Аннотация: Добавлено 10.10.2010. Обсуждается до 24.20.2010.
Подобные дни для Веры были редки, крайне редки, когда она чувствовала радость от прикосновения утреннего света в каждом уголке своей души. И оттого дни эти становились яркими, такими безмерно яркими, что можно ослепнуть бесценными. Она собирала их в памяти как патологический скряга собирает по крупицам сокровища и, воровато озираясь, боясь, что кто-то похитит открытый сундук пока она стоит как дура и млеет трясущимися руками закрывала двери на множество замков и засовов и задергивала плотные шторы.
Вера сладко потянулась.
Поднявшись утром с постели она ощутила себя полностью отдохнувшей.
-рраз!
Муж уже ушел. Неважно, куда, главное, что он
СМОТАЛСЯ ДО ушел до того, как Вера проснулась.
-два!
Видеть его отекшую от беспробудного пьянства морду и слышать доставучее занудное ворчание жрать хочу, Верка, иди чево-нибудь сваргань стало давно уже прологом начинающегося дня.
И, самое главное, господи, самое важное! - ее 13 - летняя дочь сегодня должна получить звание мастера спорта по гимнастике.
-три!
Солнечные лучи ворвались в полумрак спальни разноцветными сполохами.
Глубокие отметины времени на щеках, между бровей, на лбу разгладились и сторонний наблюдатель снизил бы ее возраст с 40 до 35 лет. Вера выглядела сейчас, стоя в полумраке и млея от радости, почти молодой. Это впечатление продлевалось ДО до того, как она поднимала взгляд. В нем застыло усталость и обреченность приговоренного к пожизненному заключению в карцере человека, обреченность и печаль раздраженно - отсутствующее выражение.
Она закрыла веки и прижалась лбом к стеклу, тихо сказала:
-Как хорошо...
Глубоко вздохнула, оглянулась. На старой, с облупившейся полировкой, тумбочке стояла фотография ее дочери, ее высокой, не по возрасту развитой, с удивительно красивым лицом тор - модели дочери. Белокурые волосы развевались, одна прядка кокетливо - случайно задержалась на плече, ярким пятном выделялась блузка цвета синего неба и значок, круглый, белый значок весело сообщал: "Лика с вами". Голова девочки слегка вздернута, отчего весь облик приобретал высокомерность и жесткость: попробуйте меня сломать!
Период подросткового максимализма, когда все понятия четко разделены на белое и черное.
"Моя дочь - это белое, белое, белое..." - думала Вера и мысль, внезапная и пронзительная, подкосила ее изумленным: как могло родиться от этого ублюдка такое прекрасное дитя?!
-Мое АНГЕЛОподобное дитя... - она придвинулась к зеркалу, которое отразило всклокоченные темные волосы давно позабывшие расческу и полуодетое тело располневшей грустной старухи, - мое дитя на меня тоже не похоже, ну и славно, что она не похожа на меня! - оборвала себя Вера жидкие пряди волос, тяжеловесная челюсть, мышиный разрез глаз, да, славно, что не похожа и тем успокоилась.
...Ее дочь выходит в мастера спорта. Ступенька выше. Для выступления Вера сама сшила дочери купальник из золотистого стрейча, широкая полоса золота обовьет голову Ангелины, дочь будет выглядеть как богиня...
За приготовлениями к выступлению Вера не заметила, как быстро утро переплыло в вечер. Иногда она говорила сама с собой, иногда просто мычала нечто неясное, непонятное даже ей, но успокаивающее ее монотонностью.
Лика ворвалась в квартиру возбужденным щебечущим ветерком.
-Ма, девки уже собрались, идем?
Ее дочь сияла.
Вера тупо улыбнулась.
Дверь отворилась и на пороге появился порядочно подпитый муж.
От него за версту разило спиртным и вонючей соленой рыбой. И еще псиной, да, псиной. Его футболка в своей далекой невероятной юности была оранжевой, а теперь приобрела вялый сероватый оттенок. И все те же когда поглощенное внутрь обиженно стремится наружу пятна.
Замутненными красными глазами он окинул жену и дочь.
