Теперь летает редко и только по делам: натянет на ноги крылатые талари - и вперёд. Никакой романтики. Дела-делишки - скука...
Когда-то на перекрёстках эллинских дорог стояли каменные фаллические столбы - гермы.
Позже на головках этих каменных пенисов стали вырезать лица. Вот тебе и глашатай, самый что ни на есть сексуальный мужчина Греции - Гермес. Стоит - издалека видно! И как стоит! Куды до него всем остальным богам и героям!
Сегодня Гермес - чиновник по особым поручениям пикантного свойства. Зевс без него, как без рук, ну и ног разумеется.
А ещё Гермес - глашатай Его Величества Гадеса. Приходя к ничего не подозревавшим жителям Эллады, заводит с ними долгие беседы, а потом - приглашает на тот свет.
- С каждой душой надо по душам побалакать, - говорит Гермес. - А как иначе? В противном случае это произвол и насилие.
Любимые слова Гермеса: "Пора, мой друг, пора. Покоя сердце просит"...
Обо всём об этом я, придёт срок, обязательно расскажу, а пока Гермес, сделав круг над безоблачным Олимпом, - тучи остались далеко внизу - приземлился на лужайке возле ворот пышного богоугодного заведения - богоугодней некуда...
Геракл встретил его собственной персоной. Присыпанный бронзовой пылью, он был гол и напоминал изваяние в каком-нибудь захолустном святилище - Зевс распорядился обратить его в золотого истукана. И имел он небольшое мужское достоинство, точь-в-точь, как на скульптурном изображении Лисиппа. Оно и правильно, ибо по греческим канонам большой фаллос признак животного, а не человека, у которого, кстати, есть и другие части тела, небесполезные в любовных баталиях, хотя они и не относятся к первичным половым признакам.
Геракл хандрил. Хандрил давно и настырно. И как же иначе, ибо - что хорошего в работе привратника, когда вся грудь (условно, конечно) в орденах и медалях, как у Брежнева, а служишь швейцаром? Поставьте Леонида Ильича стражником у Спасских ворот - и он к концу первого рабочего дня окочурится. И бронзовая пыль не спасёт...
Привратник распахнул металлические створки и склонил голову.
- Зевс в помощь, - ответил на приветствие Гермес. - Кто у него, кстати?
- Белокурая бестия с голубыми глазами, - угрюмо ответил двенадцатикратный.
- Со своей белобрысой сестрёнкой? - улыбнулся глашатай.
- Ещё чего не хватало! Один - будь он неладен! - И повернулся спиной, чтобы закрыть ворота. Задница у Геракла была маленькая-маленькая - как две понюшки табака: будучи народом мореходов, греки протерли её до пятой точки - о скамьи для гребцов, разумеется.
В тронном зале бубнили знакомые с детства голоса. Гермес, однако, проигнорировал это родственное сообщество и незаметно проскользнул в соседнее помещение, где Гестия неспешно сучила пряжу. Сучье дело - пряжа, а вы не знали?
- Юдоль моя - кудель! - воскликнул племяш, подойдя к тётушке. Она улыбнулась ему и подставила щёчку, и он, коснувшись её губами, скользнул взглядом по возвышенным персям богини. Грудь Гестии ещё не достигла критической массы и по-прежнему вызывала восхищение - такие плоды даже в тропиках не растут. Только на Олимпе. В тепличных условиях.
- Говорят, у вас в гостях элевсинский сиделец? - поинтересовался Гермес.
- Элевсинский прохвост, - сказала Гестия.
- Ну почему же прохвост? - не согласился с нею глашатай. - Артистическая особа, и ваще - культурная личность...
- А вот ты раскинь своими мозгами и скажи: что хорошего может произрасти под финиковой пальмой, кроме суеверий и мракобесий?
- Зря ты так. Тонкость вкуса у него замечательная, неземная, можно сказать - гиперборейская.
