Посеребрённая ручка мягко скользнула вниз, дверные петли, очнувшись от давнего сна, скрипнули, и в полумрак зала скользнула хрупкая невысокая девушка. Прерывисто дыша, она на миг привалилась к косяку, затем порывистым движением захлопнула дверь, и с приоткрытых губ слетел досадливый стон: если так шуметь, о какой конспирации может идти речь?
- Так или иначе - отступать некуда!
Собственный голос показался невероятно звонким, оглушающим. Словно отголосок набатного колокола, он дрожью пробежал по телу, вынудив беспокойно обернуться к двери и замереть. Тишина. Ещё есть время исполнить задуманное. Главное, не отступить. Не струсить. Страх, липкий и влажный, как растекающееся желе, медленно и неотвратимо подбирался к сердцу. Его тонкие щупальца замораживали кровь, затрудняли дыхание.
"Отец не простит... - Девушка коротко всхлипнула и нервно пригладила длинные тёмные волосы, разметавшиеся от бега. - Или ему теперь будет всё равно? Ведь я уже никогда не стану жрицей (?)... Так какая разница!" Руки скользнули по волосам, по тонкому шёлку платья и безжалостно сжали драгоценную ткань на бёдрах, а взгляд больших, влажных глаз наполнился жгучей решимостью и заскользил по залу, полному утёрянных, никому не нужных воспоминаний. Плотно задёрнутые шторы трепетно оберегали их от внешнего мира и солнечного света. Вдоль стен, обитых толстыми дубовыми панелями, высились громоздкие завалы разномастных стульев, похожих на сбившихся в кучу ежей, рулоны старых гобеленов и разноцветных ковров. Большие и маленькие, узкие и широкие шкафы, шкафчики, секретеры и серванты тёмными скалами заполняли пространство зала, а одинокие кресла и канапе казались мелкими безжизненными островками в этом обречённо угрюмом море забвения.
Девушка невольно поёжилась: обстановка кладовой залы как нельзя лучше отражала царящее в душе уныние, и это было не слишком приятно. "Неужели всё хорошее для меня закончилось? Почему? За что?" Стиснув пальцы сильнее, девушка резкой, неровной походкой прошла в глубину зала и остановилась перед огромным гардеробом, когда-то украшавшим спальню её матери. Высокие зеркальные дверцы больше не блестели, на гладкой поверхности не было ярких, весёлых хрустальных искр. Теперь здесь царили мутные разводы, оставленные небрежными руками служанок, раз в несколько месяцев заглядывающих в зал, чтобы смахнуть накопившуюся пыль.
- Мама...
Тихий вздох сорвался с губ, а сердце учащённо забилось и затрепетало, тщетно пытаясь противостоять горечи и состраданию. Подавшись вперёд, девушка прижалась щекой к холодному зеркало и сжала веки.
- Мама...
В ушах зазвучал надрывный крик, а перед глазами развернулась самая ужасная в жизни картина - родители стоят друг напротив друга и кричат, кричат, кричат, не переставая. Это было невероятно и... пугающе. Милые, добрые мама и папа, что всегда казались воплощением любви и понимания, исторгали проклятия, упрёки и обвинения.... И всё из-за неё. "Нет! Я здесь ни при чём! Это мерзкие тиратцы! Их мерзкий договор! Ненавижу! К чему бы они ни прикасались, всё обращается в тлен!"
- Гедерика!
Девушка вздрогнула, оглянулась и испуганно уставилась на дверь. "Ну, нет! Только не сейчас. Я ещё ничего не успела".
- Геде! Ну, где ты? Хватит прятаться!.. Это глупо!... Гедерика Сердана Аламика Терригорн! Я знаю, что ты рядом! Немедленно выходи! Трусость не пристала юной леди! Имей мужество встретить судьбу с гордо поднятой головой!
Голос нянюшки, поначалу приятный и мягкий, стал строгим и жёстким, как железный прут. Он требовал, вынуждал подчиниться, и девушка сама не заметила, как сделала несколько мелких шагов к двери. И остановилась, растерянно хлопая глазами.
- Да что же это такое? - еле слышно прошипела она. - Совсем у меня мозги отбило, что ли?
Геде глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и отрешиться от наполненного магическим зовом голоса няни, отгородила сознание щитом и вернулась к гардеробу. Растворив зеркальные дверцы, девушка почти целиком забралась внутрь и стала нетерпеливо ощупывать гладкое пыльное дно.
