцем за тын, -  Мальчишек, что буренок наших гнали, стоптали насмерть, ироды!
   А отче Михаил, будто чуял беду, рядом случился. И, вздевши крест наперсный, пошел на них! Прямо как на Врага рода людского! Те аж вспятили от неожиданности. Тут и Сучок, что неподалеку тын правил, подоспел, и Алена. Неприятели-то опомнились, священника срубили, а она не растерялась. Шуганула все стадо обратно! Коровы и поперли из ворот, да так, что и вражьих комонных наружу вынесли. Тут уж и другие наши спохватились, да ворота заперли.
   - Что ж делать-то, Аристаш?- Беляна, боязливо покосившись на лагерь неприятеля, заглянула в лицо мужу.- Ить, силы вражьей, что черна ворона?
   - Что-что!- староста скривился, как от зубной боли.- Держаться сколь можно, да к Корнею на Княжий Погост весточку слать немедля!
  
   - Как держаться-то? И кого куда разоставить? - хором, не сговариваясь, засыпали его вопросами бабы.
   - Ступайте, подберите баб посмелей да посмышленей, чтобы не сбежали с испугу, а сигнал подать смогли, если ворог оживится. Пусть дозорных сменят на сторожевых вышках. А сами - на наш двор, будем Совет держать. Мужиков я обошел, велел быть, как освободятся.
   А еще, Беляна, пошли кого из мальцов к Алене. Хватит ей убиваться, слезами горю не поможешь, а за тыном еще народ остался, не все в село вернулись с работ разных. Она знает, как "беду" в колокол звонить. Вот на эти дни - как раз по ней дело.
  
   Озадаченные подруги подались исполнять поручения. Беляна - отрывать Алену от постели раненого Кондратия, да созывать баб по дворам, Анна - на подворье Лисовинов, где в тревожном ожидании собралась вся родня и челядь. Туда же подтянулись и другие ратнинские вдовы и жены, памятуя о воинском обучении Анны.
   Село как вымерло. Первая волна беспорядочной женочьей паники сошла, и лишь изредка слышался судорожный прерывистый плач, да и тот быстро стихал, сменяясь гробовой тишиной. Все что можно - заперто и задвинуто. Холопские семьи затихли по своим закуткам, будто их и нет. Даже совсем малая ребятня, переняв тревожное состояние взрослых, молча, таращила глаза, вцепившись в подолы матерей, что с пронизывающими взглядами на суровых лицах ждали указаний. Такой страшной беды трудно было и представить. Ясно одно - дома нужно защищать без мужей. Но как вести себя, и что предпринять не знал никто.
   Анна обвела взглядом сгрудившихся скопом на подворье растерянных баб:
   - Кто пойдет мужей на вышках сторожевых сменить? За ворогом следить, да знак подать, если примет начнут делать али на приступ пойдут. Тут уж всем миром отражать придется, кому чем сподручнее.
   - Я могу - Анна узнала молодую девку из куньевских, племянницу Татьяны - из лука тоже могу. С братьями на охоту ходила, научили.
   - Одну не пущу! - схватила дочь за руку Дарена.- Со мной пойдешь!
   - Тогда и нас с Прасковьей на пару считай - подала голос мать Сланы, о которой, как и обо всех оставшихся в Академии, не было ни слуху, ни духу. Анна растерялась - что если узреют ночью зарево пожара? Но выбора не было. Лукерья - сестра Сланы, будучи в тягости, вышла за матерью, уложив на вздернутый живот боевой лук, доставшийся ей в неравной борьбе с младшим братишкой. Малец, сидя с другими ребятами на коновязи так и пожирал сестру глазами, в которых застыла неприкрытая зависть.
   - Давай, Нюра, и мне дело,- небрежным движением руки, сметя впереди стоящих худосочных бабенок, на боярыню наплыла Антонина. Варвара, присевшая на чурбачок чуть в сторонке, охнула:
   - Да тебя, как колокол, на долгих ужищах поднимать наверх придется! Да и вышка, чать, не железная! Одно хорошо - как на приступ ворог пойдет, прыгай и катись вниз - подавишь всех насмерть...
   Ее слова прервались нежданным колокольным звоном. Каждый удар кричал о несчастии! Бабы наперебой запричитали, будто впервые узнав об осаде, и тут же стихли, вслушиваясь в печальные звуки, черными крыльями укрывающие село и его окрестности,- БЕДА!
   Так и вышло, что в дозоры взамен каждого сменяемого ратника пришлось ставить по две женки. Слишком велика могла оказаться цена минутной слабости одинокой бабы.
   Уже начало смеркаться, когда Анна с подоспевшей Беляной закончили развод и явились на подворье Аристарха. Здесь собрались почти все оставшиеся в селе мужики, всего-то, ничего - не более двух десятков.
   В повалуше свет трех масленых светильников, подвешенных над столом, бросал причудливые тени на кольчуги одоспешенных ратников.
   - Давайте к нам бабоньки, вместе нам выпало село защищать, вместе и совет держать будем - Аристарх тяжело вздохнул и продолжил ранее начатый разговор:
   - Двоих ребятишек, что посмышленее, сегодня в ночь к Корнею пошлем. Я и грамотки написал, и на словах объяснил, что передать. Дай Бог, доберутся.
   - Дай Бог,- перекрестились собравшиеся.
   - Еще нужно все бочки пустые водой наполнить,- подал голос Ефрем Кривой, - а не то стрелами огненными все село запалят, а тушить-то и не успеем.
   - Верно говоришь, Ефрем!- Аристарх сделал какую-то пометку на бересте. - Так и сделаем.
   - А бабам-то, что делать?- не утерпела Анна.
   - Детей попроще, но потеплее оденьте, чтоб не мерзли, когда в полон погонят,- бабы, услышав старосту, враз спали с лица - Что глаза выпучили? Думаете, ждать будут, пока в путь-дорогу собираться начнете?
   - Аристаш,- на Беляну было жалко смотреть,- да что ты такое...
   - Чтоб враз прочухали все, что будет, если неприятель село возьмет. А вот как помешать этому про то и речь пойдет.
   Ну, как добро, что поценнее, прятать, не мне баб учить.
   Вот еще что. Весной мы с Корнеем измыслили одно дело тайное, да, вишь, завершить не успели - ход из села за тын. Немного не докопали - лаз криво в сторону пошел. А по задумке он в овраг выходить должен.
   -Так, может, быстрее рыть? Если все бабы подмогнут... - Анна в волнении вскочила с лавки.
   - Уймись, Анюта. Уже копают. Никон с Савелием там, не оплошают.
   - Так ведь любая женка за ради спасения своего чада,..- она даже пристукнула ладонью по столу.
   - Цыц, баба! - обрушил кулак на многострадальную столешницу Аристарх. - Лаз узкий, двоим еле развернуться. Чего там другие мешаться будут? А еще про такое дело никто лишний узнать не должен. Иначе беда...
  
  
  
   Верховья Пивени. Тот же вечер.
  
   "Холодно. Знобит-то как!" - Поджав колени к подбородку, Феклуша уткнулась носом в рубаху, исподлобья наблюдая за вооруженным охранником, что прохаживался от одного костра к другому.
   Костров развели много, светло как днем! Вот только греться вокруг дали одним малышам. Всем, кто постарше, разрешили съесть по сырой репе, да привязали к деревьям поодаль. Это тот самый стражник, что связал за спиной руки и прикрутил единой веревкой к осине вместе с незнакомой девчонкой. Осина мокрая и холоднючая, аж мороз спину пробирает! Но напарница-то какова! И, похоже, совсем ненамного меня старше! Не всякий мужик так зло ругаться сможет! Руку охраннику чуть не насквозь прокусила! Почти вырвалась. Вот тогда тот и ударил, да с такой силой, что рухнула, бедная, навзничь, и затихла. Бесчувственную и вязал, усадив рядом. Привалилась, как неживая, уронив голову. И котомку ее переворошил, что-то за пазуху спрятал, а больше видать, ценного ничего не нашел, назад к ногам бросил. Вот теперь, каждый раз, как проходит, поглядывает злым взором!
  
   - Откуда ты? - через силу прошептала незнакомка, чуть повернув склоненную голову. Правый глаз ее заплыл и совсем не открывался.- Как звать?
   - Из Огнева. Фёклой кличут, - от жалости зазнобило еще сильнее,- а еще Феклушей, или Фешей. А тебя?
   - Ю-ю-юлей,- с полувсхлипом-полустоном произнесла та и заерзала, пытаясь изменить положение веревок, давивших на ребра, отчего те еще глубже врезались в тела обеих.
   - Не крутись. Больно.
   Затихли, плотнее прижавшись друг к другу, - так и теплее, и путы слабее давят.
   Феклуша начала клевать носом. Сознание уплывало, но вместо сна возобновились видения вчерашнего дня:
   Батюшка со старшим братом были в поле, а они с мамкой на подворье трепали лен. Время еще только шло к обеденной выти, когда на село, откуда ни возьмись, налетели вороги. И как на зло, почти некому защитить - большинство огневских мужей седьмицу назад ушли на лодьях ко Княжому Погосту.
   Отчаянные крики женок, лязг железа, удары и стоны раненых - все смешалось в голове в тот миг. "Беги!" - мать, подтолкнув в сторону бани, с одним трепалом кинулась на заскочившего во двор одоспешенного воина. Тот, не глядя, отмахнулся и она рухнула, получив с размаху мечом по голове.
   Ноги отказывались повиноваться, и не успела сделать несколько шагов, как находник догнал, и, схватив за косу, заволочил в темный сарай, подперев дверь снаружи дрекольем. Слышно было, как мамка, которой удар, видно, пришелся плашмя, зашлась в крике напополам с рыданьями. Сквозь тонкую жердяную стенку пугающе донеслось хриплое мужское гоготание, сопровождаемое какой-то возней. Но довольный смех прервался звуком смачной оплеухи и чьим-то повелительным голосом. Воин, потирая покрасневшую скулу, вытащил из сарая. Затем, скверно бранясь, связал за спиной руки, и, снова за косу! , поволок к подворью старосты, где сидя на земле, выла многоголосая огневская ребятня почти со всего села. Оттуда и погнали, подстегивая тычками да плетьми. Шли, почти не останавливаясь, весь день и полночи. Лишь под утро, когда добрались до большого сжатого поля, стражники, согнав всех в плотную кучу, разрешили чуть-чуть вздремнуть. А уже через пару часов пинками и оплеухами снова подняли полоняников на ноги. И опять гнали весь день...
  
   Внезапно подруга по несчастью вздрогнула, вся напряглась и замерла, как будто почувствовала что-то. Ее волнение передалось Феклуше, и девочки затаились, вслушиваясь. Через несколько мгновений обеим показалось, что позади дерева есть кто-то еще.
   - Волчок, ты?- неуверенно, словно боясь ошибиться, прошептала Юля. В ответ раздалось еле слышное утвердительное ворчание, сопровождаемое прерывистым дыханием и колебанием веревки.
   - Молчи!- она повелительно глянула в глаза напарницы и продолжила жарким шепотом.- Не бойся. Делай как я. - Сдвигая ослабевшую веревку, медленно сползла по стволу вниз, освободившимися руками поддернула повыше одежу и, распластавшись по земле, поползла в темноту леса, волоча за собой котомку. Феша попыталась повторить действия с другой стороны осины, бестолково путаясь ногами в подоле. Отползла за куст и уткнулась носом в землю, не в силах двигаться дальше. За спиной раздалось уже знакомое ворчание, и девочка почувствовала, как сначала напряглись, а потом ослабли веревки, стягивающие руки за спиной.
   Она кинула через плечо взгляд на своего спасителя. Необычного вида мальчонка настойчиво толкал ее вперед:
   - Ю-ля та-ам!
   Феклуша понятливо кивнула. Теперь, когда освободились руки и она смогла завернуть повыше подол, передвигаться на четвереньках стало несравненно удобнее. Вскоре они нагнали напарницу. Еще немного усилий и беглецов поглотила спасительная стена ночного леса. Можно было перевести дух и вытряхнуть набившиеся под рубахи хвоинки, исколовшие все тело. Луна выглянула на пару мгновений и снова скрылась среди рваных туч. Феклуша подняла глаза - впереди густел молодой ельник, из которого внезапно выкатился черный комок. 
- Вор-рон! - Нежданный спаситель ласково потрепал вилявшего хвостом и норовившего лизнуть в щеку пса. Феша набралась смелости и тоже погладила черную, как смоль, шерсть. Волчок выпрямился и потянул Юлю влево:
   - Ту-уда!
   И девчонки побежали во весь дух, стараясь не отстать от Волчка, который неведомо как выбирал дорогу среди ночной чащобы. Впереди мелькнула светлая лунная полоска - путь преградила узкая, в полторы сажени, лесная речка. Мальчишка легко, словно играючи, перемахнул на другой берег по тонкому стволу упавшей березы, а дальше вышла заминка. Ни Юлия, ни тем более Феша, не решались ступить, таким ненадежным казался "мост". Напрасно Волчок знаками звал за собой. Наконец, уставши звать, он перебежал обратно и силой потащил Юлю через преграду. Охнувшая Феша, не желая оставаться в темноте одна, вцепилась в руку спутницы и так бочком-бочком вся троица перебралась на другой берег, где пришлось почти сразу остановиться и еще долго разыскивать лапоток, свалившийся с ноги младшей. Слава Богу, порвавшаяся обувка была найдена, и беглецы, быстро миновав сжатое поле, снова влетели в лес. Пробежав еще с полверсты по лесной тропке, все трое буквально рухнули около небольшого стожка сена, поставленного местными косарями посреди широкой лесной поляны. Сил хватило только на то, чтобы кое-как зарыться вовнутрь стога. Затем Феклуша, а следом и остальные, провалились в долгий тревожный сон.
  
  
   Ратное. Следующий день.
  
   Анна, пройдясь вдоль тына на отведенном Лисовинам участке, немного успокоилась. Бабы, еще вчера в панике метавшиеся по двору, похоже, сполна осознали серьезность положения. Ее женочья полусотня ждала только указаний, готовая на любые жертвы, лишь бы не допустить ворога в село.
   Просдоха, вырядившись в мужний шлем, только и оставшийся в память о погибшей изо всей воинской справы, выглядела урядницей среди пятерки баб, повязанных в темные платки.
   - Да как же забыла то? Вот эту сюда прикладывай и гляди, будто хочешь нить в игольное ушко вдеть, - объясняла правила владения оружием забывчивой золовке вдова.
   - Так, с испугу.... Ага! Куды ее потом направлять?
   - В этих иродов и мечи, что деток твоих хотят поубивать. Только так и мысли, если хочешь их от полона да смерти уберечь.
   - Моих кровиночек в полон, значит?! Давай мне стрелок на крупного зверя, да поболе.
   - Охолони. Не загребай все-то! Запас не очень велик. Стреляй только наверняка.
   Одно присутствие Анна чудесным образом преображало баб. Завидев невестку воеводы, женки подбирались и всерьез готовились к защите родного села.
  
