Ума палата - это Афина Паллада. Неполовозрелая особа преклонного возраста.
Свои называют её по-семейному просто: Фима, Фимочка. А, между тем, она первая в мире воинствующая амазонка. От амазонок, говорят, произошли феминистки.
Афина - богиня ливийского происхождения. Зевс удочерил девочку. Причуд в её характере предостаточно. "Ох и стерва эта Минерва!" - говорят знающие люди. Истерической особой называет её Эрот. Завидев его, Афина кричит, как оглашенная: "Не подходи, не подходи ко мне, иначе я за себя не отвечаю!" и грозно размахивает руками.
Недовольный Фимочкой Зевс так часто повторяет: "Афина - моя головная боль", что боги, а затем и люди решили, что она родилась в его воспалённом воображении, и Гермес, как сейф, вскрыл его голову. Произвёл, как говорится, трепанацию черепа в жутких, хотя и олимпийских условиях.
- Это ж надо - превратить голову Зевса в женскую утробу! - до сих пор возмущается Гера. - Представляю во что они превратят его живородящую палицу!
Не превратили. Палица для греков - святое. Они с ними на демонстрациях носятся - таскают по улицам вместо хоругвей и транспарантов...
Обидчива Афина, как никто на Олимпе. Обидчива и злопамятна.
- Фимочка, у тебя же фиома, - сказала ей однажды Артемида. - Что значит откуда я взяла? Асклепий сказал...
Это случилось ещё до клятвы Гиппократа [1], тем не менее, Афина обиделась. И не общается с Артемидой уже третье тысячелетие. Или даже четвёртое - точно не скажу: совсем запутали меня историки со своей новейшей хронологией.
А вы бы не обиделись? У непорочной девы Афины от этого самого Асклепия есть дочь. Зовут её Гигиея, что по-нашему означает Гигиена, по-ихнему - Здоровье.
Только это - между нами. Никому не говорите. Если Зевс узнает!.. - нам с вами не поздоровится... что будет! что будет!..
Она считает себя умницей и красавицей, самой прекрасной из женщин величественного Олимпа.
"Я - женщина с чистой совестью", - говорит она о себе, словно только что вышла на свободу.
Кроме звона оружия, Афина любит музыку. Однажды она соорудила двойную флейту - авлос и решила продемонстрировать небожителям своё искусство. Взяла авлос в рот, ловко пробежала по нему пальцами...
Раздались божественные звуки...
Мужчины переглянулись и засмеялись.
Гера хмыкнула и что-то такое сказала Афродите. Та, в свою очередь, наклонилась к Деметре. Деметра хихикнула. "Ловко ты перебираешь пальцами, - сказала она Афине. - Как, говоришь, называется этот инструмент? Авлос? А ты ничего не перепутала? Ав или фа?"
Небожители захохотали, да так, что выступили слёзы, вытирая которые, они, наконец-то, разошлись по чертогам. Чертогов на Олимпе - видимо-невидимо. Не счесть чертогов на Олимпе...
Озадаченная дева Афина удалилась к реке, достала флейту и стала играть, наблюдая за своим отражением в воде. Тут ей сразу всё стало понятно. "Дура! ой, дура! - вскричала она и, негодуя на себя, отбросила флейту прочь. - Пусть будет проклят тот, кто осмелится на ней играть!"
...Этого проклятого звали Марсий. Он нашёл авлос у реки и едва лишь поднёс к губам, как флейта сама заиграла мелодию. И была она воистину великолепна. Местные жители, во всяком случае, оценили её по достоинству. "Сам Аполлон не сыграл бы лучше на своей лире", - воскликнули они, и Марсий, скромно потупившись, им не перечил.
Слухи о замечательном музыканте разнеслись по округе. Дошли они и до Аполлона. Раздосадованный соперничеством вызвал Аполлон Марсия на состязание. Музы вызвались рассудить конкурентов. Победитель получал право совершить с побеждённым всё, что ему заблагорассудится.
Марсий играл на авлосе, Аполлон - на лире.
Хорошо играли и тот, и другой, и музы не смогли выявить победителя. Оба музыканта, по их мнению, заслуживали награды.
"Ну что ж, - сказал Аполлон. - А теперь давай перевернём инструменты и будем играть и петь сразу".
Марсию нечем было ответить на этот вызов. Он проиграл.
И тогда Аполлон содрал с него заживо кожу и прибил её к дереву - к сосне или платану, спорят мифографы, и так же, как музы, не могут сделать правильный выбор.
Однажды Афина сняла эгиду, чтобы не мешала, и повернулась к Борею вольным задом. Так кобылы поворачиваются к ветру, чтобы понести долгожданное потомство.
