- I -
![[]](/img/k/kniga_igorx_mihajlowich/luchshie_v_s/lab_bw.jpg)
Мы стоим и глазеем в полутьму конференц-зала.
Сегодня, сейчас здесь начнётся действо межпланетного масштаба. Здесь будут замирать сердца, будут плакать от радости, аплодировать и поздравлять победителей.
Мимо нас чеканят шаг пилоты и космодесантники. Шаркают подошвами тяжёлых ботинок пожарные и спасатели. Цокают каблучками дамы в вечерних платьях, оставляя за собой шлейфы парфюмов. В зале меж эбеновых столиков порхают официантки с бокалами шампанского на разносах, а мы просто стоим и глазеем.
Приглашения нам не будет, приглашения раздают заранее. Их нельзя купить, нельзя получить в подарок, нельзя подделать или украсть. Невидимый сканер отслеживает соответствие биопараметров проходящих с базой данных.
А в зале уж грохочут аплодисменты. Мужчины поднимаются, их примеру следуют дамы - под нежную мелодию вальса на сцену "выплывает" ведущая. Десятки телекамер изучают кроваво-красное платье золотоволосой блондинки. Через мгновенье её улыбка озарит миллиарды телеэкранов Солнечной - от Меркурия до Нептуна. Принесёт тепло на планеты, астероиды и орбитальные станции. В каждый дом, каждую квартиру, каждую каюту.
И мы тоже улыбнёмся, тоже порадуемся, словно и нас пригласили на самое доброе шоу уходящего года...
- II -
Меня забраковали после третьей операции.
Ещё не успели зажить шрамы на голове, а нейропсихолог уже поставил в моём личном деле резюме: "К службе не годен". Он не стал говорить ободряющих слов, не стал сочувствовать - для нас это не предусмотрено. Или ты служишь, или отправляешься в приют. А ещё хуже - работать "газовым детектором" в марсианские шахты. Где или породой завалит, или комбайн переедет.
Перед выпиской мне дали попить солоноватой микстуры, шмякнули в холку прививку от всех болячек и засунули в клетку. Словно не было никогда белого лабрадора с чёрной отметиной на правой передней и звёздочкой на левом ухе. Самого спокойного и молчаливого из опытной партии спасателей. Не было и уже не будет. Мне осталось лишь валяться на щетинистом коврике, ожидая отправки в последнее путешествие. Если не вмешается судьба.
Моя судьба явилась в застиранном халате поверх ушитого пилотского комбеза, шаркая потёртыми шлёпками. Полутораметрового роста, худющая, с неопределённым цветом короткой стрижки.
- Как я тебе? - спросила судьба.
Поставила рядом большую плоскую сумку и протянула узенькую детскую ладошку.
- Алька.
Я просунул лапу меж стальных прутьев, и мы скрепили начало большой дружбы крепким "тыц".
- А у тебя есть разрешение на содержание собаки? - некстати подал голос охранник.
- Есть, - Аля так посмотрела на здоровилу, что взгляд отвёл. И протянула купюру:
- Как договаривались.
Номинал я не разглядел, но точно не меньше пятитысячной - вот моя нынешняя цена
- Пошли, - Аля подмигнула и распахнула дверку.
Клац!
Два раза повторять не пришлось, я кометой выскочил из клетки. Как же здорово размять лапы, побегать бы ещё!
- Держись за мной, иначе заметут.
Знал бы я тогда, как часто буду слышать эту фразу. Но тогда я этого не знал, тогда порхал в облаках счастья. А побегать пришлось совсем скоро.
- Эй! - в коридоре появился второй охранник. - А ну стоять!
- Сваливаем! - гаркнула девушка, и мы помчались быстрее патрульного катера.
Тапочки остались на месте, моя спасительница удирала босиком, что дало нам некоторое преимущество. Но двухметровый верзила с шокером в ручище настроился серьёзно. Я ещё не видел, чтобы такая туша так быстро бегала. Огромными прыжками рыжий настигал нас.
- Заразина, - плаксиво процедила девушка, прибавляя скорости. Сумка на плече явно мешала бегству. И что там такого ценного? Нам, собакам, этого не понять. У нас всегда всё с собой.
Считанные секунды отделяли меня от клетки. Поймают Альку, мне выбора не останется, кроме как сдаться. Но в тот раз нам повезло: за поворотом коридора открылось чёрное жерло шлюза. Кто пристыковался, что в трюмах, мы понятия не имели. А спрашивать, как вы понимаете, некогда. Влетели внутрь за мгновенье до "п-ш-ш".