Идея устроить тайник под носом у матери, возникла давно. Геде было шесть, когда её магический дар проявился и на семейном совете было решено приставить к ней учителя. Нянюшка Тель убеждала отца, что вполне справится с этой ролью сама, но Миганаш Терригорн посчитал, что два учителя для его любимой дочурки лучше чем один. Тогда Геде было всё равно, но теперь она выросла и понимала, что тогда им двигало. Нянюшка Тель была эльфийкой. Не то, что бы Миганаш Терригорн не любил эльфов. Отнюдь. Как глава Совета Ликаны он часто и много общался с представителями Федерации малых рас, и даже состоял в дружеской переписке с некоторыми из них. Но когда дело касалось магии... Миганаш Терригорн твёрдо придерживался канону, гласящему, что магия малых рас и людей различна по сути и никоим образом не пересекается. Тель не единожды пыталась переубедить упрямца, но Миганаш, даже если и удосуживался выслушать эльфийку, всегда оставался при своём мнении... И вопреки протестам няни в жизни Гедерики появился Каломуш Перт.
Двадцатилетний студент с русыми волосами и усыпанным веснушками лицом казался Гедерике ужасно взрослым. Девочка, открыв рот, вслушивалась в его бархатный низкий голос, краснела под внимательным пристальным взглядом и грезила о том, чтобы никогда не расставаться с учителем. Но первая влюблённость развеялась, как лёгкая утренняя дымка, едва Геде узнала Каломуша поближе. Отстранённость и недоступность, сквозившая из него на первых уроках, постепенно сменялась дружелюбностью, доброжелательностью и даже насмешливостью. Уже через месяц учитель и юная ученица приятельствовали, а уроки превратились в весёлые, азартные игры, главенствовала в которых магия. И, если бы не каждодневные отповеди нянюшки, единственная дочь главы Совета Ликана наверняка превратилась бы в неугомонного сорванца.
Каломуш и Тель на дух не переносили друг друга. Эльфийка считала, что воспитатель из Перта никудышный и ему нужно строго-настрого запретить приближаться к юной Гедерике, но Миганаш Терригорн был иного мнения: лучший студент академии, почти выпускник нравился главе совета, особенно его негасимая жизнерадостность и оптимизм. И на все высказывания эльфийки он категорично заявлял: "Каломуш останется, потому что с ним моя дочь улыбается!" Тель лишь качала головой и уходила. Она многое повидала в жизни и была убеждена, что труднее всего в жизни приходится светлым и открытым существам, а упрямец Миганаш воспитывал дочь именно такой....
Но в дни своего беззаботного детства Гедерика ни о чём этом не ведала. Она смеялась и шалила, лазала по деревьям и вместе с учителем устраивала в саду пикники, где они, как два ровесника беззаботно болтали и спорили о разных важных вещах - о том, почему каждый день всходит солнце, как в тучах рождается дождь и зачем человеку магия.
Пальцы нащупали крохотный выступ. Затаив дыхание, девушка надавила на него и неприметная деревянная панель отъехала в сторону, открывая прямоугольное широкое углубление. Тайник. Единственная вещь, о которой не знала вездесущая нянюшка. Гедерика хихикнула, вытащила из темноты плоскую тяжёлую шкатулку и поставила её на колени. На лакированной крышке был нарисован спящий котёнок. Свернувшись клубком, он забавно прижимал лапку к мордочке, точно ребёнок, сосущий во сне пальчик. Конечно же шкатулку подарил Гедерике Каломуш. И тайник сделать помог. Перт считал, что у каждого человека должен быть хотя бы один секрет. Секрет, который можно лелеять и хранить или поделиться им с другом. "Секреты и тайны связывают людей сильнее родственных уз", - с улыбкой говаривал он своей маленькой ученице, и она верила ему на слово. А потом у неё действительно появился секрет - магический тайничок в покоях матери. Секрет, который она разделила с Каломушем, лучшим другом на свете.
Гедерика улыбнулась и открыла шкатулку. Именно ради них - ради папы и мамы, ради Каломуша и Тель - она должна быть сильной и смелой. Она не позволит тиратцам распоряжаться своей судьбой. В тайнике хранилось множество полезных и не очень мелочей. Геде нужны были две из них - ножницы и круглый фиолетовый камешек с наложенным Каломушем заклинанием. Пять лет назад он сделал это шутки ради. Его ученица в очередной раз поругалась с няней и горела желанием отомстить. Конечно, учитель знал, что Геде не злопамятна, что её злость улетучится раньше, чем он закончит колдовать, но всё равно уступил. И камешек остался. Он занял место в "сокровищнице" Гедерики и лежал бы там всегда, если б не унизительный договор с тиратцами.
Гедерика отыскала заклинание Каломуша, сунула его в карман и без колебаний взяла в руку ножницы. На мгновение ей почудилось, что серебристый металл слишком зловеще блестит в полумраке, но она отогнала страх и сомнения прочь. Собрав волосы, девушка поднесла к ним ножницы и зажмурилась. Щелчок, ещё один, ещё, и рука, удерживающая волосы свободно опустилась к полу, а шее стало холодно и неуютно. Бросив ножницы в шкатулку, Гедерика провела рукой по голове и прерывисто выдохнула - непозволительно коротко, как у мальчишки.
