Ковш с металлическим звуком шкрябнул о стены бака. Противный звук. Ожидаемый, но каждый раз неожиданный, и оттого вдвойне тоскливый. Звулош даже вздрогнул, помянул травы лихолетья и, вытянув короткую шею, заглянул в бак. Так и есть - воды на донышке!

Пришлось наклонять и через край выливать остатки в ковш. Даже половины не набралось!

Звулош выпил воду, морщась от скрипнувших на зубах песчинок. Значит, у дна черпали. Значит, и в колодце осталось так же - на донышке. Вернув бак на место, Звулош вперевалку направился к двери. Потоптался на пороге.

В доме, несмотря на закрытые шторы, царила жара. Она ползла с улицы, тонкими струйками проникая сквозь неприметные щели в полу, трещинки в глиняных стенах и через уголки оконных рам. В доме было душно. А если в доме так, то как же на улице? Звулош знал - как, и высовывать нос из дома ему не хотелось. Но селение требовало обхода старосты. А староста как раз он.

Дверь нараспашку Звулош давно не открывал, так, чуть-чуть - едва протиснуться - но так как мужчина он был не мелкий, сухой палящий зной успевал выжечь привычную духоту дома. Ну и ладно, теперь до ночи он пробудет на улице и воспримет душную полутьму комнаты, как благо.

На улице хуже. Яростное солнце слепит глаза. При каждом шаге с дороги поднимается пыль и клубится у колен, оседает на одежде, впитывается в уже вспотевшую кожу.

Звулош шёл по дороге селения - справа дома, слева - поля. Двери домов плотно закрыты, окна занавешены - жители пытаются создать подобие прохлады. Посевы на полях совсем поникли, того и гляди выгорят до корня. Огороды и вовсе не хочется глядеть - печаль печальная.

Одна надежда - что вернутся лозники, да не с пустыми руками, а с добрыми вестями. А там и вода придёт.

Звулош отёр пот со лба и вгляделся в дрожащее над далёким лесом марево.

- Не видать? - хрипло спросили сзади.

Инокей. Стоит, опираясь на сучковатую палку, и дёргает подбородком, отчего его длинная, седая борода тоже дёргается и почти встаёт колом.

- Нету пока, - отозвался староста, недовольно поводя широкими, чуть сутулыми плечами. Пот уже пропитал рубашку, и противно, неторопливо сползал по позвоночнику, подбираясь к холщовым штанам. Хоть в исподнем ходи, бабам на смех.

- Ганзя обмолвилась - трое к скалам пошли, гэ? - Инокей вытянул бороду в указанном направлении. - Хто там?

- Ходунцы. Или скакунчики.

- Ходунцы, однакеж, лучче, - пожевал губами Инокей. - Токмо ходунца один не завалит. Двоих-троих... Однакеж, ходунцы лучче, - уверился в своём выводе старик.

- Лучше, - нехотя подтвердил Звулош, снова оглядываясь на лес. Потом развернулся и двинулся в другую сторону.

Инокей, скребя палкой по сухой земле и прихрамывая, поспешил за ним.

Из-за домов слышались визги. Дети найдут себе развлечение в любую погоду - набились сейчас в наполненную грязью яму - всё, что осталось от реки - и возятся там, не думая, чем отмываться будут. Засохнет и само отвалится! Сейчас детишкам нет забот. Воду достать - лозникам работа. Вырастут, как один захотят стать лозниками, а покуда...

- Кого прочишь в этот раз? - спросил Инокей, выкорябывая палкой на земле какие-то закорючки.

- Веранона, - нехотя обронил Звулош. - Думается мне, что он...

- Великая честь - добыть воду селению! Великая опасность -выследить чудовище, приманить и убить его, - Звулош чуть не споткнулся от карканья деда. - И великая же жертва...

- Дранник вернулся! - истошный вопль прервал болтовню старого и перекрыл радостные визги детей. - И Ойлух!

