Под язык мёртвым клали мелкую монету - обол. Такая плата называлась навлоном. Считалось, что навлон предназначен Харону за перевоз через реку Стикс. И мало кто догадывался, что Харон тратит деньги на проституток - в свободное от работы время. Проститутки у него были отборные, (ш)тучные - и звали их гетеры...
Вход в Аид лежал на западе. Последнее слово можно написать с большой буквы, но поискам ада это вряд ли поможет. И если всё время двигаться за солнцем, волей-неволей попадёшь на восток - в страну гипербореев. Эллины этого не знали...
Ну, а теперь описание ада того времени, когда всё было разложено по полочкам, не то, что ныне...
Когда души мёртвых спускаются в Аид, они минуют рощу из чёрных тополей. Харон встречает тени покойников на западном берегу Стикса, трёхглавый пёс Кербер - на восточном.
"Обратной дороги нет" [1] - гласит надпись. Под этой надписью сидит пёсик, которому палец в рот не клади. А ещё говорят, что собака - друг человека. Нет, милые мои, собака собаке - рознь. Человек человеку - тоже...
Если тень умершего окажется без денег, ей так и придётся тосковать на бесплодном и безлюдном берегу или искать путь в Аид в ином месте. Человек, кстати, всегда ищет окольных путей, даже после смерти. И ведь находит!..
Кроме парадного, существуют и другие входы в Аид, но каждый, кто знает о них, молчит, словно прячет во рту обол.
Стикс означает "ненавистный". В него впадают бурные реки: Ахерон - поток печали, "стенающий" Кокит, река забвения Лета и Флегетон - "пылающий" поток раскалённой лавы, в котором сгорают души грешников.
Если опустить в предыдущем абзаце греческие наименования, текст потеряет мифическую магию, завораживающую отзывчивое русское сердце.
"И память юного поэта поглотит медленная Лета..."
Попавшие в Аид, оказываются на Асфоделевых лугах среди бесчисленной толпы бесплотных существ, попискивающих полевыми мышами.
За лугами лежит Эреб с дворцом Гадеса и Персефоны.
У развилки дорог сидят сыновья Зевса - Минос, Радаманф и Эак. Они судят прибывающие тени. Когда-то Зевс хотел избавить сыновей от бремени старости, но богини судьбы возроптали, и Зевс уступил, дав хороший пример другим олимпийцам. Собственных детей не пожалел, говорят люди - и некуда спрятаться от их злых языков. Даже Зевсу.
Радаманф судит азиатов, Эак - европейцев, в сложных ситуациях к ним приходит на помощь Минос.
Законы для теней написал, естественно, Эак, сын Европы. Одинаковы ли они для азиатов и всех остальных народов нашего славного шарика - неизвестно.
После вынесения приговора тени путешествуют по одной из трёх дорог. Если человек прожил жизнь неправедно, тень его отправляется по дороге, ведущей на поле мук. Праведные души скользят в Элесиум. Если судьи затруднились с решением, тени возвращаются на Асфоделевые луга.
И попискивают... попискивают... попискивают...
С ума сходят тени от собственного писка...
Элесиум находится рядом с владениями Гадеса. Из окон Эреба видна эта на первый взгляд счастливая земля незакатного солнца. Тошно становится от такого непреходящего счастья и лицезрения тех, кто наскучил ещё в прошлой жизни. И некуда от них деться. Впрочем, обитатели Элесиума, если пожелают, могут повторно родиться на земле. И многие, говорят, пользуются этой возможностью - от безнадёги и не на такое решишься.
Филиалами Элесиума являются Острова Блаженных, куда попадают только те, кто трижды испытал перевоплощение в обоих мирах. Когда-то один из этих островов назывался Левка и располагался он в Понте Евксинском напротив устья Дуная. В те времена этот лесистый остров был полон диких зверей и героев, павших в Троянской войне. Ныне он гол и безлюден, если, конечно, мы не утеряли способность видеть заблудшие души и призраки оперетт...
Элесиумом правит Крон. Он создал его по образцу и подобию мира, которым когда-то руководил.
Почему-то невообразимо приятно, что и в Аиде Крон остался верен своим принципам.
А с другой стороны, что стоит мироустройство, если модель общества, где люди свободны и счастливы, возможна только в аду?
Тартар - это внушающая ужас преисподняя, расположенная ниже Аида. Он находится в глубинах земли на таком же расстоянии от её поверхности как земля от неба. И окружён тройным слоем мрака и железной стеной. Теперь возвели бы бетонную. Бетонная стена опоясывает Израиль...
Тартар - место заключения злейших врагов Зевса, таких как титаны... и отец родной - Крон. Только как же он правит Элесиумом, находясь в Тартаре? Или это выдумка глупых философов и не властвует он в Элесиуме?..
