Изменники на Руси водились. Бегали часто - в Литву, Польшу и, как уверяет Грозный: "куда только не бегали, взбесившись, - и в Царьград, и в Крым, и к ногаям, и отовсюду шли войной на православных". Тикали, реализуя боярское право выбора господина. И отчего не бежать, коли ноги растут? Позднее Иван, вспомнив отроческие годы, с горечью признался: "Подданные наши достигли осуществления своих желаний - получили царство без правителя".
Иной афоризм скажет больше, чем пухлый том серии "ЖЗЛ".
Царь мужал, твёрдой рукой крепил единоначалие - и побежали другие, вкусившие яд абсолютной свободы - свободы от всего и даже от ума. Воинствующий диссидент князь Курбский открыл новую страницу во взаимоотношениях власти и знати - полемическую. Зачем царь принял вызов, непонятно: не стоил предатель этой почести...
Князь Андрей получил свою фамилию от родовой вотчины Курбе под Ярославлем. Грозный возвысил его, хотя и отмечал (задним числом) тягу предков Курбского к измене. Впрочем, какой благородный род не отличался склонностью к мятежам?
Где и как провёл князь молодость остаётся загадкой. Имя его стало известно, когда он в звании стольника сопровождал царя Ивана в походе на Казань.
Прошло много лет...
Шла Ливонская война. Осенью 1563 года Иван Грозный отправил Курбского на воеводство в Юрьев. Тогда же князь замыслил побег и дал весточку польскому крулю Жигимонту. Князь долго торговался, требовал приличного содержания и гарантий. Королю тоже нужны были уверения в преданности, и Курбский привёл их: возглавляемое им войско, несмотря на четырёхкратное численное превосходство, проиграло сражение под Невелем. Король был в восторге: начинание Курбского сулило многие выгоды. Ожидали, что и другие русские воеводы последуют его примеру.
Получив две охранные грамоты - от короля и литовского гетмана, князь решился. Вошёл к жене и спросил, что она предпочтёт: увидеть его мёртвым или расстаться с ним навеки? Русская женщина оказалась на высоте: она выбрала второе. Князь простился с ней и девятилетним сыном и покинул отчий дом навсегда.
Впервые в русской истории главный воевода оставил действующую армию и переметнулся на сторону неприятеля.
Верные слуги помогли князю перебраться через крепостные стены. Его ожидали двенадцать всадников. Три вьючные лошади несли дюжину сумок и мешок золота. Он вёз с собой 300 злотых, 30 дукатов, 500 немецких талеров и 44 московских рубля - огромная сумма по тем временам. Для жены и сына места не нашлось. Что случилось с ними после бегства князя, доподлинно неизвестно, но все писатели хором заявляют, что царь убил обоих - злодей, что с него возьмёшь?
Презумпция невиновности историкам неведома.
Когда князь со свитой прибыл в пограничный замок Гельмет, тамошние немцы встретили его радушно - ограбили, забрав мешок с золотом и лошадей.
До Вольмара князь добирался пёхом. В этом самом Вольмаре, "владении государя моего короля Сигизмунда Августа", Курбский написал первое письмо царю.
Легенда, составная часть Истории, её романтическая виньетка, повествует о Ваське Шибанове, холопе Курбского, доставившем царю послание своего хозяина и смело зачитавшем его на Красном крыльце. На самом деле верный слуга был арестован в Юрьеве после бегства князя. Он и указал тайник, где находилось послание Курбского.
"Как же ты не стыдишься раба твоего Васьки Шибанова? - корил царь князя. - Он ведь сохранил своё благочестие, перед царём и перед всем народом стоя, у порога смерти, не отрёкся от крестного целования тебе, прославляя тебя всячески и вызываясь за тебя умереть. Ты не захотел сравниться с ним в благочестии".
Не понял Грозный, что верность - прибежище смерда и не к лицу благородному сословию.
Курбский пыжился предстать пред белым светом гонимым, мучеником какой-то неведомой ему самому идеи, которую сформулируют за него благодатные потомки. Он обвинял царя в преследованиях, не приведя ни одного конкретного факта: "Какого только зла и каких гонений от тебя не претерпел! И каких грехов и измен не возвёл на меня. Всего лишён был и из земли божьей тобою без вины изгнан".
Грозный в ответном послании резонно заметил: "Если бы мы тебе не доверяли, ты не был бы отправлен в наш окраинный город и убежать бы не смог. Но мы тебе верили, а ты по собачьему обычаю изменил нам".
Собаке присуще редкое качество - верность, и царь совершенно напрасно оскорбляет это прекрасное животное, упоминая его вкупе с изменником.
