- Да стой же ты спокойно, несносный мальчишка! - Госпожа Иголка сердито дернула его за пальцы и ловко расправила вдоль плеча кожаную мерку. - Что за репей тебе под хвост попал?
Шут порывисто вздохнул и переступил с ноги на ногу. Вовсе это был не репей, и не под хвост. Но не сообщать же каждому теперь, что этой ночью ему приснился совершенно чудесный говорящий сон. И вместо того, чтобы вытягиваться по стойке 'смирно' перед мадам Сирень, Шуту больше всего хотелось бежать в цветочную лавку и скупать там подряд все букеты от полевых ромашек до королевских роз.
- Патрик! Ну, в чем дело?! - портниха отложила, наконец, в сторону свою измерительную ленту и посмотрела на Шута так, что и захочешь - не соврешь.
- Я... я расскажу, - он даже не пытался спрятать глупой улыбки. - Расскажу. Потом. Сейчас не могу. Мне... мне к Элее очень надо!
- Ох, Пат...
- Что 'ох!', - весело передразнил он мадам Сирень. - Как будто вы мерок моих не знаете! Да уже сто раз по ним шили!
- Сто - не сто... - усмехнулась швея, - а глаза меня не обманули. Ты подрос немного. И в плечах чуть пошире стал. Малость, конечно, а все ж на новые-то размеры костюм получше выйдет.
'Подрос? Вот так фокус! - Шут мельком глянул на себя в большое зеркало, стоящее между полкой с отрезами ткани и большим цветком в кадушке. Отражение его было совсем обычным. Ну, отросли волосы ниже плеч (надо б их постричь давно уже)... ну, лицо не такое круглощекое, как во время последней примерки... и глаза будто стали темней, а взгляд тверже. Но, что ни говори, а росту в нем если и прибавилось, то это только мадам Сирень и могла разглядеть. - Выдумывает все, - решил он для себя и торопливо стал натягивать просторную белую рубашку из Руальдова гардероба. Его собственные почти все пожрала моль - некому было перетряхивать да присыпать травами, которые гонят прочь всяких паразитов.
Цветочная лавка располагалась совсем недалеко от дворца. Шут даже дублет не стал застегивать, набросил как попало и, растрепанный, бегом побежал через оживленные улочки Внутреннего Города.
Дыхание весны уже коснулось Золотой: воздух был наполнен запахами пробуждающейся влажной земли, теплыми ветрами с юга и птичьим щебетом.
Ворвавшись в лавку, Шут припечатал к столу большую серебряную монету.
- На все! - выдохнул он.
Перепуганный цветочник недоуменно посмотрел на монету, потом на всклокоченного дикоглазого посетителя с шальной улыбкой на лице.
- Чего это вы, господин Патрик, с утра носитесь, точно вас бешеный пес покусал? Кто же так шумит спозоранку. Дверь мне, вон, едва не разбили, - все-то он преувеличивал, этот зануда. Дверь у лавочника, хоть и с окошком узорчатым, а покрепче иных ворот. - Каких цветочков изволите? В букетах, в вазах? По сколько штук?
Шут растерялся. Прежде он никогда не делал таких покупок. Если надо было произвести впечатление на дам, обрывал розы прямо с куста в саду. Лавочник поглядел на гостя и усмехнулся: все понял без слов. Выкрикнул двух своих подмастерьев и что-то им быстро растолковал.
- Куда доставить-то, - спросил, уже снуя между вазами и выбирая один цветок за другим.
- Доставить... я думал сам отвезти, - Шут вовсе не хотел лишний раз давать пищу для дворцовых слухов. А если ученики цветочника побывают в новом доме бывшей королевы, то пересуд уж точно не миновать.
- Сами! - воскликнул лавочник изумленно и словно бы даже сердито. - Да на эти деньги знаете, сколько выйдет? Только вдвоем и управиться!
Мгновение Шут колебался, потом махнул рукой и быстро объяснил, как добраться. А к словам своим добавил еще одну серебряную монетку поменьше.
- Узнаю, что разболтали, - сказал он с самым серьезным видом, - пришлю к вам моего шамана. Он-то лишних слов не любит... - шутил, конечно, но искренне надеялся, что получилось достаточно внушительно.
Кайзу при дворе побаивались. Какие только слухи о нем ни гуляли! Поговаривали даже, будто чужеземный колдун может убить одним взглядом. Или одним словом лишить мужской силы. Друзья смеялись над этим меж собой, но разубеждать никого не торопились.
Решив дела с цветами, Шут ненадолго вернулся в свою комнату во дворце. Он хотел, чтобы букеты к его приезду уже доставили, и потому позволил себе недолго поболтаться на перекладине.
Теперь ему редко удавалось доставить себе такое удовольствие.
Элея наверняка ждала его, сидя у окна - когда Шут подъехал на своем новом жеребце, она уже стояла в дверях, светясь от радости.
- Патрик, это все ты? - она обвела рукой гостиную, заставленную цветами. Воздух был наполнен нежным ароматом сотен роз. Шут кивнул, улыбаясь, и заключил ее в свои объятия.
- Ты почему молчала?
- Молчала? - Элея удивленно приподняла брови. - О чем?
'А вдруг я ошибся?', - внезапный страх молнией обжег нутро, но в следующий миг Шут просто открыл глаза по-другому и уже наяву увидел то, что узнал ночью. Вернув себя в привычный мир, он заулыбался еще шире.
- Об этом, - его ладонь бережно накрыла живот Элеи, а губы сами собой отыскали любимую ямку на шее. - Об этом...
Она замерла на мгновение и вдруг обняла его порывисто, жарко.
- Патрик... мой Патрик... Я боялась. Боялась сглазить...
- Глупенькая... - Шут целовал ее, уже не пытаясь остановиться. Но прежде, чем он успел зайти слишком далеко, Элея сочла, что пора несколько сбить высокую торжественность минуты. Немного отстранилась и лукаво улыбаясь, она вздохнула:
- Только, ради всех богов, выброси уже это несносное тряпье, - и со смехом потянула за воротник Шутова дублета. Он так и носил этот костюм из Брингалина... пропитанный кровью и потом, повидавший долгие дороги через степь. Шуту казалось, что некогда синяя, но давно потемневшая ткань хранит силу тех земель, тех испытаний, которые выпали на долю путников.
Два дня после этого он не ходил - летал... Не понимая в чем дело, придворные удивленно перешептывались у него за спиной, множа домыслы и предположения. Наверное, кто-то даже и угадал. Шуту было все равно. Он почти не общался с обитателями Чертога, и если б не Руальд, вовсе не казал бы носу во дворец. Как Элея, которая наотрез отказалась даже на одну ночь остаться в этом муравейнике.