Стараниями поэтов и мудрецов Аид ещё при жизни посещали многочисленные герои. О многих из них вы уже знаете. Последним из смертных, спускавшихся в Аид и возвратившихся на землю, был Данте. Фундаментальное описание Аида оставил он людям, и я настоятельно рекомендую каждому, кто собирается в долгое и опасное путешествие, изучить его книгу.
Впрочем, вход в мир иной утерян, и можно ли его отыскать - неизвестно. Да и сам Аид давно уже упразднён, позабыт - позаброшен...
Персефона, как известно, была насильно выдана замуж за Гадеса. Тем не менее, она ему верна [2], хотя и разочарована в нём.
- Я думала он Плутонище, а он - Гадес.
Брак этот бездетен. Оно и правильно: к чему плодить детей в Аиде?
Гадес тоже по-своему верен Персефоне [3]. Попробовал было он ухлестнуть за двумя нимфами - Ментой и Левкой, так жена тут же пресекла эти нечестивые помыслы, обратив первую в пахучую мяту, а вторую - в шелестящий на ветру белый тополь.
И потому живут они тихо и мирно, редко посещая Олимп, где их особенно и не ждут. Помянут, плюнув через левое плечо, - и тут же забудут.
Когда-то Гадесу принадлежали все природные ресурсы, спрятанные в земле.
Гадеса редко называли по имени - боялись и именовали Плутоном - "богатым".
По сегодняшним временам он был бы самым обеспеченным существом на свете, если б не уступил свои права на недра смертным людям. А может быть, они заставили его это сделать силой?
Рядом с Гадесом и Персефоной живут безобразные существа, например, Геката, колдунья, каких поискать! У неё три тела и три головы - львиная, собачья и кобылья. Несмотря на это, Персефона дружит с ней, ибо Геката - приятная собеседница. Очень приятная - то, как зверь она завоет, то заплачет, как дитя...
А ещё в Эребе живут эриннии - своеобразный конституционный суд древности. Они выслушивают жалобы смертных на притеснение властей и жестоко карают тех, кто нарушает людские обычаи. Эринний не принято называть по имени, дабы не навлечь на себя неприятности, и я не хочу нарушать эту традицию. Нередко их называли эвменидами - добрыми.
"Добрая- добрая... - пели в русских деревнях. - Добрая-добрая..."
Это о них...
Жили когда-то в подземном мире и такие загадочные существа, как демоны. Они олицетворяли всё чудесное, необъяснимое, роковое. Каждый человек имеет своего демона, сопровождающего его от рождения до смерти.
Римляне отождествляли демонов с гениями, но так ли это не знали даже они, варвары, а уж на что, кажется, были ближе к природе...
Оба любили покушать. Едва лишь занималась заря, садились за стол. Солнце, впрочем, в Элесиуме не заходило, так что все эти приметы времени и стилистические обороты "стемнело", "полуденный час", "сумерки" носят в моём рассказе условный характер. Жили, не замечая часов, но жизнь ли это, когда нет счёту времени?..
- А что, - спрашивал Гадес, спустя пару часов после завтрака, - не пора ли нам закусить?
- Почему же не закусить? - отвечала Персефона. - Можно и закусить. Сейчас распоряжусь - и закусим.
И на столе появлялись устрицы, анчоусы, зажаренные дрозды и непременные, как запор, неполовозрелые оливки....
Незадолго до обеда Гадес выпивал чарочку вина и потом бродил по дворцу как неприкаянный, проще говоря, нагуливал аппетит. После обеда шёл отдохнуть, и спал крепко-крепко, почти как ночью, которой, повторюсь, в Элесиуме не было. Проснувшись, спрашивал: "Чего бы мне такого поесть, милая Персефона?" - "Разве что персиков, - отвечала она, - или коржиков с кунжутом, съешь, дорогой, со вчерашнего дня остались".
Едва стемнеет, садились ужинать. После ужина тотчас отправлялись спать.
- Вот и день пролетел, будто его и не было! - говорил хозяин Аида, укладываясь в постель. - Даже вспомнить нечего. И сколько таких дней в череде нашей жизни!
- Скоро к матушке поеду - отвечала ему верная Персефона. - Встряхнусь чуток, переведу дух - поперёк горла мне это неспешное существование. А, впрочем, и там всё размерено и расчерчено на пару тысячелетий вперёд - не очень-то и разгуляешься. Не то, что давеча, во времена оно...
- Во времена оно всё было по-другому... - соглашался Гадес, засыпая. - Веселее что ли?.. Занятнее...
Хорошо было на земле, тихо.
Харон изнывал от безделья и, сидя на левом берегу Стикса, латал парус.
- Вот вечер близится, а я ни одного обола не заработал. Что они там, наверху, с ума посходили? Надо Персефоне пожаловаться. И Гадесу. Не дело это - без работы сидеть... Я ведь и уволиться могу... На фига мне эта печаль? И этот Аид - на фиг? Что я себе места наверху не найду? Хорошие перевозчики на берегу не валяются, нас - раз-два и обчёлся... Мы - на вес золота...