- И это только начало, - со злым упрямством сказала она, захлопнула шкатулку и засунула её в гардероб. - Ты ещё пожалеешь, что связался со мной, Дигнар!
Волосы в тайник не влезли, и со вздохом Гедерика засунула их под ближайшее кресло, решив, что так они не сразу бросятся в глаза. О том, что будет, когда все увидят её почти лысой, девушка старалась не думать. Захлопнув дверцы шкафа, она выпрямилась и достала из кармана фиолетовый камушек.
- Поздно отступать. Будь, что будет! - Гедерика всхлипнула, покосилась на кресло, под которым упокоилась её роскошная грива и поднесла его к губам.
Лёгкий толчок в солнечное сплетение, небольшое жжение кожи. Геда не знала, как именно сработает заклинание, но предполагала, что в зеркало, для собственного спокойствия, ей лучше пока не смотреться, и, развернувшись к гардеробу спиной, зашагала к двери. У дверей, под покосившемся секретером из красного дерева, её ждал плотно свёрнутый узелок с неприметным коричневым костюмом, в коих щеголяли слуги дома главы Совета. Шёлковое платье полетело на пыльный пол. Гедерика втиснулась в узкие плотные штаны, затянула кожаные ремешки на куртке, нахлобучила на голову мягкий плюшевый берет. Короткие пряди непривычно топорщились, щекотали лицо, но девушка постаралась не обращать на это внимание. Главное - она перестала быть похожей на саму себя. Теперь можно было выбраться из дома и отправиться к городским воротам, ведь до прибытия делегации Тирата оставалось всего ничего. Она посмотрит на пресловутого сына сатрапа, а уж потом решит, что делать дальше. Почему-то Геда была уверена, что один взгляд на врага поможет ей выработать нужный план действий. По крайней мере, она на это очень рассчитывала.
Осторожно приоткрыв дверь, девушка выглянула в коридор и прислушалась. Она чувствовала, что нянюшка где-то рядом. Приятное напряжение охватило тело: как же давно Геда мечтала потягаться со всесильной эльфийкой. До сегодняшнего дня ей казалось, что магия Тель безгранична, что ей самой никогда не достигнуть подобных высот в магическом искусстве. Что бы ни делала Геда, какие бы ни выдумывала проказы, вездесущая няня всегда опережала её на шаг, появлялась в самый неподходящий момент и пресекала задумку, а потом ещё и отчитывала, словно маленького несмышлёного ребёнка. "Ничего, сегодняшний день всё изменит", - с затаённым торжеством подумала девушка, сосредоточилась и, окружив себя заклинанием отвода глаз, покинула зал.
Впрочем, заклинание оказалось излишней предосторожностью. Пока Гедерика быстро шла к чёрной лестнице, она не встретила ни единой души. "Конечно, все уже на площади. Кто же захочет пропустить из ряда вон выходящее событие! И только я, как последняя дурра, должна сидеть в своей комнате и ждать... Ни за что!" Стиснув кулаки, девушка на секунду остановилась, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Присутствие нянюшки ощущалось где-то в восточной части дома. "Значит, успеваю!" - мысленно возликовала Геде и бросилась вперёд с удвоенной скоростью. Мягкие кожаные башмачки дробью простучали по истёртым ступеням, входная дверь распахнулась, и девушка с наслаждением вдохнула прохладный утренний воздух. На душе стало намного легче и светлее, точно из мрачного подземелья она вырвалась на солнечный свет. "Всё дело в ожидании", - вздохнула Гедерика. Сейчас, оказавшись на улице, она вдруг поняла, какой угнетённой и несчастной чувствовала себя в последние дни. Родители, друзья, знакомые - все смотрели на неё с сочувствием и печальным состраданием, будто девушка внезапно заболела тяжёлой, неизлечимой болезнью.
- Долг. Долг. Все только и твердят о нём, но никто даже не попытался понять меня. Действительно понять! На кой мне их сочувствие? Что я с ним буду делать там?.. - Гедерика громко шмыгнула носом, нервно поправила берет и направилась к городским воротам, продолжая ворчливо бормотать: - Почему именно я? Выбрали бы лучше Элинику, она и красивее, и характер у неё решительный. Вон, как братьев своих гоняет. А ведь она в семье самая младшая. И она тоже дочь советника! Почему?
Вопрос был глупым, и Геде это отлично понимала. Элиника могла быть трижды красавицей и умницей, но дочерью главы Совета она не была, и тиратцев совершенно не интересовала...