   Конечно, защитники из баб были не ахти, особенно потому, что не приученные к воинской строгости все время порывались закончить всякие дела по хозяйству, коих на любом подворье нескончаемое множество. То вдруг вспоминали о голодном младенце в зыбке, брошенном на пятилетнюю пигалицу, то спохватывались об оставленном в устье печи горшке.
   Тайком посовещавшись с Беляной, Анна решила ставить в дозор не по две, а по три бабы, потихоньку разрешив одной из них отлучаться до дому. Узнай о таком Аристарх, и виновница, и те, кто ей дал потачку, включая Анну, прилюдно получили бы плетей, да еще благодарили бы за науку. Но староста, в ожидании вражеского приступа проведший на ногах бессонную ночь, только недавно ушел прикорнуть, а потому самоуправство пока сходило женкам с рук.
   Так что в строенном дозоре редко когда стояли все сразу, - уж больно неожиданно перевернулась давно устоявшаяся мирная жизнь.
   Вот и сейчас на вышке оставалось только двое. Анна подошла к лестнице и невольно вслушалась в голоса наверху.
  
   - Ты пока сторожь, сбегаю мигом, гляну тесто, поди из ушата выперло. А уж опосля ты, Владанка, Долюшку покормишь, крестницу нашу - Лизавету.
   - Погодь. Упредить-то надо будет, когда вон те, что за холмиком хоронятся, побегут, или как стрелять начнут?
   - Когда только бежать соберутся. Ефрем сказал, оттуда не стрельнут, - далеко.
   - Постой! Вдруг убьют меня, да уж сказать не успею? - Влада схватила напарницу за рукав и, притянув к себе, перешла на шепот. - Ты только не серчай, Лиза, но послушай, что скажу. Виновата я перед тобой. Сама знаешь, мужа на переправе потеряла. Как жить одной? Твой-то зашел раз подмогнуть по-соседски. Вот и ... А когда Андрейка, кровиночка мой, по весне погиб, только и удержало на этом свете, что ребеночек должен был скоро появиться. Без того с ума сошла бы от одиночества, али руки на себя наложила. Не смотри, что уж не молода, силы еще хватит дитя поднять. Долюшка, доченька моя, не просто тезка тебе, она сестренкой твоему Макарке будет. Если со мной случится что, забери, - родная она Трофиму.
   - Господи! - напарница, сделала шаг назад и, не устояв, опустилась на рогожу в углу сторожевой вышки - Видела, когда крестили, что похожа. Так вот отчего мой-то крестным отцом вызвался, да упросил отца Михаила, чтоб Елизаветой назвать, хоть и не положено по святцам, - замолкла ненадолго, уставившись в одну точку, а потом, подняв на напарницу полные слез глаза, сказала - Не сумуй, заберу, конечно. Коли ж меня убьют, Макарку не оставь, что же родных разделять. Авось, мой... наш Трофим живым вернется...
   - Вернется, Бог милостив! - бабы кинулись друг к другу и, обнявшись, заревели во весь голос.
  
   Анна стояла внизу, с трудом сдерживая слезы. Услышанное помимо воли всколыхнуло память, вызвав картину совсем недавнего прошлого.
   Проводили....
   В обычно шумной, наполненной девичьим щебетом светлице, установилась гнетущая, изредка прерываемая тихим шорохом, тишина. Анна безучастно сидела возле понурившихся старших дочерей, вяло перебирающих рукоделия. Все трое заново переживали события сегодняшнего утра. В ушах до сих пор продолжал навязчиво звучать нескончаемый топот копыт и, Анна могла кому угодно поклясться в этом - ломающийся голос урядников, отдающих отрывистые команды. Заглянула Арина, и, наткнувшись на пустой отрешенный взор боярыни, ушла, ничего не спросив.
   Тугой тошнотворный комок поднялся к горлу. Встала из-за стола и, молча, вышла на широкий двор под хмурое серое небо. Подставила лицо ветру. Мелкие иголочки дождевой пыли не смогли привести в чувство, пронять и вернуть к реальности. Ноги сами несли к парому. Что и кому говорила, отвечая на вопросы, как оказалась на другом берегу - так и не осталось в памяти - словно задернуто призрачно-туманной кисеей.
   Невыносимая боль жалостью к себе ударила в висок: "Одна!". И уже не остановить...., летела, не видя дороги, леденея от ужасающей мысли и предчувствия горя, сжимающего сердце. Слезы перехватили дыхание, и она взвыла раненой волчицей, криком выталкивая из горла комок, чтобы не задохнуться в беге.
   "Бежать, пока есть силы, пока не откажет дыхание. Куда? К нему! Только не оставаться одной! Только не одной! Не одной!"
   Понева промокла насквозь, косы растрепались, выбившись из-под съехавшего на бок плата. Ноги подкашивались, Анна с трудом осознавала, где находится. На ее счастье впереди показались задние телеги обоза, возникнув посреди туманной пелены осеннего леса. Цепляясь за ствол березки, опустилась на мокрую палую листву. Обхватила голову руками, закачалась из стороны в сторону. И только тут медленно пришло осознание бесцельности изнуряющего бега...
   "Что же это я? Зачем? Оставила дочерей, все хозяйство, а на кого? Дел то ведь сколько... Что скажу?".
   Но пересилила бабскую немочь. Решительно привела одежу в относительный порядок, и раздраженно запретив себе искать любое объяснение свершенного поступка, встала. И спустя короткое время с натужными усилиями нагнала медленно движущийся обоз, начальные подводы которого уже приближались к Пивени.
   Первым распознала Матвея, идущего чуть в стороне и изредка наклонявшегося сорвать что-то. На последней телеге сидел мужичонка из недавних холопов и на ходу поправлял укрытые рядниной мешки.
   Анна свистнула горлицей, привлекая внимание. Матвей вздрогнул и, резко обернувшись, вскинул самострел. Узнал, облегченно опустил оружие, и улыбаясь, крикнул возчику, чтобы тот придержал лошадь.
   Горделиво выпрямив стан, а на самом деле с трудом держась на трясущихся от усталости ногах, боярыня поравнялась с телегой, неспешно сказав с придыханием:
   - Далеко уехали. Не хотела с вами в Ратное, да вот, пришлось нагонять - дело срочное.
   - Матушка,- Матвей бестолково пытался куда-то деть самострел, чтобы поклониться как должно, - тебе на этой телеге удобнее будет, остальные поболе нагружены. Или до Кузьмы сбегать, его коня взять, коли спешишь?
   - С тобой поеду - боярыня из последних сил умудрилась подсесть на телегу сбоку, приветливо кивнула вознице, что развернувшись, глазел, в восхищении разинув рот.
   - Чуток отдышусь, - и, тут же, отвалилась на спину, закинув голову на начавшую было сползать потревоженную ряднину. И в благодарность за изнуряющий бег отозвалось разомлевшее тело - первый раз торкнуло в животе. - Четвертый месяц никак?! Матерь божья, спаси и сохрани!
  
   Только на исходе дня добрались до Ратного, вдобавок успев продрогнуть до костей.
   Двор был пуст, если не считать двух холопов, что ковырялись у сарая с рыбацкой сетью, да сонной курицы, бестолково бродящей взад-вперед в поисках просыпавшегося из торбы овса.
   В полумраке сеней столкнулась с выходившим, уткнувшись носом в промокшую сряду.
   - Анюта?!
   От голоса любимого колени затряслись и, прильнув плотнее к его груди, Анна затихла, боясь свалиться. Отвечать не было мочи.
   Алексей, обняв, заглянул в глаза:
   - Лица на тебе нет. Продрогла поди? Что-то случилось?
   - Проводить тебя. Вас. Всех. Завтра. Надо.
   - Дед с Михайлой, с десятниками там, в горнице сидят. А я отроков иду размещать. Может позвать кого?
   - Не надо. К себе пока, - еле вымолвила и, подняв глаза, горячо зашептала - Ты делай что должно. А потом приходи. Я ждать буду...
   Он привлек Анну к себе и впился долгим горячим поцелуем в губы. А потом, освободившись из кольца ее рук, решительно вышел со двора.
  
   Дом разом принял хозяйку в свои заботы, внешне стирая усталость. Привычные к воинским проводам бабы вовсю готовили мужиков к походу. Татьяна, забежав на минутку, попыталась пристать с расспросами, но, ничего не добившись, ушла собирать Лавра с сыновьями. Анна, как можется, раздавала указания. Осталось накормить, да спать уложить мужей перед дальней дорогой. Но было и еще одно дело.
   В свою светелку попала уже к ночи. Подняла лежню широкой лавки, достала, стараясь не запачкать воском, бережно припрятанное под душистыми травами алое корзно из тонкой шерсти.
   Вспомнились последние минуты давнего прощания с Фролом. Чуть-чуть не успела тогда закончить вышивку оберега, чтобы хранил в пути-дороге. Расстаралась к его возвращению, да только совсем не такое оно случилось - неживого привезли мужа. Столько выплакано. Тогда в отчаянии чуть из корзна веревку себе не сделала, да отец Михаил, царство ему небесное уберег, о детях напомнив.
   Пока добиралась с обозом до села, думала подарить сыну. Великоват будет, так до утра еще есть время подогнать. Только мысли опять вдруг к Алексею повернули, и представилось, как скачет любимый на лихом коне, и обереговыми крыльями золотой вышивки укрывает воина багрянец, развивающийся за плечами. И решилась: "Накину суженому не плечи, повелю, чтобы берегся, да признаюсь - можно уже - что будет у Саввушки к весне брат или сестра, а то и двое, коли Бог даст."
   " Ну, а Мишане,- она вытянула из-за пазухи тайный шнурок со сплетенным из волос погибшего Фрола коловратом,- пора отцовскую силу перенимать!".
    
   Вот и наступила прощальная ночь, которую так ждали оба. Это их желание, как могучий подземный огонь, весь вечер с момента встречи рвалось наружу, бросая блики на окружающих. Но сейчас можно было не сдерживаться, и они устремились друг к другу, сгорая в пламени страсти...
   Анна лежала, не шевелясь, чутко прислушиваясь к тихому дыханию любимого.
   Что-то сегодня было совсем не так. Вот только если бы понять, что? Прикрыв глаза ,и касаясь руками своего обнаженного тела, пыталась заново прочувствовать недавно пережитые мгновенья близости, когда всем нутром отзывалась его страстному напору, обволакивая Алексея нежной ласковой покорностью. Все вроде было так, как всегда или нет? Кажется, в этот раз горячее и яростнее? У Анны просто не хватало слов для описания того, что же она ощущала в тот миг. Откуда это неутихающее волнение плоти? Или виной тому расставание, да этот новый шрам? На мгновенье перед ее воображением нарисовалась картина безвольно лежащего в луже крови тела возлюбленного.
   - Нет, не хочу,- завопило все ее естество,- мне не вынести второй потери! Богородица, заступись и помоги! Не допусти более крови. Так хочется спокойной и тихой семейной радости!
   А немного спустя холодный разум вдовы, жены и матери воина взял вверх над взрывом отчаяния. Нет, не будет ее Алексей беречься в сечах и тихо доживать в потребе и довольстве. Ибо тогда перестанет быть самим собой, тем Рудным воеводой, которого уже считала своим, сужденным, стать надежным помощником ее Мише на нелегком жизненном поприще.
   А для меня хватит просто его любви.
   Женское счастье был бы милый рядом.
   Ну а больше ничего не надо.
  
   Анна постояла еще пару мгновений, справляясь с нахлынувшей слабостью, и решительно двинулась к лестнице...
  
  
   Верховья Пивени. Следующие дни.
  
   Лес медленно просыпался. Рассветный туман все не хотел уходить, расползаясь по опушкам и оврагам, норовя залезть своими влажными щупальцами под одежу маленьким беглецам. Но измученные невзгодами вчерашнего дня, одурманенные легким ароматом прелых трав, они никак не желали просыпаться и вылезать из пахучего сена.
   Всех поднял на ноги Ворон. Сначала заскулил, а потом весело затявкал, рьяно разгребая стог рядом с Феклушей. В импровизированном "постоялом дворе" видно ночевал кто-то еще, кроме смертельно уставших детей.
   - А-а-а! - Феша в испуге выметнулась из стога и с разбегу влетела в небольшой муравейник, притаившийся в зарослях малины. В кровь исцарапав руки, продралась назад, и заплясала на поляне, стряхивая с ног десятки потревоженных насекомых.
   В этот момент собачье гавканье возымело действие - прямо из-под морды пса в руки к подоспевшему Волчку выскочил зайчонок.
   . Мальчишка, шустро ухватил серого за уши и, расплывшись в довольной улыбке, протянул трофей Юльке:
   - За-я!
   И куда сразу подевались горести минувших дней? Девчонки мигом забыли про свои ушибы, синяки и ссадины всех цветов радуги, про грязные, разодранные рубахи и растрепанные волосы. Обе, присев на корточки, ласкали испуганного зайчика.
   - Такой славный! - Юля потрепала бархатные ушки. - Где твоя мамка?
   - Можно, себе возьму? - с мольбой во взгляде Феша прижала зверька к груди - Я его Егоркой назову, как маленького братика.
   И, покачивая зайчишку, как младенца, вдруг разревелась.
   - Ты чего? - Юлька обняла рыдающую няньку за плечи, - братишку вспомнила?
   - Да-а-а. И мамку -у-у.
   - Тихо. Не реви. Вдруг кто услышит. И Егорчонка своего напугаешь. А ты, - перевела она взгляд на Волчка,- погляди, нет ли впереди лихих людей, да как нам домой добраться.
   Понял ли?
   - Угу. Дом,- и его небольшая фигурка растворилась в лесных зарослях.
  
