Я ничего не видела по простой и понятной причине. Я была мертва. Конечно, это не оправдание.
Не видела, ни как они приземлились, ни как посмеивались в бороды над нашими дарами, ни как отбили первую, робкую атаку. Может, и не много потеряла - умереть вовремя тоже хорошее дело. Жаль, впрочем.
И когда все это началось: шевеление, слабое потрескивание электрических сил и легкая дымка недоумения, даже первые знаки того, что произойдет - я все еще не верила.
А потом - боль и крик, крик чужой глотки, чужой, забитой песком и непривычным воздухом, крик, быстро погасший. Краткой была тьма, ибо не было в ней времени, а только нечто, именовавшее себя "Я". Наверно, так чувствовал себя Бог, пока не изобрел кости.
Я потянулась, мимолетом удивившись напряжению в мышцах и едва слышимому хрусту суставов. Глаза резал свет, струящийся отовсюду, и я зажмурилась, представив вокруг себя белый песок тропического пляжа, выгоревшее небо и склонившиеся к самой воде пальмы. Шелест набегающих друг на друга волн.
Я попыталась встать, оперившись о локти. С третьего раза это мне удалось. Теперь открыть глаза.
Я разлепила веки, но тут же зажмурилась вновь - мне совсем не нравилось то, что я увидела. Холодное стальное небо, даже без намека на дневное светило, коричнево-серые камни вокруг, тянущиеся в бесконечность: со всех сторон, и даже там, где плоскость земли смыкалась с плоскостью неба.
Нет, хватит.
Я заставила себя подняться и внимательно оглядеться.
Только прошлое встало вокруг, сомкнувшись невидимой стеной, отрезая меня от безрадостного пейзажа, и возвращая... мгновенный приступ страха, страха, за пределами которого ничего нет, крик, беззвучный, ибо голоса уже нет, а есть лишь пытка агонией, почти приятной, почти, ибо боль говорит тебе, что ты еще жив, но уже другое... Достаточно. Хватит. Видели уже.
Непроизвольно я попыталась прикоснуться рукой к лопатке. Подвижность плохо восстанавливалась. Но под моими пальцами четко прощупывался бугор шрама. Проклятье. Проклятье.
И холод. Здесь ужасно холодно, а из одежды у меня... ничего.
На волю рвалось ругательство - злое, короткое слово. К моему ужасу в густом влажном воздухе прозвучало лишь мычание, и я зажала рукой себе рот.
Проклятье! Неужто я.... Нет, я помню смерть, не может быть после смерти ада, разве что тот краткий миг, когда кусок арматуры вонзился в мою спину, и каждая клетка моего бедного тела с ужасом умирала. Нет, нет, что было - то прошло, никогда больше не вспоминать.
Я закричала - только услышать свой голос, только нарушить безмолвие каменистого мира. И опять получилось сдавленное мычание. Ничего, может это правильно, может так и бывает, я же никогда не умирала до этого.
Ступням было очень больно - камешки резали ноги, ни стоять, ни идти. Нужно идти, иначе. ... Иначе? Нет, нужно идти.
Я оглянулась, надеясь увидеть за спиной иной пейзаж: там и вправду растянулась полоска моря, холодного по-осеннему хмурого и неторопливого.
Достаточно. Сейчас я крепко-крепко зажмурюсь и проснусь у себя дома, в мягкой постели, в доме, под разросшимся орешником, со свежевыкрашенным забором и поскрипывающими досками на полу. Или вновь буду мертвой. Нет.
Железо, проникающее в плоть, ужас, последний ужас, когда возникает знание, такое важное, но такое бесполезное.
Тоскливо я вновь поглядела на море. Осторожно ступая, подошла к самой кромке и зачерпнула ладонью грязно-зеленую воду. Ужасно хотелось напиться. Нет, это все настоящее.
Я вновь подняла глаза к низкому небу, но определить, как высоко солнце не было возможности. И направление. Кто сказал, что я должна идти? Что мешает мне лечь и умереть во второй раз? Паника, ужас, исчезающего разума.... Забыть, забыть навсегда.
Я брела по тонкой полосе пляжа, и моя жизнь ускользала от меня. Как вода. Вот она есть - а вот лишь мокрые пятна, влажная кожа и привкус, исчезающий запах...прости меня. Воспоминания.
Свет и шум падали с небес.
Я остановилась, задрав голову, и с удивлением поняла, что, наверно, уже ночь: холодный ветер с моря усилился стократно, и тьма была непроглядной. Лишь этот шум и свет, и ветер - жестче и жестче.
Бежать некуда. И стоит ли? Я здесь...
Туша вертолета упала, как низвергнутый ангел, и лопасти замедляли свое вращение, пока совсем не остановились. Свет в кабине мигнул и погас, а когда вновь включился - был слабым и желтым.
Ну и - меня встречают или как?
Ничего.
Осторожно я подошла ближе. Сквозь пыльные стекла не было видно, что твориться в салоне. Черт, что это за модель? Не узнаю. Летала ли я на таких? Отстраненно я поняла, что не помню - совсем не помню, вертолет вызывал какие-то смутные, не различимые образы, если я увижу щиток - что-то проясниться.
Без особой надежды я потянула ручку двери - заперто, конечно, изнутри. И проклятое стекло толстое - камнем не разбить.
Устало я опустилась на валун - твердый и холодный, но ноги у меня жгло огнем, а позвоночник совсем не держал - так и хотелось согнуться, спрятать в ладонях лицо, и чтобы все прекратилось. Зачем, зачем было тревожить мой покой в том, что и есть квинтэссенция покоя?
Я заставила себя встать и обошла машину вокруг - с другой стороны тоже была дверца, и я изо всей силы дернула ее на себя, а когда ничего не произошло - зло пнула пяткой, отчего израненная нога загудела, как колокол, а в бедре вспыхнула волна новой - горячей и красной боли. Но дверь, к моему удивлению, сдвинулась. Внутрь и чуть вверх.
Упираясь плечом в бок летающего динозавра, и сцепив от напряжения зубы - я подняла дверь еще немного, а потом еще и еще, пока пальцы не свело судорогой напряжения, а несколько ногтей сломались. Я ввалилась в салон, а крышка тут же с хлопком встала на место.
Просторно. Явно, пассажирский. Три кресла, обитые мягкой тканью, подогрев - в салоне очень тепло, почти жарко и только теперь я поняла, как сильно замерзла - когда колючими иглами стала возвращаться чувствительность. И запах... тонкие, слегка сладковатые женские духи, немножко жасмина и еще... кровь. Запах крови. И другой.
Я рванулась к креслу пилота. Пришлось, чуть ли не выламывать спинки загораживающих кресел, прежде чем я перебралась через них.
На боку, заняв оба кресла - первого и второго пилотов, лежал человек. Одна рука все еще на штурвале - странном, треугольном, вторая - зажимает пятно на боку. Лица не видно - оно закрыто светлыми, спутанными волосами.
Я отодвинула сосульки волос и прижала пальцы к ровно пульсирующей жилке на шее. Девушка лет двадцати, лицо - в разводах красно-коричнево-желто-зеленой краски, так что и не разобрать черт. Может, я ее даже знаю, знала...
