Аннотация: А что бы делали вы, если бы могли читать мысли?
*****
Свист ветра в ушах и одна мысль - свобода! Ноги, что есть сил, крутят педали синего велосипеда. На каждой кочке скрипит и шатается сидение, развевается футболка, по ноге бьет пакет, висящий на руле. Руки судорожно вцепились в рельефную поверхность черных ручек руля, на которых выступают резиновые буквы 'Roadmaster'.
Экстаз движения, адреналин в крови, дикие прыжки с бордюра и обратно, гонка наперегонки с автобусами, круглые глаза водителей на безумном лысом и бородатом велосипедисте, будто не признающем правил движения.
На остановке опасно обгоняю автобус слева и слышу вдогонку, и это уже в четвертый раз! Поворачиваю голову назад и весело ему улыбаюсь, а когда разворачиваюсь обратно времени для того, чтобы избежать столкновения уже не остается - с правой стороны на дорогу выезжает огромный темно-зеленый 'Хаммер'. Глаза от страха раскрываются, зрачки расширяются - реакция молниеносна - жму обе ручки тормоза на руле и стараюсь вывернуть руль, но дорога мокра после дождя и обод велосипедного колеса, на который давят некачественные резиновые полосы, влажен и резина просто скользит. В страхе зажмуриваюсь и на полной скорости врезаюсь в бок этой динозавроподобной машине.
Треск разбитых очков, звезды в глазах и зверская боль в голове, после чего я падаю на мокрую дорогу, и сознание милостиво меня покидает.
*****
За месяц до этого, в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди я ожидал своей очереди на прохождение регистрации. Вокруг меня множество людей, самых различных цветов кожи и национальностей. Из толпы легко выделить русских, украинских и белорусских студентов - по неуверенным лицам, большим чемоданам и нервному смеху. Никто не знает, встретит ли их наниматель, и где им предстоит жить и работать. Для кого-то это просто очередной шаг с трапа самолета, для них - большой шаг в неизвестность.
Более взрослый и пожилой люд ведет себя спокойней - мужчины мнутся с ноги на ногу в очереди, явно предвкушая момент, когда после многочасового перелета смогут, наконец, зажечь сигарету и затянуться очередной порцией яда. Женщины красят губы и всячески стараются привести в себя в порядок.
На улице клубились тучи, сверкали редкие молнии - Нью-Йорк встречал меня дождем. Вдали виднелись здания других терминалов аэропорта, спутниковые антенны, всевозможные радары. Какой-то самолет с едва различимым шумом шел на посадку - звукоизоляция терминала была на высоте.
Наконец, настал мой черед подойти к стойке регистрации, где я ответил на ряд дежурных вопросов усталого таможенного служащего. Получив заветный штамп в паспорт, я подумал, что теперь хорошо бы найти свои сумки и добираться до автобуса.
Закинув поклажу на плечо, я направился к выходу - все-таки моя привычка к походному образу жизни и частые переезды с места на место имеют свои преимущества - я видел, как пожилая кореянка волочила по полу 'чемоданчик', едва ли не больше её самой размерами. Моя же синяя спортивная сумочка вмещала все необходимое, чтобы, не напрягаясь, прожить четыре месяца. Студенческая виза позволяет работать в США, все остальное я просто куплю на месте.
Вышел из аэропорта, и, обойдя пухлого американского полицейского, которому явно не мешало бы немного побегать по утрам, я поймал такси и без проблем добрался автобусной остановки. Мне повезло - автобус на Мериленд уходил через час и, купив билет, я отдыхал в ожидании транспорта.
Автобус был просторный, холодный, как камера морозильника из-за работающих кондиционеров и полупустой. Забравшись подальше в салон, я, наконец, расслабился - теперь от меня ничего не зависело.
Это была моя первая поездка в Соединенные штаты, и я боялся чего-нибудь не так сделать, или вообще потеряться в этом Большом Яблоке, как еще называют Нью-Йорк. А яблоко было и в самом деле большое - пока ехал в такси, я все вертел головой по сторонам, так что к концу поездки шею свело от напряжения. Огромные небоскребы, длиннющие мосты, толпы народа, марширующие по тротуарам, и, ныряющие во входы подземки, разноцветные машины всевозможных марок, изо всех краев земного шара.