   Подруги по несчастью сгребли в кучку раструшенное псом сено. Старшая, притянув котомку поближе, огорченно вздохнула:
   - Не подумавши, парня голодным отправила. И еще не мешало родник найти, али ручей какой.
   - Да пить вроде пока не хочется...
   - Не пить. Пораненные места промыть, да и самим умыться надо бы.
   Юлька закопошилась в суме, постепенно спадая с лица. Неожиданно подскочила и, высыпав все содержимое прямо под ноги, обреченно уставилась на кучу,- зеркальца не было!
   Феклуша , с голодной жадностью разглядывавшая съестные припасы, не заметила расстройства подруги. От одного вида бережно завернутой краюхи хлеба, так заурчало в животе, что она поспешила вернуться к начатому разговору:
   - А ты в ранах понимаешь что ли?
   - Уже давно мамке помогаю. Мы у Ратного живем. Но с лета на новое место переехала. У Нинеиной веси знаешь? Вот там и травничаю помаленьку, - оживилась было Юлия и, с тяжким вздохом, поправилась - травничала. Небось, пожгли все.
   Помолчала и совершенно невпопад добавила:
   - Зеркальце жалко - подарок.
   - Да кто спалил-то? Эти же вороги, что на Огнево напали и полонили нас?
   - Они. Находники ночью налетели. Много. Все доспешные, а кому было защищать? Девкам, что остались? Седьмица вторая пошла, как все по зову воеводы Корнея Агеича ушли. Слышала про Лисовинов?
   Феша уважительно покосилась на рассказчицу:
   - Ага. А ты не тетки Анастасии ли дочка?
   - Откуда знаешь?
   - Когда тятя на лугу ногу косой чуть не оттяпал, мамкин дядька Алексей из Ратного лекарку привозил. Умело попользовала, батюшка уже без палки ходит.
   - Выходит, Алексею Трофимычу,- быстро прикинула в уме Юлия,- племянницей внучатой приходишься?! Ой, чего это я, у него ж пол-Огнева родня! А кто еще в семье-то, кроме Егорки?
   - Брат старший Ванька. Но важный! На девчонок помладше и не смотрит. Ты не подумай чего, он хороший,- поспешила поправиться Феклуша,- дощечки вощеные для буквиц делать обучился. Две даже подарил. И еще сестра есть. Мария. А, ну ее!
   И не правда, что младшенький Машку больше любит. Конечно, она ему кусок сот медовых утащит, вот Егорка и не плачет, сосет. Мала еще, по дому ничего не может, в огороде глаз да глаз нужон, прялку сломала. А мамка на меня подумала и крапивой... Машка-а-а-а... - опять зарыдав в голос, рассказчица уткнулась лицом в пушистого зверька, отчего тот испугался и сильно дернулся, пытаясь вырваться. Это привело в чувство маленькую хозяйку.- Её с братишкой в полонном обозе повезли. К ним хотела, а стражник, которому ты руку прокусила, плетью...
   Юлька, обняв рассказчицу, вновь перешла на лекарский тон и потихоньку увела разговор в сторону, отводя печальные мысли о случившемся. Больше для себя, пытаясь отогнать воспоминания о страшной беде. Однако, память возвращала в прошедший день.
  
   Обреченные пустые взгляды малышей, скопом загруженных в телеги, что обгоняли их, связанных, устало бредущих по дороге. В этой толпе, кроме неё с помощницами и девичьего десятка было еще столько же, если не больше, незнакомых девчонок из Огнева, уставших и избитых. Вот только Арина куда-то запропастилась.
   А на последней телеге детского обоза, увидев крепко прижавшуюся друг к другу пару, едва не приняла за мальчонку Красаву. Та, совершенно не обращая внимания на свои растрепавшиеся короткие волосы и рваную рубаху, прижимала к себе застывшего с остановившимся взором Саввушку, временами шепча ему что-то успокаивающее...
  
   Время шло, каждая спешила рассказать о своем, но тут из кустов выскочил Ворон, тоже бегавший в разведку. А следом показался и сам Волчок.
   - Чего это у него вид такой странный? - заинтересовалась было младшая, но Юлька, торопясь расспросить о происходящем в округе, только отмахнулась. Узнав, что на ближнем поле и проходящей мимо леса дороге никого нет, девчонки облегченно вздохнули и засобирались в путь. Маленький проводник отвел их к ручейку, где лекарка, порыскав по пути в пожухлой траве и с трудом насобирав несколько стебельков, заставила Фешу скинуть рубашку. Промыла ранки и ссадины обжигающе холодной водой, смазала пожеванной травкой. Затем подружки поменялись ролями, и настал черед младшей оказывать помощь не менее пострадавшей напарнице.
   Умывшись и утолив голод припасами из котомки, отправились дальше, на восход. Осеннее солнце, что иногда пробивалось сквозь низкие грязно-серые тучи, круглым, молочно-белым пятном хоть немного, но позволяло держать нужное направление. Феклуша подставляла лицо свежему ветерку, с радостью чувствуя, что уже не так болит голова от тяжелого болотно-затхлого запаха. Или уже принюхались за всю ночь, или источник зловония остался далеко позади. Она прижимала к груди зайчонка больше, чтобы согреться, чем от боязни выпустить. И только когда расплелся правый лапоть, мешая идти и совсем не защищая онучи от влаги, да от холода перестал зуб на зуб попадать, девочка решилась обратить на себя внимание.
   - Погодьте. На-ка, Волчок, подержи Егорчика, пока лапоток подвяжу.
   Уселась на поросший мхом ствол завалившегося дерева, вытянула перед собой ногу и замерла в растерянности - ступни у обувки почти не было. Незадачливая путешественница собралась было зареветь, да Юлька проворно скинув котомку с плеча, достала и протянула спутнице кожаные поршни, не новые, но почти по ноге. Мало того, подруга, оставшись в сероваляной душегрее поверх рубахи, пожертвовала и кожушком, хоть и стареньким, но очень теплым.
   - А м-м-меня дя-я-ядька так и уволок со двора, в чем была, - промычала, заикаясь от холода Феша. - А ты вон как тепло одета.
   - Вот только собраться и успели. Со мной еще две девки были: Слана с Полиной. Почти убежали от ворога, уже на опушке леса были, но, откуда, ни возьмись, те двое,- юная лекарка помолчала, заново переживая мгновения плена.- Видать, в засаде прятались.
   - Ш-ш-ш! - Волчок смотрел на Ворона. Тот, замер в стойке, принюхиваясь, и поводя носом в сторону кустов, что опоясывали небольшую рощицу за сырым овражком, вдоль которого и тянулась еле заметная тропинка.
   Юлька в мгновение сдернула Феклушу за руку с импровизированной лавки и, крикнув Волчку "Беги!", потащила, не разбирая дороги, в противоположную сторону, вглубь леса. Так и бежала, не выпуская руки пока под ногами не захлюпала болотная жижа. Выбравшись на небольшой пригорок, сразу завалились отдышаться.
   - Кто там? Леший? - крестясь, поинтересовалась младшая, принимая зайчонка из рук отрока.
   - Не. И не волк.
   От упоминания зубастого зверя у собеседницы округлились глаза:
   - Косолапый?
   - Люди. Следят.
   Сказанному Волчком, Юлька поверила безоговорочно - не простым он был мальчишкой, ой, не простым!
   - Значит так. На дорогу больше не выходим. Пробираемся лесом. Пока мы таимся, ты, Волчок, разведай путь. До Ратного недалеко осталось. Скоро заимка аристархова будет. До нее, поди, ворог не добрался, больно хитро упрятана, - ни с реки, ни с дороги не видать.
  
   - Еще батина мамка с нами живет, дедушко наш давно погиб. А большухой - бабка Володара, так совсем дряхлая, уже полста пять лет минуло,- оставшись одни, девчонки занялись сбором лесных даров. Сухой пригорок, чуть подалее, оказался усыпан переспелой брусникой, а на вросшем в землю валежнике, да у основания ствола сухой березы мостились большими семьями поздние опята
   - Только где сейчас они, не знаю. Они в тот день в лес по грибы ушли,- не умолкала Феклушка.
   Подруга хоть иногда и вставляла слово или спрашивала что, но поджатые губы и напряженно-блуждающий взгляд выдавали совсем иные заботы.
  
   Разведчик вернулся напуганным, хоть и не смог ничего объяснить толком. С трудом Юлька поняла - на реке вражьи насады, и, судя по растопыренным пальцам обеих рук - много. Получалось, что беда повсюду, куда ни сунься. Но делать нечего - надо было хоть чуть-чуть отогреться и поесть.
   На заимку пробирались крадучись. И только ввалившись в низенькую избенку, да затеплив костерок, вздохнули с облегчением. Холодная, пустующая в осень, полуземлянка прогревалась плохо. Спасала лишь горячая похлебка, сваренная на скорую руку из покрошенных мелко-мелко грибов. Феша еще только суетилась у очага, пытаясь справиться со своей долей, когда до них донесся печальный звон скорбящего колокола. Берущий за душу плач разом оборвал все разговоры - ребята притихли и вопросительно уставились на старшую. Та, сведя брови, молча теребила и без того растрепанную косу и вдруг огласила решение:
   - Надо к Княжьему Погосту быстрее. Сотне о беде весть дать. Пойдем напрямую через лес до Бело-Игнатовки, там переночуем, а утром к дороге выйдем.
   Залив очаг, снова спешно засобирались в путь.
   В лесу, уяснив, куда нужно двигаться, Волчок вырвался вперед, и девчонкам пришлось поспешать. Очень помог Ворон. Пес сновал челноком, носился от переднего к задним, не позволяя отстать совсем, показывая, куда надо двигаться.
   Уже смеркалось, когда вышли к Белой речке. Лес редел, скоро должна бы и деревня показаться, но никаких жилых запахов не было и в помине. Тревога сменилась смятением - вместо отстроенной нынешней весной Игнатовой деревни путникам открылось унылое пепелище. Смерть оставила на этом месте свой черный след - ни единой живой души, лишь обугленные бревна сгоревших изб. Каким-то чудом уцелела только отдельно стоящая банька из светлых свежеокоренных бревен.
   Пошли было к ней, но наткнулись на чьи-то разрозненные кости, и Феша чуть не лишилась чувств. Ее долго рвало на задворках. А чуть придя в себя, девочка наотрез отказалась приближаться к гиблому месту - вместо остановки пришлось делать крюк, обходя пожарище.
  
   Ночь поглотила лес. Ветер разогнал облака, резко похолодало, и изо рта от скорой ходьбы валил пар. С ясного звездного неба щурилась своими пестринами полная луна. Над верхушками деревьев мелькнула ширококрылая тень - большая сова отправилась на охоту. Феклуша, задрав голову, залюбовалась ночной птицей и ...
   - Господи, спаси и сохрани! - крестясь и одновременно шаря в темноте рукой, девочка, наконец, разобрала, что попала в завалившуюся землянку. Наверху послышались голоса, окликающие ее, а скоро подоспели и "спасатели". Первым оказался Ворон, смело нырнувший в проломленный девочкой проход. Юльке с Волчком пришлось повозиться, но вскоре все трое сидели на покосившейся лавке нежданного убежища. Очаг оказался почти целым и вскоре общими усилиями в нем был разожжен огонь. Юля отломила три небольших кусочка от ломтя хлеба и раздала попутчикам вместе с вялеными рыбешками. Кусок не лез в горло и дети, немного отогревшись, уснули, втроем укрывшись старой, проеденной мышами, рогожкой.
   К утру землянка выстыла. Каждый во сне норовил перетянуть рогожку на себя, тщетно пытаясь сохранить уходящее тепло и согреть коченеющую спину. Неразберихи добавлял Ворон, норовивший улечься поверх всех.
   Лишь ушастый Егорчик, привязанный за самодельный поводок, смирно сидел у подножья лавки, с хрустом обгрызая кору с юлькиного осинового посошка.
   - Совсем замерзла. Все болит. - Феклуша села, попыталась растереть себе руки, но тут же, задев незажившие ссадины, скривилась от боли. Ворон, обрадовавшийся ее пробуждению, лизнул лицо шершавым языком.
   - Отстань лучше. Иди Егорчика целуй.
   Рассветная синь струилась в верхнюю, расширенную ночью дыру. Девочка немного огляделась - чуть дальше виднелся полузаваленый лаз, служивший в обычное время входом в землянку. "Наверное, вверху ход для дыма был" - мелькнула мысль и тут же сменилась другой: "Надо бы разведать, что снаружи!"
   Феша на карачках протиснулась в узкое отверстие, да так и застыла, открыв рот - прямо на нее смотрел почерневший от времени лик. Деревянный идол, казалось, закрыл собой полнеба. Так и стояла бы она на коленках в оцепенении, если б в закрывающий проход девчоночий зад головой не уткнулась Юлька:
   - Ты чего? Отползай!
   Юная лекарка выползла наружу, подняла голову и тоже застыла, не в силах пошевелиться. Если бы кто со стороны увидел эту картину, то решил, что обе истово отбивают поклоны Скотьему Богу, поедая его выпученными глазами.
   Пережив первые мгновения ужаса, Юля, наконец, осознала, что ночевали на капище. Она поднялась и, трижды обмахнув себя крестом, огляделась. В центре достаточно просторной поляны, окруженной старыми соснами, в жухлой траве возлежал плоский жертвенный камень, покрытый рыжим мхом. Над ним величественно возвышался Велес, а по кругу торчали окоренные столбы с навершиями из рогатых черепов. Феклуша, выпростав из-за пазухи крестик, беззвучно шептала молитву и беспрестанно крестилась.
   Никого не пришлось торопить. Спешно собрав свои скудные пожитки, да прихватив ветхую рогожку, троица скоренько-скоренько распрощалась с гостеприимным хозяином и рванула со всех ног. Да так, что только к полудню, уже совсем изнемогая от усталости, решилась на привал. Место, правда, было не очень удачным - сырой болотистый берег речки, что преградила путь на полночь.
   - Перейдем, там, вроде, посуше. А вон у того камня костер разожжем, согреемся и отдохнем - распорядилась Юля, указывая на небольшую полянку на противоположном берегу.
   - Я плавать умею, - похвасталась Феша,- Ванька научил.
   - Сначала я, - лекарка первая скинула одежу, скрутила ее тугим комом и, водрузив на голову, вошла в ледяную воду. В середине реки вода доходила до пояса. От холода свело живот. Заторопившись и уже не глядя под ноги, девочка наступила на склизкую, полузанесенную песком корягу. Ступня поехала на скользком дереве, и Юлька, как не старалась удержаться, с головой бултыхнулась в воду, растеряв всю ношу. В мгновение ока Волчок оказался рядом и вытащил ее на берег, а потом с помощью Феши выловил едва не уплывшие по течению вещи. Лишь котомки с остатками еды не было - похоже ушла на дно, но лишний раз лезть в ледяную воду никто не решился.
   После переправы занялись костром. Пострадавшая, у которой зуб на зуб не попадал, споро двигаясь, чтоб хоть чуть-чуть согреться, собирала валежник. Благополучно избежавшая воды рогожка составляла все ее одеяние. Феша, едва огонь разгорелся, занялась отсыревшими вещами, городя для просушки треноги из веток, а Волчок при активной помощи пса разыскивал и выкапывал коренья репейника.
   Пока сушилась одежа и запекалась добыча, усталость сделала свое дело - дети, отогревшись у костра, задремали. Опять разбудил Ворон - заливаясь лаем, он метался вдоль густых зарослей шиповника и ежевики, сплошной стеной закрывших устье небольшого овражка.
   Причину огласила Феша, хлопая руками по своему кожушку:
   - Егорчик! Егорчик убег!
   Все усилия пробраться сквозь усеянные иглами плети кустарников и найти зайчонка успеха не принесли. Зареванная, она отказалась от печеных корешков и, поджав колени, грустно наблюдала за пляской язычков пламени.
   Волчок подсел рядышком и, вынув из-за пазухи бережно завернутый в небольшую тряпицу кусочек хлеба, протянул его Феклуше:
   - Не плачь. На.
  
   Весь остаток дня шли почти не останавливаясь, походя подкрепляясь горсткой случайной брусники или парой тройкой орехов, что еще не успели растащить в свои гнезда заботливые хозяюшки-белки. Феша время от времени поскуливала, сожалея о сбежавшем Егорке. Держались направления дороги, но выйти на нее не решались, - постоянное ощущение чужого, недоброго взгляда не проходило.
  