Теперь - осторожно отодвинув руку и задрав кофту, я уставилась на рану. Слишком много крови - она спеклась и мешала разглядеть.
Девушка тихо застонала и попыталась чуть повернуться, на миг ее глаза открылись, и она осмысленно поглядела на меня - лишь на миг.
Вытереть бы.... Пришлось вновь переползти в пассажирскую часть салона. Под сидениями я нашла канистру с водой и на пару минут припала к горлышку - вода была с привкусом хлорки, но все равно - самая вкусная в моей жизни. Там же - громоздкий чемодан с аккуратно сложенной одеждой. Край первой попавшейся тряпки я смочила водой и, уже наловчившись, протиснулась к раненой. Теперь - смыть кровь. Маленькое круглое отверстие, на спине - больше, пуля прошла навылет, но обивка кресла была целой - значит, и стреляли не здесь. Вот зараза, куда же я влипла?
Девушка прошептала что-то, но я не разобрала. Кажется, приходит в себя. Нет, опять отключилась.
Я перевернула вверх дном весь салон, но нашла только йод, пластырь, раскрытую коробку с неподписанными ампулами и упаковку одноразовых шприцов. Девушка даже не вздрогнула, когда я плеснула на рану йода из темного пузыря, потом тщательно залепила пластырем и опять припала к канистре с водой.
Так, посмотрим что у тебя здесь. В чемодане нашлось три запасных набора белья, вечернее красно-черное платье, серый брючный костюм, блузки, еще юбка, еще один костюм.... Нет, она явно ехала куда-то надолго. Я решила, что девушка не обидится, если я одолжу что-нибудь из ее нарядов. Белая блузка и черные брюки, замечательно. Одна ли тут одежда? Похоже - одна.
Резкий, требовательный тон. Вопрос? Вопрос. Она, наконец, пришла в себя и, вероятно, хотела знать, кто я и что я здесь делаю. И я это узнать не откажусь.
Я развела руками - насколько позволяла тесная кабина. Язык был мне совершенно не знаком. Ни одного корня. Я даже не могла определить, к какому семейству он принадлежит. Семейству? Что я об этом знаю?
Она попыталась подняться, но тут же упала обратно, только слегка повернула голову в мою сторону.
" Извини, - сказала бы я, - это ужасно паршиво вот так не иметь власти над своим телом, но быть мертвой гораздо хуже - ты уж поверь, там и тела-то у тебя нет" Сказала бы, если б могла. Мой язык и моя гортань совершенно мне не повиновались. Хорошенькое дельце: я ее не понимаю - она меня.
Я налила в крышку немного воды и дала девушке - она выпила залпом и кивнула. Потом вторую. От третьей она отказалась, поджав губы и отвернувшись.
Потом пришлось помочь ей сесть, и она долго изучала приборную панель, словно видела ее, как и я, в первый раз.
Странная она. Волосы - светло-серые, висят жирными прядями, оттеняя и без того не очень светлое лицо. Лицо, специально раскрашенное слегка светящейся краской, но узоры стерлись, и даже нельзя угадать черт лица под этой живой маской - только глаза, остро-настороженные, серо-голубые, под припухшими веками.
Вновь требовательный вопрос. Взгляд перебегает с меня на круглый циферблат.
Я отрицательно покачала головой. Этот жест она, кажется, знала. И то хорошо.
- Зард, - она коснулась рукой своей груди, поморщившись от легкого движения. Я кивнула.
- Зард, - повторила девушка, явно ожидая от меня другой реакции. Только не мычать. Гордое молчание - пока не вернется способность контролировать собственный язык.
Она повторила свое имя в третий раз, и я пожала плечами. Зард, так Зард, мне, что с того? Потом Зард опять попыталась начать разговор, а я только пожимала плечами. Отвратительно. Вскоре ей это надоело, она вновь уснула.
Сон.... Сон - это очень похоже на смерть. Но я устала....
Я прислонилась к такой мягкой и теплой обивке кресла и упала, упала вниз, в пике, в мертвую петлю, и крик рвался с моих губ, когда огромное и плоское - гранит, песок, твердь земли - неслось на меня, срывая узоры разума, обнажая единственную жажду - жажду выжить. И это было невозможно. Плечи выворачивает боль - давление, грохот, хлопок, потом второй и я лежу на твердом и неподвижном, таком твердом и таком постоянном.... Нет, это не была смерть. Эта не была смерть.
Острое вонзается в спину - я слышу свой голос, свой предательский голос, я же обещала Марку не издать ни звука...Но почему же так больно, Господи!
Я открыла глаза и встретилась с перепуганным взглядом - Зард изогнулась и, не отрываясь, глядела на меня.
Я провела ладонью по лицу - оно было мокрое от слез. Похоже, я кричала во сне. А ведь уснула.
Зард сказала что-то на своем тарабарском языке. Я отвернулась от нее, и, толкнув дверь, выбралась из вертолета. Утренний воздух более чем освежал. Утро. Просто чуть светлее, чем ночью.
Перепрыгивая самые острые на вид камни, я добралась до кромки моря и умылась. Нельзя ждать. Вот и кушать хочется, а в салоне ничего съестного я не нашла. Спросить бы у Зард.
Марк бы нашел.
Что за Марк? Второй раз всплывает это имя. Нет, я не помню. Бедная, бедная моя голова.
Я попыталась произнести странное, смутно знакомое имя, но получилась лишь буква "м". Нет, дело в связках. Я абсолютно не могу контролировать свой голос. Что ж, придется учиться. Только завтрак где бы достать?
В кабине Зард попыталась вернуться к прерванному разговору: настойчиво что-то требовала, постоянно повторяя свое имя. Попытка общаться жестами была жалкой: я показала на свое горло, а когда до нее не дошло - сделала движение, словно меня душат. Вполне возможно, девушка восприняла это как угрозу - но за то умолкла и не мешала мне исследовать помещение.
Ничего полезного больше я не нашла - лишь коробку с липкими от машинного масла инструментами, но никаких продуктов. Диета так диета.
Зард опять уснула и я попыталась ее растолкать - если она посадила машину, то должна уметь и взлетать, или хоть знать где здесь радио. Меня не покидало чувство, что в таких вещах я должна разбираться, и сон-воспоминание, пришедший из неизвестного угла моего сознания, говорил о том же. Но девушка с разрисованным лицом не просыпалась.
Я прикоснулась к ее лбу и в испуге одернула руку - у нее поднялась температура, и очень сильно. Плохо.
Разодранную тряпку я смочила холодной морской водой - пришлось сделать рейд туда и обратно, и привязала к ее горячему лбу. Когда я отодрала край пластыря, Зард что-то прошептала, как всегда непонятное. Йода в бутылочке убавилось на половину. И рана ее выглядела не очень приятно - воспаленная красная кожа, новые, затвердевшие сгустки крови.
А ночью пошел дождь - очень кстати, в канистре воды осталось лишь четверть. Я промокла до нитки, но наловчилась подставлять горлышко канистры так, что вода стекала туда прямиком с одной из хвостовых лопастей. К утру, когда непогода закончилась, у нас была опять полная емкость.