Уже больше недели они жили в небольшом, но очень славном особняке на окраине города. Совсем на окраине. Там, куда возницы только за двойную плату соглашаются ехать, потому что в обратный путь все равно желающих не найдется. Но Шуту возница был не нужен: у него теперь имелся свой конь - пепельно-серый жеребец, не особенно породистый, зато с добрым характером и длинной черной гривой, которая во время быстрой скачки больно могла хлестнуть по лицу. Шут не велел ее остригать, ему казалось, коню это не понравится... Элея на такие его домыслы только улыбалась - сама она вовсе не хотела никуда выбираться, часами могла сидеть у камина и возиться с нитками. Шута это удивляло - он помнил, что прежде королева была глубоко равнодушна к рукоделию. Впрочем, теперь Шут знал, откуда взялась эта задумчивость и склонность его любимой женщины к созерцательным неспешным делам.
А мог бы и раньше почувствовать, дурень слепоглазый.
Мысли чуде, что поселилось у Элеи под сердцем, наполняли Шута невыразимым теплым счастьем. Никогда прежде ему не доводилось испытывать подобных чувств.
'Он будет мой... по-настоящему мой. И никто не отнимет его у нас...', - Шут не знал, кого ждет Элея, но почему-то был уверен, что у нее родится именно мальчик.
А на третий день счастье закончилось. Как всегда неожиданно...
Он просто шел к мадам Сирень, весело насвистывая мелодию, которая неожиданно сама родилась в голове. А потом вдруг замер, будто его чугунной сковородой по макушке огрели. Пошатнулся и сел, где стоял - посредь коридора. Голова кружилась до тошноты, а плечо вспыхнуло яростной болью. Шут рывком задрал свободный кружевной рукав и с тоской уставился на ящерицу, темные узоры которой налились кровью и пульсировали в такт ударам сердца.
'Опять... - он с ненавистью стиснул зубы, стараясь не закричать от боли, которая закручивалась все сильней. - Что же это... Неужели теперь всегда... так будет?!', - Шуту хотелось плакать от отчаяния. Не потому, что угольный рисунок жег горячей огня, а от осознания собственного бессилия и невозможности защитить то, что дорого...
Он понимал - эти люди доберутся до него. Рано или поздно доберутся. И никого не пожалеют из тех, кто окажется рядом.
До портнихи Шут так и не дошел. Кое-как приполз к себе и, опустившись на колени, до самой подмышки сунул руку в ведро с холодной водой для умывания. Боль стала не такой острой, теперь она тупо билась под кожей, но все равно была так сильна, что Шут подумал как бы его не стошнило в это же ведро.
Обошлось. Спустя еще несколько бесконечно длинных минут огонь, терзавший плоть, потух так же неожиданно, как и разгорелся. Шут устало свалился прямо возле ведра и уснул почти в тот же миг.
2
Он долго думал, как начать этот разговор. Сгрыз два ногтя под корень, выпил до дна здоровенную бутыль с вином, встретил закат, а потом и рассвет, сидя на подоконнике в своей некогда тайной комнате, которая теперь была совершенно обычной. По-прежнему ее украшали стеклянные бусы и заморские маски, но в двери не было больше засова, только дыра на месте прежнего замка. Сломали, когда искали беглого преступника...
Одну за другой перебирал Шут в голове умные и не очень мысли, пытаясь понять, как же лучше втолковать любимой женщине, что ее место не в чужом доме, а за надежными стенами Брингалина. И на каждый умный довод словно бы слышал голос своей королевы, сердитый, звенящий от обиды и слез... Она ведь не поймет. Не поймет, что все уже слишком серьезно! Начнет говорить эти женские глупости...
Нет уж! Довольно Хиргиной смерти...
Довольно...
Шут с отвращением посмотрел на почти пустую бутыль в своей руке и отбросил ее в сторону. Ему хотелось, чтобы она разбилась, но та оказалась слишком прочной. Лишь с грохотом прокатилась по каменному полу и остановилась, покачиваясь, в углу.
- А что б тебя... - неожиданно для себя он вдруг схватил бутыль и со всей силы грохнул об стену, украшенную масками. И когда их разноцветные осколки, смешавшись с глиняными черепками, брызнули во все стороны, испытал болезненное, незнакомое доселе облегчение. Пьянея от собственной ярости, Шут принялся срывать со стен и остальные украшения, швыряя их на пол, круша все вокруг себя - все свои мечты, все детские фантазии, которым не было места в реальной жизни... Он хотел, не теряя больше времени, запрыгнуть в седло и ворваться в сад, где ждала его Элея, прямо сказать ей о своем решении и не думать об извинениях и способах смягчить жестокие слова. Но вместо этого прислонился лицом к стене, обхватил руками обрывки стеклянных бус и затрясся в беззвучном плаче.
Как трудно стало... как непонятно и зыбко с той поры, как он вернулся...
Время не стоит на месте, тем более в таких местах, как королевский дворец - Шут многого не узнал, многие не узнавали его. А узнавшие делали такое лицо, словно на месте прежнего дурачка видели жалкое подражание самим себе. По крайней мере, Шуту так казалось. Никто из господ не спешил проявлять любезность к нему, дамы тоже смотрели с сомнением, как всегда не зная, чего ожидать от бывшего паяца.
Только слуги тепло и радостно приняли Шута. Весть о том, что господин Патрик жив, облетела дворец быстрей, чем ветер несется по гулким каменным коридорам. Но в дни перед походом к Таронским горам Шут был сам не свой, ничего не замечал. Зато когда он вернулся с Руальдом от разрушенного замка, то обнаружил, что о судьбе его искренне переживала не только мадам Сирень.
И больше всего обрадовался, когда в первый же день встретил на кухне Мирту. Служаночка как была, так и осталась маленькой вечно занятой скромницей. Сама она Шута и не заметила бы - слишком сосредоточенно смотрела перед собой, неся на вытянутых руках поднос с пустыми чашками из-под чьего-то завтрака. И очень удивилась, когда едва не налетела на господина Патрика...
Они долго потом сидели у Шута, вспоминали прошлое, рассказывали друг другу о главных и не очень событиях своей жизни. Шут узнал, что после его побега из дворца, Мирта твердо решила для себя никогда больше не оказываться в роли беспомощной затюканной простушки... Упросила старшую горничную взять к себе в помощницы и очень скоро научилась многому, что прежде считала невозможным. А еще у нее появился жених из кузни, и теперь уж точно никто не смел обижать эту девочку. 'Вы принесли мне удачу, господин', - тихо сказала она Шуту, и тот понял, что это для нее это чистая правда.
Разве он имел право спорить?
Вместо этого Шут с надеждой спросил, не хочет ли Мирта вновь, как и прежде, наводить порядок в его комнате. Ведь ей удавалось это лучше всех... Но девушка лишь печально покачала головой и призналась, что уже несколько месяцев прислуживает лично господину главному ловчему. Увидев искреннее расстройство на лице Шута, она и сама загрустила. 'Я не могу сейчас уйти от него к вам, господин Патрик... - прошептала Мирта, опустив глаза. - Простите... Я... если я уйду просто так... и если вы... вдруг снова... уедете... мне никогда больше не видать хорошей работы...'. Вот и все. Что тут скажешь... Шуту осталось только вздохнуть и пожелать девушке счастья. В те дни он и сам от радости почти летал.