-Что-о?! - взревел он раненым басом и... да, да, Вера даже не сомневалась, что он замахнулся и хотел ударить, нет, он просто хотел ИЗБИТЬ
Она сдавленно вскрикнула и, отшатываясь, успела защищаясь, она защищала себя и свою дочь толкнуть его в дверной проем кухни. Он запоздало всплеснул руками, пытаясь схватиться за что-нибудь, сорвался, оставляя след на обоях, и повалился на пол с возмущенным воплем. Он ударился затылком о металлизированный угол холодильника и отключился.
Вера испуганно опустилась на колени, все так же дрожа от страха, подползла поближе.
Он не шевелился. И даже, кажется, не дышал...
Вера приложила два пальца к шее в поисках пульса. Слабое биение. Уфф!
Лика стояла в стороне и наблюдала эту сцену с отвращением, затем тронула мать за локоть до чего ж противно трогать рыхлую плоть и дернула:
-Пошли, я опоздаю, хватит трястись. Этой жирной свинье все ни по чем!
Вера поднялась, растерянно заправила растрепавшиеся волосы за уши, отчего стала выглядеть как умственно отсталый переросток.
Лика раздраженно распахнула дверь:
-Да пошли уже!
В концертном зале Дома Культуры оживленно перекатывались гулкие волны человеческих голосов. Почтительно - восторженное затишье во время акробатических номеров, бурный взрыв аплодисментов и - вновь обсуждение.
Вера выбрала место поближе к сцене и заворожено следила за дочерью, восхищаясь гибкостью и отточенными до совершенства движениями. Шпагат, подъем, мостик, изящный поворот, длинная атласная лента выписывает аккуратные узоры вокруг. Прыжок. Очень эффектный, аплодисменты, как высшая награда. И снова разбег, несколько точных, как выстрелы, упражнений с переворотами, завершающий выступление прыжок и четкий жест высоко вскинутых рук.
Великолепно.
Но тисками сжало сердце Веры от тревожного предчувствия в миг, когда в воздухе еще звенел аккорд и пальцы ног Ангелины входили в соприкосновение с полом прозвучал надрывный безмолвный вскрик.
Гордо изогнувшись, с поднятыми ввысь раскрытыми ладонями кисть к кисти, с солнечным нимбом, укрывающим белокурую голову, Ангелина простояла слишком о слишком долго. Вера вскочила с кресла и рванулась к сцене. На помощь девочке заспешили люди в белых халатах, с чемоданчиками и носилками.
Вера закричала. Ноги ее стали ватными обрубками. Секунды поплыли, медленно и лениво махая разноцветными хвостиками к чему торопиться к чему спешить все уже произошло а потому торопиться излишняя трата энергии...
-Вы ее мать? Успокойтесь, не кричите, девочка вывихнула ногу, ничего опасного, - мужчина в белом халате.
С белым инеем на висках.
Ему можно верить.
Вера заткнулась и кивнула.
Объявили оценочные баллы...
Поздно - поздно вечером, когда на землю опустилась умиротворенная летом ночь, машина скорой помощи подвезла мать и дочь к дому. В квартире устойчивый запах перегара свидетельствовал о том, что "хозяин этой жизни и всего сущего в оной" спал. Он перебрался на кровать. Мощный храп сотрясал стены, легкий присвист, следующий за взрывом храпа, резал слух. Впрочем, обычное дело.
...Ангелина получила звание мастера спорта по художественной гимнастике. Самые высокие баллы. Прошла испытание на мастерство, стойкость и выдержку. Нудная боль в ноге не стерла с ее сонного лица довольной торжествующей улыбки: я это сделала!
Вера залюбовалась дочерью. Милое чудо, дочечка...
В соседней комнате пьяный храп прервался, послышалась возня и надсадный визг кровати. Храп возобновился. Прерывистый, сумбурный, будто на грудь положили бетонную плиту и под ее тяжестью человек пытался брыкаться и отвоевать кусочек своей жалкой тщедушной никому не нужной жизни.
Сдавленный всхлип.
Предчувствие и опыт, многолетний опыт никогда не подводило Веру, а сейчас оно настойчиво...
Весьма характерные звуки.
М-да, сейчас станет кому-то совсем плохо, можно сказать, херово.