Клац!
Позади сработал люк.
"Системы в норме, герметичность подтверждена", - эхом прозвенел механический голос. Резким тычком пневматика станции выплюнула корабль на безопасное расстояние.
"Старт!"
И это был самый счастливый рёв ракетных двигателей в моей новой жизни. Свободной, стремительной, неизведанной. Жизни без клетки, без инъекций и без нейрохирурга - чтоб он сто лет прожил...
- III -
Экипаж явился быстрее, чем мы отдышались.
Плечистая дама не ниже метр восемьдесят открыла дверь шлюза и замерла, уперев руки в бока. Словно памятник первой женщине на Марсе. На кармашке космонавтки я разглядел бирку с блеклой надписью: "бортинженер".
- Командир, у нас зайцы! - пробасила дама.
В моём речевом анализаторе зайцы значились маленькими пушистыми зверьками, но смысл всё равно дошёл. Зайцы - это те, что всё время убегают. Это мы!
Командир пришёл через полминуты:
- Ах, ты ж! Неужели не нашли другой посудины?
Прижав к груди сумку, Аля выдавила пару слезинок:
- Не возвращайте нас, пожалуйста, а?
Я хоть и пёс, но мимику читаю хорошо. С командиром нам точно повезло - добрый. В отличие от напарницы. От неё хорошего можем и не дождаться.
- У нас не благотворительный фонд, - проворчала бортинженерша. - Документы!
Порывшись в сумке, Аля протянула идентификационную карточку.
- А на него? - показала дама взглядом.
- На него нет, - тихо ответила моя спасительница.
Командир подошёл вплотную, присел и начал разглядывать мою голову:
- Краденый?
- Бракованный. Честно-честно.
Аля вновь пустила слезу. Отработанный приём, а сейчас наше главное оружие.
- Бракованный, - задумчиво повторил командир. - А удираете почему?
Эх, командор! Рассказал бы я, как здорово живётся нашему брату в лабораторных клетках. Когда тебе башку полосуют скальпелем, да вживляют чипы. Как долго и тяжко восстанавливаются двигательные функции после каждой операции. Рассказал бы, да клавиатурного разговорника под лапой нет. Может, гавкнуть пару раз для наглядности?
- Я выкупила его в питомнике.
Утерев рукавом слёзы, Аля присела. Тёплая ладошка прошлась по моей голове - как же это приятно! Будь котом, замурчал бы, но нам мурчать не положено. Нам гавкать или молчать, и преданно смотреть на хозяина.
- Хм. Проверила их по базе станции, - сообщила крепышка. - В розыске вроде не значатся.
- Понятное дело, - командир почухал меня за ушами. - Здыхались двух нахлебников. Теперь хрен признаются, а назад уж точно не примут.
Поднявшись, офицер размял плечи:
- Вот что. Покорми их, а я пока соображу где разместить. Трое суток им нужно где-то спать, а у нас не пассажирская яхта.
В этот момент мне хотелось заорать "Ура!", как это люди делают. Но нам орать не положено, у нас совсем другое предназначение...
- IV -
Бортинженера звали Ира - просто Ира.
А вот командира обязательно называть по имени отчеству: Владимир Витальевич. Он офицер в отставке, бывший спасатель с очень непростым прошлым. Но для нас это не важно, для нас важно трое суток пережить, а на Земле что-нибудь придумаем. Наверное, там законы помягче, там Алю не арестуют и меня в шахты не отправят. Там совсем-совсем другая жизнь.
Накормили нас самым обычным космонавтским пайком из тюбиков. Ира вообще оказалась незлая, только делала вид, чтобы на шею не садились. Разрешила приходить в продотсек в любое время, выбирать что понравится. Только не мусорить. А вот со сном сложнее. Хотя мы готовы были спать хоть в коридоре, но в коридоре нельзя. А вдруг авария или ещё что?
Выделили нам отсек, где раньше стояли контейнеры с пищеконцентратами - этот крахмально-куриный запах я ни с чем не спутаю. Но и мы в долгу не остались. Аля выпросила пылесос, ворох тряпья и выдраила отсек до блеска. Я, конечно, помогал. Передвигал вещи, тряпки подавал. Ведёрко с водой несколько раз принёс. Я всё умею! Владимир Витальевич сказал, что отсек такой чистоты с момента сдачи корабля в эксплуатацию не видел. Даже пообещал походатайствовать, чтобы нас взяли на службу.
