Больше всего на свете Посейдон уважает коней и хорошеньких женщин, нередко превращая красавиц в лошадей - на очень, ну очень короткий срок, достаточный для случки.
"Конюхом" зовёт его ласково Амфитрита. Ей, как говорится, виднее. Посейдон воспринимает этот титул, как призыв к превращениям, проще говоря, метаморфозам. И бьёт копытом.
На Истмийских и Немейских играх, устраиваемых в его честь, обязательной программой являются конные ристания. В свет Посейдон выезжает с помпой, впрягая в золотую колесницу четвёрку бессмертных коней с медными копытами и золотыми гривами. И мечтает он вывести лошадь голубой породы - для себя и розовой - для Амфитриты...
Получив власть над водной стихией, он, не медля, начал строить подводный дворец. Строит его до сих пор. Недалеко от города Эга, на Эвбее. Место неплохое, но...
Лакомый кусочек земли ему отвоевать не удалось - родственники оказались проворнее. И потому Посейдон всё время сутяжничает - по мелкому, глупо и неудачно. И судится: с Афиной в споре за Аттику, с нею же - за Трезен, с Герой - за Арголиду, с Зевсом - за Эгину, с Дионисом - за Наксос, с Аполлоном - за Дельфы, с Гелиосом - за Родос. Дела эти бессрочные, вечные, тянутся столетиями, конца краю не видно...
Сквалыгой называют его родственники.
У Амфитриты-океаниды, жены Посейдона, характер вздорный, но радужный. Поначалу она испугалась его ухаживаний, но потом разглядела в нём импозантного мужчину с замашками фанфарона. И хотя причин для ревности у неё было предостаточно, лишь однажды она вышла из себя, превратив красавицу Скиллу, когда та загуляла с Посейдоном, в чудовищную тварь о шести головах. Как говорится, погорячилась.
Тритона и Роду, на которой впоследствии женился Гелиос, подарила Амфитрита Посейдону.
Вообще-то у него много отпрысков. Афродита родила ему двух ничем не примечательных мальчиков - настолько он благоговеет перед её красотой.
Мать-сыра-земля, проще говоря, бабушка Гея родила от своего внука Посейдона Харибду. От него же она родила Антея. Люди были как звери в те времена, и то и дело - от нечего делать - спаривались с близкими родичами.
О Деметре мы уже рассказывали, скажем несколько слов о Медузе.
Водились на свете Горгоны - чудища и красавицы (все красавицы - чудища, вы не замечали?). А звали их Сфено, Эвриала и Медуза.
Однажды Медуза сошлась с Посейдоном. "Химерой юности" именовал её Посейдон.
"Голубоглазеньким" звала его Медуза. "Ты у меня сорок первый", - говорила она ему.
Сошлись они нечестиво - в образе застоявшегося жеребца пребывал Посейдон.
Афина из ревности, а она в это время носила под сердцем дитя от морского владыки или от Борея - пресвятая дева Афина так и не поняла - от кого... Так вот, из ревности она превратила Медузу в отвратительное чудовище с горящими глазами, огромными зубами, похожими на клыки, длинными когтями и змеями вместо волос. От одного её взгляда человек превращался в камень.
Но и после этого Посейдон - из принципа - сходился с нею: поворачивал тылом, чтобы не глядела в глаза, вставал на дыбы и победно фыркал.
Так что, беременную женщину убил Персей.
На старости лет Посейдон сменил ориентацию, влюбился в Пелопа и унёс его на Олимп. И числился Пелоп виночерпием задолго до Ганимеда...
Был день.
Светило солнце.
Амфитрита ходила по щиколотки в воде, приподнимая подол пеплоса. Ноги у неё были белые, прозрачные до одури. Заметив внимание Гермеса к своей собственной персоне, она задрала подол выше прежнего - на дорийский манер.
