Фея, уже успокоившаяся после недавнего конфликта, подставила яркому шторму света свои крупные желтые зрачки, впитывая неповторимое зрелище. Она и ее спутники стояли посреди бескрайнего, но яркого и цветастого ничто.
- Красивенько. Это где мы? - спросила она Ванадис.
- Посреди Отсеивателя.
- Ясно. Пока.
- Ты куда, дурка?
- Погуляю.
- Стой. Вдали от меня гулять нельзя. Мгновенно ослепнешь, а секундой позже сгоришь. Тут не только ярчайший свет, но и куча других волн. Электрических и электромагнитных волн чистейшей воды смертушки. Поняла, милая?
- Я не милая.
- Милая.
Богиня и фея вступили в глупую перепалку, выясняя, имеет ли Ванадис называть Винди так, как она ее назвала. А Мириам топнула условный пол, преодолевая ощущение, что падает в никуда, не имея ни малейшей поддержки. Пятка спружинила о поверхность ничто.
- Артем, как ты думаешь, что меня ждет?
- Не думаю, что что-то сильно страшное. Кстати, эта Община очень хорошо защищена.
- Почему ты так думаешь?
- Обычно переход на Нулевой Уровень защищен участком земли с какой-нибудь ерундой, например, зверским перепадом температур. А тут - целая карманная вселенная с излучением. Я и не знал, что наши хозяева настолько важные и значимые шишки.
- А уж я-то как не знала... Артем, а как мы попадем к Настоятелям?
- Мы пройдем в любом направлении определенное количество шагов. При этом степень смертоносности с каждым шагом будет возрастать. Только очень сильный бог может специально натренироваться попадать к своим трансцендентным, а провести гостей по силам лишь единицам. Наша Ванадис даже бровью не поводит от напряжения, что о чем-то да говорит.
Впрочем, когда компания прошла сотню метров, лицо богини выражало что угодно, кроме безмятежности. Повелевая таким образом, чтобы все нарастающее жесточайшее излучение не причиняло вреда гостям, она довела их до конца пути в Отсеивателе. Затем потоки безжалостного излучения впились в пустые места, где только что была Мириам и ее спутники.
В среде, которую иначе, чем непонятной ерундой никак не назовешь, оказался и Наблюдатель. Она путала его органы чувств, а каждый шаг менял общую картину движений, необходимых на продвижение вперед. Умственные и физические усилия, затрачиваемые на продвижение все возрастали, и Семьдесят шестой, продирающийся через место титанического взрыва, порядком устал. Он и сам не знал, зачем двигается вперед, продираясь сквозь лабиринт кромешной черноты, с которой ничего не могло сделать его божественное повеление. Больше всего Наблюдателю хотелось взглянуть в разрыв сверху вниз и посмотреть через него на звезды. Но это своеобразное паломничество было для него чем-то вроде прокрастинации, уходом от настоящих проблем в направлении страдания фигней.
Вблизи провала местная топология пространства задала совершенному мозгу Наблюдателя несколько непростых загадок и вытянула остатки сил. Но здесь, почти в эпицентре, реальность вела себя привычным божку способом. Среди безжизненных каменистых равнин текла небольшая речка, впадавшая вдали в провал. Семьдесят шестой устало поплелся вниз по течению и напоролся на неожиданную для себя встречу. Сидя на большом камне на противоположном берегу, удил рыбу спинингом мужик лет сорока. Он встал на камень в свой полный, хотя и не очень высокий, рост, и заорал, махая рукой:
- Эй, дружище! Дружище, иди сюда! Не боись, не обижу!
Некая доля бредятины перепала и на долю Эйвона. Сестер было не меньше, чем семь. Более точно сосчитать их Эйвону пока не удавалось. Каждая выглядела, как десятилетняя, что, конечно же, являлось бредом, и тем не менее факт оставался фактом - куча родных сестер одного возраста устроила свою небольшую антиутопию в затерянном в сибирской тайге доме. Половина была охранницами, половина - каторжницами. На умы охранниц, гордых обладательниц газетных панамок, сильное влияние оказывала тематика Советского Союза. Каторжанки панам не имели, говорили на фене и покорно выполняли пожелания охранниц, какими бы они ни были.