"Я в уме своём постоянно размышлял, - пишет Курбский, - и совесть свою брал в свидетели, и не нашёл - в чём же я перед тобою согрешил. Бог же за всё это воздаст, и не токмо за это, но и за чашу воды студёной". В жаркий полдень, надо полагать.
Царь отвечал: "Ты погубил себя из-за своего себялюбия. Ты бежал не от смерти, а ради славы и богатства ради". И предсказал князю в новой для него стране с новыми хозяевами постыдную участь: "Если ты будешь с ними заодно, придётся тебе и церкви разорять, и иконы попирать, и православных убивать. Зачем ты, о князь, если мнишь себя благочестивым, отверг свою единородную душу?"
Курбский, однако, всё для себя давно решил: "До последнего дня жизни моей буду беспрестанно со слезами обличать тебя", и возводит на православного царя страшное - страшней некуда - обвинение: "Дьяволом послан на род христианский губитель, от блуда зачатый. Не пристало тебе, царь, иметь таких советчиков". Бессмысленно искать в окружении царя конкретного приближённого, князь яснее ясного назвал его Антихристом.
Последняя фраза Курбского знаменательна: "Выблядок до десяти родов во церковь божию не входит". Сызмальства называла "выблядком" сирого Ивана боярская сволочь; Курбский - в их числе. Теперь он припечатал словесную хулу к бумаге.
Если пойдёте в церковь и найдёте её пустой, а паперть - полной, не отчаивайтесь - то не потомки выблядков. Перед храмом собрались не умеющие считать или забывшие родословную далее четвёртого колена.
Сигизмунд подобно Августу высоко оценил предательство Курбского; он пожаловал ему Ковельское имение, состоящее из двух местечек и двадцати восьми сёл.
Только вот незадача: имел польский король обыкновение дарить то, что ему не принадлежало.
По настоянию сената король объявил, что Ковельское имение пожаловано Курбскому как ленное владение. Курбский, тем не менее, самовольно присвоил себе титул князя Ковельского и начал раздавать сёла и земли своим "подданным". Он, не таясь, творил беззакония, не брезгуя грабежами, насилием и убийствами. Погряз в тяжбах с обнищавшей шляхтой и хлопами. Ковельских жидов, виновных в неуплате долга, посадил в помойную яму, кишевшую пиявками. В общем, развлекался, как мог.
Сигизмунд ценил его как знатного специалиста по русским делам, и Курбский старался оправдать оказанное доверие: морочил короля русской "избранной радой", которую никто и никогда не избирал - не из кого. Предлагал подкупить крымского хана для нападения на Московское государство. Просил короля дать под его начало 30-тысячную армию, с которой обещал взять Москву. Если у короля остаются подозрения, заявил Курбский, пусть прикуют меня к телеге и пристрелят, едва заметят малейшие признаки сочувствия к московитам.
Зимой 1565 года он принял участие в походе на Полоцк и Великие Луки и обагрил свой меч в русской крови. Опустошал сёла и грабил монастыри. Сбылись предсказания Ивана Грозного.
В 1567 году по его наущению король разослал письма к русским боярам и воеводам с предложением перейти на службу к Речи Посполитой. Такие послания получили Иван Фёдоров-Челяднин, Иван Бельский, Иван Мстиславский, Михаил Воротынский и другие бояре, затеявшие посадить на трон вечного смутьяна Владимира Старицкого. Сам же смутьян, испугавшись, выдал Ивану Грозному всех заговорщиков.
Царь калёным железом выжигал крамолу.
Опричнина жёсткой метлой расчищала путь самодержавию, вешки которого царь искал и находил в Ветхом Завете.
В личной жизни Курбского произошли изменения: он женился на многоопытной Марии Юрьевне Гольшанской. Это был её третий брак. От двух предыдущих она имела детей, обширные поместья и родственные связи. Сама Мария Юрьевна сочетала религиозное ханжество с колдовством и чародейством, презирала святость брака и делом доказывала его ничтожность.
Была нечиста на руку.
Князь Ковельский поймал её на месте преступления, когда она пыталась выкрасть документы на право владения вверенным ему имуществом. Князь произвёл обыск и обнаружил отравное зелье. Не желая быть третьей жертвой, он подвёрг жену домашнему аресту. Взрослые сыновья эмансипированной особы пытались убить Курбского, а когда их замысел сорвался, подали на отчима в суд. После долгих мытарств и взаимных оскорблений супруги развелись. Мария Юрьевна тотчас затеяла имущественный процесс против Курбского.
В 1572 году умер Сигизмунд-Август. Польская шляхта решила избирать короля, приглашая соискателей из заморских стран.
