Аннотация: Добавлено 10.10.2010. Обсуждается до 24.10.2010
А дальше - древние дороги.
А. Бушков
Увы, неблагосклонен небосвод!
Что ни захочешь - всё наоборот.
Дозволенным господь не одаряет,
Запретного - и дьявол не даёт.
Омар Хайям
Пролог в мире, которого нет
Сочная, яркая зелень прилипает к босым ступням. Язык не поворачивается назвать эту зелень травой. Она была "живая", другого слова не подберешь. Она ощущалась реальностью, отдельно от других реальностей. И еще зелень, исчерченная темно-серыми штрихами, образовывала реальность деревьев. И строгая реальность птицы скользила где-то на грани восприятия.
Разум, отвыкший от такого фейерверка жизни, бился в истерике, раздираемый новыми ощущениями и смутными воспоминаниями. Будто помнишь это место, будто был уже здесь.
Аз растер в ладонях травинку, и его швырнуло во вселенную запахов. И легкое дуновение ветра шелестом травы окунуло его в симфонию звуков. Аз сделал шаг по пружинящему зеленому ковру, и привычное действие смягчило, смешало обособленность разных реальностей. Он пошел вперед, с каждым шагом все больше и больше сливаясь с этим миром.
Его ноги окрашивались зеленым соком. Мягкое тепло солнца согревало промерзшее тело. Аз шел, и не мог остановиться - он, привык идти. Шел, и ни о чем не думал, он привык не думать.
Он становился частью этого мира, а мир частью его. Аз дышал этим воздухом, топтал эту траву, грелся под этим солнцем и приходил в себя. Позади, остались холод и боль очередной полосы сумерек, и сосредоточенная напряженность Древних Дорог. Позади ощущение отчужденности. Он был своим, в своем мире.
Перекресток Прада ласково принял усталого путника.
Аз шел все медленнее, он сбился с привычного ритма, левой - вдох, правой - выдох, казавшегося бесконечным. Аз остановился, опустился на землю, и вдохнул запах травы как наркоз, и уснул.
А когда проснулся, привычным движением хлопнув по кнопке будильника, запах травы еще не выветрился из ноздрей. И долго оставался где-то на окраине памяти. Не смотря на вонь мочи в сортире, и шипение разогреваемых на сковородке макарон.
Идущий по снегу живет пока идет. Остановившегося заметает снег. И сам он становиться снегом
1. Видения
В троллейбусе, по дороге на работу, Витька думал. Думалось тяжело, из-за вчерашнего. А вчера как говориться было. И было за что. И было с кем. А думал Витька о пиве. О холодной бутылке "Городского темного", хотя нет, наверное, лучше светлого, и о том, чтоб поспать, и еще какого-то черта, о птице над травой.
"И вот шиш бы побрал эту птицу, - думал Витька, - и этого Белого с его днем рождения, и всю эту гоп-компанию. Настька теперь точно обиделась, утром вон даже проводить не встала. Собственно говоря, и правильно сделала: обещал не пить - обещал. Нарезался вчера - нарезался. Сам виноват. Как еще домой добрался, ни хрена не помню. Вот елки, погано-то как... Пивка бы".
За окном дождь превращался в лед, и лед покрывал город в тщетной попытке украсить своим блеском серую тоску асфальта и грязную зелень мусорных баков. Город медленно, подпрыгивая и покачиваясь, уходил назад. Уходил и появлялся впереди. Тем же мокрым блеском на сером асфальте. Витьку мутило. Неровное движение города казалось пыткой, растянутой в бесконечности.
"Еще немного и я не выдержу " - мелькнуло в голове.
- Привет, Вик, - кто- то хлопнул его по плечу, прервав тоскливые размышления, - что у тебя вид такой, будто светлое будущее строить собрался?
- А вот хрен его знает, - Витькин собеседник, в миру звавшийся Лешим, улыбнулся во все свои двадцать два оставшихся зуба, - не спится, гулять хочется, старею видно.
Троллейбус взвизгнул и, содрогнувшись, остановился. В открывшуюся дверь, протиснулись два здоровяка, с нарочито отсутствующим выражением на сытых физиономиях. И в одинаковых шапках. Народ как по команде засуетился, безошибочно опознав в вошедших, типичных представителей клана контролёров.
- Ну, раз тебе делать не фиг, может, пешком пройдемся, - предложил Витька. И, зеленея, шепотом добавил, - блевать буду.
- Ты бы, Вик, пивка попил, - предложил Леший, когда увлеченно блюющий Витька сделал маленький перерыв.
- Денег нет, - ответил он и снова наклонился над бетонной урной.
- Я угощаю, - сказал Леший.
- Чего? - Витька даже отрезвел, тупо уставившись на лохмато-небритого друга. Леший с деньгами это как шоколад с кетчупом. И если дипломированный халявщик города приглашает на пиво за свой счет, значит, либо это показалось, либо обещанный Нострадамусом конец света уже наступил, и пора паковать вещи необходимые в загробной жизни.
- А что? - продолжал Леший, - если не торопишься, тут кафешка недалеко, посидим, темного похлебаем.