А теперь... теперь и радость, и счастье походили на стеклянные осколки, которыми был усеян весь пол.
За спиной послышалось осторожное покашливание.
Шут стремительно обернулся, махнув ладонью по мокрым глазам. На пороге стоял какой-то малознакомый лакей. Видать, из новых.
- Чего тебе?! - голос оказался хриплым и звенящим одновременно. Шут бросил на слугу такой взгляд, что тот лишь чудом не обуглился кучкой пепла. - Чего надо?! - обычно он был вежлив с прислугой, но этот малый зашел слишком невовремя.
Лакей отвесил поклон и без тени эмоций доложил, что король желает видеть господина Патрика немедленно. При этом он смотрел исключительно господину в подбородок, как и положено хорошему слуге, а не пялился по сторонам. Да только Шут все равно был убежден, что уже сегодня весь Чертог будет обсуждать странную истерику Руальдова любимчика.
Ох, как его утомили эти придворные игры, эта бесконечная необходимость скрывать свои истинные чувства за маской веселья и благополучия.
Он знал, слишком хорошо знал, сколь радостно будет подхалимам короля, узнай весь этот паучатник про чужую беду. Меньше всего Шуту хотелось таких развлечений за свой счет.
Мысленно он представил себя непроницаемым, как камень, и спокойно кивнул:
- Хорошо... Передайте королю, что я скоро буду.
Когда лакей вышел, Шут устало ополоснул лицо в умывальной чаше и, тяжело оперевшись о деревянный комод, посмотрел на себя в зеркало.
Мрак. Такой мрак в глазах, что самому боязно.
'Нет, - сказал он себе, - никуда это не годится. Не хватало еще, чтобы Руальд начал меня расспрашивать, что случилось, да в чем дело!'
Разумеется, Шут не собирался скрывать от короля произошедшее, но и слабость свою, свою боль он показывать не хотел. Небось, не девица, чтобы все чувства - на лице... Он упрямо стиснул губы, а потом попытался растянуть их в улыбку. Вышло криво. Но Шут очень старался, и вскоре небрежная ухмылка выглядела уже вполне натурально. Главное, ни на кого особо не смотреть, а то, вот, мадам Сирень, к примеру, сразу же поймет, что это лишь притворство.
Опасался он, как выяснилось, напрасно: в этот ранний час дворцовые коридоры были пусты, словно утроба нищего. Да и Руальд находился не в том настроении, чтобы разглядывать печальные глаза своего друга.
Едва только Шут ступил в королевский кабинет, как Его Величество захлопнул какую-то толстую папу с бумагами и сердито воскликнул:
- Пат! Ну где ты пропадал?! Я же сказал - прийти немедленно! - он подхватил со стола свернутый трубочкой свиток и, не вставая, бросил его Шуту. - Прочти это.
Шут легко поймал бумагу.
- Да ладно тебе сердиться, - ответил он, усевшись в кресло у камина, и развернул документ. По краю свиток был украшен затейливой вязью, но содержание текста трудно было соотнести с красотой бумаги.
- Откуда это, Руальд? - Шут с отвращением вернул свиток королю.
- Откуда... Оттуда.
Шут покусал губы и, нахмурившись, спросил:
- А... почему ты это мне показываешь? - он и в самом деле был удивлен. У Руальда для решения государственных проблем имелись главный советник и палата лордов.
Король вздохнул. Потер левое ухо, над которым смешно оттопырились белые пряди волос, поглядел на Шута задумчиво и промолвил:
- Патрик... ты иногда задаешь глупые вопросы. Впрочем, может, это и в самом деле кажется тебе странным... - он покрутил свиток и, нахмурясь, бросил его на стол. - Пойми ты, чудак, одно дело решать проблемы с советниками, и совсем иное - поговорить с другом, у которого ума не меньше, если только он дурачком не прикидывается, - Шут смутился. Даже глаза отвел. А Руальд помолчал немного и вдруг решительно встал из-за стола: - Пойдем-ка, брат, проветримся малость.
В личном королевском палисаде вовсю пели птицы, пахло набухающими почками и талой землей. Но, не смотря на яркое весеннее солнце, Шут быстро озяб и искренне пожалел, что оставил теплый дублет в своих покоях. Ежась, он обхватил себя за плечи и нетерпеливо посмотрел на друга.
- Тревожно мне, Патрик, - без предисловий начал Руальд. - Я все время живу с оглядкой. Вот не поверишь - стал бояться ночных шорохов... Так и кажется, что кто-то крадется в темноте. Возле детской на ночь целый караул выставляю... Перестал доверять даже тем, кого знаю с малых лет, - Шут кивнул с пониманием. Уж ему-то не надо было объяснять, что такое страх и тени в темноте. - Вот ты мне сказал тогда про эту клятую дверь для слуг в гостиной... А я теперь не выношу, если портьера ее закрывает. Все время думаю, что за ней может кто-то сидеть и смотреть на меня. Это невыносимо! Нельзя так жить! Нельзя... - он в гневе сжал кулаки, словно перед ним стоял невидимый враг. - Мне нужны новые люди. Надежные люди, которым я могу доверять. Торья слишком жаден до власти, он даже не скрывает этого. Я, конечно, сам хорош, распустился как баба, стыдно вспомнить. О чем только ни думал, пока ты не появился с Фарром. Уверен, многим не по нраву встало твое возвращение. Сильно не по нраву. Тот же Торья, небось, давно руки потирал в ожидании, когда я совсем забуду про корону на голове. Очень хочется мне его попросить с должности... Только повода хорошего нет. А без повода нельзя. Слишком много за этим человеком денег и связей, - Руальд взглянул на Шута - такой напряженный, натянутый как струна - но неожиданно потеплел взглядом. - Да ты замерз совсем, Патрик... Идем назад, возьмем лучше коней и прогуляемся за город.
Из дворца выехали, как водится, со свитой из десятка гвардейцев, но едва только Золотая Гавань осталась чуть позади, Руальд пришпорил коня и устремился к негустой роще, где они могли, наконец, спокойно поговорить. Шут тоже подстегнул своего черногривого жеребца и последовал за королем. В глубине души он был даже рад, что тягостный разговор с Элеей откладывается... Вот только почти бессонная ночь уже давала о себе знать - глаза сами собой закрывались. Ведь сколько он там поспал? Хорошо если на пару часов задремал, а потом опять проснулся в обнимку с вином и безысходными мыслями, которые, отгоняя сон, будоражили сознание.
Впрочем, теперь при свете дня, при радостном щебете весенних пичуг Шуту показалось, что все не так уж и страшно...
- Скажи мне честно, Пат, - Руальд остановил коня у звонкого ручья и задал вдруг совсем неожиданный вопрос: - ты ведь много общаешься со слугами... Что они говорят обо мне?