В это время сверху посыпались камушки, мелким бисером растревожили воду в Стиксе, и на берег спустился глашатай Его Величества Гадеса собственной персоной.
Харон заглянул ему за спину и ахнул:
- Никого?
- Никого, - ответил Гермес.
- Совсем никого? - не поверил Харон.
- Совсем, - ответил глашатай. - Полное бездушие. А отвези-ка ты меня, милейший, к хозяину - страсть хочу с ним увидеться...
- Что новенького на Олимпе? - угрюмо спросил Харон, загребая не золото, но мутную воду величайшей реки в истории человечества.
- На Олимпе тучи ходят хмуро, - ответил Гермес.
- С чего бы это?
- А где ты видел весёлые тучки. Весёлые тучки - это облака.
- Ну да, ну да, - согласился загребущий. - Тучки... облака.... Эх, хорошо!..
- Хорошо там, где нас нет, - ответил Гермес.
- А где нас нет? - поинтересовался Харон...
Хозяева Элесиума встретили его радушно - так встречают гостей, от которых зависит собственное материальное благополучие. Гадес наговорил Гермесу кучу комплиментов, Персефона улыбалась и приветливо поводила руками. Аморгин просвечивал и манил, а на границе света и тени - под белым тополем - со всей очевидностью выявлял нюансы её физического совершенства.
"Красивая, сучка! - восхитился Гермес, мысленно, конечно. - Вот что значит порода!"
Тут же, как водится в Элесиуме, сели за стол.
В прошлый раз, пригласив Гермеса на ужин, Гадес предложил ему человеческие мозги с кореньями и под хреном.
- Объеденье! - сказал властитель Аида. - Ну, что смотришь, пошутил я, пошутил.
И клялся при этом рекой Стикс и всеми притоками, притоптывая ногами как в танце.
И кто его знает, шутил он или подначивал...
На этот раз он угощал его молочным поросёнком, поджаренным на вертеле.
Вкуснятина...
- Гроб не нужен? - спросил Гадес у Гермеса. - Хороший гроб, добротный. Из кипарисовых досок. - И пояснил то, что хорошо было известно Гермесу: - Лучшие в мире гробы производятся из кипарисовой древесины. Возьми, задарма отдам
- Да зачем мне твой кипарисовый гроб? - отказался глашатай. - Что мне с ним делать? Разве что папашу заколотить осерчавши?..
- Гы! - засмеялся Гадес.
- Хи-хи-хи... - захихикала Персефона...
Встав из-за стола, они направились в тронный зал.
- Нет, дружище, - неожиданно сказал Гадес, - нам и здесь неплохо - в Аиде. Правда, дорогая? - Персефона кивнула в ответ. -А вы - уезжайте, если хотите. Я, правда, не советую: куда бы вы ни уехали, получится то же самое, что и здесь. Не лучше и не хуже - так же: по-иному мы не умеем и вряд ли научимся... А теперь я принесу тебе гроб - глянь хотя бы одним глазом. Это же произведение искусства, а не домовина!
- Не надо! - вскричал Гермес...
Куда там - его и след простыл.
- Ну что ты будешь делать? Какой неугомонный... - посетовал глашатай. А потом повернулся к Персефоне и, воспользовавшись моментом, промолвил:
- Привет тебе от Ареса.
Она вздрогнула и, ничего не сказав, отошла к окну.
Из окна открывался вид на залитую солнцем поляну и череду тополей, тянувшихся к горизонту. Очерчивая натянутую, как тетива дорогу, они убегали вдаль, унося в беззаветное прошлое нашу неуёмную память. Умершие, как водится в Аиде, должны были выпить воды из реки Лето и забыться навеки - вечным наказанием считались жизненные воспоминания...
Тихий голос Персефоны вернул его к действительности.
Она читала стихи. Многого он, конечно, не услышал, ибо она стояла к нему спиной, многое - не домыслил, но что-то даже запомнил: "Как капля воска соскользнёт слеза. Умножат ток прекрасные глаза. Ты тёплый воск размажешь по вискам, по скулам, подбородку и щекам. И вот уж, кажется, понять нельзя - слезятся щёки, плачут ли глаза. Я капли пью на выпуклой губе, смакую соль рождённую в тебе".
Потом она обернулась и, вытирая воск, улыбнулась:
- Скажи ему, что я помню его... и буду помнить всегда, если такое понятие, как вечность, можно отнести к категории времени...
1. Вариант: На воротах Аида, утверждают математики, написано: "Не знающим геометрии вход воспрещён". На эту надпись, правда, никто не обращает внимание. Кроме математиков.
2. Адонис не в счёт
3. И тёща не в счёт, за измену такой проступок никогда не считался.