Одним из кандидатов называли Ивана Грозного. Такой выбор был бы для Курбского смерти подобен, и он пишет "Историю великого князя Московского", "озлобленную хронику" - по меткому, как всегда, выражению Пушкина. Скроенный из отдельных кусков труд сей хранит следы поспешности.
В первой части Курбский повествует о злых жёнах-колдуньях русских царей, взятых из чужого племени, о злосчастной "избранной раде", о писарях, которых царь набирает из поповичей и простолюдин, ненавидя вельмож - не по нраву Курбскому демократизм Грозного. О шляхте, погрязшей в разврате и пьянстве, упустившей время для борьбы с басурманами. О своих ратных подвигах - вот только об измене своей так ничего и не поведал.
Вторую половину труда составляет мартиролог - мучеников, по мнению Курбского. "Ты лжёшь, - написал в своё время царь, - ты лжёшь, неподобающим образом называя изменников и блудодеев - мучениками".
Как бы то ни было, Курбский искренне оплакал тех, кого провоцировал, подталкивал на предательство, совращал. Да и как не оплакать - столько трудов по ветру.
Книга Курбского насыщена библейскими образами и символами. Ветхий завет - энциклопедия преступлений, неисчерпаемое пособие для мерзавцев, пытающихся оправдать личное ничтожество.
Веротерпимость в Речи Посполитой оказалась явлением временным. Довольно быстро стараниями иезуитов Польша вновь стала католической державой - побузили и хватит! - настолько католической, что замахнулась на православие.
Жестоко подавляя сопротивление, не брезгуя никакими средствами, католический каток впечатал церковь в унизительную унию.
Ярым противником оной называл себя Курбский. Понимал ли отщепенец, что единственным защитником православия на некогда обширном пространстве, превышающем территорию остальной Европы, остался Иван - пусть грозный, но - одинокий?
После бегства польского короля Генриха Валуа состоялись новые выборы. Одним из соискателей был австрийский эрцгерцог Эрнест, вторым - валашский воевода Стефан Баторий, вассал Оттоманской империи. Стефан происходил из очень знатного мадьярского рода - одна Эльжбета Баторий чего стоила.
Племянница Стефана знаменита тем, что принимала ванны из крови девственниц. Графиней Дракула называли её современники. На судебном процессе доказан 601 случай убиения невинных жертв; сколько осталось за кадром - неизвестно. Турецкие янычары завидовали её кровожадности. Хлопотами дядюшки Стефана суд смягчил наказание Эльжбете. Её приговорили к пожизненному заключению... в родовом замке. Садистка прожила 78 лет и почила через 32 года после вынесения приговора. Труппы девушек находили в окрестностях замка до конца её жизни...
Баторий победил на выборах под лозунгом: "Мир с басурманами и война со всеми иными врагами", понимай - московитами. Победа Батория казалась сомнительной: вторым королём своевольный до умопомрачения сейм избрал императора Максимилиана. Баторий поспешил в Краков и 1 мая 1576 года короновался венцом Ягеллонов. К счастью для ляхов в октябре того же года император умер, иначе в Речи Посполитой началась бы грандиозная бойня.
Баторий мечтал завоевать Московию. Три года он деятельно готовился к войне - получил благословение папы римского, копив денежки, нанимал солдат по всей Европе, а потом три года разорял русские земли.
Под его знамёнами собрались лучшие военные силы Старого света. С юга московитам угрожал союзный полякам турецкий султан, с севера - шведы. Это был очередной крестовый поход - вкупе с басурманами.
Русь выстояла...
А что же Курбский? Он сопровождал Батория во всех его походах. Под стенами Полоцка призывал защитников города перейти на сторону короля. Русские люди посылали его на три буквы, на четыре и на пять...
Во время похода на Псков он заболел и не смог принять участие в позорном для Батория штурме города. Впрочем, позора Курбскому не занимать - одним больше, одним меньше. И забыли бы шалопутного князя давным-давно, если б не слава обличителя самодержавия - того самого, что спасло московскую Русь от бесславной участи Речи Посполитой, как спасло оно просвещённую Францию от удельного идиотизма ценой, несопоставимой с жертвоприношениями Грозного Ивана.
Без кнута история не обходится. Я не говорю о кнуте истории или истории кнута. Речь идёт о кнуте для писателей - идеологии. Без неё история ещё не писалась - нигде и никогда. Даже светлой памяти Карамзин писал хронику отечества в угоду императору и для императора - не важно, какого по счёту. И оправдывает его, как и всех его коллег от Геродота до, извиняюсь, Радзинского невнятный ответ на вопрос: а возможна ли история без идеологических догм - пусть даже самого что ни на есть либерального толка?