Он - не от мира сего. Не пьёт, не курит, не сквернословит. Никогда не вступает в спор: смотрит на балабола - и улыбается...
И со всеми соглашается. У него спрашивают: - Ты дурак? - "Да, а что - нельзя?" - отвечает он с невинным видом и таким ответом доводит вопрошаемого до белого каления. Или спросит у кого-нибудь из своих знакомых: - Ты "Петербург" Андрея Белого читал? - "Читал", - отвечает знакомый. - Расскажи о чём написано в этом произведении.
Знакомый начинает рассказывать. Он слушает самым внимательным образом, а потом, вдруг, поправляет рассказчика: "Нет, там не так написано, а вот как" и чуть ли не цитирует это самое интересное место. Приятель возмущается: "Так ты, получается, читал этот роман? - Ага, - говорит Андрюха. - "Да зачем же ты меня заставил его пересказывать?" - А мне хотелось послушать твою интерпретацию...
Вот такой Андрюха странный товарищ. Можно сказать, субъект.
В день завершения экзаменационной сессии он сидел с приятелями в студенческом кафе и слушал диффамации в свой адрес. Ничего нового, впрочем, приятели не сказали.
- Скучный ты человек, Андрюха, - промолвил Хачик, - неинтересный. Нет в тебе изюминки.
- Это от воспитания, - подхватил навет Додик. - От переизбытка оного. Понимаешь, Хачик, - есть люди воспитанные, есть невоспитанные, а есть - перевоспитанные, это, когда родители перестарались...
И теперь уже в свою очередь обратился к Андрюхе:
- Нет в тебе авантюрного начала, ни кипения, ни брожения - ни-че-го.
- Это точно, - тяжко вздохнув, согласился Андрюха, - с брожением у меня действительно напряжёнка. Вот всё есть, кроме брожения.
- Да что у тебя есть? - возмутился Хачик. - Гол, как сокол, а туда же!
- А, самое неприятное, - сказал Додик Андрюхе, - что ты до сих пор живёшь с родителями - мыслимо ли такое по нынешним временам?
- С папой-мамой? - спросил Хачик и, не дожидаясь ответа, ехидно рассмеялся.
- С папой и мамой, - признался Андрюха.
- И с бабушкой? - продолжил нагнетать Хачик.
- Нет, бабушка с нами жить отказывается... А разве в том, что я живу с родителями, есть что-то противоестественное?
- В твоём возрасте - без сомнения, - безапелляционно заявил Додик. - Вот я, например, квартиру однокомнатную снимаю - и потому сам себе хозяин: когда хочу - ухожу, когда хочу - прихожу, ни у кого не спрашивая разрешения, привожу, кого хочу, ем, что хочу, и, вообще, свободен и счастлив.
Хачик комнату имеет в коммунальной квартире...
- Имею, - подтвердил Хачик.
- Комнатка крохотная, как тюремная камера...
- Ну почему же тюремная? - возроптал Хачик и тут же пошёл на попятную, что у него - обычное дело. - Мне отец скоро другую купит, побольше, а эту мы продадим.
Надо заметить, что отец Хачика торгует цветами на Рижском рынке. Кареном зовут его отца, а маму - Кармен. Карен и Кармен - забавное сочетание, но никого из армян оно не смущает.
- Сейчас дела у отца идут не очень, - честно признался Хачик, - но, в общем и целом, терпимо.
- Ага - бывали хуже времена, но не были подлее.
- В смысле?
- Да это не я сказал, это - Некрасов вкупе с Хвощинской...
- Да бог бы с ними - с Некрасовым и... - как ты её назвал?
- Хвощинской.
- Вот именно. Вопрос - что делать будем? Верунчик на сабантуй пригласила по случаю завершения экзаменационной сессии. Пойдём?
- Я - да, - сказал Хачик.
- А я - нет, - отказался Андрюха.
- Почему? - удивился Додик.
- А у меня сегодня день рождения.
- И ты молчал? - возмутился Додик.
- Зажилить хотел! - высказался Хачик.
- Ничего подобного! - решительно отверг подозрения Андрюха. - Отметим обязательно, но не сегодня. Сегодня у нас чисто семейное торжество...
А вот в субботу - в самый раз. Я за вами на тачке заеду.
- А чем тебя отечественный автопром не устраивает? - спросил Андрюха. - Не хуже он, чем у окрестных народов. А у иных - не будем указывать пальцем - и того нет.
- Ладно-ладно, - сказал Додик, - есть - нету, замнём для ясности. Значит, ты сегодня с нами не идёшь?
- Ну я же сказал - семейное торжество: мама-папа... бабушка приехала... - И Андрюха улыбнулся.
В субботу он, как и обещал, подъехал к институту. А подъехал он на Майбахе удлинённой серии.
- Это чья же такая тачка? - спросил Додик у Андрюхи, когда тот вышел из машины.
- Моя, - признался Андрей.
- Шестисотый? - спросил Додик
- Шестисотый, - подтвердил приятель.
Додик заглянул в салон и потянул воздух носом.
- Запах агарового дерева, - сказал он, и в его словах было больше вопроса, чем утверждения.
Андрюха улыбнулся.
- А ты неплохо осведомлён для обычного российского студента.
- Ну, дак, - осклабился Додик. - К сожалению, только в теории.
Хачик в это время уже залез на одно из задних сидений и вертелся на нём, как вошь на гребешке, трогал всё, что привлекало его внимание, время от времени восклицая: "Ни фига себе! А это что за хрень?"
- А почему ты раньше на этой тачке не ездил? - спросил Додик, усевшись рядом с Андрюхой.
- Да как-то случая подходящего не находил, да и не люблю я, честно говоря, машину водить. Мне общественный транспорт милее.
- Ну ты даёшь! - возмутился Хачик. - Общественный транспорт ему милее!
- Тихушник, - ласково произнёс Додик. До него начало доходить (через два года после знакомства), что Андрюха не так прост, как кажется, и это открытие не сулило ему радости. Хачику, впрочем, тоже.
- Давно хотел спросить у тебя: где ты живёшь?
- Да тут недалече - и полчаса не пройдёт, как доедем.
- За городом что ли?
- Да как сказать, - уклончиво ответил Андрюха.
Вскоре он свернул на просёлочную дорогу - таковой она была только по названию (прекрасный асфальт ублажал её проезжую часть), и бежала то вверх, то вниз, то вправо, то влево...
Наконец, они взобрались на безымянную высотку, с вершины которой открылся замечательный вид на усадьбу, вольготно расположенную на другой стороне юркой речушки, скользившей меж всхолмлённых берегов. В центре усадьбы высилось просторное двухэтажное здание, крытое медной кровлей, изумрудная патина которой свидетельствовала о благородном происхождении поместья.
- Это мой дом, - сказал Андрюха.
- О-бал-деть, - промолвил Додик. - И сколько у вас комнат?
- Двадцать шесть.
- А сколько лично твоих?
- Одна - зачем мне больше? И три комнаты на вырост.
- На вырост - это как?
- Если семьёй обзаведусь. А ещё есть флигель для гостей - вон за теми ветлами - в котором двенадцать помещений разного рода. И целый штат прислуги.
Сидели они в просторной ротонде с изящной балюстрадой. Прямо под куполом располагался круглый стол и три стула - видно было, что к гостям в этом доме готовятся загодя. На столе стояли паштет из трюфелей и гусиной печени, пудинг из каштанов, суфле из бекасов, паюсная икра в ледяной вазе.
- Мы долго думали, что тебе подарить, - признался Додик, воздев рюмку, - да так ничего и не придумали. Судя по тому, что мы здесь увидели, у тебя всё есть
- Это точно, - сказал Андрюха. - Давайте выпьем за моё здоровье. Если, конечно, вы не против.
Ели рыбную солянку с расстегаями ("Странные пирожки", - удивился Хачик). Потом фазана с фисташками и рябцы с пармезаном и теми же самыми каштанами.
Стюард был предупредителен, но ненавязчив, появлялся именно тогда, когда следует - ни раньше, ни позже. "Ни одного ненужного слова, - отметил про себя Додик, - ни одного излишнего жеста".
Ветер к вечеру по обыкновению угомонился и - о, чудо! - комары так и не появились.
Хачика развезло. Он часто поглядывал на часы, уронил салфетку. С трудом поднял и заявил, что ему пора ехать.
- Подскажи, как отсюда выбраться?
- Об этом не беспокойся, - заверил его Андрей. - Всё будет в лучшем виде. А ты, - спросил он у Додика, - останешься или тоже поедешь?
- Останусь, - ответил Додик. - Я человек свободный, мне спешить некуда.
- Тогда пойдёмте. - И они двинулись к дому. По дороге Андрюха куда-то позвонил. Возле парадного подъезда их ожидал лимузин на базе шестисотого Мерседеса-Бенца 1965 года выпуска.
- О-бал-деть, - сказал Додик - на этот раз шёпотом.
Водитель, похожий на стюарда, стоял рядом с авто.
- Виктор Яковлевич, - обратился к нему Андрей, - отвезите, пожалуйста, моего друга по адресу, который он вам укажет.
Виктор Яковлевич почтительно склонил голову, распахнул заднюю дверцу лимузина и пригласил Хачика сесть: "Прошу".
Хачика увезли торжественно, как на покой.
- Ты уж извини, - сказал Андрюха Додику, - отец не любит, когда в доме присутствуют посторонние. Он и гостевой домик построил по этой причине. Надеюсь, тебе будет в нём неплохо. Устраивайся, а я минут через пятнадцать подойду.
Женщина высокая и строгая привела Додика в предназначенные ему апартаменты, сказала: "Если понадоблюсь, нажмите вот на эту кнопочку" и ушла, растворилась в обширных недрах гостевого дома. Помещение походило на гостиничный номер, вот только комната была большая. Додик прошёлся по ней, выглянул в окно, но ничего особенного не увидел, кроме мраморной скамьи и зелёной вуали кленового изобилия. Вышел в просторную гостиную с мягкой мебелью, бильярдным столом и телевизором во всю торцевую стену. Сел в кресло и стал ждать...
Вскоре появился Андрюха и поманил его в комнату, вход в которую располагался прямо из гостиной.
- Отец приболел, - сказал он. - Мама места себе не находит. Говорит: "Не хочу остаться вдовой в тот момент, когда мы, наконец-то, добились благополучия. Что я буду делать со всем нагромождением, которое ты здесь накосоворотил".
Рассказывая о родителях, он отпер дверь, распахнул её - в комнате тотчас вспыхнул свет - и заиграл многоцветием, выявив казавшуюся таинственной утробу помещения с полками, стеллажами и шкафами с прозрачными дверцами.
- Барная комната, - пояснил Андрюха, - любимое детище моего отца. Тут коньяки и аперитивы со всех концов света. Самые ценные заперты на три ключа - нам до них не добраться, зато к остальным доступ свободный.
- Обалдеть! - отреагировал Додик. - Глаза разбегаются!
- Хочешь, я приготовлю тебе коктейль, который любит мой отец?
Приглушённый голос Поля Робсона создавал приятную атмосферу для дегустации напитков. "Шестнадцать тон", - пояснил Андрюха.
- Любимая песня твоего отца? - догадался Додик.
- Ага, - сказал Андрюха. - В переводе на русский: "А в каждой бомбе опасный груз, летите, мальчики, бомбить Союз".
- Да, - сказал Додик, потягивая через трубочку прохладную смесь, - живут же люди... Но почему ты раньше молчал о своём житие-бытие?
- А я обязан был что-то рассказывать? - искренно удивился Андрюха. И пояснил: - Меня отец учит: "Всему своё время".
И с воодушевлением произнёс: "Время рождаться, и время умирать, время насаждать, и время вырывать посаженное".
- Умный у тебя отец, - сказал Додик. - А он не писатель случайно? - "Спичрайтер". - А кто это? - "Тот, кто речи сочиняет". - Кому? - "А догадайся". - Этому что ли? - И Додик возвёл глаза к потолку. - "И ему тоже".
- Скажи, о чём мечтает человек, у которого всё есть?
Андрей засмеялся и сказал:
- Покажи мне такого человека, у которого есть всё. Что касается меня, то мои мечты не имеют материальных устремлений. Придёт время и достаток похоронит все твои меркантильные настроения. Когда мечтаешь о чём-то - это одно, когда имеешь - это другое.
- Может быть, - раздумчиво произнёс Додик. - Может быть...