Шут погладил своего серого и задумался ненадолго. Говорили-то много чего, вот только что из тех разговоров стоит доносить до ушей короля?
- Знаешь, Руальд... - начал он осторожно, - я думаю, главное, что у всех на языке - это твой сын. Вернее... те перемены, которые случились с тобой после его появления во дворце. Все сходятся во мнении, мол, если бы не Фарр... ты и в самом деле сложил бы корону, - лицо короля скривилось в гримасе отвращения. Возможно, к самому себе... - И сейчас все ждут от тебя чего-то... чего-то важного, решительного, - Шуту было очень трудно говорить. Как бы близко ни ставил его Руальд к себе, как бы ни доверял, а все равно подвергать самолюбие короля серьезным испытаниям не хотелось. Подобное лекарство монаршим особам можно давать только в очень ограниченных дозах. А то Руальд ведь, хоть и незлой, а все равно припомнит потом обидные речи. Не в отместку, а так... для уравновешивания справедливости. Возьмет и ткнет Шута в его собственные промахи и слабости. Что-то похожее уже не раз было, хотя столь откровенные вопросы о самом себе Его Величество раньше не имели обыкновения задавать.
- Чего же именно им нужно? - с напряжением в голосе спросил король.
- Ну... - Шут пожал плечами, - я точно не скажу. С Ферестре, вот, разобраться. Или, к примеру, хоть с этими нелюдями... - его передернуло, когда он вспомнил свиток с рынка, в котором напротив человеческих имен стояли цены... - Как все-таки их поймали? Ведь столько же лет не могли.
- Да не поймали никого! - Руальд сердито плюнул и спрыгнул с коня. Он встал у самой кромки говорливого ручья. Немигающим взглядом король смотрел, как играют, бегут по камешкам прозрачные струи, но едва ли видел их на самом деле. Перед глазами его, похоже, разворачивались совсем иные картины. Шут тоже спешился и присел рядом на поваленный ствол молодой осины. - Если бы поймали... Там свои же и сдали. Не поделили, видать, чего-то. Да только когда городская стража явилась в указанный дом, то лишь этот свиток и нашли. Ну, не только его, конечно... Были и другие документы... шелуха. Сами преступники ушли. И важного, что было, тоже все унесли.
Шут попинал мокрые камешки и негромко сказал:
- Если бы ты наказал торговцев людьми, тебе бы очень многое простили. И отчаяние, и равнодушие к делам, и разрыв с Элеей...
Руальд бросил на Шута быстрый пронзительный взгляд. Тот сделал вид, что не заметил, увлеченный переливами воды.
- Пат... А что, разве люди до сих пор о ней говорят? - голос короля прозвучал натянуто и нарочито небрежно.
Шут кивнул. Покусал губы и признался:
- Говорят. И много. В народе считают, это боги покарали Нар за прежнюю королеву...
- И ты так считаешь? - Руальд спросил совсем тихо. Шут лишь вздохнул.
- Кто я? Судья чтоб решать? - и вспомнил вдруг, как тонкие, но сильные руки жарко обвивали его, как неистовые губы шептали в самое ухо, что он самый удивительный, самый прекрасный. Ему стоило больших усилий загнать это запретное воспоминание обратно вглубь той темной комнаты, где оно хранилось. Не дать ему отразиться на лице.
- Может быть, люди и правы... - промолвил король, все так же печально глядя на звонкий бег ручья. - Только боги покарали не одну Нар, а нас обоих.
Шут промолчал. Что тут скажешь?..
- А кто еще, кроме Торьи, тебе неугоден стал? - спросил он, сменяя тему.
Руальд невесело хмыкнул.
- Советник меня смущает. Или я слишком подозрителен, или он в самом деле ведет двойную игру. Про палату лордов вообще молчу - там у каждого свои интересы, и чаще всего они не очень-то совпадают с государственными.
Лорды и впрямь никогда не казались Шуту особенно верными, но вот старик Пелья...
- Советник? - переспросил он. - Да ведь этот человек служил при дворе, когда ни тебя, ни Тодрика еще не было! Разве мог он пойти вдруг на измену? Предать?
- Измену... - Руальд поднял с земли горсть мелких камней и по очереди стал бросать их в воду. - Положим, тут и не было измены. Сейчас мне кажется, господин Пелья изначально служил двум хозяевам.
У Шута голова кругом пошла от таких слов. Это советник-то?! Седой благообразный старик... Мудрый верный хранитель закона и благополучия... Трудно, очень трудно поверить.
Руальд, между тем, отстегнул от седла небольшой упругий мех с вином и, выдернув из горлышка пробку, сделал большой глоток.
- Хочешь? - протянул угощение Шуту. Тот кивнул машинально и тоже приложился, но вкуса вина почти не ощутил.
- Руальд... - промолвил он, - это лишь домыслы? Или ты в самом деле имеешь доказательства?
- Не имею... - со вздохом ответил король. - Кабы имел, давно уже предъявил бы, - он посмотрел на Шута, который хмурился в сомнениях, и добавил: - Ты можешь смеяться, но у меня, в конце концов, тоже есть чутье. И мозги есть, хоть в этом уже все королевство сомневается, - он помолчал немного, а потом посмотрел Шуту прямо в глаза, серьезный, словно бы ждущий чего-то... - Изначально советниками при королях называли людей, которые не навязывали свое мнение, а становились для монархов умными собеседниками... товарищами... Патрик, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Я хочу, чтобы ты стал для меня таким человеком.
Шут едва не поперхнулся вином, которое как раз успел повторно пригубить.
- А... - он только и сумел, что открыть рот, но ничего так и не произнес. Руальд лишь рассмеялся на это.
- Патрик, Патрик... ты мой хранитель. Ну чему ты так удивляешься? Кому, если не тебе, я могу доверять?
- Дени умница, - уже без улыбки сказал Руальд. - Но он солдат. Верный пес. Он будет делать то, что я прикажу, и так, как я прикажу. И просить у него совета можно только в том случае, если это как-либо касается безопасности и всего, что с ней связано. И Гиро такой же, но еще сильней приучен лишь к одному - защищать. Пат... пожалуйста, не говори 'нет'. Подумай. Ты мой друг, ты мой брат. Сейчас трудное время, и мне нужен верный человек за спиной. Тот, кто прикроет меня. Кто услышит, как вздрогнула тетива, прежде, чем стрела наших врагов достигнет цели.
- Альда... - Шут не знал, в самом деле не знал, как объяснить, что творится в его душе, - я же дурак. Все знают это. Да тебя на смех поднимут, если ты снимешь с Пельи цепь советника и повесишь ее на мои тощие плечи, - он невесело хмыкнул.
- Не поднимут, - сухо ответил Руальд. - И снимать я ничего не буду. Все останется, как прежде. Просто со временем... советник и сам не заметит, как его источники информации оскудеют. Я собираюсь сам наладить новую осведомительскую сеть...