Я настолько пресытился впечатлениями, что, развалившись на двух сидениях, задремал - благо ехать было хоть и не очень долго, но до конца, и мимо бы не проехал.
*****
Я медленно приходил в себя, вокруг было так темно, что я на секунду подумал, что ослеп, но вовремя почувствовал, что мою голову плотно что-то охватывало. Голова безумно болела, в висках пульсировало, в черепе стоял дикий свист, как будто кто-то беспрерывно продувал батарею парового отопления. Бубнили какие-то голоса. Это был не диалог, а какая-то ужасная какофония монологов. Судя по специфическому запаху - это, несомненно, была больница. Где-то рядом пикал какой-то прибор.
Я попытался встать, что получилось без труда - это радовало, значит, руки и ноги были целы, вот только в вертикальном положении боль усилилась. Видно о 'Хаммер' я приложился не хило. Чертова машина, откуда вообще она взялась? Интересно, сколько с меня возьмут за это пребывание в больнице? И как долго я пробыл без сознания? Куча вопросов и все они пока без ответа.
Я свесил ноги с кушетки - как я догадался, и стал ощупывать свое лицо руками - да, это была точно повязка, причем оказалось, что плотно она сидит только в области лба, а ниже бинт можно было немного скрутить вверх. Таким образом, я и освободил один глаз и огляделся - обыкновенная американская больничная палата, столько раз виденная мною по телевизору. Ширма огораживала кушетку. На мне был какой-то противного вида шуршащий больничный халат.
Шум в голове не стихал, вот только те монологи, от 'шума' которых я проснулся, стал более упорядочен, и можно было различить отдельные слова.
- Ха, я сошел с ума. - громко сказал я. Нет, мои слова не перебивали этого шума, это было как стерео - два канала вещавшие независимо друг от друга. Очень необычное ощущение, но я решил, что это последствия столкновения и все должно пройти, но, в любом случае, нужно как-то дать знать медицинскому персоналу, что я пришел в себя.
На прикроватном столике я увидел кнопку для вызова медсестры, и, потянувшись, достал до неё и нажал. На вызов пришла симпатичная чернокожая медсестренка, и, первым делом, уложила меня обратно в кровать.
- Вам нужно лежать, молодой человек. Вы очень сильно ударились головой, и у вас сотрясение. Отдыхайте . Не сдвигайте повязку, просто постарайтесь заснуть. Вечером к вам зайдет врач и осмотрит, все будет зависеть от него.
Хм. Это, конечно, хорошо, что я лингвист, но еще лучше, что в свое время я не прогулял пару, на которой мы проходили тему 'больница'. Иначе перед словом 'concussion'- 'сотрясение', я бы явно спасовал.
Ладно, до вечера, так до вечера. Сестра помогла мне лечь обратно на кушетку и подложила под голову подушку. Уснул я почти сразу.
Проснулся я, от неторопливого разговора рядом со мной. Опять приподнял повязку, и при ярком свете больничных ламп, увидел, что рядом с кушеткой стоят и вполголоса разговаривают двое в белых врачебных халатах. Один из них развернулся и вышел, дверь за ним бесшумно закрылась, а второй подошел ко мне и представился:
- Здравствуйте, меня зовут доктор Бенсон. Как вы себя чувствуете?
Я ответил, что чувствую себя неплохо. Так оно и было на самом деле - голова почти перестала болеть, лишь слабость в теле еще присутствовала. Сказал, что если не считать шума в голове, со мной все в порядке. Тот засмеялся:
- Да крепкая у вас голова, сэр. При таком ударе, всего лишь небольшое сотрясение. Я думаю, что мы вас выпишем завтра утром.
Он ушел
Отдыхать мне уже надоело, и я попросил сестру, что раз меня уже собираются выписывать, сделать что-нибудь с повязкой у меня на голове. Все-таки лежать в полной темноте - удовольствие не из приятных.
Утром, доктор Бенсон зашел ко мне еще раз. Я прошел стандартные тесты, к примеру, попросили дотронуться пальцем до кончика носа с закрытыми глазами; посветили каким-то фонариком на зрачок и выписали. Сказали, что при желании повязку могу снять сам, либо придти через пару дней к ним, но увидев счет, я понял, что и сам справлюсь: счет был на 980 долларов. Из этого я сделал вывод, что болеть в Америке - это не только неприятное, но и дорогое удовольствие. Я заполнил необходимые бумаги, протянул электронную карту, расплатился и забрал квитанцию об оплате.