Гедерика миновала центральный рынок, пересекла небольшой аккуратный сквер, окружающий высокое белоснежное здание библиотеки, и вышла на широкую мощёную улицу, ведущую к городским воротам. Здесь было шумно и людно. Девушка вклинилась в плотную, возбуждённую толпу и с облегчением выдохнула: теперь нянюшку можно было опасаться. В подобной толчее отыскать одного единственного человека практически невозможно. Почти не прислушиваясь к болтовне окружающих, Гедерика вертела головой и думала о том, что, даже считая тиратцев врагами, ликанцы не желали ударить перед ними в грязь лицом и вырядились сегодня в самые лучшие свои одежды. Богатые горожане щеголяли шелками и драгоценностями, а менее зажиточные - добротными, расшитыми яркими нитками платьями и плащами. У всех без исключения на головах высокие шляпы с перьями.
"Так или иначе, для них это праздник..." - с грустью и раздражением подумала девушка и вдруг почувствовала, как сердце наполняется щемящим счастьем и любовью. Геда любила своих гордых и независимых соотечественников, всех без исключения. Она гордилась тем, что родилась в Ликане. Взгляд девушки стал ищущим и жадным. Она всматривался в одухотворённые, предвкушающие лица и улыбалась, отыскивая знакомых. Вот Паруш Теликор, с ним она ходила в начальную школу. Паруш обожал рисовать корабли с огромными выгнутыми парусами. А вот, в двух шагах, утиной походкой вышагивает Теламика Вантертаг, почтенная супруга хранителя городской библиотеки. В руках - неизменный розовый зонтик, на плече - вышитая бисером сумочка. Госпожа Вантертаг ею очень гордится, ещё бы сумочку вышил её драгоценный супруг...
Ощутив на себе пристальный взгляд, Теламика обернулась, и Геде поспешно опустила глаза. Девушка не боялась, вряд ли госпожа Вантертаг узнает ей в этой одежде и без роскошных волос, но рисковать всё-таки не стоило. Однако удержать взгляд долу долго не вышло, и Гедерика стала вновь рассматривать попутчиков, ведь именно ради них, ради спокойствия ликанцев, ради мира и процветания их страны, девушка должна была уехать в Тират. "Ты станешь залогом светлого будущего всей Ликаны!" - так два месяца назад сказал ей отец, и Геда согласилась на брак с сыном сатрапа. Согласилась решительно и твёрдо, чтобы покинув зал Совета окунуться в беспросветную, мучительную тоску.
- Я оказалась слабой и глупой, - прошептала Гедерика. - Но я не могу... Хотя бы попытаться.
Внезапно к щекам прилила краска, приоткрытые губы задрожали - волна отчаяния и стыда окатила девушке с головы до пят. Щелчок ножниц, извлечённый из тайника камень-заклинание, ворованная одежда. Каждым своим шагом Гедерика предавала леканцев, и ничего не могла с собой поделать.
Болезненный толчок в спину заставил девушку продолжить путь: она и не заметила, как остановилась в растерянности. Поглубже надвинув берет, словно он мог скрыть пылающие щёки и влажные от слёз глаза, Геде шла к городским воротам, а голоса и смешки леканцев точно позорные плети хлестали её сознание. И всё-таки она отступила. Гедерика могла бы вырваться из толпы, вернуться домой и покаяться в содеянном. Она знала, что её простят и, возможно, поймут, но повернуть не могла.
Постепенно слёзы высохли, щёки перестали пылать - стыд спрятался где-то глубоко внутри, уступив место приглушённому раздражению. "Не буде ничего решать, пока своими глазами не увижу этого... этого... гуся!" Внутренний голос тут же услужливо сообщил, что с этим заявлением она несколько опоздала, но Гедерика лишь сильнее сжала губы и зло сверкнула глазами.
- Так или иначе, врагов нужно знать в лицо, - прошипела девушка слишком громко, и шедшая рядом плотная высокая женщина испуганно покосилась на неё и подалась в сторону.
К счастью в этот момент они уже подходили к городским воротам и, забыв о странном подростке, горожанка привстала на цыпочки и стала высматривать удобное для обозрения место, а, отыскав его, проворно заработала локтями, с лёгкостью проталкиваясь сквозь плотную толпу. Гедерика с завистью посмотрела ей вслед: с её худосочной фигурой о подобной силище можно было лишь мечтать. Но, с другой стороны, малый рост и щуплость имели свои преимущества. Гедерика хитро ухмыльнулась и без промедления направилась к старому многовековому дубу, на толстых крепких ветвях которого громоздилось уже не меньше трёх десятков мальчишек. Прорваться к дубу оказалось непросто, горожане, разгорячённые ожиданием, пропускали "подростка" весьма неохотно. Продвижение Геде сопровождалось тычками и недовольными возгласами, кои она старательно пропускала мимо ушей. Мысленно ругая соотечественников за грубость и представляя разгневанное лицо нянюшки, когда та увидит совершенное неуместные на теле "юной леди" синяки, девушка наконец добралась до цели и остановилась, задрав голову. Толстый ствол, покрытый серой, рифлёной временем корой уходил в вышину и казался огромной тёмной башней, а гигантские ветки и широкие листья - змеями и бабочками, заполонившими небо. На фоне каменной белёной стены, опоясывающей город и аккуратных трёхэтажных домов, большинство из которых составляли гостиницы, раскидистый дуб выглядел ненужным и неестественным, но у Совета рука не поднималась отдать приказ о его уничтожении, ведь посадил его основатель Вейны - Багодиш Марритон.