Шут фыркнул, не удержавшись.
- Он создавал ее много лет! Равно, как и Торья! А еще у тебя есть министр финансов, который тоже знает больше, чем любой член палаты лордов! Как ты предполагаешь разрушить их паутины и создать новую?! Это же труд на годы!
- А вот тут мне как раз поможет Дени... У любой паутины есть сердце, главные узлы. А что касается тебя... Пат, ты давно в зеркало смотрел? Давно слушал, что про господина Патрика говорят? Не знаю, может, тебе все еще нравится роль дурачка, да только вырос ты из нее... И это скажет всякий. Ты видел тот костюм, что пошила тебе мадам Сирень?
- Нет... - Шут удивился. Когда это Руальд успел побывать у портнихи?
- Думаю, она, как всегда, разглядела в тебе то, чего ты еще и сам не понял.
Шут нахмурился.
- Руальд... ну ты все равно хоть что мне говори, а я не чувствую в себе силы быть тебе подсказчиком. Даже если мадам Сирень больше не станет шить мне колпаков с бубенцами, я останусь всего лишь безродным комедиантом. К тому же... я младше тебя, и опыта у меня нет для таких дел.
Руальд насмешливо выгнул бровь.
- Ба! Пат, с каких это пор ты стал таким скромным? - он отобрал у Шута мех и допил вино в два глотка. - А что касается 'безродного'... Хотел сделать тебе сюрприз, да чего уж там. На следующем собрании палаты лордов я объявлю о присвоении тебе дворянского титула.
- Э?! - Шут, чего уж скрывать, мечтал о чем-то подобном, по большей части из-за Элеи, конечно... но теперь, услышав от Руальда эту новость, все равно смутился, растерялся и почувствовал себя так, будто сам выпросил столь роскошный подарок.
Король посмотрел на него, склонив голову на бок, задумчивая улыбка блуждала по его лицу.
- Эх, Пат... Ну почему в самом деле боги не послали мне такого братца как ты? - и вздохнул тяжело.
3
Родной брат Его Величества в это время, наверное, как раз проклинал Шута за все, что тому удалось испортить, за все те планы, которые он Тодрику сорвал. А было их, как выяснилось, немало...
Поначалу принц, конечно, отмалчивался. Смотрел на всех злобным загнанным зверем. В сторону Шута так едва ли ядом не плевался - столько ненависти было в его взгляде. Тогда, в Таронском замке, он еще верил, что сумеет выбраться из выгребной ямы, которую сам себе выкопал. Даже на изумленный возглас Руальда Тодрик ответить не соизволил, только дернул презрительно своим красивым подбородком и посмотрел сквозь брата так, точно того и вовсе не было. Словом, ни о каком раскаянии, упаси боги, речь не шла. Это уже потом, когда принца без лишнего пиетету доставили в Золотую, он понял, сколь наивна была его надежда на помощь друзей. В том, что таковые у наследничка имелись, никто даже не сомневался. Принц никогда бы не осмелел настолько, чтобы в одиночку снимать с брата корону.
За всю дорогу до столицы Руальд к своему младшему больше не подошел. Теперь настал его черед делать вид, что Тодрика попросту нет. А в Золотой принца сразу же отконвоировали в Лагон - главную городскую тюрьму. Даже не в подвалы Чертога. Вот тогда-то их высочество и ударились в панику. Потребовали встречи с королем, своих покоев и горячей ванны...
По мнению Шута это было не столько даже глупо, сколько до крайности самонадеянно. Вероятно, принц полагал, будто ему самому можно вытворять что угодно, а Руальд должен все терпеть и относиться к выходкам брата, точно это детские шалости.
А вот и кукиш вам, ваше высочество.
Король даже суд собирать не стал. Он даже не стал разглашать, кого именно привез из похода к ферестрийской границе. Враг, да и все. Лорд какой-то. Охрану Руальд сам выставил из гвардейцев.
'Умер ты для всех? - сказал он брату. - Вот и оставайся мертвым. Нет тебя больше'
И лично проследил, чтобы на дверь повесили самый большой замок.
Шут даже представить себе боялся, что на самом деле чувствует король. Но по глазам Руальда видел - тот уже готов на многое... Нет, не казнить... и даже не увечить. Просто забыть навсегда про эту холодную каменную комнату в Лагоне. Снять караул гвардейцев, а ключ от тяжелого замка выбросить в море. Небось, тюремные харчи и через оконце подать можно...
И видят боги, Шут не осудил бы своего короля за такое решение.
Заговорил Тодрик через неделю после своего заточения. Он, конечно, и раньше бы это сделал, да только Руальд не спешил навестить брата. И к тому моменту, когда дверь в камеру наконец отворили, принц уже безо всяких пыток готов был рассказать что угодно. Шут во время этой 'беседы' тоже присутствовал. И вскоре ему стало совершенно ясно - Тодрик все-таки глуп. Просто глуп. За слепой жаждой взобраться на трон принц даже не понял того, что был просто марионеткой в руках настоящих мастеров дергать за ниточки... Верней, понял, да только слишком поздно.
Когда Шут увидел Руальдова братца, то невольно испытал к нему жалость. Да... именно жалость. А вовсе не удовлетворение или, тем паче, злорадство...
Тодрик выглядел ужасно: грязный, оборванный, заросший щетиной. От него дурно пахло, да и в самой камере стоял затхлый запах нечистот... Конечно, ведь ни ночных ваз, ни даже помойных ведер тут не было - только сливная дыра в полу.
'Он заслужил это, - напомнил себе Шут. - Сколько людей из-за него страдало... Хирги и Нар больше нет...'
Однако смотреть на униженного принца было вовсе не так приятно, как могло бы показаться... Когда они с Руальдом и Дени вошли в камеру, Тодрик уже не скалился. И не изображал на лице брезгливое презрение. Увидев брата, он попытался схватить его за руку - вероятно, чтобы начать вымаливать прощения. Но Дени, скорее даже по привычке, чем осознанно, заслонил короля, отбросив принца выверенным холодным ударом воина. Падая, Тодрик сумел уцепиться лишь за край братнина плаща. Но вцепился он намертво, Шут видел, как побелели его пальцы, судорожно стиснутые на иссиня-черной ткани... Несколько мгновений его высочество хрипло кашлял, пытаясь наполнить воздухом отбитое нутро. Дени хмуро смотрел на перекошенное от боли лицо принца, не испытывая при этом никакой радости. Когда-то он точно так же защищал и этого красивого черноволосого мальчика...
Король стоял безмолвен и недвижим. Ждал.
- Забери меня отсюда! - выдохнул Тодрик, едва лишь к нему вернулась возможность говорить. Он почти рыдал, но будто и вовсе не замечал, как жалко, как недостойно выглядит... - Руальд! Забери! Пожалуйста! Пожалуйста!
