Монах, склонившись, "Шестоднев" читал.
А в очи ему зрили звери,
Два пса продолговатых - изо рта
У них струились стебли, уходя под землю.
И заплетались, и росли корнями,
И каплею рослин тех закругляли петлю.
А сверху же дивился строгий Лик
Раскрашенный - весь в волнах и крестах.
Сияли звезды то? Иль, может, Бога
Поник, мир изучая. Взор?
Объял монаха страх.
Поганство то иль, может, христианство,
Сквозь образ первобытный проросло,
Не так, как, если б, на стене пещеры,
Одеты в шкуры и сгрудившись у огня,
Слова не знавшие и, не познавши веры,
Что в тот огонь подземный падали
Не искупленные. Хранят
Пески и нильские болота кости их,
Но все же и они нужны были, угаданною
Тайной очи засветились:
Сим звероловным образом да усмирится стих
Поэтов древний, умягчится воск,
Пергамент залил что. Зеленый буйный древний мир утих
И уступил свое былое естество
Слепорождающей природы
Для Господа, Хозяина времен, что воды
Успокоил и соделал сушу,
На небе солнце, звезды, голубой простор,
И, наконец, в саду терпкие яблоки, солодки груши.
И сей узор поганский призван,
Чтобы по-новому смогли уразуметь
Закон те человеки, впредь
Святое Божество они повинны славить.