Сквозь воду просвечивал мозаичный пол. Бесконечная череда русалок и наяд, аккуратно выложенных смальтой, казалось, купались в родимой стихии.
- Который век тянется эта стройка, - печально промолвила Амфитрита, шлёпая босыми ногами по светлой воде. - Конца-краю не видно. Не стыда, ни совести у него нет. Хоть бы ты с ним поговорил. Я и строителей наняла - новое поколение фракийцев - старые давно уже вымерли, а он - ни в какую. Денег, видите ли, у него нет... А у кого они есть - деньги?
- Действительно, - согласился Гермес, - у кого? Разве что у Харона, так он их на девок тратит, харя немытая. Харон - одним словом. Что с него возьмёшь?.. Ладно, поговорю, отчего - не поговорить? С мужем твоим, разумеется. Не дело это - по тронному залу волну разгонять. Думаю, однако, отлив начнётся - и вода схлынет...
- Схлынет, - подтвердила синеокая Амфитрита, - схлынет, а сырость останется. - И тяжко вздохнула: - Видно на роду мне написано - жить в слякоти и сырости.
- Да, - согласился Гермес, - сырость - это такая штука, что никуда от неё не спрячешься. - И огляделся по сторонам. В воде плавали лепестки роз, некогда сухие - теперь разбухшие венки, сирые веточки и перевёрнутая скамейка для ног.
- Перед людьми неудобно, - продолжила между тем Амфитрита. Тонкое ушко её сквозило розовым светом. - А впрочем, к нам давно уже никто не ездит. - И голос её дрогнул. - Отъездились. Ты даже не представляешь, как я страдаю без общения... Целый век в одиночестве - скука! скука!.. Плохо мне, Гермесик... Я - несчастна...
И прижалась к нему. Сквозь пеплос ладонь ощутила отвердевшие соски, тёплые, почти что земные...
- Ах!..- возликовала Амфитрита...
Но в этот момент послышалось конское ржание, и они, словно одноименно заряженные шары отшатнулись друг от друга.
В тронный зал, с шумом вздымая волну, ворвался владыка морей Посейдон. Брызги веером разлетелись в разные стороны.
Вдоволь наобнимавшись и нацеловавшись, они поднялись на второй этаж, где не было этой назойливой сырости. Амфитрита снизу послала им воздушный поцелуй - лёгкий, как бабочка...
Из света в тень перелитая...
Многочисленные фрески украшали стены верхних покоев. По существу это была хронология жизни Посейдона. Амфитрита редко поднималась сюда: многие эпизоды жизненной эпопеи супруга казались ей отвратительными. Беллерофонт, Скилла, Харибда, Медуза, ну, и конечно, Тесей были изображены замечательными художниками древности. Каждый раз, попадая сюда, Гермес с нескрываемым удовольствием рассматривал картинки славного мифологического прошлого. Вот и сейчас он прошёлся вдоль одной из стен, лелея воспоминания, а потом остановился напротив хозяина этого изысканно расписанного заведения.
На постаменте в центре зала высилась статуэтка Пегаса работы Праксителя. Погладив крылатого коняшку, дон Посейдон подмигнул Гермесу, вздохнул, как всплакнул: "Детиночка моя, кровиночка-ихориночка", и далее продолжил голосом, в котором проглядывали явные педерастические нотки.
- Ах, какого эфеба я видел намедни! Бибит твою бибит! а не эфеб! Эфеб Агафон по сравнению с этим красавцем - просто Терсит...
И с восторгом начал посвящать Гермеса в своё очередное любовное увлечение. И пока он рассказывает об этом бравом банально-анальном приключении, опасливо заглядывая в анфиладу комнат, куда могла наведаться Амфитрита, я расскажу вам о Беллерофонте, одном из любимейших героев греческого люда.
