Команда Кочующие. Юпу или дерево богов (марийский эпос)

Команда Кочующие : другие произведения.

Юпу или дерево богов (марийский эпос)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 6, последний от 21/05/2010. © Copyright Команда Кочующие (abortyakov@mail.ru) Размещен: 14/09/2008, изменен: 27/11/2008. 199k. Статистика. Поэма: Поэзия КРАЕВЕДЕНЬЕ, ПРЕДАНИЯ И ЛЕГЕНДЫ Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:

ЮПУ ИЛИ ДЕРЕВО БОГОВ (МАРИЙСКИЙ ЭПОС - 4 КНИГИ)

__________________________________________________________________________

Уважаемые посетители страницы!

У Команды Кочующих открылся собственный сайт - http://www.wanders-k.ru/.

Вся информация со всех наших разделов в сети переносится на него.

Для перехода на страницу ЮПУ ИЛИ ДЕРЕВО БОГОВ пройдите пожалуйста по ссылке - http://www.wanders-k.ru/2009/mariiel-185

С уважением, лоцман Команды Кочующих, Андрей Бортяков.

________________________________________________________________________________

От составителя

Настоящая поэма является первой попыткой систематизации марийских фольклорных текстов. Ее основу составили рассказы А. А. Апкаликова (1918-1999), уроженца деревни Яндыганово Мишкинского района Башкирской АССР, основанные на материале марийских мифов и исторических преданий, а также сведения, содержащиеся в ряде исследований и собраний народных песен, в том числе в близких им по происхождению и языку памятниках эпического творчества ряда финно-угорских этносов.

Событийная канва "Юпу" опирается на героический сюжет о витязе, вступающем в противоборство со змеем-людоедом. Наиболее полно он сохранился среди восточных марийцев (ныне проживающих на северо-западе Башкирии, юге Пермской и Свердловской областей), органически впитав в себя как архаический комплекс космогонических мифов, излагающих генеалогию и деяния богов-демиургов, так и поздние по происхождению легендарно-исторические мотивы. Марийский эпос характеризуется суровой, но выразительной скупостью изобразительных средств. Широкое использование техники "рассказа в рассказе" позволяет в сжатой форме изложить значительный материал, в котором отразились не только религиозные представления, но и узнаваемые черты народного быта, культуры, а также события, относящиеся к борьбе марийских племен с иноземными захватчиками, их переселению на восток, в Предуралье.

Большой объем всего корпуса первоисточников, трудности их адаптации к современным языковым и стилистическим нормам, потребовали существенной переработки рассказов Апкаликова, введения в них значительного количества нового этнографического материала, восполняющего повествовательные лакуны, объединения воедино некоторых прежде самостоятельных сюжетных линий.

Для удобства читателя публикация снабжена построчными комментариями и словарем марийских слов, встречающихся в поэме.

Часть лексем приводится в архаическом, либо приближенном к прибалтийско-финской норме написании - "шэа" (от древнемарийского "ши", "шэн" - утро), вместо ныне распространенного булгарского "эр"; "карна", вместо "кишке" (от фин-карел. "karna" - змея) и т.д.

__________________________________________________________________________________

(МИРОВОЕ ДЕРЕВО - рисунок Виктора Королькова)

Книга первая

Шел по лесу, заблудился,

Метки клал свои на листья,

Среди лип бродил высоких,

Говоря слова такие:

5 "Упадут зимою листья

Под холодный снег колючий,

И никто о них не вспомнит,

О приметах этих хрупких.

Утро золоту подобно,

10 Серебру подобен вечер,

Молодость, как шелк тончайший,

Коротка у нас, сурова.

Черный ельник за собою

Тучу прятал дождевую.

15 Та над полем проливалась

Над зеленым, конопляным,

На краю деревни дальнем.

С коноплею чем-то схожи

Мы растем забот не зная,

20 А потом приходит время, -

Подрастая - мы уходим,

С домом отчим расстаемся.

Улетают птицы к югу,

Гнезда теплые бросают,

25 Только песни не стареют;

В глубине людского сердца

Свой приют они находят,

Сохраняются навечно".

Но теперь мы речь окончим,

30 Пустословие отринем,

Говорить о Немде станем.

О защитнике народа

Поведем рассказ неспешный,

Обстоятельный, подробный,

35 Полный дивных откровений

И напевов старых, звучных.

Рос сироткою герой наш

Как репейник у забора,

Под присмотром глупых нянек

40 Нерадивых дев поденных.

Вот однажды в сад дворцовый,

Обнесенный частоколом

Из златых высоких кольев,

Повели его служанки.

45 Вдруг пол неба потемнело, -

На луга страны зеленой

Великан из леса вышел.

Разбежались девки в страхе,

Побросали ленты няньки.

55 Пред оградою дворцовой

Исполин остановился

И сказал слова такие,

К Немде грозный обратившись:

"Если хочешь стать мужчиной,

60 Первым Кемланда героем,

О котором песни будут

Мурэзо слагать слепые,

Дланью меченные божьей,

Не боясь дворец покинь ты!"

65 Опустившись на колено,

Протянул ладонь свою он;

Покоренный речью мужа,

Немда сел на палец нару.

На плечо подняв мальчишку,

70 Великан с ним удалился.

Целый год кормил ребенка

Житель влажной чащи леса,

Вырос парень выше прочих,

Средь людей весьма заметным.

75 Раз, с охоты возвращаясь,

У ручья увидел Немда

Деву, спящую вюдакке.

Беззаботная русалка

На траве лежала пышной,

80 О гадюках позабывши.

В пору ту одна из тварей,

Обитательниц Воткема,

Жало высунув двойное,

Подползла к ней незаметно.

85 Черный камень Немда поднял

И обрушил на гадюку,

Раздавив созданье злое,

Порожденье Волосянки.

Дева тот час пробудилась

90 И в поток скользнула быстрый

Рыбкой малою плотицей,

На прощание промолвив:

"Поступил ты отрок мудро,

Что от смерти спас русалку,

95 Дочку Вюд-Авы богини.

Как нужда придет иль горе,

К вод хозяйке обращайся,

И она тебе поможет

Силы тайные откроет!"

100 С той поры проходит осень,

А за ней зима, и снова

Наступает пробужденье

Пюртус - матери природы.

Только Немде одиноко,

105 Он о подвигах мечтает,

О дороге дальней грезит.

Как-то спрашивает нара:

"Ты из племени ли изгнан,

Родом ли своим отвергнут,

110 Раз родителей не знаешь,

Без жены живешь хозяйки?"

Отвечает старец Немде:

"Я из племени не изгнан,

Родом вовсе не отвергнут,

115 А живу я неженатым

От того, что великанов

Пресеклось колено древних.

Для начала расскажу я

Об истоке мирозданья,

120 О богах происхожденье,

Об их древе родословном.

Началось все с сотворенья,

Созидания пространства.

Мать - Великая Праматерь,

125 Первородное единство,

Два яйца снесла особых,

В ил зеленый погрузившись.

Было первое из камня,

А второе из железа.

130 Из камней родился Кюйен,

Первозданный ящер Ера, -

Дух холмов и круч отвесных,

Прародитель красной глины.

В одиночестве постылом

135 Мрак беззвездный созерцал он,

Как скала высоко в море

Шесть столетий возвышаясь.

На седьмое толща ила

Поднялась горой высокой

140 И исторгла Кюртнё-Юмо,

Управителя Вселенной.

Между братьями родными

Разгорелся спор жестокий:

Между камнем и железом -

145 Быть чему главнее в мире.

Бог железа благородный,

Воздух, что питает печи,

Бронь Кюйена сокрушать стал.

Но силен был ящер Ера,

150 И теснить Кюртнё он начал.

От такой, от жаркой битвы,

Камень твердый раскалился,

Стал он медным, словно солнце

В час багряного заката.

155 Тут волна, рука морская,

К телу Кюйена пристала:

Загудел ужасный ящер,

Бороздами весь покрылся

И рассыпался кусками.

160 От воды же, от холодной,

Бог железа стал прочнее.

Взял Кюртнё останки брата,

Разложил их по порядку:

Из Кюйена мощных чресл

165 Колесницу он составил,

Серебром покрыл ступицы,

Вожжи золотом украсил.

После встал на колесницу,

Щелкнул вожжами златыми.

170 По равнине зыбкой моря

Пестрокрылою стрелою

Бог стремительно пронесся,

След жемчужный оставляя.

В скором времени из пены

175 Небо светлое возникло -

Обиталище богини,

Звездоликой девы Ера,

Покровительницы женщин,

Самой старшей из хозяек.

180 Одиночеством томима,

Изначальная богиня

Пэлгомс, уткой обернувшись,

На хребет высокий Ера

Опустилась неспокойный.

185 Долго плавала по морю,

Долго по морю скиталась,

Наконец она устала,

Взобралась на теплый камень.

Почернело вдруг пространство,

190 Налетел свирепый ветер,

Распустил бедняжке косы.

Ощутивши тяжесть в чреве,

Стала звать девица бога:

"О супруг, Кюртнё Создатель!

195 Ты скорей приди на помощь,

Выйди ты на двор небесный,

Соловей поет далеко,

Дочь зовет тебя родная!"

Прилетела божья птица,

200 Увидала кочку в море,

(Было то колено Пэлгомс),

Опустилась на крутое,

Стала вить гнездо наседка.

Разогрелась кожа девы,

205 Разошлась как шов неверный.

Семь яиц упало в воду

Из колена звездоликой,

Об утес разбившись острый.

Но не дал Кюртнё Всевышний

210 Им пропасть в пучине моря,

Скорлупу яиц златую

У волны он силой отнял.

Из нее детей создал Бог:

Мать Земли, Богиню Солнца,

215 Повелительницу Ветра,

Волгэнчо, Водэжей пару,

Мэра - мудрости источник,

Вюд Аву - воды богиню,

Тэлэсэ - ночного стража,

220 Шэа - утренний багрянец.

Только брата два, два бога

Без отца на свет родились:

Из желтка, из главной части,

Появился Куго-Юмо.

225 Из белка, из средней части,

Луодис - начало злое.

Подошел к закрытой двери

Кюртнёйен тайком коварный.

Костяной замок открыл он,

230 Удалился незаметно.

Куго-Юмо вышел в сени,

Стал он звать сестер и братьев:

Мать Земли, Богиню Солнца,

Повелительницу Ветра,

235 Волгэнчо и двух Водэжей,

Мэра - мудрости источник,

Вюд Аву - воды богиню,

Тэлэсэ - ночного стража,

Шэа - утренний багрянец.

240 Но никто его призывов

Не услышал из темницы.

Куго-Юмо тут решился,

Отомкнул запоры пальцем.

Над волнами встал морскими,

245 Обладатель стад небесных...

Вот решили братья боги

Сотворить основу мира,

Твердь создать из вод текучих.

Обернулся младший птицей

250 И нырнул в глубины моря.

Выплыл селезень с землею

В клюве тиною покрытом.

Разложил ее на море

Гладкой скатертью зеленой

255 Бог, зиждитель плодородья,

Пэлгомс светлой порожденье.

На его искусство глядя,

Луодис земли остаток

(Что от брата скрыл бесчестно

260 Под крылом своим широким)

Положил неровной массой,

Горы красные воздвигнув.

Так родился Вэл Срединный -

Обиталище людское.

265 Мать Земли, полей богиня,

Белым саваном укрылась.

Но пришел к ней Куго-Юмо,

Растопил снега дыханьем.

Потекли ручьи по телу,

270 Напоили влагой чрево.

Плугом борозду провел он,

Полбой доброю засеял.

Родила Земли Богиня:

Пэлгомэрга - Сына Неба,

275 Дочь - небесную пастушку,

Духа гор, глубин подземных -

Кузнеца Апшатъюмона,

Тулаву - огня хозяйку.

На жену свою любуясь

280 Приготовил Куго-Юмо

Из семян проросшей полбы,

Из душистых зерен хмеля

Пиво пенное, густое,

Терпкий, праздничный напиток.

285 Не бывать грозе без грома,

Не сидеть без дела Богу.

Сотворил высокородный

Куго-Юмо великанов, -

Закалил в огне кувшины,

290 Яркой краскою раскрасил.

Стали жить на воле Паны,

Населили густо землю.

Только не было покоя

С той поры владыке неба,

295 Ибо были беспокойны

Первородные гиганты.

И тогда посланец Мэра,

Старца мудрого, седого,

В кузню жаркую спустился,

300 Где Одэрпамаш железо

Плющил молотом тяжелым,

Недра звоном оглашая.

Взял у духа подземелий

Чудодейственный он молот,

305 Возвратился с ним на небо

И вложил в десницу Бога.

Тем оружием кувшины

Перебил хозяин Ера,

На брегах крутых Вожера

310 Черепки сложил горами.

В скором времени второе

Поколение родилось,

Новых жителей срединной

Части Древа Мирового.

315 От шагов их богатырских

Застонала почвы матерь,

Стала жаловаться мужу

На бесчинства великанов.

К Солнцу, огненной сестрице,

320 Обратился Куго-Юмо:

"Посвети Одэрпамашу,

Чрез отверстия земные,

Пусть он выкует из света

Жаром пышущий шелом мне!"

325 Грозный он воссел на троне,

На леса обрушил пламень,

Где скрывались великаны;

Сокрушил огнем Онаров,

Превратил их в пепел черный.

330 В час последний перед бурей

Мать моя Аштанавата

Голос слышала небесный,

Повелевший вырыть яму.

Не ослушался приказа

335 Матери своей родной я,

И когда настало время

В яме с нею схоронился.

Не бывать грозе без грома,

Не сидеть без дела Богу.

340 Раз призвал хозяин Ера

Мэра, мудрости источник,

И спросил: "Как быть с твореньем,

Как его покорным сделать

Воле царственного неба?"

345 Отвечал создатель чисел:

"Ты слепи его по мерке,

Сделай слабым человека!"

И Великий Бог из глины

Сотворил тела людские.

350 Луодис - начало злое,

Мыслей черных прародитель,

Разломал на части мерку,

На морское дно отправил,

А людей же самых первых

355 Пуэмъюмо, богу леса,

Повелел в чащобе спрятать.

И тогда посланец Мэра,

Старца мудрого, седого,

Бросил лук мне гибкий с неба,

360 Поражающий деревья.

Приказал мне житель Ера:

"Ты иди в лесные дебри,

Во владенья Пуэмъюмо,

Там найдешь людей из глины,

365 Возврати тела творцу их!"

В путь отправился я долгий.

Девять пар сапог железных,

Девять посохов из камня

Износил, пока добрался

370 До феода Пуэмъюмо.

Тот стоял высоким дубом

В семь обхватов великанских.

Ветви выставил как руки,

Как стальные когти листья -

375 Преградил дорогу в чащу.

Тетиву из жил лосинных

Натянул я, нить тугую,

Стрелы-молнии направил

В сонм воинства лесного,

380 Поразив сто елей разом.

Охватило пламя кроны,

Сучья жаром опалило,

Стал просить дерев хозяин

Пощадить его потомство.

385 Зачерпнул воды студеной

Из реки своей я дланью,

Погасил пожар великий.

Беспрепятственно прошел я

В сердце вотчинного леса,

390 Там нашел людей из глины,

Возвратил тела их Богу.

Куго-Юмо пса поставил

Голокожую собаку,

Сторожить свои творенья,

400 Отлучившись ненадолго.

Луодис - начало злое,

Бог - вместилище коварства,

Мыслей черных прародитель,

Напустил ужасный холод.

405 Соблазнил густою шерстью

Он божественного стража,

К человеку подобрался

И вложил в него недуги, -

С той поры болеют люди.

410 После порчи человека

Взял кусок скалы небесной

Вместо кремня Куго-Юмо,

Попросив его у брата,

У румяного рассвета,

415 Что ворота отпирает

Солнцу - матери живого.

На скалу обрушил молот,

Искры выбил сталью звонкой.

Из огня родились луксы,

420 Покровители людские.

Подобрал осколок жаркий

Луодис тайком от брата,

Им ударил по огниву:

Породил коварных хиртов,

425 Курукенгов, Ура-белку,

Карне-аву - змей хозяйку...

В глубине горы высокой,

Вместе с матерью любимой,

Поселился я в пещере.

430 Хорошо мне было ветром

Проноситься над дубами,

Настигать медведей бурых,

Бить щелчком лосей сохатых,

Возводить холмы крутые

435 Из песка, что белой пылью

В башмаки мне набивался.

Соблюдать заветы Бога

Мать меня учила строго:

Не ловить турней и йуксов,

440 Звездных уток не тревожить,

Почитать покой бекасов.

Раз принес ей человека

Пахаря всего с сохою,

Похвалы же не дождался

445 Лишь одних упреков горьких.

Долог век наш великанский,

Но и он конец имеет.

Через сотню весен теплых,

Через сотню зим холодных,

450 Мать сошла моя в могилу,

Тихо милая угасла".

Замолчал Онар суровый,

Голову склонил в печали,

Но потом, на Немду глядя,

455 Молвил весь приободрившись:

"Пусть погибли великаны,

Но их сила сохранится,

Их черты проступят явно

В сыновьях твоих и внуках!"

460 К дубу древнему, в одежде

Из резных зеленых листьев,

Немду он повел с собою.

Как пришли Онар промолвил:

"Ты достань мне этот прутик!"

465 Будто легкую пушинку

Немда царственное древо

Из земли сырой и вязкой

Поднял с белыми корнями.

И Онар сказал могучий:

470 "Больше ты не хилый карлик,

Не ничтожный человечек!

Но орлом не станет цапля,

Чье жилище на болоте,

Род свой древний не прославит,

475 За лягушками охотясь,

Серокрылая чарланге.

К людям сын иди смелее,

Не родной хотя, приемный,

Но дороже мне родного,

480 Продолжатель дела наров.

Защити народ мерийский,

Племя Кемланда младое,

От чудовищ ты поганых,

Порождений Луодиса!"

485 Поклонился низко Немда

В пояс старцу-великану,

Попрощался с ним сердечно

И пошел заре навстречу.

Вот набрел он на Ваштара,

490 Бороной рыхлил что поле

Из ветвей сплетенной вяза,

С зубьями из сердца дуба.

Пот с его чела катился

Белый, словно снег зимою,

495 Крупным градинам подобный.

Говорит ему герой наш:

"Как на привязи собака,

Как презренный раб ты пашешь,

Но от солнца не укроешь

500 От его лучей, от жарких

Ты посевы летом знойным.

Беззащитные погибнут

Иль до времени зачахнут,

Если мать сырых туманов

505 Вудака к ним прикоснется,

Если Покшэм их покроет

Ледяной своей рубашкой.

Отправляйся в путь со мною,

Стань товарищем мне верным.

505 Сотню стран с тобой исходим,

Поразим врагов сто сотен!"

Борону свою оставив,

Разломав ее на части,

Вияненг ответил Немде:

510 "Ты сказал мне путник верно

О труде крестьянском, подлом,

Земледельца доле черной.

Лучше быть лесной кукушкой,

Лучше ящерицей ползать,

515 Чем пахать сохою поле,

Чем рубить дрова зимою.

Слышал я, что в царстве Шэма

Змей ужасный объявился.

Каждый месяц на закланье

520 Дев к нему отводят красных.

Нынче очередь настала

Унави - Венея дщери,

Властелина той округи.

Обещал отец девицы

525 Трон отдать тому кто сможет

Дочь его спасти от смерти,

От Турни когтей ужасных.

Отчего бы нам с тобою

Не испить из кубка славы?

530 Станешь ты князем земель тех,

Я же мужем Унавики

И твоим вассалом верным".

Отвечал Ваштару Немда:

"Что красавицы вниманье?

535 Ничего оно не стоит!

Если слушаешь ты бабу,

Если ей во след ступаешь, -

Ты листу подобен ивы,

Павшему в поток кипучий.

540 Быть же витязем - почетно,

Чтоб твое гремело имя

От Виче пределов дальних,

От пределов савакатских,

До Кевела гор высоких,

545 Царства золотых грифонов.

Так пойдем в илемы Шэма,

От Турни народ избавим,

От чудовищного змея,

Порожденья Луодиса.

550 Стану я князем земель тех

Ты же мужем Унавики

И моим вассалом верным!"

В путь отправились герои.

На исходе дня седьмого

555 Добрались они до замка -

Кюйнопуны крепкостенной.

Князь с радушием их встретил,

Стол велел накрыть богатый,

Не показывая виду,

565 Что лишился дщери милой,

Уведенной в полон к змею.

Но отринул яства Немда

И сказал Венею гневно:

"Разве время пировать нам,

570 Если нет с тобою дочки,

Если нет с тобой цветочка,

Если счастья нет в илемах,

Если солнце закатилось?"

Покачал главою старец,

575 Речи молвивши такие:

"Много юношей прекрасных

Истребил Турни проклятый.

Не добыть вам Унавики,

Не вернуть отрады сердца!"

580 Усмехнулись вияненги,

Поглядели друг на друга:

"Что нам змей -

Червяк презренный,

Житель омута речного?

585 Мы его раздавим пальцем,

Как муни прикончим жабу!"

Тут пришла одна старуха,

Знахарка-юзо слепая,

Стала черная ругаться,

590 Поносить гостей Венея:

"Уходите вы от сюда

Неразумные созданья,

Безбородые мужчины!

Возвращайтесь вы к игрушкам,

595 К деревянному оружью!

Не чета вам вияненги

На Турни ходили ратью,

Да никто не возвратился,

Полегли все на болоте!"

600 Но не струсили герои,

Не послушались совета,

К кузнецу пошли, апшату.

Тот стоял скале подобно

Крепкожильный за горнилом.

605 Два помощника мехами

Раздували с шумом пламя.

Вияненгов увидавши

Произнес кузнец суровый:

"Я серебряных браслетов

610 Не выделываю тонких,

Я из золота подвесок

Не выковываю звонких!"

Лоб нахмурив, Немда молвил:

"Нынче фаты не играют,

615 Звуки радости умолкли,

Истончились как иголка,

Обратились в прах бесплодный!

Не нужны нам украшенья,

Золотые побрякушки,

620 Лучше ты мечи нам выкуй

Из болотного железа,

Из породы неказистой.

Мы пойдем войной на змея,

Срубим голову опкейну!

625 Просиял кузнец от слов тех

И, металлы ввергнув в пламя,

Захватил десницей молот,

Шуйцей ловкою взял клещи.

Два меча он изготовил

630 С утолщением к эфесу,

Бирюзою драгоценной

Рукояти изукрасив.

Опоясавшись оружьем,

Вияненги выжгли лодку

635 (Из ствола почтенной липы)

И в проток ее спустили.

В глубину озер проплывши,

За осокою скрываясь,

К островку они пристали.

640 Видят Кемланда герои

Пред собой кудо из дранок

И в него стремятся оба.

Там они находят деву

Красоты необычайной:

645 В семь локтей коса златая,

Очи - заводи речные,

Брови тонкие, как крылья

Двух стрижей в полете быстром.

Молвит Немда той девице:

650 "Кто ты будешь, лебедь белый,

Стаей брошенный родною,

Позабытый в страшном месте?"

Отвечает незнакомка:

"Лучше мне бы не рождаться

655 На печаль свою, погибель!

Я единственная дочка

Князя славного Венея,

Предназначенная в жертву

Людоеду, духу злому".

660 Тут строенье задрожало

Рев по острову пронесся:

"Чую, прибыло мне мяса

Втрое больше стало дичи!"

Из кудо герои вышли,

665 Стали с чудищем сражаться,

Поражать его мечами,

Рассекать на части кожу.

Только сталь им изменила,

Дочка Тулавы и Кюйя:

670 Не взяло Турни железо -

Только выбило семь искр

Из его брони медяной.

Отступивши в глубь болота,

Немда вспомнил обещанье

675 Нимфы пенистых потоков.

Обратился он к богине,

К Вюд-Аве, супруге Шэа:

"Помоги нам Вод Хозяйка,

Вудаку пошли девицу.

680 Пусть она восстанет, фея,

Из трясины Коломаса,

Нас своим плащем волшебным

От Турни очей укроет!"

Поднялся туман волнистый,

685 Заволок глаза опкейну,

Ослепил его на время,

Передышку дал героям.

Воротились те обратно,

Порешивши у старухи,

690 У юзо, спросить совета,

Как оружие исправить,

Как его достойным сделать

Верным избранному делу.

Вот вошли они в жилище

695 Редкозубой Шонгокувы,

Подступили к печке теплой

На которой та лежала,

Рассказали ей о горе,

Об измене стали белой.

700 Им ответила старуха:

"Неразумные вы дети

Безбородые мужчины!

Сталью сталь не переборешь,

Не погасишь жаром пламя!

705 Вы жилища обойдите,

Соберите все железо,

Бросьте черное в горнило.

С медью олово смешайте,

Украшения из злата,

710 Из сребра присовокупив.

Но мечи не закаляйте,

Что кузнец вам изготовит

Родниковою водою,

Оросите их слезами

715 Матерей святою влагой!"

Поступивши как велела

Шонгокува им седая,

Вновь отправились герои

На сражение со змеем.

720 Долго с чудищем боролись,

Да Ваштар вдруг оступился,

Меч свой выронил волшебный,

Утопил в болотной ряске.

Немда, друга отославши

725 К Унави, в ее жилище,

Снова к матери потоков,

К Вюд-Аве воззвал богине:

"Ты, что влагой наполняешь

Чрево Кемланда весною,

730 Обладательница гребня,

Коим волосы ты чешешь

Обнаженная на камнях,

Помоги принять мне облик

Выдры, жителя речного!"

735 Только вымолвить успел он,

Как подверглось измененью

Тело стройное героя:

Руки в лапы обратились,

В зубы - лезвие оружья.

740 Проскользнув под брюхо змея,

Между ребер он ударил,

Поразил Турни опкейна,

Сокрушил созданье злое.

К Унавике златокосой,

745 Раскрасневшийся от боя,

Вияненг пришел с победой,

Черноглазый статный парень,

Здоровяк каких не встретишь,

Муж с оружием на чреслах.

750 О кончине рассказал ей

Разорителя илемов,

Не заметил как девицу

Поразил горячей речью,

Как разжег лучиной факел,

755 Как пылать его заставил,

Тут он с просьбой обратился

К другу, пахарю Ваштару,

Предложив забыть о клятве,

Мненье девушки уважить:

760 "Пусть свободно Унавика

Изберет себе супруга.

Нам ее нельзя неволить,

Принуждать к решенью грубо!"

Как осина на болоте

765 Пожелтел Ваштар от злости,

Передразнивая Немду

Он язвительно промолвил:

"Что красавицы вниманье, -

Ничего оно не стоит!

770 Если слушаешь ты бабу,

Если ей во след ступаешь, -

Ты листу подобен ивы,

Павшему в поток кипучий.

Быть же витязем - почетно,

775 Чтоб твое гремело имя

От Виче пределов дальних,

От пределов савакатских,

До Кевела гор высоких,

Царства золотых грифонов.

780 Разве ты не говорил так,

Нарушитель клятвы подлый?

Я уже семь сотен бочек

Наварил хмельного пива,

Пригласил гостей на свадьбу

785 Упряжь золотом украсил!"

Возразил Ваштару Немда:

"Если девушка отказом

На мои ответит чувства,

Клятвы первым не нарушу,

790 Воле неба покорюсь я.

Только знаю, что любовью

Не торгуют, божьим даром,

К браку дев не принуждают,

Не берут тараном крепость,

795 Если заперты ворота!"

Опустился на колено

Вияненг перед красоткой

И спросил ее, робея,

Неизвестностью томимый:

800 "Унави, девица-цветик,

Ты скажи нам откровенно,

Кто из нас тебе подходит,

Назовешь кого ты мужем?

Унавика, дочь Венея,

805 Так ответила герою:

"Что прошел ты по тропинке,

По осоке я узнала,

Что вздохнул ты полной грудью,

Догадалась я по ветру.

810 За тебя пойду я Немда,

Из кудо уйду родного,

Чтобы стать твоею птичкой,

Чтобы свить гнездо с тобою!"

Притворился хитрый пахарь,

815 Вияненг Ваштар коварный,

Что согласие влюбленных

Клятву новую воздвигло.

Из-за пазухи волынку

Он шувэр достал певучий,

820 Инструмент к губам приставил.

Полились наружу звуки,

Медом в воздухе разлились,

В сон глубокий погружая

Всех кто рядом находился.

825 Словно тать во тьме, крадучись

Подобрался к Немде пахарь,

Меч его из ножен вынув,

Разрубил на части тело

Победителя опкейна.

830 Как законную добычу,

Унави он бросил в лодку,

Принудив девицу силой

Быть ему во всем послушной.

Книга вторая

То не молния сверкала

На пространстве неба синем,

То платки белели женщин.

То не тучи дождевые

5 Поднимались над горою,

То плащи мужчин чернели.

То не гром гремел над полем,

Колотушка Юмонейна,

То стучали барабаны.

10 То не красный петушок пел,

Призывая бога утра,

То волынки бесновались.

То не радуга вставала,

Коромысло девы юной,

15 То дугу влекли на упряжь.

То монеты не крутились,

Золотые украшенья,

То колес вертелись спицы.

Собиралися на свадьбу

20 Унави - Венея дщери

И Ваштара вияненга

Из окрестных замков гости.

Вот сидят князья, пируют,

Володетели илемов,

25 Только сумрачна невеста,

На слова скупа, улыбки.

Ей жених подносит кубок -

Словно снег белеет дева,

В нем колечко примечая,

30 Будто здесь ее любимый,

Пробудился из могилы

И теперь пришел на свадьбу,

На ее кончину злую.

Прошептала Унавика:

35 "Из-за леса векового

Протяни мне руку милый,

Из-за речки быстротечной

Ты подай мне руку милый.

О тебе я здесь тоскую,

40 О тебе я слезы лью!"

Между тем Веней мрачнея

Поглядел на дочь сурово

И промолвил, лоб нахмурив:

"Ты чего не веселишься,

45 Не поешь нам песен, птичка?

Разве за муж не идешь ты,

Доли горестной избегнув?..

Прояви свое искусство,

Завладев гостей вниманьем,

50 Жениха потешь ты сказкой!"

Покорилась дочь царевна

Воле батюшке родного,

Струны кантеле настроив,

Стала петь о сыне неба

55 Лучезарном Пэлгомэрге:

"Пролетая над равниной,

Пестрокрылой божьей птицей,

Среди трав-цветов увидел

Неба сын священный праздник.

60 Девять девушек прекрасных

В длинных платьях белотканных

Хоровод водили стройный -

Приносили жертвы Пюртус.

Но подруг своих красою

65 Пигинейен затмевала:

Лебедь в заводи глубокой,

Что прореживая струи

Через перья в крыльях белых,

Серебрит речную воду.

70 Полюбил ее сын неба,

Захотел забрать с собою.

И для этого быком он

Обернулся златорогим.

На лугах зеленых Вэла

75 Окави, его увидев,

Поначалу испугалась,

В след подружкам побежала,

Но потом остановилась.

Девы робость сокрушая,

80 Преклонил свои колени

Златорогий бык небесный.

Посадив ее на спину,

Оторвался от земли он

На брегах воздушных Ера

85 Стал он юношей прекрасным.

На него взглянувши дева

Покраснела от смущения

И почувствовала в сердце

Страсти нежной пробужденье.

90 Тут сказал ей Пэлгомэрге:

"Как цветы мы полевые, -

Если девичьи подолы

Не собьют росы с нас белой,

Мы до времени увянем

95 И, потомства не оставив,

В прах бесплодный обратимся".

Тихо молвила в ответ та:

"Утром я к реке спустилась,

Чтоб воды набрать в кувшины.

100 Нынче я к реке спустилась,

Чтобы стать твоей женою".

Год проходит как неделя,

С высоты незримой неба

Окави на Вэл взирает,

105 На луга его, на нивы,

По родителям скучая.

"О сын неба! - муж любимый, -

Говорит раз дева кротко, -

Ты позволь домой вернуться,

110 До заката погостить там!"

Не успела речь окончить,

Как исполнилось желанье.

Вот ее отец встречает,

Заключает мать в объятья.

115 Стол же слуги накрывают:

Ставят блюда со свининой,

С колбасой шоктою жирной,

Кашей свежею набитой,

Ставят кубки с пивом пенным,

120 Режут тонкими ломтями

Земляничный хлеб душистый.

Стала спрашивать девица

О подружках, об их доле -

Все в платках ее подружки,

125 Позабыли про веселье:

Ткут, склонившись над станками.

Окави тогда взгрустнулось,

О пространстве, о созвездьях

Ей подумалось, о муже,

130 О прекрасном сыне неба,

Беззаботной жизни новой,

Недоступной смертным людям.

До зари вечерней дева

Пребывала в доме отчем.

135 Наконец настало время

В путь отправиться обратный.

Но ее не отпускают,

Даже слышать не желают,

Чтобы дочь вернулась к мужу.

140 Говорит тогда с притворством

Окави отцу родному:

"Ты пойди во двор широкий

Лентой шелковой скрепи ты

Две высокие березы.

145 На качелях тех качаться

Буду я в тоске по небу,

Только так разлуку с богом

Пережить смогу, размолвку!"

Но напрасно тот старался,

150 На свою печаль работал,

Сотворил он не качели,

А пращу для дщери милой.

Словно камень драгоценный,

Выше крыш она взлетела,

155 Прямо в руки сына неба

Распростертые попала".

Все довольны песней девы,

Только пахарь, ус кусая,

Говорит своей невесте:

160 "Чем мечтать о духах горних

Ты о будущем подумай,

О хозяйстве нашем общем,

Как ты им распорядишься,

Как управишься с прислугой,

165 Чтоб прилежно ткали девки,

Чтоб не спали за работой,

Чтобы раб ходил проворно

За кленовою сохою!"

Речи те услышав, старец,

170 Нищий сгорбленный калека,

Из земли одийцев дальней,

За Виче племен ушедших,

Предложил князю Венею:

"Ты позволь мне спеть о Мэни

175 О воителе великом,

Пюртус сыне первородном,

О мерийском славном муже,

Что изгнал колено Ёнкса

Оттеснил к востоку буйных,

180 Что чудовище Рашана

Уничтожил - Ура-зверя!"

Так Веней ему ответил:

"О санях пекутся летом,

О посевах в стужу злую,

185 О героях вспоминают

После битвы многотрудной.

Приложи к рукам ты струны,

Разомни игрой искусной!"

Приосанился убогий

190 И, браду свою разгладив,

Песнопенье начал бойко:

"Все умел охотник Мэни,

Сын властителя Кунцемса:

Медведей зимою ранней

200 Поднимал он из берлоги,

Бил рогатиною бурых,

Для лосей готовил ямы,

На лисиц капканы ставил.

Но пришло одийцев племя,

205 Похитителей добычи.

Разбежались звери в страхе,

Разлетелась дичь лесная,

От прожорства песьносых,

Сыновей князя Нуора

210 И владычицы их, Хилды,

Упустившей бабы мужа,

Порешившей, что из дома

Тот не выберется скоро,

Ставший тучным от орехов,

215 Что проем дверной Нуор князь

Не расширит слишком узкий

Топором своим двуручным.

Между ними Ёнкс был главный

Вияненг крепкораменный,

220 Славный подвигами воин,

Из людей силач первейший.

Раз решил на состязанье

Он позвать мужей с собою,

Но никто не отозвался

225 Из героев благородных.

О призыве том услышав,

Мэни к Ёнксу в замок прибыл,

Где сановники сидели

Володетели илемов.

230 На охотника взглянувши,

Рассмеялся вождь одийцев:

"Ты сморчек иль ножка гриба,

Незаметного растенья?

Рыбка ты иль головастик,

235 Пол лягушки слабосильной?

Для чего пришел сюда ты,

Для игры пришел, забавы?"

Кунцемсйен в ответ промолвил:

"Я пришел на состязанье,

240 На сражение с тобою,

Чтобы спор решить наш давний,

Положить начало миру!"

Изумился смелой речи

Ёнкс охотника младого,

245 И сказал он так собранью

Ильматаром, небом синим,

Перед старцами поклявшись:

"Пусть одержит вверх сильнейший,

Пусть слабейший покорится!

250 На брегу Виче есть кочки,

Бугорки земли болотной.

Кто их нас их отодвинет,

Оттолкнет к стремнине быстрой,

Тот свое докажет право

255 Быть услышанным богами.

После оба разойдемся,

Луки с плеч своих мы снимем,

К тетиве приставим стрелы,

По стволу ударим дуба,

260 Что когда-то для одийки

И мерийца был укрытьем.

Чья стрела вопьется глубже

В тело дерева дрянного,

Под которым дева-нимфа

265 Родилась реки широкой,

Потопившая отряды

Наших предков в злой пучине,

Тот уйдет в леса густые,

В Пармы бедные селенья,

270 В царство злого Луодиса!"

Накануне состязанья,

У Виче реки охотясь,

Мэни глас услышал девы,

Нимфы пенистых потоков,

275 Всплывшей рыбкой серебристой

На поверхность вод жемчужных:

"Чтобы кочку отодвинуть

Ты подрежь ее косою,

Чтобы дуб пробить высокий

280 Пропили в стволе отверстье

И в него же целься смело!"

Как ему велела нимфа

Поступил охотник Мэни.

Утро скоро наступает,

285 Освещает солнце землю,

Собираются одийцы,

Собираются мерийцы.

Ёнкс одним ударом мощным

Кочку двигает к стремнине,

290 Мэни же свою толкает

К берегу реки другому.

Вот берут они по луку,

По оружию из клена.

Первым Ёнкс стрелой глубоко

295 Поражает ствол могучий,

Деревянною кольчугой

От корней укрытый прочной.

Но хитрей одийца Мэни,

В сотни раз его ловчее,

300 Он навылет дуб столетний

Жалит в тайное отверстье.

Старцы Ёнксу указали,

Володетели илемов:

"Коли небо заступилось

305 За сынов Юмо столь явно,

Покориться Ильматару

Мы должны, во исполненье

Данной клятвы перед Богом!"

Делать нечего одийцам -

310 Проклиная глупость Ёнкса,

Им пришлось уйти за реку,

В Пармы бедные селенья,

В царство злого Луодиса!

Вот живет народ в довольстве,

315 Только Мэни не спокойно.

Узнает он - близ Рашана

Поселился Ур-зверь злобный,

Чародей в звериной шкуре,

Дев незамужних губитель.

320 Порешив убить вувера,

Луодиса сына-белку,

В лес герой пошел дремучий.

Целый день бродил охотник

Меж деревьев исполинских,

325 Наконец нашел пещеру

Обиталище Ур-зверя,

Там он пленницу увидел.

На него возведши очи

Грустно молвила девица:

330 "Что в обители ты смерти

Потерял отважный воин?"

Ей ответствовал пришелец:

"С чернокнижником поганым

Я пришел сразиться, с Уром!

335 Только прежде разузнай ты,

Что его питает силу".

Поздно вечером вернулся

Злой колдун в свое жилище,

Стал неволить он девицу,

340 Понуждать к любви постыдной.

И тогда Вирю рабыня,

Приготовила вуверу

Из зеленого дурмана

Пива пенного, хмельного.

345 Роковой отведав влаги

Чародей Вирю открылся:

"Мой секрет в волшебной шкуре,

В ней могущества источник".

Дождалась она как Ур-зверь

350 Погрузится в сон глубокий -

Совлекла с него покровы,

Отнесла их прямо к Мэни.

Облачившись в шкуру зверя,

Погубитель власти Ёнкса,

355 Начал голосом гневливым

Чародея звать сразиться.

Пробудился Ур и с воем

Из своей пещеры вылез...

Но напрасно злой волшебник

360 Налетал на вияненга:

От его плевков зловонных,

От его ногтей железных

Защищен был Мэни шкурой.

Наконец герой клинок свой

365 Из широких ножен вынул,

И его вогнал с размаху

Прямо в сердце чародея.

С той поры проходит время.

Победитель Ура-зверя

370 Мэни, доблестный охотник,

С молодой живет супругой,

Наслаждается покоем.

Раз когда Вирю сидела,

Коноплю чесала гребнем,

375 Постучался в дверь избушки

Редкий гость в округе дикой,

Луодис коварный странник.

Отперла ему девица,

Приняла купца с радушьем.

380 Среди прочего товара

Положил тот перед нею

Туесок с волшебной мазью,

И сказал слова такие:

"Этой мазью умастись ты,

385 Чтоб порадовать супруга

Нежной, бархатною кожей!"

Но Вирю ее руками

От себя отодвигает:

"Мне супруг велел беречься,

390 Ничего не брать чужого!"

Усмехнулся гость недобро,

Прежде чем уйти, заметив:

"Если мужа ты боишься,

Если мне не доверяешь,

395 Мой товар возьми в награду

За радушие, хозяйка!

Эту мазь самой Пуавы

Из цветов болотных белых,

Из редчайших трав, кореньев,

400 Из сердец ежей и дятлов

Из змеи толченной кожи!"

Наступила ночь глухая -

Не идет домой охотник.

В ожидании супруга

405 Туесок Вирю открыла,

Провела по коже мазью -

Шея вытянулась девы,

Шерстью рыжею покрылась.

Обернулась зверем диким

410 Неразумная супруга!

Ничего не знает Мэни

О случившемся с женою,

Злой идет домой охотник.

За спиной у Мэни пусто:

415 Даже зайца не добыл он

Длинноухого пройдоху.

Вдруг навстречу олениха

На тропинку выбегает.

Лук натягивает Мэни

420 И, стрелу в него вложивши,

Поражает лань лесную.

Он спешит к добыче знатной,

Шкуру снять с нее желая;

Только вдруг бледнеет Мэни,

425 Пред собой Вирю увидев,

С раною в груди смертельной.

День сидит охотник Мэни

Над умершею женою,

Солнца светлого не видя,

430 Ночь сидит охотник Мэни,

Месяца не видя в небе.

Наконец с Вирю решает

Он навек расстаться милой,

Прокляв день кровавый, черный,

435 Заповедав всем хозяйкам:

"В среду вы сидите дома,

Не ходите в гости жены.

Не берете веретена,

Коль возьмете их без спроса -

440 Вас змея укусит летом.

К головням не прикасайтесь,

Коль коснетесь их случайно -

Спорынья погубит зерна.

Сундуки не открывайте,

445 Коль откроете их все же -

Ветер крышу сдует дома,

Разломает ураганный.

Яйца пестрые не троньте,

Коль в дороге разобъете -

450 Урожай побъет ваш градом!"

Струны кантеле оставив,

Оборвав звучанье нежных,

Старец дал совет собранью:

"Прежде чем союз одобрить,

500 Двух сердец, скрепленный Богом,

Мы должны о Мэни вспомнить,

О его судьбе печальной.

От рождения слепы мы,

От рожденья тугоухи!"

505 Покосился князь на гостя:

"Ты о чем толкуешь старче?

Или сел ты неудобно,

Или пива выпил мало,

Веселящего напитка?"

510 Так певец ему ответил:

"Меж князей я сел, онъенов,

Так, что грудь мою сдавило.

Пива выпил я довольно,

Столь, что год не буду пить я.

515 Но когда грустна невеста

Не бывать веселой свадьбе,

Мрака ночи не разгонит

Одинокая лучина.

Ты спроси ее о Немде,

520 О супруге нареченном,

Победителе опкейна,

От руки Ваштара павшем!"

Тут невеста молодая,

Унави девица-цветик,

525 Поняла, что жив избранник,

Что сейчас сидит он с нею

В этой зале среди прочих,

Что прислал кольцо нарочно

Оловянное он в кубке.

530 И она князю призналась:

"Знай отец, что пахарь подлый

Не жених мне милый вовсе!

Усыпив игрой волшебной,

Разрубив на части мужа,

535 Он меня молчать заставил,

Пригрозивши смертью лютой!"

Старец снял свои лохмотья,

Отвязал браду густую,

Стал как прежде Немдой стройным,

540 Вияненгом черноглазым.

С мест вскочили с шумом гости.

В изумлении великом

Стали спрашивать героя

Как он к жизни пробудился,

545 Как вернулся в мир подлунный.

Им ответствовал тот прямо,

Рассказав все без утайки:

"В час назначенный судьбою

Поднялись из вод озерных

550 Девы, стройные русалки,

Чтоб мое составить тело,

Из частей собрать отдельных.

Для начала жилы кровью

Мне наполнили вюдакке,

555 После оловом скрепили

Перебитые суставы,

Мясо к мясу приложивши,

Раны нитками стянули.

Под конец одна русалка

560 Принесла росы волшебной,

Ей меня всего натерла,

Жизни ток отверзнув мощный,

Из объятий Омо вырвав!"

Побледнел смертельно пахарь,

565 Весь затрясся как осина.

Захотел он встать тот час же,

Чтоб бежать из Кюйнопуны,

Но его не отпустили,

Повели на двор широкий.

570 Там, веревкою связавши,

Бросили в загон к лисицам

Коих голодом морили.

Поклонился князю Немда,

Речи молвил он такие:

575 "Издалека я приехал,

От людей узнал болтливых,

Что товар ты добрый держишь,

Ото всех его скрываешь!"

Произнес Веней вздохнувши:

580 "Как ни жаль расстаться с дочкой,

Белокрылою голубкой,

Мне согласием придется

На слова твои ответить,

Раз за подлого Ваштара,

585 За предателя-убийцу,

Чуть я дщерь свою не выдал!"

Но с тебя возьму я клятву,

Чтоб ты верен был супруге,

Чтобы был опорой ей ты,

590 Чтобы словом не обидел,

На нее руки не поднял!"

Не успел ответить Немда,

Как раскрылась крыша замка,

И с небес в златой одежде

595 Опустился Пэлгомэрге,

Юмонейен - вестник божий.

Он сошел к герою наземь

И сказал: "Садись со мною,

Будто я один из смертных,

600 Будто я тебе товарищ!"

Подчинился приказанью

Вияненг без промедленья,

Ибо знал, как страшен в гневе

Светлоликий Юмонейен.

605 Сорок бочек выпив пива,

Съев быков сто сорок разом,

Порешил посланец божий,

Угощением довольный,

Рассказать о предках Немды,

610 О родителях героя.

Книга третья

"Вувер - ночи порожденье,

Семя злого Луодиса,

Долго в девах оставалась.

Все ее горба страшились,

5 Нрава дикого пугались.

Только раз богиня Омо,

Прорицательница Ера,

Бросив взгляд на вод поверхность,

Предрекла, что муж горбуньи

10 Кузнецом первейшим станет.

И Апшатъюмо решился

В дом ввести свой дочку мрака,

Ослепленный жаждой славы,

Искушению поддавшись.

15 Но лишь Вувер преступила

Кузнеца порог жилища, -

Оба в подпол провалились,

Очутившись в подземелье.

Стали жить они средь овдов,

20 Что в местах тех обитали.

Говорят - то Луодиса

Были странные созданья:

Из остатков глины вязкой,

Много знающие люди,

25 Да без искры божьей в теле,

Без души вечноживущей.

Овды бога обучили

Всем премудростям искусства

Из железа делать вещи,

30 Помечать клеймом своим их.

На второе лето Вувер

Родила дитя супругу.

Кугураком был ребенок

Наречен отцом довольным.

35 Раз мальчишка у горнила,

Наблюдая как родитель

Раскаленное железо

Плющит молотом тяжелым,

Вопросил Апшатъюмона:

40 "Разве здесь огонь родится,

Под землей во тьме глубокой?"

Принужден ответить сыну

Был кователь вековечный:

"От Кечэ начало Тула,

45 Солнца жаркого он отпрыск!

Только помни, мы не в силах

Свой удел оставить нижний,

Ибо здесь секреты Бога

От людей сокрыты алчных,

50 От их мыслей неразумных.

Если дом ты наш покинешь -

Никогда тебе обратно

Не вернуться в мир подземный.

Станешь ты обычным смертным,

55 Человеком слабосильным!"

Затаив желанье в сердце

Небо синее увидеть,

Попросил отца ребенок:

"Для того, чтоб не скучал я

60 Из железа выкуй желудь!"

Взяв три капельки железа,

Бог шутя сковал зародыш

Великанского растенья,

Позабыв, что Древо Мира

65 Раз родившись не пропало

От перуна Громовержца

В пору ту, когда тот небо

Поднимал высоко к звездам,

А упало на болота

70 И рудою рыжей стало.

Получивши желудь круглый,

Кугурак его посеял.

Но лишь только отошел он,

Как раздался скрежет в недрах,

75 Словно вилами кто мощно

Раздвигал земную толщу.

Наконец столбу подобно

Ввысь поднялся дуб высокий,

Разорвав оковы почвы,

80 Подперев собою месяц,

Проложив дорогу к небу.

Не теряя время даром,

Уголек в наперстке красный

Захватив с собой из горна,

85 По стволу поднялся мальчик.

Стал ходить он примечая

По земле великим Каром,

Как медведь берлогу строит,

Как охотятся куницы,

90 Как запасы белки копят,

Как паук ткет паутину.

Наконец во всем искусен

Кугурак стал, к людям выйдя

Крепкожильным мужем видным.

95 На опушке леса жаркий

Он развел священный пламень,

Вкруг него собрал старейшин,

Рассказал о том, что видел,

Обучил ремеслам тайным.

100 Говорил им: "Вы жилища

Из дерев себе постройте.

Пусть пойдут в леса мужчины,

Принесут побольше дичи.

Пусть хозяйки заготовят

105 Диких ягод и кореньев.

Терпеливо вы дождитесь

Той поры когда весною

Побегут с холмов потоки,

Расцветет земля обильно,

110 Мланде-Ава вновь возляжет

На супружеское ложе,

Чтобы воинство ржаное

Породить, сынов зеленых.

Только стеблей не срезайте

115 Вы серпами прежде срока,

Дайте хлебу возмужать вы,

Дайте принести потомство.

И как только рожь созреет,

Пожелтеет, младость вспомнив,

120 От тоски по дням зеленым,

Юности навек ушедшей,

Вы ее обрушьте тело

И, в снопы собрав, - сушите

Над потухшими углями!

125 Чтобы хирты не схватили

Ночью вас рукой за шею,

Чтоб совсем не придушили -

Украшайте грудь железом,

Медью, золотом блестящим,

130 Серебром какое будет

Иль ракушками, камнями,

В коих духи обитают

Вас хранящие лудисы!"

Повелел затем он людям

135 Укрепление воздвигнуть

Для защиты от набегов,

Для сохранности припасов.

Из речных каменьев белых

Возвели Ор - замок прочный,

140 Обнесли стеною мощной

В два обхвата великанских.

Раз по небу пролетала

Нимфа облака - Пэлава,

Дочь Мардэж-Авы родная.

145 Овладело ей желанье

Посмотреть живет кто в замке,

Кто его хозяин славный.

Пэлава, с небес спустившись,

Невидимкою воздушной

150 Пробралась в покои тайно.

Кугурака увидавши

Средь дружинников, героя,

Златовласая богиня

К персям руки приложила,

155 Словно кто стрелою сердце

Поразил навылет острой.

Захотелось деве горней

Средь людей остаться смертных,

Чтобы стать женою мужу,

160 Ощутить сколь ласки нежны

Сильных рук народодержца.

Не известно как сошелся

Князь с девицею воздушной,

Только раз привел он в залу

165 Где дружинники сидели,

Володетели илемов,

Дочь - нежнейшее созданье,

Порожденье белой тучи

Пэлавы - небесной нимфы.

170 Все ее хвалили дружно,

Восторгались красотою.

Вдруг восстала с места жрица,

Вещегласая Овиса,

И сказала Кугураку:

175 "Если смерть от рук ты внука

На стене принять не хочешь,

Дочь сокрой свою от мира,

От мужчин желаний дерзких!"

Десять лет минует полных,

180 Маком красным расцветает

Кугурака дщерь младая,

Но не радуют Сертниду

Ни браслеты на запястьях,

Ни сверкающие серьги,

185 Ни подвески золотые.

Только грусть в очах девицы,

Только слезы на ресницах,

Ибо жизни нет в неволе

За решеткою железной.

190 На ее страданья глядя

Бог луны смягчился строгий.

В колеснице серебристой

Он спустился ночью к деве,

Женихом вошел к ней статным.

195 От него княжна зачала

Понесла от Тэлзэ-Юмо.

В День Большой родилась двойня:

Внук, предсказанный Овисой,

Пикшем названный, стрелою,

200 И сестра его - Пэлудэр.

Чтобы пагубы избегнуть,

От судьбы уйти зловещей,

Отнесла дитя к березе

Кугуракова рабыня.

205 У корней ее могучих

Между кочек положила,

На прощание сказавши:

"Ты листом укройся липы,

В лист кленовый ты оденься,

210 Назови ты дядей зайца,

Назови кукушку теткой!"

В тот же день Овиса злая

Прогнала к ручью девицу,

За водой ее послала,

215 Сумерек глухих дождавшись;

Вместо ведер решето ей

Подала совсем худое.

Вот сидит Сертнида, плачет,

Как воды набрать не знает.

220 Вдруг увидела, что месяц

Распрощался с малой частью.

Оказалась часть та орвой

Серебристой Тэлзэ-Юмо.

Вскоре был бог перед нею.

225 С колесницы вниз сошел он,

Деву сжал в своих объятьях.

Вопросил: "Со мной пойдешь ли?

Станешь ли ты жить со мною

На луне, ночном светиле?"

230 Так ответила Сертнида:

"Я с тобой пойду хоть в пламя,

Я с тобой пойду хоть в Липет,

Лишь бы гнева злой Овисы,

Жрицы мачехи избегнуть!"

235 Кугурака дщерь младую

Тэлзэ-Юмо, бог старейший,

Посадил на колесницу,

И, обняв ее стан стройный,

Щелкнул вожжами златыми,

240 Высоко обоих к небу

Подняв волею своею.

Вскачь пустились кони бога,

Звезды по пути сбивая.

Вдруг упало коромысло,

245 С решетом худым пропало.

Колесничему сказала

Так прекрасная Сертнида:

"Ты коней ль не остановишь,

Скакунов ты ль не придержишь,

250 Чтоб смогла я коромысло,

Решето поднять худое?"

Ей ответил Тэлзэ-Юмо:

"Невозможного ты просишь,

Невозможного желаешь!

255 Если ход остановлю я

Колесницы на мгновенье,

Вниз тогда мы рухнем оба,

Ибо сила нас здесь держит

Бега трех коней ретивых".

260 Наконец въезжают кони

Во дворец луны роскошный.

Подбегают слуги к богу,

Распрягают колесницу.

Тэлзэ-Юмо тут девицу,

265 В тайне от жены-хозяйки,

Далеко от всех уводит,

В отдаленное жилище;

Чтобы каждый день к любимой,

В час когда сияет солнце,

270 Кечава - сестра родная,

Приходить, ласкать Сертниду.

С той поры средь звезд мы видим

Решето и Коромысло,

На луне самой же желтой

275 Стан девичий различаем.

Но о Пикше сказ продолжу,

Расскажу все по порядку.

Не погиб в лесу подкидыш:

Был медведицею бурой

280 Он подобран на поляне,

Молоком звериным вскормлен.

Возмужав, людей нашел он,

Что страдали от Иимы,

От набегов паскартийца.

285 Отобрал средь них десяток

Он мужей храбрейших сердцем.

По совету чужеземца

На коней вскочили войны,

Но на головы не шлемы,

290 Не железные надели,

А лосинные желудки

Вместе с длинными кишками.

Вот они ворвались в битву

Между племенем мерийским

295 И ордою паскартийцев,

Словно демоны лесные,

Поражающие видом.

Сокрушивши стойкость рати,

Обратили в бегство грозных

300 Паскартийцев синеглазых.

Подступили лавой мощной,

Все сметающим потоком,

К дому старого Иимы;

Выбив дверь дубовым колом

305 Устремились внутрь дома:

Дочь царя пленили - Лайму,

Самого же паскартийца

И сынов его убили.

Очарован красотою

310 Был воспитанник медвежий

Дщери стройной супостата,

Взял ее в супруги воин".

Замолчал посланец божий,

Светлоликий Юмонейен.

315 Тут герой не удержался

Вопросил его: "Они ли

Мне родителями будут?"

Улыбнулся Пэлгомэрге,

На лице его прекрасном

320 Отразилась мудрость неба:

"Кто спешит узнать все сразу,

Век в незнании пребудет.

От союза их в Шудуре

Ты рожден был, славный Немда,

325 Родич гордого апшата,

Кузнеца Одэрпамаша.

Но сначала о сестре я,

Расскажу тебе, о гордой,

О Богине слово молвлю,

330 Что ночами к водопою

Гонит яркие созвездья;

Что пасет коней отцовских,

Что прядет, на столб небесный

Нить наматывая туго.

335 Расскажу я о Прекрасной,

Той, чей глас свирель пастушья,

Чье лицо луне подобно,

Чьи власы подобны травам,

Чьи глаза в ночи сияют,

340 Кожа чья белее снега,

Брови чьи угля чернее,

Словно веточки деревьев,

Чьи уста - цветы весною,

Лоно чье - речная заводь,

345 Поле черное под паром.

Словно белый цвет нежнейший

За оградою высокой

Подрастала Юмонейен

Куго-Юмо дочь родная,

350 Плод союза Неба с Твердью.

Скоро стала уж большою

Стройным деревцем зеленым,

Голубицей белокрылой.

Но кого любить на небе?

355 Все ее отца боятся!

Правда был один поклонник

Луодис - начало злое,

Куго-Юмо брат зловредный.

Только стар он для девицы,

360 Не желает та с ним знаться!

Каждый день богиня гонит

Стадо пестрое на землю,

Ибо нет пастьбы на небе,

Нет травы близ Ера сочной,

365 Только горькая рябина

Там растет, Лося добыча!

Вот с утра Бог будит деву,

Говорит: "Вставай с постели,

Уж мычат в хлеву коровы,

370 Кони ржут в конюшне громко!"

Не охота подниматься

На рассвете Юмонъудэр,

Сладко спать на ложе мягком.

Приоткрыв глаза так молвит:

375 "Ты подай отец мне войлок,

Красный плат расшитый златом,

Опусти Зарю на землю!"

Отвечает Куго-Юмо:

"Пред тобой лежит уж войлок,

380 Ждет тебя в загонах стадо!"

Приподнявшись на подушках,

Говорит отцу богиня:

"Ты открыл ворота Неба,

Створки медные раздвинул?"

385 Хмурит лоб свой Куго-Юмо:

"Ах несносная девица!

Уж давно врата открыл я,

Створки медные раздвинул,

Ждет тебя в загонах стадо!"

390 Наконец встает с постели

Белоликая пастушка,

Прикрывая рот, зевает:

"Сон я свой не досмотрела!"

Усмехается Создатель:

395 "На лугах поспишь зеленых,

В волосах у Мланде-Авы!"

Каждый день венки богиня

Из цветов сплетает ярких.

Луодис стоит у хлева,

400 Говорит с тоской любовной:

"Подари венок мне свой ты!"

А богиня отвечает:

"Лучше я корове пестрой

На рога его повешу!"

405 Луодис призывно шепчет:

"Хоть один цветок с земли ты

Принеси родному дяде!"

Но племянница не слышит

Мольбы брата Куго-Юмо,

410 Опускается на землю

По Заре, дороге красной,

Плату золотом расшитом.

Обернувшись громко кличет:

"Дох, дох, дох, мои лошадки!

415 Вы с небес скачите смело

Между облачных просветов".

Хорошо лошадки знают

Голос царственной пастушки.

Вереницей многоцветной

420 С звонким ржанием на землю,

На луга стремятся кони.

"Тпруна, тпруна, вы коровки

Пестробокие спускайтесь!"

Хорошо коровки знают

425 Голос царственной пастушки.

Оглашая дол мычаньем

В след коням идут на землю.

"Ста, ста, ста!", - зовет Дочь Неба

Под конец овечек смирных.

430 Хорошо овечки знают

Голос царственной пастушки.

Словно волны в море синем

По Заре, дороге красной,

За коровками бегут все.

435 В час когда светило гаснет

Возвращается обратно

Куго-Юмо дщерь родная.

Впереди еще работа,

Сотню дел ей нужно сделать:

440 Расчесать лошадкам гривы,

Подоить коровок пестрых,

Шерсть с овец собрать густую,

Намотать сребристой пряжи

Вкруг звезды Шюдэр - Полярной,

445 Из клубков создать кометы.

Раз пасла Дочь Неба стадо,

Что с небес пригнала утром,

Захотелось ей водицы.

Вот пошла к ручью богиня,

450 В рощу ясеней священных.

Увидала там красавца,

Парня в огненных одеждах.

Вопросила дщерь Владыки:

"Я тебя в чертогах божьих

455 Не видала прежде гостем!"

Отвечал ей незнакомец:

"Из огня я появился,

Тулава меня родила,

Нарекла Тулоном, духом.

460 Раньше жил средь облаков я,

До тех пор, пока на пир был

Я не зван, на божий праздник.

Захмелев от угощенья,

Славно там провел я время:

465 Стены все пожег жилища

Куго-Юмо шлемодержца.

Но хозяин рассердился,

Порешил, что враг ему я

И изгнал с небес на землю!

470 Кто же ты сама, откуда?"

"Я - прядущая ночами,

Дочь того, кого обидел,

Чье хозяйство разорил ты!"

Предложил ей дух свирепый:

475 "Что тебе скучать за прялкой?

Оставайся здесь со мною,

Стань супругою мне верной!"

Усмехнулась дева неба:

"Не желаю жить с тобою!

480 На лугу пожжешь ты травы,

Без пастьбы оставишь стадо!"

Так сказав его коснулась -

В кремень белый обратила.

На другой день повстречала

485 У ручья богиня парня

С луком длинным за плечами.

Вопросила дщерь Владыки:

"Я тебя в чертогах божьих

Не видала прежде гостем!"

490 Отвечал ей незнакомец:

"Из земли я появился

Из корней дерев столетних,

Прозываюсь Каром Горным,

Властелином чащи дикой.

495 Мать моя лесная Овда,

Пуэмон отцом мне будет!

Раньше жил средь облаков я,

До тех пор, пока на пир был

Я не зван, на божий праздник.

500 Распугал звериным духом

Стадо робкое в загонах -

Лошадей загнал в болото.

Куго-Юмо рассердился,

Порешил, что враг ему я

505 И изгнал с небес на землю!

Кто же ты сама, откуда?"

"Я - прядущая ночами,

Дочь того, кого обидел,

Чье хозяйство разорил ты!"

510 Предложил ей дух свирепый:

"Что тебе скучать за прялкой?

Оставайся здесь со мною,

Стань супругою мне верной!"

Усмехнулась дева неба:

515 "Не желаю жить с тобою!

Ты моих коней разгонишь,

Задерешь коров, овечек!"

Так сказав его коснулась -

Обратила в медоеда.

520 В третий раз ей повстречался

Парень в радужной одежде.

Говорит ему Дочь Неба:

"Я тебя в чертогах божьих

Не видала прежде гостем!"

525 Отвечает деве парень:

"Звать меня Пэледэюмо,

Пюртусейном урожайным.

Это мне цветы подвластны, -

Их рождаю пробуждаясь,

530 Это мне плоды подвластны, -

Их рождаю сном забывшись!

Раньше жил средь облаков я,

До тех пор, пока на пир был

Я не зван, на божий праздник.

535 На мою взглянул одежду

Разноцветную Создатель, -

Не понравилась одежда,

Стал мои он песни слушать, -

Не понравились и песни.

540 Вот изгнал меня на землю.

Кто же ты сама, откуда?"

Улыбнулась парню дева:

"Я - прядущая ночами,

Дочь того, кто смех не любит,

545 Кто одежд не носит ярких!"

Ей сказал Пэледэюмо:

"Ты, чей глас свирель пастушья,

Чье лицо луне подобно,

Чьи власы подобны травам,

550 Чьи глаза в ночи сияют,

Кожа чья белее снега,

Брови чьи угля чернее,

Словно веточки деревьев,

Чьи уста - цветы весною,

555 Лоно чье - речная заводь,

Поле черное под паром,

Оставайся здесь со мною,

Что тебе скучать за прялкой?

Стань супругою мне верной!"

560 С грустью молвила богиня:

"Я цветочек за оградой

Не сорвешь меня, лишь руки

О шипы свои поранишь!"

Предложил Пэледеюмо:

565 "Близ реки растет осина, -

Ты повесь платок на ветку.

Пусть подумает отец твой,

Что погибла дочь родная,

В водах синих утопилась!"

570 Не дождался на закате

Куго-Юмо дочки милой,

Стал искать ее повсюду...

Наконец платок нашел он,

Что тут сделалась с Великим!

575 Сорок дней Создатель неба

Бушевал, метал перуны,

Прежде чем с потерей тяжкой

Не смирился Куго-Юмо.

Между тем его соперник,

580 Луодис, завистник старый,

Глубоко ушел под землю.

Пред Водэжами предстал он,

Чтобы выпытать всю правду.

Подойдя к владыке смерти

585 Хитрый бог вопрос свой задал:

"Не видал ли здесь девицы,

Что на дно пошла речное?"

Усмехнулся меднозубый:

"Не видал ее, коль скоро

590 Наверху живет невеста,

В царстве бога урожая,

На краю земного диска!"

Луодис тогда Колмаса,

Смерти страшного посланца,

600 Подозвал к себе: "Ты можешь

Привести сюда Дочь Неба,

Чтобы гордая смирилась,

Чтобы стала мне послушной?"

Отвечал ему посланец:

605 "Не пройти в лаптях по снегу,

Не пробраться в сад чудесный!"

Обернулся враном черным

Луодис, хитрец известный.

Прилетев к ограде сада,

610 Он на ветку сел березы,

Стал призывно звать богиню:

"Я принес дурные вести,

В темных я пришел одеждах.

Как-то раз жена Водэжа

615 Убираясь, меч задела

Сына, грозного Колмаса,

В ножнах, что висел над ложем:

Пало лезвие на шею,

Отсекло главу хозяйке.

620 Без нее Водэж не может

Принимать людские души,

От того живых уж больше,

Чем умерших в трое стало!

Только ты, любви богиня,

625 Дочь Куго-Юмо родная,

К телу голову приставив,

Можешь дело все поправить,

Сделать так, как прежде было!"

Говорит Дочь Неба мужу:

630 "Мне идти под землю нужно,

Или змеи ствол подточат

Древа жизни мирового!"

Но супруг жене ответил:

"Не ходи туда откуда

635 Только бабочки летят к нам,

Не ходи туда откуда

Приползают только змеи!"

Не послушалась Дочь Неба:

"Ничего со мной не будет

640 Если к Матушке пойду я,

Платье белое надену.

Если к Мэру обращусь я

За волшебной диадемой.

Если Шэа навещу я,

645 Чтобы он златую нитку

Мне заплел в косу от порчи.

Если к Кечаве направлюсь,

У нее возьму подвески.

Если Мать Ветров спрошу я

650 Не одолжит ли сережек.

Если к Пэлгомс, первой деве,

Я схожу за ожерельем.

Если к Молнии пойду я,

Чтобы взять ее нагрудник.

655 Если к богу подземелий,

К кузнецу Одэрпамашу,

За браслетами спущусь я.

Если месяца хозяйку

Попрошу отдать мне кольца.

660 Если к Мюкш-Аве пойду я,

Чтобы взять ее передник.

Если к Вюд-Аве пойду я,

Пояс шелковый надену.

Если мать твоя мне туфли

665 Среброносые одолжит!"

Обошла богов девица,

Обереги все надела,

Чрез дупло спустилась дуба

В царство мрачное Водэжей.

670 Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

Остромордая ей жаба,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых,

675 Если туфель не оставишь!"

Дева с жабою не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

680 Есть одиннадцать заклятий!"

И она снимает туфли.

Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

Ей змея - червяк подземный,

685 Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

Если пояс не оставишь!"

Дева с ней совсем не спорит,

Про себя тихонько молвит:

690 "Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

Десять есть заклятий грозных!"

И она снимает пояс.

Вот идет к воротам медным,

695 Вдруг дорогу преступает

Ей колючий еж ушастый,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых,

Если синий ты передник

700 Не оставишь Пчел Хозяйки!"

Дева с ним совсем не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

705 Девять есть заклятий грозных!"

И она передник синий

С чресл царственных снимает.

Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

710 Цапля ей - болот царица,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

Если кольца не оставишь!"

Дева с птицею не спорит,

715 Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

Восемь есть заклятий грозных!"

И она снимает кольца.

720 Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

Ей зайчишка длинноухий,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

725 Если ты златых браслетов

Не оставишь бога горна!"

Дева с ним совсем не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

730 У меня еще в запасе

Целых семь заклятий грозных!"

И она с запястий нежных

Ободки чрез кисть снимает.

Вот идет к воротам медным,

735 Вдруг дорогу преступает

Ей бобер, строитель первый,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

Если ты нагрудник красный

740 Не оставишь златотканый!"

Дева с ним совсем не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

745 Шесть имеется заклятий!"

И она одежды ворот

Обнажает сокровенный.

Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

750 Белка ей, наседка елей,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

Если Пэлгомс ожерелье

Не оставишь птицы божьей!"

755 Дева с белкою не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

Пять заклятий будет грозных!"

760 И она с лилейной шеи

Совлекает ожерелье.

Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

Ей лисица, зверь хитрейший,

765 Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

Если ты златых сережек

Не оставишь тетке рыжей!"

Дева с ней совсем не спорит,

770 Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще четыре

Есть заклятия в запасе!"

И она снимает серьги.

775 Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

Ей душитель стад извечный,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

780 Коль подвесок не оставишь!"

Дева с ним совсем не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

785 Три имеется заклятья!"

И она с висков подвески

Шелестящие снимает.

Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

790 Ей медведь, хозяин леса,

Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

Если нитки не оставишь,

Золотой шнурочек бога!"

795 Дева с ним совсем не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

Два имеется заклятья!"

800 Расплетает косу дева,

Вынимает нить златую.

Вот идет к воротам медным,

Вдруг дорогу преступает

Ей сохатый лось небесный,

805 Говорит так Юмонейен:

"Не пущу к жилищу мертвых

Если обруч ты волшебный,

Диадему бога Мэра,

Не оставишь короеду!"

810 Дева с ним совсем не спорит,

Про себя тихонько молвит:

"Разве платой это будет?

У меня еще в запасе

Оберег есть самый грозный!"

815 И она с главы снимает

Чародейское железо.

Вот идет к воротам медным, -

Подле них Колмас привратник,

Усмехается проклятый:

820 "Не пущу к жилищу мертвых

Если платья не оставишь!"

Делать нечего богине,

И она снимает платье.

Тут ее Колмас хватает

825 И на крюк бросает острый!

Не уйти теперь девице,

Быть ей вечно в доме смерти,

Не покинуть мрачный Липет!

Прилетела к Мланде-Аве

830 Желтогрудая синица,

Рассказала ей о дочке,

О ее печальной доле.

Возопила почвы матерь:

"Вырастает дочь большою

835 В дом идет чужой супруга;

Чтобы смех там свой оставить,

Чтобы там с красой расстаться!"

Вот пошла богиня к саду,

Призвала к ответу зятя:

840 "Ты зачем сидишь без дела?

Не бежишь во след супруге,

Чтобы вывести из плена,

Чтобы телушку вернуть мне?"

Тот смутившися ответил:

845 "Ты в своем уме хозяйка?

Разве есть от туда выход!

Если я спущусь под землю,

Не вернуться мне обратно.

Только бабочки из царства

850 Прилетают смерти алчной,

Только змеи выползают,

Из глубин сырых Воткема!"

Прокляла его Богиня:

"Боязливое созданье,

855 Слабосильный ты мужчина!

Я сама пойду к Водэжу,

Сокрушу заклятья злые!"

И она пошла к воротам,

Всех животных обратила

860 В прах земной - откуда вышли.

Стала бить по створкам медным,

Сотрясая Липет мрачный,

Говоря: "О муж ты подлый,

Семя злого Луодиса!

865 Если дочку не вернешь мне,

Встану здесь я стражем грозным.

Пусть тогда живых прибудет

Чем умерших в трое больше!

Страх объял владыку мертвых,

870 Повелел Колмасу, сыну,

Снять с крюка он деву неба.

Возмутился бог коварства,

Мыслей черных прародитель:

"Если выпустить голубку,

875 Нами пойманную в сети,

Значит будет нарушенье

Древних Липета законов,

Значит ствол подточат черви

Древа жизни мирового,

880 Небо синее обрушат!

Только муж спасет супругу,

Только он ее заменит!"

Мланде-Ава потянулась,

Твердь раздвинула руками, -

885 Провалился сад чудесный,

Вместе с юношей под землю,

В царство мрачное Водэжей!

Вышла к матери богиня

Огляделась в изумленье:

890 "Почему супруг за мною

Не пришел к воротам медным?"

Усмехнулась Мландэ-Ава:

"Ничего еще не знаешь

Ты по молодости глупой

895 Для мужчин мы лишь забава,

Нас они играя любят,

Мы же их играя любим!"

Покраснела дева неба,

Гневом вспыхнула богиня,

900 Словно хворост подожженный:

"Я ему из белых ниток

Пару выткала перчаток,

Он же их измазал грязью,

Черными вернул обратно,

905 Словно не был мне супругом,

Словно я с другим гуляла.

Так пускай же здесь пребудет,

Пусть во тьме живет изменник!"

В отчий дом войдя небесный,

910 Юмонъудэр, горько плача,

Пала ниц пред Куго-Юмо:

"Ты меня прости родимый,

Что с мужчиной согрешила,

Что твою презрела волю,

915 Что поверила красавцу!"

Лоб нахмурил Куго-Юмо,

Посмотрел сурово грозный,

Но известно - гнев отцовский,

Как гроза в начале лета:

920 Пошумит, нагонит тучи,

Но отступит не начавшись.

Той порою мать природа,

Пюртус - древняя богиня,

С севера пригнала тучи,

925 Льдом сковала тяжким реки.

Обратились к Богу люди:

"О великий Куго-Юмо!

Муж земли, хозяин поля!

Ты верни богине сына,

930 Воскреси для жизни новой.

Ведь о нем она тоскует,

По нему свершает тризну!"

Долго думал Куго-Юмо

Наконец решил Создатель,

935 Чтобы каждый год плодов бог

Оживал весной зеленой,

Чтобы каждый год сходил вниз

В царство мрачное Водэжей,

Луодиса там сменяя.

940 Только гордых не исправить,

Никакою лаской нежной

От капризов не отвадить.

Книга четвертая

Кори - юный песнопевец,

Пигинея сын законный,

Прародителя отцов всех,

Первопредка человека,

5 На лугах сидел зеленых,

О любви слова слагая:

"Я свяжу из белых ниток

Пояс белый для любимой,

Пусть из двух сердец горячих,

10 Чувства сотканными будут!"

В это время о красавце

Разгорелся спор на небе:

Дочь румяного рассвета

И Юмонъудэр богиня -

15 Полюбили песнопевца.

Златокудрая Тулвика

Протянула руки к Кори,

Позвала к себе на небо:

"Ты мне стань супругом верным,

20 Утром мне вставать постыло,

Никого со мной нет рядом,

Сон мне ночью не приходит!"

Изумился предложенью

Песнопевец сладкозвучный:

25 "Два птенца одной кукушки

В разных гнездах родилися.

Проживут они весь век свой

И друг друга не узнают.

Нам с тобой, как тем кукушкам,

30 Суждена навек разлука".

И тогда ему Тулвика

С неба бросила рубашку.

Прикоснулся к ней он только -

Руки перьями покрылись,

35 Губы красным клювом стали.

Мать, за сына испугавшись,

Обратилась к звездной деве:

"Подскажи, зачем мы сеем,

Поспевает рожь густая,

40 Время жать ее приходит!

Разве сеять нам не нужно,

Разве быть бесплодной лучше?"

Ей ответила богиня,

Мстя сопернице Тулвике:

45 "Ты найди его рубашку,

Распусти на белой нитки!"

Та послушалась совета.

Обернулся Кори птицей,

В час назначенный супругой.

50 Глубины реки не зная,

Сел он в лодку плоскодонку.

Глубины снегов не зная,

Встал на тонкие он лыжи!

Белым лебедем поднялся

55 К небу юный песнопевец,

Камнем черным пал на скалы,

Растеряв в полете перья.

Златокудрая Тулвика

Пожелтела от печали,

60 Похудела как тростинка,

Над разбитым телом Кори

Безутешная склонилась:

"Быть бы мне водой текучей -

Потекла б в твою сторонку.

65 Быть бы яблони мне цветом -

На твои бы, на колени,

Я осыпалась любимый!

Ты зачем меня оставил,

В темноту ушел ночную?"

70 Чтобы девушку утешить,

Чтоб смягчить ее страданья,

По велению Куго-Юмо,

Омо - грез богиня сладких,

Подарила дщери Шэа

75 Золотой платок волшебный.

Только им укрылась дева,

Как представилось несчастной,

Что любовь ее воскресла,

Что опять она с супругом,

80 Песнопевцем Пигинейном.

С той поры сидит Тулвика

Над умершим телом друга.

На ее лице улыбка,

Спит она не пробуждаясь!

85 По погибшему тоскуя,

Кори мать, богов проклявши,

Запустила камень тяжкий

В обиталище святое,

Что тогда висело низко

90 Над землею сотворенной.

Проклявши людскую дерзость,

Бог Великий поднял небо,

Укрепил его на кроне

Древа-жизни мирового.

95 Отвернулся он от Вэла,

От полей его зеленых,

Разорил пренебреженьем

Земледельца труд убогий.

Но еще у Пигинея

100 Сын Вольэп один был, славный

Подрастал во искупленье

Человека пригрешений.

Претерпев потоп ужасный,

Со своей женой он спасся,

105 После Сивомс породил он.

На нее однажды глядя,

Страстью плотскою проникся

Куго-Юмо Вседержитель.

Звездных стад пастушка-дева

110 То прознав, терзаясь злобой,

К Мландэ-Аве обратилась:

"Мой отец сойтись мечтает

С Сивомс - дочерью Вольэпа,

Разве ты его измену

115 Без внимания оставишь?

Разве ты мне не поможешь

Совершить благое дело?

Ты приди к нему желанной

Усыпи отца на время!"

120 Мать земли простерла руки

К Богу радугой златою,

Погрузила в сон волшебный,

Заключив в свои объятья.

Между тем пастушка-дева,

125 Голубицей белокрылой

В терем княжеский влетевши,

Стала требовать закланья

Сивомс - дочери Вольэпа.

Покоряясь высшей воле,

130 Дщерь призвал старик родную.

Та, войдя, его спросила:

"Огонек едва горит,

Но откуда дым берется?

Ручеек едва течет,

135 Но откуда столько пены?"

О желании безумном

Он богини ей поведал:

"На свое я горе старый

Лен посеял серебристый,

140 Чтобы собственной рукою

Стебли стройные порушить!"

Дочь с достоинством смиренным

Отвечала так Вольэпу:

"Пусть решит хозяин Ера

145 Участь девушки невинной!"

Вот отвел ее он в рощу,

К липе, царственному древу.

Перед ним поставил Сивомс

На горючий камень черный.

150 Прикусив до крови губы,

Нож занес над выей дщери.

Матерь Солнца ужаснулась

Козням царственной пастушки,

Вспыхнула ярчайшим светом.

155 От лучей ее, от жарких,

Куго-Юмо пробудился, -

Подложил под нож барана

Белошерстного красавца.

Вюд-Ава сказала брату:

160 "Повелитель Ера-моря!

Если нет единства в улье

Распадается тот улей.

Если нет согласья в доме

Не бывать семье сплоченной.

165 Изгони Юмонъудэр ты,

Откажи ей в отчем крове!"

Куго-Юмо, лоб нахмурив,

Над ответом долго думал.

Наконец решил пастушку

170 Сделать княжеской женою.

Но Юмонъудэр сказала:

"Лучше быть сухой былинкой

Ветру буйному подвластной,

Чем Вольэповой супругой,

175 Стариковым утешеньем!"

Прогневился Куго-Юмо,

С неба гордую низринул

На поля земли Срединной.

Сам же взял в чертоги Сивомс,

180 От нее добился ласки.

Понесла с той ночи дева.

От союза их родился

Царь Иима - сын небесный...

Кугурак, властитель первый,

185 Приглашен на свадьбу не был

Пикша с Лаймою прекрасной.

Оскорбившись небреженью

Он к богине обратился,

Той, что грозы пригоняет,

190 Что хлеба колышет в поле,

Что болезни переносит

Из одной страны в другую:

"О великая хозяйка,

Прародительница вихрей!

195 Погуби ты нечистивца,

Разори владенья Пикша.

По полям пройдись зеленым,

Вырви с корнем все посевы,

Разбросай их как попало!"

200 Мать ветров, на туче сидя,

Змей в руках держа священных,

Размышляла над словами

Кугурака - мужа дочки.

Не хотелось ей мерийцам

205 Причинять урон ужасный.

Но потом решила все же

Подчиниться воле рока,

Наказать царя земного,

Малодушного владыку,

210 За глумленье над Сертнидой.

В исполненье предсказанья

В ту же ночь поднялась буря.

По полям прошла зеленым,

С корнем вырвала посевы,

215 Разбросала как попало.

О наветах Кугурака

От жрецов прослышав вещих,

Тэлзэ-Юмо сын достойный

Повелел богам всевышним

220 Принести овец сто в жертву,

Принести гусей сто в жертву,

Принести коров сто в жертву.

Чтобы сам земли создатель,

Куго-Юмо рать возглавил.

225 Шлемодержец внял призыву.

Осиянный светом горним,

На коне спустившись с неба,

Он повел войска на запад

К Ору, каменной твердыне.

230 Осадив его, велел бог

Станом встать на поле диком.

Утром следущим начался

Приступ замка укреплений.

Зажигать велит бессмертный

235 Стрелы огненной смолою

И пускать обильно в крепость.

Но летят они высоко,

В землю падают сырую.

Бог грозит расправой Пикшу,

240 Тот велит стрелять пониже,

Чтобы стрелы в цель ложились,

Пробивали кровлю замка.

Да теперь мешает ветер,

Гасит стрел огонь опасный,

245 Не желая Куго-Юмо

Уступить Ор крепкостенный.

В час назначенный судьбою

Кугурак на стену вышел,

Панцирь свой рабу оставив.

250 Хорошо Пикш видит старца

И в него стрелу пускает,

Поразив ей выю деда,

Кость пробив железом острым.

Не желая Лайме счастья,

255 Внучке Сивомс богом взятой,

Куго-Юмо дочь родная

Призвала быка на поле,

Что из радуги родится.

Бык пришел ревя ужасно,

260 Изрыгая пламень жаркий

Из ноздрей своих огромных.

Встав пред войском осаждавшим

Кугуракову твердыню,

Обратил героев в бегство,

265 Показать заставил спины.

Рать свою приободряя,

На коне к быку помчался

Пикш быстрей стрелы кленовой,

Целясь в глаз его из лука.

270 Только бык, о том проведав,

Наклонил к земле подгрудок, -

Храбреца пронзил рогами,

Погубил вождя мерийцев.

Рассердился Куго-Юмо,

275 Молот поднял свой ужасный

И обрушил наземь разом,

Чтоб проказы Юмонейен

Прекратить, рассеять чары

Злонамеренной богини.

280 От удара стены Ора

Обратились в кучу щебня,

Войнам путь освобождая.

О конце услышав мужа

В воды быстрого Вожера

285 Лайма бросилась с утеса,

Чтобы в мире без возврата

Тенью став с другою слиться.

До ее кончины, к счастью,

Ты успел родится, Немда,

290 Правнук гордого апшата,

Кузнеца Одэрпамаша.

Знай еще ты, на последок,

Что Веней, отец невесты,

Был в числе героев первых.

295 Правду ли сказал я, старче?

Князь ответствовал посланцу:

"Божий сын, людей заступник!

Ты позволь любезным детям,

В брак вступающим священный,

300 Рассказать о том как прежде

Жили в счастии мерийцы.

Как они вражды не знали,

Как гордилися достатком!

В пору ту, когда Пикш вышел

305 К нам из леса, сын медвежий,

Было трое нас, три брата,

От онаров род ведущих.

Я, Онай и Кугусинда

Вместе правили Мурамом,

310 На реке Оке стоявшем.

Похваляясь грубой силой

Мы топор бросали острый,

От корней дубовых землю

Очищая под посевы.

315 Я стою кричу Онаю:

"Ты лови мое железо

Да смотри, не спи, иначе

Сталь твою погубит руку,

Отсечет ее от тела!"

320 Но ловил топор проворно

Брат, чтоб бросить Кугусинде,

Испытать того на ловкость.

А бросали мы далеко

За пять верст топор бросали.

325 Но один раз Кугусинда,

Оскорбив богов небесных,

Пожалев для них барашка,

Захотел топор мне бросить

Да попал себе в колено.

330 Тут же стала покрываться

Кожа бедного корою,

А из раны вместо крови

Сок березовый сочиться.

Захотел взмахнуть руками -

335 Но они окаменели,

Пальцы вытянулись в ветви,

Проросли корнями ноги.

Год спустя Онай в сову был

Обращен за преступленье -

340 Пожиранье мяса в рощах,

Предназначенного небу.

Так пошли средь нас раздоры,

Так ушел от нас достаток.

Но богов я чтил достойно:

345 Не бросал дары под ноги,

Не бросал кусочков малых,

Не ходил нечистым в квалу!

Как-то Пикша у Пёртека

Повстречал я на дороге.

350 С ним боролися мы долго,

Но меня все ж одолел он.

Став его вассалом верным,

С ним пошел я в дом Иимы.

Там я Лэсти встретил деву,

355 Кровь родную Лаймы нежной,

С ней прижил я Унавику".

Божий сын сказал собранью:

"Как все счастливо сложилось!

В час великий два колена,

360 Рода два мерийских славных,

Кугураковое племя

И онаровы потомки

Обрели единый корень!"

С тем покинул Кюйнопуну

365 Светлоликий Юмонейен.

После долго все молчали.

Пересиливши волненье,

Первым молвил витязь слово:

"Верным быть своей супруге,

370 Я клянусь перед богами,

Быть опорой ей надежной

Я клянусь перед народом.

Не обидеть речью грубой,

Не поднять руки тяжелой,

375 На жену в постыдном гневе,

Пред отцом ее клянусь я!"

Наконец подвел невесту

К жениху Веней, счастливцу,

Дщерь родную поучая:

380 "Дочь моя ты не смущайся,

Не отринь объятий мужа,

Не отринь ты уст героя.

Пусть тебе отныне будет

Он отцом и другом верным,

385 Пусть тебя лелеет витязь,

Защитит пусть от напастей!"

На глазах гостей довольных

Немда обнял Унавику.

После сел за стол он с нею

390 Песни свадебные слушать.

"Белый холст в кладовке тесной

Не разложишь - длинен мягкий.

Не удержишь дочку дома,

Если выросла большою.

395 Тумурзо наш, барабанщик,

Что ты бьешь совсем неслышно?

Разве сватов так встречают,

Серебра привезших, злата?

Посмотри на жениха ты,

400 Посмотри ты на невесту.

Если будут жить в согласье

Не минует их достаток.

Шувэрзо ты наш, волынщик,

Что в пол силы, слабо дуешь?

405 Разве так сейчас играют,

Разгоняют злобных духов?

На приданное взгляни ты,

На искусство мастерицы.

За три дня она успела,

410 К торжеству все приготовить.

Не стелите войлок нынче,

Шелк стелите перед домом.

Ведь идет жена к супругу,

В дом его хозяйкой входит!

415 Наконец настало время

Молодым любиться в спальне.

Все готово уж для дела

Впереди стоящей девой:

Взбиты мягкие перины,

420 Взбиты белые подушки.

Вот жена при всех с супруга

Шапку черную снимает.

Вот она при всех с супруга

Совлекает пояс белый.

425 После сват идет к невесте,

Как дружок подходит важно,

И ее берет за бедра.

Приподняв чуть-чуть девицу,

Говорит, притворно хмурясь:

430 "Не созрела для веселья!"

Так еще раз повторяет.

Наконец довольно молвит:

"Как перо легка невеста,

Может лечь теперь с супругом!"

____________________________________________________________________________

Комментарии

Настоящие комментарии призваны расширить представление читателя о самобытной культуре марийцев, осветить фольклорную традиционность образов эпоса, показать связи его исходного материала с финно-угорской мифологией, а также с мифологиями других народов.

Поэма комментируется по отдельным книгам. Стихи пронумерованы с обозначением каждой пятой строки. Комментарии располагаются соответственно порядковым номерам строк.

В некоторых важных собраниях марийского фольклора, материалы которых привлекаются в комментариях, нет точных указаний на время записи фольклорного произведения. Целесообразно поэтому дать общие сведения о периоде записи текстов, помещенных в этих изданиях:

Аптриев А. Сборник черемисских песен, записанных в разных селениях Бирскаго и Сарапульского уездов в 1905-1907 гг. Казань, Типо-Литография Императорского Университета, 1908 /СЧП/.

Акцорин В. А. Сказки лесов. Йошкар-Ола, 1978 /СЛ/. Записи середины ХХ века.

Бабенко В. Я., Гимаев Р. И. Семейные праздники и обряды марийцев Башкирской АССР, Уфа. 1990. Записи 1983-1984 гг. /СПР/.

Кузнецов С. К. Черемисская секта Кугу сорта. Оттиск из "Этнографического Обозрения", кн. 79, Москва, Типография Императорского Московского Университета, 1909 /ЧСКС/. Записи первого десятилетия ХХ века.

Марийские народные песни. Йошкар-Ола, 1952 /МарНП/. В основном записи второй четверти ХХ века (20-30 гг.).

Марийские народные сказки. Йошкар-Ола, 1984. Сост. Акцорин В. А. /МНС/. Записи второй половины ХХ века.

О происхождении мира. О богах. Демонологические легенды. Топонимические предания. Исторические предания. Из фондов марийского научно-исследовательского института имени В. И. Васильева /ФМарНИИВ/. Смотреть также Петрухин В. Я. Мифы финно-угров. Марийская мифология, с. 260-290. М., 2003. Тексты собраны в первой половине прошлого века в областях и республиках Урало-Поволжья.

Юпу. Небесное, волшебное дерево от "ю" - небесный, волшебный, и "пу" - дерево. Соответствует пермскому "аспу". Часто употребимое название марийского эпоса "Онапу" представляет собой смешанное в этимологическом отношении слово: "она" - главный, царский < бул. "хона", "хан" + общефинно-угорск. "пу". По этой схеме образовано множество позднейших марийских лексем. Ср.: домовой "кудо-он", "кудо-оза", где "оза" от русского "хозяин". Исконными марийскими определениями здесь выступают такие слова как "ю", "юмо", "юзо", "юж", "водэж", "куго", "кугу". Заимствованными "он", "она", "оза". Соответственно следует говорить не "онаенг" или "карт", но "кугэза" - жрец; не "кудо-он/оза", но "кудо-водэж"; не "хан", но "кугэжа" - царь и т.д.

Книга первая

Строфы 1-28. Перевод народных песен:

Chodrashke puralym jomdarashym,

Lyshtashyzhlan palezhym pyshtalym.

Lyshtashyzhy vojzylden mljanda o li,

Ty tjunchjazhy mylana mjongjo o li.

Er shechyzhe lektylda shjortne gane,

Vad shechyzhe shinchalda shi gane.

Yrvezylaj umjurna porsyn gane,

Ertal kaja jogy-laj vjud gane.

Shem kozhla shojychyn shem pyl tolesh

Kine nuresh jjukjulden kajalesh

Kinezh gane meat-lai tjor kushkula,

Pachashysh gane ojyrlen kaiena.

Источник: СЧП, 1908.

Пятая песня в несколько измененном виде, содержится в йошкаролинском издании: "Листья осыпаются, деревья остаются / вода течет, берега остаются, / птицы улетают, / гнезда остаются / мы уходим, а вы остаетесь" /МарНП, 1952/.

Строфа 31. Немда (Nemda) - герой марийского эпоса, полувеликан-получеловек. Похоронен в глубине высокого холма близ реки Вятки. Одни считали его сыном Куго-Юмо, богом, другие отождествляли с Онаром, третьи говорили, что он был приемным сыном Онара. Это однако не мешало часто называть всех древних героев: Венея, Оная, Вольэпа, Кугурака - Онарами, как будто бы они произошли напрямую от великанов. В четвертой книге поэмы отец Унавики, князь Веней, принадлежащий роду горных мари, напрямую возводит себя к Онарам. В книге Р. П. Четкаревой "Природа, здоровье и табу народа мари" о Немде-Онаре рассказывается следующее: "...Рост его тоже высок, но вполне соизмерим с ростом человека. Это... не беззаботный великан-мальчишка, а зрелый человек, воин, вооруженный волшебным мечом, который светится, чуя рядом злые силы. Он знается с людьми, помогает им в работе, защищает от врагов, имеет свой род, семью. Враги в это время обходят землю мари стороной. Но вот пришел срок покинуть Немде этот мир. Перед смертью он наказал похоронить его в кургане, положив рядом волшебный меч. И сказал, что в самую трудную минуту, когда другого выхода не будет, его потомок сможет поднять его из могилы: тогда витязь сослужит последнюю службу своему народу - разобьет врагов. Но горе, если поднимут его без нужды - в этом случае останется народ без защитника навсегда. По преданию, нашелся такой человек, поднял Немду напрасно. С тех пор марийцам пришлось рассчитывать только на собственные силы..."

Легенды о спящих под курганами витязях в ожидании своего часа были чрезвычайно популярны в Европе. Среди них можно назвать Карла Великого, Фридриха Барбароссу, Хольгера Датского и короля Артура.

Строфы 59-60. Кемланд(э) или (Kemlande) - Земля Утра, Утренняя Земля, Восток - в широком понимании.

Обожествление востока характерно для многих мифологий. Так к "Лачплесисе" А. Пумпура сообщается о том, что латгалы, балты, пришли с востока, из тех стран где родится солнце:

Далеко на Востоке, за семь королевств огромных,

Облако, точно оседланный конь, поднялось над землею.

Перкон на облаке ехал верхом и кнутом забавлялся...

(А. Пумпур. "Лачплесис" III, 441-443).

Строфа 67. Марийское слово "onar" (редуцированный вариант "nar") как: 1) имя собственное; 2) обозначение всех великанов второго поколения, по всей видимости, восходит к иранскому "mard, nar" -"мужчина". Наиболее близко к аланским словам "nart" - великан, "nartamonga" - чаша, нартов (ср. с кельтским Граалем).

Вообще в марийской лексике, как в любой финно-угорской, чрезвычайно богато представлен слой древних иранизмов, связанных в основном с мифологией, государственностью, отдельными сторонами земледельческо-скотоводческого быта, военным делом: "kard" < ("kerde" - мар. "меч", финск. "kalabian"). Часть слов восходит к праязыку времен ностратического единства (например, "vjud" - мар., "watar" - хетск. вода).

Строфа 71. Онар (Onar) - сын Аштанаваты (Ashtan vate) и Аштана (Ashtan) последний из великанов второго поколения. Согласно позднейшей мифологии приравнивался к небожителем, считался сыном Куго-Юмо. Часто отождествлялся с Немдой.

Строфы 76-77. Вюдакке, Вюдака (vjud-aka < "vjud" -вода, "ak(k)a" - сестра, девушка) - русалка, нимфа, дочь богини воды Вюд-Авы (Vjud-Ava). Существует рассказ о том, как Вюдакке удалось обмануть смертного: "у Богини Воды была очень красивая дочь. К ней ходил один человек. Однажды они встретились, лег он рядом с ней, обнял Дочь Богини Воды. Утром проснулся человек - видит, что лежит обняв желоб для родника" /ФМарНИИВ/.

Строфы 81-82, 88. Воткем (Votkem) - омут, водоворот. Волосянка - мифическая прародительница змей.

Вера в водное змеиное царство тесно связана с воззрениями о волосянках, которые представляют собой существа возникающие из упавших в воду человеческих волос с корнем, щетины, шерсти животных. Согласно одному из вариантов мифа о неудавшемся замужестве Юмонъудэр, первая волосянка возникла из случайно упавшего в воду волоса богини.

Волосянки при соприкосновении со здоровой кожей впиваются в нее и вызывают различные заболевания. По мысли Ю. А. Калиева сюжет, связанный с происхождением змей - общефинский. Это подтверждает текст "Калевалы":

От воды змеи начало,

Родилась она в потоке...

Считается, что волосянка оживает под воздействием злого существа - Йомшоэнера (речного духа).

Строфы 90-91. Образ девушки превращающейся в рыбу - характерен для финно-угорской поэзии. Айно, сестра Йовкахайнена, первая невеста Вяйнямёйнена, после своей гибели становится одной из дочерей Велламо, хозяйки вод, финского аналога марийской Вюд-Авы. Существует марийская свадебная песня, в которой содержатся отголоски древнего мифа:

Серебряная рыбка в водяном потоке! Приходи на свадьбу к нашей светлоокой

Пусть она звездою яркою сияет,

Но родимый дом свой, пусть не забывает!

Источник: СПР, 1984, 1990.

Строфы 102-103. Пюртус (Pjurtus) - этимология имени богини восходит к пермскому Парма (Parma) - Тайга.

Строфы 124-127. Хтоническая зооморфная прародительница (на это указывает возможная этимология ее имени - Аважэ < Ужава < "uzhava" мар. "лягушка"). К. И. Ситников замечает в отношении Аважэ (Avazhe) то, что горные марийцы почитают ее как мать Кюртнё-Юмо, Бога Железа.

Это божество можно рассматривать в трех ипостасях: а) как характерный для марийской и мордовской мифологий персонаж "земляной", природно-хозяйственной демонологии, дух-прародитель железа (в этом случае эпитет "Юмо" отсутствует: "Куртньо лус" - дух железа; "Куртньо-пуйуршо" - создатель железа); б) как имя Матери первобога Юмо, синонимичное фольклорному Юмон Аважэ.

Во всех случаях стоит вести речь о прафинском и праугорском пласте религиозной традиции. В восточномарийской мифологии Аважэ не выступает в качестве самостоятельного божества, но в ряде текстов можно встретить упоминание о "Юмон Аваже" - матери хтонического Юмо, бога Воздуха, отца Пэлгомс-Кавы.

Этимологическую связь имени сына богини с железом (камнем) - ("kjurtjo", мар.: "железо") - следует считать неслучайной. М. Агрикола (XVI в.) описывает священный брак финского верховного бога-громовика Укко и его жены Рауни. По-видимому, имя Рауни - ранний эпитет Укко: ср. финск. raunio, "куча камней" (камни - атрибут Укко.); по другой этимологии, финск. rauni восстанавливается из герм. fraujan, готск. frauja, "господин" (ср. скандинавскую Фрейю).

В процессе исторического развития камень, как архаический материал, был вытеснен железом. Эта смена совершенно не нарушила прежней космогонической картины мира древних марийцев, поскольку они пользовались самородным железом, имевшем вид привычного камня. Мать Камней, а именно так следует понимать глубинную этимологию Аважэ, мать хтонического Каменного Бога (Кюй Юмо), стала Матерью Железного Бога (Кюртньо-Юмо), как вещного олицетворения новой эпохи, новой ренкарнации общефинского Юмо-Юмолла-Юмбала. А потом, в среде горных марийцев, снизилась до второстепенного мифологического персонажа, матери Духа Железа.

Строфы 138-139. Ил (Joshken), наряду с небесным морем-озером (Er) являлся первосущей субстанцией, из которой возник весь остальной мир.

Миф о возникновении Вселенной из хаоса был широко распространен в древних мифологиях:

Когда вверху не названо небо,

А суша внизу была безымянна,

Апсу первородный, всесотворитель,

Праматерь Тиамат, что все породила,

Воды свои воедино смешали.

("Энума элиш", табл. I, 1-5).

Там где суша была, пребывали и море и воздух.

И ни на суше стоять, ни по водам нельзя было

плавать.

Воздух был света лишен, и форм ничто не хранило.

(Овидий Назон "Метаморфозы", I, 15-17).

Строфы 174-208. Здесь и далее излагается общефинно-угорский миф о рождении титанов. Отличие марийской версии в наличии таких деталей, как указание на местожительства богини, мифологическая возвышенность акта творения, порождающего не просто культурного героя-демиурга, но целый сонм божеств.

Пэлгомс (Pelgom(s), Kava - "вместилище облаков", "небо") - древнейшая богиня марийского пантеона. Супруга и дочь Юмо, мать Куго-Юмо.

Юмо, бог воздуха, надул ей плод, когда она была уткой и плавала посреди бескрайнего небесного озера Ер. Потом он помог избавится ей от бремени, "высидев" ей колено.

Интересна этимология имени богини. С финского "kave" и родственное ему слово "akka" переводятся как "дочка, дева", "сестрёнка". В ряде стихов Каве называется "дочерью воздуха ("ilma"tar" - "нечто принадлежащее воздуху, возникшее из него")", "дочерью творенья" ("luo"tar" - "творение"), иногда просто "ilman tytto":

Kave aiti, kantajani

Luonnotar, ylentajani!

(Kalevala. Toinen runo).

В поэме использовано горномарийское слово - Пэлгом(с), вместо употребимого в луговом диалекте - Кава, возводимого к арабо-санскритскому "gava" - воздух, небо. Схожая лексема с начальным согласным "h" содержится в ряде иранских и тюркских языков. Однако нельзя исключать версии Вольмара Поркка, высказанной им еще в 1885 году. По его мнению, Каве - одна из старших богинь финских, самая старшая из женщин, полностью идентична марийской Каве. Возможно, слово "k(g,h)ava" восходит к праязыку эпохи ностратической общности, собственно говоря также, как и исконно тюркское "tengri", схожее с балтским "teivas" и финским "taiva". Божество неба у иранцев называлось Svarga < varga < aga. Сварог, Дий, Тэйвас занимали центральное место в балто-славянском пантеоне.

Впервые культ Кавы у марийцев Башкирии фиксирует Н. П. Рычков в конце XVIII века. Он отмечает, что эта богиня "живет отдельно от всех других богов, в неизмеримой пучине воздуха и власть ее простирается на все человеческие нужды". Марийцы Башкирии верили, что чертоги богини располагаются в самом зените неба, так как "когда солнце среди лета взойдет на полдень, то в то время светит оно возле самого ее жилища". Характерное выделение образа Кавы из числа прочих, в том числе главных божеств, находит полное объяснение в первых рунах "Калевалы". Кава - создательница позднейших неба и земли, светил и планет, безусловно должна была занимать особое место в марийском пантеоне, сближаясь по своим функциям с зооморфной Аважэ.

В Башкирии почитание Кавы сохраняется и в XIX веке, о чем свидетельствует В. И. Филоненко, помещая ее в списке наиболее могущественных "женских" божеств. По данным автора марийские девушки и женщины посвящали этой богине публичные празднества, в которых не дозволялось участвовать мужчинам. Особенно яркое выражение образ Кавы нашел в местном фольклоре. Под именем Небесной девы, Юмонъудэр, она выступает героиней многих песен и сказок.

Наиболее развернутый миф о Каве-Луонатар, дочери и супруги Ильматар-Укко (Юмо), матери финно-карельского героя Вяйнямейнена (марийского бога - творца людей Куго-Юмо), содержится в первых пяти рунах "Калевалы". Кава опускается на лоно вод и здесь соединяется со своим отцом, который проникает в ее чрево "свирепым ветром":

И спустилась вниз девица,

В волны вод она склонилась,

На хребет прозрачный моря,

На равнины вод открытых;

Начал дуть свирепый ветер,

Поднялась с востока буря,

Замутилось море пеной,

Поднялись высоко волны.

Ветром деву закачало,

Било волнами девицу,

Закачало в синем море,

На волнах с вершиной белой.

Ветер плод надул девице,

Полноту дало ей море.

И носила плод тяжелый,

Полноту свою со скорбью...

("Калевала", руна I).

Укко (Юмо), супруг и отец Кавы, опускается на море в образе селезня (в тексте говорится об утке, но это поэтическое переосмысление более древнего в своей основе мифа) и садится на колено деве моря.

Греет круглое колено.

День сидит, сидит другой день,

Вот уж третий день проходит -

Ильматар, творенья дева,

Мать воды, вдруг ощутила

Сильный жар в своем колене:

Кожа так на нем нагрелась,

Словно в пламени колено

И все жилы растопились.

("Калевала", руна I).

В тексте "Калевалы" яйца находятся не внутри колена Каве-Луонатар, девы моря, а откладываются уткой. Но поскольку утка - это зооморфный образ той же Каве, следует предположить, что семь яиц появляются из колена богини, которое "высидел" ее муж, Укко-Юмо.

Строфы 213-245. Каве-Пэлгомс-Кава рождает богов и богинь третьего поколения: Мляндэ-Аву - мать земли (считалась также богиней плодородия и деторождения), Кече-Аву - богиню солнца, Мардэж Аву - богиню ветра, Волгэнчо - бога молнии, Водэжей - повелителей царства мертвых, Мэра - бога мудрости, Тэлзе-Юмо - бога луны, Шэа - бога утра.

По версии Э. Лённрота, вместе с ними появляется и Куго-Юмо (Вяйнямёйнен). Но появляется он не из частей яиц, а из чрева своей матери. Тридцать лет он блуждает внутри ее тела, просит своих братьев и сестер помочь ему, но никто не приходит ему на помощь. Тогда пальцем ноги он открывает "костяной замок" в теле матери и выбирается наружу.

Марийский вариант мифа усложнен образом Луда-Керемета, втайне оставляющего своего брата и тем самым становящимся его соперником.

Строфы 246-264. Миф о сотворении мира двумя утками принадлежит к числу наиболее распространенных в Евразии. Был характерен для иранцев, финно-угров, славяно-балтов:

Снова стемнело, и новый Лаймдота свиток читала:

"Не было жизни вначале. Лишь в дали бесконечной

Брезжил причудливый отсвет, а из него явилось

Все, что есть во вселенной. Сам без конца и начала,

Как душа мирозданья, Диев, наш Бог извечный,

Был всех духов превыше. Рядом жил дух попроще -

Черт. Он в ту пору Богу еще во всем подчинялся,

Злом еще не прельстился, не отошел от Бога,

Думая на послушанье нажить себе капиталец.

Диев решил сотворить землю и Черта окликнул:

"Слушай, нырни-ка в болото, там ты на дне увидишь

Ил слежавшийся. С горстку отколупни мне ила

Да притащи сюда". Черт поднырнул под трясину,

Ила наскреб и гадает: "Что это Бог затеял?"

Чтоб в дураках не остаться, наскреб и себе

он с горстку,

В рот ее сунул (ведь Диев пока не создал карманов).

Первую горстку ила Черт честно отдал Богу.

Диев развеял ил, "Да будет земля!" - воскликнул, -

И возникла Земля, приплюснутая и пустая.

Но и у Черта тогда ил за щеками расперло.

Черт хоть и был большерот, а не выдержал -

сплюнул, -

И на Земле плоскогрудой встали округлые горы.

(А. Пумпур "Лачплесис" III, 490-511).

Строфы 271-284. Здесь и далее поэтическое изложение обряда первой вспашки.

Ага-кечэ (Aga-Кeche) - главнейший земледельческий праздник мари (дословно: "день плуга"). Наступал весной перед посевом ярового хлеба. По свидетельству В. И. Филоненко, утром марийцы в чистых одеждах выходили на поле с различными припасами: с кашей, пивом, медом. Онаенг (жрец) разводил костер от которого каждый из присутствующих зажигал свечу и прикреплял к своим кушаньям. Не снимая головных уборов крестьяне кланялись в землю и, обернувшись на восток, просили у Куго-Юмо урожая хлеба. "Боже, роди нам хлеб!" Далее читали своеобразное прошение к богам. Сначала обращались к Куго-Юмо, потом к Мландэ-Аве, Мэру, Пэлгомс, Вюд-Аве, Кечэ-Аве, Мардэж-Аве, Кугураку.

"О Добрый Великий Могучий Бог, Тучегонитель, Молнеметатель! Тот, что выше прочих, что сидит на золотом троне, с молотом в руках. Ты принял с ласкою и любовью большого жертвенного коня с блестящей шерстью! Восемь деревень молятся тебе, умоляя, принося в жертву большого коня с блестящей шерстью! Дай здоровья семьям в домах, дай здоровья трем различным видам скота в хлеву! Ты взрастил посеянный хлеб, охранял его от холодов, оберегал его от спорыньи!

Теплым дождем, теплым солнцем, оберегая и от жары, и от холода, взрасти его подобно камышу, Добрый Великий Могучий Бог! Дай удачи во всех делах!

О Мландэ-Ава, Родительница, Жена Его! Ты приняла с ласкою и любовью барашка с белой шерстью! Семь деревень молятся тебе, умоляя, принося в жертву барашка с белой шерстью! Дай здоровья семьям в домах, дай здоровья трем различным видам скота в хлеву! Ты облегчала родовые муки наших женщин, оберегала их от болезней!

Соединяя возлюбленных, мягким пухом устилая брачные ложа, дай им детей, Добрая Великая Богиня! Дай удачи во всех делах!.."

По окончании молитвы кусочки еды бросали в огонь. Когда части эти сгорали, то огонь тушили и все расходились по домам, унося с собой яства, посвященные богам. На следующий день все обязательно возвращались в священную рощу и читали так называемую "извинительную" молитву, преследующую цель обезопасить род от возможных последствий неправильно совершенного обряда:

"Добрый, великий Боже!

Может быть держать жертву мы не умели,

Может быть к ней нечистой рукой,

Может быть к ней ногою прикоснулись.

Может быть ели, пили неумело,

Может быть с ножа куски уронили,

Может быть ногой их затоптали,

Может быть к одежде часть кусочков пристало,

на пол упало.

Может быть не найдя суставов, кости мы переломали,

Может быть в недостойных твоего внимания бедных

одеждах пришли к тебе.

Может быть первое слово сказали последним!

Мы - как дети, мы - смертные!..

Лошадь с копытом - скользит, человек с языком -

запинается...

Добрый, великий Боже, помилуй!"

_________________________________________________________________________________

Источник: ЧСКС, 1909.

Ага-кечэ был единственным в своем роде праздником, на котором вместе с мужчинами имели право участвовать женщины и девушки (моления "женским" божествам проходили отдельно и мужчины, как правило, в них не участвовали). М. Колесников, А. Е. Зотов добавляют, что каждая семья, явившаяся на праздник приносила свое угощение, животных не закалывали. Место коллективного моления называлось "мельик". Во время жертвоприношения молодые парни и девушки с помощью зеленых прутьев изгоняли злых духов.

Ныне Ага-кечэ отмечают через две недели после завершения весенних полевых работ на деревенских площадях. Теперь он лишен религиозного содержания и ничем не отличается от тюркских сабантуев. Порой его прямо отождествляют с последними, однако еще в первой половине ХХ века, по свидетельству очевидцев, в селах Мишкинского района широко практиковался весь цикл земледельческих обрядов, причем, онаенги не ограничивались только жертвами огню, но и бросали яичную скорлупу в первые борозды. С. А. Токарев отмечал аналогичный обряд у чувашей ("акатуй"), и объяснял его как некий мистический акт оплодотворения земли ("ака" - плуг и "туй" - свадьба, дословно: "свадьба плуга [с землей]").

Строфы 285-391. Изложение мифа о двух поколениях великанов. Схожие мифы существовали у манси: "...наконец наступил черед творения человека. Не имея практики в этом непростом деле, Нуми-Торум трижды пытался осуществить свое намерение. Прежде всего, он "вырезал из лиственницы два бревна, придал им форму человека и, чтобы прикрепить голову, которая все падала на грудь, воткнул между грудью и шеей гвоздь и таким образом подпер ее; затем поставил на ноги спиной к себе, дунул, и куклы ожили, свистнули, убежали в лес и сделались менквами, т. е. лешими". Во втором акте творения демиург взял "лиственничную сердцевину, сделал из нее нечто вроде остовов, которые оплел лиственничными же корнями, поставил лицом к себе, дунул, они ожили и таким образом появились первые люди, совершенно подобные теперешним, только мохнатые. Через некоторое время Нуми-Торум спустился на землю и обнаружил, что люди "потеряли все свои волосы и стали голыми. Оказывается, они не послушались повеления Нуми-Торума, поели запрещенных ягод и волосы у них все вылезли, и они стали зябнуть и прятаться в кусты. Рассердился на них бог, стал им выговаривать, зачем они ослушались его воли, а сам думает: "Что же мне с ними делать? Как они будут жить? Ведь все равно зимою погибнут от холодов"; дунул на них, и они рассыпались". В третий раз Нуми-Торум сплел скелеты из тальника, обмазал их глиной. Так и появились люди, положившие начало человеческому роду. Глина недолговечна, поэтому и люди смертны".

Строфа 309. Вожер - мифическая небесная река-прародительница, бьющая из-под копыт звездного лося. Дословно: "корень-река".

Строфы 392-404. Миф о порче человеческого тела является одним из наиболее популярных сюжетов уральских мифологий (мари, коми, ханты, манси).

Согласно пермяцкой легенде, "первоначально у людей вместо кожи было прочное роговое покрытие, которое осталось только на ногтях после того, как Омoль, соблазнив собаку получением тёплой шерсти, получил доступ к охраняемому ею ребёнку и вложил в него зародыши болезней". Оба текста являются восходят к богомильскому апокрифу "Как сотворил бог Адама". См.: Левкиевская Е. Мифы русского наролда. - М., 2003. - с. 94-95. Богомильский апокриф, в свою очередь, испытал на себе влияние древнего урало-иранского дуалистического мифа о противостоящих друг другу братьях-демиургах.

Строфы 405-421. Речь идет о творении своего рода демонологических аналогов лудисов, добрых духов, созданных Куго-Юмо в помощь человеку. Курукенги (Kurukeng) - горные люди, фантастические существа близкие западноевропейским троллям. Ур (Ur) - белка, как вообще вся мелкая лесная живность, считалась животным посвященным Луодису-Керемету. Карне-Ава (Karne-Ava) - Мать Змей, супруга Карне-Она (Karne-On). Обычно представляется людям в виде необычайно крупной белой змеи, способной издавать при движении характерный громкий свист. Поэтому в некоторых деревнях ее называют Свистящей Белой Змеей (Flash Osh Karne). Карна-Ава имеет свое определенное местообитание, называемое Карне-Шуэ (Змеевник). В ряде марийских сказок, персонажем которых является змей, фигурирует колдунья. Она печется о змеях, выступает их верховным властелином. По его свисту змеи "прилетают" со всех сторон. Вполне возможно, что основой этому персонажу послужила антропоморфная ипостась Карны-Авы.

Строфа 478. Согласно традиции марийцы называли себя потомками мери (мерийцами), финно-угорского племени, обитавшего в районе Волго-Окского междуречья (на территории нынешней Московской и западной части Рязанской областей).

Намеренно удревнение своей родословной, стремление видеть в ряде ушедших с исторической сцены народов своих предков, было характерно для гомеровского эпоса, отождествляющего ахейцев-микенян с позднейшими эллинами:

Старец, он приходил к кораблям быстролетным ахейским

Пленную дочь искупить и, принесши бесчисленный выкуп

И держа в руках, на жезле золотом, Аполлонов

Красный венец, умолял убедительно всех он ахеян...

(Гомер "Илиада". I, 12-15).

Строфы 484-495. Ваштар (мар. Vashtar = финск. Vaahtera - клён) - традиционный антигерой сюжета о змееборстве. Близок к сказочному Кюртнё-вияненгу (Железному витязю).

Образ Ваштара проникнут глубокой архаикой. Достаточно проанализировать описание его земледельческого орудия. Большинство марийцев Уфимской губернии еще в начале прошлого века пользовалось самодельными боронами с деревянными зубьями (в Европе они находили применение вплоть до позднего средневековья). Они были рамные и плетенные: из вязовых и черемуховых ветвей, с зубьями из дуба (с собой на поле брали обязательно запасной набор зубьев).

Строфы 505-506. Вудава (Vudava) и Покшэм (Pokshem) - "Иней, лежащий на земле", относились к числу вредоносных для земледельца духов. Как и Вюдакка, Вудава считалась дочерью богини воды.

Строфа 517. Царство Шэма (Shemmlande Vel) - буквально царство черной (плодородной) земли. Традиционно считалось владением наследников царя Иимы, прародителя горных марийцев. Действительно, почва на правом берегу Волги намного лучше, чем в таежном Заволжье, уделе луговых марийцев, потомков Кугурака.

Строфа 524. Унави - Венея дщерь. Унави, полная форма: Унавики (Unaviki), Веней (Venej, Vegenej) - исконно марийские имена. Веней не принадлежал к княжескому роду. Он был военачальником Пикша, отца Немды. После взятия Ора и гибели Кугурака, Веней женился на младшей дочери Вюдуа, сестре Пикша - Лэсти. От этого брака у него родилась дочь, Унави.

Строфа 529. Турни - змей-людоед из марийской легенды "Волшебный меч". В фольклоре он характеризуется как "злобный обитатель болот, изрыгающий из одной своей пасти огонь, из второй едкий дым, а из третьей гнилую воду" /СЛ, 1978/.

Этимология имени людоеда, скорее всего, имеет общефинно-угорское происхождение. Не случайно калевальский Турсас и родственный ему фольклорный Ику-Турсо - это морские (болотные) чудовища.

Строфы 544-547. Описание древней Ойкумены-прародины марийских племен.

Виче (Viche) - река Вятка, наряду с Волгой (Vjud), Ветлугой (Vjutla), Камой (Kama), Белой (Oshviche), Уральскими горами (Поясом Куго-Юмо) - составляла естественные границы расселения поволжских финно-угров.

Отличаясь удивительной стабильностью почти на протяжении трех с половиной тысяч лет (II т. до н. э - середина I т. н. э), этническая территория местных племен была довольно размытой в западной и восточной своих границах. На северо-западе, вплоть до середины I т. н. э., а возможно вплоть до конца Х века, сохранялась тесная связь между древнемарийскими племенами и их балто-финскими соседями: весью, водью, карелами, эстам и финнами. На юго-западе с мере, мокшей и эрзей. Что касается Рифейских (Уральских) гор, то, согласно данным современной археологической науки, финские племена первоначально обитали и в западном Предуралье, но были поглощены сперва уграми, а потом булгаро-кипчаками.

П. Ерусланов, белебеевский мариец, относит переселение своих соотечественников на Урал уже к началу XIII века, незадолго до монголо-татарского нашествия. Эта версия находит ряд подтверждений в письменных источниках. Как справедливо указывает Г. А. Сепеев, в Львовской летописи имеется прямое указание на то, что марийцы жили в устье Белой уже в 1468 году. Об их участии в жизни края говорит летопись Шерефетдина, где указывается, что первым ханом Елабуги был царь из мари.

Данная гипотеза полностью подтверждается данными фольклора. Существует ряд преданий, описывающих события легендарной марийско-удмуртской войны начала XIII века за обладание охотничьими угодьями. После одного из сражений, завершившихся победой удмуртов, царевна Сави, дочь удмуртского царя Кюльмезя, возвела на горе Курук укрепленный лагерь. Сын марийского князя Кунцемса, царевич Шуэт, посланный отцом разбить захватчиков был пленен красотой девушки и вступил с ней в связь. Престарелый отец Шуэта был недоволен выбором сына и велел ему убить возлюбленную. Юноша отказался выполнять приказ отца, заявив, что женится на Сави. Чтобы не допустить этого, Кунцемс в тайне напал на лагерь удмуртов. Возмущенный вероломством марийцев, Кюльмезь тот час велел своей дочери покинуть своего жениха и вернуться домой. Расставаясь с Шуэтом, Сави предрекла: "Нашим народам жить на свободе не так много времени осталось. Со стороны восхода приближаются монголо-татары. Много зла они принесут мари и удмуртам!" /ФМарНИИВ/.

Савакаты (Savakat"ed) - возможно племена финнов-суоми, часть которых бежала в Приладожье во времена насильственной христианизации Финляндии шведским конунгом Биргером Ярлом в середине XIII в. Жители восточномарийской деревни Кил (Килбахтино Калтасинского района) считаю себя потомками племени савакатов. Считается, что название родной деревни переселенцев, Савакт, ныне находящейся на территории республики Мари Эл, восходит к финскому этнониму /ПМБ, 1975/.

Грифоны или пикаэки (pi-kajyk, буквально: "собакоптица") - зооморфные божества марийской мифологии. В одном их мифов повествуется о поимке охотником Онаем (в других вариантах Вегенеем) крылатого зверя Сидури, наполовину собаки, наполовину коршуна. Это существо обладало способностью находить чудесные деревья, "онапу" (не путать с Мировым Древом, в данном случае это просто волшебное дерево, аналогичное пермскому "аспу"). Предметы, изготовленные из древесины и лыка онапу обладали магическими свойствами. Например лыжи, которые могли ехать сами или лапти, способные вытягивать своего хозяина из снега и воды /ФМарНИИВ/.

Марийские пикаэки родственны иранскому Сэмуру, вестнику богов и хранителю их сокровищ (злаков полезных растений, таблицы судеб) шумерскому Анзуду, финскому "орлу Укко" ("Вот орёл летит по небу, / прилетел издалека он, / чтоб увидеть ту березу... / И сказал орёл небесный: "Хороша твоя забота, что берёзу ты не тронул, / стройный ствол ее оставил, / чтобы птицы отдыхали..."), восточнославянскому Симарглу. Считается, что пикаэки обитают на вершинах Уральских гор, где они стерегут золотые россыпи.

Строфа 681. Коломас, Колмас (Kolomas, Kolymash). Персонифицированная смерть. Этимология слова восходит к прафинно-угорскому языку. Соответствует Эрлику и Израилу (Азрену). Коломаса также можно сравнить с калевальским Калмой, где Kalma - хозяин могилы.

Строфы 806-809. Перевод народной песни:

Kajen koshtymo kajemetym

Shoptyr vondo voklash palal"ym

Flalten koltymo shulysetym

Jumur mardezh palal"ym!

Flalten = Shjulalten (kuruk mari mut)

Что по тропинке прошел ты,

По кустам смородины я узнала.

А о том, что вздохнул (выдохнул) ты,

По ветерочку теплому я узнала!

Книга вторая

Строфы 1-22. Заимствовано из народной поэзии. Сравнить с описанием свадьбы Авики и старейшины Оная, приближенного князя Тюкана Сура: "...То не белая молния сверкает, а белеют белые платки, то не черная туча поднимается, а чернеют черные кафтаны, то не гром грохочет, а гремит барабан, то не петух голосистый поет, а играет волынка, то не радуга встала, а цветная дуга поднялась, то не кольца вертятся, а колеса крутятся - едут, собираются гости на свадьбу Авики и старейшины Оная".

Строфа 53. Кантеле - род гуслей. Отсюда название сборника Э. Лённрота "Кантелетар".

Строфы 54-156. Рассказ о Пэлгомэрге (Pelgomerge), Сыне Неба, принадлежит к числу излюбленных в марийской мифологии историй о браках смертных с небожителями. Находит параллели с мифом о похищении Европы:

Мирным выглядит бык; Агенорова дочь в изумленье,

Что до того он красив, что бодаться

ничуть не намерен.

Но хоть и кроток он был, прикоснуться

сначала боялась.

Вскоре к нему подошла и к морде цветы протянула.

(Овидий Назон "Метаморфозы", II, 858-861).

Между тем, образ небесного быка характерен для многих религий мира. В коми легенде о женитьбе Перы на дочери солнца, богине Зарань, есть эпизод, повествующий о путешествии главного героя на быке:

"Однажды Пера спустился к реке и видит: выглянула из-за туч семицветная радуга и пьёт воду. "Ты почему пьёшь воду из моей реки?" - спрашивает у радуги Пера. - "Уходи отсюда!" "Я не знала, что вода твоя, - ответила радуга, - а без питья я не могу жить. Разреши напиться досыта." - "Разрешу, если ты поднимешь меня на облака. Я бы посмотрел, что там делается." "Садись, - говорит радуга, - мне на рога." Пера сел на её рога, а она подняла его за облака. И открылась перед Перой Енма, твердь господня. Куда ни посмотрит Пера, всюду видит города, из разных алмазов да драгоценных разноцветных камней построенных. Всюду горят огни: большие и маленькие, красные, синие и зелёные. Посередине их горит самый большой огонь -Солнце..."

Отождествление радуги с пьющим из реки воду звездным быком существовало и в марийской мифологии. Эпизод с шелковыми качелями содержится в базовом фольклорном тексте "Сорок один жеребенок" /МНС, 1984/, а также в целом ряде традиционных сказок, героини которых, спасаясь от злой мачехи или колдуньи, просят Деву Неба бросить им сверху шелковые ленты (качели).

Строфы 171-172. Речь идет об удмуртах (odo - удмурт), которые после своего поражения в войне с мерийцами (mere - мериец, мари) были вынуждены отойти на восточный берег Вятки.

Строфы 174-450. Рассказ об охотнике Мэни. Относится к числу календарных мифов, объясняющих причину происхождения ряда табу.

Ёнкс (Jonks) - сын Кюльмезя. Возможно восходит к мокшанскому jonks - "лук". Инмар (Inmar, Il"matar) - бог неба в удмуртской мифологии. Тождественен марийскому Юмо и Куго-Юмо. Рашан (Rashan) - мифическая страна, впоследствии отождествлялась с местностью в Нижегородской области. Вирю (Virju) - производное от слова "вюр" - кровь. Среда - День крови (Vjur Sheche). Изложенный сюжет не имеет близких аналогий в марийском фольклоре. Отдельные его элементы можно обнаружить в пермяцком мифе об охотнике Иркапе и Синем Олене.

Строфы 209-217. Источник: ФМарНИИВ. Нуор (Huor) - легендарный князь, сын Вольэпа, ставший пленником "пёсьеносых" (пинэров). Хилда, Хирта или Ширта (Hild, Hirt, Shirt) - жрица верховного одийского (удмуртского) бога Килдисина, дочь легендарной Повсин, матери Кудэм-Оша.

Этимология имени князя неясна. Возможно искаженное онар. Хилда - правильнее Хирта, то есть "служащая Хирту, Луду". Удмуртского Килдисина, бога урожая, марийцы ошибочно причисляли к Луду-Омолю, главному антагонисту Куго-Юмо. На самом деле он занимал такое же место в удмуртской мифологии, какое у поволжских финнов занимали богини, покровительницы земледелия: Мод-Ава и Мландэ-Ава.

Строфы 264-267. Вюдакке, нимфа Вятки, считалась заступницей марийского народа. Во время войны с удмуртами она заманила войска отца Ёнкса, князя Кюльмезя в речной омут.

Строфа 563. Омо (Omo) - богиня сна, жена Вольэпа в загробном мире. Древние часто сравнивали сон со смертью.

Книга третья

Строфа 11. Апшатъюмо (Apshatjumo). Бог кузнечного дела царственный кузнец. Соответствует карело-финскому Ильмариену, германскому Вёлунду. Возможно, образ этот является плодом позднейшего жреческого мифотворчества. По крайней мере, литературным источникам Апшатъюмо неизвестен. Однако в ряде мифов упоминается Апшат (что собственно говоря значит "кузнец"). Г. Яковлев упоминает Кюртнё-штэшо (Kjurtnjo-shtesho) -"создателя металлов", древнего культурного героя, с которым, возможно связан реконструируемый на этнографическом материале миф о том, как Кугурак (Апшатъюмо?) остановил кровотечение из раны, которую нанесло ему мстительное божество после отказа принести в жертву родную дочь. Божество наслало безумие на железо. Топор выскочил из рук Кугурака и ударил его по колену. Тот подобрал с земли камень и прижал к ране. Он не отпускал камня до тех пор, пока весь камень не пропитался кровью, после чего проклятье было снято (так возникла медь).

Строфы 19-23. Овды (Ovda-samis), также "черноволосые" (shem jupshan). Согласно одному из вариантов антропологического мифа, после создания великанов осталось немного глины. Луодис поспешил слепить из остатков глины первых людей. Обладая большим могуществом он наделил их уменьем строить дома, добывать серебро и золото, ковать железо.

Марийские овды соответствуют русско-пермяцкой чуди, финно-эстонским маахисам, западноевропейским цвейгам, гномам и ульдрам. Живут как под землей, в роскошных домах, так в стволах деревьев и под водой. Люди часто женились на девушках-овдах. Многие марийские роды считают себя потомками этого мифического народа.

Строфы 65-70. Миф о происхождении железной руды из желудей великанского дуба, упавшего в болото имеет параллели в карельской мифологии:

Oi sie, raulla raudane,

Et toivon naida paivie,

Notkiesta siun nossettih.

Seppa Ilmolline,

Tagoja taivahalline,

Lukkuon mie siun veren,

Lukku kun vakka.

Перевод:

Ой ты, жалкое железо,

Этих дней ты ведь не ждало,

Как тебя из недр подняли,

Из болота извлекали!

И кузнец, ты, Ильмоллине,

Вековечный ты кователь,

Кровь останови мне в ране

И закрой ее в лукошке.

Строфы 173. Овиса (Ovisa, Ovicha) - согласно исторической традиции одна из главных жриц марийского народа, обожествленная после своей смерти.

Считалась земной супругой Кугурака. Тем не менее ее близость к Вувер, дочери Одэрпамаша, и Овде, дриаде, очевидна. В одном их текстов содержится миф, посвященный богине Овисе: "мариец из Исмена поставил стог сена со стожаром. Стали возить сено, класть на воз последние копна. Вдруг со дна стога выходит Овиса и говорит: "Вашим лошадям будет достаточно сена, оставьте для меня две копны, чтобы я могла в них укрыться". Люди, которые складывали воз, испугались, убежали. Привезли только по половине воза. Однако с тех пор сено у исменцев не переводилось: животные не могли даже съесть всего корма. Овиса принесла удачу исменцам, потому, что она была богиней. Говорят, Овиса пришла из леса" /ФМарНИИВ/.

Как жрица-колдунья известна по марийским сказкам, а также мифам коми. Марийскую Овису можно сравнить с Потось (Potos") и Повсин (Povsin).

Согласно данным Н. Д. Конакова, своими колдовскими способностями Потось была обязана помощи лесных духов. Желая воспрепятствовать усиливавшемуся влиянию Кудэм-Оша на сородичей, она категорически была против перенесения родового городища на высокий берег реки, где находилось главное святилище древних пермяков. Желая погубить Кудэм-Оша, Потось посоветовала ему отправиться сватать мансийскую княжну, хотя знала, что никто из его предшественников не вернулся назад.

Пoвсин было построено городище, в котором потом правил ее сын Кудэм-Ош, рожденный по одной из версий в результате сожительства Повсин с медведем. Повсин обладала большим колдовским даром, ей подчинялись другие ведуньи-жрицы древних пермских богов, она пользовалась поддержкой главного пермского божества Войпеля, духов-хозяев воды и леса. Повсин имела власть над стихиями, могла вызвать такой сильный ветер, что враги были не в силах приблизиться к городищу, своими чарами она умела даже оживлять людей.

Строфы 212-275. Сюжет о переселении девушки на луну является одним из самых популярных в марийской мифологии. Харктерен для многих урало-сибирских и урало-алтайских мифологий.

Липет - Дом Мертвых. Раньше, над каждой могилой возводили маленький культовый бревенчатый домик в котором оставляли вещи, которые могут "понадобиться" покойнику. Позже некое подобие "жилища" стали устраивать непосредственно в самой могиле. Имеющийся русский обычай возведения "домовин" обязан известному финно-угорскому влиянию. Этимология слова Липет (Lipet) восходит к удмуртскому, где это слово первоначально обозначало стропила, кровлю срубной гробницы.

Созвездие Ориона марийцы называют созвездием Коромысла - Вюдварэ (Vjudvare), а созвездие Плеяд созвездием Решета - Шоктэ (Shokte). Действительно, первое по форме напоминает некую дугу, а второе круг. Со "станом девичьим" сравнивается большое "море", видное невооруженным глазом на освещенной стороне луны.

Строфы 327-942. Юмонъудэр (Jumon-uder), Дочь Неба - дословный перевод имени богини. Под Небом здесь подразумевается отнюдь не прародительница богов Пэлгомс-Кава, собственно Небо, а некое животворное, но и одновременно Небесное, Высшее начало. Как видно из поэтического текста, Юмонъудэр сущностно тождественна вавилонской Инане-Иштар, олицетворению плотской любви.

Кремень - "тулкюй" (tulkjuj), что дословно означает "огненный камень". Сходные представления о "грозовых" или "огненных" камнях существуют у финнов, русских.

Образ Кара не поддается достоверной расшифровке. В разных источниках он фигурирует то как Большой Горный Человек, Курукъэнг (Kuruk eng), в роли некоего кудесника или даже хозяина троллей, то как обобщенный образ лешего. В любом случае его связь с божествами леса очевидна. В данном тексте Кар (Kar - может быть от удмуртского Kam?) называется сыном Пуона (Puon), "древес владыки", и Овды (Ovda) - дриады. Эпизод, повествующий о превращении людей, одевающихся в звериные шкуры с целью запугивания прохожих, в медведей, известен по записи В. А. Акцорина "Как на свете медведи появились" (1984). В данном контексте сюжет сватовства Юмонъудэр созвучен вавилонскому эпосу "О все видавшем". Так, Гильгамеш, порицает Иштар, пожелавшую сделать его своим супругом:

...И еще ты любила пастуха-козопаса,

Что тебе постоянно носил зольные хлебцы,

Каждый день сосунков тебе резал:

Ты его ударила, превратила в волка.

("О все видавшем", табл. VI, ст. 58-61).

Несколько отличные от вышеизложенного сюжеты о сватовстве Юмонъудэр содержатся в мифе о происхождении родовых покровителей, лудисов-кереметов (ljused, keremeted).

Весь дальнейший эпизод о сошествии Юмонъудэр в Преисподнюю удивительно напоминает сюжет вавилонской поэмы "К стране безысходной...", главной героиней которой является богиня Иштар:

...Приходит сторож, открыл врата ей...

В одни врата ее ввел и снимает, убирает большую

тиару с ее головы.

"Зачем убираешь ты, сторож, большую тиару

с моей головы?"

"Входи, госпожа! У царицы земли свои законы..."

("К стране безысходной...", V-VI).

Не исключено, что Апкаликов был знаком с шумерским мифом об Иштар в русском пересказе, что, впрочем, не исключает существования марийской версии этого общемирового сюжета. Согласно одному из текстов, жених Юмонъудэр появился из земляники. Он был сброшен с неба на землю Кереметом. Тело жениха Девы Неба разбилось на множество кусков, и из них выросли березы. Все это очень напоминает исторю Думузи и Адониса - умирающих и воскресающих божеств.

Оригинальность и, несомненно, архаичность, марийского мифа заключается в представлении о неких "жертвенных животных". Стоит полагать, что речь идет о тотемных предках различных марийских родов или племенных групп.

Книга четвертая

Строфы 1-84. Тулвика (Tulvika) - "Сила огня, света", дочь бога Шэа и богини воды Вюдавы. Богиня зари. Соответствует южноэстонской Юте (Juta). Золотой платок - (Short"no shovich) - платок, сотканный богиней грез Омо. Положенный на лицо, способен выдать желаемое за действительное.

Сюжет о превращении юноши в птицу содержится в тексте В. А. Акцорина "Белая лебедушка" (1978).

Строфы 85-98. Миф о конце "золотого века" восходит к фольклорной записи: "в древности люди жили в большом достатке. В то время небо висело очень низко над землей, не выше верхушек дубов и елей. Рожь была иная: начиная с земли, росли одни колосья. Однажды одна марийская женщина жала в поле. Устав от работы она легла прямо на колосья. Боги, которые сидели на дереве в образе птиц стали порицать ее. Тогда женщина бросила в них камнем. "Если над нами глумится, то пусть на земле не будет ржи!". Стали боги обрывать колосья, но кошка вцепилась мертвой хваткой в один из колосьев и не дала богам совсем уничтожить рожь. Однако боги все же наказали людей - подняли небо к звездам".

Строфы 99-183. Легенда о несостоявшемся жертвоприношении Сивомс (Sivoms - дословно: "жертва") имеет параллели в греческой мифологии:

Пред алтарем, меж рыдавших жрецов, Ифигения стала, -

Покорена богиня была; всем очи покрыла

Облаком вдруг и в толпе, при службе,

меж гласов молебных,

Деву Микен, - говорят, - заменила подставленной ланью.

(Овидий Назон "Метаморфозы", XII, 31-34).

Строфы 189-192. Мардэж-Ава (Mardezh-Ava), сестра Куго-Юмо, богиня ветров. Обитает в воздухе, может послать не только плодородный дождь, но и раздуть пожар вместе с Тулавой, повалить созревший хлеб. Считается разносчицей болезней. Соответствует мордовской Варме-Аве.

Строфы 225-287. История гибели Ора и исполнения пророчества Овисы основывается на историческом предании, восходящем ко временам борьбы марийских племен с булгарами.

Строфы 304-356. Онай (Onaj), Кугусинда (Kugosinda) - легендарные герои марийского народа, полувеликаны. Считались предками горных марийцев. Кугусинда - буквально "большеглазый". Некоторые из горных марийцев возводили свой род к великанам-онарам. Мурама (Murem) - Муром. Родовой центр родственного марийцам и мере племени мурома, на месте которого позже возник одноименный русский город. Пёртек (Pjortek) - древнее марийское поселение близ Нижнего Новгорода. Лэсти (Lesti) - младшая сестра Лаймы.

Строфы 391-434. Поэтическое описание основных этапов марийского свадебного обряда. Основано на материале народных песен.

В марийской свадьбе долгое время сохранялись черты матрилокальной организации, что характерно вообще для всех финских этносов (во многих семьях родители прислушивались к мнению дочери, которая могла прибегнуть к таким традиционным формулам как "кого полюбила, к тому и иду", "лучше буду есть один хлеб у отца, но за этого жениха не пойду замуж" и т. д.)

До середины ХХ века знакомства молодых людей происходили чаще всего во время религиозных праздников или традиционных игр, плясок. Зимой девушки устраивали посиделки, где они пряли пряжу, вышивали, пели песни. Туда же приходили молодые люди из соседних деревень, которые гостили у своих родственников. Посиделки обычно устраивались в четверг ("куго арня водэн"). Во время праздника "шорэк-йол" (овечьей ноги) девушки и парни нанимали за определенную плату дом, где они отмечали наступление нового года. Катания с ледяных гор были характерны для праздника "у арня". Иногда вместо саней использовались небольшие деревья на которые садилось сразу по несколько человек.

Познакомившись, парень и девушка не могли самостоятельно заключить брак без разрешения родителей. Единственным выходом было тайное вступление в половую жизнь, так как беременную женщину никто не мог взять кроме ее жениха. Чтобы убедить родителей в том, что ребенок зачат от него, парень договаривался со своим ближайшими другом, чтобы тот застал его вместе с невестой. Деревенский сход обычно решал этот вопрос в пользу влюбленных.

Бывали случаи когда молодые люди вступали в брак без всякого знакомства, например, если отец жениха находил в ближайшей деревне работящую и здоровую девушку и предлагал сыну жениться на ней. Если отец невесты давал свое согласие, то в этом случае, согласно норме обычного права, она должна была подчиниться ему, хотя такие случаи были очень редки. Когда родители девушки и она сама не сразу определялись со своим решением, прибегали к помощи сватунов. Их назначали из родственников или из числа людей хорошо знающих свадебные обряды. Сват или сваха ("темлэзе") ходили в дом невесты до тех пор пока не добивались согласия девушки выйти замуж за молодого человека. После этого отец жениха брал с собой одного мужчину из родственников и сына, если тот не видел девушки, и отправлялся вместе с ними в качестве сватов на смотрины ("удэр ончэмаш").

На смотринах в первую очередь решался вопрос о размере выкупа. Сватам приходилось иногда спорить до утра, бывали случаи когда их выгоняли. Они были вынуждены идти в другой дом или соседнюю деревню, так как отец жениха считал позором вернуться с пустыми руками. Поэтому сваты брали с собой много гостинцев и лучшего пива.

Если парень и девушка были давно знакомы, а их родители согласны на заключение брака, то сватовство протекало гораздо проще. За месяц до свадьбы жених с близкими ему людьми: будущими дружком ("саус") и свадебным головой ("суан вуй") ходили к невесте. Смотрины проходили в шутливо-игровой форме. Один из сватов начинал говорить с родителями девушки: "Мы приехали издалека, узнали от добрых людей, что у вас есть товар, а у нас купец. Покажите его нам, если понравится, то будем торговаться!". Чаще всего невесту сравнивали с животными или птицами: телкой, голубем, соловьем, что было отголоском древних тотемических верований.

Затем все садились за праздничный стол. Во время трапезы сват предлагал девушке, потом ее родителям пригубить немного пива или браги, тем самым они должны были выразить свое согласие на проведение свадьбы. При этом соблюдался обряд избегания: жених все время сидел за столом в головном уборе (обряд избегания восходит к родоплеменным обычаям финно-угров Поволжья).

После угощения договаривались о сроках свадьбы, размере выкупа, посаженных родителях ("пуртэмо ача-ава"), количестве подарков со стороны невесты ("тувур"), предназначавшихся для родных жениха: родителей, братьев и сестер, а также для сватов. Остальные получали только платки и полотенца. На прощанье девушка дарила своему избраннику или полотенце с вышивкой, или узорчатые вязанные перчатки, или платочек с кистями и разноцветной вышивкой (без использование черных и белых ниток; позже встречались черные платки, теперь только белые). Лучшим же подарком для жениха был кисет ("чондай"). Он представлял собой холщовый мешочек, покрытый богатой вышивкой, с приделанными к его углам тремя-четырьмя разноцветными тесемками, украшенными на концах кистями и бусинами.

Предсвадебные посещения невесты женихом, как правило, проходили в два этапа: "тувур висэктэмаш" и "пунчал". Они имели место и у поволжских марийцев, находили параллели в свадебных народов всего Урало-Поволжья. Первое посещение происходило через 2-3 дня после сватовства. Его название (дословно мерка платья) говорит о том, что в этот день невеста готовила свои наряды. Жених, сват и "саус" подъезжали к дому невесты и останавливались возле ворот. Чтобы пройти во двор они должны были заплатить детям и подросткам, родственникам невесты, которые "караулили" ворота. После этого сваты входили в дом и сев за стол угощали родителей невесты принесенными гостинцами. Жених хвалил будущих своих родственников за хорошее воспитание дочери и платил выкуп.

В это время в соседней комнате девушки наряжали невесту. Свадебный убор состоял из платья ("тувур") (до середины XIX века имевшее туникообразный покрой, позже он сохранился только до талии), легкой распашной одежды (до конца XIX столетия преимущественно национальная - "шовэр") между ними подпоясывали передник ("ончэлак"), который отделывался тканным узором по всему полю. В XIII - XVIII веках женский головной свадебный убор марийцев, состоял из назадника ("уппунем"), который представлял собой несколько связанных кистей-подвесок с нанизанными на них бусами, раковинами, металлическими трубочками-пронизками, бляшками. По заключению ряда исследователей он имел общефинское происхождение и восходил к обычаю вплетать в косы разноцветные нитки, кожаные полоски. Также одевали височно-грудные подвески, парные околоушные подвески, нагрудное украшение "сога".

Свадебный убор жениха был скромнее и состоял из белой холщовой рубахи, иногда с вышивкой на груди и на подоле и концах рукавов обшитой шелковыми тесьмами и лентами, традиционной шляпы с петушиным пером. Характерным элементом марийского свадебного наряда как мужского так женского был широкий пояс, с кистями на концах у женщин ("чокан ушто"), кожаный, вышитый бисером, серебряными монетами у мужчин ("кузан ушто", "шиян ушто").

Во время второго посещения окончательно обговаривали все условия. "Пунчал" открывал длительное пребывание невесты у посаженных родителей, во время которого она проводила девичник. Перед этим невеста выходила к жениху, их сажали рядом за стол, угощали. Затем девушка повязывала на шею своему избраннику и "саусу" полотенце длинной несколько метров. После этого они все вместе, взявшись за руки, обходили три раза вокруг стола, проходить между ними запрещалось, так как это могло лишить молодых счастья. Потом приданное невесты, ее личные вещи, гостинцы для посаженных родителей, грузили в повозку.

После этого свадебный поезд направлялся в дом "пуртэмо ава-ача". Их там встречали несколько родных посаженных родителей. Затем жених с товарищами уходили домой. В XIX - начале ХХ века у посаженных родителей невеста жила месяцами, выполняя у них тяжелые работы: пряла пряжу, чесала коноплю, ткала холст, не забывая готовится к свадьбе: отбирала приданное, вышивала полотенца, рубахи, а также брачную постель: перину, две маленькие и одну большую подушки. В этом ей помогали сестры и подруги. Жених мог посещать невесту только днем, и то по неотложным делам, готовясь к свадьбе: украшал тарантас, сбрую, окончательно выбирал "сауса" (по возрасту он должен был быть младше жениха), а также назначал "кугу вене" - старшего распорядителя свадьбы из числа братьев невесты или других родственников.

В день свадьбы посреди двора устраивали сиденья, площадку для танцев, ставили столы и помост для музыкантов. Еще до восхода солнца жених с "саусом" ехали к родителям невесты за сундуком и периной, которые охранялись братьями и сестрами невесты. После молодые принимали омовение и облачались в свадебные одежды. Под вечер "пуртэмо ава", девушка-соседка ("ончэлно шогэшо удэр", дословно: впереди стоящая девушка, см. IV, 418) и музыкант провожали невесту в дом, где проводился девичник ("удэр модэш"). Расходы во время этой церемонии несли посаженные родители.

Пока шел девичник, жених посылал "сауса" за приглашенными. Обычно собиралось не менее 10-12 пар. Раньше всех "саус" привозил музыкантов: барабанщика ("тумэрзо"), волынщика ("шувэрзо"). Волынку изготовляли из бычьего пузыря. Барабан представлял собой деревянное лукошко, обтянутое с обоих концов собачьей шкурой, которая издавала весьма резкий звук.

В доме жениха накрывалось два стола с квасом и угощениями. Всей церемонией распоряжались "саус" и "ончэлно шогэшо удэр" со стороны жениха и "кугу вене". Первый принимал гостей и подарки, вторая подносила блюда и кружки. Роль тысяцкого выполнял кто-нибудь из пожилых родственников жениха.

После произнесения приветственных речей, приглашенных рассаживали по местам: мужчин и женщин раздельно. Затем родители жениха назначали самых старших среди участников свадьбы: "шонго вате", голову которой покрывали обрядовым платком с красными шерстяными лентами и "шонго кугэза". Потом тысяцкий и его жена начинали свадьбу: тысяцкий из рук "сауса" брал кнут с колокольчиком и накрывал его платком, который ему передавала "шонго вате". По знаку тысяцкого музыканты заводили музыку и он вместе с супругой танцевал, делая три круга.

Далее тысяцкий вручал кнут "саусу", ударив его по спине и пожелав, чтобы тот достойно вел свадьбу. Следовало всеобщее веселье, танцы.

Через некоторое время, участницы свадьбы заводили песни. Первую из них посвящали отцу жениха: "Подобно белому голубю, играющему с птенцом своим, ты дитя вырастил...", матери жениха: "Вместо войлока, ты стелишь шелк, ожидая сноху сегодня...", жениху: "Пробудившись от сна, ты нежно целуешь жену молодую...", "саусу", "кугу венэлан", "ончэлно шогэшо удэран", барабанщику: "Не возвращайся из леса с пустыми руками, ты нам палочки барабанные принеси...", волынщику. Участницы свадьбы также пели песни, в которых выражали любовь своим мужьям: "Ведра зеленые на зеленом коромысле, нежно качаются на плечах моих, если мы будем жить в согласии, счастливо жизнь наша пройдет".

Наконец наступал час отправляться за невестой. Пока дружки готовили повозку, жениха и "кугу вене" сажали за стол. Тысяцкий брал непочатый каравай хлеба ("путэнь кинде") и обводил им вокруг головы молодого человека. Затем этот круглый хлеб клали на стол, а отец жениха втыкал в него монету, ограждая свадебный поезд от нечистых сил. Если по дороге ломалась ось, то деньги использовали для ремонта.

В XIX веке свадебные поезда двигались в определенном порядке: впереди скакали дружки верхами, за ними в повозках ехали родственники невесты, кортеж замыкал тарантас, в котором находились: жених, "саус", помощник тысяцкого (на козлах), сваха, тысяцкий. В поле ехали тихо, проезжая деревни с шумом и криком, распевая песни. Если в пути возникали трудности, их решали жрец и жрица. Они следили за различными приметами: лай собак при выезде из деревни предвещал несчастье, встреча двух свадебных поездов была не к добру и т. д.

По приезду к посаженным родителям, участники свадьбы посвящали им песни: "пуртэмо ава-ача", а также отдельно всем женщинам и мужчинам этого дома (мужчины мужчинам, женщины женщинам): "Твое платье цветное с тремя лентами, твоей дочерью [невестой] вышито, знать хорошая мать ты, если такую мастерицу за три дня вырастила".

После исполнения песен посаженная мать невесту с гостинцами. Перед тем как возвратиться назад, она говорила своей "дочери": "Свекор со своими гостями пришел к нам, пойди вытряхни свой "шовэр". Невеста с подругой выходила на улицу и, встав лицом к восходу солнца, вытряхивала кафтан и тут же опять надевала. Тем временем в доме "пуртэмо-ава-ача" продолжалось веселье. Пока гости пели шуточные песни в которых высмеивали "жадность" отца жениха, жених, "саус" и "кугу вене" несколько раз посещали невесту, принимая участие в девичьих танцах.

Наконец, невеста собиралась в дорогу, надевая на голову платок с кистями. Участники свадьбы заводили песни, в которых подбадривали невесту. Также посвящали песни и подругам невесты, "ончэлно шогэшо удэр".

Прибыв к посаженным родителям невеста одаривала их одеждой. Те в свою очередь подносили ей теленка (сейчас ограничиваются ягненком или парой гусей). Также невеста одаривала "сауса", "кугу вене", "ончэлно шогэшо удэр". Практиковался обряд притягивания женихом невесты посредством ловли конца брошенного ею полотенца. Затем свадебный поезд отправлялся в дом жениха.

Прибыв туда невеста одаривала родителей жениха и ближайших его родственников рубашками, а прочих полотенцами. В этом ей помогала посаженная мать и "саус". После дружка угощал молодых варенными пирожками ("подкогэльо"); "ончэлно шогэшо удэр" готовили постель для молодой пары. В летнее время в клетях, зимой в теплой бане. "Саус" старался ударить невесту кнутом до того как она успевала лечь в постель, жених должен был защитить ее, затем "ончэлно шогэшо удэр" и "саус" бежали на перегонки к столу. В случае если первыми прибегали девушки - в семье, согласно приметам, будет главенствовать жена. Наконец, молодых оставляли на ночь, закрывая клеть на замок. Перед этим невеста при всех снимала с жениха верхнюю одежду, а дружка два раза чуть приподнимал ее, говоря, что она "еще не поспела". На третий раз подходил "саус" и говорил, что "невеста легка как перина и теперь может лечь спать с будущим мужем".

Словарь марийских и финно-угорских

слов, встречающихся в поэме

Ава - мать, богиня

Ак(к)а - дева, сестра (фин-карел., коми, мар.)

Апшат - кузнец

Ваштар - клен

Вияненг - силач, богатырь, витязь

Водэж - дух, владыка загробного мира

Воткем - омут

Вюр - кровь

Вюдуа - ива

Вюдакке - русалка (коми)

Вувер, увер - колдунья, колдун

Вудака - туман

Вюд - вода

Вэл - страна, край

Ер - озеро (также небесное озеро-море)

Илемы - родовые поселки

Илма(тар) - небо, воздух, творение воздуха (фин-карел., удм.)

Йукс - лебедь

Кантеле - род гуслей (см. в комментариях к книге второй)

Карна - змея (вепс., фин-карел.)

Колмас - персонифицированная смерть

Куала, квала - храм, молельня (удм.)

Кува - старуха

Куго - большой, великий

Кудо - жилище, дом (также домашнее святилище)

Кунцем(с) - охотник (морд.)

Курук - гора

Курукенг - горный человек, тролль

Кугурак - старший в роде

Кюй - камень

Кюртньо - железо

Липет - царство мертвых

Лус, люс, лудис - хвоя, хвойное дерево, тотем

Лудисы, луды - добрые духи

Лэвэ (лэсти) - бабочка.

Мландэ - земля

Муни - жаба

Муро - песня

Мурэзо - певец

Мю - мед

Мюкш - пчела

Овда - дриада (лесная нимфа)

Омо - сон

Он - дух, хозяин

Онаенг - жрец

Онапу - священное дерево

Онар, нар - великан

Опкейн - людоед

Ор - крепость

Орва - колесница

Пикш - лук, стрела

Покшэм - изморозь

Пу - дерево

Пэлгом(с) - небо (горн. мар.)

Пэл - облако

Пэлэда, пеледэш - цветок, плод

Пю, пуна - зуб

Пюртус - природа

Сивомс - жертва (морд. "пища")

Синда, шиндя - глаз (коми, мар.)

Тул - огонь

Тумурзо - барабанщик

Турня - журавль

Тутэр - туман

Тэлэзэ - луна

Удэр - дочь, дева

Ур - белка

Фаты - род флейт, от гл. флаш, "дуть" (морд., горн. мар.)

Хирты - злые духи

Чарланге - цапля

Шокта - кровяная колбаса

Шонго - старый

Шортньо - золото

Шувэр - волынка

Шэчэ, ши, шонди - солнце (мар., морд., коми)

Шюдэр - звезда, веретено

Эр - утро

Эрге - сын

Ю - волшебные, божественные силы

Юзо - знахарка, волшебница

Юмо - бог, богиня

Сокращения:

Вепс. - вепский язык

Гл. - глагол

Горн. мар. - горный диалект марийского языка

Карел. - карельский язык

Коми - коми-зырянский язык

Мар. - марийский язык

Морд. - мордовский (мокшанский) язык

Удм. - удмуртский язык

Фин-карел. - восточнофинский, карельский язык.

ИСТОЧНИК:

сайт - форум Арктогеи

Комментарии: 6, последний от 21/05/2010.
Размещен: 14/09/2008, изменен: 27/11/2008. 199k. Статистика.
Поэма: Поэзия

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"