И только когда нам выдали два надувных матраца, моя спасительница распаковала сумку. Вот тут-то я узнал нечто неожиданное - Аля свободный художник. На Земле две выставки прошли, даже успешные. А потом захотелось попутешествовать, купила билет и полетела на Марс. Но тут на Марсе ввели спецпропуска - только для технического персонала, и девушка застряла на орбиталке. Там мы и встретились.
- Тебя как зовут, а?
Аля установила складной мольберт, прикрепила лист и начала рисовать. Меня рисовать!
- Понятно, имени не дали.
Не дали. Имён у нас не было, только номера. Имена спасателям присваивают на месте службы.
- Марс?
Нет, только не Марс. Я прикрыл глаза лапой.
- Юпитер?
- Сатурн?
- Малыш?
Я убрал лапу и тявкнул.
- Ма-лыш!
Карандаш шуршал по бумаге, маленькая ручка уверенно наносила штрихи. Голова, уши, ноздри, глаза. Я даже не сразу себя узнал. Может, это не я?
- Вот что...
Но договорить Аля не успела. Из динамика над входом вырвался командирский глас:
- Внимание! В связи с чрезвычайной ситуацией мы меняем курс. Займите горизонтальное положение, через минуту переходим в режим ускорения, ожидается сильная перегрузка...
- V -
Перегрузка шарахнула раньше.
Мы маленькие, весу у нас всего ничего. Лёгкий складной мольберт кувыркнулся по каюте, но портрет Алька успела свернуть и затолкать в тубус.
Наш борт хоть и транспортный, но скорость вполне себе на уровне. Двигатели выли с полчаса, а потом всё стихло.
Клац!
Мы к чему-то пристыковались.
Сидеть и ничего не делать - не для наших характеров. Алька вышла из отсека, а я следом. Со стороны шлюзовой доносился негромкий разговор командира с Ирой. Не нужно иметь сверхинтеллектуальный мозг, чтобы понять суть: транспортный корабль без экипажа потерпел аварию, пожар. Владимир Витальевич ушёл на потерпевшее судно, Ира заняла пост в рубке, а мы воспользовались открытой шлюзовой.
Перешли на ту сторону и остолбенели - по узкому коридору на нас мчалась стая. Большая плотная стая собак! Мы едва успели в сторону отпрыгнуть, как они влетели в шлюзовую. А следом и командир вышел. Наверное, Владимир Витальевич собирался сказать нам что-нибудь не очень приятное, но тут из-за двери в каюту заскулило. Командир попытался открыть - куда там, заклинило намертво. И никакого инструмента рядом.
Обидно вот так вот стоять и ничего не делать, когда за переборкой твой брат по крови. Выть хочется, но вытьём делу не поможешь. А ведь меня долго готовили, тренировали, пичкали голову сверхновыми чипами. Я знаю шесть разговорных языков, легко запоминаю десяток страниц текста, но сейчас нужно другое. Что-то попроще, поэффективнее. Если на корабле пожар, то скоро он доберётся сюда, и через полчаса спасать будет некого и нечего.
- Вентиляция, - сообразила Алька. - Если залезть через вентиляцию, а?
Что-то сработало в моей башке.
Клац!
Перед глазами замелькали жёлтые и чёрные прямоугольники, кружочки, линии...
Офицер в чёрном мундире разглядывал мою голову.
- Шрамы заживут, и следа не останется, - заметил нейрохирург. - Сейчас он должен понимать каждое слово.
Офицер прищурился и потрогал мою лапу.
- У него звёздная кровь, - добавил врач, звякая инструментами на столике. - Его предки находили людей под завалами после землетрясения, разыскивали замерзающих в горах альпинистов. Он может стать одним из лучших спасателей Солнечной.
Офицер заложил руки за спину и прошёлся по каюте:
- Слушай, а можно сделать так, чтобы он к нам попал?
- Чего ж нельзя, можно. Если только...
Кружочки, линии и прямоугольники слились в типовую схему вентиляции автоматических транспортных кораблей. Я поднял голову: вход слева вверху. Пришлось пару раз тявкнуть.
- Малыш?
Тявкнул ещё и показал мордой в то место.
- Точно, - догадался командир. - Но там слишком узко.
Посмотрел на Альку, потом на меня, размышляя. И врезал кулаком по крышке.
Клац!
Крышка отлетела в сторону.
- Товарищ командир, я пролезу, - важно сказала Алька.