Гедерика с благоговением коснулась шершавой коры, а потом поплевала на руки и начала проворно взбираться на дерево. Справа от неё сопел такой же мелкий охотник до удобных зрительных мест. А позади, "наступая на пятки", взбиралась рыжеволосая девчонка с двумя тонкими длинными косичками.
Выше, выше, мимо задорно болтающихся ног и ехидно-насмешливых взглядов. Геда начала уставать - не каждый день дочери главы Совета приходилось лазать по деревьям, а "свободных мест" всё не было. Скосив лаза вниз, девушка вздрогнула: она забралась слишком высоко, так, как никогда прежде. Голову немного повело, кровь застучала в висках, и Гедерика всем телом прижалась к стволу, пытаясь унять страх. Гогот и презрительный свист ударили в уши. Уткнувшись лицом в кору, Геде сжала веки, представляя себе, как сидящие на ветках дети и подростки тычут в неё пальцами, но заставить себя ползти дальше не могла.
"Нужно признать поражение и спускаться", - тоскливо подумала девушка, и в этот момент трубачи на городской стене возвестили о приближении тиратцев.
Тихонько всхлипнув, Гедерика повернула голову, не замечая, как грубая кора царапает кожу, и затуманенными от слёз глазами взглянула на тёмную арку ворот. Трубы продолжали нещадно реветь, толпа, на секунду примолкнув, разразилась приветственными воплями, но для Гедерики все звуки словно умерли. С пустым равнодушием она смотрела на пышно разодетых всадников, медленно выезжающих на площадь, на их яркие, красно-золотые плащи с вытканными на плечах медведями - гербом Тирата, на чёрные шляпы, с широких полей которых струились сребристо-белые перья, и ждала его - незнакомца, разрушившего её жизнь.
А всадники продолжали прибывать. Проехав парами через городские ворота, они, как по команде разъезжались в стороны и выстраивались ровным полукругом. Ликанцев они и взглядом не удостоили, словно площадь была пуста. Несколько тиратцев оказались совсем рядом с дубом, и Гедерика даже смогла разглядеть их лица. Не очень чётко, но достаточно, чтобы уловить смуглый оттенок кожи, присущий южанам, резко очерченные скулы и презрительно, как ей показалось, сжатые губы.
"Ненавижу вас!" - хотелось заорать девушке, но сил на крик не было. Тело била мелкая дрожь, слёзы высохли. Каким чудом она всё ещё удерживается на дереве, Гедерика старалась не думать. Закусив губу, она заставила себя вновь посмотреть на ворота. Тиратцев становилось всё больше, одежды их выглядели уже откровенно и вызывающе роскошными, а в гривах и хвостах лошадей засверкали нити драгоценных камней. Приближённые наследника. Наглые жёсткие улыбки владетелей мира, точно не гости прибыли в Бершан, а завоеватели. Каждого сопровождают один-два телохранителя в простых чёрных одеждах.
- Фантоши... - сорвалось с губ, и, забыв обо всём, Гедерика вытянула шею, силясь лучше рассмотреть легендарных тиратских воинов.
В голове закрутились обрывки сведений, полученных из учебников и рассказов Каломуша. Воспитанные Орденом Чистого Духа, фантоши являли собой образец беззаветной преданности. Они полностью отказывались от собственной судьбы, ради служения первым лицам Тирата. Молчаливые и аскетичные, фантоши тенями следовали за своими хозяевами, готовые по первому слову разорвать любого. И всё. Это была вся информация, которой располагали ликанцы, и из-за её скудности существование фантошей обрастало множеством, порой самых невероятных слухов и предположений. Говорили даже, что они искусственно выведенная раса, что где-то в подземных лабораториях Ордена расположен загадочный инкубатор, в котором выращивают этих странных, лишённых эмоций существ...
Гедерика наморщила лоб: слухи слухами, но в живую фантоши выглядели пусть и странными, но вполне обычными людьми. "Воинами", - поправила она себя. Действительно весь облик тиратских прислужников словно кричал, что они воинственны и опасны. Закрытые головные уборы с прорезями для глаз, лесенка длинных вздыбленных "хвостов", спускающаяся от затылка к шее. Скрещенные за спиной лёгкие мечи, Широкие кожаные пояса с кинжалами и какими-то закруглёнными железками. Гедерика не разбиралась в оружии, отец старался держать её подальше от всего, что было связано с насилием и жестокостью, ведь ей предстояло стать жрицей и нести людям свет...
