Утром зазвонил телефон. Эйри приподнялась с кровати и взяла трубку. На другом конце провода был ее отец.
- Эйри, доброе утро, - зазвучал в трубке тихий уставший голос. - Я позвонил попросить тебя, что бы ты скорее приехала на дачу... Повидать дедушку... возможно, в последний раз.
- Хорошо, я приеду.
- Тогда до встречи.
- До свидания, пап.
Спросони такие слова звучат довольно зловеще. Эйри откинулась на подушку и минут пять смотрела в потолок. Где-то в глубине души ее начала мучить совесть - она так редко виделась с дедом последнее время, все, как будто, откладывая свидание на потом, а теперь он умирает, и они увидятся в последний раз.
Каждый раз, когда Эйри приезжала на дачу, ей казалось, что она проносится сквозь время и оказывается маленьким ребенком. Девушка заходила через калитку и скрип старых петель вызывал жуткую ностальгию, вперемешку с щемящей грустью. Проходя по заросшей тропинке, ведущей через весь участок к дому, она разглядывала каждое дерево, проводила рукой по стволу, как будто здороваясь. Каждый бугорок, каждый камень она помнила с малых лет, каждая трель птички напоминала дни, проведенные здесь в детстве. Эйри проходила так весь участок, заглядывала под крыльцо сарайчика, где раньше стоял ее велосипед, доставала оттуда свою старую рогатку или сломанный деревянный меч, вырезанный ею самой, крутила в руках, а потом бережно убирала обратно. Она срывала кислицу, съедала и, как в детстве, морщилась, подходила к старой бочке с дождевой водой и заглядывала в воду - увидев ее силуэт, красные мотыли смешными зигзагами спешили спрятаться в глубине. Рядом с бочкой, сколько Эйри себя помнила, стояла миска с водой - из нее когда-то пили воду собаки деда, но теперь эта миска пустовала. Обойдя большой дом, она направлялась к старому небольшому озеру, заросшему камышами, в надежде, что вновь увидит белого лебедя. Постояв с минуту, Эйри разворачивалась и уже собиралась идти, но в последний момент вспоминала, доставала кусочек хлеба из кармана, ею специально припасенный, ломала его на кусочки и бросала в середину озера, наслаждаясь, как маленькие рыбки поблескивают в мутной воде. Потом она шла к дому, старому, с выцветшими крашеными деревянными стенами. Окна всегда были занавешены, и сквозь шторы в гостиной всегда просвечивалась включенная старая лампа, стоящая на столе. Она поднималась по скрипучим ступенькам крыльца, проходила через небольшой светлый коридор, миновала старую винтовую лестницу на второй этаж, и, открыв толстую тяжелую дверь со старинным замком, оказывалась в прохладном полумраке. Дед обычно сидел за компьютером, и что-нибудь выстукивал на клавиатуре - тоже до боли родной звук. Он мог ее и не заметить, и если так получалось, Эйри, стараясь не отвлечь деда, проскальзывала в его комнату. Там, на многочисленных полках стояли старые фотографии. Она обожала их рассматривать, там был и ее папа, совсем маленький и постарше, дед, тоже молодой, любимые дедушкины собаки - овчарки, борзая и дог. Еще там была и она сама. Пройдя вдоль всей этой галереи, Эйри поднимала взгляд и видела неизменно стоящего на самой верхотуре деревянного орла. Она проводила пальцем по крылу, а потом набирала в легкие воздуха и тщательно сдувала с него пыль. Рядом с орлом всегда лежала большая черная книга. Когда Эйри была маленькой девочкой книга пугала ее. Один раз, ей тогда было лет шесть, она пододвинула стул к шкафу и достала эту книгу - уж больно заманчиво блестели золотые страницы, но стоило девочке спуститься с добычей на пол, в комнату зашел дед, гневно сверкнул глазами и отобрал ее у Эйри. Потом он весь день читал ей нотации о том, как нехорошо трогать чужие вещи без спроса, и запретил ей впредь подходить даже близко к шкафу. Когда Эйри стала постарше, дед разрешил однажды взять и посмотреть книгу, но под строгим контролем. Девочка рассмотрела красивый черный переплет, расстегнула кнопочку, но тут ее еще детское чутье остановило руку и не позволило Эйри раскрыть книгу. Какой-то жуткий страх обуял девочку, и больше она так и не пыталась узнать, что скрыто за толстым переплетом. Дед пошутил, мол, книга считает Эйри еще маленькой и не хочет, что бы она ее читала, но в глазах у него блеснула нотка грусти и отчаяния. Такие нотки появлялись всегда, когда очередной несостоявшийся читатель откладывал книгу в сторону и удивленно поднимал брови.
В этот день Эйри повторила свою экскурсию по участку, точно так же, как обычно, но на этот раз она не ощущала того детского восторга, только боль. Ей показалось вдруг, что все осталось по-прежнему, что она сейчас зайдет в дом и увидит своего дедушку как всегда за рабочим столом, что он ее не заметит, и она проскользнет в его комнату. Когда Эйри уже заходила, она привычно удивилась тому, что все осталось на своих местах, что ничегошеньки не изменилось, даже отпечаток руки, оставленный ею на стекле входной двери год назад, остался нетронутым.
Зайдя в дом, та надежда, которая последняя, умерла. Лампа на столе не горела, стол с компьютером пустовал. Эйри прошла в комнату и увидела своего деда в кровати, худого и бледного, с выцветшими серыми глазами. Он заметил ее не сразу, она продолжала стоять как вкопанная, понимая, что здоровый кусок ее души медленно стирается. Он повернул голову, посмотрел на взрослую внучку и слабо улыбнулся. Девушка прошла мимо шкафа с фотографиями и заметила, что часть из них повернуты изображением к стене, и присела на пол рядом с изголовьем кровати. Она вдруг поняла, что не знает что говорить, что можно вообще сказать умирающему человеку? Эйри так и смотрела молча в серые грустные глаза, казалось, это продолжалось уже вечность, потом он начал засыпать. Она тихо встала, стараясь не разбудить деда, подошла к шкафу, где стоял орел, и лежала черная книга, привычно сдула пыль с фигурки. Немного поколебавшись, Эйри приподнялась на мысочки, нащупала пальцами твердый гладкий переплет, подтянула его к себе и сняла тяжелую книгу с полки, обдав себя облаком пыли. Тихонько она вышла в гостиную, устроилась в старом любимом дедушкином кресле, включила желтую лампу и положила книгу на колени. Так прошла еще вечность. Эйри машинально водила пальцем по краю переплета, не решаясь расстегнуть кнопочку на книге. Она вспомнила тот страх, но какая-то другая сила манила ее, просила открыть застежку и заглянуть внутрь. Медленно девушка поднесла руку и потянула кожаную полоску на себя. Кнопочка щелкнула и расстегнулась. В первый момент сердце застучало так, что у Эйри закружилась голова, но ожидаемый страх так и не пришел. Она осторожно поддела пальцами угол переплета и потихоньку открыла книгу - ... на листе ничего не оказалось. Эйри перевернула первую плотную золотую страницу, и опять на бумаге ничего не было. Девушка провела рукой по шершавому листу, и вдруг ей показалось, что на бумаге появляются какие-то буквы. Протерев глаза и немного прищурившись, она с изумлением увидела золотую надпись на каком-то иностранном языке. Было написано: TERRA INCOGNITA, немного подумав, Эйри перевела: Страна неизвестная. Буквы обрели четкость и начали увеличиваться, как будто приближаться к Эйри, она в страхе оторвала взгляд о надписи и посмотрела поверх книги - дед стоял, держась за дверной проем, и сверлил ее напряженным взглядом. Вдруг подул ветер, растрепав темные волосы девушки, страницы книги начали перелистываться сами собой, а на них начал проявляться текст, как будто чья-то невидимая рука быстро выводила слово за словом. Ветер все усиливался, Эйри пришлось зажмуриться. Поток воздуха стал настолько сильным, что ее вдавило в кресло, оно стало казаться необъятным, было трудно дышать. И в какой-то момент кресла не стало. Не стало ни стены, ни дома за ним. В ту же секунду Эйри отбросило назад с такой силой, как будто она стала ядром, выпущенным из пушки, и через какое-то мгновение ее полет резко прервался от удара обо что-то очень большое и твердое, дыхание перехватило от боли, и девушка, повалившись на землю, потеряла сознание. Первое и последнее, что она увидела, как ей в лицо сверху летел увесистых размеров апельсин.