И еще одни сутки прошли - монотонные и изматывающие. Я пыталась сбить жар своей новой знакомой, вытирая ледяной водой ей лицо и руки, так, что краска полностью смылась, и я увидела, что она скорее некрасива: вздернутый, крупный нос, лицо, с нездоровой кожей, слишком выступающие губы, крупные передние зубы, делающие ее похожей на какого-нибудь грызуна, глубокая ямочка на подбородке. Пару раз она ходила под себя, и мне приходилось обтирать ее и переодевать.
А потом она открыла глаза, и я дала ей напиться. Зард некоторое время сидела, положив руки на штурвал и глядя прямо перед собой. Потом принялась осматривать приборную доску. Губы ее шевелились, словно она что-то подсчитывала, и мне оставалось лишь следить за ней.
Поправить здесь, изменить там, повернуть вот эту ручку... Я надеялась, что застоявшийся механизм вот-вот проснется, послышаться урчание мотора и гул разгоняющихся винтов, но - ничего.
Я поняла, что все это даром, когда Зард спрятала лицо в ладонях и некоторое время сидела тихо и неподвижно.
Плохо. Плохо, если она ничего не может сделать с механизмом, это значит, что мы так и останемся здесь, без пищи и с запасом воды, зависящим от прихоти природы.
Нет, я не боялась остаться одной - если моя спутница скончается от заражения или просто внутренних повреждений, голод и жажда не казались мне ужасными, нечеловеческими муками, меня не смущала перспектива прожить новую - совсем новую жизнь в этом мрачном и холодном месте... Но я не могла понять, что же вызывает во мне панический страх - страх, от которого хочется выть.
И когда я оставила ее одну в кабине, опять задремавшую из-за усталости нездорового человека, и вновь увидела лишь камни и море, такое же неживое, как и эти валуны, и такое же близкое.... Близкое. Прилив. Если он приблизиться, если он и дальше будет двигаться так же быстро - нас, вместе с уродливым куском металла, смоет, унесет в темную, густую темноту, поселяющуюся в легких и душе. Я боялась смерти.
Бегом я возвратилась к Зард - растолкать, разбудить ее и, показывая пальцем на полосу прибоя, пытаться втолковать степень опасности. Она поняла. Поняла, с удвоенной энергией принявшись тормошить несчастные приборы. Я следила за ее руками и взглядами, пытаясь хоть приблизительно представить, как это все должно работать. Но потом Зард сняла одну из панелей - пришлось ей помочь, в неравной борьбе потеряв еще несколько продолговатых острых ногтей. Но когда черная, изогнутая крышка была поднята - я уронила ее. Под щитком ничего не было. Совсем ничего - ни путаницы проводов, но ровных рядов зеленых и золотистых плат, ничего. Только тьма. Полная и бездонная, такая, в которую проваливаешься, если смотришь чуть дольше, чем один мимолетный взгляд.
У Зард состояние машины удивления не вызвало - она запустила в пустоту руки - по самые локти, и я содрогнулась, представив, как ночь, тугими перчатками обвивает ее кожу.
А потом она поставила на место щиток и опять принялась вращать непослушные ручки и рычаги. На этот раз непослушная плоть вертолета отозвалась утробным урчанием, мягким, но ровным.
Толчок - и мы оторвались от земли. А потом твердь метнулась вниз, мгновенно слившись с водой и небом. Ускорения не ощущалось совсем. Лицо Зард не выражало ничего. Просто усталое и напряженное лицо.
Такие машины не должны летать, им не место в моих небесах.... Моих небесах?
Я перевела взгляд на окно: серое, все серое, мир утратил цвет, пока я была мертва. И эта серость была неравномерной, завораживающе неравномерной, гипнотизирующей....
Кровь, кровь на его лице. Красное на белом - вот это были цвета. Как грим азиатки, как флаг Японии, как закат зимой. Я вытираю ее носовым платком. Он совсем рыжий. Что я говорю? Я говорю, говорю, не замолкаю, и ты знаешь, что это ложь, все ложь. Я не могу не испортить последние минуты. Всегда лгала. Почему я лгала? Прощай.... Падение....
Падение... желудок где-то у горла, но это ничего - еще чуть-чуть потерпеть, еще полминуты, и все будет... Орех, восковые листья, широкие, как веера, острые, как ножи, и такие зеленые, как сама жизнь. Я знаю каждую его ветвь, каждый изгиб коры, каждый истекающий смолой сруб. За что же ты так ненавидишь меня? Не к тебе ли я прислоняла заплаканное лицо? Не твой ли обнимала ствол, когда ветер, сбивающий листья с твоей вершины, пытался сорвать и меня, разбить о черную землю, как твое дитя? Почему же ты резал мне щиколотки, отпускал мои мокрые ладони, почему ты не хотел принять меня, глупое дерево?
...Чьи это руки? Чья это улыбка? ...
... Падения, падения, не удержаться... мои кулаки гудят, костяшки пальцев содраны, в голове стучит набат - горячее застилает глаза, и я молю Бога, чтобы он меня остановил... падения. Тошнота. Крик в ночи. Пламя в желудке. На черной столешнице - стакан. На часах половина третьего. В стекле - отражение. За отражением - тьма. Непроглядная.
Падение.
Я вынырнула из сумерек своего больного сознания. Зард уверенно снижала машину. Внизу - целая поляна огней. Опять пришла ночь, и огни гирляндой сплетались и расплетались.
Отстраненно я подумала, куда меня опять занесло. Но ничего кроме огней видно не было, и я подавила крик, когда Зард бросила вертолет вниз, по вертикали, не сбрасывая скорости. А потом - мягкое приземление.
Клянусь, никогда больше мои ноги не оторвутся от земли.
Почему мне кажется, что я не раз себе это обещала?
Зард протянула руку и коснулась моего плеча. Странным образом я начинала понимать, что она хочет сказать. Сейчас она требовала, чтобы я вернулась из страны грез и помогла ей выбраться из кресла.
Я толкнула локтем дверь и Зард тяжело оперлась о мою руку, вставая на ноги. Несколько шагов - и мы вновь на твердой земле. Колени у меня немного дрожали.
Прямо перед нами выросла стена - молчаливая и темная, еще более темная, оттого, что увешена круглыми белыми фонарями, создающими не свет, а тени. Почему я все жду встречающую делегацию с цветами, хлебом и вином?
Но как я ни вглядывалась, единственными людьми здесь были мы с Зард. Она постояла немножко, отдыхая, а затем взмахнула ладонью в сторону стены и оттолкнула мою руку. Уверенной походкой пошла вперед, словно бок у нее не был продырявлен, а во рту уже трое суток не не было ни крошки. Может, здесь хоть накормят...
... Мысли мои откликались в моей душе неожиданным эхом. Например, голод не пугал, а вместо страха голодной смерти возникали расчеты как долго я смогу продержаться. Сложные зависимости от качества воды, расхода энергии, количества часов сна и бодрствования, сколько еще будет продолжаться то или иное чувство: боль в желудке, тошнота, потом - совсем не хочется кушать, а когда - очень хочется. Все это зависело от ранее установившихся условных рефлексов...
Я держалась на полшага от Зард и была готова подхватить ее, если она вдруг надумает терять сознание. Но, похоже, запас ее прочности был гораздо выше, чем казалось на первый взгляд.