- Мой пол, деклассированный элемент. - обратилась одна из охранниц к заключенной.
- А я уж меньжанулась, что парашу мыть заставите.
- Туалет ты тоже помоешь, но не сейчас.
Эйвон заинтересованно вмешался:
- А она сможет перейти в охранницы?
- Марфа? В комсомол? Да ни в жисть.
- Жестоко...
- Жестоко наоборот будет. Пустить ее во власть. Вы не представляете, какие задания дает эта дууууура. Нет уж, почти все от нее так натерпелись, что теперь она будет только туалеты мыть. Во веки вечные. Аминь.
Молчаливая охранница тут же заорала:
- Ага! Опять мракобесием балуешься! Выгоним из комсомола на первом же партийном собрании!
- Да и пусть. Надоело мне с вами, козами безбожными. Романтики захотелось.
Эйвон прошел мимо в поисках хозяина дома, который ранее велел называть себя Ахомом. Тот обнаружился таскающим в хитроумную систему полива воду из ручья.
- Давайте я помогу.
- Качкам пресс качать небось не помогаешь? Вот и тут не лезь.
- Это для вас что-то вроде зарядки?
- Вот именно! Возраст у меня такой, что или ты двигаешься, или лежишь и охаешь. Я вот - двигаюсь!
- Ясно. Скажите, а это - внучки у вас?
- Не, то родные детки.
- Вообще ничего не понятно.
- Ты главное учись быть хорошим Хозяином. А понимать тут нечего - я их давно с женой родил, еще когда старым не был. Первую при Петре первом. Да возьми и расскажи ей, откуда дети берутся. И она упросила оставить ее в таком возрасте - двенадцатилетнем. А за ней и все остальные дочери - те, что без Дара родились.
- Погодите... я думал, им по десять, не больше.
- Дык нынешние дети жрут во-первых, хорошо. А во-вторых, жрут что-то не то совсем, что прежние. И растут тоже как на дрожжах. А мои пусть и не голодали, но вот что такое добавка пищевая или краситель - не знали, да и до сих пор не ведают... тьфу, черти б мя взяли...
Старик запнулся и пролил полведра воды на землю. Эйвон молча забрал у него тару и принялся помогать. Ахом степенно пошел рядом, заложив руки за спину.
- Так значит, после вчерашних тренировок я не имею права даже брать в руки деньги?
- Брать - можно. За проезд передать, если угораздило оказаться в автобусе. А вот использовать их...
- Но почему?
- А почему не стоит засовывать огромный баклажан в собственную задницу?
- Логично... но то - баклажан, а то - деньги. Разница есть?
- Нет никакой разницы. Разница - в уме. И своих детей приучай к тому же. Никаких денежных отношений.
- Но ведь должна быть причина для этого. Логичная причина, я имею в виду.
- Ну, это не токмо отвратительно, но и в конспирации глубокие корни имеет.
- Это какие?
- Приучает Хозяев брать от людей только то, что могут съесть, использовать по хозяйству или носить на своем теле. Ежели брать деньгами, неизбежен вывод, что надо идти прислуживать царю, у которого денег куры не клюют. А царь, коли узнает, что ты не один, всех подмять под себя захочет, чтобы все служили ему и сами же дань ему платили, да еще и дрались с теми, кто в другой стране живет.
- Понятно. Но все-таки, может я все-таки буду использовать деньги... я думал, мои родители были сектантами, не использующими деньги по религиозным причинам...
- Баклажан.
- Понятно... - сдавшись, ответил Эйвон.
Содрогаясь в спазмах голода, Светка встала перед серьезным выбором. Огромный темный пустырь возле канализационного люка, в котором засела умирающая от голода новоявленная упыриха, одновременно пересекал аппетитный школьник с ранцем, мешающим бежать, и два отчаянно матерящихся пьяных военных, в сотни раз менее аппетитных и более опасных. Их пути разошлись, и они отправились по разным тропинкам. Терпения ждать других жертв не было - голод сводил с ума. Светловолосая голова, торчащая из люка, поворачивалась то туда, то сюда. И лишь когда возник риск стать буридановой упырихой и упустить оба потенциальных обеда, Светка приняла пусть и нелогичное, но правильное решение.