Беллерофонт был истинным внуком Сисифа. Убив этого самого Беллера (кто он такой не знал никто, даже Гадес, хранитель эллинской усыпальницы) [1], а вслед за ним и своего родного брата, он бежал из родного Коринфа и нашёл пристанище у тиринфского владыки Прета. Жена этого Прета с непечатным именем Сфенебея неожиданно даже для себя, влюбилась в пришельца, и он, не смея отказать женщине в её нестерпимом, как голод, желании, вступил с ней в короткую непродуктивную связь. Когда же она ему надоела, и он, извиняясь и кланяясь, оставил её, Сфенебея не нашла ничего лучшего, как оговорить его перед мужем, обвинив в попытке изнасилования. Прет, недолго думая, поверил жене и хотел было наказать наглеца, но, руководствуясь традициями греческого гостеприимства, не рискнул осуществить задуманное, а поручил это богопротивное дело тестю своему Иобату, к которому и отправил Беллерофонта с запечатанным посланием.
Иобат тоже оказался робкого десятка и потому попросил Беллерофонта расправиться с Химерой [2], опустошавшей окрестности полиса. Химера была женщиной с львиной головой, козьим туловищем и змеиным хвостом. Из пасти её вырывалось пламя. Женщина-вамп, а не козочка. Об угрожавшей ей опасности Химера, разумеется, не подозревала.
Для своего отчаянно смелого предприятия Беллерофонт решил использовать крылатого Пегаса. Тот в это время пасся в окрестностях Геликона. Бесхозного коня опекали неугомонные музы. Они его обожали и с упоением ухаживали за ним - каждому, знаете ли, хочется покататься на крылатой коняшке.
Беллерофонт одолел Химеру, взлетев над нею на Пегасе и заколов её копьём аки св. (очень св.) Георгий. Помните: "держит в руце копиё, колет змия в жопиё"? Вот этим самым похабным способом.
Потом Беллерофонт по просьбе всё того же Иобата разделался с амазонками, закоренелыми эксгибиционистками древности, у которых все груди наружу и даже выжженные, как малая земля; разделался с карийскими пиратами и, овеянный славой, возвратился домой.
И какого же было его удивление, когда он увидел, что Иобат-твою-мать! выслал ему навстречу верных людей, и они преградили ему дорогу!
Беллерофонт взвыл от негодования, сошёл с коня и обратился к Посейдону с просьбой о помощи: "Накажи неблагодарную скотину, отец!"
Посейдон услышал эту молитву и наслал на Ксанфскую долину потоп местного значения.
...Огромные волны катились вслед за Беллерофонтом, когда он шёл к дому Иобата.
Угроза затопления была настолько очевидной, что ксанфские женщины выскочили ему навстречу и, задрав юбки выше пояса, предлагали сменить гнев на милость, подразумевая под милостью примитивную ... Да, да, её самую.
Толпа голых женщин может напугать кого угодно. Не выдержав этого зрелища, Беллерофонт повернулся к бесстыдницам тылом и поспешил восвояси. И деликатные волны отступали и кланялись...
Только после этого случая Иобат почуял неладное, ибо не может быть негодяем человек, перед которым пасует морская стихия. Списавшись с братом, он наконец-то узнал истину - и попросил у Беллерофонта прощения, дав ему в жёны свою дочь Филоною.
Сфенебея, узнав о состоявшейся свадьбе, покончила с собой.
Иобат поблагодарил ксанфских женщин - тех, что поднимали юбки выше пояса,- за находчивость и потребовал, чтобы ксанфцы отныне вели свой род не по отцу, а по матери. Что они и делают - вплоть до нынешнего дня. Ох, уж эти ксанфки! Отгадайте, в какой стране живут сегодня эти нечестивицы?
...Опьяненный славой герой взлетел выше Олимпа.
Он парил над землёй.
Величественное зрелище открывалось ему с высоты. Месяц казался таким тонким, что можно было ненароком порезаться.
Потрясающие мгновения...