В стене образовался светящийся четырехугольник - отворилась дверь. Зард переступила порог с выражением легкой брезгливости на лице - косяк был слишком низок, и ей пришлось пригнуться. Зард оказалось высокой и длинноногой.
Мимоходом я прикоснулась к стене - шершавая и теплая.
И - мы в огромном светлом зале, светлом до такой степени, что глаза болят и слезятся. Я прищурилась, стараясь смотреть сквозь ресницы, пока зрачки не приспособятся. Круглый амфитеатр, лампы сплошной шеренгой опоясывают периметр, поверхность пола приятно холодит мои ступни.
Зард не сбавляя шаг, прошла через зал и легонько ударила противоположную стену. Еще одна дверь - нормальная дверь на петлях, отворяющаяся внутрь. За ней - маленькое, тоже круглое помещение.
Я подпрыгнула от неожиданности: с потолка на нас обрушился целый поток воды, горячей и мыльной. Зард с отвращением сбросила мгновенно промокшую одежду, я последовала ее примеру.
Вода, смывающая грязь и пот с наших тел, пожалуйста, унеси мои воспоминания, как вчерашний сон: неверные и тревожащие.
Я запрокинула лицо вверх, к источнику, но ничего не увидела. Горячий душ казался благословением. И прекратился так же неожиданно, как и начался. Теплый воздух, хлынувший вместо, высушил нас за пару минут, и Зард достала откуда-то из стены - мне начинало казаться, что здесь везде потайные панели и ходы - два тугих, обернутых полиэтиленом свертка. Бросила мне один, и я поймала его на лету. Второй она разорвала, достав одежду.
В моем оказался серый комбинезон, мягкий на ощупь и, наверно, очень теплый. Нет, это я не одену. Сама же Зард уже облачалась в вариант вечернего платья: белый корсет, черная свободная юбка, черные перчатки до локтей.
Она сказала что-то резкое, увидев, что я не спешу одеваться. Я покачала головой и отдала ей сверток. Пусть меня расстреляют, если я ошибаюсь: моя дорогая спутница собирается на бал-маскарад, а мне предлагает роль девушки-убирающей-горшки.
Все она поняла. Без сожаления бросила на пол комбинезон и достала из стены платье, тоже, впрочем, серое, но вполне приличное.
Зард ждала пока я оденусь. Странно, что и платье и обувь (ботинки со срезанными носками) мне были как раз в пору. Затем - новая дверь, длинный коридор, выстланный коврами красно-коричневых расцветок. Впервые за долгое время я увидела людей: мужчины и женщины, в уже знакомых комбинезонах, безжалостно обтягивающих недостатки фигуры, проходили мимо с озабоченным видом. Их совсем не волновали ни Зард ни я, они появлялись и исчезали, пересекая наш путь и скрываясь в стенных проходах.
И долгий путь по прямой. Ковры глушили все звуки, и мне начинало казаться, что я не только немая, но и глухая.
Зард остановилась перед дверью - настоящей дверью, остановилась и замерла. Мы стояли несколько секунд, прежде чем ее открыли изнутри. Высокий и смуглолицый человек, худой, как палка, в черном, строгом костюме. Черт его лица я не рассмотрела: Зард опустила взгляд и я сделала то же - не стоит нарушать местных этикетов.
Она сказала что-то, странно протягивая гласные, не глядя в глаза собеседнику, потом - кивнула в мою сторону и повторила одну из уже слышимых мною фраз. Ага, значит, обо мне.
Торжественный ужин. Стол, уже накрытый на три персоны, застеленный белой скатертью и уставленный небольшими блюдами. Высокий первым занял свое место, затем - Зард, и я. Меня смущало незнание местных традиций, но, кажется, традиций никаких и не было. Единственное: вместо столовых приборов - тонкие, словно из бумаги, перчатки, а вместо чаш - пиалы. Я заставила себя выпить бульон - немного странный привкус, как по мне, и соли не хватает.
Появилась костлявые девушки в сером и убрали со стола.
Между мужчиной и Зард завязался разговор, очень сдержанный и абсолютно для меня не понятный. После второй ее реплики - голос холодный и ровный, он повернул голову чуть вправо, и Зард сразу умолкла - кажется, на половине слова. Мужчина неопределенно махнул рукой, и это послужило сигналом - Зард поднялась из-за стола и я последовала за ней.
Не оборачиваясь и не прощаясь мы покинула странного хозяина - а так себя держать мог лишь властитель, чье движение бровей - закон. Еще один коридор - на этот раз короткий, и вот уже я поднимаюсь следом за Зард по высокой, витой лестнице. Ее пару раз качнуло, но она во время схватилась за поручень, так что моя помощь не понадобилась.
Лестница еще раз свернула и уперлась в высокую узкую дверь, металлическую и исцарапанную. Зард толкнула ее ладонью, и дверь бесшумно распахнулась. И так же бесшумно закрылась за моей спиной, когда я вошла следом.
Мы оказалась в небольшой прямоугольной комнате, освещенной мягким светом, словно стены обрывались, чуть-чуть не доставая до потолка, и из этой щели струилось теплое желтоватое сияние. В углу лежал такой же лимонно-желтый матрас, и Зард произнесла что-то, указав на него рукой. Сама же, не задерживаясь, пошла вперед, и я увидела, что эта комната - проходная. Зард скользнула в узкую щель - такую узкую, что ей пришлось пробираться боком, и скрылась из вида. Я подошла ближе и заглянула в проход. Эта комната была такой же, только, кажется, не проходной. Моя спутница тяжело опустилась на тряпье в углу и закуталась в него как в кокон.
Мне совершенно не хотелось спать, тем более что я не привыкла засыпать при таком ярком освещении.
Я легла на матрас, который оказался неожиданно жестким, подложила ладони под затылок и уставилась в потолок. Потолок был серый и исцарапанный, словно по нему не раз проходили на коньках.
Это был не мой мир. Чужой, до отвращения чужой, и я чувствовала себя так, словно ночью забрела в пустующий дом. Хозяева могут вот-вот появиться, но уйти нельзя, - а остаться... уж очень неприятно здесь. Да, все здесь казалась именно пустым.
Еще, где-то в желудке засел страх, и мне от этого было холодно и противно. Даже одеяла нет, чтобы укрыться с головой и не видеть. Нужно постараться уснуть, это был трудный день, а предстоит, наверное, еще более...
Я знала, что могу уснуть в любое время суток в любом помещении, даже на дереве, в бурю - кажется, мне приходилось и так отдыхать. Память медленно возвращалась ко мне - кусочками аналогий, плохо сплетенными ассоциациями. Глупо надеяться, что после такого не будет повреждений... хорошо, что вообще есть какие-то воспоминания. Но если я не буду разговаривать.
Я поморщилась. Мысль о том, что так и придется оставаться бессловесной, была более чем неприятной. Нужно выучить ту тарабарщину, на которой они общаются, эти странные люди. Только вот как...
И еще - у меня не было сомнений в том, где я оказалась. Воздух, что ли? Нет, и воздух здесь другой - подвижный, но сухой, и оттого - такой же мертвый.
Когда они прибыли... воздушные бои, переговоры - перемирия. Мы дарим вам что вы просите - бусы? Нет, зачем нам бусы. Вот та замечательная вещь - как она называется? Ах, это ваша дочь? Значит, вы нам это не подарите? Очень необычная конфигурация черепа, знаете ли, я такие коллекционирую... Спасибо вам большое, так мило с вашей стороны... И вновь - бои. Только уже не в воздухе, а за пределами стратосферы.