Но первым командир поднял меня. А кого же ещё? Спасатель всегда впереди. Для меня эта труба в самый раз, не то, что для Альки - ей бы вообще не советовал лезть. Пробежал по трубе, прыгнул, вышиб лапами крышку и приземлился на пластоковрик рядом с чёрным пекинесом. Вот так сюрприз!
Никогда не видел таких благодарных глаз. Эх, мелюзга! Жаль, что ты не имплантированный, поболтали бы. Люди в таких ситуациях ревут, визжат и что-то говорят. Нам ничего говорить не нужно, мы понимаем всё со взгляда.
Не раздумывая, Алька подхватила мелюзгу и затолкала в шахту:
- Беги!
И для верности пару раз в ладоши хлопнула.
Я уж хотел следом, тут какая-то тревога пронеслась в моей собачьей голове, что-то здесь неладно.
- Малыш?
Подожди, тут что-то не так.
- Малыш, пошли!
Пошли то пошли, но я не мог с места сдвинуться. Словно паралич, как после первой операции.
У Альки нервы прочные, но в этот момент сдали:
- Ма-лыш!
Заорала так, что в моих чутких собачьих ушах зазвенело. В башке закололо, ударило молотком по нейрочипам...
Снова тот офицер в чёрном. На этот раз с кипой бумаг:
- Неужели всё так плохо?
- Не всё, - нейрохирург мельком глянул на меня и щёлкнул пальцами, - но тест на интуицию он провалил. Звёздные предки не помогли, что подтверждает теорию о случайности наследования способностей. Кстати, скоро защищаю диссертацию. Будет маленький переполох в большом мире генной инженерии.
Офицер свернул бумаги в трубочку, постучал по коленке и скорчил гримасу:
- Жаль, очень жаль. Так хотелось иметь в команде звёздного спасателя ...
- Ма-лыш!
Крик вонзился в центр собачьей души, вместе с противным привкусом опасности. Или это запах? Мало ли как пахнет коврик, пластик - он и есть пластик. Или что-то другое? Из коридора уже просачивается запах дыма, огонь приближается. Из угла лёгкая вонь подпорченной кормёжки и ... и что-то под ковриком. Что-то в самом центре, что-то очень-очень страшное.
Гавкаю и трижды тычусь мордой в коврик.
- Малыш, ты что-то нашёл?
Алька пытается приподнять край, но я не даю, отталкиваю лапой.
- Поняла.
Художник - не самая бесполезная профессия. Алька достаёт складной ножик для резки бумаги и аккуратно вырезает в ковре прямоугольник. Осторожно-осторожно приподнимает край - вот оно Маленькое чёрное с тонкими пластинками, словно паук. Если моя база данных не врёт - взрывное устройство. Не особо мощное, но нам хватит. И дырку проделать в корпусе хватит. Сработала бы, если бы на коврике на стало нагрузки - меня.
- Читала про такую штуку, - бормочет Алька. - И в кино видела.
Я в кино не видел, у меня подробнейшие инструкции по обезвреживанию тысяч разновидностей взрывных устройств. Нужно аккуратно собрать все пластины вместе, сжать пальцами. Малейшая неточность и нас разорвёт на кусочки.
Алька поднялась, бомба зажата в руке.
- Давай!
Я запрыгнул хозяйке на плечи, оттуда в шахту вентиляции. Нет ничего труднее, чем переживать за друга. Сам погибай, товарища выручай - наш спасательский девиз.
Алька втиснулась в трубу, ползёт следом. Я выпрыгиваю в коридор и трижды лаю, как предупреждение. А из шахты уже высовывается худенькая девичья рука с зажатой в ладони смертью.
- Товарищ командир, у меня бомба в руке!
Слышал, что у людей лицо может побелеть как мел, но видел впервые. Неуклюжесть офицера словно испарилась: подскочил к Альке, аккуратно-аккуратно вытащил смертельное устройство.
Клац!
Я не трусливый, но шерсть вздыбилась. Алька, наверное, испугаться не успела.
- Спокойно ребятки, бомба обезврежена, - Владимир Витальевич и натянуто улыбнулся. Это он чтобы обстановку разрядить, а у самого капли пота на лбу выступили. Это ж какое самообладание нужно иметь, чтобы вот так вот расправиться со смертью!
- Страшная штука, - сообщил командор, когда за нами захлопнулся люк. - Скорее всего, хотели получить страховку. Сволочи...
- VI -
Шоу стартовало.
Позолоченными ножницами ведущая разрезает конверт, вынимает радужную карточку, стирает защитное покрытие и громко произносит имя очередного счастливчика. Зал рукоплещет, на табло появляется изображение героя, а сам обладатель уже стоит на цене. И, жмурясь в ярких лучах прожекторов, получает приз.