*****
Дома, пока приходил в себя после аварии, я пил таблетки анальгина, положенные в сумку заботливыми родителями, когда закончились мои запасы - своими поделились мои соседи. ребята подобрались хорошие - все как один студенты, от восемнадцати лет до двадцати одного.
На работу я пошел только через три дня. Филонить дальше я не осмелился, ибо почти тысяча долларов, заплаченная за пару мотков бинта, на дороге не валяется. На рабочем месте меня встретили с распростертыми объятиями, и тут же отправили в горячо ненавидимую мной прачечную при отеле - перебирать полотенца, стирать наволочки, и сушить коврики.
Все закрутилось по-прежнему, день-ночь, и работа, работа, работа, много работы и даже сны о работе. Впрочем, сны снились редко - только успеваешь положить голову на подушку - звенит будильник, и своим пищанием заставляет разлепить сначала один глаз, затем другой, а затем открыть рот, чтобы чертыхнуться.
Шум в голове, появившийся после удара, стих почти полностью, и я уже начал думать, что все обошлось без последствий, но то, что произошло дальше - показало, что я ошибался.
Я навсегда запомнил эту дату: 15 июля. В тот день голова практически не болела, и утром я отказался от обычной таблетки. Вечером, возвратившись с работы, я принял душ, переоделся в чистое, зашел в свою комнату и без сил рухнул на кровать. Работать сразу в двух местах одновременно, по шестнадцать часов в сутки, может себе позволить только молодой, глупый и чертовски бедный парень. После мясного отдела кушать я не хотел, а вот горячее желание впасть в летаргический сон на неделю-две наличествовало.
До хруста в суставах я потянулся, и подумал было, что сейчас Морфей впустит меня в свое царство, как в голове опять возник не осязаемый слухом шум, шум эфемерный, непонятный, пугающий и заставляющий напрячься одновременно. Если попробовать описать это словами, что само по себе трудно, то это очень походило на какофонию, звуко-цветовую какофонию. Разумеется и 'цвет' и 'звук', это лишь приблизительная аналогия.
Я сел на кровати и настороженно прислушался к собственным ощущениям. Шум не был оглушающим, просто он присутствовал, и источников его было сразу несколько. Это были незнакомые женские и мужские голоса.
'Черт, я все-таки сбрендил на почве работы' подумал я.
Может это галлюцинация? Слуховая... а почему нет? Кто-то мне рассказывал, что существуют и такие, и тут главное не бегать с выпученными глазами, тыкая в разные стороны пальцами, а подойти к этому разумно, постараться убедить себя, что ничего этого нет.
Я постарался успокоиться, попрочнее утвердился на кровати, сложил ноги по-турецки, и стал прислушиваться. Чем дольше я прислушивался, тем менее хаотичным казался мне шум. Я уже мог различать отдельные слова, и мне казалось, что мне даже удается различить направление шумов.
Первое, что я уловил вполне явственно, были голоса, доносившиеся откуда-то слева от меня. Как раз там была комната девушек-соседок. Один из этих голосов, был громче остальных - жутко фальшивя, женский голос напевал какую-то песенку на английском.
Голос был незнаком, но песенка была той самой, которую утром бубнила себе под нос Светка, живущая как раз в той комнате. Чуть правее был слышен еще один не менее незнакомый голос:
*что за черт, почему именно меня каждый раз заставляют ходить на склад за этими здоровенными коробками с фруктами?... Я об них ноготь сломала.. интересно, где у Юли пилочка? ...надо сходить на кухню... Сергей уже, наверное, с работы вернулся.... А что ему сказать?... Ну там видно будет*
Это был точно не голос, скорее напоминало чьи-то мысли. Такой сумбур в голове! Мысли толкались и наползали одна на другую, мешались и путались, сцеплялись концами, и повторялись, причем имели явную цветовую эмоциональную окраску. За те пять минут, что я прислушивался, мне удалось уловить такое количество эмоций, что их цветовая ассоциативная гамма для меня стала ясна: черный цвет - ненависть, недовольство - оттенки красного, радость - голубой, сильные переживания - оранжевый, ярость - багровый. Это далеко не полный список, эмоциональные цвета перемешивались, как краски на палитре, и окрашивали мысль в различные оттенки.