- Ну, понеслась, - выдохнул староста довольно, кивнул сам себе и почти бегом поспешил в избу для собраний.

Ойлух выследил в горах скакунка. Дранник нашёл лепёшечника. Диста со своей сестрой близнецом Рубой, часто принимаемой за парня, отыскал нору зеленолапника.

- А ты? - Звулош обратил нахмуренный взгляд из-под кустистых бровей на Веранона. - Неужто опростофилился? Почитай с неделю по кустам стробынял.

По избе послышались смешки. Народу набилось - почти всё селение! Каждому охота в первую голову узнать, кто из лозников отличился.

Веранона знает всякий. Огонь-парень. Высокий да ладный, плечами широк, лицом пригож. Гордец, тока, без меры, но а чего ж? не всякому дано до его лет прожить и сам-сто расцвети. Иные от жажды в колыбели помирают. Коли лозникам не везёт. А этот - ты гляди, выдюжил. Кажная девка в селении на него глядит, да только он не на всякую взглянет. Так неужто не нашёл ничего? Вот им, девам-то, умора.

Веранон поднялся, надменно оглядел собравшихся и обронил одно слово:

- Буреломник.

- Охо-ха! Ого! Так его! - всколыхнуло толпу. - Верн-то как всегда...

- А чего сразу Верн! Мой-то! Скакунок! Он же тожа! Он, знаете, какой большой!

- И где он щас? - насмешливо спросил староста. - Норы у скакунка нет, ты его где видел, а щас он уже ускакал!

- Ога! Точно! Правильно Звулош говорит! - поддержал собравшийся люд. А кто-то не выдержал и крикнул:

- Скорее решай, любезный, жарко, мочи нет!

- Лепёшечник маловат, - староста насмешливо глянул на Дранника, и самого не великого ростом. - Зеленолапника приманить шибко трудно, да и вони от него... Потом весь путь травой да солью засыпать, а травы ныне в убытке. Так одно остаётся... - он кивнул Веранону, гордому своей победой и оттого ещё сильнее задравшему нос.

- Завтра с утра и выходи, - велел Звулош. - Воды шибко надобно. Дождей.

Веронон дёрнул головой, мол, сам знаю, и направился к выходу, не смотря более ни на кого.

- Ох, беды-бедушки, - пропел насмешливый шепоток за спиной парня. - И так горд за дестярых, а теперь и вовсе нос задерёт. И ни понюхать, ни погладить нам его плеч-то покаты-ыых... - и грянул в спину задорный девичий смех.

Раскудахтались, ровно куры, зло думал Веранон, спеша в свою избу. Ржите, ржите, а всё одно - не про вас добро росло, не вам и достанется. Нет в селении той девки, которую бы хотелось прижать к себе, а не то, что жизнь связать. Да и охота ли себя связывать? Вон их сколько! И любая на всё сегодня же согласная. Есть и иные - себя блюдут, губы кривят. Такой, что букет полёвый, что алмаз гранёный - а без свадебна венца не допустит до лица. А ему и не надобно. И не такую, и не другую. Все они - пшеничнокудрые, рыжие, чернобровые, пышногрудые и крутобёдрые - виделись Веранону одним ярким пятном. Жирным, марким плевком перед глазами. Все они резкие, насмешливые, пропахшие потом и ржаными колосьями, полевыми цветами и сухой пылью, сдобными лепёшками и квасом - все они были слишком прямы в своих намерениях, от них так и пыхало ожиданием, сквозило нетерпением, накатывало истомлённой похотью пополам с жарой. От их прямоты и простоты Веранона коробило, словно тончайшую бумагу в уксусе. Ему надо было не такую.

- Поздновато ты, - мать поставила перед ним плошку с супом. Виновато пожала плечами, словно извиняясь за излишнюю густоту. Вода на исходе, приходится расходовать помаленьку.

- Собрание ж было, - Веранон черпнул ложкой пшённое варево. - К тому ж я из лесу.