   Пасмурный осенний день закончился быстро и как-то сразу. По всему выходило, что опять придется ночевать в лесу, вот только никак не отыскивалось подходящее место. Уже вроде и присмотрели вывороченную сосну, в корнях которого можно было пристроиться на ночлег. Да, как только занялись обустройством, то крепкое на вид дерево рассыпалось в труху. Решив немного отойти от дороги в поисках разлапистой ели, забрели на странную поляну. Небо, только что прикрываемое вековыми исполинами, просветлело, и путникам открылась неожиданная картина - редкие юные деревца в окружении многочисленных кустов и вымахавших выше человечьего роста зарослей иван-чая. Сунувшись в гущу, они обнаружили почерневший от копоти разбитый очаг.
   - Деревню спалили,- догадалась Юлька, глядя на видневшиеся то тут, то там странные холмики. -Что же такое творится? Беда за бедой...
   - Не пойду! - запротестовала младшая, памятуя недавнее пожарище. И опять яростно закрестилась - Боюсь!
   -Чего боишься? Пожар, видать, давно был, уже и лесом поросло.
   Волчок отыскал большую печь с целым устьем, забрался вовнутрь и сразу вылез обратно весь перемазанный сажей, но довольный.
   Место для ночлега было найдено.
  
   Утром долго хохотали над чумазыми рожицами друг друга и отмывались в ледяной родниковой воде. Затем, сломали каждому по новому посошку и обобрав невесть как уцелевшую, забывшую полностью сбросить урожай, яблоньку, возобновили путь.
   Стоило чуть приблизиться к дороге, как странно повел себя пес, сопровождающий идущего впереди хозяина. Сначала остановился, потом вдруг завилял хвостом и молчком припустил к березовой рощице, что желтела за неширокой луговиной. Удивленный Волчок шмыгнул за куст, сделав девчонкам знак притаиться. Те незамедлительно бухнулись наземь, тихонько начав отползать под прикрытие елок. Но как раз спереди из-за березок показался сопровождаемый Вороном, дядька Стерв. А сзади, почти оттуда, откуда они пришли, уже поспешал Петька Складень из десятка Луки.
   Феша, увидев незнакомых людей, застыла не в силах сдвинуться с места. Волчок припустил к Стерву и кинулся к нему в объятья, как родному. А старшая, присев на колени, первый раз с момента захвата находниками Михайлова городка, заплакала:
   - Дошли!
   - Юля!? Как здесь? - Петр, вставши перед ней на одно колено и взяв за опущенные плечи, с тревогой заглянул в лицо девочки. И отшатнулся, - на него смотрели печальные глаза убитой горем взрослой женщины, пересилившей смерть.
  
   Глава 3(3).
   Михайлов городок - Ратное - Княжий Погост. Начало октября 1125 года.
  
   Боярин Александр вышел на крыльцо захваченной хоромины внешне спокойным. Но все, кто хоть сколько-нибудь знал его, едва взглянув на играющие желваки да на руку судорожно сжимающую плетеную рукоять, спешили убраться с глаз долой. Немудрено: в глазах Журавля застыла едва-едва сдерживаемая ярость. И никто из ближников не хотел попадать под горячую руку.
   Впрочем, Сан Саныч быстро подавил свой первый порыв. И дело не только в уважении к чужому мужеству. Было и еще одна очень заманчивая возможность - вот ее-то и старался обмозговать со всех сторон боярин, не обращая внимания на суету вокруг. Благо, все командиры его рати дело свое знали и не нуждались в понуканиях.
   Ближе к полудню два обоза из дотла разоренной Академии было отправлено. Один - со связанными пленниками, сопровождало три десятка стражников, другой - с добром да скотиной, что досталась в добычу нападавшим, вели освобожденные холопы, в основном с Отишия да Куньего городища. Натерпевшиеся в неволе, потерявшие родных и близких, они готовы были голыми руками рвать своих обидчиков. И несдобровать захваченным полонянникам, кабы не могучий рык боярина:
   - Назад! Еще мы не всех своих освободили! - Он повернулся в седле и взмахом плети указал в сторону Ратного.- Может, придется по головам меняться!
   - Батюшко! - Обняла сапог Журавля какая-то древняя старуха,- Ты уж постарайся, ослобони их! Сынок мой там где-то с невесткой, да детишков двое. Уж третий месяц ничего не слыхала о них.
   - Надейся на нас, мать! - боярин осторожно высвободился из старческих рук.- Разобьем ворога и вернем тебе сына и внучат. А сейчас путь-дорога до дому вас ждет!
  
   В захваченном селении был оставлен десяток рысей - переять, если удастся ускользнувших из ловушки и вернувшихся к разоренным домам жителей. А под вечер, запалив все строения, идти на соединение с основными силами.
   Прозвучали отрывистые команды и спустя короткое время конные сотни двинулись, все убыстряя ход, по наезженной дороге.
  
  
   ***
  
   План нападения на Ратное увенчался полным успехом. Напрасно большинство шедших в поход думали, что главным был захват села изгоном. Вовсе нет. Именно эту свою задумку и объяснял сейчас боярин всем ближникам, собравшимся на военный совет в просторном шатре:
   - По моему приказу Ратобор и Неклюд именно так деяли! Понял, Хорь? По моему! И нечего на них волком зыркать. В том и задумка была, чтобы не сломя голову внутрь лезть, а крепко взять за горло,- тут пальцы его правой руки словно ухватили невидимого врага,- но погодить сжимать до конца.
   - Не горячись, боярин,- Каар'н, единственный из всего собрания, осмелился прервать Журавля.- Ты прав, что о своем замысле рассказал только тем, кто все вершить был должен. Но теперь дело сделано, поведай, коль тайность миновала, что задумывалось, и почему не велишь к ночному приступу готовиться. Ведь согласен же, что не отбиться им от приступа с трех сторон.
   С десяток собравшихся выразили негромкое одобрение словам пришлого воина - почти все думали также, но предпочитали выждать, что скажет Хозяин.
   - Что ж, искренний вопрос, на него столь же честный ответ дать должно,- союзников обижать не стоило, да и за время недолгого совместного похода сотник успел завоевать немалое уважение Александра.- Так вот, главная наша цель не эту развалюху, которая с первого удара рассыплется, взять на щит, а силу ратную у врага повыбить! Вот скажи, Хорь, что бы ты стал делать на их месте, узнав про осаду?
   - Как что?- пожал плечами тот.- Всеми силами на выручку бы устремился!
   - Правильно!- кивнул головой боярин.- А дорога для конницы сюда с полуночи - одна! И вот на ней-то мы ворога и встретим. Там, где будет удобно нам! А не пойти Корзень не сможет - его свои же на копья вздынут, потому как все семьи их здесь. Вот почему нам Ратное нужно невзятым. Оно как лисий выводок в норе. Пока щенки скулят Лис их ни за что не бросит, будет стремиться вызволить. Ну, тут уж и охотнику наготове надо быть.
   - Выходит,- нахмурился Станята, полусотник стражи, под началом которого в походе было две сотни ополчения,- мы полон свой не отобьем? А что людишки подумают? Многие только этой мыслью и бредят - своих вызволить!
   - Скажи, Неклюд!- Журавель обратился к другому ближнику.- Как там дела с полоном?
   - Что ж! Посчитали мы, что холопам днем в селе делать нечего,- обстоятельно начал тот,- работы у них полно. Так и вышло - кто в поле был, кто в лесу, кто в огороде. Потому и постарались "рыси" первым делом ворота перенять - и полевые, и речные. Заодно два стада захватили - скотинное да коневое. Полонянники, что в поле оратали - из тех, что здесь в холопах были, сначала не признали нас, пополошились, да разбегаться в лес начали. Ну, потом, мальчонка один, покойного Ловиты родич, он взглядом поострее, углядел знакомых воев. Тут-то и стали выходить. Да и не только наши. Мы с Ратобором, как ты и велел, прочим холопам объявили - кто роту на верность боярину Журавлю принесет - тот от холопства освободится, да место для поселения получит. Ни один не отказался. Мы уж и первый обоз в свою землю отправили, баб и детишек, в первую голову. А некоторые мужики оружие просят, чтобы с обидчиками здесь, в Ратном, посчитаться!
   - А я б не давал! - Хорь хмуро покачал головой.- Как бы не сблодили чего! Знать-то мы их не знаем!
   - Ну, а ты, что скажешь, сотник?- все глаза устремились на Каар'на.
   - Что ж, лишние вои не помешают,- пожал плечом тот.- Только брать надо с разбором - у кого семьи есть. Они залогом верности станут. Да по разным десяткам новиков раздать. Вот и будет как надо!
   - Согласен! Хорошо придумал!- внимательно слушавший Журавель довольно улыбнулся.- Станята! Бери их к себе, порасспроси, да по десяткам разведи. Неклюд, завтра с утра скотинное стадо отправишь! Ратобор!
   - Здесь! - начальник "рысей" выступил вперед. У него, единственного из всех собравшихся, кольчуга была скрыта под желто-бурой накидкой.
   - Для тебя дело важнейшее. Как мыслишь, отправили уже гонца за помощью?
   - Никак не могли. Мы свое дело знаем! А попробуют выбраться как стемнеет. Ночью оно легче.
   - И я о том же. Возьмешь полтора десятка своих. Но вот хватать посыльного не надо. Пусть едет - пошумите вслед, погоню изобразите и чуток приотстаньте. А как он до Корзня доберется, вот тогда настанет ваш черед - разузнать, куда и в каком числе ворог пойдет. А уж мы его встретим...
   ***
  
   Журавель вышел из шатра. Темное, затянутое облаками небо, низко нависало над землей, скрадывая очертания стен Ратного, что высились в двух перестрелах от их ночлега. Далеко на полдне гуляли сполохи - его рыси добросовестно выполнили приказ, предав огню все постройки нового городка Лисовинов. Сколько таких взятых на щит было за те три десятка лет, что он прожил в новом теле! Но самый первый останется в памяти навсегда!
  
   "Мерцал закат, как сталь клинка. Свою добычу смерть считала."
   В багровых отблесках пламени, среди рушащихся от огня стен Митрофанова городка шла резня. Глухой лязг железа по железу, стоны раненых и хрип умирающих, остервенелый, надсадный мат еще живых - все смешалось в жуткую какофонию смерти, услышать которую здесь, на левом берегу Горыни, еще утром никто не ожидал.
   С самого начала перевес был на стороне нападавших, пришедших сюда исполненными решимости убивать и не останавливавшихся ни перед чем. Оборонявшихся было меньше, да и явная растерянность сквозила в их действиях - они никак не могли понять чем же вызвано это жестокое нападение. Уже не раз и не два в разных концах городка звучали мольбы о пощаде, но свирепые пришельцы совершенно игнорировали их.
   Последним оплотом обороны был высокий терем почти в центре поселения, куда пробились полтора десятка защитников, все перемазанные в крови своей и чужой да в копоти разгорающегося пожара. Толстые бревна надежно хранили находящихся внутри и нападавшие приостановились.
   - Что будем делать, Давид Игоревич?- высокий воин обратился к подъехавшему всаднику в богатом княжеском корзне, накинутом поверх кольчуги. Детские, сопровождавшие князя, выдвинулись вперед, прикрывая его от возможного выстрела из маленьких волоковых окошек. - Если двери вышибать, то много наших поляжет. Может, крикнем этим, чтоб сдавались?
   - Не передавивши пчел меду не есть. Выкурим их оттуда, как из борти. Вели, Туряк, зажигать! А луки,- князь повернулся к своим дружинникам,- держите наизготовку и бейте любого, кто покажется!
   Факелы, скрученные на скорую руку , полетели на кровлю. Уже почти стемнело, когда бревна терема поддались, наконец, огню. Попытка осажденных вырваться через задний ход была встречена ливнем стрел и захлебнулась в крови - шестеро трупов остались лежать у входа. Пламя постепенно разгоралось и вскоре стало ясно, что никакого выхода у обороняющихся нет. Передняя дверь терема распахнулась и на крыльце показалась коренастая фигура.
   - Княже! Не вели стрелять! Мы все сдаемся! - Митрофан швырнул меч на землю и держа пустые руки над головой пошел к стоявшим в отдалении комонным. За ним потянулись остальные - мужики, бабы и детишки подальше от смертоносного пламени. Их всех немедля окружили дружинники, заставив встать на колени в ожидании княжеского слова.
   - За что, княже? - пленник недоумевающее глянул на Давида, соскочившего с коня.- Послужить тебе хотел, а ты...
   - Узнаешь, переветник? - Тот ткнул в лицо отшатнувшемуся Митрофану грамоту, писанную на дорогом пергамене.- Послужить хотел... только не мне, а Васильку Теребовльскому.
   - Это какая-то ош... ,- полусотник узнал свое послание волынскому князю, которое поручил доставить племяннику с двумя ратными.
   - Ошибка, что я получил грамоту сию, а не Василько. С ним еще разговор будет!- взбешенный Давид вырвал из ножен короткий меч и с силой ударил стоявшего в живот. Отпихнул сползшее на землю тело и махнул окровавленным мечом своим ратникам.- Всех. Бейте всех, кто выше тележной чеки.
   Затем повернулся, отыскал глазами совсем молодого парня в порванной кольчуге и одобрительно кивнул, заметив обагренную вражеской кровью одежу:
   - Молодец! И путь нам показал, да и в бою не сробел! За преданность беру тебя в свою младшую дружину!
   - Благодарствую, княже!
  
   Александр был единственным, кто знал почему и как письмо, адресованное самому Давиду Игоревичу, стало иметь адресатом совсем другого князя. Единственное, что вызывало тогда досаду - он не мог открыто в глаза объявить тем, кого резали в отблесках пожара, что их смерть - это возмездие за разоренное селище за Кипенью.
   Но ничего, он еще сможет высказать в лицо врагу все!
  
  
   Несколько дней ранее. Княжий погост.
  
