Настроение было плохое, и Павел Костин решил этим вечером немного подкалымить на своей ''Волжанке''. Первого, а это был полулысый мужчина лет сорока, он подвез от Северного до Победы, тот был одет в легкий плащ, защитного цвета и постоянно молчал; потом, по пути, встретились две молодые девушки, у которых не было денег, но они могли кое-что для него сделать. Они так и сказали: ''мы работаем''. Он послал их на ..., после чего, подвез молодую пару, похоже в ссоре; потом бесцельно куролесил по городу минут тридцать и, собравшись уже ставить машину в гараж, заметил на перекрестке голосующего мальчика лет четырнадцати. В руках он держал своеобразный кейс черного цвета, и одет был в яркую, оранжевую куртку. У Паши создалась ассоциация с ядовитым цветом на электричке.
Он остановил машину и парнишка объяснил ему, что у него только пятнадцать рублей и что он опаздывает в музыкальную школу, добавив при этом, якобы Маман его убьет, если узнает, что тот прогулял. Павел нехотя кивнул, и Ромка, а именно так звали парнишку, быстро запрыгнул в машину.
- Это на Николаева, что ль? - Поинтересовался Павел, включая поворотник и выезжая с грязной обочины на проезжую часть.
- Она самая, будь она не ладна. - Он, неловко ерзая, поправил на коленях свой футляр.
- Ты, что же, на самом деле думаешь, что Маман тебя побить может за прогулы? - Паша подумал, что теперь он, наверняка, водочки выпьет после калыма.
- Я, вообще не думаю, это я так, придумал про Маман.
- Это как?
Мальчуган звонко шмыгнул носом:
- Просто, когда не думаешь, многое становиться ясным.
- Для твоего возраста, это довольно серьезно! - Павел искоса взглянул на него: легкая курточка, джинсы и ботинки.
- В зависимости оттого, что ты на самом деле хочешь... Полезность думанья.
- Ты противоречишь себе, - строго сказал Павел, - надо нести ответственность за свои слова.
Ромка насупился и, казалось, что больше слова не скажет. Но, помолчав четверть минуты, он продолжил.
- Согласен, но... поймите, если ты не думаешь, то осознаешь мир без фильтра собственных мыслей, так... а если думаешь о том, чего ты желаешь и ... вот ты уже делишь шкуру неубитого...
- Утки, - парнишка рассмеялся, - ты думал об охоте?
- Да, ладно, ты фокусы умеешь показывать? Отгадал, надо же, ты ведь не мог этого знать.
Мальчик завертелся на месте, желая, чтобы с ним считались:
- Мог, не мог, я пытался не думать и увидел, о чем ты думаешь.
Павел закурил сигарету и приоткрыл стекло, повернув подъемник.
- Ну вот, сейчас можешь отгадать, о чем я думаю? Или слабо?
Ромка поставил ноги вместе и еще раз поправил кейс, будто эти телодвижения помогали ему сконцентрироваться. Через пару секунд он засмеялся.
- Если ты так быстро будешь менять темы, у меня ничего не получится.
Костин опешил: он перевел взгляд на мальчугана.
- Я еще не прикинул даже, о чем подумать. Давай еще разок.
- Успокойся, за это время, пока мы знакомы, я уже многое успел о тебе узнать.
Павел, спустя квартал, выкинул окурок и закурил новую сигарету.
- ...ну-ну, озадачь меня еще разок.
Ромка шумно выдохнул воздух из легких, якобы готовясь...
- Мне это не нужно, это необходимо тебе. Ты живешь где-то в Северном микрорайоне, есть собака, машина вот. Ходишь на охоту, вроде бы вот в таком духе. Литературные произведения пытаешься писать и есть у тебя одна заветная мечта, хотя, поверь мне, что если она осуществится то, безусловно, появится еще одна заветная, еще заветнее, чем первая.
- Да, есть, не вижу ничего плохого. Хочу описать сущность ужаса, кошмар. Людям нравится бояться, поэтому - это будет интересно. Это будет прорыв.
Парнишка усмехнулся:
- Могу помочь, потому, как знаю, что можно бояться наверняка - Ромка внезапно побледнел, цвет его лица стал отливать зеленым.
- Э - э, что это с тобой, - Павел растерялся, не зная, что нужно делать сейчас. Остановить машину, или... осталось доехать немного..., - парень, ты в порядке?
Тут же мальчуган рассмеялся своим высоким голосом. Его щеки вновь приобрели легкий румянец, не осталось и следа от прежнего зелено-серого мертвяка.
- Бог ты мой, как ты это делаешь? С ума можно сойти, раскрой секрет, я над кем - нибудь пошучу тоже, а?
Ромка поправил кейс.
- Ничего ... сложного нет. Выдыхаю весь воздух, вдыхаю углекислый газ... все наоборот, понимаешь? Тут хитрости никакой нет.