- Она родила его, стоя на коленах! - воскликнула Гестия, имея в виду мать Аполлона, Лето.
- Вот такие это люди, - улыбнулся Гермес. - Они даже стоя на коленях - рожают.
Никто из олимпийцев не улыбается чаще, чем он, а ведь Психопомп, то есть проводник мёртвых душ к Гадесу, можно сказать, за ручку в Аид водит - что тут весёлого, кажется...
Сделаем, однако, паузу, ибо кому интересны частные бредни пусть даже самого что ни на есть олимпийского толка? Кому любопытны беседы Путина с соседями по Кремлю? Или байки Обамы, поведанные доверчивым американским почитательницам, необъятные чёрные прелести которых с трудом закрывают просторные - аки Мексиканский залив - автомобильные чехлы? Вот то-то и оно, что никому...
И поэтому, пока наши мифологические персонажи общаются частным порядком, я расскажу вам всю правду о Гестии, женщине удивительной и замечательной, архетипичной и знаковой.
Слушайте...
Тихая и спокойная Гестия, старшая из детей Реи, заведовала домашним очагом, если можно назвать домом величественный Олимп. В кулинарном искусстве она была дока. Гонору в ней не было. Она никогда не участвовала в семейных склоках и спорах, не сплетничала, не наушничала, не язвила (вышеприведённый разговор - исключение, подтверждающее догму). Лицом и статью - особенно статью - она походила на Деметру - как-никак родная сестра. Любви её домогались Посейдон и Аполлон, родной брат и племянник, но после того, как она поклялась головой Зевса сохранить целомудрие, оба в ужасе отказались от своих притязаний. Зевс тоже озадачился - не очень-то приятно, когда клянутся твоей головой. Где гарантии, что она сохранит в неприкосновенности свои убогие редуты? Ткни пальцем - и каюк. И потому Зевс учредил тайный надзор за сестрёнкой. Впрочем, в строгой опеке особой необходимости не было: Гестия хранила гимен как зеницу ока.
И всё же в её жизни случилось одно приключение - крошечное, чисто семейное, но шума наделало - на весь дохронологический мир!..
Как-то[1] Афродита, загуляв с Дионисом, родила Приапа - безобразного карапуза с дурной наследственностью и нечеловеческими гениталиями. Боги смеялись, глядя на Приапа. А женщины задумчиво качали головой, прикидывали, соизмеряли...
Соизмерение - это всё, что волнует женщину, когда дело касается материализации помыслов и ревизии романтических эквивалентов.
Мальчонка рос дикарём, никому не нужный, и только Гестия, пока его шалопутная мать творила любовь во всех закоулках античного мира, жалостливо привечала крошечного Приапчика.
Потом мальчишка вырос и задал Гестии весьма щекотливый вопрос: "Бабуля, годы идут, а ты всё как новенькая. Скажи, сколько тебе лет?" Мальчик и не догадывался, что такой вопрос задавать богиням не принято: вечность - вечностью, а возраст - возрастом. - "Женщине, деточка, столько лет, на сколько она выглядит", - ответила беззаботная Гестия [2], даже не подозревая, что юношу мучают совсем иные вопросы и возраст её не причём.
И вот однажды, когда боги спали, Приап проник в комнату Гестии и, взобравшись на женщину без возраста, собрался было нарушить её целомудренное мировоззрение. Гестия спросонья не поняла, что происходит и кто таким своеобразным способом пытается её разбудить.
Неопытный Приап запутался в хитросплетениях бабьего лабиринта, заплутал...
Тут заревел осёл, священное животное Диониса - ревность подвигла его на рёв.
Этот крик подхватила дотоле молчавшая Гестия.
Кричали оба - Гестия и осёл.
Сбежались домочадцы.
Внука с трудом оторвали от бабушки, надавали по мордасам - а не балуй! - и строго-настрого запретили входить в её девичьи покои.