У меня не оставалось сомнений - они победили. Или никто не победил, но мы довели себя до такого состояния. Странно, я то думала, нас под корень вырежут, если мы окажемся слабее. Впрочем, много ли я успела увидеть? Безжизненный океан и пустынный пляж. Странную женщину на странном, таком знакомом - но чужом - транспорте, здание-улей...
И все же я задремала. Мне ничего не снилось, и это было замечательно. Впрочем, нет, было предощущение сна - запах. Они здесь. Рядом. Я чую их, как мышь чует крадущуюся, принюхивающуюся лису, где-то здесь, совсем близко...
Я открыла глаза.
Потолок был все таким же выщербленным, освещение не изменило своего желто-лимонного оттенка. Я повернула голову и поняла, что меня разбудило - Зард мягко, но ощутимо сжала мое предплечье. Увидев, что я открыла глаза, она поднялась с колен и отступила на шаг. Зард была такой же помятой, как и вчера, но глаза ее блестели. Она сделала открытой ладонью жест, словно поднимала что-то невесомое. Я послушно встала.
Зард решительно направилась к глухой стене и резко остановилась в шаге от нее, ожидая меня. Обернулась и недовольно нахмурила брови - одна из первых эмоций на ее лице.
Я подошла ближе и увидела, что стена не гладкая, а с неровной выемкой как раз на уровне моего бедра. Зард без колебаний схватила мою ладонь, вывернула мне пальцы и с силой пропихнула в пазы в стене. Внутри что-то сухо щелкнуло - то ли мои кости, то ли тайный механизм, но стена мягко прогнулась внутрь, и Зард, все еще не выпуская моей руки, затянула меня в глубину новой комнаты.
Оставалось лишь изумляться: у меня создалось впечатление, что в этом мире действует такой же запрет на прикосновения, как и в моем родном.
Судя по запаху - это было отхожее место. Круглое помещение с системой радиальных желобов. Не особенно раздумывая, моя провожатая сделала все, что положено делать по утрам, затем - хлопнула в ладоши, и я уже во второй раз оказалась внутри водного потока, льющегося с потолка.
Я попыталась отступить в сторону - поток, как кара небесная, падал точно мне на голову, но он переместился вместе со мной. Я сделала еще шаг в сторону, начиная понемногу паниковать - так и задохнуться не долго. Водопад прекратился неожиданно и я, отплевываясь, услышала смех Зард. Смеялась она, конечно, с меня. Мне оставалось лишь скромно улыбнуться в ответ, хотя больше всего хотелось сейчас размазать ее ухмылку по противоположной стене.
Приступ ее веселья прошелся и вот уже она - та же, больше похожая на ожившую статую. Зард сбросила мокрую одежду и еще раз хлопнула в ладоши - на этот раз поток обрушился лишь на нее.
Оставалось только последовать ее примеру - в который раз.
Потом Зард показала мне как из такого же паза в стене доставать одежду - сжимаешь кулак, разжимаешь, и хватаешь чуть влажный пакет, в котором только то, что тебе приличествует носить.
Мне вновь досталось прямое серое платье, длинное и плотное, Зард - желтые лосины и такое же платье, только зеленого цвета. Она пригладила влажные волосы рукой, и критично оглядело меня с ног до головы. Кивнула каким-то своим мыслям, и, повторив манипуляции с пазом в стене, махнула рукой, чтобы я следовала за ней - вон из уборной.
Как бы там ни было, кажется, я начинаю разбираться в выражении ее лица.
Спуск по лестнице. Ладони у меня мгновенно стали мокрыми, и я цеплялась за поручень, как за последнюю соломинку. Смотреть вниз было нельзя, и я не отрывала взгляда от острых лопаток Зард, выпирающих из-под зеленой ткани. Пока я злилась на себя за этот новоприобретенный страх высоты, ноги мои сами провели меня через неполных три витка лестницы. Витки... витки...тошнота в горле, а позвоночник так вдавливает в кресло, что чувствуешь каковы на ощупь прутья спинки. И она несется на тебя - плоский щит, изрытый канавками улиц и прыщами укреплений.
Прочь, прочь, этого никогда не было.
Лестница осталась позади, и я вздохнула глубже, вытирая ладони о платье. Зард уверенно шла вперед, эти коридоры - прямые, иногда расходящиеся, ветвящиеся под углом в сорок пять градусов. Тусклые лампы через каждые десять метров, стены и пол казались каменными, но были такими гладкими, словно вылизаны огромным языком, впечатление подземелья только усилилось, когда я сообразила, что коридор, которым мы двигаемся после очередного поворота, плавно уходит вниз. Но воздух здесь был свежим и сухим - более чем свежим, моя кожа под платьем покрылась пупырышками.
Зард резко остановилась и я едва не налетела не нее. Еще один паз для ладони - она пробормотала что-то, открывая стену, и когда та прогнулась внутрь, толкнула меня в спину, так, что я едва не споткнулась, когда стена закрылась за мной.
Я оглянулась - нет, Зард была рядом, а не осталась по ту сторону. Здесь была небольшая комната, более похожая на выдувшийся аппендикс коридора - точно такая же, только чуть более широкая, и лампы ярче - они гроздьями по две-три штуки свисали с потолка.
Мужчина, сидевший за пультом у противоположной стены, обернулся, и медленно встал. Правее пульта - панели с цветными тумблерами и мелкими пазами для ладоней - находился низенький столик, заставленный посудой из зеленого стекла и поблескивающими металлическими предметами. Под столиком - завалившаяся на бок стопка книг.
Я перевела взгляд на человека. Он был почти на голову выше Зард и едва не касался потолка макушкой, на нем был серый сюртук, прямой и длинный - от жесткого воротника до пола, так что не видны даже носки обуви. Я заставила себя посмотреть на его лицо - узнавание, комок привычного страха в горле. Нос, длинный и узкий в переносице и неожиданно мясистые ноздри, прямая линия губ, глаза - в глаза я не смотрю - это усвоено на уровне рефлексов, но вижу, что бровей у него нет, а череп гладкий и круглый как мяч, большие уши плотно прижаты к голове.
Не может быть. Не может...
Я зажмурилась, отгоняя видения прошлого.
У него на рукавах пуговицы, там, где запястья, ткань плотно прижата к болезненно-белой коже.
Зард что-то рассказывала лысому ровным, почти металлическим голосом. Тот слушал, не глядя на меня. Длинные руки спокойно свисают вдоль тела.
Она умолкла, и я заставила себя расправить плечи, потому, что лысый, не мигая, уставился на меня. Внутри у меня все сжалось. Я не могла смотреть ему в глаза, и не могла отвернуться.
Лысый отвел взгляд и спросил что-то у Зард - почти шепотом. Ее ответ показался мне на полтона резче.
И тогда лысый протянул руку - невероятно длинную, и вцепился мне в горло. Лишь на две секунды, но за эти две секунды его пальцы ощупали мою гортань, словно изнутри, не давая мне вдохнуть. Я ударила ребром ладони по его запястью, пытаясь вырваться, но он даже не заметил - отпустил через миг, видимо, решив, что хватит меня душить.