Я сидел на кровати, с широко открытыми глазами. Не может быть. Не может быть, чтобы я так удачно ударился головой, именно тем самым нужным местом!
Эксперименты продолжились. Подслушивание мыслей очень походило работающий приемник, и достаточно было немного подкрутить тумблер, чтобы настроиться на ту или иную мысль. Я вполне удачно угадал приход Антона, работающего в ресторане морепродуктов. Хоть 'голоса' были и непохожи на реальный голос, но мысли *Блин, все пальцы исколол об этих крабов, ну это ничавооо..*, окрашенные слепяще-белым оптимизмом, не оставляли возможности ошибиться. Это 'ничавооо' были его любимой фразой. И точно - через минуту хлопнула входная дверь, и раздался громогласный вопль:
- Всем привет, я вернулся! - многие из нас вставали и уходили на работу так рано, что поздороваться можно было лишь перед тем, как лечь спать.
Я обратил внимание, что сна не было ни в одном глазу. Читать чужие мысли оказалось так увлекательно, что я и не заметил, как пролетел час. За это время с работы вернулись все, и некоторые уже успели уснуть и видеть десятые сны.
Я стал 'свидетелем' прихода Сергея, и меня тут же окатило светло-голубой радостью Юли, тут же сбежавшей по лестнице вниз, чтобы покормить свой объект обожания. Объект обожания не возражал, и мысли его были не менее светлы и радостны. Я отлично его понимал - это прекрасно, когда тебя кто-то ждет, даже тут - на другом конце мира.
Спящие были менее активны, тем более многие были измотаны работой, и засыпали почти мгновенно. Интересно было наблюдать, как отходят в царство Морфея сильно уставшее люди. Я даже улыбнулся мыслям Вички, еще одной соседки, живущей с Юлей и Светой. Через тонкую американскую стеночку я слышал, как Юля и Света делятся происшедшими за день событиями, а Вичка, с минуту лежа следила за их разговором:
*Сорок долларов чаевых... Неплохо.. Мне бы кто столько оставил в номере... Этот засранец, за которым я тридцать минут номер мыла, оставил конфету в конвертике для чаевых... чтоб его машина не доехала.... Интересно, выйдет завтра Фрэнк на работу...Сары четвертый день нет...ладно спать...* - тут Вику сморило, 'слышалось' сначала что-то неразборчивое, а затем и вовсе замолчала.
'Вау! Вот это дела' подумал я. На фоне чужих мыслей, свои казались какими-то тусклыми и легкими, почти невесомыми
Я уже думал, о том, чем займусь завтра на работе, и весь в предвкушении утра повернулся на бок, по привычке засунул голову под подушку, и почти мгновенно отключился. С первого этажа доносилась негромкая музыка, и слышались мысли парней пивших пиво на веранде. Это мне почти не мешало, я просто мысленно отвернулся, и уснул.
*****
Следующая неделя была просто прекрасна, по крайней мере, дневная его часть. Я экспериментировал с новой способностью, и слушал все новых и новых людей, что давало мне много новых фактов. К примеру, я выяснил, что стены практически не мешают распространению мысленного потока. Между мной и объектом прослушивания может быть бетон и кирпич, песок и асфальт, (если я находился в подвальном помещении прачечной отеля) а мысли и образы доходили без проблем.
Зона восприятия колебалась между десятью и пятнадцатью метрами, и, как мне казалось, зависела от моего настроения. В дни, когда была пасмурная погода, и я добирался до работы весь мокрый и грязный от неприкрытого подкрыльником заднего колеса моего нового велосипеда, зона восприятия опускалась до 7 метров, а в солнечный и пригожий денек, который приходился на мой выходной, я легко слышал на расстоянии до семнадцати. Было очень занимательно лежать на раскаленном белом песочке пляжа, чувствовать на горячей коже легкий океанический бриз, и одновременно воспринимать мысли американцев.