- Да знаю... - чуть торопливо вскинулась мать, и тут же тихо добавила:

- Татьянка заходила. Всё ждала тебя. Чуть-чуть разминулись.

- На собрание что ж не пошла? - насмешливо спросил Верн.

Сам же чувствовал лишь раздражение. Опять эта Татьянка! Липнет и липнет. И хуже всего - матери пришлась по душе. Точнее, залезла в душу, змеюка!

- Долго будешь однюком бродить-то? - негромко спросила мать. - Мне подспорье бы... Лишние руки не лишние бывают.

- Я лозник, - аппетит пропал. Скис, как молоко в жару. Веранон отодвинул чашку с недоеденным, прошёл в свой угол и принялся собирать сумку.

Мать убирала со стола. Кажется, плакала. Веранон исподлобья смотрел на неё, злясь и жалея. Мать ниже его ростом, широка в кости. Огромный живот мешает двигаться споро. Тяжело беременной в такой жаре. Уже скоро ребёнок должен появиться на свет. Выживет ли? Да, если пойдут дожди.

- Мать, ты не плачь, - Веранон неловко дёрнул плечами. Словно хотел подойти и обнять, но мешали невидимые ремни гордости и уверенности в себе. - Я лозник, мать. Я пять лет ждал - всё носы воротили! Этот мал, этот плох! Пять лет учил повадки, выслеживал чудовище. Наконец-то выбрали! Добуду воду, там и жениться.

- Не ходил бы, - тихо попросила она. - Вон Татьянка...

- Да не нужна она мне! - тихо вызверился Верн. - Мне не любая нужна! Не как все!

- А какая же?! - уже сердито откликнулась мать. - Выбираешь всё, довыбираешься!

- Уже выбрал, - с загадочной улыбкой отозвался сын. Ничего более не сказал, бросил сумку в угол и лёг спать.

Он встретил её три дня назад, когда забрался в самую глушь к Кислому болоту. То есть это и встречей-то, наверное, назвать нельзя было: когда он, извозившийся в грязи истекающих из болота кислых ручейков, весь в репьях и колючках пустопорожника, набившимися в одежду и волосы, потный и злой, выбрался на относительно сухую полянку, то увидел Её. Тонкая хрупкая фигурка сидела на высоком коричневом камне. Влажном и скользком. Пахнущем так же, как и всё вокруг, мерзкой кислятиной, от которой першило в горле и слёзы набегали на глаза. Сидела тихо, явно задумавшись.

- Эй! - удивлённо воскликнул Веранон, и девушка вздрогнула и канула с камня вниз. Тихо, без шума и хруста веток.

Исчезла, будто примерещилась, а у Верна до самой ночи виднелось перед глазами серое платье и длинные серебристые волосы.

На второй день, с самого утра, Веранон пошёл обходить болото. Несколько часов лазал по кустам, прыгал по кочкам, проваливаясь в топкую муть. Давился кислым запахом, отбивающим аппетит. А когда устало сел на замшелую корягу и, промочив губы свежей водой из фляги, достал тетрадь с записями, то услышал за спиной тихое дыхание.

Обернулся, вскакивая.

Она отшатнулась - в глазах испуг и готовность сорваться с места и снова раствориться в этих болотных зарослях.

- Эй, - тихо и как можно более приветливо позвал Веранон. - Не бойся, не трону. Я из селения Нахортиш. А тут... ищу... Я лозник! - он сказал это с плохо скрываемой гордостью. - А ты тут откуда?

Она махнула рукой в сторону.

- Из Малиухи? - проследил он направление. - Далеко же забралась!

Она улыбнулась, и Веранон засмотрелся в её глаза - большие, синие, с длинными пушистыми ресницами. А потом и на фигурку засмотрелся. До чего ж тонкая, изящная, высоковата, повыше той же Татьянки будет, но совсем другая.

- Не такая, как все, - расплылся лозник в глупой улыбке. - Вот и нашёл.

Что-то хрустнуло в кустах. Девушка вздрогнула, а Веранон подобрался.