Потом Зевс отвёл Афродиту в сторону и раздражённо заметил: "Надо что-то делать. Эдак он всех наших девок перепортит! Найди ему какую-нибудь бабёнку без придури, типа Пасифаи, непритязательную и безотказную". Афродита поняла его буквально и очень быстро уговорила неприхотливую и похотливо озадаченную Пасифаю перебраться на Олимп. Фаечкой зовут её домочадцы.
А для охраны девства сестрёнки Зевс надумал было завести какую-нибудь дикую тварь, порождённую Ехидной, и даже попросил её об этом ("Роди, слушай, такую сволочь, чтобы глядя на неё, все в обморок падали!"), но неожиданно встретил ожесточённое сопротивление Геры: "Олимп - заповедное место! - возмутилась она. - Не позволю превратить его к гадюшник!" И потому это намерение громовержца осталось неосуществлённым.
Вот такая была эта богиня - Гестия.
Две женщины будоражили любопытство Гермеса долгие годы (обеих я упомянул в своём рассказе) - Гестия и Пасифая, необъяснимые и противоестественные, теза и антитеза женского общежития: вся половина рода человеческого поместится между этими экстремальными особами, если усадить их на одну скамью. Да только кто же их посадит! Они же бабы - и ни за какие посулы не сядут рядышком. Разве что посудачить...
- Ладно, - сказал Гермес, - пойду я, тётушка, а то, сами знаете, каким бывает ваш брат, когда ему что-то не нравится - разволнуется, разорётся...
- Уже, кричит по-моему... слышишь?..
- Ишь чего придумали: Зевс - отвратитель мух! - потрясал скипетром громовержец. - Совсем обнаглели! Я уже и мух должен от них отгонять!
- А я - саранчу, - сказал Аполлон - Грязнули они, батюшка...
И ввернул-таки гиперборейское словечко.
- А ну их всех в жо, - согласился с ним Громовержец и тут же сорвал гнев на Ганимеде: - А ты чего вылупился? Тебя сие не касается. Иди работай.
И горько пожаловался Бельведерскому: "Стоит произнести это слово - и он тут как тут!"
С Ганимедом Зевс обращался по-хамски - то приласкает в присутствии небожителей, то отпихнёт ногой как шелудивую псину.
И потому Ганимед чувствовал себя несчастным. Часто плакал. Сидел где-нибудь на мраморных задворках и лил слёзы. "Бедняжечка" - говорила Геба-виночерпица, жена забронзовевшего Геракла, и гладила Ганимеда по голове. Она жалела его и, жалеючи, отдалась, даже не заметив этого.
По простоте душевной, как известно, отдаются участливые женщины. И порой непонятно, что лучше - за деньги или по зову этой самой... как её... отзывчивости...
Впрочем, я отвлёкся, пора вернуться к нашим мифологическим персонажам...
- Заходи, чего встал как статуй, - изволил заметить Гермеса громовержец. - Заходи и садись - в ногах правды нет...
- Но нет её и выше... - учтиво ответствовал Гермес.
- В мошонке что ли? - хмыкнул громовержец. Посопел немного, сурово сдвинув брови, потом сказал Бельведерскому. - Иди, дорогой, мне с моим профетом поговорить желательно - с глазу на глаз.
- Я тоже твой профет, - напомнил ему Аполлон. От него действительно несло мистикой, как от некоторых прохвостов страной происхождения.
- Ты - по другому профилю, - ответил Зевс и тут же взорвался. - Сопля ноздрю не учит! Умными стали, как я погляжу! Вам - слово, вы - десять в ответ. Распустились, однако... - И добавил: - Что-то мне не по себе сегодня - руки чешутся - сил нет. Не к добру это, ох не к добру...
- Ну как там наша наркоманка? - спросил он у Гермеса, когда они остались наедине.
- А ты не знал? Подожжёт смесь из лавра, конопли и ячменя и вдыхает наркотический дым. Целыми сутками нюхает... баловница-бесстыдница... нюхачка...