- Ничего не понял, хотя... ну да... да, интересно.
- Кожа сама собой зеленеет. Очень многие так же пугались, как и вы, а мне весело от этого, приятно как-то.
Павла Костина от впечатления передернуло.
- Да... - ответил он многозначительно. Они подъезжали к музыкальной школе.
- Во! Мне где-нибудь здесь, - парнишка достал из кармана десять рублей.
Включив поворотник, Павел остановил машину.
- Денег не надо, оставь себе, пригодятся, я те точно говорю, поверь!
- Спасибо дядь. Вы мне помогли, и я вам помогу тоже. - Ромка открыл дверь, крепче сжал кейс, и собрался выйти. - Сегодня все произойдет, сегодня.
Тот в ответ посмеялся:
- Что все - то?
- Сегодня вы узнаете сущность ужаса, как и хотели... потом опишите. - Он вышел, слегка хлопнув дверцей.
- Ладно, давай двигай. - Паша быстро развернул машину и поехал в гараж. По дороге он купил водки, как и планировал. Продавщица в магазине оказалась глуховата, и ему пришлось повторить слово ''водка'' три раза. Возле гаража, в то время пока заспанный сторож открывал скрипящие ворота, он успел сделать небольшой залп из бутылки, закусив при этом жвачкой и сигареткой. Поставив машину в свой бокс, Павел пошел домой, по дороге размышляя над тем как это можно не думать. Путь его лежал сначала по парку, потом нужно было пройти по улице Горького и выйти на железнодорожные пути, и через минут восемь покажется его дом. Не думать получалось плохо, и время от времени, приходилось освежаться из бутылки, к тому же, в гараже остался сыр и пара конфет, немного залежавшиеся от времени, они-то и пригодились. Весь этот комплект потихоньку исчезал, а Павел в это время начинал понимать гораздо больше, чем раньше. Процесс думанья или, как он понял, смыслосоставления, мало отличался от своего собрата - не думанья. Суть была не в этом - поток мыслей движущихся иногда набекрень, можно выстраивать. Достаточно трудоемкий процесс, но если потренироваться - постепенно получается. А когда выстроенные, как по линейки, полки уже готовы сделать свой первый смертельный бросок, в сторону сознания, вот именно тут, ты как бы отпрыгиваешь в сторону и смотришь на все со стороны. Становишься сторонним наблюдателем, тенью; тем, кто осознает.
Чтобы совсем ничего не мешало, он допил бутылку и, отбросив ее в сторону, закурил... мысли все равно мешали... следующая сигарета... Горького кончилась... и Павел заметил легкое свечение непонятной формы, происхождение которого было неизвестно. Это помогало ему, потому, что он не мог представить себе источник столь необычного явления.
Свечение стало внезапно очень сильным и ему пришлось прикрыть глаза. Волна забвения мощно нахлынула с поразительной силой. Она расползалась по спине очень медленно, подобно мурашкам и Павел улыбнулся новым ощущениям. Столб яркого света лил на его голову, потрясающую мягкую энергию. Она, переливаясь и играя, впитывалась какой-то внутренней пустотой и разливалась по всему телу, так, что в ногах чувствовалось.
Мысли подернутые дымкой, будто застыли в оцепенении, свет показался ему единственным путем к спасению, единственным способом к проблеме осознания того, что он желает - узнать сущность ужаса. Когда все поры его тела уже наполнял свет, всё куда-то внезапно пропало, а то, что осталось, завертелось в бешеном темпе, унося сознание в одну точку, упало и разбилось еле слышно, подобно стеклу...
Он сначала и не понял где он, и что произошло.
Свет стал мягче, и воспоминания стали тоже рассеиваться. Им стали овладевать новые чувства, его тело еще не подготовленное к таким сенсорным процессам, стало тихо подергиваться, и он понял, что свет просачивается сквозь него, даже ноги обжигает. Судороги скоро прошли, и на их место пришла жесткая апатия, ему почудилось, что это расплата за какие-то нелепые долги. Но когда через секунду прошло и это, Павел расслабился, отдавшись легким волнам, плавно качающим его, словно невидимая рука, качала его в колыбели.
В его пустоте теперь покоился свет, постепенно циркулируя и унося с собой темные мысли, состояние понималось им как эйфория, хотя скорее как нирвана, хотя все это было одно и тоже и не имело никакого значения. Думая о том, как он так думает, и что происходит на самом деле, он поймал себя на мысли, что ... думает... и внутри разговаривает сам с собой...
Свечение, которое было над головой, стало менять свое местоположение, и плавно перемещаясь, остановилось где-то далеко впереди. Оно становилось ярче и теплее, Павлу почудилась вечность, где находился мальчик... ''ай, да Ромка''.