   Загаженное, обесчещенное селение с трудом приходило в себя. Вернувшиеся в свои дома ратники боярина Федора только зубами скрипели, глядя на картины всеобщего разора - почти все годами нажитое добро, что было схоронено в скрынях и погребах, было расхищено. А в двух отбитых лодьях не было и четверти недостающего.
   - Хорошо хоть пожечь не успели,- сумрачно заметил десятник Кондратий,- да скотинное стадо пастухи сумели подалее в лес угнать. Федор Лексеич вернется скажу ему обязательно : "Вот что бывает, коль писца вместо воя главным ставить!"
   Короткое "совещание" было собрано воеводой Погорынским в боярской усадьбе почти сразу же после взятия Погоста. И тотчас разгорелся спор, что делать дальше.
   - Давай-ка лучше, смекнем, как нам разбежавшихся по лесам ворогов поймать,- Корней не дал увести разговор от главного, хотя и видел, что ущерб хозяйству друга весьма велик.- Евстратий, где ты там? Михайла, а ты иди гонца в Ратное отправь, что отбили мы Княжий. Пусть семьи ихние сюда скорее едут - холопов, вишь, нету никого, да и людей всего треть осталась. А хозяйство да скотина - не ждет. У нас же совсем других дел по горло.
   Боярич кивнул и пошел прочь из горницы, а за его спиной уже разворачивалось обсуждение охоты, что предстояло устроить на двуногую дичь.
   Еще на подходе к усадьбе, которая была определена дедом как место постоя Младшей Стражи, Мишка услышал, как Глеб громко втолковывает кому-то из погостных:
   - Стрела какая в ране? Ты морду не вороти! Али буквиц не видишь? "Мыслете" и "Слово", что означает Младшая Стража. Такая помета на каждой стреле у наших отроков. Вот любого сейчас останови и узришь! А потому все, что на мертвом теле - наша добыча!
   - Так ведь находники-то половину добра здесь на Погосте расхитили, что ж это получается,- обиженно возражал наставнику незнакомый баритон,- тати пришли грабят, ратники - опять же грабят, ну, куды бедному хрестьянину податься?
   - Вот что,- боярич решительно толкнул калитку и вошел во двор,- не знаю, как зовут тебя почтенный. Мы сюда не грабить пришли, а, наоборот, защитить от ворога. И воевода Погорынский строго-настрого указал, добро, что у здешних отняли, вернуть. Но чтоб лишнего соблазна не было - отдавать только тогда, когда хозяин трех видоков выставит, а те поклянутся Христом-Богом, что его эта вещь. Понял ли?
   - Как не понять! - обиженно протянул неказистый пегий мужичонка.- На свое же добро еще и послухов ищи!
   - Иди, делай, что тебе бояричем сказано,- отмахнулся Глеб и, дождавшись, пока за жалобщиком закроется калитка, повернулся к Мишке.- Так и лезут урвать лишку себе. Бронь, вишь ли, не наша добыча. Дескать, убитый кольчугу ту в еговом дому, прям перед сегодняшним нападением стащил, на себя одел, да отроки его и подстрелили...
   - Ох, врать горазд мужик! Но я по другому делу - надо весточку в Ратное свезти. Где там Сенька? Это для его ребятишек дело. Пошлем двоих, так вернее будет.
   - Семен где-то на другом конце Погоста, с Алексеем ходит. Да я сам сейчас гонцов снаряжу,- наставник устремился вглубь двора,- а ты пока придумай, кому и что они сказать должны.
  
   Спустя короткое время перед Михайлой стояли двое гонцов из Сенькиного десятка, что оказались в Погосте благодаря Луке, и внимательно слушали распоряжения:
   - Сначала старосте Аристарху все подробно расскажите, пусть он погостных сюда быстрей отправляет. А потом пусть один скачет в Академию, там тоже от неизвестности все измаялись поди! В дороге стерегитесь, никуда не сворачивайте. Останавливаться и отдыхать - только на открытых местах. Онфим - за старшего. Поняли?
   - Так точно!- два мальчишеских голоса слились в один.
   - Молодцы,- не удержался от похвалы подошедший Глеб, глядя, как лихо оба взмывают в седла,- хорошо вас наставник Тит учит.
   - Он говорит, умри, а весточку доставь!- откликнулся старший.
   - Вы уж, ребятки, сделайте, а умирать погодите, ладно?- улыбнулся Мишка.- С Богом!
  
  
   Отправив гонцов, боярич вернулся к усадьбе Федора, где его перехватил старший наставник:
   - Поди и не ел сегодня?
   - Да кусок в горло не лезет, переживаю, как ребята доедут - путь неблизкий, вдруг кто из беглых им встретится?
   - Брось дурью маяться, боярич! Мы же с той стороны пришли и находники это знают, потому на полдень никто из них бежать и не пытался. Так что дорога сейчас вполне безопасна,- отмахнулся от мишкиных опасений Рудный воевода.- Пошли-ка со мной, поснидаешь, заодно и услышишь кое-что интересное.
   Стоило устроиться в укромной клети за сенями гридни, перед ними сразу выросло на столе по большой миске, с верхом наполненной кашей, заправленной кусками мяса. Стряпуха - рябая девка, долговязая и неимоверно тощая для такого сытного места, как поварня, - выставила на стол кувшин с квасом и вопросительно уставилась на Алексея. Тот достал ложку из-за голенища и кивнул:
   - Ты что ли Сухиной будешь? Давай, рассказывай все по порядку. С самого первого дня, как здесь находники объявились.
   Девка, сложив на груди руки, отрицательно замотала головой. - Не видела ничего, все у печи, да у печи.
   - А не твоя ли понева на колу вздернута?
   Слезы хлынули ручьем, сопровождаемые всхлипываниями и причитаниями. Среди них Михайла с трудом различил:
   - Не виноватая я. Он сам пришел.
   Стряпухе явно не хотелось делиться пережитым, но Рудный Воевода был не из тех людей, с кем удается отмолчаться. Оставалось только внимательно слушать и наводящими вопросами подталкивать рассказ в нужную сторону
  
   Надо же было так случиться, что старшую повариху боярского подворья, сразу увезли захватившие Погост вои. А вот ей и Чаре поручили стряпать на всех, пока оставшиеся победители грузят на лодьи добро из захваченных изб. Мужи, что кормились на боярском подворье, сказывали, мол старший ихний указ дал, чтобы девок не трогали, а велели им печь хлеба да каши варить. Вот они и расстарались. Сами! И получилось вкуснее, чем у Станы. Чара травки добавила, не те, что повариха пользовала, а свои, особенные. Вот и тогда от варева шел одурманивающий аромат, что у самой слюньки текли.
   На второй день довелось Сухине нести горячий горшок к старому домишку, в котором отдельно от воев разместились писарь Буська-Грызло и молодой приказчик, что, со слов Чары, не раз приезжал на Погост с товаром. Оба крепко сдружились и теперь, когда дом писаря занял десяток ратных, приятели поселились в жилье обозника Ермолы, что полез с топором на находников, за что был забит насмерть.
   Непонятное что-то было с этими двумя. Вроде пленники, но не сидели связанные в амбаре, как прочие, даже ходить по усадьбе не воспрещал им никто. Однако, за тын не пускали и столоваться со всеми мужами, среди которых и освобожденные из полона холопы были, в повалушу боярскую не пускали, да частенько к начальному человеку кликали. О чем уж там разговоры велись, стряпуха не слышала, но, видать, полезными оказались писарь с приказчиком, что их так жаловали.
   Чара расхваливала этого молодца - Спиридона именем - какой пригожий и обходительный, да почему его держат не как узника, а как гостя. Мол, сам намедни поведал, что не было ни в чем его вины. И помог пришлым, и удачу принес. Да видать зависть людская в оговорах не скудеет, что многие бабы и мужики, кои из холопства освободились, на него косятся.
   Напарница вновь хотела горшок отнести, но все же уступила ей, как старшей. А не надо было рассказывать про то, какой он молодец справный, да учтивый. По всему выходило, что Спиридон был противоположностью Грызлу, что при любой возможности норовил свою власть показать, когда словами, а зачастую и плетью, начиная с первого дня, когда тетка отдала ее боярину Федору в услужение. Батина сестра была ненамного и старше, но после смерти родителей и трех братишек, сгинувших разом в моровое поветрие, осталась большухой и крутила бабами в оскудевшем роду по одной ей понятному умыслу.
   Внутри избенки со света показалось темно. Волоковое оконце помещалось ровно напротив низенькой двери, оттого по бокам ни зги не видать было. Растерялась, покрутилась у входа, и, бухнув горшок на земляной пол перед окном, поклонилась вправо, где очаг во всех жилищах бывает.
   - Что за красна девица к нам пришла, яства дивные принесла? - тихие ласковые слова раздавались откуда-то сбоку. Присмотревшись, различила фигуры двух человек на лавках у боковой стены, один из которых приподнялся на локте и поманил Сухину к себе. Именно ему принадлежал вкрадчивый голос.
   - Плыви сюда, лебедь белая. Давно я не видал такой красы. Словно солнышко в нашу нору заглянуло.
   - Я поесть принесла. Кушайте побыстрее, да горшок заберу.
   Буська поднялся первым, сгреб с массивного стола берестяные свитки на освободившуюся лавку, достал из-за пояса ложку и уставился на Сухину:
   - Ну? Что принесла?
   - Так вот же, ушица! - вновь подцепила горшок ухватом и водрузила по центру стола.
   - Эй, Грызло! Старшой кличет! - в дверном проеме возник коренастый стражник.- После пожрешь!
   Писарь раздраженно рубанул ложкой по столешне:
   - Не дадут похлебать спокойно. Что опять?
   - Давай пошевеливайся, а то так березовой кашей накормим, что с лавки не встанешь.
   Пока Буська, ворча под нос, натягивал вотол, Спиридон продолжал тихонько лежать на своем месте. Но стоило только ему остаться наедине со стряпухой, как приказчик поднялся и вальяжно присел за стол:
   - Не люблю горячее, пусть чуть остынет. Посиди со мной, посудачим, да вместе и отобедаем. Как зовут, красна девица?
   Смутилась, но, прислонив ухват к стене, все же присела к столу.
   - Сухиной кличут. А ты тот самый Спиридон, что все заморское вежевство превзошел? А еще, говорят, будто удачу приманивать умеешь?
   - Это Чара-чаровница наболтала? А что ж она сама не пришла?
   - Так я заместо нее! - девка поправила плат и стеснительно припрятала замаранную сажей руку в прорезь поневы. - Али по душе пришлась?
   - С тобою ли эту толстуху сравнивать? Как же мила ты, Сухинушка!
   Только сейчас смогла рассмотреть собеседника. Он и вправду был хорош. Глаза, глядевшие почти в упор, так и горели желанием, аж сердце захолонуло - ни один из парней до сих пор не смотрел на нее ТАК. Коротко стриженая бородка почти не прикрывала горловины рубахи, и видно было, как пульсирует синеватая жилка. В смущении отвела взгляд и, слушая ласковые речи, что текли из уст молодца волнующим напевом, затеребила косу. Потом, пока Спиридон трапезничал, не зная как, рассказала о своей сиротской судьбе. Всплакнула, перебирая воспоминания. А парень, обойдя стол, приобнял за плечо и в самое ухо, щекоча бородой щеку, зашептал:
   - Не кручинься, зеленоглазая. Есть у меня для нежной шейки бусы чудные, жемчуговые. Только сама понимаешь, ноне их открыто держать боязно, вот и припрятал в схороне, на задах. Нет другой шейки, чтобы такие бусы носить, окромя твоей. После вечерней зорьки, приходи, душенька моя, к сеновалу, будет тебе подарок.
   - Ой ли!? Не смеешься ли надо мной, Спиридон Батькович, проведал небось уже, что некому меня защитить!? - а у самой сердечко так и заколотило, да костяшки на пальцах хрустнули, когда в кулачок ладони сцепила, прижимая к груди. Впилась взглядом в жилку на его шее, не оторвать.
   - Что ты, лебедушка белокрылая! Не было за мной такого, чтобы обманул кого. По нраву ты мне пришлась, прикипел душой. Приходи, ждать буду.
   - Приду, коли не шутишь.
   Весь остаток дня металась, не находя места, гляделась в ушат с водой, подбирая налобный венец и ленту к косе, и, еле дождавшись сумерек, кинулась к сеновалу за конюшней. Вот оно, счастье! ...
  
   - Эй, Сухина! Ты не уснула часом? - Алексей вернул стряпуху от волнующих воспоминаний к жестокой реальности. - Что молчишь, голову повесив, рассказывай, коли вспомнила.
  
   - Жарко весь день у печи, да у печи, вот и пошла на сеновал остыть, оттого и одежу сняла, да рядом разложила. Попрохладнее, да дух повольготнее там. Задремала, не приметила, как этот молодец все забрал,- девка отвечала все вроде складно, а у самой лицо, уши и даже шея налились густым багрянцем.
   - А дальше как дело было? - Михайла отметил краем глаза, как охально прищурились глаза Алексея. - До утра остывала, или как?
   -А-а-а.... - похоже, у Сухины кончилась фантазия и, не зная, что сказать, она лихорадочно придумывала отговорку, от усердия прикусив губу и вытаращив на боярича подведенные угольком глаза. - Дак, уснула же я. Только перед утренней зоренькой и кинулась, что одежи нету. Потом, когда мужей завтраком кормили, узнала, как дальше-то случилось.
   Спиридону, вроде как, за тын хода не было. Он одежу мою надел, да, видать, хотел задами с боярского подворья уйти. А тут под утро Терентию невмоготу стало после пива, так он туда же на задворки решил сбегать облегчиться. Видит баба молодая, в сумерках спьяну не разобрался и похоть-то свою не удержал. Со спины зашел, да приголубил по-свойски, грешно говорить, но вся понева на заду в клочья изодрана. После развернул к себе ликом, да бороду нащупал - тут с Терентия весь хмель-то и соскочил вмиг. Отметелил сгоряча так, что на свету и не признать было. А поутру беглого на кол и посадили в бабьей одеже.
   А на что мне теперь рванье-то. Не надобно совсем. Вчерась, вона, какой обновкой мужи одарили, за то, что бочку с пивом указала в подклети. - Сухина погладила рубаху на плоской груди и, засмущавшись, умолкла, глядя как двух мужиков разбирает неудержимый ржач.
   - Ох, уморила, девка,- Алексей, вытирая проступившие слезы, махнул рукой.- Ступай себе! Ну, Михайла, чего скажешь?
   - Осьма с ребятами в какой-то дурной переплет попали,- дождавшись пока закроется дверь, начал Мишка.- Но это и так ясно - их лодью, хоть и без товара мы сегодня отбили. А вот что с ними самими приключилось - вопрос! Жаль, конечно, что Спирьку уже послушать нельзя. Но, кажется, девка что-то не договаривает?
   - Ну, тут все понятно - с ним она на сене прохлаждалась! Хватит о паскуде, подох - и ладно. Пойдем лучше у погостных поспрашиваем, может, кто-нибудь о других пленниках что расскажет?
  