Не деньги, не ключи от роскошного аэрокара. И не сертификат на владение быстроходной океанской яхтой или вертолётом - нет. Самый желанный приз Солнечной скромен, как и его обладатели. На маленькой серебристой статуэтке крылатой богини не сверкают драгоценные камни, но имя счастливчика навеки занесено в мировой фонд Добра.
Мне снизу плохо видно сцену, приходится смотреть трансляцию на ближайшем экране. Альке проще, встала на цыпочки, выглядывает из-за широкого пилотского плеча.
Крупным планом показывают табло. В первое мгновенье я не верю. Такое знакомое, растерянное лицо. Алька подпрыгивает, верещит как ребёнок и хлопает в ладоши - наш командир.
- Немногие считают спасение собачьего приюта героизмом, - объявила ведущая. - Но как тогда мы будем смотреть в глаза нашим четвероногим друзьям?
Зал ответил громом аплодисментов. И мы тоже хлопаем: Алька ладошками, я хвостом по стенке.
Неловким шагом Владимир Витальевич поднимается на сцену, осторожно принимает статуэтку и берёт микрофон:
- Дамы и господа! Я не был бы сейчас здесь, если бы, не мои друзья. И эта награда в большей степени полагается им.
- Там, - командир показывает рукой на вход, - стоит девушка с собакой. Вот они - настоящие герои...
Такого поворота событий не ожидал никто. Пока зал соображал, пока разворачивали головы, нас и след простыл. Да и как иначе? Алькина идентификационная карта просрочена, у меня вообще никаких документов. Если сейчас проверят наши души, точно арестуют, потому что законы никто не отменял. И мы снова удираем.
Алька несётся впереди, придерживая бесценную художественную сумку. Я чуть позади, высунув язык, как и положено псу благородных кровей. Редкие вечерние прохожие спешат в уютные дома, не обращая внимания на двух пробегающих мимо придурков.
И только через квартал мы останавливаемся. Оба тяжело дышим, Алька смеётся:
- Раньше, я здесь тусовалась - писала быстрые портреты. Клёво!
Художник раскладывает самый компактный мольберт Солнечной, прикалывает лист и начинает быстро-быстро рисовать. Дома, деревья, мост, прохожих, серое небо - всё подряд. Я устраиваюсь рядом, изображая охранника. А что мне ещё делать? Не выть же.
С неба срываются крупные снежинки, но искусству они не страшны - Алька пишет на магнитобумаге. Каждый штрих, каждое движение создаёт нежно-белёсый след на чёрном фоне. Словно волшебная палочка скользит стилус.
Рядом останавливается женщина с маленьким мальчиком - они явно никуда не спешат. Мама складывает большой красный зонт.
Клац!
И что-то тихонько говорит, а ребёнок во все глаза смотрит - на меня, на картину, на Альку, играя улыбкой на круглом личике. И мы улыбаемся в ответ: Алька по-человечьи, я по-собачьи.
- Нравится? - спрашивает мама.
Ребёнок что-то тихонько отвечает.
- Продаёте? - это к нам.
Алька с поклоном отдаёт этюд, а наш первый за сегодня покупатель протягивает купюру. Мой выход. Благодарно тявкаю и аккуратно забираю зубами деньги. Мальчик хлопает в ладошки - у нас всё как в настоящем цирке. Только у нас не цирк, у нас это жизнь. Бродячая, лёгкая и свободная.
Останавливается высокий мужчина в плаще, парень с девушкой, старушка с внучкой - давно здесь не ступала нога настоящего художника, уж в этом я разбираюсь. Алька достаёт следующий лист, движения стилуса ускоряются, снегопад нам не помеха.
И ничего, что у нас нет документов. Владимир Витальевич обещал посодействовать, а уж он слово точно сдержит. И пусть мы не самые-самые, но тоже можем кое-чего хорошего. Как минимум, подарить людям улыбку в унылую осеннюю погоду.
Ведь, правда?
Клац!
Вспыхивает синевой заставки рекламный баннер у обочины тротуара. С двухметрового экрана на нас смотрит Ира.
- Ребята, ну что же вы так? Если из-за документов, то всё улажено. Ну-ка быстренько возвращайтесь - ждём!
Баннер заполняет серебряная статуэтка. И ярче солнца блестит гравировка:
"Алька и Малыш - лучшие в Солнечной".
Клац!
|