- Лучше светлого, - автоматически ответил Витька, шаркая ногами за избавителем, - деньги то откуда?
- Это брат история любви, жены богатого мужа к бедному художнику, - скорчив таинственную морду, заявил Леший и коротко хохотнул.
- Ясно, - проговорил Витька, Армагеддон отменяется. Рожденный халявщиком, халявщиком и дни свои дни закончит.
То, что рисовал Леший, было чистейшей воды порнографией, и это как ни странно, нравилось обеспеченным стареющим дамам. Продавать свои работы у него не выходило, поэтому жил он на деньги всё тех же дам, ублажая их эстетические и не только, потребности. Впрочем, когда дамы под рукой не случалось, Леший прекрасно обходился и без денег.
- Я щедрый халявщик, - с пафосом провозгласил Леший, - и на данный момент твой благодетель, учти.
- Учту, - сказал Витька, - долго еще идти? И ты мне, кстати, сотню должен, благодетель.
- Получишь ты свою сотню. Пришли уже, падай.
Усевшись, Леший повернулся к официантке, - Не будет ли любезна сия милая дама, утолить жажду двух усталых путников?
- Пивка бы нам - перевел Витька, - светлого. И глядя вслед удаляющейся девушке, подумал: "Настька точно убьет. А-а, все равно лучше, чем подыхать от похмелья".
- Ну что попускает, - участливо спросил Леший через минуту.
- Угу, - промычал Витка, - еще хочу.
Он постепенно возвращался к жизни. Переставала болеть голова, пропала тошнота и боль в желудке, только во рту остался металлический привкус, но это уже не так страшно. Официантка, с именем Света на бейджике, принесла еще пива и горячие бутерброды. Леший, размахивая руками, рассказывал о прекрасной и богатой даме, которая любит его как человека - раз, верит в него как в художника два, деньги дает и так далее.
Витька слушал его, кивал и угукал, пил пиво, и решал, стоит ли идти на работу. С одной стороны - шеф недоволен будет, а с другой - гараж и потерпеть может.
"Домой поду: - решил Витька - грехи перед Настькой замаливать. Вот посижу еще чуток и пойду. Раз Леший при деньгах, пользоваться надо".
А Леший расходился, кричал, что баба эта еще выставку ему устроит, что станет он велик и знаменит, и хлопал покровительственно Витьку по плечу, и называл сынком. Официантка Света принесла еще пива, и Леший погнал ее за пиццей. Потом он долго принюхивался к тонкому блину, политому томатной пастой и подозрительно смотрел на официантку.
- Она свежая, - смущаясь, сказала та и добавила, обращаясь к Витьке, - такой на Древних Дорогах вы не найдете. - При этом ее голубые глаза наполнились темной зеленью. Зеленью сочной травы после дождя под теплым солнцем. Это длилось секунду. Потом она удалилась с пустым пластиковым подносом, а Витька так и остался сидеть с открытым ртом.
- Ты, Аз, напрасно пиццу не ешь, она действительно свежая - произнес Леший каким-то странным глухим голосом.
- Как? Как ты меня назвал? - опомнился Витька.
- Как обычно, Вик, - вытаращился на него, Леший.
- Черт, показалось, значит. А что это она говорила о каких-то дорогах?
- Не понял? Она сказала, что пицца свежая и все. Что с тобой, Вик? У тебя вид как у Лазаря до воскрешения. Глючит что ли? Так это бывает с перепою. Пивка вон хлебни.
- Бывает, согласился Витька. И пива хлебнул. Но Лешего больше не слушал. Показалось, Витьке, что на голых обледеневших деревьях листва зелёная пробивается. Вспомнилось ему зеленая трава и птица над ней. И то, что звали его Аз. А откуда все это ему вспомнилось не понятно. Где-то на окраине памяти билась фраза. Что - то о Древних дорогах, но что не ясно. Тревожно как-то стало Витьке, неуютно в насквозь продуваемом кафе. Он поспешил распрощаться с щедрым и словоохотливым Лешим, сославшись на срочную работу. Но в гараж не поехал и домой не пошел тоже. А просто бесцельно бродил по городу, не чувствую усталости в ставших вдруг легкими ногах. И напрягая спину, как под тяжелым дорожным вьюком.
Эта ходьба без остановки успокаивала взбудораженный Витькин мозг. Как будто выполняешь какое-то привычное действие. Как будто эта ходьба и была его целью, его работой, его призванием. Внимательным настороженным взглядом Витька огладывал небо и землю, всматривался в лица встречных, пытаясь найти в их глазах опасную темную зелень. И руки его при этом шарили по поясу в поисках несуществующих боевых ножей. Время от времени он оглядывался на несуществующих спутников. Будто проверяя все ли у них в порядке.
Витька шел по бульвару, но не был там, где он шел. Под его ногами струилась изменчивая Древняя дорога. А вместо уличного гама слышалось смутное фырканье быков и скрип телег. И хорошо было идти, пробуя пространство собой, зная, что Мастер надежно прикрывает караван сзади. И что до ближайшего перекрёстка, всего один переход.