   К сожалению, все их настойчивые расспросы не дали никаких новых сведений о судьбе экипажа лодьи. В череде неизбежных хлопот пролетел один день и другой. Тем временем подтягивались под руку воеводы Корнея новые силы: прибыл Рябой с огневцами, коих вел веселый и шебутной Семен Дырка, получивший свое прозвище за привычку вставлять где надо и не надо слова "дырка сзаду". Перевыполнил свое обещание и Треска, приведший почти восемь десятков лесовиков из трех отдаленных вервей. Да и ближние селища, пострадавшие от грабежей и насилия, дали три с половиной десятка воев. Правда, их воинская справа оставляла желать лучшего, да и обучены они были совсем не так, как ратники Сотни, но все же это была ощутимая подмога - шутка ли, почти две сотни пешцев, почти половина из которых - неплохие лучники.
   И особенно порадовал воеводу Корнея Стерв, к вечеру пятого дня вернувшийся с "охоты" с парой пленников. На допрос собрались почти все десятники - каждому хотелось знать, с кем придется иметь дело. Не мог остаться в стороне и Мишка. Когда все расселись по лавкам в гриднице, четверо ратных втащили и поставили перед воеводой двоих. Первый, жилистый коренастый бородач, с небрежно перетянутым окровавленными тряпками правым плечом, угрюмо молчал в ответ на все вопросы. А вот другой, мелкий плюгавый мужичонка, чем-то неуловимо смахивавший на Пентюха, сразу же бухнулся на заплеванный пол перед сидящим в кресле дедом:
   - Батюшка воевода, не вели казнить! Все, все что знаю расскажу! Не виноватый я, силой они меня заставляли.
   - Ох, и гнида ж ты, Шевляга. Правду тогда Смык старшому говорил - самое место твое на дне Припяти! Пожалел тебя Чупра, да зря!
   - Цыц! Раскудахтался, молчун! Ну-ка, ребятки,- обратился Корней к ратным,- сведите его во двор, да пусть Бурей ему десятка три батогов отвесит. Небось, язык поразвяжется.
   - Иди,- от грубого тычка в раненое плечо лицо пленника перекосила гримаса боли. Но он только дернул связанными за спиной руками, презрительно сплюнул сгусток крови в сторону Шевляги и вышел в дверь.
   - Говори,- все взоры обратились на оставшегося,- но гляди, коли соврешь - небо с овчинку покажется! Сначала все, что знаешь о тех, кто нападал!
   - Все, все скажу, как есть, только не погуби! - мужичонка несколько раз стукнулся лбом в пол.- Нашу ватагу, когда мы невдалеке от Давид-городка были, ближник князя какого-то нанял. Лодьи на реке разбивать, да селища прибрежные...
   - Как звать того князя? И не ври, что не слышал,- перебил пленника Кондратий.
   - Не ведаю, кормилец, чем хочешь побожусь. Ратные ихние - нурманны да ятвяги, наособицу все время, их и не поймешь толком. А с ними все больше Чупра дело имел, да Смык еще.
   - Брешешь, пес! Среди убитых ни одного чужеземца не было!
   - Так ведь они ж на следующий день уплыли! Как село вот это самое взяли на щит - сразу его поделили - кому что. Себе-то они долю получше взяли, справу воинскую, серебро, меха, да и холопов большую часть. Потому наш старшой и решил задержаться на седьмицу, али больше. Местные уже дани княжеские начали свозить на Погост, вот тут знатно можно было рухлядишкой разжиться.
   - И не боялись совсем, что придут по вас? - Рудный воевода даже не подумал скрыть своего презрения к незадачливым находникам. - Али от жадности последний умишко потеряли?
   - Князя-то Туровского с дружиной нету в городе! А по Припяти ляхи, как дома шастают - вот и понадеялись, что успеем свой кус отхватить! От простого боярина отбились бы, к тому мы уже привычные. Но кто ж знал, что вас тут две сотни кованой рати?
   - А бежали куда? - Мишка воспользовался небольшой паузой в допросе и решил перевести разговор на более актуальную тему. - Может, место встречи, какое есть?
   - Бежали-то? Да куда глаза глядят! Помирать, стало быть, никому неохота! Вот и порскнули все, как зайцы.
   - Врешь! - шрам на щеке Корнея побурел от гнева.- А кто тогда у речных ворот с нами насмерть резался?
   - Не видел того,- глазки Шевляги испуганно забегали,- небось, там Хлуд с Вогачем были, холопишки боярские. Так им все равно терять нечего - раба, оружие взявшего, кол ждет все одно.
   - Не сходится! Там лес рядом был - могли уйти. Но все ж бой приняли!
   - Я ж говорил, еще тогда говорил,- вмешался в разговор Стерв,- прикрывали они кого-то. Еще одна лодья ушла ведь.
   - Так вы у ихних баб порасспросите, у каждого из здешних холопов, а к нам больше десятка пристали, и жены и детишки. Они-то уж точно знать должны!
   - Семьи холопские? - воевода обвел взглядом соратников.- Теперь понятно, почему те не ушли. Они за чад своих да женок смерть приняли. Достойную...
   Все помолчали, затем Рудный воевода кивнул на стоявшего на коленях:
   - С этим слизняком, что делать будем?
   - Вздернуть татя,- прогудел десятник Кондратий, не скрывая гадливого выражения,- все, что можно, от него узнали. А оставлять эту тварь в живых - не по-божески и не по-людски! На осине ему самое место!
   - Не надо! - мужичонка с плачем обнял воеводский сапог.- Я отслужу, чего хошь сделаю, только не казните! И бывший стан наш на Коробьевом острове укажу, там встречаться договорились, если что! Только пощадите!
   - Берите его,- Корней брезгливо отдернул ногу. - Кондраша, собирай народ...
  
   Вечерело. Лучи низкого солнца, пробиваясь из-за облаков, освещали негустую толпу погостных жителей, собравшихся за тыном. Поодаль, в строгом порядке выстроились десятки ратников, среди которых выделялись юными лицами отроки Младшей Стражи.
   Под огромным дубом была поставлена телега, запряженная двумя рослыми жеребцами.
   - По заповеданию Князя Великого Ярослава Владимировича и сыновей его,- голос Корнея был сух и ровен,- за татьбу здесь, на Княжем Погосте, эти двое повинны смерти.
   Ведите.
   Бьющегося и умоляющего о пощаде Шевлягу трое ратных втащили на телегу. Его напарник, весь в синяках и кровоподтеках, криво ухмыльнулся серыми губами : "Эх, не довелось погулять досыти!" и, оттолкнув чужие руки, сам взобрался на хлипкий помост. Постоял, обводя, взглядом, вечернее небо, вздохнул и сунул голову в петлю.
   - Давай, Серафим!
   Повинуясь взмаху воеводы, Бурей сильно хлестнул коней. Толпа ахнула и подалась назад - на толстой ветви повисли два чудовищных желудя. Недолгое трепыхание тел скоро закончилось и воцарилось мертвое молчание, прерываемое только редкими всхлипами.
   И вдруг в эту зловещую тишину ворвался бешеный конский топот. Во всаднике, что осадил запаленного коня прямо перед Корнеем, многие с недоумением узнали Ингварку Котеня. Парнишка с трудом сполз наземь и прошептал еле слышно:
   - С Ратным беда...
  
   Глава 4(3).
   Княжий Погост. Журавий Камень. Начало октября 1125 года.
  
   Соединенное войско быстрым маршем двигалось на полдень.
   Известия об осаде Ратного повергли Михайлу, воеводу Корнея и всю верхушку Погорынья в самый настоящий шок. Первой общей мыслью было лететь, загоняя лошадей, на подмогу, и Алексею лишь с большим трудом удалось остудить горячие головы:
   - Пару дней Аристарх врага удержит, хоть и с малыми совсем силами. А нас, если лошадей лишимся, возьмут голыми руками. Потому как Младшая Стража в прямом бою с кованой ратью не выстоит, а рассчитывать все время на самострелы, да на удачу - значит, круглым дураком быть! Да и пешцев у нас сейчас поболе двух сотен будет. Глупо себя такой силы лишать.
   - Вот только пешим ходом до Ратного больше трех дней пути, не дай Бог прийти к шапочному разбору, да и из лесовиков невесть какие воины,- усомнился Лука Говорун, задумчиво оглаживая рыжую бороду.
   - Дойдем и за полтора дня, коли пешцы налегке пойдут. Ежели мы почти всю их воинскую справу на телеги сложим, да навьючим на заводных коней, то уже завтра, после полудня сможем к Ратному выйти. Враг наш, кто бы он ни был, будет только шестнадцать десятков конных - Сотню да Младшую Стражу - ожидать. А вот ни про огневцев, ни про лесовиков Трески, ни про других, что к нам прибились, он знать не знает. Тут-то и следует нам свою удачу ловить...
  
   "Да, это, пожалуй, единственный шанс в этой поганой ситуации , мистер Фокс!
  
   Шанс!
   Он не получка, не аванс,
   Он выпадает только раз,
   Фортуна в дверь стучит, а Вас
   Дома нет!
   Шанс!
   Его так просто упустить,
   Но легче локоть укусить,
   Чем новый шанс заполучить,
   Шанс!
   Он собирал вам экипаж,
   Он с Вами шел на абордаж,
   И от осечки он берег
   Арбалет.
   Шанс!
   Один лишь раз осечку дав,
   Теперь Вы кролик, он - Удав,
   А у Удава скверный нрав,
   Шанс!
   И вот, когда вы в двух шагах,
   От груды сказочных богатств,
   Он говорит вам: "Хе-хе-хе, Бог подаст",-
   Хитрый шанс.
  
   Блин, вот же привязалась песенка...
  
   Но кто же мог столь дерзко и уверенно нанести такой удар? Неужто Журавель? Откуда он взял такие силы? Ведь оставалось у него сотня дружины, не больше. Да и Нинея уверяла, что он, наоборот, отправляет самое ценное на юг. Ей соглядатаи о двух ушедших вверх по Горыни обозах рассказали.
   Или это не он? Но кто тогда?"
  
   - Значит, сделаем так, как сейчас Алексей говорил,- прерывая мишкины размышления, отрезал дед.- Воинскую справу грузим на телеги, да на лошадей. Лука, бери три десятка из Сотни, да еще три из Младшей Стражи и ступай передовым дозором, чтобы в случае чего дать нам время пешцам оружие раздать. Данила, бери Андрюху Немого в помощники, да принимай под свое начало всех пешцев, чтобы ни один от конной рати не отстал!
   На ночевку сегодня стать в Мертвом Урочище должны! Все, с Богом!
  
   ***
  
   Об осаде Ратного и спешащей на помощь рати Юльке быстро рассказал Петька Складень, пока они шли к остальным. Ее короткий рассказ о случившемся спешившиеся ратники передового отряда слушали молча. Затем Лука задал несколько вопросов Феклуше, услышал о взятии Огнева, и, поиграв желваками, обвел взглядом хмурые озадаченные лица своих людей. Большинство опытных воев держали себя в руках, хоть и были обеспокоены полученными вестями. Только Тарасий все время нервно переминался с ноги на ногу, не зная куда девать руки, и ожесточенно отламывал мелкие кусочки от ветки осины. В Ратном у него осталась молодая женка с годовалой дочкой, вновь ходившая в тягости. Настена, пользовавшая молодую, твердо обещала, что на этот раз будет наследник, и чем ближе подходил срок родин, тем беспокойнее делался Тарас.
   Ловя на себе осуждающий взгляд Луки, он брал себя в руки, замирал, но очень быстро тревожная суетливость возвращалась вновь.
   Беспокойный с детства, новик слыл в Ратном смутьяном, и мать не раз наведывалась к отцу Михаилу с мольбами вразумить чадушку, да наложить епитимью построже. После гибели отца Тарасий остался в доме за старшего, и от него доставалось не только младшим братьям.
   - Вернешься с ребятишками к Сотне,- Лука, потеребив бороду, внимательно глянул молодому воину в глаза, - смотри, головой отвечаешь.
   И, повернувшись к раскрасневшимся от внимания подружкам, добавил:
   - А вы, девицы-красавицы, поскачете к воеводе, пока мы тут ... Он все и решит. Там и покормят.
   Тарасий, выпучив глаза от усердия, только покивал старшому и побежал готовить лошадей.
  
   Феклуша сидела, ухватившись за Юлькину талию, чтобы не съехать с широкого седла, а старшая, умело управляясь поводьями, следовала за передовым конем, что рысью двигался по извилистой лесной тропинке. Было слышно, как Тарасий расспрашивает Волчка, что сидел перед ним, пытаясь выяснить волнующие подробности о нападении на Ратное. Тот редко и неохотно отвечал, все косясь взглядом на Ворона, что бежал сбоку, стараясь не отстать от наездников.
   Через несколько верст, на подъезде к большой лесной поляне их окликнул дозорный:
   - Тарас, ты? Кого везешь-то?
   - Лука велел вот их,- новик кивнул на едущих сзади девчонок,- немедля к воеводе Корнею доставить. Вести больно важные!
   - Свирид, оставайся, я провожу!- из-за деревьев показался второй страж и знаком приказал следовать за ним. Вскоре они выехали на берег небольшого светлого ручья.
   Такого числа воев разом дети не видели. Юля металась глазами в поисках Михайлы, но никак не могла признать его во множестве окольчуженных мужей и отроков.
   Фекла же таращилась по сторонам, пытаясь распознать кого-либо из Огневской родни, и постоянно спотыкалась на ровном месте,
  
   Только сейчас стало ясно, насколько проголодались за дорогу. Поднесенные им толстые ломти хлеба с копченой, пахнущей дымком свининой, подмели вмиг. Новик, выполняя поручение своего десятника - не спускать глаз, стоял за спинами, глотая слюну.
   А потом был долгий разговор с воеводой..... воспоминания страшных картин избиений и унижений, тяжелого пути в полоне, голодного бегства.
   И только после всех расспросов Бурей увел троицу к своей телеге и, не говоря ни слова, уложил на сено, укрыв каждого теплым овчинным кожухом.
   Стоило детям закрыть глаза, как сон мгновенно сморил юных беглецов.
  
   Юная лекарка проснулась и рывком села на телеге. Было уже совсем темно, и лишь несколько костров освещали место ночной остановки рати воеводы погорынского. На сене в обнимку спали Феклуша с Волчком, даже и не думавшие вставать.
   - Юля! - рядом, привалившись к колесу и обхватив колени руками, сидел сотник младшей стражи, - Юленька! Милая, как же так! - Мишка поднялся и крепко обнял растерявшуюся подругу.
   Та, дернулась от боли - рубцы, оставленные плетью еще давали знать -отстранилась и, надрывно всхлипывая, начала быстро говорить, глотая слова и фразы, и колотя маленькими кулачками в грудь Мишки:
   - Ты слово давал, что беречь меня будешь! При мамке говорил. Ты нас бросил, ушел. Мама там! Где она?! Жива ли?! Наших баб, девок, детей - всех в полон. А ты увел отроков! Бросил нас одних! Бросил! Бросил! - и вдруг обреченно затихла, плетьми опустив руки, только слезы ручьями лились из глаз.
   Мишку охватило отчаяние. Не зная, как поступить и какими словами успокоить подругу, молча опустился на колени, взяв дрожащие от волнения маленькие ладошки в свои руки.
   - Прости, Юленька. Не ждали мы такого поворота. Но завтра уже дома будем и маму твою спасем и всех. Тетка Настена в Ратном была, когда вороги напали, с ней все хорошо. А вот отец Михаил погиб, село защищая. Царствие небесное!
   - Господи! Как погиб? - юная лекарка почувствовала, что ноги отказываются держать ее.
   Мишка подскочил, подхватил девушку и, усадив на телегу, сел рядом.
   - Холодно на земле, замерзнешь.
   - Не замерзну уже. Знаешь, а за нами кто-то всю дорогу смотрел, так мы бежали почти все время, хотели вас быстрее о беде упредить. Еще на капище велесовом ночевали, в деревне сожженной, - облокотившись на его плечо, Юля сама вложила ладонь в Мишкину руку. - Нас с Феклушей из полона Волчок спас.
   - Знаю, мне дед с Буреем рассказали. Тебя обидели? Били? Больно? - Мишка осторожно коснулся синяка на скуле.
   - Били. И зеркальце, что ты подарил, потерялось. Вот и нету у меня больше подарков... Ты завтра тоже в бой пойдешь?
   - Да. Я ведь всей Младшей Страже глава, примером должен быть. Не бойся. Смотри, какое войско дед собрал. - Мишка повел рукой, охватывая поляну, - ворога догоним и полон освободим. Вернем все отнятое, верь.
   - Верю - и затихла, прикрыв глаза.
   Так и сидели, изредка переговариваясь и вспоминая, тех, кто остался в Академии, строили предположения, гадали о событиях грядущего дня. В конце концов, оба задремали, прижавшись друг к другу и укрывшись одним плащом.
  