Надрывный всхлип.
Вера тяжело и обреченно поднялась. Эту мерзкую тушу всего лишь надо перевернуть на бок, чтобы он не захлебнулся. Она сделала несколько шагов к спальне и замерла. Замерла, вспомнив, что ей снова придется отмывать блевотину с ковровой дорожки, стаскивать с неповоротливого тела испачканную одежду, менять постельное белье и, согнувшись над тазиком, полночи застирывать...
Он мыкнул. И снова издал специфические звуки перед тем как...
До чего иной раз доводит себя человек! Превращается в полное дерьмо!
Она приблизилась к двери еще на шаг. Все же жалко. Жалкая человеческая тварь. Как же так?
Секунды расползлись густыми каплями. Если она не поможет ему, если не проявит милосердие...
-А он проявил к тебе милосердие, - спросил странный ехидный голос, Вере он очень не понравился, она поморщила нос, но это был тот голос, который заставлял себя слушать и слушать ОЧЕНЬ внимательно, - когда в такой важный знаменательный день он собирался избить тебя и твою дочь впридачу?
Вера остановилась, прислушалась, прижав голову к плечу.
-Может, он проявлял истинно христианское милосердие, когда изметелил тебя до такого состояния, что ты валялась на больничной койке, подключенная к аппаратам жизнеобеспечения и всяким капельницам, что тебя пичкали, шпиговали как ежа...а потом твой муженек забыл вообще о твоем существовании и навестить тебя приходила дочь, маленькая ангелоподобная девочка тащилась пешком через весь город, чтобы принести тебе передачку от соседок?
Вера закрыла руками уши:
-Не хочу слушать!
-Не хочешь? А мне какое дело? Ты БУДЕШЬ слушать, дорогуша! Помнишь, душечка, как твоя дочь от голода теряла сознание? Она еще плюс заработала гастрит, пока ее мамочку пичкали лекарствами...а как он тебя имел? До кровотечения и ты опять загремела под любящие поцелуи капельниц. Или как он приложил свои драгоценные ручки к Ангелоподобной? И она две недели в школу вообще не могла ходить?
Вера расплакалась. Он же там задыхается. Она шагнула, а ехидный голос ликующе вскричал:
-Ой, оставим, было еще много чего замечательного, но ТОТ случай я ОСОБЕННО ОБОЖАЮ, помнишь?! Ты пришла с рынка, увешанная сумками, а твой чудесный муженек...
Вера тихо завыла.
-Так вот, - продолжал голос, - твой чудесненький муженек, которого ты хочешь спасти, перепутал тебя и твою АНГЕЛОПОДОБНУЮ, как ты их застукала? Она истошно орала, а он...
Вера распахнула дверь в спальню.
УБЛЮДОК
ВОНЮЧИЙ ПОМОЙНЫЙ ОТБРОС
Он лежал в жиже, состоящей из не переваренных кусков и розовой слизи. Его открытый рот был наполнен тем же, его глаза широко раскрылись и бессознательно впились в жену. Он захрипел.
Грязный смрадный кусок умирающего человеческого мяса молча смотрел на нее и задыхался. Вера села рядом с ним. Слезы уже высохли.
-Меня еще нет дома, дома только ты один, - сказала она равнодушно.
В последний миг его зрачки отразили отрезвление, гневное возмущение: стерва! Потом удивление и жуткий животный страх: понимание пришло.
Потом встала, перевернула его на живот, заботливо пододвинула подушку под нос.
-Попробуй отплеваться, - сказала она, зная, что все теперь тихо-тихо, лишь тиканье часов, отсчитывающих минуты утекающей ночи завершено.
Какое-то движение сзади. Ее дочь, ее сонная и прихрамывающая дочь включила лампу. Свет брызнул. Яркий, такой безмерно яркий, что можно ослепнуть. Вера зажмурилась.
Девочка нащупала артерию так, как делала это мать много - много раз, приподняв бровь прислушалась.
Вера вскинулась на нее.
Брезгливость на лице, кривая усмешка:
-Паршиво жил и сдох в собственном дерьме. Перестань ныть, ма, умойся и вызови скорую...