Домой Витька возвращался вечером. Как и всю неделю с неба лениво падали капли холодной воды. Падали и превращались в лед, прикоснувшись к холодному асфальту. Приходилось идти очень медленно, не отрывая ступней от скользкой поверхности тротуара. Впрочем, ноги все равно отрывались, иногда обе сразу. И потому дошедший домой Витька выглядел, как партизан после допроса.
Настька, как и следовало ожидать, встречать не вышла. Устало, вздохнув, Витька бухнулся на колени, и, зажав в зубах букет, отправился замаливать грехи.
Настька сидела на диване, с повышенным вниманием изучая ногти на левой руке. С ними явно что-то было не в порядке, судя по грозному выражению её лица.
- Здравствуй солнышко моё ненаглядное, - невнятно, из-за цветов в зубах, проворковал Витька и, не вставая с колен, ловко обогнул журнальный столик.
- Откуда деньги на розы, - не глядя на мужа, спросила Настька.
- Леший долг вернул, - невинно таращась на супружницу, с готовностью пояснил Вик.
- Опять пили, - констатировала Настька, заинтересовавшись теперь ногтями на правой руке. С ними, пожалуй, тоже было не всё в порядке.
- Что ты, малыш, чуть-чуть пивком поправились, - Витька голосом и позой изобразил полнейшее раскаянье.
- Алкаши, - сказала Настька.
"Пронесло вроде", - подумал Витька.
- Есть будешь?
- Сначала в ванную. - Замерз, как пес. - Ответил Витька, поднимаясь с колен.
- Господи, а с лицом у тебя что? - забеспокоилась жена.
"Вот теперь точно пронесло - подумал Витька, - букет цветов и побитая морда, вот то, что нужно, чтобы женщина простила все прегрешения. Почти все, - поправился он".
- Гололед малыш. И холодно и скользко. В общем, кошмар.
И он отправился в ванную, на ходу разбрасывая мокрую одежду, - привычка, которую Настьке, так и не удалось изжить за пять лет. Несмотря на кровавые семейные битвы и следующие за ними репрессии, Вик оставался всё тем же неряхой, что и до свадьбы.
И только сидя в горячей воде и впитывая кожей тепло, Витька позволил себе расслабиться и подумать над тем, что с ним происходит. Откуда взялся Аз внутри него. Как шершавый и холодный асфальт бульвара превращался в теплую пыль Древних дорог. И почему его тревожит темная зелень в глазах людей. А думалось над этим плохо, еще хуже, чем утром. Словно какой-то барьер стоял в мозгах. Какой-то запрет - "Об этом думать нельзя!" Витька делал усилия, продираясь сквозь плотную пелену запрета. Хуже было то, что он не мог почти ничего вспомнить. Так... куски, обрывки, образы. И очень четко - Древние дороги. И очень страшно - зеленые глаза. И очень ясно - Аз.
Аз - это я: - думал Витька - это я уже понял. Аз это Вик. Это не раздвоение личности? Или раздвоение?! Черт, надо было Фрейда внимательнее читать. И главное, что с этим делать. Кем мне быть, Азом, Виком или черте чем еще. А если меня вырубит, где-то на людях - попаду в психушку. А если вообще больше не вырубит, - помру с тоски. Черте что, как наркотик в крови. Что такое Древние дороги? Где они? Кто по ним ходит? Как мне туда попасть? Или кто меня туда проведет.
- Нужны ли Базаровы России? - поинтересовался Витька у водопроводного крана и, не дожидаясь ответа, категорично заявил, - Печорин лишний человек. А впрочем, все мы чандалини, - со вздохом заключил он, - люди без касты.
Раньше не очень-то задумываясь над смыслом, всего, что с ним происходит, Вик не сильно терзался душевной неудовлетворённостью. А теперь он почувствовал вдруг, что просто не может, просто не в состоянии, оставаться тем, кем всю жизнь привык себя считать. Витька напрягал память, пытаясь вспомнить хоть какие-то подробности. Он концентрировал мысль на своих видениях, пытаясь разглядеть в потолке, с потрескавшейся побелкой, деревья на обочине Древней дороги, но видел лишь оседающие капельки пара. Витька так напрягался, что у него разболелась голова, и начали слезиться глаза.
- Ты там спишь, или утонул? - прервал его безуспешные попытки голос Настьки.
- Уже выхожу, Малыш.
- Надеюсь, - хмыкнула Малыш, - два часа там сидишь, скоро вода закончится.
- Выхожу, выхожу, - ответил Витька, чувствуя страшную усталость от своих упражнений.
Когда он зомбической походкой появился из ванной, его ждали ужин на столе, одеяло на полу и Настька на одеяле с сигаретой в уголке рта.
- Мда... - остановился Витька, - дилемма. С чего начать.
- С ужина, - улыбнулась Настька, - Я еще не докурила.
- А через полтора часа, усталые и мокрые, с дымящимися сигаретами, они лежали на одеяле и молчали, не зная, что сказать.
- Что это было Вик? - первая опомнилась Настька.
- Не знаю, - ответил он.
- Это как будто был не ты.
- Может и не я.
- А кто это был?
- Не знаю.
- Ты уже говорил.
- А ты уже спрашивала. Тебе что, было плохо? - Витька приподнялся на локте.