И было это на Акрополе...
Неизвестно, кто подкрался к ней с тыла - Борей ли, Гефест или Посейдон, давно уже приглядывающийся к Афине. Или какой иной предприимчивый грек, готовый воспользоваться моментом и вдуть богине по первое число в последний день месяца.
Как бы то ни было, на свет появился младенец, вместо ног у которого были - змеиные хвосты, точь-в-точь как у Борея. На него и списали эту забаву.
Борей, северный ветер - оплодотворяющее начало, генетическая завязь тысячелетий. Все мы из Гипербореи - помните об этом!
Борей - вот уж кто воистину Супер!
Назвала младенца пречистая дева Афина Эрихтеем, спрятала в священный ларец и передала на хранение Аглавре, старшей дочери царя Кекропа.
Три дочери были у Кекропа: Аглавра, Пандроса и Герса. В младшую, Герсу, влюбился Гермес. Однажды подстерёг он Аглавру и, сговорившись, передал ей золото, чтобы она устроила ему свидание с Герсой. Аглавра, однако, не спешила выполнить уговор. Не дождавшись обещанного, Гермес ворвался в дом, превратил Аглавру в камень и на глазах этого безмолвного изваяния сошёлся с Герсой, а потом ещё и с Пандросой. Герса родила мальчика - Кефала, мужа беспутной Прокриды, а Пандроса - Керика, о котором известно лишь то, что он был глашатаем Элевсинских мистерий.
Между тем, Пандросу, Герсу и их матушку снедала архаическая напасть - любопытство: им не терпелось узнать, что же хранится в ларце, оставленном Афиной. И вот однажды, не выдержав соблазна, они заглянули в него и, увидев ребёнка-урода, завизжали от ужаса и втроём сиганули вниз с акрополя. Только их и видели.
Оракул предсказал Катрею, сыну Миноса от похотливой Пасифаи, печальную участь: якобы кто-то из его детей убьёт отца, и тогда Алтемен, сын Катрея, покинул Крит и перебрался на Родос. Вместе с ним уехала его сестра, очаровательная Апемосина - неродственные чувства связывали брата и сестру...
И вот в эту девушку влюбился Гермес. Не то, чтобы влюбился, а, как бы это поточнее выразиться? Ну, вы сами понимаете, какие чувства обуревали Гермеса, когда он видел Апемосину.
Однажды Гермес подкараулил её у ручья и предложил ей мир и любовь. Она, однако, бросилась бежать, он последовал за нею. Она споткнулась, упала, и глашатай овладел ею. Не без труда, но овладел. Заплаканная Апемосина возвратилась домой и честно рассказала брату обо всём, что с нею произошло. Алтемен не поверил сестре - а вы бы поверили, что это сделал Гермес? - оскорбил и пнул её ногою в живот. Девушка упала, ударилась головой о приступок и тут же скончалась...
Гермес никогда и никому не рассказывал об Апемосине, а хариты не задавали ему лишних вопросов - ни о ней, ни о Герсе или Пандросе.
"Оно и правильно, зачем ворошить старое, если понятия не имеешь, как распорядиться настоящим?" - думали хариты.
А он, вспоминая о Герсе и Анемосине, хватался за голову. Ему было стыдно, что действовал силой.
- Дурак! Ой, дурак!..
Для стыда нет срока давности. Для стыда и вечность - мгновение.
Прометей был прагматиком. В судьбоносной битве за Олимп он предпочёл воевать на стороне Зевса и, в отличие от своих братьев Атланта и Минетия, не ошибся: Менетия Зевс убил, а Атланта заставил держать на плечах небесный свод. До сих пор держит, бедолага. Прометей, кстати, его ни разу не навестил. Хоть бы передачку какую организовал - по случаю...
И остались на свободе два брата Прометей и Эпиметей. Обычная история: один умный, другой дурак. Эпиметей во всём потакал Прометею и этим своим послушанием компенсировал отсутствие ума.
Прометей оказывал громовержцу мелкие услуги, а за спиной гадил - часто по-крупному. Как именно? Об этом и рассказ.
Гермес - а кто же ещё? - научил богов добывать огонь трением. Богини, наблюдая это кропотливое занятие, обменивались фривольными шуточками, видя в процессе малую толику непристойного. Совсем маленькую... И тоненькую-тоненькую...
Авторское право на изобретение огня, таким образом, принадлежало Гермесу. Прометей, украв огонь, нарушил его, и потому Гермес считал себя оскорблённым. Гефест тоже был в обиде на этого придурка, ибо тот украл огонь из его кузни, оставив Гефеста не у дел в прямом и переносном смысле.