Но, как всегда бывает в этой жизни, какой-то злосчастный овод ужалил коня под хвост. И откуда бы ему взяться на такой высоте? И, тем не менее, Пегас дёрнулся, сделал "петлю Нестерова", и Беллерофонт стремглав полетел вниз.
Вечная ему память.
Пегас благополучно долетел до Олимпа. Зевс превратил его в гужевую единицу и вот уже который век хвалит не нахвалится за покладистый норов...
- Глаза сладкие, как сахар, и губы липкие, как мёд... - продолжал рассказывать Посейдон.
- Подожди-ка, подожди, - прервал его Гермес. - Это - что? - новая фреска, да? И кто на ней изображён?
- Кто-кто... Алоады, От и Эфиальт... будто не знаешь... - пробормотал Посейдон, подталкивая его в спину. Гермес, однако, проявил устойчивость и не сдвинулся с места.
Алоады были изображены с горами в руках. Горы были похожи на египетские пирамиды, только лесистее. На одной было написано Осса и её держал От, на второй, той, что покоилась в объятиях Эфиальта, значилось "Пелион". - Только ты не говори никому, - продолжил Посейдон. - Сам знаешь какая у нас семейка - не поймут, злословить начнут, особенно этот, пришелец. И его белобрысая сестрёнка.
И тут же продолжил прерванный было рассказ о своём гомосексуальном увлечении...
Два брата Алоада - От и Эфиальт. Их родила от Посейдона Ифимедия. Если б он знал, чем завершится эта лёгкая морская интрижка, ни за какие коврижки не сошёлся бы с потаскушкой! А всё дело в том, что один из братьев влюбился в Геру, второй - в Артемиду.
Несуразно большие, почти что квадратные, они каждый год вырастали на локоть в ширину и на сажень в высоту. Или на сажень в ширину и на локоть в высоту - и угрожали расправой олимпийцам. Для начала пленили Ареса, заточив его в огромный медный сосуд. Арес в этот момент был пьян и ничего не понял, а, когда протрезвел, тем более.
"Боги, ау!" - кричал Арес, но его, разумеется, никто не слышал.
Отсутствие выпивки в этой темнице угнетало его больше всего.
Тринадцать месяцев провёл Арес в неволе, пока палочка-выручалочка древности Гермес не освободил его из заточения.
Артемида тем временем назначила братьям встречу на острове Наксос, что в переводе с греческого означает "накоси-выкуси". Да-да, том самом, на котором Тесей впоследствии кинул Ариадну. Наксос - одним словом, что с него возьмёшь?
Братья откликнулись на призыв, досаду вызывало только то обстоятельство, что Гера не ответила на их любовные томления. Прибыли на остров и стали спорить, кто первым осчастливит белобрысую красотку. И в этот момент Артемида промелькнула между ними в образе быстроногой лани. Братья схватились за копья и в мгновение ока поразили друг друга.
Жители Наксоса до сих пор показывают место, где это произошло: место встречи, как известно, изменить нельзя. У каждого жителя, правда, оно своё.
И ещё о двух братьях-близнецах следует рассказать - об Идасе и Линкее. Тесею я посвящу следующую главу...
Так вот, Идас и Ленкей считались сыновьями Афарея, царя Мессены. Идас, однако, называл своим отцом Посейдона. Матушка Арена не возражала, Афарей - тоже не протестовал: бог попутал - с кем не бывает?
Дочери Левкиппа - Феба и Хилаейра, были обручены с Идасом и Линкеем. Диоскуры, однако, Кастор и Полидевк, подсуетились и выкрали сестёр, опередив сыновей Афарея. С тех пор и началось соперничество между двумя парами близнецов.
Диоскуры были гордостью спартанцев, оба - призёры Олимпийских игр: Кастор отличился как наездник, Полидевк считался непревзойденным кулачным бойцом. Идас и Линкей тоже были не лыком шиты, Линкей к тому же отличался редкостным зрением и мог увидеть зарытые в земле сокровища. Мог, но так и не увидел, да и не очень-то искал - вот такой бессребреник.