- Наоборот, так хорошо мне еще никогда не было. Я будто исчезла и растворилась в тебе. А что ты чувствовал?
- Не могу сказать, - произнес Витька и вдруг неожиданно для себя заговорил странным, не своим голосом, почти на грани хрипа, - Каждый раз, падая в женщину, я хочу оставаться собой, но каждый раз мне приходиться быть мужчиной, который берет женщину. Мои руки наказаны лишением тонких прикосновений, им оставлена только способность брать. И я беру лицо любимой, как берут стакан, и подношу его к губам. И пью ее губы, как пьют вино. И то же делает она. Мы просто мужчина и женщина в кровати. А сегодня нас не было, был только я. Впитывая губами твою влагу, я растворял тебя в себе. Уничтожал своей любовью. Изменял твое тело, твои чувства. Заполнял тебя, обволакивал туманом своих пальцев. Твое тело колебалось от ветра моего дыхания. Я вдыхал твою кожу, и она оседала во мне запахом женщины.
- Хочешь послушать еще? - также внезапно, как начал остановился Витька.
- Нет, - Настька отрицательно покачала головой. - Кто это говорил?
- Не знаю, - ответил Витька, - наверное, я.
- Ты меня пугаешь.
- Ну перестань, это просто цитата, - попыталлся успокоить её Витька, - настроение какое-то цитатное.
Сумерки. Муррор
В пещере под дорогой, человек с ослепительно белыми волосами, и с кожей, словно закопчённой в пламени, жестом отослал служителя. Он немного помедлил, раскуривая кальян, и наклонился над низким столиком. Человек взял щепоть, тёмного порошка с деревянного треснувшего блюда и бросил его в жаровню, стоявшую тут же на столике. Над углями поднялось маленькое облачко, ярко зелёного дыма и медленно поплыло вверх. Дым поднимался, не рассеиваясь, и след за ним оставался. Мерцание какое-то, как над асфальтом в жару. А после, когда облачко ушло в потолок, словно вода в губку, в оставшемся мерцании тень проявилась. Вроде как женская.
- Приветствую тебя демон, - сказал человек.
- И ты здравствуй Муррор, - ответила тень.
- Входи, не бойся, - усмехнулся названный Муррором.
- Не хочу, - сказала тень.
- Что, так и не любишь воплощаться, - Муррор потянулся за мундштуком кальяна.
- Так же как и ты выходить из тела, - не меняющимся, механическим голосом, ответствовала тень, - но всё это пустое. Ты ведь не для этого дорогу колебал. Говори, я слушаю.
- Он пришёл, - резко подавшись вперёд, сказал Муррор, в один момент с него слетела ленивая задумчивость, - он пришёл и скоро будет здесь.
- Кто он? - Спросила тень.
- Он, человек из мира, которого нет.
- Ты ведь отдашь его нам, - полу утвердительно, сказала тень, - правда, Муррор.
Человек молчал, и со стороны могло показаться, что он спит. Не вздрагивали полуприкрытые веки, и не было заметно дыхания под просторной одеждой.
- Ты же понимаешь, что не можешь взять его себе, - в голосе тени послышалось беспокойство, - не сейчас и не этого.
- А если это все же, смеющийся воин? - Спросил Муррор.
- Нет, - отмахнулась тень, - до прихода воина ещё не одна тысяча сезонов. И этот человек должен быть нашим.
- Он не захочет, - устало вздохнул Муррор.
- Значит, мы возьмем его сами, - категорично, заявила тень женщины.
- А если не сумеете? - вновь подался вперёд Муррор.
- Значит это действительно воин, - тень вроде бы усмехалась, - но это не он.
- Хорошо, - кивнул человек, - я сказал всё что хотел. И лёгких тебе дорог.
- И ты прощай, - сказала демон, - и не тревожься понапрасну. Это не он.
Витька поднимался по грязным ступенькам обшарпанного подъезда. Он поднимался уже в четвертый раз. Восходил на пятый этаж как на Монблан, останавливаясь, перед дверью оббитой синим дерматином и быстро спускался вниз. Он долго курил на лавке возле подъезда, собираясь с силами для новой попытки. С неба валил снег, и его рыхлые комья превращали Витьку в диковинную скульптуру. Он не находил в себе сил постучаться. Он боялся того, что ждет его за дверью без глазка. Боялся и хотел этого больше всего на свете.
Прошел уже месяц с тех пор как он впервые почувствовал себя Азом. За это время Вик сильно переменился, и многое в его жизни переменилось. Он нигде не работал потому, что не мог. Настька жила у матери, потому, что боялась, когда он "вырубался", - так Витька это называл. Она уговаривала его пойти к врачам, он не хотел, он боялся, что у него отнимут его видения. А видения преследовали его постоянно. Выключая его сознание в самые неподходящие моменты. Причем, видения эти не менялись. То Аз навсегда уходил в никуда, то вел караван по Древней дороге. И ничего, что было до, и ничего, что будет после.
