-Мистер Рудольф Снитчел? - спросил я у человека, на которого указал бармен.
Отрывисто машет головой: "нет", и лишь потом поднимает глаза от парующей тарелки с супом. Боже, во что он превратился! Самый настоящий алкаш: глаза ввалились, слезятся. Синяки, пожалуй, никогда не сходят. Из ноздри свисает капля. От грязной одежды разит.
А год назад был красавчиком!
-У меня н... ничего нет, - еле выговаривает, и тут же порывается встать. - Мне нужно...
-Не волнуйтесь, я не из магистрата. Не надо идти в туалет, чтобы сбежать через чёрный ход, - одна-две купюры бармену, и вся подноготная о завсегдатае заведения - твоя. Это облегчает разговор и экономит время.
-Я ни при чём, - смотрит недоверчиво. Каждый раз диву даюсь, как быстро человек превращается в свою тень, когда теряет почву под ногами. Уж сколько таких повидал, а удивляться не перестаю.
Сверился с записями:
-Рудольф Снитчел, композитор, нео-классика, три диска, последний стал платиновым, личная трагедия, алкоголизм, зависимость, долги общей суммой двенадцать тысяч семьсот долларов. - Да уж, Перк отрабатывает свой хлеб сполна. Показываю ему фотографию: - Вы, полтора года назад, - на ней молодой человек улыбается и машет рукой.
-Что тебе нужно, мистер? - скрестил руки, "закрылся". Страх борется со злостью. Отвергнутые быстро превращаются в волков-отшельников. Общество способствует.
-Буду с вами откровенен, Рудольф. Вы кое-что должны миру. Нет-нет, я не из банка, не волнуйтесь. Дело не в деньгах. Речь идёт о других долгах. Дабы не растекаться мыслью по древу, перейду к сути дела. Вы больны СПИДом, - говорить о столь ужасных вещах на самом деле просто. Они ведь не относятся к тебе.
Рудольф дёрнулся, скривился, зыркнул по сторонам: никто не слышал? С ненавистью - на меня. Привычно впитываю в себя его злость. Уже привычно.
-Откуда ты?..
-Не нужно, мистер Снитчел. Не стоит волноваться, я не из болтливых. Увы, лекарства от СПИДа пока не изобрели. И неизвестно, когда изобретут. Вы отчаялись, я понимаю. Страх и боль начали глушить алкоголем. Бросили музыку. Постепенно отвадили от себя всех: друзей, родственников, поклонников. Общество легко забыло вас. Вы превратили себя в отвергнутого гения, а обществу не нужны пьяные нытики.
Молчит. В глаза не смотрит, спину сгорбил. Капля из носа набухла, того и гляди - капнет в остывший суп. Пора закругляться. Для первого раза хватит.
-Но вы забыли, что наделены Божьим даром. Умение донести людям неслышные звуки мира доступно немногим. Вы украли этот Дар у человечества. Я предлагаю подумать о следующем... Будем откровенны, вам осталось совсем немного. Может, вы еще не всё успели запечатлеть в нотах? Может еще что-то в душе просится наружу? Только захотите - я помогу вам вновь стать на ноги, решить проблемы. Ради тех творений, которые не успели родиться вами. Ради вас и вашего Дара.
Смотрит. Отчаяние заменило страх, недоверчивая надежда - злость. И всё же нельзя вот так вот сразу. Пробовали, знаем. Пусть решит сам.
-Я приду завтра, мистер Снитчел. Если вы будете готовы изменить свою жизнь, мы продолжим наш разговор. Эй, официант! Замените суп, пожалуйста!
Я грузно выбираюсь из-за стола, стараюсь не замечать непонимающий и отчаянный взгляд Рудольфа. Бросаю на поднос официанта мелочь. Иду к выходу. Глушу в себе надежду на окрик, просьбу вернутся. Даже если решит вот прямо сейчас, нужно дать время на обдумывание предложения.
Завтра, конечно же, я снова приду сюда. И если мистер Снитчел вновь посмотрит на меня сквозь пар горячего супа, возможно, мир лишится очередного отвергнутого.
...Как вы относились в детстве к толстым? А к рыжим толстым? А к рыжим, толстым, конопатым, да ещё и с ужасным зрением, из-за которого приходится носить безобразные очки с толстыми линзами. Такими, за которыми глаза кажутся раза в два меньше чем на самом деле.
Только не говорите, что так же как к другим. Не поверю! Когда видишь пухлого неуклюжего увальня в чудовищных очках, с рыжими всклокоченными патлами, торчащими во все стороны, что-то толкает под руку. Шутки, подколки, издёвки. Над этим страшилищем можно! Так легко создать атмосферу "отвергнутости". Две насмешки в день, сто подколок в месяц, тысячи за год - но ведь каждый из вас по отдельности сделал их совсем немного. Обществу нужны отвергнутые. Те, с кем можно себя сравнить и облегченно вздохнуть - я другой. Таким пугалом в классе, а потом и на курсе университета был я. Без содроганий те времена вспоминать не могу.
Быть лучшим учеником школы просто. Эта роль в молодёжных голливудских комедиях надежно закреплена за кем-то вроде меня. Только, вопреки неписаным законам "фабрики грез", счастливого хэппи-энда в виде признания обществом неудачника в моём лице не было. Королём школы стал накачанный красавчик, а я так и остался самым умным, но отвергнутым. В университете та же история. Я так надеялся, что теперь все пойдет по-новому! Увы.
