В национальной трясине трудно торить дорожку. Куда не ткни - топь. Вытянешь шест из месива, - и мурашки по коже: такие наслоения, такой смрад, такая геология...
Одним словом - торф. Поднеси спичку - и вспыхнет, и займётся, и полыхать будет долго, пока весь не выгорит. И потому идти по трясине надо медленно, обозначая дорожку вешками.
Но власть - поспешна и непоследовательна. То предлагала гатить, то осушать, забывая, что на болоте растут ягоды и водятся черти...
В национальном частоколе равенства не было. Равенство декларировалось - на бумаге. В реальной жизни по устному сговору всё решали квоты, лимиты, должности и места, навечно закреплённые за аборигенами. Противоречие слова и дела видели все. Причины объясняли по-разному. Принимали или отвергали правила игры в зависимости от национальной принадлежности. Поборников национального равенства не было. Посмотрел бы я на правозащитника, посмевшего вякнуть в национальной глубинке...
Между тем, республиканские газеты трубили о новых интернациональных семьях. Кровяная смесь кочевого разлива играла компонентами, число которых неуклонно возрастало к каждому юбилею. По официальной статистике туркмены становились советскими. В реальной жизни этот привкус не ощущался. Да, смешанные браки случались, но в таких мизерных пропорциях, что о них не стоило говорить. И не говорили, - осуждали, предрекая горькую судьбу. В основном мешались городские жители, отравленные русским языком. И, тем не менее, русскую женщину, загулявшую с туркменом, именовали блядью. Русские ребята смотрели на аборигенок с презрением и редко женились. Лишь один из моих знакомых осчастливил туркменку брачными узами, но счастлив ли он сегодня, - не знаю.
Межнациональные отношения таили опасность. За каждое неверное слово приходилось отвечать, и отвечать сурово.
...Я долго искал преподавателя. Наконец, увидев его в конце коридора, бросился к нему со словами: "Ну вот, на ловца и зверь бежит". Обида - смертельная, непреходящая, до конца учёбы в институте...
...У меня был знакомый, татарин. Имя у него не мусульманское - Марс (жену, кстати, татарку, звали Венера). Марс обожал нарды, и потому имя его ассоциировалась с этой игрой - "Марс, вставить марс?" И отчество ему мы придумали подходящее, звучное - Марс Оюнович. Ему нравилось, он не обижался. Но однажды дёрнул меня чёрт прибавить к его имени уменьшительно-ласкательный суффикс. Получилось: Марсик. Боже мой! Какой он поднял шум, куда только не обращался, кому не писал, жалуясь, что я оскорбил его, приставив к имени - "сик" - матерное слово...
Осторожность в общении с представителями иной национальности стала естественной, инстинктивной. Я считал этот навык главным приобретением за годы учения. (Вот и сейчас, я пишу "абориген", и соображаю, - не обижу ли кого из близких знакомых, но другого, тождественного слова - не нахожу).
Конечно, учитывать нюансы взаимоотношений архисложно и обременительно. Иные опять предложат гатить или осушать. Ни в коем случае. Национальное многообразие - высшая ценность современной цивилизации, несмотря на удручающую картину сегодняшних межнациональных отношений. Мир без шотландской юбочки, русской матрёшки, японской сакуры и туркменского дутара - скучен, туристические агентства разорятся. И, несмотря на все сложности, так не хочется превращаться в американского терминатора. Или, хуже того, - в конгрессмена.
И ещё о национальном вопросе...
Учились со мной два приятеля. Один из них считал себя азербайджанцем. "Одинокий как перс" - его любимое выражение, хотя одиноким он не был. Соблюдал мусульманские обычаи, ценил общность по вере, а она - эта общность, чтобы не говорили, - была, есть и будет, пока существует разное вероисповедание. Пришли другие времена и оказалось, что мать его - еврейка. И приятель мой засобирался в дальние края. Пришёл ко мне. "В чём, собственно, ты просишь совета: остаться азербайджанцем или объявить себя евреем? Я - ни тот и ни другой, и потому ничего тебе посоветовать не могу". Он уехал в Израиль. Через год позвонил, и столько тоски слышалось в его голосе, что не приведи Господи. Я не хочу пересказывать наш разговор...
Другой приятель носил русскую фамилию и обличие. Был умеренным антисемитом, тем, кого волнуют перемещения исключительно в верхних эшелонах власти. Любил анекдоты - опять-таки те, в которых иудеи выставлены в неприглядном свете. Сочинял безобидные байки. Одна из них называлась "Загадка". Вот её текст: "Библейский царь сорок лет водил свой народ по пустыне - следы заметал. Наконец, вывел к людям, и первый же встречный воскликнул: Ба! Да это - евреи! Вопрос: как он их узнал?"
И вдруг выяснилось (во время перестройки многие заинтересовались своей родословной)... Так вот, выяснилось, что отец его - еврей. Тогда он пошёл в гараж и...
Поторопился, должно быть. Сейчас бы не повесился...
И была у меня знакомая. Отец - украинец, мать - еврейка, по паспорту она - русская. Меня это жутко забавляло, пока я не задумался: история наша, говорят, начиналась с Киевской Руси. Боже мой, чем же она кончится?..