Дени нахмурился еще больше. Шут незаметно отодвинулся куда-то в угол. Только лицо короля оставалось непроницаемым. И когда он заговорил, Шут не узнал голос друга.
- Капитан, сообщите Его Высочеству, - холодные слова падали, точно камни, - что он может изложить все известные ему факты об убийстве моей жены, похищении сына и заговоре против короны. Пусть Его Высочество учтет - от честности и полноты ответов зависит его дальнейшая судьба.
Тодрик смотрел на брата с ужасом. Шут, надо сказать, тоже.
А Руальд спокойно сел на широкий табурет, услужливо внесенный одним из гвардейцев и, не глядя более на принца, неспешно раскурил трубку.
Какое-то время Тодрик, дрожа губами, еще цеплялся за плащ короля, точно дитя за мамкину юбку, а потом, наверное, все-таки понял, как это выглядит со стороны, и разжал пальцы. Умоляюще глядя на брата, он попятился, неловко опустился на колени, хотел сказать что-то, но так и не смог. Закрыв лицо ладонями, съежился, показавшись вдруг Шуту совсем мальчишкой. Только вовсе не похожим на того избалованного инфанта, который мучил юного господина Патрика мелкими, но ужасно обидными пакостями.
'Он же враг! - снова попытался убедить себя Шут, но все равно видел перед собой обычного живого человека, который страдал и искал милосердия... Он вздохнул еле слышно и перевел взгляд на Руальда. - Каково тебе, мой король... Ведь ты любил его. Небось, учил, как меч в руках держать и утешал, если случались разбитые коленки... Почему, ну почему все вышло именно так?'
Ответов на такие вопросы едва ли дождешься. Тем более, что Тодрик и на более конкретные-то не мог ничего сказать - его било крупной дрожью, как от падучей, вместо слов из горла выходил только глухой сип.
- Подайте воды, - велел Руальд. Почти тут же возник маленький кувшин, Дени протянул его принцу, но глиняный сосуд выскользнул из пальцев Тодрика и разбился с плеском. Принц замер, с какой-то совершенно звериной тоской глядя на лужу под ногами. Как будто не воды лишился, а услышал смертный приговор без права на помилование.
Из-за двери, со стороны дальних в этом коридоре темниц, послышался железный лязг. Кто-то отворил одну из решеток, и мгновением спустя до камеры Тодрика донесся отчаянный, полный ужаса крик...
'Нет! Нет! Пустите! Ааа... Я не хочу! Не хочу... Не-е-ет!..' - рыдания несчастного стали ближе, а потом вновь отдалились, сопровождаемые негромким разговором двух стражников, которые даже не сбились с шагу, волоча за собой преступника.
Парня вели на эшафот, Шут понял это сразу. Тодрик тоже... Глаза у принца стали совсем безумными.
- Ладно... - вздохнул король, едва только стенания и крики затихли. - Капитан, сопроводите Его Высочество в камеру для знатных, пусть ему принесут чистую одежду и позволят вымыться. Я вернусь ровно через два часа. Позаботьтесь, чтобы к этому времени принц был способен связно говорить.
Дени коротко кивнул, но Руальд уже выходил из темницы и даже не заметил этого. Шут же помедлил следовать за ним... Он все смотрел на Тодрика, намеренно вытаскивая из памяти самые ужасные события, причиной которых стал брат короля. Ему хотелось снова ощутить тот гнев, ту ненависть, которые давали право судить... Но в голове почему-то настойчиво звучали лишь слова наставницы о том, что порой человек - лишь орудие богов. А в следующий миг Тодрик поднял голову и встретился с Шутом глазами.
Ох, сколько же обиды, сколько безграничной, невыразимой никакими словами обиды было в этом взгляде! Она сочилась даже сквозь страх...
Шут не выдержал и вышел вон. Он лишь усмехнулся бы, погляди на него Тодрик с ненавистью, вызовом или презрением, как это бывало обычно... но чужую боль Шут не выносил. Догоняя Руальда, он подумал, что навряд ли захочет снова увидеть принца в ближайшее время... Пусть уж король один брата допрашивает. Или, вот, с Дени хотя бы.
'Не хочу, - твердил он, яростно печатая шаги по гулкому тюремному коридору. - Не хочу!' - а сам ненавидел себя в этот момент за слабость, за желание убежать... потому что после тех слов Руальда про 'умного собеседника' было бы верхом безразличия и даже неблагодарности отходить в сторонку. Особенно если вспомнить еще и про упомянутый титул.
Дворянство...
В мальчишеские годы Шут даже, бывало, мечтал, что неплохо бы стать знатным, но чем дольше жил среди господ, тем большим равнодушием проникался к этой фантазии. Ему претила идея превосходства, которая пронизывала весь образ жизни титулованных особ. И была противна одна только мысль о том, чтобы стать одним из тех, кто больше всего увлечен своим внешним видом, размахом владений по сравнению с соседскими, да попытками подобраться поближе к королю... Последнее было особенно противно. Может быть, именно поэтому Шут никогда не пытался выглядеть лучше, чем был на самом деле, и говорил по большей части то, что действительно думал, а не заливал сиропом уши окружающих. Со временем он настолько привык отличаться от вельможных господ, что уже едва ли сумел бы вообразить титул перед собственным именем.
Разве мог он тогда даже в самых безумных фантазиях представить, что детская мечта вновь завладеет его умом? Да по такой причине... Шуту и теперь было безразлично, как его величают, но только до тех пор, пока рядом не оказывалась Элея. А впрочем, хватало одного лишь упоминания о ней, чтобы господин Патрик осозновал всю неприглядность своего безродного положения.
Ради Элеи Шут без колебаний принял бы эти безумные правила этикета, эту столь чуждую ему необходимость любезничать... Он навсегда бы снял с себя бубенцы и даже сумел бы отказаться от восторженных возгласов изумленной публики, которая - чего уж там скромничать - все-таки любила выступления господина Патрика...
Только бы не видеть насмешек в глазах этих людей. Насмешек, обращенных не к дураку в пестром наряде, а к той, кого еще недавно величали королевой.
Мрачные коридоры Лагона были путаны и наводили на Шута непреодолимую тоску. Как назло, он в какой-то момент умудрился свернуть не туда и очень скоро понял, что самостоятельно не выберется на верхние уровни. Лабиринт городской тюрьмы ветвился, путался, и вскоре Шуту стало казаться, будто он попал в чей-то дурной сон, бредовый кошмар... Крепко держа в руке небольшой факел, он шел все быстрее и молился о том, чтобы встретить хоть кого-нибудь - любого стражника - но все они как вымерли, а коридоры становились чем дальше, тем заброшенней. Лишь мрачные двери темниц безмолвно скалились своими зарешеченными оконцами, да свисала из углов паутина.
В конце концов, Шут понял, что начинает впадать в панику. Он резко остановился и заставил себя вдохнуть поглубже. А потом на выдохе медленно открыл глаза по-другому.
