Молот ведьм

Ночь пришла. Ты закрыла окно, и, захлопнув дубовые двери,
Ты ложишься в пустую кровать под холодным тяжелым стеклом.
Ты не спишь и не сможешь заснуть. В книге темных и древних поверий
Между строк засияют слова, и заплачет свеча над столом.

Ты не любишь ни книгу, ни дом. Ты давно в этом замкнутом склепе
Похоронена книгою той, что сильней всех дверей и ключей.
Злые чары седых колдунов, в прах истлевших во мраке столетий,
Заполняют объем хрусталя, словно мутная кровь. И ничей

Грубый голос не тронет тебя. Ночь не даст тебя звукам в обиду.
Как бесшумно сгорает свеча, как бессмысленно капает воск.
И строка исчезает с листа, ты страницу теряешь из виду.
Мрак удушлив, как толща воды. И мохнатыми лапами в мозг

Проникает неведомый страх, черный призрак опасных пророчеств.
Ты трепещешь, как пламя свечи. Ты предчувствуешь губы огня,
Что горячим своим языком обдерет перья черные ночи,
А потом поцелует тебя. Ты очнешься и вспомнишь меня.

Я недолго был здесь, я бежал из твоих заколоченных комнат,
Как кошмарный отравленный сон вместе с криком летит изо рта,
В ту привычную глупую жизнь, где о прошлом немногие помнят...
Ты встревоженно смотришь в окно. Ночь уходит. Ее пустота,

Беззащитно толкнувшись в стекло, раскололась от звуков набата.
Пятна факелов, клумбы костров разъедают, как моль, ее шаль.
Твой хрустальный сосуд дребезжит. За окном маршируют солдаты.
Вот и всадник на белом коне. Его перст, указующий вдаль,

Вдруг нашел в переплете окна силуэт. Подавившийся криком
Полководец дает шенкеля. Вслед за ним через ветхий забор,
Словно стая невиданных птиц, словно память о чем-то великом,
Полетел головной эскадрон. Но ни капельки пота из пор

Твоей кожи прозрачной испуг не сумеет на простыни выжать.
Знаешь ты - не разбить топором дверь, закрытую тайным ключом.
Жаль, не знает привратник того. Он уже не надеется выжить.
Его время ушло. Он падет, защищая старинным мечом

Твой порог. Глухо лязгнула сталь. Он упал на колени у дома,
И уткнулся небритым лицом, как в тюфяк, в окровавленный снег,
И затих. Отвернись, не смотри, как мой профиль, до боли знакомый,
Был впечатан копытом коня в твой заснеженный сад. Я навек

Засыпаю и вижу во сне, как твои побелевшие губы
Шепчут клятвы. Распахнута дверь, и священную чашу ветров
Ты швыряешь под ноги гостям. И смолкают победные трубы,
И потоки слепого дождя обнаженные язвы костров

Исцеляют бальзамом небес. И, размокнув, взрывается бездна.
Ветер рвет из распахнутых ртов покаянные мольбы пощад.
Стрелы молний пронзают толпу, и укрытья искать бесполезно.
Опьяненный свободою вихрь выметает полою плаща

Инквизиции скомканный сор. Но зажми свои уши, не слушай,
Как коснеющий дряблый язык изрыгает предсмертную грязь.
Лучше выйди в затоптанный сад. Среди хаоса душ мою душу
Отыщи и возьми ее в дом. О спасеньи души не молясь,

Я молюсь, чтоб нашелся приют для нее в этом кубке хрустальном,
Что стоит у тебя на столе, преломляя сиянье свечи.
Как спокойно и тихо внутри. А снаружи, бледна и печальна,
Ты берешься за книгу свою, нервно треплешь листы. И в ночи

Все рычит и свирепствует вихрь, не имевший доселе названья,
И над миром, низвергнутым в пыль, все сгущается черная мгла.
Только ты безо всяких надежд продолжаешь твердить заклинанья,
И по восково-бледной щеке, словно капля, слеза поползла.