- А теперь меня поглотит тьма, - прошептала девушка. Взгляд напряжённых синих глаз скользил от одного фантоша к другому, и все они казались Геде бесспорным олицетворением её будущего, мрачного и безликого.
Рискуя свалиться, девушка оторвала руку от ствола и впилась в неё зубами. Боль не позволила ей разрыдаться. Шумно выдохнув, Гедерика разжала челюсти и стала медленно спускаться вниз. Она увидела всё, что хотела. Почти всё. Отчаянное желание хоть одним глазком увидеть ненавистного сына сатрапа безвозвратно испарилось. Теперь Гедерике хотелось одного: воспользоваться суетой, царящей в городе, ускользнуть за ворота и отправиться куда глаза глядят. И никогда не возвращаться.
Спускаться оказалось труднее, чем забираться наверх. Прижимаясь к стволу, Геде, точно гусеница, ползла вниз. Медленно, сантиметр за сантиметром. Колени и кожу на животе саднило, нежные пальцы кровоточили. "Дура! Ну какая же я дура! Зачем я всё это затеяла? Нужно было просто удрать! Нет же, захотела, чтобы он сам от меня отказался! Да с чего я вообще решила, что ему есть дело до того, как я выгляжу?" Ясная и простая мысль как громом поразила Гедерику. Она застыла, расширенными глазами глядя прямо перед собой, а потом резко обернулась - наследник сатрапа как раз выезжал из арки ворот. Взгляд Гедерики намертво прирос к круглому, немного одутловатому лицу с коротким широким носом, пухлыми губами и узкими, словно замочные скважины глазами. Чёрные, длинные, как змеи, волосы украшал тонкий золотой венец. Но как же неуместно смотрелся он на этом худосочном мелком человечке. "И это самый завидный жених Тирата? - ужаснулась Геде. Даже в самом кошмарном сне она не могла представить себе, что этот... этот... станет обнимать её. И целовать! - Нет! Ни за что! Лучше умереть!" Девушка не смогла сдержать слёз, и они горячим, обжигающим потоком заструились по обескровленным щекам. Но отвернуться Геде не могла: всхлипывая и по-детски шмыгая носом, она наблюдала, как Дигнар останавливает коня перед застывшими в приветственных позах членами Совета, а неизменная пятёрка его фантощей спешивается и преклоняет колени, ожидая, когда из высокородный господин ступит на землю. "У него их пять... - заторможено подумала девушка. - Больше, кажется только у сатрапа. Шесть? Семь?.. Не помню..." Геде почему то стало обидно, что она забыла этот общеизвестный факт, и слёзы потекли с удвоенной силой. Они замутили взгляд, заставляя жмуриться и часто моргать, и теперь Гедерика скорее угадывала, что происходит, чем видела. Расплывчатый силуэт - желто-зелёная мантия и короткая бородка - отец. Он что-то проговорил, и ликанцы разразились приветственными криками. "Ну, почему они радуются? Это же враги!" Девушка перевела глаза на Дигнара, тот по-прежнему сидел верхом, точно каменная статуя. Лицо ничего не выражало, пальцы крепко сжимали поводья. Наконец, он что-то произнёс и слегка склонил голову, видимо, выражая благодарность за тёплый приём. А потом произошло неожиданное: один из фантошей сорвался с места, подскочил к лошади хозяина и застыл на четвереньках. Геде даже перестала плакать. Раскрыв рот, она смотрела, как Дигнар перекидывает ногу через шею коня и опускает сапоги прямо на "живую ступеньку". Крики на площади смолкли. Ликанцы, как и юная Гедерика, во все глаза таращились на эту неприкрытую демонстрацию пренебрежения к человеку. Словно насмехаясь над всем, во что верили ликанцы, сын сатрапа немного постоял на спине фантоша, а потом спрыгнул на землю и с гордым видом последовал за растерянными членами Совета, которые изо всех сил старались не показать, как сильно задела их выходка гостя.
Гедерика бросила взгляд на поднявшегося с земли фантоша: на чёрной куртке отчётливо проступали следы господских сапог, и вновь обернулась на будущего супруга. Дигнар удобно устроился на мягком диване в элегантном открытом экипаже и, откинувшись на спинку, равнодушно взирал на ликанцев.
- Как я буду жить среди всего этого? - невесомо выдохнула Гедерика.