Не пошёл в аспирантуру, хоть мне и предлагали. Мои таланты не признали, но злым гением из-за этого (ещё один штамп телевидения) не стал. Несколько удачных ходов на бирже, акции, игра на ставках, точный расчет - и я в дамках. Теперь у меня денег куры не клюют. Знакомых среди VIP всего мира - сотни. Я мог бы стать олигархом, но деньги вкладываю в основном в... Впрочем, по порядку.
О главном проекте своей жизни задумался впервые, когда повстречал Остина. Как-то забрёл в маленький, спрятавшийся между трущоб, паб. Среди пьянчуг и старых матрон, бедняков окраин и работяг мне, как ни странно, привычней, чем среди людей высшего... уже своего круга.
Остин, долговязый грязный субъект с громадным носом, торчащим как киль корабля из изрытого оспинами лица, стоял на табурете и декламировал вирши собственного сочинения. Он импровизировал! Поэма окраин рождалась на глазах. Непривычный ритм, цепляющие словесные обороты, интересные сравнения, масштабная история - всё было в его поэзии. "Почему о нём никто не знает?" - подумал я тогда. А потом купил пару бокалов пива - и разговорился с Остином. О, его история жизни была такой же ужасной, как и моя. Бог подарил ему дар поэзии, но обделил внешностью. Чувствительность Остина натыкалась на презрение. Девушки грезят совсем не о таких поклонниках. А когда на пороге издательства показался юноша с засаленными грязными тетрадями, мечтающий издать сборник лирических стихов, его попросту спустили с лестницы. Его отвергли.
"Интересно, - подумал я после встречи с ним, - а если попробовать всё же послать в издательство его стихи? Перевести в электронную форму - и разослать?" Попытка - не пытка. Составил договор с Остином, где честно разделил возможные доходы от продажи пятьдесят на пятьдесят. Потом была долгая история с продвижением сборников поэзии. В раскрутку имени я вложил на порядок больше, чем получил прибыли. Но вы бы видели этот счастливый блеск в глазах поэта! А первый автограф, подписываемый дрожащей рукой? За пилотным сборником последовал второй, и здесь уже не нужно было таких вложений, а тираж увеличился на порядок.
"А сколько же их/нас во всём мире? - подумал я тогда. - Тысячи, десятки тысяч! Отвергнутые обществом, носители великого Дара, непризнанные мастера своего дела. Кто-то ведь должен им помочь?! И как это сделать?"
Вслед за Остином я нашёл Перка, хакера-наркомана, за мелкие грешки отлученного от компьютера. Его уволили с работы, "изгнали из маленького машинного рая" по его словам. С ним тоже было непросто: бороться за его жизнь, заставить восстановить форму и идти вперед, ведь прогресс не стоит на месте. И только потом я поделился своей задумкой: разыскивать отвергнутых гениев и возвращать их Дар обществу.
Начинать было неимоверно тяжело, и если бы мне кто-то предложил вернуться в прошлое, дабы исправить какие-то ошибки, то я предпочёл бы любой другой отрезок времени, лишь бы не этот.
Сначала везло. Парализованный после аварии писатель, которого вытащили из какого-то ужасного дома престарелых. Уже вышла седьмая его книга после "воскрешения", очередной бестселлер. Художница, замкнувшаяся в себе после смерти семьи в пожаре. Психологическая реабилитация длилась почти полгода, и стоила неимоверных трат. Теперь её картины продают с аукционов за баснословные деньги.
Потом сразу несколько провалов. Мальчишки с окраин, которые могли стать звёздами футбола, дорвавшись до человеческой жизни, не захотели трудиться. Ведь я им все обеспечил! А они устроили вооружённый налёт на банк.
Больной раком скульптор. Его долго вытягивали из депрессии, но - повесился.
Оба гения-программиста, найденные в трущобах какого-то славянского городишки, попросту сбежали, предварительно вскрыв при этом базы данных китайской армии.
Все эти неудачи чуть не уничтожили проект. Но спасённые, бывшие ранее отвергнутыми, уговорили продолжить, вовремя подставили плечо.
Теперь же счёт возвращённых Даров исчисляется сотнями. Это мало, ничтожно мало. Люди неохотно свыкаются с мыслью, что среди так называемых отбросов, среди тех, кого они исключили из рядов "приличного общества" могут быть настоящие "самородки духа". Все доходы от реализации Даров мы пускаем на поиск новых отвергнутых, на реабилитацию их умений. В каждой книге в предисловии даётся подробнейшая история об авторе, о том, кем он был. К каждой картине прилагается подобная информация. Передачи, газеты, сайты, даже спам - мы ведём борьбу с закостенелостью. За "своих", за отвергнутых.
И я всё же надеюсь, что может быть (если доживу, конечно) когда-то грань между нами сотрётся, и люди перестанут делить общество на "своих" и "чужих", на "обычных" и "отвергнутых". Поймут, что все мы слеплены из одного теста, Дар Божий - в каждом из нас.
Быть может, труд моей жизни будет не напрасен. Будущее покажет.
А пока мне пора на следующую встречу. В жуткую клоаку пригородного захолустья столицы очень бедной страны. Там нашли человека, который недавно чуть не изобрёл вакцину от эболы. Быть может, в нормальной лаборатории у него это получится?
А ведь завтра надо успеть вернуться сюда же... И я вернусь!