- Попросил - я бы дал, - обиженным тоном сказал Гефест громовержцу, проводившему расследование. - Что мне огня жалко?.. Двадцать горнов в кузнице- и все холодные... Разве это правильно?.. В душу плюнул...
У Зевса были свои претензии к этому обнаглевшему популисту. Гера буквально затерроризировала его. Каждый день она начинала с крика:
- Что за сволочи эти люди! - возмущалась она. - Весь Олимп закоптили! Чего ни тронешь - руки липнут! Какой дурак придумал жечь жир в нашу честь?
- Какой-какой - Прометей! Будь он неладен! Я его брату такую бабу подарил, а он - нос воротит...
Над созданием Пандоры трудился огромный коллектив небожителей: Гефест, Гермес, Афина, Афродита и, разумеется, Зевс. Девочка получилась на загляденье, дура дурой, правда, так это - обычное дело, издержки, как говорится, производства. Но: подарок есть подарок, дарёной кобылке под хвост не заглядывают, даже если это конь. Эпиметей, однако, наученный Прометеем, всё юлил, вилял этим самым - как его? - и жениться на Пандоре отказывался...
Продолжая следствие, Зевс призвал к себе Гермеса.
- Не понимаю, почему он не попросил огня у Гестии - домашний очаг в её ведении... А как этот вонючий сикофант пробрался на Олимп? - спросил он у глашатая.
- Всё сказать или только правду? - учтиво поинтересовался Гермес. В разговоре с папашей он, как всегда, выигрывал время. - Более чем или менее как?
А дело в том, что Прометей был любовником Афины. Она впускала его на Олимп с чёрного хода. В одну из таких ночей, усыпив её хорошо известным человечеству способом, Прометей и украл огонь. Сказать Зевсу про эту связь Гермес не решался, опасаясь, что громовержец выйдет из себя. Напомню: Афина поклялась его головой, что останется невинной. В этом вопросе Афина брала пример с Гестии.
- Ладно, - примирительно сказал громовержец, ввернув-таки очередное гиперборейское выражение, - но накажу я его по всей строгости небесного закона.
И наказал. Вопреки, однако, досужим домыслам, он не был распят. Его сослали, вернее - послали, на Кавказ наместником, и орёл каждый день носил ему весточки от Зевса. Прометей негодовал: "В печёнках сидит у меня этот орёл! в печёнках!" и, тем не менее, дотошно исполнял поручения громовержца [2].
Эпиметей (в переводе с греческого: "крепкий задним умом"), узнав о печальной судьбе Прометея, женился на Пандоре, в первый раз поступив по собственному разумению. И родилась у него дочь - Пирра. "Вся в отца-дурака и дуру-матушку!" - говорил Гермес о племяннице Прометея. Её, несмотря на скупость воображения, а может быть, именно поэтому осчастливил своим вниманием Зевс, а потом выдал замуж за Девкалиона.
Через девять месяцев родился Эллин, от которого и вошли в историю несуразные греки.
Зевс внимательно наблюдал за развитием философской мысли в подлунном мире. Читая, хмыкал, бухтел, пыхтел и ругался. В тот день он штудировал софистов.
- "Человек есть мера всего сущего", - процитировал он Протагора. - Это что же получается - нас вроде как и нету? Хорош - нечего сказать! Хорош!
И раскипятился.
- Потоп на вашу голову! - ревел громовержец. - Десять потопов! Сто!
- Вот и прекрасно! - сказала Гера голосом, внушающим противоположное чувство. - Очень хорошо. Чудненько - опять будем жить в подводном царстве - как Посейдон и эта - разъядрит её! - Амфитрита. Ты только скажи, куда мне жабры вставить?
Зевс ответил ей со всей определённостью, ввернув, как водится, привычное уже матерное слово.
И ретировалась от греха подале. Его совету она, конечно же, не последовала - не тот искус. Да и от потопа супруг отказался - пошумел, покричал - и угомонился...
И хорошо, что угомонился.
О состоявшемся потопе рассказывают следующее.
Пятьдесят сыновей было у аркадского царя Ликаона. Одного из них он заколол и изготовил из его потрошков похлёбку, чтобы оказать достойное внимание прибывшему к нему в гости Зевсу. Тот, однако, не оценил широкого жеста гостеприимства, пришёл в ярость, ибо понял, чем угощает его хозяин дома, перевернул стол и поразил перунами и Ликаона, и всех его сыновей. Пятьдесят - за одного. Вот такая небесная математика случилась в допотопные времена.