Воздух разорвал свист бича. Экипаж дрогнул и неторопливо покатил к центру города. Почти сразу его окружили всадники-фантоши, а позади выстроилась длинная вереница тиратцев. До приёма оставалось не больше двух-трёх часов, и Геда тяжко вздохнула: нужно было на что-то решаться. Бежать и предать свой народ или вернуться домой и попытаться загладить свою выходку? Девушка содрогнулась, представив укоризненные взгляды родителей и нянюшки, и обречённо продолжила спуск. Она вновь отрешилась от происходящего. Рядом проворно спускались девчонки и мальчишки, звучали шутки и звонкий смех, но Геде ничего не видела и не слышала. Она ползла и ползла, невидящим взглядом скользя по грубой шероховатой коре, пока ноги не упёрлись во что-то твёрдое. Не сразу сообразив, что она уже достигла земли, Гедерика отступила от дерева, развернулась и уткнулась взглядом в знакомые серые глаза.
- Телль?
- И как это понимать, юная леди? - строго осведомилась эльфийка.
Высокая, худая, в длинном, струящемся шёлковом платье, она походила на сказочную королеву, и Гедерика нервно сглотнула, понимая, как убого и серо смотрится на её фоне. Тем более сейчас, с неровно обрезанными волосами и непонятно чем на лице. "Всё-таки нужно было посмотреть в зеркало". Запоздалая мысль расстроила девушку ещё больше, и она не нашла, что ответить нянюшке. Уткнувшись взглядом в серую утоптанную землю, Геде закрыла глаза, чувствуя, как неумолимо краснеет.
Поза раскаяния впечатления на эльфийку не произвела. Резким движением откинув за спину длинные светлые волосы, она шагнула к подопечной, схватила её за подбородок и стала придирчиво разглядывать бледное, покрытое серо-коричневой сыпью лицо.
- Когда-нибудь я прибью Каломуша, - наконец произнесла она.
- Это не он. Я сама.
- Убеждай в этом родителей. Я же прекрасно вижу, кто приложил руку к твоему неземному преображению.
В другое время сухой напряжённый голос няни расстроил бы и даже напугал Гедерику, но за это утро она передумала и пережила слишком много, чтобы остро реагировать на пусть грозные, но слова. Расстроенную, запутавшуюся девушку волновало совсем другое, и, подняв на эльфийку красные от пролитых слёз глаза, она тихо спросила:
- Почему они так со мной?
Телль разжала пальцы. Серые глаза потеплели и стали задумчиво-грустными.
- Поздно же ты опомнилась, Геде.
- Я... - Голос девушки сорвался. Она и сама не знала, почему молчала эти два месяца. Ведь она могла поговорить с мамой, с отцом, с Тель, в конце концов. - Я... - Гедерика вновь осеклась и вдруг прижалась к няне, крепко обхватив её руками.
- Пойдём, Геде. Поговорим дома. - Телль склонилась к уху девушки и чуть слышно добавила: - На нас уже посматривают. Твоё заклинание почти разрушилось, а я колдовать не хочу. Колдующая эльфийка посреди столицы слишком приметное зрелище.
- Хорошо, - обречённо кивнула девушка. - Всё равно, я вряд ли бы рискнула сбежать.
- Это стало бы самой большой твоей ошибкой.
- Знаю. И всё же... - Гедерика отступила от няни и несмело взглянула в красивое понимающее лицо. - Мне не понравился Дигнар. Я ненавижу его!
- Тише, Геде. Идём. - Эльфийка схватила девушку за руку и потащила её за собой.
Наследник тиратского сатрапа Дигнар полузакрыв глаза лежал в ванной. Прохладная, с запахом мяты и лимона, вода приятно холодила кожу, а свежие, резкие ароматы бодрили и медленно, но верно изгоняли тяжелое, затянувшееся похмелье. "Угораздило же меня напиться перед самой встречей с местными стариками, - недовольно морща нос, думал Дигнар. - Вроде и выпил немного, а состояние, как после недельного запоя. Хорошо ещё, что с лошади сумел сам слезь и до комнаты на своих двоих дойти, почти не шатаясь. А то рухнул бы под ноги местной знати, позору бы было... А так они, похоже приняли мой бледный вид за усталость... Во всяком случае, сочувствие в их взглядах присутствовало. А может они и сами не прочь пивка попить и прекрасно всё поняли?"
Дигнар поджал пухлые капризные губы и глубоко вдохнул холодный мятный запах, надеясь унять тупую боль в голове, а заодно прогнать неприятную мысль, но ни то не другое не вышло, напротив боль как будто усилилась, а мысли понеслись в ещё более неприятном направлении: он представил себе красное от гнева лицо отца, читающего донос о его безобразном, возмутительном поведении. Вода в ванной тот час показалась омерзительно холодной, кожа покрылась мелкими пупырышками. Дигнар резко поднялся и выскочил из ванной.