  
  
  
   Это было вчера, а сейчас, с рассветом нового дня окольчуженая колонна, преодолевшая уже почти три четверти пути, двинулась дальше. Вот только далеко идти не пришлось - через пару часов, едва дорога вывернулась из леса на простор сжатого поля, как Лука прислал скорого гонца - впереди, чуть более чем в полуверсте, вражеское войско.
   Спешно собранный "военный совет" угрюмо слушал обстоятельный доклад Говоруна - никто не ожидал встретить врага, изготовившегося к битве, так рано:
   - Впереди, на холме, что местные Журавьим Камнем зовут, копейщики да лучники стоят. Сотни, пожалуй, две, не меньше. Слева, до самой Случи - заболоченная луговина, по ней конь почти совсем не пройдет, только медленным шагом, да и пеший с трудом. По другую руку от холма, только чуток подальше - лесок. Дорога как раз между ним и холмом тянется. Длинный, версты три, недаром его Долгим Липягом кличут, но узкий. Шириной шагов двести. В нем тоже лучники вражеские, но сколь много - непонятно. Стрелы весьма густо летели с двух сторон, троих потерял убитыми, да еще пятеро поранены. Обойти можно только справа по полю, но там через две версты овраг, по которому речка ко Случи течет, как переходить через нее будем - не знаю.
   - Не след, нам от боя бегать,- Корней в преддверии схватки был собран и решителен. - Данила, Семен и ты, Треска, зачин за вами. Задача ваша - засевших на холме атаковать, да засадников, что в леске прячутся, выманить. Они ждут, что мы "свиным рылом" вперед попрем, чтобы потом нас сбоку и сзади достать. Пусть так и думают. Покажем им, что вроде все так и будет. Пусть только они выскочат на ваших пешцев из-за деревьев, вот тут-то и придет Сотни черед. Против конного удара им на открытом месте нипочем не устоять. Не увлекайтесь только. Данила, все понял? Ступайте и удачи вам!
   Михайла дождался, пока около деда останутся только Алексей и Лука Говорун, и только тогда задал мучавший его вопрос:
   - Господин воевода, разреши обратиться! - и, дождавшись разрешающего кивка деда, продолжил.- Зачем нам врага в лоб на холме атаковать? Ведь обойти же можно, пусть и нелегко будет потом переправляться. Но зато к Ратному без потерь придем.
   А если они захотят нас в поле достать, то именно им придется вперед идти, да под наши стрелы подставляться...
   - Эх, внучок, внучок... Без потерь говоришь? Да в том-то и дело, что тогда мы без боя половину войска лишимся! Гляди,- Корней для наглядности принялся загибать пальцы.- Треска с лесовиками сразу уйдут свои селища защищать - двенадцать десятков воев долой. Охочие людишки, что в чаянии добычи к нам прибились тоже уйдут - около Ратного им добычи неоткуда набрать. Вот еще семь десятков отними... А то глядишь они еще и к врагу перебегут. И много мы тогда с одними огневцами навоюем?
   Мишка, точнее Михаил Андреевич Ратников пристыжено наклонил голову и мысленно обозвал себя дураком. Все-таки усвоенные в далекой советской юности понятия об армейской дисциплине и присяге совершенно не соответствовали таковым в двенадцатом веке. Но ведь воевать приходилось с этими людьми и сейчас! "Других людей, у нас, для Вас, товарищ Ратников, нет!"- будто наяву услышал он глуховатый насмешливый голос.
   - А я вот чего боюсь,- Алексею было не до унижения боярича, все его внимание было занято предстоящим боем.- Слишком все просто выходит. Не может вражий воевода нашего конного удара не предусмотреть. Наверняка ведь конные и у него есть. Вот они-то нам в бок и ударят!
   - Вот! В самый корень зришь! - Корней хлопнул старшего наставника по плечу.- Потому мы и в этот раз только обманку покажем. Издали нипочем отроков на конях от взрослых ратников не отличить. Потому мы вперед да наискосок Младшую Стражу и пустим. Отроки атаку на себя вызовут, да на болотину от врага и уйдут, а в решающий миг Сотня и ударит, тогда и сомнем врага, сначала конного, а потом и пешего.
   - Так Младшая Стража для демонстрации, то есть для показухи, вперед скакать будет? - Михайла, несмотря на полученный только что урок, все же решился оспорить дедову диспозицию.- И ничего больше?
   - А ты что, хочешь ее против кованой рати бросить и при этом устоять,- кривая ухмылка Луки была ему ответом.- Прихлопнут они вас как комара и даже не заметят. И так-то, дай Бог, чтобы половина уцелела.
   - Потому и говорю, чтобы скакали наискосок, да сразу бросали коней и уходили в болото, где не достанут,- нахмурившись, то ли от непонятливости внука, то ли от насмешек Говоруна, вмешался Корней.- Выманить на себя врага и уцелеть, вот ваша наиглавнейшая задача.
   - Да нет, я просто хотел первым двум рядам все заряженные самострелы дать. Враг, пока мы с его пешцами на холме не сблизимся, атаковать не будет. Так что по паре выстрелов мы сделать успеем, хоть сколько-то неприятелей положим, да Даниле задачу облегчим.
   - Ладно, самострелы можешь дать. А то я уж было решил, что ты их лоб в лоб встретить хочешь. А тебе, Леха - самая тяжелая задача выпадает. Ты вместе с частью охочих людишек, кто с конем пришел, на правой руке Младшей Стражи пойдешь. Чтобы враг раньше времени нашу хитрость не раскусил. Сдюжишь ли?
   - Сделаю, что смогу,- Алексей пожал широкими плечами и повернулся к Мишке.- Пойдем, боярич. Данила, вон, уже почти в дело вступил. Скоро, стало быть, и наш черед. Прощевай, Корней Агеич, может, и не свидимся боле. Прости, если что не так. Прощай и ты, Лука.
   - Вы уж там поберегайте себя, ребятки,- поочередно обнимая внука и "зятя" прошептал Корней.- А что в бою не сробеете, я и сам знаю!
  
   ***
  
   Тяжелый окольчуженый ёж пехоты медленно надвигался по пологому склону на прикрывающихся высокими ростовыми щитами копьеносцев врага, занявших позицию в трехстах шагах от вершины. Они были разделены на два примерно равных отряда, а потому Данила также разделил свои силы надвое. На правой руке, где был он сам, шли огневцы под началом Семена Дырки да вольные охотники, примкнувшие к Сотне в чаянии добычи и славы. А на левую руку, в помощь важничающему, но не имеющему большого воинского опыта Треске, он отрядил Андрея Немого, наказав помочь, в случае надобности, да вдохновить лесовиков собственным примером.
   До строя врага оставалось не более пятидесяти шагов, когда впереди, у самой вершины холма, раздался душераздирающий женский крик, и на поднятом колу затрепыхалось обнаженное тело. Спустя мгновения все повторилось снова - полный нечеловеческой боли вопль и корчащаяся в диких муках на колу голая женка.
   Ошеломленные пешцы на пару мгновений замерли. Но затем Андрей, разглядевший в искаженное смертной мукой лицо Арины, и Семен Дырка, узнавший свою Аксинью, с неистовой яростью ринулись вперед. Их порыв подхватили остальные. Противники столкнулись и Михайле, наблюдавшему издалека, сначала показалось было, что первая линия врага сметена этим бурным натиском. Увы, на самом деле неприятельские копейщики медленно, но организованно, пятились в сторону флангов, пропуская атакующих по центру позиции. Прямо туда, где выросли два страшных древа смерти. И где погибель ждала остальных - потому что едва атакующие вырвались на открытое пространство, как на них обрушились стрелы сотни лучников, растянувшихся в шеренгу, в восьмидесяти шагах от копейщиков. Тем временем вторая сотня лучников, выскочив из леса, одним броском преодолела дорогу и замкнула кольцо окружения. Теперь стрелы полетели и в спину пешцам Погорынья. Еще не поздно было вырваться из смертельной ловушки, но Данила, могущий отдать команду и повернуть бойцов в нужную сторону, пал на месте, пронзенный тремя стрелами, одна из которых оказалась смертельной. Андрей же с Семеном безудержно рвались вперед к вершине, невзирая на то, что число воинов вокруг них неуклонно таяло.
  
   Едва вражеские лучники оказались на склоне холма, как Младшая Стража начала свой разгон. К несчастью, противник находился на двести шагов дальше, ведь прорыв сместил основные события к самой вершине, и это сыграло свою роковую роль. Пока отроки преодолевали выросшее примерно вдвое расстояние, на их пути возникло неожиданное препятствие: из леса выскочили и замерли в пятидесяти шагах впереди развернутого строя лучников четыре закрытых громоздких повозки, очень похожих на захваченный зимой фургон скоморохов, только пониже и без крыши. Возницы с быстротой, свидетельствующей о многих тренировках, обрезали постромки и увели лошадей обратно. Поначалу вид этой четверки не предвещал опасности из-за отсутствия стрелковых амбразур в стенках, но как оказалось чуть позже, противник припас не менее эффективные сюрпризы.
   Когда первые, несущиеся во весь опор, всадники оказались в двадцати шагах от линии повозок, с обоих сторон фургонов были подняты и натянуты тяжелые цепи, образовав неожиданный труднопреодолимый конными барьер, высотою в полсажени. Налетев на преграду, первые ряды смешались, образовав небольшую кучу-малу. Михайла, скакавший на левом фланге, сорвал голос, заворачивая строй и заставляя Малую Стражу обойти препятствие. Но тут вступили в бой воины врага, размещавшиеся в фургонах. Пращники, вставшие во весь рост, обрушили на атакующих град камней. Расстояние было совсем невелико, а нападение столь неожиданным, что в ответ последовали только разрозненные выстрелы из арбалетов, практически не достигшие результата, в то время как почти каждые камень находил цель. Михайла получил сильный удар в голову и полуоглушенный сполз с лошади. Кровь заливала глаза, боль мешала сосредоточиться и потому мимо сознания прошли и свист стрел подошедших вражеских лучников и боевой клич неприятельской конницы и все дальнейшие события.
   Спасла Младшую Стражу от полного уничтожения лишь задержка, с которой сотня всадников Журавля вступила в бой. Задержка, впрочем, вполне объяснимая - им также требовалось проскакать значительно большее расстояние. За это время Алексей успел увести уцелевших из-под удара, а верный Роська, соскочив с коня рядом с крестным, собрал вокруг полтора десятка опричников, лишившихся коней в свалке. Отрядив четверых выносить Михайлу влево, к кустам, что росли по краю болотистой луговины, он с остальными попытался выстрелами из самострелов если не остановить, то хотя бы замедлить и отвлечь на себя конных ратников врага. Удалось ему это или нет, Мишка так никогда и не узнал - никого из этой горстки смельчаков среди выживших не оказалось.
  
   Сражение меж тем разгоралось с новой силой. Ратнинцы, вложив в последний удар все свои силы и всю ярость, опрокинули первый ряд противника и продолжали теснить его в сторону прекративших стрельбу лучников. Может быть, Корнею и Луке, возглавившим этот отчаянный натиск, и удалось бы повернуть ход битвы в свою пользу, если бы не точный расчет Журавля, бросившего на чашку закачавшихся было весов, новую увесистую гирю. Противопоставить свежей сотне Каарн'а, вступившей в бой в этот решающий момент, ратнинцам было просто нечего. У отброшенной с холма вниз к болоту Сотни не было никаких шансов на спасение, если бы не отчаянный рывок Алексея. С двумя неполными десятками Рудный воевода врезался во вражеский строй, сразу свалив знаменосца. Пока Каар'н разворачивал своих всадников навстречу новой угрозе, ратнинцы успели выскочить из ловушки и уйти сквозь кусты к заболоченной низине, сулившую спасение. Правда, этот успех дорого стоил маленькому отряду храбрецов - из завязавшейся схватки сумели вырваться только шестеро во главе с получившим четыре тяжкие раны Алексеем.
  
   Прошло всего несколько часов с начала битвы, а уже все было кончено. Потрепанная Сотня с остатками Младшей Стражи отходила, изредка огрызаясь стрелами от пошедших в преследование лучников противника, к берегу Случи. И лишь у самой вершины Журавьего Камня все еще кипел неравный бой. Последним отчаянным усилием Андрей с Семеном пробили стену нурманнских щитов, но вот к основанию кола, на котором умирала в тягчайших муках Арина, суждено было прорваться только Немому. Потерявший в жестокой схватке шлем, трижды раненый, с залитым кровью лицом, он походил сейчас на демона войны, вырвавшегося из глубин преисподней. Дважды копейщики подступали к нему и оба раза откатывались, оставляя убитых и раненых на залитой кровью осенней траве. В краткий миг последней передышки Андрей одним страшным косым ударом срубил проклятый кол, едва успев подхватить падающее безжизненное тело. И почти сразу же подошедшие лучники поставили последнюю смертельную точку в битве. Сраженный несколькими стрелами Немой опустился на левое колено и еще успел увидеть, как его Арина открыла глаза и прошептала "Прости, Андрюшенька!" В тот же момент копье, ударившее в спину, повергло его наземь, соединив с возлюбленной в самый последний миг.
  