Мысли эти в основном сводились к нескольким вещам: еда, работа, деньги, секс. Это даже удивляло: неужели больше подумать не о чем?
Выяснилось, что врут они несравнимо больше русских. Вот мы стоим с Сильвией в прачечной, и складываем еще горящие полотенца, нагружаем быстро пустеющие полки и одновременно беседуем. Сильвия, стараясь выговаривать слова четко и медленно, пытается меня убедить, что живет она просто отлично. Каждые пять минут повторяет: 'Big, big house!', а я ясно улавливаю, что она непоколебимо уверена, что я никогда её дом не увижу, и поэтому она может мне врать, ничего не опасаясь. В мыслях её, сквозь волнения о приближающейся зарплате, и пей-чеке, который мог бы быть и побольше, я вижу старую разбитую хибарку, с протекающей крышей и мужа тунеядца. Сильвия замечает, что я не верю ей, и продолжает повторять 'Big, big house!'. Я просто киваю и не связываюсь.
Мысли американцев, разумеется, отличаются от мыслей русских, хотя бы по форме - думают они на английском, язык с другой структурой, абсолютно другой лексикой. Это не значит, что человек мыслит словами - вовсе нет, лингвисты были правы, создавая свои языковые модели. Можно выделить два уровня - ядерный уровень и уровень поверхностных структур. Ядерный уровень - это как раз символы, знаки... смысл, если вам так будет угодно, а вот поверхностные это как раз 'развернутые' в слова ядерные структуры. Докопаться до 'ядра' было непросто, мне пока нехватало практики, но я был железно уверен, что это придет. В начале улавливание мыслей значительно затрудняло восприятие, но все же в сумме общение становится гораздо легче, так как это отбрасывает в сторону все проблемы с произношением афро-американцев. Вы бы слышали, КАК они говорят! Ничего не разберешь.
Цветовая гамма чувств тоже сильно отличается от нашей. Причем тут почти нельзя привести общих примеров, только вот ненависть все того же - черного цвета. Черные мысли у черных людей.. Брр! Страшно!
Помимо прочего, я понял, почему при мысленном 'перехвате' я не узнаю своих друзей и знакомых. Каждый из нас хоть раз слушал свой голос в записи, и честно говоря, я никогда не узнавал в этом картавящем и запинающемся голосе, свой ровный и понятный мысленный баритон. Человеческий череп так резонирует звук, что мы не узнаем свой собственный голос. Так и мысли кажутся другими, совсем не похожими на обычный голос.
Очень трудно было на второй работе, в мясном отделе при супермаркете. Мой напарник по мясницкому ремеслу был непалец - темненький, курчавый. До аварии с ним работать было одно удовольствие, хоть и говорил он с сильным акцентом, напоминавшим мне кавказский, но говорил на нормальном английском с правильной грамматикой и мы неплохо общались, поднимая всевозможные темы- от истории и последствий Второй Мировой, до разнообразных историек из жизни. А вот с тех пор, как я получил возможность слушать мысли, разговор наш клеился с трудом: к новой способности я привык чертовски быстро, и слушал сначала мысли, а уж затем обращал внимание на слова. Так вот, проблема мистера Ариала была в том, что утром он думал на родном непали, днем переходил на английский, а к вечеру, когда мы оба уставали, в голове была полная каша, кого-то он именовал 'гудда', что значило 'парень', курицу он именовал, то 'chicken', то 'кукра', и вообще, почти всех звал 'мурка' - ругательство средней тяжести. Пришлось учиться игнорировать мысли. К тому же к концу второй недели я уже нашел и отрицательные стороны своего неожиданного дара, да и всерьез начинал задумываться об этической стороне вопроса. Не очень красиво 'просвечивать' чужой череп. Мысли, именно этим они и отличаются от слов в слух, что не предназначены для других.
Отрицательные же стороны заключались в том, что можно было наслушаться такого, от чего тошнота подбиралась к горлу. Да, совсем не аппетитные подробности, в литературе обычно их стыдливо опускают, это своего рода 'табу', но я просто их упомяну. Дело в том, что пьяные гулянки в нашем доме были отнюдь не редкостью, со всеми вытекающими последствиями. Думаете, приятно было слушать истошные мысленные 'вопли' из туалета на всех диапазонах, забивающие все вокруг? Туалет это вообще тема, которой лучше не касаться... тем более их было два в доме. Мрак.