Ох, лучше б он этого не делал...
Из другого мира Лагон виделся еще ужасней, чем наяву. Вся та скорбь, что таились в его стенах, немедленно обрушились на Шута липкой багровой сетью чужих страданий. От неожиданности он даже присел, закрыв голову руками. Но потом все-таки собрался с силами и заставил себя оглядеться, нащупывая путь наверх, прочь из этого кошмара. Кое-как Шут запомнил дорогу и поспешил вырваться обратно в привычную реальность, где тошнотворное дыхание тюрьмы было менее ощутимо.
Обратно он бежал, почти не глядя по сторонам, желая лишь одного - увидеть свет... яркий солнечный свет... вдохнуть полной грудью свежий весенний воздух, напоенный ароматами пробуждающейся жизни.
Когда Шут выскочил прямо перед караульным, стерегущим дверь на лестницу, тот изумленно поднял бровь.
- Э, господин, что это с вами? На вас прямо таки лица нет... Да как вы вообще забрались в этот переход? Им никто не пользуется уж лет десять! - Шут понял, что ему и в самом деле повезло по-настоящему заблудиться. И кабы не чудесный дар... возможно, Руальд так и не нашел бы даже косточек своего друга в бесконечных переходах Лагонской утробы.
Отвечать стражнику Шут ничего не стал. С трудом изобразил улыбку и ринулся наверх, благо дверь не была заперта. Караульный что-то сказал ему вслед, но слова эти до Шутовых ушей уже не долетели.
Потом было еще несколько охранников - все они, едва завидя Шута, спешили побыстрей выпустить его, пока наконец коридор не уткнулся в последнюю дверь, ведущую на свободу...
С трудом дыша, Шут вывалился на тюремный двор и в изнеможении опустился наземь под первой попавшейся стеной. У него даже не осталось сил задуматься, отчего никому и в голову не пришло останавливать его, спрашивать, кто он таков и уточнять, не преступник ли.
- Светлые боги... - пробормотал Шут, проводя рукой по лицу и пытаясь стряхнуть налипшую хмарь. Но богатое воображение продолжало рисовать страшные картины существования в стенах Лагона... пытки, невыносимое ожидание казни, тоскливую бесконечность одинаковых дней в заточении...
А потом вдруг вспомнилась та ночь, которую он сам провел в темнице...
Запах нечистот, крысы, холод, страх...
Страх.
К счастью, спустя пару минут, к Шуту подошел один из гвардейцев и вывел из этого полубреда-полуобморока.
- Господин Патрик! Вас там король обыскался. Не изволите ли пройти? - гвардеец смотрел на Шута с недоумением, оно и понятно - не каждый день приближенные к Его Величеству люди подпирают спиной тюремные стены. Да еще и с таким видом, точно сейчас без памяти свалятся. - Может, вам водицы подать? - спросил он обеспокоенно и переступил с ноги на ногу.
- Не надо... - Шут отмахнулся как мог небрежно и поднялся с холодных каменных плит, делая вид, что с ним все хорошо. - Ведите лучше к королю.
Шагая следом за гвардейцем в кабинет начальника тюрьмы, он и сам удивлялся - с каких это пор стал так чувствителен? Мало ли неприятного, даже отвратительного было в жизни? Но чтоб вот так... совсем потерять над собой контроль... поддаться страху и тоске...
Все это было странно.
И Шут не хотел, да волей-неволей возвращался мыслями к вчерашнему происшествию. Он даже пощупал плечо сквозь рукав, хотя оно больше не болело. И все же, мысли о том, что враги снова попытались добраться до него, не оставляли Шута до тех пор, пока он не оказался в большом, но весьма неуютном кабинете, где Руальд уже успел выкурить несколько трубок, поджидая своего друга.
- Пат... - король, хмурясь, посмотрел на Шута, - что с тобой опять, а? Бледный, как мертвец.
Шут поморщился, рассказывать о своей слабости ему не хотелось, даже если она была не порождением его ума, а делом рук недругов.
- Заблудился, - коротко сказал он и упал в соседнее кресло, потянувшись оттуда к пузатому кувшину, стоявшему перед Руальдом. В том, что посудина содержит отличное вино, Шут даже на миг не усомнился.
Король посмотрел на него с сомнением и некоторой тревогой.
- Ладно, - решил он, когда Шут оторвался от кувшина и, утерев губы рукавом, вернул сосуд обратно на стол, - поедем в Чертог. Мне здесь не очень-то нравится... - он встал и окинул комнату цепким взглядом, но, судя по всему, ничего подозрительного не разглядел. - Идем, Пат.
- А как же...
- Я отдам Дени нужные распоряжения. Побеседуем с нашим лордом Локом в другом месте.
Шут обрадовался. Каждая минута в Лагоне была для него теперь почти пыткой, хоть он и успокоился значительно с того момента, как вырвался из подземелья. Словом, говорить дважды не пришлось - он быстро вскочил и сообщил Руальду, что готов следовать за ним в любое место, лишь бы подальше от темниц.
- Да уж, - согласился король, - мне тоже этого удовольствия хватило, - и замолчал, нахмурившись, задумался надолго. Не и иначе, как пытался представить, что чувствовал его брат, брошенный в застенки на несколько бесконечных дней...
К тому моменту, когда они дошли до конюшни, лошади были уже оседланы.
- Где ты хочешь допрашивать его? - спросил Шут, ловя ногой стремя.
- В кабинете у Дени.
- А там...
- Да, безопасно. Капитан голову дает на отсечение, что без его ведома рядом и мышь не проскользнет. Я верю ему.
- Угу... - кивнул Шут. А сам подумал, что с той поры, как Руальд перестал доверять своим же людям, жизнь короля стала значительно сложней. Это так глупо, когда нужно прятаться от тех, кто должен помогать... Тем не менее, выбор короля казался ему верным. Единственно верным. Ведь и в самом деле, у Руальда тоже есть интуиция. И коль уж она так отчаянно кричит об опасности, значит нужно прислушиваться. Только вот...
- Знаешь, Руальд, - осторожно начал Шут, - мне кажется, нам все равно не удастся надолго удержать в тайне, что твой брат жив. Что он готовил тебе ловушку, и что сейчас находится под стражей...
- Пат... я не глупей тебя... все понимаю. Возможно, этот коршун Торья и сейчас уже все знает, только виду не подает. Он умен, как старая крыса. И столь же изворотлив... Но ты не переживай, Дени уже начал кое-что копать под него... думаю скоро нам будет, чем прижать господина министра.
Шут снова кивнул. А потом не выдержал и спросил:
- Послушай... Объясни мне все-таки, что между вами произошло? Ведь он всегда был таким... скользким, себе на уме, но ты прежде даже и не думал о подобных... переменах.