Только две эти картинки, как послание повторяющиеся изо дня в день. Все это измотало, измочалило Витьку в конец. Он не мог думать ни о чем, кроме Древних дорог. Его мозг словно попал в кольцо и двигался по кругу. Он был уже не в силах выносить эти видения. И не мог от них отказаться. Витька часами копался в интернете, пытаясь отыскать хоть какое-то упоминание о Древних дорогах. Он приставал к своим знакомым с вопросами. Ему слышался какой-то намек в каждом их слове. Но ничего не узнал.
Словом, Витька уже не понимал, нормален он или безумен. Уже с трудом отделял видения от реальности. Знакомые смотрели на него как на слабоумного, немногие друзья считали, что он просто чудит. Однажды его накрыло прямо в троллейбусе, тогда Витька, раздвигая недовольных пассажиров, пытался провести караван, прямо сквозь водительскую кабину. Дело закончилось в медвытрезвителе, откуда его выкупила Настька.
И непонятно чем бы это закончилось, но пришел к нему вчера Белый, с баклажкой пива. Известный баламут и пьянь конечно, но умеющий мыслить трезво, когда это было нужно.
- Привет, Вик. Ты что отшельником заделался? Не показываешься нигде, - Белый был весел и громогласен.
- Тебя Настька прислала? - почёсывая небритую физиономию, поинтересовался Витька, - заходи, давай, что в дверях топчешься.
- Ну и как она там? - нарочито, безразлично спросил Вик.
- Плохо. И из-за тебя, между прочим.
- А ты думаешь, мне хорошо? - огрызнулся Витька.
- Не думаю, потому и пришел. Я сейчас единственный кто тебе может помочь.
- А ну конечно, - Витька кивнул в сторону принесенного Белым добро, - пивка попьем оно, и попустит, так пробовал уже, не попускает.
- Оно конечно, - веснушчатая рожа Белого растянулась в ухмылке, - только не в пиве дело. Я тебе информацию принес, все остальное так, для придания нужной атмосферы.
- Ка... какую информацию, - Витька даже заикаться стал от волнения.
- А ты меня не торопи, - сказал Белый, - всему своё время, а атмосфера, прежде всего.
- Черти бы драли твою атмосферу, - проворчал Витька и поплелся на кухню, проклиная манеру Белого делать все по-своему.
Белый же не обращая внимания на Витькины стоны и проклятья, шустро разлил пиво в пыльные стаканы и, пресекая все не уместные, с его точки зрения вопросы, протянул Витке папиросу.
- Взрывай, давай, за травой болтать, не годиться.
И только когда папироса была выкурена, а баклажка наполовину опустела, Белый посчитал, что нужная атмосфера установлена и повел речь. Стены Витькиной кухни, выкрашенные синей масляной краской, плыли и качались. А голос Белого доносился, словно из другой комнаты но, тем не менее, воспринимался чётко.
- Есть у меня один знакомый, Дред зовут, - говорил Белый, - Тот чем-то там таким занимается, и вроде до чего-то там такого додумался, а может, и нет, бес его знает. Спросишь, - улыбается, начнешь доставать, - смеется. Пропадает вечно где-то. Фигня у него в доме какая-то появилась, в смысле вещи непонятные. Шрам где-то заработал, причем заработал недавно, а выглядит как старый. В общем, странный черт. Меч у него дома, а с ролевиками вроде не играется.
- Погоди, - нетерпеливо перебил Витька, - а почему ты решил, что это имеет какое-то отношение ко мне? Мало ли психов в городе. Ты вот, например.
- Да ты слушай, - отмахнувшись, продолжал Белый, - спросил я его как-то про шрам, в смысле, почему он так выглядит, так он мне ответил: - "Время на Древних дорогах течет иначе, а иногда и вовсе не течет"
- Как? - Витька даже с табуретки вскочил.
- Как слышал. Ответил, засмеялся и ушел. Ну, я приставать не стал, не хочет говорить не надо. А сейчас, когда Настька про тебя рассказала, вспомнил.
- Адрес дай, - хрипло попросил Витька.
- Адрес дать не сложно, - лениво потянулся, Белый, - только дома он почти не бывает.
- Один живет?
- Раньше один был. А теперь у него приятели появились. Тоже странные черти. Один, фиг поймешь, какой нации, одет во все кожаное, со здоровыми тесаками за поясом. Как его только ППС не хватает. Они его Мастером зовут. Второго ты видел. Помнишь, в кафе сидели, он пиво покупал. Весь в черном, с бородой. Ну, ты еще сострил что-то по поводу его вида.
- Помню, - сказал Витька, - как ты говоришь его звать?
- Кожаного - Мастер, а того, что ты видел - Ян.
- Ян, - произнес Витька.
И перед его глазами всплыло кафе, вечное место посиделок с Белым, и нелепая, для этого места фигура в черном, словно вышедшая из вестерна. И еще рука затянутая черной тканью, потянувшаяся к нему, чтобы помочь подняться на ноги.
- Помню, - еще раз повторил он, - челюсть потом после этих шуток месяц болела, жевать толком не мог. А на жизнь они чем зарабатывают?