Ребята, живущие в доме, попались очень веселые и на каждую получку покупали травку. Не подумайте, что петрушку. Самую, что ни на есть настоящую, вставляющую не по-детски. Сижу я на балконе, качаюсь в кресле, а рядом со мной сидит обкуренный, с красными, как у кролика, глазами, Сергей и размышляет о том, как он приедет домой, в родной Воронеж, и какими нитками будет расшивать сидение своей любимой Хонды. Да, какие только мысли не придут в голову в таком состоянии! Аж уж сны какие потом снятся...
Я, все-таки, в конце концов научился заглушать мысли. Во-первых, выяснилось, что помогает простая таблетка анальгина. Выпив её, зона восприятия понижалась до метра, так что практически ничего и никого я не слышал. Это было довольно неожиданно и не сказать, что приятно - я уже так свыкся с новой способностью, что, как только таблетка начала действовать, мне показалось, что я медленно, но неотвратимо глохну. Слышать одними ушами, и даже с учетом информации, получаемой от других органов восприятия - это чертовски мало.
Другим способом, притупляющим способность, оказался природный генератор 'белого шума'. Для этого просто необходимо было немного напрячься, чтобы кровь ударила в голову, после этого, способность 'экстрасенсорного' восприятия почти пропадала на минут пятнадцать. Немного, но этого вполне хватало, для того, чтобы заснуть.
Через месяц мне окончательно надоело работать. Работа была изнуряющей, и, кроме момента вручения пей-чека в пятницу, удовольствия не доставляла. Денег заработал мало, да и честно работать просто не охота, с моими-то способностями! Виза позволяла пробыть в Штатах еще месяц. Выход я нашел очень быстро.
Тем, последним в Оушен-сити вечером, я дожидался Сергея с работы, известного мастака по части азартных игр. Сумку я собрал заранее, и теперь сидел за кухонным столом, дожидаясь его прихода. Когда Сергей пришел, я подождал, пока он поужинал, и попросил научить меня карточным играм. Покер и баккара. У Сергея завтра был выходной, поэтому тот, не долго думая, согласился перекинуться в картишки и сбегал в свою комнату за колодой. Через два часа, я уже знал правила и обыграл Сергея раз десять. Тот списал все на природную удачу новичков в купе со своей усталостью и ушел спать.
Автобус на Лас-Вегас отбыл в 6:15
*****
2035 год. Серое каменное здание в центре Москвы. В окна казенного кабинета пробивается свет желтых фонарей, окружающих знаменитую в свое время площадь. Памятник так и не вернулся на своё место, и даже спустя столько лет этого символа советской эпохи ой как не хватает!
Я повернулся во вращающемся кресле, провел рукой по остывающему ноутбуку. Посмотрел на стоящую на столе фотографию в дубовой рамке. Это мы с женой в Карелии. С того дня, когда была сделана фотография, прошло уже десять лет, но не сказать, чтобы в моей внешности произошли большие изменения.
Я подошел к задней стене кабинета - часть дубовой панели, только что казавшаяся монолитом, плавно потеряла окраску 'под дерево' и превратилась в зеркало. Очень удобно - не портит интерьер. Изучающее посмотрел на своё отражение: на лице моем появились морщины, волос на голове, как не было, так и нет, но смотрелся я все еще подтянуто. Никто не дает мне пятьдесят три, выгляжу я максимум на сорок, да и жена вполне довольна.
Я поправил на себе китель. Пуговицы сверкают, генеральские звездочки на погонах приятно ласкают взор.
Что там у нас сегодня? Прилетают два дипломата из Соединенных Штатов. Советники посла по вопросам культуры. Знаем мы их культуру, опять вербовщики прибыли - только в прошлом месяце двух за руку поймали, при получении чертежей секретной ракеты. Американцы, как это принято в дипломатических кругах, отказались от всяческих комментариев. Мы выслали эту парочку, и вот теперь им пришла замена.
Так... сказали, что служебная машина будет внизу в 16:40, нужно еще переодеться в гражданское. Ну что ж... встретим в аэропорту и посмотрим, какие у вас мысли о судьбе России, голубчики.