- Да как тебе сказать, дружище... - Руальд причмокнул, чтобы конь шел чуть быстрей. Он бы и вскачь его пустил, но тогда Шут не расслышал бы слова своего короля. - На самом деле думал. И достаточно много. Но... видишь ли... в то время, когда Элея еще была моей женой, работа Торьи и его статус меня устраивали... Мне тогда казалось, он незаменим на своем месте. К тому же отец очень уважал этого человека. Не знаю почему. Как-то не рассказывал он мне много про нашего министра безопасности. А жаль...
'Жаль', - согласился про себя Шут, но вслух ничего не произнес.
- Ну вот... - продолжал между тем король. - А потом-то мне не до него стало. И ни до чего. Ты же и сам помнишь, каким я был... - он замолчал, потемнев лицом. Но постепенно выражение гнева уступило место печали... Шут отвел глаза. Нар, и при жизни такая противоречивая, даже после смерти своей вызывала у него самые разнообразные чувства - от глубокой благодарности до полного отрицания многих ее поступков... Что уж говорить про Руальда. Но король и так слишком долго придавался унынию, поэтому он лишь тряхнул головой и довершил начатую мысль. - По сути, я действительно существовал в другой реальности. Но, понимаешь, в чем дело... я ведь не стал слепым. Просто смотрел на все... отстраненно. И все видел. Видел каждую уловку, каждую паутинку... Торья, к счастью, этого не учел. Думал, будто я совсем потерял ум. И делал, что хотел. Словом... я в какой-то мере даже благодарен богам за все эти тяжелые дни... Так или иначе, а теперь мне гораздо лучше известно, о чем говорят у меня за спиной, кто мне по-настоящему верен, и кого я должен опасаться, - а потом безо всякого перехода король спросил вдруг совсем о другом: - Ну и что все-таки с тобой случилось сегодня? Ты до сих пор еще бледный.
Шут задумался. О странном блуждании следовало рассказать. Но вперед того - о вчерашнем нападении. Однако впереди уже показались ворота Внутреннего города, и он лишь качнул головой.
- Потом, - Шут печально улыбнулся другу, словно извиняясь за отказ. - Может быть, вечером за стаканчиком вина... А может, даже завтра, на прогулке, подальше от стен и слухачей, - по выражению лица Руальда он понял, что тот совсем не рад такому ответу. Но спорить король не стал, пришпорил коня и первым проскакал под воротами замка.
4
Личный кабинет капитана Дени находился, разумеется, в одной из башен замковой стены, которую издавна именовали Небесной.
Это было аскетичное место, наводящее на мысли о казарменной строгости и - почему-то - холостяцкой жизни... Окна небольшой комнаты, украшенной лишь книжными полками и оружием, выходили на плац, остальные три стены не имели с другой стороны никаких помещений, кроме узкой лестничной площадки за одной из них. Но лестница была заперта и даже заколочена - этой башней не пользовались уже очень давно. Так что единственная дверь открывалась прямо на улицу, и из окна можно было увидеть всякого, кто подходил к башне.
Раньше Шут удивлялся - почему капитан так любит уединение? Вроде бы и не затворник по натуре... Теперь все вставало на свои места: в отличие от Руальда, капитан гвардейцев всегда задумывался о безопасности во всех ее проявлениях. Невольно Шут проникся к Дени еще большим уважением. Сам-то он, подобно королю, как правило, был легкомыслен до безобразия.
Тодрика привезли в его любимой черной маске. Плащ с капюшоном подчистую скрадывал внешность пленника, и едва ли кто-то мог угадать в нем принца. Крытая повозка подкатила прямо к двери в башню: Дени выбрался из нее первым, а следом уже гвардейцы споро вывели своего 'подопечного'. Шут с Руальдом наблюдали эту сцену из окна небольшой таверны, где король, не заезжая во дворец, решил пропустить кружечку-другую крепкого пива. Это заведение удобно располагалось чуть в стороне от башни и гвардейской казармы, так что Шут отчетливо разглядел, как деревянно Тодрик прошел от повозки до двери в капитанский кабинет.
'Идем? - спросил он Руальда одними глазами, и тот так же молча поставил обратно на стол тяжелую кружку с ароматным напитком и немедля встал, набрасывая плащ. - Небесная Матерь, помоги нам!', - отчаянно попросил Шут и вышел из таверны следом за королем.
Больше, чем эта встреча, его страшило только объяснение с Элеей.
На сей раз Тодрик не попытался броситься к брату с просьбами о помиловании. Когда Шут с Руальдом вошли, он только поднял на них полные отчаяния глаза и сразу снова их опустил. Принц был умыт и причесан, ему дали новое платье, но все это мало что изменило - Тодрик по-прежнему походил на бездомного щенка, которого долго пинали уличные мальчишки. Может быть потому, что лицо его больше не кривила едкая усмешка - ее сменило плохо скрытое ожидание нового удара. Натянутый как струна, брат короля сидел на самом краешке жесткого деревянного табурета, словно в любой момент боялся услышать приказ о возвращении в Лагон.
Ничего не осталось от блистательного принца.
Колесо богов сделало свой оборот, вернув Тодрику все то, что он успел посеять. Это было правильно и справедливо, но вовсе не доставляло радости.
Ни малейшей...
Шут посмотрел на Руальда, гадая, какую манеру разговора тот выберет теперь. Но король не стал больше устраивать представлений. Он спокойно обратился к Дени:
- Капитан, будьте добры, оставьте нас. Мне хотелось бы поговорить с Его Высочеством наедине, - гвардеец кивнул, прищелкнув каблуками, и вышел. Шуту же подобной участи не досталось. - А ты сиди, Пат, - сказал ему король, когда тот надумал выскользнуть следом за Дени. Затем Руальд перевел взгляд на своего брата и, наконец, заговорил с ним: - Ну что, Тодрик... ты готов поведать нам свою историю или хочешь обратно в Лагон?
Принц вздрогнул и отчаянно тряхнул головой.
- Нет... Нет! Не надо больше...
- Что ж, тогда рассказывай, - предвидя долгий разговор, Руальд достал трубку и не спеша раскурил ее. - Рассказывай, а мы послушаем.
Тодрик смотрел в пол. Он никак не решался поднять глаза и уж тем более начать говорить. Но пауза затянулась, принц понимал это.
- Я не знаю имени того человека... - произнес Руальдов брат еле слышно. - Он велел называть его просто Мастер. Мы познакомились в замке барона Сайна. Там... охота хорошая такая всегда... Барон нас и представил друг другу... Я даже не помню теперь, с чего все закрутилось. Но... в какой-то момент я уже не представлял себе иной жизни... Не представлял, что навсегда могу остаться только принцем...
- Когда это началось? - спросил Руальд.
- Когда?.. Когда все поняли, что у Элеи не будет детей. Когда я понял, что остался единственным наследником.
- Хочешь, значит, сказать, будто все эти интриги - не твоего ума выдумка? - король пристально смотрел на брата, но тот по-прежнему не поднимал глаз. Вопрос был дурацким, однако Шут понимал, почему Руальд задал его.