А потом меня словно переехал грузовик, в глазах у меня потемнело, и стена - еще одна стена? - надвинулась на меня, выжимая из меня все. Все, чем я была. Ни одного видения. Только прошлое. Слишком мало его у меня было - прошлого.
Холодный мертвый океан. Острые камни под ногами. Перемазанное зеленой краской лицо Зард. Падение. Падение, засасывающее, увлекающее вниз, стремящееся размазать тебя по глади неба и глади земли. Три неполных витка шаткой, воздушной лестницы. Ужас перед незнакомым человеком. Человеком. И моя бессловесность. - ОНО ПОДАЛОСЬ ВПЕРЕД, ВПИВАЯСЬ В НОВОЕ ДЛЯ СЕБЯ ОЩУЩЕНИЕ - разрывающая невозможность, неизвестность, чуждость происходящего. Голоса, смыл которых утерян, похожие на животные мычания и несвязные лепетанья младенцев, собственный голос - чужой, непослушный, бесполезный. - ОНО ВЫВЕРНУЛОСЬ ПРОЧЬ.
Я прикоснулась рукой к горлу. Оно болело, но в голове болело сильней - осталось ощущение того чужого и ... все же не чуждого.
Что-то черное качнулось и отодвинулось - я сфокусировала взгляд - ботинки с закругленными носками и желтыми ногами в них. Кажется, я свалилась прямо к ногам Зард. И локоть больно ударила.
Мир вращался вокруг меня сумасшедшей каруселью, а голоса доносились как из-под воды. Лысый сказал что-то гортанным голосом, тихий ответ Зард. Вновь - лысый.
Стараясь не двигать лишний раз левой рукой, смягчившей мое падение, я поднялась с пола. Зард обернулась, поглядела на меня, и вернулась к разговору с лысым. Она без страха смотрела ему в глаза, и я сначала решила, что она просто невероятно смелая, а потом - что она дура. Но на самом деле - это я дура. Если лысый и похож, то - только похож.
Сколько времени прошло? Век? Два? Тысячелетие? Они что - ассимилировали в нас, или это мы ассимилировали в них? Или - это...? - я оборвала мысль, так как Лысый замер на половине слова и, не мигая, уставился на меня. Смотри, смотри, много ли ты увидишь, когда я знаю, что ты - не один из них?
Зард бросила что-то на прощанье - короткое, и, кажется, не очень содержательное, и, вцепившись пальцами в мой больной локоть, протолкнула меня сквозь податливую стену - в подвальный коридор.
Путь обратно занял гораздо больше времени потому, что Зард двигалась как-то нехарактерно - медленно, вдумчиво переставляя ноги. Мне приходилось прилагать усилия, чтобы не наступать ей на пятки. У второго поворота она даже остановилась, словно раздумывая, и аккуратно прислонилась спиной к стене.
Кажется, не только меня этот Лысый вымотал.
А еще я вспомнила, что у Зард продырявлен бок и то, что она так бодро вышагивала впереди - не совсем нормально.
Поворачивать было необходимо направо, но Зард, закусив губу, выбрала левое ответвление коридора. Здесь светлее, и коридор не только поднимался вверх, но и становился шире. В какой-то момент она ускорила шаг, словно вся подтянулась, и, повернув, я поняла почему.
Мы оказались в широком зале, заполненном таким количеством людей, которое мне никогда еще не приходилось видеть. И еще - у меня не возникло сомнений в том, что это столовая. Высокие столы-стойки, за которыми стоя пережевывали пищу жители улья. Впервые я получила возможность делать какие-то выводы, и мне эти выводы не нравились: мужчины и женщины, в серых облегающих комбинезонах, все как один сутулые и костлявые, коротко стриженные, с нездоровым цветом лица. Выражения лиц - сосредоточенно жующие. Я чувствовала себя так, словно попала в зоопарк.
Зард не сбавляя шага двинулась в человеческую гущу и я поспешила за ней, стараясь не смотреть по сторонам. У свободной стойки она остановилась, положила не нее локти, и огляделась, высматривая кого-то. Потом вскинула руку и щелкнула пальцами. Это показалось мне самым громким звуком в зале.
Кажется, никого из присутствующих не смущало то, что наши с Зард наряды отличаются от рабочих комбинезонов. Является ли здесь одежда признаком класса? И что это значит для меня? И еще - все, кого я здесь видела, были темноволосыми. Или темно-русыми. Зард же - блондинка, судя по всему, естественная.
Появилась девочки лет десяти - в таком же комбинезоне, с двумя подносами в руках, и, приподнявшись на носках, поставила их перед нами на стойку. Зард кивнула, а я нашла объяснение тому, что в столовой не видела детей. Как и стариков, впрочем.
Меня уговаривать надобности не было - я поняла насколько голодная. На подносе стояла миска с чем-то похожим на жидкую кашу и плоская тарелка с белыми небольшими кубиками. Перчатка, уже знакомая мне, и ложка. Ложка была деревянная и явно выструганная вручную. Вторая знакомая мне вещь, после книг под столом Лысого.
Зард бросила на меня то ли любопытный, то ли подозрительный взгляд. Может, нужно притвориться, что я ложку первый раз в жизни вижу? Люди в комбинезонах обходились без этого нехитрого приспособления - просто пили кашу, как из пиал, в отличие от Зард, прекрасно знающей, что делать со столовыми приборами.
Я пожала плечами, решив притворяться как можно меньше.
Каша оказалась абсолютно безвкусной, а кубики - такими же, только еще и волокнистыми. Я так и не поняла из чего они - отварное мясо, или кора какого-нибудь дерева. Доесть такой завтрак я не смогла, как себя ни уговаривала.
Зард же в отличие от меня, тщательно пережевывала резиновые кубики.
Небольшое шевеление где-то впереди - я вытянула шею, стараясь рассмотреть, Зард тоже оторвалась от еды, и мне не понравилось выражение ее лица. Люди быстро и тихо сдвигались в стороны, освобождая путь от одного из коридоров к центру столовой. Десять человек, все - в черных сюртуках, как у Лысого, подтянутые и напряженные, впереди - ярко-зеленое пятно.
Они целеустремленно направлялись к нам, и я подумала, что сейчас что-то будет.
Возглавлял процессию мужчина в зеленом свитере и коричневых брюках, и он казался здесь еще более неуместным, чем я. Когда он остановился напротив Зард, а его спутники отступили на несколько шагов, все, как один, просверливая меня взглядами, я поняла, что человек в зеленом и Зард - родственники. Скорее, брат и сестра. Одинаковые волосы, только у мужчины - коротко стриженные, еще он был чуть выше Зард, но подбородок у него был другой - острый, а глаза - бесцветные под узкими полосками бровей.
Мужчина спросил, а Зард ответила - резко и односложно. На что он улыбнулся уголками губ, развернулся на каблуках, и ушел в сопровождении своей свиты куда-то в другой конец столовой.
Зард положила ложку на поднос и, не раздумывая, двинулась вдоль ряда стоящих людей, которые, казалось, вообще не обратили внимания на произошедший диалог. Сомневаюсь, что хоть один из них его не слышал - они даже жевать прекратили, пока длилось это маленькое представление.