Несколько дней назад Гермес застал отца в ужасном состоянии. Это было настолько неожиданно, что он даже растерялся, ибо Зевс - плакал!
- Не смей, - сказал Гермес, опускаясь на колени. - Не смей.
- Человек потерял страх. Спрашивается, зачем ему боги? Мы никому не нужны, - сказал Зевс, шмыгая носом. - Мы лишь привычка и суеверие. Это страшно, сынок, когда - ты никому не нужен.
- Да и ... с ними! - вскричал Гермес. - Не стоят они твоих слёз! Каждой твари - по паре, а, посмотри, сколько развелось - кишмя кишат! Ногу поставить некуда. Уничтожь это паршивое сословие в очередной раз и все дела! Нет человека - нет проблем! Мне ли тебя учить?
- Так-то оно так, - всхлипнул Зевс, - да трудов праведных жаль. Столько сил потрачено - и все впустую... Я тут одну планетку накнокал... Ничего планетка, сойдёт на первое время. Может нам туда переправиться, а?.. Далековато правда, так где наша не пропадала!..
Глаза Зевса подобны мощным подзорным трубам. Он видел край Вселенной и даже дальше - соседние прерогативы ведал Зевс, чёрные, как дыры, дали и прочие умопомрачительные звёздные завихрения.
Когда-то, давным-давно, дедушка Зевса Уран, создавая мироздание, раскрутил Землю изо всех сил, и с тех пор она, покачиваясь, как юла, безостановочно плывёт вокруг Солнца. Но ведь кроме Земли есть и другие произведения божеской мысли, часто не имеющие названия, - крутятся, вертятся, пересекаются, подрезая друг друга в хаотичном - без правил - движении, и, подобно неразумному человечеству, несутся куда-то в бесконечном пространстве.
- Ты потолкуй с нашими небожителями, - продолжил между тем Зевс, вытирая слёзы указательным пальцем, - как они отнесутся к НАШЕЙ идее переселения. Одобрят или, наоборот, по стойкой олимпийской привычке охают новацию с банальным инновационным размахом...
Помолчал, раздумывая над собственным скоропалительным предложением, а потом продолжил:
- Или, знаешь что, подожди чуток - я присмотрюсь к этому новому месту обитания, слетаю туда на досуге, а потом призову тебя для окончательного решения...
Этот разговор, повторяю, был несколько дней назад, и теперь Зевс, по всей видимости, определился, потому как зачастил словами Платона: "Род человеческий испорчен... человечество обречено... " - ну и так далее, и тому подобное. Какой дурак придумал этих сикофантов и философов? И как же привольно жилось без них и прочих несусветных умников!
Зевс, надо заметить, любил афоризмы, обращался с ними, как со своей собственностью, безбожно присваивал и воровал. Порой невозможно было понять, где начинается его афоризм и кончается наш. Афоризмы он выбирал такие, которые свидетельствовали в его пользу. Понравившиеся повторял раз за разом, будто вколачивал в сознание домочадцев - ночью разбуди, и они выдадут речитативом: "Не бог есть любовь, а любовь к богу".
- Ну, всё, начинай опрос, - сказал он Гермесу. - И не забудь - всех опроси, всю олимпийскую братию...
Оставшись в одиночестве, подозвал Ганимеда, попросил налить терпкого вина, пригубил - и отставил чашу в сторону.
- Что-то мне не по себе сегодня, - сказал громовержец. - И всё тошнит, и голова кружится, и мальчики потешные в глазах...
- Какие ещё мальчики? - насторожился Ганимед.
- Всякие, Ганя, всякие... - И потрепал его по щеке.
- Противный, - ответствовал Ганимед. - Всю душу ты мне вымотал...
1. У неё всё как-то.
2. Вариант по Гесиоду: "Бабуля, тебе тысяча лет, а ты всё как новенькая", - сказал Приап и дёрнул её за сосок. - Не балуй, - ласково сказала Гестия. - Запомни, внучок, женщине столько лет, на сколько она выглядит.