- А непонятным, чем-то. Может и противозаконным. Дред же в доме напротив, живет, так, что двор у нас общий. Вот в этом дворе возле дредового подъезда время от времени люди собираются. Иногда семьями. Иногда поодиночке. Но всегда с вещами и не больше шести. Вид у всех перепуганный. Стоят, молчат, курят. Дело обычно под вечер происходит. А как совсем стемнеет, к ним спускается Дред сотоварищи. И ведут они народ в лес, ну знаешь, что у нас за домом, через пустырь.
- Знаю, - сказал Витька.
- Вот. А недели через две, три Дред возвращается со своей компанией. Я как-то видел их возвращение. Пыльные, грязные из пустыря выходят и домой. Ну, я думаю, две недели в лесу просидеть.
- А почему ты решил, что это не законно? - спросил Витька, - может, они туристов по лесу водят. Туда вон летом чуть ли не каждый день автобусы с экскурсиями ездят. Как - никак заповедник, один из крупнейших в стране.
- Так я ж и говорю, - продолжал Белый, - туристов в автобусах, налегке. Ну, с рюкзаками. А эти с баулами неподъемными. И кто на экскурсию ночью в лес ходит? Нет, психи, конечно, разные бывают, оно кому как нравиться. Только вот "туристы" эти из леса не возвращаются.
- Ты откуда знаешь? - засомневался Витька.
- Знаю, раз говорю, - Белый почесал за ухом, - А в тебе Вик что-то радушия не чувствуется, гостеприимства не замечается. Чайник поставил бы.
- Заварки нет, - угрюмо, буркнул Витька, мрачно озирая кухню, с мойкой, полной немытой посуды, и давно не стираными занавесками.
- Заварку я с собой принес, - самодовольно, ухмыльнулся Белый, - Ты чайник поставь.
- Поставить не трудно, - Витька полез за спичками, - только вот сахара у меня тоже... - и он виновато развел руками.
- Да-а, Витек, - Белый укоризненно покачал головой, - Так жить нельзя. Видно, вовремя я пришел. А то б ты тут загнулся с голодухи.
Он направился в прихожую и приволок оттуда необъятных размеров сумку, набитую доверху.
- Вот тебе и сахар, и хлеб, и масло, и черт - те знает, чего еще там тебе Настька насовала.
- Настька!? Умница! Здорово! А то я понимаешь, - Витька приплясывал вокруг сумки, - двое суток уже, - и он снова виновато развел руками.
- Ну-ну, - Белый опять почесал за ухом, - Ты тогда вот, что. Ты подкрепляйся и мне пожевать, чего-нибудь сделай, а я пока про "туристов" доскажу.
Белый закурил сигарету и обычной для себя неспешной манере продолжил.
- Был у меня приятель. Ты его должен помнить, Сашка длинный.
- М-музыкант, - с набитым ртом промычал Витька.
- Он самый. Так вот этот Сашка, одно время, зачастил к Дреду. Чем они там занималась, он не рассказывал. Но вид имел взъерошенный и глаза ошалевшие. Все ходил как потерянный, и думал, думал. Я опасался, что у него крыша поехала. И вот как-то вечером, дело было в мае, по-моему, сижу во дворе, курю, наблюдаю привычную уже картину. У Дредова подъезда народ собирается, с чемоданами, с узлами. Одна дама даже швейную машинку приперла. Типичные туристы, одним словом. Вдруг вижу, - Сашка идет. Тоже с баулами и с Ритой. Ну, Рита девушка его. Меня они не увидели. Подошли к подъезду, стали и ждут.
- И что, - спросил Витька, на время, перестав жевать.
- А то, что после того, как Дред их на экскурсию в лес сводил, ни Сашки, ни Ритки, ни кого-нибудь еще из туристов я не видел.
- Адрес дай, - снова попросил Витька.
- Тьфу ты. - Разозлился Белый. - Сказал, дам, значит дам. Ты чай приготовил?
- И чай, и бутерброды.
- Ну, вот и давай их сюда, - категорично заявил Белый.
Чая он мог выпить много хоть ведро. Так бы и сидел целый день, прихлёбывая потихоньку, задумчиво щурясь в пространство. Поэтому, не стоило ему давать, сильно увлекаться
- Расскажи еще про Дреда, - попросил Витька.
- Да, чего там рассказывать. Сам пойдешь и обо всем спросишь. Только вот, подумай, стоит ли туда ходить?
- А, что мне, по-твоему, делать? - опешил Вик.
- Оптимальный вариант выбросить все из головы к чертовой матери, - свои слова, Белый подтвердил энергичным взмахом руки, попутно сшибая со стола стаканы.
- Пробовал, - сказал Витька, - не получается.
- Значит, остается два выхода, - Белый задумчиво перемешивал ложечкой чай, - либо сдавайся в психушку, либо иди к Дреду. Первое, на мой взгляд, предпочтительнее.
- Это почему же?
- Да потому, на "Даче" тебя серой обширяют, морду пару раз набьют и все. А вот, что с тобой у Дреда приключиться одному богу известно.
И Белый уже всерьез принялся за чай. Молчаливо и сосредоточено, как он любил. А Витьке снова почудился запах горячей пыли Древних дорог. Снова заныли ноги, как от долгой ходьбы. Одним словом вырубило Витьку. Когда он пришел в себя, Белый все также сидел за столом, попивая чаек и покуривая сигарету.