  
   ***
  
   Троица бывших беглецов сидела в одной из телег сбитого в круг обоза. Бурей распорядился отогнать повозки ближе к Случи, на довольно широкую и длинную луговину. Видно по весне она затоплялась половодьем, да так и не просыхала за лето, оттого под колесами многих телег стояла вода пойменной болотины. Однако, из обозников никто не ворчал - дисциплина и порядок держались на высоте. Юлька, поджав губы, сосредоточенно перетирала только что собранные по дороге травы и корешки, раскладывая их кучками по тряпицам. Феклуша, помогая подруге, то тихонечко молилась, то делилась всевозможными предположениями о ходе битвы, отголоски который изредка доносились и до речного берега. Волчок теребил сонного, совершенно разморенного Ворона и пытался вникнуть в смысл услышанного.
   В замыкающих телегах заметно оживились обозники, оттуда раздался условный свист, собирающий на сход. Огневская, заметив знакомого дядьку, в любопытстве подалась было из телеги, но Юлька цепко схватила за руку:
   - Куда? Никто не звал. Сидим, ждем. Если нужны будем, нас кликнут.
   Но работа не шла. Все мысли были там, где о чем-то судачили мужи. Лекарка бестолково мяла траву, не замечая, что та трухой высыпается между пальцев. И тут среди обозников второй волной началось смятение. Мужики кинулись к зарослям ивняка, откуда небольшими группками появлялись спешившиеся вои, ведя под узды лошадей, в седлах которых с трудом держались израненные ратники.
   Здесь уже Юлька сама не усидела в телеге и, выхватив глазами среди бежавших на помощь фигуру Матвея, бросилась к нему.
   - Мотя! Что случилось?!
   - Беда, Юля. Побили наших.
   Кинулись помогать раненым, которых бережно укладывали на телеги соратники.
   Кровь! Много крови... Крики и стоны поглощали и властный голос Бурея, отдающего распоряжения помощникам, и отборную ругань Ильи, пытающегося успокоить обезумевшего от боли совсем молодого новика.
   Феша, шатаясь, с белым как мел лицом, передвигалась челноком между телегами и ранеными, которых укладывали на разложенные по земле попоны, поднося воду, мох или тряпицы, а иногда бегала к маленькому костерку, чтобы зачерпнуть булькающий в котелке лечебный обезболивающий отвар.
   В очередной раз принеся требуемое, она, пока Матвей снимал шлем с раненного, бережно придержала голову и, обмакнув тряпицу в горшок с остывшей водой, осторожно обтерла лицо испачканное кровью и землей. Ратник, приходя в себя, приоткрыл глаза и попытался улыбнуться:
   - Фёкла. Я жив!
   - Девочка всхлипнула, узнав в ратнике Тарасия. - Пресвятая Богородица! Спаси и сохрани! Конечно, жив.... Ослаб только. Тебе сейчас Матвейка поможет.
   - Макар где? Я не донес, не смог. На ногу прорубленную сил не было встать. Упал и полз за подмогой. Он там, в болотине остался.
   - А? Не знаю. Сейчас Волчка попрошу, он поищет.
   Тут кто-то резко развернул за плечи стоящую на коленях подле Тараса девочку:
   - Юля!
   Но, увидев незнакомое лицо с красными воспаленными глазами, спросил с изумлением:
   - А лекарка где?!
   - Там, у тех телег, где Бурей. Она раны шьет,- рядом стоял конь, Феша даже залюбовалась: " Красивый, в яблоках! А грива-то, чудо шелковое!" - на шею которого склонил голову воин с безвольно повисшими руками. - Это не Макар?
   - Это сотник младшей стражи, Михаил Фролыч.
   Услышав ответ Матвей, перевязывавший открытую рану на ноге Тарасия, покачнулся, и, не удержавшись на ногах, сел наземь. Но тут же резко подскочив, кинулся к бояричу.
   - Мишка! Мишка, держись! - и на ходу кивнув девочке. - Не стой, перевяжи Тарасия! - повел коня в сторону фургона, где колдовала над ранеными Юлька.
  
  
   Время, казалось, остановило свой бег для лекарей и их помощников. Уже и дым костров смешался утренним туманом, уже заблестели под первыми лучами солнца капли осенней росы, а раненых все не убавлялось - Волчок с Вороном рыскали всю ночь по болотным зарослям в поисках раненных, а потом оставшиеся невредимыми ратники и отроки младшей стражи выносили найденных к месту временной стоянки обоза. Не хватило тряпиц для примотки сухого мха, и Бурей велел всем, кому можется, драть ивовое лыко.
   А в крытой повозке, что стояла чуть в отдалении на сухом пригорке, сидела, зажмурившись, Юлька и всеми мыслями своим старалась передать жизненную силу через руки, обхватив ими перевязанную голову молодого сотника, пришедшего в сознание только сейчас. Повязка полностью закрывала лоб - особенно досталось все той же многострадальной брови - и переносицу.
   Мишке трудно было не только дышать, но и поворачивать голову. Казалось, что в мозги закачали ведро воды, и их распирало так, что готовы вылезти глаза. А каждое прошептанное слово давалось через силу, сводя болью мышцы лица.
   - Ты молчи, лежи тихонечко и не кручинься ни о чем. Ударили тебя сильно, даже шлем погнулся. Вот и обеспамятовал. Но кость цела, так что все хорошо будет. Только почувствуй силу, что через руки посылаю, и сердцем ее ощути. Льется она журчащим весенним ручьем и несет в каждой капельке своей искорки жизненного огня. Прими и напитайся, наполнись и восстань...
   Слова лекарки наплывали на сознание, как спокойные волны прибоя и опять уходили, оставляя раненого в кромешной пустоте беспамятства. Безвольное тело, досуха выжатое двойным гнетом физической усталости и горечи поражения, отказывалось повиноваться.
   - Мишаня!- снова теребила его слабые безвольные руки Юлька.- Не поддавайся! Вспомни, как зимой, на дороге, Демку лечили. Непременно встать надо, ждут, надеются, нужен ты.
   - О ветер, ветрило! Повей, господине, на моего ладу, вынеси слабость и боль...-
   Затуманенный разум, не в состоянии взять власть над телом, полностью переставал осознавать смысл сказанного, все глубже и глубже погружаясь в сон.
   Луг из того, прежнего детства. Окаймленный кустами душистой акации, покрытый бархатным ковром цветущего клевера. Бескрайне-глубокую синеву неба перечерчивает стайка стрижей. А посреди этой благодати кружит лебедушкой она, Юленька, размахивая как крыльями длинными рукавами белоснежной рубахи.
   Но что это? Вдруг чудную картинку заволакивают черные клубы дыма, горло начинает першить от гари, горят глаза. Тело проваливается в адову бездну, где бесконечные молнии вторят громовым ударам истерзанного сердца...
   Но проходит время, и опять светлеет небо, и картинка повторяется снова.
   Наконец, душа вырывается из плена немощного тела и летит навстречу чудесным видениям. Нежные, словно легкий ветерок, руки обхватывают и заплетают в ласковых путах. Стороной, не задевая внимания, мелькает изумление - была мгновением назад долгая рубаха, и нету - и вот уже пальцы нетерпеливо охватывают этот гибкий манящий стан. Легкие тела сливаются воедино во взаимных желаниях, закручиваясь верткими послушными змейками. Но внезапно чувственный жар девичьих объятий сменяется безмятежной прохладой, напоенной терпким ароматом лечебных трав. От набегающего студеного потока по телу пробегает дрожь, и, расширяя границы души, взрывается мир, наполняясь мириадами звездных снежинок.
  
   Резкое пробуждение. Светлый разум и никакой боли. Все подвластно. Желание жить, начать сначала, вырваться из оков нагрянувшей беды и спасти мир. Мишка резко приподнялся на локте, и со лба упали ледяные ладони подруги. Сорвав повязку с лица, огляделся. Рядом, привалившись к стенке фургона, с мертвенно-бледным лицом, на котором яркими пятнами желтели застарелые синяки, сидела спящая лекарка.
   - Юля, милая, у тебя получилось! - он горячо сжал окоченевшие руки, но девушка, не открывая глаз, только пробормотала что-то во сне. Затем попыталась повернуться, но только завалилась на бок. Устроив ее поудобнее и накрыв всем, что нашлось в фургоне, Мишка вылез наружу. Начинался новый день.
  
   ***
  
   Отброшенный ударом свежих сил противника к обрыву, отделавшийся тремя мелкими ранами, Треска не стал искушать судьбу и вместе с несколькими воинами из своего отряда скатился вниз по крутому песчаному склону. Их не преследовали, все внимание сражающихся было отвлечено к столкновению конных сотен. Беглецы, не сговариваясь, рассыпались по сторонам. Пересидев в болотных зарослях вместе со средним сыном (старший был зарублен ударом нурманнской секиры в середине боя) до темноты, они уже при свете луны выбрались к лесу. К счастью, в десятке шагов от опушки обнаружилась обозная лошадь, привязанная к дереву кем-то из огневцев утром до боя.
   Взгромоздились на телегу и, невзирая на ночь и усталость, погнали кобылку изо всех сил, стремясь уйти как можно дальше от места сражения. Но липкий страх преследования не покидал все время, из-за чего беглецы бросили телегу и тянули нагруженную лошадку от одного укромного местечка к другому, вздрагивая и прячась всякий раз, едва вдали показывались неизвестные всадники. Треска проклинал и себя, ввязавшегося в безнадежное дело, и Корзня, проигравшего последнюю битву, и Журавля, так некстати появившегося на их пути, когда казалось, что уже открыта прямой путь к богатству и власти в Погорынье. Лишь на третий день добрались они с сыном до своего подворья. Пришикнув на баб, заголосивших было по убитым, распорядился о бане. И лишь как следует выпарившись, смыв с тела кровь, боль и страх, он почувствовал себя в некоторой безопасности.
  
   Каков же был его ужас, когда через несколько дней к берегу протекавшей поблизости речки - притока Горыни - пристал низко сидящий нурманнский корабль с хищно оскалившимся морским Змеем. Селище окружил сильный отряд ратников, согнавших всех жителей к дому старейшины. Рослый плечистый воин на глазах у всех собравшихся выволок Треску из сеней и бросил к ногам предводителя.
   - Слушайте, жители Унцева Взвоза! - негромкий голос говорившего слышали, однако, все собравшиеся, настолько полной стояла тишина, прерываемая лишь редкими всхлипами женок. - За татьбу и пособничество чужой татьбе, за смерть вольных мужей, да покражи чужого добра вы все в ответе. А потому...
   - Неправо деешь, Тороп! - голос вышедшего вперед старца был ровен и сух.- Виновный вот он, его хоромы и бери на поток. Только всех прочих не замай...
   - А добро с захваченной две седьмицы назад лодьи не всем селищем делили? - Тороп был неприятно поражен появлением непрошенного защитника, который непонятно как успел добраться к месту судилища из соседней веси, однако виду он не показал.- Но я не хочу ссориться с тобой, Доможир! И потому слово боярина Журавля, наместника Бужского Града и Бохита, владетеля иных земель и весей, будет таково: все взятое отдадите вдвое! А чтобы никто более не дерзал стать против, - роду Трески не жить, и месту сему быть пусту!
   Собравшиеся в один голос ахнули - младший сын Трески, выхватив короткий нож-засапожник, рванулся к говорившему. Но добраться до цели ему не удалось. Пронзенный мечом в живот, он скорчился в луже собственной крови у ног Торопа. Брезгливо вытерев запачканное кровью лезвие об одежду казненного, тот властно указал ратникам на Треску с сыном:
   - Взять их! Под корень крапивное семя! Руби всех, кто выше тележной чеки!
   Спавшие с лица, мужики враз зашептали: "Чур меня! Чур!" Заголосившие бабы попадали на колени, только теперь до всех дошли зловещие слова "роду не жить". Какая-то древняя старуха кинулась и с мольбой о милости обняла сапоги говорившего. И лишь один Доможир не потерял присутствия духа:
   - Ты - правая рука боярина! Но есть еще и другая воля пока! Уйми меч и не проливай невинной крови женок и детей малых!- Уголок рта Торопа дернулся в раздражении, но перебивать старца ближник Журавля не решился.- Все они в твоей власти сейчас, возьми их в услужение боярину своему, но не лишай живота малых сих, и будет тебе удача и благоволение Сварога, отца светлых Богов!
   - Ты сказал правильные слова, достопочтенный говоритель закона,- опережая Торопа, произнес нурманн с испещренным морщинами лицом и выбеленными не то солнцем, не то возрастом волосами.- Но клятва истребить пособников врага до последнего в роду, данная нашим ярлом, нерушима. Я вижу только один возможный выход: ты должен, о податель мудрости, собственноручно обуть всех в бычьи башмаки, принимая в свой род. А потом дать клятву жить в мире с нашим ярлом и его подданными.
   - Но сказанное не касается этих двоих и их домочадцев,- Тороп указал на Треску с сыном, которых держали по два воина. Если предводитель находников и был недоволен посторонним вмешательством, то ни единым движением не выразил этого.- А Унцеву Взвозу во веки быть пусту!
   - Я готов принять в свой род всех. От древней старухи до самого малого чада, что еще не отняли от материнской груди. И клянусь всеми светлыми Богами, что ни один из рода не поднимет оружие на боярина и его людей. Есть ли те, кто откажется от такой клятвы?- Он обвел всех пронзительным взглядом своих выцветших от старости глаз. Никто не осмелился сказать слово против, наоборот, и мужчины, и женщины тупили взор.
   Спустя час в опустевшем селище остались лишь пришлые воины.
   - Они позорно бежали с поля битвы и не достойны смерти настоящего викинга,- Хагни, подойдя к скальду, задумчиво погладил боевой топор.- И марать их кровью честную сталь негоже.
   - Ты прав, а потому бери их с собой на драккар.
  
   Яркое пламя, хорошо видное в вечерних сумерках провожало отплывающий корабль. Это последнее, что увидел в своей жизни Треска. А потом были два глухих всплеска посреди Горыни...
  
   Эпилог.
   Берег Случи. Девятое октября 1125 года.
  
   Едва рассвело, и стал рассеиваться туман, остатки погорынского войска начали переправу. Вовремя! Только последние ратники выбрались на правый берег Случи, как на левом замелькали вражеские всадники. Правда, вели себя как-то непонятно. Из выехавшего на берег десятка отделился один и устремился прямо вплавь через реку.
   И лишь, когда он выбрался на песчаную отмель, ратнинцы узнали Тихона, племянника Луки Говоруна, который с трудом правил левой рукой - правая, перебитая в бою, висела как плеть.
   - Откуда ты? И как отпустили?
   Недосуг, - только отмахивался тот, пробираясь по направлению к старшим. - Сбили с коня в свалке, да притащили в полон.
   - А потом,- продолжал раненый, увидев подходящих Корнея с Лукой, - ихний боярин велел передать, что до полудня будет ждать от нас троих на говорку. А иначе - Ратному не жить...
  
   И вот они стоят друг напротив друга. Мишка во все глаза смотрел на предшественника, о котором выстроил столько догадок. И немного завидовал его воинской лихости - едва их лодка пристала к маленькому островку, назначенному местом встречи, как с противоположного берега к ним устремились три всадника, все трое - стоя на седлах. Дед, глядя на такое зрелище, лишь дернул в восхищении головой.
   Выбравшись на песчаный берег, всадники спешились.
   - Мой господин, владетель Бужского городка и прочих мест, наместник Бохитский и Теребовльский,- начал один из них,- оставит тебе, Корзень, твои владения в целости и не предаст их огню и мечу, если будет возвращен полон и добро, захваченные в беззаконной татьбе на его землях.
   Он согласен заключить перемирие до следующего Сварожьего дня, если все дадите роту именем Перуновым не переходить рубежа его владений и поцелуете на том крест, - слова падали медленно как камни и было заметно, как поникают плечи воеводы Погорынского от понимания того, какой возможный кровавый кошмар стоит за ними.- Ответ ждем к вечеру.
   Корней переглянулся с Лукой и оба, не сказав ни слова, двинулись к лодке. Мишка заторопился было за ними, но был буквально пригвожден к месту негромкими насмешливыми словами:
   - ШТИРЛИЦ, А ВАС Я ПОПРОШУ ОСТАТЬСЯ!
  
  
  

Оценка: 3.48*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"