- Халат! - дрожа от холода и злобы, гаркнул он во всю мощь лёгких, резко тряхнул головой и едва не застонал от боли: по затылку, словно кузнечным молотом шарахнули, к горлу подступила желчь. Пол под ногами дрогнул, накренился, а разноцветная плитка, которой были облицованы стены комната, вдруг ожила, слилась в радужном хороводе и закружилась, как бешеная.
На мокрые плечи легла мягкая, тёплая ткань, а сильные руки, будто невзначай, удержали Дигнара от неминуемого падения. Пёстрый хоровод замер ровными неподвижными плитками, а пол обрёл умиротворяющую неподвижность. Руки, подержавшие сына сатрапа в трудную минуту, исчезли, и тот, запахнув длинные полы и завязав на поясе широкий цветастый кушак, медленно побрёл к двери, которая распахнулась, едва он слегка коснулся её рукой. Переступив порог, Дигнар остановился, рассматривая открывшуюся глазам спальню. В общем, ничего особенного: плотные шторы на окнах, огромный красно-зелёный ковёр на полу, стены, обитые тканью в тон ковру, мебель, сработанная из редкого в Тирате красного дерева, и большое напольное зеркало в массивной резной раме. Именно к нему Дигнар и направился, хотя гораздо больше его манила широкая, низкая кровать с призывно откинутым покрывалом и пышными подушками. Однако разлёживаться было некогда, и, бросив на вожделенную постель тоскливый взгляд, сын сатрапа уставился на своё зеркальное отражение. С минуту он тщательно разглядывал невысокого молодого мужчину в длинном банном халате. Густая, чёрная грива мокрых волос, простое, открытое лицо...
Дигнар сморщил курносый нос и коротко ругнулся: вчерашняя попойка в последней на пути в столицу Ликаны гостинице даром не прошла. Глаза обзавелись уродливыми синеватыми мешками и покраснели, щёки же наоборот побледнели, и пористая вялая кожа выглядела как обесцвеченный апельсин.
- Краса-авец... - протянул сын сатрапа, недовольно сдвинул толстые губы, отошёл от зеркала и без сил рухнул в кресло, заставив несчастную мебель обиженно скрипнуть. От резкого движения успокоившаяся было боль вновь сдавила виски и беспокойно завозилась в затылке. К горлу подступила тошнота, желудок сжался, и его содержимое низверглось в серебряный тазик мгновенно появившийся перед ним. - Да что ж это такое?! - прохрипел Дигнар, вытирая губы рукавом. - Сколько мне ещё мучиться? А ещё этот идиотский приём! Там ведь пить и есть придётся...
Новый рвотный позыв прервал его мысли. Тиратец склонился над тазиком. Его выворачивало долго и основательно. И когда Дигнар поднял бледное, мокрое от пота лицо, в маленьких красных глазках светились мука и злость.
- Чтоб им всем провалиться... - простонал несчастный и откинулся на спинку кресла.
Руки, лежащие на подлокотниках, мелко дрожали, а в уголке рта застыла капелька пенистой горькой слюны. Мимолётный взгляд в зеркало, и сын сатрапа расстроился окончательно. "Краше в гроб кладут!" - с досадой подумал он, осторожно поднялся и нетвёрдым шагом направился обратно в ванную. Вымыв лицо и прополоскав рот, Дигнар вернулся к зеркалу. Выглядел он также плохо, как и десять минут назад. Бесстрастное стекло по-прежнему отражало его пористое одутловатое лицо, обескровленные губы и красные щёлочки глаз. "И сделать ничего нельзя!" - Тиратец, скрипнул зубами и перевёл взгляд на стенные часы: до приёма оставалось жалких тридцать минут - только-только одеться успеть.
- Ваш костюм, хамир, - прозвучал за его спиной тихий голос, и в зеркале возникла закутанная в чёрное фигура. На вытянутых руках лежало роскошное красно золотое одеяние. Недовольно поводив ртом, Дигнар слегка кивнул, дав понять, что готов одеваться, и фантоши засуетились вокруг него, наряжая в парадный костюм.
Спустя четверть часа сын сатрапа был готов к выходу. Тщедушную фигуру облегал помпезный красно-золотой костюм, на ногах красовались низкие бархатные сапоги на высоком каблуке, в аккуратно расчёсанных волосах сверкал золотой венец. Однако Дигнар остался недоволен: богатые одежды, казалось, лишь подчеркнули покойницкую бледность его лица.
- Вот зараза... - пробурчал он, задумчиво потёр переносицу, и вдруг его осенило.
На толстых губах заиграла змеиная усмешка, глаза нехорошо блеснули, а руки сжались в кулаки: сын сатрапа редко использовал своего лучшего фантоша таким образом, но сегодня положение было безвыходным. Он отвернулся от зеркала и приказал: