Однажды эмир Абдаллах ибн Тахир беседовал со своими приближёнными о поэзии и, когда речь зашла о Дебиле, сказал:
- Я расскажу вам о нём нечто ужасное, если, разумеется, будут молчать ваши уста.
И велел присутствующим поклясться страшной клятвой, подкреплённой присягой и разводом, и всем тем, чем клянутся правоверные мусульмане, а потом сказал:
- Я узнал, что родословная Дебила подложная, и он не тот, за кого себя выдаёт, но я боюсь его злого языка и страшусь открыть эту тайну, ведь, если дойдут до него мои слова, он скажет что-нибудь позорящее меня.
И профессиональные собеседники - надимы - принялись обсуждать сказанное.
- Он несёт крест на своих плечах и никак не может найти того, кто бы его распял, - сказал один из них.
- Мы поможем ему, - вызвался другой.
- Не думаю, что он осмелится задеть тебя, - сказал третий, и Абдаллах ибн Тахир воскликнул:
- Это для него всё равно, что пустить ветры в весёлой компании! Неужели ты думаешь, что человек, нападавший на ар-Рашида - пусть славится в веках его имя! - побоится задеть меня?
- Да, это так, - согласился первый надим. - Он не обошёл вниманием никого из великих мира сего, а об одном из приближённых халифа отозвался так: "Мать его предавалась рукоблудию, а отец любил мальчиков - интересно, откуда он взялся?"
- Будь проклят тот день, когда я впервые услышал его имя! - воскликнул эмир.
- А я, в первый раз услышав его, подумал, что это ругательство, - сказал третий надим.
- Абу Таммам говорил - и пусть Аллах продлит его дни! - что у него младенческое слабоумие.
- Что можно сказать о человеке, который не пощадил даже своих близких?! - сказал первый надим. - Однажды Асас обиделся на него: "Зачем ты поносишь меня, ведь я твой друг?" - Я не хотел причинить тебе зла, - ответил Дебил. - Прости, дорогой, так получилось. Твоё имя мне понадобилось для рифмы. Так что вини всевышнего - ведь это он нашептал мне оскорбившие тебя строки.
- А ещё он сочиняет хиджа впрок, утверждая: была бы сатира, а адресат найдётся, - сказал второй надим.
- Неблагодарное животное! - фыркнул эмир Абдаллах. - О, как я его ненавижу! И откуда столько злобы в этом человеке?
- Он из шиитов, приверженцев Абу Талиба - может поэтому?
А первый надим сказал:
- Он любит повторять: "Тех, кто боится за свою честь, гораздо больше тех, кто желает прославиться". И, действительно, многие откупаются от него, надеясь, что он оставит их в покое.
- Так и быть, я расскажу вам всю правду, - решился на откровение Абдаллах ибн Тахир. - Слушайте и запоминайте. Он уехал из Куфы, потому что занимался там разбойным промыслом, ограбил одного менялу, а потом зарезал. Родственники убитого искали Дебила, но не нашли. С тех пор он скитается по свету, опасаясь за свою жизнь. А в юности был беден, мазал курчавые волосы маслом, и оно капало с головы. Спал под одним одеялом со своим учителем Муслимом ибн аль-Валидом, а потом взял и написал свои самые знаменитые строки: "Окликну прошлое, как женщину чужую". Потом эти стихи, положенные на музыку, понравились ар-Рашиду, и он пригласил поэта к себе. Одарил десятью тысячами дирхемов и назначил хорошее жалование. Ар-Рашид был первым, кто побудил Дебила заняться настоящей поэзией. Вытащил, как говорится, из неизвестности, но, как только умер, Дебил назвал его худшим из людей и опозорил в стихах.
И первый надим сказал:
- Он говорил мне: "Я всегда желаю зла тому, кто сделал мне одолжение, и ничего не могу поделать с собой - это выше моих сил".
- А ведь ар-Рашид любил его и неизменно отличал вниманием. Как-то раз в моём присутствии халиф попросил Дебила усладить его уши и сердце. "Слушаю и повинуюсь", - сказал Дебил и прочёл: "Судьбы моей короток срок и, если нету в мире совершенства, я пью любви губительный восторг, отраву непонятного блаженства".
Халиф от восхищения схватился рукой за ворот и разорвал рубаху на целый локоть: "Клянусь Аллахом, хорошо! Говори!" И Дебил продолжил: "Короток срок, как птичий крик. Стремительно летят мгновенья. Я в этом мире лишь вчера возник, а завтра растворюсь в забвении".
И ар-Рашид разорвал рубаху ещё на один локоть. "Горе тебе, клянусь Аллахом! - хорошо! Продолжай и проси чего хочешь!" - "Возник вчера. Сегодня мой черёд. Вбежав на жизни холм покатый, как парс гляжу на розовый восход - и вижу отблеск в нём грядущего заката".
И Харун ар-Рашид закричал: "Хорошо, ай хорошо! Говори, чего хочешь?" И Дебил сказал: "О, господин мой, хочу источник Марвана в Медине". Глаза у халифа вылезли из орбит и стали красными как угли. "Ты хочешь опозорить нас в присутствии близких людей? - громким шёпотом спросил он. - Хочешь, чтобы они сказали: Дебил распотешил халифа и выпросил у него святой источник? Ты хочешь сделать нас посмешищем? Эй, Масрур! Возьми его!" И Масрур схватил певца за шиворот. "Возьми и отведи в мою личную сокровищницу. И пусть берёт всё, что там есть!" И Дебил вошёл в сокровищницу и взял целый мешок золота.
Эмир улыбнулся воспоминаниям и все надимы просияли лицами.
- Лишь один человек не боялся Дебила - Абу Сад, - продолжил рассказ эмир Абдаллах. - Они до сих пор на ножах: не поймёшь, кто кому больше нанёс ран. Казалось до примирения далеко, и, вдруг, Абу Сад пришёл к сопернику в гости. "Забудь прошлое, - сказал он. - Идём ко мне, тебя ждёт вино и кушанья, от одного вида которых бегут слюнки". - "Найдётся и у нас повод облизать пальчики, - сказал Дебил. - Эй, люди, принесите нам еду и питьё, что веселит сердце!" И сели они на айване, и ели, и пили, пока хмель не ударил в головы. И тогда Абу Сад попросил хозяина: "Позови певцов и пусть они споют хиджа, в которых ты ославил меня". И как только Дебил не отказывался, Абу Сад настоял на своём. И пришли певцы, и пели песни, поносившие Абу Сада, а он качал головой, поводил плечами и радостно хлопал в ладоши. И провели они в веселье целый день, а потом Абу Сад попрощался и ушёл, но почти тут же явился хаджиб и принёс бумагу, в которой рукой Абу Сада было написано: "Дебил оказал мне благодеяние, которое не забуду до самой смерти. Он ввёл меня в свой дом и почтил меня, а потом подсунул жену, и я согрешил с ней". И закричал Дебил: "Горе тебе, сын шлюхи! Дайте мне бумагу и чернил!" И написал хиджа, а потом подкупил мальчишек орешками, и они ходили по улицам и орали во весь голос: "Абу Сад - развратник, он грешит с сестрой и своей матерью".
И тогда люди племени Бану Махзум, опасаясь языка Дебила, ополчились против Абу Сада и отреклись от него, а он в знак презрения к ним стал носить перстень с надписью: "Раб, сын раба, не имеющий ничего общего с Бану Махзум".
И опять улыбнулся эмир, и все присутствующие захихикали.
- Но вот, что интересно: в это же самое время люди Хузаа предложили вывести Дебила из своего племени. Узнав об этом, Ибн аль-Кульби воскликнул: "Если б он был не наш, я предпочёл бы приписать его к себе - вместо вас. Клянусь Аллахом, он равен всему Хузаа!"
И в этот момент в комнату вошёл гулам. Он жестом попросил эмира выйти, и Абдаллах покинул помещение.
Некоторое время все молчали. Потом третий надим, самый молоденький, спросил:
- А что означает это слово - дебил?
- Сын верблюдицы, - сказал первый надим. - Старой верблюдицы, очень старой.
И все засмеялись.
Вернулся Абдаллах и, не садясь, сказал:
- Приехали люди Малика ибн Таута и вот, что они рассказали. Дебил оскорбил Малика и его близких, написав "О, распутник, сын распутницы, дочери распутника, сына распутницы, твоё имя прославлено распутством" и так далее, повторяя одно и то же слово тридцать раз, с указанием точного поэтического адреса матери Малика. Когда эти стихи дошли до него, он приказал убить Дебила. Тот бежал в Басру. Там-то его и схватили люди Малика. Принесли ковёр крови и меч, чтобы отрубить голову. Но Дебил поклялся, что не он сложил эти стихи и что их написал Абу Сад. Тогда его положили на спину, наполнили рот говном и били палками по ногам до тех пор, пока он не проглотил всё. Потом - уже мёртвого - вывезли и закопали в городе Сусе.
Абдаллах замолчал, а потом воскликнул:
- Свидетельствую: я не хотел его смерти!
И все присутствующие вскочили и закричали: "Мы не хотели его смерти!"
А потом эмир прочёл строки из касыды Абу-ль-Атахия: "Привычна дряхлость - груз заплечный, но, кажется, исходу нет летам, всё чудится, что жизнь продлится вечно. А смерть крадётся по пятам".