Я едва успевала за ней.
Ряд, еще ряд. Одинаковые сгорбленные спины, с выступающими позвонками.
Зард остановилась, высматривая кого-то. Я попыталась проследить за ее взглядом, и встретилась глазами с человеком - еще одним в черной одежде. Зард тоже заметила его, и теми же широкими, не женскими шагами, поспешила к нему.
Кивок, кивок. Ее знакомый был стариком - первым стариком, которого я здесь видела. Затянутый в черную форму, как и молодчики брата Зард, с прямой спиной и узловатыми пальцами - он нервно отбивал какой-то ритм на стойке, пока Зард говорила, с глубоко посаженными под кустистыми бровями глазами, с глубокими носогубными складками. Жилистый, как старое дерево.
Зард умолкла, и он перевел взгляд на меня, изучая, словно зверушку на препараторском столике. Что ж, я и не сомневалась, что они обо мне говорили.
Старик ответил, взвешивая слова, и не отрывая от меня взгляд.
Зард кивнула и развернулась на сто восемьдесят. Я хотела следовать за ней, но старик схватил меня за локоть, удерживая на месте. Кажется, Зард надоело, что я хожу за ней по пятам, и она нашла на кого меня спихнуть.
Глава 2
Только спина моей единственной знакомой скрылась в чернеющей дыре коридора, старик потянул меня в противоположную сторону. Я чувствовала себя как маленькая собачка на коротком поводке, которую волокут сквозь толпу. Серая масса послушно сдвигалась, пропуская старика, но на меня никак не реагировала, и если я не успевала протиснуться в мгновенно смыкающуюся щель - меня толкали острым локтем, или плечом.
Когда столовая осталась позади, старик разжал пальцы и выпустил мой многострадальный локоть. Он даже чуть замедлил шаг.
Мир коридоров. Переплетение червоточин, кротовых ходов и что там еще есть в физике. Физика...физис генезис...будь она проклята...
Звук наших шагов. Почти в ритм. После очередного поворота к ним добавилось быстрое и сбивчивое стук-стук-стук. Я обернулась, но ничего не разглядела.
Стук-стук-стук... Кто-то бежит, пытаясь догнать.
- Огра! Огра! - Старик резко остановился, поворачивая хмурое, неприветливое лицо к мчащемуся следом за нами. "Огра" - это "подожди", или имя старика?
Мальчишка лет пятнадцати. Если темпы акселерации не изменились.
Парень замер перед стариком и легко, едва заметно поклонился. Дыхание его от бега не сбилось, и он протараторил что-то, не отводя прямого взгляда от старика. Прямого взгляда... здесь что - все родственники всех? Светло-серая форма - футболка и брюки - явно с чужого плеча - слишком уж узкая и короткая, угловатые черты лица, черные буравчики глаз из-под бесцветных бровей, широкий череп, правда, покрытый коротким черным пушком. Сын? Брат? Те же чуждые гены, что и у Лысого. Та же кровь.
И сколько их - чужаков среди нас? ... Нас. Смешно звучит.
Мальчишка выложил все, что хотел сказать, и умолк.
Никаких слов, никаких жестов, - старик просто развернулся, опять впился хищными пальцами в мою руку, и пошел дальше, не обратив внимания на последнюю реплику мальчишки - явно с вопросительными интонациями.
Я заставила себя выбросить из головы все суждения. Мне предстоит здесь жить. Если получится.
Последний поворот и - тупик. Старик поковырял в стене сухой рукой, и она подалась, пропуская нас. Еще ветви коридоров. Только более широких и более светлых. Здесь было шумно - шелест шагов, глухие удары и выдохи. Проходя мимо очередного входа, я заглянула - два крепыша исполняли что-то вроде балета, не двигаясь с места, но размахивая руками, как крыльями, и перекатываясь с пятки на носок.
Маленький, овальный зал - Старик сделал что-то со стеной, и она сомкнулась за нами. Недолгое копание в груде хлама, сваленного у стены, и Старик протянул мне странную штуку - гнутый пластмассовый обруч, с двумя скобами и желобком по центру. Я повертела ее в руках, не очень соображая, что это такое и для чего предназначено.
Кажется, моя непроходимая глупость развеселила его так же, как и Зард до этого. Он усмехнулся и отобрал у меня пластмассу. Вытянув ладонь, продел большой палец и мизинец в пазы, а сам обруч обхватил его запястье.
Я ожидала чего-то подобного, но когда Старик сжал кулак, и из под его пальцев с глухим хлопком вылетела черная молния, я вздрогнула. Старик указал пустой левой на противоположную стену, я разглядела фосфорицирующие очертания человеческих фигур, нарисованных на камне, и россыпь точек в центре одной из мишеней.
Более чем знакомо.
Нет, это не человеческие фигуры на стене - слишком вытянутые, слишком высокие, ага, вот и поменьше - в центре больших.
Здравствуйте, добрые враги. Кто выбьет вам мозги, кроме меня?
Я взяла оружие, поморщилась, когда Старик сдавил мне пальцы, помогая просунуть в петли. Вытянуть руку, нет, не так напряженно. Цель - над костяшками пальцев. Резко сжать.
Обжигающий поток воздуха, казалось, разрезал мне кожу, и я едва не выронила оружие. С усилием стянула с руки и подула на обожженную ладонь.
Россыпь бриллиантовых игл над правым плечом мишени. Промазала.
Краем глаза я поглядела на старика - тот выглядел довольным.
Слишком много мне нужно было знать. Слишком много вопросов. Это злило.
Тонкие металлические иглы, непривычно легкие, с двойной спиральной насечкой. Если перед тем, как укладывать их ровными рядами в желоб браслета, смочить черную поверхность отравляющим веществом - смертельное оружие. Впрочем, если хорошо прицелиться ... жаль, я не знаю где у них важные органы. И какой нужен яд.
Весь день - до того момента, когда Старик отобрал у меня новую игрушку и бросил ее опять в кучу хлама - я тренировалась. Было приятно чувствовать себя вновь защищенной. Лживое, конечно, чувство. Но ничего другого у меня не было.
И еще мне было абсолютно непонятно зачем Зард и Старику давать мне столь ценные уроки.
Лежа на твердом матрасе, под неусыпным взором раскаленных ламп, я думала об этом. Никаких предположений, никаких версий. Слишком мало сведений для рабочих гипотез, все еще рано.
Я приподнялась и в который раз оглядела свои ладони - я тренировалась попадать в голову призрачному врагу как правой, так и левой рукой. Соответственно, заработала ожоги первой степени. Но это мелочь, это пройдет. Гораздо больше мне не понравилось то, что кормят здесь не только паршиво, но еще и всего один раз в сутки. Когда Старик привел меня в маленькую каморку, открыть которую мне удалось со второго раза, я была готова упасть на матрас и уснуть.
Вот только свет здесь был постоянно, пальцы дрожали так, словно я все еще целилась и стреляла, а перед глазами стояли лица: Зард, разукрашенная и грязная, Лысый, касающийся своими паршивыми мыслями моих воспоминаний, Старик, с глупой довольной улыбкой следящий за тем, как я закрепляю браслет на левой руке, смазанные, усредненные фигуры в сером, светловолосый в зеленом свитере - тоже разрисованный, как на маскарад, девочка с подносами, у которой из-под рукавов серой робы выглядывает витой пластмассовый браслет ... Лица сливались, образуя все новые и новые комбинации, а я, следила за этим калейдоскопом, пытаясь найти... Что? Вспомнить...что - вспомнить? Прошлое, которого нет.