- Ты уходи отсюда, - тихо сказал он. - Тут чудовище недалеко. Тебе опасно.

Она склонила голову, словно спрашивая - а тебе?

- Я лозник, - повторил Верн. - Знаешь, кто это?

Кивок.

- Вот! Щас пойду выслеживать, а ты пока прячься. Потом встретимся?

Она опять кивнула. Послушно попятилась в заросли. Сгинула.

Верн заставил непослушные губы не растягиваться в глупой улыбке, сосредоточился и полез через корягу.

Он нашёл бурелапника.

Сразу за Кислым болотом лежала обширная лесная прогалина, вся поросшая старыми елями и соснами. И на прогалине построил нору бурелапник. К завалу бурелома он натаскал камней, веток и целые пласты земли, и соорудил себе жилище.

Веранон настороженно разглядел кучу и долго вытягивал шею, стараясь разглядеть самого паука. Не удалось. Но, судя по шевелению кучи и приглушённому хрусту - тварь была очень крупной.

Веранон радостно потёр руки. Уж теперь-то его не отвергнут! Ни глупый староста, пять лет подряд отказывавший ему в приманивании добычи, ни девушка. Не те клуши из селения, они и так безотказны, а эта - чудная и чудесная, нежная и хрупкая. Не такая, как все!

И вот сегодня он снова на прогалине. Его находка принята - сегодня он поведёт чудовище, и благодаря ему добудет воду для всего селения. Интересно, где та девчонка? Придёт ли? Пока не видно, да и к лучшему - будет отвлекать.

Веранон раскрыл суму - пахнуло свежей зеленью и сдобой. Все запасы вынули с ледников и хладников, всю воду и молоко пустили на печево. Известно же - буреломник ест овощи, фрукты и очень любит сдобу. Вот Верн и принёс ему любимые лакомства. Пахнет из сумы так, что впору слюнями захлебнуться. Почует ли паук?

Почуял.

Едва Веранон кинул первую булку к наваленной лапниковой куче, как оттуда высунулась огромная мохнатая конечность, подгребла угощение и скрылась в темноте. Верн хмыкнул злорадно и кинул сетку с помидорами. Чуть подальше от норы. Лапа снова высунулась, достала сетку когтем на самом конце.

Веранон методично раскладывал принесённое - тонкая цепочка съестного потянулась от паучьей норы в сторону селения. Действовал лозник быстро, стараясь не оглядываться - и так по хрусту, шуму и низкому ворчания ясно, что паук ползёт по следу. Один раз Веранон не утерпел - разогнулся, глянул мельком, что ж за тварь он отыскал. И едва не впал в ступор - настолько огромна и страшна она была. Пожалуй, крупнее их племенного быка. Жирная туша покрыта длинным жёстким волосом, белёсое брюхе в жёлтых гнойных бородавках. Толстые лапы, каждая с туловище Верна, увенчана острым длинным когтем. Множество красных глаз рассыпано на покатой голове, но половина из них слепы. В остальных отражается далёкое синее небо, цепочка приманки и сам лозник, бегущий по дороге впереди.

Они покинули лес - для этого пришлось опустошить всю суму - тварь не желала выползать на открытое место. В тайном месте, у камней, была припрятана ещё одна сума. В ней новая порция для твари - нежные пончики, которые всю ночь пекла жена старосты Маурица, большие сладкие тыквы и мелкие полосатые арбузы. И паук вышел. Перед этим он взревел обиженно, словно жалуясь на злого человечка, не дающего ему такие вкусные вещи и заставляющего идти по жаре.

Веранон бежал, задыхаясь, десять его шагов умещались в один паучий, и думал лишь о том, что, когда всё закончится, он пойдёт на поляну и найдёт ту девчонку. Он лозник, добывший для селения воду! Она не откажет ему. И Верн, усмехаясь, схватил с обочины приготовленную третью суму.