У сына Ареса Эвена была дочь Марпесса. Когда она достигла половозрелого возраста, Эвен пригласил её женихов помериться силам в гонках на колесницах. Победителю обещал Марпессу, а проигравшим грозил отрубить голову.
Эти игры были покруче олимпийских, намного круче...
Скоро к стенам дома Эвена было прибито множество голов.
Марпесса изнывала в ожидании.
Сам Аполлон - тот ещё возничий! - грозился принять участие в состязании - уж очень ему нравилась красотка. Идасу, однако, она тоже нравилась, и он, выпросив у Посейдона его знаменитую крылатую колесницу, выкрал Марпессу, когда это невинное создание водила хоровод с таким же, как она, засидевшимися девицами. Эвен бросился в погоню - но, разумеется, догнать Идаса не смог.
В отчаянии перебил всех своих лошадей и бросился в реку.
Аполлон уже поджидал беглецов в Мессене и потребовал Марпессу себе. Дело едва не дошло до рукопашной. Поединку, однако, помешал Зевс. Он предложил девушке выбрать суженного, и она остановила свой выбор на Идасе. Марпесса родила ему дочь Клеопатру, а когда мужа её убили-таки Диоскуры, покончила с собой в соответствии с давно установленной традицией.
Закончив осмотр этой своеобразной картинной галереи, они сели отдохнуть, ибо праздность - не порок, а огромное счастье...
- Послушай, давай сыграем в шашки - чудную игру Паламеда? - предложил Посейдон.
- Извини, дядюшка, в шашки играть не обучен. - "Совсем не обучен?" - Совсем. - "Тогда в кости". - Но и в кости играть Гермес отказался. - "Экий ты, несуразный..."
Велел принести какого-то особенного вина, какого Гермес давно уже не пробовал.
- "Какая?" - Дай прежде слово, что выполнишь. - "Да просьба-то какая?" - Нет, слово дай. - "Изволь". - Клянёшься ты? - "Клянусь".
- Чай, много людишек отправляешь ты кажный день к Гадесу?
- Немало, - ответил Гермес. - Да дело-то в чём?
Посейдон помолчал, покумекал. Потом решился.
- Слышал я, что ты мёртвыми душами приторговываешь. Так это?
- Всякое бывает, - ответил Гермес и принял явно скучающий вид - "отмороженный" сказали бы в стране гипербореев.
- Возьми в дело, а? Деньги нужны - позарез! Амфитрита ремонт затеяла, а денег - пшик один! Возьми! Век не забуду!
- Надо подумать. А молчать будешь?
- Клянусь проливом Па-де-Кале и несносным Баб-эль-Мандепом!
- Ну, хорошо. А что ты скажешь о моём деле?
- Слушай, давай не сейчас. Вот с деньгами решим, тогда посмотрим. Потом - в общем...
- Ну, потом, так потом, - сказал Гермес, великолепно понимая, что больше он к этому вопросу не вернётся. Если они решили стройку завершить, значит, моё предложение их не заинтересовало.
"А молодец Амфитрита! - подумал он. - Женщиной увесистой и ухватистой называет её Посейдон, и я до сегодняшнего дня даже не представлял, насколько он знает собственную супругу".
И он вспомнил её ушко, розовое, манящее. Не ушко, а произведение искусства...
Надо бы наведаться к ней в отсутствие Посейдона...
Ничего не украшает женщину так, как супружеская измена, потому-то и держат их взаперти. У-у, извращенцы!..
1. Мальчишки бегали за ним и кричали: "Убийца Беллера! убийца Беллера!" - А кто такой Беллер? - спрашивал Беллерофонт, и сорванцы растерянно разводили руками.
2. В жизни всегда найдётся химера, которая кому-нибудь да и мешает; все труды Фрейда написаны на ту тему..