Белое скуластое лицо, глаза, не отрываясь и не мигая, глядят на меня. Я не испугалась потому, что считала, что все еще сплю. А когда поняла, что лежу на боку, а это лицо находится где-то высоко, у самого потолка - пугаться было поздно. Только мороз по позвоночнику.
Я села и с усилием потерла веки.
Сколько? Одна шестая? Треть? Одна двенадцатая? Сколько чужой крови в этом мальчишке? Или еще меньше. Случайно выскочивший ген?
Парень, так похожий на Лысого и на одного из тех, сейчас с холодным любопытством изучал меня. Как долго он уже так стоит и глядит?
- Илгвар, - сказал он, показав себе куда-то в горло.
Я моргнула, не очень понимая, к чему это он. Ах, имя. Имя - это хорошо.
Затем Илгвар сказал что-то длинное и не вразумительное, а мне оставалось лишь удивленно на него таращится. Он повторил еще раз - короткую фразу, одновременно отступая назад и делая жест, словно тянул меня за собой на веревочке. Похоже, это значит "Идем со мной". Замечательно. Это я запомнила.
Я поднялась. В животе у меня свело от голода, хорошо, что не заурчало.
- Идем, - повторил Илгвар, и я двинулась за ним, надеясь, что понимаю, чего от меня хотят. Кажется, он остался доволен.
Я начинала привыкать к тому, что стены за моей стеной с мягким давлением смыкались, но то, что через один поворот нас ожидала небольшая компания, было для меня неожиданностью. Старик в окружении десятка молодых и крепких мужчин, все - в темно-серых сюртуках, и все старательно делают вид, что меня не существует.
Ждали только нас, и процессия сразу двинулась вперед и вправо, лавируя в хитросплетениях подземных ходов. Мне приходилось прилагать усилия, чтобы не отстать от них - слишком уж быстро шагали и неожиданно поворачивали. Организованность, никаких разговоров, никаких лишних движений - вот что объединяло их.
Тихий настойчивый гул и едва уловимый запах пищи подсказали мне, куда мы направляемся. Опять столовая. Не скажу, что была разочарована. Есть хотелось зверски.
И хотя в иерархии я еще не разобралась, один ряд - длинная стойка - был абсолютно пустым, а люди в комбинезонах старались не попадать нам под ноги. Безликие девочки-близнецы принесли подносы - все, как вчера, и исчезли, словно их и не было. Еда была та же - и почему я не сомневалась? Вот только кашу пришлось пить, наклоняя миску, сужающейся стороной на себя.
За мной следили - настороженные, неприятные взгляды. Я и не надеялась, что эта компания будет меня игнорировать, но не так откровенно, в конце концов. И еще я заметила одну вещь: Илгвару достались не только злые колючие взоры, но и, словно случайные, толчки под руку, как раз, когда он пытался что-нибудь проглотить. Что ж, чужую кровь здесь не любят - это приятно. Против мальчишки я ничего не имела, но моя ксенофобия - выращенная много лет назад под неусыпным взором психологов (откуда я это знаю?) просто требовала уничтожения этого ... существа.
Доесть я все же не смогла. И не только я - тарелки многих моих спутников остались полными, но они дисциплинированно ждали Старика.
- Идем, - сказал мне Илгвар, когда Старик брезгливо бросил на поднос перчатку, давая понять, что завтрак окончен. Он сделал два шага вперед, затем обернулся, и задал Илгвару спокойный и короткий вопрос. Тот ответил, и я явственно расслышала "Огра" - что ж, точно имя старого.
А потом Старик, то есть Огра, почти не замахиваясь, ударил мальчишку по лицу так, что тот упал бы, не ухватись рукой за стойку. Судя по выражению лиц - это было неожиданно не только для меня, но и для молчаливой свиты. Из-под прижатой к носу ладони закапали черные бисеринки крови. Глаза у Илгара были такими перепуганными, что мне стало его жаль. Он отпустил стойку, которая опасно накренилась, и стремглав выскочил вон.
Инцидент на том был исчерпан - мы дружно покинули столовую. Старик по дороге бросил на меня испытующий взгляд, а я постаралась сделать удивленно-глупое лицо. Ничего не понимаю, ничего не знаю, в детстве мама меня уронила. Ага.
Молодчики по двое - трое рассосались, только пришли в ту освещенную гроздь коридоров, а Огра привел меня вновь во вчерашний зал.
Я прищурилась, изучая барельефы на стенах. Почему вчера я не обратила внимания? Ряды фигур - не мишени, а домашние сценки. Вот они принимают пищу, вот смотрят костюмированное представление, вот - маленькая фигурка взлетев, рубит другую фигурку - больше и человечней. Внутри абриса, стоящего прямо и, словно, смотрящего в тебя, - россыпь поблескивающих игл. Что ж, это вчера.
Я обернулась, услышал звук шагов за спиной - Старик отступил в сторону, и в зал через смыкающуюся стену, проскользнул Илгвар. Молча, он взял браслет из сваленной у входа кучи, одним быстрым движением надел и вытянул руку.
Холодная волна обрушилась на меня, проветривая голову, вымывая ненужные конструкции - слова забытого языка, суждения, реакции. Каменные стены зала проступили, как на трехмерном негативе, хоровод искаженных лиц, кривляющихся тел. Худой белый человек с оружием, мерцающим едва уловимым красным туманом, сгущающимся вокруг его сжатого кулака. Сведенные брови и раздутые ноздри. Второй человек уже поднял такое же оружие и защелкивает вокруг своей кисти, не отрывая от меня напряженного взгляда.
Двое безымянных.
Я отступила в сторону, со спокойным удивлением следя за полетом красного тугого сгустка, промчавшегося рядом с моим ухом. Горячий воздух упругой струей ударил в висок.
Де жа вю.
Я вчера стояла на ровном черном плато? Оно стреляло в меня красной нитью лазера? Где ты спрячешься? В могиле, в пяти метрах под мерзлой землей? Рядом с двумя десятками дрожащих, истощающих миазмы страха тел?
Я отступила от второго выстрела, обернувшись, проследила за траекторией ржавого сгустка. Клякса черно-рыжего пламени расползлась между кривоногим карликом и высокой длиннорукой тварью.
Старик перетек вправо, пытаясь уйти из поля моего зрения. Я не стала следить за ним. Он был не опасен. Менее опасен.
И когда я подняла руки - рывком, выворачивая плечи в суставах, напрягая ладони до жгучей боли, два пламени рванулись ко мне - ко мне - и вверх, по узкой параболе взмывая в потолок. По моим венам. По моей вере. Вера как проводник. Магнитная проводимость?
Каменная крошка осыпалась мне на голову.
Сухой каркающий звук.
Старик смеялся. Широкими шагами он приблизился ко мне, хлопнул по плечу, произнес что-то с широкой улыбкой. Я непроизвольно дернулась, отодвигаясь, пытаясь уйти из зоны влияния непонятного неприятного существа.