И тут, разрывая воздух, громко резанул по уху яркий сигнал тепловоза, Паша впал в замешательство и стал с фотографической точностью воспринимать вокруг предметы: чуть зеленый кустик, мятая пачка сигарет, бумажный фантик, что-то еще, но на это уже не было времени. Потом будто пелена спала с его глаз и последнее, что он увидел, была ярко-оранжевая полоса, приближающаяся в мгновение и холодные, ледяные рельсы, на которых он сидел. Окончательно он очнулся от страшного скрежета тормозов...
Удар был настолько сильным, что показалось, будто заболел желудок, потом провал и снова... СВЕТ.
Следующий вечер был дождливым. Он играл на пианино ''Метель'', две высокие свечи стояли на инструменте и освещали старые ноты. Темные шторы были плотно закрыты, так что с улицы не было ничего видно. Так было романтичней, даже без девушки, не считая, собаки, лежащей у ног. Вскоре в окно постучали, дабы это был первый этаж, ему не хотелось открывать никому, и он стал играть чуть тише, еле касаясь клавиатуры пальцами. Стук повторился снова, и Павел медленно закрыл крышку инструмента. Открывать дверь желания не было, но тут что-то настигло его и он, потушив одну из свечей, а вторую взяв с собой, пошел крадущейся походкой к двери. Его шаги, по приближению к цели, становились мягче и медленней. Ему хотелось верить в то, что он не успеет и чужестранец уйдет, не дождавшись его.
Но стук продолжался с новой силой, и ему пришлось открыть, повинуясь некой бессмысленной силе. Он отодвинул засов и защелку, дверь поддалась. Он хотел уже выйти и крикнуть, чтоб там перестали в стекла бить, и тут... его как током ударило и через трясущиеся и подгибающиеся ноги, до него дошло, он узнал того, кто стоял на пороге. Это был его друг, который утонул три года назад, от испуга Павел чуть не присел, издав глухой звук, будто загнанное животное.
- Серега?! Ты??
Тот был слегка напуганным и мокрым. Волосы - слипшиеся, и вода тонкими струйками стекала на серую куртку, а с нее на пол.
- Блин, я устал долбить, ты чё, это не слышал, што ль? Чайку попьем, ладно?
- Да - да, - Паша стал медленно отходить, шок был настолько сильным, что ничего ответить толком не смог.
- Замерз, итить его так, - Сергей снял туфли и куртку, повесив последнюю на вешалку. Носки его были, на столько мокрыми, что оставляли следы на линолеуме.
Паше хотелось хоть что-то спросить, но слова застревали в горле, и начинало казаться, что это сон. Жуткий и длинный...
- Там такой сильный дождь?
- Да нет, щас расскажу, - выдыхая с силой воздух, пробормотал Сергей, - поставь чайник, а? Умоляю!
- Конечно... проходи. - Павел не знал как вести себя в такой ситуации. Спросить, как это случилось, что он выжил, или что? Обидеть можно. Так ведь было это. На похоронах сам был, гроб нес. Такая потеря! Слез женских было много, цветов... И тут, на тебе, приходит.
- Как дела-то у тебя, - Паша не выдержал, прошел на кухню и стал доставать ложки, сахар, печенья, и все так долго, чтобы глазами не встречаться... было страшно.
Сергей тоже прошел и сел:
- Да, вроде, не плохо, оклемался никак, думал хуже будет. Странная история.
''Мертвяку лучше становится'', - подумал Павел. - ''Что это, боже, уж не сон ли''.
- Куда уж лучше-то? - Слова у Паши не вязались, язык путался в подборке слов, хотел добавить ''утопленник'', но осекся и не стал экспериментировать.
- Это точно, если б ты только видел это. С мужиками выпили после работы и я, придурок, в какую-то канаву угодил, воды полная была.
Паша подумал, что врать-то он еще не научился:
- Что ты мне лапшу на уши вешаешь? - Строго ответил Павел, стараясь не нервничать, а у самого мороз по коже и руки трясутся.
Сергей встрепенулся и внимательно посмотрел на собеседника. Глаза их встретились, и тут Павел понял, что ошибка это была. Вот он - Серега-то - живой, здоровый.
- Серега! Живой, блин, - он подлетел к нему, обнял, слезы счастья показались на его глазах.
- Водка есть? Щас все расскажу, только уверен ли ты, что выслушаешь все до конца, - его слова были твердыми как сталь и отдавали отличной закалкой.
- Есть! - Дерзко ответил Паша, но голос дрогнул, - и выслушаю, будь уверен. Серега - живой.
Сергей тут стал говорить что-то о вечности и якобы есть некий способ достигнуть, эту самую ''вечность'' наверняка, что - то говорил о свечении...
- Нет-нет, расскажи лучше, как дело было, - произнес Павел, и тут запнулся, - ... как ты утон... УТО... УТО... Тут Сергей резко перебил его, он поднялся, и Паше показалось, что лицо друга меняется...