"Один за всех и все за одного" - принцип того времени. Возьмёмся за руки, друзья [3]...
Вернувшись на Олимп, Зевс обрушил на землю такое количество воды, которое иначе, как потопом не назовёшь.
Девкалион, будучи сыном Прометея, посетил отца на Кавказе и тот, предсказав ему грядущее наводнение, посоветовал построить ковчег и загрузить его припасами. Когда начался потоп, Девкалион сел в него вместе с женой Пиррой и таким образом спасся.
Девять дней и ночей носило ковчег по волнам. Наконец вода начала спадать, и ковчег причалил к Парнасу.
Потоп, однако, не достиг своей цели, люди спасались на горных вершинах, среди которых, кроме Парнаса, называют, Этну, Афон и Геранию.
Почему этот потоп назвали Девкалионовым, хотя автор его всем известен, не знает никто.
- Даже я, - признался Гермес, рассказав эту историю харитам.
- А Зевс? - ехидно поинтересовалась Талия.
- И он тоже...
На горе - акрополь, а под горой - агора. Шумная толпа волновалась на площади - кто-то продавал, кто-то покупал, кто-то прохаживался, переваривая пищу...
Беседовали две кумушки. Одна из них рассказывала о кентавре, с которым якобы познакомилась накануне. Рассказывала взахлёб, с придыханием.
- С ним очень интересно! Можно на скаку поболтать, и вообще - пообщаться. Знаешь, какие у него яйца? Одно крупное, чёрное, другое - маленькое, сморщенное. Одно конское, второе человеческое. Висят в мошонке как в холщовом мешочке, рядышком... - "Да Зевс бы с ними, с яйцами! Член у него какой?" - Член у него среднеразмерный, но дело не в нём. - "А в чём?" - В яйцах...
Гермес захохотал, но тут же спохватился и отошёл в сторону, чтобы не услышали. Посмотрел на солнце, потом на стрелку варварского гномона (солнечные часы) - и поспешил на акрополь...
Афина ждала его в храме, носящем её имя. Сидела на мраморной скамье, скрестив ноги, и ела оливки [4]. ("Люблю, знаешь ли, оливки", - призналась она как-то Гермесу). Косточки выплёвывала в ладонь, время от времени смахивала в краснофигурную чашу и по-мужски вытирала руку о пеплос.
- Что в городе? - спросила она.
- Шумит агора, - ответил Гермес. - Кентавры в город пожаловали...
- Кто? Кентавры? - вскричала Афина. И поперхнулась косточкой. Глашатай участливо похлопал её по худосочной спине.
- Только кентавров нам и не хватало, - хмыкнула она. - Как думаешь, к какой группировке они примкнут?..
Она всегда интересовалась политикой (- Власть тридцати... Не много ли тиранов для такого крошечного города как Афины? - А пяти тысяч не хочешь?).
Об афинянах в последнее время и слышать не хотела. Гермес помнил, как взбешённая смертью Фокиона, она заявила: "Я отвращаю взор от города, названного моим именем. Пусть живут своим умом. Если, конечно, он у них остался".
Они и жили своим умом.
Плохо жили.
С каждым годом всё хуже и хуже...
И потому требовалось стороннее вмешательство...
- Скажи, за что они казнили Сократа?
- Он слишком много знал, - ответил Гермес.
- Ты всё шутишь, а мне не до смеха. Варварами были - варварами остались! Ненавижу этих уродов! Болтуны с камушками во рту, демосфены! Так паскудно - сил нет! Столько трудов потрачено - и всё впустую.
В дверной проём заглянул Геракл: "Ну, скоро ты?", и она шикнула на него:
- Да подожди ты, успеется! Вот пристал - овод! Шагу без меня ступить не может, бездарь!.. Пора мне, Парамоша, ты уж извини...
Афина - единственная, кто, кроме матушки Майи, звала его этим именем - Парамон...
- А что ты скажешь насчёт моего предложения?
- Покинуть этот город? Да хоть сейчас. Будь проклят он со своим акрополем и твоей агорой!.. Пусть его персы возьмут... пусть македонцы ославят...
Плюнула в сердцах и быстро-быстро выбежала из храма...
О том, почему она разлюбила город, носящий её имя, вы можете прочитать в следующей главе. Остракизмом называется эта причина.
А, впрочем, можете пропустить - я не обижусь...
1. Гиппократ - в переводе с греческого "лошадиный доктор", проще говоря, "коновал". В античные времена это имя считалось аристократическим.
2. Пришлые наместники, однако, никогда не пользовались особой любовью на Кавказе - это ещё Витте заметил. И Прометея вернули в Элладу.