- Да, - сказал он, - впечатляет, ладно решать тебе. Только об одном прошу, Настьку не забывай, любит она тебя. Аж завидно. Вот адрес, - и он протянул вырванный листок из блокнота. Уже уходя, Белый остановился в дверях.
- Еще одно, Вик, - сказал он серьезно, заглядывая Витьке в глаза, - В компании Дреда был четвертый. Уже год, как его не видно. Называли они его Аз. Если тебе это о чем-то говорит
"Еще был Аз", - сказал Белый и ушел. А Витька теперь в четвертый раз поднимался по грязным ступенькам обшарпанного подъезда, гадая о том, что ждет его за дверью, оббитой синим дерматином. Дверью без глазка. А ждал его человек непонятной национальности. Одетый во все кожаное со здоровенными тесаками за поясом, с лицом как у индейца, и копной белый волос, разбросанных по плечам. Он стоял, сложив руки на груди, и вопросительно глядел на Витьку черными глазами, глазами без белка. "Мутант, какой-то",- подумал Витька.
- Чего надо? - любезность явно не была свойственна этому белобрысому громиле, что при его росте и размерах было не его проблемой.
- Я к Дреду, - как можно вежливее выговорил Витька.
- Я Дред, - мутант определённо издевался.
- Вот еще новости! - опешил Витька, - Раз ты Дред, то я Мастер.
Человек молча развернулся и ушел вглубь квартиры, оставив дверь открытой. Приглашение, надо понимать, - хмыкнул Витька - Однако у них манеры. И неожиданно осмелев, он прошел внутрь. Как головой с обрыва бросился.
Витька прикрыл дверь и несколько минут топтался в темной прихожей. Никого, не дождавшись, он принялся стягивать мокрые ботинки и забросанную снегом куртку, опять поминая "вежливых" хозяев, поставивших его в идиотское положение. Шлепая мокрыми носками по линолеуму, Витька прошел в комнату и остановился, пораженный ее видом. Прав был Белый, посмотреть здесь было на что. И фигни непонятной тоже хватало. Пол поверх линолеума был застелен шкурами, похожими на медвежьи, только с зеленоватым оттенком. На стенах развешано оружие, в основном ножи и мечи. На полках книг количество огромное, надписи на корешках на неизвестном языке. Возле стены стояли упакованные дорожные вьюки. Повсюду разбросаны какие-то приборы, инструменты, драгоценности и деньги. Словом, та еще квартирка. Довершал интерьер мерцающий монитор в углу на низеньком столике. Перед ним на полу примостилась здоровенная фигура Мастера, резво хлопающая огромными ручищами по клавиатуре. Фоном ко всему этому, служили звуки "Варкрафта", судя по всему, здоровяк играл за нежить.
- Кхе-кхе, - прокашлялся Витька, пытаясь привлечь к себе внимание великана.
- Ну и порядочки, - пробурчал себе под нос Витька, забрасывая мокрую деталь туалета в прихожую, и уже громче добавил, - А Дред где?
- Там, - не отрываясь от дисплея, Мастер махнул рукой в сторону белой двери, ведущей, как оказалось, в смежную комнату.
Заглянув туда, Витька по достоинству оценил открывшуюся его взгляду картину. Все пространство от пола до потолка занимали стеллажи с книгами. На полу среди, уже знакомых шкур, живописным натюрмортом, покоились остатки чьей-то обильной трапезы. Все это в окружении бутылей, бутылок и бутылочек, преимущественно пустых. И, как положено, фигура человека в потертых джинсах и толстом сером свитере, на голое тело, растянувшееся посреди всего этого великолепия. Человек с шумом втягивал в себя воздух, а когда выдыхал, казалось, что тебя окунули в бочку с перекисшей брагой. Витька поспешил захлопнуть дверь.
- И давно он так? - немного помявшись, спросил Вик.
- Третьи сутки, - ответил Мастер. И вдруг запричитал, как-то по-старушечьи, словно о любимых непутевых внуках, - расслабляется он, нервное напряжение, понимаешь, моделировать много пришлось. А Ян тоже расслабляется - по бабам рванул, колечками с камушками сорить. Один я тут, как дурак сижу. - И он грустно вздохнул, снова возвращаясь к игрушке. Все это настолько не вязалось с суровым обликом вождя "белое перо", что Вик на несколько минут лишился дара речи.
- Так, это. Я тут собственно, - Витька был совершенно сбит с толку, и все заготовленные слова враз куда-то испарились.
- А ты бы шел домой, - Мастер снова оторвался от дисплея, - Дред только к утру оклемается, да и Ян завтра объявиться должен, вот они с тобой и побеседуют. А то я с переселенцами не работаю.
- Можно я лучше здесь подожду? - набравшись смелости, попросил Вик.
- Не понял? - В голосе Мастера зазвенела сталь, - Я же сказал, я с переселенцами не работаю. Ими занимаются Ян с Дредом. Приходи завтра.
- Да не переселенец я - с тоской выдавил Витька.
- Еще лучше, - Мастер поднялся с колен, - Ладно, пусть Дред с тобой разбирается.
Витька не увидел, как Мастер оказался возле него. Только где-то на грани восприятия мелькнула тень и в голове взорвалась петарда, разбрасывая желтые и зеленые огни. Стены комнаты вместе с развешанным на них оружием дернулись вверх и закружились, поднимаясь, все выше и выше. В лицо мягко ткнутся пол, покрытый шкурами, и Витька, как любил выражаться Белый - "перестал быть". В небытии было спокойно тепло и уютно. Возвращаться не хотелось абсолютно, однако же, пришлось.
К жизни Витьку воротил чей-то охрипший, раздражённый голос.
- Слушай, Мастер, хватит с меня нотаций на сегодня, и без тебя тошно. Черт, башка лопнет сейчас. Чем умничать, лучше бы кафе сварил. А еще лучше вызови Дашку и смоделируй мне пивка. Оп-па, а это, что у тебя за трофей? - голос казалось, удивился и, в воздухе явственно запахло перегаром.
- А черт его знает, - пророкотал Мастер, - пришел, тебя спрашивал, говорил, что не переселенец.
- Так, что ж по голове его сразу?! - устало, поинтересовался голос.
- Уходить не хотел, - монотонно продолжал Мастер, - хотел подождать. Вот я и решил пусть подождет тихонько, что б не мешал, потому и кляп.
- А связал зачем? - как о чём-то давно уже надоевшем, набившим оскомину, поинтересовался невидимый собеседник Мастера.
- А чтоб не передумал тебя дожидаться, - Мастер был уверен в своей правоте, - Дорога его знает, кто он такой. Не переселенец, да и на демона не похож. Может он из стражников из ваших ГэБэ, что ли так, что ты Дред меня зря упрекаешь. Я свою работу знаю. В отличие от некоторых...
- Ладно, ладно, - перебил его Дред, - опять завел шарманку. Смоделируй мне лучше пива. А с этим ГэБэшником я сам разберусь.
Витька почувствовал, как чьи-то руки перевернули его на спину и, открыв глаза, увидел перед собой Дреда, с узким шрамом через весь лоб, приподнимающий правую бровь, отчего лицо казалось удивленным. С седыми волосами, и без двух пальцев на руке. Как ему удалось увидеть это всё сразу, Витька не понял, да и не стремился к этому.
Дред вытащил кляп из Витькиного рта и поинтересовался, - с кем имею честь?
- Тебе привет от Аза, - прошепелявил Витька, непослушными губами. И снова в его голове бабахнула петарда. И теряя сознание, он почувствовал огромное облегчение, как будто с него сняли невыносимо тяжелую ношу.
"Все, больше глюков не будет". Это была последняя мысль Витьки.
Сумерки. Дред
В тот день жена от Дреда ушла. Вернее уходила она долго, по кусочкам, как Дред говорил. А в этот день просто последний пакет с трусами вывезла. Он давно уже уложен был, в коридоре стоял, а теперь вот и его нет. И ладно бы к кому-то ушла, все ж не так обидно. А то, сняла квартиру на окраине города, и живёт себе спокойно. Без него, без Дреда живёт. Собственно, он тогда ещё не был Дредом. Это его позже так прозвали. Кто прозвал и за что, Дред не помнил, да и хрен бы с ним.
Так вот, утром жена трусы забрала, а днем Дред с работы уволился. Не для кого работать стало. Он ведь собственно только команды ждал, чтобы уйти , знака свыше. Хотя и подозревал, что знака никакого не будет. Какому богу или чёрту, нужен он, этот Дред. Кого это интересует что в тридцать лет он седой и без двух пальцев на руке, начисто осколком срезанных. Кто знает о том, что обидно, математику по образованию, на конвейере завода холодильников, ишачить. Вернее, это сперва обидно было, а потом ничего, привык. Или, скорее, смирился. Как и со всем смирялся. И с тем, что нежная девушка, с мягкими волосами, а впоследствии жена, его не замечала. То есть, кормила, конечно, обстирывала. Давала даже иногда, чтоб не забыл, как это делается. А так, не замечала. И то, что он к этому привык, тоже никому не интересно. Жена ему бросила как-то, - Ты никакой. Права была, конечно. Он и сам знал что никакой.
Он восемь часов, с перерывом на обед, обихаживал здоровенный пресс. А потом тут же за проходной, с мужиками по двести, под конфетку. И ещё по сто на коня. И ещё сто в ларьке у подъезда. А дома жена спит, она всегда спит, когда ей скучно. И ужин лень разогревать, поэтому ел холодный. И на новую книгу денег не нарыл, поэтому в сотый раз перечитывал старые. А утром по сто у подъезда, чтоб голова не болела, и сто у проходной, чтоб работалось легче. А смысл в этом во всём? Да какой к чёрту смысл. Кому он нужен. Вон миллионы живут без смысла, а чем ты лучше?
А потом, в тот день, исчезло и это подобие жизни, пустота одна, и скука. Через год, Дред, а он тогда уже был Дредом, с трудом отличал реальность от тяжёлого алкогольного бреда. На что жил, всё это время он не помнил. Да и помнить то, особо было нечего. Он просто, успешно сводил себя сума. И уже почти....