В ней - редкие лакомства из Северного селения Клахнаути. Мелкие морозные ягоды, растущие на большом, как скатерть, пласте мха. Какие-то водоросли - Веранон никогда не пробовал их, но говорили, что они обжигают рот и пьянят. И единственный вид рыбы, которую ест буреломник.

Паук дополз к полю, когда кончилась еда в третьей суме. А дальше и не требовалось. Известно ведь, самый сильный ливень там, где прикончили тварь. А полю сильнее всего нужна вода.

Веранон победно рассмеялся, соскочил на обочину и потянул припорошенную землёй леску.

Миг - и выросла вокруг паука прочная стальная сеть. Ни лишка мимо - Веранон точно рассчитал приманку, и паук остановился именно там, где было задумано. На железном листе, окружённом сеткой. Паук отяжелел от еды, устал от жары и плохо соображал, а лозник действовал быстро - чиркнул спичкой, поджигая тонкий шнур, и бросился ничком в поникшие колосья пшеницы. Рванула гремучая смесь, которой был засыпан железный лист, паук снова взревел, замахал лапами, словно намереваясь вылезти по сетке через верх, но вылезти не успел. Через минуту всё было кончено - обгорелая туша буреломника медленно остывала на дороге, а лозник, отплёвываясь, выбирался из колосьев.

Полыхнуло духотой. Горячий воздух будто хотел задушить бегущих от домов к полю людей. Но тут же повеяло прохладой, поднявшийся ветер принёс откуда-то облака. Потом подтянулись и тучи. Ветер стал тяжёлым и влажным, всё вокруг посинело, и над полем загрохотал гром.

Когда ярко и зло полыхнула первая молния, Верн вырвался от поздравлявших его селян и кинулся в лес. Ему не терпелось найти девчонку.

Она встретилась гораздо ближе, чем он ожидал, прямо перед тропой на Кислое болото. Видать, только пришла из своего села. Пришла на встречу с ним, а как же ещё?

- Эй! Вот и я, - он помахал ей и пошёл навстречу быстрым размашистым шагом.

Девушка вздрогнула, оглядела его удивлённо и сердито, словно не желала видеть.

- Я завалил тварь! Убил паука, представляешь?! - Веранон был доволен собой и происходящим. - Видишь, какая погода? Скоро ливень хлынет!

Девушка шмыгнула носом и опустила голову. Она чем-то не довольна? Сердится?

- Ты вот что, - деловито сказал Верн, - Я хочу со своей мамой тебя познакомить. Пошли, а то промокнем.

Она покачала головой и медленно побрела по тропинке прочь от него.

- Эй! Не понял! - Веранон пошёл следом. - Ты слышала? Ко мне пошли!

Она кивнула - слышала мол, и опять замотала головой, заставляя длинные волосы рассыпаться по плечам и спине.

Такая хрупка и ладная, такая вся из себя... Верн почувствовал, как заходится в груди... Он лозник! Он добыл селению воду, и никто не должен отказать ему! Даже такая, как она!

- Иди сюда! - уже грубо велел он. - Не хочешь в дом идти, ублажи тут! Стой!

Но девчонка и не думала слушаться. Наоборот, она прибавила шаг, стараясь оторваться от преследователя. И лозник, помянув травы лихолетья, кинулся на ускользающую добычу. Он снова охотился, только теперь не для селения, а для себя самого.

Они бежали через лес - лозник и его жертва. Веранон бегал очень быстро, но не мог нагнать девушку, она опрометью неслась впереди, страх гнал её через лес.

Вот и развилка. Направо обходная дорога в Малиуху, где, как понял Веранон, живёт девушка. Он и туда побежит за ней. Это хуже, чем поймать её в лесу, но лучше, чем не поймать совсем. Кто там у неё? Мать? Отец? Он выкупит девчонку любой ценой!

- Эй! Ты куда? - на секунду Веранон остановился - девчонка свернула налево, - Там Паучьи горы, дура!

Она остановилась. Сначала глянула вперёд со страхом, потом на Веранона - насмешливо и довольно. Упустил, лозник! Выкуси теперь!

- Ах, ты... - глаза у парня сошлись в две щёлочки, сделав его похожим на убитую ранее тварь. - Думаешь, мне туда не пройти? Не слабее тебя!

И он прыгнул на стоящую совсем рядом насмешницу, схватил, сдавил тонкое тело, и они покатились в заросли сочной зелени, с хрустом ломая ветки и пачкаясь листвой и грязью.

Небо раскололо громом, молния полыхнула и рассыпалась мохнатыми искрами, а Верну показалось, что раскололась от боли его собственная голова, и перед глазами ярко вспыхнуло что-то немыслимое, а стоящая над ним девчонка вдруг покачнулась и рассыпалась на сотни и тысячи тонких серых нитей.

Брумаздахостилиста ползла через туннель, с трудом передвигая лапы. Вода дошла почти до середины, заливая удобную дорогу, делая её непроходимой. Успеет ли просохнуть? Кто знает.

Вот и выход. Паучиха осторожно погрузила лапы в жирную грязь, залитую водой, и едва не упала, соскользнув на попавшемся под лапу камне. Сверху лило - низкое тёмное небо изливало на обиталище много, много воды.

- Бруми! - от дальнего огромного дерева к ней спешил Гератоникулихус - доминирующий самец. - Ты в порядке?

- Да, - выдохнула Брумаздахостилиста, с чавканьем выдёргивая лапы из грязи. - Как все?

- Вон ползут, - махнул лапой Гератоникулихус. - У пятерых обвалились норы - всё гниёт. Как охота?

- Всё сошлось, - тонкие паутинные нити шевельнулись и слегка разошлись, предъявляя укреплённую на спине паучихи добычу.

- Крупный человек, - довольно сказал Гератоникулихус. - Это он?

- Да, - криво усмехнулась Брумаздахостилиста. - Он лозник. Он приманил и убил моего сына. Я долго караулила, чтобы он нашёл место, и следила, чтобы потом вернулся. Всё сошлось.

- Ты молодец, - ободряюще хлопнул её лапой доминирующий самец. - Выбирай себе лучшее места для плетения кокона - заслужила. Так! Слушайте все! - под проливным дождём вокруг вожака замерло множество пауков. - Сейчас мы исполним ритуал, и выглянет солнце! Все выбирайте места, плетите коконы, выводите потомство. Человек крупный, солнце будет светить не меньше недели! Но всё равно спешите!

Утром ливень стал тише, и староста Звулош не стал брать зонт. Добежал до избы, постучал.

Прилава была спокойна, хоть и бледна. Лежала на кровати, кормила новорождённого.

- Поздравляю, - кивнул староста, бережно укладывая на стол свёрток с подарками. - Мальчик?

- Девочка, - довольно отозвалась Прилава. Нахмурилась тут же.

- А что Муран? Приходил?

- Сегодня съедемся, - опять повеселела Прилава. Отняла уснувшего ребёнка от груди, примостила под боком. - Ты прости, что не встаю, ноги не держат.

- Лежи, лежи! - замахал руками староста. - Я так, проверить. Счастья тебе с новым мужем! Здоровья ребёнку! Первый урожай ваш - заслужили!

- Спасибочки, - кивнула хозяйка дома, и Звулош поспешил убраться.

На крыльце его поджидал неугомонный Инокей.

- Ну что? Ревёт?

- Нормально, - поморщился староста. - Она знала, чего ждать. И так пять лет её сынку укорот давал. Опять же - не хотел он, чтоб мать нового мужа приводила, а бабе то каково одной? Сын-то по лесам-долам скачет, пауков ищет! Лозники!

- Да-да, - покивал плешивой головой старик. - Не было бы счастья, да несчастье... Паршивая жизня - пока тут плачут, там радуются, ну, ты сам знаешь...

- Я знаю одно, - вздохнул Звулош, - Пока здесь идёт дождь - где-то светит солнце.